Второй шанс

Эмили Хейнсворт

Старшеклассник Камден Пайк тяжело переживает смерть любимой девушки Вив в автомобильной аварии. Ведь Вив была единственным, в чем он видел смысл своей жизни после того, как из-за травмы окончилась его спортивная карьера, а после развода родителей его дом превратился в место, где его никто не ждет. Камден не в состоянии справиться со своим горем и готов отдать все на свете за одну только возможность еще раз увидеть Вив. И неожиданно, когда он в очередной раз приходит на место гибели Вив, он видит призрачную девушку, которая указывает ему на вход в другое измерение, где Вив жива и Камден может попробовать изменить ход истории

Уже два месяца мне снится один и тот же сон: Вив, будя громким смехом ночное эхо, появляется из-за стекла пассажирской двери, за которой горит огонь. Идет ко мне, порочно улыбаясь и покачивая бедрами. Я испытываю болезненное желание дотронуться до нее, погрузить пальцы в ее черные кудри. Позади Вив пылает жаркое пламя, и, оказавшись ближе, она превращается в темный контрастный силуэт на ярком фоне. Больше всего на свете мне хочется почувствовать аромат ее тела — от Вив всегда пахло весной, обнять, провести пальцами по коже и больше никогда уже не отпускать. Но она неожиданно останавливается и отворачивается. Отблески пламени играют на ее щеке. Хочется кричать, но я нем. Хочется дотянуться до нее, но меня словно разбил паралич. Вив разворачивается и уходит обратно, в огонь. Снова уходит.

Сжимаю пальцы в кулак и просыпаюсь. У библиотечного стола с видом человека, не знающего, что делать, стоит Майк Лиу.

Привет, Кам. Звонок прозвенел.

Вытираю уголок рта рукой и отрываю лицо от лежащего на столе блокнота. Спираль, которой скреплены страницы, оставила на щеке глубокий ребристый след.

Спасибо.

Прежде чем уйти, Майк поправляет лямки висящего за спиной рюкзака.

Не за что.

Глядя на его удаляющуюся спину, жалею, что ничего не смог сказать ему, кроме этих слов. Но с некоторых пор и пара слов стала для меня непозволительной роскошью.

Старшеклассники, сидевшие в читальном зале, разошлись, и я остался в одиночестве.

Смотрю в окно, откинувшись на спинку стула. С того места, где я сижу, отлично видны угол здания и перекресток. Долго смотрю туда, где случилась трагедия, до тех пор, пока за стеклом не появляется и, промелькнув, не исчезает женская головка со спутанными черными волосами. Вскакиваю на ноги, чуть не опрокинув стул. Замерев на месте и не дыша, я часто моргаю, пытаясь понять, что это было, но, похоже, мимо окна всего лишь пролетела ворона. Я выдыхаю. Вив нет в живых уже целых два месяца, но мне все время кажется, что она где-то рядом. Она везде и нигде.

На дворе начало октября, но на улице слишком жарко для этого времени года. Бабье лето. С деревьев еще не облетела листва, а с цветов — лепестки. Жизнь бьет ключом. Скорее бы пришла зима и заморозила все кругом.

Мне пора на урок тригонометрии, но вместо того чтобы отправиться туда, я бегу на угол. Пришлось поработать над расписанием занятий, но теперь я могу видеть эту часть здания из окон всех классов, в которых приходится бывать на протяжении дня. Для постороннего взгляда это обычный, ничем не примечательный перекресток. Переломившийся пополам столб уличного освещения заменили новым, повреждения на газоне и бордюре устранены. Фотографии, рисунки и мягкие игрушки выгорели на солнце и превращаются постепенно в одно сплошное безликое месиво. Цветы, которые я принес на неделе, увяли.

С момента трагедии прошло два месяца.

Сегодня ровно шестьдесят дней.

Если точнее, сегодня вечером.

Стараюсь не смотреть на фотографии, с которых улыбается Вив, но одна из них все же привлекает внимание. Она из ежегодного школьного альбома. Тогда Вив, едва успев стать старшеклассницей, записалась в группу поддержки нашей футбольной команды. Ее фигура еще не сформировалась, это видно по тому, как нескладно сидит на ней форма. В волосах красные и белые ленты. На щеках здоровый румянец; улыбка еще шире, чем мне казалось, когда Вив была жива. Заставляю себя еще раз прочесть записи на памятной доске, хоть и знаю их все наизусть.

«Вив, нам тебя не хватает».

Почему плохие вещи случаются только с хорошими людьми? Мне тебя не хватает, Вив. Поверить не могу в то, что тебя нет. Сжимаю кулаки, чувствуя, как кончики ногтей впиваются в ладони. С другими все не так. На самом деле всем только кажется, что им не хватает Вив. Я помню всех оставивших подписи в ее память. Никто из них не считал ее близкой подругой. Нельзя резко отказываться от участия в общественной жизни, как это сделала она. В таком случае ты либо перестаешь быть своим, либо становишься изгоем, как я.

Хочется курить.

На дне рюкзака спрятана пачка сигарет. Копаюсь в тетрадях и листах бумаги, стараясь ее найти. Наконец под пальцами шуршит целлофан. Вынув помятую пачку, стучу ею по ладони. Подняв картонную крышечку, достаю сигарету, засовываю в рот и хлопаю по карманам в поисках зажигалки. В карманах бардак, ничего не найти, и я раздражаюсь. Снова копаюсь в рюкзаке, пока не нащупываю небольшую выпуклость под подкладкой — ну, наконец-то. В подкладке небольшая прореха, и я, желая скорее закурить, еще больше рву ее, чтобы вытащить застрявшую зажигалку. Неожиданно оказывается, что вместо дешевенькой «Бик» я держу в руке свою старую «Зиппо». Эта неожиданная находка заставляет меня замереть на месте.

Опомнившись, провожу пальцами по монограмме, сделанной Вив в честь моего семнадцатого дня рождения. Это инициалы: две буквы — «К» и «П». Зажимаю металлическую коробочку в кулаке, чтобы не видеть гравировки, но чувствую ее кончиками пальцев, а это, оказывается, еще хуже.

Зажигалка холодная, гладкая и твердая. Сжимаю пальцы, пока они не становятся совсем белыми. Не успев даже осознать, что я делаю, забрасываю прямоугольную коробочку в искалеченные кусты, в которые влетела машина Вив. Я уверен, это то самое место, потому что, очнувшись рядом с ее бездыханным телом, пахнущим бензином и засыпанным осколками стекла, я вышел из машины и, обходя ее, упал в эти кусты. Колючие и жесткие ветки исцарапали меня, и спустя несколько дней после аварии я все еще видел следы под рубашкой. Я плохо помню события того вечера; только искаженные после удара о стекло водительской двери черты окровавленного лица Вив да эти чертовы кусты врезались в память навечно.

Если бы я не уронил проклятую зажигалку и Вив, хохоча и называя меня растеряхой, не нагнулась бы, чтобы помочь ее найти, — а главное, если бы она не гнала так, торопясь завалиться в постель у меня дома, — и если бы на улице не было так мокро из-за дождя — мне бы, возможно, не пришлось стоять, глядя на место, где окончилась ее короткая жизнь.

Лучше б погиб я, а не она.

Проклятая зажигалка.

Зря я сюда пришел. Мне всегда становится хуже на этом месте. Стою у столба, гладя рукой его шероховатую поверхность, и вдруг сзади кто-то окликает меня.

Кам?

Я оборачиваюсь, но никого не вижу. Сделав полный круг, так никого и не нахожу, но кто-то же произнес мое имя: ослышаться я не мог. Голос женский, но странный, с отчетливыми металлическими нотками, как будто его обладатель говорит сквозь вращающиеся лопасти вентилятора.

Мистер Пайк?

На этот раз меня окликнул мужчина, низким глухим голосом. Развернувшись снова, я вижу учителя физкультуры и заместителя директора Фаулер Хай Скул, мистера Рида. Подойдя ближе, он оценивающе смотрит на меня. Это взгляд педагога; почувствовав его на себе, ученик должен понимать, что учитель видит его насквозь. Мистер Рид тренирует школьную команду, но я из нее ушел, и с тех пор его пронзительный взгляд на меня не действует.

Пайк, ты находишься на территории школы.

Стою молча, ожидая высказывания по существу.

Выхватив сигарету изо рта, тренер подает ее мне. Черт.

Знаю, тебе уже исполнилось восемнадцать, но на территории школы курить все равно запрещено.

Подняв руку, тренер указывает на другую сторону улицы, где находится украшенная разноцветными граффити автобусная остановка, на которую вынуждены ходить все школьные курильщики — не важно, ученики или педагоги.

Если собираешься продолжать курить, делай это за пределами школы.

Смотрю на скамейку, скрывающуюся за видавшим виды небьющимся стеклом. Оно так исцарапано, что почти потеряло способность пропускать солнечный свет. Оглядываюсь на памятную доску Вив, на фотографии, кусты и фонарный столб. Через стекло всего этого я не увижу. Смотрю на незажженную сигарету в руке. Разве я мог подумать, что придется курить, стоя возле памятной доски, посвященной ей? Без нее? Выкидываю сигарету в урну.

Я бросил, сэр.

Вот так — три слова, и все. Ухожу прежде, чем мистер Рид — не хочу называть его тренером — успевает ответить. Представляю себе, как он раздосадован.

Мне положено быть на уроке тригонометрии. Медленно бреду обратно к школе и, дойдя до крыльца, открываю потрепанную металлическую дверь. Вхожу в коридор, ведущий к художественной мастерской.

Камден… — зовет меня тренер.

Бросаю в мусорную корзину полупустую пачку сигарет и, не останавливаясь, иду дальше. Дверь, щелкнув замком, закрывается за моей спиной.

Толпа, как всегда, выплескивается из столовой в коридор. Последовательное сокращение бюджета в сочетании с не слишком удачными попытками пополнить школьную казну за счет продажи выпечки привело к тому, что в школах, при наличии огромных столовых, ученики предпочитают завтракать в темных обшарпанных коридорах, вместо того чтобы сидеть в ярко освещенном помещении за столом, вдыхая запах несвежей пиццы. Так поступают практически все, включая меня.

В коридоре на равном расстоянии друг от друга расположены ниши, в которых скрываются двери, ведущие в аудитории. Эти ниши пользуются особой популярностью, потому что в них уютно, но мне достаточно быстро удается отыскать свободное место. Там уже сидят две девушки. Я присаживаюсь рядом с ними, а они тайком наблюдают за мной. Сажусь на пол, скрестив ноги, и стараюсь не смотреть на соседок. Одна из них что-то тихо говорит подруге, и обе застегивают молнии на рюкзаках. Я испытываю облегчение — они явно собираются уходить.

Однако вместо этого одна из девушек подходит и становится на колени рядом со мной.

— Привет...

У девушки рыжие волосы и лицо, формой напоминающее сердце. Я ее не знаю. Может быть, из девятого, а может, и десятиклассница, не знающая, как себя вести. Я отворачиваюсь и делаю вид, что не заметил ее присутствия.

Я хотела сказать... — продолжает она мягко, — что я тебе сочувствую. Мы не были знакомы, но мне ее очень жаль. Она была такая красивая.

Волосы, упавшие на лицо, закрывают глаза. Я продолжаю сидеть, не поднимая головы, и веду себя так, словно никого рядом нет.

Повисает неловкая пауза, длящаяся, наверное, секунд тридцать. Девушка продолжает стоять возле меня на коленях, ожидая ответа. Я смотрю в пол, изучая узор на плитке, и думаю о том, что людям не стоит напрягаться, изображая сочувствие. Наконец до рыжей доходит неуместность ее поведения. Не говоря более ни слова, она поднимается на ноги, берет рюкзак и присоединяется к подруге.

Ну, что? — спрашивает ее та. — Теперь ты мне веришь?

Они уходят, и я облегченно выдыхаю.

Завтракать я не собираюсь. Обычно мы с Вив ходили в кафе за пределами школы или просто шли курить. У меня с собой книга, которую я должен прочесть к ближайшему уроку литературы. Достаю ее из рюкзака. О чем она, я не знаю, но если ты чем-нибудь занят, шансы, что с тобой кто-нибудь заговорит, существенно уменьшаются. В коридоре глухие стены, а окна столовой выходят на школьный стадион, поэтому большая перемена — единственное за день время, когда я не вижу тот самый угол. Открываю книгу и стараюсь вжаться в стену, чтобы просидеть остаток перемены никем не замеченным. Голоса завтракающих учеников сливаются, превращаясь в неразборчивый гул.

Очевидно, я задремал, потому что глухой удар от падения рюкзака застает меня врасплох. Майк. А я и забыл, что он говорил что-то о том, что собирается найти меня на большой перемене. Возвращаюсь к книге, старательно делая вид, будто занят чтением, но потом замечаю, что держу ее вверх ногами. Майк тоже это видит, но, не говоря ни слова, садится рядом и вынимает из рюкзака планшет.

Монотонный гул толпы разрывает чей-то оскорбительно громкий гомон, заставляя меня оторвать взгляд от бесполезной книги. Логан Вест и Шариф Рахман топают по коридору во главе целой группы моих бывших товарищей по команде.

Здорово, Лиу! — громко кричит Шариф, завидев Майка.

Рахман, — отвечает Майк. — Как дела?

Привет, Пайк! — вопит Логан, окончательно выводя меня из себя. Если бы Вив сидела в нише рядом со мной, я бы его даже не заметил.

Они отваливают, а я продолжаю сидеть не шелохнувшись. Майк что-то рисует на приколотом к планшету листке бумаги, полностью отключившись от происходящего. Достав энергетический шоколадный батончик, он разрывает обертку и начинает жевать. Поверить не могу в то, что он по-прежнему ест эти штуки. Раньше, когда я еще был в команде, ни одной игры не мог без них провести, но на вкус они как покрытые шоколадом древесные опилки. В глубине ниши темно, и Майк, откинувшись назад, исчезает в тени, продолжая одновременно рисовать и жевать. А я сижу неподвижно, как каменное изваяние, и не знаю, что сказать.

Слушай, Кам... — неожиданно обращается ко мне Майк. — Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Нет, все в порядке, — отвечаю я, садясь прямо.

Опустив карандаш, Майк искоса смотрит на меня. Такие взгляды он, помнится, бросал на меня, когда я плохо играл. Я напрягаюсь, и он это замечает.

Да я просто... заметил, что ты все время на этот угол ходишь. Это нездоровая фигня, брат.

