Все начинается утром

ОЛЬГА В. ЯРМАКОВА

ВСЁ НАЧИНАЕТСЯ УТРОМ

(роман)

«Раз так, идите. Есть и другие миры, не только этот».

Стивен Кинг. «Темная башня: Стрелок»

Скажи, друг, знание этого низшего мира –

Ложно иль истинно, причинно оно?

Скажи, кто из смертных стремится познать лживость быта?

Кто Истину знал, и кто видел Его?

Кто тайну познал? Кто ее раскрыл всему Миру?

Откуда, откуда творения все?

Кто знает, откуда величье созданий, великое диво?

Он знает, но может быть знает не все.

И был Ты, когда свет подземный темницу пробил.

Ты тот, чем был изначала всегда.

Вне времени быта и царств Ты в пространстве парил.

О, мысль бесконечная, Вечность Моя!

«Каждый из нас, абсолютно каждый рождается индивидуальной личностью, то есть с определенным характером, естественно-внешними отличиями, связанными с генным набором. Но есть кое-что, что нас примиряет и приравнивает. Не что иное, как начала, вернее, два начала – добра и зла.

Может это выглядит на первый взгляд наивно и глупо, пусть, но если присмотреться, то в действительности так оно и есть. Добро и Зло заложены в любом человеке при рождении в одинаковой пропорции – пятьдесят на пятьдесят. По увеличению возраста любой из нас сам контролирует чаши мер в ту или иную сторону, борясь с любой из сторон.

Не рождается злых и бессердечных, жестоких и кровожадных людей, как и в той же мере добрых, любящих, нежных и так далее. Нет, человек сам решает, чья сторона, чья чаша весов ему близка, что ему дорого и нужно, за что он хочет бороться всю жизнь. Либо выбирается легкий путь Зла (Тьмы) без борьбы или проиграв её, либо сложный Добра (Света).

В книге одного писателя, как нельзя лучше сказано: «Нам не дано выбрать абсолютную истину. Она всегда двулика. Всё, что у нас есть, – право отказаться от той лжи, которая более неприятна. Погасить в себе свет гораздо легче, чем рассеять тьму».

Поэтому каждый для себя должен решать: стоит ли бороться за доброе начало в себе самом или просто опустить руки и поддаться Тьме, раствориться в ней без остатка и пропасть не только для всех, но, в первую очередь для себя».

Запись из дневника Лизы-наблюдателя

***

Все хрупко и может измениться в одно зыбкое мгновение.

Да уж, Элен Киндмонд познала это в полной мере теплым майским утром, ожидая автобус на остановке недалеко от дома. Если бы она только знала, что произойдет через пару минут…

Она стояла недалеко от края тротуара и думала о предстоящем экзамене. Ночью прошел обильный дождь, и вокруг было много луж, которые оккупировали маленькую остановку с лавочкой и навесом, а единственный подходящий подсыхающий островок суши был как раз у самого проезжего края. Солнце уже старательно высушивало проделки дождя, но людям, спешившим на работу и по делам, некогда было ждать, когда высохнут все лужи и посему они кучковались там же, где была и Элен.

Подставив лицо утреннему солнцу, зажмурив от удовольствия глаза, она улыбнулась и вспомнила, что сегодня вечером они с сестрой пойдут кататься на велосипедах в парке, а на выходные родители обещали устроить небольшой сюрприз для их младшей дочки-студентки. Сегодня последний экзамен, который был лишь формальностью, так как девушка была лучшей в своей группе на втором курсе и преподаватель заочно поставила ей отличную отметку. Да, день прекрасный, то, что надо. Впереди целое лето, столько всего увлекательного, столько сюрпризов и возможностей. Глаза зажмурились еще сильнее, а улыбка стала шире от нарастающего предвкушения.

Элен не услышала визг тормозов и крики людей, стоящих рядом с нею, все произошло мгновенно. Легковая машина, шедшая на превышенной скорости, не смогла справиться с поворотом и влетела в тот самый островок людей, мирно ждущих автобус. Это произошло слишком быстро. Счастливая девушка еще мгновение стояла с закрытыми глазами и улыбалась начинающемуся дню, когда она их открыла, вокруг было темно. Темно и пусто.

