Я Распутин. Книга третья

Глава 12

За распоротый бронник имел долгую и неприятную беседу с Самохваловым.

— Григорий Ефимович — выговаривал Петр Титович — Какой смысл в охране, если вы манкируете ей? Почему оставили казаков у здания колонии?

— Ну не к детям же с охраной… — вяло оправдывался я — Да еще там почти все служащие из отставников, бдят. Потом полиция приехала…

— Ну вот недобдели — пожал плечами штаб-ротмистр — Другой раз ткнут ножом поточнее и все, уже бы на погост снесли.

Проблема была еще в том, что нынешние бодигарды слабо знают специфику охранной службы. Как осматривать помещения, обыскивать подозрительных, проводить эвакуацию… Бою в закрытых помещениях они тоже не учились. Да и Самохвалова ругать не за что. Он разрывался между мной и думской стражей. Поди обеспечь безопасность тремстам депутатам, четверть из которых сами представляют опасность для других. Телохранители из агентов были представлены к Головину, его замам, самым важным небесникам вроде капитана, Вернадского… Вот и шли косяки один за другим. То какой-то студентик пронесет в Думу револьвер и выронит его из штанов в кулуарах вызвав переполох. То какая-то сумасшедшая запрется в женском клозете и ее час уговаривают выйти, а она обещает всех взорвать.

— По реквизициям, у Владимира Александровича была загородная дача для тайных встреч в Царском селе — я покопался в документах, нашел выписку из реестра — Забирайте в службу охраны и создавайте тама штаб-квартиру. Школу телохранителей, полосу препятствий…

— Что за полоса? — заинтересовался Самохвалов.

— Поинтересуйтесь у Корнилова из СМЕРШа. Они что-то у себя уже сделали. Навроде тира, но в движении. Солдатик бежит по бревнам, прыгает через препятствия, ползет под холостым огнем. Сделан цельный дом с комнатами — коридоры, двери…. При этом должен стрелять из револьвера в установленные цели, выбивать нужное количество очков.

— Дельно! Обязательно съезжу к Лавру Георгиевичу.

А я что-то зацепился мыслью за револьверы — полоса это, конечно, хорошо, но ведь сейчас вооружение прототипов «спецуры» ничем не отличается от линейных полков! Что у Корнилова, что у Самохвалова — наганы, шашки да мосинки и хорошо еще, что не со штыками, а карабины. А им ведь нужно совсем другое оружие — легкое, удобное, скорострельное. Напрашивается ППС, но я ничего про него не знаю, кроме слов того, что он был чрезвычайно прост в производстве и что его делали в блокадном Ленинграде. Надо вспоминать, у нас даже в школьном музее был стенд про этот автомат. И наганы заменить на что-нибудь более толковое, хотя бы на браунинги, как у меня — они удобнее в носке, барабан не мешается. Калибр, конечно, слабоват, тут бы девять миллиметров в самый раз… Может, у американцев чего найдется, они любят всякие мощные стрелялки под убойные патроны?

По аналогии всплыл пресловутый «промежуточный патрон»… нет, АК сейчас никак не осилить, нужно что-то простое… Господи, чего я думаю, сам же федоровскую автоматическую винтовку в руках крутил и чек ему выписывал! Надо влезть в это дело поплотнее, может, я чего и подскажу, наверняка ведь в голове обрывки знаний болтаются. Перекос затвора, поворот личинки — все мы хотя бы раз смотрели видюхи на ютубе или читали статьи на десятках тематических сайтов. Так что ставим задачи Федорову и Дегтяреву — упрощенная автоматическая винтовка, ППС и пулемет Дегтярева. Он вряд ли сильно сложнее того, на что способна нынешняя промышленность.

Проводив Самохвалова и записав оружейные мысли в ежедневник, я выглянул в приемную оценить фронт работ. С каждым днем посетителей становилось все больше, их статус все выше и выше. Министры, послы, генералы, статские и тайные советники, думские лидеры… Вот и сегодня тоже густо. Несколько кандидатов на должность губернатора Москвы. Извольский-младший по поводу Балканского кризиса — после случая с Матой Хари, министр иностранных дел ходил ко мне как на работу. Ну, этот подождет.

