Выставка домашних животных

Порой я летаю во сне. Ветер свистит, теребит волосы, облака влажными перьями гладят мне лоб и щеки. Насколько хватает глаз, расстилаются поля с игрушечными домиками ферм, или город, или лес, который стремительно приближается, так, что я начинаю различать каждое дерево.

Я всегда лечу вниз.

Я падаю.

Над центральным входом Битцевского конноспортивного комплекса над флагами держав Галактического союза переливалась черно-зеленым надпись «Фестиваль домашних животных». Возле ворот было не протолкнуться. Я бросил свою «соточку» у причального столба и спрыгнул на тротуар.

Пройдя контрольный пункт — биометрия, прозвонка, рентген (когда брали отпечатки пальцев, я невольно напрягся, но дежурный отослал их в базу не глядя), — я ступил на территорию комплекса.

Марина сказала: «восьмой ангар, пятьдесят второе стойло», самый дальний угол.

Возле конюшен я остановился покурить. Стоял, грелся на солнышке и рассеянно наблюдал как из платформы, украшенной яркими спиральными кляксам, словно игрушечные солдатики выпрыгивают мирдонцы в парадной форме.

Пахнуло ароматным дымком, и над моей головой шумно вздохнули. Я посмотрел наверх и увидел жирафа, который высовывал морду в маленькое окошко. Рядом показалась вторая морда, куснула первую за ухо и пристроилась рядом.

— Привет, ребята, — сказал я. — Сахара у меня нет, так что не обессудьте.

Вторая голова посмотрела на меня с укоризной. Внутри снова вздохнули, из оконца потянулся дымок. Жирафы мотнули ушами и скрылись.

Восьмой ангар, разбитый на две секции фанерными перегородками, оказался возле леса. У второго входа пара долговязых нодов выгружали клетки с чириками, похожими на антилоп с крылышками. Третий нод, кругленький, в роскошной чешуйчатой шубе, держал на поводке молодого леопардона. В другой руке у нода была трость, на ручке которой плавно поводила крылами огромная сонная бабочка.

Марина стояла внутри и наблюдала, как пятирукий баргастрайтер, подбадривая себя специальными терминами «майна!», «вира!», «заноси угол», устанавливал столб с кормушкой. Рядом с ней переминался с ноги на ногу королевский пятирогий жираф в роскошном ошейнике, расшитом каменьями. С ним и с Мариной я познакомился прошлой зимой, они ездили на гравилифте мимо моего окна. Мирзой Бен Адамас Хуран-оглы — полное имя жирафа — жил в пентхаусе в оранжерее. Эксцентричный камерунский миллионер завещал Мурзику все свое состояние. Опекунский совет нанял Марину присматривать за жирафом и платил неплохие деньги. Участие, а особенно победы на выставках оплачивались особо, поэтому Марина не упускала возможности вывести Мирзоя Бен Адамаса на люди.

Ознакомление с разнообразием живой природы основательно расширяло мой кругозор, и я охотно откликался на приглашение составить Мурзику компанию.

— Аллес, хозяйка, — сказал баргастрайтер, забив последний болт. — Принимай работу.

— Мастерство, — сказал я уважительно. — Его не пропьешь.

— Но и не купишь, — баргастрайтер выжидающе посмотрел на Марину.

— Сейчас, сейчас. Конечно. Вот, этого хватит?

Того, что она дала, хватило бы, чтобы пропить любое незатейливое мастерство. Баргастрайтер присвистнул: «Камкхон в Ваших руках, мадам» — и удалился. Я мельком подумал, что пятирукие ребята с Байгастры слишком быстро переходят на экономный режим метаболизма.

Посреди секции на полу высилась куча зеленых веток. Мурзик сунул морду в листву, Марина сняла ошейник, сунула мне в руки и безжалостно затолкала жирафа в стойло.

— Успеешь еще пожрать, — сказала она сердито. Мурзик обиженно фыркнул и запрял ушами.

Я повертел ошейник, разглядывая украшения. Накладки из шелково поблескивающего чароита, разноцветных турмалинов и капелек лунного камня складывались в необычный орнамент. Венчал композицию огромный овальный кошачий глаз необычного зеленого оттенка. «Зрачок» глаза завораживал, гипнотизировал. У меня закружилась голова и сделались ватными ноги.

— Дай сюда, — Марина бесцеремонно вырвала у меня ошейник и положила его в чемоданчик. Я несколько удивился ее грубоватому тону, не так уж мы близки. В отместку подсмотрел код на шифр-замках: домашний адрес, очень удобно. Впрочем, заметно было, что девушка не в себе. У нее были красные заплаканные глаза, она нервно расхаживала по ангару.

