Маленькая ящерица сидела на коричневом камне. Почувствовав опасность, — по тропинке к ней приближалось человеческое существо — она преобразилась в жалящего, лучом жука, затем в дождевика-вонючку, и следом — в огненную саламандру.
Бинк улыбнулся. Эти превращения не были до конца реальными. Ящерица принимала форму отталкивающих маленьких чудовищ, но сущности своей не меняла. Она не могла жалить, испускать гнусный запах или обжигать. Это был хамелеон, использовавший свои магические способности, чтобы имитировать подлинно опасные создания.
И все же, когда она приняла форму василиска и уставилась на Бинка с ледяной свирепостью, его веселье поутихло. Будь эта злость подлинной, он был бы уже мертв.
Внезапно в тишине скользнул с неба ястреб-мотылек и схватил хамелеона. Ящерица забилась, тонко закричав от боли, и мягко обвисла в клюве взмывшего ввысь ястреба. Хамелеон, несмотря на свою способность принимать любые обличья, был мертв.
Эта мысль продолжала просачиваться сквозь эмоции Бинка. Ящерка была безвредна, но большая часть неприрученного Ксанфа таковой не являлась. Не была ли только что разыгравшаяся сцена каким-либо искаженным знамением, неким намеком на мрачную участь, ожидавшую его? Знамения — дело серьезное, они всегда сбываются; однако обычно их неправильно истолковывают, пока не становится слишком поздно. Может быть, Бинк обречен умереть ужасной смертью, или, наоборот, эта участь постигнет его врага?
Но у него, насколько он знал, врагов пока не было.
Золотое солнце Ксанфа сияло сквозь магический Щит, отражаясь искрами от деревьев. Растения обладали собственной волшебной силой, но никакие заклинания не могли заменить солнечный свет, воду и хорошую почву. Поэтому магия использовалась для того, чтобы сделать для растений более доступным все необходимое, защитить их, спасти от уничтожения — по крайней мере до тех пор, пока ее не одолеет более сильная магия или просто невезение, как в случае с хамелеоном.
Бинк посмотрел на свою спутницу; она как раз ступила в наклонный луч солнечного света. Бинк не был растением, но у него тоже имелись свои потребности, и даже беглый взгляд на девушку заставлял осознавать это. Сабрина была абсолютно красивой, и красота ее была совершенно естественной. Другие девушки умудрялись улучшать свою внешность с помощью косметики или специальных заклинаний, но рядом с Сабриной все выглядели какими-то искусственными.
И она не была его врагом!
Молодые люди подошли к Обзорной Скале. Скала была не особенно высокой, но, благодаря своей магии, казалась выше, чем на самом деле: с нее можно было видеть четвертую часть Ксанфа — страну небольших красивых озер, обманчиво-спокойных цветущих лугов; там и тут зеленели заросли папоротников, колыхались поля пшеницы. Пока Бинк осматривался, одно из озер немного увеличилось в размерах — ему хотелось казаться более холодным и глубоким, хотелось казаться самым лучшим местом для купания.
Бинк мельком удивился этому, как не раз удивлялся раньше. Он обладал живым, непослушным умом, постоянно досаждавшим ему вопросами, на которые не имелось готовых ответов. Ребенком он часто доводил родителей и друзей почти до отчаяния своими бесконечными «Почему солнце желтое?», «Почему великаны-людоеды хрустят костями?», «Почему морские чудовища не могут околдовать кого-нибудь?» и подобной младенческой чепухой. Не удивительно, что его поторопились отправить в школу к кентаврам. Там он научился контролировать свой язык, но не свой мозг, и потому ненужные, лишние мысли одолевали его, а он старался гнать их прочь.
Он понимал волшебные свойства животных, таких, как этот хамелеон. Эти свойства обеспечивали им выживание и комфорт. Но вот почему неживые вещи обладали магией? Разве не все равно озеру, кто в нем купается? Ладно, может быть и так, озеро является частью экосферы, и те, кто существует внутри него, имеют интерес друг к другу и стремятся сохранить и углубить взаимные связи. Или, может быть, изменения во внешнем виде озера вызвал пресноводный дракон, подманивающий добычу? Драконы являлись самой разнообразной и опасной формой жизни Ксанфа — представители этого вида населяли воздух, землю и воду, и многие из них могли выдыхать огонь. Одно у них имелось общее — хороший аппетит. И для удовлетворения его они использовали любой шанс.
А что Обзорная Скала? Она представляла собой голый камень, не прикрытый даже лишайником и вряд ли красивый. Почему ей нужна компания? И если это так, почему она не сделала себя более привлекательной вместо того, чтобы оставаться серой и скучной? Ведь люди приходили сюда не восхищаться Скалой, а любоваться Ксанфом. Подобное использование магии казалось невыгодным.
Бинк ушиб палец об острый выступ скалы. Он торчал на террасе из битого камня, сделанной поколения назад из красиво раскрашенных валунов, и…
Вот оно! Тот, другой валун, который должен был составлять часть Обзорной Скалы, разбили на части, чтобы сделать тропинку и террасу. Обзорная Скала выжила! Никто не стал ее ломать, так как бескорыстная магия делала ее полезной в таком виде, как она есть. Одна маленькая загадка решена.
И все же, настаивал его неудовлетворенный ум, есть какие-то философские соображения. Как может нечто неодушевленное думать или иметь чувства? Что значит выживание для скалы? Валун был просто частью более раннего каменного массива. Так почему он должен иметь персональные качества, если массив не имел их? Но в таком случае этот же вопрос можно задать и относительно человека — он состоит из тканей растений и животных, которые употребил в пищу, и все-таки…
— О чем ты хотел поговорить со мной, Бинк? — с нарочитой скромностью спросила Сабрина.
Как будто она сама не знала!
Мозг подсказывал Бинку необходимые слова, но губы отказывались произнести их. Он знал, каким будет ее ответ. Никто не мог остаться в Ксанфе после двадцать пятого дня рождения, если он не продемонстрирует магический талант. Критический день рождения Бинка наступал через месяц. Он был уже далеко не ребенком. Но как она могла выйти замуж за человека, которого скоро должны изгнать?
Почему он не подумал об этом прежде, чем привести ее сюда? Он лишь поставил себя в неловкое положение! Сейчас ему следует сказать ей что-нибудь или сделать ситуацию неловкой и для нее тоже.
— Я только хотел увидеть твое… твое…
— Увидеть мое что? — спросила она, поднимая бровь.
Он почувствовал, что сердце его выскакивает из груди.
— Твою голограмму, — выпалил он. Конечно, ему хотелось не только увидеть ее голограмму, но и прикоснуться к Сабрине, однако подобное могло случиться только после женитьбы. Она была девушкой именно такого ранга, и это делало ее еще привлекательней. Ее прелести не нуждались в случайной демонстрации!
Он подумал об Авроре, которая тоже была соблазнительна, и все же…
— Бинк, есть способ, — сказала Сабрина.
Он искоса взглянул на нее и быстро отвел взгляд, сконфуженный. Она не могла предполагать…
— Добрый Волшебник Хамфри, — продолжала она в блаженном неведении о его намерениях.
— Что? — Мысли его были заняты совсем другим, что лишний раз говорило о своевольности ума Бинка.
— Хамфри знает сотни заклинаний. Может быть, одно из них… Я уверена, он сможет обнаружить, в чем состоит твой талант. Тогда все будет хорошо.
— О! Но плата за одно его заклинание — год службы, — запротестовал Бинк. — А у меня только месяц!
Это было не совсем точно, потому что, если Волшебник определит талант Бинка, его не выгонят и появится время отслужить за добро.
Бинка глубоко тронула вера Сабрины в него. Она не говорила того, что болтали остальные, — будто у него нет таланта к магии. Она оказывала ему неизмеримую услугу, предпочитая верить, что сущность его магии просто остается нераскрытой.
Возможно, именно эта вера привязала его к ней вначале. Она определенно была дивно красивой, умной и талантливой. Но у нее могло быть и намного меньше прекрасных качеств, и все-таки она стала бы его желанной…
— Год — это не так долго, — пробормотала Сабрина. — Я подожду…
Бинк задумчиво уставился на свои руки. Его правая ладонь была нормальной, а средний палец левой руки он потерял в детстве. Несчастье произошло не в результате воздействия враждебной магии. Просто он играл с топориком, рубил спиральную траву, воображая, будто это хвост дракона. Мальчику никогда не рано начинать готовиться к серьезной жизни! Но трава выскользнула из его руки как раз в тот момент, когда он размахнулся топором, и лезвие опустилось на вытянутый палец.
Боль была сильной, но хуже всего было то, что ему не разрешалось играть с топором, а потому он не смел ни кричать, ни показывать свою рану. С невероятными для его возраста усилиями Бинк взял себя в руки и страдал молча. Он похоронил палец и умудрился прятать свое увечье в течение нескольких дней. Когда правда в конце концов выплыла наружу было уже слишком поздно для восстановительного заклинания: палец уже сгнил, и его невозможно было прирастить на место. Конечно, достаточно сильное заклинание могло помочь делу, но он остался бы пальцем-зомби.
Бинка не наказали. Его мать, Бианка, решила, что мальчик получил урок — и он получил его, получил! В следующий раз, когда станет украдкой играть с топором, будет осторожнее.
А отец был даже доволен: Бинк хотя и совершил дурной поступок, но проявил так много мужества и выдержки!
— У парня крепкие нервы, — сказал Роланд. — Если бы только у него имелась магия…
Бинк отвел взгляд от ладони. Это произошло пятнадцать лет назад! И год вдруг показался ему коротким сроком. Один год службы — в обмен на всю жизнь с Сабриной. Хорошая сделка!
Но что, если у него все-таки нет магии? Должен ли он платить годом своей жизни только за то, чтобы убедиться в неизбежности изгнания в пугающий мир бесталанных людей? Не лучше ли примириться с изгнанием, сохранив надежду, что у него есть скрытый талант?
Сабрина, не вторгаясь в его смятенные мысли, начала творить голограмму. Перед ней появилась голубая дымка. Нависая над склоном, она расширялась, истончаясь по краям и сгущаясь в центре, пока не достигла двух футов в диаметре. Дымка не рассеивалась и не уплывала в сторону.
Теперь Сабрина начала напевать. У нее был приятный голос — не выдающийся, но подходящий для ее магии. Под воздействием звука голубое облако затрепетало и упрочнилось, став почти сферическим. Тогда Сабрина изменила высоту голоса, и внешний край облака сделался желтым. Она пропела слово «девушка», и сгустившаяся дымка приняла форму девушки в голубом платье с желтыми оборками. Фигура имела три измерения и была видна со всех сторон.
Это был хороший талант. Сабрина могла изобразить все, что угодно, но образы не обретали физической основательности и исчезали, как только Сабрина расслаблялась, теряя сосредоточенность. Таким образом, строго говоря, это был бесполезный талант — он не улучшал ее жизнь в материальном смысле.
Но сколько талантов в действительности помогали своим обладателям? Один человек, глядя на лист дерева, мог заставить его завять и отвалиться. Другой мог вызвать запах кислого молока. Третий — создать смеющийся безумным смехом пузырь, появляющийся из-под земли. Все это, без сомнения, была магия, — но какую пользу и кому она приносила? Почему же тогда обладатели этих бесполезных талантов считались гражданами Ксанфа, а Бинк, сильный, умный, с приятной внешностью, — нет? Но существовало нерушимое правило: ни один человек, не обладающий магическими способностями, не может после исполнения двадцати пяти лет оставаться в Ксанфе.
Сабрина права, Бинк должен выяснить, в чем состоит его талант. Сам он не смог определить его, поэтому надо заплатить Доброму Волшебнику назначенную цену. Это не только спасет его от изгнания, которое могло оказаться участью хуже смерти, ибо какой смысл жизни без магии? Это поможет ему завоевать Сабрину, а также восстановит его пошатнувшееся самоуважение. Да, у него не было выбора.
— Ой! — воскликнула Сабрина, хлопая себя ладонями по шикарным бедрам. Голограмма растворялась, девушка в голубом гротескно исказилась и исчезла.
Встревоженный Бинк шагнул к Сабрине. Но в этот момент раздался громкий юношеский смех. Прекрасная и в гневе и в радости, Сабрина яростно развернулась и закричала:
— Нумбо! Прекрати сейчас же! Это не смешно!
Конечно, то был Нумбо! Он сделал для Сабрины горячее магическое сидение, и теперь ее задик огнем горел от боли. Говори после этого о бесполезности таланта! Бинк, сжав кулаки так, что большой палец впился в обрубок недостающего среднего, двинулся к подростку, который, ухмыляясь, стоял за Обзорной Скалой. Нумбо было пятнадцать лет; нахальный и раздражающе проказливый, он явно нуждался в уроке. Раздался другой взрыв смеха. Бинк не врезался носом в невидимую стену только благодаря подвернувшемуся под ноги камню, но кто-то очевидно подумал, будто он стукнулся, и камень отклонил его ногу достаточно далеко, чтобы он не потерял равновесия. Это было не больно, но задержало его. Бинк взмахнул рукой, и пальцы его коснулись невидимой стены.
— Прекрати Чилк! — приказала Сабрина.
Ставить невидимую стену было магической способностью Чилка. Талант его как бы дополнял талант Сабрины: видимость без содержания уступала тут содержанию без видимости. Стена имела площадь всего шесть квадратных футов и, как и большинство творений магических сил, была временной, но зато крепкой, как сталь, в первые несколько мгновений.
Бинк мог обогнуть преграду и догнать подростков, но он был уверен, что невидимая стена будет появляться перед ним вновь и вновь, и он больше пострадает сам, чем коварные мальчишки, когда он доберется до них. Словом, результаты не стоили усилий. Будь у него магическая способность создать, подобно Нумбо, горячее сиденье, он заставил бы шутников пожалеть о проделках, несмотря на стену. Но у него не было таланта, и Нумбо с Чилком знали об этом. Все об этом знали. В чем и заключалась самая большая проблема Бинка. Он был легкой добычей для всех проказников, так как не мог нанести ответный удар с помощью магии, а пользоваться в таких случаях физической силой считалось полнейшей глупостью. Тем не менее сейчас он готов был совершить ее.
— Уйдем отсюда, Бинк, — сказала Сабрина. В ее голосе слышалось недовольство непрошенными свидетелями, но, как подозревал Бинк, частично относящееся и к нему. В нем поднималась бессильная злоба. Он не раз ощущал ее и прежде, но так и не привык к ней. Он не мог сделать предложение Сабрине из-за отсутствия таланта и не мог оставаться здесь по той же самой причине. Ни здесь, у Обзорной Скалы, ни вообще в Ксанфе. Потому что он не соответствовал общепринятым меркам.
Они пошли назад по тропинке. Шутники, видя, что их добыча не обращает на них больше внимания, отправились на поиски других проказ.
Пейзаж теперь не казался Бинку таким красивым. Может, ему будет лучше в другом месте? Может, лучше уйти прямо сейчас, не дожидаясь официального изгнания? Если Сабрина действительно любит его, она пойдет вместе с ним даже за пределы Ксанфа, в Мандению.
Нет, лучше не просить об этом. Сабрина любит его, но она любит и Ксанф. У нее такие сладкие формы, такие прельстительные губы, что найти другого мужчину для нее гораздо легче, чем приспособиться к жизни чуждого мира, где нет никакой магии. И ему тоже найти другую девушку намного легче, чем… И если подходить объективно, ему, наверное, лучше уйти одному.
Но почему его сердце не согласно?
Бинк и Сабрина прошли мимо коричневого камня, где совсем недавно сидел хамелеон, и молодой человек невольно содрогнулся.
— Почему ты не спросишь Джустина? — спросила Сабрина, когда они подошли к деревне. Сумерки здесь сгущались быстрее, чем наверху, у Обзорной Скалы. В деревне уже зажигали лампы.
Бинк поглядел на необычное дерево, на которое показала девушка.
В Ксанфе росли самые разнообразные деревья, многие из которых были жизненно необходимы для его обитателей. Например, из пивного дерева получали пиво, из масличного — топливо, а обувь давало зрелое туфельное дерево, росшее к востоку от деревни. Но Джустин был совершенно особым: он вырос не из семечка. Листья его имели форму ладони, а ствол был цвета загорелой человеческой кожи. Это никого не удивляло, так как дерево было когда-то человеком.
Его история — частичка динамичного фольклора Ксанфа — промелькнула в памяти Бинка…
…Лет двадцать назад здесь жил один из величайших Злых Волшебников, молодой человек по имени Трент. Он обладал страшной властью — умел мгновенно превращать одно живое существо в другое. Все признали поразительную силу его магии и даровали ему звание Волшебника. Но Трент этим не удовлетворился: он возжаждал захватить трон Ксанфа. При своих магических способностях Трент мог действовать очень просто и эффективно: тех, кто противостоял ему, он превращал в какое-нибудь существо, не способное больше оказывать ему сопротивление. Представлявших наибольшую угрозу, он трансформировал в рыбу, выброшенную на сухую землю, и оставлял ее там трепыхаться, пока не умрет. Просто неудобных он делал животными и растениями. Вот и ходили теперь по Ксанфу несколько драконов, двухголовых волков и земноосьминогов, сохранивших память о своем происхождении и человеческий разум. Теперь Трента не было, но плоды его гнусных деяний остались, ибо другого трансформатора не существовало, а значит никто не мог вернуть несчастным их прежний вид. Способность создавать голограммы, горячие сиденья, невидимые стены и подобные мелочи классифицировалась — и, по всей видимости, правильно — как талант, но умение трансформировать относилось к явлениям высшего порядка. Только раз в поколение рождался человек, наделенный подобной властью, и редко необычные способности проявлялись дважды в одной и той же форме.
Джустин был одним из тех, кто рассердил Волшебника Трента. Никто не мог припомнить точно, чем рассердил, но тем не менее Джустин стал деревом. И ни у кого не было настолько мощного таланта, чтобы вернуть ему облик человека.
Сам Джустин обладал способностью передавать голос на расстояние. Это не было ни чревовещанием, ни пустяковым умением вызывать безумный смех — вроде фокусов, которые показывают в гостиной. То была действительно членораздельная речь без использования голосовых связок. Он сохранил свой талант и будучи деревом, а так как у него было много времени для размышлений, деревенские жители часто приходили к нему за советом. И, как правило, совет давался хороший. Джустин не был гением, но дерево было гораздо более объективным к человеческим проблемам, чем сами люди.
Бинк и Сабрина повернули в сторону Джустина. Внезапно прямо над ними прозвучал голос:
— Не приближайтесь, друзья, здесь вас подстерегают хулиганы.
Молодые люди остановились.
— Это ты, Джустин? — спросила девушка. — Кто там притаился?
Но дерево, хотя и умело передавать речь на большое расстояние, слышать так же далеко не могло. И потому не ответило. Видно, древесные уши — не самые лучшие.
Бинк, рассерженный, сделал шаг вперед.
— Джустин — часть нашей деревни, — пробормотал он. — Никто не имеет права…
— Пожалуйста, Бинк! — взмолилась Сабрина. — Не ввязывайся в неприятности!
Да, она всегда избегала неприятностей. Бинк не заходил так далеко, чтобы счесть подобное отношение к жизни недостатком, и все-таки порой раздражался из-за него. Сам Бинк придерживался иных принципов и обычно не отступал от них. Но Сабрина была такой красивой, а сегодня он причинил ей уже достаточно неприятностей… И он повернулся, чтобы отвести ее подальше от дерева.
— Эй, смотри! — крикнул кто-то. — Они собираются уйти.
— Наверно, Джустин разболтал, — ответил второй голос.
— Тогда давай срубим Джустина.
Бинк опять остановился.
— Они не посмеют! — воскликнул он.
— Конечно, не посмеют, — согласилась Сабрина. — Джустин принадлежит деревне. Не обращай на них внимания.
Но тут снова раздался голос дерева, слегка смущенный, что свидетельствовало о плохой сосредоточенности.
— Друзья, прошу вас, приведите быстрее Короля. У этих хулиганов есть топор или что-то еще. К тому же они наелись дурманных ягод.
— Топор! — в ужасе воскликнула Сабрина.
— Короля нет в поселке, — пробормотал Бинк. — Да и все равно он слишком дряхлый.
— Уже столько лет он не вызывал ничего, кроме летнего дождика, — согласилась Сабрина. — Раньше, когда он имел сильную магию, мальчишки не осмеливались на такое.
— Точно. Мы определенно не осмеливались, — подтвердил Бинк. — Вспомни ураган в сопровождении шести торнадо, который он вызвал, чтобы уничтожить последний выводок вихляков. В те времена он был настоящим Королем Бури! Он…
Раздался звон металла, врезающегося в дерево. Крик боли взорвался в воздухе. Бинк и Сабрина вздрогнули.
— Это Джустин! — воскликнула она. — Они рубят его!
— Поздно бежать за королем, — бросил Бинк и ринулся к дереву.
— Бинк! Ты не сможешь! — закричала вслед ему Сабрина. — У тебя нет магии!
Итак, правда в момент опасности вышла наружу. Сабрина не верила по-настоящему, что у него есть талант!
— Но у меня есть мускулы! — прокричал он в ответ. — Беги за помощью!
Джустин снова вскрикнул — топор ударил его во второй раз. Раздался наводящий жуть деревянный звук, а за ним — смех, смех жестоко расшалившихся подростков, полностью безразличных к последствиям, которые могут иметь их действия. Виноваты дурманные ягоды? Нет, это была просто бесчувственность.
Бинк быстро оказался на месте. Но там никого уже не было. Хулиганистые подростки разбежались, а он был как раз готов к хорошей драке.
Бинк мог догадаться, кто они, но Джустин опередил его.
— Джама, Зинк и Потифер, — подсказало дерево. — О, моя нога!
Бинк нагнулся, чтобы осмотреть разруб. Белая древесина была отчетливо видна в ране и контрастировала с коричневой корой у основания дерева. На ней скапливались капельки красноватого сока, очень похожего на кровь. Не слишком серьезная рана для дерева таких размеров, но явно крайне болезненная.
— Я сделаю тебе какой-нибудь компресс, — сказал Бинк. — Поблизости в лесу растет коралловая губка. Кричи, если кто-нибудь начнет приставать к тебе.
— Хорошо. Только поторопись, — ответил Джустин. Потом, словно вспомнив о чем-то, сказал: — Ты отличный парень, Бинк. Намного лучше, чем некоторые, у кого… э…
— Есть магия, — закончил за него молодой человек.
— Благодарю! Ты пощадил мои чувства! — Джустин не хотел обидеть Бинка, но нередко сперва говорил, а потом думал. Наверное, оттого, что мозги у него были древесные. Он продолжал: — Это несправедливо, что такие негодяи, как Джама, называются гражданами, когда ты…
— Спасибо, — резко произнес Бинк, отходя прочь. Он был полностью согласен с деревом, но что пользы говорить об этом?
Бинк внимательно проверил, не притаился ли кто-нибудь в кустах, чтобы напасть на Джустина, когда дерево останется без защиты, но никого не заметил. Хулиганы действительно убежали.
Джама, Зинк и Потифер, думал он мрачно, деревенские подонки. Джама умел вызывать меч и, наверное, им и рубил Джустина. Какой вандализм!
Бинк имел собственный горький опыт. Не так-то давно у него было столкновение с этой шайкой.
Наевшись дурманных ягод, троица в поисках приключений притаилась в засаде возле одной из тропинок за деревней. Бинк и его друг попали в ловушку: Потифер создавал ядовитый газ — это было его талантом, Зинк с помощью магии открывал ямы у них под ногами, а Джама материализовывал летающие мечи, от которых друзьям было не так-то просто уклоняться. Вот такое развлечение!
Друг Бинка воспользовался своей магией для того, чтобы убежать: из куска дерева он создал голема, и тот занял его место. Голем в точности походил на него, и хулиганы не заметили подмены. Бинк, конечно, видел разницу, но друга не выдал. Голем, разумеется, не был восприимчив к ядовитому газу, но Бинк-то был. Он вдохнул его и потерял сознание. К счастью, вскоре подоспела помощь — друг Бинка привел его мать и отца.
Очнувшись, Бинк понял, что его все еще окружает ядовитый газ, а он опять сдерживает дыхание. Он увидел, как его мать тащит отца за рукав, показывая на него.
Повторение событий было талантом Бианки: она могла повернуть время на пять секунд назад на небольшом участке пространства. Это была ограниченная, но дьявольски мощная магия, так как она позволяла Бианке исправлять только что сделанные ошибки.
Но Бинк снова вдохнул газ, делая бесполезными усилия Бианки. Она могла возвращать прошлое бесчисленное множество раз, но повторялось все, включая и его вдох. Тогда Роланд направил на него пронзительный взгляд, и… Бинк оцепенел.
Это было талантом Роланда: один парализующий взгляд — и то, на что он смотрел, застывало на месте — живое, но неподвижное. Так и Бинку не позволили сделать еще один вдох, пока его не вынесли из ядовитого облака.
Когда оцепенение прошло, Бинк понял, что он на руках матери.
— О дитя мое! — причитала она, прижимая его голову к груди. — Они сделали тебе больно?..
…Бинк резко остановился возле места, где росла губка, его лицо покраснело от острого смущения, вызванного воспоминаниями. Как она могла?! Определенно, мать спасла его от преждевременной смерти, но он стал на долгое время посмешищем для всей деревни. Куда бы он ни пошел, подростки усмехались ему в лицо и кричали фальцетом: «Дитя мое!» Да, жизнь досталась ему ценой гордости. И все-таки он не мог обвинять своих родителей.
Он обвинял Джаму, Зинка и Потифера.
Конечно, Бинк не обладал магией, но, возможно, именно по этой причине он был самым крепким подростком в деревне. Сколько он себя помнил, ему все время приходилось драться. Координация у него была не особенно хорошей, зато физической силы — предостаточно. Он подстерег Джаму и продемонстрировал убедительно, что кулак куда быстрее волшебного меча. Потом он проучил Зинка и, наконец, Потифера, которого швырнул в его собственное газовое облако, вынудив быстро ликвидировать ядовитый газ. После этого троица не только не смеялась больше над Бинком, но наоборот старалась избегать его — вот почему они скрылись так быстро, когда он кинулся к дереву. Хотя вместе они и могли бы одолеть его, но предыдущие встречи преподнесли им хороший урок.
Бинк улыбнулся. Его смущение сменилось хмурым удовлетворением. Пусть его манера справляться с ситуацией была незрелой, но она доставляла много удовольствия. Глубоко внутри он знал, что им двигало: он сердился на мать, но любил ее, и потому все раздражение выливалось на Джаму и ему подобных. Но он не жалел об этом.
Однако знал он и то, что единственный его шанс стать наравне со всеми — это найти собственный магический талант, хороший, сильный талант, как у его отца, Роланда. Тогда никто никогда не посмеет больше дразнить его или насмехаться. И стыд не будет гнать его из Ксанфа. Но этого до сих пор так и не произошло. Его презрительно называли «Неволшебное чудо».
Бинк собрал несколько хороших, крепких губок. Они принесут облегчение Дереву Джустина, ибо такова была их магия: губки поглощали боль, излечивали и создавали ощущение комфорта. Некоторые растения и животные — Бинк не совсем был уверен, к какой категории следует отнести губки — обладали подобными свойствами. Преимуществом губок было то, что перемещение не вредило им, не убивало. Они мигрировали из воды и процветали теперь на суше, выносливые и жизнестойкие. Возможно, их магические исцеляющие свойства развились, чтобы помочь им закрепиться в новой среде.
Магические таланты имели тенденцию проявляться группами, одно свойство могло перекрывать другое. Таким образом, множество вариантов каждого типа магии возникало и в растительном, и в животном мире. Но среди людей магия варьировалась особенно широко. Казалось, что личным качествам здесь принадлежит наибольшее значение, хотя самая сильная магия обычно проступала в отдельных семейных линиях. Как если бы сила магии была наследственной чертой, а ее тип зависел от обстоятельств. И все же имелись другие факторы…
В голове у Бинка в одно мгновение проносилось множество мыслей. Если бы мыслительные способности считались талантом, он был бы Волшебником. Но сейчас следовало сосредоточиться на том, что он делает, иначе он опять мог столкнуться с неприятностями.
Сумерки сгущались. Мрачные тени вставали из леса и зависали в воздухе, словно в поисках добычи. Безглазые и бесформенные, они, тем не менее, вели себя с тревожащей уверенностью, ориентируясь на Бинка. Или это только казалось? Необъясненных проявлений магии оставалось гораздо больше, чем квалифицированных как безопасные.
Взгляд Бинка упал на манящий огонек. Молодой человек последовал было за ним, но вовремя опомнился. Огоньком заманивали не из чистого озорства. Огонек мог завести Бинка в чащу и оставить там, и юноша стал бы легкой добычей враждебной магии неизвестного. Один из друзей Бинка последовал за манящим огоньком и никогда не вернулся. Достаточно серьезное предупреждение!
Ночь преобразила Ксанф. Районы, подобные тому, где находился Бинк, были безопасны днем, но становились ужасны, когда скрывалось солнце. Появлялись призраки и тени в погоне за своими загробными удовольствиями, а иногда зомби вылезал из могилы и неуклюже бродил кругами. Ни один разумный человек не спал иначе, как за закрытыми дверями, а каждый дом в деревне обладал отпугивающим заклинанием против сверхъестественного. Бинк не посмел воспользоваться коротким путем к Дереву Джустина, а предпочел идти длинной и запутанной, но магически защищенной тропинкой. Это была не робость, а необходимость.
Бинк побежал; он знал путь слишком хорошо, чтобы сбиться с него, и бежал он не из страха, так как ничто не угрожало ему на заколдованной дорожке, а потому, что хотел скорее добраться до Джустина. Плоть Джустина была древесной, но она страдала точно так же, как нормальная человеческая плоть. Можно ли было настолько сойти с ума, чтобы ударить мечом Дерево Джустина?
Бинк миновал поле морского овса; приятно шумели и плескались его океанские волны. Из морского овса получалось превосходное, только немного солоноватое, пенистое пиво. Чаши им можно было наполнить лишь наполовину: в пиве, как в море, ходили неустанные волны и выплескивали напиток наружу.
Бинк вспомнил дикий овес, который посадил подростком. Морской овес был беспокойным растением, а его кузен, дикий овес, — сверхактивным. Его стебли яростно боролись, хлестали по запястьям, когда Бинк хотел сорвать созревший колосок. Он все-таки добыл колосок, но ценой ссадин и царапин.
Бинк посадил эти несколько семян в секретном месте позади дома и поливал их каждый день своей собственной влагой. Он охранял раздражительные ростки от всего, что могло им повредить, и нетерпение его увеличивалось со дня на день. Что за приключение для подрастающего мужчины! Так продолжалось до тех пор, пока его мать, Бианка, не обнаружила растения. Увы, она узнала их!
Немедленно разразился семейный скандал.
— Как ты мог! — требовала она ответа от сына, и лицо ее пылало.
А Роланд старался спрятать одобрительную улыбку.
— Посеять дикий овес… — бормотал он. — Парнишка взрослеет!
— Роланд, ты же знаешь, что…
— Дорогая, это не принесло бы никакого вреда. — Никакого вреда! — воскликнула мать.
— Совершенно естественная тяга молодого мужчины… — продолжил было Роланд, но яростное выражение лица Бианки заставило его замолчать: он ничего не боялся в Ксанфе, но был обычно мирным человеком. Роланд вздохнул и повернулся к Бинку: — Я думаю, ты знаешь, что делаешь, сын?
Бинк стал мучительно оправдываться:
— Ну да… Нимфа овса…
— Бинк! — предупреждающе воскликнула Бианка.
Он никогда не видел ее такой сердитой.
Роланд поднял руку, прося мира.
— Дорогая… дай нам поговорить наедине, как мужчина с мужчиной! Мальчик имеет на это право.
Так, назвав Бинка мальчиком, Роланд выдал свое отношение к случившемуся.
Не сказав больше ни слова, Бианка удалилась из дома.
Роланд повернулся к Бинку, покачал головой. Этот жест был только с виду отрицательным — Роланд, красивый, сильный мужчина, использовал жесты по-своему.
— Настоящий дикий овес, сорванный с сопротивляющегося стебля, посеянный при полной луне, увлажненный собственной мочой, не так ли? — спросил он прямо, и Бинк кивнул с горящим лицом. А отец продолжал: — Чтобы, когда растение созреет и появится нимфа овса, она была подчинена тебе, существу оплодотворяющему?
Бинк вновь угрюмо кивнул.
— Сынок, поверь мне, я знаю, что такое соблазн. Я сам в твоем возрасте посеял овес. И у меня появилась нимфа — с развевающимися зелеными волосами и телом, манящим, как простор. Но я забыл о специальном увлажнении, и поэтому она убежала от меня. Никогда в жизни не видел я подобной прелести… за исключением твоей матери, конечно.
Роланд сеял дикий овес? Бинк никогда бы не вообразил такого. Он молчал, боясь того, что может еще услышать.
— Я сделал ошибку, признавшись в этой истории Бианке, — продолжал Роланд. — Боюсь, эта тема слишком ее задевает, и на тебя выплеснулось все ее недовольство. Такие вещи случаются.
Итак, мать ревновала отца к тому, что произошло в его жизни еще до женитьбы на ней. В какое скопище чувств внезапно попал Бинк!
Лицо Роланда стало серьезным.
— Молодому неопытному мужчине мысль о прелестной обнаженной нимфе, его пленнице к тому же, может показаться чрезвычайно соблазнительной, — опять заговорил он. — Все физические атрибуты женщин и — никаких умственных. Но, сынок, это юношеская мечта, подобная мечте о конфетном дереве. Действительность была бы совсем иной, не такой, какую ты ожидал. Человек быстро пресыщается, сладости, предоставленные ему в неограниченном количестве, быстро приедаются, то же происходит и с… бездумным женским телом. Мужчина не может любить нимфу. Она вполне могла бы быть бестелесной. Ее привлекательность быстро начинает вызывать скуку и отвращение.
Бинк все еще не осмеливался ни возражать, ни вообще говорить что-либо. Хотя беседовать с отцом на эту тему ему не наскучило бы, он был уверен.
Роланд понимал его слишком хорошо.
— Сынок, что тебе надо — так это настоящая живая девушка, — заключил он. — Существо, обладающее приятной фигуркой и личностью, которое могло бы разговаривать с тобой. Завязать отношения с женщиной намного интереснее, чем с нимфой. Правда, и тут часто бывают разочарования, — он со значением посмотрел на дверь, в которую вышла Бианка. — Но, в конечном итоге, это окупается намного ощутимее. То, что ты искал в диком овсе, в своем роде прекрасно, только это — короткая дорога, а в настоящей жизни нет коротких путей. — Он улыбнулся. — Хотя, будь моя воля, я позволил бы тебе срезать путь. Не вижу в этом никакого вреда… Однако твоя мать… ну, у нас здесь культура консервативная, а леди имеют тенденцию быть особенно консервативными, тем более хорошенькие леди. Наша деревня — маленькая, поэтому каждый знает, что делает его сосед. С этим нельзя не считаться, нельзя не учитывать все обстоятельства. Понимаешь, что я имею в виду?
Когда Роланд высказывал свое мнение, даже с оговорками, спорить с ним было бесполезно. Бинк неуверенно кивнул.
— Больше никакого овса, — пообещал он.
— Бианка… ну, твое повзросление захватило ее врасплох. С овсом покончено. Она, вероятно, вырывает его с корнями прямо сейчас. Но у тебя впереди еще вся жизнь. Матери, возможно, нравится думать о тебе, как о мальчике, всегда — как о мальчике. Но даже она не смеет противиться природе. Не более, чем пять секунд! Поэтому она должна просто примириться.
Роланд замолчал. Бинк тоже молчал, не зная, куда клонит отец.
— Сюда должна приехать девушка из одной совсем маленькой деревни, — продолжал Роланд. — Официально — для учебы, так как наш преподаватель-кентавр — лучший во всем Ксанфе. Но я подозреваю, что причина в другом: там просто мало парней ее возраста. Мне известно, что она еще не открыла свой магический талант, и ей примерно столько же лет, сколько и тебе… — Роланд со значением поглядел на Бинка. — Думаю, ей понадобится приятный молодой человек, который познакомил бы ее с нашей деревней и предупредил о местных опасностях. Слышал я также, что она очень хорошенькая, умная и покладистая. А это — редкое сочетание.
Наконец Бинк начал понимать. Девушка, настоящая девушка! Для него! Она не станет относиться к нему с предубеждением только из-за того, что он не открыл еще свой талант. И Бианка не сможет возразить, хотя втайне, вероятно, и будет недовольна тем, что у сына появилось чисто мужское увлечение.
Бинк вдруг осознал, что вполне обойдется без дикого овса.
— Ее зовут Сабрина, — сказал Роланд.
…Свет, блеснувший впереди, вернул Бинка в настоящее. Кто-то стоял рядом с Деревом Джустина, держа волшебную лампу.
— Все в порядке, Бинк, — раздался рядом с ним голос Джустина. — Сабрина привела помощь, но она уже не нужна. Ты принес губку?
— Да, — ответил Бинк.
Итак его маленькое приключение оказалось совсем даже не приключением. Как и вся его жизнь.
Пока Сабрина помогала ему наложить губку на рану Джустина, Бинк понял, что все решено. Он больше не может жить, как ничтожество, он пойдет к Доброму Волшебнику Хамфри и узнает, в чем заключается его собственный магический талант.
Бинк поднял голову. Его глаза встретились с глазами Сабрины, мерцавшими при свете лампы. Она улыбалась. Сейчас она была намного красивее, чем когда они встретились — много лет назад, еще подростками. Сабрина всегда была верна ему. Несомненно, отец Бинка был прав насчет преимуществ настоящих живых девушек. И разочарований в них — тоже. Теперь Бинку самому надлежало решить, что он должен сделать, чтобы стать настоящим мужчиной.
Бинк отправился пешком; он взял с собой плотно набитый рюкзак, хороший охотничий нож и дорожную палку. Его мать настаивала, чтобы наняли проводника, но Бинк отказался: на самом деле этот «проводник» будет его охраной. А как пережить такое опекунство?! Конечно, местность, лежавшая за деревней, была дикой и опасной для путешественников, не знакомых с ней, и немногие отваживались ходить там в одиночку. Так что с проводником Бинку было бы и в самом деле безопаснее. Но такая опека…
Бинк также мог бы нанять крылатого коня — в качестве транспорта. Но это было дорого, да и рискованно, потому что грифоны нередко оказывались весьма раздражительными существами. И Бинк предпочел путь по земле, а не по воздуху, и путь в одиночку — для того хотя бы, чтобы доказать, несмотря на насмешки деревенских подростков, свою самостоятельность. Правда, Джаме было в данный момент не до насмешек: он работал под усмирительным заклинанием, которое деревенские Старейшины наложили на него за нападение на Дерево Джустина; но ведь были и другие насмешники.
В конце концов Роланд понял его.
— Когда-нибудь тебе станет ясно, что мнение никчемных людей ничего не стоит, — тихо сказал он Бинку. — Но ты сам должен прийти к этому. Я понимаю тебя и желаю удачи… Добейся ее своими силами.
У Бинка была карта; он знал, какая тропа ведет к замку Доброго Волшебника Хемфри. А точнее, он знал, какая тропа вела туда. Дело в том, что старик Хамфри был с причудами. Он предпочитал жить в изоляции и периодически передвигал свой замок или менял прилегающую к нему местность магическими средствами, так что путник никогда не был уверен, что найдет его. Однако, несмотря ни на что, Бинк намеревался выследить Волшебника в его владениях.
