Лоуренс Уотт-Эванс Заклятие Черного Кинжала

Часть первая ВОРОВКА

Глава 1

Дом был великолепен. Декоративные зубцы на крыше отличались высотой и изяществом, тщательно выкрашенные угловые колонны украшала тонкая резьба, а мелкий переплет широких окон образовывал причудливый узор. Частично стекла были цветными, но в основном застекление состояло из прозрачнейшего хрусталя, за которым Табеа могла различить плотно задернутые занавеси и шторы из бархата, шелка и других дорогах тканей. Здесь не нашлось места простым хлопковым занавескам или деревянным ставням.

Дом стоял на углу Большой Улицы и Улицы Чародеев. Парадный вход находился прямо на перекрестке. В каменной, обрамляющей дверь арке с обеих сторон виднелись небольшие святилища с фонтанчиками и вечными огнями. Толстый слой блестящей черной эмали не позволял определить, из какого материала сделана дверь, но ее края отсвечивали полированной латунью, а сверкающие заклепки образовывали сложный спиралевидный орнамент.

Несмотря на довольно выгодное месторасположение, в стенах здания не было витрин, а над входом не висела вывеска. Значит, дом жилой, бизнесом здесь не занимаются. «Интересно, кто же решился построить такое прекрасное здание здесь, в районе Больших Ворот?» — подумала Табеа. Дом явно заслуживал более детального изучения. Девочка много раз проходила мимо, но никогда не обращала на него внимания.

Немного полюбовавшись святилищами у входа, Табеа побрела дальше. Она ничем не отличалась от любой другой юной обитательницы города, наслаждающейся вечерней прогулкой, или от ученицы, возвращающейся домой после занятий. Чуть задержавшись у дальнего угла здания, девочка оглянулась с таким видом, будто старалась что-то припомнить. На самом же деле Табеа хотела проверить, не наблюдают ли за ней.

Во всех четырех кварталах, отделяющих дом от Рынка у Больших Ворот, она насчитала около дюжины пешеходов, но ни один из них не смотрел в ее сторону. Никто не высовывался из окон и не торчал у дверей своих лавок. Сама рыночная площадь кишела людьми, но это вряд ли имело значение, потому что с такого расстояния лица даже при ярком свете представлялись неясными пятнами. Никто из торговцев и покупателей не сможет в будущем ее опознать.

Убедившись, что все в порядке, девочка сделала несколько шагов и нырнула в узкий проход за домом. На Большой Улице было довольно светло — у дверей многочисленных лавок и таверн горели разноцветные фонари, но здесь, в проулке, стоял непроглядный мрак; ни одного лучика света не пробивалось ни из окон дома слева, ни из-за ставней чайного заведения справа.

Табеа остановилась, выжидая, когда глаза привыкнут к темноте. Но чем дольше она оставалась вблизи людной улицы, тем больше было шансов оказаться замеченной и подвергнуться допросу. Табеа скользнула во тьму, двигаясь осторожно, словно слепая.

На ощупь стена здания оказалась прочной, гладкой и без единой трещины. Девочка даже начала подумывать, что совершила ошибку. В доме вообще могло не оказаться черного хода.

Но сидящая в ней воровка уже учуяла богатую добычу. «Проходы за домами для того и делаются, чтобы можно было пройти через заднюю дверь», — внушала себе Табеа. И если этот паршивый проулок предназначен для чего-то другого, в стене обязательно найдутся окна — все здания необходимо проветривать. И чем громаднее здание, тем больше окон нужно для вентиляции.

Однако внутренний голос не переставал твердить, что эти окна могут оказаться слишком высоко от земли.

Наверное, следовало бы спланировать все как следует, подумала Табеа, и, вместо того чтобы повиноваться капризу, осмотреть здание днем, узнав, кто его хозяин.

Но так или иначе она уже здесь, и отступить — значит струсить.

Правда, если двери все-таки не обнаружится, ей останется только отправиться восвояси и попытаться проникнуть в дом как-то иначе.

В следующее мгновение пальцы девочки нащупали дверную раму, и по мордашке маленькой воровки расплылась довольная улыбка.

Табеа остановилась и немного выждала. Зрение наконец начало адаптироваться к темноте. Да, перед ней действительно дверь, хотя заметен лишь ее общий контур без всяких деталей. Табеа попыталась повернуть ручку.

Заперто, как и следовало ожидать. Девочка ухмыльнулась, отстегнула от пояса нож и извлекла скрытую в густых волосах отмычку. Темнота не имела значения — замки всегда вскрываются только на ощупь. Наконец-то Табеа получила возможность применить на практике знания, полученные у Клуроса, и результаты упорных домашних тренировок.

Пять минут спустя дверь распахнулась, и она скользнула внутрь дома, стараясь не шуметь. Запор оказался до смешного простым, и только отсутствие опыта, тяжелая задвижка и чрезвычайная осторожность помешали Табеа сладить с ним за считанные секунды. Кому бы ни принадлежал дом, его владелец явно не пожелал тратиться на хитроумные замки и запоры.

Однако это еще ничего не значило. Иногда простой замок означал наличие иных мер предосторожности: охранных заклинаний, сторожей или каких-нибудь других неприятностей.

Пока Табеа не видела никаких признаков дополнительной охраны. Правда, ей было невдомек, каким образом можно усмотреть охранное заклинание, — до сей поры ее никто этому не обучил.

Во всяком случае, ничего необычного она не узрела. И по совести говоря, увидеть ей вообще удалось очень мало.

В прихожей оказалось темнее, чем в проулке. Девочка, протянув вперед руки, пересекла крошечную комнатушку и едва не упала, споткнувшись о скобу для чистки обуви.

Через некоторое время ей удалось нащупать внутреннюю дверь, к счастью, оказавшуюся незапертой. За дверью царила такая же темнота, как и в прихожей. Табеа долго мучилась сомнениями, прежде чем рискнула зажечь свет.

В сумке у нее были трут, кремень и кресало, но высечь огонь оказалось непросто — темнота стояла непроглядная. Кроме того, девочка боялась произвести лишний шум — в доме могли оказаться люди. Лишь после нескольких безуспешных попыток фитилек занялся пламенем.

В его мерцающем свете Табеа огляделась, надеясь найти более надежный источник освещения. У двери, ведущей из дома в проулок, лежала свеча. Девочка зажгла ее, а затем потушила и спрятала в сумку трут.

Теперь, с горящей свечой в руке, она смогла как следует осмотреть прихожую.

Как и следовало ожидать, там не нашлось ничего заслуживающего внимания. У стены стояли полдюжины пар разнообразной обуви; над ботинками, туфлями и сапогами на той же стене висели крючки, половина которых была занята плащами или куртками; у противоположной стены почти все свободное пространство занимали деревянные комоды, но быстрый осмотр ящиков показал, что в них нет ничего, кроме перчаток, шарфов и иных столь же малоценных предметов.

Табеа не огорчилась, ведь это всего лишь прихожая, а ей предстояло обследовать целый дом. Кроме того, многие жители Этшара-на-Песках не могли позволить себе купить перчатки, шарфы или теплые плащи. По правде говоря, зима здесь не столь сурова, как в Сардироне или других Этшарах, и в теплой одежде особой необходимости не было. Значит, есть шанс, что дом, столь богатый зимними одеяниями, полон предметов, которые можно будет украсть и продать.

Табеа крадучись подошла к внутренней двери, осторожно открыла ее и заглянула в щель, подняв повыше свечу.

То, что она увидела, заставило ее широко улыбнуться. Вот это уже похоже на дело.

Соседнее помещение оказалось обеденным залом, и свет свечи заиграл на латуни, золоте, хрустале и великолепном полированном дереве. Девочка по-кошачьи мягко переступила порог обеденного салона.

Массивный стол из темного дерева в свете свечи выглядел абсолютно черным. Боковые грани столешницы украшала резьба в виде сплетенных змей, на углах гирлянда прерывалась барельефами с изображениями певчих птиц с распростертыми крыльями. Над столом висела массивная люстра с хрустальными подвесками — настоящее произведение искусства. Шесть окружающих стол стульев из того же темного дерева были обиты темно-красным бархатом.

Вдоль стен располагались серванты вишневого дерева; огонек свечи возвратился к девочке, многократно отразившись в толстенном стекле их дверок. За стеклянной преградой поблескивали хрустальные бокалы и посуда из тончайшего фарфора.

Неожиданно боковым зрением Табеа уловила какое-то движение. На короткий миг она замерла, но тут же успокоилась, определив, что движущийся предмет находится внутри серванта. Девочка неохотно подошла к шкафу и прижалась носом к стеклу.

Нижнюю полку занимал изящный серебряный чайный сервиз. Чайник из сервиза двигался, расхаживая на трех длинных птичьих лапках. Крошечные металлические коготки негромко постукивали по полировке. Затем чайник присел, поджав под себя лапки, и замер.

Табеа, улыбнувшись, потянула из-за пояса пустой мешок, но вовремя опомнилась. Чайник с магической анимацией, бесспорно, отличная добыча — подобные предметы стоят целое состояние. Но, к сожалению, в силу их уникальности и высокой цены ни один скупщик краденого не желает с ними связываться.

Хрусталь тоже стоил немало, но торопиться не следовало. Большую часть дома ей еще предстояло исследовать.

В обеденный зал выходили еще три двери — по одной в каждой стене. Без всякой видимой причины Табеа выбрала левую, ведущую более или менее в сторону фасада, если, конечно, считать, что в угловом доме таковой имеется.

Дверь вывела ее в гостиную или салон, столь же темный и нежилой, как и обеденный зал, — в камине не осталось даже следов золы. Окна в дальней стене были закрыты ставнями и плотно занавешены. Там и сям стояли стулья и диванчики. Посаженная в большой горшок пальма покачивалась на сквозняке.

Табеа вновь застыла, догадавшись, что никакого сквозняка в комнате быть не может.

Пальма продолжала равномерно раскачиваться, и воровке стало ясно, что деревцо приспособлено в качестве опахала над одним из кресел.

Ну конечно же, оно обмахивает кресло! Еще немного магии, чтобы обеспечить прохладу жарким летним днем. Еще один предмет обихода, изготовленный чародеем или волшебником. Нечто вроде того бродячего чайника.

Владелец дома, кем бы он ни был, ужасно богат, если может позволить себе пользоваться магическими предметами для столь прозаических целей. Табеа подняла свечу и еще раз огляделась по сторонам.

С каминной доски на нее глазел какой-то неведомый идол. В нем было нечто от гуманоида и от лягушки. Зеленоватый, с торчащими остроконечными ушками и ростом с небольшую кошку. Табеа подошла поближе, чтобы посмотреть, не украшен ли истукан драгоценными камнями или золотом.

Но идол вдруг взвизгнул, подпрыгнул, соскочил на пол и вереща выбежал вон из комнаты. Издаваемые им звуки при желании можно было принять за слова.

Табеа от неожиданности едва не вскрикнула, но, взяв себя в руки, виновато огляделась по сторонам.

Именно так в прошлом году попался Теллет Домушник. Его схватили, подвергли бичеванию и навсегда изгнали из города, а все потому, что Теллет, уронив себе на ногу статуэтку, не сдержался и выругался вслух, чем разбудил спящего на верхнем этаже хозяина. Негодяй сбежал вниз, чтобы посмотреть, что случилось, не забыв прихватить с собой меч. Нет, она не последует примеру Теллета.

Итак, Табеа взяла себя в руки, и произведенный ею шум оказался не громче прерванного на середине вздоха. Теперь, если это крошечное противное создание не поднимет тревогу...

Интересно, что это за мерзость? Скорее всего какое-то магическое создание, мрачно подумала она, еще раз бросив взгляд на раскланивающуюся пальму. Да, этот дом явно превысил причитающуюся ему долю магии.

Как ей хотелось обладать магическими способностями — пусть даже самыми небольшими. Подобно всем детям Этшара, она мечтала стать чародеем или ворлоком, носить причудливо-роскошную мантию и видеть, как люди расступаются перед нею на улицах.

Увы, эти мечты, конечно же, не остались мечтами. Но может быть, когда-нибудь, достаточно разбогатев, она сумеет купить магические предметы вроде тех, которыми владеет здешний хозяин.

Табеа решила осмотреть еще одну комнату и через арку вышла в широкий коридор со стенами, отделанными дорогими деревянными панелями. Коридор заканчивался лестницей. Дом был трехэтажным, но Табеа подозревала, что верхний этаж занимают чердачные помещения. Подниматься наверх она пока не хотела, если в доме кто-то и есть, то он спит именно там, и осмотр верхних комнат следует оставить на самый конец.

