Написано кровью из перерезанной вены
По земному летоисчислению — 3000 год.
Сигма, восемнадцатая планета двойной звезды Арктур, созвездие Волопаса.
Мужчину, который должен был умереть на рассвете, разбудили в полночь. Он тотчас вскочил, его движения были гибкими и мягкими, как у леопарда. Он был все еще в космических доспехах, пробитых и потускневших в сражениях, на руках его были электромагнитные наручники. Он прислонился к стене своей камеры — эта поза плененного бойца была полна благородного достоинства…
Две последние луны Сигмы, — а всего их насчитывалось семь (что считалось одним из признаков ее очарования) — зеленая и сиреневая — отражались в окне, и на полу рисовался четкий квадрат. И в этом рассеянном лунном свете приговоренный увидел входящего в камеру мужчину огромного роста, одетого в пурпурно-красную симарру. Его лицо облегала, словно перчатка, маска из черной пленки по последней сигмийской моде.
Это мог быть палач — в стародавние времена палачи на Земле любили такие одеяния — а Сигма была когда-то заселена землянами. Но палач должен был появиться только на рассвете. Это он знал точно.
Но сомнения приговоренного длились не более секунды — потолок камеры засветился, и незнакомец приблизился к нему. Человек, который должен был умереть, тотчас вытянулся по стойке «смирно», откинул назад голову и рассмеялся сумасшедшим смехом.
— Почему вы смеетесь? — поинтересовалась тень.
Голос был властным и грубым. Это был голос человека, привыкшего повелевать, землянина высшей касты. Через прорези своей маски он рассматривал узника, которого утром сам приговорил к смертной казни… И подумал, что парень как нельзя лучше соответствует сложившемуся образу космического героя — да, это был леопард в образе человека, идеальная боевая машина без страха и упрека… И он еще подумал: «Может быть, именно это их и спасает — его и таких, как он, — ведь этот мальчишка прошел огонь, воду и медные трубы, даже не подозревая об этом…» Но в этот момент он обратил внимание на слишком правильные черты лица пленника, на его странную мимику, на серые, а быть может, голубовато-зеленые, как волны океана, глаза, глубокие, как сама бесконечность… И до ночного посетителя вдруг дошло, что приговоренный выше его на целую голову (физически, естественно…).
— Почему вы смеетесь? — спросил он сурово.
— Я смеюсь, потому что поначалу принял вас за палача, что достойно всяческого порицания, — учтиво ответил молодой человек.
— А разве это не так?
— Нет. Вы всего лишь его предвестник.
— Вы знаете меня?
— Ну конечно. Вы космический префект Сигмы, великий адмирал Арктура, единственный землянин, который командует космическими эскадрами и которого зовут Ингмар Кэррол. Это смешно, не так ли?!
— Не думаю. У вас странное представление о юморе.
— Разве это так уж важно в моем положении?
— Вы сами его выбрали! — Казалось, рот под черной маской буквально выплюнул эти слова. — Какая наивность, пытаться бороться с Сигмой!
— Я перевозил беженцев с Земли.
— Да. На борту пиратского корабля, на захваченных кораблях! Наши досье полны жалоб на межпланетных корсаров!
— Ну уж! Жалобы Ночных похожи на мяуканье тигра! — молодой человек пожал плечами, насколько это было возможно в электромагнитных наручниках.
— Ночные! Опять Ночные! — воскликнул адмирал с досадой. — Все вы повторяете это как оправдание!
— Нет, как обвинение. Или вы не знаете, что они из себя представляют?
— Да знаю, знаю, — отвечал тот, кого звали Ингмар Кэррол (а это было страшное имя, оно заставляло трепетать звезды). — Но вы, кажется, хотите мне рассказать что-то новое?
Он досадливо тряхнул полами своего пурпурного одеяния, и перед молодым пиратом предстал во всем величии тот, кого сама вечность ковала в течение долгих лет скитаний по Галактике и суровых испытаний: это был мужественный, атлетически сложенный землянин, жизнь на более цивилизованной планете сделала его утонченнее, но сущность не изменилась. В нем не было ничего от этой планеты с ее неясными рассветами, от этих стройных ангелов, от этих статуй из хрусталя — местных жителей, которые расцветали под лугами Арктура, клонились к земле, как лилии к воде, и так легко умирали. Которые любили умирать… Он подвинул к себе единственный стул и уселся на него верхом, лицом к узнику.
— Ну, — сказал он, — говорите.
Тот, по-прежнему стоя в позе плененного леопарда, воскликнул:
— Вы, что же, не знаете, что Земля завоевана и покорена Ночными?!
— Да, я слыхал об этом, потому что присутствовал на вашем процессе.
— Вы даже приговорили меня — но ведь это такая ерунда…
— У меня и у судей были на то причины. Сигма дала вам возможность защищаться, не так ли? Вам это не удалось. Тем не менее, подумав как следует, я предоставляю вам еще одну возможность объясниться. Слушайте меня внимательно: дело в том, что официально мы, жители Арктура, ничего не знаем о теперешней Земле: ни о черном знамени, которое развевается над ней, ни о Ночных. Об этом ходит много сплетен. Так что это — их отличие или уничижительная кличка? Действительно ли они силы ада или просто психопаты?
В самом деле, примерно от двадцати до тридцати лет назад неизвестная эпидемия, ужасная эпидемия — средство от нее не найдено до сих пор — которую мы называем «Язва», «земная болезнь», «великая смерть», обрушилась на планету-мать и продолжает разрушать ее. Во избежание заражения все межпланетные отношения были прерваны, а Солнечная система — подвергнута постоянному карантину. Наши дипломатические миссии не проходят дальше пояса астероидов. Создается впечатление, что эта болезнь имеет и физические симптомы. Время от времени до нас доходят фотографии, ужасные и богохульственные микрофильмы, в которых встречаются самые разные виды насилия — их тотчас уничтожают. Те редкие корабли, которые курсируют в районе созвездий Центавра и Стрельца, подвергаются драконовским мерам карантина. Время от времени нескольким кораблям с эмигрантами удается ускользнуть…
И вот именно на эти слабые связи с Землей вы и напали под предлогом, что эти корабли перевозят неприятеля. Так вот, по законам свободных звезд, космический разбой — это единственное преступление, за которое нет пощады. Слабый от природы, человек, заброшенный в бесконечность, не может внедрять там законы волчьей стаи. А вы были тем самым волком, который нападает на путешественников! На это обвинение вы ответите: «Но ведь речь идет о Ночных!» — и будете думать, что этим все сказано. Но на корабль не нападают просто потому, что он перевозит, например, матютинов из созвездия Крыла или сумеречников из созвездия Лиры! Это было бы точно таким же нарушением.