Возле кучи веток у Марины подвернулась нога, она вскрикнула и упала на ворох листьев.

Я кинулся помочь, но девушка оттолкнула меня, села, обхватив колени руками, и заплакала. Я забормотал что-то успокаивающее, но это только усугубило рыданья.

— Ну что сегодня за день, — проговорила она, всхлипывая. — Что за гнусный, отвратительный день! Я готовилась на этот фестиваль, знакомства заводила, надеялась…И что? Судьи придурки, спецов по жирафам нет, диплом не дают. — Марина судорожно вздохнула, отирая слезы. Я дал ей одноразовый платок, девушка вытерла лицо и резко высморкалась. — А самая жопа то, что в этой говенной Битце я одна с жирафом!!!

— Ну и что? — спросил я, доставая следующий платок.

— А то, что в сорев…ик!..соревновательной части мы не участвуем и пролетаем мимо фестиваля на Метрополии-и-и… — Марина скривила губы и зарыдала с новой силой. — Я так мечтала-а-а… А тут одни инопланетки, да козочки-дешевки… Блин! — она подняла мокрое лицо и посмотрела мне в глаза. — А все подонок Вадик! Он меня тащил на фестиваль, настаивал, вдруг, видите ли, заболел.

Вадик — мой сосед, великовозрастный обалдуй, по-моему, нечистый на руку. Я много раз видел его с разнообразными девушками, но никогда с Мариной.

— Вчера Вадим был здоровехонький, — сказал я.

— Я знала, он нарочно, он Мурзика не любит. — Марина попыталась подняться и рухнула обратно. — Нога! Ой, как больно. Встать не могу. Федор, вот что. Возьмите контейнер, — она кивнула на чемоданчик, — и отнесите… Хотя нет, могут заметить. Сейчас, я договорюсь. Это срочно.

Марина переключила вотчер на визуальный режим и набрала номер. В воздухе возникло изображение человека в маске. «Не звони мне больше, дорогая», — сказало изображение и исчезло. Марина ахнула и нажала повтор. «Не звони мне больше, дорогая», — повторил неизвестный господин. Марина судорожно защелкала по вотчеру. «Контакт заблокирован», — сообщил робот связи мелодичным голосом.

Марина швырнула вотчер о стенку и закрыла лицо руками.

— Не могу больше. Все, надо кончать… кончать… не могу…

Жалобно подвывая и нашептывая, девушка дрожащими руками расстегнула сумку, вынула флакончик, достала синюю капсулу и положила в рот. Внезапно глаза ее закатились, Марина упала на ветки, затряслась, стуча ботинками по полу. Лицо ее исказила гримаса, она захрипела, вытянулась и замерла.

Переход к трагедии был настолько внезапный, что я вначале ничего не понял. Просто стоял и ждал, когда Марина поднимется, что-нибудь скажет, даст указание. Но она не двигалась, только из уголка рта стекала струйка белесой слюны.

В стойле шумно вздохнул жираф. Я подумал, что, наверное, надо вызвать скорую, но они вызовут полицию, а это мне совершенно ни к чему. Уйти? Найдут по биометрическим показателям. Правда, у простых полицейских вряд ли получится идентифицировать меня по отпечаткам пальцев. И по радужке тоже…

Я склонился над Мариной. Девушка лежала, запрокинув лицо, глаза прикрыты. Может, это еще не смерть?

Я поискал у Марины пульс. Не нашел, нагнулся к лицу, пытаясь почувствовать дыхание, и ощутил легкий запах миндаля.

Лекарство! Где пузырек?

Флакончик лежал на полу, капсулы рассыпались. Я поднял, прочитал этикетку. «Papaver somniferum Мак снотворный». Папаверин? Впрочем, трудно ожидать на аптечном пузырьке надпись «цианистый калий».

В дверь ангара постучали. Господи, как не вовремя! Я панически заметался и, поддавшись внезапному порыву, забросал тело Марины ветками и прикрыл сверху Мурзиковой попоной.

В дверь настойчиво заскреблись. Я открыл. На пороге стоял немолодой мирдонец в шапочке научно-технической службы.

— Я хотеть любоваться, — сказал он на ломаном галакте. — Хотеть глядеть твоя шивотноя. Эта. — Мирдонец ткнул длинным суставчатым пальцем в сторону Мурзика.

— Посмотреть на жирафа? — спросил я, лихорадочно соображая, как вытурить нежданного гостя.