Из промышленников — Иван Воскресенский и Алексей Путилов. Ижорский и Кронштадтский заводы соответственно. Поди, услышали про НЭП — слухи то идут — и решили подзаработать. Последний еще небось и от банковского лобби — подал в Думу законопроект о принудительному выкупе помещечьих земель. Правые, разумеется, устроили скандал, блокировали трибуну. Чуть не случилась драка с левыми, которые, разумеется, были за. Теперь надо договариваться, и, пожалуй, на таком фоне можно пропихнуть закон о «совхозах». Не принудительно выкупать, а создавать крупное производство.

Эммануил Нобель. Ого! Этого надо принять в первую очередь. Сто процентов приехал проситься в бугульминскую нефть. Пустить? Если пустить — значит, испортить отношения с Манташевым. Надо что-то предложить взамен? Но что?

— Господа, всех приму, но надо обождать. Угощайтесь пока кофием и чаем, вон самовар стоит с кипятком, калачи от Филиппова, сладости от Бормана, — я пробежался взглядом по лицам остальных посетителей и… — Ольга Владимировна??

В глухой вуалетке, в черном платье, в самом конце приемной сидела Лохтина.

Я пропустил женщину в кабинет, плотно закрыл дверь. Подвинул стул, приглашая присесть, потом встал у окна, разглядывая Шпалерную. Движение возле Таврического стало совсем оживленным — два регулировщика уже не справлялись. Может, нанести на брусчатку разметку? Вроде какой-то англичанин увидел, как по улице ехал протекший молоковоз, оставляя за собой белую полосу и сразу предложил властям идею. Вот и последуем.

— Мы так и будем молчать?

Лохтина откинула вуалетку, я увидел заплаканные глаза. В голове сразу возникли стихи, что я посвятил женщине:

— Чему обязан вашему визиту? — сердце больно кольнуло, но я сохранил на лице вежливое выражение — Кажется, мы расстались и весьма неприглядно.

Ольга не выдержала, зарыдала.

Пришлось успокаивать, отпаивать водой из графина. Из обрывков фраз я понял, что муж недавно скончался и жизнь Лохтиной рухнула. Действительный статский советник оставил значительные долги, все друзья и родственники от Ольги отвернулись — ее винили в сердечном приступе Владимира Михайловича. И тут была доля правды.

— Долги я покрою — я быстро выписал чек Лохтиной.

Хоть одна проблема решается деньгами. Вот бы так всегда…

— Мне неудобно брать — замялась женщина — От…

— Бывшего любовника?

— Да!

— А от работодателя?

На лице Лохтиной появилось удивление.

— Мне нужна обратно секретарша. Видишь, как все закрутилось…

— Что же Танеева? — с некоторой долей ревности спросила Ольга.

— Аня высоко взлетела — усмехнулся я — Первая женщина пилот, поди приземли ее теперь в приемную…

— А Елена?

— Тоже парит возле Олимпа. Стала директором моих предприятий. Нынче в Сызрани.

Повисла пауза, Лохтина раздумывала. Потом тяжело вздохнула, спросила:

— Когда приступать?

— Ежели без новых побегов — я не смог удержаться от шпильки — То прямо сейчас.

Закончив переговоры с промышленниками, я тут же принял Извольского.

— С чем пожаловали, Алексей Петрович? — я снял очки и принялся тереть переносицу.

Надо что-то придумывать, а то совсем в кресло врасту, никакие полеты не помогут. Может, сделать себе тренажерный зал и принимать посетителей там, хе-хе? А что, я персонаж экстравагантный, могу себе позволить. Опять же, введу в моду, а то у нас только гимнастическое общество в пару сотен человек ЗОЖем занимается, а все остальные разве что пешком ходят и верхом ездят.

— Очередные притязания Японской империи, Григорий Ефимович. На этот раз тарифы за перевозку по Южно-Маньчжурской дороге.

— Кемску волость хотят?

— Простите? — Извольский, хоть и попривык к моим выходкам, выглядел обескураженно.