– Элен, услышь меня, прошу! – далекий голос звал девушку и она пошла, не понимая, как попала сюда, что произошло и где она.

– Кто ты? Кто ты? – тонул голос Элен во тьме. – Куда мне идти?

Затем мрак стал редеть и светлеть, становясь серым.

***

В больничном холле рядом с кофейным аппаратом находились три человека в напряженном ожидании. Высокий худощавый мужчина лет сорока, скрестив руки на груди, молчаливо стоял, прислонившись спиной к стене, и сосредоточено смотрел себе под ноги. Рядом на миниатюрном диванчике сидели, обнявшись две женщины, внешне очень похожие, но только возраст выдавал в одной старшинство как минимум вдвое.

– Мам, как такое могло произойти с ней? Это же несправедливо. Еще утром человек ничего не подозревая, ждал автобус, чтобы уехать в университет и вдруг такое! Как же быстро все меняется. В мгновение. Мечты, ожидания, надежды – все становится зыбким и эфемерным. Как такое могло случиться? – голова девушки покоилась на материнском плече, а слова едва уловимым, но сердитым шепотом долетали до уха женщины.

– Я знаю, Оли, я знаю, у меня самой не укладывается в голове такая несправедливость. Но мы должны быть сильными, как наша Эли, мы должны надеяться. Еще немного и врач придет, надо верить, милая, иначе никак. – проговаривала в ответ женщина, еще заботливее обнимая дочь и поглаживая ее по каштановым волосам, собранным в длинный хвост. – Дорогой, все будет хорошо, вот увидишь, она у нас крепкая девочка.

Мужчина лишь на секунду оторвал взгляд от пола и, рассеяно глянув в сторону обеих женщин, выдавил из себя:

– Надеюсь, Он тебя услышит, Лиза, и так и будет.

В холл вошла женщина в докторском халате, устало и не спеша она направилась к дежурной медсестре, сидевшей в другой части помещения. Та о чем-то проинформировала кратко врача и указала в сторону троицы.

– Здравствуйте, вы родственники Элен Киндмонд? – сухо спросила врач у семьи, подойдя к диванчику, на бейджике, прикрепленному к верхнему карману, было выгравировано «Р. Брайт».

– Да, мы родители, Элен. – женщина оживилась и тут же встала с дивана. – Что с ней? Как она?

– Меня зовут Ребекка Брайт, я лечащий врач вашей дочери. Была проведена сложная операция, у пациентки серьезная черепно-мозговая травма. Сейчас она переведена в палату интенсивной терапии. К счастью не задеты остальные жизненно-важные органы. Ей очень повезло, отделалась она ушибами и царапинами. Другим трем так не повезло. Но должна вас предупредить, что она находится в травматическом коматозном состоянии, и ее жизнь поддерживается аппаратом искусственной вентиляции. Она не в состоянии самостоятельно дышать.

– Она в коме? Это надолго? – перебил Ребекку Брайт отец семейства.

– Да, это кома. Вы должны понимать, травма очень серьезная, пациентку доставили уже в таком состоянии, мы сделали все возможное.

– Но, доктор, вы уверены, что больше ничего нельзя сделать?! – мужчина прижал заплакавшую и уже не сдерживавшую эмоций жену, вторая дочь стояла рядом, бледная, глаза влажные, нижняя губа искусана до крови и руки нервно теребили сумочку.

– Здесь время нужно. Может неделя, месяц, а может полгода. – спокойно продолжала врач. – Кто знает, мозг – самая таинственная часть человеческого организма. Приходите к ней и разговаривайте. Пациентка должна вас слушать. Чаще всего выздоровление происходит на восприятие голоса близкого человека. Но верных рецептов нет. Вам нужно запастись терпением и надеждой. Не отчаивайтесь. Если эта девушка выжила в такой ужасной аварии, то она очень сильная и обязательно вернется к вам. Вопрос во времени.