Вот чем отличается Майк от остальных ребят, проходящих мимо нас по коридору: он единственный человек, с кем я продолжаю дружить, — и он остался моим другом.

И в данный момент я его за это ненавижу.

Да нет, все нормально. Все будет хорошо, — повторяю я.

Майк качает головой.

Ты никогда не думал, что тебе лучше забыть об этой доске? — спрашивает он, стараясь говорить как можно тише. — Я имею в виду записки, фотографии и все такое?

Я поднимаю голову и впервые за всю перемену смотрю на него. Заглянув мне в глаза, Майк тут же дает задний ход.

Да нет, — говорит он, — это я так. Просто хотел сказать, что это тебе не на пользу.

Крепко сжимаю челюсти. Мы оба пожалеем, если я сейчас открою рот. Встаю и, захватив рюкзак, ухожу. Звенит звонок, и коридор заполняется людьми. Приходится проталкиваться между ними, чтобы пробраться к шкафчикам, стоящим в другом конце, так как для пятого урока мне нужна книга по истории.

Добравшись наконец до дверцы, я дважды набираю неверный код. Чтобы вспомнить нужную комбинацию, произношу цифры вслух. 17... 08... 31.

Третья попытка оказывается успешной, и я, отодвинув щеколду, открываю дверцу шкафчика. «История Второй мировой войны» первая в стопке книг, хранящихся у задней стенки ящика. Тянусь за ней, но чья-то мощная рука захлопывает дверцу прямо у меня перед носом. Толстые мясистые пальцы распластаны по металлической поверхности перед моими глазами. Их обладатель жарко дышит мне в шею, распространяя запах жареной картошки. Я поворачиваюсь и вижу перед собой раздувающиеся ноздри Логана. Он похож на быка, а я стою между ним и красными шкафчиками. Рукой он преграждает мне путь. Логан, поджав губы, недобро смотрит на меня немигающим взглядом. Короткие светлые волосы на его голове намазаны гелем и уложены в виде острых шипов. Я отворачиваюсь. Два года назад я был таким же, как он. Два месяца назад мне, как и ему, было бы все равно. Он, смеясь, протягивает вперед вторую руку и шлепает Шарифа по подставленной ладони у меня над головой. Наблюдаю за их уходом. Где-то на середине коридора Логан подскакивает и касается потолка кончиками пальцев. Они движутся по опустевшей школе, как хозяева.

Так и не открыв шкафчик, я ухожу, не обращая внимания на звонок на урок, туда же, откуда пришел. Выходя на улицу, я даже не удосуживаюсь взглянуть на секретарей, сидящих в главном офисе. Мне ужасно хочется оказаться как можно дальше от этой идиотской школы, черт бы ее побрал.

Дома никого нет. Брожу по комнатам, пытаясь понять, где лучше расположиться, до тех пор, пока мне не становится ясно, что оставаться здесь я не хочу. В каждой комнате есть участок, в котором раньше что-то было — стул, стереосистема, книжный шкаф или гардероб. Мама так и не заполнила зияющие дыры после того, как ушел отец, и раньше мне казалось, что это неважно. Но после аварии я, кроме этих пустот, ничего в доме не вижу. Наконец я решаю остаться в кухне. Открываю холодильник, заглядываю внутрь и снова закрываю дверцу. Замечаю оставленную мамой записку, лежащую в вазе для фруктов между размякшей грушей и почерневшим бананом. Мама так и не освоила искусство эсэмэсок, так что ваза с фруктами продолжает выполнять функцию почтового ящика. К записке приложено несколько купюр.

Кам.

Надеюсь, ты не «забудешь» зайти к доктору Саммерс.

Буду поздно. Возьми деньги и закажи пиццу.

Люблю. Мама.

Пересчитав купюры, кладу их в карман. Сумма не изменилась — денег по-прежнему достаточно, чтобы поесть самому и накормить Вив. Ищу глазами карточку с номером доставки пиццы, висящую на двери холодильника. Компания называется «Скорая пицца-помощь», потому что курьер развозит заказы на мини-вэне, раньше служившем каретой «скорой помощи». Вив считала эту коммерческую идею гениальной. Она смешила ее до слез. Звоня им, она говорила что-нибудь вроде: «Нам нужна помощь. Привезите, пожалуйста, пеперони. Ситуация критическая!»

Мы оба неизменно смеялись над этой глупой шуткой, а теперь, услышав о «скорой помощи», я не могу представить ничего, кроме сломанного столба на перекрестке и машины с выключенной мигалкой, медленно отъезжающей от тротуара.

Иду в свою комнату, падаю на кровать и засыпаю.

Мне снова снится Вив. На этот раз я этому почти что рад. Она такая красивая, такая беззаботная во сне. На этот раз в сценарии произошли изменения. Она снова выходит из огня и направляется ко мне, но... я ничего не слышу. Звук отсутствует. Вив доходит до того места у столба, где она всегда останавливается, но все происходит в полной тишине. Все как обычно — я вижу ее темные глаза, отблески пламени на щеке, — а потом кто-то меня окликает. Но это не Вив. Я уже слышал раньше этот женский голос с металлическими нотками.

— Кам? Камден!

Во сне шарю по постели рукой, пытаясь погладить Вив, но ее рядом нет. Я один. Проснувшись, закрываю лицо подушкой, испытывая ненависть ко всему, и вслух, шепотом говорю о том, чего мне так мучительно не хватает с той августовской ночи. Но мой единственный молчаливый собеседник — мокрая подушка, и, кроме нее, слушать меня некому. Лежу в постели до тех пор, пока не чувствую, что отекшие веки уже просто-напросто не раскроются, если я немедленно не встану. Бреду в ванную с закрытыми глазами и встаю под душ. Прикосновение холодной воды заставляет проснуться. Кожа немеет от холода. Стою под обжигающими струями столько, сколько могу выдержать, и, только выключив душ, понимаю, что забыл раздеться.

Кабинет миссис Саммерс расположен на нижнем этаже здания с террасами, за десять кварталов от дома, в котором я живу. У дверей меня встречает, приветливо виляя хвостом, ее золотистый ретривер по имени Ланс. В кабинете стоят два невероятно мягких кожаных дивана, а у рабочего стола кресло на колесиках. Стены украшены фотографиями мужа и сына миссис Саммерс.

Я с порога понимаю, что происходит что-то необычное, потому что доктор Саммерс не сидит за столом в кресле, как это обычно бывает. Она полулежит на диване, опираясь локтем о подлокотник. На коленях планшет с листом бумаги. Ее короткие седеющие светлые волосы, как всегда, аккуратно уложены, но очки, которым положено сидеть на носу, лежат на столе. Когда я вхожу, миссис Саммерс окидывает меня взглядом внимательных глаз.

Мы не виделись с тобой почти две недели, Кам, — говорит она, улыбаясь, как обычно. — Как дела?

Извините, я забыл зайти на прошлой неделе.

Ложь получилась такой неумелой, что мне самому становится стыдно. Я прихожу в кабинет миссис Саммерс каждую пятницу ровно в четыре часа в течение последних двух лет, с тех пор, как ушел из команды. Вернее, с тех пор, как нас бросил отец. Она знает, что я чувствую по отношению к нему, что думаю о футболе и о ребятах в школе. Я всегда говорил ей все как есть, но за последние два месяца не сказал ни слова правды. Не хочу, чтобы она знала, что я чувствую после гибели Вив. Она знает, кем была для меня Вив при жизни, но в то, что творится в моей голове сейчас, я посвящать ее не готов. А творится в ней вот что: моя жизнь кончилась в тот день, когда умерла Вив. Кроме того, я считаю, что авария произошла по моей вине, и теперь, просыпаясь утром, не могу понять, ради чего остался здесь один.

От этих мыслей меня отвлекает Ланс, просовывая нос в щель между неплотно закрытой дверью и косяком. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

Миссис Саммерс тоже замечает собаку, и лицо ее проясняется.

Знаешь, я хочу нарушить правило, которое сама же и установила, — говорит она. — Пусть Ланс побудет с нами сегодня, один-единственный раз.

Прежде чем я успеваю что-нибудь ответить, собака победно врывается в комнату. Вид у пса такой, словно он только что выиграл главный приз в лотерее. Ланс занимает место у моих ног, отчаянно виляя хвостом, высунув язык и заглядывая мне в лицо. Бросаю взгляд на миссис Саммерс, снова удобно устроившуюся на соседнем диване. Она кивает, и я глажу пса по голове. А что еще остается делать, когда он так смотрит на меня?

Хороший у тебя сегодня день, — шепчу я Лансу в ухо.

А у тебя — плохой? — спрашивает доктор Саммерс, наклоняясь в мою сторону.

Прикусив язык, я смотрю на собаку, потом на нее, дивясь тому, как ловко она использовала обстоятельства для начала разговора.

Плохой, — соглашаюсь я, понимая, что преимущество на ее стороне.

Сегодня ровно два месяца, я не ошиблась?

Вопрос, видимо, риторический.

И что ты чувствуешь по этому поводу, Кам?

Сижу, стиснув зубы, вцепившись обеими руками в холку Ланса, покрытую рыжеватой шерстью. Немного успокоившись, разжимаю пальцы и виновато глажу его. Пес, взглянув на меня огромными карими глазами, принимается лизать руку.

Ты всеми силами стараешься не говорить о Вив с тех пор, как она умерла...

Слезы жгут глаза, как будто кто-то плеснул в лицо кислотой. Кусаю себя за щеку изнутри, пристально глядя в точку прямо перед собой. Никогда не плакал в кабинете миссис Саммерс и не собираюсь. Она почти наверняка понимает, что я ей лгал. От этой мысли мне становится еще хуже. Ланс, упав на пол, переворачивается, подставляя живот.

Кам, — говорит миссис Саммерс тихим, ласковым голосом, — мне можно рассказать.

Провожу пальцами по мягкой золотистой шерстке на животе Ланса. На миссис Саммерс я не смотрю намеренно, стараясь избегать ее вопросительного взгляда. Долго мне его не выдержать.

Мне снится один и тот же сон, о Вив, — говорю я.

Плечи миссис Саммерс расслабляются: видимо, она сочла, что для одного раза подробностей достаточно.

Он повторяется снова и снова. Сначала Вив идет ко мне, потом отворачивается...

Миссис Саммерс рассказывает, что может означать этот сон. Я делаю вид, что слушаю. Обычная психологическая болтовня, но нужно сохранять заинтересованный вид, иначе она меня просто не выпустит из кабинета. К пяти часам чувствую себя изможденным, но силы потрачены не зря, потому что, провожая меня, доктор Саммерс выглядит довольной.

Спасибо, что рассказал мне о своем сне, Кам, — говорит она, пожимая мое плечо. — Понимаю, тебе больно, и в такой ситуации это нормально... но, думаю, Вив не хотела бы, чтобы ты без конца переживал.

Я глажу Ланса, но, услышав последнюю фразу, замираю, держа собаку за ухо.

В каком смысле?

У тебя впереди так много всего...

А у Вив? — спрашиваю я сухо. — У нее, по-вашему, не было будущего?

Я не это хотела сказать... — отвечает доктор Саммерс после паузы.

Так что, вы хотите, чтобы я ее забыл? — спрашиваю я, чувствуя, как кожа покрывается мурашками.

Нет, ничего подобного... — говорит миссис Саммерс. — Мне просто кажется, что Вив желает тебе добра...

Да откуда вы знаете, чего она желает? Вы даже не были с ней знакомы!

Пес пытается лизнуть мою руку, но я отстраняюсь и, выскочив из кабинета, захлопываю за собой дверь. Поверить не могу в то, что миссис Саммерс, психотерапевт, к которой я регулярно хожу, пыталась вложить свои слова в уста моей мертвой девушки. Пробегаю квартал, потом другой, но вскоре травмированная нога начинает дрожать, а глаза снова наполняются слезами. Приходится снизить скорость, чтобы восстановить дыхание и успокоиться — на этот раз без помощи психотерапевта. Я даже не знаю, что собираюсь делать дальше, куда идти. Закрываю глаза и пытаюсь представить, чего бы хотела Вив. Если бы она была здесь, она сказала бы... Будь она здесь, я бы знал что.

Похоже, осень в этом году все-таки наступит. Пробродив по городу два часа, я снова оказываюсь на том же перекрестке. Жаль, не взял куртку. Одиннадцать часов; примерно в это время все и случилось. На небе сияет луна, освещая фотографии Вив, а я стою, плачу и не могу перестать. Это всего лишь несколько фотографий под пленкой, но на них Вив как живая. Глядя на снимки, можно подумать, что она просто уехала из города, а когда вернется, все случившееся окажется лишь дурным сном. Кошмаром.

Стою возле столба, обхватив себя руками. Я такой везучий, что сейчас наверняка явится Рид и отчитает меня за то, что я болтаюсь по школьной территории в неурочный час. Но не прийти сюда я не мог. Не знаю, почему так важно быть здесь спустя ровно два месяца после трагедии, но с другой стороны, это все равно что спросить меня, почему после той страшной ночи каждая прошедшая минута кажется такой значительной.

Там, где заканчивается газон и начинаются кусты, лежит большой камень. Подхожу и сажусь на него, дрожа от холода. Если бы Вив была со мной, мы бы закурили одну сигарету на двоих и грели бы руки, спрятав их друг у друга на груди под одеждой. Вспомнив, как это было, я улыбаюсь и, забыв обо всем, вспоминаю ощущения от прикосновения к ее коже... до тех пор, пока мне не приходит в голову, что, будь Вив со мной, нам незачем было бы мерзнуть на этом дурацком перекрестке. Закрываю глаза ладонями.

Где-то вне пределов видимости тормозит автомобиль — я слышу, как визжат шины, а еще через несколько секунд, подняв голову, я вижу на асфальте пляшущий свет фар. Машина выезжает из-за угла. Водитель, игнорируя запрещающий сигнал светофора, вылетает на перекресток и поворачивает в мою сторону. Автомобиль, виляя, выезжает на встречную полосу. В салоне кто-то визжит. Закрываю глаза. Машина проносится мимо, обдав меня волной теплого воздуха. Запах выхлопных газов щекочет ноздри...

Автомобиль, набирая скорость, летит вперед под струями осеннего дождя. Впереди, на перекрестке, горит зеленый свет — можно ехать. Я вкладываю сигарету в губы Вив, но «Зиппо» выскальзывает у меня из пальцев и падает в просвет между рулем и передним сиденьем. Вив убирает руку с моего бедра и, смеясь, чтобы скрыть раздражение, тянется за зажигалкой — и в этот момент загорается красный. Вив давит на тормоз, я хватаюсь за руль — в памяти от этого момента остались лишь косые струи дождя, бьющие по стеклу. Она так ни разу и не вскрикнула.

