Загадка острова Мельпомены

О загадке острова Мельпомены появились в свое время тысячи сообщений в прессе всех континентов. Но до сих пор толком никто точно не знает, что же там произошло.

В наши руки случайно попали отрывки из протокола заседаний СКК. Может быть, они прольют свет на странные события, происходившие недавно в Южных Морях.

С этой целью автор и берет на себя смелость опубликовать их.

Обостренный интерес мирового общественного мнения к проблеме использования лучистой энергии в военных целях не случаен. Все возрастающая мощность экспериментальных лазеров — опасный шаг к возникновению нового, необыкновенно действенного и универсального оружия.

В самом деле, энергетический луч не только поражает объект, но и превращает, как выяснилось в результате экспериментов, соприкасающуюся с ним газовую среду в плазму. Эта нестабильная плазменная сфера способна к разрушительному взрыву. При соответствующей энергии луча взрыв, по расчетам специалистов, не уступит термоядерному ни по силе ударной волны, ни по интенсивности светового поражения.

Заброшенный в космическое пространство генератор, неуязвимый для противника и способный в отличие от ракеты к многократному действию, может провести ряд пристрелочных атак по избранному объекту, не заражая при этом атмосферу. Такой генератор в сотни раз дешевле и проще, чем ракета. Вопрос упирается в разработку ряда технических деталей, правда, весьма существенных: нужно снабдить аппарат энергией, точно навести его из космоса на цель и так далее. Нет сомнения, что в принципе эти затруднения разрешимы.

Естественно, перед человечеством настоятельно встал вопрос о гарантиях безопасности мира в условиях существования нового оружия. Под давлением мировой общественности Комитет 18-ти государств по разоружению принял специальную декларацию, запрещающую разработку и производство систем генераторов лучистой энергии, предназначенных для военных целей. Была достигнута также договоренность о мерах по осуществлению международного контроля над проведением в жизнь положений декларации и создана Специальная Контрольная Комиссия (СКК), осуществлявшая широкую инспекцию.

Сейчас в западной печати развернулась широкая кампания, призванная исказить смысл имевших место событий и представить инцидент на острове Мельпомены как результат безответственной авантюры частных лиц, не имеющих отношения к государственным учреждениям.

Однако даже для поверхностного наблюдателя очевидна непосредственная связь событий на острове с нашумевшим в свое время процессом над сотрудниками Института Лучистой Энергии, работавшими, в нарушение декларации, над боевыми лазерами. Представший перед судом директор института Марк Лемми вынужден был признать, что санкции на секретные работы приходили из «высших сфер». Очевидно, именно эти пресловутые «сферы» помогли самому Мару Лемми бежать из тюрьмы за два дня до приговора.

Я не преступник. Я не виновен в убийстве, я вообще ни в чем не виновен. Я ничего не знал. Я просто ставил новый фильм. Такова моя профессия. Она не лучше и не хуже других. В конечном итоге все так или иначе продают себя: рабочие — свой труд, проститутки — свое тело, вышибалы — свои кулаки, профессора и политики — свои мозги. Я торгую своей фантазией…

Вы все видели мои фильмы. Я поставил не один десяток «космических опер» и прочей ерунды в том же духе. В моих фильмах сражаются космические корабли, и жуткие, апокалипсические чудовища, марсиане совершают кровавые преступления. Я получал свои гонорары и прекрасно знал, что все это ложь, занимательный вымысел. И вот ЭТО ополчилось на меня…

Сценарий был просто нелеп. На Сатурне, оказывается, есть жители, которые не что иное, как наши дельфины; помните недавнюю шумиху? Они расселились по всем планетам. До людей им просто нет дела — они сверхвысокая цивилизация, но мы как-то умудрились их задеть, и они объявили войну.

Я хотел вернуть этот безнадежный сценарий автору. Но шеф думал иначе. А плешивый человечек, которому меня представили в правлении компании, оказался представителем Объединенного комитета начальников штабов. Военным нужен был фильм, где фигурировала бы война с применением уничтожающих лучей. Фильм должен был спровоцировать «лучевую истерию», как в свое время роман Стеббельдога немало способствовал возникновению истерии атомной. В атмосфере психоза развернулась бы кампания против пресловутой декларации.

Но была возможность сорвать и двойной куш. Какой-то фирме требовалась реклама новой серии универсальных роботов для домашнего хозяйства. Почитайте проспект этой серии: роботы компактны, удобны, подвижны, более тысячи операций, управление программное, ручное, с голоса… Хотите очистят яичко к завтраку, хотите — согнут рельс, только замените манипуляторы.