Навестить пациентку разрешили только одному из родственников и всего на несколько минут. В палату тихо вошла мама больной, быстро утирая ладонями влажные следы на лице. Дочь не должна видеть ее такой слабой в данный момент, мать всегда для ребенка остается сильной, чтобы не происходило.

Ее дочурка, малышка Эли, лежала на больничной койке, в специальной накидке укрытая простыней до груди; руки, испещренные красновато-лиловыми ссадинами и утыканные электродами и трубками, по которым перегонялось лекарство из капельниц, безжизненными плетями покоились поверх белоснежной простыни. Неестественная бледность лица, синяки с кровоподтеками и рассеченная верхняя губа добавляли в общую картину дополнительное ощущение отсутствия жизни в столь хрупком теле. Лишь аппарат, от которого теперь всецело зависела жизнь девушки, тихо подавал звуковые сигналы, а на мониторе стабильно пробегала кривая линия, сердце работало без сбоев.

Луиза Киндмонд подошла к дочери, остановилась в нерешительности и зажала рукой рот, из которого уже готовы были вновь вырваться рыдания. Слезы вновь подступили к глазам, и в носу защипало, но женщина усилием воли справилась с нахлынувшим отчаянием и зашептала, стараясь придать голосу нужное сейчас спокойствие и силу.

– Доченька, малышка моя. Как же так произошло? Почему именно с тобой, моя Эли? Если ты меня слышишь, а я надеюсь, что слышишь, пожалуйста, вернись ко мне моя дочурка. Как я без тебя буду? Как мы все без тебя будем? Доктор сказал, что шанс есть на выздоровление. Слышишь, есть! Не покидай меня, папу и сестру. Они так переживают за тебя! Ты нам всем очень-очень нужна, дорогая. Пожалуйста, услышь меня, солнышко, – мама осторожно коснулась пальцев правой руки дочери и очень нежно их погладила. – Я буду приходить к тебе каждый день, моя милая. Мы все будем приходить. Мы будем ждать твоего возвращения и выздоровления. Я люблю тебя, доченька.

Мать медленно наклонилась над лицом дочери и задержала взгляд на любимых и родных чертах. Вздохнув, она осторожно коснулась губами бледного лба, и резко отстранившись, быстро вышла из палаты, не оборачиваясь.

Все страдания, слезы и горе остались за белой больничной дверью, а в тишине лежала девушка, которая в действительности не слышала тех слов, что ей говорила мама. Потому что Элен Киндмонд не было в палате. Ее, собственно говоря, и в теле уже не было. Девушка спала. Но сны, которые она видела, уводили ее все дальше от ее мира, от семьи и от тела.

О, месяц ясноликий,

Плывущий в небесах,

Ты светишь очень ярко,

Ты спишь в моих глазах.

Ты освещаешь душу,

Заблудшую в пути.

Своим небесным светом

Ты можешь все спасти.

Счастливый милый месяц!

Пожалуйста, скажи,

Когда придет то время

И буду я в пути?

Когда найду дорогу

К туманам и снегам,

Пустыням и верховьям

И к свергнутым царям.

О милый, милый месяц!

Молю тебя скажи,

Открой мне жизни тайну

И душу наслади.

Я мучаюсь томленьем

И жду, что скажешь ты,

Надеюсь, ты откроешь

Мне вечные мечты.

Но ты молчишь, не скажешь

И не раскроешь мне

На вечные вопросы

Ответ о бытие.

Окинешь взором, молча

Ты Землю, Солнце – Мир

И мило улыбнешься

На мой немой призыв.

Я знаю, милый месяц,

Что любишь ты меня,

Но тайн ты не раскроешь,

За что люблю тебя.

ПОДЛУННЫЙ ЛЕС

В палате интенсивной терапии у постели недвижно лежавшей с закрытыми глазами пациентки, сидела девушка, с опухшими от слез глазами. Склонив голову, она нежно держала в своих пальцах безжизненную бледную ладонь той, что «спала». Посетительница тихим, но бодрым голосом разговаривала с лежавшей и не реагирующей на ее слова пациенткой, время от времени, прикладывая ее ладонь к своей щеке и губам и, в немой надежде взывала к «спавшей» подруге.