— А, так вы думаете, что?..
— Все формы жизни имеют право на существование в гиперпространстве. Все, независимо от того, будет ли их структура основанной на кремнеземе, газообразной или протеиновой; все, если они пробудились к жизни, сохранили ее, развили и увековечили: это и есть три принципа созидания…
— А, так вы верите?..
— Здесь я задаю вопросы. Я вас спросил. Отвечайте. Что же представляют из себя эти самые Ночные, к которым вы так неравнодушны?
Голос, доносящийся из-под маски, неожиданно стал резким и насмешливым. Узник уловил это. Веки его медленно опустились. Казалось, он опять погрузился в собственный сумрачный мир. Он не двигался, но в то же время создавалось впечатление, что он где-то далеко отсюда… Наконец он произнес:
— Адмирал-префект, следует заметить, что это последняя ночь в моей жизни. Вы приговорили меня к смерти по вашим законам, но не по моим. Но, насколько я понимаю, никакой свод законов не дает вам права мешать мне спать. Спокойной ночи, адмирал.
Великому повелителю космоса понравилась реакция узника.
Ингмар Кэррол пришел к власти не только потому, что был тонким стратегом и хорошо знал космос. Чрезмерная утонченность и закат благородной сигмийской расы при общем закате цивилизации во многом способствовали его возвышению, но он должен был благодарить за это и свою невероятную выдержку, и работоспособность, и свою дерзость перед лицом судьбы. В какой-то момент он увидел в этом молодом человеке свои собственные черты, как в зеркале; в мальчишке, который говорил о своей смерти сдержанно и с улыбкой.
Машинально продолжая наблюдать за узником, Кэррол вынул футляр из космического хрусталя, в котором поблескивали тонкие черные палочки «схрауи» — легкого венерианского наркотика, весьма популярного на Сигме. Он протянул одну из них осужденному. Магнитные оковы мешали узнику, и адмирал сам зажег и поднес тонкую сигарку к его губам. Несколько минут молодой человек с наслаждением вдыхал дым, не говоря ни слова.
— Последняя сигарета приговоренного к смерти, — произнес он наконец. — Это ведь земное выражение, не так ли? Я всегда задавал себе вопрос, какой вкус может быть у этих сигарет. Что ж, ничего особенного. Но это весьма любезно с вашей стороны.
И он слегка повернул к адмиралу удивительно юное лицо с ясным невинным взглядом, как будто слегка удивленным… Густые ресницы, одна бровь слегка загибалась вверх, к виску. И, оказавшись лицом к лицу с этой — такой несокрушимой, такой победоносной — земной юностью, Ингмар Кэррол почувствовал, как у него похолодели руки…
— Что ж, любезность за любезность, адмирал, — продолжал узник, — я отвечу на ваш вопрос — и тем хуже, если мой ответ застанет вас врасплох. Я не знаю, кто такие Ночные. Я даже скажу больше: это не какая-нибудь группировка, хотя они появляются прямо из своего мрака, вооруженные и в доспехах. Но я знаю наверняка, что МРАК существует.
— Что вы имеете в виду?
— Что ж, начнем с самого начала. Меня зовут Айрт Рег. Вы знаете, это довольно сильное ощущение — повторять свое имя в той ситуации, в которой я нахожусь. Оно как будто начинает жить отдельно… Итак, я родился на одном из астероидов, на космическом маяке, одном из тех, которые еще ведут космические корабли на окраинах галактики. Посты на таких маяках резервировались за людьми, «которые хорошо послужили Свободным Звездам» и больше ни на что не были пригодны. Это была почетная, достойная и нищенская пенсия. И моего отца, оставшегося инвалидом в последнюю звездную войну, назначили смотрителем этого маяка (извините, что мне приходится касаться всех этих деталей, но они нам еще пригодятся). Так мы и жили на этом небесном камне — отец, мать, моя сестра Диана и я. Астероид диаметром в полсотни километров вращался где-то за Плутоном. Атмосферу пришлось создавать искусственно, вокруг царил адский холод. Над домиками маяка возвышался синтетический купол. Нам даже удалось создать кое-какую атмосферу вне купола. В другом конце было небольшое озеро, где жили слепые рыбы и моллюски, привезенные с Земли. Этой живности, а также водорослей, лишайников и небольшой оранжереи, нам хватало, чтобы свести концы с концами. Я думаю, мы были даже счастливы…
Н-да. На земле росли какие-то бесформенные злаки, а в воздухе возникали странные завихрения — они рождали миражи и разноцветные зори… Огромные обнаженные звезды сверкали над нашим куполом, время от времени пролетала комета, ослепляя нас своим жемчужным хвостом. Мы жили очень дружно, держались друг за друга, как птицы в гнезде, — мой отец, которого преследовали нервные припадки, моя глухонемая мать, Диана и я, зачарованные старыми микрофильмами, которые показывали нам Гагарина, Гленна и других. Да, это была действительно жалкая семейная ячейка…
А потом, в один прекрасный день — если можно так выразиться, ведь наши неоновые лампы не давали представления о времени суток — исчезло все. Не стало домика, маяка, родителей, маленькой сестры…
Мимо пролетали Ночные.
Я так и не понял, почему они все разрушили, почему набросились на нас — ведь это был не какой-нибудь стратегический объект, мы никому не угрожали. А вообще-то… Когда я вспоминаю о нашей жизни там, — проговорил узник, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, — как мы там бедствовали и мечтали о лучших днях… мне стыдно, что я выжил… один!
Вскоре после нападения меня подобрал арктурианский корабль. Об этом упоминалось на процессе.
