Ясный Огонь

Вместе с куплетами песни на английском, польском и чешском, штурмовая авиагруппа 'Белые Драконы' осталась где-то там, в Бельгии, но дело ее продолжалось и на польской земле. Правда, бывший лидер 'Белых Драконов' перестал лично водить в бой штурмовые части, у которых теперь были другие командиры. Тем не менее, командир возрожденной в истребительной ипостаси авиабригады 'Сокол', на вооружении которой теперь были скоростные 'Ястребы-II', подполковник Моровский продолжал приглядывать за боевой работой продолжателей славы 'Белых Драконов'. А собранная заново в сентябре, соседняя бомбоштурмовая авиабригада 'Орел', базирующаяся сразу на нескольких удаленных друг от друга аэродромах, недавно получила вместо бомбардировщиков двухмоторные многоцелевые PZL P-58 'Лис-II'. Установленные на них прославленные британские авиационные двухфунтовки 'Роллс-Ройс ВН' наводили шороху на польских дорогах, мешая с землей, камнями и палыми листьями тела германских солдат, обломки колесной техники и подвод. Количество танков Панцерваффе в Польше было минимальным, поскольку все подкрепления требовались на Западе. Прибывший на этот фронт в ранге командующего Восточного Фронта, битый год назад у Вислы, фон Клюге, бросил в бой все, что смог найти. Были пущены в дело даже бронепоезда, морская броня которых теоретически могла противостоять огню мощных авиапушек двухмоторных штурмовиков. Вот, только сделано это было тогда, когда в Жешуве уже шли уличные бои. И потому эффект достигнут не был. А польская авиация раз за разом напоминала о себе неприятными укусами с неожиданных сторон. Командование Люфтваффе бесилось, но прекратить эти налеты пока не могло. Сил хватало, лишь на бомбардировки в прифронтовой полосе и удары по крупным промышленным объектам 'мятежных земель Генерал-губернаторства'. Когда ожесточенная битва за столицу Подкарпатского воеводства завершилась, наступила недолгая передышка. Для Войска Польского это была крайне важная победа. После потери Жешува, наиболее крупными аэроузлами немцев в Польше становились Лодзь, Краков и Варшава. Мало того, что польская авиация теперь могла базироваться на мощную авиабазу Жешув-Ясоньки (имеющую несколько полос с твердым покрытием), так еще и в самом главном городе воеводства имелся ряд крайне важных для войны производств. Наибольшую ценность для 'Сражающейся Польши' (так все чаще стали называть Восточный Фронт Войска Польского) представляли артиллерийский, патронный, авиамоторный, механический, и металлургический заводы. Как раз в текущем году, в оккупированном городе тевтонцы наладили дублирующее производство винтовочных патронов и артиллерийских боеприпасов. Причем тут собирались и очень ценные бронебойные патроны. Сердечники из карбида-вольфрама для их пуль ехали сюда из самой Германии, но значительный запас их оказался в наличии на складах. Также, помимо Чехословакии, боекомплект к 47-мм трофейным чешским и французским противотанковым пушкам теперь выпускался тут в Жешуве, как и боекомплект к германским 20-мм зенитным и авиационным автоматам. Если бы не решительное наступление двух польских корпусов от Пшемысля, и не тотальная нехватка немецких войск на этом направлении, то здесь мог бы случиться второй Верден. А отбившие это наступление германцы, могли бы серьезно нарушить планы восставших. По счастью, наносивший главный удар польский корпус комдива Рокоссовского, в своем натиске не буксовал понапрасну. Однако и не ломился в наглухо заколоченные двери, а находил более 'мягкие' места для атаки. Генерал очень грамотно маневрировал арт-огнем и своими подвижными резервами, поэтому добился успеха. В воздухе над Жешувом, то и дело, случались массовые воздушные бои, своими масштабами живо напоминавшие прошлогоднее противостояние. И даже в ненастную погоду летали самолеты обеих сторон. Немцы наловчились посылать для внезапных ударов отдельные звенья с наиболее подготовленными к 'слепым полетам' экипажами. А поляки выдвинули почти на линию фронта русские радиолокаторы 'Редут', и отлично научились перехватывать немцев на пути к цели, и не только... Какие-то новые двухбалочные машины, смутно напоминающие голландские 'Фоккеры' несколько раз ловили возвращающиеся звенья и одиночные самолеты немцев при заходе на посадку. Доложить о причине таких нападений смог всего один экипаж, который выжил при падении их машины на лес. Остальные просто были найдены сбитыми. Видимо, не успевали даже среагировать на эти атаки...

Заканчивался ноябрь, и перспектив полного разгрома восставших поляков в текущем году уже не наблюдалось. Войско Польское закапывались все глубже на обороняемых рубежах. В прилегающих к Советской России польских тылах появились госпиталя с красными крестами обведенными красным кругом. О новой эмблеме в Сражающейся Польше уже знали многие. Знак принадлежал международной волонтерской организации 'Врачи за мир', созданной в Советской России, и ассоциированной с Международным Красным Крестом. И появились отделения 'Врачей за мир' очень вовремя. Воспользовавшись сведениями от высотной и агентурной разведки о том, что железная дорога, идущая через Брест, оказалась перерезана восставшими относительно недалеко от границы, и что вести об этом еще не успели попасть на германский пограничный пункт пропуска составов. СССР, спешно, пропихнул через границу сразу много эшелонов с продовольствием, амуницией и строительными материалами. Де-юре, все было выполнено в рамках договоренности с Германией о поставках. Но вся эта 'манна небесная' всего через несколько часов досталась восставшим в виде трофеев, здорово укрепив положение освобожденных районов. Теперь это самое продовольствие не давало начаться голоду сразу в паре восстановленных польских воеводств. Военное командование поляков поддержало предложение волонтерской структуры, входящей в 'Красный Крест' с организованным питанием гражданских лиц, позволяющим предотвратить спекуляцию и частично снять эту нагрузку с военных. И теперь, каждый приезд украшенных красными эмблемами фургонов, становился маленьким праздником в уже ощущающих холод близкой зимы польских местечках. В первую очередь потому, что при госпиталях и врачебных пунктах 'Врачей за мир' работала бесплатная полевая кухня. К раздаче еды тут же выстраивались очереди. В скором времени должны были заработать и 'пункты обогрева людей'. Сама идея такой деятельности была озвучена советским разведчиком в Москве еще во время сентябрьских 'ракетных штурмов', вместе с предостережением о грядущих провокациях фашистов, с гибелью польских офицеров и мирного польского населения, якобы от рук большевиков. В способности Геббельса провернуть такой номер, в Москве поверили (Благо Рейхстаг и Быдгощь никто не забыл), и грамотно сработали на опережение. Создавая положительный образ советской страны в польских умах, нужно было также вести расследования уже совершенных преступлений оккупационной германской администрации. И далеко ходить не приходилось, в Пшемысле и Жешуве расследования уже выявили факты расстрелов пленных польских офицеров, и даже просто групп образованных поляков. Первые ласточки 'Генерального плана Ост' уже появились. О чем пока догадывался лишь один человек, волею неизвестных сил, оказавшийся в этой эпохе. В газетах Запада и Советской России эти факты военных преступлений были громко обнародованы с фотографиями, так, что всерьез опасаться сговора против СССР восставшей Польши и оккупировавшей ее Германии уже не приходилось. Ненависть к нацистам усиливалась...

А, меж тем, война продолжалась. Подполковник Моровский не раз выслушивал от фронтового начальства неудовольствие от его личного участия в боевых вылетах, однако каждый раз благополучно игнорировал все претензии, и уводил очередное звено на 'свободную охоту'. Причем, летал чаще всего с русскими волонтерами. На прямой вопрос генерала Берлинга, почему это именно иностранцы столь часто пользуются личным вниманием командира бригады, давался столь же прямой ответ, что подполковник не доверяет этим русским, за которыми нужен надежный пригляд. Командующий Восточным Фронтом, пытался давить авторитетом, но тщетно, и вскоре махнул на это рукой, а командир авиабригады 'Сокол' летать не прекратил...

В Москве также были не в восторге от инициатив своего ценного, но крайне слабоуправляемого агента. На очередные предложения 'Кантонца' там привычно покривились, и доложили наркому внутренних дел. Тот, глупым человеком не был, и в кабинете Вождя протекцию новому проекту составил. Хотя положительное решение было озвучено отнюдь не сразу.

-- Вы уверены, что в Польше немцам, полякам и британцам не достанется ни одного нашего реактивного самолета?

-- Да, товарищ Сталин. Даже в случае аварии прямо над целью. После Монголии, Карелии и Греции, мы научились надежно защищать районы фронтовых испытаний и просто полетов наших самолетов. К тому же, корпус, товарища Рокоссовского контролирует тот район, и такой возможности у нас больше нигде не будет. Ни в Греции, ни во Франции...

-- А зачем вообще испытывать наших реактивных первенцев именно в Польше?

-- Затем, товарищ Сталин, что в Карелии для реактивных самолетов настоящего противника не было, как не было у нас и самих реактивных прототипов. Их еще только учили летать и на войну не пустили. Поэтому, когда начнется война с Германией или другим агрессором, то для исправлений выявленных этой войной недостатков новой техники, нам может просто не хватить времени.

-- Хорошо, планируйте операцию! И сделайте все правильно, товарищ Берия. Никаких объяснений провала партия у вас не примет...

Таким образом, 'добро' было получено. И вскоре, под прикрытием боевой работы польской авиации, начало проводиться сразу несколько секретных операций. Первая из них, была предназначена для получения новейших технологий и техники из Британии и САСШ. Добывание технологий должно было производиться с одновременным внедрением агента, в качестве 'авторитета реактивного самолетостроения на Западе'. Фактически оно уже началось даже без санкции Москвы. Причем, 'Кантонец' снова играл с USAAC в своем любимом стиле, ставя командование перед фактом испытаний новой реактивной техники, и за передачу результатов потребовав военных заказов для американских предприятий, с которыми имел деловые связи. И его нахальство, по непонятным причинам, давало нужный эффект. Но вернемся к польским делам. Вторая операция, должна была позволить провести там же в Польше войсковые, а фактически фронтовые испытания нарождающейся советской реактивной авиации. Реактивных прототипов было получено пока не более чем на пару эскадрилий, но десятки пилотов-испытателей уже потренировались на них сражаться в учебных боях в Тренировочном Центре 'Пустыня', против новейших советских, голландских, британских и французских, а также против трофейных немецких самолетов, пилотируемых советскими пилотами. Теперь строгий экзамен у них должны были принять все еще лучшие в мире ВВС - Люфтваффе. Причем операции прикрытия обеих основных задач должны были быть построены еще и на дезинформации германской разведки. Риск тут виделся немалым, но при наличии в значительной степени подконтрольной Москве армейской группировки в Восточной Польше, его можно было значительно уменьшить, о чем от 'Кантонца' также поступил ряд предложений.

Для размещения секретной ракетной техники, был занят один из аэродромов подскока, недавно построенный немцами в Подкарпатском Воеводстве, и уже освобожденный польскими частями. Подходы к нему прикрывались, как несколькими пехотными ротами из корпуса Рокоссовского, так и прибывшими взводами ОСНАЗ НКВД, изображающими зенитчиков. Вылетать на малоресурсном реактивном самолете, да еще и в хмурую погоду, было откровенно стремно. В случае отказов техники в воздухе, инструкция предписывала обязательный увод самолета в малозаселенную местность и его самоликвидацию. Для последнего аппарат был специально 'заряжен' взрывчатыми и горючими смесями, включающими даже термитный состав (открытый советским изобретателем П.Г. Королен в прошлом 1939 году). А вот, спасение пилота, в инструкции было прописано с хитрой формулировкой 'по-возможности'. Но пилотов-испытателей это не смущало, и боевые атаки реактивных машин начались. Сбитые при возвращении домой немецкие пилоты, не так уж сильно ошибались в своих наблюдениях об атаковавших их двухбалочных машинах. Реактивные 'грачи', действительно, имели в своих родственниках обе модели двухмоторных двухбалочных 'Фоккеров' (FD-XXIII и FG-I). Фюзеляжные балки, к которым крепилось их 'П-образное' оперение собирались на том же Сибирском заводе, где и агрегаты 'Жнеца' FG-I (и по сходной с ним технологии), но в размерности как раз близкой к балкам 23-го 'Фоккера'. Правда, все это делалось в секретном цеху, к которому голландские мастера и инженеры касательства не имели. Машина была оснащена двумя ТРД 'Кальмар', установленными в хвостовой части короткого фюзеляжа-гондолы. Моровский, впервые увидев машину, непонятно обозвал ее 'типичный вампир', но объяснить свое впечатление не сподобился. Помимо 'Грачей' менее интенсивные испытания проходили еще две пары реактивных машин. Одна пара реданной схемы, разработанной еще Еременко в 1937, и вторая двухмоторной классической схемы. Но обе эти модели в настоящие боевые рейды не ходили, ограничиваясь ближней разведкой. В самые первые вылеты летали только на разведку, и сразу, не менее чем звеном из четырех двухместных 'Грачей'. Когда немного освоились, слетали несколько раз в сумерках на бомбардировку площадных целей в районе предместий тогда еще оккупированного немцами Жешува. И лишь чуть позже начались вылеты 'Грачей' на 'свободную охоту'. Правда, была та охота не совсем свободной. На самолетах стояли достаточно мощные французские радиостанции, поэтому наведение на цель можно было начинать издалека. Роль наводчиков была возложена на радиометристов пары прифронтовых радиоулавливающих станций 'Редут', которых также прикрывали спецы из НКВД. Сами 'Грачи' забирались на высоту около восьми километров, и там ходили кругами, в ожидании команды. Когда небольшая группа германских самолетов или одиночная машина оказывалась в удобном для атак 'Грачей' районе, наводчики указывали высоту цели и пеленг до нее. И тогда пара или звено 'охотников' сваливались прямо сквозь облака на ничего не подозревающего противника. Скорости у 'сыроватых' реактивных машин были далеко не запредельные. В горизонтальном полете они не без труда набирали до 700-720 км/ч, а в пике разрешалось разгоняться не более чем на сто километров больше. Моровский опасался затягивания машин в пикирование, от чего в его истории погибло немало испытателей и даже Григорий Бахчиванджи на ракетном БИ-1, поэтому его рекомендация была жесткой - 'не более восьмисот'. Очереди двух или четырех пар установленных в балках авиапушек обычно хватало для надежного уничтожения любого вражеского самолета. Первым испытатель Супрун завалил на 'Граче' обычный 'Церштёрер' BF-110. В следующий раз повезло паре Григория Бахчиванджи и Ивана Степанчонка, от их огня развалился четырехмоторный разведчик 'Фокке-Вульф-200', летевший со стороны Кракова. Моровский открыл свой реактивный счет третьим, сбив в группе сразу два He-111. Потом Стефановский сбил еще один двухмоторный 'мессер'. Дальше случилась авария с самолетом майора Сорокина. Загорелся один из 'Кальмаров', Сорокин спланировал на замерзающее болото, и машину удалось спасти. Потом было еще несколько аварийных инцидентов и воздушных побед. Причем, Моровский настоял, чтобы будущие инструкторы-реактивщики тренировали не только 'Соколиный удар', но и атаки с бреющего, выходя под хвостом планирующих к аэродрому 'германцев', и отрываясь после атаки прямым и спиральным набором высоты. Когда счет сбитых противников перевалил за полтора десятка, московское начальство 'лавочку прикрыло'. Фронтовые испытания были признаны успешно завершенными. Теперь конструкторам предстояло изучить отчеты и срочно доработать технику, которой лежал путь домой. Однако Моровский убедил московское начальство не отзывать сразу всех испытателей, оставить для дополнительных испытаний одного 'Грача' и еще по одной реактивной машине созданной другими КБ. И к тому имелись веские причины...