Первая часть пути была ему знакомой — всю свою жизнь он провел в Северной Деревне и исследовал большую часть окружающей ее местности. Вряд ли поблизости оставалась какая-нибудь опасность — угрожающая флора или фауна, — но если что-нибудь такое и было, то было хорошо знакомой угрозой.
Так, когда Бинк остановился напиться из колодца у огромного колючего кактуса, растение немедленно затрепетало, готовясь выстрелить в него. Но Бинк повелительно проговорил:
— Спокойно, друг! Я — из Северной Деревни.
И кактус, сдерживаемый примиряющей формулой, отказался от смертоносного залпа; ключевым тут было слово «друг». Тварь определенно не была другом, но она должна была подчиняться волшебным путам, наложенным на нее. Посторонний, разумеется, не знал этого, и таким образом кактус являлся эффективным стражем против непрошенных гостей. Небольших животных он не трогал — в конце концов, большинству живых существ раньше или позже нужна вода. Но дикие грифоны или другие большие звери, нередко забредавшие в соседние области, Северную Деревню обходили стороной — и одной встречи с раздраженной колючкой было достаточно, чтобы отвадить животное от этого места.
Бинк шел достаточно быстро, и уже через час был в менее знакомой местности, и, следовательно, менее безопасной. Кого люди этого района приучили охранять свои колодцы? Единорогов, натренированных пронзать незнакомцев?.. Что ж, скоро он это узнает.
Невысокие холмы и небольшие озера уступили место более грубому ландшафту; появились странные растения. У некоторых были высокие антенны, поворачивавшиеся в направлении Бинка, когда он приближался; другие издавали вкрадчивые убаюкивающие звуки, но имели клешни с сильными мускулами, Бинк обходил их на безопасном расстоянии, не желая напрасно рисковать. В какой-то момент ему показалось даже, что он видит человекоподобное животное, у которого восемь паучьих ног, — это существо передвигалось быстро и бесшумно.
Бинку попадалось множество птиц, но они его не особенно занимали, поскольку пернатым летающим тварям не нужна защитная магия против человека. То есть он мог не опасаться их, — разве что больших птиц, которые могли принять его за добычу. Однажды он увидел рок-птицу — создание чудовищной формы, — и спрятался, пока она не пролетела. Словом, он предпочитал компанию маленьких птиц, тем более что они выручали его при встречах с агрессивными насекомыми и жуками.
Вот облако мошкары закружилось у него над головой — эти инсекты умело пользовались потообразующим заклинанием, чтобы причинить Бинку страдание. Они обладали дьявольской способностью узнавать тех, у кого не было магии защиты, а может быть, они просто пользовались методом проб и ошибок. Бинк беспомощно оглядывался в поисках трав, способных отпугнуть мошкару, но не видел ни одной — да, травы почему-то никогда не оказывались под рукой, когда в них была нужда. Терпению Бинка приходил конец, пот обильно тек по лицу, попадая в нос, глаза и рот. Но тут в назойливое облако ворвались два сосуна и мигом втянули в себя всех мошек. Так что малые птахи просто не могли не нравиться Бинку.
За три часа хода он одолел десять миль и начал уставать. В общем, конечно, Бинк был в неплохой форме — просто он не привык к таким длительным маршам с тяжелым рюкзаком за спиной. К тому же побаливала пятка, ушибленная у Обзорной Скалы. Правда, ушиб был не сильным, но все же достаточно серьезным, чтобы сделать Бинка более осторожным.
Наконец он присел на холмик, предварительно убедившись, что в нем нет зудящих муравьев. Рядом рос колючий кактус. Бинк приблизился осторожно, не уверенный, что и этот кактус приручен заклинанием. «Друг», — проговорил он, представляясь, и в доказательство, что это не просто слова, пролил из фляги на почву под растением несколько капель воды. По-видимому, он все сделал верно — кактус не пустил в него иглы. Отсюда следовало, что даже совершенно дикие создания природы по-доброму реагируют на вежливость и уважительность.
Бинк развернул завтрак, любовно упакованный его матерью. У него был запас пищи на два дня — этого должно было хватить на дорогу до замка Волшебника при любых обстоятельствах. Разумеется, в Ксанфе могло случиться и нечто очень необычное, способное расстроить самые разумные планы! Поэтому Бинк все же намеревался растянуть запасы: можно, например, останавливаться на ночь у дружески настроенных фермеров. Пища, само собой, понадобится ему и для обратного путешествия, да и вовсе не собирался он ночевать под открытым небом; ночь приносила с собой специальную магию, и она могла быть злокозненной. Бинку совсем не улыбалась роль спорщика за жизнь с каким-нибудь вампиром или людоедом: в конце концов весь вопрос спора, по всей вероятности, будет заключаться в том, что сделать с его костями: употребить их сразу, пока костный мозг еще свежий и сладкий, или дать им с недельку повялиться. Что и говорить: у разных хищников разные вкусы.
Бинк впился зубами в сэндвич с луком. Во рту приятно хрустнуло — то была не кость, а просто сочный стебель. Бианка определенно умела приготовлять сэндвичи. Роланд всегда ее поддразнивал, утверждая, что она овладела этим искусством под руководством «песчаной ведьмы»1. Хотя Бинку это и не казалось смешным: ведь пока он не съест все, что приготовила мать, он целиком зависит от нее, зависит до тех пор, пока не станет искать пищу сам.
Упала крошка и исчезла. Бинк осмотрелся и увидел мышь-мусорщицу, деловито жующую в десяти футах от него. Она не рискнула приблизиться к нему и достала крошку с помощью магии. Бинк улыбнулся:
— Я бы не обидел тебя, малышка…
Затем он услышал стук копыт. Неслось галопом какое-то большое животное или приближался всадник И то, и другое могло означать неприятности. Бинк быстро запихнул в рот кусок сыра из молока крылатой коровы (на миг он представил себе эту корову, пасущуюся по верхушкам деревьев после дойки), завязал рюкзак и вдел руки в ремни. После чего обеими руками взялся за свою дорожную палку — вполне может быть, что ему придется сражаться или убегать.
Показалось живое существо. То был кентавр — слитые воедино тело лошади и тело человека. На нем не было одежды; у него были широкие мускулистые плечи. Вид — задиристый.
Бинк был готов к защите, но агрессивности не испытывал: он мало верил в свою способность одолеть это могучее существо или, на худой конец, убежать от него. К тому же, могло статься, что кентавр вовсе не настроен враждебно, несмотря на воинственный вид, или не знает, что Бинк не обладает магией.
Кентавр приближался. Он держал наготове лук со стрелой на тетиве. Он и в самом деле выглядел весьма устрашающе. Школа привила Бинку достаточное уважение к кентаврам, достойным и мудрым существам. Однако этот определенно был не пожилым ученым, а скорее молодым грубияном.
— Ты нарушил границу! — заявил кентавр. — Убирайся с этого места.
— Подожди, — рассудительно ответил Бинк. — Я путешественник. И следую по установленной тропе. Ведь это — общественный путь.
— Убирайся, — повторил кентавр, и его лук угрожающе приподнялся.
Бинк был уравновешенным человеком, но иногда, в острые моменты, мог и вспылить. Это путешествие было жизненно важным для него; он шел по общественной тропе и уже по горло был сыт магическими угрозами. Кентавр же был магическим существом, не обитавшим в Мандении, за пределами Ксанфа. Таким образом раздражение против магии опять зашевелилось в Бинке, и он сделал глупость.
— Иди помочи свой хвост! — резко произнес он.
Кентавр мигнул. Он сразу стал еще более грозным, плечи — шире, грудь — больше, а лошадиное тело еще более мощным, чем до того. Он явно не привык к такому обращению, и это ошеломило его. Тем не менее, он соответствующим образом произвел умственную и эмоциональную перестройку, проявившуюся во внушающем благоговейный ужас вздутии огромных мускулов. Волна красной ярости поднялась от лошадиного торса к человеческому, залила лицо, проникла в мозг. И кентавр начал действовать.
Его лук изогнулся, тетива оттянулась назад. И как только Бинк оказался в прицеле, стрела полетела.
Естественно, Бинка на месте уже не было: как только лук шевельнулся, он нырнул под стрелу. Затем вынырнул прямо под носом у кентавра и, размахнувшись, ударил его дорожной палкой. Удар пришелся по плечу кентавра, не нанеся существенного ущерба, однако причинив ощутимую боль.
Человек-конь заревел от ярости. Его правая рука нырнула в колчан за новой стрелой, а Бинк уже зацепил палкой его лук. В результате и лук, и палка вылетели из рук противников и оказались на земле.
Кентавр сжал огромный кулак. Бинк отпрянул за его спину. Но тыл кентавра был не безопаснее фронта. Одна из ног зло лягнула, целясь в Бинка, — каким-то чудом копыто промазало и врезалось в ствол колючего кактуса.
Кактус ответил залпом летающих иголок. Бинк плашмя бросился на землю. Иглы пролетели над ним и вонзились в изящные части кентавра. Бинку еще раз повезло: его не коснулись ни копыта, ни иглы.
Кентавр заржал трубным голосом. Эти иглы причинили настоящую боль — ведь каждая из них была более двух дюймов длиной и имела на конце крючок, и теперь сотни их украшали его гладкую шкуру. Если бы кентавр стоял к кактусу лицом, он наверняка был бы ослеплен или даже убит. То есть — ему тоже в какой-то мере повезло, только вряд ли он сейчас был в состоянии оценить это везение.
Его гневу не было предела; лицо исказила гримаса крайней ярости. Он тяжеловесно запрыгал, извернулся, взметнулись две сокрушающие руки, и тщедушная шея Бинка оказалась сжатой, как тисками, в мозолистых ладонях. В тот же миг его оторвали от земли, ноги беспомощно затрепыхались в воздухе — Бинк оказался совершенно неспособным к сопротивлению. Он уже понимал, что его сейчас задушат, и не мог даже попросить пощады…
— Честер! — закричал женский голос.
Кентавр замер, но хватка его не ослабла.
— Честер, сейчас же поставь на место этого человека! — приказал женский голос. — Ты хочешь, чтобы возникла распря между видами?
— Но, Чери! — запротестовал Честер, и цвета ярости в его лице и теле несколько поблекли. — Он нарушил границу и сам напросился на драку.
— Он находится на тропе Короля, — сказала Чери. — Путешественника нельзя трогать — ты знаешь это. Так что немедленно отпусти его!
Леди-кентавр вряд ли смогла бы подкрепить свои требования силой, и тем не менее Честер тут же уступил ее власти.
— Ну хотя бы чуть-чуть сжать его! — взмолился он, сжимая Бинка «чуть-чуть», отчего у того глаза почти выскочили из орбит.
— Если ты сделаешь это, я не стану больше скакать с тобой! Отпусти!
— А-а… — Честер нехотя ослабил хватку.
Бинк, обмякший, соскользнул на землю. Каким он был все-таки дурачком, что связался с этим кентавром-грубияном.
Леди-кентавр поддержала его, так как его шатало.
— Бедняжка! — произнесла она, прижимая его голову к упругой подушке. — С тобой все в порядке?
Бинк открыл рот, захрипел, попытался что-то сказать; казалось, его раздавленное горло никогда уже не оживет, но все же удалось выдавить с трудом:
— Да…
— А что случилось с твоей рукой? Неужели Честер…
— Нет! — Бинк поспешил мотнуть головой. — Он не откусывал мой палец. Это со мной случилось в детстве. Смотри, он давно зажил.
Она внимательно посмотрела, провела по шраму пальцами — они были удивительно изящными.
— Да, я вижу. Откуда ты?
— Я… я — Бинк из Северной Деревни, — ответил он, поворачиваясь к ней лицом и открывая природу подушки, на которой только что приходил в себя. «О! — подумал он. — Опять! Неужели женщины всегда будут утешать меня на груди?!»
Женщины-кентавры были, конечно, меньше своих мужчин, но все же значительно больше человеческих женщин. И их человеческие части и формы были намного пышнее. Бинк рывком отвернулся от ее обнаженного торса. Достаточно, что его нянчила мать… неужели еще должна и леди-кентавр?!
— Я направляюсь на юг, чтобы увидеть Волшебника Хамфри.
Чери кивнула. Она была красивым существом и как лошадь, и как человек, с великолепным крупом и замечательной человеческой фигурой. И лицо ее было привлекательным, разве что нос казался чуть длиннее привычного. Ее каштановые, совсем человеческие волосы пышно спадали на спину, достигая почти седла и словно уравновешивали развевающийся гнедой хвост.
— И этот осел напал на тебя?
— Ну… — Бинк взглянул на Честера, на снова вздувшиеся мышцы под блестящей кожей. Что будет, когда эта красотка ускачет? — Это было… Это было недоразумение.
— Я уверена, — кивнула Чери.
Честер несколько расслабился — он не хотел связываться со своей подругой. И Бинк вполне сознавал почему. Если Чери и не самая красивая и волнующая кентавриха их стада, то наверняка близка к этому.
— Я уже ухожу, — сказал Бинк. Вероятно, так следовало поступить с самого начала — Честеру предоставилась бы возможность прогнать его в южном направлении. Значит, за свару с кентавром он должен винить прежде всего самого себя. — Прости за то, что случилось. — Он протянул Честеру руку.
Честер оскалил зубы, больше похожие на лошадиные, чем на человеческие, и сжал пальцы в огромный кулак.
— Честер! — одернула его Чери и, когда кентавр виновато разжал кулак, спросила: — Что это случилось с твоим боком?
Честер снова потемнел, но на сей раз не только от гнева: часто переступая, он поспешил убрать от вопросительного взгляда подруги поврежденный зад.
А Бинк почти забыл про иглы кактуса. Они, конечно же, все еще причиняли боль, и будет еще больнее, когда их станут выдирать. Какой позор! Стать посмешищем в компании сверстников… Бинк уже ощущал к хмурому кентавру едва ли не симпатию.
Подавив чувства, истинно владевшие им, Честер дисциплинированно взял руку Бинка.
— Надеюсь, все, в конце концов, будет в порядке, — произнес юный путешественник и при этом улыбнулся намного шире, чем намеревался. И сразу испугался, как бы его улыбка не напомнила насмешку: внезапно он понял, что в этот момент таких слов вообще не стоило произносить.
Что-то убийственное окрасило белки кентавра.
— Конечно, — прохрипел он сквозь стиснутые зубы. И его ладонь начала сжиматься.
К счастью, его глаза не настолько ослепли от ярости, чтобы не заметить сверкающих глаз красотки Чери. И ладонь нехотя разжалась… То было еще одним предупреждением Бинку; пальцы его могли оказаться раздавленными…
— Я подвезу тебя, — вдруг решила Чери. — Честер, посади его на мою спину.
Тот подхватил Бинка под локти и поднял как перышко. На мгновение Бинк перепугался, подумав, что его сейчас отшвырнут футов на пятьдесят… Но красивые глаза Чери внимательно наблюдали за происходящим, и он мягко и бережно приземлился на изящную спину леди.
— Это твоя вещь? — спросила она, бросив взгляд на сцепленные палку и лук.
И Честер, без лишних слов, поднял палку и вернул ее Бинку, а тот сунул ее за спину, под рюкзак.
— Держись за мою талию, чтобы не упасть, — посоветовала Чери.
Хороший совет. Бинк был неопытен в верховой езде, тем более без седла. В Ксанфе осталось совсем мало настоящих лошадей. Единорогам не нравилось, когда на них ездили верхом, а крылатых лошадей было почти невозможно поймать и приручить. Однажды, когда Бинк был еще ребенком, дракон опалил крылатую лошадь. Потеряв перья на крыльях, она вынуждена была продавать себя деревенским жителям на короткие поездки, а те взамен предоставляли ей пищу и защиту. Как только перья отросли, лошадь тут же улетела. Прогулка на ней и стала единственным опытом Бинка в верховой езде.
Он наклонился к торсу Чери, но палка мешала ему — невозможно было как следует согнуться. Бинк попытался поправить ее, но она выпала из рук и полетела на землю. Честер фыркнул, и это прозвучало, как насмешка, однако палку все-таки поднял и вернул владельцу. На сей раз Бинк сунул ее под мышку и, наклонившись вперед, обнял изящную талию Чери; теперь можно было забыть на время о возродившемся в глазах Честера зловещем блеске. Как бы там ни было, а некоторые вещи стоили риска — такие, например, как возможность поскорее убраться отсюда.
— А ты иди к врачу и избавься от иголок в своей… — через плечо заметила Чери своему приятелю.
— Точно, сейчас иду! — прервал ее Честер.
Он подождал, пока она тронется в путь, развернулся и поскакал в том же направлении, откуда и появился. Он двигался довольно неуклюже — видимо, каждое движение отдавалось болью в задней половине его туловища.
Чери рысцой побежала по тропе.
— В глубине души Честер совсем неплохой, — сказала она, и в ее тоне прозвучали извиняющиеся нотки. — Но иногда он бывает немного заносчив, теряет голову. Особенно, если ему перечат. У нас недавно были неприятности с хулиганами…
— С людьми-хулиганами? — прервал ее Бинк.
— Да. Это были подростки с севера. У них была недобрая магия. Они отравляли газом наш скот, стреляли мечами в деревья, устраивали ямы-ловушки под нашими ногами и тому подобное. Поэтому, естественно, Честер предположил…
— Я знаю этих негодяев! — сказал Бинк. — Я сам имел дело с ними. Они сейчас наказаны. Если бы я знал, что они и здесь побывали…
— В наши дни дисциплина стала намного слабее, — заметила она. — Конечно, согласно Договору ваш Король обязан поддерживать порядок. Но вот недавно…
— Наш Король стал уже слишком стар, — пояснил Бинк. — Он теряет свое влияние, и от этого много неприятностей. Раньше он был сильным Волшебником, мог вызвать бурю…
— Мы знаем, — подтвердила она. — Когда огненные мухи напали на наши овсяные поля, он создал бурю. Пять суток поливало нашу землю ливнем и все затопило. Конечно, был уничтожен и урожай — да ведь мухи и без того уже губили его! К тому же, что ни день, то новый пожар! Но тем не менее мы могли снова засеять наши поля. И про помощь, оказанную нам, мы не забыли. И не стали бы поднимать скандала из-за этих хулиганов… Но я вовсе не уверена, что жеребцы, вроде Честера, могут долго терпеть подобные выходки… Вот почему я хотела поговорить с тобой… Может быть, когда ты вернешься домой, ты сможешь к этим вещам привлечь внимание Короля.
— Я не знаю, выйдет ли какой-нибудь толк. Я уверен, что Король хочет порядка, но у него просто нет больше настоящей силы.
— В таком случае, возможно, настали времена для другого Короля?
— Он становится дряхлым. И потому у него не достает здравого смысла уйти добровольно, и он едва ли согласится с какими-нибудь серьезными доводами.
— Да. Но проблема не исчезнет сама собой, если от нее просто-напросто отмахиваться! — Она деликатно, чисто по-женски фыркнула. — Что-то так или иначе должно быть сделано.
— Может быть, — сказал Бинк, — я получу какой-то совет от Волшебника Хамфри… Это же серьезное дело — смещать Короля. Я не думаю, что Старейшины пойдут на это. Он ведь хорошо правил, когда был в силе. Да и в самом деле нет никого, кто мог бы занять его место. Ты знаешь ведь, что только большой Волшебник может быть Королем.
— Разумеется. Тебе же известно, что мы, кентавры, — все ученые.
— Извини, я позабыл. В нашей деревенской школе преподает кентавр. Я просто как-то не вспомнил об этом здесь, в глуши.
— Понимаю… Хотя — я не назвала бы это место глушью. Скорее — пастбищем… Я специализируюсь по истории человека. А Честер занимается прикладными ремеслами кентавров. Есть и признанные ученые, эксперты в естественных науках, философы… — Она замолчала. — Теперь держись. Впереди — канава. Я должна перепрыгнуть через нее.
Бинк, сидевший до того довольно расслабленно, привалился к ней и крепко обнял за талию. У Чери была узкая, удобная для сидения спина, но все равно с нее легко можно было соскользнуть назад. Тем не менее, если бы она не была кентаврихой, он никогда бы не отважился принять при верховой езде такую позу.
Чери набрала скорость, помчавшись галопом с холма, и Бинк, замирая от страха, запрыгал у нее на спине. Взглянув вперед из-под ее руки, он увидел пересекавшую их путь траншею. В самом ли деле траншея? Канава? Но препятствие больше походило на ущелье, шириной футов в десять, и приближалось очень быстро. Теперь Бинк встревожился еще больше; ладони его вспотели, и он начал съезжать набок. Мощно оттолкнувшись задними ногами, Чери взвилась в воздух над трещиной в земле.
Бинк соскальзывал все больше. Мельком он увидел каменистое дно оврага… Но тут они приземлились. От удара копыт о землю он еще сильнее съехал с крупа, его руки отчаянно искали надежную опору и… попали явно не на ту территорию. И все-таки он не удержался и полетел…
Чери подхватила его за пояс и ловко поставила на землю.
— Спокойнее, — сказала она. — Мы уже на месте.
Бинк покраснел.
— Я… прошу прощения. Я стал падать и ухватился…
— Да-да. Я, когда прыгнула, почувствовала, что твой вес переместился… Если бы ты сделал это намеренно, я сбросила бы тебя в овраг.
В этот момент она выглядела так же грозно, как и Честер до того. Бинк верил ей: она, без сомнения, могла бы сбросить человека в овраг, если бы на то была причина. Да, кентавры — крутые существа!
— Может быть, я дальше пойду пешком?
— Нет. Там есть еще одна канава. Эти канавы появились недавно.
— Что ж, можно спуститься по одному склону, потом осторожно подняться по другому. Это, конечно, займет больше времени, но…
— Нет. Там, на дне — никельпеды.
Бинк застонал. Никельпеды были как многоножки, но раз в пять больше и значительно опаснее. Мириады их ног уверенно цеплялись за вертикальные стены скал, а клешнями они способны были вырывать куски плоти диаметром в дюйм. Даже драконы опасались пересекать расщелины, населенные никельпедами — и у них, понятно, были для этого веские основания.
— Трещины открылись недавно, — продолжала Чери, сгибая колени, чтобы Бинк мог опять забраться к ней на спину. При этом он помогал себе своей дорожной палкой. — Боюсь, что где-то возникает сильная магия и распространяется на Ксанф, вызывая разлад среди живых существ, растений, а также между минералами. Я переправлю тебя через следующую трещину, а дальше территория кентавров уже заканчивается.
Бинку не приходило раньше в голову, что могут существовать подобные препятствия. На карте они не были обозначены. Дорога предполагалась свободной и сравнительно безопасной. Но карта была сделана много лет назад, а эти трещины, по словам Чери, возникли недавно. Да и ничто в Ксанфе не является постоянным, поэтому путешествия — это всегда риск. Ему очень повезло, что он заручился помощью леди-кентавра.
Ландшафт изменился, словно трещина отграничила один тип местности от другого. До того тянулись низкие холмы и поля, сейчас пошел лес. Тропа становилась все уже — ее теснили огромные кедры, земля была докрыта ковром красно-коричневой хвои. Тут и там попадались заросли светло-зеленого папоротника, который рос, казалось, там, где не выросла бы никакая другая трава. Встречались и пятна темно-зеленого мха.
Порывами дул холодный ветер, вздымая волосы Чери, пряди которых обвивали Бинка. Приятно пахло сосновой смолой.
Бинку захотелось слезть и улечься на моховую постель — так манило к себе это мирное местечко. Но Чери вдруг предупредительно проговорила:
— Не следует этого делать.
Бинк вздрогнул.
— Я не знал, что кентавры пользуются магией!
— Магией? — переспросила она хмуро.
— Ты только что прочла мои мысли.
Чери засмеялась.
— Вряд ли. У нас нет магических талантов. Но мы знаем, какое впечатление производит на человека этот лес. Это — умиротворяющее заклинание, которое деревья используют, чтобы сохранить себя от вырубки.
— Что же в этом плохого? Тем более, что я вовсе не собираюсь рубить лес.
— Он не доверяет твоим добрым намерениям. Сейчас я кое-что покажу тебе. — Она осторожно сошла с тропы, и ее копыта утонули в мягком игольчатом ковре.
Она прошла между несколькими ощетинившимися хвойными деревьями, прошла мимо тонкой пальмы-змеи, которая даже не снизошла, чтобы зашипеть на Чери, и остановилась у опутывающей ивы — остановилась на расстоянии, ибо близко подходить к этому дереву нельзя.
— Там, — пробормотала она.
Бинк взглянул, куда указывала ее рука: на земле лежали человеческий череп и скелет.
— Убийство? — спросил он, и его передернуло.
— Нет. Просто сон. Он здесь прилег отдохнуть, как тебе только что хотелось, и больше не встал. Полное безмятежное спокойствие — это коварная вещь.
— Да… — выдохнул Бинк. Тут не было никакого насилия, никакой болезни — просто потеря инициативы. Зачем беспокоиться, трудиться, когда намного легче просто расслабиться? Если человек решился на самоубийство — это был бы идеальный способ. Но у него, Бинка, были причины жить — по крайней мере пока были.
— Вот одна из причин, почему мне симпатичен Честер, — сказала Чери. — Он никогда не поддается ничему такому.
Это уж точно! В Честере не было мира. Чери и сама бы никогда не поддалась, подумал Бинк, хотя она несравнимо мягче характером.
Бинк ощущал расслабленность — даже вид скелета не погасил ее. А Чери явно умела сопротивляться заклинанию. Может быть, физиология кентавров иная, чем у людей… Или, может быть, в душе ее первозданная дикость, которая маскируется ангельским видом и приятной речью. Вероятнее всего, понемногу и того, и другого.
— Давай уйдем отсюда.
Она засмеялась.
— Не тревожься. Я провожу тебя через лес. И когда будешь возвращаться, не ходи здесь один. Путешествуй с врагом, если сможешь найти его. Это лучше всего.
— Лучше, чем с другом?
— Друзья расслабляют, — пояснила она.
О, в этом был смысл! Он, без сомнения, никогда не расслабится, если рядом будет кто-нибудь вроде Джамы. Потому что расслабься — можешь получить меч в живот. И все же что это за ирония жизни, когда другу следует предпочесть врага! Найти врага, чтобы тот сопровождал тебя в путешествии по мирному лесу!
— Магия составляет странные компании, — пробормотал он.
Умиротворяющее заклинание леса объясняло, почему здесь почти нет иной магии. Деревья не нуждались в индивидуальных защитных заклинаниях — на них никто не собирался нападать. Даже опутывающее дерево казалось спокойным, хотя Бинк был уверен, что оно все-таки схватит добычу, если появится шанс, — схватит, поскольку кормится таким способом. И стало быть, здесь есть над чем поразмышлять — например, как быстро ослабевает магия (и насколько), когда первостепенное требование выживания отступает на второй план.
Да — здесь была магия, сильная магия, общая магия всего леса, когда каждое дерево вносит свою долю. Если бы человек смог нейтрализовать расслабляющий и усыпляющий эффект, он жил бы тут в полной безопасности. Надо бы запомнить это…
Они вернулись на тропинку и продолжили путь. Бинк дважды задремывал и едва не сваливался со спины Чери. Ему было ясно, что в одиночку он никогда бы не выбрался отсюда.
Он очень обрадовался, увидев, что сосновый лес стал редеть и его постепенно заменяли низкорослые заросли, Бинку казалось, что он стал более бдительным, готовым к борьбе, и это было приятным ощущением.
— Интересно, — сказал он, — кто он был, этот решивший отдохнуть и не проснувшийся?
— Я знаю его, — ответила Чери. — Он из тех, кто был в Последнем Нашествии, забрел сюда, заблудился, устал, сел на землю. И — навечно.
— Но Последнее Нашествие было варварским! — воскликнул Бинк. — Они убивали всех без разбора!
— Все нашествия были варварскими, — сказала она. — Мы, кентавры, знаем — мы были тут уже перед Первым Нашествием. Мы вынуждены были сражаться с вами… до Договора. Вы не имели магии, но у вас было оружие и дьявольская хитрость. А также, конечно, численность. Многие из нас умерли.
— Мои предки были в Первом Нашествии, — проговорил Бинк не без гордости. — Мы всегда обладали магией, и мы никогда не сражались с кентаврами.
— Ну-ну, не становись спесивым, человек, только потому, что я провела тебя через успокаивающий лес, — строго заметила она. — У тебя нет нашего знания истории.
Бинк понял, что лучше умерить свои амбиции, если он не хочет продолжить путешествие пешком. А как он мог хотеть этого? В компании с Чери было приятно, и, конечно же, она знала местную магию, поэтому могла предупредить об опасностях. А самое главное, она позволяла его ногам хорошенько отдохнуть, пока несла его на своей великолепной спине.
— Прости, это было делом семейной гордости.
— Что ж, семейная гордость — неплохая вещь, — произнесла она, успокоившись; она как раз осторожно перебиралась через плотный завал, под которым журчал ручей.
Неожиданно Бинк почувствовал сильную жажду.
— Может быть, сделаем остановку? — спросил он.
Чери громко фыркнула — на этот раз уже чисто по-лошадиному.
— Не здесь! Любой, кто напьется из этого ручья, превратится в рыбу.
— В рыбу?! — Бинк не мог надивиться и нарадоваться своему проводнику! Ведь он бы определенно напился! А может быть, Чери просто решила подразнить его или отпугнуть от этой местности? — Почему же в рыбу?
— Речка старается вновь наполнить себя живностью. Двадцать один год назад она была опустошена Злым Волшебником Трентом.
По правде, Бинк воспринял это сообщение не без некоторого скепсиса: он не очень-то верил в магические таланты неодушевленных вещей (особенно в магию такой силы). Ну как, в самом деле, речка могла хотеть чего-то?! И все же он вспомнил о том, как Обзорная Скала спасла себя от разрушения. Так что лучше не рисковать и принять, что отдельные части ландшафта могут обладать магией.
Ссылка на Трента, однако, особенно привлекла его внимание.
— Злой Волшебник был и здесь? Я считал его достоянием нашей деревни.
— Трент был везде, — ответила она. — Он хотел, чтобы кентавры поддержали его. Но мы отказались — из-за Договора, как ты знаешь, не вмешиваться в человеческие дела. И тогда он показал нам свою силу — превратил каждую рыбешку в этой речке в светящегося жука. Затем он ушел. По-моему, он полагал, что эти отвратительные насекомые заставят нас переменить свое решение.
— А почему он, скажем, не попытался превратить рыб в человеческую армию и победить таким образом?
— Ничего бы не вышло, Бинк. Да, они бы имели человеческое тело, но мозг их оставался бы рыбьим. Из них получились бы, пожалуй, очень неуклюжие солдаты. И даже если бы они оказались вовсе неплохими, то не стали бы служить Тренту, который заколдовал их. Они бы напали на него.
— Гм, возможно. Об этом я не подумал. Значит, он превратил их в электрических жуков и убрался отсюда, пока они не напали на него. И тогда жуки набросились на вас?
— Да. Это было бедственное время. О, эти гадкие жуки! Они нападали тучами и обжигали маленькими молниями. У меня все еще сохранились шрамы. — Она сделала паузу. — На моем хвосте.
Это был чистейший эвфемизм.
— Как вы с этим боролись? — спросил Бинк. Зачарованно слушая, он все же бросил украдкой взгляд назад, чтобы увидеть шрамы; однако то, что открылось его взору, было безупречным.
— Когда Трент был изгнан, нам помог Хамфри.
— Но Добрый Волшебник не может видоизменять живые существа!
— Не может. Но он просветил нас, где найти средство, отпугивающее этих летучих тварей. Мы намазались им, и молнии перестали действовать. Лишенные нашей, поджаренной электричеством плоти, жуки скоро вымерли. Так что, хорошая информация — все равно что хорошее действие. А Добрый Волшебник обладает хорошей информацией.
С этим Бинк не мог не согласиться.
— Потому я и иду к нему. Хотя он и требует немалой платы: только за одно заклинание он назначает год службы.
— И ты говоришь это мне! Триста кентавров, и по году с каждого — вот это работа!
— Вы все должны были платить? Но что вы для него делали?
— Нам не позволено рассказывать, — уклонилась Чери от ответа.
Любопытство Бинка удвоилось, но он понял, что лучше не быть назойливым и не расспрашивать. Слово, данное кентавром, было нерушимо. Но все же — что это за служба, что может понадобиться Хамфри, чего он не может сделать сам? Он — которому известны сотни заклинаний, который обладает удивительной информацией!
В сущности, Хамфри был прорицателем. Все, чего он не знал в данный момент, он мог узнать очень быстро, и это давало ему огромную власть. Возможно, Старейшины потому и не спрашивали Доброго Волшебника об участи дряхлеющего Короля, что хорошо знали его ответ. И ответ мог быть только одним: сместить старого Короля и вместо него посадить на трон нового, молодого Волшебника. Но Старейшины не были готовы сделать это, даже если бы нашли такого молодого Волшебника.
Что ж, в Ксанфе было немало загадок и проблем, и вряд ли Бинк знал обо всем или мог что-то решить. Он давно научился склонять голову перед неизбежным, хотя и делал это неохотно.
Речка осталась позади, и местность стала подниматься. Деревья делались выше и гуще, и их выступающие из земли большие и узловатые корни то и дело пересекали тропу.
Они продвигались вперед спокойно, никакая враждебная магия им не угрожала. Возможно, эту местность очистили кентавры, как жители Северной Деревни очистили свои окрестности, или же Чери знала дорогу настолько хорошо, что избегала опасностей чисто машинально, даже не отмечая их. Пожалуй, верным было и то, и другое.
Жизнь сама по себе предлагает множество разных и равнозначных объяснений всевозможным загадкам, и чаще всего верное решение заключает в себе «и то, и другое».
— Ты сказала, что я не знаю истории, которую знаешь ты, — сказал Бинк, заскучав наконец. — Что это за история?
— Ты имеешь в виду Нашествия человеческих цивилизаций? Да, у нас есть записи о всех… Со времени Щита и Договора жить стало спокойнее. Нашествия были ужасом.
— Но ведь не Первое Нашествие! — осторожно возразил Бинк. — Мы были миролюбивы.
— Именно это я и имею в виду. Вы миролюбивы теперь, исключая нескольких молодых хулиганов, поэтому считаете, что и предки ваши также были миролюбивыми. Но мои предки считали совсем иначе. Они были бы счастливы, если бы человек никогда не обнаружил Ксанф.
— Моим учителем был кентавр, — сказал Бинк. — Он никогда не говорил о…
— Его бы уволили, если бы он рассказал вам правду.
Бинк заволновался.
— Ты не дразнишь меня?.. Мне не надо лишних неприятностей. Да, у меня любопытный ум, но все-таки мне вполне хватает, о чем беспокоиться.
Она повернула голову и посмотрела на него ласково. Ее торс повернулся в талии очень легко — она была более гибкой, чем человеческая девушка: возможно так было оттого, что кентавру трудно поворачиваться всем телом. Но если бы она была человеком, то что это было бы за создание! Впечатление было ошеломляющим!
— Твой учитель не лгал тебе. Кентавры никогда не лгут. Он лишь опустил кое-какую информацию по приказу Короля. Чтобы не перегружать впечатлительные головы детей вещами, о которых родители их не хотели бы слышать. Образование всегда было таким.
— О, я не хотел бросать ни малейшей тени на учителя! — быстро проговорил Бинк. — Он мне нравился, ему единственному не надоедали мои бесконечные вопросы. От него я многое узнал. Но теперь мне ясно, что я мало спрашивал об истории. Меня больше занимали вещи, о которых он не мог говорить со мной… Но, во всяком случае, он рассказал мне о Волшебнике Хамфри.
— Какой у тебя вопрос к Хамфри, могу я спросить?
А в сущности, почему бы не признаться ей, подумал Бинк, что от этого изменится?
— У меня нет магии, — сказал он тихо. — По крайней мере, мне кажется, что нет. Все мое детство я был в проигрышном положении, в какой бы ситуации не оказывался. Я не мог, как другие, помочь себе магией. Я бегал быстрее других, но сверстники, умевшие левитировать, все же выигрывали забег. И так далее…
— Кентавры прекрасно обходятся без магии, — заметила она. — Мы отказались бы от магии, если бы нам ее предложили.
Бинк не поверил в это, но промолчал.
— У людей, мне кажется, другое отношение. Когда я подрос, стало еще хуже. И теперь меня выгонят, если я не продемонстрирую какой-нибудь магический талант. Надеюсь, Волшебник Хамфри сможет помочь… Если у меня будет магия, я смогу остаться в своей Северной Деревне и жениться на девушке. Я смогу обрести наконец какое-то достоинство.
Чери кивнула.
— Я подозревала что-то в этом роде. Думаю, что если бы я была в твоей ситуации, то смогла бы подавить желание заполучить магические способности. По-моему, ценности в вашей культуре искажены. Истинное гражданское достоинство стоит на высоких качествах личности и ее достижениях — это ты должен завоевать, а не…
— Точно! — горячо согласился Бинк.
Она улыбнулась, затем тряхнула головой, так что ее волосы взметнулись широким каштановым веером.
— Ты должен был родиться кентавром, — произнесла она, потом добавила: — Ты предпринял опасное путешествие.
— Не более опасное, чем путешествие в Мандению, которое ждало бы меня.
Она кивнула.
— Очень хорошо! Ты удовлетворил мое любопытство — я удовлетворю твое. Я расскажу тебе всю правду о вторжении человека в Ксанф. Но не думаю, что эта правда тебе очень понравится.
— Я не жду, что мне понравится правда о самом себе, — печально сказал Бинк. — Поэтому мне лучше знать все, что может пригодиться.
— Тысячи лет Ксанф был сравнительно мирной страной, — начала она несколько педантичным тоном, который он помнил со времен школы; возможно, каждый кентавр в сердце своем был учителем. — Здесь существовала магия, очень сильная магия… но — не обязательно злая. Мы, кентавры, были доминирующим видом, но, как тебе известно, мы не обладаем магическими способностями. Мы сами — магия. Полагаю, что первоначально мы мигрировали из Мандении — но это произошло так давно, что были утеряны даже наши записи.
Что-то щелкнуло в мозгу Бинка.
— Удивляюсь, правда ли это… насчет магических существ, которые тем не менее не способны к волшебству… Я видел мышь-мусорщицу — она именно магически, на расстоянии схватила крошку хлеба…
— О! А ты уверен, что это — не самое естественное существо, которое, однако, обладает, согласно нашей таксономии, некоторыми магическими свойствами?
— Естественное существо, но обладает магическими свойствами… Вы систематизируете животных?!
— Таксономия, — пояснила она со снисходительной улыбкой, — то есть классификация живых вещей, — еще одна специальность кентавров.
Бинк был сбит с толку.
— Я считал, что вижу мышь-мусорщицу. Но теперь не совсем уверен.
— Собственно говоря, мы сами не вполне уверены, — призналась она. — Возможно, некоторые из магических существ обладают волшебными способностями. Но — и это общее правило — существо либо умеет колдовать, либо само является произведением магии, а не то и другое одновременно. И это я считаю разумным. Подумай о хаосе, который мог бы устроить дракон-Волшебник.
Бинк попытался вообразить и содрогнулся.
— Лучше вернемся к уроку истории, — предложил он.
