Я Распутин. Книга третья

Глава 10

Возвращался в приподнятом настроении. Сдвинулась таки махина! Как говорил один пятнистый товарищ в будущем: «Процесс пошел». Там, где двигатели — там и сборка. Деньги на автомобильный конвейер я найду — Ростех, банк твердо встали на ноги, капиталец прирастает каждый день. Обойдусь даже без кредитов — на свои построю.

А вот по взрывчатке и капсюлям надо уже сейчас подтягивать госзаказ. Пнуть по приезду Редигера и ГАУ. Давно уже должны были дать расклад по возможным военным действиям с Германией. Хороший сценарий (быстротечный пограничный конфликт) и плохой — долгая, тяжелая война на истощение. Фронт от Балтики до Черного моря. Три года беспрерывной бойни. Вот со вторым вариантом идти к Столыпину и Янжулу — выбивать дополнительные деньги, формировать стратегические резервы.

И вот под это дело можно взять немецких кредитов. А на ловца и зверь бежит. Кто у нас по кредитам специалист? Правильно, глава «Распутин и сыновья» — Щекин. Он собственно, и встречал меня в Москве.

— Готовься, Георгий Спиридонович — по пустому перрону мы шли быстрым шагом — Поедешь со мной в Германию. Надо Янжулу помочь с кредитами. Как бы немцы не обмишурили нас.

— Дело привычное, Григорий Ефимович — Щекин подсунул в машине мне документы на подпись и начал нашептовать — Качаются банки то у Полякова. Ежели нажать как в прошлом году — скупим задешево!

— Нет! Ротшильды свои обязательства выполняют в срок, химическое оборудование доставляют без задержек. Никаких атак на Полякова!

— Эх… время упустим. Сейчас он обратно встанет на ноги, потом умучаемся бороться.

Потом, дорогой мой Жора — война будет. Такая бойня, что экономику придется на военные рельсы ставить. Причем надолго. Тогда и прищучим этого ставленника Ротшильдов. Национализируем банки и всех делов. Самого пинком под зад в Англию. К покровителям. Ничего этого, я разумеется, говорить Щекину не стал, перевел разговор:

— Разберемся. У меня не забалуешь. Ты вот, что Георгий Спиридонович… Скажи ка мне, свободные средства сейчас есть?

— В избытке-с. В кредитном комитете очередь из купцов и промышленников получить займы. Десять с половиной миллионов забронировали.

— Отложи два.

— На что?

— Будет создавать свою «фабрику мечты». Пора. Эй, шофер! Рули на Житную.

На улице Житная располагалось знаменитое киноателье Ханжонкова. Родоначальника всего русского кино.

Стоило нашему кортежу подъехать к скромному зданию с двумя флигелями, как встречать нас вышел сам Александр Алексеевич. Модник, с подкрученными усами а-ля турецкий ятаган, ясным взором творца. Дела у него не сказать чтобы идут в гору. Прошлогодний фильм «Палочкин и Галочкин» — между прочим первая отечественная лента — так и не был закончен. Нынешние картины «Песнь про купца Калашникова» и «Русская свадьба XVI столетия» — застопорились. По банальной причине. Кончились деньги. А пайщики товарищества на вере «А. Ханжонков и К°» из московской купеческой управы дополнительно финансировать режиссера отказываются. Это в будущем ты показываешь черновой материал, впечатленные меценаты отсыпают еще денег. А сейчас — извини, подвинься. Давай свои. А если свои и так уже все вложены в дело?

Все это узнали мои «боевики». Передовой отряд выехал заранее в Первопрестольную, Дрюня потолкался в московской купеческой управе. Распопов подкупил местного делопроизводителя. И у меня появился полный расклад.

— Александр Алексеевич, дорогой! Я всей душой болею за отечественные кинофильмы! Но так дело не делается.

Сели пить чай втроем на летней веранде. Рядом суетились операторы, костюмеры… Порой в одном лице — российское кинопроизводство только рождалось, настоящих специалистов не было, обходились фотографами и людьми театра. Но… творческий процесс не умирал, а совсем наоборот.

— И как же правильно? — усмехнулся Ханжонков.

— Масштаб мелкий. Мне таковые судороги не интересны — осадил я режиссера — Масштаб подавайте.

Щекин тяжело вздохнул, предчувствуя крупные расходы.