Очередным безумным предложением разведчика стало создание реактивного мотора британцами по проекту самого 'Кантонца'. Опасений было много. Чекисты боялись всего. И того, что 'Кантонец' лично выдаст (или уже выдал) британцам и американцам советские секреты в проектном задании на новый мотор. И что очередные фронтовые испытания (а на деле первые летные испытания этой конструкции вообще), приведут к получению немцами образца для копирования технических решений, и тем ускорят их реактивную программу. Несмотря на панические доклады НКВД о намечающемся провале операции, расчет 'Кантонца' все же, оправдался. Его новый проект мотора мало напоминал предыдущие осевые ТРД 'Кальмар', построенные в УПР. Тем странней для ведомства Берии выглядела успешная и быстрая реализация проекта инженерами и мастерами 'Роллс-Ройс'. Впрочем, странным-то это было лишь для начальства, 'Кантонец' был уверен, что британцы справятся. Ведь похожие моторы уже строил на острове Фрэнк Уиттл, и к тому же в реальности хронопопаданца к 1942-му году тот же 'Роллс-Ройс' построил вполне удачный ТРД 'Вэлланд RB.23'. Правда построили мотор не в одиночку, а при технической помощи Компании 'Ровер',к тому моменту уже получившей серьезный опыт постройки ТРД по проекту Фрэнка Уиттла, да и своих собственных ТРД модернизированной схемы. Профессионалы из 'Ровер' сумели упростить и улучшить схему Уитлла и выпустить свой мотор W.2B/26, опыт разработки которого также был учтен при производстве 'Вэлланда'. А в новой истории,'Роллс-Ройс' получили проект аналогичного мотора на два года раньше. Если бы чекисты в Москве знали этот расклад, то 'Кантонец' не смог бы выехать не только на войну, но и вообще из СССР. Но даже не зная таких нюансов, нервов в Москве потратили прилично. Ведь фактически, потенциальному противнику, пусть и от имени союзных Британии польских ВВС, заказывался прототип секретного мотора, который СССР и Британия полякам бы ни за что не продали бы. С 'летающим стендом' для этого мотора агент также чего-то перемудрил, но снова все получилось вполне удачно. Компании 'Белл' было поставлено условие, что их безмоторные прототипы истребителя Белл Р-39, переделает под установку британских ТРД авиафирма 'Беланка', входящая в холдинг компаний 'Командо' (в котором Моровски входил в Совет Директоров). А в случае удачи основным производителем нового серийного аппарата становилась 'Белл', но и другие участники проекта также получали свою часть армейского заказа. Джеймс Дулиттл не подвел ожиданий своего ошкошского знакомого. Как, именно, он уговорил руководство компании 'Белл', через своего ли друга Фрэнка Солсбери, или иными путями, осталось за кадром. Тем не менее, факт прибытия в Польшу пяти переделанных планеров предсерийных истребителей YP-39 был налицо. Их везли через СССР в опломбированных ящиках, словно сокровища, и потому ни одной детали из ЗИП не было потеряно. Вместо поршневого двигателя за кабиной пилота (который был предусмотрен в исходном проекте), у всех прибывших аппаратов почти в том же месте располагались посадочные места для пары очень странных и явно реактивных моторов. Оба двигателя прикрывались выступающими капотами с воздухозаборниками. За нишами моторов борта фюзеляжа были обшиты жаропрочной сталью, а горизонтальное оперение оказалось несколько приподнятым. В носовой части, над передней стойкой шасси, вместо авиапушки и пулеметов добавилась моторама под легкий 450-сильный французский мотор 'Рено'. Все вооружение подвешивалось под крылья. На четырех универсальных балках, могли размещаться топливные баки, фотокамеры, пулеметные установки с 'браунингом' М-2, или пара 37-мм авиапушек М-4. Мог быть и вариант установки кассет с мелкими бомбами, или четырех 100-фунтовых либо 50-килограммовых бомб. Фактически это был уже не истребитель, а многофункциональный самолет. Но самым важным (после реактивного мотора и шасси с носовой стойкой) было наличие двухместной кабины с двойным управлением. Очевидно, Дулиттл смог убедить кого-то в штабе Авиакорпуса (возможно даже и самого генерала Арнолда), что такие испытания придуманного американцем реактивного самолета с британскими моторами, нужно проводить по полной программе. Объяснить иными причинами, столь серьезные доработки поступивших аппаратов, получивших имя 'Аэропитон', было бы сложно.

Первый полет американской машины прикрывался целым звеном французских 'Девуатинов'. Причем, близко к реактивному аппарату они не подлетали. Полную секретность, конечно же, соблюсти здесь было невозможно. Но для всех непричастных, на этом 'потаенном' аэродроме проходили испытания аппаратов с новейшими французскими реактивными ускорителями. Сами французские компрессорные ракеты 'Светлячок' уже пару раз были потеряны во Франции вместе с крылатыми машинами. Они были хорошо известны инженерам германского рейха, у которых имелся и собственный опыт постройки таких компрессорных агрегатов. Так, что принцип 'сокрытия древа в лесу' резко упрощал обеспечения режима охраны объекта. Но главным тут, конечно же, были сами испытания.

Британцы в этой истории так же не подкачали. Полторы дюжины оригинальных реактивных моторов 'Эльф-I' (названных так по просьбе заказчика) инженеры 'Роллс-Ройс' доставили к началу ноября. Доставка была выполнена британцами с обеспечением мер секретности, аналогичных, примененным их американскими коллегами из 'Белл'. В конструкции этих реактивных моторов, абсолютно новой была только спроектированная подполковником Моровски центробежная турбинная ступень. Остальные детали британские инженеры, так или иначе, успели отработать на заказанных Моровски весной компрессорных реактивных ускорителях, и на выполнении заказов подрядчиков Фрэнка Уиттла. Но к выгодному заказчику с фамилией Моровски отношение у фирмы было особо трепетным. Не появись в апреле того американо-бельгийского заказа на двухфунтовые пушки, и 'Роллс-Ройс' никогда в жизни не смогла бы обскакать своего главного конкурента по вооружению 'Виккерс-Армстронг'. А за последние месяцы боевая работа 'Белых Драконов' и других штурмовых частей во Франции, Голландии и Бельгии, превратили их авиапушку в настоящий 'хит продаж', не нуждающийся в рекламе. Так, что запросы командира польской авиабригады 'Сокол' Адама Моровски выполнялись теперь за Ла-Маншем быстро и качественно. Даже его блажь по поводу пробного создания легкого автоматического шестифунтового бортового орудия (с несколько измененным калибром с 57 мм на 60 мм) были выполнены без возражений. Сами снаряды к пушкам Барановского имелись на хранении на подкарпатских складах, их даже переделывали тут в осколочные авиабомбы. Теперь же, для них в Жешуве изготовили баллистический дюралевый наконечник, сточили медные пояски до минимума, и переобжали для них длинную гильзу от 47-мм морского орудия. Гильза сильно потеряла в конусности, но зато таких боеприпасов много было и в самой Польше, да и в Советской России тоже. Куда больше, чем снарядов калибра 57-мм. Поехавшие на завод 'Роллс-Ройс' советские разведчики, отлично справились с ролью придирчивых польских заказчиков (туда они везли образцы кустарно выполненных патронов и патронника). Вскоре, были произведены аж в семи экземплярах странные авиационные орудия, созданные как помесь 40-мм автоматической авиапушки ВН и облегченного морского шестифунтового 57-мм морского орудия образца 1937 года. Отличие таилось не только в калибре 60-мм, но и в более длинной гильзе 370мм вместо 307мм, а также в максимально облегченной автоматике, обеспечивающей всего 90 выстрелов в минуту. Подача патронов с длинной 370-мм гильзой от универсальной морской трехфунтовки (47-мм), развальцованной, с уменьшением конуса гильзы, на новый калибр, была сделана двухсторонней (с возможностью попеременных выстрелов из разных магазинов). Это позволяло ставить два короба с боеприпасами разного типа, и экспериментировать с разным составом и размещением боекомплекта. Результат этих новаций вышел, прямо скажем, неоднозначным. Молодой, но уже титулованный заказчик настоял на размере боекомплекта не менее пятидесяти и даже сотни выстрелов. Зная его любовь к противотанковым авиапушкам, компания выполнила данные работы даже без аванса, предположив, что пушки будут установлены в Польше на тяжелые двухмоторные польские истребители 'Лис-II'. Ведь в случае успеха, все доходы от заказов снова вернутся к 'Роллс-Ройс'. О роялти подполковник даже не заикался, поэтому руководство компании осознано шло на коммерческий риск, в ожидании последующих прибылей.

О том, что, с патронами, оснащенными переснаряженными на кумулятивный заряд снарядами от пушек Барановского, и со специально созданными подкалиберными снарядами (с 20-мм сердечником из карбида вольфрама), столь мощные авиапушки, вместо самолетов, практически сразу были установлены на шесть трофейных танков Т-III, имеющихся в корпусе Константина Рокоссовского, британцы так и не узнали. А вот по полученным от них турбореактивным моторам 'Эльф-I' вскоре посыпались рекламации. Не будь в носовой части 'Аэропитонов' еще и поршневого мотора, все самолеты уже побились бы в хлам. Несколько британских мастеров дневали и ночевали на аэродроме, но проблемы, раз за разом, вылезали, срывая очередные испытательные полеты. И, тем не менее, испытания, хоть и со скрипом, но шли. Менялись подшипники. Настраивался тепловой режим турбины. Проблемы были и с топливной аппаратурой. По идее, исполнитель мог еще год доводить моторы у себя на острове, но поскольку за этот заказ еще в июле была выплачена предоплата, то теперь 'музыку заказывал' любимый польский клиент компании. А ему нужны были испытания именно в Польше. Для Польского же правительства в Париже, проект описывался как создание польского реактивного самолета и его боевые испытания. А для отдела военных советников Авиакорпуса Армии Соединенных Штатов вся эта возня, напротив, была чисто американским проектом. Как в поговорке про 'ласковую теля, которая от двух маток сосет', новый реактивный самолет создавался в интересах сразу четырех стран. Польши, САСШ, Британии и СССР. Причем, последним заказчикам он был интересен для сравнения с отечественными конструкциями, как пример технологических решений, выполненных западными инженерами. Первый же мало-мальски доведенный образец, якобы потерянный при падении в болото, оказался в подмосковном Раменском уже в начале декабря...

Не смотря на активное участие в войне, Моровский не забывал и своих обязанностей докладывать обо всем заокеанскому начальству, и те платили ему взаимностью. Вопросы решались быстро. Даже без отдельных просьб, оба звания майора и подполковника, полученные военным советником Моровски в Бельгии, Франции и Польше, были стремительно проведены по всем инстанциям и подтверждены официально. Попробовали бы они не подтвердить герою, спасшему брата бельгийского монарха! Серьезность отношения командования заокеанского Авиакорпуса к новому реактивному проекту в Польше, дополнительно, подчеркнула отправка в качестве охраны места испытаний, целой учебной роты парашютистов полковника Риджуэя. Точнее говоря, просил об этом, и Джеймса Дулиттла, и Мэтью Риджуэя, в письме сам же Моровски. Значительную часть тех парашютистов польско-немецко-американский подполковник знал в лицо и по имени. И это сильно облегчало советской разведке доступ к испытываемой технике. Теперь вокруг второго 'тайного' аэродрома была целая сеть парных и усиленных постов, и даже несколько патрулей с собаками. А вооруженные автоматическим оружием охранники негромко пересмеивались и переругивались на языке Фенимора Купера с неподражаемыми прононсами Дикого Запада, весьма далекими от оксфордского произношения. Причем никакое польское начальство не могло поколебать своими гневными тирадами спокойствие этих солдат и сержантов, польские мундиры которых, ничуть не скрывали их непольское происхождение. В частности сержант Жовтински, командовавший караулом на въезде, не пустил на объект высокую польскую комиссию. За это он был облаян на командном-польском, но меланхолично проигнорировал начальственное неудовольствие, на ломанном польском послав всех за разъяснениями к своему местному командованию. Впрочем, охрана прибыла в Польшу с небольшой задержкой, поэтому, как уже упоминалось выше, одна из пяти реактивных машин к тому моменту уже 'была потеряна в аварии'. Местное командование и не догадывалось, что самые первые полеты на аппарате произвел даже не сам Моровски, а советские испытатели НИИ ВВС во главе с 'флагманом реактивных испытаний' Стефановским. Машина оказалась 'так себе', хотя и небезынтересной.

