Задумал Чудо

Сегодня задумал Чудо —

Собственный маленький рай.

Буду смотреть оттуда

На милый и суетный край.

Дергают там за нитки,

Ножницы поострей

Из кармана достану —

Чик – полетел воробей!

Свобода – это матрешка:

Уровням нет числа,

И даже в саже кошка

Везде прошмыгнуть не смогла.

Раз выскользнув из объятий,

Глаза приоткроешь на треть —

Белое небо в палате —

Родиться, чтоб умереть.

И новую жизнь положат

На пеленальный столик,

Станут, насколько возможно,

Ее избавлять от колик.

Ну а потом, по кругу,

Из строя потянут в строй,

Где-то пожмут крепко руку,

Где-то – вниз головой…

Сегодня задумал чудо:

Маленький собственный рай.

Удобно смотреть оттуда,

На милый и суетный край.

Дай, Господи, в бессилье сил!

Добраться до небесного колодца,

Воды живой испить, не напороться

На «пальцы» растопыренные вил.

Дай, Боже, пониманья чуть!

Предела, куда Искрой после смерти,

Событий сумасшедшей круговерти,

Как выбрать не тернистый путь?

Дай мне, Создатель, не сорваться,

Пропав в пучинах безнадежных,

Не убояться выбрать сложно,

Внимая мудрым, не кривляться.

Да что я все прошу, все «дай»?

Не понимая истинных печалей,

Заблудших душ не привечая,

Обещанный не заслуживши рай.

Быть может, наглые мы чада?

Все рвем: и глотки, и на рыбе чешую,

Кромсая жизнь, чужую и свою,

Не видим подступающего ада.

Что прилетает извне?

Рвущая тело пуля,

Вспыхнувшая в окне

Звезда середины июля.

Парочка утренних птах,

Чирикающих ерунду,

Еще не просохший страх

Утопленников в пруду?

Бесполезный совет,

Важно надутый ртом,

Полишинеля секрет

На дне бочонка лото,

Ветер, щекочущий пух

Кожи, не знавшей бритвы,

Звук, которым петух

Люд поднимал на битвы.

Легкость на пару часов

Искры идей творящих,

Эхо планет голосов,

Обруч орбит крутящих,

Шепот чарующих губ,

Нежное их дыханье,

Музы, которой люб,

Отданной на растерзанье.

Под Богом, конечно, все мы:

Те, кто в него не верит,

Те, кто его называет

Кем-то совсем другим,

Не развивая темы,

Кто и чем веру мерит,

Скажу: иногда возвращают

В мир неживого – живым.

Куда там его поставят?

К какому случайному дому?

К тем, кто не ждал привета?

К тем, кто захлопнул дверь?

Сложно себе представить,

И непонятно любому:

Какая везла карета?

Какой запряженный зверь?

Что теперь, словом сделать,

Если в клубке все мысли,

Если хаос исправить,

Словно поднять Луну,

Лоб изрисуют мелом,

Истопчут сбежавшие крысы,

Ворча: «Зачем к дому ставить,

Оболочку одну?»

Чем же она поможет?

Заставит кого-то бояться?

Укроет от шквального ветра,

Поддержит в неравной борьбе?

Когда страх уже не тревожит,

Почти невозможно сломаться,

Меря казенные метры,

Качаясь на тонкой трубе.

В огне был мир.

Никто огня не зрел.

Все говорили: «Жарко…

Не более того»,

А что костюм до дыр

Прожжен, почти истлел…

Избавиться скорее

И не жалеть его.

В огне был мир,

Огонь шутя касался

Всех самых стыдных мест,

Не чувствуя границ,

Никто не возражал,

С огнем все целовался

И, сняв нательный крест,

Лишался кожи лиц…

В огне был мир,

Прозревшие тушили.

Кричали: «Как могли

Почти дотла сгореть?»

Сгоревшие смотрели,

Как их водой облили,

Не поняли, когда

Случилось не прозреть.

