Я твой по-прежнему, тебя люблю я вновь...

Озираясь по сторонам, я шёл по узкому извилистому коридору, стараясь не дышать носом, чтобы не ощущать мерзкий запах разложения. Пару раз едва не растянулся на грязном полу, зацепившись ногой за мумифицированный труп, одетый в настолько истлевшую военную форму, что определить принадлежность к стране было невозможно.

По стенам из серого необработанного камня, со стекающими грязными струйками воды, тянулись толстые «змеи» высоковольтных кабелей. И я молил Бога, чтобы они оказались целыми, и меня не шандарахнуло током, как в прошлый раз, когда зазевавшись, наступил в лужу, в которой валялся оборванный провод.

Лабиринт ходов разошёлся на два прохода и, задумавшись на пару секунд, я вошёл в левый. Тут же наткнувшись на мерзкого лохматого монстра, размером с огромную собаку. Какой-то шутник запихал чудище за кабели. Оно рычало, сучило лапами, пытаясь вырваться. Парой метких выстрелов я пристрелил тварь, чтобы не мучилась. Несчастный монстр повис, как кусок изъеденной молью овечьей шкуры.

Коридор закончился круглой дверью, встроенной в стену. С тихим шелестом она отошла в сторону, выпустив меня, наконец, на свежий воздух. Всюду, куда хватало глаз, простиралась равнина, с выжженной солнцем травой, и скалистой грядой на горизонте.

Сверившись с картой, я двинулся по узкой тропинке, которая заканчивалась у высокой металлической сетки. Ни прохода, ни кодового замка. Но стоило мне подойти ближе, как в сетке образовался круглый разрыв, из которого с резким злым лаем выскочила здоровенная мохнатая тварь, с пробегающими по шерсти искрами разрядов. Не растерявшись, я выпустил всю обойму, чудище рухнуло мне под ноги.

«Ладно, все вроде неплохо сделали», — подумал я, снимая голографические очки с головы. Все мгновенно исчезло. Я сидел в глубоком, мягком кресле в небольшой комнате метром пять на пять с гладкими матовыми стенами, которые переливались яркими кислотными цветами.

— Ну что скажите, Олег Николаевич? — осторожно спросил молодой парень в синей спецовке, стоящий рядом с креслом. — Вам понравилось?

— Очередной Сталкер сотворили? — поинтересовался я с усмешкой.

Он смутился, отвёл глаза, пробормотав что-то невнятное.

— Ладно, визуализация неплохая. Сколько процентов?

— Семьдесят пять, — ответил стоящий у стены мужчина в белом халате. — Это не Сталкер.

— Да и Бог с ними, Борис Сергеевич, я в этом не разбираюсь. Текст-то покажите.

В стене открылась ниша, продемонстрировав томик. Я взял в руки, пролистал пару страниц.

— Уровень художественности — два процента, я полагаю, — резюмировал я.

— Мы поставили семь, — бросил хмуро Борис Сергеевич.

— Переоценили. Сильно. Ладно. Работайте дальше.

Покинув комнату визуализации, я направился в свой аскетически обставленный кабинет. Стол из дымчатого стекла т-образной формы, пара кресел из полупрозрачного пластика, и мозаика из огромных голографических панелей на стенах. На экранах бежали ряды цифр, диаграммы, появлялись и исчезали яркие трёхмерные картинки.

Раздался перезвон колокольчиков, все надписи перекрыло мерцающее слово: «Нина», заставившее меня улыбнуться. На главном экране возникло изображение худенькой молодой женщины. Нежный овал лица, словно мягкой кистью обведённые скулы, курносый носик. И огромные, яркие глаза. От зрачка расходились пульсирующие лучи мягкой бирюзы.

— Что случилось, зайчик? — спросил я.

— Я просто звоню, чтобы узнать. Ты не возражаешь, если я пожарю на ужин утку?

— Ну, если ты её не пережаришь, как в прошлый раз, — без упрёка сказал я. — Впрочем, она все равно была вкусная. Правда. Как Ванечка, у него спала температура?

Она в волнении накрутила на пальчик непослушный локон, ответив через паузу:

— Пока нет, дорогой.

— Плохо, — нахмурился я. — Придётся все-таки везти в больницу.