— Около тысячи лет назад первое человеческое племя открыло Ксанф. Они думали, что это — обычный полуостров. Они, конечно, сразу поселились здесь и начали рубить деревья и убивать животных. Имелось достаточно магии, чтобы бороться с ними. Но Ксанф никогда прежде не подвергался такому жестокому, систематическому уничтожению — мы не могли поверить происходящему. Мы надеялись, что люди скоро уйдут… Увы! Они поняли, что Ксанф — волшебная страна. Они увидели летающих животных, увидели деревья, двигающие своими ветвями, как руками. Они жадно охотились на единорогов и грифонов. Если тебе удивительно, что эти большие животные ненавидят людей, то позволь мне заверить тебя, что у них есть на то веские причины. Их предки не выжили бы, если бы вели себя дружелюбно. Люди Первого Нашествия были немагическими существами в стране волшебства, и после первого шока она им, разумеется, понравилась.
— Погоди, это не так! — воскликнул Бинк. — Люди имели очень сильную магию! Посмотри на всех Великих Волшебников! Ты сама рассказала мне, как Злой Волшебник превратил всех рыб в…
— Заткнись, пока я не сбросила тебя! — резко оборвала его Чери, и ее хвост угрожающе свистнул возле уха Бинка. — Ты не знаешь и части истории! Конечно — сейчас люди обладают магией. Это стало их проблемой. Но с самого начала такого не было.
Бинк осекся. Заткнуться — чего же проще! Ему очень нравилась эта леди-кентавр и расставаться с ней не было никакого резона. Ведь она открывала то, что не приходило ему в голову.
— Извини. Это все так ново для меня.
— Ты напоминаешь мне Честера. Готова поспорить: ты такой же упрямец.
— Да! — покаянно согласился Бинк.
Она опять засмеялась. Теперь ее смех отдаленно напомнил лошадиное ржание.
— Ты мне нравишься, человек. Надеюсь, ты найдешь свой… — она неодобрительно поджала губы, — …свой магический талант. — Потом на лице ее мелькнула солнечная улыбка, и она вновь стала серьезной. — У этих, из Первого Нашествия, не было магии. И когда они обнаружили, на что способна магия, то пришли в восторг и даже немного испугались. Немало их утонуло в озере с затопляющим заклинанием… Иные попались драконам… А когда они встретили первого василиска…
— Василиски все еще существуют? — с тревогой спросил Бинк. Ему тут же вспомнилась встреча с хамелеоном — тот уставился на него в образе василиска как раз перед тем, как умереть; можно было подумать, что его магия сработала против него. Но Бинку все еще было непонятно значение такой последовательности образов.
— Да, существуют, — ответила она. — Но — немного. И люди, и кентавры постарались их уничтожить. Ведь и для нас губителен их взгляд. Сейчас они прячутся, потому что знают: первое же разумное существо, убитое ими, приведет за собой армию мстителей в зеркальных масках. Василиск бессилен перед заранее предупрежденными людьми или кентаврами. Ведь ты знаешь, это всего лишь небольшая крылатая ящерица с головой и когтями цыпленка. К тому же, не особенно умная. В этом, как правило, у них нет необходимости.
— Послушай! — воскликнул Бинк. — Может быть, решающий фактор — это разум?! Любое существо может или обладать магией, или быть произведением магии, или быть чисто разумным, или, наконец, являться комбинацией двух качеств из этих трех. Но никогда и никакое существо не может обладать сразу всеми тремя качествами. Поэтому мышь-мусорщица может колдовать, а умный дракон — не может.
Она снова обернулась к нему.
— Это — новая мысль. Ты очень умен. Я должна подумать об этом. Но пока мы все не проверим, не ходи в дикие места незащищенным. Потому что там вдруг может оказаться умный монстр, обладающий магическим талантом.
— Хорошо, — пообещал Бинк. — По крайней мере, я не собираюсь отклоняться от протоптанной дороги, пока не доберусь до замка Волшебника. Я не хочу, чтобы какая-нибудь ящерица посмотрела на меня убивающим взглядом.
— Твои предки были более агрессивными, — заметила Чери. — Вот почему они гибли в таком количестве. Но они завоевали Ксанф и образовали поселение, где магия была запрещена. Им нравилась страна, нравилось применение магии, но они не хотели, чтобы она была близко к их дому. Поэтому они сожгли лес вокруг, перебили всех магических животных, истребили растения и построили высокую каменную стену.
— Развалины! — вспомнил Бинк. — Я думал, эти старые камни остались от вражеского укрепления.
— Они остались от Первого Нашествия, — твердо повторила Чери.
— Но разве я произошел от…
— Я предупреждала, что тебе не понравится это.
— Да! — кивнул он. — Но я хочу знать все. Как могли мои предки…
— Они поселились в своей обнесенной стеной деревне, посадили привезенные из Мандении семена, стали разводить манденийский скот. Бобы, бескрылые коровы… Словом, ты знаешь. Они женились на женщинах, которых привезли с собой или захватывали, совершая набеги на ближайшие манденийские поселения. У них появились дети. Ксанф оказался добротной землей — даже в районе, освобожденном от магии. Но потом произошло нечто удивительное.
Чери снова повернулась к нему лицом, бросила косой взгляд — так порой поглядывали человеческие девушки, и у них это получалось весьма привлекательно. Ну а разве Чери не была весьма привлекательной девушкой-кентавром, особенно если смотреть только на ее человеческую половину?! Разумеется, была, притом даже редкостно привлекательной, хотя Бинк и знал, что кентавры живут дольше людей, что возрастные вехи у них иные, и юной Чери не меньше пятидесяти лет. Она выглядела на двадцать — на такие двадцать, на какие выглядят не многие человеческие девушки! Никакая уздечка не смогла бы сдержать эту красотку.
— А что произошло? — спросил он, подыгрывая ее очевидному желанию заинтересовать слушателя. Кентавры были хорошими рассказчиками и любили неравнодушную аудиторию.
— У их детей оказались магические способности!
— Ага! Значит, люди Первого Нашествия обладали магией!.
— Нет, они ею не обладали. Дело в том, что земля Ксанф волшебная. Это — эффект окружающей среды. И он лучше срабатывает как раз на детях, которые более податливы, а еще вернее это действует на младенцев, зачатых и рожденных здесь. Взрослые, даже те, кто здесь обосновался давно, склонны подавлять свои таланты, потому что, видите ли, «знают, что лучше». Но дети принимают все, как есть. Поэтому у них не только больше талантов, но они их и используют с большим энтузиазмом.
— Я не догадывался об этом, — признался Бинк. — У моих родителей немногим больше магии, чем у меня. Но некоторые из моих предков были Волшебниками. Мне же… — Он посуровел. — Боюсь, для своих родителей я стал большим разочарованием. По праву я должен был бы иметь очень сильную магию — возможно, даже быть Волшебником. Но вместо этого…
Чери из вежливости не комментировала его слова.
— Поначалу люди были шокированы. Но скоро они примирились с этим и даже стали поощрять развитие специальных талантов. Один из юношей обладал способностью превращать свинец в золото. Они перерыли все холмы в поисках свинца и в конце концов послали за ним экспедицию в Мандению. Таким образом на время свинец стал как бы ценнее золота.
— Но Ксанф ведь не имеет никаких дел с миром Мандении.
— Ты забываешь, что это — древняя история.
— Извини, пожалуйста, еще раз. Я не прерывал бы тебя так часто, если бы это не было столь интересно.
— Ты — превосходная аудитория, — сказала Чери, и ему стало приятно от ее похвалы. — Большинство вообще отказывается слушать, потому что история не делает им чести. А вот ты…
— Может быть, я не был бы таким заинтересованным, если бы мне самому не грозило изгнание, — признался он. — Все, что у меня есть, — это мой мозг. Поэтому мне лучше не обманывать себя.
— Похвальная философия. Между прочим, я везу тебя дальше, чем планировала в начале — потому что ты оказался таким внимательным и отзывчивым слушателем… Итак… Во всяком случае, они достали свой свинец, но заплатили за него ужасную цену. Люди в Мандении узнали об их магии; они оказались верными своей натуре — жадными и завистливыми. Известие о дешевом золоте вскружило им головы. Они вторглись в Ксанф, штурмовали стену и перебили всех людей из Первого Нашествия вместе с их детьми.
— Но… — запротестовал было Бинк в ужасе.
— Они считаются Вторым Нашествием, — мягко произнесла Чери. — Они пощадили жен первых переселенцев, потому что Второе Нашествие целиком состояло из мужчин. Они думали, что здесь установлена машина, превращающая свинец в золото, или существует некий алхимический процесс по секретной формуле. По-настоящему они не верили в магию — это был для них просто удобный термин для описания непонятного. Поэтому они не могли взять в толк, что свинец превращается в золото при посредстве детской магии. Но потом все оказалось слишком поздно — они уничтожили то, за чем пришли.
— Ужасно! — прошептал Бинк. — Ты имеешь в виду, что я произошел…
— …от изнасилованной женщины Первого Нашествия. Да, по-другому нельзя определить твое происхождение. Нам, кентаврам, никогда не нравились люди Первого Нашествия, но тогда мы жалели их… Люди Второго Нашествия оказались еще хуже. Это были настоящие пираты, грабители. Если бы мы могли предположить такое, то помогли бы людям Первого Нашествия в сражении. Наши лучники могли бы, например, устроить засаду… — После паузы она пожала плечами. — Они послали своих лучников! По всему Ксанфу, убивая… — Она замолчала, и Бинк понял, как остро она ощущала трагическую иронию того, что ее род стал добычей менее искусных человеческих лучников. Чери содрогнулась, едва не сбросив седока, затем заставила себя продолжить: —…да, убивая кентавров на мясо. До тех пор, пока мы не организовались и не подстерегли их. Наши стрелы уложили почти половину, и только тогда они согласились оставить нас в покое. Но даже и после этого не очень добросовестно соблюдали соглашение.
— И их дети тоже обладали магическими способностями, — продолжил Бинк, догадываясь о последовавшем. — А потом было Третье Нашествие и гибель людей Второго Нашествия…
— Да, это произошло через несколько поколений, и новые в жестокости не уступали. К тому времени люди Второго Нашествия стали терпимыми соседями… После сражения снова пощадили только женщин, да и то не многих. Так как эти женщины прожили в Ксанфе всю жизнь, они обладали сильной магией. Ее-то они и использовали, чтобы избавиться от своих новых мужей-насильников. Но их победа обернулась поражением — у них вообще не стало мужей. Поэтому им вновь пришлось пригласить манденийцев…
— Это отвратительно! — закричал Бинк. — Я происхожу от тысячи лет бесчестия!
— Не совсем. История человека в Ксанфе груба, но не без искупающих ценностей, даже величия. Женщины Второго Нашествия организовались и привели только самых лучших мужчин. Это были сильные, добрые, справедливые, разумные мужчины, у них были принципы и не было жадности. Они обещали хранить тайну и беречь богатства Ксанфа. Да, эти манденийцы были благородными людьми.
— Четвертая Волна! — обрадовался Бинк. — Самая лучшая из всех!
— Да. Женщины Ксанфа были вдовами и жертвами насилия, а вдобавок и убийцами. Некоторые были стары или ущербны физически и эмоционально от войны. Но все они обладали сильной магией и железной решимостью. Они выжили в сильнейшем потрясении, когда были уничтожены почти все люди в Ксанфе. Когда первые мужчины узнали правду, они не выдержали и вернулись в Мандению. Но оставшиеся женились на вдовах. Они хотели иметь детей с могущественными магическими способностями — они думали, что магия может быть наследственной. Поэтому видели в юности и красоте лишь вторичные качества. Из них получились превосходные мужья. Некоторые стремились совершенствовать плодородие уникальной земли Ксанфа, а магия им виделась самой ценной частью окружающей среды. Впрочем, из Мандении были приведены не только мужчины, но и тщательно отобранные молодые женщины, ставшие впоследствии женами подросших детей нового Ксанфа — таким образом удалось избежать кровосмешения… Конечно же, это было заселение, а не вторжение оно было основано не на убийстве, а на прочных биологических и житейских принципах.
— Вот-вот, — сказал Бинк. — И в то время появились Великие Волшебники.
— Так и было. Конечно, происходили и другие Нашествия, но не такие трагические. И именно с этой поры, с времен Четвертой Волны, люди становятся преобладающим видом живых существ на этой земле. Конечно, и малые нашествия погубили множество людей, а иных вынудили стать скитальцами, но общая цепь поколений уже не прерывалась. Почти каждая разумная личность у вас может проследить свое происхождение до времен Четвертой Волны. Я уверена, что и вы тоже.
— Да, согласился Бинк. — У меня есть предки в каждой из шести Волн-Нашествий. Но я всегда считал Четвертую Волну самой главной.
— Установка Магического Щита стала, наконец, препятствием нашествиям. Щит держал все манденийские живые существа вне Ксанфа, а все местные — внутри. Щит был провозглашен спасением Ксанфа, гарантом благоденствия. Однако мир почему-то не улучшился. Как будто люди поменяли одну проблему на другую: видимую на невидимую. Все прошедшее столетие Ксанф не подвергался ни одному вторжению, но постоянно заявляли о себе другие угрозы.
— Вроде огненных жуков и вихляков или плохого Злого Волшебника Трента. — Бинк кивнул. — Магические опасности.
— Трент не был плохим Волшебником, — поправила Чери. — Здесь нужно иметь в виду одно тонкое обстоятельство.
— Гм, может быть. Он был хорошим Злым Волшебником. Всем повезло, что от него избавились прежде, чем он захватил весь Ксанф.
— Безусловно. Но, положим, появится другой Злой Волшебник? Или снова заявят о себе вихляки? Кто спасет Ксанф на этот раз?
— Не знаю.
— Иногда я думаю вот о чем: действительно ли Щит принес пользу? Он дал усиление магии в Ксанфе, предотвратив ее выход и рассеяние вне страны. И это означает, что магия здесь может накопиться до взрывной точки… Хотя, вне всякого сомнения, мне не хотелось бы, чтобы вернулись дни Вторжений!
Бинк никогда не размышлял о Щите с этих позиций.
— Мне трудно оценить проблему концентрации магии в Ксанфе, — сказал он. — Мне по-прежнему хочется, чтобы ее было чуть больше. То есть чтобы что-то было и для меня, для моего таланта.
— Быть может, — отозвалась Чери, — тебе было бы лучше без него. Разумеется, если бы ты получил разрешение от Короля остаться…
— Ха! — скривился Бинк. — Лучше я буду жить, как отшельник в самой дикой местности! Моя деревня не потерпит человека без магического таланта.
— Странные перемены, — невнятно произнесла Чери.
— Что?
— О, ничего! Я просто подумала о Германе Отшельнике. Его изгнали из нашего стада за неприличное поведение. Это случилось несколько лет назад.
Бинк засмеялся.
— Что может показаться неприличным кентаврам?! Что же он такого сделал?
Они ехали как раз по краю красивого поля цветов, и Чери внезапно остановилась.
— Дальше я не пойду, — проговорила она сухо. Бинк понял, что снова ляпнул что-то не то.
— Я не хотел обидеть… я прошу прощения, если что-нибудь такое…
Чери расслабилась.
— Да, ты, конечно, не мог знать. Запах этих цветов заставляет кентавров делать странные вещи. Я должна была находиться подальше от них… ну, разве что за исключением самых крайних случаев… Замок Волшебника Хамфри находится отсюда в пяти милях к югу. Будь бдителен. Опасайся враждебной магии. И, я надеюсь, ты найдешь свой талант.
— Благодарю, — ответил Бинк.
Он соскользнул с ее спины. После долгой езды верхом ноги плохо слушались его, но он понимал, что Чери сэкономила ему — день ходьбы. Он обошел ее, чтобы оказаться лицом к лицу, и протянул руку.
Чери приняла ее, затем наклонилась, чтобы запечатлеть материнский поцелуй — в лоб. Бинку хотелось, чтобы она не делала этого, но он не стал противиться, затем механически улыбнулся и пошагал к югу. Он услышал, как, удаляясь, застучали по тропе копыта, и внезапно ощутил себя бесконечно одиноким. Утешившись тем, что путешествие его близится к концу, он двинулся дальше. И еще ему было очень интересно, что же такого натворил этот Герман Отшельник, что показалось кентаврам неприличным?
Бинк в ужасе стоял на краю обрыва. Тропу прерывала другая трещина. Нет, не трещина, — мощный провал, шириной в полмили и, казалось, бездонной глубины. Чери-кентавр явно не знала о нем, иначе предупредила бы. Наверное, он образовался недавно, возможно, в течение прошлого месяца.
Только землетрясение или магия, способная вызвать катаклизм, могли породить такой каньон и настолько быстро. Но о подобном землетрясении он не слыхал. Значит, все дело было в магии. И действовал Волшебник, обладающий феноменальной силой.
Кто бы это мог быть? Король в дни своего расцвета мог бы создать такой провал, вызвав жестко контролируемую бурю или направленный ураган, но у него не было никаких причин делать это. Да и мощь его настолько ослабла, что теперь он не смог бы справиться с чем-либо подобным. Злой Волшебник Трент? Но он был преобразователем, а не повелителем землетрясений. Добрый Волшебник Хамфри обладал магией, включавшей в себя сотни полезных заклинаний. Некоторые из них могли бы помочь ему создать такой большой провал, но трудно было представить, зачем это могло ему понадобиться. Хамфри всегда делал только то, за что можно было получить вознаграждение. Не появился ли в Ксанфе еще один Великий Волшебник?
Стоп! Доносились ведь слухи о мастере иллюзий! Намного легче сделать кажущийся провал, чем настоящий. Только талант должен быть посильнее, чем у Зинка, который «рыл» мнимые ямы. Зинк никакой не Волшебник. Но настоящий Волшебник, имеющий магию такого типа, вполне мог бы вызвать подобный эффект. Так может быть, если Бинк просто шагнет в провал, его ноги ступят на продолжение тропинки?
Бинк заглянул в провал. На глубине около пятисот футов плыло вдоль стены небольшое облачко. Порыв холодного затхлого ветра дохнул снизу прямо в лицо. Бинк содрогнулся. Это было слишком реально для иллюзии!
Он закричал:
— Ал-ло-о-о!
И через несколько секунд услышал: «…ло-о-о!»
Бинк поднял камешек и бросил его вниз. Камешек исчез в глубине, и даже звука падения не донеслось.
Тогда он встал на колени и ткнул пальцем в бездну. Палец не встретил сопротивления. Потом Бинк коснулся стенки и ощутил, что она материальна и вертикальна.
Провал был реальным!
Делать нечего, надо было его обходить. А это означало, что Бинк находился от своей цели не в пяти милях, а может быть, в пятидесяти… или в ста — в зависимости от длины странной расщелины.
Не повернуть ли назад? Деревенские жители определенно предупреждены о появлении Провала. Но, с другой стороны, Провал может исчезнуть к тому времени, когда Бинк приведет сюда кого-нибудь, чтобы показать его. И тогда Бинка сочтут глупцом или того хуже — трусом, придумавшим всю историю из страха перед Волшебником, который мог подтвердить его бездарность. Что создано с помощью магии, может быть и устранено тем же путем. Поэтому лучше попытаться обойти Провал.
Бинк с опаской посмотрел на небо. Солнце клонилось к западу. До сумерек оставался час или около того. Лучше провести это время в поисках дома, где можно получить ночлег. Бинку вовсе не хотелось ночевать под открытым небом здесь, на незнакомой территории, в окружении неизвестной магии.
Куда повернуть? На восток или на запад? Провал, казалось, тянулся одинаково далеко в обоих направлениях. Но к востоку местность была менее холмистой и постепенно снижалась. Может быть, там есть спуск на дно Провала, и Бинк сумеет перейти на другую сторону. К тому же фермеры обычно селятся в долинах, так как там есть источники воды и туда не простирается враждебная магия возвышенностей. Итак, надо идти на восток!
Но район этот был мало заселен. До сих пор не встретилось ни одно человеческое жилье. Бинк быстро пошел через лес.
С наступлением сумерек из Провала стали подниматься большие темные тени. Приглядевшись, Бинк различил широко распростертые кожистые крылья, изогнутые клювы, маленькие мерцающие глазки. Стервятники, вероятно, или еще хуже. Ему стало не по себе.
Тем не менее Бинк почувствовал голод. Но пищу надо было беречь, так как он не знал, на сколько придется ее растянуть. Заметив хлебное дерево, он отрезал от него ломоть, но оказалось, что хлеб еще не созрел. Съешь такой — получишь несварение желудка. Нет, надо найти ферму.
Деревья стали выше, стволы их были странно искорежены. Казалось, какие-то зловещие существа притаились в тени. Поднявшийся внезапно ветер вздымал жесткие изогнутые ветви.
Ничего угрожающего в этом не было: эти эффекты не были даже магическими. Но Бинк чувствовал, что сердце его забилось сильнее. Он продолжал внимательно оглядываться. Он больше не был на проверенной тропе, а это значило, что относительная безопасность исчезла. Молодой человек все дальше заходил в глушь, где произойти могло все. Ночь — это время зловещей магии, проявления которой разообразны и сильны. Успокаивающее заклинание? Да, конечно. Однако есть, наверняка отпугивающие, гораздо более действенные заклинания. Ах, только бы найти дом!
Хороший же искатель приключений из него получился! Стоило отойти от тропы, как разыгралось его слишком живое воображение, и он начал реагировать на каждую мелочь. А ведь здесь еще не самая глушь, и осторожному человеку мало что может угрожать. По-настоящему дикие места начинаются за замком Доброго Волшебника Хамфри, по другую сторону Провала.
Бинк заставил себя замедлить шаг и смотреть только вперед. Надо, не мудрствуя, просто идти, опираясь на дорожную палку, а если увидишь что-то подозрительное — прикоснуться ею, чтобы проверить…
Конец палки коснулся невзрачного черного камня. Камень взвился вверх, громко зашумев крыльями. Бинк отшатнулся и, падая на землю, выставил вперед руки, чтобы защитить лицо.
Это был всего лишь каменный голубь, на ночь принявший такую форму для маскировки и сохранения тепла. Совершенно безвредное существо, естественно, среагировало, когда в него ткнули палкой. «Кто-о!» — запротестовал голубь укоризненно и улетел прочь.
Если птица устроилась в этом месте на ночлег, то оно безопасно и для Бинка. Все, что ему нужно, — это растянуться где-нибудь и заснуть. Так почему бы не прямо здесь?
Потому что он по-дурацки боится оставаться один ночью, ответил себе Бинк. Обладай он какой-нибудь магией — чувствовал бы себя более защищенным. Впрочем, даже простое утешительное заклинание пригодилось бы.
И тут он впереди увидел свет. Ура! Желтый квадрат — почти определенное указание на человеческое жилье. Бинк обрадовался чуть ли не до слез. Молодой человек в лесу, за пределами знакомой местности, ощущал себя едва ли не ребенком. Он нуждался в человеческом общении, оно доставляло ему душевный комфорт. Бинк поспешил к свету, надеясь, что это не иллюзия и не ловушка какого-либо враждебного существа.
Свет оказался настоящим. Это была ферма на краю маленькой деревни, теперь Бинк мог разглядеть другие желтые квадраты — там, дальше, в долине. Почти весело постучал он в дверь.
Дверь отворилась словно нехотя, и он увидел приятную женщину в запачканном переднике. Она подозрительно вглядывалась в ночного гостя.
— Я тебя не знаю, — буркнула женщина, собираясь закрыть дверь.
— Я Бинк из Северной Деревни, — быстро сказал он. — Я шел весь день, но дорогу мне преградил Провал. Мне нужен ночлег. А за услугу я отработаю. Я сильный. Могу рубить дрова, стоговать сено или перетаскивать камни…
— Для этого не нужна магия, — ответила она.
— Без помощи магии! Только руками. Я…
— Откуда я знаю, что ты не привидение?
Бинк, поморщившись, протянул левую руку.
— Ущипни меня. У меня идет кровь! — Это было обычное испытание, так как большинство сверхъестественных ночных созданий крови не имело, если только они не высосали ее недавно из какого-нибудь живого существа. Но даже тогда она не текла у них из раны.
— О, перестань, Марта! — окликнул ее мужской голос из дальней комнаты. — В этих местах привидения не встречались уже десять лет, да и вообще они никому не приносят вреда. Впусти его. Если он поест, значит, он человек.
— Людоеды тоже любят покушать, — пробормотала она, но, приоткрыв дверь, позволила Бинку протиснуться в дом.
Теперь Бинк разглядел животное, охранявшее ферму. То был маленький оборотень, вероятно, один из детей. Настоящих оборотней не существовало, насколько он знал. Все они были людьми, развившими свой талант, и такие способности встречались довольно часто. Этот имел большую голову и плоское лицо, типичное для них. Он обнюхал протянутую ему руку, затем Бинк погладил его по голове.
Существо превратилось в мальчика лет восьми.
— Я испугал тебя? — умоляюще спросил он.
— Ужасно, — ответил Бинк.
Мальчик повернулся к отцу.
— Он чист, папа, — объяснил он. — У него нет никакого запаха магии.
— В этом-то и проблема, — тихо проговорил Бинк. — Будь у меня магия, я бы не путешествовал. Но подтверждаю все, что говорил. Я могу делать любую физическую работу, и хорошо.
— Нет магии? — переспросил мужчина, пока женщина наливала в миску кипящее варево для Бинка.
Фермеру было немногим за тридцать. Такой же простой, как и его жена, но с морщинками вокруг рта и глаз, выдававшими его смешливый характер. Он был худощав, однако явно крепок — тяжелая физическая работа прибавляет людям сил. Когда он разговаривал, цвет лица менялся от зеленого к пурпурному — в этом заключался его талант.
— Как тебе удалось проделать весь путь от Северной Деревни за один день?
— Леди-кентавр подвезла меня.
— Красотка? Здорово! За что же ты держался, когда она прыгала?
Бинк с раскаянием улыбнулся.
— Ну, она сказала, что сбросит меня в канаву, если я снова так сделаю.
— Ха-ха-ха! — захохотал мужчина. Фермеры, не слишком-то образованные люди, обладали довольно грубым чувством юмора. Бинк заметил, что Марта не засмеялась, а мальчик просто непонимающе уставился на мужчин.
Потом фермер перешел к делу.
— Послушай, ручной труд мне сейчас не нужен. Но завтра утром я должен участвовать в слушании дела, а не хочу идти. Моя миссис против, ты знаешь.
Бинк кивнул, хотя и не понял ничего. Он заметил, что жена фермера тоже кивнула с угрюмым видом. В чем дело?
— Итак, если ты хочешь отработать свой ночлег, поприсутствуй за меня там, — продолжал фермер. — Это займет не больше часа. Надо только соглашаться со всем, что скажет судья. Самая легкая работа, какую можно найти, а для тебя — и вовсе простая, так как ты посторонний. Сыграть против хитроумной молодой особы… — Подавив усмешку, он взглянул на жену и оставил тему. — Ну как, согласен?
— Все, что смогу, — сделаю, — не слишком уверенно произнес Бинк. Что это за игра против хитрой молодой особы? Но все равно ничего не выяснить, пока Марта рядом. А стала бы Сабрина возражать?
— Отлично! На чердаке есть сено и посудина, так что тебе не нужно выходить наружу. Только не храпи слишком громко… Миссис не любит этого.
Миссис, казалось, не любила многого. Как можно жениться на подобной женщине? А что если и Сабрина превратится в такую же после замужества? Эта мысль обеспокоила его.
— Не буду, — пообещал Бинк.
Варево было не очень вкусным, но голод утолило.
Он прекрасно выспался на сене вместе с волком, который свернулся калачиком рядом с ним. Правда, ему пришлось воспользоваться горшком, и тот вонял всю ночь, потому что крышки на нем не было, — но это было все же лучше, чем находиться под открытым небом колдовской ночью. После внезапного протеста против непривычного варева, его внутренности успокоились. Теперь Бинку в самом деле не на что было жаловаться.
На завтрак ему дали овсяную кашу, разогретую не на огне. В этом заключался талант жены фермера, такой полезный для домашнего хозяйства. А потом он отправился на разбирательство. Оно происходило в соседнем доме, идти туда надо было примерно с милю вдоль края Провала.
Судья оказался крупным, добродушным мужчиной. Когда он сосредоточивался слишком сильно, над его головой образовывалось небольшое облачко.
— Знаешь что-нибудь о деле? — спросил он, когда Бинк представился…
— Ничего, — ответил Бинк. — Прошу вас, скажите, что мне делать.
— Хорошо! Это своего рода небольшая сценка. Цель ее — разрешить проблему, не нанося вреда чьей-либо репутации. Мы называем это суррогатной магией. Предупреждаю, не пользуйся никакой настоящей магией.
— Не буду, — пообещал Бинк.
— Ты только соглашайся со всем, о чем я тебя ни спрошу. Вот и все.
Бинк начал нервничать.
— Мне не нравится лгать, сэр.
— Это не совсем ложь, мой мальчик. Ты увидишь. Удивляюсь, что у вас, в Северной Деревне, это не практикуется.
Бинк был сосредоточенно-молчалив. Ему очень хотелось надеяться, что он не влип в какую-нибудь некрасивую историю.
Прибыли остальные: двое мужчин и три молодые девушки. Мужчины были обычными бородатыми фермерами, один среднего возраста, другой помоложе. Зато девушки разительно отличались внешностью: одна была невзрачной, другая — так себе, а третья — просто потрясающая. Бинк с трудом оторвал от нее взгляд. Она была самой соблазнительной красавицей, какую он когда-либо видел. Бриллиант среди булыжников этого захолустья, просто бриллиант.
— Сейчас вы все шестеро сядете друг против друга за этим столом, — произнес судья официальным тоном. — Вести разговор буду я. Имейте в виду — это игра, но она должна остаться в тайне. Я приведу вас к присяге, и вы должны остаться верными ей: никакой болтовни о деталях после того, как выйдете отсюда. Понятно?
Все кивнули. Это еще больше озадачило Бинка. Он понял только то, что должен играть против приятной молодой особы. Но что это за игра — на глазах у других, игра, о которой не разрешалось никому рассказывать? Ну что ж, будь что будет. Может, все окажется чем-то вроде магии.
Трое мужчин сидели в ряд по одну сторону стола, а три девушки — напротив них. Бинк оказался напротив красавицы, а стол был таким узким, что его колени касались ее колен. Они были шелковисто-гладкими, эти колени! От них по ногам Бинка побежали мурашки. Помни о Сабрине! — велел он себе. Бинк не был падок на хорошенькие мордашки, но у этой девушки было исключительно красивое лицо. А какая фигура! Плотный свитер совсем не скрывал ее.
Судья сел во главе стола.
— Вы, три леди, клянетесь ли говорить правду и, когда все закончится, молчать о том, что происходило здесь? — требовательно вопросил он.
— Да, — хором ответили девушки.
— А вы, трое, тоже клянетесь в этом?
— Да, — произнес Бинк вместе с другими. Если от него требовалось лгать здесь, но никогда после не упоминать ни о чем подобном, не означало ли это, что ложь не является ложью? Судья знал, где правда, а где — фальш, так что в результате…
— Слушается дело об изнасиловании, — объявил судья.
Бинк был шокирован, но постарался скрыть свое отвращение. Неужели им предстоит разыграть сцену насилия?
— Среди присутствующих, — продолжал судья, — есть девушка, которая утверждает, что ее изнасиловали… и мужчина, которого она обвиняет. Он подтверждает, что это произошло, но все свершилось добровольно, Правда, мужчины?
Вместе со всеми Бинк энергично кивнул. Братцы! Лучше бы он нарубил дров за этот ночлег! А теперь вот сидит здесь, признаваясь в насилии, которого никогда не совершал.
— Дело слушается анонимно, чтобы защитить репутацию лиц, связанных с ним, — сказал судья. — Так, чтобы выслушать противоположные стороны в присутствии заинтересованных партий, не выдавая их всему обществу.
Бинк начал понимать. Репутация девушки, которую изнасиловали, могла быть загублена, хотя в случившемся ее вины не было. Многие мужчины откажутся жениться на ней по одной лишь этой причине. Таким образом, она могла выиграть дело, но проиграть свое будущее. Мужчина, виновный в изнасиловании, будет изгнан, а тот, на кого только пало подозрение, не избавится от этого пятна до конца жизни, что усложнит все его существование. Изнасиловать, подумал Бинк, такое же серьезное преступление, как не иметь магического таланта. Добиться правды — дело деликатное, ни одна из заинтересованных сторон не захотела бы афишировать подробности на открытом процессе, ведь и у победившего, и у проигравшего репутация пострадает. Но если дело не дойдет до суда, как восстановить справедливость? Потому-то слушанье это закрытое и анонимное. Будет ли его достаточно?
— Она говорит, что гуляла вдоль Провала, — сказал судья, заглядывая в свои записи. — Он подобрался сзади, схватил ее и изнасиловал. Правильно, девушки?
Все девушки закивали, каждая выглядела обиженной и рассерженной. В такт движениям головы, колени красавицы, сидевшей напротив Бинка, шевельнулись, и еще одна волна возбуждающих мурашек пробежала по его ноге. Интересно, о чем думает эта девушка, какую игру затеяла она?
— Он утверждает, что стоял на краю Провала, а она подошла и сделала предложение, которое он принял. Правильно, мужчины?
Бинк кивнул вместе с другими. Он надеялся, что его сторона победит. Эта игра требовала нервов, Судья спросил:
— Это произошло недалеко от дома?
— В футах ста.
— Тогда почему она не кричала?
— Он сказал, что столкнет ее в пропасть, если она хоть пикнет. Она замерла от ужаса. Правильно, девушки?
Девушки кивнули… и лицо каждой на мгновение отразило ужас. Бинку было интересно, которая из трех в действительности была изнасилована. Он сосредоточился, мысль стала ясной: которая станет обвинять? Он надеялся, что это не та, что сидит напротив него.
— Знакомы ли вы были с ним до этого случая? — спросил судья.
— Да, ваша честь.
— В таком случае, я полагаю, она или убежала бы от него в самом начале, если он был неприятен ей, или… если она доверяла ему, ее не потребовалось бы принуждать. В маленькой общине, вроде нашей, люди обычно хорошо знают друг друга, поэтому сюрпризов случается немного… Это не вывод, но довольно крепкое предположение: у нее не было большого желания прогонять его, и это вряд ли могло толкнуть его на действия, о которых она впоследствии пожалела. Слушайся такое дело в формальном суде, то вероятнее всего этого мужчину сочли бы невиновным в случившемся, а лишь, может быть, поведшим себя не слишком достойно.
Трое мужчин расслабились. Бинк почувствовал, что по лбу его потекла струйка пота; он напряженно слушал размышления судьи.
— О’кей, вы выслушали мнение юриста. Вы, девушки, все еще хотите, чтобы состоялся открытый суд?
С мрачными лицами, чувствуя, что их предали, девушки покачали головами. Бинку стало жаль ту, что сидела напротив. Ну как же она может перестать быть соблазнительной?.. Это было создание, явно предназначенное для изнаси… для любви.
— В таком случае, расходитесь, — повелел судья. — Помните: никаких разговоров. Или у нас будет настоящий суд… А за неуважение к суду… — Это его предупреждение было уже явно лишним: вряд ли они станут болтать.
Виновный (а то, может, и впрямь невинный) мужчина тоже будет, конечно, помалкивать. Да и самому Бинку хотелось лишь одного: поскорее убраться из этой деревни. Лишь третий был способен не удержать язык за зубами — но если он вымолвит хотя бы словечко, то всем будет ясно, кто проболтался. Так что здесь, похоже, будет тишина.
Итак, все закончилось. Бинк встал и вышел вместе с остальными. На все про все ушло меньше часа, как он и ожидал. Так что он, можно сказать, легко отделался. У него был ночлег, и он неплохо отдохнул. Все, что ему сейчас нужно, — найти дорогу через Провал к замку Доброго Волшебника.
Показался судья, и Бинк подошел к нему.
— Не могли бы вы сказать, есть ли какой-нибудь путь на юг?
— Парень! Не решился ли ты пересечь Провал? — Судья был натурально удивлен. — Может быть, ты умеешь летать?
— Нет, я пешком…
— Да, здесь есть дорога. Но — дракон… Ты приятный парень, молодой и красивый. Ты помог нам в слушании дела. Не рискуй жизнью!
Вот — все считают его слишком молодым! Только сильный магический талант принесет ему уважение в глазах жителей Ксанфа.
— Я должен рискнуть!
Судья вздохнул.
— Ладно. Не стану отговаривать тебя — я тебе не отец. — Он втянул внушительный животик и бросил взгляд на облачко над своей головой. Казалось, оно уронило одну — две слезинки, отчего Бинк незаметно поморщился: ему было неприятно, что теперь его утешает мужчина. — Путь нелегок, — добавил судья. — Лучше пусть тебе Винни покажет…
— Винни?
— Та, что сидела напротив тебя. Которую ты чуть не изнасиловал. — Судья улыбнулся, сделал движение рукой, и облачко исчезло. — Но я не обвиняю тебя.
Подошла девушка.
— Винни, милая, покажи этому человеку дорогу к южному обрыву Провала. Держись подальше от дракона.
— Конечно! — Она улыбнулась; однако улыбка не прибавила ей великолепия — это было невозможно, но и не повредила.
Бинк испытывал противоречивые чувства. Она решилась проводить его после этого слушания… А вдруг она обвинит его…
Судья понимающе взглянул на него.
— Не беспокойся, сынок. Винни не лжет. И не меняет своих намерений. Веди себя пристойно, как бы это ни казалось сложно, и все будет в порядке.
Смущенный Бинк с надеждой посмотрел на девушку: если она покажет короткую и безопасную дорогу через Провал, то он сильно сократит путь.
Они пошагали на восток; лучи солнца били им в лицо.
— Это далеко? — спросил Бинк. Он все еще чувствовал себя неловко; если бы сейчас Сабрина видела его!
— Недалеко, — ответила девушка.
Голос ее был мягким и вызывал в нем какую-то непроизвольную дрожь. Вполне возможно, то была магия — он очень на это надеялся, потому что не хотел, чтобы дрожь была от обычного неравнодушия к красотке. Он ведь совсем не знал эту Винни!
Какое-то время они шли молча. Затем Бинк попытался еще раз завести разговор.
— Какой у тебя талант?
Она непонимающе уставилась на него.
Странно! После слушания у судьи ее вряд ли можно было заподозрить в том, что она не понимает его, Бинка.
— Я имею в виду твой магический талант, — пояснил он. — Что ты умеешь? Заклинания, может быть, или…
Она пожала плечами.
Что-то не то с этой девушкой — она так прекрасна, но кажется глуповатой.
— Тебе нравится здесь?
Она снова пожала плечами.
Теперь Бинк почти не сомневался: Винни, конечно, чрезвычайно мила, но — недоразвита. Какая жалость! Ведь она могла бы стать чудесной женой какого-нибудь фермера. Ничего удивительного, что судья не очень беспокоится за нее. Да, определенно, от этой Винни мало толку.
Они опять пошли молча. Свернув за поворот, они почти споткнулись о кролика, жевавшего гриб. Кролик от испуга высоко подпрыгнул и завис в воздухе, левитируя; его розовый носик опасливо подрагивал.
Бинк засмеялся.
— Мы не причиним тебе вреда, волшебный прыгун! — сказал он. И Винни улыбнулась.
Они прошли под летающим кроликом.
Этот эпизод, хоть и незначительный сам по себе, навел Бинка на привычные мысли. В чем же дело, если даже обычный огородный кролик обладает талантом левитации, а сам Бинк не имеет ничего? Разве это справедливо?