Когда она размышляла, стоя у подножия ступеней; ее внимание привлекла дверь справа. Эта дверь оказалась полуоткрытой, в то время как все остальные или стояли распахнутыми, или были плотно закрыты. Любопытно. Прикрыв ладонью язычок пламени, девочка подкралась поближе и заглянула внутрь.

Обеденный зал, гостиная и коридор были просторны, элегантны, роскошно обставлены и, насколько она заметила, безукоризненно убраны. Открывшееся ее взору помещение являло собой их полную противоположность. Эта большая комната была до отказа забита книгами, бумагами, ящиками, коробками, банками, бутылками и прочей чепухой. Стены заставлены полками, стеллажами, диаграммами, чертежами и таблицами. На полу виднелись пятна и разводы от пролитой жидкости, как старые, так и совсем свежие.

Чья-то рабочая комната, вне всяких сомнений. Здесь ведутся счета по хозяйству, решаются все многочисленные проблемы, которые неизбежно возникают у владельца большого дома. В этих банках-коробках скорее всего хранятся соленья, варенья, старые булавки и прочая ненужная мелочь.

Пол кое-где был присыпан опилками или еще какой-то измельченной субстанцией, на которой виднелась тонкая цепочка следов. Видимо, сюда бросилось спасаться напуганное маленькое чудовище. Табеа подняла свечу, чтобы проверить, не укрылось ли это существо в каком-нибудь темном углу.

Только сейчас она впервые заметила, что с потолка что-то свисает, и пристально вгляделась в странный предмет.

Интересно, кому пришла в голову мысль повесить в своей рабочей комнате мумию летучей мыши?

Девочка более тщательно осмотрела окружающие ее предметы. На одной из полок она увидела коллекцию костей — от крошечных, принадлежавших мышам или землеройкам, до челюсти довольно крупного дракона. Самая большая банка содержала вовсе не соленья, а служила хранилищем мумифицированных пауков размером с ладонь. Красная субстанция, которую Табеа приняла за джем и варенье, оказалась кровью. Девочка сумела прочитать этикетки. Самая большая бутыль была наполнена кровью дракона, а та, что стояла рядом, содержала — невозможно представить! — кровь девственницы.

Табеа все поняла, и ее начала колотить дрожь. Неудивительно, что в доме оказались магический чайник, волшебная пальма и странное тонконогое создание.

Она забралась в жилище чародея.

Глава 2

Табеа осторожно двинулась к двери в дальней стене рабочего помещения.

Разумнее всего было бы бежать, бежать как можно скорее. Ввязываться в дела магов смертельно опасно. Это знает каждый младенец, и Табеа не исключение. Имелся и иной соблазнительный, хотя и несколько рискованный вариант — бежать, прихватив с собой какой-нибудь ценный неволшебный предмет.

Но сил противиться соблазну не было. Нет, она не станет подчиняться требованию здравого смысла. Чародейство всегда завораживало ее, и сейчас, оказавшись в жилище чародея, она не уйдет, не разнюхав все до конца.

Если бы она знала, что это дом мага, ее ноги здесь бы не было. Но поскольку Табеа обратила внимание на здание по пути на Рынок у Больших Ворог, куда частенько хаживала в надежде стянуть что-нибудь ценное, она решила, что дом стоит на Большой Улице, забыв, что он выходит и на другую оживленную магистраль — Улицу Чародеев. Люди обычно стараются не сердить магов, наверное, поэтому в доме не оказалось ни надежных замков, ни иных средств охраны. В жилищах на Улице Чародеев в них просто нет нужды.

«Ни за что не влезла бы сюда, если б знала, — думала Табеа, — но теперь, оказавшись в доме, я не прощу себе, если не исследую все до конца».

Из-под двери пробивался свет — очень слабенький, еле заметный, — но девочке нестерпимо захотелось увидеть его источник. Медленно и совершенно бесшумно она опустилась на колени и, скорчившись, заглянула в щель.

Там, за дверью между каменных стен, она увидела ведущие вниз ступени. Не веря своим глазам, Табеа поморгала и снова прильнула к щели.

Каменные ступени, ведущие вниз? Подавляющая часть домов в Этшаре-на-Песках не имеет подвалов. Пески, в честь которых получил свое название город, неимоверно затрудняют земляные работы — все углубления тут же осыпаются. По той же причине большинство строений в городе не превышают трех этажей. Более высокие сооружения либо заваливаются, либо проседают. Некоторые особо эксцентричные обыватели ухитряются выкапывать погреба для хранения овощей, мяса или вина, но эти детища экстравагантности обычно довольно мелки, и спускаются в них по приставным деревянным лестницам.

Из рассказов о далеких землях Табеа знала о существовании подвалов, но пока ни одного не видела, если не считать подвалами узкие щели, в которых ей иногда приходилось прятаться. Представление о подземельях в ее уме сводилось к донжону в замке Верховного Правителя (о тамошних темницах она слышала всю жизнь или, скорее, ровно столько, сколько себя помнила), а также к таинственным вооружениям в далеких и экзотических странах.

Как ей хотелось увидеть больше! Со своего места на уровне пола она могла рассмотреть лишь каменные стены, железные перила и одну-единственную верхнюю ступень.

Вдруг Табеа поняла, что до нее доносится чей-то голос. Затаив дыхание и стараясь не обращать внимания на удары сердца, она превратилась в слух. Голос принадлежал немолодому мужчине, говорившему неторопливо и назидательно, — слов, увы, Табеа не разобрала.

Может, это тот чародей, в чьей рабочей комнате она находится?

Ну конечно, он, кто же еще? Наверное, он произносит заклинание? А может быть, она слышит магические формулы? Неужели маг общается с каким-нибудь духом или вызывает иное сверхъестественное существо?

До слуха Табеа доносился лишь один голос — ответов она не слышала, хотя по тону было ясно, что мужчина к кому-то обращается.

От напряжения и внутреннего возбуждения Табеа начал бить озноб.

Здесь, в подвале, маг наверняка вершил свои тайные дела. Если бы он спустился распить бутылочку, то не стал бы бубнить таким тоном и, кроме того, она слышала бы его шаги. Однако голос звучал ровно и исходил из одного места, как будто его обладатель стоял или сидел. И вообще обычной работой в подвалах не занимаются, время просто так там не проводят; подвалы созданы для сокрытия тайн, для свершения мистических действий, не предназначенных для посторонних глаз.

В следующее мгновение раздался шорох, и Табеа, отпрянув от двери, вскочила на ноги. От резкого движения пламя свечи заколебалось и едва не потухло.

На воровку, взгромоздясь на стопку бумаг, взирало маленькое зеленое существо. Затем оно пискнуло и прыснуло в темноту, рассыпав листки.

Табеа одними глазами проследила за его исчезновением, не пытаясь бежать. Пламя свечи колебалось — на стенах и на полу бешено плясали тени. Девочка боялась двигаться, понимая, что в этой безумной пляске меняющихся форм она может споткнуться или налететь на какой-нибудь предмет.

Более того, свеча могла погаснуть, а чародей вынырнуть из подвала, прежде чем Табеа успеет снова зажечь ее. Девочка стояла у дверей в подземелье, прикрывая свечу ладошкой, до тех пор пока пламя не стало гореть ровнее. Со времени исчезновения звереныша, а может быть, и бесенка прошлого довольно много времени.

Наконец она повернулась к двери и, затаив дыхание, прислушалась.

Полоска света под дверью теперь приняла очертание буквы «L». Дверь не была заперта, и Табеа, вскакивая, задела ее, приоткрыв чуть-чуть шире.

Девочка понимала, что из дома, пока это еще возможно, надо смываться, но искушение сказалось слишком велико. Сил отказаться от возможности увидеть чародея за работой не было.

«Кто знает, — думала Табеа, — может быть, и я могла бы стать чародеем, сложись моя судьба несколько иначе. Не исключено, и у меня есть талант к магии. Кто знает?»

Конечно, она понимала, что знать это может любой дипломированный чародей, но ей ни разу не представилась возможность спросить.

Или ей просто не хватило смелости сделать это?

Такая нелепая мысль заставила ее фыркнуть. Неужели она, Табеа Воровка (эту кличку она придумала себе в прошлом году), многообещающая карманница и одаренная домушница, сумевшая забраться в жилье чародея, побоялась бы задать вопрос представителю магической профессии?

Впрочем, время для этого упущено. Ей уже пятнадцать, а никто не возьмет ученика, которому больше тринадцати.

Если бы семья захотела помочь, когда ей исполнилось двенадцать, если бы отчим согласился замолвить за нее словечко...

Но этого не случилось. А когда Табеа к нему обращалась, он отказывался, отговариваясь занятостью, либо бывал пьяным в дым. Десятки раз он обещал заняться этим позже и обязательно устроить ее жизнь, но так ничего и не сделал. Мать — тоже дрянь порядочная — вечно возилась со своими двойняшками; а когда те, по счастью, одновременно засыпали, она уже настолько изматывалась, что могла заниматься лишь самыми неотложными делами. Табеа в ее глазах была большой девочкой и могла сама о себе позаботиться. Мать иногда помогала детям заниматься азбукой и цифирью, но из дома не выходила, опасаясь, что двойняшки продерут глаза и начнут орать.

Когда Табеа исполнилось тринадцать, только старый Клурос принял в ней участие. Это не было официальным ученичеством — в Этшаре не имелось гильдии воров и взломщиков, но даже такое ремесло лучше, чем ничего.

Во всяком случае, лучше борделя в Солдатском Городке.

Кроме того, Табеа знала, что ее внешность и обаяние не обеспечат ей успех в борделе. В присутствии незнакомых людей она всегда чувствовала себя крайне стесненно. Все могло закончиться тем, что, не найдя клиента, она ночевала бы на Поле у Пристенной Улицы. Наверное, ей давно следовало убежать из дома, подобно старшему брату Танду. Но у Табеа просто не хватило мужества.

Итак, она стала воровкой. И это занятие подходило для нее как нельзя лучше. С самого детства девочка научилась оставаться в тени, стараясь не попадаться на глаза раздраженной матери и избегая встреч с вечно пьяным и злющим отчимом.

Во всяком случае, она не пропала без вести, как пропали Танд и отец. Воровство давало ей пищу, после того как это отказался делать отчим. Тенниа попрошайничала на Рынке у Больших Ворот, Тесса подозрительно много времени проводила в Солдатском Городке, Табеа же в целом существовала совсем неплохо. Два года воровства преподнесли ей несколько весьма приятных подарков.

И вот ремесло привело ее в этот дом, дав возможность исподтишка наблюдать за чародеем, творящим тайные дела в подземелье. Осторожно, дюйм за дюймом, она начала открывать дверь, чуть приподнимая ее за ручку, чтобы не скрипнули петли.

Да, она не ошиблась, вниз действительно шли ступени, зажатые между каменными стенами. В конце лестницы горела лампа. Удлиненная тень девочки легла поперек комнаты.

Она начала осторожно спускаться, затаив дыхание и останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы прислушаться и присмотреться. Мужской голос — голос чародея — с каждым шагом гудел все громче и громче. И наконец Табеа увидела, что находится за аркой в конце лестницы.

Там была небольшая каменная площадка, огороженная черными железными перилами; лестница же раздваивалась, и ступени шли далее вниз по обеим сторонам площадки. Неужели подземелье было таким глубоким?!

В конце лестницы ею вновь овладела неуверенность. Внизу открылась огромная палата, залитая светом из многорожкового канделябра, висевшего прямо перед ней, но за пределами каменной площадки с черными перилами. Что там происходило, Табеа не видела.

Но если она двинется дальше, ее заметят.

Девочка прислушалась и поняла, что уже может разобрать слова.

— ...он — часть тебя, — говорил чародей. — Частица твоей души, твоей сущности. Он — не сгусток энергии из случайного источника, к которому ты можешь обратиться вовне...

До Табеа впервые донесся ответ. Голос был высоким и принадлежал то ли ребенку, то ли женщине. Слов она не разобрала.

Нет, отказываться от такого захватывающего приключения просто преступно. Она двинулась вперед, пригибаясь все ниже и ниже. Арку девочка миновала уже на коленях, а к металлическим перилам подползла, лежа на животе. Ладонями она опиралась о каменный пол, готовая в случае опасности мгновенно вскочить и бежать.

