Вступительный экзамен

Первый раз настроение ему испортили ещё на входе в деревню. Рыжая девчушка в серых лохмотьях, напоминающих одеяние пугала оттолкнула старика костлявым плечом и промчавшись через полуприкрытые ворота, запрыгнула на деревянную крышку колодца. Кажется она даже не обратила внимания на того, кого так нагло пихнула.

Пока толстый увалень, отставив дубину, важно водил пальцем по буквам подорожной, изо всех сил делая вид, будто умеет читать, старик угрюмо разглядывал обидчицу, которая, высунув длинный язык, царапала струп на колене и думал о том, как много неприятных вещей может соединяться в одном человеке. Ребёнок — раз, девочка — два, рыжая — три, да ещё и с зелёными глазами!

Как следует оценив убогость лесной деревеньки, чьи полторы сотни срубов, казалось играют в прятки, скрываясь между деревьев, чахлых делянок и приземистых свинарников, старик наконец-то обнаружил дом Головы, поразившись его неухоженности. Если не знать, то отличить жилище местного управителя, от хлева по соседству, оказалось бы весьма нетривиальной задачей. Почти невыполнимой. Ну, разве по рылу, торчащему наружу. Боров выглядел несколько приличнее.

И тут его постигло ещё одно разочарование. Ведунья, указанная в списке, как местный резидент (Резидент! Мама дорогая. Хотелось взяться за лицо), умерла вот уже три года как и замены ей так и не нашлось. Но в этом то, как раз ничего удивительного не наблюдалось. А вот кто теперь мог обладать нужной информацией, хмм…

Не беда! Проклиная всё на свете, старик отказался от ужина, предложенного Головой и побрёл в домик умершей ворожеи, указанный пучившим глаза доброхотом. Здесь, как и следовало ожидать, разворовали всё, вплоть до пустых мешочков из под трав и надколотых колбочек. Как пояснил тупо хихикающий мальчишка, хвостом гуляющий за Головой, многие селяне, из тех, которые вычищали закрома покойницы, до сих пор щеголяли ожогами и лишаями, полученными в процессе изучения добычи.

Пару раз, как следует, приложившись головой о невероятно низкий потолок (карлица она была, или как?!) старик выложил на чудом уцелевший трёхлапый табурет несъедобное содержимое своего дорожного мешка: тускло мерцающий шар на металлической подставке, стопку разноцветных бумажек-индикаторов и потрёпанный блокнот на металлических кольцах, для записи имён и данных, полученных в результате исследования.

— А шар нашто? — прогундосил толстый мальчишка, протягивая руку и тут же получил по пальцам, — паке скажу!

— Хоть мамке, — угрюмо проворчал старик и проверил: сколько осьминожьих плевков осталось внутри пера. Достаточно, — а ну, дотронься вот тут.

Вначале, когда шумная стайка растрёпанных сорванцов выстроилась у дверей, он ожидающе постукивал пером по жёсткой ладони, поглядывая в окно, за которым, слегка перепуганные родители хлестали подпрыгивающих чад по заросшим загривкам. Потом, когда половина успела благополучно провалить тест, а вторая, скучая, принялась играть в ножики и свадьбы, он начал катать перо по закрытому блокноту. Надежды на удачу таяли, словно хрупкий апрельский лёд.

— Ну и здравствуй. Опять, — сказал старик знакомому толстячку и поинтересовался у Головы, степенно оглаживающего засаленный жилет, думаешь у него на третий раз проявятся какие-то способности?

— Э-э, — очень важно заметил управитель и сделал быстрый жест пальцами: «Кыш-кыш», — всегда превелика надежда на чудесное, э-э…Чудо.

Старик думал было встать, чтобы его слова выглядели внушительнее, но посмотрел на потолок, потрогал шишку и с тяжёлым вздохом оставил дурацкую мысль.

— Если ты думаешь, что твой отпрыск получил бы некие привилегии или особый статус — вынужден разочаровать. Прошедший проверку обретёт лишь кучу обязанностей и тяжёлой работы на ближайшие пять лет. Или — десять, если недостаточно усерден. Плюс всевозможные опасности и риск преждевременной смерти.