Параллельно с облетами 'американца' полковник-испытатель занимался в Польше войсковыми испытаниями совсем других машин. Стоящие на соседнем аэродроме под чехлами, двухвостые 'Жнецы' голландские 'Фоккер G-1' производства сибирского завода маскировали истинных виновников присутствия тут советских испытателей и инженеров. В принципе по массе и размерам, оба аппарата были даже похожи, хотя схемы их различались кардинально. Американские 'Аэропитоны' имели по два двигателя по бортам. И у 'Грачей', была пара ТРД, но расположенных в хвосте короткого фюзеляжа-гондолы. У 'американца' крыло было прямым с обратной стреловидностью по задней кромке, а у 'русского' весь центроплан имел стреловидность 25 градусов, а консоли около 15 градусов. Причем у 'питона' воздухозаборники были 'ушами', а в стреловидном центроплане 'Грача' почти до узла крепления балок занимали место большие щелевидные воздухозаборники. От них шел тракт к 'Кальмарам' с реактивной тягой в 430 кгс. Вариант с воздухозаборниками-ушами расположенными сверху и по бортам за кабиной пилота у 'Грача' также был, но такой аппарат уже убыл в Союз. В капонирах секретного советского аэродрома прятались еще и одномоторные легкие машины, созданные на базе проекта ХАИ-2 Еременко. Эти имели фюзеляж почти, как в проекте высотного истребителя Сухого, но с выступающим под ним спереди пузатым 'реданом', в котором монтировался самый мощный из ресурсных 'Кальмаров' тягой в 670 кгс. Более мощные моторы еще отрабатывались в СССР на стендах ХАИ и летающей лаборатории 'Горын-2'. Хвостовое колесо у этой машины пришлось делать цельнометаллическим, чтобы не обгорала резина (вариант с носовым колесом, еще только проходил испытания). Третий вариант конструкции представленной здесь был обычным двухмоторным монопланом, за основу которого была взята конструкция ОКО-6 Таирова, но с тонким крылом, имеющим более острый профиль по передней кромке. На нем поршневых моторов не было. На крыльях стояли 'Кальмары' по 670 кгс, еще имелся маленький ЖРД тягой 180 кгс в хвосте. Последнее было сделано, чисто на случай полной потери тяги, для минимальной подстраховки аварийной посадки без основных моторов. Все советские реактивные прототипы несли вооружение, и использовали для тренировок стрельбы тот же охраняемый ОСНАЗ НКВД полигон, что и секретные польско-американские машины. А полковник Стефановский, тщательно испытывавший каждую из них, даже распорядился провести имитацию воздушных боев. Вот только полученный от Моровски американский 'Аэропитон', летал очень неуверенно и не выдавал более 482 километров в час, поэтому после нескольких тестов, его тут же отправили в СССР. Самыми интересными были стоящие на американском аппарате два британских ТРД 'Эльф-I', центробежной схемы, с тягой по 319 кг и обнаруженный в кабине механический вычислитель 'Белл' для стрельбы из подвесных пушек М-4. Все это богатство вместе с одним запасным ТРД 'Эльф-I' отбыло в Союз, и охрана, наконец, вздохнула свободно...

Пока шли фронтовые испытания советских реактивных первенцев, американо-британские новинки внимательно изучались на стендах и в лабораториях УПР. Группы инженеров, во главе с профессорами Стечкиным, Уваровым, Проскурой и доцентами Люлькой и Лозино-Лозинским тщательно изучали оригинальный британский мотор. Причем к ним попал и более продуманный проект его усовершенствования, который не достался в чертежах британским инженерам. А вот, крупнокалиберная авиапушка вместе с трофейным германским танком T-III попала на испытательный полигон АБТУ РККА. Не смотря на отдельные задержки при стрельбе, боевая машина, продемонстрировала для столь легких снарядов и орудия фантастическую мощность. Даже Т-28Э нормально пробивался на боевых дистанциях до 800 метров. А специально обстрелянный сегмент бортовой брони танка КВ-1 также был пробит, правда, только с 300 м. Остальную легкотанковую технику снаряды этих пушек пробивали насквозь. Причем вес орудия в принципе годился для самоходок на базе шасси легких танков, вроде Т-26 и БТ, а сами снаряды, были всего лишь не до конца доведенными переделками устаревших боеприпасов. При промышленном выпуске усовершенствованных боеприпасов и орудий, вполне можно было получить еще более мощную артсистему, идеально подходящую не только для самоходок, но и для массовых мобилизационных танков, уровня того же T-III. Тем более что 45-мм пушки 20-К установленные на большинстве советских танков откровенно слабо себя показали против танков с современным бронированием.

Когда основные данные по испытаниям реактивного 'Аэропитона' были собраны, Моровски привлек в качестве испытателей лично знакомых ему пилотов из групп 'Белые Драконы' и 'Летающие Тигры'. Заокеанское начальство даже не навязывало других кандидатур, соглашаясь на все запросы. Любой каприз американо-бельгийского барона выполнялся. Ненадолго появились проблемы с инспекторами из Летництва Войскова, которых на секретный объект упорно не пускали, о чем жалобы сыпались одна за другой. Расставил все по местам приезд на аэродром самого командующего Сил Поветжных Генерала Стахона. Для него на первом месте была боевая работа. Поэтому, поглядев на качающуюся из стороны в сторону, но шустро заходящую на посадку со свистом полуреактивную машину, тот пожал плечами, и сделал подчиненному выговор за отвлечение от главных боевых задач вверенной ему бригады. Но после совместного боевого вылета успокоился, и больше претензий к командиру бригады 'Сокол' генерал не высказывал, хотя от всех претензий это Моровски не прикрыло...

***

Снова вспомнился Львов, в котором был полторы недели назад, проездом на Восточный фронт, с инспекцией. Тогда в груди, проезжающего через Советскую Россию, Болеслава, застыло странная смесь из горького восторга и тоскливой зависти. Октябрьский ветер, знакомо, гнал по древним улицам города остатки слетевшей листвы. Как и год назад, работали кавярни и магазины. Чинили обувь сапожники, а из ресторана звучали знакомые мотивы Ежи Петербургского. Нахальные голуби и воробьи, все также, подбирали крохи еды с тротуаров. По городу бегали стайки школьников и школьниц. С разных сторон журчала симфония из славянских речей жителей и приезжих. Слух радовали вкрапления польского. А русские, белорусские, и украинские слова уже воспринимались фоном. На лицах людей царили радость и веселье. Здесь не было войны, она ушла из этих мест еще год назад, и все же, это уже не было Польшей. Но совсем недалеко отсюда на Запад, в повятах северо-восточных воеводств, отбитых у тевтонов и удерживаемым Войском, там пока была Польша, и еще там шла новая Великая Война. А тут под мирным Львовом, на родном Скниловском аэродроме стояли шесть больших пятимоторных русских самолетов с эмблемами аэрофлота. Если бы не перебранка техников, он, возможно, и не догадался бы что это 'летающие танкеры'. Для чего русским столь странный 'летающий склад ГСМ', в тот раз Стахон так и не понял. Некогда было задуматься. Потом его закружили инспекционные поездки, и стало вовсе не до этого. Под Пшемыслем генералу показали смешанную часть ночных бомбардировщиков с очень странным составом. В этом дивизионе летали перелетевшие на Сторону Сил Поветжных польские, литовские, украинские пилоты, а также несколько чехов, но не только они. Отдельную эскадрилью дивизиона составляли русские девушки, воевавшие в Карелии и Греции. Фактически в этом дивизионе были собраны недавние воздушные противники. Ведь представленные здесь пилоты финской группы Терновского, несколько раз в январе и феврале выходили в атаки на ночные экипажи эскадрильи Расковой. Как выяснилось, такое неоднозначное решение снова предложил Моровский. Эти 'ночники' соревновались между собой, а их спортивный подход к боевым вылетам, лишь улучшал боевые результаты. Узнав об этом, Болеслав с сомнением покачал головой, но не стал вторгаться в решения заместителя генерала Берлинга по авиации (эту должность Моровский совмещал с должностью командира бригады). Еще с прошлого года, Стахон привык доверять чутью американца, и решил не менять привычек. Когда отчеты были составлены, наступил момент прощания с 'Воюющей Польшей'. Путь снова пролегал через Львов, Киев и Харьков. В столице украинской советской республики, острый взгляд генерала разглядел в стороне от посадочной полосы военного аэродрома очень интересный бомбовый склад. Если глаза не обманывали, то под навесами хранились корпуса авиабомб трех-четырех тонного калибра, если не больше. И снова дела опять закружили Стахона. Лишь после сообщения в газетах о разбомбленных германских заводах синтетического бензина, Болеслав вспомнил виденную им на Скнилове шестерку тяжелых 'Туполев-14', и харьковский склад тяжелых бомб. По всему выходило, что топливную промышленность Гитлера могли разбомбить ночные дальние бомбардировщики большевиков, дозаправленные прямо в небе, где-то не западней Люблина. Французы кричали в газетах о собственном успехе, но Болеславу было ясно, что это сработали русские. А его самого ждала Франция. Там, под Парижем, новую технику обещал ему показать полковник Розанов.

На аэродром, где базировались ракетоносцы, доступа не имел никто, кроме спецконтингента. Даже испытатели СЕМА туда хода не имели за редким исключением. Ходили разные слухи, что у французов там 'сидят' новейшие американские 'крепости', увешанные франко-русскими ракетами, но ничего конкретного даже командующим союзными ВВС не доводилось. Болеслав после поездки в СССР, даже тут подозревал наличие русских тяжелых бомберов. Константин подтвердил лишь сам факт, 'да, ракетоносцы готовятся к удару'. На все остальные вопросы лишь укоризненно смотрел в глаза польскому соратнику. Зато полковник-испытатель с гордостью провел для друга экскурсию по собственной 'епархии'. Новые самолеты смотрелись стремительно и изящно. Розанов искренне гордился своим экспериментальным полком на 'Девуатинах' моделей 'D-553' и 'D-603'. Максимальные скорости его истребителей уже превысили 600-километровую отметку (и это без установки ВРДК 'светлячок'!). К тому же, испытатели и производственники обещали, что это далеко не предел для конструкций Эмиля Девуатина. Даже новейший 'Мессершмитт-109F', уже появившийся в нескольких штаффелях Люфтваффе воюющих на Западе, практически не имел перед обновленными французскими машинами никаких особых преимуществ. Генералу Стахону было жаль, что столь новые аппараты не поступят в ближайший год в польские и добровольческие авиачасти, но за союзников по Альянсу он был рад. Вдобавок Розанов разрешил командующему союзных ВВС, и своему другу, слетать на двухместном варианте '553-го', и даже пообещал пролоббировать поставки такой техники в Силы Поветжные примерно через год-полтора, если Альянс устоит в борьбе со странами Оси. К сожалению, задержаться в центре СЕМА в Велизи-Виллакубле дольше этих пары дней, и повидать других знакомых, не получилось. Курьер привез генералу приказ, срочно прибыть в Главную Ставку Войска Польского.

Болеслав очень удивился этому вызову в Париж. Как удалось узнать по пути к месту назначения, помимо него туда были вызваны бывший главком Сил Поветжных Юзеф Зайоц (ныне, по здоровью, назначенный советником при штабе командующего американской группировки генерала Фрэнка Маккоя), глава службы инспекторов Войска престарелый генерал Юзеф Халлер с помощниками, и три представителя штабов польских корпусов Западного Фронта. Причем, никакой особой передышки на Западном фронте не наблюдалось, бои продолжались все с тем же ожесточением. Так отчего же, возникла потребность в столь представительном совещании? Возможно, разговор должен был идти о планировании новых операций? Но, как выяснилось, этот сбор имел совсем иные причины, озвученные высоким начальством в генеральских погонах. За первым объявлением последовали и вопросы.

-- Пан Стахон, что вы можете сказать о самоуправстве вашего бывшего подчиненного подполковника Моровского, и введением им в заблуждение командования Восточного фронта?

-- Не понимаю вашего вопроса, пан Халлер. Прошу уточнить, о чем идет речь?

-- Речь о возникшем в Штабе Войска подозрении, что весь наш Восточный Фронт уже попал под контроль Советов. Вот о чем речь, генерал!!!

-- Простите, пан генерал, а что навело вас на такие выводы?

-- Майор зачитайте пану генералу предварительный запрос от штаба одного из корпусов Войска.

В зачитанном хорошо поставленным штабным голосом документе значилось следующее:

---------------------------------------------------------+

Подпулковником Моровским, а также введенными им в заблуждение генералами Абрахамом и Берлингом, в процессе организации Сил Поветжных и частей Войска на Восточном фронте, совершен ряд недопустимых уступок в пользу Советской России. В частности:

1. Производство боевых польских самолетов, ввергнуто в сильную зависимость от авиационной промышленности Советской России, и поставлено под полный контроль большевиков.

2. Оборудование Гданьского завода боеприпасов и судоремонтного завода, сразу после освобождения портов, вывезенное русскими в Ригу и Мемель, в силу глупости, либо предательства, было официально передано Моровским и Берлингом для организации новых 'совместных' заводов, которые строятся большевиками в устье реки Луга.

3. Организованные в Талине и Риге подпулковником Моровским малые патронные и оружейные производства, после вхождения Латвии и Эстонии в состав СССР, и вовсе переведены в большевистский оружейный центр Ковров.

4. К секретному польскому оружию получили доступ инженеры-коммунисты, и охрана НКВД.

5. Расширена практика сколачивания боевых частей Войска на территории Советской России, где наших жолнежей, подофицеров и офицеров ежечасно обрабатывает большевистская пропаганда, склоняющая их к вступлению Польши в состав СССР...