Тут он услышал обрывок приятной мелодии, проникшей, казалось, в самые его мысли. Бинк оглянулся и увидел птицу-лиру, игравшую на своих струнах. Музыка разносилась по лесу, наполняя его искусственной радостью. Ха!
Ему не хотелось молчать, поэтому он сказал:
— Когда я был ребенком, меня постоянно дразнили, потому что я не обладал магией. — Ему было все равно, понимает она или нет. — Например, я проигрывал забеги тем, кто умел летать или ставить стены на моем пути. Я проигрывал и тем, кто умел проходить сквозь деревья, умел исчезать в одном месте и появляться в другом. — Все это он уже говорил Чери-кентавру, и ему не очень-то нравилось повторяться. Однако какая-то упрямая часть его сознания внушала ему, что чем чаще он будет повторяться, тем вернее найдет какой-то способ облегчить свое положение. Словом, такими повторами, словно заклинаниями, он проложит себе тропинку под гору, в то время как нужно, может быть, честно преодолевать все подъемы. Это было унизительно; Бинк почувствовал, как комок подступил к горлу.
— Можно, я пойду с тобой? — спросила вдруг Винни.
Вот-вот! Она, конечно, уверена, что он будет бесконечно развлекать ее разными забавными историями. О том, что в пути могут быть какие-то трудности, ей и в голову не приходит. Уже через несколько миль это прекрасное тело, явно не предназначенное для тяжелого труда, начнет уставать, и ему, Бинку, придется нести его на себе.
— Винни, я иду издалека. Иду, чтобы увидеться в Волшебником Хамфри. Тебе незачем идти со мной.
— Незачем? — Ее чудесное лицо помрачнело. Еще очень свежо было в его памяти «дело об изнасиловании», и, разумеется, он хорошо помнил о том, что она может превратно истолковать его слова. Поэтому сейчас он старался осторожно и точно формулировать свои мысли.
Они как раз спускались извилистой тропой по склону в Провал, огибая кустики жесткой травы и выступающие из земли ползучие корни. Бинк шел впереди, опираясь на палку; он был предельно собран, чтобы, если девушка оступится и упадет, тут же поймать ее. Оглядываясь, он видел ее — ее роскошные бедра; это было умопомрачительным зрелищем. Все, все в ее теле было совершенно; в небрежении у Создателя остался, похоже, один ее мозг.
— Это опасная дорога, — говорил он, тщательно подбирая слова. — На ней много плохой магии. Я должен идти один.
— Один? — Она все еще была сконфужена, хотя двигалась по тропе очень хорошо.
Отличная координация! Бинк увидел, что ошибся, решив, будто тело Винни не для трудных дел — наоборот: эти ножки были точно приспособлены для ходьбы и лазанья по скалам.
— Мне нужна помощь, — сказал он. — Помощь магическая. В уплату Волшебник требует год службы. Но ты ведь не захочешь платить. — Ну да: Добрый Волшебник как-никак был мужчиной, и у Винни была лишь одна монетка для платы; ведь никто не заинтересуется ее умом.
Она озадаченно посмотрела на него: она решала. Вдруг лицо ее просветлело.
— Хочешь, я заплачу? — Она приложила руку к низу живота.
— Нет! — завопил Бинк, едва не сорвавшись с крутого склона: ему уже померещилось новое «слушание» с новым вердиктом. Кто, в самом деле, поверит, что он не воспользовался своими преимуществами перед красивой идиоткой?.. А если она еще станет раздеваться… — Нет! — повторил он больше для себя, чем для нее.
— Но как же… — Она снова помрачнела.
Его отвлекло новое обстоятельство. Они находились уже почти на дне Провала, так что Бинк видел впереди начало подъема на южный склон. Взобраться туда было проще простого. Он был уже готов сказать Винни, что она может отправляться домой, когда послышался пугающий звук, похожий на падение чего-то тяжелого. Звук повторился, сотрясая воздух, но пока еще трудно было определить, что это такое.
— В чем дело? — встревоженно спросил Бинк.
Винни приложила руку к уху и прислушалась, хотя звук был слышен ясней ясного. И тут она потеряла равновесие — нога ее соскользнула с камня. Бинк прыгнул, подхватил ее и поставил на дно Провала.
Ах, как не хотелось отпускать ее тело — расставаться со всей этой мягкостью и упругостью, и удивительным изяществом пропорций…
Она повернула к нему лицо, поправила слегка растрепавшиеся волосы и произнесла:
— Дракон.
На мгновение Бинк был сбит с толку. Но тут же вспомнил, что минуту назад задал ей вопрос, и она теперь ответила на него, ни на что не отвлекшись и сосредоточив на его вопросе весь свой скудный интеллект.
— Он опасен?
— Да.
Она была слишком глупа, чтобы рассказать ему все без разных вопросов. А он не догадался расспросить ее обо всем до этого момента. Возможно… ну конечно, если бы он не пялился на нее столько времени… Хотя — какой бы мужчина не пялился?
Бинк уже видел чудовище, приближающееся с запада — дымящаяся змеиная голова, низко опущенная к земле… такая огромная, очень огромная…
— Беги! — крикнул он.
Она побежала… прямо вперед, в Провал.
— Нет! — заорал Бинк, кидаясь за ней.
Он поймал ее за руку и развернул к себе лицом. Волосы ее взметнулись вокруг лица черным облачком.
— Хочешь, я заплачу? — спросила она.
— О, люди! Беги в ту сторону! — Он толкнул ее к северному склону — это был ближайший путь для бегства. Бинк надеялся, что дракон плохо лазает по кручам.
Она подчинилась, понеслась стрелой…
Но сверкающие глаза дракона последовали за ней, сориентировавшись на ее движение. Теперь тварь развернулась, чтобы перехватить девушку. Бинк увидел, что она не успеет добраться до тропы — чудовище двигалось со скоростью несущегося галопом кентавра.
Бинк снова бросился за девушкой, поймал ее и чуть ли не швырнул в сторону южного склона. Даже в этот отчаянный, опасный момент тело ее обладало податливостью, оно неумолимо возбуждало Бинка, грозило отвлечь, затмить его ум.
— Этой дорогой! — закричал он. — Скорей, он догоняет!
Вне всякого сомнения, он действовал так же глупо, как и она — приближается роковой момент, а он без конца меняет свои намерение и действия…
Надо во что бы то ни стало отвлечь чудовище!
— Эй, сажа с паром! — заорал он, дико размахивая руками. — Погляди-ка на меня!
И дракон поглядел.
Но то же самое сделала и Винни.
— Да не ты! — зашелся в крике Бинк. — Беги же на ту сторону! Выбирайся из Провала!
Теперь внимание дракона было обращено на Бинка. Он вновь развернулся и ринулся в его сторону. У дракона было длинное гибкое тело и три пары крепких ног — они поднимали туловище и рывками толкали его вперед, заставляя сразу продвигаться на несколько футов. Со стороны это передвижение выглядело, пожалуй, неуклюжим, однако тварь продвигалась удручающе быстро.
Пора было уносить ноги. Бинк помчался вдоль Провала на восток: ведь дракон уже отрезал его от северного склона, а Бинку не хотелось увлекать чудовище в ту сторону, куда поспешила Винни.
Несмотря на нелепый способ передвижения, дракон тем не менее был проворнее Бинка — конечно же, быстрота его усиливалась магией. Как-никак, а дракон ведь был магическим существом.
Но есть же теория, согласно которой ни одно существо не может обладать одновременно и магией и разумом равной силы, поскольку магическое существо рождено сверхчувственностью, а не рациональным мышлением. Если теория верна, то дракон не должен отличаться большим умом, и значит, его можно перехитрить. Бинк очень надеялся на это — ведь проще перехитрить глупого дракона, чем умного. В конце концов, от этого зависела теперь собственная жизнь Бинка.
Итак, он желал бы перехитрить противника… Но он уже сознавал, что все бесполезно. Он находился на охотничьей территории дракона, что было обстоятельством серьезным и значительным — фактором, препятствовавшим пешим путешествия через Провал. Давно следовало бы догадаться, что магически созданный Провал не может оставаться без охраны. Следовательно, кто-то не желал (или что-то не желало), чтобы люди свободно ходили из северного Ксанфа в южный. И в первую очередь, может быть, те, кто как он, Бинк, не наделен магическим талантом.
Он уже сильно запыхался, и в боку начало колоть. Да, он определенно недооценил скорость дракона: тот был не несколько, а намного быстрее его… Огромная голова качнулась вперед, и из нее вырвалась струя пара.
Бинк волей-неволей вдохнул его. Пар оказался не таким уж горячим, как он предполагал, и пахнул головешками. И все-таки это мешало дышать… Бинк задохнулся, разинул рот… И споткнувшись о камень, растянулся во весь рост. Палка вылетела из рук. Вот он, решающей момент!
Дракон промчался прямо над Бинком, не способный остановиться мгновенно. Огромное тело пронеслось мимо, голова по инерции промахнулась. Выходит, если магия и увеличивает скорость твари, то помочь ей затормозить ход та же магия не в состоянии. Хотя не такое уж большое это утешение.
Упав, Бинк сбил дыхание. Он лишь хватал ртом воздух, не способный ни на чем сконцентрироваться, даже на дальнейшем побеге. Пока он лежал, словно парализованный, средняя пара ног чудовища надвигалась прямо на него. Эти ноги шли рядом, как пара коней в одной упряжке, готовые оттолкнуться и бросить тяжелое тело вверх и вперед. Бинк не смог даже откатиться в сторону. Его неминуемо должно было раздавить.
Но массивные когти правой лапы опустились на камень, что был в ногах у Бинка. Это был большой валун, он значительно возвышался над поверженным молодым человеком. Наткнувшись на камень, когти разъехались в разные стороны, в результате один опустился слева от Бинка, другой — справа, а средний застыл аркой над ним. На этой ноге покоилась чуть ли не тонна драконова веса, но ни грамм его не коснулся Бинка. Без сомнения, то был счастливый случай; такое никогда не могло бы произойти по расчету…
Дыхание вернулось к нему в тот момент, когда нога дракона поднялась, чтобы сделать следующий шаг. Если бы Бинк откатился в сторону, то точно попал бы под один из когтей и был раздавлен.
Но счастливая случайность отнюдь не означала, что все неприятности кончились. Дракон опять разворачивался к своей жертве, выпуская пар вдоль всего своего длинного туловища. Он был изумительно гибок, изворотлив, способен складывать тело пополам, и, будь Бинк на безопасном расстоянии, он, пожалуй, лишь наслаждался бы этим зрелищем.
Змееподобное чудище было способно, по-видимому, завязываться узлами и дотянуться до Бинка, куда бы он ни укрылся.
Сознавая, что это бессмысленно, он все равно стремился убежать от дракона. Вот он бросился под хвост толщиной с дерево; тут же за ним последовала громадная голова — да, ноздри двигались за запахом так же неотступно, как и глаза за движущейся жертвой.
Бинк прыгнул на хвост, стараясь удержаться за чешую. Ему повезло — чешуя у этого дракона была не острой и с зазубренными краями, разрывающими всякую плоть, а безобидно закругленной; видимо, так было нужно, чтобы этот дьявол выжил в Провале, чтобы не цеплялся грубой чешуей за все вокруг и не лишался таким образом своей победной скорости. Но так ли все было на самом деле?..
Бинк перекатился через хвост… А голова дракона уже следовала за ним. Благо, что не было больше пара — возможно, дракон не желал перегревать себя: ведь Бинк буквально крутился вокруг него. Похоже, страж Провала уже предвкушал победу и пир, играя со своей жертвой в кошки-мышки. Хотя — настоящие коты, по всей вероятности, не играют таким образом.
Заигравшись, чудовище ослабило внимание, чем Бинк не замедлил воспользоваться. Он подумал: а нельзя ли как-то заставить дракона извиться и изогнуться настолько, чтобы он оказался завязанным о узел? Бинк не был уверен, что из такой затеи что-нибудь получится, — но ведь попытаться-то можно! Любая подобная попытка — все-таки лучше, чем позволить просто проглотить себя.
Он снова оказался возле валуна, о который споткнулся. Оказалось, что камень сдвинут с места (очевидно, лапой дракона), и в том месте, где он до того лежал, в земле виднелась трещина — глубокая, темная дыра.
Бинк опасался всяких дыр в земле — кто ведает, что в них может таиться: никельпеды, жалящие вши, удушающие черви или грязевые пиявки (бррр!). Но у него теперь совершенно не было шансов остаться живым здесь, в лапах дракона. И он решительно, стоймя прыгнул в дыру.
Земля осыпалась под его весом — он углубился по пояс и застрял.
Дракон, видя, что добыча ускользает от него, выпустил струю пера. И опять это был теплый пар, а не обжигающе горячий, — Бинк попросту ощутил горячее дыхание своего врага. Из чего следовало, конечно, что перед ним не был огненный дракон, а всего лишь псевдоогненный. То есть — немного, видимо, людей побывало в его обществе, чтобы уловить разницу.
Туман окутал Бинка, насквозь вымочив его и превратив землю вокруг в жидкую грязь. Таким образом Бинк оказался как бы смазанным, сопротивление уменьшилось, и он снова стал проваливаться вниз.
Голова дракона метнулась к нему. Но… раздался чмокающий звук, и Бинк исчез в земле. Зубы дракона клацнули в пустоте…
С высоты нескольких футов Бинк упал на каменистую почву. Нога у него подвернулась в лодыжке и заныла, однако сам он был невредим. Втянув голову в плечи, он в темноте ощупал стены вокруг. Он находился в пещере.
Безусловно, это было счастье! Но он все еще не был в безопасности. Дракон разрывал когтями землю, выворачивал огромные пласты, камни; от его пара потекли ручьи грязи, шматки ее шлепались на пол пещеры. Дыра в потолке увеличивалась, пропускал все больше света. Из всего этого следовало, что участь Бинка всего лишь отсрочена.
Нельзя было медлить и проявлять излишнюю осторожность. Бинк двинулся вперед, пригнув голову и выставив вперед руки. Пусть он наткнется на стену, пусть ушибется обо что-то — лучше синяки, нежели хруст в драконовых зубах.
Но он не ударился об стену. Он вдруг попал в лужу грязи, нога его поехала в сторону, и он шлепнулся задом в воду. Да, то была вода — настоящая вода, а не та, что образуется от дыхания дракона: мимо Бинка бежал куда-то вниз ручеек.
Вниз? Но куда вниз? Определенно к подземной реке. Вот откуда появилась неожиданная расселина! За столетия река пробила себе дорогу, наконец земля над нею обрушилась, и образовался Провал. И сейчас река, конечно, продолжала свою работу… Бинк наверняка утонул бы, если бы соскользнул прямо в нее. Ведь не было никакой гарантии, что течение реки не бурное или что в тоннеле есть воздух. К тому же в ней могли оказаться разные речные чудища, вроде тех злобных и прожорливых тварей, что нередко населяют темные, холодные воды.
Бинк на четвереньках пополз по склону назад. Наконец он обнаружил боковой проход, ведший наверх, и последовал по нему, не теряя ни секунды. И вскоре он увидел луч света.
Итак, он в безопасности!
В безопасности? Как бы не так — ведь дракон все еще неподалеку, никуда не ушел. И значит, Бинку не вылезти, надо сидеть и ждать, пока дракон устанет от напрасного преследования.
Бинк нашел сухое место и, присев на корточки, затих.
Какое-то время дракон еще рылся в земле, затем все звуки стихли. Наступила тишина…
Однако Бинк не позволил себе обмануться. Он знал, что драконы всегда охотятся из засады — особенно налетающие драконы. Они передвигались очень быстро, но надолго их не хватало: во всяком случае, дракон никогда не смог бы загнать, например, оленя, даже если бы у этого оленя отсутствовала магия, помогающая убегать. И тем не менее, драконы отменно приучены ждать. Так что Бинку придется сидеть тут, пока он вполне не убедится, что дракон действительно убрался.
Это было долгим и томительным ожиданием. К тому же было неуютно, холодно, кругом была грязь и темнота, и доносился запах драконова дыхания. И — полная неизвестность. Может, дракон давно ушел, издевательски выпуская свой пар, — ведь они умеют, если им нужно, быть очень тихими и незаметными. Может, он давно охотится где-то в другом месте.
Но нет! Дракону как раз и хочется, чтобы Бинк думал так, — то есть, чтобы обманывался. Потому-то Бинку нельзя даже шевельнуться — эта тварь может оказаться близко и услышать его! И так тихо сейчас именно потому, что дракон ждет и прислушивается. У драконов превосходные органы чувств. Наверно, по этой причине их так много в диких местностях; они относятся к выживающему виду. Очевидно запах Бинка источается из многочисленных пор земли, из-за чего дракон и не в состоянии определить его точное местонахождение. А раскапывать всю пещеру — для него слишком утомительно. Но любое движение Бинка немедленно может выдать его.
От неподвижности Бинк стал совсем закоченевать. А между тем, ведь в Ксанфе стояло лето. Хотя даже зимой здесь не бывало особенно холодно, так как многие растения обладали согревающей магией, были способны контролировать погоду или имели какие-нибудь другие механизмы для воспроизведения климатических удобств. Но Провал зарос незначительно, а солнечные лучи далеко не везде достигали дна, поэтому здесь скапливался холодный воздух, словно в погребе.
Некоторое время Бинк еще терпел — оставалось тепло, накопившееся, пока он пробирался сюда, то есть двигался. Но теперь-то тепло давно рассеялось, и он начал дрожать. А чтобы себя не выдать, он и дрожать не мог слишком откровенно! Со временем стали затекать ноги, и наконец ощутилось жжение в горле: это наверняка начиналась простуда. И уж, конечно, не пойдешь сейчас к деревенскому доктору за медицинскими заклинаниями.
Чтобы отвлечься, Бинк постарался думать о другом. Но вовсе не утешали воспоминания о различных унижениях горького детства; и уж совсем разочаровывало, что он имел, но не удержал хорошенькую девушку вроде Сабрины, только из-за отсутствия у него магии. Вспомнив о хорошеньких девушках, он сразу вспомнил и о Винни, и подумал, что это просто невозможно: быть человеком и остаться равнодушным к ее фантастически прекрасному лицу и фигуре! И как жаль, Что она оказалась столь ужасающе глупа. Но как бы там ни было, он все-таки уже обручен; так что думать о Винни, конечно, не стоило. Словом, его старания отвлечься оказались безрезультатными. Лучше уж страдать при полном безмыслии.
И тут Бинк заметил нечто еще более коварное. Уже какое-то время оно пребывало рядом, и Бинк попросту не видел его, отвлеченный другими заботами — ведь и бесплодные мысли притупляют внимание.
То было почти невидимое явление — вроде легкого мерцания, которое исчезало, если на него смотрели прямо, но становилось более интенсивным, когда оказывалось в боковом зрении.
Что это? Нечто сверхъестественное или магическое? Не причиняющее вреда или опасное?
И вдруг он понял: это тень! Полуреальный дух, привидение или же какой-то мающийся покойник, обреченный таиться в тени и мраке, пока его неправедные дела не будут устранены или не простится зло. Поскольку тени не могут появляться днем, на любом свету или в людных местах, то от них нет угрозы обычным людям в обычных обстоятельствах. Тем более что большинство из них привязано к месту своей кончины. Роланд когда-то советовал Бинку: «Если тень пристанет к тебе, уйди от нее прочь». Да, от нее легко было убежать. И только неосторожный человек по глупости уляжется спать рядом с местом обитания тени, и тогда окажется в опасности. Тени требуется немало времени, чтобы проникнуть в человеческое тело — около часа, и человек в любой момент может отодвинуться и таким образом освободиться от теги. Как-то Роланд в припадке раздражения (что было для него совсем не характерно) пригрозил парализовать назойливого пришельца, оставив того в ближайшем обиталище тени; и пришелец весьма проворно удалился.
Бинк сейчас не был ни парализованным, ни спящим. Но ведь стоит ему пошевелиться, и дракон моментально метит его. Если же продолжать сидеть неподвижно, — тень постепенно завладеет его телом. А это участь похуже, чем смерть…
И все случилось потому, что он постарался спасти от дракона хорошенькую и глупую девушку. В сказках подобный герой получает обычно наиболее интригующее вознаграждение. А я реальной жизни этого героя, по всей вероятности, надо спасать самого. Что ж! — такова реальность Ксанфа.
Тень стала заметно смелей, сочтя его совсем беспомощным или же не замечающим ее. Она уже не мерцала — просто она была светлее, чем стены пещеры. И Бинк мог видеть ее достаточно хорошо, даже не глядя на нее прямо: то были смутные мужские очертания, и от них исходила печаль.
Бинку хотелось отпрыгнуть от тени подальше, но мешали стены: они были рядом, и прыгать было некуда; да и в любом случае он не мог позволять себе резких движений: дракон, без сомнения, начеку. Можно было бы попытаться пройти вперед, прямо сквозь тень — все, что Бинк почувствует в данном случае, — это лишь мгновенный холодок, похожий на могильный. Такое случалось с ним иногда и прежде, и то бывало неприятное, но безвредное ощущение. Но в тот же миг и дракон может броситься на него…
Тень коснулась Бинка. Он отдернул руку, и сразу же наверху зашевелился дракон. Все верно — он здесь! И Бинк снова замер… И стоило ему затихнуть, как дракон опять потерял его. Стало быть, одного движения жертвы недостаточно.
Дракон начал кружить, стараясь вынюхать Бинка. Его огромный нос проплыл над пещерой, и туда хлынул пар. Тень в тревоге отодвинулась.
Затем дракон на время оставил поиски. Он был уверен, что рано или поздно добыча выдаст себя. Когда дело доходит до состязания в ожидании, то этот монстр побеждает человека — он наделен большим терпением.
Еще одно движение гигантской рептилии… и кончик хвоста провалился в трещину и свесился почти до дна пещеры. Теперь, чтобы убежать, Бинку надо было протиснуться мимо него. Какие у него оставались шансы?
Внезапно пришла дерзкая идея! Дракон был живым, хоть и магическим животным. Почему бы этой тени не овладеть его телом?! И если это произойдет, то, управляемый тенью, дракон наверняка будет думать о чем угодно, только не о спрятавшемся в пещере человеке. Если только Бинк сможет переместиться так, чтобы свисающий хвост оказался между ним и тенью…
С максимальной медлительностью и осторожностью он постарался передвинуться. Но в тот момент, когда он поднял ногу, ее пронзила резкая боль, и он покачнулся. Хвост дракона шевельнулся, и Бинк замер. Положение его сейчас было крайне неудобным, равновесие — неустойчивым, ступни горели, как в огне.
Тень снова начала приближаться к нему.
Бинк попытался переставить ногу, чтобы принять более устойчивое положение, — подальше от этой зловещей тени! Опять боль прострелила ее, и снова хвост пошевелился. И вновь пришлось Бинку замереть, и положение его стало еще более неудобным, и тень настойчиво приблизилась. Нет, так ничего не выйдет!
Тень вдруг коснулась его плеча. На сей раз Бинк остался на месте — любое, даже самое незначительное движение наверняка приведет к потере равновесия, а затем и жизни. Прикосновение тени было ужасно холодным, по коже побежали мурашки. Но что, что делать?!
Бинк контролировал себя со все более возрастающим усилием. Тени потребуется не меньше часа, чтобы внедриться в его тело, — он может нарушить этот процесс в любую минуту задолго до его окончания. Дракон же проглотит его за секунды. Таким образом (хотя это и ужасный выбор), тень была все же меньшим риском — во всяком случае, она действовала медленнее. И кто знает, может быть, через полчаса дракону надоест охота и он уйдет прочь.
А может быть — луна упадет с неба и придавит это чудовище! Почему же не пожелать невозможного?!
А если дракон не уйдет, что тогда?..
Бинк был в отчаянии — выбора у него не было.
Тень неумолимо внедрялась в его тело; холод от плеча распространился по спине и груди. Бинк с трудом подавлял отвращение. Да и как можно выносить вторжение мертвеца?! И все же ему придется смириться — по крайней мере, на время. Не то дракон превратит его самого в тень. Может быть, это и предел есть? Тогда хоть умрешь человеком…
Призрачный холод медленно, полз по его шее, к голове. Бинк был в ужасе, однако продолжал стоять замерев. Он ощущал уже, как мутнеет и подавляется его сознание… А затем вдруг почувствовал себя странно спокойным.
«Спокойствие», — произнесла тень в его сознании.
Спокойствие соснового леса, где спящие никогда не просыпаются?.. Бинк не мог возмущаться вслух — неподалеку был настороженный дракон. Но он напрягся до последнего, чтобы уклониться от смертоносного вторжения тени. Он проскочит мимо хвоста раньше, чем чудовище успеет среагировать, и попытает счастья в подземной реке.
«Не делай этого, друг! Я могу помочь тебе!» — беззвучно закричала тень.
Непонятно почему, но Бинк начал верить. Дух на самом деле казался искренним. Или, может быть, так казалось лишь из-за страха оказаться в зубах дракона, либо утонуть в мрачной реке подземелья…
«Справедливый обмен, — настаивала тень. — Ты мне позволишь на час завладеть тобой — я спасу тебе жизнь, а потом рассеюсь, потому что мое бремя спадет с меня».
Слова тени звучали убедительно. Отмахнуться от них — это неминуемая гибель. Принять же… Разве не стоит поступиться на час своим телом ради спасения жизни? К тому же, правда, что тени рассеиваются, как только спадает их ноша.
Однако же не все тени честны. Преступники, например, часто проявляли упрямство — и после смерти они не желали искупать своих прижизненных грехов, добавляя к ним новые, в обличье захваченного или живого человека, нещадно губя репутацию бедной личности. Что ж! — терять этой тени было нечего: она ведь была мертва. Искупление просто предаст ее забвению, или поместит в то место ада, которое соответствует ее сущности. Ничего удивительного, что кто-то предпочитает не умирать окончательно.
«Моя жена, мой ребенок! — умоляла тень. — Они голодают, они скорбят, не зная о моей участи. Я должен рассказать им, где растет серебряное дерево, которое я нашел перед смертью».
Серебряное дерево! Бинк слышал о таком. Дерево с листьями из чистого серебра, невероятно ценное ведь серебро было магическим металлом! Оно помогало отгонять злую магию, а доспехи, изготовленные из него, были неуязвимы для магического оружия. И, само собой разумеется, его можно использовать в качестве денег.
«Но оно только для моей семьи, — закричала тень. — Чтобы они никогда больше не жили в нищете! Не отнимай его у них!»
Это убедило Бинка. Любая несчастная тень пообещала бы в таком случае что угодно — эта же обещала ему жизнь, а не богатства, «Согласен», — подумал Бинк, трепетно надеясь, что не совершает ужасной ошибки. Ведь доверие, оказанное неосмотрительно…
«Потерпи, пока не завершится слияние, — благодарно произнесла тень. — Раньше я не могу тебе помочь».
Бинк надеялся, что его не обманут. Но что, в самом деле, он теряет? И что, обманув его, получает тень? Если она не спасет Бинка, то не спасет и себя, и разделит с ним участь человека, пожираемого драконом. После чего оба станут тенями… И, скорее всего, Бинк будет очень сердитой тенью. Интересно, что одна тень может сделать другой?.. Бинк ждал.
Наконец, дело было завершено. Он стал Дональдом, искателем серебра. Человеком, который обладал талантом летать.
— Мы уходим! — возбужденно закричал Дональд голосом Бинка. Он поднял руку, как ныряльщик, и вырвался прямо через трещину в земле с такой силой, что земля и камни разлетелись в стороны.
Ослепительно яркий день открылся им. Дракону понадобилось мгновение, чтобы среагировать на это странное происшествие — он тут же бросился в атаку. Но Дональд взмыл вверх с такой быстротой, что огромные зубы дракона лязгнули в пустом пространстве. Дональд изо всех сил лягнул чудовище в морду.
— Ха, щербатый! — крикнул он. — Пожуй-ка вот это! — И он еще раз прошелся ногой по носу дракона.
Челюсти широко распахнулись, вырвалось облако пара. Но Дональд ускользнул. Скоро они были уже высоко — у дракона не осталось шансов настичь их.
Они поднимались все выше и выше из каньона, и вот оказались над деревьями и скалами. Для полета никаких физических усилий не требовалось — только умственные, так как полет был магический. Затем они полетели над землей, направляясь через весь Ксанф на север.
Придя наконец в себя, Бинк понял, что стал обладателем магического таланта. Конечно, то был временный талант, позаимствованный, но впервые в жизни он испытал то, что испытывал любой другой гражданин Ксанфа, наделенный магией. Теперь он знал, каково это ощущение.
Ощущение было превосходным!
Солнце находилось почти над головой — наступил полдень. Они летели среди облаков. Бинк почувствовал неприятное давление в ушах, но автоматическая реакция другой его половины заставила его сглотнуть, и боль уменьшилась. Он не знал, почему полет вызывает боль в ушах, — он даже подумал, не потому ли, что здесь нечего слушать…
Он впервые увидел облака сверху. С земли они обычно казались плоскими, а отсюда напоминали элегантные скульптуры. То, что снизу представлялось крошечными пустыми шариками, в действительности было огромными туманными скоплениями. Дональд плыл сквозь них с завидной уверенностью, хотя Бинку и не нравилось, что нет хорошей видимости.
— Почему так высоко? — спросил он. — Я с трудом различаю землю.
Это было преувеличением. Просто Бинк не видел привычных земных деталей. К тому же, было бы совсем неплохо, если бы кто-то увидел его летящим — а на такой высоте кто увидит?.. Он охотно покружился бы над Северной Деревней, удивляя насмешников и подтверждая свое гражданство…
Нет-нет, это все же было бы нечестно… Есть очень соблазнительные вещи — жаль, что их не положено делать…
— Я не хочу привлекать внимания, — отозвался Дональд. — Все может усложниться, если подумают, что я снова жив.
Да — это, по-видимому, вполне возможно. У кого-то, возможно, возродятся какие-то ожидания, кому-то придется платить долги, на которые не хватит серебра… Чаще всего действия тени и были анонимными — по крайней мере, по отношению к обществу.
— Видишь тот блеск? — спросил Дональд, показывая вниз, в просвет между облаками. — Это — серебряное дерево. Оно так хорошо спрятано, что его можно увидеть только сверху. Но я могу рассказать моему сыну, где его отыскать. А потом я, наконец, стану отдыхать.
— Мне хотелось бы, чтобы ты рассказал мне, где найти магический талант, — грустно проговорил Бинк.
— У тебя его нет?! Да ведь любой житель Ксанфа обладает магией.
— Вот почему я и не гражданин, — мрачно ответил Бинк. (Следует заметить, что они оба говорили одним и тем же ртом). — Я направлялся к Доброму Волшебнику. Если он не поможет мне — меня ждет изгнание.
— Я понимаю тебя… Я два года провел в изгнании в той пещере.
— А что с тобой случилось?
— Я нашел серебряное дерево и полетел домой. И попал в ураган. Я так был увлечен мыслями о грядущем богатстве, что не заметил его приближения. И рискнул полететь сквозь сильный ветер… В конце концов меня сдуло в Провал. Я очень сильно ударился о скалу… И приземлился уже мертвым.
— Я не заметил никаких костей!
— Ты не видел яму в земле. Надо мной скопилась грязь, а потом мое тело смыло водой в реку.
— Но…
— Ты не знаешь? Тень привязана к месту смерти, а не к трупу.
— О, прости…
— Я держался, хотя надежд никаких не было. Но вдруг пришел ты… — Дональд помолчал. — Знаешь! Ты оказал мне такую удивительную услугу… Я разделю серебро с тобой. На этом дереве достаточно и для моей семьи, и для тебя. Только пообещай никому не рассказывать, где оно находится!
Предложение было соблазнительным, но Бинк все же не поддался искушению.
— Мне нужна магия, а не серебро. Без магии меня изгонят из Ксанфа, и тогда к чему мне серебро? А с магией мне не нужно богатство… Если хочешь поделить серебро — подели с тем деревом. Не срывай сразу все листья, а бери понемногу, время от времени, и бери лишь те серебряные плоды, что уже опали на землю. Чтобы дерево все время могло оставаться здоровым и восстанавливать себя. В итоге это окажется и более выгодным.
— Счастливым оказался тот день, когда ты свалился в мою пещеру, — произнес Дональд. Он сделал вираж и направился к земле.
Во время спуска у Бинка вновь заложило уши. Они опустились на лесную поляну, затем прошли полмили до запущенной одинокой фермы. Этого пути было достаточно, чтобы в ногах Бинка исчезли наконец судороги.
— Разве не красиво? — спросил Дональд.
Бинк поглядел на деревянный заборчик и просевшую крышу. Несколько цыплят бродило по заросшему бурьяном двору. Но, конечно, для человека, который вложил сюда свои силы и любовь, это было самым красивым местом на свете.
Бинк что-то промычал.
— Я понимаю, что здесь нет ничего особенного. Но после той пещеры это для меня — рай, — продолжал Дональд. — Моя жена и сын обладают магией, но ее недостаточно. Она лечит цыплячью паршу, а он умеет производить маленькие пыльные смерчи. Заработка жены хватает едва-едва, чтобы прокормить себя и сына. Но она хорошая хозяйка и невероятно хороша собой.
Они вошли во двор. Семилетний мальчик, игравший в пыли, поднял голову. На мгновение он напомнил Бинку маленького оборотня, которого он видел… неужто всего шесть часов назад?! Но это впечатление пропало, когда ребенок открыл рот.
— Проваливай! — завопил он.
— Не стоит говорить с ним, — медленно произнес Дональд, несколько обескураженный. — Два года… это слишком большой срок для такого возраста. Он меня не узнает. Но как он, однако, вырос!
Они постучали в дверь. Открыла женщина, некрасивая, в поношенном платье, волосы прикрыты грязным платком. Возможно, в молодости она и была привлекательна, но тяжелая работа состарила ее раньше времени.
«Она совсем не изменилась!» — восхищенно прошептал Дональд, затем громко позвал:
— Салли!
Женщина уставилась на пришельца с недоуменной враждебностью.
— Салли… Ты не узнаешь меня? Я вернулся из мертвых, чтобы привести в порядок свои дела.
— Дон! — воскликнула она наконец, и ее выцветшие глаза как будто зажглись.
Затем руки Бинка обняли ее, а губы — поцеловали. Он увидел Салли сквозь нахлынувшие и затопившие его чувства Дональда… и она была хороша и мила невероятно.
Дональд отстранился, восхищенно разглядывая чудо своей любви и говоря при этом:
— Запомни, дорогая! В тридцати милях к северо-востоку от мельничного пруда, позади острой восточной скалы растет серебряное дерево. Иди и собирай с него урожай… по нескольку листьев за раз. И плоды подбери с земли. Чтобы не нанести дереву вреда. Продай металл как можно дальше от дома или попроси друга сделать это за тебя. И никому не рассказывай об источнике своего богатства. Потом… выходи снова замуж… У тебя теперь будет хорошее приданое, а я хочу, чтобы ты была счастлива и чтобы у мальчика был отец.
— Дон, — повторила она со слезами горя и радости на лице. — Мне не нужно серебро теперь, когда ты вернулся!
— Я не вернулся! Я мертв — возвратилась только моя тень, чтобы рассказать тебе о дереве. Найди его, пользуйся им! Иначе вся моя борьба была напрасной. Обещай мне!
— Но… — начала она, однако увидев выражение его лица, продолжила новым тоном: — Хорошо, Дон. Я обещаю. Но я никогда не полюблю другого мужчину.
— Мой обет выполнен! Дело сделано! — возбужденно проговорил Дональд. — Еще один разок, любимая! — И он наклонился, чтобы еще раз поцеловать жену и… рассмеялся.
И Бинк обнаружил, что целует чужую женщину.
Она немедленно почувствовала это и резко отвернулась.
— Простите… — сконфузился Бинк. — Я должен идти…
Она посмотрела на него неожиданно суровым взглядом. Вся оставшаяся в ней радость была исчерпана за короткий визит мужа.
— Чем мы обязаны тебе, незнакомец?
— Ничем. Дональд спас мне жизнь, улетев со мной из Провала от дракона. Серебро ваше. Я никогда больше не приду к вам.
Осознав, что он не претендует на серебро, она смягчилась.
— Благодарю тебя, незнакомец. — Затем, явно под воздействием секундного настроения добавила: — Ты мог бы иметь долю серебра. Если хочешь. Он сказал, чтобы я снова вышла замуж…
Жениться на ней?!
— Я не обладаю магией, — ответил Бинк. — Меня должны изгнать. — Пожалуй, это было самым лучшим основанием, чтобы отклонить ее предложение. Даже все серебро Ксанфа не сделало бы для него привлекательной или предпочтительной эту ситуацию — ни с какой стороны.
— Останешься поесть?
Бинк был голоден. Но не настолько, чтобы остаться.
— Мне нужно идти. Не рассказывайте сыну про Дональда — это только причинит ему боль. Прощайте.
— Прощайте, — ответила она.
На мгновение он увидел в ней намек на красоту, которую видел и любил Дональд, Затем это исчезло.
Бинк повернулся и ушел.
Отойдя от фермы, он заметил маленький пыльный смерч, приближающийся к нему — результат небольшой проказы мальчугана и его отношения к незнакомцу.
Бинк уклонился от смерча и поспешил прочь. Он был доволен, что оказал услугу искателю серебра, но чувствовал и облегчение, что все это позади.
Никогда прежде он не смог бы оценить, что значат для семьи нищета и смерть.
Бинк возобновил свое путешествие, но — опять с той же, северной, стороны Провала. Ах, если бы ферма Дональда была южнее!
Странно, что каждый здесь прекрасно осведомлен о Провале и принимает его, как само собой разумеющееся, а в Северной Деревне о нем слыхом не слышали. Неужели тут — заговор умолчания? Вряд ли — ведь и кентавры не знают о нем, а они прекрасно обо всем информированы. А Провал существует, по крайней мере, два года — именно столько времени провела в пещере под ним тень Дональда. Но возможно, Провал образовался значительно раньше — дракон, похоже, гнездится в нем всю жизнь.
Это, по всей вероятности, заклинание… неведения — то есть о Провале могут знать лишь те, кто живет в непосредственной близости от него. А те, кто живет в отдалении… те просто забывают. Очевидно никогда не существовало четкой дороги с севера на юг Ксанфа… Но как такое могло быть?
Что ж — это не его забота: ему необходимо всего лишь как-то миновать препятствие. Бинк не собирался идти опять прямо через Провал — ведь его спасла лишь исключительно случайная серия совпадений, а совпадения — ненадежный союзник.
Земля здесь была зеленой и холмистой, со сладким папоротником в рост человека, растущим так густо, что это затрудняло видимость и ориентацию. Теперь проторенной дороги не было, и он почти сразу заблудился — может быть, сбитый с толку отталкивающим заклинанием. Некоторые деревья, например, так и защищали себя: вынуждали путников пройти стороной. Возможно, по этой причине серебряное дерево и осталось до сих пор необнаруженным. Если оказаться в зарослях таких деревьев, то очень легко можно сбиться с заданного направления или без конца ходить по кругу. Невероятно тяжело вырваться из подобной ловушки, потому что все выглядит очень естественно, путник не чувствует подвоха и считает, что идет правильно.
Через некоторое время Бинк наткнулся на великолепную тропинку, которая вела именно в нужном направлении; она была настолько хороша, что природная осмотрительность заставила его насторожиться и пренебречь ею. Дело в том, что такие привлекательные дорожки устраивались некоторыми деревьями-людоедами, чтобы заманить неискушенного в западню, которая в определенном месте вдруг захлопывалась.