— Оно то понятно, — с апломбом согласился Голова, — однако же примеры знаменитых Лиссо Рапенуна и Викко Реддиса…

Один из которых спился, а второй — пропал без вести, закончил про себя старик, удерживаясь от желания стукнуть дурака дорожным посохом, который все дети почему-то называли магическим жезлом и просили сотворить пару леденцов.

Когда тесное помещение бесславно покинул последний претендент, старик тяжело вздохнул и некоторое время неподвижно сидел, ненавидяще разглядывая Шар Испытаний. Можно было сколько угодно убеждать себя, что не всё ещё потеряно и десять последних деревушек, где он не нашёл никого, сменятся двадцатью, переполненных подходящими претендентами. Вот только это селение в списке шло последним и теперь ему придётся возвращаться ни с чем.

— Господин чародей! — радостно взвизгнул противный женский голос у самого входа в избу, — вот эта чертовка! Я ж ишшо думаю, ну не всех вам пригнали, кто-то, как пить дать, затаился! А ента гадина на свиньях катается. Лыцарь, мол.

Старик обречённо поднял голову и с растущим раздражением уставился на зеленоглазого дьяволёнка, пихнувшего его у входа в деревню. Девчонка смело встретила прямой взгляд и показала кусочек языка, постаравшись сделать это незаметно для пышной матроны, сжимавшей красное ухо сорванца.

Несколько мгновений старик имел чёткое намерение послать обоих к тем свиньям, которых они покинули, а потом, со вздохом, указал на шар.

— Пусть приложит ладонь к нему. Плотнее.

Девчушка начала упираться и её силой, едва не оторвав ухо, подвели к табурету. Что ж, наблюдать за экзекуцией оказалось даже приятно. Можно посчитать за месть.

Крошечная загорелая лапка, с густым трауром под обгрызенными ногтями, легла на тускло мерцающий шар и…

— Да вы издеваетесь! — старик вскочил на ноги, с грохотом впечатавшись головой в потолок.

Шишка болела просто ужасно и не удержавшись он осторожно прикоснулся к ней кончиком пальца. Казалось это было незаметное движение, но оно тут же привлекло внимание спутницы, вроде как собиравшей цветочки у обочины пыльного тракта.

— Болит? — сочувственно спросила она. Старик не ответил, яростно ввинчивая конец посоха в пыль дороги и это немедленно вызвало следующий вопрос, — дед, ты чего молчишь? Язык прикусил, когда голову отбил?

— Меня зовут Барра Каренис, — сквозь зубы процедил чародей, — а для тебя — мэтр Барра Каренис. Ясно?

— Угу, — она прищурившись посмотрела на белый цветок и дунула на него, подняв в воздух облако пушинок, — ты уже говорил. Раз пять, не меньше. А меня зовут — Лесса и что? Для тебя — Лесса и для других — Лесса. Дед, а идти то долго? А кормить ты меня когда будешь? Глянь: солнце уж за тыквень заваливается, а живот то не дурень — урчит, собака!

— Барра, — проворчал он про себя, — Барра Каренис, Магистр Ордена Сияющего Лунного Диска, Кавалер Ордена Звезды, третьей степени и обладатель Большой медали Сената.

— Дед, ты чего там бормочешь? — Лесса остановилась и подозрительно оглядела спутника, — из ума выжил? У нас вот бабка Ламма была, точно так начала заговариваться, а потом — хвать палку и ну деда своего по башке охаживать, едва оттянули! Смехота. Так ты это, не вздумай меня палкой лупить — укушу!

Он гордо проигнорировал дурацкое обвинение в слабоумии, хоть оно и напомнило про крошечную книжицу, куда последние три года приходилось записывать самые важные дела. Возраст, рано или поздно, превращал любого в развалину, будь ты неграмотный пахарь или многомудрый маг.

На обочине изогнулся дорожный столб с непонятной надписью: «сорок восемь», а значит до выхода из леса оставалось около четырёх лиг и двух часов. Если, конечно, продолжать плестись в таком темпе. Барра в очередной раз поразился той глухомани, куда его занесло, ведь маг и не подозревал, что в такой дыре может существовать настоящая деревенька с немаленьким населением.