— Да, в самом деле, — сказал Ингмар Кэррол. — Но ваш адвокат плохо использовал эти сведения…
— И он был прав. Эти воспоминания принадлежат мне. Черная космическая ночь, когда я карабкался по голым скалам, разгребая лед и пепел, с обезумевшим счетчиком Гейгера на поясе, с ободранными до крови ногтями и разбитыми кулаками… а на месте живых существ — пустота… Ведь это все мое достояние, мое единственное достояние!
— Вы уверены, что это был корабль Ночных?
— Конечно! Он же сбросил свою эмблему с условным знаком «МРАК»! И потом, он все превратил в прах бомбами типа Зет. Арктурианские астронавты объяснили мне, что этот корабль нельзя было уничтожить: это был старый корабль с эмигрантами, экипаж которого взбунтовался — на нем еще оставались узники… Настоящий странствующий ад. И вот тогда я понял…
— Что же?!
— Что эту заразу можно встретить где угодно. А сама Земля — именно эта зараза и есть!
— Но вы же не могли быть в этом уверены…
— Не мог. Поэтому я решил узнать.
— И вам удалось это, после того, как вы стали пиратом?
Молодой леопард оскалился в улыбке:
— Но я не сразу стал «пиратом». Сначала я выучился на астронавта.
— Где же?
— Да в вашем колледже, адмирал! Я — выпускник вашего Астронавигационного училища на Сигме!
— Ах, вот как?.. — пробормотал Кэррол. — Я думал об этом — у вас сохранился стиль, которому там учат. Но не радуйтесь: эта деталь только отягчает вашу вину… Выпускник Училища… и дезертирует!
В ответ раздался крик:
— Я не дезертир! Я дрался!
— Оставим схоластическую дискуссию. Рассвет уже близок… и есть вещи более интересные, чем ваша судьба. Нужно думать о будущем Земли! Итак, Ночные разрушили ваш астероид. Но вы утверждаете, что их не существует. Разве вы не усматриваете в этом противоречия?
— Нет, не усматриваю. О! Все это волновало меня в течение многих лет. Сколько раз вспоминал я этот земной корабль! Он набросился, попусту растрачивая свое время, горючее и энергию, да еще с такой злобой и точностью, на полезную людям космическую станцию, на которой жили несчастные бедняки… Но почему, почему?! Это не поддавалось никакой логике, просто не укладывалось в голове!
Вы скажете мне: речь идет об особом случае… Так нет же! Я изучал статистику: на Сигме знают толк в правильной информации. Так вот: все акты с эмблемой МРАК носят тот же отпечаток иррациональности. Да, все: изоляция и медленная агония Земли, взбесившиеся планеты, разрушенные корабли, спутники, которые неожиданно взрываются! И есть только один ответ, одно объяснение этому…
— Какое же?
— Эти существа действуют так только потому, что они жестоки. Они олицетворяют зло без всяких примесей, чистую жестокость. Вы утверждаете, что Язва — это земное зло?! Да нет же, потому что это зло распространяется в метагалактике и на каждой планете принимает форму, которая ему больше всего подходит. И вы тоже, в этом блестящем, радужном, совершенном мире Арктура, можете подвергнуться его влиянию! Что, я ошибаюсь?! А для чего тогда служат ваши «сады отдыха», ваши «дома радостной смерти»? Ну, конечно, арктурианцы принадлежат к более древней, более чистой расе, чем нынешние жители Солнечной системы — они не убивают других, они убивают сами себя… Но привести это может к тому же самому: к МРАКУ, ведь Язва — всеобщее зло…
— А на Земле…
— Что ж, на Земле речь пока идет об этой страшной лихорадке, которая опустошает континенты и косит людей миллионами! Как вы там ее назвали?
— Чумой?
— Да, чумой. Одно слово, одно название, которое способно объяснить все. Земля дрожит и горит, новые вулканы извергают потоки лавы? Это радиоактивная чума. Происходят оргии, разворачиваются сцены всеобщего помешательства, резни… Так это корчи и бред зараженных чумой! Массовые убийства, пытки, костры, женщины и дети с перерезанным горлом? Излишества, убийства и самоубийства, вызванные страхом заболеть чумой, скажете вы мне! Я спрашиваю себя, не окажется ли эта так называемая чума гениальной выдумкой сил тьмы, ведь она служит одновременно маскировкой их подлой деятельности, преградой для любого вмешательства, а также — средством всеобщего уничтожения, в конце концов!
И вспомните еще вот что, адмирал: в пространстве нет микробов, и на моем астероиде с температурой минус сто по Цельсию их тоже быть не могло!
— Ну, ладно, — сказал Кэррол. Он все так же внимательно слушал узника, как равный равного, он был сейчас воплощением упорства и ожидания. Однако, вдохновение молодого человека по имени Айрт Рег резко пошло на убыль… Прекрасные сигмийские луны подошли к зениту.
— Ну ладно, — повторил адмирал. — Вы утверждаете, что существуют понятия МРАКА и ЯЗВЫ. Но я снова задаю вам вопрос: что такое Ночные?
— О! — ответил Айрт Рег, — вы хотите, чтобы я обозначил вам определенный Ночной народ или Ночную планету? Их нет! Как только наша воля ослабевает или теряет свою цель — то есть, когда мы пересекаем границу, которая отделяет нормальное существо от чудовища, любой из нас может превратиться в Ночного — и вы, и я. Они были на борту моего корабля, и я лечил их — настоящих Ночных! Если хотите, это больные!
— Зараженные чумой?..
— Лучше сказать: одержимые. Этот старинный термин выражает то, что хочет выразить: перед нами живые тела, чья воля крайне ограничена, так как находится во власти чужеродных сил, и они заставляют одержимых действовать по своей прихоти. Эта болезнь не нова для Земли — так объяснил мне человек, который понимает кое-что во всем этом. Он также сказал мне, что нельзя, что не нужно уничтожать больных. Вот тогда я и покинул Сигму и отправился воевать и учиться…
— Учиться — чему именно?
— Как бороться против этого зла!
— И вы научились? Вы теперь можете победить его?
Но это был единственный вопрос, на который Айрт Рег не мог дать ответ. По крайней мере, пока не мог.