– Привет, сестренка. Как ты? Долго спишь. Тебя Кэрри заждался дома, тоскует, кричит, трясет клетку и требует свою любимую хозяйку домой. Папа очень переживает, весь в себя ушел, стал вспоминать, какой ты была в детстве проказницей. И мама себе места не находит. Скучно без тебя дома, Эл, очень скучно…. Мне не с кем на роликах гонять в парке. Эй, напарник, ты мне нужен, слышишь?.. Тут заходили твои друзья, Рэйч и Рут с Билом и скромнягой Шоном. Хотят к тебе заглянуть в самое ближайшее время. Кстати, не знаю, догадываешься ты или нет, но я, просто уверена, что Шон по уши в тебя влюблен. Он засыпал меня вопросами о тебе, больше всех переживает. Хороший малый, когда проснешься, не спи дальше, а бери инициативу в свои руки, парень то стеснительный жутко. Про университет не беспокойся, там все уладили. Да и каникулы уже скоро, оторвемся на них, сестренка, как думаешь? Конечно, оторвемся. Эл, у нас столько планов, помнишь, про поездку на озеро? Мы же ее всю зиму планировали, я знаю, что ты ни за что не пропустишь ее, я на тебя рассчитываю, подруга…

Худенькая фигурка прорисовывалась под больничным одеялом. Трубки капельницы и аппарата жизнеобеспечения обвили гибкими змеями тонкие, покрытые синяками и ссадинами, руки. Голова неподвижно лежала на плоской подушке, подчиняясь глубокому сну разума. Лицо, обращенное к потолку, обрамлялось стекавшими вниз по подушке, словно масляными мазками по холсту, длинными волосами каштанового цвета. «Спящую красавицу» можно было признать миловидной из-за утонченных черт: плавной линии бровей; прямого, даже чуть острого носа; тонких, но изящного контура алеющих губ и узкого с мягкой впадинкой подбородка, с окаймлением четко выступающих скул. Лишь глаза были закрыты и недоступны обзору окружающих. Девушка, сидевшая рядом, знала, что у сестры глаза были серого цвета с необычным оттенком, который был сравним лишь с лесным камнем, который, в прохладной тени мхом бархатным обрастает, как мантией. Но, то был взгляд художника, для остальных же глаза ее младшей сестренки всегда были обычными серыми с теплой ноткой внутри.

Посетительница вдруг улыбнулась, лицо ее преобразилось и просветлело, а глаза затуманились. Тишину палаты нарушил легкий девичий смех, добрый и по-своему неожиданный.

– Эл, а помнишь, когда мы были маленькими, нам родители не разрешали смотреть ужастики по телевизору, якобы кошмары будут сниться и все-такое. А мы с тобой нагляделись зимой в выходные фильмов о мумиях, помнишь, а когда на другой день возвращались домой от моей подружки Лизы поздно вечером, то шарахались от каждой тени, вот умора была. Ты тогда уже была храбрее меня, сестренка. Я помню, подобрала ты под каким-то деревом увесистую палку и всю дорогу держала ее на изготовке, готовая к обороне, а я прижималась к тебе. Тогда вроде только семь лет тебе исполнилось, но ты такая смелая и шустрая была! Да впрочем, Эл, ты такой родилась – маленькая сильная и смелая. Моя любимая сестренка, мой маленький воин. Это не с меня, а с тебя пример нужно брать, хоть ты и младшая. А сколько мы с тобой натворили дел вместе в детстве! Инициатором была ты, и всегда было так весело. Бедные мама и папа. Сколько нервов они потеряли из-за наших проделок. Без смеха не вспомнишь. Слышишь, Эл, просыпайся, пожалуйста. Ты мне нужна. Очень-очень….

***

Сначала вокруг все было серым, вернее бы было сказать дымчатым. Элен брела в густом смоге не весть взявшимся откуда-то. Туман был таким плотным, что ощущался физически – он забивался в глаза, нос, лез в уши, казалось, что еще немного и туман вберет в себя девушку, и она растворится в нем без остатка. И когда паника уже начала подбираться к ней хищной кошкой и готова была вцепиться в легкие, лишая драгоценного воздуха, туман начал рассеиваться и редеть.