Так прошло три дня. Бинк проделал немалый путь, и сил у него оставалось достаточно, хотя простуда, полученная в пещере Провала, сказывалась довольно чувствительно. Он нашел несколько ароматических цветов, значительно облегчивших ему дыхание, и аптечный куст, пилюли которого избавили его от головной боли.
То и дело появлялись диковинные фруктовые деревья с плодами желтого, зеленого, оранжевого и голубого цветов.
Вид у Бинка был достаточно безопасный, поэтому ему везло с ночлегом; правда, и ночлег и еду ему приходилось отрабатывать. Люди в этой дикой местности были малоталантливы — их магия сводилась в основном к мелочам. То есть практически они жили жизнью людей Мандении, проводя все время в труде.
Наконец показалось море. Ксанф был полуостровом, никогда должным образом не обследованным (что как раз и доказывал неведомый Провал), поэтому его точные размеры были неясны. В общем он представлял собой вытянутый овал, соединявшийся с Манденией на северо-западе узким перешейком. Теперь Щит закреплял эту изоляцию, перерезая мостик к Мандении смертоносной завесой, уничтожавшей всех, кто осмеливался вторгнуться в Ксанф. А в помощь Щиту — на всякий случай — содержался также отряд свирепых морских чудовищ. Одним словом, Мандения больше не мешала.
Бинк надеялся, что здесь, у моря, он сумеет обойти Провал. Дракон, вероятнее всего, не приспособлен плавать, а морские чудища не подходят близко к берегу. Наверняка существует какая-то узкая полоска, на которой он будет недосягаем ни для дракона, ни для чудовищ. Это может быть, к примеру, пляж. Если появился дракон — нужно зайти в воду, если морской монстр — убраться подальше от воды.
Так и оказалось: чудесная полоска белого песка тянулась от одного края Провала до другого. Никаких страшилищ — ни морских, ни сухопутных — не было видно.
Бинк с трудом верил удаче и не стал мешкать. Он бросился по песку бегом. Однако уже через десяток шагов нога его вдруг ушла в воду, и он рухнул в море.
Оказывается, пляж был иллюзией. Бинк попал в самую элементарную ловушку. Что более привлекательного может придумать морское чудовище, подстерегающее добычу, чем исчезающий пляж, чем песок, оборачивающийся глубоководьем?!
Впереди виднелась скала, о которую с шумом разбивались волны, и Бинк поплыл к ней: это наверняка была настоящая земля, — пусть тоже не безопасная, но другого выбора попросту не существовало. Не возвращаться же на пляж, который уже исчез даже в иллюзорном варианте. Разумеется, это была магия, и с нею не хотелось больше связываться.
Что-то холодное, плоское и очень сильное вдруг схватило его за пятку. Свою неизменную дорожную палку Бинк потерял еще в Провале, во время сражения с драконом, новую он не успел вырезать, так что все, что у него оставалось — это охотничий нож — средство не особенно грозное, но другого не было, и он должен попытаться защитить себя.
Бинк достал нож и постарался полоснуть изо всей силы. Однако то, что держало его, имело жесткую кожу, и Бинк принялся пилить ее. Что за шкура была у этого чудовища!
Перед ним в воде маячило что-то огромное и зловещее; блеснули зубы величиной с ярд, раскрылись гигантские челюсти. Бинк потерял остатки самообладания и закричал.
Голова его скрылась под водой. Крик оказался роковым. Вода хлынула в рот, затем в горло…
…Твердые ладони ритмично давили на его спину, вылавливая из него воду и позволяя воздуху заполнить легкие. Бинк отрывисто кашлял. Его спасли.
— Со мной все в порядке! — с трудом выдохнул он.
Руки отпустили его. Бинк сел.
Он находился на небольшой яхте. Паруса были из яркоокрашенного шелка, палуба — из полированного дерева. Мачта была инкрустирована золотом.
Золото?.. Он с запозданием взглянул на своего спасителя и снова был удивлен. Это была Королева.
По крайней мере, она выглядела как Королева — в богато расшитом платье, с платиновой диадемой на ярко-красных, невообразимо красных волосах. Тем же цветом сверкали и ее зрачки. Прекрасная, но не той милой, наивной красотой, которой отличалась Винни, она выглядела старше, тем не менее величественный вид, роскошные одежды и благородная стать вполне успешно соперничали с чистой, сладострастной невинностью юной девушки. Трудно было понять, что могла подобная женщина делать здесь, в прибрежных водах, кишащих чудовищами.
— Я — Волшебница Ирис, — произнесла она.
— Эээ… Бинк, — представился он. — Из Северной Деревни. — Некогда прежде он не встречал волшебниц и сейчас чувствовал себя неподобающе одетым для такого счастья.
— К счастью, я оказалась поблизости, — заметила Ирис. — У тебя могли возникнуть трудности.
Какое преуменьшение действительного! Ведь с Бинком просто-напросто все было уже кончено, и она — она подарила ему жизнь!
— Я тонул. Я не видел тебя. Только какое-то чудище… — произнес он, чувствуя себя полным идиотом. Как ему отблагодарить это величественное создание за то, что она решилась испачкать об него свои изящные ручки?
— Ты был в том положении, когда трудно вообще что-либо видеть толком, — ответила она.
Говоря это, Волшебница выпрямилась, и четко обозначился ее великолепный стан, и Бинк увидел, что ни в чем она не уступает Винни — просто она совсем другая. А что касается ума, то тут нечего было и сравнивать. Возможно, она больше напоминала Сабрину. Ум не только не портит женщину, напротив делает ее более привлекательной — это Бинк уже понял хорошо. Таков был урок дня.
На борту яхты находились слуги и матросы, но они ненавязчиво держались в стороне, и Ирис сама управляла парусом. Она вовсе не была праздной женщиной!
Яхта шла от берега в море. Скоро она приблизилась к острову. О, это был поистине сказочный остров! На нем была пышная растительность, цветы всех видов и раскрасок: ромашки в горошек размером с блюдце, орхидеи невиданного великолепия, тигровые лилии, сонно мурлыкавшие при появлении судна. Дивно ухоженные дорожки вели ко дворцу из чистого хрусталя, сверкавшего на солнце словно алмаз.
Словно алмаз? Судя по тому, как преломляется свет в его многочисленных гранях, это, возможно, и был алмаз. Самый большой, самый совершенный бриллиант, который когда-либо существовал в мире!
— Я знаю, что обязан тебе жизнью, — сказал Бинк, не представляя, как вести себя дальше, как выразить свою признательность. Не предложишь ведь нарубить дров или убрать навоз, чтобы отработать ночлег на этом фантастическом острове! Тут не существовало ничего, что напоминало бы дрова или навоз! Вероятнее всего, самую лучшую услугу, какую он мог оказать хозяйке — это избавить ее от лицезрения его промокшей, потрепанной персоны, и как можно скорее.
— Кажется, спасла, — согласилась она с удивительной простотой, а Бинк все ждал высокомерия и сановитости, что более соответствовало бы ее положению.
— Может быть, моя жизнь и не стоит того. Я не обладаю магическими способностями, и меня собираются изгнать из Ксанфа.
Она подвела яхту к пирсу, накинула на причальную тумбу серебряную цепь и умело закрепила ее.
Бинк решил, что его признание не понравилось ей. Он преднамеренно сделал его с самого начала, чтобы не произвести ложного впечатления. Она могла по ошибке принять его за какое-нибудь значительное лицо. Но ее ответ был совершенно неожиданным.
— Бинк, я рада, что ты сказал это. Твое признание свидетельствует, что ты — порядочный, честный молодой человек. И знай: большинство магических талантов бесполезны. Какой толк, например, от розового пятна, появляющегося на стене? Это, может быть, и магия, но что с нее проку? Твои сила и ум куда более значительная ценность, чем таланты большинства граждан Ксанфа.
Удивленный и обрадованный этой похвалой (хотя, не исключено, что несколько преувеличенной), Бинк не знал, что и ответить. Вне всякого сомнения, она была права в отношении «пятен на стене». Он, в общем-то, и сам полагал так же. Но не сказывалось ли в таком его отношении лишь стандартное пренебрежение к «никчемной магии»? То есть вряд ли вывод был таким уж тонким наблюдением (что он сознавал), но все же это определенно прибавило ему уверенности.
— Идем, — сказала Ирис, взяв его за руку. Она повела его к пристани, затем по главной дорожке ко дворцу.
Запах цветов был ошеломляющим. Розы радовали глаз всеми цветами радуги. Более всего было растений с листьями, напоминающими меч, и цветами, как у орхидей, бесчисленных расцветок и оттенков.
— Что это за растения? — спросил Бинк.
— Ирисы, конечно, — ответила она.
Он засмеялся.
— Ну конечно же! — Как жаль, что не было цветов под названием «Бинк».
Дорожка проходила через цветущий кустарник, затем обогнула пруд и фонтан и привела к роскошному парадному входу во дворец. Все-таки он оказался не из чистого алмаза.
— Войди в мою гостиную, — сказала Волшебница, улыбаясь.
Бинк замедлил шаг, прежде чем смысл сказанного дошел до его сознания. Он вспомнил слышанное о пауках и мухах! Не спасла ли она его только для того…
— О, ради Бога! — воскликнула она. — Неужели ты суеверен? Не бойся, тебе здесь никто не причинит вреда! — Определенно его колебания казались ей глупыми: ну зачем же спасать, чтобы затем предать?!
Она могла позволить ему захлебнуться — вместо того, чтобы выкачивать из него воду. Мясо все равно осталось бы свежим. Или она могла приказать матросам, чтобы связали его и вытащили на берег. Ей незачем было обманывать его. Он и без того целиком был в ее власти… И все же…
— Я вижу, ты мне не доверяешь, — произнесла Ирис. — Что мне сделать, чтобы убедить тебя?
Этот прямой вопрос не прибавил, однако, Бинку, уверенности. И все же — лучше, видимо, принять вызов… Лучше довериться судьбе.
— Ты., ты — волшебница, — произнес он. — Ты, похоже, имеешь все, что тебе нужно. Я же… что я для тебя?
Она рассмеялась.
— Я не хочу тебя съесть, уверяю тебя!
Но Бинку было не до смеха.
— Бывает магия… некоторых людей именно съедали… — Ему представилось видение: чудовищный паук заманивает его в свою сеть. Как только он войдет во дворец…
— Прекрасно. Сиди здесь, в саду, — сказала Ирис. — Сиди в любом месте, где почувствуешь себя в безопасности. Если я не могу убедить тебя в своей искренности, можешь взять мое судно и уплыть. Справедливое предложение?
Это было слишком справедливо — это заставило его почувствовать себя неблагодарным негодяем. Но одновременно Бинку теперь весь остров представился ловушкой. Ему ни за что не доплыть до материка — вокруг морские чудовища… И экипаж яхты мог схватить его и связать, как только он отчалит от этого берега.
Но что она скажет на его согласие?
— Хорошо! — проговорил он.
— Так вот, Бинк, — произнесла она проникновенно, и так она была мила в своей терпеливой настойчивости, что слова ее попросту не могли не убедить. — Ты знаешь ли, что — хотя каждый гражданин Ксанфа и обладает магией — эта магия очень ограниченна? Некоторые обладают несколько большей магией, чем другие, но и их талант сводится всего-навсего к тому или иному типу. Даже Волшебники подчинены этому закону природы.
— Я понимаю. — Ее слова, подумал он, имеют смысл, но куда она клонит?
— Король Ксанфа — Волшебник, но его могущество сводится к погодным эффектам. Он может сделать пыльный смерч или торнадо, или ураган, вызвать засуху или десятидневный дождь. Но… ему не дано летать, не дано превратить дерево в серебро или поджечь его. Он — специалист по атмосфере.
— Да, — согласился Бинк. Он вспомнил сына Дональда-тени, который мог создавать пыльные смерчики, недолговечные круговерти из мусора. У мальчика был обычный талант. Король же обладал талантом выдающимся. И все же эти таланты отличались степенью, а не типом.
Конечно, с возрастом талант Короля ослабел. Возможно, все, на что он способен сейчас, — это поднять пыльный смерч Хорошо, что Ксанф защищен Щитом.
— Итак, если знаешь в чем талант человека, то знаешь и границы его возможностей, — продолжала Ирис. — Если ты видишь, что человек создает шторм, ты можешь не беспокоиться: он уже не сотворит волшебной ямы и не превратит тебя в таракана. Никто не обладает несколькими равновеликими магическими талантами.
— За исключением, быть может, Волшебника Хамфри, — заметил Бинк.
— Спору нет, он — могущественный Волшебник, — согласилась она. — Но даже у него есть ограничения. Его талант: прорицание или информация. Я не верю, что он в самом деле видит будущее. На это указывает вся его так называемая «сотня заклинаний». Ни одно из них не является наглядной магией.
Бинк не столько знал о Хамфри, чтобы согласиться или оспорить, но ее слова звучали правдоподобно. На него произвело впечатление, что она открыто высказалась о магии противной стороны. Неужели среди обладателей сильной магии существует профессиональное соперничество?
— Да, таланты, вероятно, появляются группами или типами, и все-таки…
— Мой талант — иллюзия, — вкрадчиво произнесла Ирис. — Например, эта роза… — Она сорвала красивую красную розу и поднесла к носу Бинка. Какой от нее шел сладкий аромат! — Так вот, эта роза в действительности…
Роза вдруг поблекла, сморщилась — в руке Волшебницы был стебелек травы, и от него шел травяной запах.
Бинк с досадой завертел головой: так значит — все это иллюзия?!
— Большая часть, — подтвердила она, будто прочитав его мысли. — Я могу показать тебе весь сад, каков он на самом деле. Правда, он станет не таким красивым. — Травинка в ее руке опять расцвела — теперь это был цветок ириса. — Это должно убедить тебя. Я — могущественная Волшебница. Следовательно, я могу сделать всю эту местность совершенно другой — она будет казаться совершенно другой, и каждая деталь может казаться исключительно подлинной. Мои розы пахнут как розы, мое яблоко будет иметь вкус подлинного яблока. Мое тело… — Она помедлила, слегка улыбнулась и продолжила: — Мое тело даст ощущение подлинного тела. Все представляется реальным — однако это иллюзия. Я вот что хочу сказать: каждая вещь имеет основу, но моя магия усиливает, видоизменяет ее, В этом заключается мой комплекс талантов. И таким образом из этого следует, что у меня нет никакого другого таланта… И ты можешь доверять мне до этого предела.
Бинк не был уверен относительно последнего пункта. Волшебница, обладающая даром иллюзии, была последним человеком, кому можно доверять до какого-либо предела! И все же — он понимал ее доводы! Она показала ему свою магию, и было маловероятно, что она станет практиковать на нем что-нибудь другое. О подобном он прежде никогда не слышал, и — тут можно было не сомневаться — никто в Ксанфе не обладал смешанными типами магий.
Если только она не была великаншей-людоедкой, которая использовала иллюзию, чтобы изменить свою внешность… Но — нет! Великаны-людоеды были магическими существами, а магические существа не обладают магическими талантами: их талантом является само их существование. Поэтому кентавры, драконы и великаны-людоеды всегда выглядели теми, кем они и были, если только какая-нибудь естественная личность, животное или растение не изменяли их. Он должен верить в это! Возможно, Ирис была в сговоре с людоедом… И все-таки вряд ли, так как известно, что людоеды нетерпеливы и сразу норовят сожрать то, что удается изловить, несмотря на последствия.
— Ладно, я доверяю тебе, — не без сомнения согласился Бинк.
— Отлично! Идем в мой дворец, и я исполню все твои желания.
Это было неправдоподобно. Никто не мог дать ему магического таланта. Хамфри мог открыть талант — за год службы! — но это будет всего-навсего обнаружение того, что есть, а не создание нового.
Бинк позволил ввести себя во дворец. Изнутри он был так же роскошен. Радужные лучи света падали из призматических надстроек крыши, а кристаллические стены образовывали узор из зеркал. И зеркала, конечно, могли быть иллюзией… но Бинк видел в них свое отражение, гораздо более — здоровое и мужественное, нежели он себя ощущал на самом деле. Это его мало смутило, так как, по-видимому, опять срабатывала иллюзия.
По углам были разложены груды мягких, красивых подушек, заменявшие кресла и диваны. Неожиданно Бинк почувствовал себя бесконечно усталым — ему захотелось хоть ненадолго прилечь! Но тут же ему вспомнился скелет в сосновом лесу, который ему показала леди-кентавр, и это видение предостерегало его. Он несколько растерялся.
— Давай освободим тебя от этой промокшей одежды, — сочувственно предложила Ирис.
— Я… я высохну! — поспешно отозвался Бинк, не желая обнажаться перед женщиной.
— Думаешь, мне хочется, чтобы мои подушки оказались испорченными? — спросила она. — Ты барахтался в соленой воде, тебе нужно отмыться от соли, пока она не начала разъедать кожу. Иди в ванную и смени одежду — там тебя ждет сухая.
Одежда ждет его?! Как будто сама хозяйка знала о его прибытии и готовилась… Что это может означать?
Бинк нехотя вышел. Ванная комната соответствовала дворцу. Сама ванна походила на небольшой плавательный бассейн, а шкафчик для белья был элегантным изделием вроде тех, которыми, как рассказывали, пользуются манденийцы. Бинк зачарованно наблюдал, как вода, образуя коловорот, устремляется в трубу, исчезая как по волшебству.
Здесь был и душ. Вода, подобно дождю, извергалась из продолговатого носика, омывая его тело. Это было приятно, хотя и непривычно. Где-то наверху был, видимо, установлен большой резервуар, обеспечивший достаточное давление для такого устройства.
Он вытерся махровым полотенцем, на котором были вышиты цветы ириса.
Одежда висела на вешалке за дверью: королевский халат и тапочки. Тапочки?
А, ладно… Кто его может увидеть здесь, во дворце? Главное, тапочки были сухими, и на них также были вышиты цветы. Он облачился в халат, а к поясу подвязал свой охотничий нож, спрятав его под полой.
Сейчас он чувствовал себя лучше, но простуда вновь начала напоминать о себе. Воспаление горла сменилось насморком. Он решил, что причиной тому — соленая вода, которой он наглотался. Но теперь-то он был в сухой одежде, и ему совсем не хотелось хлюпать носом, а носового платка не было.
— Ты голоден? — сочувственно спросила Ирис, когда он вернулся из ванной. — Я принесу тебе поесть.
Бинк, разумеется, был голоден, а остаток пищи в рюкзаке размяк после нечаянного купания, и неизвестно, пригоден ли к употреблению.
Он лежал, наполовину утонув в подушках и повернувшись так, чтобы из носа не капало на грудь. Украдкой он вытирался уголком подушки, а когда Ирис ушла, даже высморкался. Теперь, когда он знал, что все вокруг иллюзия, ему стало ясно, почему Волшебница сама выполняет так много рядовой работы. Моряки и слуги также были частью иллюзии. Ирис жила одна. Поэтому готовить ей приходилось самой. Иллюзия могла создать прекрасный вид и вкус, но не могла предотвратить голодную смерть.
Почему Ирис не вышла замуж? Почему не наняла толковых, знающих работников? Ведь ее услуги — изрядная плата? Для практических дел большая часть магии бесполезна, но ее магия была явно исключением. Любой мог бы жить в хрустальном дворце, если бы жил вместе с Волшебницей. Бинк был уверен, что многим такая жизнь пришлась бы очень по вкусу. Видимость часто оказывается важнее, чем сущность. И если она может сделать, чтобы обыкновенная картошка была вкуснее самых изысканных яств, а горькие лекарства — сладкими… о, какой бы это был чародейственный талант!
Ирис вернулась, неся дымящуюся тарелку. Она переоделась в домашнее, корона ее исчезла. Выглядела теперь Ирис не столь величественно, но более женственно. Она поставила тарелку на низкий столик, и они сели друг против друга.
— Что бы ты хотел? — спросила Ирис.
Бинк снова встревожился.
— Что ты принесла?
— Все, что ты пожелаешь.
— Я имею в виду… на самом деле.
Она недовольно поморщилась.
— Если уж тебе так хочется знать — вареный рис. У меня хранится стофунтовый мешок риса, и я должна израсходовать его раньше, чем настоящие крысы поймут, что иллюзорный кот, охраняющий его, им не помеха, и не прогрызут в нем дыру… Я могла бы из крысиного помета сделать икру, но… предпочитаю воздержаться. Ты можешь получить все, что захочешь. Абсолютно все. — Она вздохнула.
— «Абсолютно все»! Похоже, так оно и есть… Бинк подумал, что она имеет в виду не только пищу. Несомненно, ей очень одиноко на этом острове, и она рада компании. Местные фермеры, вероятно, сторонятся ее… их жены наверняка начеку!.. А чудовища, кажется, не особенно общительны.
— Драконий бифштекс! — сказал он. — С горячим соусом!
— Решительный мужчина, — пробормотала она, поднимая серебряную крышку. Пахнуло густым ароматом: перед Бинком лежали два драконьих бифштекса, политых горячим соусом. Она ловко переложила один на тарелку Бинка, второй — на свою.
Бинк с сомнением отрезал кусочек и отправил в рот. Это был прекраснейший бифштекс, лучший, какой он когда-либо пробовал (что, впрочем, случалось не так уж часто, поскольку драконы бывали весьма редкой добычей). Только дважды Бинк ел нечто похожее. Говорили, что драконами съедено людей больше, чем людьми — драконов. Ну — а соус… Он вынужден был схватить стакан с вином, услужливо налитый ею, чтобы потушить пожар во рту. Но это был восхитительный пожар — он так тонко подчеркивал вкус мяса.
Все-таки сомнения не оставляли его совсем.
— Э… а если наоборот… Ты не возражаешь?
Она сделала гримасу.
— Только на миг.
И тут же кусок мяса превратился в обыкновенный вареный рис. Затем — сразу же — опять в мясо.
— Благодарю, — сказал Бинк. — Все-таки трудно поверить.
— Еще вина?
— От него можно опьянеть?
— К несчастью, нет. Ты можешь пить его хоть весь день, и не почувствуешь ничего. Если только твое собственное воображение не сделает тебя неустойчивым.
— Рад это слышать. — Он принял стакан искрящейся жидкости и стал пить медленными глотками. От первого стакана он не ощутил вкуса вина — он выпил его слишком быстро. Скорее всего, это была вода, но она казалась прекрасным голубым вином, как нельзя более подходящим к драконьему мясу, хорошо выдержанным, с тонким ароматом. Как, впрочем, и сама Волшебница.
На десерт было шоколадное печенье домашней выпечки, чуть подгоревшее. Это последнее обстоятельство сделало печенье настолько подлинным, что Бинку трудно было сохранить свое недоверие. Даже пользуясь искусством иллюзии, она доказала, что кое-что смыслит в кулинарии.
Ирис убрала посуду и вернулась к нему на подушки. Теперь на ней был халат с глубоким вырезом, и Бинк увидел более чем достаточно, поскольку она была хорошо сложена. Конечно, это тоже могло быть иллюзией… но если наощупь тело было таким же, каким выглядело, то кто станет сомневаться?
Из его носа чуть не капнуло на соблазнительный халатик, и он отдернул голову. По-видимому, он наклонился слишком близко.
— Ты несчастлив? — сочувственно спросила Ирис.
— Нет. Но мой нос… он…
— Возьми носовой платок, — произнесла она, протягивая изящный кружевной платочек.
Бинку ужасно не хотелось пачкать такое прекрасное произведение искусства, но… не пользоваться же опять подушкой!
— Нет ли здесь какой-нибудь работы, которую я мог бы сделать до того, как уйти? — неловко спросил он.
— Ты мыслишь слишком мелко, — ответила Ирис, придвигаясь к нему и глубоко вздыхая. Бинк почувствовал, как краска заливает его лицо. Сабрина казалась очень далекой… И она никогда не будет одета подобным образом, в любом случае…
— Я говорил тебе… Я должен идти к Доброму Волшебнику Хамфри, чтобы найти свой магический талант… Или буду изгнан. Я не думаю, что в самом деле обладаю магией, поэтому…
— Тем не менее, я могу устроить так, что ты останешься, — проговорила она, придвигаясь еще ближе.
Она явно играла с ним. Но почему такая умная, талантливая женщина заинтересовалась вдруг ничтожеством, вроде него?
Бинк снова вытер нос. Ничтожество с насморком. Да, ее красота могла быть сильно преувеличена с помощью иллюзии, но уж ум и талант были, без сомнения, подлинными. Не может он ей быть нужен ни с какой стороны.
— Ты можешь продемонстрировать магию, которую увидит каждый, — продолжала она тем же поразительно убеждающим тоном, уже прижимаясь к нему. — Я могу создать иллюзию демонстрации, которую никто не сможет разоблачить. — Бинку хотелось, чтобы никто об этом не знал, а она не говорила этого, приникая к нему так интимно. — Я могу произвести магическое действие на расстоянии, и никто не догадается, что я в этом замешана. Но это далеко не все. Я могу принести тебе богатство, власть и комфорт… Все подлинное, не иллюзорное. Я могу дать тебе красоту и любовь. Все, что ты можешь пожелать, как гражданин Ксанфа…
Подозрительность Бинка все больше возрастала. Интересно, к чему она клонит?
— У меня есть невеста…
— Даже это, — кивнула Ирис. — Я — женщина не ревнивая. Она может стать твоей любовницей. При условии, что будешь достаточно осторожен.
— Как — любовницей?! — возмутился Бинк.
Это ее не обескуражило.
— Потому что ты — женишься на мне.
Бинк в ужасе уставился на нее.
— Почему ты хочешь выйти замуж за человека, не обладающего магией?
— Чтобы стать Королевой Ксанфа, — спокойно ответила она.
— Королевой Ксанфа! Тогда ты должна выйти замуж за Короля!
— Именно.
— Но…
— Одним из странных, устаревших законов и обычаев Ксанфа является то, что номинальным правителем страны должен быть мужчина. Таким образом, некоторые абсолютно подходящие для этого и весьма способные женщины устраняются даже от того, чтобы высказаться о кандидатурах претендентов. Это несправедливо. Нынешний король стар, дряхл и не имеет наследников. Наступило время для Королевы. Но сначала должен появиться король. Этим Королем можешь стать ты.
— Я?! Я не умею править!
— Конечно. Ты будешь, естественно, оставлять скучные дела управления на меня.
Теперь, наконец, все стало на свои места. Ирис хотела власти. Все, что ей было нужно, — это подходящая ширма, которая позволила бы ей сесть на трон.
Бесславным и наивным человеком легко будет управлять; легко будет сделать так, чтобы он никогда не заблуждался, кто в действительности у власти, кто Король. Если он согласится на ее предложение, он попадет в полную зависимость от нее. Но предложение это было и весьма разумным и справедливым: оно обеспечивало изгнанию достойную альтернативу. В данном случае закрывалась проблема о его личной магии.
В первый раз Бинк взглянул на отсутствие магической способности или неопределенность в этом отношении как на потенциальное достоинство. Он, бесталанный, был выгодной ставкой. Ирис не хотела связываться с независимым мужчиной или законным гражданином — такого она не могла бы долго удержать в повиновении. Ей был нужен магический инвалид вроде него… Без нее он будет пустым местом, даже — не гражданином Ксанфа.
Все это значительно помрачало романтический аспект. Вот так: действительность опять оказалась менее волнующий, чем иллюзия. Конечно, у него оставалась и старая возможность: оставить здесь все и продолжить свое путешествие — продолжить поиски Волшебника Хамфри. Но в нем уже поселилось ощущение, что это — тщетное занятие. Его пыл уже значительно растрачен, надежда добраться до цели померкла. Короче говоря, он, видимо, будет глупцом, если не примет предложения Ирис.
Она пристально наблюдала за ним. Когда он мельком взглянул на нее, халат ее замерцал и стал прозрачным. Иллюзия это или нет — но зрелище было захватывающим. И разве не все равно, если плоть лишь кажется такой: реальной и идеальной!
Теперь у него не было сомнений — и на непосредственно личном уровне она предлагает совершенное. Она будет рада доказать, насколько превосходно она умеет сделать все, что нужно, как доказала это с едой. Она нуждалась лишь в его добровольном и чистосердечном сотрудничестве.
В самом деле — это имело смысл. Он сможет обрести гражданство и Сабрину. Волшебница Королева не станет препятствовать или выдавать…
Сабрина? Что, интересно, она подумает об этом договоре? Бинк знал, что она подумает. Она не согласится — ни за что, ни на миг. Сабрина очень консервативна в отношении некоторых вещей, весьма чувствительна к формальностям.
— Нет! — громко ответил Бинк.
Халатик Ирис стал непрозрачным.
— Нет?
Ее голос неожиданно прозвучал, как у Винни, когда он сказал этой слабоумной девице, что она не должна сопровождать его.
— Я не хочу быть Королем.
Теперь голос Ирис сделался осторожным и мягким.
— Ты считаешь, что я не смогу сделать это?
— Я считаю, что сможешь. Но это не в моем характере.
— А что в твоем характере, Бинк?
— Я просто хочу жить своей собственной жизнью.
— Ты хочешь жить своей собственной жизнью, — повторила она, с трудом сдерживаясь. — А почему?
— Моей невесте не понравится, если я…
— Ей не понравится! — Ирис накалялась, как дракон в Провале. — Что она может предложить тебе такого, чего я не могу превзойти во сто крат?!
— Ну… самоуважение, например, — ответил Бинк. — Она хочет меня самого, а не возможности меня использовать.
— Чепуха! Все женщины внутри одинаковы. Они отличны лишь по внешности и таланту. Они все используют мужчин.
— Может быть. Я уверен, что о таких вещах ты знаешь гораздо больше меня. Но теперь я должен идти.
Ирис протянула мягкую руку, чтобы удержать его. Халатик исчез совсем.
— Почему бы тебе не остаться на ночь? Ты увидишь, что я смогу для тебя сделать. Если ты утром захочешь уйти…
Бинк покачал головой.
— Я уверен, что за ночь ты сможешь меня убедить. Поэтому я должен уйти сейчас.
— Какая прямота! — с болью воскликнула она. — Я могла бы дать тебе опыт, какого ты и вообразить не в состоянии!
Своей искусственной наготой она пыталась разбередить его воображение сверх всякой меры. Но он был решителен.
— И ты никогда не смогла бы вернуть мне мою честь!
— Ты идиот! — закричала она, ужасающе меняясь в лице. — Мне надо было оставить тебя морским чудовищам!
— Они тоже были иллюзией, — упрямо продолжал он. — Ты все это подстроила, я уверен, — чтобы привязать меня к себе. Иллюзия пляжа, иллюзия угрозы — все-все. За пятку меня ухватил твой кожаный ремень, и мое спасение не было случайностью, потому что опасность мне и не угрожала.
— Ты сейчас в опасности! — процедила она. Ее красивый обнаженный торс прикрыли боевые доспехи амазонки.
Бинк пожал плечами и встал. И в очередной раз высморкался.
— Прощай, Волшебница!
Она изучающе смотрела на него.
— Я недооценила твой ум, Бинк. Я уверена, что смогу предложить тебе больше, если ты только дашь мне знать, что ты хочешь.
— Я хочу видеть Доброго Волшебника. Ее ярость вновь прорвалась.
— Я уничтожу тебя!
Бинк зашагал прочь.
Хрустальный потолок дворца треснул, посыпались куски стекла. Но Бинк на них не обращал внимания — он знал, что они нереальны. Он продолжал идти, немного нервничая, но полный решимости не обнаруживать этого.
Раздался громкий, зловещий скрежет, как будто обрушился каменный свод. Бинк заставил себя не смотреть вверх. Стены покрылись трещинами и стали рассыпаться, рухнула крыша. Шум стоял оглушительный. Бинка заваливало обломками, но он продолжал идти, словно ничего не слыша и не видя. Несмотря на удушливый запах пыли и пластика и нескончаемую лавину обломков, дворец на самом деле оставался нерушимым — Ирис оказалась замечательным мастером иллюзий! Вид, звук, запах, вкус — все, кроме физического ощущения. То есть в разрушении не было вещественности.
Он налетел на стену, Потрясенный, он потер щеку и всмотрелся. Это была деревянная панель, краска на ней выцвела и потрескалась. Реальная стена реального дома. Иллюзия скрыла ее, но сейчас действительная стена зримо обозначилась. Без сомнения, Ирис могла сделать ее похожей на золото, хрусталь, или даже на скользкого слизняка. Но иллюзия рушилась. Значит, Бинк мог найти выход.
Он ощупью прошел вдоль стены, стараясь не обращать внимания на грохот и зрелище разрушения, и надеясь, что Ирис не сделает так, чтобы он перестал ощущать стену, обманулся и потерял дорогу. Предположим, она поставит рядом капканы или шипы — надо все-таки помнить об этом…
Бинк обнаружил невидимую дверь и открыл ее. Он добился успеха! Обернулся. Там стояла Ирис во всем великолепии своей женской ярости; это была женщина средних лет, склонная к полноте, одетая в поношенное платье и кое-как причесанная. V нее, конечно, были данные — она ведь позволила ему подсмотреть! — но они были гораздо менее соблазнительны у женщины сорока лет, чем у иллюзорной двадцатилетней.
Бинк вышел наружу. Сверкали молнии и гремел гром, заставлявший его вздрагивать. Но он вспомнил, что Ирис — мастер иллюзий, а не погоды, и сосредоточенно зашагал дальше.
На него обрушились дождь и град. Бинк ощутил холодные струйки воды на теле и хлесткие удары градин, Но во всем этом не было вещественности — он не промок, и у него не осталось следов от ударов. Магия Ирис проявлялась во всем своем могуществе, но и у иллюзии есть пределы. К тому же, его собственное неверие в то, что происходит, уменьшало силу воздействия.
Вдруг раздался рев дракона. Бинк снова вздрогнул. На него неслась крылатая огнедышащая тварь, а не просто выдыхатель пара, подобный чудищу в Провале. Это был настоящий огнемет. Кажущийся или реальный? Наверняка иллюзорный, однако Бинк рисковать не мог — он бросился в укрытие.
Дракон понесся за ним. Бинк ощутил движение воздуха и жар огня. Он все еще не был уверен, иллюзия это или реальность. Может быть, удастся понять правду из действий самого дракона?.. Настоящие огнедышащие драконы были очень глупы, потому что собственный жар иссушал их мозг. Если этот станет поступать разумно…
Дракон развернулся, собираясь напасть на него снова. Бинк сделал финт вправо и тут же метнулся влево. Дракон не обманулся, Это был интеллект Волшебницы, а не дракона.
Сердце Бинка громко колотилось, но он принудил себя стоять прямо и спокойно, лицом к приближающейся опасности. Он в укоризненном жесте поднял кверху палец. Дракон раскрыл пасть, выдохнул чудовищное облако огня и дыма, окутавшее Бинка и опалившее ему волосы, но в действительности не причинившее ни малейшего вреда.
Итак, он рискнул и выиграл. Бинк был уверен что всё это — происки обиженной Ирис, ни одно из его чувств не сомневалось, что это иллюзия, но тело его трепетало. Его защищал только мозг, не давая ему превратиться в раздавленный страхом организм, пленника воли Волшебницы, не позволяя шагнуть навстречу подлинной опасности. Иллюзии могут ведь и убить, если их принимать всерьез.
Теперь уверенности прибавилось, и Бинк опять зашагал вперед. Если в окрестностях существовал настоящий дракон, то не было нужды в иллюзорном — следовательно все драконы здесь могли быть только иллюзией.
Он споткнулся. Магия Ирис могла навредить ему и по-другому — например, скрывая опасные места, вынуждая сделать неверный шаг или упасть в колодец. Значит, он должен в буквальном смысле слова смотреть в оба.
Сосредоточившись на дороге, на том месте, куда он ступал, Бинк оказался способным видеть сквозь иллюзию. Талант Ирис был, вне всякого сомнения, феноменален, но распределяясь по всему острову, он был волей-неволей достаточно рассредоточен. Дворец был обыкновенным сараем, похожим на те, что встречались на пути Бинка. Зачем строить хороший дом, когда с помощью иллюзии его можно создать из сарая?
Одежда, которую ему одолжили, тоже изменилась. Теперь на нем была грубая женская шаль и — он убедился в этом с отвращением — женские штанишки. Кружевные шелковые женские трусики. Его красивый платочек — произведение искусства — оказался настоящим. Очевидно Волшебница все-таки позволяла себе некоторую реальность, и кружевные вещи, похоже, были как раз тем, что она позволяла.
Бинк заколебался. Не вернуться ли ему за своей одеждой? Ему совсем не хотелось больше встречаться с Ирис, но путешествовать по дикой местности в таком наряде, да еще и повстречаться с кем-нибудь…
Он представил себе, как заявится к Доброму Волшебнику Хамфри и попросит помощи у него, всезнающего.
Бинк: Сэр, я прошел весь Ксанф, подвергаясь большим опасностям, чтобы просить…
Волшебник: Новую одежду? Лифчик? Ха, ха, ха!
Бинк вздохнул, чувствуя, что краснеет.
Ирис заметила его, как только он вошел в сарай. В ее лице мелькнула надежда и то кроткое, честное выражение, которое привлекает больше, нежели все иллюзии на свете. Человеческие достоинства не оставляли Бинка равнодушным. Он уже ощущал себя законченным негодяем.
— Ты передумал? — спросила она. Внезапно к ней вернулась Соблазнительная юность и вокруг нее опять выстроился сверкающий дворец.
Это отрезвило Бинка. Она была искусственным созданием, а он предпочитал реальность — даже реальность хижины среди пустоши, В конце концов большинство фермеров Ксанфа не имели ничего лучшего. Когда иллюзия становится неотъемлемой частью и поддержкой жизни — такая жизнь теряет ценность.
— Только хотел забрать свою одежду, — ответил Бинк.
Хотя решение его было твердым, он все же чувствовал себя подлецом из-за своей неуступчивости — ведь это ужасно: не уступить такому великолепному вдохновению.
Бинк прошел в ванную, которая теперь оказалась пристроенным чуланом. Роскошный туалет был просто-напросто доской с дырой посередине, над которой весело жужжали мухи, а сама ванна — обыкновенным корытом, из которого поили лошадей. Как же он принимал душ? Он увидел тазик. Может быть, он сам себя поливал, не догадываясь об этом? Его одежда и рюкзак кучей валялись на полу.
Бинк начал переодеваться и обнаружил, что у чулана нет даже двери. Ирис стояла в проходе, наблюдая за ним. Наверно, и в первый раз она смотрела, как он переодевался. Если так, то он должен принять это как комплимент: ведь после подглядывания ее действия стали значительно прямолинейнее; она так и ластилась к нему.
Его взгляд вновь упал на тазик. Так кто же из него поливал Бинка, изображая душ? Никакого сомнения, что это могла быть только…
Но он не собирался больше демонстрировать ей себя, хотя его тело — и это понятно — больше не представляло для Ирис секрета. Он собрал свои вещи и направился к двери.
— Бинк…
Он остановился. Дворцом из хрусталя выглядела лишь часть дома — та, где сейчас находились Бинк и Ирис, — все остальное сохранило свой естественный вид: обычное дерево с облупившейся краской, солома на полу, сквозные трещины. Но сама Волшебница была прелестна. На ней почти не было одежды, она выглядела соблазнительной восемнадцатилетней девушкой.