— Пять съемочных павильонов минимум. Круглогодичных — начал загибать пальцы я — Лучше, конечно десять. Своя фабрика по производству пленки, камер, кинопроекторов. Своя сеть синематографов по всей стране.

— И сколько же вы готовы вложить в такой огромный проект??

Ханжонков мигом стал серьезным, переглянулся с Щекиным.

— Миллиона полтора, два. Но при условии, что вы перенесете все в Крым, в Ливадию. Я поговорю с Его Величеством — он выделит земли.

Упоминания царя тоже впечатлило режиссера, он задумался.

— Почему Крым?

— Во-первых, длинный съемочный день. Во-вторых, любые виды, что называется в пешей доступности. Хочешь море? Вот тебе море. Даже с кораблями. Горы? И они есть? Города? Полно. Знаете, как сейчас расцвели Ялта, Севастополь? Прямо Европа — бери, снимай. Есть и античные развалины. Под исторические фильмы.

— Я смотрю вы разбираетесь в нашем деле…

— Сходил в Германии в синиматограф. Також в Англии полюбопытствовал. Грядет новая эпоха. Сейчас вы снимаете немое, статичное кино общим планом. Но скоро придумают звуковые фильмы, будут крупные планы актеров, потребуются совсем другие актриссы — я усмехнулся, вспоминая увлечения царя и великих князей балеринами. Теперь поди переключится элита на русских «мерлин монро».

Тут Ханжонков сломался. Достал из пиджака записную книжку, быстро что-то почеркал в ней:

— Феноменально! Откуда у вас такие знания?? Я был в Европе, там ничего подобного нет!

— Ежели нет, значит будет. Надо снимать много фильмов. Десять картин в год минимум. Лучше двадцать. Сколько у нас недель в году? — внезапно спросил я.

— Э… пятьдесят — неуверенно ответил режиссер.

— Пятьдесят две — аккуратно поправил его Щекин.

— Каждую неделю должен выходить новый фильм. Да, знаю, знаю. Сейчас это кажется фантазиями, но поверьте, так и будет!

Своим напором я увлек Ханжонкова. А заодно пятью чеками по двадцать тысяч рублей. На гранты под создание новых художественных картин. Одну «фильму» обязательно историческую. Вторую — военную. Обязательно любовное кино и детектив. Наконец, что-то в жанре комедии. Куда уж без нее…

Договорится о выкупе доли московских купцов удалось довольно легко. Те, сначала задирали цену, но я на званном ужине повспоминал о перипетиях своей войны с Поляковым и те сдались. Документы оформили быстро, спустя день я уже ехал в Питер. А там…

Столица встретила меня ненастьем. С Балтики нагнало туч, не по летнему похолодало. Пошел сильный дождь. Публика вылезала из экспресса, ощетинившись зонтиками.

— Все неладно — вводил меня в курс дела по дороге в Таврический мрачный Стольников — Беда за бедой.

— Начинай с главной — осадил его я, присмотрелся — Погодь, ты чего такой смурной? Все по этой шлюхе грустишь??

— Она не шлюха — набычился капитан — Несчастная женщина, у нее такое детство было…

Ну да… Прямо Соня Мармеладова. И откуда это у сильных мужчина такая тяга к падшим женщинам? Ведь у Стольникова есть супруга — субтильная брюнетка в очочках. Конечно, ни разу не Мата, но десять лет брака в унитаз не спустишь… Плюс дети.

Стольников начал рассказывать про Мату Хари. Я его опять прервал:

— Ежели влюбился, так и скажи!

— Нет, как можно, просто…

Никодим задумался. В руках у него были черные четки, шарики так и метались среди сильных пальцев.

— Ладно, не куксись. Скоро едем в Германию, а там может и во Францию заглянем. Глядишь, может и увидишь свою Мату.

Лицо капитана просветлело. Потом на лоб опять набежали тучи. Прямо как над нами.

— Булгаков уходит.

— Почему?

— Антоний его подговаривает новую партию создать. Православную. Ребятки твои, Григорий, разнюхали. Да… Будет из сынка толк — далеко пойдет.

Булгаков давно волком смотрел на меня из-за конфликта с Антонием. Тут все ясно.

— Отпускаем. Пущай попробует зарегистрироваться — а мы посмотрим, получится ли — коротко хохотнул я.