Как ведут себя люди, когда попадают в сложную и пугающую их ситуацию? Кричат и зовут о помощи или молчат и пытаются выпутаться самостоятельно из сложившегося выхода. Элен Киндмонд относилась ко второй категории людей, она считала глупым, вопить что есть мочи, и призывать невесть кого. Просто глупо и нелепо и не по ней это. Нет, сама она бы откликнулась с готовностью тому, чей голос ее позвал бы, но сама, считала она, должна действовать самостоятельно и обязательно молча, ведь иногда только так можно пройти мимо монстра и остаться незамеченным им.

Но вместо ожидаемого света Элен вступила во тьму. Тьму лесную. Девушка шла вслепую, ступая по неровной покрытой сухими веточками и листьями земле. Выставляя впереди себя руки, она натыкалась на густые кустарники и стволы высоких деревьев. В лесу стояла подозрительная тишина. Ни сверчков, ни сов, ничего не слышно. Только шаги девушки отдавали хрустом раздавленных сухих веток. Элен не испытывала страха или тревоги, она шла в каком-то полу осознанном состоянии и даже не представляла куда именно идет и зачем. Ее глаза постепенно привыкли к темноте и стали различать стволы деревьев и кустарники, меж которыми она плутала. Поэтому она уже могла идти быстрее и действовать увереннее. Девушка не знала сколько прошло времени с того момента, как она вышла из тумана, да ее это не особо и волновало. Но не долго.

Нога запнулась за спрятавшуюся в листве корягу, и путница упала наземь, растянувшись во всю длину и лишь чудом успев укрыть лицо от болезненного удара. В нос ударил терпкий и влажный запах прелой листвы вперемешку с жирной и вязкой землей, оставившей на ладонях и одежде въедливые отметины.

– Что это на мне? – Элен недоуменно ощупывала края длинного и пышного одеяния, сидя поверх смутно видневшихся листьев и не заботясь о чистоте. – Где я?! Как я здесь оказалась?

Голос ее потонул в нараставшем изнутри страхе, новом ужасе, которому не было логического обоснования и, как она понимала, не будет. «Бежать!» – вот, что ее начало поглощать и попыталось кинуть невесть куда во тьму, где она бы точно свернула бы себе шею, но что-то изнутри ее сковало до сильнейшего оцепенения и холодный здравый рассудок постепенно начал вытеснять метавшуюся во все стороны панику. Это давалось не так просто и легко, сердце бешеными толчками прогоняло кровь, заряженную слоновьей дозой адреналина, и в какой-то момент девушке стало трудно дышать, казалось, что грудь разорвет боль, с каждым вдохом тисками сжимавшая легкие все сильнее.

Глаза мокрые и на выкате от ужаса и отчаяния, а больше от непонимания и губы, беззвучно взывавшие к тишине, выдыхали одно лишь слово белесой струйкой пара: «Мама».

Элен попыталась призвать на помощь память, чтобы логически связать свое пребывание в лесу да еще ночью и одной в нелепом на ее взгляд наряде. Кофта, джинсы да кроссовки – вот что нужно тому, кто заблудился в лесу.

Но все ее старания натыкались на стену, барьер из черноты и безмолвия – ни проблеска, ни единого звука, ни единого воспоминания, ничего. Нет, конечно, она помнила, кто она и всю свою предыдущую жизнь помнила, но до вчерашнего вечера, когда преспокойно легла спать в предвкушении следующего дня. А потом сплошная пустота, провал. Будто кто-то стер важный кусочек ее жизнь, как кнопкой на магнитофоне запись с пленки.

Страх и замешательство сменили досада и бешенство от бессильных попыток пробиться в прошлые воспоминания. И еще это платье! Она точно помнила, что у нее никогда не было такого наряда в гардеробе. Ни у нее, ни у сестры и тем более у мамы. Да и у подруг был совсем иной вкус на женские платья. А это было чересчур помпезным, длинным и неудобным, даже вычурным каким-то. Но в темноте многого не разглядишь, да и сидя на одном месте много не сделаешь, надо было идти куда-нибудь.