Открываю глаза. Задние подфарники пролетевшего мимо автомобиля кажутся теперь на расстоянии крошечными красными точками. Выброшенная из окна банка из-под пива три раза подпрыгивает, ударившись об асфальт, и останавливается на середине проезжей части, прежде чем я успеваю выдохнуть. Пятница, вечер. Люди развлекаются.

Стою, прислонившись к столбу. Ярко светит луна; я прячусь в тени. Ветер, набирая силу, проникает сквозь одежду, холодит кожу. На улице уже никого нет, но я, моргая время от времени, продолжаю смотреть вслед проехавшему мимо автомобилю. Как жаль, что он не врезался в столб и не убил меня заодно.

Да о чем, черт возьми, я думаю?

Расхаживаю взад-вперед мимо игрушечных медвежат, записочек и увядших цветов.

Возможно, Майк был прав... и мне действительно не стоит сюда ходить. Что толку торчать у поминальной доски, если Вив все равно не вернешь? На худой конец, стоит хотя бы признать, что авария случилась не по моей вине.

Голова болит от воспоминаний. Отчаянно хочется поговорить с Вив. Она бы поняла, что я чувствую, — она всегда меня понимала. Когда она была жива, мы как будто знали, о чем каждый из нас думает: я мог закойчить за нее фразу, а она читала мои мысли. Помню, однажды в «Кофе Хаусе» мы остановились перед стойкой, и Вив заглянула мне в глаза — как будто в душу посмотрела. Потом повернулась к бармену и сказала: «Латте с ванилью и бублик», — как будто я ее об этом попросил. Она умела дать то, чего мне не хватало. Рядом с ней я чувствовал, что живу полной жизнью.

Теперь же, кроме себя самого, поговорить не с кем.

Кам?

Вив?

Останавливаюсь возле столба. За ним снова виден свет. Прищурившись, я всматриваюсь, ожидая увидеть на дороге еще один автомобиль, но это не фары. Свет исходит откуда-то еще. Он не приближается; его источник находится не на дороге.

Кам!

Снова этот голос. Поворачиваюсь, чтобы найти того, кто говорил, но никого не вижу. Снова поворачиваюсь.

Никого нет.

Но свет не исчезает. Делаю несколько шагов в сторону, чтобы заглянуть за столб, где, как мне кажется, что-то светится. Что это? Огонь? Бросаюсь туда, где, по моему мнению, находится источник света, но останавливаюсь, упершись в растущие за столбом кусты. От страха по спине вдоль позвоночника пробегает холодок.

Это не огонь, но за столбом действительно есть что-то, испускающее зеленоватый свет.

Там стоит девушка.

И я могу видеть предметы, расположенные позади нее.

— Кам!

Кожа и одежда наполовину прозрачны, а исходящее от тела свечение окрашивает все вокруг в таинственный зеленоватый цвет. Я вижу листья, трепещущие на ветру позади нее, прямо сквозь тело.

Это безумие.

В желудке появляется ощущение, как будто я проглотил пушечное ядро и пытаюсь его переварить, но я, набравшись смелости, поднимаю глаза, чтобы взглянуть ей в лицо, пусть даже она и демон. В конце концов, во всех фильмах ужасов, а я их немало видел на своем веку, герои встречаются с демонами. Однако передо мной по-прежнему обычная девушка, только на лице какое-то странное выражение. На щеках видны потеки, как будто она недавно плакала.

Это определенно не Вив. Девушка мне не знакома.

Борясь с усиливающейся паникой, стараюсь понять, что делать. Лучше всего, конечно, бежать. Левая нога напряжена и готова унести меня как можно дальше от этого места, но правая, травмированная, похоже, не выдержит, если я снова побегу. Впрочем, через пару секунд я понимаю, что ни бежать, ни защищаться не нужно. Девушка стоит неподвижно, разглядывая меня.

Кам?

Не понимая, как нужно отвечать привидению, знающему мое имя, я молча киваю.

Девушка хлопает в ладоши и вытирает рукой заплаканное лицо.

О боже, — говорит она.

Неожиданно понимаю, что у меня галлюцинации. Я все-таки сошел с ума. Лезу в карман за телефоном, чтобы позвонить доктору Саммерс, но прежде чем я успеваю придумать, как объяснить ей то, что со мной происходит, девушка говорит нечто такое, что повергает меня в состояние глубочайшего шока.

Ты... ты привидение? — спрашивает она.

Я удивленно смотрю на нее. Девушка прозрачна и испускает зеленоватое свечение, но одежда на ней обычная, как у людей: сапоги, короткая юбка и джинсовая курточка. Волосы длинные, до плеч. Подняв руку к глазам, я долго разглядываю ее. Она непрозрачна. Я — привидение?

А ты? — спрашиваю я девушку.

Она закусывает губу. Хотел бы я знать, почему, раз уж у меня галлюцинации, я вижу не Вив, а какую-то незнакомку?

Неожиданно в голову приходит еще одно объяснение: тот автомобиль, что пронесся недавно мимо, может, он не свернул вовремя? Мог он меня сбить? Может, я и вправду мертв? Неужели мое желание сбылось?

Но если я мертв, где же Вив?

Ветер треплет волосы, пронизывая тонкую ткань рубашки. Нет, все-таки это галлюцинация. Вряд ли мертвецы испытывают холод, а мне холодно. Топаю ногой и засовываю руки в карманы. Девушка продолжает стоять передо мной, вытирая заплаканное лицо, и ничего не говорит.

Ты меня не слышишь? Ты привидение?

Девушка хмурится, что приводит меня в состояние полнейшего потрясения, потому что она стоит между мной и стеной школы, и прямо сквозь ее наморщенный лоб просвечивает окно художественной мастерской. Поджав губы, она лезет в карман, достает какой-то предмет и протягивает мне. Подхожу ближе, чтобы лучше видеть то, что она хочет мне показать — на случай, если она все-таки не плод моего воображения, — и, разглядев, поднимаю глаза.

На ее ладони лежит зеленый металлический прямоугольник. На боку выгравированы инициалы — «К» и «П». Привидение держит в руке зажигалку, которую я выбросил утром.

Вот чертовщина.

Кам...

Где ты взяла эту штуку? — перебиваю ее я. — Откуда ты знаешь мое имя?

На лице девушки появляется страдальческое выражение, и она, прикрыв глаза руками, снова начинает плакать.

Я бросаюсь прочь. Забыв о травме, я чувствую боль в ноге, лишь пробежав половину улицы. В голове пульсирует единственная мысль — «беги, скорее, беги», — но разве можно убежать от самого себя? Правая нога болит нестерпимо, ослабевшие мышцы отказываются служить, и приходится остановиться. Сжимаю челюсти так, что скулы сводит боль, почти такая же сильная, как в ноге. Оглядываюсь, готовясь увидеть призрачную девушку, преследующую меня, но за спиной, на дороге, никого нет. Я один.

Два месяца, один день.

Отработав половину смены в супермаркете «Смите», я сдаюсь и позволяю себе немного подумать над тем, что я видел накануне вечером. Бессонная ночь не стерла из памяти воспоминания о случившемся, и такого примитивного занятия, как сбор оставленных покупателями тележек, явно недостаточно, чтобы отвлечься. Каждый раз, оборачиваясь, я практически уверен, что снова увижу ту девушку — или по крайней мере услышу ее голос.

Может, я ошибся и передо мной был обычный человек. Привидения не носят джинсовых курточек. Глядя на нее, трудно было подумать, что она призрак... если бы, конечно, я не видел прямо сквозь нее. Пытаюсь сконцентрироваться на окружающей действительности — на покупателях, на том, что происходит на стоянке, но вместо того чтобы думать о рядах пластиковых тележек, я вновь и вновь мысленно возвращаюсь к тому, что случилось вчера вечером на перекрестке.

Может, ничего в действительности и не было. Возможно, все это мне просто приснилось, хотя вряд ли, иначе я бы не хромал сегодня утром. Нога болит ужасно — по крайней мере, убегал я вчера точно.

Может ли быть боль плодом воображения?

Скорее всего, я просто оказался психологически не готов к тому, что с момента трагедии прошло уже целых два месяца. Как это ни ужасно, но впереди еще немало круглых дат — три месяца, четыре, пять, полгода — год, наконец. Доктор Саммерс не раз говорила мне, что под воздействием стресса с людьми случаются странные вещи. Она никогда не оставит меня в покое, если узнает, что я вижу призраков и слышу голоса.

Можно, конечно, позвонить отцу.

Эта мысль оказывается настолько неожиданной, что я чуть не падаю, споткнувшись о тележку, посланную в моем направлении дамой, выложившей покупки. Можно подумать, мы с отцом в состоянии нормально поговорить.

Выуживаю наушники из-за воротника куртки и увеличиваю громкость до максимума. Никаких текстов — музыка в стиле драм-н-бэйс. Теперь мне кажется, что покупатели, входящие в магазин и выходящие из него, движутся в бешеном танцевальном ритме, бьющем в барабанные перепонки. Нет, не буду ему звонить. Мне нечего сказать. Еще один странный сон об этом перекрестке, каких я видел немало с тех пор, как умерла Вив, и все. Нет смысла демонстрировать ему слабость. Прихрамывая, иду в конец парковки, чтобы забрать тележку, оставленную на обочине дороги, и, возвращаясь, стыкую ее с цепочкой других.

Я не стану звонить ему, даже если девушка, которую я встретил, и впрямь была привидением.

Окончив смену, я не сразу иду домой. Брожу по Файетвиллю без особой цели, стараясь держаться подальше от школы и перекрестка.

Правая нога все еще побаливает, но я надеюсь размять икроножную мышцу ходьбой. Выйдя из супермаркета, иду по Первой авеню мимо ресторанчиков быстрого питания и торговых центров. Из дверей кафе под названием «Фаст Брейк» так разит жареной картошкой, что запах ощущается даже на другой стороне улицы. В кинотеатре «Шез Артист» показывают «Касабланку». Там мы впервые поцеловались. Однажды летом она устроилась на работу в кинотеатр, потому что он был расположен рядом с супермаркетом, в котором работал я. Окончив смену, я шел к ней в будку киномеханика, и мы, объедаясь попкорном, выдумывали диалоги действующих лиц иностранных фильмов, вместо того чтобы читать субтитры.

Пока шли титры с именами актеров, Вив гладила меня по шее над воротником рубашки, отчего по спине бежали мурашки, а я целовал ее в лоб над линией бровей, чтобы услышать, как она тихонько стонет от наслаждения.

Вынырнув из пучины воспоминаний, обнаруживаю, что ярко освещенные витрины магазинов и вывески ресторанов остались позади, а я медленно поднимаюсь в гору. Иду вперед до тех пор, пока дорога не заканчивается. В этом месте расположена водонапорная башня, стоящая над городом, как часовой. Мало кто ходит смотреть на этот массивный серый цилиндр, так как делать рядом с башней, в общем-то, нечего, хотя многочисленные разноцветные граффити, оставленные теми, кто здесь побывал, и свидетельствуют об обратном. На самом деле всех притягивает большая площадка у подножия водокачки. Небо над городом, если приехать сюда на закате, просто прекрасно — хотя, по правде говоря, мало кто приезжает сюда любоваться пейзажем. Мы с Вив тоже нередко останавливались здесь в ее маленьком голубом автомобильчике. Это практически единственное место в городе, где люди не беспокоят друг друга, потому что у них есть куда более приятное занятие.

Останавливаюсь на краю площадки, не желая идти дальше. Суббота, вечер — в это время здесь всегда много народа. Звуки музыки, рвущиеся из многочисленных автомобильных динамиков, смешиваются в ночном воздухе, превращаясь в какофонию. Окна по большей части закрыты, но из некоторых машин доносятся неразборчивые фразы и смех... В каждой машине по два человека.

У меня нет права находиться здесь.

Чувствую себя как человек, задыхающийся в плену зыбучих песков. Без Вив я не более чем мерзкий тип, подглядывающий в окна чужих автомобилей, пока другие занимаются любовью. Все это теперь не для меня; я даже не понимаю, зачем жить — зачем вставать утром, куда-то идти, дышать. Слушаю чужой смех, бормотание голосов и пытаюсь представить, о чем шепчутся сидящие в машинах люди. Когда-то я был одним из тех, за кем теперь наблюдаю, и чувствовал себя полноценным человеком.

Вдруг появляется ощущение, как кто-то или что-то мягко поглаживает меня сзади по шее. Отпрянув от неожиданности, чуть не падаю с насыпи. Оборачиваюсь, снова и снова хлопая ладонью по шее, ожидая увидеть позади призрак — той девушки или Вив, — но вокруг никого. Вернувшись на место, где я стоял, обнаруживаю свисающую почти до самой земли ветвь дерева. Тонкие сухие отростки на конце и гладили меня по шее. Ломаю их, а потом пытаюсь оторвать и саму ветку, но она живая, упругая, и у меня ничего не получается.

Дома тихо. Лежу в постели с закрытыми глазами, но спать мешает солнечный свет, падающий прямо на подушку. Приподнимаюсь, свешиваю с кровати правую ногу и, сидя, потираю шрам, идущий от бедра до самого колена. Тупая приглушенная боль все еще ощущается. Снова закрываю глаза и пытаюсь вспомнить, спал я ночью или нет. Может быть, и спал, но толку от этого никакого. Размышляю над тем, что лучше: мучиться, бодрствуя, или спать, видя во сне сплошные кошмары... а может быть, лучше моменты между тем и другим состоянием, когда я по крайней мере ощущаю разницу между ними? Окидываю взглядом комнату: пустые стены, груда белья возле кровати. На письменном столе беспорядок, стул лежит на полу — я уронил его, когда пришел домой вчера вечером. Но кроме меня в комнате нет ни души — ни живой, ни вымышленной, ни мертвой.

На столешнице в кухне лежит раскрытая газета. В мойке скопилась стопка грязных тарелок, а посудомоечная машина продолжает пищать, хотя в последний раз ее запускали на прошлой неделе. Открываю дверцу, закрываю снова, и писк прекращается. В вазе для фруктов нахожу новую записку от мамы.

Кам.

В понедельник процесс, придется работать все выходные.

Ищи меня в офисе; если понадоблюсь.

Прости! Скучаю. Целую, обнимаю.

Люблю.

Мама.