— Шираффа? Нет, не шираффа. Разве он летать?

— Почему летать? — удивился я.

— Шираффа мирдонски слово, значить «козел когда летать». Твой шивотный нечем летать. — Мирдонец отодвинул меня и подошел к стойлу, разглядывая Мурзика. — На нем быват летатный камень, — он изобразил пальцами сложную фигуру и, сведя глаза на моем левом ухе, прошипел, — гзззде она?

«Она»?! Мирдонец ищет Марину? Я в замешательстве выдавил из себя какие-то междометия, стараясь не оглядываться на кучу с телом. Мирдонец ждал, перебирая пальцами.

Внезапно снаружи послышались резкие звуки, будто кричала стая павлинов. Мирдонец изменился в лице, вертикальные зрачки замерцали.

— Бош Токкабур! Консула! Она меня голова долой. Прятать!

Я не успел отреагировать. Мирдонец нырнул в груду веток и моментально в них зарылся.

Дверь распахнулась.

Вошла процессия: двое боевых мирдонцев встали возле двери, четверо выстроились по стенке, двое встали за моей спиной.

Взвыли трубы. В дверь вкатился, переваливаясь, толстенький нод в чешуйчатой шубе и высокий мирдонец в бордовом балахоне. Обращая на меня внимания не больше чем на табуретку, они подошли к стойлу. Мирдонец в бордовом повернулся к ноду.

— Ты хочешь сказать, что эта худая лошадь — прадедушка Императорского аждара?! Глупец! Оскорбительно даже думать такое!

— Но, Улуг, окрас… шея… форма рогов.

— Окрас! — презрительно фыркнул Улуг. — У змеи Яширин шкура тоже желтая, но она же не тетя аждара! — мирдонец громко засмеялся. С улицы ему вторила свита, судя по хохоту, многочисленная.

— Эй, ты, — он поманил меня пальцем. Полупрозрачный камень мигнул зеленым с большого перстня. — Продай лошадь.

— Это не мой, — промямлил я. — Хозяйка отошла, я передам.

— Передай, — милостиво разрешил мирдонец. — Скажи, Бош Токкабур велел. Пусть приведет лошадь в наш шатер.

— Это куда? — спросил я, больше для порядка. Конечно, я не собирался куда-то вести чужого жирафа, тем более, вопрос наследства решится не менее чем через полгода.

Улуг махнул рукой. Отразившись в перстне, зеленый свет брызнул мне в глаза. Что-то взорвалось в голове и стало очень неудобно стоять. Я пошатнулся и ухватился за барьер стойла.

Длинными когтистыми пальцами Бош Токкабур взял меня за подбородок и внимательно посмотрел в глаза. На лице его отразилось разочарование.

— Покажите ему, — сказал он охранникам и добавил что-то вроде «коровуллик кукламок». Мирдонцы подхватили меня под руки и выволокли из ангара. Один поднял меня за голову примерно на метр от земли.

— Тама, — сказал он. — Где флага. Поняла?

Я утвердительно помычал. Охранник поставил меня на дорожку.

— Итить, — он мощным толчком отправил меня в ангар. Я пролетел внутрь и свалился на попону, прикрывавшую Марину, но тут же вскочил и возмущенно бросился к двери. Охранник со словами: «Улуг говорить — ждать, тупой раффа» — снова пихнул меня в ангар.

Дверь с лязгом захлопнулась. Я сел на попону, отодвинув Маринину ногу в ботинке. Болел подбородок и скулы. Выходной, твою мать, день. Долгожданный. Заработанный.

Под ветками запикал вотчер. Я не реагировал. Зачем брать чужую трубку? И вообще, надо как-то поразмыслить, оценить ситуацию.

Значит, так. Я заперт в холодном полутемном ангаре с мертвой девушкой и живым жирафом. Меня караулят свирепые воины инопланетного тирана. Замечательно! К полиции я могу обратиться, если совсем уж припрет.

Снова запикал вотчер. Я не шелохнулся. Подлый вотчер после некоторого перерыва включил сирену экстренного вызова. Жираф шарахнулся в сторону. В фанерную перегородку отсека забарабанили и закричали: «Выключите сигнал! У бабочки крылья осыпаются!»