И еще много, то громких и резких, то наоборот сильно расплывчатых обвинений, в таком же духе...

------------------------------------------------------------------------------------------------------

Стахон выслушал все это, не дрогнув ни одним мускулом на лице. Цель этих обвинений сомнений у него не вызывала. Вопрос был в инициаторах такого 'заочного судилища'. Тот, кто затеял эту интригу, рассчитал свою партию, довольно, неплохо. Именно сейчас усилиями Моровски, Берлинга, Сверчевского и ряда других офицеров-патриотов, на Востоке успешно расширены районы, освобожденные от власти германского рейха. Оборонительные рубежи оснащены даже укреплениями из выпускаемых русскими под Брестом стандартных бетонных боксов с амбразурами косоприцельного огня и бронеколпаков. Подвижные части получили из Советской России конский состав и бронетехнику. А укомплектованные отличной летной техникой и обученными кадрами Силы Поветжные, наконец-то перешли от партизанских действий, к планомерной боевой работе. И кто-то 'слишком умный', а скорее нетерпеливый и нечистоплотный, именно сейчас захотел подмять все это великолепие, чтобы на могиле предшественников прогарцевать 'Спасителем Польши'. Вот только в способности этого 'кого-то' развалить и потерять достигнутое, Стахону верилось куда больше, чем в военный гений 'инкогнито'. Кто бы это мог быть, Стахону только предстояло узнать. Его раздумья прервал голос генерала Халлера...

-- Мало того, панове! На целый ряд командных должностей в авиабригаде (фактически уже в авиадивизии) 'Сокол', и в полках Восточного Фронта поставлены большевистские офицеры. Наиболее яркий пример - командующий Восточно-румынским фронтом наших войск русский генерал Рокоссовский, назначение которого было согласовано паном генералом Берлингом, без согласия Штаба Войска находящегося здесь в Париже.

-- Эту фамилию, панове, мне довелось слышать еще во время Норвежской кампании. Там пан Рокоссовский толково командовал усиленным моторизованным полком с русско-польским личным составом.

-- Все это так, панове, но там были части 'Добровольческой армии'. А затем этот коммунист участвовал в обучении плененных большевиками поляков, и теперь он командует целым фронтом нашего Войска! Как такому человеку доверили наш лучший панцерный корпус на Востоке, оснащенный трофейными болгарскими танками, и 35-ми 'Рено', возвращенными нам Румынией?!

-- Что вы можете на это ответить, пан генерал?

-- Гм. Пан генерал. Панове. Вынужден всем напомнить, что по танкам я не специалист, хотя второй панцерный корпус Абрахама с русскими танками я лично видел в Пшемысле. И насколько я понял, русские сами вооружили наши панцерные части. Как вам известно, я вернулся из инспекционной поездки в нашу родную Польшу лишь полторы недели назад. Но мне очень странно слышать подобные обвинения.

-- Вот как? Вам это странно слышать?! И, что же, тут странного?!

-- Да, пан Халлер. Очень странно такое слышать. Что же, касается главных странностей, то... Вы позволите обратиться к присутствующим с вопросом?

-- Конечно! Мы все заинтересованы в скорейшем разрешении этого инцидента!

-- Благодарю, пан генерал. Панове! Разве хоть один офицер в штабах фронтов, корпусов и бригад нашего Войска, до сих пор не знает, что успех восстания и летне-осенней войны в Польше, больше чем наполовину, обеспечен совместными действиями с Советами? Разве тут среди нас, имеются сомневающиеся в том, что наше снабжение сейчас практически целиком идет от русских?

По реакции одного из капитанов, Болеслав сразу понял, кто именно из командующих польскими корпусами запустил эту 'ароматную утку', в надежде станцевать на костях Моровски и его окружения...

-- Для тех, кто немного забыл нынешние реалии, я все же, их напомню. Первый пример - морские десанты в портах Гдыни, в Пуцке, Гданьске и Юрате. Кто-то забыл, что больше половины кораблей и практически все вооружение были предоставлены СССР, после переговоров с паном генералом Сикорским? В течение месяца снабжение через эти порты на пять шестых шло от Советов, и прикрывалось их подводным флотом и дальней авиацией. То, что ныне Гданьск и Гдыня Войском оставлены, из-за мощных ударов тевтонцев, только подкрепляет мудрость, попавшего под высказанные здесь обвинения, решения о вывозе заводов с прифронтовых территорий Польши, которые могут быть быстро заняты врагом. Второй пример - воздушный и десантный удары по прусской столице Кенигсбергу. Снова русские бомбардировщики и смешанный польско-русский десант на русских планерах, построенных в Латвии. Постройка новых боевых самолетов для Восточного корпуса Сил Поветжных...

-- Не передергивайте, пан Стахон! Эти-то самолеты строились в Латвии польскими мастерами и инженерами!

-- Да, неужели?! И кто же, по-вашему, прислал в Ригу комплектующие, на сборочную линию, организованную паном Северским? Кстати, того пана Северского пригласил подпулковник Моровски из самой Америки? Но и он русский! А с кем нашим парижским правительством были срочно заключены договора на поставку моторов и вооружения? Кстати, все было сделано с согласия покойного ныне генерала Сикорского, скрепившего подписанные с Москвой документы своей подписью. Или кто-то думает, что Латвия с Литвой и Эстонией смогли бы нас этим обеспечить, и стали бы это делать на свой страх и риск?! И, наконец, целая серия мощных десантов и операций воздушного снабжения наших войск в коронных землях. Успех восстаний в трех северо-восточных воеводствах, это в значительной степени заслуга Советов, панове. Как бы горько это не звучало для слуха патриота Польши, но это так.

-- Гм...

-- Да-да, панове. И я сам, и Моровски и Берлинг с Абрахамом пришли уже на почти готовое. И не будь того содействия, Гитлер не снял бы с Западного фронта двух с лишним десятков полнокровных дивизий для обороны на Востоке. Стабилизация фронта здесь во Франции, в значительной степени заслуга Советов! Не помоги русские нашей Польше организовать свой трехсоттысячный фронт на Востоке, и здесь боши уже били бы артиллерией по Парижу! И в чем же, тогда обвиняется командир авиабригады 'Сокол'?! Какое тут предательство?

-- Вы несколько искажаете цели совещания, пан Стахон. Вопрос стоит не о предательстве, а лишь о нарушениях интересов Польши. Возможно по неопытности! пана Моровского.

-- Значит, это по неопытности подполковник смог добыть у русских вооружения на целый мобильный панцерный корпус пана Абрахама?!

-- Что конкретно вы ставите в заслугу подполковнику?!

-- Как я уже упоминал, вооружение наземных частей, отнюдь не мой круг проблем. Но в беседе с паном Абрахамом, я узнал, следующее. Перечисленные меры имели, действительно, место. И размещение в Коврове производства 'карабинов Маросжека' и ручных пулеметов для нашего Войска. И постройка в Усть-Луге заводов по выделке патронных гильз. Но за создание этих 'совместных заводов' оснащенных нашими и рижскими станками, Моровский смог выбить у русских четыре десятка тысяч финских и австрийских пистолет-пулеметов под патрон 'Люггера', и вдвое больше легких пулеметов 'Лахти-26', перестволенных под наш стандартный калибр 7,92х57. Русские вернули больше сотни тысяч наших винтовок 'Маузер' и 'Манлихер', и отдали нам много трофеев чешского производства. За оставление Рижского самолетного завода в присоединенной к СССР Латвии, Советы сейчас поставляют планеры боевых машин и авиамоторы нашим Силам Поветжным. Причем есть договор о возврате завода, сразу после заключения надежного мира в Европе. И русские же поставили в Польшу около двух сотен легких самоходок и танков с установленными на них авиапушками Шпитального-Владимирова 80-го калибра. Кстати, такие же орудия, сейчас, массово стоят на вооружении Сил Поветжных на Востоке. Даже несколько десятков тяжелых танков созданных на основе Т-28 с толстой броней и французскими 75-мм пушками усилили корпус генерала Абрахама. И ко всему этому прилагался конский состав для оснащения целой дивизии вместе со сбруей и 'белым' оружием.

-- Вы все перечислили, пан Стахон?

-- Вряд ли, панове. Я ведь не занимался специально учетом переданного Советами военного имущества, поэтому передаю лишь частные сведения, полученные из штаба пана Берлинга и немного личным наблюдением. Кстати, для Сил Поветжных Моровский договорился о привлечении в бригаду 'Сокол' сверх штата одного полка на французских самолетах (русского производства). И отдельной эскадрильи на румынском фронте с секретными реактивными ускорителями, произведенными по его заказу в Британии.

-- То есть, все, что мы услышали о допущенных ошибках Моровски, это лишь подлые наветы?!

-- Простите пан генерал, а кто именно готовил этот 'чудесный запрос', насколько я понял, полученный из штаба генерала Томме?

-- Вообще-то это к делу не относится, но никакая не тайна! Запрос был сформирован по приказу начальника штаба Южного корпуса, пана подпулковника Ковальского, и заверен подписью командующего Южного корпуса генерала Томме. Сомневаться в компетенции начштаба Южного корпуса не приходится. Подпулковник Ковальский достойный офицер, награжденный за...

-- Это, случайно, не тот ли пан Ковальский, с которым собирался стреляться пан Моровский во время Висленского разгрома фон Клюге и Гудериана? Думаю, не все из вас, панове, знают о той истории, поэтому стоит вспомнить ее подробней.

-- Этого нам еще не хватало...

-- В тот раз пан капитан Моровский командовал парашютным батальоном, из нескольких пулеметно-минометных рот, и ракетной роты вооруженной тяжелыми ракетами его собственной конструкции. По приказу штаба Войска, он высадился с батальоном, совершил марш через болота, атаковал переправы через Вислу и обороняющий замостье в шесть раз более сильный панцерный отряд 19-й танковой дивизии Гудериана, являвшейся авангардом 8-й армии фон Клюге.

-- Пан Стахон, нельзя ли без столь долгих прелюдий?

-- Увы, пан Халлер. Для понимания той ситуации, нужно ее себе в деталях представить. Так вот...Авангард врага батальон Моровского ударом своих ракет дезорганизовал и почти уничтожил. Кстати, там же, впервые, отметился воздушный брандер конструкции пана Моровского. Такие же недавно бомбили столицу и промышленные центры Германии. Затем при поддержке передовых рот группы 'Модлин' под командованием генерала Абрахама, батальон пана Моровского захватил и понтоны одной из двух переправ, и, вскоре, навел наплавной мост для группы 'Модлин' ниже по течению. А вот после наведения той захваченной переправы, командуя 'тет де поном' Моровский был ранен, и отозван вами пан генерал Зайоц.

-- Все верно, пан Стахон. Моровский тогда вынужденно оставил командование на оказавшегося там же майора Ковальского, и получил от того слово чести, что тот не бросит его подчиненных в бессмысленные атаки. Но майор слова не сдержал, и безо всякого толку положил там полроты ракетчиков пана Моровского, за бесценок, потеряв уникальных военных специалистов.

-- Именно так все и было, пан Зайоц. И вернувшийся на другой день Моровский узнав об этом, бросил пану Ковальски перчатку, которую тот не поднял!

-- Панове, это-то тут причем?! Это ведь сугубо дисциплинарный вопрос!!!

-- Вы уверены пан, Халлер? Затаив злость на пана Моровского, пан Ковальский сейчас фактически хотел обвинить в измене или некомпетентности офицера куда более достойного, чем он сам. Не подлость ли такое поведение, панове?! Достойно ли это офицера наших войск?!

-- А я бы добавил, что это еще и несусветная глупость. Попытка убрать с фронта мастера по проведению неожиданных операций Моровского, или принизить его роль в восстановлении Сил Поветжных, окажется ножом в спину нашей общей борьбе с врагом. Вы все знаете, какой авторитет имеет пан Моровский в Силах Поветжных и у союзников. Или я не прав, панове. И стоит ли нам тогда дальше продолжать это разбирательство?

-- Гм. Пожалуй, вы правы, пан Зайоц, продолжать этот фарс, действительно, не стоит. Мое доверенное лицо подпулковник Лембович докладывал из Хелма о постройке в повяте двух заводов по переснаряжению боеприпасов всех типов, и переносу сборочных и ремонтных производств самолетов и бронетехники в район Пшемысля. То есть Моровский обоснованно оставил в Польше наиболее нужные производства, которые легко восстановить. И убрал подальше от тевтонских рук, те производства, которые, при потере, заменить будет нечем. А стало быть, панове, не все столь мрачно, как нам описал штаб Южного корпуса!

-- Вы правы, пан Халлер. Выполняя свою роль куратора наших производств, Моровский просто здраво разделил задачу снабжения, между безопасными районами Польши и поставщиками из большевистской России. Он вывел из-под тевтонского удара часть нашей промышленности и, фактически, заставил коммунистов танцевать под свою дудку. Я уверен, панове, в правоте решения покойного пана Сикорского и его заместителя пана Кукеля, который был передан болгарами немцам. Не поставь они пану Моровскому этих задач, количество и качество вооружения и амуниции на Восточном фронте было бы существенно меньше и хуже. Планируемые штабом операции на Востоке, также в значительной степени заслуга Моровского...

На этом странное и слабо подготовленное 'судилище над Моровски' было окончательно закрыто. Решение по проведенному штабом разбирательству было оформлено и подписано всеми присутствующими. Штаб Войска на Восточном фронте получил карт-бланш на планирование операций. А в штаб Южного корпуса унеслось оформленное пакетом неудовольствие верховного командования. Подпулковник Ковальски снова стал майором, и был назначен командиром альпийского польского батальона. Генералу Томме указали на его излишнюю пассивность при высоких потерях на Южном фронте, отобрали из его корпуса один полк для усиления Центрального фронта, и дали задание готовить предложения по десантной операции Альянса в северных районах Италии и на Сицилии. Такая дополнительная нагрузка, надежно купировала излишние амбиции генерала, и его штабных любимчиков, звезды карьеры которых плавно уходили за горизонт.