Ее глазам открылся подвал, подземелье или, если хотите, склеп. В дюжине футов над ее головой находился сводчатый потолок с ребрами многочисленных арок, а пол оказался в двадцати футах ниже площадки — или (по ее прикидке) около тридцати футов под землей. Поразительно, почему море не затопило подземелье?

Но чему удивляться? Мощные каменные стены служили надежным заслоном и были способны сдержать напор воды и песка. Каждая стена с каменными опорами являла собой квадрат со стороной в тридцать футов, в результате чего помещение оказалось почти правильным кубом. Напротив лестницы находился широкий очаг, сложенный из сланца. Над очагом шел полированный каменный дымоход. Окна в помещении, естественно, отсутствовали, а у каждой стены стоял тяжелый стол на козлах.

Пол в палате был выложен каменными плитами и покрыт пушистым ковром, на котором, скрестив ноги, лицом друг к другу сидели два человека — мужчина лет пятидесяти и девочка года на два моложе Табеа. Облаченный в красную мантию мужчина держал в руках серебряный кинжал, второй кинжал и кожаные ножны лежали у его колена; на полу в беспорядке валялось еще несколько небольших предметов. На девочке была простая белая накидка, и ее руки оставались пустыми. Она внимательно слушала чародея.

— Лезвие никогда не затупится, если ты жива и здорова, — произнес мужчина. — А полировка будет неизменно сверкать, пока ты хранишь крепость духа.

Девочка молча кивнула. Табеа смотрела во все глаза. Вне всякого сомнения, перед ней чародей со своей ученицей.

— Единственным прикосновением он разрушит любые оковы, даже тяжелые цепи, — продолжал чародей. — Я имею в виду оковы материальные. Он может справиться с легкими заговорами и даже некоторыми заклятиями, но существуют такие заклинания, против которых он бессилен.

Табеа позволила себе немного расслабить руки. Парочка настолько увлечена беседой, что заметит ее только в том случае, если она оплошает и привлечет их внимание.

— Все это не более чем побочные эффекты, — сказал чародей, — своего рода вторичный продукт. Надеюсь, после четырех месяцев занятий ты это понимаешь?

— Да, — приглушенно ответила девочка.

— Итак, если ты усвоила, что представляет собой атамэ и почему истинный чародей должен таковым обладать, пробил час для изготовления твоего собственного атамэ. Я прав?

Девочка посмотрела в лицо чародея и еще раз сказала:

— Да.

— Обучение займет несколько дней, но мы можем приступить уже сегодня.

Ученица молча кивнула. Табеа приготовилась слушать и устроилась поудобнее, положив руки под подбородок. Ее сердце неистово колотилось.

Она не поняла смысл слова, употребленного мужчиной. Но он говорил о чем-то, необходимом каждому чародею. Странно, что она никогда не слышала ничего подобного. Наверное, это один из секретов Гильдии Чародеев, знать который имели право только посвященные. Возможно, она столкнулась с одной из их самых сакральных тайн.

Обладание таким секретом может оказаться весьма и весьма полезным. Шантажировать чародея Табеа, конечно же, не осмелится, но не исключено, что на тайну найдется покупатель.

А может, она сама сумеет повторить заклинание и изготовит эту вещь для себя.

Не исключено, что она таким образом без всяких учителей станет чародейкой, и об этом никто не узнает. Если бы ей удалось овладеть магией...

Девочка обратилась в слух.

Глава 3

Сараи немного нервничала, окидывая взглядом Палату Справедливости.

Она сидела слева от отца, совсем рядом с подиумом. За ее спиной находился красный бархатный занавес с печатью Верховного Правителя, вытканной чистым золотом. Палата была узкой и длинной с наклонным полом, чтобы арестанты и просители смотрели на Министра Справедливости снизу вверх, как на нисходящее с небес божество. Архитектор оказался мастером своего дела, и снизу заметить покатость было практически невозможно.

Дворец Правителя от подвала до крыши полнился подобными хитростями. В Палате Большого Совета, находящейся под Большим Залом Правителя, двери были скрыты от глаз, что создавало атмосферу особой секретности и доверительности. Однако в стенах помещения имелись потайные отверстия, через которые можно было и подсматривать, и подслушивать. Да и Большой Зал Правителя сознательно разместили под огромным куполом, чтобы поражать воображение просителей. Любая комната дворца служила памятником изобретательности строителей, и Палата Справедливости исключением не являлась.

Архитекторы, правда, не учли, что наклонный пол вынуждал Министра — отца Сараи (а в данный момент и ее) постоянно смотреть вниз. Возможно, они подумали об этом, но не стали принимать во внимание такую мелочь или даже решили, что взгляд сверху вниз лишь утвердит уверенность Министра в своем величии.

Сараи ничего не могла сказать об отце, но сама она панически боялась упасть. Ей казалась, что она вот-вот соскользнет со своего кресла и покатится вниз по твердому мраморному полу к разношерстному сборищу бродяг, воров и иных негодяев, ожидающих в дальнем конце зала решения своей участи.

На всякий случай Сараи покрепче вцепилась в золоченые подлокотники кресла.

Сегодня ей впервые позволили наблюдать за работой отца, и она боялась сказать или сотворить нечто такое, что может поставить Министра в неловкое положение. Подобными опасениями она объясняла свою нервозность. Сараи прекрасно понимала, что все это глупость: покатость пола очень мала, и никакого риска свалиться с кресла нет. Ей десятки раз приходилось бывать в этом зале, и она ни разу даже не поскользнулась. Однако тревога не проходила.

«Надо меньше обращать внимание на помещение и больше на то, что в этом помещении происходит, — думала Сараи. — Тогда и глупости в голову не полезут».

— ...не в силах уразуметь, Лорд Калтон, как вы можете ставить слово этой... этой деревенщины выше слова вашего кузена в третьей степени! — произнес хорошо отрепетированным тоном искреннего возмущения Бардек — младший сын Беллрена, Лорда Охотника.

— Я, однако, в силах уразуметь это, — сухо ответил Лорд Калтон. — Поскольку придворный теург утверждает, что вы совершили именно то, в чем вас обвиняет эта добрая женщина.

Бардек бросил короткий, злобный взгляд на Окко. Маг ответил ему равнодушным взором, не переставая выводить длиннющим указательным пальцем круги на крышке стоящего рядом с ним Стола Улик. Белая бархатная мантия болталась на нем как на вешалке, из широкого рукава высовывалась костлявая старческая рука, но, несмотря на это, сидящий Окно выглядел куда более грозным, нежели выпрямившийся во весь рост юный и мускулистый Бардек.

— Насколько я понял, — продолжал отец Сараи, — вы решили не заявлять о наличии смягчающих обстоятельств. Итак, вы уверены, что не желаете обратиться к милосердию Верховного Правителя?

— Нет, Лорд Калтон. Категорически нет. Я не виновен! — стоял на своем Бардек. — За мной нет никакой вины, и мне лишь остается предположить, что кто-то из моих недругов подговорил эту женщину выдвинуть против меня абсурдные обвинения, а некие злые силы вынудили нашего достойного Лорда Окко им уверовать...

— Я — не Лорд, — оборвал Бардека Окко тоном, которым обычно произносят смертные приговоры.

— Жаль, что я не могу сказать этого о нашем юном друге, — громко заявил Лорд Калтон. — Он, увы, принадлежит к одному из самых благородных семейств нашего города, семейству, которое призвал на службу сам Правитель. Но наш юный друг не только аристократ, но и глупец, так как отягощает свое деяние клятвопреступлением и ложными обвинениями. Причем нелепейшими.

Лорд Калтон вздохнул и посмотрел на дочь. Сараи молча следила за процедурой судопроизводства.

Ну что ж, пусть она узнает, какой это труд.

— Что же, прекрасно, — продолжил Министр. — Поскольку вы не только не раскаиваетесь, но даже упорствуете в своем заблуждении, я именем Верховного Правителя предписываю вам в троекратном размере возместить из ваших личных средств и владений все потери этой доброй женщины. Что составит... — Он поднес к глазам свиток, висевший у его левой руки, и продолжил: — ...три полноценные курицы, три дюжины первоклассных куриных яиц, три повозки и шесть волов или эквивалент всех перечисленных животных и предметов в серебре. Кроме того, я приговариваю вас к десяти ударам плетью, дабы напомнить, что аристократы города не господа над его обитателями, а всего лишь слуги нашего возлюбленного Верховного Правителя. Бичевание также явится наказанием за то, что вы настояли на слушании дела в столь высокой инстанции и злоупотребили временем всех здесь присутствующих. Да свершится правосудие во имя Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара-на-Песках, Триумвира Гегемонии Трех Этшаров, Главнокомандующего Святым Воинством и Защитника Веры.

Бардек пытался протестовать, но два стражника уволокли его прочь. Молодой человек извивался ужом и отбивался ногами.

— Молодой идиот, — прошептал Лорд Калтон, наклонившись к Сараи. — Если бы у него хватило ума представить все как мальчишескую шалость, он отделался бы возмещением ущерба и символическим штрафом.

Девушка в изумлении подняла глаза и прошептала:

— Но ведь это же несправедливо. Получается, что женщина из-за глупости Бардека получила больше, чем...

— Верно. Но дело в другом. Здесь не место для разговоров. Обсудим все позже. — Он выпрямился и произнес: — Следующий.

Следующее дело оказалось спором о собственности. Обычно подобные разногласия решались в суде магистратов или капитаном городской охраны. Но в данном случае одну из спорящих сторон представлял именно такой капитан, поэтому решение вопроса передали наверх — самому Министру Справедливости.

Поскольку никто не оспаривал фактической стороны дела, участия магов не требовалось, однако старый Окко остался на своем посту. На сей раз Лорду Калтону предстояло не устанавливать истину, а искать справедливое решение.

Сараи, вполуха слушая скучнейшие подробности о туманно составленном завещании, нарушении договора о партнерстве, каком-то пьяном изыскателе и временно пересохшем колодце, думала о своем.

Итак, Бардек пострадал по собственной глупости, что в общем-то справедливо. Если у него хватит ума извлечь пользу из своей ошибки, изменить отношение к жизни, то урок пойдет впрок. Если нет, наказание может отбить у него охоту опрокидывать чужие тележки на Рынке у Больших Ворот, когда он в очередной раз напьется до потери памяти. Деньги для него значения не имели, однако бичевание забыть невозможно.

Но, с другой стороны, женщина — владелица тележки — получила слишком много. Возможно, она заслуживала некоторой компенсации за причиненные ей неприятности, но почему компенсация должна быть выше, если ответчик вел себя глупо на суде?

Естественно, приговор справедлив, поскольку молодой человек усугубил свою вину, назвав женщину лгуньей и таким образом оскорбив ее.

«Но для восстановления справедливости вполне хватило бы одного бичевания», — думала Сараи.

Она начала прислушиваться к тому, как разворачивается спор о собственности, особенно интересуясь вопросами, которые задавал отец.

По ее мнению, весь сыр-бор разгорелся из-за того, что был потерян текст договора между двумя уже успевшими умереть партнерами. Однако Лорд Калтон договором не интересовался и не просил Окко прибегнуть к магическим силам, чтобы восстановить первоначальное содержание документа. Вместо этого он внимательно изучил представленную одной из сторон диаграмму, а потом спросил:

— Следовательно, ваше семейство пользовалось колодцем последние двадцать лет?

— Так точно, сэр! — ответил капитан, вытянувшись по стойке «смирно».

— И вы никогда не сомневались в своем праве на него?

— Никак нет. Ни капельки не сомневался, сэр.

— Но предо мною новые замеры. Вы ставите под сомнение их точность?

— Никак нет, сэр, — без всякого энтузиазма ответил солдат.

Торговец начал улыбаться. Лорд Калтон, повернувшись в его сторону, спросил:

— Вы когда-нибудь оспаривали право капитана Олдрана на владение колодцем?

— Нет, милорд, но завещание моего отца...

Улыбку с физиономии купца словно стерли, когда Лорд Калтон прервал его речь взмахом руки.

— Знаю, — сказал судья, бросив еще один взгляд на диаграмму, и, обратившись к магу, произнес: — Окко, не могли бы вы одолжить мне свое перо?

Сараи с интересом проследила за тем, как отец, прочертив на листке линию, продемонстрировал его обеим спорящим сторонам:

— Являясь Министром Справедливости Верховного Правителя города, я объявляю этот участок земли, — он провел по диаграмме гусиным пером, — городской собственностью. Стоимость участка будет компенсирована собственнику в соответствии с требованиями закона и велениями обычаев. Указанный мною участок я оцениваю в пять серебряных раундов, кои должны быть выплачены владельцу из городской казны. Одновременно я объявляю, что город продает указанный участок капитану Олдрану в качестве компенсации за его беспорочную и верную службу своему Правителю. Цена устанавливается в пять раундов серебра, кои будут вычтены из жалованья капитана Олдрана. Все связанные с передачей собственности платежи и сборы отменяются распоряжением Министра Справедливости.