— Что тебе нравится в женщине? — спросила она. — Пышность? — И она немедленно преобразовалась в исключительно сладострастную, с кувшинообразной фигурой женщину. — Юность? — Неожиданно она стала четырнадцатилетней, очень хрупкой, стройной и невинной. — Деловитость? — Теперь она была двадцатипятилетней женщиной в строгом костюме, очень привлекательной, но деловой. — Зрелость? — Ирис вновь стала сама собой, но она была полностью одета и ничто в ней не говорило о возможных вольностях. — Амазонка? — И перед ним опять была амазонка, коренастая, суровая, но очаровательная.
— Не знаю, — в затруднении ответил Бинк. — Мне как-то не приходилось выбирать. Но иногда хочется одного, иногда — другого.
— Все это может быть твоим, — сказала она, снова появляясь четырнадцатилетней девчонкой. — Ни одна женщина не может обещать тебе такого.
Бинк вдруг ощутил сильное желание остаться. Были времена, когда ему хотелось именно этого, хотя он даже сам себе не смел признаться в своих желаниях. Магия Волшебницы действительно была могущественной — самой сильной, какую он когда-либо испытывал. И все же это была иллюзия — хотя в Ксанфе иллюзорного было более, чем достаточно, и на вполне законных основаниях. Иногда невозможно было в точности разобраться, что реально, а что — нет. Фактически иллюзия была частью реальности Ксанфа, причем — значительной его частью. Ирис действительно могла принести ему богатство, власть и гражданство, и она могла становиться для него любой женщиной — какую он только пожелает.
Более того! С помощью иллюзии, приправленной к политике, она со временем могла создать подлинную реальность. Она могла построить настоящий хрустальный дворец со всеми возможными украшениями — власть Королевы сделала бы это выполнимым. В таком свете то, что предлагала она, было вполне натуральным и доступным, а ее магия — всего лишь средством для достижения цели.
Но что было на уме у нее на самом деле — у нее, строящей такие планы? В действительности ее скрытые планы могли быть не столь привлекательны. Бинк никогда не сможет быть уверен, что понимает ее до конца, а в таком случае — как полностью довериться ей? Он не смог бы ответить на вопрос, получится ли из нее хорошая Королева, — слишком уж она придает большое значение блеску власти, вместо того, чтобы озаботиться благополучием Ксанфа, как страны.
— Прости, — сказал он и пошел прочь.
Она позволила ему уйти. Больше не было обваливающегося дворца, не было дождя. Она смирилась с его решением, и это, как ни странно, опять привлекло его. Он не мог назвать ее злом — просто она была женщиной, женщиной со своими желаниями, и она предложила ему соглашение, и оказалась достаточно зрелой, чтобы уступить неизбежности, как только приостыл ее темперамент. Но он заставлял себя идти вперед, больше доверяя логике и разуму, чем своим запутанным чувствам.
Бинк нашел дорогу к подгнившей пристани, где была привязана гребная лодка. Суденышко выглядело ненадежным, но раз уже оно его сюда доставило, то, значит, сможет и увезти.
Он шагнул в лодку и увидел воду. Лодка протекала. Бинк схватил ржавое ведро и начал вычерпывать. Затем взялся за весла.
Ирис, должно быть, пришлось потрудиться, работая веслами и одновременно изображая праздную Королеву. Да уж — она обладала многими достоинствами в дополнение к своей магии. Она, скорее всего, могла бы стать хорошей правительницей Ксанфа — ей остается лишь найти подходящего мужчину, который согласится помочь ей.
Почему же все-таки не согласился он? Налегая на весла и глядя на удаляющийся остров иллюзий, Бинк теперь обдумывал все это более тщательно. Спонтанные мотивы его отказа остаться, с Ирис были, на первый взгляд, вполне убедительны и достаточны. Но — лишь на первый взгляд. У него, вероятно, должны были быть какие-то более существенные, скрытые основания, чтобы принять решение, которое он принял, основания, через которые он не был в состоянии переступить. Вряд ли это — любовь к Сабрине, какой бы живой и желанной она ни была; в конце концов Ирис — тоже женщина, и женщина, ни в чем не уступающая Сабрине, да еще и более талантливая. Должно быть, истинным основанием является нечто иное, более сильное, но неуловимое… И наконец он понял! Да, это была его любовь к Ксанфу.
Он не мог позволить себе стать инструментом, способствующим упадку своей родины. Хотя нынешний Король был дряхл и возникало немало и других проблем, Бинк все же не хотел бы, чтобы установившийся порядок нарушился. Дни анархии и жестокости ушли в прошлое, утвердилась четкая процедура передачи власти и следовало чтить ее. Бинк сделал бы все, чтобы остаться в Ксанфе, — все, кроме предательства.
Океан был спокоен. Крутые скалы берега тоже казались иллюзией, но песчаное подножие выглядело подлинным — оно было в стороне от былого иллюзорного пляжа. Длинная узкая гряда скал выдавалась далеко в море — к ней-то он и бежал по несуществующему пляжу, пока не рухнул в воду.
Скалистая гряда тянулась к южному краю Провала — туда-то Бинк и направил лодку. Но как ему теперь вернуть суденышко Волшебнице?
Никакой возможности! Если у нее нет другой лодки, то придется за этой пуститься вплавь.
Бинку было неловко за свой поступок, но возвращаться на остров иллюзий он больше не желал. Она доплывет сюда, думал Бинк. Обладая таким могуществом, она наверняка отпугнет любое морское чудовище; и Бинк был убежден, что Ирис отличная пловчиха.
Он переоделся в свою сухую одежду, надел на плечи рюкзак и посмотрел на запад.
К югу от Провала ландшафт был гораздо суровее, чем с северной стороны, — он был уже не холмистым, а гористым. Самые высокие пики были увенчаны снежными шапками. Непроходимые заросли в узких ущельях вынуждали Бинка вновь и вновь отклоняться от прямого пути. И даже обыкновенные крапивные и чесоточные кусты казались подозрительными — кто знает, какой магией обладали эти странные растения? Обычно ничего хорошего нельзя было ждать и от одинокого опутывающего дерева, а тут их были целые рощи.
Бинк не желал рисковать, и поэтому, когда набредал на новые джунгли, то старался обойти их или даже поворачивал назад, отыскивая какую-нибудь более удобную дорогу. Избегал он также удобных, словно бы специально для него проторенных тропок — они были явно подозрительны. Ему казалось самым разумным продвигаться по границе между открытой местностью и джунглями, хотя это нередко была труднопроходимая полоска земли — на каждом шагу встречались густые кусты, бесплодные обожженные солнцем скалы, крутые каменистые склоны, высокие, продуваемые всеми ветрами плато. Места, где не росли магические растения, как правило, не привлекали и людей — кроме разве тех путешественников, которые проявляли особую осторожность и стремились быть подальше от любых неприятностей.
Один из расчищенных участков оказался посадочной полосой для очень большого летающего дракона. Не удивительно, что в этой округе не было других хищников. Здесь Бинк и остановился. Он уже понимал: потребуется еще много дней, прежде чем он достигнет замка Доброго Волшебника, — настолько медленным было его продвижение вперед.
Он нашел углубление в земле; над ним громоздилась кучка камней — за ней удобно было укрыться от ветра; а ветки засохшего куста могут послужить одеялом. Он теперь сожалел, что не принял предложения Ирис остаться у нее на ночь — по крайней мере он спал бы в более пристойных условиях.
Нет-нет, он правильно сделал, что ушел. После этой ночи он, возможно, никогда уже не покинул бы остров, оставаясь таким, каков он есть. И даже если бы он и сохранил свою самостоятельность, Сабрина никогда не простила бы его. Уже то обстоятельство, что он сожалеет об этой ночи — и не только из-за потерянного удобного ночлега, разумеется, — означает, что это была бы не та ночь, которую он мог себе позволить.
Бинк думал об этом непрерывно, пока не уснул, дрожа от холода. Потом ему снился хрустальный дворец, он просыпался со смятенными чувствами и снова засыпал, трясясь от холода. Отказ от соблазна льстил самолюбию, но, определенно, приносил мало удовлетворения одинокому путнику. Завтра он непременно постарается отыскать одеяльное дерево и горячесупные тыквы.
На третье утро (после приключения на острове иллюзий) он все еще пробирался вдоль южного края Провала по гребню скалы на запад — это была единственная возможность продвигаться в данном направлении. Бинк вырезал себе новую палку. Первое деревце, которое он выбрал, увело его прочь отвлекающим заклинанием. У него не было сомнений, что попадалось много подходящих деревьев, которых он даже не заметил из-за их пассивного «не увидь меня» заклинания. Одно из растений прибегло к физически отталкивающему воздействию, направленному на режущий предмет — на нож Бинка. Каждый раз, когда он замахивался, нож отклонялся в сторону.
Уже шагая с новой дорожной палкой, Бинк долго размышлял о природной селективности магии. Растения с самыми эффективными заклинаниями выживали лучше других, поэтому и распространились шире. Но как часто проходят здесь путешественники с ножами?.. Затем он подумал, что мог бы найти неплохое применение отталкивающему заклинанию, если бы вырезал палку из этого дерева. Стала бы такая палка отражать враждебные атаки, направленные на Бинка?.. Очевидно, магия была направлена против драконов, бобров и других острозубых животных, и Бинк, по всей вероятности, чувствовал бы себя в большей безопасности, снабженный антидраконовым посохом… Но — нет! Срезанное дерево, конечно же, умрет, и его магия сразу исчезнет. Разве что семечко от него…
Нет теперь смысла возвращаться — наверняка он встретит такое дерево еще не раз. Все, что нужно будет сделать, — это приблизиться с ножом к дереву и посмотреть, станет ли оно отталкивать нож. Он тогда выкопает маленькое деревце и возьмет его с собой в дорогу целиком, — с корнями и кроной, — живым и действенным.
Бинк стал опускаться по склону холма, проверяя на ходу встречные деревья. Это оказалось опаснее, нежели он предполагал. Порой приближение ножа к нежной коре вызывало самую яростную реакцию. Одно дерево уронило на него тяжелый плод, едва не попав в голову; другое испустило снотворный газ, который почти свалил его и мог прервать путешествие. Но дерева с отталкивающим заклинанием больше не попадалось.
В дупле одного большого дерева жила дриада — она выглядела весьма привлекательно, почти как Ирис в образе четырнадцатилетней девочки. Но нимфа обложила Бинка самыми неподходящими для леди словами:
— Ты, …, если хочешь зарезать беззащитное живое существо, то иди и зарежь существо своего рода! Или зарежь того раненого солдата в канаве, ты сын… — Казалось, дриадам не положено знать подобные слова.
Раненый солдат?.. Бинк отыскал канаву и тщательно осмотрел ее. Точно — там лежал мужчина в военном мундире с запекшейся на спине кровью и жалобно стонал.
— Мир! — проговорил Бинк. — Я помогу тебе, если ты позволишь. — Когда-то Ксанф нуждался в настоящей армии, но сейчас солдаты были лишь посыльными Короля. Все же мундир и профессиональная гордость у них остались.
— Помоги мне! — слабым голосом возопил мужчина. — Я вознагражу тебя… как-нибудь.
Бинк понял, что может приблизиться к нему без опаски. Солдат был тяжело ранен и потерял много крови. У него начиналась лихорадка.
— Видишь ли, — сказал Бинк, осмотрев его, — я ничего сам не могу сделать для тебя. Я не врач. А если я даже сдвину тебя с места, ты можешь умереть. Я пойду и вернусь с лекарством. Но мне нужен твой меч — взаймы. — Если солдат позволит взять свой меч — значит, он и в самом деле совсем плох.
— Возвращайся быстрее… или вообще не приходи, — выдохнул раненый и отдал ему свое единственное достояние.
Бинк принял тяжелый меч, выбрался из канавы и вернулся к дереву с дриадой.
— Мне нужна магия, — сказал он ей. — Восстановление крови, затягивание ран, изгнание лихорадки — словом, что-то лечебное. Скажи, где найти то, что мне нужно, или я срублю твое дерево.
— Ты не сделаешь этого! — вскричала она в ужасе.
Бинк угрожающе поднял меч. И понял, что похож сейчас на Джаму, деревенского заклинателя мечей, человека, внушавшего ему глубокое отвращение.
— Я скажу! Я скажу! — закричала нимфа.
— Хорошо, говори. — Он почувствовал облегчение, потому что вряд ли на самом деле мог ударить мечом по беззащитному дереву — ведь это убило бы дриаду безо всякой пользы. Они были безобидными созданиями, довольно приятными на вид — какой же смысл причинять им вред или губить их дерево-дом?
— Три мили к западу. Источник жизни. Его вода излечивает все.
Бинк заколебался.
— Есть что-то, о чем ты мне не сказала, — заявил он, снова поднимая меч. — Там опасность. В чем она?
— Я не могу открыть это! — закричала дриада. — Любому, кто расскажет, грозит проклятье…
Бинк сделал движение, как будто приготовился срубить дерево. Дриада закричала с таким отчаянием, что он опустил руку. Ведь дома он дрался, защищая Дерево Джустина — как же он осмелится погубить это?
— Ладно. Так и быть — рискну, — проговорил он и пошел на запад.
Бинк отыскал тропинку, которая вела в нужном направлении. Она, кажется, не имела приглашающего заклинания — она была протоптана животными. Он, тем не менее, решил, что следует пользоваться ею с осторожностью. Похоже было, что многие знают дорогу к Источнику. И все-таки по мере приближения к цели он все больше нервничал. В чем была опасность, что за проклятие? Это непременно нужно узнать, прежде чем он рискнет попить сам или даст воду раненому.
Да, Ксанф был землей магии — но магия имела свои правила, свои ограничения. Опасно играть с магией, если нет точного понятия о природе заклинаний. Допустим, вода на самом деле вылечит солдата — в таком случае Источник обладает очень большой силой. И следовательно, за такую помощь и цена должна быть соответствующая.
Он нашел Источник. Тот располагался в углублении под гигантским желудевым деревом. В пользу воды говорило здоровье самого дерева — она вряд ли могла быть ядовитой. Но нельзя было исключать и другую угрозу, связанную с Источником: например, в воде мог прятаться речной монстр, использовавший Источник, как приманку для неосторожных. В этом случае раненые или умирающие существа были бы легкой добычей. Фальшивая репутация исцеляющей воды привлекала бы их за много миль вокруг.
Но у Бинка не было времени ждать и наблюдать. Он должен был помочь солдату немедленно — иначе может быть поздно. Поэтому ему остается одно — рискнуть.
Бинк осторожно подошел к Источнику. Тот выглядел прохладным и чистым. Бинк опустил флягу в воду, держа другую руку на эфесе меча. Ничего не случилось — никакое жуткое щупальце не поднялось из глубины, чтобы схватить его.
Наблюдая, как заполняется фляга, он подумал еще и вот о чем: действительно ли эта вода исцеляет? Пусть она не ядовита, но если в ней нет целебных свойств, что пользы нести ее солдату?
Существовал один способ проверить это. Так или иначе — его мучила жажда. Бинк поднес флягу ко рту и стал пить.
Вода была холодной и вкусной. Потом Бинк уловил, что она еще и освежает. Нет, такая вода не могла быть ядовитой.
Бинк снова окунул флягу и стал ждать, наблюдая за поднимающимися пузырьками. Они искажали вид его левой руки под водой и, казалось, что на руке у него все пальцы. Он не очень-то и страдал без пальца, потерянного еще в детстве, но вид якобы целой руки дразнил его.
Он вытащил из воды флягу и едва не выронил ее: его палец был на месте! Он был цел! Детское увечье исчезло.
Бинк, изумленный, пошевелил пальцем и потрогал его. Затем ущипнул и почувствовал боль. Палец был настоящим!
Да, Источник истинно магический. Если он так легко мог восстановить отрубленный палец — так безболезненно и быстро, — то он, без сомнения, мог излечить что угодно!
А как насчет простуды? Бинк пошмыгал носом и убедился, что никакого насморка больше нет. Вода излечила и насморк.
Больше сомнений никаких не оставалось. Это был настоящий Источник Жизни — самое подходящее название для такой могущественной магии. Если бы Источник был личностью, он получил бы звание Полного Волшебника.
Но тут вновь заговорила врождённая осторожность Бинка. Он все еще не выяснил природу опасности… или проклятия, о чем упомянула дриада. Почему нельзя раскрывать секрет Источника? В чем тайна? Очевидно, не в факте исцеляющих свойств — об этом дриада рассказала бы, и он рассказал бы другим. Проклятье не могло быть также речным монстром — ведь на Бинка никто не напал. Теперь, когда он цел и невредим, он мог лучше защитить себя.
Тем не менее, опасность была, и она была более скрытой, чем он предполагал. Скрытая опасность хуже всего. Человек, спасшийся от Огненного дракона, мог пасть жертвой успокаивающего заклинания сосен.
Солдат умирал. Было дорого каждое мгновение, и все же Бинк медлил. Он обязан узнать секрет, иначе подвергнет и себя, и солдата еще большей опасности. Хоть и говорит пословица, что дареному единорогу не смотрят в зубы, — Бинк предпочитал смотреть.
Он встал перед Источником на колени и пристально вгляделся в его глубину, как бы заглядывая ему в рот.
— О, Источник Жизни, — пробормотал он. — Я пришел с миссией спасения. Я не ищу выгоды для себя, хотя невзначай тоже выиграл. Я заклинаю тебя открыть свою тайну, чтобы я ненароком не сделал ошибки. — Бинк мало верил в это формальное обращение, так как не обладал магией, но это было все, что он мог придумать. Он просто не был в состоянии принять такой чудесный дар, не попытавшись узнать, какова цена за него. А цена есть всегда.
Что-то заклубилось в глубине Источника. Бинк ощутил могущество его магии, словно он глядел через глазок в другой мир. О да! — этот Источник имел сознание и гордость. Его живое поле распространилось вверх, окутывая Бинка, внося понимание прямо в его мозг.
«Кто изопьет из меня, не сможет действовать против моих интересов под угрозой лишения всех благ, что я дал ему».
Так-так! Это было самосохраняющее заклинание, ясное и простое. Но невероятно сложное в исполнении. Кто определит, что противоречит интересам Источника, а что — нет? Кто, кроме самого Источника?.. В этом краю определенно недопустима рубка леса, так как это может повредить окружающей среде и изменить климат. Здесь нельзя выкапывать никакие шахты, поскольку так можно понизить уровень подпочвенных вод и повредить Источнику. Даже запрещение открыть тайну условия имеет смысл: люди с небольшими увечьями и жалобами могут отказаться от магической воды, испугавшись цены. Например, те же шахтеры и лесорубы. Но любое действие имеет последствие, которое распространяется вширь, хотя сила его, в процессе распространения, и уменьшается — подобно волне от камня, брошенного в воду. Со временем такие волны могут покрыть весь океан. Или, как в данном случае, всю территорию Ксанфа.
Положим, Источник решит, что его интересам угрожают какие-то непрямые действия Короля Ксанфа — к примеру, увеличение налога на дрова, что вынудит лесорубов рубить больше деревьев, чтобы уплатить налог. Не заставит ли Источник всех, кто им пользовался, выступить против Короля, даже, может быть, убить его? Человек, обязанный Источнику, вполне способен пойти на такое.
В принципе, для Источника ничего не составляло изменить всю историю Ксанфа — даже стать его правителем де-факто. Но интересы одного изолированного Источника не обязательно становятся интересами всего человеческого общества. Вероятно, магия Источника не могла простираться до таких границ, ибо тогда она должна быть такой же сильной, как общая мощь всех других существ Ксанфа. Но постепенно, дай время, магия окажет свое влияние. Что делало это уже вопросом этики.
— Я не могу принять такое условие, — ответил Бинк вихрю в глубине вод. — Я не испытываю к тебе никакой враждебности, но я не могу обещать действовать только в твоих интересах. Интересы всего Ксанфа превыше. Возьми назад свои блага, и я пойду дальше своей дорогой.
Теперь в Источнике ощутился гнев. Его непостижимые глубины забурлили. Поле магии опять поднялось вверх, окутывая Бинка. Он будет наказан за свою дерзость.
Но тут же оно опало, как смирившийся шторм, оставив Бинка невредимым. Его палец остался на месте, простуда не вернулась. Он обвинил Источника в блефе и… победил.
Но так ли это? Может быть, Источник лишает своих благ лишь тех, кто умышленно и прямо действует против его интересов? Что ж, выигрыш Бинка был незначительным — он мог позволить себе быть наказанным, если нарушит условие. Он определенно не станет колебаться, чтобы поступить так, как считает правильным, — потому что он не боится последствий.
Бинк встал, держа одной рукой меч, а другой надевая ремешок фляги через плечо. Он обернулся.
К нему подкрадывалась химера.
Бинк взмахнул мечом, хотя совсем не умел им пользоваться. Химеры были опасны!
В тот же миг он увидел, что это страшилище было в весьма плачевном состоянии. Язык вывалился из львиной головы, козлиная голова была без сознания, а змеиная на кончике хвоста волочилась по земле. Несчастное создание подползало к Источнику на животе, оставляя за собой кровавый след.
Бинк отошел в сторону и позволил ему проползти мимо. Он не испытывал никакой злобы даже к химере — он никогда не видел столь страдающего живого существа, за исключением, разумеется, раненого солдата.
Химера доползла до воды и, погрузив в нее львиную голову, начала отчаянно пить.
Изменения последовали незамедлительно. Козлиная голова очнулась, выпрямилась и, повернувшись на тонкой шее, злобно уставилась на Бинка. Змеиная голова зашипела.
Не было никаких сомнений — химера была здорова. И теперь она стала опасна — этот тип чудовищ ненавидел все, относившееся к роду человеческому.
Химера сделала шаг по направлению к Бинку — тот держал меч прямо перед собой, зная, что ему не убежать. Если он сможет ранить чудовище, то удерет раньше, чем то снова поправит в Источнике свое подпорченное здоровье.
Однако тварь внезапно развернулась и поковыляла прочь, оставив Бинка в покое. Он с облегчением перевел дух. Он, конечно, держался довольно смело, но ему все же очень не хотелось ввязываться в битву с таким чудищем на глазах у Источника.
В этой местности, должно быть, существовало общее перемирие. Не в интересах Источника, надо полагать, раздоры и засады хищников здесь, у места исцеления, поэтому не разрешались ни охота, ни драки. Тем лучше!
Бинк поднялся по склону и направился на восток. Он очень надеялся, что раненый еще жив.
Да, он был жив. Это был крепкий мужчина, таких обычно и набирают в солдаты; он умел сопротивляться смерти из последних сил, пока сама природа не вырвет у него окончательный вздох. Бинк дал ему попить немного волшебной воды, затем капнул на рану. И внезапно человек оказался совершенно здоровым.
— Что ты сделал?! — закричал он. — Меня как будто никогда не ранили в спину!
Они вместе поднялись на холм.
— Я принес воду из магического Источника, — пояснил Бинк. Он остановился возле дерева, в котором жила дриада. — Эта услужливая нимфа очень любезно направила меня туда.
— Что ж, благодарю тебя, Дриада! — произнес солдат. — Если я что-нибудь могу сделать…
— Только уходи своей дорогой, — сухо оборвала его та, поглядывая на меч в руке Бинка.
Они двинулись дальше.
— Ты не должен действовать вопреки интересам Источника, — сообщил Бинк. — Не должен и рассказывать кому-то о цене, которую заплатил за эту помощь. Если ты не выполнишь это условие, то снова окажешься в канаве с пробитой спиной. Мне кажется, молчать — невеликая для тебя цена.
— Еще бы! Я исполнял свои обязанности — патрулировал, сторожил участок королевского глазного папоротника, когда кто-то… Эй, один глоток этого эликсира — и глаза Короля будут здоровы и без папоротника, не так ли? Я должен взять… — Он замолчал, глядя на Бинка.
— Я могу показать, где Источник, — сказал тот. — Любой может им пользоваться, насколько я понял.
— Нет, не то. У меня вдруг появилось ощущение… Мне кажется, не стоит давать Королю эту воду.
Такое простое, на первый взгляд, замечание произвело на Бинка глубокое впечатление. Не подтверждало ли оно его мысль о том, что влияние Источника весьма обширно и очень эгоистично? Восстановление здоровья Короля может оказаться не в интересах Источника, поэтому…
Но, с другой стороны, если Король излечится, то он ведь сам может служить интересам Источника. Разве Источнику не понравится это?
Более того: почему Бинк не пострадал и у него не отняли возвращенный до того палец и не вернули простуду, когда он рассказал секрет солдату? Он бросил Источнику вызов, и все же ничем за это не поплатился. Не было ли так называемое проклятье чистым блефом?
Солдат протянул руку.
— Меня зовут Кромби. Капрал Кромби. Ты спас мне жизнь. Чем я могу отплатить тебе?
— О, я просто сделал, что требовалось, — ответил Бинк. — Не мог же я позволить тебе умереть. Я иду к Волшебнику Хамфри узнать, есть ли у меня какой-нибудь магический талант.
Кромби в задумчивости потрогал бороду. В такой юзе он производил внушительное впечатление.
— Я могу показать тебе направление. — Он закрыл, глаза, вытянул вперед правую руку и вдруг начал вращаться. Внезапно остановившись, он открыл глаза, проследил взглядом в направлении поднятой руки с вытянутым указательным пальцем и произнес: — Волшебник находится вон там. Имей в виду: мой талант — направление. Я могу показать тебе, где находится что угодно.
— Я уже знаю направление, — вздохнул Бинк. — Запад. Главная моя задача — пробраться через эти джунгли. Здесь так много враждебной магии…
— Тебе это лишь мерещится, — с чувством возразил Кромби. — В цивилизованных районах столько же враждебной магии, сколько и здесь. Грабители, скорее всего, магическим способом перенесли меня сюда, рассчитывая, что живым мне уже не выбраться и мое тело никогда не найдут. Моя тень не смогла бы отомстить за меня в глубоких джунглях.
— О, я в этом не разбираюсь! — поспешил ответить Бинк, вспоминая тень Дональда из Провала.
— Но теперь, благодаря тебе, я здоров. И вот что я скажу: я буду твоим телохранителем, пока ты не доберешься до Волшебника. Справедливое вознаграждение?
— Тебе вовсе не нужно…
— Нет, нужно, и я сделаю это! Честь солдата! Ты оказал мне неоценимую услугу. Я также окажу тебе услугу. Я настаиваю. Я смогу во многом помочь Смотри! — Он опять закрыл глаза, вытянул руку и крутнулся на месте. И продолжил, остановившись: — Вот в этом направлении самая большая угроза твоему благополучию. Хочешь убедиться?
— Нет, — ответил Бинк.
— Что ж — я сделаю это сам! Опасность не исчезает от того, что ее игнорируют. Необходимо пойти и преодолеть ее. Верни мне мой меч.
Бинк протянул меч, и Кромби отправился в сторону, куда показал его палец после магического вращения, — на север.
Бинк с неохотой последовал за ним. Он не хотел искать опасности, но полагал несправедливым, чтобы кто-то шел на опасность ради него. Может быть, там, впереди, что-то материальное, вроде дракона в Провале? Но то не было прямой угрозой, пока Бинк оставался вне Провала.
Когда Кромби преграждал дорогу какой-нибудь густой куст, он попросту срубал его мечом. Бинк заметил, что некоторые растения уступали ему дорогу прежде, чем их касался меч. Если уступить дорогу — вернейший способ выживания, то почему им не воспользоваться? Но, предположим, Кромби наткнется на опутывающее дерево? Это может оказаться той опасностью, к которой он стремился.
Нет! Опутывающее дерево опасно для неосторожных — но оно ведь не сдвинется с места, не сойдет со своих корней.
Вдруг раздался крик. Бинк вздрогнул, а Кромби взял меч наизготовку. Но это была всего лишь женщина, съежившаяся и перепуганная.
— Говори, девушка! — проревел Кромби, демонстрируя зловещее лезвие. — Что у тебя на уме?
— Не причиняйте мне вреда! — запричитала она. — Я только Дня, заблудившаяся и одинокая. Я подумала, что вы пришли спасти меня.
— Ты лжешь! — крикнул Кромби. — Ты хочешь навредить этому человеку, который спас мне жизнь. Сознавайся! — И он снова поднял свой меч.
— Ради Бога… оставь ее! — завопил Бинк. — Ты ошибся! Она явно безвредна.
— Прежде мой талант никогда не подводил меня! — заявил Кромби. — Вот на что он указал — на нее, как на величайшую угрозу.
— Может быть угроза находится позади нее, дальше? И она просто оказалась на том же направлении!
Кромби помедлил.
— Возможно. Об этом я не подумал. — Он, очевидно, был рассудительным человеком, хотя и с воинственной наружностью. — Погоди-ка, я уточню.
Солдат отошел в сторону и остановился к востоку от девушки. Он привычно зажмурился и закружился. Его указательный палец остановился точно на Дие.
Девушка разразилась слезами.
— Я не собираюсь вредить тебе… Клянусь! Не обижайте меня!
Она была некрасива, с очень заурядными лицом и фигурой. Без сомнения, она резко отличалась от всех женщин, встреченных Бинком за последнее время. И все же было в ней что-то смутно знакомое. К тому же Бинка, всегда нервировали женские слезы.
— Может быть, это не физическая опасность, — предположил он, жалея девушку. — Твой талант улавливает разницу?
— Нет, — признался Кромби, как бы оправдываясь. — Это может быть угроза любого рода. Фактически, она может и не представлять для тебя конкретной и прямой угрозы… Но я чертовски уверен, что тут что-то не то!
Всхлипы умолкли; Бинк внимательно изучал девушку. Такое удивительное ощущение… Где он мог видеть ее прежде. Она была не из Северной Деревни — это точно. А прежде он нигде с девушками не встречался. Или он мог видеть ее совсем недавно, уже во время путешествия?
Медленно забрезжила в сознании идея: Волшебница иллюзий не обязана все время делать себя красивой. Если она решила проследить за ним, то могла принять совсем незнакомое обличье, надеясь, что он ее не узнает. Но иллюзии все-таки легче поддерживать, когда они хоть отдаленно, но напоминают естественные формы. Убрать несколько фунтов здесь и там, изменить голос… Если он попадется на уловку, то окажется в большой опасности: он может поддаться ее уговорам… Только особая магия солдата разоблачила замысел. Но как в этом удостовериться? Даже если Дия представляла для него некую угрозу, он должен быть уверен, что верно распознал опасность. Человек, обходя ядовитую мышь, может с другой стороны проглядеть гарпию. Поспешные заключения в отношении магии ненадежны.
Ему пришла в голову замечательная мысль.
— Дия, ты, должно быть, хочешь пить! — сказал он. — Вот, попей. — И протянул ей флягу.
— О, благодарю тебя! — ответила она, с радостью принимая ее.
Вода излечивала все болезни. Заклинание также было своего рода болезнью. Поэтому, если она попьет, она может предстать в своем настоящем облике, по крайней мере — на момент. И тогда все станет ясно.
Дия напилась досыта.
Изменений не произошло.
— О, вода просто восхитительная! — сказала она. — Я чувствую себя намного лучше.
Мужчины обменялись взглядами. «Зачеркни еще одну замечательную идею», — подумал Бинк. Или Дия не была Ирис, или Волшебница обладала лучшим самоконтролем, чем он предполагал. Проверить это Бинк не мог.
— Теперь отправляйся своим путем, девушка! — сухо произнес Кромби.
— Я иду к Волшебнику Хамфри, — призналась она. — Я нуждаюсь в заклинании, чтобы вылечиться.
Снова Бинк и Кромби обменялись взглядами. Дия выпила волшебной воды — она была здорова. Следовательно, она не нуждалась в целебных заклинаниях Волшебника. То есть — она лгала. А если так, то что она скрывает от них?
Вероятнее всего, она специально выбрала Волшебника Хамфри, так как знала, что туда направляется Бинк. Конечно, это только предположение. Есть и другие варианты. Всё — чистое совпадение… Или она — людоедка в женском облике, довольно выигрышном для людоедки: теперь стоит лишь дождаться подходящего момента для нападения.
Кромби, видя замешательство Бинка, принял собственное решение:
— Если ты позволишь ей идти вместе с нами, то я буду все время держать меч наготове.
— Может быть, это вернее всего, — неохотно согласился Бинк.
— Я не затаила против тебя никакой злобы! — запротестовала Дия. — Я не причиню тебе вреда, даже если бы могла. Почему ты мне не веришь?
Бинк считал все слишком сложным, чтобы объяснять.
— Можешь идти с нами, если хочешь, — только и проговорил он.
Дия благодарно улыбнулась. А Кромби мрачно покачал головой и тронул рукоятку меча.
Солдат оставался подозрительным, однако Бинк скоро обнаружил, что ему нравится компания Дни. В ней не было и следа от характера и замашек Волшебницы; она представляла из себя настолько непосредственную девушку, что он быстро в ней разобрался. Она, казалось, не обладала никакой магией — во всяком случае, избегала говорить на эту тему. Возможно, она направлялась к Волшебнику также в надежде найти свой талант; пожалуй, это она и имела в виду, упомянув о заклинании для себя. Кто в Ксанфе мог себя хорошо чувствовать, не обладая магией?
Тем не менее, если она Волшебница, то будет скоро разоблачена проницательным Волшебником. Таким образом правда станет известна.
Они остановились у Источника Жизни, чтобы наполнить свои фляги. Затем, через полдня пути, попали вдруг под цветной град. Он был, конечно, магическим, или же с примесью магии: об этом свидетельствовал цвет; но так или иначе, а град не предвещал большого таяния или половодья. Им лишь оставалось найти укрытие, чтобы переждать ненастье.
Но они как раз находились на пустынном гребне, и вокруг не виднелось ни единого дерева, ни сарая, ни пещеры. Ландшафт был волнистый, изрезанный оврагами, земля — усеяна камнями; на мили вокруг не было ничего, что могло бы их укрыть от града.
А градины все увеличивались в размерах и секли все сильнее, и трое путников поспешили в направлении, указанном им Кромби, — туда, где, по его словам, должно находиться безопасное убежище. Оно открылось их взору за огромной скалой — большое, раскидистое дерево-спрут.
— Это опутывающее дерево! — воскликнул Бинк. — Туда нельзя идти!
Кромби остановился, вглядываясь сквозь град.
— Так и есть. Никогда прежде мой талант не ошибался…
«Если не считать того раза, когда ты обвинил Дию», — подумал Бинк. Интересно, насколько надежной, на самом деле, была магия солдата? И почему она не подсказала ему об опасности, когда его ударили в спину и бросили умирать?
Но Бинк не стал говорить об этом вслух. В магии нередко встречались разные сложности и неясности, и он не сомневался, что Кромби желал только хорошего.
— Там лежит гиполамп! — воскликнула Дия. — Съеденный наполовину.
Точно: возле отверстия в стволе дерева лежала огромная туша. Задняя ее часть отсутствовала, передняя же не была тронута. Очевидно, дерево поймало его и съело, сколько могло; гиполамп был настолько огромен, что даже опутывающее дерево не смогло управиться с ним за один раз. Сейчас дерево было сыто, его щупальца равнодушно болтались.
— Оно сейчас безопасно, — сказал Бинк, поморщившись: в этот момент градина красного цвета, величиной с яйцо просвистела мимо его головы. Градины были пушистыми и легкими, но удары все же чувствительными.
— Пройдет несколько часов, а то и дней, прежде чем дерево достаточно оживет, чтобы опять стать агрессивным. Да и примется оно, конечно, за гиполампа — надо же его доесть!
Все-таки Кромби колебался.
— Может быть, эта туша — всего лишь иллюзия, — проворчал он. — Будь подозрителен ко всему — вот девиз солдата. Ловушка, чтобы убедить нас в сытости дерева. Как оно заманило сюда гиполампа?
Это было ценное наблюдение. Периодические бури здесь, на гребне, гонят добычу в укрытие, и вот оно — кажущееся идеальное убежище. Отличная система.
— Но нас побьет град, если мы не спрячемся, — сказал Бинк.
— Я иду! — заявила Дия, и прежде, чем Бинк успел запротестовать, она оказалась под деревом.
Щупальца затрепетали, потянулись в ее сторону, но — очень вяло, немощно: явно не было побудительных причин для решительных, агрессивных усилий. Дия пнула тушу гиполампа — она оказалась реальной.
— Никаких иллюзий — закричала она. — Идите сюда!
— Если только эта Дия не служит зазывалой, — пробормотал Кромби. — Я все-таки говорю: она — угроза для тебя, Бинк. Я успел к ней присмотреться. Если она работает на спрута, то могла заманить в его щупальца уже дюжину людей…
Он напоминал параноика — чистая навязчивая идея! Может быть, это еще одно полезное качество для солдата; однако оно не предохранило его от прежних неприятностей.
— Я в это не верю, — ответил Бинк. — Но я верю в град! И иду туда. — И он пошел.
Нервничая, Бинк миновал внешнее кольцо щупалец — они остались спокойными. Голодное дерево-спрут не отличалось особым коварством — оно хватало добычу немедленно.
В конце концов и Кромби отправился в укрытие. Дерево чуть дрогнуло, словно раздраженное своей неспособностью схватить их, и это было его единственной реакцией.
— Что ж, я знал, что мой талант всегда правдив. Всегда, — повторил он, не заботясь о реальной картине.
Под деревом оказалось действительно уютно. Градины выросли до размеров кулака, но они отскакивали от верхней листвы и сучьев дерева и валились кучами вокруг него, скапливаясь в небольшом углублении. Хищные деревья обычно располагались в таких углублениях, созданных их щупальцами, которые расчищают землю вокруг от кустов и камней, чтобы образовать привлекательную лужайку для проходящих мимо существ. Остатки добычи отшвыривались как можно дальше, так что со временем земля вокруг дерева как бы нарастала. Дерево-спрут было очень хорошо приспосабливающимся, и некоторые жили в колодцах, стены которых были образованы костями съеденных животных. Вокруг Северной Деревни их полностью извели, однако все дети знали об этой опасности. Но дерево-спрут могло и защитить. Например, человек мог обогнуть его, спасаясь от дракона, и заманить чудовище под щупальца, если… этот человек обладал достаточным мужеством и умением.
Внутри защищаемого участка росла трава, очень красивая, разносился сладкий аромат, и воздух был тоже приятно-сладок. Короче говоря, это было идеальное место для укрытия — как и было предусмотрено. Но вот — обманутый гиполамп. Место было приятное, так как дерево выросло до огромных размеров. Трем путникам не нужно было платить за укрытие.
— Видите: моя магия была все время права, — в который раз повторил Кромби. — Мне следовало всегда доверять ей. Но это лишь доказательство того, что… — Он бросил многозначительный взгляд на Дию.
Бинк задумался над этим. Он верил в искренность солдата, и магия определения места была действенной. Ошиблась ли она в случае с Дией, или та действительно представляет собой какую-то угрозу? Если так, то угрозу какого рода? Бинк не верил, что она хочет причинить ему зло. Он подозревал, что Дия — не кто иной, как Волшебница Ирис, но теперь он в этом разуверился. За все время, что они вместе, она не выказала ни малейшего признака темперамента повелительницы иллюзий, да и вряд ли Ирис смогла бы так долго сохранять столь невзрачный облик.
— Почему твоя магия не предупредила тебя об ударе в спину? — спросил Бинк солдата, делая еще одну попытку определить, что надежно, а что — нет.
— Я не спрашивал ее, — отвечал Кромби. — Я был чертовски глуп. Я провожу тебя к твоему Волшебнику, а потом спрошу ее, кто меня ударил. И уж тогда… — Он со значением дотронулся до эфеса меча.