— Я надеюсь, не придётся, — её голос предательски дрогнул. — Все-таки, Олежек, ему уже стало лучше. Он уже покушал гречневой каши. Я сварила…

— Да, это отлично. Нина, извини. Возможно, задержусь. Приду, скорее всего, только к восьми. Ничего? Ждите меня. Целую тебя и малышей.

Экран вновь заполнился столбиками цифр, диаграммами, красочными фотографиями, видео. А я углубился в отчёты моих специалистов.

— Северо-западный филиал, — скомандовал я. — Образцы номер тридцать пять, сто двадцать семь и… — я на мгновение задумался. — Тысяча триста семь.

Через пару секунд на столе открылась ниша со стопкой книг. Я открыл первую с лихим названием: «Застолье у Дракона», просмотрел пару страниц и, бросив на стол, скомандовал:

— Света, соедините меня с Бутурлиным.

— Хорошо, Олег Николаевич, соединяю, — послышался нежный голосок моей секретарши.

На плоском, прозрачном экране, висевшем по центру, пробежала рябь. Возникло объёмное изображение сидевшего в кресле у камина старца в бордовом атласном халате.

— Ну что, Александр Витальевич, расскажи-ка мне, откуда у тебя берутся такие высокие результаты? Аж пятьдесят два процента художественности, — с ядовитым сарказмом поинтересовался я. — Где ж ты столько Толстых и Чеховых берёшь, не поделишься опытом?

Он смутился, мгновенно убрав украшательства интерьера. Приняв обычный вид, стал выглядеть значительно моложе. Старинный интерьер сменился на современно оформленный кабинет, а халат — на деловой костюм темно-синего цвета.

— Ну, мы стараемся, — пробормотал он.

— Правда? Работаете, я так понимаю, не покладая рук и глаз. Это вот что, по-твоему, художественность? — я открыл один из томиков. — «Лиловое солнце бросало красивые зелёные лучи на стадо бредущих по пустыне драконов».

— Это сбой программы, — он начал покрываться красными пятнами.

— Опять? А давай мы сейчас проверим, сбой это или нет? «Автор-2060», установки для книги «Застолье у Дракона».

Через пару секунд, на экране возникли столбики информации.

— Смотри, Шура. С установками, с которыми вы работаете, у этой замечательной книги художественный уровень — семьдесят семь процентов, а с моими установками — всего два. А знаешь почему? Потому что из ста тридцати фильтров твои умельцы отключили сто восемь. Ты что, думаешь, за этим никто не следит?

— Ну, такое тоже людям надо читать. Не все хотят читать заумное… — попытался оправдаться Бутурлин.

— Только в том случае, если ты собрался превратить читателей в стадо баранов. Значит так, Александр Витальевич, — строго произнёс я, заметив с удовлетворением, как собеседник на экране напрягся. — Включаете все фильтры. Отсеиваете весь мусор в помойку. Через неделю доводите уровень художественности до тридцати процентов. Если ещё раз подобное повторится — уволю всех. И перестаньте считать наших спецов идиотами. Понятно?

Он хмуро кивнул. Экран отключился. И откинувшись на спинку кресла, я скомандовал:

— Элвис. Альбом «Loving You».

Постукивая костяшками пальцев в такт голоса Короля, я занялся проверкой отчётов остальных филиалов моей компании.

Когда моя компания, тогда ещё малоизвестная, двадцать лет назад разработала программу «Автор-2060», в этот проект мало, кто верил. Редакторы издательств отнеслись скептически к проекту, в рамках которого программный комплекс автоматически проверял не только орфографию, грамматику, стилистику текста, но и его художественную ценность. Искусственный интеллект, считали они, не может заменить человеческий. Но через пару лет, эксперимент показал, они глубоко ошибались.

Лишённая вкусовщины, равнодушная к блату и взяткам, поисковая система рыскала по мировой паутине и оценивала любой текст, попавший в поле зрения. Никто не мог ускользнуть от её бдительного ока. В хорошем смысле этого слова, конечно. При нахождении текста, чьи характеристики превышали средние показатели, они отсеивались и исследовались на более высоком уровне. На данный момент программа представляла собой многоуровневую систему оценки с разработанными фильтрами, по условию которых отсеивались малохудожественные тексты. С талантливыми авторами заключался договор и их тексты включались в общую библиотеку электронных книг. В разработке принимали лучшие писатели, поэты и программисты.