— Но колодец стоит дороже, — запротестовал торговец.

— А как насчет остальной земли? — устало поинтересовался Лорд Калтон.

— Ээээ...

— Да свершится правосудие во имя Эдерда Четвертого, Верховного Правителя Этшара-на-Песках, Триумвира Гегемонии Трех Этшаров, Главнокомандующего Святым Воинством и Защитника Веры, — провозгласил Лорд Калтон.

Сараи была восхищена решением отца. Она бы на его месте попросила Окко восстановить текст первоначального договора, после чего или капитан, или торговец одержал бы полную победу. В результате либо семья капитана осталась бы без колодца, которым она пользовалась несколько десятилетий, либо торговец лишился бы всего наследства, под залог которого были сделаны крупные заимствования. Одна из сторон получила бы больше, чем желала, а вторая — ничего.

Что же касается компромисса... Что ж, видимо, ни одна из сторон на него не шла, иначе дело не попало бы к Министру. А теперь, применив власть полномочного представителя Верховного Правителя, отец, исключил любую возможность оспорить решение сейчас или пересмотреть его в будущем. Возможно, ни один из спорщиков до конца не удовлетворен — торговец получил меньше, чем рассчитывал, а солдату пришлось уплатить за то, что он уже считал своей собственностью. Но так или иначе проблема решена, и оба, не получив того, чего хотели, получили то, в чем действительно нуждались.

Решение, может быть, и не следовало букве закона, зато снимало любые проблемы.

Сараи сообразила, что такая оценка справедлива и в отношении дела Бардека. Получение женщиной дополнительных денег устранило возможные осложнения. По закону дополнительные платежи за ложные показания и оскорбление суда — обвинение Окко в некомпетентности — ответчик должен произвести в форме штрафа в казну Верховного Правителя. Но участникам процесса и зрителям такое решение могло показаться проявлением государственной скаредности и мелочным крючкотворством.

Сараи поняла, что для отца главное было решить проблему и решить так, чтобы приговор не раздражал сверх меры участников тяжбы. Если бы деньги Бардека пошли городу, молодой человек получил бы возможность обвинить Лорда Калтона в том, что суд хотел лишь пополнить казну Верховного Правителя. Если бы судья потребовал, чтобы торговец просто продал колодец капитану, могли возникнуть дополнительные сложности. Стороны пустились бы в бесконечный спор о цене, процентах, сроках и других подобных материях. Отец сумел этого избежать.

Сараи припомнила разговор, случившийся однажды за ужином, когда их гостем был Лорд Торрут, командир городской стражи. Отец шутя заметил, что Лорда Торрута можно величать Военным Министром, поскольку его стража — солдаты, обученные для ведения войны. Но в таком случае возникает опасность, что Лорда прогонят со службы, так как войн не было вот уже двести лет. Лорд Торрут на это ответил, что с тем же успехом Калтона можно величать Министром-Миротворцем, так как он стремится всех умиротворить. Правда, полного братания людей, заметил Торрут, вот уж лет двести как не случалось.

Мужчины рассмеялись, а Лорд Калтон сказал:

— Мы оба миротворцы, Торрут, и вы это прекрасно знаете.

«Верно, — подумала Сараи. — Они оба охраняют мир, но городская стража служит кнутом, а городской суд — пряником. Люди должны получать определенное удовлетворение, передавая свои споры на суд Верховного Правителя. При этом их волнуют не столько требования буквы закона, сколько видимость справедливости».

Видимость справедливости. Да, об этом она никогда не думала. Опасение свалиться с кресла вернулось к Сараи лишь после того, как она снова посмотрела вниз на следующую пару — истицу и ответчика.

Слушая изложение сути их спора, дочь Министра от удивления открыла рот, что было совершенно неприлично для девицы аристократического происхождения. Каллиа Сломанная Рука — демонолог обвиняла Геремона Мага в похищении из ее рабочей комнаты некоторых весьма специфических веществ. Геремон полностью отметал обвинения.

Чародей обвиняется в воровстве? И не ученик, а признанный маг?

— Прекрасно, — бросил Лорд Калтон и, обернувшись, спросил: — Скажите, Окко, что там произошло в действительности?

— Не имею ни малейшего представления, милорд, — ответил теург.

Лорд Калтон изумленно поднял брови.

— Прошу прощения, Лорд Калтон, но магические ауры противоположных знаков, окружающие предполагаемое преступление, способны поставить в тупик даже богов. Я не могу получить ясного ответа на простейший вопрос.

— Ненавижу подобные дела, — пробормотал Лорд Калтон.

Сараи очень надеялась, что, кроме нее и, возможно, Окко, этих слов никто не услышал. Затем Лорд выпрямился и громко произнес:

— Пусть истица приблизится.

Каллиа Сломанная Рука зашагала по длинному залу. Черная мантия демонолога развивалась у нее за спиной, лицо было скрыто под глубоким капюшоном, а руки затянуты в черные замшевые перчатки. Подобрав полы мантии, она остановилась перед Министром Справедливости.

— Откройте лицо, находясь во дворце Верховного Правителя, волшебница, — не скрывая раздражения, произнес Лорд Калтон.

Каллиа отбросила капюшон. Лицо ее оказалось бледным и худощавым, а волосы — черными, длинными и прямыми, без всяких украшений. В глаза бросались три ярко-красных шрама, тянущихся с одной стороны почти белого лица от виска к подбородку. Демонолог с вызовом посмотрела на Лорда Калтона.

— Говорите, — приказал Калтон.

— Что я могу сказать? — спросила Каллиа. — Я все уже рассказала, и меня обозвали лгуньей. Мне известно, как вы относитесь к демонологам. Да, мы действительно ведем дела с созданиями куда более скверными, чем люди, но это еще не значит, то мы все поголовно убийцы и воры.

— Этого никто и не утверждает, — мягко произнес Лорд Калтон. — Если бы Верховные Правители Гегемонии считали демонологию абсолютным злом, то они давно поставили бы ее вне закона. Мы полагаем, что род деятельности не бросает на вас никакой тени, и, кроме того, именно вы выступаете истицей. Мне изложили суть вашего дела, но суду хотелось бы услышать подробности из ваших уст.

— Дело достаточно просто, — начала несколько умиротворенная Каллиа. — Геремон обокрал мой дом. Услыхав шум, я проснулась, глянула с лестницы вниз и увидела его выходящим из моего кабинета. Он меня не заметил, а я ничего не сказала, так как была безоружной и беззащитной, а Геремон — чародей могущественный. Спустившись вниз, я обнаружила, что некоторые из принадлежащих мне предметов исчезли.

— Каких предметов?

Каллиа заколебалась, и Калтон позволил себе изобразить нетерпение.

— Кровь, — ответила истица. — Бутыли с различными типами крови. Кроме того, золото, несколько небольших драгоценных камней и некоторые мелкие животные: хорек, пара мышей, дюжина редкостных насекомых.

— Все эти предметы необходимы в вашем... хмм... ремесле? — поинтересовался Лорд Калтон, поглаживая бороду.

— Разве это имеет значение для суда? — недовольно осведомилась Каллиа.

— Не исключено.

— В таком случае я отвечу, — мрачно заявила она. — Да, они мне нужны для работы. Демоны нередко требуют за свои услуги плату — кровь, или золото, или чьи-то жизни. — Повернувшись к зрителям, она громко прокричала: — Не обязательно человеческие!

Сараи, услышав вызов, брошенный этой женщиной толпе, не смогла сдержать неуместной улыбки. С огромным трудом она сумела вновь придать своему лицу серьезное выражение.

Калтон понимающе кивнул и спросил:

— Следовательно, вы считаете, что похитителем был присутствующий здесь Геремон Маг?

— Не считаю, а знаю, милорд! — воскликнула Каллиа. — Я своими глазами видела его лицо и мантию — ту самую, что сейчас на нем! Я встречаю его практически ежедневно, ошибки быть не могло. Да и кому, кроме чародея, понадобится кровь девственницы?

— Тому, кто захотел бы ее продать, — спокойно ответил Калтон. — То же самое касается золота. Итак, вы знакомы с Геремоном?

— Наши дома стоят друг против друга на Улице Чародеев в Восточном Конце.

Калтон опять погладил бороду.

— Возможно, вы — конкуренты?

Каллиа, казалось, была изумлена.

— Полагаю, что нет, Лорд Калтон, и поэтому не понимаю, почему он вдруг решил меня обокрасть.

Сараи внимательно следила за ходом расследования. Возник вопрос, как вор проник в дом истицы. Оказалось, что замок был взломан. Каллиа спросили, почему она не обеспечила магической охраны золота и драгоценностей, но та ответила, что охрана имелась в виде демона низшего круга, по существу, безымянного дьяволенка, выступавшего в качестве ночного сторожа. Бесенка обнаружили дохлым, и это служило еще одним доказательством того, что преступник — могущественный маг. Каллиа тут же добавила, что, с ее точки зрения, никаких дополнительных доказательств не требуется.

Некоторым зрителям следствие начало надоедать. До этого судопроизводство шло быстро. Окко устанавливал истину, и Министру Справедливости оставалось только вынести приговор. Дело магов, последовавшее сразу за быстро разрешенным спором о колодце, похоже, могло затянуться до бесконечности.

Следующий круг вопросов оказался более деликатным. Лорд Калтон недоумевал, почему Каллиа, являясь демонологом и имея в своем распоряжении все силы Преисподней, обратилась в суд, вместо того чтобы просто наслать на Геремона демона?

Лорду пришлось пустить в ход всю силу своего убеждения, прежде чем Каллиа призналась, что она просто побоялась проделать это. Ведь Геремон не какой-то там заурядный ученик, а известный маг, занимающий важное место в иерархии местного отделения Гильдии Чародеев. Не исключено даже, что он Гильдмастер, но об этом знали только члены самой Гильдии. Чужакам было неведомо, что происходит в узком кругу чародеев. Каллиа опасалась, что, если она начнет мстить Геремону, против нее поднимется вся Гильдия Чародеев. Кроме того, сомнительно, что ее демон вообще смог бы добиться успеха. Никто не знает, какими средствами защиты обладает чародей, ожидающий нападения.

Итак, риск восстановить против себя Гильдию Чародеев был слишком велик. Человек, разгневавший одного чародея, еще имел возможность уцелеть. У того же, кто рассердил Гильдию, никаких шансов не оставалось. Поэтому Каллиа обратилась за справедливостью к городским властям, и магистрат Восточного Конца переслал ее дело во дворец. Теперь она интересуется, что намерен предпринять высокородный Лорд Калтон.

Высокородный Лорд Калтон вздохнул, поблагодарил демонолога за показания и милостиво соизволил отпустить. К ответу был призван Геремон Маг.

— Милорд, — начал он. — Я не в силах объяснить случившееся. Каллиа — моя соседка, и я полагал, что мы с ней в некотором роде друзья. В то же время ее рабочая комната действительно была ограблена, поскольку я своими глазами видел выломанную дверь и мертвого демона. Однако я совершенно не понимаю, почему она обвиняет меня. Клянусь богами и иными незримыми силами, что я не переступал порога ее дома без приглашения, не взламывал двери, не умерщвлял демона и ничего не выносил из ее кабинета.

— Но она утверждает, что видела вас собственными глазами, — заметил Калтон.

— Она лжет, — сказал Геремон. — Это не что иное, как ложь.

Допрос продолжился, но ничего нового выяснить не удалось.

Геремон отказался говорить что-либо о Гильдии Чародеев, сославшись на принесенную им клятву, но заверил Лорда, что Гильдия не имеет никакого отношения к делу.

Лорд Калтон вздохнул еще раз, на сей раз гораздо глубже, и мановением руки отпустил чародея. Когда противные стороны удалились за пределы слышимости, он, откинувшись на спинку кресла, обратился к Окко:

— Кто же из них лжет?

Теург посмотрел на Лорда снизу вверх и беспомощно развел руками.

— Милорд, — сказал он, — я не знаю. Все божественные знаки указывают на то, что чародей говорил правду. Но, увы, существуют заклятия, способные скрыть от меня истину. Они весьма просты, и их может воспроизвести даже ученик. Для мага с репутацией Геремона...