Сделав несколько шагов в выбранном наугад направлении, она почувствовала тупую боль в лодыжке той ноги, которой зацепилась за корягу. Ступать теперь она могла крайне осторожно, ибо пострадавшая нога при каждом шаге отдавала болезненным покалыванием.

Идти было неудобно, не то слово, приходилось балансировать на здоровой ноге, прихрамывая на поврежденную, и стараться не запутаться в тяжелом и длинном подоле платья, которое было непомерно длинным и волочилось шлейфом, цепляясь за кусты и корни деревьев. Вдобавок ко всему девушка начала замерзать, так как верх наряда представлял собой открытый топ без лямок, а посему плечи, декольте и руки были обнажены и открыты ночному прохладному воздуху.

Ёжась и растирая попеременно плечи, Элен брела в неведомом направлении, а в голове всплывали картины ее ушедшего детства. Вот ей три годика и они всей семьей прогуливаются воскресным днем по городскому парку. На улице июнь, солнечно и даже припекает, но они этого не замечают, им весело и они счастливы. Папа купил всем по «мороженке» и успел испачкать мамин нос, поднеся слишком близко рожок к ее лицу. Но она не рассердилась, а наоборот, рассмеялась, и заговорщицки подмигнув Элен и ее старшей сестренке Олиф, с невинным лицом приблизилась к провинившемуся папе и отомстила, метко обмакнув его кончик носа в свой рожок мороженного. Что тут началось! Родители смеялись и резвились, словно дети, пытаясь, как можно больше перепачкать друг дружку холодной сладостью, а девочки, глядя на проделки взрослых и заразившись их игривостью, стали мазюкать друг дружку, смеясь и получая удовольствие не меньшее, чем папа с мамой. А закончилась эта баталия всеобщими объятиями и поцелуем родителей. Элен до сих пор помнила, с какой нежностью папа смотрел на перепачканное мамино лицо и как светились мамины глаза в ответ. В тот день всей семье пришлось раньше положенного времени принять водные процедуры и устроить стирку «замороженных» вещей, как прозвал их после шутливой баталии отец, но впервые это было похоже на маленький праздник.

Вот Элен минуло семь лет, и она в страхе ожидает в своей комнатке наказания за содеянное, как ей кажется, страшное преступление. В попытке достать из верхнего шкафчика на кухне запрятанные мамой в стеклянную коробочку конфеты, девочка не удержав, выронила ту, которая разлетевшись, наверное, на миллион осколков рассыпала свое пестрое содержимое по кафельному полу. Ох, и взбучка же ее ждет! Коробочку подарила маме тетя Анна, мамина сестра, и мама дорожила этим подарком, протирала и держала в ней только самые вкусные конфеты. А тут Элен со своей неуклюжестью. Дверца комнатки приоткрылась, и мама прошла к кроватке, на которой с заплаканными глазами сидела ее младшая дочка с самым несчастным видом.

– Что случилось, Эли? Почему твои глазки красные и мокрые от слезок? – поинтересовалась мама тогда.

– Мамочка! Мне так жаль! Я не хотела, она сама выпала из рук и разбилась! Прости меня, пожалуйста, мамуля! Я так больше не сделаю. – Девочка не выдержала и расплакалась.

– Что разбилось, дорогая? Успокойся и расскажи?

– Твоя любимая коробочка, в которой ты держишь конфеты. Я знаю, что это подарок тети Анны и он тебе дорог. – Сквозь рев ответила дочка.

– Ты не порезалась, моя сладкоежка? – Мама и не думала сердиться вопреки страхам Элен.

– Нет, но твоя коробочка…

– Да ну ее. – Мама осторожно взяла маленькие ладошки девочки в свои теплые и мягкие ладони и, убедившись, что на них нет ни единой царапинки, продолжила. – Мне она никогда не нравилась, милая, поэтому я ее убирала в верхний шкафчик подальше, чтобы она мне глаза не мозолила. У тети Анны никогда не было фантазии и вкуса по части подарка, а ты даже сделала мне одолжение. Теперь не плачь, успокойся, Эли, пойдем, приберем осколки на кухне, чтоб никто не поранился, а потом сходим с тобой в магазин и выберем самую красивую коробочку под самые вкусные конфетки. Согласна? – Мама смотрела на нее с такой нежностью и теплотой, что нахлынувшее чувство облегчения и затопившей изнутри безграничной любви вылились в крепкое объятие вокруг маминой шеи и самого искреннего детского поцелуя.