В общем шеф распорядился снимать один фильм и для военных и для этой кухонной фирмы. Так мы состряпали жутковатый винегрет из дельфинов, лучей и роботов.

Для натурных съемок был выбран экзотический остров Мельпомены, затерявшийся в Южных Морях. Вот уж поистине земля обетованная: пики пальм на белом песчаном берегу, аквамарин морских пространств, непроходимые заросли первобытного леса. Когда-то на острове была океанографическая станция. От нее остались капитальные сооружения, иные под землей, ниже уровня моря. Возле длинного бетонного мола, защищавшего станцию от коварства стихий, постоянно вертелись прирученные океанографами дельфины — это было нам на руку. Мы заняли надземные помещения станции, а подземелья опечатала какая-то комиссия.

Вскоре на Мельпомене вырос целый город из всевозможных павильонов, бараков, коттеджей. В глубине леса на большой поляне рабочие собрали для натурных съемок огромный макет из фанеры и папье-маше: куб на арматурных ногах, увенчанный несколькими шарами. Это космическая ракета агрессоров. Там же поставили барак, куда свалили груду всякой всячины, в частности, наборы разноцветных дымовых шашек, которыми мы создавали на натуре колорит других планет.

Съемки шли полным ходом, когда я отправился на континент принимать своих роботов. Вот тогда-то в аэропорту я и встретил Ньюмена.

Для меня главное в этой истории — странная взаимосвязь фантастического с реальным. Обыватель сидит в заколдованном кругу обыденного и не принимает за реальность ничего, с чем непосредственно не соприкасается. А эта непосредственность сводится в конечном счете к удовлетворению его биологических потребностей, не более. И ему можно сколько угодно твердить, что есть еще что-то помимо его узкого бытия, он вам поверит и согласится с вами, а через минуту забудет — это ему ни к чему. А если вдруг нечто необычное ворвется в этот узкий мирок, оно будет неожиданным и противоестественным, как джинн из бутылки. Простите мне эти выкладки. Теория, сказал Гете, суха, но вечно зелено древо жизни. Я молод, а молодость органически воротит от узости. Пока человек не налепил житейские шоры, он видит ежеминутно что-то новое, и восторг открывания мира длится без конца…

Кестнер оказался обывателем. Когда я, приехав на каникулы, встретил его в аэропорту и услышал его, с позволения сказать, философские сентенции, меня просто покоробило. Я помнил Кестнера с детства, помнил, как сверстники преклонялись перед его неиссякаемой и оригинальной фантазией. Позже, уехав учиться в Англию и потеряв его из виду, я был убежден, что уж такой-то человек способен занять в жизни достойное место. Что ж, он не сплоховал, и сейчас Кестнер — один из виднейших кинорежиссеров страны. Но, постоянно обитая среди феерий, он жалуется, что его, взрослого человека, заставляют играть в игрушки. Фильм для него лишь оборудование студии, склока с актерами и гонорар. Он не поэт там, где логика вещей требует быть поэтом.

Мне просто стало жаль Кестнера, а ведь я ему завидовал. И поэтому я с радостью согласился, когда он предложил мне на время каникул поработать вместе с ним над новым фильмом. Он предложил это, надеясь, наверно, разубедить меня, я согласился, чтобы переубедить его. И вот, сгрузив роботов, мы плывем на Мельпомену и душными ночами ведем под южными звездами умные беседы.

Как-то я рассказал Кестнеру историю, которую вычитал в газете. Недавно в Египте небольшая международная археологическая экспедиция обнаружила неизвестное ранее захоронение древнего фараона. Небольшая, ничем не примечательная гробница, вдобавок порядком разграбленная, и каменное изваяние сфинкса. В той местности бытовала легенда о проклятии фараона, падающем на вошедших в пирамиду. Кое-кто все же полез внутрь. И вот вскоре американца убрал Ку-клукс-клан за сочувствие неграм, француз был причастен к шайке торговцев древностями и его убили компаньоны, а итальянца отравила собственная жена, чтобы бежать с главарем гангстеров. Случайное совпадение, но проклятие исполнилось. Один епископ говорил тогда о мировом зле, воплощенном в пирамиде и сфинксе. И честное слово, он был недалек от истины, если имел в виду общественные пороки. Ведь пирамиду воздвигали рабы под бичами надсмотрщиков. И тогда и ныне с ней связаны проявления социального зла. Только выйдите за пределы личной судьбы одного раба или одного археолога, свяжите ее с пирамидой или с миром… Вот это и есть тайна сфинкса. Так я говорил Кестнеру.