Заканчивать фразу он не стал.

— А как насчет женщины? — спросил Министр Справедливости.

Окко печально покачал головой.

— Лорд Калтон, она настолько пропитана демоническими миазмами, что боги, с которыми я беседовал, вообще отказываются признавать ее существование и в силу этого не способны сказать, лжет она или нет.

— Проклятие! — не сдержался Лорд и после некоторой паузы спросил: — Окко, вам известно что-нибудь об иных направлениях магического искусства?

Окко внимательно посмотрел на Министра и, немного поколебавшись, ответил:

— Очень мало.

— Кто способен уличить демонолога во лжи? Кого не сможет одурачить чародей?

Прежде чем ответить, Окко хорошенько подумал, затем, пожав плечами, сказал:

— По-моему, только демонолог может определить, хитрит ли его коллега. Убежден также, что квалифицированный чародей способен распознать заклинания другого чародея.

— В таком случае будьте добры найти демонолога, которому можно доверять. Не имевшего дел с Каллиа. Кроме того, нам понадобится чародей, не состоящий в Гильдии...

Окко поднял ладонь:

— Нет, милорд. Все чародеи — члены Гильдии. Заниматься чародейством и не состоять в ней равносильно самоубийству.

— Что же... в таком случае сделайте все, что сможете.

— Как вам будет угодно, — склонил голову Окко. Лорд Калтон выпрямился в кресле и возвестил:

— Данное дело не может быть разрешено сегодня. Поэтому все заинтересованные стороны должны вернуться сюда завтра в это же время. Отказ от явки будет считаться признанием вины и преступлением против Гегемонии. Виновный будет наказан согласно воле Верховного Правителя. Если у кого-то возникнут объективные трудности, прошу поставить в известность моего секретаря. Представьте следующее дело.

Следующее дело об изнасиловании Сараи слушала вполуха. Она обдумывала показания магов.

Если допустить, что Геремон лгал, то все равно непонятно, почему он ограбил Каллиа. Опытному чародею не нужно прибегать к воровству, особенно когда речь идет о предметах, похищенных у истицы. Даже кровь дракона не редкость. Правда, некоторые применяемые чародеями субстанции практически невозможно найти. Но таких веществ во владении демонолога быть не может.

А если Геремон не грабил Каллиа, то чего она надеется добиться ложными обвинениями? Может быть, она каким-то образом хочет использовать Геремона? Может быть, ей нужна душа чародея для умиротворения какого-нибудь демона?

Сараи задумчиво качала головой. Никто, кроме демонолога, не может определить, что требуется другому демонологу. Возможно, здесь кроется ответ, но девушка его не знала, она была не знакома с искусством так называемой черной магии.

А что, если в основе дела лежат какие-то иные мотивы? Показания, которые заслушивал в данный момент отец, несколько изменили ход мыслей Сараи, и она подумала о том, что Каллиа — достаточно привлекательная женщина, а Геремон — весьма представительный мужчина. Может быть, между ними существовали романтические отношения или просто сексуальная связь? Во время допроса ни одна из сторон не упомянула о наличии супругов.

Но и Каллиа, и Геремон имели в своем распоряжении достаточно средств, чтобы не прибегать к воровству или оговору.

Если Геремон все же вор, то зачем ему ломать дверь и вообще действовать так неуклюже? Конечно, опытом взломщика он не обладает, но чародей не дурак, иначе он не стал бы магом. Это звание присваивалось чародеям, доказавшим свои способности, воспитавшим нескольких учеников и овладевшим многими заклинаниями.

Но если это не Геремон, то кто? Неужели Каллиа взломала собственную дверь и прикончила своего бесенка только для того, чтобы имитировать ограбление? Убийство демона не пустяк, особенно для демонолога, которому по роду своих занятий постоянно приходится общаться с другими демонами.

Сараи еще раз обдумала ситуацию. Когда заседание суда завершилось, она и отец вернулись в свои апартаменты. Калтон Младший и его нянька уже ждали их, ужин подали без задержки. Закончив трапезу, Лорд Калтон сел рядом с сыном, чтобы рассказать ему на сон грядущий какую-нибудь историю. В обычной ситуации Сараи осталась бы с ними — она обожала сказки, а отец был великолепным рассказчиком, — но сегодня у нее были иные планы. Накинув дорожный плащ, она направилась к двери.

Отец удивленно поднял на дочь глаза:

— Ты куда?

— Мне надо кое-что проверить, — ответила та.

Калтон Младший раскашлялся. Он родился недужным ребенком и постоянно страдал от какой-нибудь напасти. Сараи же, напротив, была крепкой молодой девушкой, вполне способной за себя постоять.

— Хорошо. Но будь осторожной, — произнес Лорд Калтон и, повернувшись к сыну, продолжил: — Итак, Валдер — сын короля берет свой магический меч...

Сараи тихонько прикрыла за собой дверь. Через несколько минут она уже скакала на одной из лошадей Верховного Правителя по Улице Малых Ворот в направлении Восточного Конца к Улице Чародеев.

Глава 4

Лорд Калтон, побарабанив пальцами по подлокотнику кресла, сердито произнес:

— Итак, пройдемся по делу еще раз. Демонолог, объясните нам, что здесь происходит.

— Рандер с Южной Косы, с вашего позволения, Милорд, — представился демонолог с легким поклоном, чуть приподняв полы своей длиннющей мантии.

— Меня не интересует ваше имя, — загремел Лорд Калтон. — Я спросил, что здесь происходит! Ограбил чародей Геремон демонолога Каллиа Сломанную Руку или нет?

Льстивую улыбку мгновенно смыло с лица Рандера. Неуверенно оглядев присутствующих, он сказал:

— Милорд, мое искусство подсказывает, что Каллиа говорит правду так, как ее видит.

— И?.. — спросил Лорд, сопровождая вопрос суровым взглядом.

— То же самое справедливо и в отношении Геремона Мага, — с видимой неохотой произнес демонолог.

— И вы не способны разрешить это противоречие?

— Нет.

Лорд Калтон презрительно фыркнул и обратился к пышной даме в зеленой мантии:

— Вас я знаю, вам уже приходилось свидетельствовать на суде. Мерет Золотые Двери, не так ли?

— Да, Милорд. — Чародейка склонила голову в вежливом поклоне.

— Слушаю вас.

— Милорд, — начала женщина приятным контральто, вызвавшим зависть у Сараи. — Мои заклинания, как и искусство демонолога, принесли путаные и противоречивые результаты. Я тоже пришла к выводу, что Каллиа и Геремон говорят правду так, как ее видят. Более того, я не смогла обнаружить у них никаких аберраций памяти. Я использовала заклинание Прозрения, чтобы увидеть сцену преступления собственными глазами. Я увидела именно то, на чем настаивает Каллиа, а именно Геремона, уносящего золото и другие предметы. Но другое заклинание сказало мне, что и Геремон не лжет. Боюсь, что здесь замешаны весьма могущественные магические силы.

Калтон обернулся к Окко:

— Что теперь будем делать?

Окко немного помолчал и с несчастным видом начал:

— Может быть, волшебник...

Сараи кашлянула. Лорд Калтон бросил на дочь вопросительный взгляд:

— Ты, Сараи, хочешь что-то сказать?

— Милорд, — начала она, в глубине души наслаждаясь изумлением отца, услыхавшего от дочери официальное обращение, — я провела небольшое самостоятельное расследование, и не исключено, что способна сэкономить время суда и предотвратить дальнейшие осложнения, объяснив, что, по моему разумению, произошло в действительности.

— В таком случае говори, — с легкой улыбкой произнес Лорд Калтон.

— По-моему, в деле нет ничего сложного.

Девушка замялась, ею вдруг овладело смущение. А что, если она ошибается? Министр больше не улыбался, теперь он взирал на дочь с хмурым удивлением. Сараи глубоко вздохнула и продолжила:

— Каллиа клянется, что она видела, как Геремон совершает кражу, и все указывает на то, что она говорит правду. Геремон, со своей стороны, дает клятву, что преступления не совершал, и имеются подтверждения того, что чародей не лжет. Но перед нами, Милорд, маги, и, хотя вполне допустимо, что магия способна скрыть истину, мы вправе предположить, что и Каллиа, и Геремон говорят правду так, как они ее видят. А в деле замешана третья магическая сила.

Сараи заметила, что лицо родителя просветлело и на него вернулась улыбка.

— Скорее всего, — торопливо закончила девушка, — Каллиа видела не Геремона. Перед ней была какая-то иллюзия. Магия способна создавать совершенные иллюзии, в чем мог убедиться каждый, посещавший когда-либо Арену.

Улыбка на лице отца стала шире, и Сараи заметила, как Каллиа и Геремон понимающе переглянулись.

— Подумав о такой возможности, я вчера вечером отправилась на Улицу Чародеев и задала несколько вопросов соседям Каллиа и Геремона, притворяясь, будто верю в то, что один из них лжец, хотя уже подозревала о существовании их общего врага. Часть соседей встали на сторону Геремона, некоторые поддерживали Каллиа, однако большинство не понимало, как подобное вообще могло случиться. При этом кое-кто упомянул о существовании демонолога из Тинталлиона по имени Катериан с Побережья, домогательства которого Каллиа в свое время отвергла. Тинталлионец был зол и на Геремона за то, что чародей якобы помешал ему в каком-то деле. Не будет ли чрезмерной смелостью с моей стороны посоветовать вам, Милорд, отдать распоряжение немедленно отыскать и подвергнуть допросу упомянутого тинталлионца?

Лорд Калтон кивнул и обратился к Окко:

— Займитесь этим. Проследите, чтобы нашли этого Катериана.

— Если он уже не уехал из города, — проворчал теург.

В тот же вечер за ужином Лорд Калтон рассказывал дочери:

— Чтобы притащить во дворец Катериана, понадобились два ворлока и демонолог, а до этого Окко чуть не надорвался, пытаясь обнаружить местонахождение преступника.

Сараи подняла глаза. Ей надоело выслушивать бесконечную череду споров, которые сегодня пытался разрешить отец, и девушка ушла с заседания суда еще до того, как был задержан демонолог из Тинталлиона.

— Неужели? — спросила она.

— Когда стражники его обнаружили, он вступал на борт судна, отходящего в Этшар-на-Утесах. Капитан нанял его для отпугивания пиратов, но, по-моему, наш тинталлионец просто хотел как можно скорее вернуться домой, да еще и подзаработать при этом.

— А что же дальше? — спросила Сараи, откладывая вилку.

— А дальше, — продолжил с видимым удовольствием отец, — он тут же призвал меняющего обличье демона, так называемого трансформера, и стражникам пришлось отступить: мы не платим им за сражения с демонами и не вправе требовать этого. Пришлось послать туда Рандера с Южной Косы, который попытался изгнать трансформера или противопоставить ему одного из своих приятелей, но Катериан легко отбил все его попытки. Стало ясно, что Рандер ему не противник. Но тинталлионец не сумел призвать новых демонов, этому Рандер все же смог воспрепятствовать. Однако трансформер оставался на месте. К счастью, у одного из стражников хватило ума добежать до Внутренних Башен — события разворачивались у Морских Врат — и позвать на помощь дежурившего там мага. Магом оказалась женщина-ворлок по имени Луралла. Она попыталась усмирить Катериана, и на нее бросился трансформер. Луралла сумела с ним совладать, но при этом не могла сдерживать Катериана и поэтому послала стражника за вторым ворлоком. Одним словом, втроем им удалось скрутить негодяя, наделавшего столько шума, — закончил Лорд Калтон.

— Так что же произошло? — спросила Сараи. — Он действительно сделал это? Ограбил Каллиа Сломанную Руку, я хочу сказать?

— Ну конечно, — ответил Лорд Калтон. — Окко ничего не смог выведать у него, так как Катериан — демонолог. Но Рандер, Мерет и волшебник по имени Теас клянутся, что кражу совершил демон-трансформер по приказу Катериана. Он же убил демона-охранника.

— Но сам Катериан ни в чем не признался?

— Нет, — покачал головой Калтон. — Ты же знаешь, они вообще это редко делают.

— Где же он сейчас? В темнице?

— Боюсь, что он мертв, — ответил Лорд Калтон. — Имея дело с магами, нельзя допустить ни малейшего риска. Особенно с демонологами. Колдуны, насколько нам известно, практически безвредны, ворлоки существенно ограничены в своих возможностях, чародеи и волшебники ничего не могут сделать без вспомогательных материалов, а боги не допустят, чтобы теург совершил большое зло. Что же касается демонологов... Иногда мне кажется, Малые Королевства поступили мудро, поставив их вне закона.