Хороший ответ. Талант не становится предупреждающим сигналом — он действует, только будучи востребованным. Очевидно, у Кромби не было причин ждать опасности — во всяком случае, не больше, чем у Бинка чувствовать себя в опасности сейчас. Так где же разница между естественной осторожностью и паранойей?
Град продолжался. Никто из путешественников не хотел спать, потому что их доверие к дереву не простиралось до такой степени. Они просто сидели и разговаривали. Кромби рассказал историю о древней битве и героизме дней Четвертого Нашествия на Ксанф. Бинк не был военным, однако история поразила его — ему захотелось переселиться в те смутные времена, когда люди, не обладавшие магией, считались людьми.
К концу рассказа Кромби град ослабел, но куча градин стала такой высокой, что, казалось, через нее не перебраться. Таяние после магической бури обычно происходило очень быстро, как только показывалось солнце, поэтому имело смысл подождать.
— Где ты живешь? — спросил Бинк у Дии.
— Я просто деревенская девушка, — ответила она. — Кто еще пустится в путешествие через дикие места?
— Это не ответ! — буркнул подозрительно Кромби.
— Это единственный ответ, который у меня есть, — сказала она, пожимая плечами. — Я не могу изменить ни себя, ни то, что имею. Как бы, может быть, мне этого ни хотелось.
— Такой же ответ и у меня, — произнес Бинк. — Я — просто деревенский житель. Ничего особенного. Надеюсь, Волшебник сможет превратить меня во что-нибудь стоящее, обнаружит у меня какой-нибудь магический талант, о котором никто не подозревал. А я согласен отработать за это год.
— Да, — кивнула она, сочувственно улыбнувшись ему.
Неожиданно Бинк почувствовал, что она нравится ему. Она такая же обычная, как и он. У нее цель такая же, как и у него. Таким образом, у них много общего.
— Ты идешь получить магию, чтобы твоя девушка вышла за тебя замуж? — довольно цинично поинтересовался Кромби.
— Да, — признался Бинк, и тут же вспомнилась и представилась Сабрина. Дия отвернулась. — И еще за тем, чтобы остаться в Ксанфе.
— Ты глупец, штатский глупец, — добродушно сказал солдат.
— Что ж, это мой последний шанс, — ответил Бинк. — Любая рискованная игра оправдана, если из двух возможностей…
— Я имею в виду магию. Она полезна. И остаться в Ксанфе имеет смысл. Но женитьба…
— Что женитьба?
— Женщины — проклятие рода человеческого, — злобно произнес Кромби. — Они заманивают мужчин в брак, как вот это дерево-спрут заманивает свою добычу, и мучают свою жертву всю жизнь.
— Ну, это несправедливо, — возразила Дия. — Разве у тебя нет матери?
— Она вынудила моего славного отца стать пьяницей и безумцем, — мрачно ответил Кромби. — Сделала его жизнь адом на земле. И мою тоже. Она могла читать наши мысли — это был ее талант.
— Женщина, которая может читать мысли, — действительно ад для мужчин! — О, если бы какая-то женщина могла прочесть мысли Бинка… бррр!
— Должно быть, и для нее жизнь была адом, — заметила Дия.
Бинк подавил улыбку, но Кромби нахмурился.
— Два года назад я сбежал из дому и вступил в армию. Хотя мой возраст еще не подошел. И никогда Я об этом не пожалел.
Дия смерила его взглядом.
— По тебе не скажешь, что ты — Божий дар для женщины. Все мы можем быть тебе благодарны, если ты не прикоснешься ни к одной из нас.
— Ничего, прикасался! — хрипло рассмеялся Кромби. — Но чтобы жениться — это уж увольте. Ни одной не удастся запустить в меня свои когти.
— Ты противен! — резко произнесла Дия.
— Я хитер! И если Бинк не полный болван, он не позволит тебе соблазнить его.
— Я и не пыталась! — сердито воскликнула она. Кромби с явным отвращением отвернулся.
— А, все вы одинаковы. Почему я должен тратить время на разговоры с тебе подобными? С тем же успехом можно спорить о порядочности с дьяволом.
— Если ты так ко мне относишься… Что ж, я пойду! — Дия вскочила и шагнула из-под ветвей дерева-спрута.
Бинк подумал, что она лишь разыгрывает сцену — ведь непогода еще не унялась: град хоть и стих, но порывами сыпал еще очень чувствительно; цветные градины высились грядой фута на два, и солнце еще не показывалось.
Но Дия упрямо ушла из-под укрытия.
— Дия, подожди! — закричал Бинк и бросился за ней.
— Пускай идет, помехой меньше, — сказал Кромби. — Она имеет на тебя виды. Я знаю, как они действуют. Это я с самого начала понял. Ясно было, что от нее одни неприятности.
Бинк прикрыл лицо и голову руками и вышел из-под дерева. Ноги его скользили, разъезжались на градинах. Наконец он не устоял и рухнул в кучу, и градины сомкнулись над его головой. Теперь он понял, что и с Дией случилось то же: она застряла в ворохе градин и, стало быть, где-то рядом.
Порошок от раздавленных градин попал ему в глаза, и он зажмурился. Это был не настоящий лед, а сгущенный магией пар.
Что-то поймало Бинка за пятку. Он мгновенно вспомнил о морских чудищах возле острова Волшебницы и яростно лягнул йогой — от смятения и растерянности он не мог сообразить, что все происходящее — иллюзия и что никаких морских чудищ здесь не может быть. Однако его крепко держали за ногу, а затем потащили, и — как он ни сопротивлялся — втащили назад под дерево.
Потом его вдруг отпустили, и Бинк вскочил на ноги. Он немедленно бросился на тролля, силуэт которого разглядел сквозь пелену разноцветной пыли, застлавшей глаза.
Тролль, конечно, ждал нападения, и Бинк почувствовал, что летит. Шумно приземлившись на спину, он не мог не отметить, что эти тролли, безусловно, крепкие ребята. Бинк засуетился, пытаясь ухватить тролля за ноги, но тварь рухнула на него и придавила к земле.
— Полегче, Бинк, — раздался знакомый голос. — Это я, Кромби.
Бинк тщательно протер глаза и попытался всмотреться. Наконец он узнал солдата. Кромби помог ему подняться.
— Сам бы ты никогда не выбрался из этой каши. Поэтому я и вытянул тебя — пришлось тянуть за ногу, она единственная и торчала наружу. Тебе в глаза попала магическая пыль, потому-то ты и не узнал меня. Уж извини, что пришлось усмирять тебя.
Ну конечно, это магическая пыль. Она искажает зрение, делает людей похожими на троллей, людоедов, оборотней и еще Бог знает на кого; но она же может создать и иллюзию благополучия там, где на самом деле таится опасность. Вероятно, многие жертвы принимали опутывающее дерево за невинное одеяльное растение.
— Все в порядке, — сказал Бинк. — Ничего не скажешь: вы, солдаты, умеете драться.
— Такая профессия. Никогда не бросайся на человека, который умеет драться. — Кромби поднял палец, подчеркивая важность сказанного. — Я покажу тебе, как кое-что делается. Это не магический талант, но очень может тебе пригодиться. — Он продемонстрировал несколько приемов борьбы.
Но Бинка сейчас занимало другое.
— Дия! — закричал он. — Она все еще там!
Кромби скорчил гримасу.
— Ладно! Я был причиной ее ухода. Если она так много для тебя значит, я помогу найти ее.
Было странным, что этот человек способен еще соблюдать какие-то приличия даже по отношению к женщине.
— Ты на самом деле ненавидишь их всех? — спросил Бинк, собираясь с духом, чтобы опять выйти под бурю. — Даже тех, кто не умеет читать мысли?
— Они все умеют! — упрямо заверил Кромби. — Большинство из них делает это безо всякой магии. Но я бы не поклялся, что во всем Ксанфе не найдется для меня девушки. И если я встречу хорошенькую девушку, которая не ворчит и не обманывает… — Он покачал головой. — Но если даже такая и существует, она вряд ли выйдет за меня замуж…
Итак, солдат отвергал всех женщин, потому что они отвергали его. Что ж — это серьезная проблема.
Град почти прекратился. Они вошли в ворох градин, — осторожно ступая, чтобы не поскользнуться. Небо очищалось от туч; они быстро исчезали, рассеяв свою магию.
Что вызывает подобные бури? — задумался Бинк. Ни ветер, ни тучи не могут быть одушевленными созданиями. Однако за время путешествия Бинк успел убедиться, что и неодушевленные объекты обладают магией, и нередко довольно сильной. Может быть сама сущность Ксанфа состоит из магии, постепенно переходящей на одушевленные и неодушевленные объекты и становящейся их свойством. Одушевленные объекты контролировали свою долю магии, направляя и фокусируя ее, делая проявлением своей воли. Неодушевленные — высвобождали ее от случая к случаю, как эта буря. В ней, в буре, судя по всему, должно было заключаться большое количество магической силы, сведенной воедино с большой территории, но растраченной бессмысленно в массе разноцветных градин.
Хотя вряд ли так уж бессмысленно было это природное возмущение. Опутывающее дерево явно извлекало пользу от таких бурь; возможно, они как-то стимулировали и другие экологические процессы. Во многих случаях магия неодушевленных объектов оказывалась вполне целенаправленной — как, например, у Обзорной скалы или Источника Жизни. Возможно, сама магия создавала объекты, которые сознавали свою индивидуальность.
Все стороны жизни в Ксанфе соприкасались с магией и были подчинены ей. Без магии Ксанф стал бы (эта мысль наполнила Бинка ужасом!) обыкновенной Манденией.
Сквозь облака прорвалось, наконец, солнце. Под его лучами градины превращались в цветной пар — их магическая структура не могла противостоять прямому солнечному свету. Это вновь навело Бинка на раздумья: не враждебно ли солнце магии? Если магия истекает из поверхности земли, то — из каких именно глубин, и не является ли она ее внешней оболочкой? А если проникнуть на достаточную глубину, то, может быть, есть вероятность приблизиться к фактическому источнику силы?
Интригующая мысль.
Бинку даже захотелось отложить поиски собственной магии и заняться выяснением подлинной сущности природы Ксанфа. Определенно, где-то в глубине находится ответ на все его вопросы.
Однако прежде всего надо было найти Дию.
Через несколько минут весь град растает.
— Она, наверно, соскользнула по склону прямо в лес, — сказал Кромби. — Она знает, где мы, и сама найдет нас, если ей захочется.
— Если только она не попала в беду, — встревожился Бинк. — Воспользуйся своим талантом, найди ее!
Кромби вздохнул.
— Хорошо. — Он зажмурился, покрутился на месте и показал вниз, на южную сторону гребня.
Они пошагали вниз и увидели ее следы на мягкой почве, на краю джунглей. Пойдя по следам, они скоро догнали ее.
— Дия! — обрадовался Бинк. — Прости нас! Не ходи здесь одна — джунгли опасны!
Дия решительно шагала дальше.
— Оставьте меня! — ответила она. — Я не хочу идти с вами.
— Но Кромби действительно не имел в виду ничего… — начал Бинк.
— Нет, он имел в виду! И ты мне не доверяешь. Поэтому держись от меня подальше. Уж лучше я пойду одна.
Она была непреклонна. И Бинк, конечно, не стал принуждать ее.
— Что ж… Но если тебе понадобится наша помощь… Или еще что-нибудь… Словом, позови…
Не отозвавшись, она двинулась дальше.
— Вряд ли она представляла для нас опасность, — удрученно сказал Бинк.
— Нет, все правильно! Она — опасность, — настаивал Кромби на своем. — Но любая опасность не так уж опасна, если она находится где-нибудь подальше.
Они поднялись на гребень и продолжили путь.
На другой день показался замок Волшебника. Конечно, это произошло так быстро благодаря безошибочному магическому чутью солдата, его способности ориентироваться и избегать опасностей диких мест. Он оказался очень ценным попутчиком.
— Ну вот и замок, — сказал Кромби. — Я доставил тебя сюда целым и невредимым и думаю — мы в расчете. У меня есть собственные дела и мне надо их завершить до того, как я заявлюсь к Королю за новым назначением. Надеюсь, ты найдешь свой талант.
— Я тоже надеюсь, — кивнул Бинк. — Благодарю за приемы и броски, которым ты меня научил.
— Пустяки. Тебе нужно хорошенько потренироваться, чтобы они стали по-настоящему служить тебе… Прости, я рассердил девушку… Может быть, мой талант был неправ в отношении ее.
Бинку не хотелось обсуждать этот вопрос. Они просто пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.
Вид у замка был впечатляющий. Он располагался на ограниченной площади, но был высоким и умело сконструированным. Окруженный глубоким рвом, он имел прочную внешнюю стену и внушительную внутреннюю башню с парапетом и амбразурами. По всей вероятности, он был построен с помощью магии — ведь потребовалась бы армия искусных мастеров и годы кропотливой работы, чтобы построить такое вручную.
Хамфри считался Волшебником информации, а не строительства, поэтому было непонятно, каким образом он смог наколдовать такой замок.
В конце концов, это не имело значения. Замок был на месте, и Бинк достиг его.
Он подошел ко рву и сразу услышал жуткий галоп и плеск: из замка появилась лошадь и поскакала по воде. Нет, не лошадь-гиппокампус, или морской конь с головой и передними ногами обыкновенной лошади и задней половиной дельфина, Бинк знал о дельфинах только по старинным картинкам — это была своего рода магическая рыба, дышавшая не водой, а воздухом.
Бинк отступил — тварь выглядела опасной. По земле она за ним, видимо, последовать не могла, но на воде стерла бы, пожалуй, в порошок.
Как же ему теперь пересечь ров? Ведь здесь не видно никакого моста…
Потом он заметил на гиппокампусе седло. Ну уж — нет! Поехать верхом на морском чудище!
Хотя было ясно, что тварь именно для того и прислана. Волшебник не желал тратить свое время на тех, у кого не особенно серьезные намерения. Если у пришедшего не хватает смелости оседлать морскую лошадь — он не заслуживает чести видеть хозяина замка. В этом был какой-то извращенный смысл.
Действительно ли Бинк хочет получить ответ на свой вопрос? Получить ответ и заплатить годом службы?
В его мозгу всплыл образ прекрасной Сабрины. Настолько живой, настолько привлекательный, что все остальное стало безразличным. Он подошёл к берегу, подождал, когда гиппокампус приблизится, и взгромоздился в седло.
Существо отчалило от берега и, заржав, пустилось не через ров, а вдоль его. Жеребец скакал и резвился — водная гладь была для него гоночным треком, и Бинк отчаянно цеплялся за седло. Мощные передние ноги гиппокампуса заканчивались скорее ластами, чем копытами — они шумно разбивали воду, осыпая Бинка тучей брызг. Хвост (он был свернут в мускулистую петлю, когда это существо находилось в покое) развернулся и молотил по воде с такой силой, что седло ходило ходуном, грозя сбросить всадника.
«Иго-го!» — радостно ржало чудовище. Ему, похоже, хотелось заполучить Бинка, и вот оно заполучило его прямо в седло, откуда его можно вышвырнуть в любой момент. А как только он вылетит из седла, эта тварь развернется и сожрет его. Ах, каким идиотом он оказался!
Но погоди! Пока он остается в седле, морда гиппокампуса не может дотянуться до него. Значит надо держаться в седле во что бы то ни стало — пока чудище не измотается. Но — легче решить, чем сделать. Гиппокампус прыгал и нырял, то поднимая Бинка в воздух, то окуная в пенящуюся воду. Тварь то разворачивала свой хвост в линию, то скручивала в спираль, увлекая Бинка все дальше, то и дело надолго окуная его. Бинк опасался, что останется вместе с ним на дне, и тогда будет вынужден или оставить седло, или утонуть. Но конедельфин дышал так же бурно, как и Бинк. Чудовище просто играло, а Бинк всего-навсего ждал; оно, естественно, тратило больше энергии, чем Бинк, поэтому должно было выдохнуться быстрее. Следовательно, утопить его оно не могло. Таким образом, все, что от Бинка требуется, — это держаться в седле и держать себя в руках. И тогда он победит.
Наконец чудовище сдалось. Оно подплыло к внутренним воротам и стояло спокойно, пока Бинк не слез. Итак, он преодолел первое препятствие.
— Благодарю тебя, Гип, — сказал Бинк, слегка кланяясь морской лошади.
Гиппокампус фыркнул и умчался.
Теперь Бинк стоял перед гигантской деревянной дверью. Она была заперта, и он постучал в нее кулаком. Он стучал до тех пор, пока не заболела рука, но звук отдавался слабый и приглушенный.
Свою новую дорожную палку он потерял, катаясь на конедельфине, поэтому он достал нож и постучал в дверь рукояткой. Результат был тот же. И конечно же, дверь была настолько прочной, что попытаться взломать ее казалось пустым занятием.
Может быть, Волшебника нет дома? Но должны же, по крайней мере, остаться слуги, работающие в замке.
Бинк начал нервничать. Он проделал длинное, полное опасностей путешествие, чтобы добраться сюда; он готов заплатить несусветную цену за одну крошечную капельку информации, а проклятый Добрый Волшебник — даже из обыкновенной вежливости — не отвечает на стук в дверь.
Что ж, он все-таки проникнет в замок, несмотря ни на какие уловки хозяина. Проникнет любым образом. Он добьется, чтобы его наконец приняли.
Бинк стал изучать дверь. Она достигала добрых десяти футов в высоту и футов пяти — в ширину. Пожалуй, она весила не меньше тонны, но не было видно петель. И это означало, что дверь вдвигается в стену. Но каменные косяки были сплошными. Или, возможно, она поднимается вверх? Однако не видно ни канатов, ни блоков, да и притолока — сплошной камень. Как, впрочем, и порог — то есть эта дверь и не опускается. Но не может ведь вся эта масса убираться прочь, как только кому-то необходимо войти или выйти!
Чепуха! Дверь, скорее всего, не настоящая, а бутафорская. И существует более простой и разумный способ, чтобы открыть ее. И его надо найти.
Бинк провел пальцем по поверхности фальшивой двери. И обнаружил щель, по контурам которой установил, что это — квадрат. Да! Бинк надавил на него ладонями.
Квадрат сдвинулся — соскользнул внутрь и, в конце концов, упал внутрь здания, оставив отверстие, достаточное, чтобы в него мог протиснуться человек. Вход найден!
Бинк не стал терять времени и пролез в дыру.
Он оказался в тускло освещенном холле. И моментально увидел еще одно чудовище. То была мантикора — существо размером с лошадь, с головой человека, телом льва, крыльями дракона и хвостом скорпиона. Мантикора — одно из самых злобных магических созданий.
— Добро пожаловать к завтраку, лакомый кусочек. — Она подняла составленный из сегментов хвост над спиной. Рот у нее был самый фантастический — в нем было три ряда зубов; но голос — еще фантастичнее: иногда он звучал как флейта, а иногда — словно труба; это был в своем роде оригинальный голос, но трудный для общения.
Бинк выхватил нож.
— Я — не твой завтрак, — произнес он, стараясь, чтобы в его голосе было как можно больше хладнокровия и уверенности, хотя ни того, ни другого он, по правде говоря, не чувствовал.
Мантикора засмеялась и не без иронии ответила:
— Больше тобой уже никто не позавтракает, смертный. Ты очень шустро забрался в мою ловушку.
Так и есть. Но Бинк был уже сыт по горло этими бессмысленными препятствиями. Хотя он и сознавал подспудно, что не так уж они и бессмысленны: если бы чудовища Волшебника Хамфри убивали всех пришельцев, то он бы остался и без дел, и без гонораров. А по рассказам, Добрый Волшебник был хватким человеком, живущим главным образом для собственной пользы. Он нуждался в гонорарах, чтобы увеличить свои богатства. Так что, по всей вероятности, в этом заключался еще один тест, подобный тестам с морской лошадью и необычной дверью. Словом, Бинку опять предлагалось найти верное решение.
— Я могу выйти из этой клетки, когда захочу! — храбро заявил Бинк. Он с трудом сдерживался, чтобы его колени не застучали друг о друга со страха. — Она сделана не для людей — размеры слишком велики! А сооружена она для тебя, зубастая морда! Это ты — пленница!
— Зубастая морда! — потрясенно повторила мантикора, обнажая почти шестьдесят зубов. — Что ж, жалкая козявка! Я ужалю тебя так, что ты будешь корчиться миллиард лет!
Бинк бросился к квадратному отверстию в двери. Чудовище атаковало — хвост его взметнулся над головой. Оно было невероятно ловким.
Но бросок к двери — это было ложное движение. В следующее мгновение Бинк уже нырнул назад, под львиные когти. Такой ход прямо противоречил тому, чего ожидала мантикора, и развернуться сразу она не могла. Ее ядовитый хвост впился в дверь, а голова проскочила в квадратный проем, и львиные плечи застряли в нем. Драконьи крылья беспомощно захлопали.
Бинк не мог удержаться от крика ликования. Он выпрямился и торжествующе завопил:
— Ты думаешь, я прошел весь этот путь для того, чтобы повернуть назад?! О, ты — несуразное чудище! — И он с наслаждением пнул мантикору в зад.
Раздался мелодичный вопль ярости и гнева. Бинк метнулся прочь, надеясь, что есть еще какой-нибудь вход или выход, подходящий для человека. Иначе…
Дверь, казалось, взорвалась. Послышался глухой грохот — это мантикора вырвалась, наконец, из квадратной дыры и свалилась на пол. Перекувырнувшись, она вскочила на ноги. Теперь она была разъярена по-настоящему! Если здесь не окажется выхода…
Выход был. Тест, как оказалось, заключался в том, чтобы обмануть чудовище, а не убить его — да и кто бы мог поразить такое огромное страшилище простым ножом?! Когда мантикора кинулась через холл, разбрасывая обломки двери, Бинк проскочил сквозь решетчатые ворота.
Теперь Бинк находился в самом замке. Это было темное, сырое помещение, почти без признаков человеческого присутствия. Где же Добрый Волшебник?
Наверное, существовал какой-то способ объявить о своем присутствии — по-видимому, стычки с мантикорой было недостаточно. Бинк осмотрелся и заметил свисающий сверху шнур. Он основательно дернул за него и отскочил — вдруг на него что-нибудь свалится! Он не вполне доверял этому замку.
Прозвучал колокол: донг-донг-донг!
Протопал сморщенный старый эльф.
— Кто звонит?
— Бинк из Северной Деревни.
— Чего?
— Бинк. Б-и-н-к.
Эльф внимательно оглядел его.
— Что за дело у твоего хозяина Бинка?
— Бинк — я, сам. Мое дело — поиск магического таланта.
— И какую компенсацию ты предлагаешь за бесценное время Доброго Волшебника?
— Обычная цена: год службы. — Приглушив голос, Бинк добавил: — Это — грабеж, но мне некуда деваться. Твой хозяин бессовестно надувает клиентуру.
Эльф подумал.
— Волшебник сейчас занят. Ты сможешь прийти завтра?
— Прийти завтра?! — взорвался Бинк, представляя, что с ним сделают мантикора и гиппокампус, если получат еще шанс потешиться. — Хочет старый грабитель заняться моим делом или не хочет?!
Эльф нахмурился.
— Что ж, если ты так настаиваешь, идем наверх.
Бинк последовал за маленьким человечком по спиральной лестнице. По мере подъема становилось светлее, а вид помещений — более обжитым.
Наконец эльф привел его в заполненный бумагами кабинет и уселся за большой деревянный стол.
— Ладно, Бинк из Северной Деревни! Ты преодолел защиту этого замка. Что заставляет тебя думать, что твоя служба нужна старому бессовестному грабителю?
На языке у Бинка уже были раздраженные, сердитые слова, но тут до него вдруг дошло, что сидящий перед ним эльф и есть хозяин замка — Добрый Волшебник Хамфри. Он приуныл…
Все, что ему сейчас оставалось, — это дать прямой ответ на поставленный вопрос, пока его не вышвырнули из замка.
— Я сильный и могу работать. Вы сами решите, стоит ли это ваших усилий!
— У тебя, без сомнения, аппетит непомерный. И потрачу я больше, чем когда-либо на тебе заработаю.
Бинк пожал плечами: подобные выводы было бесполезно оспаривать. Иначе можно еще больше настроить против себя Доброго Волшебника. Он действительно попался в последнюю ловушку — ловушку высокомерия.
— Возможно у тебя получится носить книги и переворачивать для меня страницы… Ты умеешь читать?
— Немного, — ответил Бинк; он был довольно способным учеником у кентавра-наставника, да ведь это было так давно…
— Ты, кажется, силен в оскорблениях. Может быть, станешь отпугивать посетителей, которые пожалуют сюда с какой-нибудь мелочью?
— Может быть, — мрачно согласился Бинк.
По-видимому, он основательно все испортил — и это после того, как подошел к цели так близко.
— Что ж, пойдем. День уже кончается, — резко произнес Хамфри, соскакивая со своего кресла.
Бинк увидел теперь, что он — никакой не эльф, а просто маленький человечек. Эльф, будучи магическим существом, не мог, конечно, быть и Волшебником: потому-то Бинк так оплошал вначале. Хотя он все больше сомневался: точно ли произведения магии не способны к волшебству? Ксанф продолжал открывать ему вещи, о которых он раньше и подумать не мог.
Волшебник, кажется, все же согласился заняться его делом. Бинк прошел вслед за ним в другую комнату. Это была лаборатория, с полками, сплошь уставленными магическими приборами, и загроможденным всякой всячиной полом.
— Стой здесь! — велел Хамфри, хотя Бинк не видел места, куда мог бы ступить.
Да, симпатии Волшебник не вызывал. Трудновато будет у него проработать целый год. Но все-таки это должно себя оправдать, если Бинк узнает, что у него имеется магический талант, да к тому же и не пустяковый.
Хамфри достал с полки крохотную бутылочку, потряс ее и поставил на пол — на единственное свободнее место, где была изображена пентаграмма, то есть фигура с пятью сторонами. Затем он сделал явно колдовской жест обеими руками и произнес заклинание, а точнее — что-то на непонятном языке.
Крышка соскочила с бутылочки, повалил дым. Он превратился в небольшое облако, затем сгустился, приняв форму демона. На вид — не очень злобного. Рога у него были крохотные, а на хвосте вместо острой колючки — кисточка. Кроме того, он носил очки, которые, скорее всего, были импортированы из Мандении, где подобные приспособления использовались довольно широко — для помощи неважно видящим гражданам. Так, во всяком случае, повествовали мифы.
Бинк чуть не расхохотался. В самом деле: вообразите себе близорукого демона!
— О, Бьюрегад! — нараспев заговорил Хамфри. — Я заклинаю тебя властью, данной мне договором, скажи нам, каким магическим талантом обладает этот парень, Бинк из Северной Деревни?
Так вот в чем состоял секрет Волшебника: он был заклинателем демонов! Пентаграмма нужна была для того, чтобы заключить в ней демона, выпущенного из магической бутылочки: ведь даже ученый демон был созданием ада.
Бьюрегад сфокусировал свои прикрытые линзами глаза на Бинке.
— Ступи на мою территорию, чтобы я мог тщательно исследовать тебя, — произнес он.
— Не-а! — воскликнул Бинк.
— Ты — твердый орешек! — констатировал демон.
— Я не спрашивал тебя о его личностном содержании! — резко одернул его Хамфри. — Что там с его магией?
Демон сосредоточился.
— Он обладает магией. Очень сильной магией. Но…
Сильная магия! Надежды Бинка ожили.
— …но я не могу постичь ее, — продолжал Бьюрегад. Он состроил волшебную гримасу. — Прости, тупица. В данном случае я вынужден отступить.
— Тогда сгинь, недоучка! — прорычал Хамфри и громко хлопнул в ладоши.
По всему, он привык к оскорблениям — это составляло часть его бытия. Не исключено, что Бинку снова повезло.
Демон растворился, дым втянулся в бутылочку. Бинк уставился на нее, пытаясь разглядеть, что там внутри. Не крошечная ли фигурка, согнувшаяся над миниатюрной книгой?
Волшебник задумчиво глядел на Бинка.
— Итак, ты обладаешь сильной магией. Которую невозможно определить, вот так. Ты ее чувствуешь? Может быть, ты напрасно пришел сюда?
— Нет, — ответил Бинк. — Я никогда не был уверен, что вообще обладаю магией. Не было никаких признаков. Я надеялся… Но боялся, что этого вообще не случится.
— Ты знаешь о чем-нибудь, что могло бы иметь отношение к этой неопределенности, таинственности? Например, контрзаклинание?
Вероятно, Волшебник был далеко не всезнающим. Но теперь, когда Бинк понял, что Хамфри — заклинатель демонов, кое-что прояснилось. Никто не станет вызывать демона, если нет основательной причины. Волшебник дорого брал за свои услуги — потому что очень рисковал.
— Я ничего не знаю, — сказал Бинк. — Кроме, разве что магической целебной воды, которую я пил.
— Бьюрегад не должен был спасовать перед этим. Он — очень ученый демон, настоящий знаток магии. У тебя есть еще эта вода?
Бинк протянул флягу.
— Я сохранил немного. Никогда ведь не знаешь, понадобится она, или нет.
Хамфри взял флягу, капнул из нее на ладонь, лизнул и сделал задумчивое лицо.
— Стандартная формула, — прокомментировал он. — Она не препятствует информационной или прорицательной магии. Сам такую же делаю. Моя, конечно, свободна от эгоистических интересов Источника. Но сохрани эту — она может пригодиться.
Волшебник взял указку, привязанную к шнурку рядом с настенной картой с изображением улыбающегося херувима и нахмурившегося дьявола.
— Давай поиграем в Двадцать Вопросов.
Он сделал движение руками, творя заклинание. И Бинк понял, что его вывод был поспешным: Хамфри умел больше, чем просто вызвать демонов, хотя и специализировался преимущественно на информации.
— Бинк из Северной Деревни! — снова нараспев заговорил Волшебник. — Ты сориентировался на него? — И указка уперлась в херувима.
— Он обладает магией?
Снова херувим.
— Сильная магия?
Херувим.
— Ты можешь идентифицировать ее?
Херувим.
— Ты скажешь мне ее природу?
Указка переместилась на дьявола.
— Что это?! — раздраженно спросил Хамфри. — Нет, это не вопрос, идиотина, — это восклицание! Я не могу понять, почему вы, духи, отступаете?! — Он сердито произнес освобождающее заклинание и повернулся к Бинку. — Происходит нечто очень странное. Это прямо-таки становится вызовом. Я собираюсь применить к тебе заклинание истины. Мы доберемся до сути.
Волшебник снова помахал своими короткими ручками, бормоча зловеще звучащие рифмы. И внезапно Бинк почувствовал себя очень странно. Он раньше никогда не испытывал магии подобного рода — с ее жестами, словами и прочими аксессуарами. Он был привычен к врожденным талантам, действующим по воле их владельцев. Волшебник казался кем-то вроде ученого (надо сказать, Бинк неважно понимал этот манденийский термин).
— Кто ты такой? — прозвучал требовательный голос Хамфри.
— Бинк из Северной Деревни. — То, конечно, была правда, но сейчас Бинк произнес это, потому что его вынудило заклинание, а не по собственному волеизъявлению.
— Зачем ты пришел сюда?
— Узнать, обладаю я магией или нет, и что это за магия, и чтобы меня не изгнали из Ксанфа и я смог жениться…
— Достаточно. Пикантные детали меня не интересуют. — Волшебник покачал головой. — Итак, до сих пор ты говорил правду. Загадка углубляется, разгадка приближается. Теперь — в чем твой талант?
Бинк уже открыл рот, вынужденный к ответу, и… тут раздался рев животного. Хамфри нервно заморгал.
— А… мантикора проголодалась. Заклинание прерывается. Подожди, пока я ее накормлю. — Он ушел.
Увы, не вовремя проголодалась мантикора. Но Бинк вряд ли мог обвинить Волшебника в том, что он спешит с кормлением. Если чудовище вырвется из клетки…
Теперь Бинк был предоставлен самому себе. Он прошелся по лаборатории, стараясь ни на что не наступить и ни к чему не прикоснуться. Потом подошел к зеркалу.
— Зеркало-зеркало, — проговорил он, забавляясь. — Кто на свете всех красивей?
Зеркало потемнело, затем прояснилось. И из него уставилась на Бинка толстая, бородавчатая жаба. Бинк отпрянул. И сразу понял: то было магическое зеркало, и оно показало ему самое сказочное существо — сказочную жабу2.
— Я имел в виду красивое человеческое существо женского пола, — пояснил он.
Теперь из зеркала глядела Сабрина. Бинк затевал все это в шутку, но ему следовало помнить, что магическое зеркало все воспринимает всерьез. Значит, Сабрина?.. Действительно ли она самая красивая девушка? По-видимому, нет — если подходить к этому объективно. Зеркало показало ее просто потому, что для предубежденного взгляда Бинка она была именно такой. Какому-нибудь другому мужчине…
Вот картинка изменилась. Теперь из зеркала глядела Винни. Да, она тоже была хорошенькой — правда, очень уж глупой, чтобы верно оценить ее. Однако, без сомнения, некоторым мужчинам это определенно понравилось бы. А с другой стороны…
На Бинка уже смотрела Волшебница Ирис — в самом своем соблазнительном иллюзорном облике.
— Что ж, не пора ли тебе вернуться ко мне, Бинк? — произнесла она. — Я все еще могу сделать тебя…
— Нет-нет! — закричал Бинк, и зеркало стало пустым.
Он успокоился, затем снова обратился к зеркалу.
— Ты можешь отвечать на информационные вопросы?
Разумеется, оно могло — иначе бы его здесь не было.
Зеркало затуманилось и очистилось. Появилось изображение ангела, что означало «да».
— Почему нам не удается обнаружить мой магический талант?
На этот раз появилось изображение лапы обезьяны.
Какое-то время Бинк глядел на нее, пытаясь понять, что к чему, но смысл от него ускользал. Зеркало, должно быть, запуталось и показало не тот образ.
— В чем мой талант? — наконец спросил Бинк.
И зеркало треснуло.
— Что ты делаешь?! — раздался властный голос Волшебника.
Бинк виновато отпрянул.
— Я… кажется, я разбил ваше зеркало, — пробормотал он. — Я только хотел…
— Ты только задал глупый вопрос инструменту, предназначенному для деликатного обращения. — Хамфри был сердит. — Неужели ты думал, что зеркало способно открыть тебе то, что не смог демон Бьюрергад?!
— Прошу прощения! — неловко извинился Бинк.
— Ты приносишь гораздо больше неприятностей, чем пользы. Но ты также представляешь собой вызов!.. Ладно, продолжим. — Волшебник повторил свои жесты и произнес заклинания, обязывающие говорить правду. — В чем заключается твоя магия?
Раздался треск — из разбитого зеркала выпал кусок стекла.
— Я не тебя спрашиваю! — закричал на него Хамфри. Он повернулся к Бинку. — Так в чем…
Замок содрогнулся.
— Землетрясение! — воскликнул Хамфри. — Все неприятности разом!
Он пересек комнату и выглянул в окно.
— Нет. Это всего лишь прошел мимо невидимый великан.
Хамфри вновь вернулся к Бинку. На сей раз он пристально уставился на него.
— Это не совпадения. Что-то не дает тебе… или чему-то другому… ответить на этот вопрос. Какая-то мощная, не сравнимая ни с чем магия. Магия категории Волшебника. Я считал, что есть лишь три личности такого рода на сегодняшний день. Но, похоже, есть и четвертая.
— Три?
— Хамфри, Трент, Ирис. Но ни у одного из них нет магии такого типа.
— Трент? Злой Волшебник?
— Возможно, ты назовешь его злым. Я никогда не считал его таким. В некотором роде мы были друзьями. Что-то вроде товарищества на нашем уровне…
— Но он был изгнан двадцать лет назад.
Хамфри искоса поглядел на Бинка.
— Ты приравниваешь ссылку к смерти?.. Он живет в Мандении. Моя информация не простирается дальше Щита. Но я уверен, что он выжил. Он исключительный человек, однако теперь магией не обладает.
— О… — Эмоционально Бинк приравнивал изгнание к смерти. А слова Хамфри были напоминанием о том, что жизнь продолжается и за Щитом. И все-таки идти туда он не хотел, но Хамфри дал понять, что Мандения — это не обязательно поражение.
— К моей крайней досаде, я не смею продолжать дальше выяснение твоего таланта. Я не защищен от магических помех.
— Но зачем кому-то нужно, чтобы я не узнал собственный талант? — с недоумением спросил Бинк.
— О, ты его знаешь! Ты просто не можешь сказать — даже себе. Знание запрятано глубоко внутри тебя. Я определенно не готов принять на себя такой риск всего лишь за один год службы. Я наверняка потерял бы на такой сделке.
— Но почему какой-то Волшебник… Я имею в виду, что я — никто!.. Кому какая польза давать мне…
— Это может быть вовсе не человек, а магическое существо, наложившее на тебя чары. Чары невежества.
— Но почему? За что?
Хамфри скривился.
— Парень, ты начинаешь повторяться. Твой талант может представлять угрозу чьему-нибудь специальному интересу. Как серебряный меч является угрозой дракону, даже когда этот меч далеко от него. Какое-то существо защищается, блокируя твое знание о себе.
— Но…
— Если бы мы знали, что это за существо, мы узнали бы и твой талант, — прервал его Хамфри.
И все-таки Бинк продолжал упорствовать:
— Как же мне показать свой талант, чтобы остаться в Ксанфе?
— Это — действительно проблема, — заметил Хамфри тоном, по которому можно было определить, что данный вопрос представляет для него чисто академический интерес. Он пожал плечами. — Я ответил бы, если бы смог, — но я не могу. Конечно, не нужно никакой платы за мои услуги, поскольку я не смог полностью удовлетворить тебя. Я напишу записку, ты передашь ее Королю. Возможно, он позволит тебе остаться. Ведь дело обстоит вот как: закон требует, чтобы каждый гражданин обладал магией, но в нем ничего не сказано о том, что он должен демонстрировать ее на публике. Бывают даже случаи, когда демонстрации отменяются в приказном порядке. Я припоминаю одного молодого человека, который мог по желанию изменить, например, цвет своей мочи. Это было засвидетельствовано в письменной форме, а всякие публичные демонстрации пресекли.
Казалось, что неудача сильно смягчила Волшебника. Он угостил Бинка превосходным обедом (коричневый хлеб из личного хлебо-фруктового сада и молоко от крылатых оленей) и беседовал почти дружелюбно.
— Так многие приходят сюда и задают совершенно пустые вопросы, — доверительно рассказывал он. — А фокус-то заключается не в том, чтобы найти ответ, а наоборот — задать правильный вопрос. Твое дело — первый настоящий вызов, который я получил за последние годы. Перед этим был еще… постой, дай подумать… А, амарант — неувядающий пурпурный цветок. Тот фермер хотел узнать, как вырастить действительно хорошее растение для зелени и зерна, чтобы он мог прокормить свою семью и иметь небольшой доход, который скрашивал бы им жизнь. Я нашел волшебный амарант для него, и сейчас он используется по всему Ксанфу и даже за его пределами. Из него можно изготовить хлеб, почти не отличимый от настоящего. — Волшебник открыл ящик стола и вынул странной формы каравай. — Смотри, тут нет следов стебля — то есть он выпечен, а не сорван. — Волшебник отломил кусок и протянул Бинку; тот с интересом принял его. — Вот это был хороший вопрос. Ответ тоже принес пользу всему Ксанфу, а не только тому, кто задал вопрос. Остальные, напротив, желают всего лишь разновидности обезьяньей лапы.