— Вы знаете, — продолжал Кэррол со своей обычной железной непреклонностью, — что Сигма только что получила ультиматум с Земли? Вы знаете, о чем в нем говорится?
— Я догадываюсь.
— «Мы, представители законных земных властей, — процитировал адмирал, — ознакомившись с делом, приняли следующее решение. Вот оно, ужасное, но справедливое: если Космосу угрожает новая война, если провокации будут продолжаться, и если наши посланцы будут подвергаться нападениям эмигрантов с Земли, то пусть знают все: Земля будет взорвана посредством термоядерной реакции. Так как будет лучше, если только одна планета погибнет для Вселенной. Подпись: Исполнительный Совет Мрака».
Эти слова били в голову огромным кузнечным молотом, адмирал дрожащей рукой сорвал маску и вытер платком вспотевшее, побледневшее от волнения лицо. «А все-таки он всего лишь человек…» — пронеслось в голове у Айрта.
— Ну, конечно, — продолжал адмирал, — мы уже слыхали заявления подобного рода. Естественно, все это кажется абсолютно нелогичным и бессмысленным. Но если принять во внимание ваше утверждение, что Земля находится во власти одержимых, возникает опасение, что это не просто угроза!
— Да, это не пустая угроза, — сказал Айрт. — И вы понимаете это не хуже меня.
— Вы осмеливаетесь утверждать…
— Да осмеливаюсь. Они взорвут Землю, если сочтут это необходимым. Она — не единственная планета, где они могли бы поселиться.
— Но такой мощный взрыв уничтожит и их самих!
— Взрыв может уничтожить только материю…
— А по-вашему, — спросил Ингмар Кэррол, — это зло не материально?
— Нет. И я повторяю: вам об этом известно так же хорошо, как и мне.
…Какой невероятной казалось эта мирная беседа на грани метафизических проблем между судьей и осужденным, между всемогущим повелителем космоса и молодым корсаром, запертым в камере…
Айрт воскликнул — как будто это была его последняя ставка и последний довод:
— Вы задаете мне вопросы, ответы на которые вам заранее известны! Вы — великий адмирал, а я — всего лишь несчастный корсар, который скоро умрет. Но ответьте только на один вопрос: этот доклад, под названием ЗЕМЛЯ, который я передал вам два года назад — подписанный двумя именами: Морозова и Кэррола — что вы с ним сделали?! Вспомните! Я специально приехал сюда, чтобы передать его вам. Это было в день выпуска Колледжа. Тогда еще была попытка покушения на вас…
— Да, я помню о заговоре…
— Я был в толпе у подножия эскалатора. Меня ранило. Однако вам передали этот доклад, в нем была вся правда о положении на Земле!
— Думайте, что говорите! — оборвал его Кэррол.
Айрт вздрогнул: сейчас это был не обычный голос префекта, политика, это был голос человека, привыкшего повелевать, отдавать приказы в бою — голос адмирала! Сейчас, быть может, они смогут понять друг друга…
— Так вы утверждаете, что доклад, подписанный Кэрролом и Морозовым — доклад о Земле?!
— Да, утверждаю. Я получил его от Морозова, из его собственных рук. А почему вы спрашиваете?
— Потому что, — отвечал адмирал с необычным волнением, — такой доклад был на самом деле! Но вы ничего не могли об этом знать: его авторы покинули Сигму еще в то время, когда ваш маяк был в целости и сохранности! Итак, у вас в руках был документ, который мог бы изменить все. Так где же он?!
— Вы сами должны это знать.
— Берегитесь!
— Вы смешите меня, адмирал-префект. Подходит к концу моя последняя ночь. Ничто уже не может напугать меня… Да и вообще, я не из пугливых. Я продолжаю утверждать, я клянусь, что передал вам этот документ. Я не мог сделать это своими руками, так как был прикован к постели, но через посредника, который вне подозрений…
— А кто был посредником?
— Валеран Еврафриканский, последний земной принц королевской крови.
— Так вот, — сказал Ингмар Кэррол, произнося раздельно каждый слог, — я клянусь, что мне никто никогда не передавал этот доклад.
Они замолчали. Молчание было таким тяжелым и глубоким, что мужчины с удивлением услышали равномерный глухой шум: биение своих сердец…
— Великий Космос! — воскликнул Айрт Рег. Впервые с начала их разговора он побледнел и вынужден был прислониться к стене. — Это невозможно, я не могу в это поверить. Валеран, мой ближайший друг, которого я почитал за старшего брата…
— Послушайте, — сказал Кэррол, вставая, — если вы играете со мной, то вы лучший актер Вселенной. Но вы так близко от смерти, что я не вижу смысла в такой игре. Поэтому я вам верю. Но это значит, что Валеран… Нет, это невозможно. Во всяком случае, я должен допросить его.
— А он на Сигме?
— Он как раз в Центре Мутаций…
Они переглянулись, ошеломленные.
— Адмирал, — сказал Айрт, — это вопрос нескольких часов. Или даже минут. Не теряйте времени на меня. Летите в Центр. — Казалось, что это в порядке вещей: он отдавал приказы. А Ингмар Кэррол выполнял их! — Вы должны как можно скорее добраться до Башни. Конечно, он уже знает, что вы спускались в шахту и разговаривали со мной. Он должен предполагать, что вы уже узнали всю правду от меня. А находится он сейчас в Центре Мутаций, в самом сердце цитадели… Лишь бы вы успели…
— Да, но вы сами, — адмирал остановился на пороге, — вы забываете?..
— Что я приговорен к смертной казни, и что приговор — как это там говорится — обжалованию не подлежит?.. Да, я знаю. Но вы сами сказали: «Речь идет о будущем Земли». И это намного важнее, чем моя судьба. Ведь Талестра, Виллис — вся группа была направлена в Центр. Во имя Земли, торопитесь, адмирал!
Прежде чем переступить порог, великий предводитель космических эскадр обернулся. Он еще раз внимательно посмотрел на юное лицо, выражавшее смертельную тревогу.
— Я вернусь до рассвета, — пообещал он.
А потом?
Прошло несколько минут. А может, часов?