— Ты распорядился, чтобы Катериана казнили? — удивленно спросила Сараи. — Так быстро?

— Нет, нет, — заверил ее отец. — Он убит при попытке к бегству. Когда его привели на суд, он вызвал в Палату Справедливости демона, а сам бросился бежать. Один из ворлоков остановил его сердце. — Покосившись на Калтона Младшего, слушавшего отца с открытым ртом, Лорд добавил чуть виновато: — Я сам приказал ему сделать это.

— А что произошло с демоном? — спросил юный Калтон. — С тем, который оказался в Палате?

— Стража его убила, — ответил Министр Справедливости. — Изрубила в мелкие кусочки. Только тогда он прекратил безобразия. Боюсь, что Ирит это не понравится.

— Кто такая Ирит? — поинтересовалась Сараи.

— Женщина, которая убирает в Палате, — пояснил Лорд Калтон. — Я сказал ей, что если она не сможет избавиться от пятен, пусть не беспокоится: мы призовем на помощь магию.

— Ты серьезно?

— Конечно, — сказал Калтон. — В этом деле мы часто использовали магию. Значительно чаще, чем мне хотелось бы, — вздохнул он. — Вообще в городе расплодилось слишком много магов.

Сараи согласно кивнула.

— Кстати, Сараи, — начал отец, взяв с тарелки последнюю птичью ножку. — Тебе, похоже, самой пришлось поиграть в мага?

Сараи утратила дар речи и только изумленно моргала. Придя в себя, девушка ответила:

— Нет, сэр. Конечно, нет.

— Неужели ты сама, полагаясь только на свой здравый смысл, смогла решить проблему Каллиа и Геремона?

— Да, папа, — ответила Сараи.

Калтон откусил кусочек дичи, задумчиво прожевал, проглотил и лишь после этого несколько отрешенно произнес:

— Хорошее мышление. Очень хорошее.

— Благодарю, — ответила Сараи, не поднимая глаз от тарелки.

— Ты знаешь, для решения большинства головоломок мы используем Окко и других магов. Их услуги особенно кстати в тех случаях, когда необходимо установить истину. В меньшей степени маги полезны при вынесении приговоров.

— Да, сэр, я заметила это, — сказала Сараи.

— Иногда дела бывают крайне запутанными, как, например, дело Каллиа, Геремона и Катериана. Когда судятся маги, мне приходится тяжело. Недавно рассматривался иск одного человека, сто лет назад превращенного в валун и теперь возвращенного к жизни. Нам требовалось выяснить, кто наложил на него заклинание, установить право собственности на его дом, решить, есть ли основания привлечь к ответственности наследников виновного, что было практически невозможно, так как мы сомневались в смерти мага, заколдовавшего несчастного... — Лорд покачал головой. — А если вспомнить, что творилось после Ночи Безумия — еще до твоего рождения. Твой дед рассматривал большинство дел, но я ему помогал. — Махнув рукой в сторону Калтона Младшего, Лорд продолжил: — Твой брат, видимо, станет следующим Министром Справедливости, ты же знаешь, что традиционно наследником является старший сын — старшие дочери в расчет не берутся. Сомневаюсь, что Эдерд станет ломать установленный порядок. Но мне кажется, что после дела Каллиа и Геремона нам следует привлечь тебя на службу Верховному Правителю. Позорно не использовать такие мозги.

— На какую службу? — испуганно поинтересовалась Сараи.

— В качестве следователя, — ответил отец. — Человека, который выясняет все обстоятельства, сопутствующие сложному делу, человека, разбирающегося в различных видах магии, но магом не являющегося. Я попрошу Верховного Правителя назначить тебя первым в истории Лордом, или, скорее, Леди Следователем Этшара-на-Песках. С соответствующим жалованьем и кабинетом здесь, во дворце.

После некоторого раздумья Сараи спросила:

— Чем же конкретно я буду заниматься?

— Большую часть времени — ничем, — ответил Министр Справедливости. — Вроде нашего Лорда Палача. Но когда появится необходимость что-то изучить или найти объяснение тому, что не может прояснить Окко, — наступит твоя очередь. Ты должна будешь вникнуть в дело и пролить на него свет.

— Но я же не знаю, как это делается, — мрачно заявила Сараи.

— Конечно, нет, — согласился отец. — Будешь изо всех сил учиться. Верховный Правитель не ждет, что все его чиновники окажутся верхом совершенства.

Сараи, припомнив слухи, ходившие об Эдерде Четвертом, Верховном Правителе Этшара-на-Песках, засомневалась в справедливости последней фразы отца, но высказывать вслух свои сомнения не стала. Вместо этого она сказала:

— Мне потребуется помощь.

— Ты сможешь обращаться к охране, кроме того, я попрошу Лорда Торрута выделить тебе постоянного помощника.

— Папа, если такой человек действительно необходим, почему его до сих пор не наняли?

— Да потому, что мы просто не подумали об этом, — недовольно произнес Лорд Калтон. — Мы постоянно импровизировали, придумывая каждый раз что-то новое.

— Ты уже говорил об этом с Верховным Правителем?

— Пока нет, — признался Лорд Калтон. — Прежде я бы хотел получить твое согласие.

— Не знаю, — в свою очередь призналась Сараи.

Окончательное решение вопроса было отложено на шестиночье, по прошествии которого вечером Лорд Калтон сказал:

— Сегодня я беседовал с Верховным Правителем.

— О... — нервно произнесла Сараи.

Отец кивнул и продолжил:

— Он желает видеть тебя следователем, как я и предлагал. Но сдается мне, он хочет расширить границы твоих полномочий по сравнению с моей первоначальной идеей. Эдерд толковал о необходимости сбора информации о событиях в других странах, чтобы быть в курсе всех дел. Ему не по вкусу сюрпризы, подобные возникновению и взлету Империи Вонда два года назад.

— Но я ничего не знаю о...

— Будешь учиться, — оборвал ее отец.

— Мне не очень нравится эта идея, — продолжила Сараи. — Надо подумать.

— Ну так думай, — бросил Лорд Калтон.

В глубине души Сараи считала, что нет ничего увлекательнее изучения разных стран. Да при этом еще и за плату! Но связанная с этим ответственность пугала.

Однако, подумав еще шестиночье, девушка согласилась.

Глава 5

— К следующему этапу мы приступим завтра, — произнес чародей, откладывая кинжал в сторону. Ученица кивнула, а наблюдавшая за ними с лестничной площадки Табеа, быстро и бесшумно вскочив на ноги, запрыгала по ступеням. Свеча выгорела, а зажечь новую девочка не осмеливалась, поэтому приходилось двигаться по памяти и на ощупь. Зная, что из дома необходимо выбраться до того, как чародей и ученица поднимутся по лестнице и обнаружат ее присутствие, Табеа не стала тратить время на воровство. Она пробежала через кабинет, коридор и гостиную, но ее мешок так и остался пуст. В гостиной она обо что-то споткнулась и чуть не упала. В коридоре замерцал свет, чародей и его ученица уже вошли в рабочую комнату. Табеа в испуге встала на четвереньки и, перебравшись через обеденный зал и прихожую, выскочила в спасительную темноту проулка.

Не сразу она осознала, что большая часть факелов и фонарей у дверей лавок уже погасли, а гомон на Рынке у Больших Ворот сошел на нет. Большая Улица обезлюдела.

Табеа не знала, как поступить. Она обратила внимание на дом чародея и свернула в проход, направляясь к Рынку, где надеялась поживиться чем-нибудь ценным у покупателей или продавцов. Тогда ей пришлось сделать несколько шагов назад, и теперь оставалось только продолжить путь на северо-восток к семейному гнездышку.

Но в той части города царила тьма, а Улицы Этшара по ночам были небезопасны. Там водились грабители и охотники за рабами. Бросив взгляд в сторону Улицы Чародеев, Табеа подумала, что нельзя исключать и другие не столь заурядные опасности.

Но у нее не осталось иного выбора. Жизнь вообще не предоставляла ей возможности выбирать, с горечью подумала девочка. До дома, было чуть больше мили, и большую часть пути предстояло прошагать по двум крупным улицам — Большой и Средней. Лишь пара последних кварталов приведут ее на самое дно города. Один из кварталов шел вдоль Пристенной Улицы, рядом с Полем, где обитали воры и нищие. Да, там по ночам было совсем небезопасно.

Табеа передернула плечами и отправилась в путь, размышляя на ходу о том, до чего же здорово было бы быть чародейкой и иметь возможность ходить без страха где заблагорассудится, зная, что магические силы защитят тебя. Неплохо также быть богатой и нанять телохранителей, хотя это, пожалуй, слишком накладно. Охранники узнают все секреты, им постоянно будет известно, куда ты ходила и когда.

Нет. Магия гораздо лучше. Если бы она могла стать магом, как хозяин дома...

Подумав об этом, Табеа нахмурилась. Обнаружит ли чародей, что в его доме побывали незваные гости? Она ничего не взяла и даже ничего не разбила — лишь на замке осталось несколько царапин, да некоторые предметы могут оказаться не на месте. Она ни к чему не притрагивалась, беспорядок устроило омерзительное зеленое существо. Даже бумаги разбросал этот маленький монстр.

Но если чародей и догадается о ее визите, то скорее всего не станет ничего предпринимать.

Конечно, пока не узнает о том, что она шпионила за ним, когда он наставлял свою ученицу. Совершенно очевидно, что Табеа соприкоснулась с одной из самых страшных тайн Гильдии Чародеев. Если об этом узнают, ее вполне резонно можно считать покойницей.

Но об этом надо еще узнать. Чародею даже магия не поможет, если ночная гостья не оставила никаких следов. Он просто не будет знать, какие вопросы ставить.

Табеа жалела, что не узнала больше. Она услышала о способностях атамэ и о ритуале, предшествующем произнесению заклинания для его изготовления. И это все. Создание атамэ, вне всякого сомнения, было длительной и сложной процедурой, а она так и не уяснила до конца, что такое это самое атамэ.

Бесспорно, это разновидность ножа, обладающего чрезвычайно мощной магической силой. Хозяин дома охарактеризовал некоторые побочные свойства атамэ, но Табеа пришла слишком поздно и пропустила главное.

Если бы у нее был такой кинжал, на Пристенной Улице можно было бы чувствовать себя гораздо увереннее. Жаль, что она так до конца и не узнает, как можно сделать атамэ. Для того чтобы услышать остальное, ей пришлось бы вернуться в дом чародея еще раз.

Эта мысль заставила девочку замереть и простоять некоторое время посередине Большой Улицы всего в четырех кварталах от Улицы Чародеев. Поднявшаяся из-за крыши меньшая из двух лун залила все розоватым неярким светом. На мостовую легли косые тени. Кое-где догорали факелы и виднелись редкие пятна освещенных окон. Никакого движения Табеа не заметила. Ничто не нарушало ночную тишину.

Если она придет завтра вечером, то сможет услышать и остальное.

А если выучит заклинание, церемонию или процедуру — что бы то ни было, — сможет сделать себе атамэ.

Почему, собственно, она не может вернуться? Конечно, есть риск, что ее заметят. Но разве такая игра не стоит свеч? Бросив взгляд через плечо, она побежала домой, благополучно миновав по пути нескольких пьяниц и раскинувших свои сети охотников за рабами. Всю дорогу Табеа строила планы.

Следующим вечером, едва стемнело, она снова прокралась в проулок за домом чародея и, внимательно прислушиваясь, выждала, когда глаза привыкнут к темноте. На сей раз, однако, Табеа прихватила с собой фонарик со шторками, конфискованный у одного из соседей. Импровизированное вторжение ей удалось прекрасно, и все же лучше тщательно подготовиться.

Табеа дала себе слово немедленно бежать, как только почувствует, что вчерашний визит не прошел незамеченным.

Замок был все тот же, и девочка, приоткрыв шторку фонаря, убедилась, что от вчерашнего вторжения на нем не осталось даже царапины. На сей раз она вскрыла его за считанные мгновения.

Прихожая оказалась в том же состоянии, что и раньше. Оглядевшись по сторонам, Табеа поняла, что вчера она все же совершила кражу — украла свечу. Однако можно было не сомневаться: в столь богатом хозяйстве вряд ли кто-то сумел заметить пропажу одной-единственной свечечки.

Обеденный зал также остался в полном порядке. Однако, когда Табеа повела фонарем, чайник в серванте нервно затопал и недовольно отвернулся.