Бросаю записку обратно в вазу. Юристам часто приходится работать по выходным, особенно если юрист — разведенная женщина. Наливаю в кружку холодный кофе, засовываю на тридцать секунд в микроволновку и, вынув, пью без молока, разглядывая передовицу делового раздела в газете. Пролистываю статьи о бизнесе, спортивные новости на последующих страницах меня не интересуют, а на полноцветную обложку я не заглядывал... с августа.

В животе бурчит. Открыв шкаф, достаю кукурузные хлопья и одну из разнокалиберных тарелок. Половина посуды исчезла — вилки, ложки, стаканы. С таким же успехом отец мог забрать их все: мы с мамой практически перестали есть дома.

Беру телефон и набираю номер отца, чтобы отругать его за это.

Отец поднимает трубку после второго гудка.

Алло?..

Отодвинув телефон от уха, держу его перед собой на расстоянии вытянутой руки, потрясенный тем, что он ответил. Но что я хотел сказать? Слышно, как он дышит в трубку, ожидая ответа.

Кам? Дружище, это ты?

Зажимаю рукой динамик — не хочу его слышать.

Положив трубку, я в течение нескольких секунд смотрю на нее, потом поднимаю и неизвестно зачем, размахнувшись, бросаю ее на рычаг. Повторяю эту операцию снова и снова, пока от трубки не откалывается кусочек пластика. Оставляю ее болтаться, повиснув на проводе, и трубка, покачиваясь, ударяется о стену до тех пор, пока не начинает испускать короткие гудки, сигнализирующие о том, что ее следует вернуть на место во избежание отключения линии.

Держась рукой за столешницу, наклоняюсь и разглядываю лежащие на полу кусочки пластика.

Нога продолжает болеть.

Если бы Вив была здесь, я бы всего этого даже не заметил.

По крайней мере, она бы нашла что сказать.

Нужно снова сходить на перекресток. Если и есть возможность увидеть ее хотя бы еще раз в жизни, то только там. Я видел привидение, другого объяснения случившемуся я не нахожу. Даже если это была не Вив — в этом нет ничего удивительного, на свете полным-полно мертвецов, — то она должна быть где-то рядом. Она наверняка там, нужно просто ее найти...

Не может быть, чтобы Вселенная была ко мне так несправедлива.

Стою на перекрестке. Над головой звездное небо. Вив улыбается мне с фотографий. Отхожу на полквартала влево, потом, вернувшись, не останавливаясь, иду в другую сторону. Возвращаюсь к месту поминовения, но ни там, ни на улице никого нет.

На перекрестке тихо и пустынно.

Воздух, который и раньше не был теплым, становится морозным, как зимой. Хорошо, что на этот раз я захватил куртку. Сажусь на камень и дышу на руки, чтобы согреться. Ужасно хочется курить. В кармане куртки есть пачка сигарет, но я ее не достаю. Наверное, привидение можно встретить где угодно, но я видел его один раз в жизни, и это было здесь. Жаль, я не уделял достаточно внимания передачам о призраках, которые так любила Вив. «Нужно быть готовым, Кам, — говорила она. — Что, если и нам однажды посчастливится встретить привидение?» Сдерживая желание закурить, пытаюсь сообразить, что мне известно о контактах с потусторонними силами, но, к сожалению, ничего, кроме неразборчивых аудиозаписей и свидетельств очевидцев, наблюдавших, как в доме сам собой гаснет свет, припомнить не могу. Никогда не видел привидения, давшего интервью на камеру или сказавшего нечто членораздельное в диктофон.

Зато я прекрасно помню, что видел накануне вечером. Только почему это была не Вив?

Поднимаюсь, прохаживаюсь туда-сюда, заглядываю за столб.

Ничего.

Я, чуть не плача, борюсь с отчаянием. Но мне почему-то все время кажется, что девушка где-то рядом.

Неожиданно я слышу какой-то посторонний звук. Напряженно прислушиваюсь. Поначалу он совсем слабый, но постепенно становится все громче, как будто его источник постепенно приближается. В нем слышны отчетливые металлические нотки, но производить такие звуки может только человек, это несомненно. Похоже, кто-то...

Плачет?

Ориентируясь по звуку, направляюсь к кустам, откуда, как мне кажется, доносятся приглушенные рыдания. Звук усиливается; мне снова становится страшно и хочется бежать. Обернувшись, я вижу за столбом слабое зеленоватое свечение, которого раньше там не было. Из него выходит девушка. Свет становится ярче, и я, не отрываясь, наблюдаю за тем, как она вытирает слезы с призрачной щеки.

Она бросает на меня такой же затравленный взгляд, как и в прошлый раз. Девушка испугана, но смотрит прямо в глаза, и я отворачиваюсь первым. Обхватив себя одной рукой за талию, она прикладывает другую руку к губам и издает тот похожий на приглушенные рыдания звук, который привлек мое внимание.

Ты здесь одна?

Что? — переспрашивает девушка, очевидно, не поняв вопроса.

С тобой есть кто-то еще? — говорю я, чувствуя, как по спине течет холодный пот.

— Ты меня не узнаешь? — спрашивает девушка, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.

Я изо всех сил стараюсь припомнить, где мог ее видеть, но все бесполезно. У девушки длинные прямые волосы, но цвет определить трудно из-за зеленого свечения. Она небольшого роста, с хорошей фигурой — как у Вив, — хотя это определенно не она. Это лицо, практически лишенное макияжа, большие темные глаза — я бы наверняка вспомнил их, если бы знал девушку. Маленький, вздернутый нос, пухлые губы. Думаю, личико выглядит мило, когда она улыбается.

Но я никогда ее не видел, это точно.

Качаю головой, дав понять, что не знаю ее.

Девушка бессильно опускает руки; ее глаза становятся печальнее. У меня появляется ощущение, как будто я, собирая картинку из кусочков, обнаруживаю, что не хватает какого-то очень важного фрагмента. Если передо мной привидение, должны быть веские причины для того, что я вижу ее, а не Вив. Если это, конечно, не розыгрыш...

Девушка продолжает нервно переминаться с ноги на ногу, поглаживая какой-то предмет, который она держит в руке. Присмотревшись, я понимаю, что это.

Эту зажигалку подарила мне на день рождения Вив, и мне не нравится, что странная девушка держит ее в кулаке. У меня возникает мысль, что, храня у себя коробочку с моими инициалами, она владеет частью моей души. Может, она считает и меня, и зажигалку своей собственностью? Рассердившись, я хочу вырвать у нее зажигалку, не задумываясь над тем, как призрак может держать ее в руке. Дотронувшись до ее пальцев, я неожиданно чувствую, что они теплые и твердые — совсем как мои. Отдергиваю руку и смотрю на нее — теперь моя ладонь и пальцы испускают такое же зеленоватое свечение, как у девушки. Я открываю рот и беззвучно кричу. Поднимаю руку выше — свечение исчезает. В тех местах, где ее пальцы касались моей кожи, ощущается покалывание.

Девушка тоже смотрит на руку. Глаза ее так широко распахнуты от удивления, что можно даже видеть белки — с зеленоватым отливом, как и все остальное.

Быстро делаю несколько шагов назад.

— Кам, постой!

Зацепившись ногой за камень, я падаю на спину. Кажется, сердце вот-вот остановится, но через секунду я уже на ногах. Выбежав на середину пустой улицы, я останавливаюсь и оборачиваюсь. Девушка держит на ладони мою зеленовато-серебристую зажигалку, как будто предлагая ее мне. Нет уж, спасибо, назад я не пойду. Не желаю приближаться к этой странной девушке. Но это моя зажигалка...

Ее подарила мне Вив.

Разобрать выражение лица девушки на расстоянии невозможно. В голову приходит миф, о котором нам рассказывали на факультативных занятиях по истории в прошлом году. Древние греки считали, что мужчина может стать жертвой чудовища в обличье женщины. Думаю, для меня все было бы уже кончено, если бы монстр появился передо мной в обличье Вив,

Девушка протягивает мне зажигалку.

Крупная мужская модель «Зиппо» кажется слишком большой для ее миниатюрной женской ладони. Серебристая сталь отражает исходящее от девушки зеленоватое сияние. Я вижу на боку зажигалки свои инициалы, выгравированные ровным, угловатым шрифтом.

Сдерживая волнение, делаю несколько шагов по направлению к девушке и, поколебавшись, протягиваю руку, чтобы взять лежащую на ее ладони серебристую коробочку. Каждый нерв в руке, объятой зеленоватым сиянием, дрожит, как натянутая струна. Беру зажигалку, зажимаю ее в кулаке... и вдыхаю исходящий от девушки аромат. От нее исходит запах, напоминающий духи, которые любила Вив, — пахнет весной. Закрываю глаза, вспоминая ее шелковистую кожу. Воспоминание практически осязаемо.

Кам, я скучала по тебе...

Вив?

Под кожей в тех местах, где моя рука касается руки девушки, ощущается покалывание. Судя по лицу, она испытывает то же самое. Наверное, это Вив... как может быть иначе? Не хочу открывать глаза. Хочу прижаться губами к шелковистой коже на тыльной стороне ее запястья, не отрываясь, подняться к плечу и выше, до самых губ, а потом слиться с ней в бесконечном поцелуе.

Девушка тянет меня к себе.

Очнись, — просит она.

Открываю глаза и понимаю, что передо мной не Вив. Меня обнимают две маленькие, но незнакомые ручки, и я могу видеть сквозь них. Привидение притягивает меня к себе, нежно, но непреклонно. Мои руки светятся. Зеленое свечение поднялось уже до локтей и ползет все выше — к плечам и груди. Покалывание усиливается, возникает ощущение, как будто через тело пропущен электрический ток. Опустив глаза, я вижу, что все тело уже испускает зеленоватый свет, и думаю... я готов. Мне уже все равно. Будь что будет.

Хочу снова закрыть глаза, как вдруг слева, едва попадая в поле зрения, появляется лицо Вив. Она смотрит прямо на меня с фотографии, висящей на памятной доске. Деревянный столб и цветная фотография выглядят бледными и невыразительными. Ярким и насыщенным кажется только зеленоватое сияние, исходящее от девушки и от меня. Она смотрит на меня. В глазах ее я читаю: «Не покидай меня».

Широко открываю глаза и, упершись каблуками в землю, заставляю себя сделать шаг назад.

— Нет... — срывающимся голосом произносит она, и я вижу в ее глазах нарастающую панику. Поднимаю руку, чтобы оттолкнуть ее, но она не отпускает меня.

Я в руках у чудовища.

Изо всех сил упираюсь в плечи девушки, стараясь оттолкнуть ее. Давно не приходилось так отчаянно сопротивляться — пожалуй, с тех времен, когда играл в футбол. Девушка падает. В течение пары томительных секунд мне кажется, что зеленоватое свечение поглотило меня безвозвратно. Но глядя на фотографии, я вижу лицо Вив, и мне кажется, что она, взяв за руку, выводит меня в безопасное место. Каждый нерв в теле вибрирует от напряжения. Прислонившись к столбу, приникаю лицом к фотографии и молюсь о счастливом избавлении, прося Вив придать мне сил. Слегка успокоившись, я понимаю, что мне уже не так страшно, и, обняв столб, сползаю на землю. Встав на четвереньки, я, не оборачиваясь, ползу по обочине прочь от перекрестка, пока от всего пережитого меня не начинает тошнить в растущих вдоль дороги кустах.

Если я не возьму себя в руки в ближайшее время, мне конец. Решаю, что самое лучшее — вести себя нормально, словно ничего сверхъестественного не случилось. Попрошусь на сверхурочную работу в вечернюю смену, чтобы как можно меньше времени проводить наедине с собой; может, даже начну проявлять интерес к происходящему в школе — домашние задания выполнять, к примеру. Ведь пока я общался с ребятами в школе, никаких привидений не встречал...

Потирая руку в тех местах, где к ней прикасались пальцы призрачной девушки, ежусь от пережитого ужаса. Кем бы она ни была, помогать мне найти Вив явно не входило в ее планы.

Можно попробовать рассказать миссис Саммерс о том, что случилось на перекрестке. Она, вероятно, решит, что это было «психопатологическое ре-переживание» или что-нибудь в этом роде. Она уже упоминала этот термин раньше, рассказывая о том, что место трагедии может оказывать на участников событий негативное воздействие — люди сходят с ума и все такое.

Впрочем, я с ума не сошел и действительно видел девушку. Значит, к следующему визиту к миссис Саммерс — а он назначен на пятницу, на четыре часа дня — я должен взять себя в руки. И если я действительно хочу успокоиться, ходить на перекресток и встречаться с полупрозрачными девушками больше нельзя.

Высоко подняв голову, лавирую между машинами, которых, как обычно, на школьной стоянке предостаточно. Сегодня, пожалуй, впервые за год я испытываю желание как можно скорее оказаться в школе. Ребята окружают меня. Двери хлопают; мальчики и девочки болтают, жалуются на неудавшиеся вечеринки и обсуждают предстоящие на неделе письменные работы.

Эти разговоры кажутся такими нормальными.

Останавливаюсь, чтобы изучить расписание. По громкой связи передают утренние объявления, как это обычно бывает по понедельникам. Что-то по поводу сбора средств для «Модели ООН», товаров, поступивших в школьный магазин, и встречи болельщиков школьной команды, которое состоится в пятницу. Явка обязательна. Удивительно, как они любят эту фразу — «явка обязательна». И что? Типа, если ты не придешь в одежде командных цветов и с помпоном на голове, тебя и в школу не пустят? Все одеваются в красно-белое! Вперед, «Овны»!

Не зря я назначил визит к доктору Саммерс на пятницу.

Решив впервые за долгое время не опаздывать на урок тригонометрии, иду в класс короткой дорогой, по коридору мимо спортзала. Вообще я стараюсь по мере сил здесь не ходить. Из-за травмы ноги от физкультуры я освобожден, у спортзала не был давно, поэтому сегодня вид знакомой керамической плитки на полу возле раздевалок и запах пота в сочетании с ароматом бывшего в употреблении спортивного снаряжения буквально бомбардирует мои чувства. В кровь выплескивается поток эндор- финов, и приходится напомнить себе о том, что моя спортивная карьера окончена.

Задерживаю дыхание, проходя мимо раздевалок. Ребята входят и выходят, закрывая и открывая скрипучие двери. Я уже практически прошел мимо и готовлюсь вдохнуть обычного затхлого воздуха школьных коридоров, когда кто-то окликает меня:

Пайк!