— Дед, — Лесса подняла камень и прицелившись, запустила им в потемневший от возраста явор, — расскажи, ну вот что мы с тобой будем делать в этой твоей алкалемии? Был у нас в деревне один алкаш, как его тётки звали, так тот только сивуху дул, да в свинарнике спал. Сивуху пить не стану: она — вонючая.

— Академия, — процедил Баррра, — академия, деревенская бестолочь. Это, как университет. О-хо-хо, похоже он объясняет гоблина через орка. В общем, школа для волшебников.

— То есть ты, дед, станешь учить меня на волшебника? — Лесса присвистнула и провернула вокруг шеи палку, где висел крохотный мешок с её ничтожным скарбом, — ух ты! Здорово! Пацаны просто обзавидуются. А то они всегда талдычили, типа все твои молнии и огненные птицы, они от тёмного Жонглёра. Типа, он бесенят присылает, а уж те шалят. А я теперь приду и…

— Тебя не надо учить на волшебницу, — перебил её Барра, — ты уже — волшебница, других в Академию просто не берут, потому что невозможно из обычного человека сделать чародея.

— Угу, ври больше, — покивал рыжий чертёнок и подхватив босыми пальцами ног сухие листья, подбросила в воздух, — а то я сказок не слыхала, про Машшу Лысого, как он императором заделался, али, как Рубби-сирота выучилась на магичку да охмурила Тёмного Властелина.

— Тёмных властелинов не бывает, — строго заметил старик и судя по косому взгляду спутницы, утратил к себе остаток уважения, — ладно, рано ещё про такое. А учить тебя начнут с обычной грамоты, чтоб ты в магических книгах, кроме картинок ещё какую мудрость могла понять.

— Смешной ты, дед, — Лесса важно поковырялась в носу, — гляди: лес заканчивается. Скоро поля пойдут, я там уже была пару раз с пацанами, у степняков стрелы тырили. Знаю я грамоту. У меня даже пара бабкиных книг осталась, из тех, что на растопку пустить не успели.

— Погоди, — старик отметил её слова, но до поры отложил в сторону, — нужно проверить одну вещь…

Лесса пожала костлявыми плечиками и поёживаясь от степного ветра, отошла к огромному клёну, вывороченному из земли давней бурей. Тщедушная фигурка скрылась в глубокой яме, оставленной, торчащими к темнеющему небу, корнями, а Барра принялся за расчёты. По всему выходило, что проход окажется стабилен лишь в пару утренних часов, но к счастью, не далее, чем в полулиге дальше по тракту.

Заночевали в яме под рухнувшим деревом. Пока старик разводил огонь, а Лесса задумчиво рассматривала звёзды, положив под голову мешок с вещами, какой-то нервный енот бегал по краю ямы и злобно шипел. Иногда зверёк поднимался на задние лапы и угрожающе размахивал передними.

— У него тут где-то нора, — заметил старик и удовлетворённо крякнул, глядя, как пламя набросилось на сухие чурбачки.

— Угу, под твоей левой ногой, — заметила девчушка, не поворачивая головы, — смотри не провались, а то придётся деревяшку вязать, как дядьке Пенну. Тот олух до сих пор хромает. Дед, а ты чё не своим колдовством костёр разводил? Слабый, видать, чародей…

Он поперхнулся, надуваясь благородным негодованием. Потом поутих, да и перед кем копья ломать: перед безграмотной пигалицей?

— Тратить магическую энергию на всякие пустяки, — он важно поднял палец к небу, — значит остаться безоружным пред ликом серьёзного противника. Это как…

Жахнуло так, что Барру отбросило прочь от ямы шагов на пятнадцать. Где-то выл, стремительно удаляясь, насмерть перепуганный енот, потрескивал пылающий клён, а в ушах оглушительно стучала кровь. Старик лежал неподвижно и неотрывно смотрел в ночное небо, пытаясь сообразить, что произошло.

На фоне перемигивающихся жёлтых точек появилась перепуганная веснушчатая физиономия в обрамлении спутанных рыжих волос. Как солнце в старых дикарских манускриптах, пришла дурацкая мысль.

— Дед, ты чего? — грязная ладонь потянулась к его лицу и старик хлопнул девчушку по пальцам, — о, живой! А я чуть не обосралась, когда ты улетел!