Пальма в гостиной продолжала раскачиваться, однако каминная полка, на которой вчера восседало зеленое существо, оказалась пустой.

В рабочей комнате кое-какие предметы поменяли места, но в этом не было ничего особенного. Вокруг царил все тот же удивительный беспорядок.

Первая настоящая преграда возникла перед шпионкой у входа в подвал — дверь оказалась запертой.

Табеа приложила ухо к замочной скважине и услыхала голос. Чародей уже начал урок и бубнил что-то назидательным тоном.

Девочка поспешно принялась вскрывать замок, с облегчением отметив, что он ничуть не сложнее того, что был на входной двери. Просто позор, что чародей с таким пренебрежением относится к безопасности своего жилища! Если она когда-нибудь станет богатым и могущественным магом, то обязательно установит в своем доме самые надежные замки. Полагаться только на волшебные силы неблагоразумно.

По правде говоря, Табеа не видела никаких признаков магической защиты. Если чародей так надеется на свою репутацию, то он просто глупец.

Замок поддался, и шпионка проскользнула внутрь, не забыв плотно прикрыть за собою дверь. Закрыв все шторки на фонаре, Табеа начала осторожно, ступенька за ступенькой спускаться вниз.

Точно так же, как и вчера, она увидела чародея и его ученицу сидящими друг против друга в центре ковра. Маг держал в руке серебряный клинок и описывал необходимые кинжалу самые обычные свойства: состав металла, балансировку, способы заточки и тому подобное. Табеа, поставив фонарь рядом, растянулась на животе, положила руки под подбородок и начала слушать.

Только через десять минут чародей закончил общую характеристику клинков и перешел к описанию Ритуала Очищения кинжала, предшествующего его атамэзации.

Табеа восхищенно наблюдала. Теперь каждую ночь она пробиралась в подземелье, чтобы внимать объяснениям чародея. Наконец наступил вечер, когда Лиррин — так звали ученицу — после более чем месячного изучения ритуала и заклинания созрела для того, чтобы приступить к делу самостоятельно.

Табеа вернулась к завершающей части церемонии — торжественному финалу, в ходе которого ученица должна была вложить часть своей души в кинжал. Незваная гостья вновь улеглась на площадке лестницы и, положив голову на руки, стала следить за двумя фигурами внизу.

Табеа знала, что Лиррин вот уже двадцать три часа без пищи и сна трудится над заклинанием. Ее учитель Серем Мудрый все это время находился рядом, наблюдая за действиями ученицы и в случае необходимости подсказывая ей следующий шаг.

Табеа не стала следовать его примеру. Посмотрев самое начало действа, она тихонько выскользнула из подвала и отправилась на промысел. В течение дня она несколько раз говорила себе: «Сейчас она возносит клинок над головой и приступает к Великому Песнопению» или «Похоже, настало время для Ритуала Очищения». Но эти размышления не отвлекали девочку от добывания хлеба насущного или присвоения оставленных без присмотра полезных в хозяйстве или пригодных к продаже вещей.

Когда Табеа вернулась, серебряный нож стал белоснежным. Это не было игрой света. Заклинание определенно начинало действовать.

В голосе мастера, негромко подбадривающего ученицу, слышалась сильная усталость. Сама Лиррин, самозабвенно трудящаяся над заклинанием, казалась чрезвычайно утомленной. На сей раз Табеа продвинулась по площадке значительно дальше, чем ранее. Возможно, на нее подействовали усталость объектов наблюдения или важность момента, а может быть, и излишняя самоуверенность. Она прижалась лицом к железной решетке. Металл приятно холодил разгоряченные щеки.

Лиррин закончила песнопение и возложила окровавленные руки на сверкающую рукоятку кинжала. Лицо девочки также было покрыто кровью, смешанной с пеплом, потом и какими-то другими субстанциями. Табеа показалось; что Лиррин лишь с большим усилием, преодолевая невидимое сопротивление, смогла приблизить руки к будущему атамэ. Создавалось впечатление, что какая-то сила пыталась оттолкнуть ее.

В тот момент, когда ладони Лиррин сомкнулись вокруг обтянутой кожей рукоятки, ее тело неожиданно содрогнулось. Ученица чародея сдавленно вскрикнула, и кинжал взвился вверх. Казалось, он поднялся самостоятельно, потянув за собой ее руки.

Что-то ярко сверкнуло. Табеа сомневалась, что видела свет, но слово «вспышка» лучше всего описывало странное явление. На какое-то время она ослепла.

Когда зрение вернулось, Табеа увидела, что Лиррин поднялась на ноги с новым атамэ в руке. Неестественный блеск металла исчез. Теперь это был самый рядовой кинжал, на вид, может быть, несколько более высокого качества, чем обычный поясной нож. Лицо девочки покрывали алые и черные пятна, волосы в беспорядке рассыпались по плечам, белая мантия помялась и запачкалась, но лицо юной чародейки стало спокойным и дрожь в теле прекратилась. Лиррин превратилась в обыкновенную чумазую девчонку с ножом в руке.

Она подняла глаза и увидела Табеа. Табеа замерла.

— Мастер, — изумленно спросила Лиррин. — Кто это?

Удивленный Серем обернулся. В тот момент, когда их глаза встретились, Табеа очнулась. Вскочив на ноги, она повернулась на каблуках и бросилась вверх по лестнице. Миновав кабинет чародея, Табеа выскочила в коридор. Передвигаясь на ощупь и уже не опасаясь шуметь, она промчалась через гостиную и обеденный зал, ударившись о горшок с раскачивающейся пальмой и повалив на бегу один из резных стульев.

Дверь в прихожую была открытой. Табеа проскочила через нее, споткнулась о чью-то обувь и упала на четвереньки. Не пытаясь подняться, она проползла к выходу и через мгновение оказалась на плотно утоптанной земле проулка, куда пробивались отблески света с Большой Улицы. Девочка так запыхалась, что не поняла, есть ли за ней погоня. Во всяком случае, криков, проклятий или каких-то неестественных звуков, связанных с сотворением заклинаний, она не слышала.

На углу Табеа без малейших колебаний повернула в сторону Рынка, хотя это означало, что придется пройти мимо дверей дома чародея. Где можно затеряться надежнее, чем в толпе на рыночной площади? Она надеялась, что Серем и Лиррин не успели ее как следует рассмотреть и что Серем не располагает магическими средствами, позволяющими отыскать незваную гостью, когда та уже улизнула.

Пробежав три квартала, Табеа позволила себе оглянуться. Не заметив ни Серема, ни Лиррин, она перешла на шаг.

Теперь, если они даже схватят ее, она сможет кричать о своей невиновности, заявляя, что ее приняли за кого-то другого.

Конечно, если у них найдутся магические средства установить истину или ее доставят к Министру Справедливости, у которого, как говорят, работают несколько магов... Что же, в таком случае ей придется надеяться только на милосердие судей. Ведь в конце концов она ничего не украла.

Еще раз оглянувшись на дом Серема, Табеа увидела, что ставни распахнуты, а из окон на улицу льется яркий свет.

Может быть, они думают, что шпионка прячется в доме? Но это же глупо. У нее даже не было времени закрыть за собой дверь прихожей.

Ладно, что бы эти люди ни думали, они ее не преследуют. Девочка облегченно вздохнула.

Рыночная площадь была совсем рядом. Через несколько мгновений беглянка окажется в безопасности.

В этот момент дверь на углу распахнулась, и на перекресток выплеснулся поток света. Даже с расстояния четырех кварталов Табеа увидела в светлом проеме под аркой силуэт Серема. Девочка задрожала и, изо всех сил стараясь не перейти на бег, зашагала дальше. Через мгновение она растворилась в толпе, кипящей на рыночной площади.

Табеа долго еще не могла успокоиться, хотя и видела, как появившийся на улице Серем, оглядевшись по сторонам, вернулся обратно в дом. Только через два дня она осмелилась тайком пробраться в родительскую хибару и лишь через два шестиночья решилась пройти по Большой Улице.

Глава 6

Несколько дней после завершения процесса атамэзации Табеа много раз проигрывала весь ритуал как про себя, так и вслух. Тесса и Тенниа, слушая ее бормотание и напевы, посмеивались, но сестра отказывалась что-либо объяснять. Одним словом, все шло нормально.

Вопрос, как лучше воспользоваться полученными сведениями, не давал Табеа покоя. Эта задача оказалась наиболее трудной. Секрет атамэ, видимо, был одной из самых сакральных тайн Гильдии Чародеев и поэтому представлял собой огромную ценность. Но Табеа понятия не имела, как можно превратить ее в наличность? Люди поговаривали, что всех, кто вступил в конфликт с Гильдией или пытался шантажировать одного из ее членов, заведомо считают покойниками.

Следовательно, надо сделать все, чтобы не привлечь к себе внимания Гильдии. И следовательно, у Табеа оставались только две возможности — продать тайну или использовать ее для себя.

Но кому можно с выгодой толкнуть подобную информацию? Чародеи и колдуны слыли традиционными врагами. Поэтому очень скоро Табеа оказалась в Северном Конце города на Улице Магов в лавке колдуна. Некоторое время владелец не замечал девочку, и она не спеша огляделась по сторонам.

Заведение выглядело весьма заурядно. Ни волшебных растений, ни черепов, ни переливающихся всеми цветами радуги гобеленов здесь не оказалось. Правда, в лавке имелось множество инструментов — кусачки, молоточки, щипчики, — но они вполне могли принадлежать меднику или ювелиру. На одной стене висел набор разноцветных проволочек, а у другой были выставлены хрустальные украшения. Табеа — профессиональная воровка, имеющая практические познания в области драгоценных металлов и камней, сразу определила, что ни одна вещь в лавке не имеет большой ценности.

Колдун наконец обратил внимание на посетительницу и, заметив, как она юна и небрежно одета, произнес:

— В данный момент, юная леди, я не нуждаюсь в учениках.

— Мне уже пятнадцать, — раздраженно буркнула Табеа.

— В таком случае прошу меня извинить. Чем могу быть полезен?

Табеа не знала, с чего начать. Она продумала десятки вариантов начала беседы, но так ни на чем и не остановилась. Повисла неловкая пауза, и девочка решила действовать напролом.

— Кажется, я могу вам кое-что продать.

— Да? — На вид колдуну было лет тридцать. Густые кустистые брови казались неуместными на его бледном худом лице. Удивленно вздернув поросль над глазами, он спросил: — Интересно, и что же это такое? У вас есть какие-то интересные артефакты? Может быть, реликты из Северной Империи?

— Нет, — ответила удивленная Табеа. — Жителей Северной Империи здесь никогда не было.

— Верно. Значит, то, что вы намерены продать, обнаружено в наших краях?

— Да. Но это — не артефакт. Это — информация.

Колдун нахмурился, и его брови вернулись на прежнее место.

— Как правило, скупкой информации я не занимаюсь.

— Это о чародеях, — пояснила Табеа. В ее голосе слышалась нотка отчаяния.

— Я — колдун, юная леди, а не чародей, — удивленно захлопав глазами, объявил владелец лавки. — Вам известна разница между ними?

— Ну конечно, известна! — сердито ответила Табеа. — Или по крайней мере я знаю, что различие существует. Мне также известно о вашей неприязни к чародеям, и я подумала, что... Одним словом, я разузнала одну из их тайн.

— И вы считаете, что она представляет интерес для колдунов?

— Именно, — кивнула Табеа.

Колдун внимательно посмотрел на нее и спросил:

— И сколько вы желаете получить за вашу тайну?

Табеа, продумав это заранее, решила, что сто фунтов золота — цена подходящая. Сто фунтов золота равны примерно тысяче раундов серебра, что в свою очередь соответствует восьмистам тысячам медяков. Почти миллиону. Она разбогатеет, ей не придется больше воровать. Все маги ужасно богаты — во всяком случае, хорошие, — и им ничего не стоит отвалить ей даже такую сказочную сумму.

Но Табеа почему-то не решилась произнести эти цифры вслух. Восемьсот тысяч монет... Звучит фантастически.

— Я пока не решила, — соврала девочка.

Колдун сочувственно щелкнул языком и, недовольно покачав головой, произнес:

— Вам, дитя, следовало бы немного поучиться ведению дел. Позвольте узнать, поможет ли ваш секрет моему бизнесу? Позволит ли он переманить клиентов у чародеев?

Об этом Табеа даже не задумывалась.

— Не знаю, — ответила она и, пытаясь вновь пробудить интерес потенциального покупателя, добавила: — Но чародеи действительно не желают, чтобы об этом кто-нибудь узнал.