Останавливаюсь и делаю вдох сквозь плотно сжатые зубы.

Да, тре... мистер Рид?

Можно тебя на минутку?

У меня скоро тригонометрия.

Я выпишу тебе пропуск. Зайди ко мне ненадолго.

Мистер Рид указывает на дверь находящейся неподалеку тренерской, где он сидит вместе с другими учителями физкультуры, когда его присутствие в качестве заместителя директора не требуется в учительской. Почему бы и не зайти к нему? Переживания, связанные с делами команды, уже утратили для меня былую остроту. Захожу в пустую тренерскую.

Мистер Рид закрывает за собой дверь и подходит к столу. Он одет в серый костюм с голубым галстуком, в котором, находясь в тренерской, он выглядит столь же нелепо, как и я. Из любопытства я инстинктивно оглядываюсь. В углу находится стеллаж, на котором лежит разнокалиберное вышедшее из строя спортивное снаряжение. На полу стоит раскрытая картонная коробка с комплектами новой формы. Судя по всему, содержание женской волейбольной команды в этом году включили в школьный бюджет.

На стене позади мистера Рида стоят кубки. С тех пор, как я последний раз побывал здесь, их стало несколько больше. Там можно увидеть отлитые в бронзе свидетельства побед во всех видах спорта за несколько десятилетий, от плавания до баскетбола и гольфа. Мое внимание привлекает большая фотография в рамке, стоящая на краю полки. С трудом сдерживаю волнение, разглядывая знакомую красную форму, которую мы носили в девятом классе, когда впервые победили на общенациональном турнире. Раньше я играл в команде юниоров, но в тот год Энди Лауэри повредил плечо в первой же игре сезона. Второй квотербэк команды старшеклассников уехал с родителями в другой город, поэтому осенью пригласили нас с Логаном. Он показывал хорошие результаты, а я забивал голы в каждой игре.

Теннисный кубок, стоящий перед фотографией, частично заслоняет ее, но, наклонив голову, я вижу ее целиком и вспоминаю. Энди стоит в заднем ряду, поддерживая за локоть мою высоко поднятую руку. Логан, преклонив колено, позирует в первом ряду, как обычно, нахмурившись.

Кровь шумит в ушах, как горная река. Мистер Рид указывает на стул, предлагая присесть. Сажусь, стараясь унять волнение, вызванное бешеным выбросом адреналина. Так я чувствовал себя, бывало, когда готовился выбежать на поле.

Как поживаешь, Кам? — спрашивает тренер. Его голос возвращает меня к действительности. Сижу, потирая травмированное колено.

Да так, неплохо.

Мистер Рид, помешкав, садится за стол напротив меня.

Слушай, я понимаю, ты у меня больше не тренируешься, но два месяца, прошедшие с того дня, когда Вив... мисс Хэйворд... были для всех нас тяжелыми.

Сжимаю зубы изо всех сил. Интересно, если бы умер я, он бы ей говорил то же самое?

Все будет в порядке, — отвечаю я, превозмогая себя.

Ты мне это уже говорил раньше, — замечает тренер, насупившись.

Я, не отрываясь, смотрю на коробку с волейбольной униформой.

Знаешь, я постоянно думаю... — продолжает он. — После того, как ты повредил ногу...

Я вам и тогда говорил, что все будет в порядке, — перебиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал по возможности спокойно. — О чем вы хотели со мной поговорить? О том, что случилось два месяца или два года назад?

Мистер Рид хватается за галстук в том месте, где, если бы он был на поле, висел бы свисток.

Нет. Я хотел поговорить о тебе. О том, что происходит сегодня. Прямо сейчас.

Я же сказал, все в порядке.

Я уже слышал это, Камден. И верил тебе. Но твоей девушки больше нет, и валить, получается, не на кого.

Что вы имеете в виду? — спрашиваю я, поднимая глаза на него. Лицо мистера Рида краснеет. — В чем, собственно, дело, мистер Рид? Я хожу в школу, выполняю домашние задания, ничего плохого не делаю.

Нельзя сказать, что я проявляю большое рвение, но школу закончить должен без особых проблем.

Да, ты прав. Оценки у тебя более-менее нормальные, — говорит мистер Рид, постукивая по столу ручкой, зажатой между ладонями. Положив ее на стол, он опускает руки и откидывается на спинку стула. — Я попросил тебя зайти, потому что волнуюсь. Когда ты оставил команду из-за травмы, ты перестал общаться со всеми, кроме Вив, но теперь, когда... — Мистер Рид резко обрывает фразу. Естественно, никто не хочет вслух говорить о том, что она мертва. — Словом, мне бы не хотелось, чтобы ты снова сдался, как это уже бывало раньше.

Благодарю за то, что вы беспокоитесь обо мне, мистер Рид, — говорю я, глядя ему прямо в глаза и поднимаясь со стула, — но у меня уже есть психотерапевт. Выпишите мне, пожалуйста, пропуск, чтобы меня пустили на тригонометрию.

Выходя из тренерской, чувствую, как сердце бешено колотится в груди, и стараюсь не обращать на это внимания. В очередной раз даю себе обещание больше не ходить мимо спортзала. Дверь мужской раздевалки открывается как раз в тот момент, когда я поспешно прохожу мимо, и чуть не ударяет меня по лицу.

Эй, полегче там, — говорю я.

Нет, это ты полегче, Пайк, — отвечает Логан, прижимая меня к стене. — Какого черта ты приходишь разговаривать с тренером?

Локоть, которым я ударился о стену, начинает болеть.

Твое-то какое дело?

Логан злобно смотрит на меня. Я отвечаю ему тем же. Интересно, он собирается меня ударить или нет?

Вчера я тебя тоже с ним видел. Там, на углу, — цедит он сквозь зубы.

И что?

Да то... — фыркает он. — Ты в команде на фиг не нужен.

В команде?

Да что за хрень ты несешь?

Логан наклоняется ближе.

Все ребята знают, что она погибла по твоей вине.

Жар ударяет в голову. Я бросаюсь на Логана, но он, предугадав мое намерение, хватает меня за плечи и прижимает лопатками к стене. Пальцы Логана сжаты так сильно, что ногти впиваются в кожу. Судя по его глазам, он охотно разбил бы мою голову о стену.

— Если бы она осталась со мной, была бы жива.

Бросаю на него полный ненависти взгляд, хотя оба мы в душе понимаем, что это правда.

Неожиданно отпустив меня, Логан уходит.

Вернувшись из школы, я бросаю рюкзак на диван. Больше всего на свете мне хочется закрыть шторы и завалиться спать, но... я боюсь. Может быть, стоит больше истязать тело работой. Тогда я буду спать как бревно и никаких снов не увижу. Решаю позвонить в супермаркет и попросить добавить мне еще одну смену, но, увидев разбитый телефон, досадливо морщусь. В вазе для фруктов лежит новая записка от мамы.

Кам.

Расскажешь мне, зачем ты это сделал, когда я вернусь.

Люблю.

Мама.

Перевернув листок, пишу ответ.

Мам.

Пытаюсь придумать какую-нибудь уважительную причину, но ничего не получается. Конечно, можно написать, что телефон упал со стены, но на самом деле мне хочется сказать что-нибудь вроде:

Мам, не волнуйся, я разбил его не из-за тебя, а из-за отца. Хотя если бы ты иногда приходила домой, а не работала все время, он бы, наверное, от нас не ушел.

Бросаю ручку, так ничего и не написав.

Смотрю на часы. Если повезет, когда она придет домой, на работе буду я. Ищу в рюкзаке сотовый телефон, чтобы позвонить в супермаркет с него.

На дисплее указано, что у меня шесть пропущенных звонков с двух номеров. В списке контактов их нет.

Кто-то стучит в дверь. Прислушиваюсь, отложив телефон в сторону. Опять, наверное, коммивояжеры. Может, мормоны или еще какие-нибудь сектанты. Боюсь, людям, проповедующим слово Божье, я ничего хорошего сегодня не скажу, поэтому остается только подкрасться к двери и подождать, пока они уйдут.

Снова стучат, на этот раз громче.

— Черт.

Господь, очевидно, услышал, как я чертыхаюсь, и передал информацию об этом тому, кто стоит за дверью, потому что стук усиливается. Теперь по ней уже молотят кулаками.

Открываю дверь так быстро, что приходится присесть, чтобы маленький кулачок не попал мне в лицо.

Увидев того, кто стучал, я замираю на месте как вкопанный.

На верхней ступени лестницы стоит, глядя на меня полными слез глазами, девушка, которую я видел на перекрестке.

Разница только в том, что она уже не прозрачная. И не зеленая.

Она реальна.

Слава богу, — говорит девушка, сползая вниз по косяку, —ты все еще живешь здесь.

Приложив к щеке тыльную сторону ладони, она вытирает заплаканное лицо.

— Я пошла домой. Но оказалось, что это уже не мой дом...

Она здесь, на моем пороге. В желудке пусто, но меня вот-вот стошнит от волнения. Девушка выпрямляется и смотрит на меня, поджав губы и чего-то ожидая. От изумления я не могу ни говорить, ни двигаться. Стою и смотрю на нее, не отрывая глаз.

Она реальна. Кожа нормального телесного цвета. Куртка серая, юбка темно-синяя. Волосы блестящие, красивого медного оттенка. Глаза карие, а не зеленые, как тогда. Нос в веснушках. Маленького роста.

Мы знакомы? — спрашиваю я.

Прошу тебя, Кам, я должна войти.

Оторвав наконец взгляд от лица девушки, смотрю через ее плечо на улицу, не зная в точности, что я хочу там увидеть. Может быть, за кустами кто-то прячется и смеется надо мной? Неожиданно мне приходит в голову, что Логан мог меня разыграть.

Кто тебя прислал?

Никто...

Что за идиотские шутки? — почти что кричу я, сжимая кулаки.

Не сердись...

Красная пелена ярости заволакивает глаза.

Это Логан, да? Я знаю, это он...

Ты виноват в том, что я застряла здесь! Это ты меня толкнул!

Я с шумом втягиваю воздух. Девушка указывает на плечо; именно в это место я ударил ее накануне вечером.

Послушай, я просто хочу попасть домой, — говорит она.

Вокруг глаз у нее темные круги; волосы не расчесаны. Она так отчаянно цепляется руками за косяк, что, наверное, вырвала бы его, если бы я попытался ее выпроводить. Не зная, что возразить, отхожу в сторону. Девушка заходит в дом. Я еще раз с подозрением осматриваю улицу. Конечно, торчать на крыльце смысла нет — ведь невидимые шутники, возможно, снимают нас на камеру.

Закрываю дверь.

Здесь что-то произошло? — тихонько бормочет девушка под нос.

Что?

Нет, ничего, — быстро отвечает она, пытливо изучая прихожую — мебель, книжные полки и прочее. Отмечаю мимоходом, что одно из двух комнатных растений, очевидно, умерло.

Девушка, не глядя на меня, устремляется вперед по коридору, ведущему в мою комнату. Идет она как лунатик или человек, находящийся под гипнозом — спотыкаясь и как будто паря над полом. На меня она не смотрит, просто проходит мимо, словно никого рядом нет. Такое впечатление, что она знает, куда идти. Бросаюсь вслед за ней.

Эй, туда нельзя...

Дверь в комнату открыта. Она задерживается возле нее ровно на столько, чтобы заглянуть внутрь, и закрывает глаза. Я протягиваю руку и захлопываю дверь. Удар отдается гулким эхом в пустом коридоре, и я рад этому грохоту, потому что в тишине готов был закричать. Сжимаю ручку изо всех сил.

Везде все не так, — говорит девушка. — Везде.

В коридоре темно. Мы оба, как ненормальные, стоим возле закрытой двери. Отпускаю ручку.

Да кто ты такая, черт побери?

Она не отвечает. Все это идиотские шутки Логана, других вариантов я не вижу. Понятно, что она не привидение. Я в изнеможении потираю лоб, а девушка выглядит так, будто с минуты на минуту умрет.

Можно мне... — говорит она дрожащим голосом, — стакан воды?

В холодильнике нет льда, если, конечно, не брать во внимание толстый слой инея, который покрывает пакет с горохом, лежащий здесь с незапамятных времен. Наливаю холодной воды из-под крана и ставлю стакан на стол, за которым мы обычно завтракаем.

Спасибо, — говорит она, опускаясь на табурет.

Я пытаюсь понять, в какой школе она учится и как Логан мог с ней познакомиться. Девушка молча пьет, потом ставит полупустой стакан на стойку. Судя по глазам, холодная вода ее успокоила, по крайней мере зрачки уже не такие большие. Наверное, репетировала эту сцену.

Тебе лучше? — спрашиваю я.

Она не отвечает. Сидит с несчастным видом. Хороший ход. Прислоняюсь к стене, на которой раньше висел телефон. В глаза она мне не смотрит — видимо, это уже слишком. Похоже, девушка хочет что-то спросить, но, так ничего и не сказав, закрывает рот.

Что? — спрашиваю я.

Она молча качает головой.

Что ты хотела сказать?

Она сидит, поджав губы, и смотрит в пол. Я разглядываю ее лицо. Интересно, что за трюк придумал Логан, чтобы придать лицу прозрачность? Или эту сверхъестественную черту придало ему мое собственное воображение? Изо всех сил сжимаю челюсти. Руки девушки непрозрачны и выглядят как обычно. Стакан сквозь них тоже не проскальзывает, но я тем не менее все еще опасаюсь, как бы она снова не начала испускать зеленоватое свечение или еще что-нибудь в этом роде. Мысленно ругаю себя за детский страх.

Так что, он тебе заплатил за это?

Я же сказала, это не шутка, — произносит она, закрывая глаза. — Жаль, что не шутка...

Значит, ты действительно привидение? — фыркаю я.

Нет, не привидение, — отвечает она, задыхаясь.

Тогда кто?

Я живая, — говорит девушка, задумчиво закусывая губу, — но, кажется, я не там, где должна быть.

И это произошло по моей вине? — спрашиваю я, складывая руки на груди.

Да.

Она неловко поводит плечами, как человек, которому тяжело сидеть, и я вспоминаю, как сильно толкнул ее. Ей, видимо, больно, а все потому, что я, наверное, понаставил ей синяков. Шея под воротником начинает гореть от стыда. Но я думал, что она привидение!

Что ты имела в виду, когда сказала, что не там, где должна быть?

Она дрожащей рукой отводит в сторону прядь волос, упавшую на лицо.