Я порылся в листьях, нашарил на полу вотчер и выключил звук. При этом случайно нажал кнопку приема. В воздухе образовалось изображение холеного мужчины с бородкой. Внизу мерцала надпись: «Илья Давыдович». Мужчина хмурился, изо рта вырывалось облачко, по которому текли слова: «…тейнер с экспонатом! Марина, срочно верни контейнер с экспонатом! Марина, срочно верни…». Я выключил прием. Вотчер, помедлив, затрясся у меня в руках. Я нажал кнопку. «…рни реликвию, или я вызываю черного пристава. Немедленно верни релик…». Я открыл крышку и вынул аккумулятор. Приставов мне не хватало. Кстати, а где контейнер?

Я огляделся. Чемоданчика не было. По полу были рассыпаны ветки и мелкие предметы, из-под попоны виднелась открытая женская сумочка. Ученый мирдонец! Воспользовался суматохой, прихватил контейнер и скрылся!

Я подобрал с пола и сложил обратно в сумку ключи, упаковку таблеток, губную помаду, маркеры для ультралифтинга и пилинга. Начатую упаковку жареного миндаля оставил себе. Внимательно рассмотрел документы. Вместо карточки ИНН у Марины оказалось свидетельство о регистрации на Земле. Недавнее. Фальшивое — я-то в этом разбираюсь.

Еще лучше.

Значит так, что мы имеем. Я заперт в холодном полутемном ангаре с мертвой самозванкой неизвестного происхождения и жирафом сомнительной породы. Меня по-прежнему караулят свирепые воины инопланетного тирана. Сейчас сюда ворвутся приставы по вызову и будут пытками и угрозами требовать возвращения ценного предмета. Ценный предмет, в свою очередь, украден неизвестным злоумышленником, которого я и опознать-то не сумею! Ладно, я даже на полицию согласен, но черные приставы для того и существуют, чтобы не вмешивать государство в частные дела. Божечки, ну я и попал!

Когда-то мне случалось бывать в лихой ситуации, но тогда со мной были друзья. И Диззи. Я ничего не помню из той истории кроме имени: Диззи. Но Диззи далеко отсюда, за много парсеков, и некому, некому, НЕКОМУ придти на помощь.

Одинокий и беспомощный, я погрузился в пучину отчаяния.

Из пучины меня вывело чье-то хихиканье. Я поднял голову, посмотрел направо… налево. С подозрением посмотрел на жирафа. Нет, это не он.

Снова захихикали. В безумной надежде я поднял попону. Марина лежала как раньше, закатив глаза, с полуоткрытым ртом. Не она. Я прикрыл обратно.

Смех раздался снова, откуда-то снизу. Ветки зашуршали, и вдруг прямо передо мной возникла смеющаяся мордашка с выпуклыми черными глазами. Диззи!

— Малютка Диззи, как я рад тебя видеть! Откуда ты здесь?

Диззи облизала мне лицо длинным липучим языком. В голове возникли слова: «Почуяла, что ты рядом и пришла. Как живешь, дружочек?»

— Ужасно! Я в отчаянном положении!

Диззи снова захихикала.

«Ах, шалунишка! Нашел себе самочку, вырыл ямочку, свил гнездышко. Когда будете яички откладывать?»

— Диззи, она мертва!

Диззи вновь исчезла под листьями. «Я мало что понимаю в человеческих самочках, но, кажется, эта просто впала в спячку».

— Не может быть! Просто спит? О, Диззи, само небо прислало тебя!

«Вообще-то, я пролезла снизу. Так, что ж с тобой случилось, дружочек?».

Я рассказал все. Все, что случилось в этот немыслимый, долгий, ужасный день, с самого утра. Диззи молчала, помаргивая, потом сказала: «Нет, это не по твою душу. Ты откусил от чужого дуриана».

— Я даже мысли не допускаю, что это было подстроено именно для меня! Не в моих правилах таскаться с незнакомыми барышнями по местам увеселений. Любого человека можно на чем-то подловить, но меньше всего я попался бы на этот дурацкий фестиваль. Уж не знаю, по какой причуде я сюда отправился. Или я что-то упускаю? Кто этот неизвестный, который заблокировал канал с Мариной? И что-то еще было, какая-то несообразность, крутится в голове…

Мои разглагольствования прервал шум снаружи — громкие голоса, крики, звон металла, шипение гипнобласта. Там явно затеялась свара.

Диззи взлетела вверх и притаилась у притолоки. Я приоткрыл дверь и осторожно выглянул. На площадке перед дверью развернулось целое побоище. К сожалению, в щелку сложно было что-либо разглядеть кроме мелькания черных и бордовых тел, блестящих предметов и щитов, исчирканных голубыми полосами гипноструй.