— Олег Николаевич, — женский голос прервал мои размышления. — Сергеев хочет показать вам образцы.

— Спасибо, Света, я сейчас к ним спущусь.

Оказавшись в коридоре, я скомандовал: «Новый Эрмитаж. Первый этаж. Третий зал». По матово-белым стенам пробежал радужный вихрь, превратив их в зал с высокими потолками, уставленный мраморными статуями на полированных гранитных постаментах. Я видел это тысячу раз, всякий раз поражаясь точности воспроизведения. Впрочем, это не мешало мне наслаждаться эти скульптурами воочию. Никакая, самая детальная визуализация не может передать энергии, излучаемой мрамором, преображённым резцом великого Мастера.

Лифт в конце коридора гостеприимно распахнул двери передо мной. Я сделал шаг внутрь, стенки расширились, превратив скромное пространство в великолепный дворец, созданный природой, пещеры Афона с водопадом минеральных отложений. Я вышел из лифта и направился по коридору к основным цехам.

Просторный зал с высоченными, под двадцать метров, потолками был перегорожен матовыми стенами на секции, в каждой из которых кипела работа. Я направился к двери с безликой надписью «27».

— Ну что, Антон Степанович, чем-то можете порадовать? — поинтересовался я весело, входя внутрь.

Здесь меня поджидало несколько моих специалистов в белых халатах.

— Да, Олег Николаевич, кажется, можем, — произнёс удовлетворённо старший, с планшетом в руках, высокий худощавый мужчина. — Присаживайтесь.

С комфортом устроившись в глубоком кресле, стоявшим посредине комнаты, я закрыл глаза, ощущая, как мне надевают устройство с голографическим экраном. Открыв глаза, я обнаружил, что сижу в кабинете, заставленным старинной мебелью резного дерева. В большом камине, отделанным темно-красным гранитом, по весело потрескивающим дровам пробегал трепетный огонёк. А на коленях у меня лежала раскрытая толстая книга.

Откинувшись на спинку кресла, пролистал, с удовольствием вчитываясь в строчки, написанные готическим шрифтом. Осмотрелся вокруг. «Швы» интерьера пока были заметны на мой, профессиональный взгляд, но антураж был проработан неплохо. По крайней мере, значительно лучше, чем в прошлый раз. Здесь было так уютно, что мне с большим неудовольствием пришлось оторваться от чтения, вернувшись в реальность.

— Ну, молодцы, — удовлетворённо сказал я. — Довольно точное погружение в атмосферу. Книги со шрифтом Брайля в основную базу включили?

— Зачем, Олег Николаевич? — спросил главный специалист Сергеев. — Для слепых у нас аудиозаписи.

— Для незрячих, — поправил я. — Обязательно введите список всех книг со шрифтом Брайля.

— Они все равно ничего не увидят, — лениво возразил один из группы, рыжий вихрастый парень. — Зачем для них стараться-то?

— Они не увидят, но ощутят. У незрячих сильно развиты другие чувства. Обоняние, осязание, слух. Природа всегда компенсирует. И чтобы я больше не слышал подобных слов, — добавил я строго.

— Но тогда мы не успеем запустить в серию через две недели, — растерянно проговорил Сергеев.

— Ничего страшного. И работайте над остальными интерьерами. Зал Ленинки, обязательно проработайте.

Вернувшись в свой кабинет, я удобно расположился в кресле и включил видео.

Отдых на берегу реки, медленно несущий свои воды меж низких берегов, заросших плакучими ивами. Два худеньких пацана, один постарше, другой — младше, с визгом забегают в воду. Нина на берегу, лежа на животе, читает толстую книжку в темно-синей обложке с выдавленной золотом надписью «И.А.Гончаров».

Чёрт, я совсем забыл!

— Света, мне не звонил Кузнецов? — спросил я, выключив видео.

— Звонил, Олег Николаевич. Сообщил, что нашёл то, что вы искали.

— Замечательно. Соедините меня с ним, — попросил я.

Потянулись долгие минуты ожидания. Когда я начал уже серьёзно беспокоиться, по экрану, наконец, разошлись кругами волны, словно от брошенного в воду камня и проявилось добродушное квадратное лицо с курносым носом и хитрющим взглядом широко расставленных глаз, в которых скакали озорные бесенята.