— Кого же вместо него? Нужен кто-то из дворян бывших. Для балансу.

— Графа.

— Орлова-Давыдова?

— Его. Дельный человек, партии будет полезен. Ежели Булгаков хочет уйти — пусть передаст свой мандат графу. Его оформим в «небесники» задним числом.

— Разве так можно??

— Передавать мандат? Разумеется, можно.

Я усмехнулся. Вот они гримасы российской избирательной системы. Независимых депутатов у нас в Думе нет — ибо нет мажоритарных округов, где можно избраться минуя партийную иерархию. Хочешь уйти из партии? Автоматом теряешь мандат.

В Таврическом меня порадовали уже на входе. Самохвалов, сам, безо всяких подсказок ввел систему цветных пропусков. В зависимости от уровня доступа. Нужно тебе в секретариат? Получай зеленый. К депутату? Получи желтый. На входе всех записывали, провожали охранники. И да. Появился досмотр. Сколько я с ним бился, просил, требовал прекратить проходной двор… И вот, это случилось. Не иначе, в Сызрани на капсюльном производстве тоже его рук дело. Или наоборот, там подсмотрел — ну не верю я в то, что в двух «моих» структурах одинаковые решения рождаются совсем независимо. Так оно и хорошо, перекрестное опыление или, как любили говорить в мое время, «синергия». Пусть идеями делятся, лишь бы на пользу.

Но Самохвалов даже догадался сделать систему «шлюзов» — просто так боевики не ворвутся. Кроме того, депутатам и сотрудникам Думы раздали пропуска с фотографиями. Европа!

Впрочем, это светлый луч был единственный в темном царстве проблем. Следующим вывалил на меня свои беды Янжул.

Ну как свои… Страны. Бухнул на стол две папки, одна другой толще, сам умостил в кресло свое дородное тело и мрачно сообщил:

— Не выходит.

Каменный цветок, ага. У меня в голове сплошная Сызрань, ну можно же как-то поконкретнее? Что я не менее мрачно сообщил министру финансов. Он вздохнул и снизошел до объяснений:

— Волго-Донской канал.

— Почему?

— Как показали расчеты, — он постучал пальцем по верхней папке, — потребный наряд сил и средств на сегодняшнем уровне развития техники потребует расходов, сравнимых с постройкой Транссиба.

— Так там всего сто верст!

— Версты не беда, вот сажени… — вздохнул Янжул. — Профессора-гидротехники в самом наивыгоднейшем варианте насчитали подъем почти в пятьдесят саженей.

Брови мои сами съехались к переносице. Это же сто метров, если я правильно помню — путаюсь до сих пор. Вот, надо страну на метрику переводить! Но это снова деньги… Моя мимика от Янжула не укрылась и он продолжил:

— Если забирать воду из лежащего выше Дона, все равно двадцать-двадцать пять саженей. Потребуется перекачивать колоссальный объем, создавать на водоразделе питающее водохранилище. И не одно — для судоходства потребуется еще несколько на Дону. А это затопление войсковых земель, за которые тоже придется платить, и очень немало. И еще неизвестно, согласятся ли донцы.

— Погодите, а использование водохранилищ для орошения?

— Так это когда будет, а земли отдай сразу. Так что, Григорий Ефимович, проект этот, при всей его нужности, убьет нам бюджет лет на пять вперед.

— Жаль… Нам транспортную связность империи повышать надо.

— Тут могу порадовать, — он тяжело наклонился к портфелю и выудил из него третью папку. — Вот расчеты по соединению Белого моря, Ладоги и Онеги.

Бог ты мой! Это же Беломорканал! Выроем и папиросы выпустим, будет летчикам подспорье вместо карты. Впрочем, шутки в сторону, я раскрыл папку и вынул первый лист.

Смотри-ка ты, уже переняли — своих «подчиненных» я приучил вначале давать краткую суть справки, проекта или прошения. Ну, чтобы времени не терять на все эти велеречивости.

Так… профессор Тимонов… проект… золотая медаль Парижской выставки… порты при входе и на озерах… постойте, превышение тридцать пять саженей?

— Иван Иванович, но тут даже выше, чем на Волго-Доне!