Тот, разумеется, ничему этому не придал значения, но заявил, что хочет сделать мне подарок на память о заблуждениях, которые жизнь из меня, конечно, выбьет. Я получил безделушку — фигурку сфинкса, ранее предназначавшуюся для актера Билли Йорка, который тоже, по словам Кестнера, испытывает склонность к сентенциям на темы археологии. Потом Кестнер из-за чего-то поссорился с Билли, и сфинкс валялся в чемодане Кестнера, пока не появился я.

На острове я сказал себе, что Кестнер просто дурак, если перестал удивляться чудесам, потрясавшим меня. Судите сами. Каждую ночь в небо взлетали подсвеченные снизу многоцветные клубы дыма, а по облакам метались лучи прожекторов. Продюсер метался по городку с перекошенной физиономией, влезал в каждую мелочь и вопил что-то сорванным голосом.

Ну разве не интересно, когда робот своими клешнями, способными развить давление в несколько тонн, борется с легким гуттаперчевым макетом какого-нибудь венерианского чудища и так естественно изображает усилие, будто в самом деле играет?.. В первый же день Кестнер привел меня на просмотр отснятого фрагмента. Вообразите себе невероятный ландшафт с вулканами и огромным солнцем. На заднем плане извиваются огромные смерчи, а на переднем — двое в скафандрах и еще штука на гусеницах возле какого-то надгробия в виде фигуры лежащего человека с надписью, похожей на санскрит. Оказывается, это земные космонавты на Венере. Пришельцы с Сатурна когда-то уже уничтожили местных аборигенов, о чем и повествует надпись.

Всегда и везде я верен своему правилу: наблюдать людей. Меня представили продюсеру, Билли Йорку, Мэрилин Моулз и другим актерам. Продюсер оказался личностью весьма заурядной. Звезда экрана Мэрилин Моулз была интереснее. Она, как известно, была пловчихой, автогонщицей и даже как-то участвовала в восхождении на Гималаи. На острове она в свободное время ныряла с аквалангом и играла с дельфинами.

А вот артист Йорк был фигурой любопытной. Не часто встретишь лицо, от которого женщины мгновенно сходят с ума, сложение античного атлета и такую интригующую отчужденность. Он не имел ничего общего с пустой и чванливой толпой остальных актеров, ни с кем не общался, да никто и не видел его в свободное время — он куда-то исчезал. Женская часть труппы изнывала от тоски, но он оставался глух, хотя шептались, что сама Мэрилин бросает на него томные взгляды. Я прекрасно понимал, что Билли не такой человек, к которому можно подойти и сказать: «Хелло, я хочу с вами познакомиться». Приходилось довольствоваться мимолетными наблюдениями.

Все началось чудесной ночью, когда светила луна, цвели магнолии, а я меланхолически прогуливался по пляжу, где и встретил Мэрилин Моулз. Она собиралась отправиться под воду с аквалангом — полюбоваться ночным свечением. Мы потолковали о новостях, потом она прыгнула в море, а я было собрался идти спать, как кто-то весьма ощутимо схватил меня сзади за плечо. Это был Билли! Он довольно нелюбезно осведомился, о чем мы говорили с Мэрилин. Я, грешным делом, решил, что тут ревность, и, чтобы отомстить грубияну, нагло расхохотался. А Билли, к моему удивлению, вдруг принялся извиняться, явно стремясь внушить мне, что это действительно ревность и теперь он раскаивается. Не на того напал, голубчик, меня не проведешь. Теперь я насторожился, и не зря. В фильме был эпизод: Билли-супермен сталкивает героиню в воду, а подвернувшийся тут же благородный робот спасает ее. (Роботы эти, к слову сказать, созданы были сатурнянами для присмотра за людьми, но набрались гуманности, взбунтовались и в конце концов спасли людей от уничтожения.)

В тот день Кестнер собирался снять последний дубль. Как я уже говорил, Мэрилин отлично плавала. Билл сбросил ее с бона, и она нырнула к роботу. Вскоре робот появился; он, как обычно, нес Мэрилин на руках. Кестнер приказал остановить камеру, но Мэрилин не вставала. Все бросились к ней, пощупали пульс и убедились, что она уже не дышит. Врач констатировал попадание воды в легкие и асфиксию.

В тот день уже ничего не снимали. Прилетел следователь с материка и ничего не нашел. А вот инженер-программист, осматривая злополучного робота, заметил что-то неладное в программном отделении и шепнул мне, что боится, не залезали ли туда и не подменили ли программу на время съемок — ведь это так просто. Вот тогда-то я и отправил с улетавшим на материк следователем запечатанный пакет. Там я рассказал председателю СКК о своих подозрениях.