***

Воскресный день выдался теплым, даром, что только март. Сидела за столом с открытым окном, поэтому крик с улицы услышала сразу. И не отвлекаясь от своего дела, ответила почтальонке.

-- Эгей, Максимовна!

-- Чего надо-то?

-- Ты, в окошко-то выгляни!

-- Чего тебе Прашка?! Говори быстрее, мне сейчас некогда!

-- Да брось ты свои тетрадки-то! Я тут такое увидала!

-- Что ты там увидала? Обсмотрись хоть, а мне некогда!

-- Ну ка, глянь ка! А?!

-- Что тебе, 'а'?

-- Похож на твово-то, спрашиваю?! На Пашку-то?

-- Да где ж похож-то?! Поляк вон какой-то. И всем обликом спесивый.

-- А все одно словно близнецы они с твоим Пашкой-то. У меня глаз-то наметан!

-- Мне ничего нет ли? Ну, вот, так и знала! Шла бы ты своей дорогой, Прасковья. Мне еще двадцать контрольных проверять.

-- Скучная ты баба, Веруня! Люди, вон на Луну лететь собрались! На самую Луну!!! И главный у них на твово Пашку, будто родной брат похож. А ты... Эх ты! Ладно, прощевай Максимовна, до другого разу. А то, что тебе писем нету, это-то и хорошо. Значит все в порядке у твово Пашки на службе-то. Но и отличиться, видать, не успел еще. Ты жди, скоро напишет...

Сорокавосьмилетняя учительница, прикрыла окно, и снова взялась за тетради. Но работа больше не спорилась. В голову полезли странные мысли. Молодой поляк на фото, выглядывавший из кабины странного самолета (то ли ракеты), без винта спереди, и впрямь немного смахивал на ее Пашеньку, только возмужавшего сильно. Лицо было очень похожим. Вот только взгляд его... Куда-то вдаль, мимо фотографа, глядел он холодным чужим совсем не пашкиным взором. И хмурился он чуть-чуть по-другому.

С того странного разговора прошло почти полгода. Писем от Пашки все не было. Бывало уже с ним такое, вот только сердце щемило, от предчувствий, прямо как в тот день, когда Вовка на Волге сгинул. Писала письма Ларисе Петровской, жене бывшего пашкиного командира полка. Та, как обычно, успокаивала. Говорила, мол, секретные испытания дело не быстрое, и письма оттуда иной раз по году не приходят. В груди все тянуло тоской. Да и те письма, что Василий Иванович в тот раз в ноябре привозил снова достала. Странные какие-то были письма. Вроде все в них обычными словами расписано. Все как обычно сын писал, а чувство в груди беспокойное и непонятное. Знала, что повредил сын руку в Крыму, с парашютом прыгая. И что почерк немного поменялся, ей ясно было. Да и полковнику верила, он-то сразу видно человек хороший и врать не станет. Да, точно не врал ей Василий Иванович! И, что в Монголии вместе летали, и что с Пашкой недавно виделся, и все равно было тревожно. Холодные стали от Пашки письма. Про друзей подруг спрашивать перестал, и шуточек его дурацких в тексте больше не было.

Все лето промаялась Вера сомнениями, и за пару недель до начала учебного года, не выдержала, сорвалась в Москву. Поехала к Петровской Ларисе в гости, на ее новый адрес. Жена полковника, оказалась уже женой генерал-майора. Звания-то еще летом ввели, но не всем сразу переаттестация прошла. Расцеловались с хозяйкой, как родные. Сама Лариса после переезда ждала направления на новую работу, поэтому погулять, да поболтать, время у них было. И в Большом Театре балет 'Баядера' поглядели, и по летней Москве вместе походили, да и просто в сквере посидели, наговорились вдоволь. Вот там-то ей Лариса и показала Вере совсем свежее фото. На обороте была подпись на французском. Вера хорошо знала немецкий и хуже английский и совсем чуть-чуть испанский и французский. Их-то барин сам из поволжских немцев был, и язык Дюма не шибко жаловал. Понятно, до конца перевести сама не смогла, поглядела внизу подпись по-русски...

------------------------------------------------------------------------------------

'Франция. Плесси-Бельвиль. Штаб бригады ПВО 'ДА'. Август 1940.'.

------------------------------------------------------------------------------------

С фотографии на нее все тем же холодным, задумчивым взглядом глядел ее Пашка. Рядом с ним чуть улыбался Василий Иванович. А сбоку примостился один из пашкиных учеников - Сергей Симаго. Этого паренька лейтенанта Лариса уже показывала ей на старых монгольских фото. На всех была одета чужая военная форма. У Пашки на груди матово блестели иностранные награды.

-- Вот, только подарить эту карточку вам не смогу. Вы уж простите, Верочка, но секретная она. Но с Васей поговорю, может чего придумает...

-- Как ОН ТАМ?

-- Да все хорошо у Павла? Вася говорил, что подполковника ему бельгийцы дали, а все остальные штабы союзников чуть погодя подтвердили...

'О чем это она? Какого еще подполковника! Он же старшим лейтенантом... Ох! Господи! Просто так ведь званиями-то не награждают! Пашенька! Сынок! Да, что же с тобой сталось-то?!'

Поглядела в сочувствующие глаза подруги, та взгляд отводит. Видно по ней, может, и сказала бы больше, но опасается чего-то. Или расстраивать гостью не хочет...

-- Лариса Михайловна, я вас очень прошу. Я же все равно теперь про него везде по крупицам весточки искать буду. Я же не просто так из дому сорвалась. Его фото у ракеты два раза в газетах видела... Расскажите, что знаете, а?! Христом богом молю, не утаите!

-- Мы же договорились по имени друг друга звать. Эх, да ладно уж! Семь бед, один ответ! Все что знаю, расскажу вам, Верочка. Кому как не вам, про сына самое главное знать? В Монголии он свою первую пулю в руку получил...

-- Господи! Пашенька!

-- Это когда японский разведчик на своем мотореактивном на самой высоте-то преследовал. Японца-то он сбил. От раны лечился, но в тыл не поехал. Забинтованный с пилотами занятия вел. Потом снова летал там. И против самолетов самурайских, и ночами на штурмовку ходил. В самый ад ваш Пашка летал, но возвращался. Был сбит зениткой прямо над Халхин-Голом, упал с самолетом в реку...

'Господи! Какая же я дура-то! Взгляд пашкин мне не показался! А он под смертью день за днем, похлеще, чем в Китае. Господи, Пашенька!'.

-- Выплыл, и воевал на той стороне, на плацдарме. Вася говорит, он там пять танков сжег, и один танк японский, да еще батарею захватил. А потом оттуда на японском истребителе ночью прилетел, да на посадке-то перевернулся.

Внимая этим страстям, Вера уже не вскрикивает. Хотя душа разрывается, представив все эти ужасы. В раскрытых глазах боль. Лишь, молча, рот рукой прикрывает, и жадно слушает продолжение.

-- В тот раз Павел только синяками отделался. Вы Верочка простите, что напомню, но знать это нужно. Нельзя об этом ни с кем разговаривать. Ни за столом нельзя обмолвиться, ни на прямые вопросы даже намека нельзя давать. Каждый такой намек вашему Паше жизни там может стоить.

-- Понимаю я все. Никому, ни полслова, ни полнамека! Потом, что с ним было?

-- Потом его за границу в Америку и во Францию отправили. Ну, а дальше... Вася узнал, что с сентября он под фамилией Моровский за поляков воевал. Сказывал, будто сбил там полтора десятка немцев, какими-то ракетами целый полк разбил, а потом с германскими шпионами в рукопашную сошелся, да в плен к немцам и попал. В плену вроде не мучили, даже летать давали. Обо всем об этом недавно даже фильм американский сняли, только там он, вроде как, американский парень с польскими да немецкими корнями. Когда Вася из Польши вернется, я попрошу для вас тот фильм показать.

-- А сейчас ОН где?

-- Сейчас-то? Сейчас он в Польше, наверное. Весной-то вон в Литве и у нас свои рекорды ракетные ставил. Потом в Англию умотал. Летом-то он в Бельгии снова с немцами сражался. По званию тогда уже майором был, и свой полк в бой водил. Исполнял обязанности командира штурмового авиакрыла, это у них там вроде авиабригад наших. Считайте, догнал моего Васю по должности. Снова там с неба германские танки жег. Вот там-то опять он через ад прогулялся. Спас какого-то принца, сам очередную пулю получил, и уже раненый прямо к госпиталю спланировал. Вот после госпиталя он под Париж-то и попал, где они с Васей встретились. Король Леопольд Бельгийский-то его за это аж в барона произвел. В жизни бы не подумала житомирский баламут Пашка и вдруг барон Валхерен! Чушь, какая. Вашему-то Пашеньке совсем не это нужно. Видела я, как он в Житомире воевать всех наших летчиков учил. Боится он сильно за них. Переживает, что летчики наши к войне не готовы окажутся, и потому зазря гибнуть станут. Все-то свои амурные дела забросил! А сколько разбитых сердец оставил! Только о войне теперь и думает, словно ничего другого важнее нет.

Вера все винила себя, что чужим ей сын на фото показался. Повторяла мысленно - 'через ад прошел - пулю получил'. А голос подруги Ларисы журчал дальше, добавляя подробностей.

-- Грустным он каким-то стал, задумчивым. Иногда, даже кажется, что ему будущее открыто. Словно сны вещие по ночам глядит. Вася говорил, смотрел ему в глаза, и мол, даже перекреститься хотелось, но ему, как коммунисту, нельзя. А я же вижу, что душа у Пашеньки вашего болит отчего-то. Тоскует он сильно. Не то из-за любовной драмы той, не то еще из-за чего...

Вечером Лариса Михайловна уговорила ее сходить к своим знакомым в гости. В просторной квартире за накрытым столом оказались самые известные летчики страны. Во главе стола оказался рекордсмен ракетных полетов Стефановский. Михаила Громова тоже сразу узнала, с остальными ее Лариса знакомила. Ровесник Паши Жора Шиянов, как только узнал, что Вера Максимовна мама его друга Павла Колуна, то весь вечер от нее не отходил. И один раз, улучив момент, тихо так сказал.

-- Паша ваш, вроде как, заговоренный. На какой аппарат не посади его, будет мастерски летать. Люди только дивятся, мнутся перед задачей, в затылках чешут. А он подготовится, все продумает... А потом раз, и уже 'в дамках'! Талант у него настоящий, кого не спросите, все ему немножко завидуют! Так что, вы не волнуйтесь так уж сильно за него, Вера Максимовна!

-- Как же мне не волноваться, Егорушка, я же мать?

А потом была беседа с Михаилом Громовым. Генерал и начальник НИИ ВВС говорил с ней негромко, вежливо, но учительницу не успокаивал.

-- Мне Лариса Михайловна рассказала, что вы про сына уже все знаете. Это правда?

-- Да, Михаил Михайлович. Понимаю, секретность, но я ведь мать. Что узнала, то со мной в могилу ляжет. Слова лишнего...

-- Тут и без слов, можно случайно себя выдать. Гм. Вера Максимовна... А, как вы посмотрите на предложение поработать в Харьковском авиационном институте?

-- Ой, а что я там делать-то буду?! Я же только в школе старшим классам математику и немецкий вела.

-- Ну, например, поможете харьковским дипломникам в математических расчетах. Да и за не чужого вам заочного студента Павла Колуна дипломным проектом его займетесь. Он тут недавно новый набросок реактивного мотора прислал, почему бы вам пояснительную записку к тому проекту не оформить. А то не порядок выходит. Профессор Проскура Георгий Федорович, уже третий раз Павлу 'хвосты' списывает, за его новые диссертации. Но если так и дальше пойдет, то и отчислить с учебы может. Соглашайтесь, Вера Максимовна. Мимо ХАИ ваш Павел точно не проскочит, обязательно там должен появиться...

Боязно ей было жизнь так круто менять, но пришлось. Намекнули ей новые знакомые, что либо в Саратове придется частенько в городской отдел НКВД захаживать (а там и слухи могут пойти, что сидит ее Паша), либо в ХАИ подписки о неразглашении оформить. Зато, дав те подписки, получала возможность в том же самом 'котле вариться', в котором сам Пашка летом и его знакомые сейчас. Долго не раздумывала, согласилась. А то Прашка-почтальонша в Саратове, из одних оговорок ее может многое понять, да растрепать по всему городу. Болтунья она известная. Школьное начальство ее было в шоке. Мало того, что нового учителя в самом начале учебного года искать, так еще и беседу с ними органы провели, мол, сами язык за зубами держите. Чтобы никто и никогда не вспоминал уехавшую в Среднюю Азию, Веру Максимовну Колун и про сына ее. Иначе...

Дом, который еще помнил ее погибшего Вовку, и непутевого в детстве Пашку, она пока на свою тетю Нюру оставила. Собрала невеликий скарб, да и поехала в неизвестность. Все бы к Пашке поближе быть. Вот так, и стала Вера в Харькове методистом-расчетчиком. Вроде и при своем учительском деле осталась, но все же, немного сбоку. В столицу советской Украинской ССР Лариса Петровская вместе с ней поехала. Ей-то тоже без мужа и Москва не в радость. А Харьков не захолустье, даже театры в нем имеются. Этой активистке в институте сразу нашлось дело по досуговой части. Приняла на себя руководство новым клубом, потеснив какого-то аспиранта. После обустройства в харьковскую квартиру зачастили гости. Узнав, что в институте теперь работает мать Павла Колуна, Веру без приглашения навестили инженеры Люлька и Лозино-Лозинский, и с ними еще куча народа. Сам профессор Проскура помпезно заявился вечером со свитой соратников и с подарками. Вручил ей 'Киевский' торт и букет цветов. Вера глядела в незнакомые улыбающиеся лица, и на душе становилось теплее. Видно было, что Пашу тут любят и помнят. Пожилой мастер Савва Михайлович, словно большой шмель, весь вечер жужжал ей в ухо про необходимость 'родительского пригляда за взрослым дитем'. Мол, не о том ваш Паша думает. Пора, мол, ему семью заводить, а он... Поинтересовалась у старого мастера, кого же тот ей в невестках видит? И мужчина, не раздумывая, на тихую девушку указал. Ту, которая, смущаясь, ей при встрече Мариной представилась. А та и впрямь, как пришла в гости, так все вокруг хозяйки вилась. Но как-то скромно эдак, не навязчиво. Вера только соберется что-то делать, глядь, а уже все готово. То в вазу вода уже набрана, цветы поставить. То с сервировкой стола все уже сделано. Эта тихая и серьезная Марина за ней, словно дочка за мамой хвостом ходила. Но про свое знакомство с Павлом даже не пикнула. Умная и красивая девушка. И еще хорошо воспитанная...