Сначала я никакой разницы не заметила. Долго приходила в себя, потом целую вечность выбиралась из кустов, куда я упала, когда ты меня толкнул, — говорит она, бросив на меня быстрый взгляд. — Но когда я пришла домой, оказалось, что там живут какие-то чужие люди... И это еще не все. Ладно, допустим, в два часа ночи я могла что-то перепутать, но когда я пришла домой к подруге, ее отец просто выгнал меня — а я знаю мистера Кассионе с десяти лет!

Распалившись, девушка говорит все громче.

Остаток ночи я провела в «Макдоналдсе» за чашкой кофе. Звонила всем подряд из автомата, но они либо не отвечали, либо, услышав, кто говорит, бросали трубку.

Девушка берет со стола стакан и заглядывает в него.

Утром я пошла в школу, но там меня не узнали или... В общем, когда я увидела тебя на улице, я пошла за тобой. Только у тебя дома тоже все не так!

Стакан выскальзывает из пальцев девушки и разбивается, покрывая пол живописным ковром из осколков.

Ой, прости, пожалуйста!

Я слежу за кусочком стекла, скользящим по полу. Ударившись об стену, он наконец останавливается. Девушка вскакивает с табуретки и, нагнувшись, начинает собирать осколки. Я наклоняюсь, чтобы схватить ее за плечо, но вовремя останавливаю себя. Не нужно ей подыгрывать.

Не трудись. Я все уберу.

Она смотрит на меня, потом на руку, которую я не успел убрать, и отступает. Потом самообладание, видимо, возвращается к ней, и девушка садится на стул, обхватив себя руками.

Либо кто-то сыграл со мной злую шутку, либо...

Сыграл с тобой злую шутку? — переспрашиваю я. Она заливается слезами, горестно качая головой.

Такое впечатление... — тихонько говорит она сквозь слезы, — что меня просто не существует.

Боже, да она могла бы получить за это «Оскар».

Да, знаешь, я тоже тебя раньше не встречал.

Меня зовут Нина Ларсон! — кричит она, хлопнув ладонью по столу. — Я учусь в Фаулер Хай Скул! Живу на улице Джениси-стрит, в доме двадцать шесть, с дурой-тетушкой и младшим братом, которому без меня плохо!

Ее голос срывается, и девушка, не выдержав напряжения, прячет лицо в ладони.

— Прошу, помоги мне, Кам.

Она произносит мое имя, и я чувствую, как по коже начинают бежать мурашки.

Сижу, сжав голову руками, и пытаюсь побороть себя. Не нужно им подыгрывать. Все это просто дурацкая шутка. Если бы там, в кустах, я заметил, что она пострадала, обязательно бы остался, чтобы ей помочь. Если бы, конечно, был уверен, что она реальна. Но передо мной актриса, и ее цель — причинить мне боль... Разглядываю ее удрученное заплаканное лицо. Логан, наверное, нанял ее как раз за умение играть трагические роли. А может... он еще и спит с ней заодно?

Нет, это уж слишком, даже для Логана.

Он должен был рассказать ей какие-то подробности моей жизни. Нужно проверить — посмотрим, смогу ли я найти в ее легенде слабые места. Пытаюсь воскресить в памяти что-нибудь из дурацких фантастических рассказов, фильмов или телепередач, которых я немало пересмотрел в свое время. Вспоминается передача о встречах с неизведанным, в которой охотник рассказывал о том, как однажды в лесу он увидел человека, возникшего буквально из воздуха и снова исчезнувшего без следа. Мужчина, по его словам, был одет в форму времен Войны за независимость.

А какой был день, когда ты была «там, где нужно»? — спрашиваю я шутливым тоном.

Девушка указывает на лежащий на столе свежий номер газеты.

Все совпадает. Я уже об этом думала. Во времени я не перемещалась.

В течение нескольких секунд она изучает содержимое страницы, а потом, видимо, удовлетворив любопытство, поднимает глаза на меня.

Кажется, я знаю... как вернуться назад.

Тогда почему не возвращаешься?

Оторвав край газетного листа, девушка рвет его на мелкие кусочки.

Я пыталась. Ходила на тот перекресток днем. Я думала, раз уж я попала сюда этим путем, может быть, там же нужно возвращаться. Но ничего необычного на перекрестке не было.

Ага, вот оно.

Значит, Логан послал тебя на перекресток, чтобы следить за мной? А что еще у вас запланировано? Потом туда придет вся школа, чтобы надо мной посмеяться и сказать, что я свихнулся? Чтобы я не пытался вернуться в команду?

Девушка пристально смотрит мне в глаза.

Когда ты коснулся моей руки вчера вечером, под кожей ощущалось покалывание.

Я моментально забываю, что хотел сказать. Поднимаю руку — ту, которой она вчера касалась, — и сжимаю кулак. Как Логан мог это подстроить? Не понимаю.

Ты тоже это почувствовала?

Девушка молча кивает.

Я подумала... — говорит она, — может, тебе стоит пойти туда со мной.

Нет.

Ты меня толкнул...

Ни за что.

И я оказалась здесь...

Не могу...

Соскользнув со стула, она направляется прямо ко мне, глядя на меня умоляющими глазами.

Может, если мы сделаем то же самое, я попаду домой!

— Я туда с тобой не пойду! — кричу я, пятясь. Стою, протирая глаза и следя за ее движениями. Выглядит она как испуганное животное; и все же она пришла ко мне в дом и сидит на кухне, как будто бывала здесь уже не раз. Если бы я знал, что задумал Логан, сейчас было бы легче... но что-то мешает сосредоточиться. Возможно, это ощущение покалывания, как от слабого разряда электрического тока.

Добравшись до школы, мы решаем дождаться темноты. На улице холодно, но дождя нет и на территории полно людей. Легкоатлеты из школьной команды бегают вокруг школы. Их маршрут пролегает как раз мимо места гибели Вив. На автомобильной стоянке разучивают трюки ребята на скейтбордах. На школьный стадион я даже заглянуть не решаюсь.

Я устал, а призрачная девушка, похоже, сдаваться не собирается, поэтому приходится ждать, пока все разойдутся. Сходив на автозаправочную станцию в конце квартала, приношу две чашки кофе. Возвращаемся на остановку. Девушка садится, а я прислоняюсь к стеклу. Мы почти не говорим, но я ловлю себя на том, что любуюсь ею. Ее щеки порозовели от холода, и румянец выглядит слегка неестественно, особенно на фоне волос. Она, пожалуй, симпатичная — не такая сногсшибательная красотка, как Вив с ее большими темными глазами и кудрявыми волосами, но по-своему очень хорошенькая. Кручу в руках зажигалку, которую она нашла, думая закурить, но решаю этого не делать. Подъезжает автобус, и водитель открывает двери. Мы не делаем попытки войти, и он смотрит на нас с видом человека, знающего, что понедельник — абсолютно конченый день.

Эта штука для тебя много значит? — спрашивает девушка.

Проследив за ее взглядом, понимаю, что она имеет в виду зажигалку.

Просто ты на нее все время смотришь, — объясняет девушка, — но не куришь.

Думал, она потерялась, — тихо говорю я.

Когда я утром пришла на перекресток, — говорит девушка, воодушевляясь, — она, перелетев через кусты, упала прямо возле меня. Я бы тебя никогда не увидела, если бы не посмотрела, кто ее бросил.

Закатив глаза к небу, убираю «Зиппо» в карман. Хватит с меня ее рассказов.

Девушка опускает глаза и смотрит на колени.

Когда все наконец разъезжаются, самостоятельно или с родителями, становится совсем темно. Мы вместе переходим улицу, и тут я неожиданно замечаю фары медленно приближающегося автомобиля. Девушка, взвизгнув, прижимается ко мне, а я стараюсь не отстраняться, когда свет падает на нас. Автомобиль проезжает мимо, и на улице снова становится тихо и темно. Похоже, на этой части школьной территории совсем никого не осталось, хотя еще полчаса назад было людно. Я испытываю облегчение, хотя и скрываю это. Если это все-таки подстава, свидетелей будет немного. Проходим мимо памятной доски с фотографиями, записками и лежащими у подножия столба мягкими игрушками. Девушка замедляет шаги, разглядывая лицо Вив на фотографиях.

Что? — спрашиваю я.

Да нет, ничего. Просто я... — говорит она и, не окончив фразы, умолкает, качая головой. — В общем, я ее знала.

Ты знала Вив?

Останавливаю сам себя, вспомнив, что эта фраза может быть частью розыгрыша. Неужели она рискнет зайти так далеко? Или это правда?.. Как они могли познакомиться? Я знаю о Вив все. Не может быть, чтобы у нее были друзья, о которых я бы не знал.

Это была автомобильная авария? — спрашивает девушка, нагибаясь, чтобы прочесть то, что написано в записках.

Я хочу ей ответить, но не могу: челюсти свело. Киваю в знак подтверждения, хотя получившееся движение больше напоминает судорогу.

Мне очень жаль, — шепчет она, отворачиваясь.

Мы стоим под фонарем. Очевидно, с ним что-то не так, потому что лампочка постоянно моргает. У подножия столба и в гуще кустов царит тьма. Предметов, испускающих зеленоватое свечение, нигде не видно.

Что будем делать? — спрашиваю я сквозь зубы, озираясь в поисках Логана. Хочется скорее покончить с этим делом. Очень уж мне все это не нравится.

Девушка, глубоко вздохнув, ныряет в кусты и начинает шарить там. Ничего не меняется — девушка на месте, под кустами темно. Если она все-таки не актриса, возможно, она просто сумасшедшая. Может быть, ей стоило бы встретиться с доктором Саммерс.

Ничего не найдя, девушка выходит из кустов.

Ничего не получается.

Она озирается как человек, понимающий, что чего-то не хватает, но не знающий, чего именно.

Может быть... — говорит она, заикаясь от волнения, — попробуем взяться за руки?

О нет, черт, только не это. Демонстративно засунув руки в карманы, с подозрением смотрю на нее, но она, похоже, говорит серьезно. Закусив губу от неловкости, она несмело протягивает мне руку.

У меня болит левая нога. Переношу вес тела на правую ногу, обдумывая сложившуюся ситуацию. Я не предполагал, что придется участвовать в таком нелепом представлении. Но если это поможет поскорее от нее избавиться...

Ладно;

Девушка медленно приближается, и я вытягиваю вперед правую руку, чтобы не дать ей подойти слишком близко. Она берет меня за руку. Ощущение от прикосновения к ее ладони ничем не отличается от того, что мне уже приходилось переживать, касаясь женской руки. Ладонь влажная и горячая, но покалывания, которое я ощутил, встретив ее в образе привидения, я не чувствую.

Впервые задумываюсь о том, что может произойти дальше. Выпрыгнет ли из кустов Логан и выложит ли он видео с нашими похождениями в социальную сеть? Может быть, она снова превратится в привидение и исчезнет?

Девушка тянет меня за руку, и я с ужасом вспоминаю, как в прошлый раз боялся, как бы она не затянула меня в зеленоватое свечение. К счастью, вокруг по-прежнему темно. Мы пробираемся через кусты, двигаясь по широкой дуге вокруг столба. В глубине души я чувствую детскую радость от того, что приходится раздвигать ветви или ломать их ногами. Такое впечатление, что мы водим хоровод, но почему-то в темноте и, мягко выражаясь, в неподходящем для этой невинной забавы месте.

В течение нескольких минут девушка сохраняет спокойствие, но потом начинает нервничать и сильно дергать меня за руку, очевидно, решив, что мы недостаточно стараемся и, если предпринять какие-то усилия, что-нибудь обязательно произойдет. Случайно заглянув ей в лицо, я вижу, что оно искажено страданиями.

Она отворачивается, но я успеваю заметить, что на щеках в тусклом свете фонаря снова блестят слезы.

— Может, нужно держаться ближе к столбу? — бормочу я. — Такое впечатление... что в тот раз мы были ближе... не знаю.

Она послушно кивает, и теперь я тяну ее вперед, чувствуя себя идиотом, занимающимся какой-то ерундой. Проходя мимо столба, я снова вижу, как Вив смотрит на меня с фотографий. Под ее пристальным взглядом мне кажется, что, держа за руку незнакомую девушку, я делаю что-то неуместное. Надеюсь, Вив понимает, что для меня она навеки останется единственной и неповторимой. Хорошо бы она это понимала.

Вернувшись на то место у столба, с которого начался поход по кустам, мы останавливаемся. Ничего не изменилось. Девушка так сильно сжала мою ладонь, что рука затекла, но я ничего не говорю. Она оглядывается с видом человека, желающего, чтобы все это место провалилось сквозь землю и исчезло навсегда, и я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать ей, что в данном случае наши желания полностью совпадают. Но в этот момент она отпускает мою руку, чтобы перебросить за плечо прядь волос, мешающую обзору, и я неожиданно замечаю, что их кончики испускают зеленоватый свет.

Это длится не более секунды, и, упав на плечо, волосы вновь приобретают обычный вид. Смотрю вперед, не решаясь даже моргнуть, а потом протягиваю руку через плечо девушки, туда, где, как мне показалось, я только что видел зеленоватую вспышку. Когда пальцы оказываются чуть дальше столба, тут же начинают светиться.

Я ощущаю рукой знакомое покалывание. Неужели это... правда?

— Здесь, — выдыхаю я.

Она смотрит на мои пальцы и, поняв, что я имею в виду, удивленно вскрикивает. Девушка протягивает руку вперед, в темное и пустое пространство позади столба, чуть ниже моей руки. Ее ногти начинают светиться, а когда девушка протягивает руку чуть дальше, зеленоватое сияние появляется и на пальцах. Через полсекунды светится уже вся рука по локоть. Я слежу за ее манипуляциями, раскрыв рот и едва дыша от изумления. Девушка делает шаг вперед и постепенно погружается в сияние целиком, но я останавливаю ее, схватив за рукав.

Постой! Ты уверена, что тебе это нужно?

Девушка поворачивается ко мне. Ее лицо искажается.

Я должна попасть домой, к брату.

Половина тела выглядит как обычно, а вторая стала прозрачной и светится. Смотрю на нее широко раскрытыми глазами. Одно дело — когда я видел ее в первый раз и она была прозрачной, и совсем другое — наблюдать за тем, как она постепенно превращается в призрака...

А что, если, уйдя туда, ты не вернешься домой? — говорю я, указывая рукой в то место, откуда исходит свечение.

Она наклоняется в мою сторону и становится прозрачной по пояс, а потом выпрямляется, и я снова вижу перед собой призрачную девушку, но по крайней мере целую. Это почему-то вызывает во мне чувство облегчения.