Загородив поле сражения, перед дверью возникла массивная фигура. Звуки изменились. Теперь это было уханье, пронзительное кряканье, звонкие шлепки.

Дверь распахнулась, я едва успел отскочить. В проеме высился баргастрайтер Камкхон. В двух руках он держал мирдонцев в мятых латах, в двух других — по пекрусу в пробитых шлемах фискальной службы, нагрудной рукой накручивал экстренный вызов полиции.

— Эй, кэп, — заорал он, распространяя вокруг стойкий запах продуктов упрощенного метаболизма. — Не помешал? Мы с ребятами поспорили, кто войдет первым! Кажется… — он посмотрел направо, налево и улыбнулся во всю пасть. — Кажется, я выиграл.

В дежурной части с нами обращались достаточно обходительно. Я держался на своем: ничего не знаю, перкусов первый раз вижу, мирдонцев на глаз не различаю и вообще, у меня там жираф один без присмотра. Мне доверительно внимали, пока не дошло до идентификации. Молодой пухлощекий лейтенант привычным жестом приложил мои пальцы к сканеру, нажал кнопку, небрежно глянул на экран и… Впрочем, я этого ожидал.

— Товарищ капитан, — напряженным голосом сказал лейтенант. — Гляньте.

— Что там? — спросил, подходя, толстый капитан с недоеденным бутербродом. — Отпечатков нет?

— Есть, но какие-то не такие.

Не глядя на экран, я знал что он там видит. Идеально ровные концентрические круги.

— Вот, смотри, — сказал капитан, ткнув пальцем в терминал. — Видишь, мигает. Код ФЦП девять.

— И что это значит?

«Программа защиты свидетелей», — подсказала Диззи.

— Программа защиты свидетелей, — озвучил я.

Лейтенант присвистнул. Капитан покачал головой.

— Защита свидетелей — код от пяти до семи. Это что-то другое.

— Межгалактическая программа, — уточнил я. Капитан даже бутерброд отложил.

— Межгалактическая!? Ого! Так ты не человек?

Если бы я помнил! Программа высокой защиты предполагает блокировку памяти. Я оглянулся на Диззи.

— Мы соплеменники.

— То есть, на самом деле ты — страшная зеленая ящерица?

— Ужасная, но симпатичная, — согласился я и на всякий случай засмеялся.

Смеркалось. Диззи забралась мне на спину и выглядывала из-за плеча.

«Дружочек, нам надо добыть чемоданчик с ошейником, — сказала она. — Когда найдут переводчика и допросят перкусов-приставов, полиция обязательно будет обыскивать ангар».

— Да уж. Не хочу даже думать, что они там обнаружат. Но где может быть вор?

«Там же, где все мирдонцы».

Логично.

У домиков под мирдонским флагом было пустынно. В участники фестиваля большей частью переместились на трибуны. Подходя к конюшням я вспомнил, что меня беспокоило.

— Диззи, послушай. Марина переживала, что Мурзик — единственный жираф на выставке, а здесь я видел еще троих. Как же так?

«Думаю, мы скоро это узнаем.»

По коридорам конюшни сновали мирдонцы, гражданские и боевые, обслуживающий персонал — люди, баргастрайтеры. Зайдя за поворот, я чуть не столкнулся с тележкой, полной зеленых веток.

— По-о-осторонись! — крикнул парень в форменной кепочке. Я отпрыгнул, парень проехал. «Давай за ним», — сказала Диззи.

Парень привел тележку к двери в дальний бокс с тремя стойлами, вставил карточку и набрал код. Дверь с тихим жужжанием приоткрылась. Диззи ловко перепрыгнула рабочему на плечо и куснула в шею. Тот осел на землю.

Оттащив парня в сторону, я нацепил его кепочку и завез тележку в бокс.

Внутри никого не было. Перегородки в стойлах оказались разобраны, вероятно, здесь держали очень крупного зверя.

Диззи скользнула на пол и подбежала к шкафчику для хранения инвентаря. Под грудой попон я обнаружил заветный чемоданчик. Набрать код — номер дома, корпус, этаж — было делом одной минуты, хоть я и перепутал вначале номера квартир. Ошейник был на месте. Я взял его в руки и поднес к лампочке, чтобы лучше разглядеть камень. Довольно мутный, зеленого цвета, в середине его плескалась полоска прозрачного света. У меня закружилась голова и лихорадочно забилось сердце. Разом заломило все кости.

«Это „Драконий глаз“, — сказала Диззи. — Спрячь, не смотри».