— А вы читайте, читайте…

Я снова ткнулся в бумаги. Ага, вот в чем дело! На водоразделе есть озера, могущие обеспечить естественное наполнение! То есть, насосы не нужны… или гораздо меньше, чем на юге… ага, вместо водохранилища Выгозеро… возможность использования воды канала для питания гидроэлектростанций… прорыть требуется около сорока верст… навигация ориентировочно шесть месяцев…

Так. Если, вернее, когда начнется война, Волго-Дон нам не очень-то и нужен будет — возить в закупоренное турками Черное море станет нечего. А вот дублировать железку на Мурман заманчиво, заманчиво… а если канал будет иметь «морские» глубины, это ж можно военные корабли на север перебрасывать? Ну миноносцы и подводные лодки как минимум.

Теперь ГЭС. Идея хорошая, но куда девать электроэнергию? Строить в придачу линию до Питера так себе идея, уж на что я гуманитарий по образованию, но еще со школы помню, что чем больше расстояние — тем больше потери.

— Иван Иванович, замысел мне кажется интересным, а вот есть ли в округе канала заводы или фабрики, коим потребно электричество?

Янжул забухтел что-то вроде «Я министр финансов, а не промышленности», пришлось его малость осадить.

— Так вы же должны и будущих выгодах думать, и о потерях! Вот смотрите, там в округе наверняка есть полезные ископаемые, которые можно пустить в переработку — вот вам и потребитель, коему станции смогут подавать электричество.

И дальше вывалил на оторопевшего Ивана Ивановича концепцию того, что в мое время называлось модным словом «кластер», а при советской власти — «территориально-производственный комплекс». Да, расходы на создание будут куда выше, но и отдача больше! К тому же, предприятия можно отдать частникам, а не навешивать на бюджет.

— И проконсультируйтесь с Морведом, насколько им нужен такой канал — а коли нужен, его можно частично профинансировать за счет бюджета флота.

— Падает! Ей богу, падает, батюшка!!

В глазах Дмитрия был чистый восторг. Он аж приплясывал на месте.

— Кто падает и куда?

— Анька! Танеева. Скорее тата, бежим.

Сын схватил меня за рукав, попытался вытащить из кабинета. Законно получил подзатыльник, но к окну я все-таки подошел. В чистом, голубом небе виднелась какая-то белая точка. У меня похолодело в груди.

— Быстрее!

— Где… Анна?!?

В приемной сегодня Танеевой не было. Но она кажется, предупредила, что с утра задержится. Но по какому поводу — не сказала. Подумал — какие-то женские дела. Я еще раз выглянул в окно. Над белой точкой стрекотал самолет, выписывая странные круги. На площади начал собираться народ, все задрали голову.

— Да вон же она — Димка ткнул пальцем в небо и я с ужасом увидел, увеличивающийся в размерах парашют.

Так быстро я еще никогда не бегал. Депутаты в коридорах разлетались передо мной как кегли в кегельбане.

Успел! На площади я оказался еще до того, как парашютист… парашютистка! приземлилась. Уже отчетливо была видна фигурка Танеевой под куполом. В красных шароварах!

— Ох дура!!

Я бросился к Шпалерной. Танееву сносило ветром не на площадь, а прямо на улицу с оживленным движением. Конки, первые автобусы…

— Стоять! Тпру!!

Я схватил под узды одну лошадь, махнул рукой городовому, подбегающей охране, заорал:

— Останавливайте движение!!

Вместе, мы худо бедно затормозили несколько телег, экипажей. А тут поджав ноги, на мостовую спланировала счастливая, раскрасневшаяся Анна. На ней тут же повис визжащий от восторга Дмитрий, образовалась толпа народа. Даже репортеры, что вечно пасутся у Думы, сразу протиснулись вперед, засверкали вспышки фотоаппаратов. Как же… Первая русская парашютистка! Да что там… Первая в мире женщина-парашютистка! Очередная победа русской авиации.

Я посмотрел на дрожащие руки. Подойти бы и врезать по жопе. Так, чтобы на всю жизнь запомнила. Но нельзя. Вон, Танеева мне уже машет рукой, зовет разделить победу…

После всех торжеств — на подрагивающих ногах я вернулся в Думу. Тут тоже все бурлило. Депутаты живо обсуждали событие, многие хотели узнать подробности у меня лично. Дескать я же все организовал…

К обеду все более-менее успокоилось, мы даже успели принять два законопроекта. Я встретился с кандидатами в верховные судьи, обсудил регламент работы согласительных комиссий с Сенатом. Меня еще потряхивало, но это было даже к лучшему. На адреналине намного проще прошел разговор с левыми.