***

Жестокое противостояние на полях Европы было не единственным конфликтом современности. В ноябре 1940 года все газеты мира облетели сразу три новости. Немецкая женщина-пилот на ракетоплане под гордым названием 'Комет-I', стартовавшем с подвески самолета-гиганта 'Элефант' авторства Вилли Мессершмитта покорила высоту в сорок семь километров. Зачем руководство германского рейха, не прекращая военных действий во Франции и Польше, ввязалось еще и в эту ракетную гонку, многим даже в Берлине было неясно. Впрочем, рейхсминистр пропаганды Геббельс заливался соловьем, призывая восхититься торжеством германского духа, без которого даже в России не взлетела бы ни одна ракета. Со слов главного глашатая славы рейха, уже совсем скоро мощная ракета полностью германского производства даст право выйти за пределы земной атмосферы верным детям Германии. Однако самолюбование сверхлюдей длилось недолго. Чуть погодя, в тех же газетах прогремело сообщение о взятии пика в шестьдесят один километр ракетой 'Метеор' созданной личным врагом Гитлера, польско-американским подполковником Моровски, совместно с коллективом русских инженеров под руководством Бориса Стечкина. И это достижение бросало немцам суровый вызов, даже не смотря на то, что сама ракета поставила рекорд без человека на борту. Роль экипажа на 'Метеоре' исполнил небритый пассажир Прометей из рода шимпанзе. Столь болезненно запущенная в лицо 'перчатка' не могла быть проигнорирована. Уже через неделю германская ракета 'Комет-II' снова попыталась доказать превосходство арийской расы над всем остальным миром, но тщетно. Очередной штурм не превысил максимальной высоты полета тридцати шести километров и завершился взрывом и трагедией. Первая женщина-ракетонавт в истории мира Ханна Райч погибла в очередном полете германской ракеты, так и не побив даже собственного рекорда. Все ракетные полеты в Германии прекратились на долгие месяцы, а курировавшие проект Вальтер Дорнбергер и Вернер фон Браун, вместе с шефом Гестапо Генрихом Мюллером помимо резкой критики из Берлина, получили приказ найти того мерзавца, который подстроил эту катастрофу. Вдобавок, утаить от мира эту тягостную новость не вышло, потому что на старт зачем-то были приглашены представители аргентинского, венгерского, румынского, шведского и швейцарского посольств. Сделано это было по предложению рейхсминистра Геббельса, который тоже оказался виноватым в этой истории. Рейх погрузился в траур по своей великой дочери на целую неделю. Ханна Райч действительно была одной из лучших летчиц планеты. Она виртуозно пилотировала вертолеты конструктора Фокке, летала на всех типах самолетов рейха, и трагично прервала свою яркую карьеру на самом ее пике.

Для войск Западного Альянса неудача и трагедия немецкой летчицы превратились в предмет зубоскальства. Солдатский юмор, как правило, довольно груб и не сидит на одной скамейке с тактом и этикетом. А пропагандисты союзников воспользовались нежданным сюжетом, для подъема воинского духа, перед ожидаемым новогодним наступлением. На одной из карикатур, вполне себе узнаваемый 'Сокол' Моровски, с пролетающей над разрушенным Рейхстагом ракеты, отправлял управляемые обезьянами бомбы прямо в сторону бессильно вздевающих к небу кулаки Гитлера, Геринга и Геббельса.

***

Их новая встреча с Павлом состоялась в разрушенном германскими бомбардировками Люблине, где с ноября находился Штаб Восточного командования Сил Поветжных. Вновь в кармане комбрига французское удостоверение полковника, а на плечах чужая 'буржуйская' военная форма. На груди позвякивают два французских же ордена и польский 'Добровольческий крест'. Петровский тут оказался в статусе наблюдателя, как и комдив Еременко. Никаких 'светлячков-тюльпанов', в этой части не было. Защищающий небо польского воеводства иностранный истребительный дивизион 'Вейхура' был подчинен штабу бригады 'Сокол', и по составу больше напоминал нормальный авиаполк. А вооружен был, словно двоюродные братья похожими друг на друга, но на деле совсем не родными между собой самолетами. Две эскадрильи выполняли боевые вылеты на французских сороковых 'Арсеналах'. Одна на 'Девуатинах D-552'. А еще две других летали на новых советских малосерийных истребителях И-26 конструкции инженер-подполковника Александра Яковлева. Вооружением и тех, и других были советские авиапушки Березина Б-23. Причем, все шесть десятков для секретности числились французскими машинами, хотя ни одна из них не была собрана во Франции. Задачей Петровского было прогнать через бои в польском небе не менее шести сотен 'Сталинских Соколов'. И были те ребята, отнюдь не новичками, а в своей массе прошедшими переподготовку в Учебных Центрах комэсками и командирами звеньев. Здесь в Люблине их обучали орденоносные коллеги из числа пилотов, воевавших в октябре 1939 в Добровольческой Армии, в бригаде комбрига Еременко. Потери в вылетах случались. Сердечная боль Петровского за погибших мальчишек давно притупилась. Если почти три месяца во Франции, он наблюдал смерть, лишь при посещении моргов госпиталей и осмотре обломков, упавших ночью самолетов, то здесь в Польше, все было перед глазами. Летали в основном днем. Схватки зачастую случались прямо в зоне видимости КП Люблинского ПВО. Радиоэфир через громкоговоритель доносил крики пилотов на русском и немецком. Несколько раз Василий Иванович лично вылетал на новых машинах, и вступал в воздушные бои. Сбил один 'Мессершмитт-109' и один 'Дорнье-17'. Сравнение новых самолетов между собой, и с германскими, выходило занятным. Новые французские 'Арсеналы-40', они с инструкторами пробовали еще во Франции на Плесси-Бельвиле. Скоростная машина, с неплохой маневренностью уже тогда Василию понравилась. Французский 'арс' имел отличный обзор, не уступал в скорости, и был даже лучше 'BF-109Е' на виражах, хотя и несколько отставал от последних модификаций 109-го в скороподъемности. Новый же 'Девуатин', был почти столь же быстрым, но чуть менее маневренным чем 'Арсенал', зато более скороподъемным (почти догнав в этом 'мессера' серии Е). Отечественный И-26 имел с 'французами' много общего. Он был даже легче 40-го, был еще быстрее, и еще маневренней. Вот только с охлаждением мотора, и надежной работой управления и шасси инженерам еще предстояло хорошенько покумекать. В целом машины воспринимались как равноценные. Но помимо железок, хватало других важных дел. На первом месте были люди. Работавшие без отдыха инструктора отбирали лучших из командированных в Польшу красных командиров. Недавно прибывшую группу кандидатов в командиры звеньев гоняли ведомыми, и учили ориентироваться. Нескольких слабо дисциплинированных и нестойких к алкоголю, уже отправили обратно в Союз. Контролировавшие этот контингент чекисты, то и дело, придумывали хитрые проверки, а троих пилотов даже умудрились спровоцировать польскими агентессами НКВД, и подвести под 'имитацию вербовки'. Петровский в дела чекистов не лез. Пойманным с поличным пилотам дал честную характеристику, и присовокупил свое мнение, что 'замарашек' нужно сослать на советский север, для усиления ПВО флота (там им будет не до амуров). Но проблемы были не только с пилотским форсом и расхлябанностью. Однажды поймали на нелегальном вылете одного юного авиатехника. Взлетел утром в момент опробования мотора. И как раз при его заходе на посадку 'арс' авантюриста был атакован парой 'свободных охотников' Люфтваффе. Бой шел прямо над аэродромом. В эфир с КП несся приказ 'прыгать', но летающий авиатехник сдаваться не спешил. Лицо Петровского окаменело в ожидании, нервы как струна. Вот сейчас дурака-нарушителя собьют, и он жирно дымя, взорвется в соседнем леске. А потом предстоит горькая чаша написания похоронки родным 'героя'. Но бой не завершился, 'струна' в душе не лопнула. От леса уже идет на взлет кто-то из дежурного звена. Первая атака 'мессеров', 'арс' вырывается из клещей, и сам нахально, бьет вдогонку. Но мимо. Вторая атака. Верткий 'француз', ловит 'мессера' на ножницах и на секунду оказывается у того на хвосте. Очередь, летят куски обшивки, но 'мессер' на форсаже резко отрывается и уходит. Второй, покружив, тоже уходит, не рискуя связываться с дежурным звеном. И что это было. Петровский ловит проезжающий мимо 'Лазик'.

-- К стоянке летаков. Живо!

-- Так ест, пан пулковник!

Истребитель уже зарулил, а стоящего по стойке смирно пилота, и его командира звена песочит не кто-нибудь, а лично командир авиабригады Моровский (он же законспирированный Паша Колун).

-- Вы о чем там думали?! Тайком летать учились, ладно! Почему рапорт не подали в штаб?!

-- Пан...

-- Молчать! Кто командир эскадрильи этого ухаря?!

-- Поручник Покрышкин, товарищ... звиняйте, пан подпулковник. Разрешите...

-- Вам поручник срочно разобраться, кто это в вашей эскадрилье подпольно учит техников летать. Доложить мне все обстоятельства дела через полчаса! Кругом, шагом марш.

-- Э-э. Никак нет! Пан подпулковник! Разбираться тут нечего, это я ему разрешил. Командир звена Глинка, в этом не виноват.

-- Та-ак, понятно! Как ваши имя и фамилия, техник?!

-- Техник-хорунжий, Иван... то есть Ян Гавриш, пан подпулковник.

Петровский слушал этот разнос, постепенно остывая. Этот Покрышкин теперь свое точно получит. Пашка хоть и сам засранец редкостный, но такого не простит, рапорт напишет. За такое могут и из комэсков попереть. А с Глинкой надо бы потом обязательно переговорить, чтоб не болтал. Этот младший брат мог даже видеть Пашку. Или в Саки, или на фото показанных ему в Житомире братом Борисом, или еще где-нибудь. Паша пока все делал правильно, поэтому сам Василий не спешил вмешиваться. Но вот следующий вопрос подполковника снова напомнил комбригу, что мозги у Колуна, явно

-- Готовы к экзамену по пилотированию, техник-хорунжий?

-- Что, тов...пан подпулковник? Виноват, не понял вашего вопроса!

-- Что вам не ясно, Гавриш? К экзамену по умению пилотировать истребитель готовы, вы или нет? Или вы только тайком шкодить горазды?!

-- Э-э. Точно так, готов пан подпулковник!

-- Тогда бегом вон к тому двухместному 'Арсеналу', у вас три минуты, чтобы привести в порядок ваши нервы. Поглядим, чему вас поручник Покрышкин обучил. Через три минуты я лично проверю ваш уровень пилотирования. Кругом, бегом марш!

-- Пан, подпулковник, разре....

-- А ты поручник бегом вместе с ним, подтверди мой приказ, готовить 'спарку' к полету. Учлета в переднюю кабину. Марш!!!

Грозный командир бригады оглянулся на столпившихся пилотов и техников, и разогнал их своим фирменным рыком.

-- Остальным что делать нечего, кроме как уши греть?! А ну разойдись по своим задачам, а то я всем вам новых задач добавлю!!!

Петровский вырос за спиной командира бригады 'Сокол', когда пространство вокруг очистилось от зевак в погонах. Гневное шипение генерал-майора с погонами польского пулковника смутило бы и туркестанскую кобру.

-- Ты, что творишь, Паша?!

-- Не волнуйтесь, пан пулковник. Я бой этого парня видел. Он справится. Его неплохо учили.

-- А если ты ошибся?! Ты...

-- Ошибка в этом деле, действительно, есть. Не знаю, почему этого Ваню Гавриша не взяли в летное училище, но с отправкой такого кадра в школу авиатехников, кто-то очень крупно ошибся. Как чуть раньше и с тем старлеем Покрышкиным. Вы разве не знали, что он тоже из авиатехников летчик? И наше с вами дело, пан пулковник, ту ошибку исправить. И как раз здесь мы можем сделать из Гавриша настоящего летчика-истребителя. А если не вытянет нагрузок, то в штурмовых полках тоже летчики нужны. Пусть летает. Думаю, мы с вами еще будем гордиться таким знакомством.

-- Хрен с тобой, Паша. Иди, психуй дальше. Но, смотри у меня!

Над аэродромом, чуть в стороне повисла дежурная пара истребителей. Но взгляды личного состава смотрели не на них, а на 'сдачу экзамена'. Глядя вместе с ними полет 'Пашиного крестника', Петровскому непроизвольно захотелось почесать затылок. В небе выполнялись, довольно, странные фигуры. Самолет, словно маятник, шел зигзагом, то разгоняясь на снижении, то снова набирая высоту. Потом был комплекс пилотажных фигур имитировавших воздушный бой со стрельбой холостыми из пулеметов. Каскад чисто выполненных фигур, сменяло не слишком уверенное, но почти нормальное 'отвечающее урок' пилотирование. Этот 'экзаменуемый' явно вкладывал душу в повторение всех фигур за новым наставником. Через четверть часа, налетавшись над аэродромом, двухместный 'Арсенал' ушел в сторону стрельбища, на котором пристреливалось оружие самолетов. Оттуда послышался тихий треск коротких очередей из авиапушки. Аэродром словно бы замер в ожидании окончания этого представления. Самолет заходит на полосу бортом к ветру, чутко удерживаемый от опрокидывания. Вот колеса коснулись земли, но истребитель снова отрывается от ВПП и уходит на второй круг. И таких незаконченных посадок было еще шесть. Затем, Моровский выпрыгнул из самолета, что-то крикнул дежурному, и двухместная машина неуверенно снова пошла на взлет. Все побросали дела, глядя на то, как полчаса назад 'выдранный аки сидорова коза' авиатехник, выполняет полностью самостоятельный полет с выполнением боевых разворотов, горок, спиралей и бочек. Вот он, прибрав газ, и убрав высоту скольжением, садится против ветра, не удержавшись от маленького козла. Вот очередной взлет, круг и посадка уже более чистая. Техник-хорунжий, открывает фонарь кабины, и несколько секунд сидит, устало откинув голову назад. Потом он спускается с крыла и медленно идет к КП. За три шага перешел на строевой, и доложился.