– Ты самая лучшая в мире мама.

А потом они прибрались и пошли в магазин, где выбрали под сладости жестяную, на случаи будущих падений, банку, которая стояла отныне в центре стола, и мама знала, что конфетами злоупотреблять ее дети не будут потому, что им это уже и не требовалось. Все основывается на доверии.

Когда Элен исполнилось десять лет, она рассталась с детством. В семействе Киндмонд жил большой лохматый бобтейл по кличке Шустрый, любимец и полноправный член семьи. У него даже была своя «комнатка» – специально переделанная под него кладовка, но каждую ночь он верно сторожил сон своей любимицы Элен. К тому моменту Шустрому было восемь лет, и был он в отличной форме, но так уж сложилось, что в тот вечер октября, накануне Хэллоуина его шустрость подвела его и не уберегла от проезжавшей машины. Пес был еще жив и тяжело дышал, когда папа уложил его на заднее сидение машины. Элен сидела рядом и гладила взлохмаченную шесть на голове любимца, успокаивая его и себя. А Шустрый лишь тихонько скулил и не сводил грустного взгляда с любимой хозяйки. В больнице она узнала первый удар в жизни – Шустрый не перенес операцию и умер; слишком тяжелыми оказались ранения для пса. Мама успокаивала дочек как могла, папа, молча, сидел рядом и смотрел пустыми глазами в никуда, теребя в руках свободный ошейник.

– Это несправедливо! Шустрый должен жить и бегать, он же такой сильный и большой! – Элен никак не могла принять факт смерти.

– Я знаю, дорогая, я знаю. Но уже ничего не исправишь, милая, нашего песика не вернуть. – Отвечала мама, у нее по щекам растеклась тушь.

– Этот человек, который сбил Шустрого, он заслуживает смерти! – Выдавила со злостью Олиф, старшая сестра Элен.

– Никогда так не говори, Оли, и не думай. Этот мужчина не виноват. Он же извинился и расстроился не меньше нас, ты же видела. Просто Шустрый выбежал на дорогу не вовремя. Это судьба, случай.

– Не хочу ничего такого слушать! Он виноват, и только он! – Олиф закрыла ладошками лицо и разрыдалась.

– Не вини никого, милая, этим все равно не вернуть нашего Шустрика.

А на другой день они поехали в лес, выбрали небольшую полянку и под ветвистым дубом похоронили со всеми полагающимися почестями пса. И когда Элен положила на свежий холмик резиновый желтый мяч размером с кулачок, любимую игрушку Шустрого, то именно в тот самый момент детство внутри нее оборвалось, как сорванный цветок, и она поняла, что ребенком быть в мире взрослых не имеет смысла, если не можешь оградить своих близких от смерти. Хотя разве так уж всесильны взрослые?

***

Детские воспоминания, светлые и радостные, горькие и печальные, набегали теплыми мягкими волнами, оставляя после себя странное послевкусие чего-то ушедшего и полузабытого. На лице Элен сменялись аккордами оттенки чувств, давно прожитых и поблекших от времени, но сейчас вновь обретших силу и цвета, то расцветая улыбкой, а, то и извлекая из глубин давно выплаканные детские слезы.

«Наверное, когда воспоминания начинают сплошным потоком накатывать и оживать внутри, то это может означать приближение скорой смерти. Ведь недаром же утверждают, что вся жизнь пролетает перед глазами за миг до кончины». – Размышляла она.

Но в том-то и была штука, что дальше детства воспоминания не проявлялись. Ни отрочества, ни юности. Почему-то именно детские воспоминания оживил и возродил внутри Элен этот мрачный ночной лес.