Я обернулся к чемоданчику. На внутренней панели мигал сигнал маячка — когда я открывал контейнер, он не светился. Недолго думая, я нацепил жирафий ошейник вокруг талии на манер пояса, прикрыл курткой, вернул чемоданчик под попоны и мы ушли из конюшни.

Где искать Илью Давыдовича, я совершенно не представлял, но Диззи решила, что он может находиться на трибунах. Основное действие фестиваля — парад домашних животных — уже начался. По арене вальяжно дефилировали, бежали рысью, вприпрыжку и даже катились пестрой вереницей самые невероятные зверюшки, которых сопровождали не менее оригинальные сапиенсы. Но мне было не до них. Я выискивал среди людей и нелюдей человека с бородкой.

«Не там смотришь, дружочек, — сказала Диззи. — Направо, в ложах, не твой ли знакомец?»

В ложе, на другом крыле комплекса, обнаружился не один, а целых три знакомых личности: Бош Токкабур с небольшой свитой допущенных, мирдонец в шапочке научно-технической службы и человек, похожий на Илью Давыдовича.

Пробираясь по рядам, я сосредоточился на том, как бы не отдавить ноги зрителям и чуть не упал от неожиданности, когда взревели знакомые трубы.

— Императорский аждар! — с оттяжкой прокричал ведущий.

Земля задрожала и на площадку под яркий свет прожекторов вышло самое нелепое животное из всех, что я когда-либо видел.

Обширное туловище оранжево-черного цвета крепко держалось на толстых слоновьих ногах. Сверху на публику с высоты грандиозных шей взирали три жирафьи головы. Длинный волосистый хвост тремя косичками нервно хлестал по бокам. Сначала мне показалось, что животное чем-то накрыто, потом я разглядел, что это сложенные кожистые крылья.

Ведущий, сверяясь с текстом, превознес достоинства аждара. Императорский символ, трехголовый дракон (на этом месте Диззи захихикала) после векового прозябания был возрожден кудесниками Всемирдонского конструкторского бюро прикладной генетики. Он способен своим пламенем устроить пожар пятой категории и летать без дозаправки больше часа. В числовой форме достоинства выражались в центнерах отборных листьев из лучших эфирных садов Мирдокса, ежедневно пожираемых животным.

Перед мордами аджара на длинных шестах выставили три кольца, обтянутых бумагой. В животе у него взбурлило, из пастей вырвалась жидкая струйка дыма. Пахнуло знакомым ароматом паленого можжевельника. Бумага слегка обуглилась в центре. (К этому времени я добрался до ложи, встал в проходе рядом с охранным мирдонцем и любовался зрелищем на полную катушку). Ведущий, сверяясь с записями, дернул аждара за хвост. Тот присел на задние ноги и звучно пукнул. Ведущий еле успел отскочить — пламя опалило его костюм и волосы. На трибунах засмеялись, в ложе поднялась некоторая суета.

На площадку выехала двухместная сидячая авиетка. Она поднялась на уровень голов аждара. Пассажир-мирдонец что-то крикнул и взмахнул сачком, из которого торчали ветки и листья. Животное потянулось за сачком. Водитель поднялся повыше. Аждар подпрыгнул, земля задрожала. Авиетка подскочила еще на метр. Аждар расправил крылья, сбив с ног ведущего и накрыв при этом половину арены. Поднимая тучи пыли, он пару раз подпрыгнул, помогая крыльями, потом это ему надоело, он сложил крылья и, невзирая на окрики, потопал обратно на конюшню.

Публика на трибунах веселилась, ведущий срочно убежал (менять костюм, как я думаю), а в ложе разыгрался скандал.

— Ты мне обещал, что аждар спалит все вокруг! — свирепо рычал Бош Токкабур.

— Шавкат, Улуг, — ученый мирдонец бухнулся на колени, складывая пальцы в жест сокрушения. Переводчик бесстрастно переводил:

— Помилосердствуй, Повелитель! На этой дикой планете не растут прекрасные эфирные деревья нашей родины. Аждара кормили не теми листьями!

— Почему он не взлетел? Тоже объелся дурной травы?

— Воздух! Воздух слишком легкий для трехголового. Чтобы взлететь как крылатый козел, нужен летатный камень, я говорил Вам, Великий! Но клятые земляне спрятали от нас полетный амулет…

Бош Токкабур повернулся всем телом к бородатому человеку.

— Илия, ты не выполнил обещание. Где амулет?

На Илью Давыдовича больно было смотреть. Он весь вспотел и поминутно отирался бумажными платками. У его ног скопилась изрядная горка белых комочков.