— Не обращайте внимания. Японцы, значит, требуют все большего и большего, а нам ответить нечем, так?

— В целом верно, после… ммм… неудачной войны наши силы на Дальнем Востоке крайне слабы.

Ну да. Стратегический и геополитический тупик — громадные вложения в Транссиб уперлись в трижды отобранный Порт-Артур и все тысячи километров дороги ведут практически в никуда, вместо того, чтобы приносить стране прибыль. И бодаться с японцами сейчас ни сил, ни времени — главные проблемы на западе.

Извольский тем временем бубнил про Маньчжурию и я краем уха выхватил, что с момента постройки КВЖД население края увеличилось вдвое, за Великую стену, невзирая на запрет, вовсю валят ханьцы. С одной стороны, это хорошо — под нашим влиянием растет потенциал и возможности. С другой — страдают собственно российские территории, особенно от хунхузов, а забайкальские, амурские и уссурийские казаки понесли серьезные потери в русско-японскую и не в состоянии полностью прикрыть границы. Да еще должно в Китае бахнуть, попрут беженцы…

— Полагаю необходимым ответить решительной нотой… — продолжал Извольский.

— А сколько ты их уже направил, Алексей Петрович? И был ли с того толк?

— Ну как же! — начал было Извольский, потом принялся считать, потом все-таки признал: — Как в бездну. Японцы чувствуют себя сильными и творят, что хотят.

— Во-от! — я чуть было не выдал «надо ломать парадигму», но вовремя спохватился и объяснил попроще: — Сейчас сложилось такое положение, которое можно изменить либо силой, либо совсем иным подходом.

— Вы имеете в виду признать главенство японцев на Дальнем Востоке? Но это несовместимо со статусом великой державы! Его Величество… — Извольский осекся, вспомнив, что времена поменялись.

— Да ни боже мой! Но в Японии наверняка есть силы, настроенные на сотрудничество с Россией.

— Конечно, например князь Ито, бывший премьер-министр.

— Ну так он наверняка не сам по себе, есть же у него единомышленники?

— Да, есть определенные круги в Японии, в первую очередь промышленные, заинтересованные в мирном развитии — им сейчас необходимо переварить Корею.

— Ну вот и действовать через них. Вы же понимаете, что рано или поздно мы столкнемся с Германией?

— Весьма вероятно, но какое отношение это имеет к нашей дальневосточной политике?

— Самое непосредственное: германские колонии и фактории в Китае. Почему бы не намекнуть князю, что при изменении настроений в пользу России, мы не будем препятствовать установлению японского контроля над Циндао и германскими островами?

Извольский задумался. Похоже идея достичь прочного мира со страной Восходящего солнца ему пришлась по душе. Я усилил нажим:

— Или что Российская империя не будет возражать против проведения Японией более широких действий южнее Великой китайской стены.

Да мало ли чего можно придумать, если не жадничать — тех же японских промышленников пригласить на совместные предприятия в Маньчжурию, вырастить среди них группу, кровно заинтересованную в сотрудничестве… Даже если просто развить Желтороссию, там поднимется уровень жизни и хоть какая-то часть хунхузов переориентируется на «внутренний рынок». Цинично? Да, зато спокойнее будет северней Амура.

— А еще, Алексей Петрович, запросите у японцев возможности закупки их патронов малого калибра.

— Зачем???

Вообще-то для Федорова, для СМЕРШа, для новых разработок… Но говорить этого не буду, могу поспорить, что о таких неожиданных мотивах Извольский если не в министерстве, то дома будет говорить. И пойдут круги по воде, в том числе и к совсем чужим ушам.

— А у меня ребятни в стрелковых обществах много, мосинская винтовка для них тяжела, пусть с легкой японской стрелять учатся.

Вот как в воду глядел — ляпнул что-то Извольский не там и не тому, всполошились посланники Токио и Пекина и забили мне два рабочих дня своими китайскими церемониями. Сперва Са Юнту долго растекался мыслею по древу, то подбираясь к важным вопросам, то вдруг меняя тему и все не решаясь спросить главное — будут ли делить Китай? От его шитого золотом парадного мундира у меня попросту рябило в глазах, так что через три часа пустопорожней беседы я сказался больным и завершил наш плодотворный обмен мнениями на том, что высказался в пользу непременного улучшения отношений с высоким правительством Китайской империи и уверениями в вечной дружбе и уважении. Хотя очень хотелось просто послать.