— Обезьянья лапа! — воскликнул Бинк. — Когда я спросил зеркало, оно показало мне…
— Совершенно верно. Образ происходит от одной манденийской истории, Там это считается выдумкой. Но здесь, в Ксанфе, есть такая магия.
— Но что это?
— Значит, ты все же хочешь послужить мне год?
— Э, за это — нет. — Бинк сосредоточенно пережевывал новый хлеб; он был все же жестче, чем настоящий.
— Тогда получай ответ бесплатно. Это просто означает вид магии, которая принесет тебе больше неприятностей, чем добра. Хотя и даст тебе то, о чем ты просил. Словом, магия, без которой тебе лучше было бы обойтись.
Неужели Бинк лучше всех знает свой талант? Получается, что именно это и сообщило ему зеркало. И все-таки как это может быть, чтобы изгнание стало предпочтительнее знания правды?
— А много людей приходит?
— Раньше, до того, как я построил этот замок и спрятал его, приходило больше. А теперь… Только по-настоящему решительные находят сюда дорогу. Вроде тебя.
— А как вы построили замок? — Пока Волшебник охотно отвечает, надо спрашивать.
— Его построили кентавры. Я подсказал им, как освободиться от нашествия насекомых, и они служили мне год. Они — искусные мастера и сделали отличную работу. Я время от времени запутываю дорогу сюда, используя сбивающие с пути заклинания, чтобы мне не надоедали случайные посетители. В общем, это — хорошее местечко.
— Чудовища! — вырвалось у Бинка. — Гиппокампус, мантикора — они отрабатывают свой год службы, отпугивая дураков?
— Разумеется. Неужели ты мог подумать, что они тут живут для моего удовольствия?
Бинк задумался. Он припомнил яростную враждебность, с какой вела себя морская лошадь. Ну конечно же, она предпочла бы открытое море этому узкому рву.
Бинк доел хлеб. В самом деле: он был почти так же хорош, как настоящий.
— С вашим запасом информации вы могли бы быть… да, могли бы быть Королем.
Хамфри засмеялся, и в его смехе не было ни горечи, ни сожаления.
— Кто, обладающий здравым рассудком, хочет быть Королем? Это же утомительнейшая, скучнейшая работа. К тому же, я — не администратор, я — ученый. Большая часть моих трудов заключается в том, чтобы сделать мою магию безопасной и более целенаправленной, способной принести больше пользы. Многое еще нужно сделать, а я старею. Я не могу тратить время на посторонние дела. Пусть те, кому очень хочется, носят корону.
Обескураженный Бинк начал перебирать возможных претендентов на королевский престол Ксанфа.
— Волшебница Ирис…
— Когда имеешь дело с иллюзией, — серьезно произнес Хамфри, — дело принимает нередко и такой оборот, что можешь сам поверить в самим собой созданную иллюзию. Ирис не столько нужна власть как таковая, сколько — хороший мужчина.
Уж это-то Бинк не стал бы оспаривать.
— Но почему она не выйдет замуж?
— Она — Волшебница. И притом — толковая. Она обладает способностями, о которых ты даже представления не имеешь. Ей требуется мужчина, которого она могла бы уважать, — человек, который обладал бы более сильной магией, чем она. Во всем Ксанфе только я обладаю большей магией… Но я — из другого поколения, слишком стар для нее, даже если бы у меня и появился известный зуд или интерес к женитьбе. И, конечно, мы не совместимы, так как наши таланты противоположны: я имею дело с правдой, она — с иллюзией. Я знаю слишком много, она воображает слишком много. Поэтому она ищет среди меньших талантов, убеждая себя, что как-нибудь все уладится. — Он покачал головой. — Это действительно никуда не годится. При стареющем Короле, при отсутствии наследника и альтернативном требовании, чтобы корона переходила только к настоящему Волшебнику, вполне возможно, что трон станет предметом ее махинаций. Ведь не всякий молодой человек относится к Ксанфу честно и готов заботиться о его процветании.
Бинк похолодел. Хамфри знал о приключении с Ирис, о их встрече… Оказывается, Волшебник не только отвечал на чьи-то вопросы, за что взымал гонорар, но и следил за тем, что делается в Ксанфе. Но, похоже, вмешиваться не собирался — он просто наблюдал. Может быть, он исследовал прошлое отдельных просителей, пока морской конь, массивная дверь и мантикора задерживали их, и к тому времени, когда они, наконец, прорвутся, Хамфри уже будет готов. Может быть, он запасался информацией на тот случай, когда кто-то придет и спросит: «Какая самая большая опасность грозит Ксанфу?» — и он сможет ответить на такой вопрос и получить свой гонорар.
— Если Король умрет, вы примете корону? — спросил Бинк. — Вы говорили, что она должна перейти к сильному Волшебнику, и для пользы Ксанфа…
— Ты задал вопрос почти такой же неподъемный, как и тот, что привел тебя сюда, — вздохнул Волшебник. — У меня, конечно, есть определенная доля патриотизма. Но я также провожу политику невмешательства в естественный ход событий. В концепции обезьяньей лапы существует некоторый смысл, мания имеет свою цену. Я полагаю, что если не появится совсем уж никакой альтернативы, то я приму корону. Но перед этим я хорошенько поищу какого-нибудь толкового Волшебника, который, может быть, согласился бы взвалить на себя эту ношу… За целое поколение у нас не появилось ни одного большого таланта. — Он задумчиво уставился на Бинка. — С тобой, похоже, согласовалась бы магия такого калибра… Но как овладеть ею, если нам неизвестно, в чем ее суть. Поэтому я сомневаюсь, что ты — наследник трона. Бинк взорвался неестественным, сконфуженным смехом.
— Я?!.. Вы же оскорбляете трон…
— Нет. В тебе имеются качества, делающие трону честь. Если бы только у тебя была магия… которую можно было бы опознать и затем контролировать… Волшебница Ирис, видимо, сама до конца не сознавая, выбрала очень удачно и точно. Но, наверно, существует и контрмагия, которой все это не понравилось и она воспрепятствовала тебе… Хотя я не уверен, что обладатель этой контрмагии может тоже стать дельным Королем. Все это — очень странное, очень интригующее дело…
Бинку понравилась мысль Хамфри о том, что он, Бинк, будучи потенциальным Волшебником, мог бы стать Королем и править Ксанфом. Но даже короткое размышление на эту тему сразу остудило его. В глубине души он хорошо сознавал, что у него нет качеств, необходимых правителю. И вопрос тут не в обладании магией или ее отсутствии, а в стиле жизни и обыкновенных человеческих амбициях. Он никогда не смог бы приговорить человека к смерти или ссылке, каким бы оправданным ни был такой приговор. Никогда также он не смог бы повести армию в битву, или провести весь день, верша суд над гражданами. Великая ответственность очень скоро придавила бы его своей огромной тяжестью…
— Вы правы. Ни один мыслящий человек не захочет быть Королем. Все, что мне надо — это жениться на Сабрине и жить своей жизнью.
— Ты очень разумный парень. Оставайся ночевать, а утром я покажу тебе прямую дорогу домой, защищенную от опасностей.
— И от никельпедов? — с надеждой спросил Бинк, вспоминая овраги, через которые перескакивала Чери-кентавр.
— Да-да. И тем не менее, конечно, тебе надо соблюдать осторожность. Для глупого человека никакая дорога не безопасна. Тебе вполне хватит двух дней хода.
Бинк остался на ночь. Ему уже нравился замок и его обитатели; даже мантикора стала, кажется, любезней с тех пор, как Волшебник Хамфри поручился за Бинка.
— Я, понятно, не съела бы тебя — не положено. Но, должна признаться, момент — другой испытывала большой соблазн. Особенно, когда ты лягнул меня в… хвост, — созналось чудище Бинку. — Такая у меня работа: отпугивать тех, у кого не очень серьезные намерения. Видишь: я не сижу в клетке, как тебе показалось. — Она толкнула внутренние ворота и они широко распахнулись. — Мой год почти закончился, и мне даже чуть жаль, что это так.
— А какая нужда привела тебя сюда? — не без настороженности поинтересовался Бинк, не показывая слишком, что в любой момент готов к бегству; на открытом пространстве против мантикоры у него шансов не было.
— Меня занимало, есть ли у меня душа, — очень серьезно ответило чудовище.
И вновь Бинк едва воздержался, чтобы не вознегодовать: год службы за один философский вопрос?!
— И что он тебе ответил?
— Только тот, кто обладает душой, озабочен этим вопросом.
— Но… но в таком случае тебе вовсе не нужно было спрашивать! Ты ни за что заплатила год.
— Нет, я заплатила не напрасно. Обладание душой означает, что я никогда окончательно не умру. Да, мое тело исчезнет. Но ведь произойдет мое новое рождение! А если и нет, то останется моя тень, чтобы завершить неоконченные дела. И я стану жить в раю или в аду. Короче говоря, мое будущее гарантировано — я не окажусь в забвении. Ну скажи, разве есть более важные вопросы и ответы, нежели эти?.. Но ответ все-таки должен быть в соответствующей форме. Простое «да» или «нет» не устроило бы меня: ведь такой ответ — просто догадка или обычное мнение Волшебника. И детального технического трактата не нужно — он бы только все запутал. Хамфри сформулировал ответ таким образом, что правда стала самоочевидной. Теперь уж у меня никогда не возникнет сомнений.
Это произвело на Бинка впечатление. Рассматривать дело таким образом — вполне имело смысл. Хамфри, бесспорно, продал хороший товар. Он был честным Волшебником. Он показал и мантикоре, и Бинку нечто жизненно важное — и в природе вообще, и в жизни Ксанфа в частности. Если самые жуткие твари имели душу и, значит, все, что отсюда следует, то кто осмелится заклеймить их как зло?
Дорожка была широкой и чистой. Не ощущалось никакой угрожающей магии. Лишь одно место встревожило Бинка — участок с небольшими, словно от червей, дырами в стволах деревьев и в окружающих скалах. Дыры были сквозными. Неужели здесь обитают вихляки?
Но он успокоил себя. Если вихляки и селились здесь, то давным-давно; то есть сейчас от них угрозы не было. Но все равно место, где они кишели, — пусть и когда-то, — производило ужасное впечатление. Ведь эти маленькие летающие черви магически просверливали все, что попадалось им на пути, включая, само собой, людей и животных.
Дерево могло выдержать несколько таких сверлений, одушевленному же существу достаточно было одного, чтобы истечь кровью, или погибнуть от поражения какою-нибудь важного органа. Сама мысль об этом вызывала невольную дрожь. Бинк надеялся, что после принятых магических мер, вихляки уже больше никогда не появятся в Ксанфе. Однако твердой гарантии тут не было, потому что ни в чем, где замешана магия, не существовало определенности.
Он зашагал быстрее, нервничая при виде старых шрамов от вихляков. Через полчаса Бинк подошел к Провалу, и там — совершенно точно, как и сказал Добрый Волшебник, — оказался удивительный, невероятный мост. Прежде всего Бинк убедился в его материальности: он швырнул вниз пригоршню земли и стал наблюдать за ее падением — в одном месте она, падая, словно обогнула что-то. Знай он об этом по пути сюда… Ну конечно, вот в чем суть Большой информации — без нее у человека возникает уйма затруднений. Ну кто бы мог подумать, что через Провал существует невидимый мост?!
И все-таки — разве долгий путь в обход Провала обернулся для Бинка одними потерями? Конечно же, нет! Ему довелось участвовать в судебном деле, он помог тени, он стал свидетелем потрясающих иллюзий, он спас солдата Кромби, — словом, он узнал намного-намного больше о земле Ксанф, нежели знал раньше. Он не хотел бы пройти все это опять, но и не жалел о приобретенном опыте.
Бинк ступил на мост. Существовало условие, о котором предупредил Волшебник Хамфри: ступив на мост, нельзя оборачиваться. Иначе мост дематериализуется, и ты рухнешь в бездну. То есть — это была дорога в одну сторону: она существовала лишь впереди идущего по ней.
Бинк достаточно решительно зашагал вперед, хотя все время помнил, что под ним — пропасть. Только его рука на невидимом поручне внушала хоть какую-то действительную уверенность.
Он рискнул поглядеть вниз. В этом месте основание Провала было очень узким — то была скорее расселина, чем площадка. Пройти здесь дракон не смог бы. Но и выбраться человеку оттуда не было никакой возможности — ни единой неровности не виделось на гладкой, вертикальной стенке скалы. Если и не разобьешься насмерть, рухнув туда, то доконают холод и голод. Ну а в другом, не таком узком и гиблом месте — там беднягой немедленно займется дракон…
Бинк перешел через Провал. Итог: для того, чтобы миновать беспрепятственно Провал, необходимы уверенность в себе и достаточная информация. Ступив на безопасную землю, Бинк оглянулся. Конечно, он не увидел никаких признаков моста и никакого сколько-нибудь заметного подхода к нему. Пожалуй, Бинк не рискнул бы прогуляться по мосту еще раз.
Нервное напряжение отпустило его, и он почувствовал жажду. Неподалеку от дорожки он заметил ручей. От дорожки? Еще секунду назад не было никакой дорожки. Он поглядел назад, в сторону Провала. Но и сзади не было дорожки. То есть она вела от моста, а не к нему. Обычная магическая тропинка в одну сторону.
Бинк приблизился к ручью. У него во фляге еще оставалась вода, но то была вода из Источника Жизни, и он избегал пить ее, сохраняя для каких-нибудь грядущих надобностей.
Ручеек тек по извилистому руслу в Провал. Берега густо поросли какими-то странными растениями, каких Бинк никогда раньше не видел: малина с березовыми сережками и папоротник с обычными древесными листьями. Но Бинк не чувствовал, чтобы что-то угрожало его благополучию. Тем не менее, он внимательно огляделся: у водопоя могло обитать всякое зверье; Ничего не увидев, Бинк наклонился над водой.
И в этот момент сверху раздался мелодичный крик:
— Ты пожале-е-ешь! — Вот что слышалось в этом крике.
Бинк поднял голову. Вверху, на дереве сидела птицеподобная тварь — по всей вероятности, разновидность гарпии. У нее были полные женские груди и свернутый кольцом змеиный хвост. Бояться ее было нечего — по крайней мере, пока она находится на хорошей дистанции.
Он опять наклонился к ручью, и тут совсем близко услышал шорох. Бинк рывком выпрямился, выхватил нож и, сделав несколько шагов, увидел сквозь деревья невероятное зрелище.
В схватке сплелись два существа — грифон и единорог. Один был мужского пола, другой — женского. И они… они не боролись… они…
Бинк отступил глубоко обескураженный. Ведь они были разных видов — как они могли?!
Испытывая глубокое отвращение, он вернулся к ручью. Теперь он заметил свежие следы тех, кто приходил сюда напиться — возможно, всего лишь час назад: следы единорога и следы грифона. Может быть, они пересекли невидимый мост, как и он, и также обнаружили удобный источник. Так что вряд ли в ручье ядовитая вода…
Неожиданно он догадался! Это был любовный источник. Любой, кто напьется из этого ручья, будет очарован первым попавшимся существом и…
Бинк обернулся, посмотрел на единорога и грифона — они все еще ненасытно продолжали предаваться любви.
И Бинк попятился от ручья. Страшно представить, что могло бы произойти, напейся он из него…
Он содрогнулся. Жажды — как не бывало.
— Эй, иди попей! — пропела гарпия.
Бинк схватил камень и запустил в нее. Она хрипло вскрикнула и, засмеявшись, перелетела повыше. Ее обильный кал чуть не угодил в Бинка. О, нет ничего противнее гарпии…
Что ж! Добрый Волшебник честно предупредил его: дорога домой не вполне свободна от проблем. Этот ручей мог быть одной из мелочей, о которых Хамфри не пожелал нужным упомянуть. Как только Бинк попадет опять на дорогу, по которой шел с самого начала, так сразу опасности станут знакомыми, и все пойдет проще. Вот, например, усыпляющие сосны…
Это — знакомая опасность. Хотя пройти через них мудрено: тут нужен враг — для совместного путешествия. Но где он, этот необходимый враг?
Ему пришла в голову блестящая идея.
— Эй ты… куриные мозги! — крикнул он в гущу листвы. — Держись от меня подальше! Или я запихну твой хвост в твою грязную глотку!
Гарпия отозвалась потоком ругательств. Ах, что это был за лексикон! Бинк швырнул в нее еще один камень.
Он зашагал дальше, уворачиваясь от дерьма, которым его время от времени посыпала гарпия. Он надеялся, что ее ярости хватит до конца соснового леса — то есть она надежный враг. Ну а дальше — дальше будет видно.
Вскоре он вышел на дорогу, по которой несколько дней назад шел на юг. Она была свободна, вполне материальна и отлично видима в обе — северную и южную — стороны. Бинк оглянулся на дорожку, по которой только что шел — там виднелся только густой лес. Он ступил на то место, где минуту назад была приведшая его сюда тропа, и… угодил по колени в заросли мерцающего шиповника. Это растение, расширявшее блики прерывистого света, норовило вцепиться в его ноги. С величайшей осторожностью, отчаянно маневрируя, Бинку удалось высвободиться, не дав себя поранить.
Значит, в обратном направлении дорожки просто не существовало. Впрочем, ее не существовало, пока он смотрел, а стоило ему отвернуться, как она появлялась, свободно проходя сквозь шиповник к основной дороге. А, ладно… Зачем занимать себя такими вещами? Магия есть магия — она не имеет логики, кроме своей собственной. Каждый это знает…
Бинк шел весь день. Он перебрался через ручей, попить из которого означало стать рыбой…
— Попей, гарпия, — предложил он. Но она знала об особенности этого ручья и стала проклинать Бинка с удвоенной силой.
Усыпляющие сосны…
— Не хочешь ли передохнуть, гарпия?
Канава с никельпедами…
— Я принесу тебе кое-что перекусить, гарпия!
На самом деле Бинк воспользовался репеллентом, которым его снабдил Добрый Волшебник, и даже не увидел ни одного никельпеда.
Наконец, он остановился в доме фермера на ночь. Гарпия отказалась от дальнейшего преследования. На территории кентавров она не смела показываться.
Здесь жили пожилые кентавры миролюбивого нрава, обожавшие разные новости со всего света. Они с интересом выслушали рассказ Бинка о его приключениях в Провале и сочли это достаточным в качестве платы за ночлег. Их жеребенок-подросток жил вместе с ними; этому озорному малышу было лет двадцать пять (как и Бинку), что было эквивалентно годам восьми в человеческом исчислении. Бинк поиграл с ним и показал ему стойку на руках — трюк, который не удавался ни одному кентавру, и подросток был очарован.
Весь следующий день он все также двигался к северу. Гарпия больше не показывалась. Каким это было облегчением! Она так надоела ему, что он уже готов был рискнуть пройти усыпляющими соснами в одиночку. У Бинка было ощущение, что его уши перепачканы после целого дня ее брани.
Остаток территории кентавров он перешел, не встретив никого. И к вечеру был на окраине Северной Деревни.
— Эй! Чудо без магии явилось! — Так приветствовал его Зинк. Под ногами Бинка появилась яма — он невольно споткнулся.
Из Зинка получился бы отличный компаньон для перехода через сосновый лес. Бинк не стал обращать внимания на другие ямы и направился к своему дому.
Он вернулся целым и невредимым. Но зачем он торопился?
На следующее утро, на открытой площадке был проведен экзамен. Королевские пальмы колоннадой окружали сцену. Коленцами изогнутые пустынные кипарисы служили скамейками. По углам стояли четыре медовых клена. Бинку всегда нравилось бывать тут… но сейчас это место навевало уныние и тоску. Это было место суда над ним.
Председательствовал старый Король — то была одна из его государственных обязанностей. На нем было украшенное драгоценностями королевское платье с символами его власти — красивой золотой короной и роскошным скипетром. Все служители в мундирах склонились, когда зазвучали фанфары. Бинк не мог не ощутить благоговения при виде королевского великолепия.
У Короля была богатая грива седых волос и длинная борода — он выглядел впечатляюще. Однако время от времени его глаза бессмысленно блуждали по сторонам, и слуга незаметно подталкивал его, чтобы он не заснул, и шепотом напоминал о ритуале.
Сначала Король продемонстрировал свою церемониальную магию и вызвал небольшую бурю. Он поднял трясущиеся руки и забормотал заклинания. Сперва была тишина, но затем, когда уже казалось, что заклинания не сработали, через поляну пронесся порыв ветра, расшевелив кроны деревьев.
Никто ничего не сказал, хотя было очевидно, что происшедшее могло быть просто случайным совпадением. Безусловно, всерьез считать это бурей было нельзя. Но несколько леди с притворной опаской раскрыли зонтики. Церемониймейстер быстренько перешел к делу.
Родители Бинка, Роланд и Бианка, сидели в первом ряду; здесь же была и Сабрина, такая же красивая, какой он помнил ее. Роланд поймал взгляд Бинка и одобряюще кивнул. Глаза молодого человека были влажны. Сабрина не поднимала головы. Они все за него боялись. И не без причины, подумал Бинк.
— Какой талант ты продемонстрируешь, чтобы доказать свое гражданство? — спросил церемониймейстер. Это был Мунли, друг Роланда. Бинк знал, что он сделает все, чтобы помочь ему, однако он был обязан четко следовать установленному ритуалу. Теперь дело было за Бинком.
— Я… я не могу показать его, — произнес он. — Но у меня есть письмо от Доброго Волшебника Хамфри о том, что я обладаю магией… — Дрожащей рукой он протянул письмо.
Церемониймейстер взял его, прочитал и протянул Королю. Король прищурился, но глаза его настолько слезились, что он явно не мог прочитать то, что написано.
— Как Ваше Величество может видеть, — почтительно пробормотал Мунли, — это сообщение от Волшебника Хамфри, имеющее его магическую печать. (Кстати, печать изображала некое мифическое существо с плавниками, балансирующее на носу). — Это сообщение утверждает, что данная персона обладает неидентифицируемым магическим талантом.
В потухших глазах старого монарха зажглось нечто, похожее на былой огонь.
— Это ничего не значит, — пробормотал он. — Хамфри — не Король. Король — я! — Бумага из его рук выпала и спланировала на землю.
— Я… — невольно запротестовал было Бинк.
Но церемониймейстер бросил на него предупреждающий взгляд, и он понял, что все бесполезно. Король по-прежнему был во власти дурацкой ревности к Волшебнику Хамфри, чья магия все еще оставалась сильной и действенной. И никакой рекомендации Хамфри он, конечно, не примет.
Как бы там ни было — Король сказал свое слово. Любой спор мог только усугубить все.
Как нередко в критический момент, Бинка вдруг осенило.
— Я принес Королю подарок, — сказал он. — Воду из лекарственного Источника.
Глаза Мунли оживились.
— У тебя есть волшебная вода?! — По всей вероятности, он уже видел Короля выздоровевшим, обновленным, энергичным и деятельным.
— В моей фляге, — ответил Бинк. — Я сохранил ее… Вот, она восстановила мой отрубленный палец! — Он поднял левую руку для всеобщего обозрения. — Она также излечила мне насморк, Я видел, как она помогала и другим людям. Она все излечивает мгновенно. — Бинк решил умолчать об обязательных условиях Источника.
У Мунли был талант — перемещать небольшие предметы.
— С твоего разрешения…
— Конечно! — кивнул Бинк.
И его фляга появилась в руке церемониймейстера.
— Это она?
— Да! — Перед Бинком забрезжила реальная надежда.
Мунли снова приблизился к Королю.
— Волшебная вода? — переспросил Король, будто не понимая, о чем идет речь.
— Она излечивает все болезни, Ваше Величество, — заверил его Мунли.
Король взглянул на флягу. Один глоток — и он сможет прочесть сообщение Волшебника, вновь вызвать приличную бурю и вынести справедливое решение по делу Бинка.
— Ты хочешь сказать, что я болен? — требовательно спросил Король. — Какое заблуждение! Я, как всегда, здоров. Никакого лечения! — И он перевернул флягу, и драгоценная жидкость вылилась на землю.
Бинк обомлел; у него было ощущение, будто на землю вылили не воду, а его собственную кровь. Он прекрасно видел, как из-за старческого маразма пропадает его последний шанс. А ведь именно этот маразм он и хотел исцелить… И теперь у него больше нет волшебной воды — ни капли! А она пригодилась бы ему для собственных нужд. И теперь, в случае какого-нибудь несчастья, он не сможет больше излечиться.
Не было ли это местью Источника Жизни за брошенный ему вызов? Подразнить Бинка победой, а в решающий момент — нанести удар?.. Как бы там ни было, а он проиграл.
Мунли тоже понял это. Он нагнулся, поднял флягу, и в тот же миг она исчезла из его рук, вернувшись в дом Бинка.
— Мне очень жаль, — тихо произнес он. И тут же громко выкрикнул: — Демонстрируй свой талант!
Бинк попытался. Он сосредоточился, изо всех сил напрягаясь и желая, чтобы его магия, чем бы она ни была, сломала свои оковы и проявила себя. Хоть как-нибудь, хоть чем-нибудь… Но не произошло ничего.
Он услышал всхлипывания. Неужели Сабрина?
Нет, то была его мать. Рядом, с каменным лицом, сидел Роланд. Он ни во что не вмешивался, в угоду чести. Сабрина так и не взглянула на Бинка. Но зато были другие, кто глядел злорадно и насмешливо — Зинк, Джама и Потифер. У них теперь был повод чувствовать свое полное превосходство — ведь у каждого из них был собственный явный талант.
— Я не могу, — прошептал Бинк.
Конец…
Он снова уже был в пути. На сей раз он направлялся на запад, к перешейку. Он шагал с новой дорожной палкой и его фляга была наполнена обычной водой. Бианка снабдила его превосходными сэндвичами, орошенными ее слезами. У него не было ничего на память от Сабрины — он так и не увидел ее после церемонии. Закон Ксанфа не позволял изгнаннику брать с собой больше, чем необходимо на дорогу; и уж конечно нельзя было унести никакие ценности, чтобы не привлекать нездорового любопытства манденгайцев. Хотя Ксанф и был защищен Щитом, не следовало пренебрегать никакими мерами безопасности.
В известном смысле жизнь Бинка, можно сказать, закончилась. Его оторвали от всего, что он знал и чем жил. В сущности, он стал сиротой. Никогда больше не доведется ему испытать чудес магии. Он навсегда, образно говоря, будет прикован к бедной земле, к бесцветному, тусклому обществу Мандении.
Да, может быть, ему все же надо было принять заманчивое предложение Волшебницы Ирис? Тогда бы он, по крайней мере, остался в Ксанфе. Ах, если бы он знал… Но нет! И если бы он все знал, он все равно не принял бы другого решения. Что было верным, то и осталось верным, а что неправильно — неправильно.
Самое странное, что он не чувствовал себя так уж скверно. Ну да — он потерял гражданство, семью, невесту, его ждал незнакомый мир, — все так. Однако в его походке все-таки была определенная живость!
И сразу — соображение: не является ли это контрреакцией, поддерживающей его дух, чтобы у него не возникло мысли о самоубийстве?.. Или, может быть, он и в самом деле доволен, что все метания кончились, что выбор в конце концов сделан, появилась определенность?.. Да, он был калекой, неполноценным среди людей, обладающих магией. Но теперь-то он будет среди себе подобных!
Нет… Дело не в том. Никакой он не калека. Он обладает магией. Он обладает очень сильной магией, калибра Волшебника. Так Хамфри и сказал, и Бинк ему верит. Просто-напросто он, Бинк, не может ею воспользоваться. Не может — подобно человеку, умеющему делать пятна на стене, но не имеющему перед собой стены.
Почему он немой в магическом смысле? Бинк не знал. Но он знал, что он прав, а решение Короля неверно.
Что ж — ему лучше быть подальше от людей, настроенных против него. Нет, это тоже не то. Его родители подчинились закону Ксанфа — они были хорошими, честными людьми, и Бинк разделял их моральные ценности. Вот почему он отказался принять предложения соблазнительной Ирис — в их основе был обман… Помочь ему, отправившись с ним в ссылку, Роланд и Бианка не могли; они ни с какой стороны не заслуживали ссылки… Не могли они помочь и попытавшись как-то обойти систему, — тут опять был бы обман. Они сделали то, что считали правильным, — сделали ценой большой личной жертвы. И Бинк гордился ими. Он знал, что они любят его, но — позволяют идти своим путем, никак не вмешиваясь. В этом заключалась доля его скрытой радости.
А Сабрина?
Она тоже отказалась обманывать. Хотя у нее были принципы, отличные от принципов его родителей. Пожалуй, если бы у нее была достаточно веская причина, она могла бы и обмануть. Да, ее личность казалась цельной. Но она казалась такой потому, что ее не так уж сильно взволновало несчастье Бинка. Ее любовь не была достаточно глубокой. Она любила его за магический талант — она была уверена, что он есть у Бинка, как у сына столь талантливых родителей. Но стоило ей увидеть, что она ошибается, как чувства стали меркнуть. То есть Бинк-человек интересовал ее гораздо меньше, чем Бинк — обладатель магии.
Да и его любовь к ней оказалась не такой уж глубокой. Конечно, Сабрина была красавицей, но как личность — все же не столь оригинальной и индивидуально выраженной, как, к примеру, та же Дия. Дия ушла, потому что ее обидели, — и не изменила своему решению. Сабрина, скорее всего, поступила бы так же, но по другой причине. Дия не притворялась — она на самом деле была обижена. С Сабриной же это все было бы сложнее — во всяком случае, театральнее, искуснее; потому что у нее было меньше эмоций. Да, Сабрину больше заботила внешняя сторона, эффект.
Это обстоятельство снова напомнило Бинку о Волшебнице Ирис — существе, почти на сто процентов полагающемся на внешнюю эффектность. Что за темперамент! Бинк уважал человеческий характер — характер был окном в правду, когда уже мало чему остается верить. Но Ирис была слишком неистова. Та сцена разрушения дворца, вкупе с драконом и бурей…
Даже глупая Как-ее-там-зовут, красивая девушка на слушании дела об изнасиловании (Винни — вот ее имя!), — даже у нее были чувства, и довольно яркие. Бинк очень надеялся, что позволил ей убежать от дракона в Провале. Да, в ней было совсем мало искусственного… Сабрина же была совершенной актрисой, и потому, если уж быть до конца откровенным, Бинк никогда не был по-настоящему уверен в ее любви. Она была картинкой в его мозгу — ее следовало вызывать по надобности, чтобы поглядеть на нее. Никогда на самом деле он не хотел жениться на ней.
Понадобилась ссылка, изгнание, чтобы обнажились истинные мотивы Бинка, чтобы стало ясно: в Сабрине нет того, чего он от нее ждал, а в нем — того, чего ждала она. Она была красавицей, и это очень нравилось Бинку; она обладала самобытным характером и привлекательной магией. Все это было прекрасно, и Бинку казалось, что он любит ее. Но вот наступил кризис, глаза Сабрины отвернулись от него. И все стало на место. Солдат Кромби был прав: дурак был бы Бинк, если бы женился на Сабрине.
Бинк улыбнулся. Любопытно, как жили бы вместе Сабрина и Кромби? Исключительно подозрительный и требовательный мужчина и исключительно переменчивая артистичная женщина. Смогла бы стать врожденная свирепость солдата вызовом врожденной же способности девушки приспосабливаться? Смогли бы они, наконец, увлечься друг другом и вынести совместное существование? В отдельные моменты Бинк не сомневался: смогли бы. Они или немедленно яростно поссорились бы, или бы впечатляюще быстро сошлись… Жаль, что они на самом деле не смогут встретиться, и Бинку не доведется поприсутствовать на такой встрече…
Вся его жизнь в Ксанфе живо проходила перед его мысленным взором; он прощался с ней. Впервые Бинк был совсем свободен. Ему больше не нужна была магия. И роман с девушкой ему тоже больше не нужен. Ему уже не нужен был и Ксанф.
Его бесцельно блуждающие глаза случайно наткнулись на крошечное пятно, темневшее на стволе дерева. Бинк вдруг невольно вздрогнул. Отверстие от вихляка? Нет, просто пятно. Он ощутил облегчение и понял, что обманывает самого себя.
Это неправда, что ему больше не нужен Ксанф. Если бы это было так, то — какое дело до каких-то вихляков?!.. Нет, Ксанф был нужен ему! Здесь прошла его юность. Но… Бинк не мог оставаться здесь.
Когда он приблизился к месту, где жили охранники Щита, его неуверенность многократно возросла. Ведь как только он пройдет через Щит, Ксанф и все его чудеса будут потеряны для него навсегда.
— Что тебе нужно? — спросил Бинка охранник Щита. Это был полный молодой мужчина с бледным лицом; но он являлся частью жизненно важной магии, которая служила защитой и барьером. Ни одно живое существо не могло пройти сквозь Щит ни в каком направлении. И поскольку жители Ксанфа вовсе не хотели покидать свой край, то главной задачей Щита было остановить все попытки вторжения манденийцев. Прикосновение к Щиту означало смерть — мгновенную, безболезненную, окончательную. Бинк не знал, как он работает — впрочем, он ведь не знал и как работает любая иная магия. Он просто знал: она есть.
— Меня изгнали, — промолвил Бинк. — Ты должен мне позволить пройти сквозь Щит.
Бинк, разумеется, не собирался никого обманывать: он уйдет, как ему предписано. Если бы даже он вздумал избежать наказания, то из этого ничего бы не вышло: талантом одного из жителей деревни было определение местонахождения любого человека, и, безусловно, он сейчас следил за Бинком. То есть сразу станет ясно — остался Бинк по эту сторону Щита или ушел.
Молодой мужчина вздохнул.
— Ну почему все осложнения происходят именно В мою смену?! Ты хоть представляешь, как трудно сделать в Щите отверстие, которое бы пропустило человека? Да при этом надо постараться, чтобы не попортить этот чертов Щит!
— Я ничего не знаю про Щит, — со вздохом произнес Бинк. — Но меня изгнал Король, и поэтому…
— Ладно-ладно… Но имей в виду: я не могу с тобой подойти к Щиту. Я должен оставаться здесь, у моей будки. Для тебя же я произнесу открывающее заклинание, которое нейтрализует одну секцию на пять секунд. Ты будешь в нужном месте, и тебе следует шагнуть сквозь Щит по графику. Если промедлишь, Щит закроется, и ты умрешь.
Бинк проглотил слюну. Несмотря на разнообразные мысли о смерти и ссылке, сейчас, когда дошло до дела, ему очень хотелось во что бы то ни стало выжить.
— Я знаю.
— Хорошо Магическому камню все равно, кто умрет. — Парень со знанием дела постучал костяшками пальцев по камню, к которому прислонился.
— Ты хочешь сказать, что этот грязный камень — тот самый, магический?
— Конечно. Магический. Волшебник Эбнез нашел его почти сто лет назад и настроил так, что образовался Щит. Без него мы все еще были бы подвержены нашествиям манденийцев.
Бинк слышал про Волшебника Эбнеза — это была одна из великих исторических фигур Было известно, что этот Эбнез фигурировал в генеалогическом древе Бинка. Он был способен преображать вещи: в его руках молоток мог стать кувалдой, а кусок дерева — оконной рамой. Всякий материал мог стать полезным изделием. Однако Эбнез не мог, например, превратить воздух в пищу, или из воды изготовить одежду. Но и то, что он делал, поражало.
Итак, он преобразовал мощный Камень Смерти в Защитный Камень, убивающий на определенном расстоянии, и таким образом спас Ксанф. Разве этим не должно гордиться!
— Ладно, — сказал парень. — Вот сигнальный камень. — Он стукнул им о валун, и магический кусок раскололся на два сегмента, которые тут же поменяли свой красный цвет на белый. Один он отдал Бинку. — Когда камень опять станет красным, шагай прямо — они согласованы друг с другом. Проход появится перед большим ореховым деревом. И только — на пять секунд. Будь готов и двигайся на красный цвет.
— Двигаться на красный, — повторил Бинк.
— Правильно. Теперь иди быстрей. Бывает, что эти сигнальные сегменты очень скоро меняют цвет. Я буду наблюдать за своим, чтобы вовремя произнести заклинание. А ты наблюдай за своим.
Бинк сначала пошел, а потом побежал по тропе в сторону запада. Обычно расколотый сигнальный камень требует полчаса или около того, чтобы изменить цвет — время зависело от качества камня, температуры воздуха и других факторов, как известных, так и тайных. Но в любом случае оба сегмента изменяли цвет одновременно, даже если один находился на солнце, а второй был, скажем, опущен в колодец. Но — опять-таки! — какой смысл искать логику в магии? Что есть, то есть — вот и все…
И ничего такого для него больше не будет, потому что в Мандении магии нет.
Он оказался возле Щита. Само собой разумеется, что Щит был невидимым, но там, где он касался земли, была полоса мертвой растительности и трупы животных, пытавшихся пересечь эту полосу. Иногда олень-прыгун в минуту опасности бросался в надежное, как ему представлялось, место, и приземлялся уже мертвым. Щит был неосязаемо тонким, но абсолютно непроницаемым.
Случайные существа из Мандении также натыкались на него. Каждый день вдоль Щита со стороны Ксанфа проходили обходчики, подбирали человеческие трупы и хоронили; их можно было достать багром и из-под Щита, но только не прикасаясь к нему. Это была неприятная обязанность; иной раз ее использовали в качестве наказания. До сих пор люди из Мандении мирились с существованием Щита, не совсем, впрочем, понимая, что и зачем это. Но постоянно был страх, что произойдет какая-нибудь случайность, и все изменится, и последствия могут быть ужасными.
Возле Щита раскинулось ореховое дерево. Одна из ветвей упиралась в Щит, и конец ее был мертв. Это помогло Бинку определить место, где проходил смертоносный барьер.
Он взглянул на камешек, зажатый в руке, и судорожно сглотнул. Камень был красным! И изменил он свой цвет только что… Или уже было слишком поздно?! От ответа зависела его жизнь.
Бинк бросился к Щиту. Он сознавал: лучше было бы оставить попытку, вернуться к смотрителю и объяснить, что произошло. Но ему хотелось покончить с этим делом. Может быть, он обратил на камень внимание как раз потому, что тот стал менять цвет? В таком случае время у него еще было. Да, Бинк принял рискованное решение.
Одна секунда, две, три… Но он все еще не был на другой стороне. Щит казался совсем близким, и все-таки нужно было время, чтобы преодолеть инерцию, набрать нужную скорость. На полном ходу он пролетел мимо орехового дерева — уже слишком быстро, чтобы остановиться. Четыре секунды — и он уже пересекал линию смерти. Интересно: если Щит закроется, когда нога Бинка еще будет на линии, пострадает только нога или Бинк весь, целиком?
Пять. Бинк ощутил укол.
Шесть. Нет, время вышло. Можно не считать и перевести дыхание. Он проскочил и остался жив.
Бинк упал на землю, на сухие листья и мелкие кости. Конечно, он жив! Иначе как бы он беспокоился на этот счет, задавал какие-то вопросы?.. Тут прямо как в случае с мантикорой и ее душой: если бы у нее не было души, она бы…
Бинк сел, вытряхнул из волос мусор. Итак, он совершил это. Тот укол был, наверно, эффектом восстановления непроницаемости Щита, так как Бинк… да, он не поверил ему.
Теперь все кончено. Он был навечно свободен от Ксанфа. Свободен жить своей собственной жизнью, свободной от насмешек, сочувствий и соблазнов. Он был свободен быть самим собой.
Бинк закрыл лицо руками и заплакал.