— Кто, говоришь, была твоя бабка? — маг закряхтел, поднимаясь, — и кто тебя этому научил?

— А я ничего и не говорила, — всё-таки пришлось воспользоваться помощью, опираясь о горячую ладошку, — ты ж не спрашивал, дед, забыл? Родители мои, мамка и папка, погибли считай в тот год, как я родилась, еле-еле успела за титьку подержаться, а бабка, Мосса-ведунья, померла три года как. Молния в неё жахнула — даже угольков не осталось.

Ведунья! Старику захотелось стукнуть себя по лбу. Как он сразу не догадался спросить: были ли у погибшей старухи потомки!

Пока они топали к месту ночлега, Барре успели поведать, про то, как бабка-ведунья пыталась учить непутёвую внучку мастерству заклятий, но всё без толку: девчушка больше мастерила кукол из веток и коры, да гоняла гусей гибкой лозиной.

Как понял старик, старательно вылавливая зёрна информации из потока словесного мусора, прорыв наступил спустя пару месяцев после смерти ведуньи. Лесса вместе с друзьями отправилась к лесному озеру, куда строго-настрого запрещали ходить из-за огромного количества бортей, привлекающих внимание медведей сластолюбцев Обычно всё сходило с рук, но не в этот раз.

Стоило им забросить самодельные удочки в покрытую зелёным налётом воду, как с ближайшего дерева, с оглушительным треском ломающихся сучьев рухнул огромный медведь с пустой гноящейся глазницей и пеной на оскаленных клыках. Встреча должна была закончиться печально, как и всегда, когда в лесу находили лишь обглоданные косточки пропавших, но не в этот раз.

Когда пятеро мальчишек и две девчонки с визгом рванули прочь, Лесса внезапно остановилась и выбросив руку перед собой, впаяла ревущему зверю огненный шар прямо в большой чёрный нос. Завизжав, не хуже испуганной детворы, мишка чесанул в другую сторону, а рыжеволосая девчонка, задумчиво оглядев дымящиеся ладони, помчалась догонять остальных.

Взрослые так и не узнали о способностях Лессы, а вот товарищи пользовались ими вовсю: сбить молнией осиное гнездо, чтобы полакомиться мёдом; рвануть огненный шар под водой и собирать оглушённую рыбу или жахнуть громом посреди стойбища степняков, чтобы спереть несколько стрел и кинжалов, пока ошалевшие кочевники носятся в поле с дикими воплями: «Гром-Шайтан! Гром-Шайтан!»

Старик задумчиво смотрел на рассказчицу, проклиная порочную практику подбирать учеников Академии исключительно среди жителей крупных селений. Вот перед ним сидит десятилетний вундеркинд, который мог бы уже четыре года как обучаться и…

Три года, как был бы мёртв, закончил он про себя и угрюмо завернулся в плащ, заваливаясь спать. Пожелать спокойной ночи рыжему чертёнку он не пожелал.

— Спокойной ночи, дед, — хмыкнула девчушка и торопливо догрызла сладкий сухарь с куском вяленого мяса, — хорошо, но мало. Дед, слыш? Спишь? Ну и ладно.

И принялась деловито шарить в рюкзаке Барры. Тот хотел возмутиться и отругать наглую морду, но не успел: уснул.

— Хочешь сделать дырку в воздухе? — все его объяснения Лесса интерпретировала именно так, — дед, а ты вчера не слишком сильно башкой приложился, когда шлёпнулся? Чёй-то я ни в единой сказке не помню про дырки в воздухе.

— Потому что маги стараются не афишировать некоторые вещи, — заметил Барра с некоторым злорадством отмечая замешательство на веснушчатой физиономии. Тем не менее, пояснил, — мы не обо всём рассказываем простым людям. Всегда должен оставаться козырь в рукаве.

— Угу, — согласилась рыжая, — вот и я тогда Пурриму точно так сказала, а он обозвал меня жульничихой и хотел в глаз дать. Мурло толстожопое!