Вновь помрачнев, колдун заметил:

— В таком случае владение этой тайной может представлять серьезную опасность. Как вы ее узнали?

— Случайно, — с отчаянием произнесла Табеа.

— Ну хорошо, — вздохнул колдун. — Котов в мешке я, как правило, стараюсь не покупать, но вы меня заинтриговали. — Табеа затаила дыхание. — Готов заплатить вам за ваш секрет четыре серебреника.

Табеа растерянно замигала.

— Четыре монеты? — пискнула она.

— Половину раунда серебра, — подтвердил колдун.

Табеа, бросив на него выразительный взгляд, молча выбежала из лавки.

Позже, успокоившись, девочка поняла, что колдун предложил ей очень щедрую плату. Ведь она даже не намекнула о сути тайны, и у него не было никаких оснований считать, что покупка окажется выгодной. Говоря по правде, Табеа сама не знала, какую пользу можно извлечь из обладания этой информацией.

Чародеи и колдуны традиционно являлись соперниками, но смертельной вражды между ними не существовало. Колдуны не могли развязать войну против чародеев хотя бы потому, что последних в Мире было гораздо больше. А какую пользу может принести знание ритуала атамэзации колдуну, если тот не собирается вступать в схватку с чародеями?

«С продажей секрета, — думала Табеа, — ничего не выйдет». Оставалось только одно — использовать его для себя, а единственным видом использования секрета являлось изготовление атамэ. И в этом определенно можно было найти кучу привлекательного. Ведь если верить Серему Мудрому, то, даже не зная ни единого заклинания, она станет настоящей чародейкой. А когда ей удастся выучить несколько заклинаний, атамэ облегчит их использование. Нож освободит ее от любых оков, даст понять чародеям, и только чародеям, что Табеа из их числа. В то же время она останется вне Гильдии.

Кроме того, девочка чувствовала, что об атамэ ей известно далеко не все. Ведь она не слышала все лекции Серема. Табеа хорошо усвоила двадцатичетырехчасовую церемонию, но пропустила значительную часть объяснений, посвященных свойствам волшебного кинжала.

И вот ярким днем в начале месяца Уходящего Лета, через два месяца после того как Лиррин создала атамэ, Табеа вышла из лавки на Улице Оружейников. Под юбкой у нее был спрятан прекрасный кинжал, который, естественно, не стоил ей ни гроша.

Теперь следовало найти место для свершения заклинания. О доме родителей не было даже речи, там постоянно крутились братья, сестры, мать и отчим — последний, правда, лишь в том случае, если опять объявился.

Люди, обитающие на Поле у Пристенной Улицы, славились тем, что не совали нос в чужие дела. Но и отсутствие любопытства имеет свои пределы. Круглосуточный ритуал с кровью, причитаниями, пением и всем остальным наверняка привлечет их внимание. Кроме того, может пойти дождь. Что из того, что сейчас солнце заливало землю жаром медвяного цвета? Летний ливень способен разразиться в любой момент.

Ей надо отыскать закрытое помещение, где можно без всяких помех провести целые сутки, но для юной особы женского пола найти убежище в кишащем людьми Этшаре-на-Песках было совсем непросто.

«Может, стоит уехать из города?» — думала Табеа, Нет, это было настоящим безумием. Она никуда отсюда не двинется.

За стенами города нет ничего, кроме деревенщины, варваров и дикой природы, за исключением, пожалуй, двух других Этшаров, от которых ей проку не больше, чем от Этшара-на-Песках.

Правда, есть места, которые обычные люди не посещают, — башни городских ворот, например, Большой Маяк или форты, охраняющие вход в гавань. Но там постоянно квартируют солдаты Верховного Правителя.

Табеа шагала по Улице Оружейников, размышляя, впрочем, довольно неопределенно, о возможности уединиться на Южной Косе. Яркое солнце и пыль вынуждали девочку щуриться, и порой она даже не смотрела, куда идет.

Внезапно до ее ушей донеслись непристойности, произнесенные мужским голосом, и хихиканье женщины. Табеа подняла глаза.

Она увидела, что находится на углу Улицы Шлюх. Голос принадлежал мужчине в красном солдатском килте. Он сулил показать стоящей на балконе женщине небывалые чудеса похоти.

«Этой парочке будет нетрудно уединиться, — усмехнулась Табеа. — Правда, им придется заплатить».

Однако это идея. Она же тоже способна платить. Можно снять комнату — не здесь, в Солдатском Городке, а в какой-нибудь приличной гостинице. Табеа настолько привыкла удовлетворять все свои потребности воровством, что мысль о честной оплате ей просто не приходила в голову.

А если бы она захотела, то смогла бы платить за многое. За три года воровства у нее скопилась изрядная сумма. Ежедневные расходы девочки составляли несколько медяков. Но атамэ, естественно, стоит того, чтобы на него немного потратиться.

На принятие окончательного решения ушло два дня, но в конце концов Табеа сняла небольшую комнату под самой крышей гостиницы «У Голубого Краба». Хозяин обещал не беспокоить ее и никого не пускать к ней в течение полутора суток.

Девочка попыталась внушить ему, в основном намеками, что является ученицей чародея и учитель поручил ей совершить заклинание, требующее полного уединения. Табеа надеялась, что боязнь подвергнуться действию магических сил несколько обуздает естественное любопытство хозяина. Однако полной уверенности в том, что план сработает, у нее не было.

С собой Табеа прихватила изрядный запас свечей и кувшин относительно чистой воды — гостиничный колодец, как утверждал хозяин, охранялся заклинанием Перманентной Пурификации. По мнению же Табеа, в него лишь по счастливой случайности не попали сточные воды. Прием пищи во время вершения заклинания категорически запрещался, но утоление жажды, насколько она помнила, не возбранялось. Кроме того, Табеа захватила чистую одежду, чтобы переодеться после завершения ритуала. Итак, у нее нашлось все, что требовалось: огонь, вода, кровь и, конечно, кинжал. Она прекрасно отдохнула и была готова к великим свершениям.

И все же девочка трепетала, когда, приступая к первому песнопению, подняла кинжал перед собой на вытянутых руках.

Магические формулы, жесты, странные танцы — Табеа помнила их все. Рядом не было учителя, способного вдохновить и подсказать, не было помощника, который мог бы зажечь свечи. Поэтому часть заклинания она творила во тьме, не позволяя себе прерваться ни на миг.

По мере того как выгорали свечи, в комнате под крышей воцарялись жара и невыносимая духота. Когда свечи погасли, наступило небольшое облегчение, но тут же взошло солнце, и к середине утра стало еще жарче. Можно было бы распахнуть окно, но это означало бы отступить от предписанного ритуала. Конечно, хозяин мог бы сделать это по собственной инициативе, но Табеа запретила ему появляться.

Если бы она продумала все заранее, то открыла бы окно с самого начала. Но теперь ей не осталось ничего другого, кроме как, собрав последние силы, довести обряд до конца.

Говоря по правде, девочке казалось, что прервать процедуру просто невозможно; она всем своим существом ощущала движение магических сил. Странное, ранее неизвестное, волнующее чувство. Табеа опасалась, что, если она прервется, магические силы обернутся против нее, и продолжала вершить заклинание, невзирая на жару, усталость и заливающие лицо ручейки пота.

В довершение всех неприятностей именно в этой части ритуала пить запрещалось, а искушение было очень велико — в руках Табеа находился кувшин с водой, которую она использовала для очищающего омовения клинка.

К полудню у нее сел голос. Оставалось надеяться, что это не имеет значения. Кроме того, утомление, потеря жидкости и жара привели ее почти в бессознательное состояние. Голова кружилась, и Табеа продолжала творить заклинание по инерции.

В середине второй половины дня она подошла к той части процедуры, которая требовала сознательных усилий. Согласно ритуалу, девочка должна была пролить собственную кровь, надрезав кинжалом правую руку, шею и кожу напротив сердца.

Дрожащими руками она добыла кровь и нанесла ею на клинок три знака, навечно превращающих кинжал в неотъемлемую часть его владельца.

Однако самое худшее было еще впереди. В завершающей части заклинания ей предстояло рассечь себе лоб и острием кинжала размазать кровь по лицу, смешивая ее с пеплом. После этого она станет частью ножа точно так же, как до этого нож стал ее частью. Табеа преследовал иррациональный страх, что из-за усталости она потеряет контроль над кинжалом и раскроит себе череп.

Но девочка продолжала бороться. И вот наступил, решающий момент. Клинок трепетал, когда она подносила его к надбровью. Это повергло ее в еще больший ужас. Что, если кинжал дрогнет сильнее и выколет ей глаз?

Крепко зажмурившись, Табеа провела лезвием по туго натянутой коже.

Девочке показалось, что ничего не получилось, и она поднесла руку ко лбу. Пальцы окрасились кровью.

Табеа поспешно завершила церемонию. Она продолжала чувствовать вокруг себя круговращение магических сил, но в то же время, даже находясь в полубессознательном состоянии, начала понимать, что дело пошло как-то не так.

Кинжал Лиррин в этот момент ярко заблистал. С ее ножом ничего подобного не случилось. Более того, он потемнел, словно закоптился на огне. Но откуда здесь взяться огню; уже много часов Табеа не зажигала свечи. Может быть, ей это просто почудилось в быстро сгущающихся сумерках?

Повинуясь требованию ритуала, девочка положила кинжал перед собой, и тот практически растворился в темноте.

Табеа знала: выбора у нее нет, надо продолжать. Еще одна песнь, она берет кинжал в руки, и заклинание окончено. Если, конечно, новоиспеченная чародейка сможет поднять свой атамэ. Табеа помнила, как Лиррин, протягивая руку к кинжалу, преодолевала таинственную невидимую силу.

Девочка пропела последнюю песнь настолько быстро, насколько могла, думая о том, какую несусветную глупость она совершила, затеяв это фантастически опасное дело в одиночку. Не исключено, что нож убьет ее, как только она протянет к нему руку. Но несмотря на страх, Табеа чувствовала, что какое-то время владела магическими силами и если останется в живых, то может стать единственным в Мире не входящим в Гильдию чародеем.

Она пропела заключительные слова и потянулась к кинжалу.

Рука не встретила никакого сопротивления. В ожидании вспышки Табеа зажмурилась. Вспышки не последовало. Странное чувство власти над магическими силами быстро сходило на нет. Теперь Табеа была лишь чумазой девочкой с обычным кинжалом в руке, сидящей, скрестив ноги, в душной, темной комнатушке под крышей.

Этого не может быть, уверяла она себя. Это невозможно. Табеа попыталась получше рассмотреть кинжал, но день погас, а света факелов за окном даже в сочетании с розоватым блеском малой луны не хватало.

Девочка, бросив кинжал, взялась за кремень и кресало. Через несколько секунд в комнате уже горела свеча, и в ее свете Табеа взглянула на свой атамэ, лежащий на голом дощатом полу.

Кинжал стал темным, скорее, даже черным. Клинок поблескивал, но это был мрачный блеск вулканического стекла.

Табеа видела, что это — не стекло. Лезвие осталось металлическим.

Но кинжал стал черным. Рукоятка и гарда тоже почернели. Табеа знала, что так быть не должно. Она встречала чародеев на улицах и, кроме того, видела атамэ Серема и атамэ, только что изготовленное Лиррин. Все магические кинжалы внешне выглядели абсолютно нормально. В них не было и намека на черноту преисподней.

Что-то было сделано не так, как надо. Табеа помнила, что говорил Серем о проверке свойств атамэ, но самой проверки не видела, так как была вынуждена бежать. Она не могла учинить проверки, связанной с другими людьми или животными, но что касается ее самой...

Выдернув кожаный шнурок из пояса, Табеа обвязала его вокруг запястья и прикоснулась к узлу острием кинжала.

Ничего не случилось. Между тем узелок должен был развязаться, а шнурок соскользнуть с руки. Девочка осторожно коснулась лезвием лба. Клинок окровавился, но на нем не появилось сияния и рана над бровью не затянулась. Табеа положила кинжал на ладонь острием к себе, но вместо того, чтобы развернуться в другую сторону и приготовиться к защите владелицы, оружие осталось неподвижным.

Кинжал не делал ничего того, что полагалось делать атамэ. Он так и остался простым кинжалом. Изможденная, голодная, умирающая от жажды Табеа смотрела на него, чувствуя, как глаза застилают слезы. Некоторое время девочка еще держалась, но скоро силы оставили ее, и она зарыдала.

Загрузка...