На другой стороне все как всегда... но и там, где живешь ты, почти то же самое, — неуверенно говорит она.

В ее голосе снова появились металлические нотки, которые я слышал во время нашей первой встречи, но эффект значительно смягчился. Глаза снова стали зелеными и полны решимости.

— Приятно было снова встретиться с тобой, Кам, — говорит она, улыбаясь слегка неестественно.

Я стою, открыв рот, и не знаю, что сказать. Чувствую, что не могу ее просто так отпустить — ведь она даже не рассказала, откуда знает меня или Вив. Где ее дом? Куда ведут врата, через которые она только что прошла? Да как такое вообще может быть? В голове вихрем кружатся вопросы, которые я, без сомнения, успел бы задать ей, если бы поверил в то, что она не актриса, раньше.

Но больше ничего сказать я не успеваю. Девушка отворачивается и, сделав шаг, моментально исчезает, а вскоре и зеленое свечение постепенно тает в воздухе.

Стою, не двигаясь с места в течение пары минут, которые кажутся мне вечностью.

На перекрестке тихо. Возле школы никого нет; даже цикад не слышно из-за холода. Во дворах лает собака. Где-то далеко воет сирена полицейского автомобиля, то тише, то громче. Возле деревянного столба все как обычно. Я не двигаюсь. Куда же она ушла?

Стою, часто дыша от волнения. Поднимаю руку, чтобы дотронуться до воздуха в том месте, где она исчезла, но останавливаю сам себя. А вдруг, протянув руку, окажется, что она светится? А что, если нет?

Внезапный порыв ветра ерошит волосы, заставляя поежиться от холода. Убираю руку в карман и плотнее запахиваю куртку.

Что, просто так взять и уйти? Не отрываясь, гляжу в то место, где исчезла девушка, и боюсь отвести взгляд или повернуться спиной к столбу. Хочется, чтобы произошло что-нибудь еще, хотя в душе я понимаю, что лучше бы ничего больше не было. Даже если сейчас случится что-нибудь еще, я все равно не смогу воспринять событие должным образом, потому что просто перестал доверять глазам. Неужели здесь и вправду только что стояла девушка? Неужели она действительно, возникнув из воздуха, провела полдня в моем доме? Чтобы проверить ощущения, пинаю подвернувшийся под ногу камень. Он отлетает на середину мостовой и ударяется об асфальт. Глухой звук удара не вызывает ни малейших сомнений в реальности происходящего. Рот сам собой раскрывается, и я неожиданно начинаю громко хохотать. Приходится закрыть рот рукой, чтобы заставить себя остановиться.

Осторожно дотрагиваюсь до столба и провожу рукой по фотографиям Вив. Это все, что у меня осталось; другого способа связи с ней не существует. Протянув руку, я отрываю ближайшую фотографию от доски — это снимок, сделанный во время выступления команды болельщиц. Карточка оказывается в моей руке, и пустота, образовавшаяся там, где она висела, вызывает ощущение утраты. Я впадаю в панику и пытаюсь вернуть ее на место, но скрепки вывалились, а скотч не желает приклеиваться, и ничего не выходит. После нескольких бесплодных попыток я сдаюсь. Фотография помята, и я разглаживаю ее до тех пор, пока улыбка на лице Вив не приобретает привычный вид. Аккуратно убираю фотографию в карман. Зря я испортил доску, ведь благодаря ей то, что случилось с Вив, остается в памяти людей. С опаской смотрю туда, где исчезла призрачная девушка — Нина. Возможно, я ошибаюсь, но, кажется, место я запомнил правильно. Получается, здесь исчезли две девушки — Нина и Вив. А я остался, в одиночестве. И даже призраков больше не вижу.

Добравшись до дома, я долго не могу открыть дверь в темноте. Мама дома, потому что ее машина стоит у крыльца, и я, оказавшись в коридоре, стараюсь передвигаться как можно тише. Вечер я провел у магазинчика на бензоколонке, потягивая кофе из крепко зажатого в обеих руках жаростойкого пластикового стаканчика. Стаканчик я сжимал меж ладоней потому, что постоянно хотелось трогать все, что было перед глазами, так как меня не покидало ощущение, что любой предмет, который я вижу, может исчезнуть, растворившись в воздухе. В голове туман, и, несмотря на воздействие кофеина, в то, что я бодрствую, а не сплю, верится с трудом. Это чувство появилось утром, когда в дверь постучала призрачная девушка, и сохранилось до поздней ночи. Все, что я видел сегодня, похоже на сон, и, вернувшись домой, я начинаю склоняться к мысли, что все это сном и было.

Чтобы попасть в спальню, нужно пройти через гостиную. Мама спит на диване в лучах света, исходящих от телевизионного экрана. Показывают какой-то допотопный сериал. Смех и одобрительные восклицания невидимой аудитории в темной комнате кажутся похожими на шепот носящихся в воздухе привидений. Мама уснула, не выключив телевизор и не сняв костюм. Только туфли стоят на полу возле дивана. В этом нет ничего из ряда вон выходящего. После ухода отца она чаще спит в гостиной, чем в спальне, не желая, видимо, ложиться в постель, которую раньше делила с ним.

Я чувствую, как моя собственная постель зовет меня, обещая покой и отдых, но вопреки желанию останавливаюсь, чтобы посмотреть на маму. Она лежит, свернувшись клубочком, и кажется такой маленькой. Решаю достать из гардероба одеяло и накрыть ее, но мама просыпается раньше, чем я успеваю двинуться с места.

Сколько времени, Каммер? Поздно?

Я думал, ты спишь. Да нет, не очень.

Мама садится, потягивается, подносит к глазам часы и всматривается в циферблат, пытаясь разглядеть стрелки в тусклом голубом свете, исходящем от экрана.

Да, не очень.

Из динамиков снова доносится смех невидимой аудитории, и мама, нажав кнопку отключения звука, похлопывает рукой по дивану, приглашая меня присесть.

Я вроде как спать собирался, — говорю я, огибая кофейный столик и садясь рядом с ней. — Завтра письменная работа по тригонометрии.

Как дела в школе?

Нормально.

Мама кладет руки на колени и сцепляет пальцы.

Отец опять звонил тебе сегодня. Он и почту посылал тоже, но...

Да мне все равно, — говорю я, глядя в экран, по которому передвигаются черно-белые персонажи со счастливыми лицами.

Кам, звонила миссис Саммерс. Она обеспокоена твоим состоянием.

Ясно...

В усталом сознании всплывает воспоминание о разбитом телефоне.

Прости за телефон, — говорю я, протирая глаза. — Я куплю новый.

А ты мне расскажешь, почему весь пол в кухне был усыпан битым стеклом?

Что?

Неожиданно я вспоминаю. Встряхнувшись, я вскакиваю с дивана и, подбежав к кухонной столешнице, щелкаю выключателем. На полу чисто, но в корзинке, стоящей рядом со шкафом, полно мусора и осколков стекла.

Я подмела... Слава богу, успела заметить и не прошлась по стеклу босиком, — говорит мама, подходя сзади и сжимая мое плечо. — Милый, что это было?

Я молча хватаюсь за косяк, чтобы не упасть. На столе лежит газета с оторванным краем. Возле стола друг напротив друга стоят табуретки. По их положению видно, что сидели двое. Я. И она.

Это был не сон.

Стряхиваю мамину руку с плеча, чтобы она не заметила, что я дрожу.

Да нет, ничего. Я просто забыл об этом, прости.

Кам...

Как прошло слушание? — спрашиваю я. — Надрала задницу прокурору?

Милый... — говорит мама, снимая очки. — Я сказала миссис Саммерс, что неплохо бы прописать тебе таблетки.

Я закрываю глаза, зная, что, протирая очки, мама на меня не смотрит. Пилюли счастья — вы ничего не почувствуете. Они уже хотели меня на них посадить. Я не хочу жить без Вив, но чувствовать боль от утраты все же лучше, чем не чувствовать ничего.

Нет.

Не нужно принимать решение сейчас, ночью. Я просто так сказала...

Нет, мам.

Она думает, я не заметил, что она отошла на шаг назад и говорит нарочито тихим голосом. Мама боится того, что может произойти после разбитого телефона и появления осколков стекла на полу, и не зря. Было время, когда я бил и другие предметы, если меня пытались заставить делать то, чего я не хотел.

Мне не нужны таблетки, — говорю я спокойно.

Мама удивляет меня. Она неожиданно берет меня за руку и заглядывает в лицо. Я замечаю, что она не стала менять прическу после того, как ушел отец. Не знаю уж, лень ей идти к стилисту или есть еще какие-то причины, но объемное каре, которое она сейчас носит, мне нравится. Каштановые волосы мамы начали седеть, но с этим каре она выглядит моложе своих лет. Без очков ее светло-карие глаза очень красивы. Заглядывая мне в лицо снизу, мама кажется маленькой, но я вспоминаю, что туфли на каблуках остались подле дивана.

Я горжусь тем, как ты держишься после того, как... — говорит мама дрожащим голосом. Она не произносит имени Вив. Никогда. — Но я хочу, чтобы ты пообещал мне не пропускать сеансы у психотерапевта. Они тебе сейчас нужны.

Ладно... обещаю.

Мама легонько пожимает мне руку и, поднявшись на цыпочки, целует в щеку. Я неловко обнимаю ее, бормоча что-то о работе по тригонометрии, иду в спальню и, прислонившись спиной к закрытой двери, сползаю на пол.

Я сижу в приемной миссис Саммерс, хотя сегодня не пятница, а вторник. Ланс, лежа у ног, тяжело дышит. Доктор Саммерс попросила перенести визит на начало недели в связи с разговором о таблетках, и это хорошо, потому что я и сам хочу разделаться с этим, чем раньше, тем лучше. Да, ничего себе, взял себя в руки, называется. Теперь придется плести бог знает что, чтобы убедить ее в том, что лекарства мне не нужны, но я не собираюсь выходить отсюда с рецептом в руке, даже если доктор Саммерс решит, что я окончательно спятил. Кладу руки на колени и смотрю на костяшки пальцев. Наконец дверь открывается, и миссис Саммерс выходит, чтобы позвать меня.

Мы идем в кабинет и закрываем за собой дверь. Ланс тихонько скулит от обиды. Доктор Саммерс, как обычно, садится за стол с чашкой кофе. На ней свитер из неокрашенной шерсти — ее любимая одежда. Ланс остался за дверью. Часы на стене ритмично тикают. Ничего особенного не происходит — если не принимать во внимание, что сегодня не пятница.

— Я знаю, мама с вами говорила, — начинаю я, не дожидаясь, пока она усядется, скрестив ноги, как обычно. — Мне примерно понятно, о чем. Поэтому я специально пришел к вам, чтобы сказать, что хорошо обдумал случившееся и таблетки пить не хочу.

Миссис Саммерс отвечает не сразу. Ее молчание кажется мне зловещим.

А почему ты думаешь, что мама хочет, чтобы ты пил таблетки? — спрашивает она наконец.

Она мне сказала. Мы вчера с ней разговаривали, и я все отлично слышал...

Нет, я имею в виду, как тебе кажется, почему она подумала, что тебе следует начать пить таблетки?

Ерзая от неловкости и глядя на колесики кресла, в котором сидит миссис Саммерс, обдумываю вопрос.

Не знаю.

У нее были какие-то причины для волнения в последнее время?

Я таких причин знаю, наверное, миллион — я и сам в последнее время за себя волнуюсь, но к тому, что я сижу здесь, они отношения не имеют. Сюда я пришел, чтобы избежать необходимости садиться на лекарства. Но если я расскажу миссис Саммерс, что вчера разговаривал с привидением, которое сказало мне, что знает Вив, а потом исчезло, таблетки покажутся просто детской забавой по сравнению с тем, что она мне пропишет.

Нужно срочно придумать отвлекающий маневр.

Да это глупость была вообще, — говорю я. — Ничего серьезного. Я расстроился из-за отца... Разбил в кухне кое-что.

Ты уже не первый раз так злишься, верно? — спрашивает миссис Саммерс, поднимая бровь.

Кажется, я все же сказал что-то не то, думаю я, стискивая зубы. В прошлый раз причиной их желания посадить меня на таблетки как раз и были вспышки гнева. Но тогда Вив смогла убедить меня, что ничто — вернее, никто из них — не стоит моих эмоций. Пока мы есть друг у друга, сказала она, все остальное неважно. Воспоминания отзываются болью в сердце. Ужасно не хочется втягивать в это дело Вив, особенно учитывая, что она здесь совершенно ни при чем, но если сказать, что дело в ней, миссис Саммерс не станет подвергать это утверждение сомнению.

Понимаете... в тот момент я почувствовал, как мне не хватает Вив.

На лице миссис Саммерс появляется выражение бесконечного сочувствия.

Дело в том, что мне никогда не хотелось говорить с отцом, до того как... — Не договорив, я делаю паузу и вздыхаю. — В общем, я решил ему позвонить.

И что из этого вышло, Кам?

Открываю и вновь закрываю рот. Смотрю на часы. Тяну время, придумывая, что бы ей сказать, и, что важнее, стараюсь прикинуть, чего говорить не стоит.

Ничего хорошего, — отвечаю я, в душе надеясь, что она не станет расспрашивать и попытается представить разговор, который предположительно между нами произошел, сама.

Вот как?

Я смотрю в глаза миссис Саммерс в надежде, что ее вопрос был риторическим. Однако она смотрит на меня беспристрастным взглядом психотерапевта и, очевидно, рассчитывает на дальнейшие объяснения. Прикладываю руку к виску и закрываю глаза, потому что мне стыдно: ведь отец звонил и даже писал по электронной почте, а я не стал с ним разговаривать и на письмо не ответил. А потом сам набрал его номер, но не сказал ни слова, когда он поднял трубку. Да и рассердился я на самом деле на самого себя — ведь, набрав его номер, я дал понять, что скучаю по нему, а это не так.

В общем, я сейчас не готов с ним разговаривать, понимаете?

Доктор Саммерс бросает на меня оценивающий взгляд. Так смотрят на людей роботы в фантастических фильмах, решая, убивать человека или отпустить на все четыре стороны.

Ладно, вернемся к этому позже. Но я рада, что ты решил позвонить ему, когда было тяжело.

Развожу в стороны руки, чувствуя попутно, как сильно вспотели ладони, и смеюсь чуть громче, чем следовало бы.

Все могло быть хуже. По крайней мере, с маленькими зелеными человечками я не разговариваю, и то хорошо...