Всё. Барра Каренис мысленно очертил круг в воздухе и посылая крошечные импульсы из кончиков пальцев, повёл руками, стараясь чтобы ладони всё время находились на одинаковом расстоянии от земли. Отсутствие практики давало знать о себе периодическим жжением то в в левой, то в правой. Осторожнее, ещё не хватало, чтобы его шибануло молнией, как…

Бабку-ведунью, погибшую три года назад.

Три года?!

Старик слегка ойкнул, когда полупрозрачная синяя молния пробила правую ладонь, но Лесса не обратила внимание на его оплошность, потому что хлопнув в ладоши, радостно уставилась на туманную спираль, бешено вращающуюся над землёй прямо перед ними. Жухлая трава, подхваченная магическим вихрем, исчезла, провалившись в никуда, а длинные седые волосы Барра трепетали, закрывая глаза.

— Всё, пошли, — старик потряс поражённой конечностью и взял Лессу за предплечье, — не бойся.

— Тю, надо оно мне, — к его удивлению, девчонка не стала сопротивляться, а с возбуждением на мордашке, первая прыгнула в туманное нечто, — дед, ты где-е-е…

Как обычно, во время перехода затылок больно кололо ледяными иглами и сильно ломило поясницу, но сейчас старого мага так интересовала гибель деревенской ведуньи, что он напрочь игнорировал неприятные ощущения, как и туманные щупальца, опутавшие тело с головы до ног. Они, на мгновение, плотно сжали чародея, а потом с громким: «Чпок!» выбросили через упругую мембрану мрака в дождливый сумрак побережья.

Лесса уже была здесь и в диком восторге швыряла камни в набегающие тёмно-зелёные валы, наслаждаясь каждым: «плюх». Одежда на девчушке, то ли от мелкого дождя, то ли от океанских брызг успела насквозь промокнуть, как никогда напоминая тряпьё, снятое с полевого чучела.

Переход тихо хлопнул и закрылся, а Баррра со вздохом набросил на седые волосы капюшон плаща и подошёл к спутнице, чтобы с определённой долей сожаления, оторвать от интереснейшего занятия. К этому времени действия девочки успели привлечь внимание множества чаек и парочки бакланов, до сего дня неизбалованных подобным развлечением. Кроме того, старик успел заметить золотистый хвост, плеснувший в отдалении. Русалки? В это время года?

— Пошли, — он легко подтолкнул Лессу, — Академия не так далеко от побережья, ещё успеешь наиграться.

— Дед, — Лесса бросила последний камень и с видимым сожалением отряхнула лапки от песка, — а чо болтают про какие-то ензамены, типа без них не примут? Я книжки бабкины глядела, но давно да и память у меня — дырявая, всё: тю-тю!

— Для тебя это будет очень простой экзамен, — он угрюмо усмехнулся и похлопал спутницу по плечу, — идём. Нам ещё предстоит пройти около тридцати лиг и не думаю, что у меня выйдет это сделать за день.

Они поднялись по склону, где понуро мокли крохотные деревца с висячими ветками и вышли на дорожку, уложенную потрескавшимися каменными плитами. Ступая по мокрому камню, отполированному тысячами ног, Барра думал, как ему сформулировать вопрос, чтобы не расстроить девочку.

— Лесса, — кашлянув, сказал он, — а твоя бабушка, Мосса…Как с ней вообще это произошло?

— А мне почём знать? — казалось Лессу не очень огорчило упоминание погибшей родственницы, — пошла в лес за своими травками, а народ глянь: молнией в заросли как шандарахнет! А бабки нет и нет. Пошли искать, а там только выпалина в снегу. Да ну, не хочу вспоминать. Ты лучше про свою Ахадемию расскажи? Она большая? Говорят там дракон настоящий на цепи сидит, правда?

Снег…Ф-фу, от сердца отлегло. Значит, простое совпадение.

— Зима значит, — он брезгливо отбросил с тропинки в густую траву осуждающе квакнувшую жабу, — это хорошо.

— Какая зима? — Лесса, бежавшая чуть впереди, остановилась и недоумённо уставилась на него зелёными пуговками глаз, — и чегой тут хорошего? Середина весны была, аккурат на третий день опосля Солнцеверчения. А, ты про снег…Так место там такое, глухое, снег иногда и до лета лежит…Дед, ты чего? Тебе плохо?