Итиро Мотоно был менее велеречив и больше упирал на практическую сторону дела — какие концессии в Маньчжурии можно получить, каковы прогнозы на случай войны в Европе и так далее. Но его я свернул на закупку патронов, вернее, на то, как ее произвести частному лицу — военное министерство и ГАУ наотрез отказались делать это за государственный счет.

В себя я пришел к утру второго дня плавания — иначе в городок Повенец из Питера не добраться. Ну то есть можно, конечно, доехать поездом до Сердоболя, который в мое время именовался Сортавалой, но оттуда до Повенца еще четыреста верст, причем совсем не по шоссе. Даже на автомобиле часов двадцать ходу. Поэтому — водный транспорт, целый караван. И то, повод значительный — закладка Беломоро-Балтийского канала.

Плыли всей честной компанией — царь с царицей, Антоний с Феофаном, Столыпин с министрами, депутаты. Додумайся кто потопить головной пароход под броским названием «Честь и слава» — страна сразу лишится почти всей верхушки.

Стоило только отойти от Шлиссельбурга, как сразу начались хождения из каюты в каюту. Сначала меня пригласили к Николаю, курить сигары. Точнее курил один царь, я же отговорился качкой и тошнотой. Не сказать, чтобы нас сильно мотыляло по волнам, но озерная качка так себе удовольствие, Аликс тоже вот слегка позеленела и ушла сразу к себе. А вот не надо было требовать перехода по Ладоге — есть же целых два канала, идущих вдоль южного берега, новый и старый. Но — захотелось видов, а озеро серьезное, почитай, целое море, шуток не любит.

Никса переносил качку спокойно, попривык в плаваниях на своем Штандарте, взялся за меня всерьез. Царь хотел добиться возвращения в страну своих дядьев. Владимир Александрович и Ник Ник сидели в Лондоне и похоже готовили заговор. К ним зачастили разные курьеры из России, причем родовитые. Князья, графья… Прямо как при большевиках — великие князья в эмиграции лелеют планы возвращения.

— Состоявшаяся амнистия, — артикулировал сигарой Николай, — показала обществу правильный путь к национальному примирению. Думаю, будет правильно сделать первый шаг навстречу великим князьям.

Ссорится с помазанником перед важным мероприятием я не хотел, поэтому я лишь кивал, соглашался, но упирал на тему покаяния. Дескать, князьям прежде чем возвращаться в Россию надо бы очиститься. Вон как популярны стали паломничества в Святую Землю у нашей знати — дня не проходит, чтобы из Иерусалима кто-нибудь не вернулся. Весь такой одухотворенный, с таинственным блеском в глазах.

Николаю эта отсрочка совершенно не нравилась — видимо из Лондона ему от дядьев пришли совсем другие пожелания. Поэтому царь начал торговаться. Дескать, и в Европе есть святые места, а уже в сентябре хорошо бы устроить примирительную встречу в столице, как раз у Владимира Александровича день ангела.

От этой истории надо было как-то отбиваться и я стал напирать на моральный аспект. Ладно, Владимир Александрович… Но ведь Ник Ник прелюбодействовал со Станой! Находясь в браке с герцогиней Лейхтенбергской… С которой сейчас, кстати, разводится. И этот развод идет прямо скажем грязно, со взаимными обвинениями, публикацией личной переписки… Говорить царю о том, что бензинчику в этот костер по моей просьбе подбрасывает Перцов и Ко, я, разумеется, не стал. В Слове мы старались этот скандал не раздувать, но недавно холдинг «Распутин и сыновья» тайно приобрел бульварную газету «Копейка». И вот туда журналисты Перцова не стеснялись вбрасывать всякое разное про князей, не только про Ник Ника.