Доктор Саммерс снова смотрит на меня, подняв бровь.

Надеюсь, ты мне расскажешь, Кам, если вдруг начнешь видеть маленьких зеленых человечков.

Да уж, думаю я, потирая шею. Как насчет маленьких зеленых девочек?

Обязательно дам вам знать, — быстро говорю я, от души надеясь, что она не раскусила меня. — Но если серьезно, на мой взгляд, если человек в моих обстоятельствах злится на отца, сажать его на таблетки не стоит.

Согласна.

Правда?

Миссис Саммерс кивает, отставляя кружку с кофе.

Не хочу сказать, что ситуация не может измениться, но своим поведением ты уже доказал, что я была не права в прошлый раз, когда считала, что без лекарств тебе этот период жизни не пройти. Результаты за прошедший год удовлетворяли меня до тех пор, пока...

Миссис Саммерс оставляет фразу незавершенной, но я и так понимаю, что она хотела сказать: до тех пор, пока не погибла Вив.

Минутная стрелка на часах, висящих на стене, пусть и медленно, как улитка, но движется. Сеанс мало-помалу приближается к завершению. Меня не посадят на лекарства, если я буду следить за тем, что говорю.

Неожиданно я решаю поделиться с миссис Саммерс сокровенными мыслями и сам этому удивляюсь.

Я хочу, чтобы у меня все было хорошо без лекарств. Ради Вив.

Мне кажется, это разумно, — отвечает миссис Саммерс с улыбкой.

Как дела? — спрашивает Майк.

Он слушает музыку так громко, что по мелодии бас­гитары я успеваю угадать, какую именно композицию одной из его любимых от­вратительных групп, играющих в стиле инди­рок, он слушает, прежде чем Майк отключает звук.

Привет, — говорю я, закрывая роман «Итан Фром», по которому мне нужно написать эссе. Я надеялся подготовиться к уроку литературы во время большой перемены, пока все завтракают, вместо того чтобы сидеть, как это последнее время часто бывает, тупо глядя на страницу. Однако заставить себя читать я не смог, потому что мысли постоянно уносились в совершенно другие сферы.

По дороге в школу я прошел мимо памятной доски на месте гибели Вив, ничего необычного не заметив. Голоса Нины я не слышал, и ее самой на перекрестке не было. Сидя за книгой, я размышлял над тем, почему испускающий зеленоватое сияние портал, сквозь который она прошла, должен был открыться именно в этом месте. Потом начал жалеть, что так и не спросил Нину, откуда она знает Вив. Появление Майка заставило меня отвлечься от этих мыслей.

В общем, после тренировки мы всей командой хотим сходить поесть в «Фаст Брейк».,.

— Я рад за вас, — отвечаю я, перелистывая страницы книги в поисках места, на котором я остановился.

Я подумал, может, ты с нами сходишь, — произносит Майк, смущенно покашляв.

Перестаю перелистывать страницы, но на Майка не смотрю.

Я уже давно не в команде.

Разве обязательно быть в команде, чтобы зайти поесть с ребятами?

Поняв, что с чтением ничего не выйдет, захлопываю книгу и убираю ее в рюкзак.

«Фаст Брейк» — потрепанного вида забегаловка, в которую мы иногда ходили после тренировок и обязательно после каждой игры. Ребята из команды сидели в одном углу, а девочки из группы поддержки — в другом. Воспоминания снова заставляют меня задуматься. В девятом классе, еще до того, как Энди Лауэри получил травму и я стал квотербэком вместо него; когда мы с другими ребятами из «Овнов» сидели на, липких кожаных диванчиках в «Фаст Брейк», я впервые увидел Вив.

Тренировка только что закончилась, и я чувствовал себя великолепно. Когда в кафе вошли девочки из группы поддержки, ребята начали свистеть и кричать, подзывая их, и я вместе с ними.

Девчонки постарше нас игнорировали, а Вив обернулась, улыбаясь во весь рот. Это была ее первая тренировка, и она была счастлива. Увидев ее, я тут же перестал свистеть. Она подошла ближе и присела на колено Логана, который был за соседним столиком. Он по-хозяйски обнял ее за талию, и мое сердце упало, но потом Вив подняла глаза, и наши взгляды встрети­лись. Я подмигнул. Вив улыбнулась. Логан ничего не видел…

Теперь мне кажется, что все это было в другой жизни.

Майк смотрит на меня, не понимая, что за последние два года я ни разу не был в «Фаст Брейк». Можно подумать, что после этого я могу вот так просто взять и пойти туда как ни в чем не бывало.

Смотрю в сторону столовой. Из дверей выходит толпа ребят, и я замечаю среди них Логана. Он щиплет за задницу Тэш Клемон. Она с визгом оборачивается, одновременно заигрывая и сердясь на него.

Спасибо... но я не пойду. Не могу.

Проследив за моим взглядом, Майк ухмыляется.

Да ладно тебе. Вест, конечно, ублюдок, но все остальные...

Я молча качаю головой. Вряд ли «все остальные» будут рады меня видеть.

Майк, нахмурившись, помахивает у меня перед носом оберткой от энергетического шоколадного батончика.

Тогда давай сходим в это новое место, напротив. В «Ужин у Дины».

Куда?

Майк удрученно вздыхает.

Мы раньше все время куда-нибудь ходили, Кам.

Он прав. Даже после того, как я получил травму и не смог вернуться к тренировкам, а Вив ушла из команды болельщиц, Майк все время приглашал нас обоих куда-нибудь. Девочки из группы поддержки стали смотреть на Вив как на врага, а ребята из команды перестали со мной разговаривать, но Майк никогда не обращал внимание на других. Он просто продолжал относиться ко мне и Вив как и ко всем остальным — по-дружески. Вив сказала, что мне не следует афишировать дружбу с ним, потому что это вредит репутации Майка, и я не мог с ней не согласиться. «Он похож на доброго, преданного щенка, — сказала она, — а хороших собак обижать нельзя».

Заглядываю в открытый альбом, который Майк держит в руке. На странице нарисовано мохнатое чудовище — он всегда рисует либо монстров, либо девушек. Раньше мы с Майком часто куда-нибудь ходили. А сейчас я бы с удовольствием пообщался с человеком, которому нравится моя компания. Последнее время я, кроме мамы и доктора, никого не вижу, и одна из них к тому же получает за общение со мной деньги.

Ну, хорошо, давай попробуем...

Да ладно тебе, не на свидание же идем, — говорит Майк.

Начинаю смеяться: ничего не могу с собой поделать.

Слушай, а в этом новом месте есть жареная картошка с чили, как в «Фаст Брейк»?

— Такая же жгучая? Вряд ли, — говорит Майк, дружески толкая меня кулаком в плечо. — Ладно, тестируем картошку, в шесть часов. Встретимся там.

Я иду по стоянке перед «Ужином у Дины», глядя на вывеску — «Мы открылись!». На улице холодно; морозный воздух неподвижен. Снега еще нет; небо прозрачное и чистое, но выглядит так, будто охотно накрылось бы одеялом из облаков, чтобы не мерзнуть.

Бросаю взгляд на неоновую вывеску, висящую над входом в кафе напротив, Работает только правая половина, а левая, видимо, перегорела. Светится только слово «Брейк», и, кажется, в такой мороз вряд ли кто-нибудь стал бы с этим спорить. Ворота, через которые автомобили заезжали в гараж, сняты и заменены большими, похожими на витрины окнами, за которыми сидят люди. Чрезмерно большие проемы от потолка до пола да характерные яркие фонари, висящие на ржавых металлических столбах, напоминают о том, что когда-то здесь была автозаправочная станция с сервисными боксами. Когда заправка разорилась, новые хозяева, выкупив ее, переоборудовали в кафе. Выглядит оно еще более обшарпанным, чем раньше. Возможно, оно таким и было, и два года назад я просто не обращал на это внимания, а может, за это время все окончательно развалилось.

За отделенными друг от друга невысокими перегородками из голубого пластика столиками возле окон сидят люди, с которыми я раньше был знаком, и поедают жареную картошку с соусом чили, заливая ее шоколадными коктейлями из гигантских стеклянных бокалов. Казалось бы, что может быть легче — пересечь улицу, открыть дверь и зайти в кафе.

Хотя легче всё-таки не делать этого.

Открываю дверь ресторанчика «Ужин у Дины». Пол в зале покрыт зеленым ковром, на нем стоят деревянные столы и скамейки. В глаза бросаются бесчисленные куры. Они повсюду — их изображениями разрисована стойка, за которой сидит девушка, встречающая гостей; шторы покрыты вышивкой в виде куриных силуэтов; на полках, позади блестящих искусственных цветов в горшках, стоят чучела и пялятся на меня стеклянными глазами. В фойе имеется витрина, на которой выставлено не менее дюжины различных пирогов, и даже там, между блюдами, попадаются яркие керамические фигурки домашней птицы. В кафе достаточно людно, но вскоре я замечаю Майка, ожидающего меня в дальнем конце зала.

Петляя, я пробираюсь мимо столика, за которым сидят обрюзгшие пожилые люди, потом протискиваюсь мимо мамаши, пытающейся отправить пару малышей мыть руки. Добравшись до Майка, плюхаюсь на мягкий зеленый диванчик напротив.

Мы смотрим друг на друга так, как это бывало раньше — со смесью задора и взаимной приязни.

Я двигаюсь ближе к окну.

Зачем тут столько кур?

Майк открывает рот, чтобы ответить, но в этот момент подходит официантка. Он качает головой и принужденно смеется, показывая, что. не хотел бы обсуждать этот вопрос в ее присутствии.

Официантка подает нам меню, и вскоре я сам нахожу ответ на свой вопрос.

В «Ужине у Дины» посетителям предлагают отведать бургеры по-деревенски, стейки по-деревенски, картошку по-деревенски, жаркое по-деревенски и деревенские пироги. Очевидно, владельцы считают, если ты хочешь поужинать по-деревенски, лучше всего делать это в атмосфере птичьего двора.

Не думаю, чтобы у них была жареная картошка по-деревенски с соусом чили, — шепчет Майк.

Такого в меню действительно нет, но мы заказываем картофель фри с кусочками сыра и горячей подливкой по-деревенски. Сойдет в качестве замены.

В ожидании заказа я беспокойно верчусь, разглядывая интерьер. Многочисленные куры смотрят на меня изо всех углов. Вив они бы наверняка не понравились.

Послушай, а это не?.. — говорит Майк. — Кажется, я ее знаю.

Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, чтобы посмотреть, на кого он показывает, но за столиками в основном сидят тесные семейные компании, и разобрать, кого имеет в виду Майк, невозможно.

Ты о ком?

Да вон там, девушка. Не видишь? — Майк щелкает пальцами и, улыбаясь, указывает рукой на меня.

— Разве не с ней я видел тебя вчера вечером?

Газированная вода попадает не в то горло и бьет струей из носа. Кашляю до тех пор, пока комната не погружается в водоворот золотистых и зеленых точек перед стремительно теряющими фокусировку глазами. Отдышавшись, я протираю глаза и вижу в другом конце зала женскую головку с длинными каштановыми волосами с медным отливом. Однако рассмотреть девушку я не успеваю, так как она исчезает за кухонной дверью прежде, чем зрение окончательно проясняется.

Я не был... — бормочу я, кашляя и судорожно хватая ртом воздух, — с девушкой вчера вечером.

Майк удивленно смотрит на меня.

Я вчера проезжал возле школы после тренировки и видел вас так же близко, как сейчас. Хотел остановиться, но вы оба выглядели как­ то... В общем, я подумал, что она родственница Вив или что-нибудь в этом духе. Ты не хочешь с ней поздороваться? — спрашивает Майк, указывая рукой в дальний конец зала.

Проследив за рукой Майка, чувствую, что дышать снова нечем. В дальнем конце зала возле столика стоит Нина и принимает заказ. На ней зеленый фартук, а волосы убраны в аккуратный пучок на затылке. За ухом карандаш, и она улыбается, а не плачет... но это точно она.

Нина здесь.

Невнятный гул голосов посетителей усиливается в голове, превращаясь в шум водопада. В зале необычайно жарко и тесно. Светящиеся рекламные вывески горят слишком ярко. Куры таращатся на меня из углов большими стеклянными глазами. Обнаружив Нину в кафе в роли официантки, я испытываю еще больший стресс, чем в то утро, когда она стучалась в дверь нашего дома, потому что я не один. Майк не просто наблюдает за мной — он еще и указал мне на нее. Неужели и он с ними заодно? Я не могу в это поверить. Кажется, в городе нет большего дурака, чем я.

Это Логан тебя подговорил? — спрашиваю я. — Что это за дебильные шутки?

Логан? Погоди, ты о чем?

Признавайся! — кричу я, ударяя по столу кулаком. — Никогда бы не подумал, что ты...

Ух ты, — говорит Майк, поднимая руки вверх. — Кам, да о чем ты говоришь?

Я и сам не понимаю, о чем. Я собственными глазами видел, как Нина исчезла. Логан не мог это подстроить. Но если она вернулась, почему тогда работает официанткой в кафе?

Нина ходит по залу, перебрасываясь шутками с завсегдатаями. Легкий румянец играет на ее щеках.

Меня она не видит. Заметив, что она пошла за стойку и рядом никого нет, я срываюсь с места и бегу туда. Добравшись до стойки, я перегибаюсь через нее, глядя в лицо девушки немигающими глазами и стараясь уловить выражение лица в тот момент, когда она меня увидит.

Подняв голову, Нина замечает, что я на нее смотрю.

Вам понравился ужин? — спрашивает она.

Что?

Вы попробовали наш пекан по-деревенски?

Когда она улыбается, ее веснушчатый носик забавно морщится. Пораженный ее реакцией, смотрю на бэйджик на ее груди, где написано: «Здравствуйте, меня зовут Нина».

Ты мне больше ничего не хочешь сказать?

Девушка перестает улыбаться.

Что-то не так с вашим блюдом, сэр?

Сэр?

Я тянусь к ней, но вовремя подоспевший Майк хватает меня за руку и зажимает ее, как в тисках.

Пытаюсь высвободиться, но Майк держит меня мертвой хваткой. Вынув деньги из кармана свободной рукой, он кладет их на стойку.

Пожалуйста, рассчитайте нас. Мой друг ошибся, принял вас за... другую, извините.

Нина смотрит на меня, на Майка, потом на деньги и опять на меня. В карих глазах отражается недоумение, потом сочувствие, но она меня не узнает, это точно. Майк выводит меня за дверь.