Арктур, солнце Сигмы — огромная двойная звезда. Ее планеты вращаются значительно медленнее, чем в Солнечной системе, а значит, дни и ночи намного длиннее…
Айрту Регу незачем было бороться с отчаянием — он толком не знал, что это такое. Когда дверь за адмиралом захлопнулась, он завалился на свою узкую кровать в камере смертников, вытянулся на ней и приказал себе спать. Точно так же он поступил бы накануне очередного боя. Он погрузился в глубокий сон, снились ему, как он и хотел, звезды и женщины. С гладкой поверхности темного океана подсознания, куда так глубоко погружаются люди во сне, приблизились к нему, в ореоле кружащихся огней, два прекрасных лица. Одна из незнакомок, с золотистыми распущенными волосами, дружелюбно улыбалась ему, а ее продолговатые зеленые глаза были беззаботны и веселы… Ее звали Талестра, как средневековую королеву.
А вот имя другой он произнес несколько раз. И на губах он почувствовал вкус пепла и меда, а потом ему показалось, что началось бесконечное мягкое падение, как это бывает в невесомости… «Виллис…», прошептал он и неожиданно понял, что проснулся и сидит, свесив ноги с койки. (А в самом деле, почему ее звали Виллис? Кто-то сказал ему, что на каком-то славянском языке, давно забытом, так звали русалок, которые плакали и смеялись в ветвях ив…)[1].
Сквозь окно его камеры было видно небо, бледно-фиолетовое небо, и две последние луны, уже совсем бледные. Рассвет был близок. Айрту почему-то показалось, что этой ночью ничего такого не было, что Ингмар Кэррол не появлялся в его камере, что все это ему тоже приснилось. Это было вполне правдоподобно, к тому же, с какой стати ему было приходить?.. Однако, в воздухе по-прежнему чувствовался сладковатый запах схрауи.
«Что ж, — решил узник, когда понял, что это был не сон, — сейчас он уже должен быть в Парапсе; и каша заварится! (Парапс было уменьшительным названием, которое в народе дали этому необыкновенному заведению — Центру Мутаций Парапсихологического колледжа.) Если бы это чертово окно не было в действительности перископическим экраном, я смог бы предпринять что-нибудь. Надо же, я уже заранее погребен на сотне метров под землей. К тому же воображение у меня совсем не работает, и в голове пусто, как в трюме ограбленного корабля. — Он закрыл глаза. — Я знаю, что со мной: они не пришли в суд на мой процесс… Талестра была так несчастна и попросила Валерана увезти ее куда-нибудь. Но ведь и Виллис не пришла, и Валерана не было…»
Вдруг он вспомнил последние фразы, которыми они обменялись с Кэрролом, их недосказанные подозрения, и руки у него похолодели, а на висках выступил пот. Он напрягся изо всех сил, пытаясь связаться со «своей группой», но с самого начала заключения ему давали массу всяких успокаивающих средств — «для его же пользы», как они говорили — и теперь он не мог воспользоваться своими способностями слышать и передвигаться за границами реальной действительности… Он догадывался о причинах такого обращения с ним: кто-то раскрыл тюремщикам, что он обладал способностями мутанта.
Но был ли он на самом деле мутантом? Всякий раз, когда он доходил в мыслях до этого вопроса, его охватывало странное чувство стыда. У всех членов группы обнаруживались какие-нибудь сверхъестественные способности: Талестра была бесподобной ясновидицей, она прогуливалась по всем четырем измерениям, как по своему дому; Анг'Ри, например, несколько месяцев назад заметил, что на небольшом расстоянии может заставить кого угодно говорить все, что угодно; Морозов знал почти все на свете и телепортировался с довольно большой точностью. А Виллис… О-о, Виллис могла залечить любые раны…
Ну, а сам он?
«Я могу сделать очень многое, но в очень небольшой степени, и ничего не могу в одиночку. Мне случалось побеждать Ночных, но мне помогали. Я умею погружаться в подпространство, но только с помощью других. А сейчас я совсем один. Почему же я так фатально одинок?..»
Вдруг до него дошло: даже стены тюрьмы источали угрозу… Он знал, что в эту старую тюрьму заключали самых опасных преступников с чужих планет: парапсихопатов из созвездия Скорпиона, газообразные субстанции из созвездия Змеи, всех телекинетиков, телепатов, левитантов. Никакие психические излучения не могли проникнуть сквозь стены подземной тюрьмы…
Все особые свойства группы были бесполезны перед этим препятствием! Айрт различил скрежет бронзовой двери в глубине коридора, затем тяжелые шаги; это были тюремщики. Он выпрямился и снова почувствовал на руках немного ослабшие магнитные наручники. Шаги приближались. Это за ним?.. Нет… Еще слишком рано, луны еще светили. Приоткрылся глазок на двери камеры. В застоявшемся воздухе глухо забулькали чьи-то голоса, словно пузыри со дна затянутого ряской болота. Один из голосов пробормотал:
— Ну что, старика прикончили?
— Да, вместе с его геликоптером. Его даже собрали потом по кусочкам, — ответил кто-то резким и хриплым голосом. — А сбили его прямо над Парапсом…
И эхо повторило: «Сбили… сбили…»
— Во всяком случае, он больше не будет надоедать нам, даже если его и в самом деле склеят из этих самых кусочков, — вставил третий голос, показавшийся Айрту невыразимо гнусным. — Но только не этим утром…
«Да это же Ночные», — неожиданно догадался он. Истина была слишком простой, но явной и жестокой: он различал характерный акцент, усмешки, привычные выражения. Да, именно так они и разговаривали на борту своих кораблей, превращенных в настоящие блуждающие преисподние, на взбесившихся планетах, на завоеванной Земле. Большинство из них были телепатами, и он напряг свой мозг.
— Что, геликоптер попал в ловушку? — спросил первый голос.
— А уж это, старина, ты спроси у своего командира группы.
— Итак, мы начинаем?
— Да. Сады Парапса уже горят. Со двора виден огонь.
— И в городе кое-где слышны взрывы…
— И резервуары заминированы!
— И башня Центра?
— Да, это было бы неплохо. Все может быть.
— Что ж, операция МРАК началась!
— Во всяком случае, этой ночью пощады не будет.
— А сколько их?