Барра остановился и постоял на месте, массируя пальцами впалую грудь. Сердце колотилось так, словно собиралось проломить рёбра и удрать в приближающуюся полосу чахлого леска. Это не могло быть простым совпадением, но почему какая-то, никому не ведомая Мосса, одновременно с…

— Всё хорошо, — он глубоко вздохнул и опустил руку, — стар я стал, вот и приходится передышку делать. Что ты там спрашивала?

— Дык, про Ахинению вашу, — Лесса смахнула каплю влаги со вздёрнутого носика, — какая она? Дракон вон, тоже…

— Нет драконов, совсем нет. Как и Тёмных властелинов, — дырка в плаще, неряшливо заштопанная месяц назад, дала течь и теперь холодный ручеёк, весело струился между лопаток. Волшебник попомнил Тёмного Жонглёра и поёжился, — а Академия — очень красива: пять корпусов белого камня, с золотыми куполами и звёздами на шпилях. Когда наступает ночь, звёзды вспыхивают и во дворе становится светло, как днём.

— Тю, а спать то как? — рот Лессы открывался всё шире и шире, — я со светом не могу, чай не малышня, какой бука под койкой чудится!

— В общежитиях на окнах волшебные шторы, — Барра с внезапным остервенением раздавил, выкатившийся на дорогу, гриб-подорожник. Хотел раздавить: чёртово растение увернулось и с глухим писком удрало прочь, — когда наступает утро, они исчезают и все студенты знают, пора идти на занятия. Самых ленивых и отъявленных сонь кровати сбрасывают на пол.

Зачем я повторяю старые сказки, слышанные от старшекурсников? — спросил он себя и не смог дать подходящего ответа, — ну давай, заверни ей ещё про подвал.

— А в глухом подвале, под ректоратом, деканы держат слепое чудовище, которое питается человечиной, — Лесса подозрительно покосилась на него, — когда студент не успевает подтянуть хвосты, его сбрасывают в яму с монстром, чтобы люди не знали, какие неумехи попадаются среди чародеев.

Некоторое время оба молчали. Барра вспоминал первые дни и недели пребывания в Академии, сетуя на старческую память, превратившую лица товарищей в расплывчатые пятна и заменившую важные события чёрными провалами пустоты. Лесса сосредоточенно пинала опавшие листья и костистые остовы перекати-поля, попавшие на дорогу и о чём-то думала. Накоенец она остановилась и насупившись, ткнула указательным пальцем.

— Дед, а мне кажется: врёшь ты всё! — и с победным видом ухмыльнулась, — ну не могет так быть, чтобы у чародеев взаправдашнего дракона не было! Должно прячете в погребе, как то, слепое, монстрище. И вообще, не филонь, рассказывай ещё. Только больше не ври.

Барра стряхнул с капюшона скопившуюся воду, пошипев, когда ткань задела две свежие шишки и посмотрел в небо: облака, мало-помалу, светлели, а капли дождя становились всё реже. Оглядевшись, старый чародей опустил взгляд и обомлел: одежда девчушки исходила паром, густым, как дым костра и сохла на глазах. Ощутимо пахнуло жаром.

Вундеркинд, — повторил он про себя, — ох и навозимся!

— Ладно, — буркнул старик, — студентов в Академии училось так много, что когда занятия заканчивались, во дворе трудно было пропихнуться. Вся эта орава носилась взад-вперёд, кастовала чепуху, кололась молниями и просто орала.

— Э-э, дед, да ты опять заливаешь, — Лесса подняла руку, — да если бы вы выучили столько чародеев, от них продыху бы не было! Куды не плюнь — чародей. А на деле? К Моссе, бабке моей, ходили аж из Лузериня, а это, чтоб не стрындеть — двести лиг. Жалились: далеко, да ближе нет никого.

— Ну, такое количество волшебников, да на весь мир — оно не очень то и много, — не рассказывать же про последний курс и практику, когда большинство студентов навсегда лишались права кастовать даже мелочь, типа огонька на пальцах, — некоторые прячутся.

— Дураки какие-то, — отмахнулась Лесса, — вот я, когда выучусь, стану чародейкой при короле, а потом он втюрится в меня и возьмёт в королевы. Стану я королевой-волшебницей и начну ходить в красивых платьях, есть сплошные конфеты да пирожные, а спать в мягкой постели.