— Привет, Алёшка. Говорят, у тебя что-то есть для меня серьёзное? — воскликнул я.

Таинственно улыбнувшись, он сделал малозаметное движение. В центре кабинета закрутилась невероятно точно выполненная трёхмерная модель книги в потёртом переплёте с надписью: «М.Л.Гофманъ и Сергъй Лифарь. Къ Н.Н.Гончаровой». Я покачал недоверчиво головой.

— Юбилейное издание? Первое? Нет, не верю. Такого не может быть.

— Может, Олег, — спокойно возразил Алексей. — Мы уже провели несколько экспертиз. Письма Пушкина к Гончаровой, изданы в Париже. Первое издание. Экземпляр номер тридцать восемь. Прекрасная сохранность.

— А факсимиле с писем есть? — затаив дыхание, поинтересовался я.

— Конечно, все как нужно, Олег. С двух писем.

Не сдерживая волнения, готового выплеснуться через край, я выскочил из-за стола и приблизился к вожделенному предмету, чтобы рассмотреть подробно.

— Когда сможешь точно сказать, что это оригинал? — пытаясь скрыть душившие чувства, срывающимся голосом, спросил я.

— Через пару дней точно.

— Не больше! Надо успеть, Алексей. Я хотел подарить Нине. У нас юбилей. Понимаешь. Она будет ждать.

Он едва заметно вздохнул и нахмурился.

— Ты уверен, что тебе это нужно? — пробормотал он. — Стоит немало…

— Ну не дороже денег, — усмехнулся я. — Ускорь, пожалуйста, экспертизу. И потом сразу оплачивай. Мои реквизиты не изменились.

— Ты не спросил цену, — осторожно напомнил он.

— Не важно. Абсолютно не важно.

Когда я возвращался домой, уже совсем стемнело.

Оставив машину в гараже, я направился по бетонной дорожке к крыльцу двухэтажного дома из розовато-красного кирпича под темно-красной двухскатной крышей, скрытого в буйной зелени деревьев. Сняв плащ, прошёл в гостиную, где кроме низкого журнального столика, кресла и тумбочки с проигрывателем виниловых пластинок были только высоченные книжные шкафы из резного красного дерева. Подошёл к одному из них, вытащив томик Пушкина, раскрыл сразу на нужной странице:

Отложив книгу, я подошёл к виниловой «вертушке», стоявшей на низкой тумбочке. Аккуратно вытащил из конверта пластинку, поставил на проигрыватель. Острая игла плавно опустилась на дорожку, полились щемящие звуки «Романса» Георгия Свиридова к повести Пушкина «Метель», так хорошо передававшие мои чувства: изящное кружево скрипки, которой вторили мощные звуки рояля.

Присев в кресло, я взял с журнального столика фотографию в простой деревянной рамочке с изображением улыбающейся молодой женщины с нежными ямочками на щеках.

Нина, моя жена, очень любила читать книги. Бумажные книги. Мне, владельцу крупнейшей компании по производству электронных книг, разделить это чувство было трудно. Хотя я старался найти для неё самые редкие издания. Чтение для неё было священным ритуалом, смысла которого я не понимал.

Проблемы возникли тогда, когда выяснилось, что у Нины аллергия на старую бумагу. Мы долго не могли понять, в чем причина приступов удушья, которые измучили её. И лишь со временем стало ясно, что читать бумажные книги она не может. Когда приступы переросли в нечто страшное, что не поддавалось контролю и лечению, я не выдержал и сжёг все бумажные книги в нашем доме. Все, до единой. Заметив их электронными копиями. Только две сотни специалистов во всем мире могут отличить мои копии от реальных книг. Ридеры моей компании имитируют все: шрифт, старинную, ломкую, жёлто-коричневую бумагу, даже переплёт любой сложности.

Но Нина заметила подмену. Она ни разу не пожаловалась мне, но в её душе что-то сломалось навсегда.

Моя жена умерла семнадцать лет назад. А мои сыновья выросли, и покинули меня. За семнадцать лет я восстановил нашу прежнюю библиотеку изданных на бумаге книг. И даже нашёл много новых. В моем доме нет ни одной электронной книги. Только бумажные. Мне кажется, когда читаю их, ощущаю частичку души моей жены, которая осталась в них.