— Трое. Один с Сириуса, какая-то обезьяна и землянин.
— …И пощады не будет.
Они рассмеялись и удалились, стуча кованными башмаками. В конце коридора хлопнула другая дверь. Итак, Ингмар Кэррол заплатил своей жизнью за вмешательство в эти события. Айрт приказал себе больше не думать о могущественном старике. Надо было попытаться заглянуть в будущее — именно для того, чтобы помешать ему сделать это, они и затеяли весь этот разговор перед его дверью, и он тотчас узнал обычную тактику Ночных: любой ценой подорвать его веру в свои силы, сбить его с толку. Помешать ему думать о башне, в которой собиралась его группа… Ведь страх смерти должен был ослабить особые свойства. Однако, он постарался встряхнуться: «Ну-ну, точно ничего еще не известно. Они нарочно говорили все это. Они хотят, чтобы я сломался, стал типичным смертником, ползал у них в ногах, плакал и умолял: „Минутку, господин палач! Я невиновен, я…“ Нет, этого они от меня не дождутся…»
Неожиданно он почувствовал какую-то слабую волну, очень слабую… мысленный призыв, идущий из самой тюрьмы… Ну да, они забыли закрыть глазок!
— Они придут за нами через четверть часа, — передала волна. — Вы ведь командир Айрт, да?
— А ты?
— Я Джелт, вы меня знаете, тот самый Джелт, которого Виллис когда-то вылечила, самый маленький и самый слабый из «кузнечиков». Но дело в том, что сейчас я и Джелт… и не Джелт… В общем, сами увидите. Я был на процессе, вы знаете, когда они вас приговорили — это она, Виллис, послала меня, сама она не могла прийти. Все сгруппировались, чтобы помочь вам…
— Я знаю, — пробормотал Айрт, и горячая волна благодарности захлестнула его.
— Я так хотел последовать за вами, так хотел! И вдруг я оказался в огромном дикаре, которого вели сюда. Этот дикарь тоже осужден.
— Не везет нам, малыш Джелт! — Айрту даже удалось выдавить из себя улыбку. — Но скажи-ка, а если тебе попытаться перебраться в моего соседа? А еще лучше… в охранника?!
— Я уже пытался изо всех сил. Но я не могу, командир. Я не знаю, как мне это удалось в первый раз. Может, было какое-то ключевое слово или жест? А сами вы не знаете?
— Нет…
Айрт подумал: именно это и было проклятием новой материи, несчастьем первых космических мутантов: их необыкновенные свойства проявлялись неожиданно, и далеко не всегда удавалось управлять ими…
— Послушай, Джелт, — сказал он, — попробуй думать о каком-то определенном предмете, я тоже буду думать о нем. Давай думать о Башне. Может быть, наша волна дойдет до нее.
— Но они говорили, что стены мешают…
— Ну и пусть. Все равно, давай попробуем.
Последовала пауза, в течение которой Айрт Рег сконцентрировался на изображении белой башни, сверкающей сверхъестественным блеском среди голубых и пурпурных садов Сигмы. Центр Мутаций. Убежище. Пристанище…
«Но если Валеран там…»
Не стоит думать о Валеране. И о прочем, что может привести в уныние или огорчить.
Не думать о стрелках, которые на всех часах системы Арктура неумолимо приближаются к неизбежному часу… к часу смерти…
Вот и заря.
Вдали снова послышались шаги.
Скрежещет металл. Огромный арктурианец, похожий на больного ангела, входит в камеру и объявляет, что он вынужден (любого арктурианца это приводит в ужас) зачитать приговор, форма которого была заимствована когда-то из уголовного права Земли. «Ввиду» проходят через весь текст обвинения, который разъясняет, что «вы, Айрт Рег, экс-аспирант, возраст — примерно 22 года, преступили все законы Свободных Звезд, виновны в нарушении статей XXX… ХХХХ… и т.д., в нападении с оружием в руках в космосе, в насилии, убийстве и в практике пиратства (среди прочих на корабле „Летающая Земля“, который ранее… и на планетах созвездия Лебедя), подлежите наказанию смертной казнью — и этот приговор обжалованию не подлежит. Вам нечего сказать?» А что говорят в таких случаях? Его еще ни разу не пробовали умертвить легально. Один из охранников подсказывает ему, что это всего лишь формальность. Обычно говорят: «Ничего, господин прокурор». Некоторые кричат: «Да здравствует Земля!» или «Великий Космос!», или еще что-нибудь. Другие повторяют: «Я невиновен!» В таких обстоятельствах люди хотят заявить о своих убеждениях, часто абсолютно изживших себя, оставить после себя слова, которые отметят их конец и переживут их. Никто не кричит: «Да здравствует мой корабль такой-то!» или имя жены, матери, как смертельно раненые солдаты…
…И Айрт чувствует себя в одном строю со всеми бойцами, которые погибают на своем посту, но не теряют хладнокровия, и он пока еще не потерял его: видно, что чувство наивысшего всепрощения, которое стирает морщины со лба распятого, которое придает детски невинное выражение лицам солдат, что остались висеть на колючей проволоке после боя, еще не коснулось его. Свое тело, которое считается мертвым с того момента, как произнесен смертный приговор, он чувствует все таким же молодым и живым, с его горячей кровью и гибкими мускулами. Только руки похолодели…
Пауза длится нескончаемо долго.
Адвокат, назначенный судом, покашливает.
Приговоренный смотрит на арктурианского прокурора и прищуривает глаза. Все арктурианцы немного телепаты, говорил Лес. Прокурор колеблется: все арктурианцы смертельно боятся насилия. Указы, которые он держит в руке, подписаны космическим префектом, эскадренным адмиралом Ингмаром Кэрролом. Но в этот час Ингмар Кэррол, несомненно, мертв. Не ведет ли это обстоятельство к автоматической амнистии? Да, но казнь назначена на рассвете. Правосудие должно идти своим чередом.
Правосудие?..
В коридорах тюремщики нетерпеливо переступают с ноги на ногу. Открываются другие двери, выводят других приговоренных. Процессия формируется и пускается в путь с той обязательной торжественностью, с той лукавой вежливостью, которые сами по себе являются предвестниками похорон…
«Смотри-ка, а здесь не подают стакан рома, — думает Айрт. — Если уж они так неравнодушны к ритуалу…»
Похороны? А разве могут похоронить после того, как превратят в пыль? Нет, в самом деле? Может, есть какой-то символический обряд?