— То — Тёмный властелин, то — король, — Барра шмыгнул носом, — где ж на всех чародеек набраться этого добра?

Он не стал поминать вещи, знать о которых собеседнице было ещё слишком рано. Государственные протоколы большинства стран не приемли магов — правителей, плюс ещё несколько хитрых законопроектов почти полностью ограждали власть от присутствия чародеев. Но мечтать то не вредно!

Так они и проболтали до самого вечера, делая короткие остановки для завтрака, ланча, обеда, полдника, ужина и ещё пары десятков перекусов. К вечеру Лесса успела вымести все продукты и теперь дорожный мешок Барры напоминал сдувшийся шар, вроде тех, которые они, будучи подростками, наполняли дымом из костра и запускали в небо.

— Есть хочется, — сообщила девчушка, когда они устраивались на ночлег в полуразрушенной избушке с чудом уцелевшей крышей. Зато здесь имелся деревянный топчан, где они и устроились, — там ничего не осталось?

— Могу дать пожевать мешок, — сухо заметил старый чародей, — ну, или сожри меня, прорва ушастая!

— Я маленькая, — Лесса прижалась к нему и поплямкала, — расту, а значит надо много кушать. Эй, дед.

— У? — Барра уже начал задрёмывать, да и сил поправлять наглое создание не оставалось. Дед, значит — дед.

— А ты кто сейчас в академии? Самый-самый главный?

— Я в отставке, — сонно пробормотал он, — вот уже двадцать лет.

— И тебя послали в такую даль? — зелёный глаз приоткрылся, уставившись на него, — старого больного деда в отставке? Рехнулись чтоль? Помоложе никого не было?

— Н-н, — он укусил себя за язык, — сам вызвался. Решил вспомнить прежние деньки. Стариной тряхнуть, так сказать.

— Собой чтоль? — она захихикала и закрыла глаза, — стариной тряхнуть, хи-хи!

Проклятая малышня напрочь сбила весь сон. Слушая тихое сопение соседки, Барра лежал на топчане и смотрел через провал в крыше на ночное небо. Среди золотых гвоздей, вбитых в бархат тёмно-фиолетового окраса, лениво тянулась паутина облаков, ловящих недоступный людям луч спрятавшегося светила. В это время года, по небу могли лететь огнехвосты, но явно не после дождя. Да и вообще, как и большинство другой живности, промышлявшей ранее вокруг Академии, они ушли далеко на юг.

Старость — не радость. Даже для элементарного сонного заклинания пришлось сосредоточиться и хорошо напрячься. Но лежать в ночи, думая невесёлую думу, казалось просто невыносимым. Едва дождавшись последнего витка, сон тотчас набросился на старика и утащил прочь.

Наутро от вчерашнего дождя не осталось и следа. Пока Лесса спала, смешно плямкая потрескавшимися губами, Барра сходил в рощу, по соседству с полуразрушенной сторожкой лесника и по старой памяти отыскал яблони, потомки тех, которые они оббирали с друзьями. Уцелела и одна из его старых знакомых, теперь — покосившаяся, почти без листьев и с одним-единственным плодом. Он осторожно принял предложенный дар, сам не зная, почему, воспринимая, как некий знак.

Молодые деревца щедро отсыпали в мешок жёлтых яблок с приветливо красными боками. Не удержавшись, старый чародей от души впился в сочную кожицу и тут же замычал, схватившись за щёку: остатки зубов выразили решительный протест против подобного обращения.

«Манки — нет!» — злорадно подумал Барра и невзирая на боль, дохрустел яблоком.

Наглая пигалица, проснувшись, упорно не желала приводить себя в порядок, поэтому пришлось огреть её посохом, указывая направление к сердито булькающему ручью. Впрочем, там Лесса разошлась и фыркая, подобно поросёнку, едва не купалась в холодной прозрачной воде.

Попробовав плод со старой яблони, Девочка отметила его необычный вкус, а остальные сжевала без комментариев.