-- Пан, подпулковник, техник-хорунжий Гавриш учебный вылет завершил, разрешите получить замечания.

-- Первое замечание - с завтрашнего дня, сутки губы тебе за вылет несанкционированный командиром дивизиона майором Коккинаки. Учись своевременно докладывать обо всем и решать вопросы по уставу. Второе, пока надежно не отработаешь посадку на три точки, о боевых вылетах можешь не мечтать. Третье - пиши рапорт на мое имя, о переводе в летный состав дивизиона ПВО, и второй на имя представителя штаба Сил Поветжных пулковника Петри, о направлении тебя учиться на пилота-истребителя (пока направление в летную школу не получишь, тренируйся с Покрышкиным и Глинкой). Четвертое - близко к цели подходить можно, если она с хвоста не кусачая. Поэтому учись точно стрелять из пушки на дистанцию в километр, потом пригодится. Сейчас огонь открывай с четырехсот, чтоб меньше мазать. Поручник ко мне!

-- Пан пулковник, поручник Покрышкин по вашему...

-- Значит так, Покрышкин. Ивана Гавриша доучить, и подготовить его к настоящей сдаче экзаменов на пилота-истребителя. Свои ошибки он знает. Будь с ним построже. И вот еще что... Для всех общее требование - назубок выучить контуры всех своих и союзных самолетов (даже новых), чтобы никого из наших зазря не сбивать. Если ракурс неудобный, и опознавательных ты не видишь, то ведомого или вторую пару отправляй вверх или вниз на проверку, а сам занимай положение для стрельбы и жди подтверждения. Ну и еще - пусть Иван всем своим коллегам техникам сегодня 'накрывает поляну' и вместе с тобой объяснит им, что еще хоть один такой номер кто-нибудь попробует выкинуть, разжалую нахрен и в трибунал отправлю. Вопросы есть?

-- Никак нет, пан подпулковник. Разрешите идти?

-- Ступайте оба.

А с Гавришем и Покрышкиным Петровский потом не раз виделся на аэродромах в кругу столь же знаменитых советских летчиков. И каждый раз он удивлялся чутью Паши Колуна, который сразу поверил обоим, и не выдал на расправу нарушителей с задатками будущих орденоносцев...

***

Начальник штаба US Air Forses недавно реорганизованных из Авиакорпуса, двухзвездочный генерал Арнолд изучал рапорт от полковника Дулиттла, в чьем ведении с ноября числились все испытания реактивной техники в САСШ и за рубежом. Джим как обычно писал четко и без эмоций.

-------------------------------------------------------------

'Генерал сэр. Ранее я настаивал на переносе испытаний реактивной летной техники в районы безлюдных высохших озер. Оставаясь в целом на той же позиции по данному вопросу, готов предложить другое временное решение. В Калвер-Сити имеется заводская полоса, допускающая эксплуатацию скоростной авиатехники. Армия имеет с владельцем завода Хьюзом действующие соглашения, которые могут быть расширены. К тому же из четырех полученных из Польши аппаратов, один направлен для изучения в лабораторию Лэнгли, а остальные временно размещены в ангаре авиабазы Сан-Диего, которая расположена вблизи Калвер-Сити. Прибывшие вместе с авиатехникой польские, американские и канадские пилоты-испытатели ждут разрешения о продолжении испытаний. Старшими в группе испытателей являются, гражданин Канады Майор Эндрю Терновски и гражданин Польской Республики лейтенант Мэтью Полански. Вместе с ними в группу входят еще пять поляков, и четыре американца-сержанта (из них двое черных, воевавших в этом году добровольцами в Абиссинии). Представленный ими отчет об испытаниях самолетов прошедших в польском Подкарпатье, уже изучается специалистами научной службы USAAF в Лэнгли. Компания 'Белл' в Баффало, для оснащения учебных частей, начинает мелкосерийное производство 'Аэропитонов' с планером YP-39, доработанным по польскому проекту, и усиленным по результатам испытаний. Кроме того, инженеры концерна 'Командо' приступили к детальной проработке инициированного автором опытного аппарата 'Аэропитон', подполковником Моровски, полностью нового проекта реактивного многоцелевого самолета 'Файербёрд'. По предложению подполковника Моровски, новый аппарат должен иметь взлетный вес около шести-семи с половиной тонн, и быть оснащен двумя моторами мощностью около 4400 фунтов каждый. Контрактная скорость от 500-520 узлов. Экипаж два-три человека. Боевая нагрузка в пределах тонны.

Предусматриваются следующие варианты использования машины:

1) Учебный с двойным управлением, и кабиной для тренировочного катапультирования пилотов. Он же буксировщик планеров-мишеней;

2) Истребитель перехватчик одноместный с рабочей высотой полета 40-45 тысяч футов. И, такой же, двухместный-всепогодный с британским самолетным радаром в носовом обтекателе;

3) Истребитель-бомбардировщик с торпедно-бомбовой нагрузкой в одну тонну. Он же дальний истребитель без бомбового вооружения;

4) Разведчик с дальностью полета до полутора тысяч миль;

5) Ракетоносец с мощными многоцелевыми ракетами на подвеске;

6) Штурмовик с мощным артиллерийским и залповым ракетным вооружением. По вооружению имеются интересные проекты авторства того же Моровски.

В развитие удачного опыта, прошу вашего разрешения на создание двух учебных свадронов на 'Аэропитонах'. Эта машина пока не может считаться полностью безопасной для обучения. Как боевая, она также не обладает реальной ценностью. Однако предусмотренное подполковником Моровски использование легкого мотора с воздушным винтом, резко повышает шансы при авариях основных моторов, что уже было проверено на практике в Польше. Означенные два сквадрона с польскими и канадскими инструкторами, позволят без значительных затрат подготовить костяк будущих испытателей реактивной и ракетной техники в стране. В дальнейшем получивший такой опыт полностью американский инструкторский состав, может быть также привлечен к испытаниям реактивной техники союзников в Старом Свете. Для организации означенных учебных реактивных подразделений, прошу выделить материальное обеспечение и личный состав по прилагаемому списку. Также сообщаю, что новая партия заказанных подполковником Моровски по собственному проекту улучшенных реактивных турбинных моторов 'Роллс-Ройс', должна прибыть в Бостон после Рождества. Местом базирования первого реактивного учебного сквадрона мною предлагается база Эглин-Филдс...

С наилучшими пожеланиями, полковник Джеймс Дулиттл.

-------------------------------------------------------------

Арнолд почесал переносицу, и отхлебнул остывший кофе. Да, с этой новой авиатехникой, что-то нужно было решать. Выскочка Моровски, своего добился, несмотря на все смешки за его спиной и штабные интриги. Поляк прославился как настоящий ас-охотник, и лучший ракетчик планеты. Его карьера оказалась столь яркой, что после фильма о нем, снятого его приятелем Хьюзом, парнем заинтересовались в Вашингтоне. Ограничивало поддержку его проектам со стороны владельцев больших денег и настоящих властителей континента то, что Моровски не был масоном и членом закрытых клубов, но Арнолд считал это временным явлением. Парень был давно на крючке и под микроскопом. Стоит ему оступиться, и он будет съеден и заменен другим. Но если сможет добиться успеха, то независимым ему оставаться недолго. Уж как делаются дела в столице, генерал знал отлично. Если новый реактивный аппарат Моровски пойдет на вооружение Воздушных Сил, то парня ждет умопомрачительная карьера в столице, или... или забвение. А пока вокруг этого юного героя закручивались все новые и новые интриги, перспективы становились все более многообещающими, но и непростыми. Американский ракетный патриарх и номинальный глава независимой NASA (североамериканской аэрокосмической ассоциации) Роберт Годдард давил через своих покровителей, требуя срочного возврата Моровски из Польши, для обучения пилотов американских ракет, участия в проектировании этих ракет, и для постановки новых рекордов высоты. Сталин выполнил перед ученым обещание, и прислал один экземпляр ракеты. Лоббисты старейших авиафирм Америки, наоборот, единодушно настаивали на запрете полетов 'на опасных ракетах', пока NACA, их не сертифицирует. Под шумок они рассчитывали подмять под себя этот многообещающий бизнес. Научная служба ВВС, в пику конкурентам, желала получить 'новую игрушку' в безраздельное пользование. 'Круглоголовые' гнули свою линию, пытаясь приструнить 'фирмачей' и 'клоунов-ракетчиков'. Споры в прессе и властных кабинетах не утихали. NACA и NASA никак не могли договориться о том, кто кому подчиняется в вопросах космоса и высотных полетов. Сильные покровители были у обеих сторон. А энтузиасты, бездумно, требовали начинать испытания и 'броски к звездам', наплевав на амбиции производителей, ученых и ВВС, и даже не дожидаясь возвращения Моровски из Старого Света. Так, стоило эксцентричному миллионеру-пилоту и одному из учредителей NASA Говарду Хьюзу осуществить в сентябре свой кругосветный перелет с дозаправками в воздухе над Советской Россией, как Чарльз Линдберг, тут же предложил тому новый проект. По замыслу рекордсмена, два облегченных четырехмоторных бомбардировщика Б-17 с пороховыми ускорителями и новыми поршневыми моторами, должны были отбуксировать прицепленный сзади такой же 'Боинг' на высоту сорока трех тысяч футов с подвешенной под ним ракетой Моровски-Годдарда. И вот на этом видавшим виды двухместном аппарате, с новыми моторами Годдарда, дополнительными ускорителями и подвесными баками, он предлагал штурмовать высоту в 230 тысяч футов, став первыми кто 'понюхает космос'. И это притом, что на сегодняшний день, лишь какая-то обезьянка в России смогла подняться на высоту 200 тысяч футов на ракете Моровски. Как, в таких условиях, уберечься от трагедии, подобной случившейся Ханной Райч над Йоганисталем, Линдберг не задумывался. Не удивительно, что Хьюз тянул время, не давая ему согласия. Пополнить собой список погибших рекордсменов миллионер отнюдь не спешил...

Раздумья завершились, и сверху на рапорте полковника Дулиттла, 'паркер' генерала вывел своим пером такой вердикт - 'Эксперименты в Калвер-Сити организовать и обеспечить достойными мерами секретности. Черных и белых сержантов-испытателей, являющихся гражданами САСШ произвести в лейтенанты USAAF, и включить в отдел военных-советников с начала 1940 года. Все их волонтерские достижения официально провести по личным делам, как задания штаба. Терновски и Полански предложить принять второе гражданство и также включить их в состав испытателей USAAF. Звания подтвердить по описанной выше схеме. Остальным полякам сделать аналогичные предложения. Приступить к организации трех учебных реактивных сквадронов, два для ВВС и один для Флота и Морской пехоты. Согласование мест их базирования произвести сразу после Рождества...'.

***

Полковник Грицевец, неторопливо шел вдоль короткого разомкнутого строя 'именинников', зачитывая фамилии, вручая каждому документ о досрочном окончании Ефимовского училища и, заодно, желтоватый знак 'Крылатый метеор' с белой цифрой '4' (4-й класс пилотирования реактивной техники). А напротив и по флангам счастливчиков замерла незамкнутая 'коробка' строя, продолжающих учебу курсантов сразу трех причастных к событию училищ.

-- Востриков!

-- Я!

-- Поздравляю с успешным досрочным окончанием училища!

-- Служу трудовому народу!

-- Вязин!

-- Я!

-- Поздравляю с успешным досрочным окончанием училища!

-- Служу трудовому народу!

-- Гандыба!

...

В СССР уже с зимы имелось целых три мотореактивных полка, в которых периодически стажировались по нескольку недель те, из кого готовился личный состав будущих реактивных авиачастей. Но в тех частях все стажеры имели только должности. Будь ты хоть полковник, пока не выполнил норматив, ты 'ведомый'. Теперь же в стране формировался первый настоящий регулярный авиаполк реактивных машин. Все командные должности в нем пока занимали пилоты-ветераны или испытатели. Вот для этого полка и были выпущены несовершеннолетние кадры Ефимовским училищем. Теперь это были уже не курсанты, а молодые летчики, пусть и временно ограниченные в выборе места службы. После Франции, все командированные туда несовершеннолетние курсанты получили свои первые командные звания в ВВС РККА. А некоторые из них, в первую очередь 'стажеры-командиры', получили повышение по службе даже не один раз. Звания присвоили всем, даже потерявшему пальцы на правой руке и переведенному в ракетное училище Ефиму Розману, и упокоившемуся во французской земле рядом с полутора десятками взрослых погибших пилотов особой бригады ПВО, Максиму Терентьеву. Последний был награжден посмертно 'Красной Звездой' и двумя орденами Французской республики.