Зачем опять страдать,

«Здесь» становясь Историей,

(Иль в летопись ее не попадать)?

Когда «там» – теплый берег, и радужное море,

И «новенькою» Музой согретая кровать.

Зачем же «здесь» играть

И в роли плоской, кукольной

Не мочь нить кукловода оборвать?

Когда «там» все поет и радуется звукам

Мелодий, не дающих от скуки умирать?

Зачем «здесь» все ломать

И врать: «Само наладится…»

Себе уже не веря, на всех подряд орать?

Когда еще есть шанс послать сомненья в за…цу,

И пару-тройку лет совсем не горевать.

При целых при зубах

Зачем плодить страдания

И часто представлять утопию в мечтах?

Когда еще силен и трезво понимание,

Когда не остановит у трапа липкий страх…

Но «там» – на целый век?

А «здесь» – не дрогнут тучи?

Что есть самообман, что в дымке заискрит?

Страдает Человек, но где страданья лучше?

Куда потом опять за Солнцем побежит?

Как радостно пожить,

Когда смерть миновала,

В коробочку сложить

Для медиков журналы.

Почувствовать цветы,

Приятный аромат,

Все грани красоты,

Все нежности подряд.

И ветер будет дуть

Немного по-другому,

И в градуснике ртуть

Не взбесится знакомо.

И травку под ногами

Не хочется примять,

А хочется нам с вами

Сто весен пожелать.

Быть узнанным в толпе реальности,

Стать ложью для правдивых снов,

Уйти от страха за порог случайности,

Спросить у Времени, к чему еще готов?

Осознан шаг, за мировым расколом,

Работают часы до остановки пульса,

На шее камень – очень уж тяжелый,

И пятна совести, возможно, не сотрутся.

Развив способность понимать чужие мысли,

Затянешь туже на порочности ремень,

Спокойно выдержишь укол вакцины жизни,

Начнешь по-новому вчерашний день.

Лекарство лечит, и оно же убивает,

Предел чуть перешел и подхватил заразу.

Найдя чужое, свое сердце потеряет

Меняющий духовность на пустые фразы.

Море такое странное,

Плоским своим экраном

С помехой передает

Гордых привет облаков,

Щуриться не устану:

Узкий просвет по плану,

Зеленый борт пеной трет

Волна чище всех порошков.

Белых сирен хвосты

Настроить радар мешают,

Узнать, что вдали плывет

Без флагов и моряков.

Оставили вдруг посты:

Воем своим отвлекает

Вредный морской народ,

На дно всех к себе зовет…

Море такое черное,

Мазутным своим пятном

Испоганит настрой,

Который и так не «на пять»,

Черное – дело спорное,

Правое лишь в одном,

Надо и в холод, и в зной

Чужие «грехи» оттирать…

Море – это судьба,

Суша ему не указ,

Только – брат-Океан,

Напоивший планету,

Море – сплошная борьба,

Снова собрало нас

Клады искать древних стран,

Не ждать облаков, приветов.

Если в бор глухой леший заведет,

В неродных краях, монохромных снах

Можно запросто потерять живот,

Позабыв прогнать прилипалу-страх.

Да и в ясный день, когда светел путь,

С пирогом, трубой, песней заводной,

За кордон лихой могут зашвырнуть,

Что не значится в карте ни в одной.

Чтобы разглядеть странный полутон,

Дабы за песца крысу не принять,

Да не бить зазря в пустоту поклон,

Лихо за версту надо чуять-знать.

Ведь обычно так: непрозрачен мир,

Тумаков дает, чтобы не зевать,

А расслабишься – наплывает жир,

С ним не хочется покидать кровать.

Но когда вперед, через сложности,

Через тернии, в стойло звезд,

Открываются вдруг возможности,

С ними по ветру держишь нос.

В душе последний узел Память,

Грызет, седая, но клинка острей.

Но слезы не погасят пламя,

На коже – росписи плетей.

И крылья за спиной из воска.