— Муррувватли… Ваше си…сиятельство. Ну… амулет был передан на время… его не вернули в срок… так получилось…

— Так было подстроено, — тихо, но угрожающе сказал Бош Токкабур. — Вы опозорили имперский символ. Я немедленно доложу Императору. Извинениями не отделаетесь. Полагаю, небольшая показательная война будет хорошим уроком глупому человечеству!

Диззи хлестнула меня хвостом: «Пора!».

— Великий Улуг, — закричал я, размахивая руками из-за плеча охранника. — Послушай меня, Улуг!

Бош Токкабур оглянулся на крик и пошевелил усиками, узнавая.

— Я же сказал, веди свою лошадь в шатер. Туда, где аждар.

— Нет, Улуг, я принес амулет!

— Что?

— Амулет! Он со мной!

Бош Токкабур щелкнул пальцами, охранник посторонился и зашел в ложу.

— Он здесь, — я распахнул куртку. — Вот этот, — я показал на ученого мирдонца, который глядел на меня снизу вверх, стремительно зеленея, — украл амулет у моей хозяйки. После долгих поисков я нашел его спрятанным в обиталище аждара и принес Великому Улугу.

— Вот значит как, — медленно сказал Бош Таккабур, глядя на ученого мирдонца. — Предательство? Вряд ли. Дело в другом. Ничтожный, ты надеялся оправдаться — камня нет, и все шито-крыто. Такая туша не может летать даже с амулетом. Тебе лучше умереть сейчас. Или на Черных рудниках.

— Нет, пожалуйста, Повелитель! Амулет — не антиграв, он возвращает существам их истинные свойства, а Императорский аждар воссоздан из клеток ископаемого дракона! Он непременно превратился бы в дракона!

«В трех жирафов он бы превратился», — хихикнула Диззи.

— Истинную сущность? — заинтересованно спросил Бош Токкабур. — А вот мы сейчас проверим.

Он выставил вперед руку с перстнем и начал поворачивать ее, ловя свет. «Нет!» — вскричала Диззи, вцепившись когтями в спину, но было поздно.

Луч света, преломившийся и усиленный перстнем, ударил в Драконий глаз у меня на поясе. Камень замерцал, разгораясь пульсирующим зеленым светом.

В глазах затуманилось, я перестал видеть окружающее, остались только ощущения.

Боль вспыхнула во всем теле, сердце готово выпрыгнуть из груди. Что-то со мной происходит, меняется стремительно, мучительно, и в то же время прекрасно. Распадаясь на части, я освобождался, вырывался из оков. Одежды трещали, разрываясь, и вместе с ними разрывалась моя человеческая плоть.

Как же приятно порой менять кожу!

Я потерял равновесие, замахал руками и вдруг понял, что это уже не руки. Зрение вернулось, но не такое, как прежде. Предо мной предстал Битцевский комплекс, сразу с трех сторон (у меня что, три головы?!). Трибуны оказались далеко внизу. Земля повернулась и я разглядел, что…

…возле дальнего ангара стоит скорая помощь, в нее грузят носилки…

…к конюшням спешит процессия из двух приставов и толстого полицейского с направленной антенной…

…в ложе нешуточная суматоха, ученый мирдонец бежит по трибунам, за ним гонится свита во главе с Бошем Токкабуром.

Мирдонец вскакивает в авиетку, стартует с арены и с криком с криком «Улуг Яширин!» летит ко мне.

О как. Гости. Смешно!

Смех рождается где-то внутри живота. Я хохочу в три глотки, и со смехом из меня вырываются клубы пламени.

Авиетка, крутясь, падает на землю. На трибунах дружно ахают.

Мелкие. Глупые существа. Неужели, я их боялся? Впрочем, не помню.

Чувство свободы охватывает меня. Ветер свистит в ушах, холодит кожистые складки, залетает в ноздри. Ничто в мире больше не существует, кроме неба, кроме счастья полета и высоты.

Я распахиваю крылья во всю ширь, кидаю последний взгляд на удаляющиеся огни и устремляюсь вверх, в ликующую высь!

— …Федор Васильевич! Федор Васильевич, вы меня слышите?

Я открыл глаза. Надо мной белый потолок и профессионально встревоженное лицо медсестры.

— Где я? Что со мной?

— Не волнуйтесь, Вы в клинике экстремальной медицины. Вам сделалось плохо на фестивале животных. Все хорошо Вы пришли в себя, больше не бредите.

— Где Диззи? — спросил я, поднимаясь на локте и оглядывая палату.