— Ну, далеко там до твоей Окотемии? — поинтересовалась она, выплёвывая семена от последнего яблока, — жуть, как не терпится посмотреть! Это ж надо, цельных пять храпусов! Что это, кстати?

— Уже недалеко, — почти спокойно сказал Барра и вздохнул, — пошли, окотемия.

Деревья вокруг стали выглядеть много культурнее, хоть опытный глаз и подмечал признаки вырождения столь долго выводимых пород, а узенькая дорожка заматерела, вырастая вширь и щеголяя бордюром, кое где сохранившим следы белой краски. Стали попадаться изваяния поющих Элементалей — спутниц Жонглёра и Лесса принялась вертеть головой, временами забывая закрыть рот.

— Ух ты! — бормотала девчушка, — глянь, а эта то на голове стоит! А эта чё ногами делает? А чо у энтой рука отвалена и никто на место не присобачил? Обленились вкрай, чародеи твои.

Она даже не заметила, когда они миновали остаток ограды, но старый волшебник знал, куда смотреть, поэтому углядел каменные блоки среди густой травы. Увидел и отвернулся.

— Слышь, дед, — Лесса начала подпрыгивать от возбуждения, — я так понимаю, что мы рядом, да? Так где все? Где люди, дома, Аханемия твоя? Почему тут так тихо?

— Мы почти пришли. Погоди немного и сама всё узнаешь.

— Что это? — Лесса ойкнула и схватилась за край его плаща.

Зелёные деревья сменились обгоревшими скелетами, протягивающими чёрные ветки вверх в молчаливом вопле отчаяния. Земля спеклась в бесформенную массу, напоминающую стекло, а ровная дорожка рассыпалась на почерневшие плиты, напрочь исчезающие около самого…

— Дыра, — потерянно прошептала девочка и осторожно став на край провала посмотрела вниз, — такая большая! Такая глубокая…

— Это — всё, что осталось от Академии, — Барра никак не мог откашляться, — три года назад, на третий день после весеннего Солнцеверчения с неба упал огненный шар, который уничтожил Магическую Академию и всех, кто в ней находился.

Ой! — пискнула Лесса.

Но это ещё было не всё. Далеко не всё.

— По случаю празднования трёхсотлетия основания, в Академии собрались все её выпускники, — ноги внезапно ослабли и Барра покрепче вцепился в палку, — все маги Центрального Мира.

— Ой, — ещё тише повторила девчушка, — а…

— Уцелело всего семеро. Семеро, которые не поехали на торжество. Кто — по личным причинам, кто, — он откашлялся, — из-за болезни. Теперь мы, эти семеро, пытаемся организовать новую Академию, взамен уничтоженной.

— А зачем, — с подозрением начала Лесса, но старик вновь перебил её.

— Каждый поступающий обязан знать о судьбе предшественников, знать, какая опасность может ему угрожать, поэтому мы приводим найденных детей с магическими силами сюда и показываем это.

— И сколько вы уже нашли?

— У нас уже есть девять студентов, — он покашлял, — если согласишься — станешь десятой. Десять — счастливое число, как число рук у Жонглёра.

Угу, хмыкнул он про себя, и произносишь ты эту фразу уже третий раз.

— Дед, — Лесса прищурилась, — я ж тебя спросила: сколько вы нашли, а не сколько согласилось. Жульничаешь?

— Жульничаю, — со вздохом признал Барра, — нашли три десятка, а согласилось — девять. Ну, тебе самой решать.

— Обосрались значит, — пробормотала девчушка, покачиваясь с носка на пятку, — дураки какие-то! Эй, дед, — она повернулась, — согласная я. Веди.

— Десять — хорошее число, — он обнаружил, что всё это время задерживал дыхание и медленно выдохнул, — хорошее….

Кости ломило. Должно быть опять пойдёт дождь. А ведь предстояло ещё идти четыре лиги по разбитой просёлочной дороге. Впрочем, сегодня это не казалось старому чародею таким уж тяжёлым испытанием.

Взяв за руку рыжеволосую зеленоглазую девчонку, Барра медленно пошёл прочь от чёрной бездонной дыры. Лесса, вприпрыжку шагающая рядом, посвистывала сквозь щербатый зуб, не подозревая, что свой вступительный экзамен она сдала на отлично.