Еле отбившись от царя, с тяжелой душой пошел в каюту к патриарху. Как чуял — с Антонием разговор оказался еще сложнее. Ведь на нем присутствовал хитроумный Феофан, который, собственно, и организовал этот «зондаж». Дескать, Бог велел прощать, чего нам делить — одно дело делаем… Даже организовал в каюте чаепитие. Мол, под чаек мы сейчас этого «старца» в бараний рог скрутим. Ну и да, начали крутить. Иерархи ни много ни мало, замахнулись на окончательный уход от налогов. От поземельного епархии были освобождены, но церковь много платила, так сказать, за свои коммерческие предприятия: за отданные внаем доходные дома, промыслы при монастырях и прочие «свечные заводики».

— Ежели можно было бы так устроить, чтобы дать льготы святым старцам, да молитвенникам русским — велеречиво рассуждал Антоний — То было бы большое дело!

Кроме налоговых вопросов, Феофан запросил земель под новые монастыри.

— Опомнись, отче! — тут уже я встал насмерть. — В крестьянстве брожение, что надо всю землю у помещиков и монастырей отнять и переделить! Как на пороховой бочке сидим, прирезать сейчас угодий церкви все равно что самолично фитиль поджечь!

Разошлись недовольные друг другом, так и не договорившись ни о чем.

Избавившись от переизбытка чая, я отправился к Столыпину. Думал, ну хоть у премьера отдохну от дрязг и мотания нервов. Увы. Попал с корабля на бал — у Столыпина пилили бюджет. И тоже со скандалом.

Как оказалось, к строительству Беломорканала было решено закупить пять новых паровых экскаваторов. Делали их англичане, а конкретно компания «Ruston Proctor». Хитромудрые жители Альбиона разумеется, предложили департаменту железных дорог откат. Точнее, его главе. Который красный как рак и стоял перед разгневанным Столыпиным.

— Причем тут департамент железных дорог? — тихо спросил я у присутствующего Янжула.

— Так это же железнодорожные поворотные экскаваторы — пояснил министр финансов — Между прочим, двести тысяч фунтов каждый.

Миллион. Не хило так. При курсе 9 рубликов за один фунт стерлингов, это выходило…

— Под суд пойдешь! — кричал Столыпин, размахивая какой-то бумагой с вензелями. Я присмотрелся и увидел в шапке документа орла с двумя мечами в лапах — новую символику Комитета. Ага, теперь ясно, кто настучал премьеру.

— Одно воровство везде — тяжело вздохнул Янжул мне в ухо — Я узнавал, на Путиловском заводе по чертежам американской фирмы Бьюсайрус делают те же самые экскаваторы. Только в два раза дешевле!

— Так что же молчите? — возмутился я, начал протискиваться к Столыпину.

Министр схватил меня за руку:

— Чуть позже, Григорий Ефимович! Сейчас Петр Аркадьевич не в духе, как останется один, переговорим. Контракт еще не подписан, вовремя спохватились.

Я вернулся обратно к Янжулу, тоже тяжело вздохнул:

— Да, как в анекдоте про Карамзина…

— В каком?

— Карамзин приехал во Францию, русские эмигранты спрашивают его «Что, в двух словах, происходит на Родине?» Карамзину и двух слов не понадобилось, ответил одним — «Воруют».

Янжул засмеялся, на нас начали оборачиваться.

Быстро переговорить со Столыпиным не получилось. Сначала премьер «порол» железнодорожника, потом переключился на «филолога» — так в правительстве шутливо называли Александра Николаевича Шварца, министра народного просвещения. «Филологу» прилетело за то, что министерство затягивало согласование передачи приходских школ. По той самой моей сделке, благодаря которой Антоний стал патриархом.

Шварц же долго жаловался на недофинансирование, на сопротивление священников.

— Я не хочу ничего слышать! — напирал в ответ премьер — Антоний плывет с нами освящать закладку канала — сей же час идите к нему и без согласительной записки с подписями не возвращайтесь! Чтобы были указаны точные даты, сроки.

Качка парохода постепенно усиливалась, я увидел в иллюминатор высокие волны, что рябью шли по озеру. Небо заволокло тучами, в корабль начали бить шквалы порывистого ветра. Вот же… Неужели накаркал??