На следующую ночь я подсматривал за Билли Йорком и выследил-таки его наедине с продюсером. Подслушать разговор не удалось, но у меня создалось впечатление, что продюсер в чем-то укорял артиста, а тот раздраженно огрызался в ответ. Но в конце разговора они прошли совсем рядом с кустами, где я прятался, и до меня донеслось: «Завтра, в час, у большого макета…»

Игра была налицо, но я еще как-то не осознал всю опасность, несмотря на судьбу Мэрилин. И уж конечно, не следовало впутывать Кестнера. Но легкомыслие победило, и я, вернувшись домой, пообещал показать Кестнеру «необыкновенное», в которое он не верит.

Наутро Йорка в поселке не оказалось, но, когда мы с Кестнером завтракали, явился по какому-то делу продюсер. Как округлились глаза у продюсера, когда он увидел упомянутую уже фигурку сфинкса на тумбочке возле моей постели! Бедняга влип!

Дальше все шло, как в кестнеровском фильме. Вот мы идем по лесу, чирикают птицы, вьется мошкара. Мы почти у цели — поляны с макетом звездолета. Тридцать пять первого. Вдруг запах гари, затем дым, зеленоватый, со струями других расцветок. Кестнер кричит, что горит склад дымовых шашек, и бросается вперед, я — за ним. Действительно, опасно могут заняться деревья. Дым не едкий, но страшно густой, и я с трудом различаю впереди силуэт Кестнера. Внезапно он со стоном падает. Нога попала в колдобину, серьезный вывих или перелом. Назад идти нельзя — вдруг вспыхнет лес? Обхватываю Кестнера и тащу в сторону поляны. Когда мы продрались сквозь зеленоватый дымный полумрак, странное нам открылось зрелище. Где-то в преисподней возвышалось громадное сооружение с люками и белыми шарами двухметрового диаметра, вершина его терялась во мгле. Все казалось призрачным, словно мы действительно находились на другой планете. Кестнер, по-моему, тоже это почувствовал.

К счастью, на макете был микрофон и динамик внутренней связи острова. Соединяюсь с базой, к аппарату подходит продюсер и разражается проклятиями, но, услышав мой голос, затыкается и вдруг рапортует: «Все готово, сэр, можно приступать к эксперименту». Кую железо, пока горячо. «Где шеф?» — «В лаборатории». А Кестнер ошалело смотрит на меня: эксперимент, шеф, лаборатория…

Хочу сказать еще что-то и не успеваю. Голос продюсера прерывается, из репродуктора слышатся звуки популярного блюза. В Кестнере просыпается администратор: не по назначению используется служебная сеть. «Почему они передают музыку?» — «Ты уверен, что это просто музыка?» Пояснить не успеваю. Сверху отчетливо доносится гул вертолета. Затем с неба падает луч. Сперва широкий, как колонна, и желтый, он тотчас суживается, белеет, рассыпает искры. Вот от него отделяется какой-то шар, повисает в воздухе, затем лопается с оглушительным треском. Нас сбивает с ног, слышен крик Кестнера. И все пропадает.

С трудом поднимаюсь на ноги, окликаю Кестнера. Он в сознании. Захлебываясь, излагаю ему разгадку происходящего. Не фильм нужен был милитаристам, а испытательный полигон, где среди массы бутафорских лучей можно спрятать и несколько настоящих, куда не догадается заглянуть инспекция. В подводных сооружениях бывшей биостанции разместилась, конечно, секретная лаборатория, и роботы-универсалы ассистируют там единственному физику, Наверное, он и сейчас там, сидит, склонившись над приборами: Билли Йорк, а точнее, бывший директор Института Лучистой Энергии профессор Марк Лемми — я узнал его, однажды он приезжал в Оксфорд на симпозиум. Несчастная Мэрилин наткнулась в ту ночь на подводный вход в лабораторию, а на следующий день перепрограммированный робот на дне схватил ее или ударил.

Наше спасение — перед всем миром разоблачить авантюристов. Я велел Кестнеру ждать и бросился туда, где находилась радиостанция острова. Излишняя поспешность: я увидел на рейде миноносец под флагом СКК. К берегу приближался катер. Теперь следы преступления не удастся замести: есть свидетели.

Позже я узнал, что мне повезло: операция называлась «Сфинкс», злосчастная фигурка сфинкса была у них опознавательным знаком, и продюсер принял меня за тайного референта, которого ждали.

И последнее. Пусть Кестнер сделает вывод: я был прав. Получилось интересно: словно из его собственного вымысла вдруг высунулась лапа и схватила самого Кестнера. Не удастся ему на манер страуса спрятаться в свой узкий мирок обыкновенного. Бытие живо вытряхнет его оттуда и закинет в такую передрягу, перед которой все его фильмы, вместе взятые, лепет младенца. Надо быть готовым.