Я – начальник, ты – дурак (сборник)

Невидимки

На мой висок легло вполне ощутимое колечко пистолетного ствола, и послышался шёпот:

– Или ты повторяешь то, что я тебе скажу, или… – я услышал характерный щелчок взводимого курка, и голову качнуло. – Повторяй: наш правитель – самый мудрый и великий из всех!

– Наш правитель самый мудрый и великий из всех, – послушно произнесли губы. А глаза безуспешно пытались скосить в сторону источника голоса – чисто инстинктивно: я знал, что никого там не увижу.

Так значит, слухи о невидимках оказались правдой? Вот они и до меня добрались.

Я осторожно поднял правую руку и провёл у виска. Рука не встретила никакого сопротивления, а холодок дула остался.

Послышался ехидный смешок:

– Разве тебе никто не рассказывал? Мы бесплотны. А вот пуля в стволе, – тон голоса снизился до угрожающего, – вполне реальна. Хочешь проверить?

– Н-нет… – пробормотал я. Если уж верны слухи о невидимках, значит, не следует проверять, сможет ли твоя голова разлететься переспелым арбузом от выстрела в упор. Тем более что однажды я стал свидетелем подобного.

Просто тогда я не знал, не верил, что орудуют невидимки, думал – снайпер. Тот человек вёл себя довольно странно: говорил сам с собой (но кто знает, может, на самом деле по сотовому телефону со скрытой гарнитурой), потом вскочил и закричал что-то вроде «Да пошли вы все!» – и тут же упал, и из виска его хлынула кровь.

Воспоминание оказалось достаточно живучим, чтобы сейчас предстать передо мной во всех подробностях.

И одна из подробностей – синий конфетный фантик, случайно оказавшийся на пути красного ручейка крови и корабликом поплывший по нему.

Я машинально посмотрел на землю перед собой. Нет, конфетных фантиков поблизости не наблюдалось. Но, несмотря на это, я постарался договорить всё, что нашептывал на ухо голос невидимки, с возможно большей убедительностью. И с облегчением почувствовал, что холодящее висок колечко ствола исчезло.

А потом стало мучительно стыдно. Как я мог! Но альтернативой покорности выступала смерть, а я пока не считал себя вправе ценить свободу дороже жизни.

Вечером, в гостях у друга, на кухне, я рассказал о произошедшем.

– Да, ситуация, – потянул он, разливая по третьей. – Видишь, и тебе досталось.

– Но почему их никогда не бывает здесь? – я обвел руками кухню. – Что бы ни говорили!

И в доказательство я произнёс:

– Наш правитель – узурпатор! Он прессует всех своей властью…

Сказав это, я прислушался: не слышен ли где знакомый шёпоток? Не касается ли виска ствол? Нет, ничего подобного я не ощущал.

– Может, микроволновка влияет? – предположил друг.

– Так она не включена, – возразил я.

– Ну и что? Её можно включить в любой момент, а невидимки, скорее всего, не могут перемещаться мгновенно. Вот и боятся, что излучение застанет их и уничтожит.

– Вчера я был у Кизима. У него сроду не было микроволновки. И невидимок тоже.

– Тогда, может, заземление какое? Батареи, канализация. Опять же, водопровод!

– Да нет, какая разница! Их, по-моему, в квартирах вообще никогда не бывает. Они реагируют лишь на публичные высказывания, особенно с трибун, на официальных приёмах…

– Во-во! Это ты верно подметил! Мы в курилке на работе порой так его кроем – и ничего.

– Никотина, может, не переносят? – глубокомысленно предположил я.

– В этом что-то есть… – задумался друг. – Хорошая мысль: отпугивающий фактор!

– Ты гений! – одобрил я его, и мы закурили. На всякий случай.

Невидимки стали бичом нашего общества. Они символизировали странный сплав тоталитаризма и демократии, сложившийся с приходом нового правителя. Будучи избранным будто бы на всеобщих выборах (будто бы – потому что всё произошло столь давно, что никто уже и не помнил, как именно всё произошло), он в дальнейшем ограничивался лишь тем, что регулярно проводил референдумы, на которых ему постоянно оказывали перманентное доверие и продляли срок полномочий.

Странности начались задолго до истечения первого срока. Одна из странностей заключалась в том, что никто не мог иметь своего мнения… то есть иметь-то он его, конечно, мог, а вот заявить о нём публично, официально – нет. Стоило кому-нибудь подняться на высокую трибуну (низкая тоже годилась) или попытаться выступить в печати – как рядом появлялся невидимка, приставлял к виску холодный пистолет, и начинал нашёптывать то, что не могло не понравиться верховному правителю и его наместникам.

Тех, кто пытался протестовать, возмущаться, невидимки убивали на месте. Сами же они были абсолютно неуязвимы. Более того – бестелесны! Как это сочеталось со вполне реальными пулями, не понимал никто.

Народ присмирел. До поры до времени. Потому что, несмотря на жесточайший террор, ничто так не раздражает человека, как запрет на что-либо. Люди принялись искать выход – на кухнях, в курилках – словом, в местах, наиболее далеко отстоящих от официальных. И нашли. Они выговаривались всласть, чтобы, не дай Бог, не проговориться где-нибудь в присутственном месте.

Слава Богу, невидимки не требовали от всех и каждого провозглашать непрерывно здравицы в честь правителя. Они лишь не допускали крамольных, подрывных высказываний вслух, прилюдно, в публичных местах.

– Да, мы изгнали наши страхи из себя. Но они материализовались, начали жить самостоятельной жизнью и продолжают мучить нас.