Василий страшно завидовал стоящим перед строем выскочкам - досрочным выпускникам 'ефимовцам'. Конечно же, не треугольникам сержантов в петлицах этих неполных пяти десятков мальчишек старшего школьного возраста. И даже к не их орденам и медалям ревновал. У него самого на груди мерцал недавно врученный за Карелию орден Красной Звезды'. Да и свой кубарь младшего лейтенанта он при выпуске из летного тоже получил (училищное начальство могло бы и сразу два лейтенантских кубаря дать, но тут свою роль сыграл выговор в личном деле от комбрига Королева за 'вологодские похождения'). А завидовал 'французам' Васька Сталин, из-за того, что 'вот эта мелочь пузатая', оказывается, уже целый год, летала на мотореактивных и реактивных аппаратах. И, конечно же, безумно хотелось младлею получить недавно учрежденный знак 'Метеор'. До зубовного скрежета вожделел этот символ настоящих реактивных пилотов. Только, конечно, не такой же желтенький, как у этих 'детсадовцев', а сразу 'первоклассный'! Чтоб золотистый с синей эмалью и с белой цифрой '1'. Но пока не было у младшего сына Сталина даже вот такого знака, с цифрой '4'. Поздно они с пацанами услышали про эти секретные училища. Эх, поздно! Ка бы не товарищ Мехлис, неизвестно, узнали бы вообще дети первых людей страны об этом направлении военного образования. Он-то себе думал, что их дивизион в Карелии был суперособенным и 'САМЫМ ПЕРВЫМ в СССР ракетопланным'. Но оказалось, что подразделение было далеко не уникальным в стране, и даже не первым. Первые мотореактивные полки, как рассказало начальство, воевали еще в Монголии. И задолго до всех вологодских подвигов, еще с сенября тридцать девятого на ракетопланах, и на 'факельных' учебно-боевых учили летать вот эту 'зеленую зелень'. Ефимовское училище, как выяснилось, было для пацанов тут, и школой-интернатом, и учебной военной частью, и летным училищем заодно. Ну, а главное Васино 'достижение', которым он так гордился, полеты на боевых ракетопланах, для 'ефимовцев' были всего лишь 'начальным курсом подготовки'. НАЧАЛЬНЫМ. И вот это было особенно обидно. Кстати получивший на днях лейтенанта, бывший старший курсант училища имени Кибальчича, Жора Береговой сейчас тоже стоял в строю отдельного факультета ракетчиков. С двумя кубарями лейтенанта в петлицах и с парой таких же, как у Васи 'Красных Звезд' на груди (Вторую ему за Францию дали). Вместе с Яшкой-братом он в строю стоял! Хотя Яшке-то пока особо гордиться нечем. Только такой же, как и у Васи, кубарь 'младшого' брат получил и еще медаль 'За Отвагу'. Орденов за Карелию и Францию заслужить не смог. А вот Береговой... До короткой службы в их Вологодском ракетном дивизионе, именно в этой среднеазиатской 'ракетной Мекке' Жорка осваивал свою летно-ракетную подготовку. Не один он там учился, со своими сокурсниками, понятное дело. Более того, лейтенант уже успел полетать, и на 'Зябликах', и даже на 'Граче'! Как и вот эти 'детсадовцы' кстати! Что б им всем пеленки не меняли! И во Францию Жору и даже Яшку, в отличие от Васи, взяли. Да и в Польшу, вместе с нынешними выпускниками, тоже! Обидно было до слез, только младшему сыну Сталина вида показывать нельзя. Но, как же трудно-то, чувствовать себя не наравне с другими, а где-то в хвосте! А Георгия где-то в феврале уже ждал 'третий метеор' - знак разрешающий сложный пилотаж на реактивных, но в простых метеоусловиях. После этого собирался Васин бывший комзвена в чисто ракетных частях послужить, и заочно, вторую специальность летчика-испытателя получать. Уж он-то точно по ресторанам на банкетах рассиживаться не станет. Все о космосе бредит. Не иначе Жорке лавры Моровского и Громова снятся. Однако, как бы ни надувались сейчас губы Василия, в горьких раздумьях о несправедливости Фортуны, но в том, что Береговой справится с наваленной им на себя титанической нагрузкой, сын Вождя ни минуты не сомневался. Было ясно, что нужно упереться в учебу и срочно догонять, и Вася себе дал зарок.

'Все Красный, приехали! Другие наши, пусть как хотят, чудят. А мы с Тимуром и Чапаевым бросаем форс. Хватит нам гулянок и залетов, пора за ум браться. А в космосе я не позже Жорки Берегового должен быть. Должен, и все! Наизнанку вывернусь, но полечу! Громова со Стефановским не обскакать. Но с Жоркой наравне должен быть. Хоть ниже по званию, но в одном экипаже!'.

Фактически все три училища жили здесь тесным 'кустом'. Командовал всеми тремя генерал-майор Филин, но в каждом заведении у него имелся заместитель. Ефимовское Специальное Авиационное Училище готовило универсальных реактивных пилотов с самого нуля. Так сказать ' с младых ногтей' (младшим было всего по 13-14 лет). Более продвинутое Нестеровское, тянуло лучших и наиболее опытных из 'ефимовцев', 'кибальчишей', и даже пришлых 'варягов' из ВВС и НКВД, сразу на будущих реактивных командиров звеньев и эскадрилий. Кстати, вот этих выпускников 'ефимовцев', совмещавших свою учебу в двух заведениях, из Нестеровского в качестве стажеров-комэсков уже выпустили. И случилось это даже раньше, чем окончание их родного Ефимовского. Вот такая тут 'цвела петрушка' с параллельным обучением. К тому же, в Нестеровском ВВКАУ РА (последние две буквы означали 'Реактивной авиации') имелся еще и факультет для старшего и высшего командного состава. На нем готовили от майоров и до генералов (как свой 'Первый Метеор' недавно получал генерал Рычагов, Вася своими глазами видел). Ну, а еще недавно вожделенное Васей Ракетное высшее военное командное училище имени Кибальчича (РВВКУ К), которое уже закончил его карельский соратник Береговой, вместе со своим курсом, готовило все уровни командного состава именно для ракетных подразделений и частей. И не каждая из тех ракетных частей обладала летно-подъемным составом. Ракетчики делились на морских, воздушных и наземных. С морскими вообще все понятно. Этих кроме, как на секретных озерных полигонах (и на Каспии), только в классе и увидишь, в их черных форменках. Вторые в основном составляли экипажи и наземный техсостав дальних ракетоносцев. Вот эти-то порой летали на ПС-84, ДБ-3, ДБ-А и ТБ-7, и запускали с них свои крылатые ракеты, и ракетные торпеды. Кстати зеленой молодежи (вроде Васиных ровесников) среди них практически не было, а 'малышей-ефимовцев' и подавно. Третьи же, осваивали запуск всевозможных ракет с различных нелетающих лафетов. И, как выяснилось при просмотре учебного фильма, ракетных лафетов уже имелось немало. Были лафеты, и с направляющими в виде рельсы, и с трубчатыми, и еще с ферменными катапультными, вроде тех, что были у них в дивизионе в Карелии. Самый примитивный вариант - легкий переносной лафет 'тренога со штырем' (работал почти как миномет). Следом за ним шли буксируемые ракетные системы (в основном на шасси буксируемых тяжелых зениток). Потом самоходные колесные и гусеничные комплексы. И завершали этот ряд большие стартовые комплексы для самых тяжелых ракет. Береговой даже хвастался, что через несколько лет, примерно с таких вот 'стартовых столов', можно будет в космос на ракете рвануть. Но уж это-то он точно врет! В космос намного раньше самолет-носитель ракету забросит. Вон, как те образцы, которые Оберт с Моровским и Громовым с ПС-124 запускают. Космос-то дело, безусловно, интересное! Но перед Васей сейчас стоял нелегкий выбор. Или обещанный ему Жорой космос, но когда-нибудь... Или реактивные полеты, но уже сейчас. Но хотелось-то всего и сразу! И нужно было выбрать так, чтобы не упустить самое важное! А ведь еще имелся и особый факультет испытателей. Вот на нем, не только преподавали, но даже и сами доучивались испытатели НИИ ВВС, ЛИЦ, и даже из летных подразделений УПР НКВД (полковник Голованов его как раз в день их прибытия закончил). Эти-то реактивные испытатели всегда много летали на 'факеле' и даже катапультировались из задних кабин на больших скоростях. Вот только таких, как Вася зеленых учлетов, даже с двумя лейтенантскими кубарями, туда не брали. Нос у них еще до этого не дорос.

***

Генерал-лейтенант Рокоссовский вернулся в столицу для доклада. И вернулся он не с пустыми руками. На полигон в подмосковную Кубинку с командующим прибыли три десятка специалистов, участников 'смешанного фронтового КБ', два месяца работавшего на Жешувских заводах, в условиях жесточайшего цейтнота, постоянной военной опасности и вечной нехватки всего и вся. С собой они привезли множество образцов трофейной техники, танков Т-IV, Т-III, Т-II, 38t, и самоходных штурмовых орудий Stug-III, но отнюдь не эти образцы были главными 'звездами показа'. В Польше проходили испытания, новейшие советские танки и самоходные установки. И хотя танков у противника было немного, но случались там и танковые дуэли, и артиллерийские засады фашистов, и бои с штурмовиками Люфтваффе, и даже сражения танков против бронепоездов. И теперь весь этот опыт необходимо было обобщить и учесть в планах серийного и опытного танковых производств. Тем более что в боях с фашистами уже были проверены почти все опытные советские танки. Экспериментальные подразделения вооруженные ими входили в отдельный батальон НКВД, воевавший в корпусе Рокоссовского. И сейчас настал момент подведения общих итогов. Помимо плавающих Т-40, модифицированных Т-126 (с противоснарядным бронированием), средних танков Т-32 и Т-28 с 30-мм броней, а также десантных ДСУ-76, зенитных ЗСУ-6 с 33-мм пушкой и ЗСУ-7 с двумя 23-мм авиапушками Волкова-Ярцева (и аналогичными им пушками покойного Таубина), в Кубинку прибыли сырые и недоделанные, но крайне интересные, причем наполовину иностранные образцы. Почему наполовину? Да потому, что 'смешанное фронтовое КБ' состоящее из советских мастеров и инженеров, не только контролировало испытания советской техники, но и принимало активное участие в создании этих образцов техники, произведенных за границей СССР. Хлопотали вокруг машин в Кубинке как раз сами инженеры и мастера того самого 'фронтового КБ'. Все польские образцы имели высокую степень унификации, из разных комплектов корпуса, навесных устройств, оснастки и вооружения, словно из кубиков, можно было собирать множество разных боевых и обеспечивающих их работу машин. Первый образец представлял собой, всего-навсего, малую штабную машину на гусеничном ходу, со спаренными автомобильными моторами, установленными, как у Т-40, вдоль правого борта. Движитель был сильно схож с ходовой частью плавающего танка Т-40 (похожей на ходовую чешских танков). Только новая гусеница имела ширину траков 310 мм, а сами траки выпускались в Жешуве большой серией. Эта машина была вдвое тяжелее своей 'советской сестры', но плавать уже не умела. Зато она вмещала походный штаб танкового батальона из шести человек, две радиостанции и прикрытую прозрачным колпаком пулеметную турель на крыше с автоматом Березина УБ-12,7 (снятым со сбитого П-58 'Лис-II'). Применяться она могла, и как машина для авианаводчиков, и как полевая операционная. Её сестрой была легкая ремонтно-эвакуационная машина, без половины крыши, зато с тентом, передним угловым ножом-отвалом, кормовой лебедкой и экипажем из пяти человек. Еще одним вариантом её же оказался легкобронированный топливозаправщик с двухместной кабиной, малой бронецистерной вместо салона и тремя насосами (для заправки сразу трех танков). Следом шли самоходная установка 75-мм французской пушки, смонтированная на таком же шасси, но с измененным положением боевого отделения, и слегка похожая на нее открытая гусеничная зенитка с германским 37-мм автоматом Flak-36, и такая же установка с советско-французской 33-мм авиапушкой. И замыкала их дружную семью на 'родственных шасси' пара макетных танков из неброневой стали, догруженные до 'боевой массы'. Один макет оснащался длинноствольной 45-мм полуавтоматической пушкой и мощной броней (по ТТТ 37-40мм, то есть, почти не уступающей Т-126). А второй должен был нести броню 35-мм, и более мощную 60-мм автоматическую пушку (недавно показанную здесь в Кубинке на танке Т-III). 45-мм пушка с длиной ствола 60 калибров была получена поляками рассверливанием, нанесением нарезки и повторной закалкой 60-калиберного ствола зенитного автомата 'Бофорс L60' калибра 40-мм. Унифицированные двухместные башни этих двух танков устанавливались на заранее расширенном погоне, и допускали взаимозаменяемость между собой и по вооружению. Все экземпляры техники имели боевой вес около 11,5 - 12 тонн, и могли использоваться для десантирования новым тяжелым десантным планером конструкции Антонова. В виде опыта именно на этих планерах, легкие танки и гусеничные машины вывозились из Польши. Боекомплект к их длинноствольной 'сорокапятке' доставлялся в Польшу из советского Бреста. Именно это семейство машин вызвало наибольших интерес у участников смотра. Сторонниками нового танка и унифицированных с ним машин были конструктор Астров с компанией молодых инженеров. Оппонировали им конструктор Гинцбург и ряд чинов из ГАБТУ.

-- Товарищ Астров, а откуда взялось задание на такие машины?

-- Из Польши, товарищи. Штаб обороны Жешува, на основе ремонтировавшихся на заводе наших танков Т-40, попросил производственников из запчастей от чешских и немецких танков и автомобилей сделать унифицированную линейку бронетехники. Основной смысл, в снижении затрат на производство, которое по 'временному техпроцессу' уже разворачивается. Хотя сами поляки понимают, что одним им это не потянуть, и просят оказать содействие в производстве комплектующих. Штабная машина изначально была необходима авианаводчикам Сил Поветжных. Ремонтный тягач, попросила их же аэродромная служба. Для них же собрали обе мобильных зенитки, благо и германские зенитки и наши длинные авиапушки уже проходили испытания на польских двухмоторных штурмовиках. На ствол советского авиационного орудия лишь навернули пламегаситель, установили в переделанный германский лафет и немного доработали зенитный прицел. Ну, а два легких танка в Жешуве начали делать, по мотивам Т-40, даже до нашего прибытия еще в августе.