Прибегает пухленький землянин, переводит дыхание. Это служитель культа одной из земных религий — казни на Сигме бывают редко, поэтому там нет должности штатного тюремного священника, и приглашают первого попавшегося. Трое осужденных продвигаются цепочкой между двух рядов стражников с мертвенно-бледными лицами, которые кажутся странно знакомыми. Священник подбегает к первому узнику и кладет руку ему на плечо — на то место, которое соответствует плечу. «Брат мой, — бормочет он, — меня посылает к вам бог…» Узник поворачивает к нему лицо на шарнирах, но это не лицо — это куб из позолоченной керамики с острыми гранями. Это житель Беты Сириуса, его привычки вошли в противоречие с элементарными законами Сигмы. Его нельзя повесить — у него нет шеи. Нельзя убить током — он питается током переменного напряжения. Его разобьют молотком… Второй приговоренный — ревущая горилла (как это отметил Джелт, всегда отличавшийся тонким чувством юмора). Священник растерянно пятится, отступает и сталкивается с Айртом. Это человеческое лицо, такое юное, насмешливое, окончательно сбивает его с толку.
— Брат мой, — продолжает он автоматически, — я пришел, чтобы спасти вашу вечную душу… во имя Христа, или Будды, или Магомета… Послушайте меня! Молитесь! Неважно, какому богу… Раскайтесь…
— В чем? — спрашивает Айрт вежливо.
— А-а-а… так вы один из этих, несокрушимых!
Все-таки священник сует ему в руки четки. А что с ними делать? Самое главное сейчас — не показывать им, что его мозг страшно напряжен, что напряжение растет, что все его существо готово к последнему прыжку… а эти магнитные наручники держатся еле-еле. Главное теперь…
— А другой ведь тоже гуманоид, — вмешивается старший тюремщик. — Он не землянин и очень похож на обезьяну, но он уже на достаточно высоком уровне развития, стало быть…
— Возьмите эти четки, брат мой, — находится священник, обращаясь к обезьяне…
Кортеж снова пускается в дорогу. Только выходцу из созвездия Сириуса нечем помочь, ему не нашли служителя культа — может быть, у него и религии-то нет. Но на всякий случай ему тоже вешают четки на основание куба. В канцелярии суда приговоренным отдают их личные вещи. Айрт старательно натягивает свой шлем космонавта, повязывает на шею бирюзовый платок, который ему выдали в Колледже в день производства в космонавты. Как это там говорили, когда выдавали платки: «Будь доблестным, храбрым и чистым» или «Честь и верность»? В общем, что-то из этой оперы. Один конец платка уже обветшал и рвется. В стародавние времена матери и невесты зашивали в платки, как гласит обычай, какую-нибудь реликвию или молитву. Но у Айрта нет ни матери, ни невесты, ни жены, — есть только блистательная и жесткая Талестра, она без предрассудков. Однако он продолжает некоторое время поглаживать угол платка, ласкает его…
Венерианская горилла получает пакет дешевых крепких схрауи. Но она не знает, для чего они (ведь Джелт не курит). Она разрывает упаковку и погружает в пачку свою плоскую физиономию…
У выходца из созвездия Сириуса вообще нет рта и легких.
Кортеж продолжает путь под бронзовыми сводами.
Айрт думает:
«А ведь есть какая-то земная мелодия, похожая на все это. Бронзовое эхо, бледные тени, танцующие на сумрачном своде, мрачные и величественные толпы, шествующие под этими сводами… Кажется, это называется „Шествие на казнь“ Берлиоза[2]. Какое подходящее земное название!»
Наконец все оказываются в конце туннеля, где их ждет железный ящик лифта. «Для ящика, пожалуй, чуть рановато…» Чей-то незнакомый голос произносит удивленно:
— А что, внизу больше не казнят?
— Нет, — сухо отвечает адвокат.
— Помолимся, — говорит священник. — Святая Мария, Мать Господа нашего…
Говорят, что в минуты, предшествующие смерти, перед осужденным мгновенно проносится вся его жизнь. Но Айрт уже вспоминал совсем недавно сожженный астероид, свою исчезнувшую семью, нескольких товарищей и несколько битв. Как, и это все?! Какая же она короткая, эта жизнь! Да, мне всего лишь 22 года. И она уже кончена. Ну-ну, разве только это было в моей жизни? Были еще две или три взбесившиеся планеты, мертвая принцесса, несколько поцелуев Талестры, которые уже потеряли вкус соли и морских раковин. И это все?.. И душа его протестует. Да нет же, есть Лес, Морозов, товарищи, великое дело, великий порыв… А Виллис! А я умираю, как это абсурдно!
И вот они уже в кабине лифта, напоминающего железный ящик — судьи, узники, священник и несколько охранников, которые, несомненно, и есть палачи. Почти все лица без особых примет и мертвенно-бледны. Итак, Ночные победили… и на Сигме тоже. В этой тесноте Айрт чувствует лапу гориллы, которая касается его руки, грани сириусского куба царапают ему висок… Как смешно будет умирать, я всегда был так одинок, а теперь нахожусь перед смертью в этом зверинце… Его рука машинально касается платка, и он узнает зашитый в нем предмет: это ветка коралла в форме креста, которую Виллис недавно нашла в заоблачных пещерах Антигоны…
Лифт медленно поднимается по темной шахте.
— Как долго, — говорит арктурианский прокурор, он обмахивается чем-то похожим на крыло.
— Повторяйте за мной: «Святая Мать Господа нашего…»
— Св'М… — бормочет горилла.
— Гуль-гуль… — вырывается откуда-то из сириуссца.
— Я уже заявлял протест! — неожиданно надсаживается от крика адвокат. — И я снова заявляю об этом! Заставлять проделывать такой маршрут, да еще в таких условиях, существа, которых вот-вот… это бесчеловечно! Это даже антизвездно! И все это только потому, что какая-то древняя традиция созвездия Волопаса гласит, что «преступники должны быть казнены на свежем воздухе»! Как будто в казематах нет воздуха! Или его нет в центре города! Так нет же, нужно искать его за городом!