— Кто?

— Диззи, ящерица, она была со мной.

— А, гигантская игуана? Ее вернули хозяину, — медсестра улыбнулась. — Лежите, лежите. Доктор скоро будет.

Доктор пришел вместе со следователем в халате, накинутом на плечи.

— Постарайтесь кратенько, — сказал доктор, щупая мне пульс. — Больной только вышел из приступа.

Следователь разложил бумаги на тумбочки, открыл блокнот и что-то записал.

— Что со мной было? — спросил я.

— Будучи юрист, диагноз поставить некомпетентен.

— А что с Мариной?

— Гражданка Окольцева впала в летаргическое состояние.

— Она не умерла? — осторожно спросил я.

— Окольцева злоупотребляла наркотическими средствами. Передозировка снотворного мака в сочетании с эфирными маслами листьев дали стойкий летаргический эффект.

Я откинулся на подушке. Следователь перелистнул блокнот.

— Федор Васильевич, расскажите, что вы делали 13 января, в субботу, с десяти утра до пяти вечера.

Я рассказал. Про жирафа, Марину, про украденный ошейник, мирдонца в листьях, заказ Боша Токкабура и заточение в ангаре, про приставов и Илью Давыдовича. Следователь кивал и записывал. Когда я дошел до сцены в ложе, он сказал:

— Благодарю, достаточно. Ваши показания неоценимы для свершения правосудия.

— Спасибо. Что же произошло?

Следователь закрыл блокнот и заговорил человеческим языком.

— Вы попали на шайку мошенников. Марина и этот Вадим охотились за амулетом, чтобы продать мирдонцу за большие деньги. Марина — опытная авантюристка, она окрутила хранителя спецфонда, большого любителя жирафов и симпатичных девушек, выпросила ошейник и должна была передать с Вадимом. Но тот в последний момент узнал, что сделка идет не от Боша Токкабура и струсил. Марина пыталась ему дозвониться, а когда не получилось, психанула и ушла в наркотический сон. Вас фактически подставили.

— Откусил от чужого дуриана, — вспомнил я.

— Что? Ладно, не буду утомлять. Лечитесь, выздоравливайте. — Следователь похлопал меня по ноге, собрал бумаги и направился к двери.

— Э-э-э… Послушайте! — Черт, не знаю его имени. Следователь обернулся. — Что такое «код ФЦП девять»?

— Федеральная целевая программа защиты реликтовых животных. Но Вас это не касается.

Из больницы я выписался довольно скоро. Экстремальная медицина отчаянно боролась за мое психическое равновесие, но так и не смогла его поколебать. Доктора настойчиво уверяли, что у меня были галлюцинации — хотя я ни о чем таком не рассказывал, так что я окончательно убедился: все было на самом деле. Я на самом деле превращался в дракона, на самом деле летал и плевался пламенем.

Я понимаю врачей. Одна мысль, что ты родился на свет не как все люди, а вылупился из яйца, достаточный повод для психической травмы. Но не это меня смущало. Я был животным, бессмысленным, неразумным. Мозговое вещество, разделенное на три головы, не способно проводить осознанные мысли. Ощущение угасающего разума, смешанное с восторгом полета, осталось в моей памяти навсегда. Не дай бог испытать такое еще раз.

Представляю, как были поражены экологи, спасшие меня — не знаю от чего, когда из тупого зверя получили полноценного дееспособного человека.

У меня хватило самоиронии, чтобы справится с этим самостоятельно. Плохо стало только однажды, когда я разглядел отпечатки пальцев на стакане с кефиром. Папиллярные линии выглядели как ровные вложенные треугольники с закругленными вершинами.

Медсестра замела осколки и ничего не сказала.

Обыденная жизнь втянула меня как коктейль в трубочку. У нас в бухгалтерии прошла ревизия, потом проверка Счетной палаты, потом сменили номенклатурные коды — только успевай вертеться. В финансовый отдел пришла новая экономистка с круглым лицом и черными смеющимися глазами. Мы питаем взаимную симпатию, и даже более, но ей еще ни разу не удалось затащить меня в ювелирный магазин!

По выходным я пристрастился к чтению научно-популярной литературы, главным образом о реликтовых животных иноземного происхождения.

Я забыл все, осталось только имя: Диззи. И еще мне снятся сны. Сны про то, как я летаю. Ветер свистит в крыльях, облака нанизываются на хвост. Передо мной огромная чаша неба, с трех сторон я вижу звезды.

Я лечу вверх.

Я падаю. Падаю в небо.