Не ангел, да и каждому свое,

Простое часто очень носко

И тон основам задает.

И растворится саван дымный.

Зачем он, если ты живой?

Мир этот поменять на мнимый?

Нет, стремя чувствовать ногой.

Струной заденет сердце звук,

Пробьется через ватный плен,

И, Морок расстреляв с обеих рук,

Проснется Разум, алча перемен.

Я не знаю, в каких телах

Мы обертки скомкали душ,

В королях или батраках,

Не боявшихся жара и стуж?

Я не помню забытых троп,

Что в Кремле или Шамбале,

То язычник, то хитрый поп,

То во злате, то в черной золе…

И напиться никак не могу,

Все колодезной жду воды,

Мне же с хлоркою, как врагу:

«На, хлебай и не жди беды!»

Так хочу не в чужую игру,

Без оглядки, с улыбкой играть,

И надеяться, что поутру

Мне не влепят на лоб печать!

Я не знаю, в каких телах

Мы оставили искры души

И просили наш маленький страх

Не мешать нам, давно «большим».

Когда тяжелый якорь поцелует грунт,

Когда все чайки соберутся в стаи.

Тогда пойму, который друг мне – Брут,

Тогда увижу Суть своих скитаний.

Когда усядусь с совестью за деревянный стол,

Когда налью стакан чего покрепче,

Тогда пойму: не зря работал, словно вол,

Но мне от этого не станет легче.

Когда себе пригрежусь, словно наяву,

Когда усталость перейдет в движение,

Тогда увижу: настроенье на плаву,

А опыт выдаст верное решение.

Зачем заставлять себя спать,

Если кровать не пуста?

К стене отвернувшись, до ста,

Упрямо шепча, считать?

Зачем громко песни орать,

Если вокруг глухи,

Или читать стихи

Пришедшим только жевать?

Зачем год роман писать,

Если не видишь финал,

А главный герой пропал

В главе под номером пять?

Зачем себя так не любить,

Пятки душе щипать?

Не зная, куда послать

Жизнь, что устала жить.

Не страшись ночного крика,

Может, кто-то помощь ищет,

Среди серых скорбных ликов

И теней на пепелищах.

Не страшись немого взора,

Может, мыслью правду движет,

Не спеши подумать скоро,

Не то пропасть станет ближе.

Не страшись оскалов волчьих,

Может, это – одобренье,

Не беги от темных полчищ,

Не ускорь свое паденье.

Убоись родных лишь боли,

Без надежды к исцеленью,

Когда смерть не переспорить,

Несмотря на все движенья.

Двойник меня выдавливает вниз,

Все забирает, издевательски хохочет,

И там, где я молчал, он – хитрый лис,

Запел, накрыв мне медяками очи.

Я в зеркало смотрю и вижу наяву:

Глаза пусты, исчезли брови и ресницы.

Так что же еще держит на плаву?

И не дает позорно спиться?

В какой же точке начал исчезать

И тлеть без запаха и следа?

Здесь впору сесть и зарыдать,

Но «сахарных» съедают за обедом.

Как дать отпор, когда так невесом?

Когда пушинкой бьет о стены.

Он – тролль, а я – садовый гном,

И что же? Сдаться, резать вены?

Нет, высушить подмоченное эго,

Халат набросить на эфирный силуэт,

Умыться ледяным и чистым снегом,

Пусть и давно такого нет.

Надеть на ногу хилую сапог

С подошвою подкованной, тяжелой,

Подкараулить двойника и, прости Бог,

Прижать нещадно к плинтусу над полом.

Я сумею выжать последнее

Из своих обескровленных вен,

И покатится с шеи наследие,

Ударяя неровности стен.

Я сумею согреться от слов,

Когда в спину вонзают кинжалы!

Наломать не успею дров,

Даже если и Злость устала.

Даже если врагов обогрею

И в подарок оставлю свечу,

Я сумею – останусь добрее!

И себя, наконец, излечу.