— Успокойтесь, мэтр, — говорит Айрт сочувственно. — Мы нормально переносим все это, спасибо.
— Вы умрете, примирившись с Господом! — объявляет служитель культа.
— И потом, — звучит голос третьего охранника, — нельзя же дезинтегрировать человека в туннеле…
— Дезин… о! — У адвоката нет больше слов. — А я думал, что будет еще и молоток…
— Успокойтесь. Есть и молоток.
— Ах, как долго…
Орбита Омикрона в созвездии Волопаса. Двое мужчин в помещении центрального поста космического корабля, который блокирован там на время карантина вместе с тысячей других кораблей. Один из мужчин, сидящих у пульта межпланетного переговорного устройства, невысокого роста, худощав, черноволос, похож на мумию с живыми глазами. Другой (весь его облик отбрасывает холодный блеск) похож на одного из ангелов, на одну из хрустальных статуй, которые заселяют планеты Арктура. Единственное, что отличает его от них — суровый взгляд и земное, человеческое выражение лица… Он ходит по рубке взад и вперед, нервно похрустывая суставами пальцев.
Неожиданно приемник оживает.
«Созвездие Волопаса. Солнце Арктур. Планета Сигма. Цивилизация земного типа.
Всем-всем-всем!
Как мы уже с прискорбием сообщали во время нашей последней передачи, двухместный геликоптер с космическим префектом упал, объятый пламенем, в окрестностях Центра Мутаций. Командующий эскадрами тяжело ранен. Следствие продолжается, предполагается заговор.
Охвачена пламенем башня Парапсихического колледжа, а также ряд различных публичных заведений. Пожар распространяется по садам Самарры. Одновременно раздаются взрывы в различных частях города. Исчезло много высокопоставленных чиновников Сигмы… (помехи) Учитывая смертельную угрозу общественному спокойствию и звездному порядку, Совет Пяти решил передать всю полноту исполнительной власти в руки его высочества принца Валерана Еврафриканского. Принц проходил службу под знаком Двойной Звезды Арктура в должности… (помехи).
Будут приняты жесточайшие меры, чтобы подавить мятеж. На рассвете состоится казнь следующих преступников и мятежников:
Гадойи, венерианца, поджигателя.
Квексцитлккха, с Тау Сириуса, проникающего в чужие мысли.
Айрта Рега с Земли, дезертира из арктурианских эскадр, космического пирата…»
— Да это какое-то безумие! — воскликнул человек небольшого роста, которого звали Иван Морозов. — Это просто дурацкий спектакль…
— И ты хочешь, чтобы мы и дальше сидели здесь в карантине? — спросил тот, кого звали Лес Кэррол.
«Ах, как долго. Я хочу спать. Какая чушь. Это же последние минуты в моей жизни… а я хотел так много сделать… и я страдаю не от того, что ничего не успел, а потому, что моя рука прижата к кубу сириусца… и потому, что мне надоели лицемерные рассуждения этих людей. Джелт не может вступить в переговоры, он совсем растворился в этом слишком тяжелом для него теле. Да, именно Виллис зашила крест в мой платок… в тот последний вечер в созвездии Скорпиона, когда она проверяла наше обмундирование. А тогда она сказала: „Ничего не бойтесь, двигатели выдержат“. И еще: „Я бы никогда не подумала, что вам может быть так плохо…“
И еще, позже: «Айрт, мы — существа с непредвиденными возможностями. Никакая тень, или мечта, или порыв не должны встать между вами и Талестрой…» В этот момент я должен был заключить ее в свои объятия и закричать… Но я не сделал этого. А сейчас слишком поздно. Виллис, я сейчас умру. Губы мои уже мертвы. И все-таки, я вас целую и думаю о вас».
Лифт поднимается на поверхность. Какое-то бесцветное небо. Склонившиеся ветви деревьев. Открывается дверь фургона. Их заталкивают внутрь. Айрт чувствует, как его нога проваливается в какой-то податливый перегной…
Потом он видит: перед ним пустырь прямоугольной формы. Пожар, а может быть, рассвет, окрашивает горизонт в пурпурные тона. В глубине площадки стоят три столба. Сириусец опускается на землю.
Воздух Сигмы мягок и свеж, как только что сорванный плод.
Воздух свободы…
Чей-то запыхавшийся, но ясный голос начал разговаривать с ним, как только он оказался на поверхности:
— Соберитесь с силами, Айрт! Думайте о побеге, о свободе! Как вы это там делали, чтобы нырнуть в подпространство?! Да, я знаю, вам давали наркотики, ваши способности ослаблены, но вам помогут, Айрт! Кто поможет? Да все мы! Да прежде всего я. Вы что же, не узнаете меня? Я же Виллис…
— Ну что, поехали, ребята? — сказал старший охранник.
Сириусца пришлось нести. Он уже начал понемногу рассыпаться…
И вот их привязывают к столбу. Веревки такие шершавые. Но живые…
Священник протягивает к ним какой-то предмет, похожий на ветку коралла.
— …Айрт, покиньте эту вселенную. Она больше не существует. Бегите к нам. Вас зовут, вам помогут…
— Нет, не надо завязывать глаза, — говорит Айрт.
— Н'пл… — говорит горилла.
У сириусца нет глаз.
Охранники занимают свои места.
Дезинтеграторы поднимаются. Потом настанет черед сириусца.
— Да здравствует Венера! — неожиданно ревет горилла. Потом тонким голосом: — Да здравствует Земля!
И еще:
— …Земля мутантов!
— …Эта вселенная больше не существует. Есть только вы и я. Я вызываю вас. Я люблю вас, Айрт!
Залп.
Через несколько секунд пастор чувствует себя совсем плохо. Арктурианский прокурор стонет в углу тюремного двора: завтра же, нет, уже сегодня, он подает в отставку…
— Интересно, — говорит старший охранник, рассматривая странный черный отпечаток, как будто инкрустированный в камне, которым покрыт двор в том месте, где только что произошла казнь. — А мне казалось, что столбов три…
А их оказалось только два.