Радикалы из большевиков и эсеров требовали отмены выборного законодательства. Даешь один гражданин — один голос. После чего хотели невозможного. Перевыборов Думы. Умеренные левые из депутатов колебались, вели долгие дискуссии. Пошли слухи, что Сызрань многих воодушевила на прежнюю борьбу, пора мол готовить всероссийскую забастовку. Царя убрали — надо убрать Столыпина. Левая Дума — легко поставит своего собственного премьера. Это дело надо было срочно пресекать.

Я вызвал на приватный разговор Чернова от эсеров и Ленина с Троцким от большевиков.

— Господа… ах, простите, товарищи!

— Григорий Ефимович — поморщился Ульянов — Давай без амикошонства!

— Таковых сложных слов не знаю — пожал плечами я — Разговор у меня к вам вот какой…

Я вытащил документы по бюджету. Показал, что на новые выборы у государства банально нет денег. Закладка двух линкоров, строительство нового города Романов-на-Муроме и железнодорожной ветки к нему, Беломорканал, плюс склады госрезерва по губерниям… все это съедало подчистую профицит и по расчетам Янжула нам придется увеличить не только внешний долг — первый официальный визит в Германию уже был согласован — но и внутренний.

— Выход есть такой — резюмировал я — От финской губернии в Думу должны были избираться 4 депутата. Они бойкотировали выборы, мыслю, что в свете всех последних событий — будут бойкотировать и довыборы. Предлагаю вам заявится в Хельсинки и других финских округах. Победите легко, я дам негласный наказ нашим войскам в губернии, а також флотским — голосовать за вас.

— Вешатель будет против — мрачно заявил Ленин.

— Это ты, Владимир Ильич, про Петра Аркадьевича? Ах как неаккуратно… Нам сейчас как никогда требуется единство! А ты опять перессорить всех со всеми хочешь.

— Единство с помещиками? — усмехнулся Чернов.

— Виктор Михайлович — я ласково посмотрел на главу эсеров — Я уже знаю, чьи уши торчат в забастовке в Сызрани. Предупреждаю первый и последний раз. Ежели будете опять мутить народ — пятый год вам детскими шалостями покажется. Ссылками не отделаетесь — это я вам, сибирский мужик, лично обещаю. Я человек простой, безо всяких интриг. Мне взяться за пулемет — сами знаете… плевое дело.

Левые насупились. Угроз они не боялись, но пройти легально в Думу… Это был большой пряник.

А я подкинул еще один, он же яблоко раздора между левыми.

— А к вам, господин Чернов, я особое предложение имею. В той Сызрани, где ваши уши торчат, затеяно с моей подачи некое сельскохозяйственное предприятие.

— Да-да, наслышан. Господин Распутин, — саркастически объяснил главэсер своим врагам-товарищам, — создает небывалого монстра, соединяющего в себе частное и кооперативное владение. Так сказать, впрягает в телегу коня и трепетную лань.

Социалисты сдержанно посмеялись.

— В целом верно. Дело новое, небывалое, подводных камней море. Но при успехе большое облегчение крестьянам будет. Так я хотел чтобы вы, Виктор Михайлович, при избрании в Думу, так сказать, взяли на себя этот вопрос. Там же наверняка новые законы потребуются. К примеру, заложенные имения не продавать за бесценок, а заводить на этих землях, как вы назвали? А, монстру!

Ленин с Троцким помалкивали — четко просекли, что если крестьянин будет жить лучше, то хрен его в революцию заманишь. А Чернов пусть в ярмо лезет, шею себе ломает. У него же партия «крестьянская», вот пусть и отдувается.

— А с вами, господа эсдеки…

— Закон о труде! — с ходу начал торговаться Ленин — Девяти часовой рабочий день, положение о страховании рабочих на случай болезни или несчастного случая. Двухнедельный отпуск для всех сотрудников — хоть частных предприятий, хоть государственных.

— По рукам — подставил я ладонь — Сами в Думу и внесете сии законы. Уже как депутаты.

Ну? Хлопнут?

Поморщились, но хлопнули.

— Вот это по нашему, по мужицкому! Аня! Неси скорее белую — обмоем с товарищами договор.

Пить со мной левые отказались.