Ее глаза, освоившиеся с темнотой, начали ощущать впереди слабое мерцание, которое с приближением становилось ярче. Девушка заволновалась и убыстрила шаг, впереди был свет, и он ее влек, притягивал и звал. Еще чуть-чуть и станет ясно, куда же она идет.

Элен, не осознанно перешла на легкий бег, приподнимая подол ненавистного платья, и оставалось лишь пройти сквозь плотные заросли высокого кустарника, который длинной стеной отгораживал девушку от влекомого источника света. Зажмурив глаза и стиснув губы, она ринулась в центр кустов и стала протискиваться сквозь них. Было очень трудно, но кусты поддавались и пропускали вперед девушку, оцарапывая и стегая ее по лицу и рукам, вдобавок ко всему неудобное платье якорем цеплялось за каждую веточку, отдергивая свою хозяйку назад и издавая хруст рвущейся ткани, не выдерживавшей такой атаки. На что, впрочем, ей было абсолютно наплевать. Но вот последняя ветка позади и ее ноги ступили в высокую траву. Элен стояла в нерешительности и удивленно рассматривала огромную поляну, покрытую высокой травой, в центре которой высился огромный домина.

Это был даже и не дом, а особняк, только потрепанного и запущенного вида. А свет, исходящий от Луны, почему-то освещал только эту поляну, как некий отрезанный мирок. Оглядевшись, путница заприметила тоненькую тропинку поблизости, больше похожую на притоптанную траву и прямехонько по ней направилась к жилищу. Она еще не понимала, что именно хочет найти в этой неожиданной находке, потому что в ней боролся инстинкт самосохранения со странным нездоровым любопытством, влекущим ее в неизвестность.

«Прям из ужастика домик, зайдешь, дверь захлопнется за тобой, и попадешь в лапы чудовища». Но прохладный влажный воздух пробрал ее тело до мелкой дрожи и укрытие с крышей и стенами казались сейчас единственной возможностью остановить переохлаждение тела.

Через пару минут Элен стояла перед зданием. В ярком лунном свете было хорошо видно, что дом очень старый, за ним давно не следят, снаружи было видно, что дом пуст и безжизнен, когда-то он видимо был белоснежным, местами белели рваные клочки выживших останков краски. Окна чернели пустыми глазницами из трех небольших этажей, являя собой дыры без стекол и ставень.

Девушке дом показался очень старым не только своей неухоженностью и заброшенностью, но и стилем постройки, что-то ей подсказывало, что этому особняку много лет, даже веков и хозяева давным-давно покинули свою обитель. Ну да это и не особо волновало Элен, ее тянуло внутрь и, решившись, она взошла по ступенькам к большой растрескавшейся и висящей на одной петле и честном слове двери и толкнула ее внутрь. Она ожидала, что дверка оторвется, рухнет на пол и рассыплется в прах, но та с громким скрипом поддалась на удивление очень легко и открылась вовсю ширь, пропуская внутрь незнакомку. Девушка осторожно зашла внутрь и оказалась в очень просторном холле с огромной лестницей, ведущей вверх. Несмотря на заброшенный вид, внутри дом был вполне обитаем и красив!

Освещения не было внутри, но оно и не нужно было, ведь через окна лился такой яркий лунный свет, который освещал помещение не хуже дневного. Что-то продолжало звать Элен дальше к лестнице, поэтому она не стала особо осматриваться, а смело и уверено подошла к широкой мраморной лестнице, которая спиралью шла наверх. Благодатное тепло, в котором сейчас нуждалась путница, обволокло обнаженные плечи и руки, разморив и вводя в полусонное состояние.

Воздух был пропитан чем-то очень старым и позабытым со странной смесью болотного духа. То в нос ударял явственный аромат амбры, а то и ладан перебивал пыльную взвесь застоявшегося амбре. Но сквозь все сильнее ударявшую пелену в нос прорывался один неприятный и навязчивый, беспокоивший и волновавший оттенок.

Стены некогда благородного здания украшали шелковые обои с изображениями средневековых красавиц-принцесс, драконов и рыцарей, рвущихся в атаку. Она не удержалась и, коснувшись пальцами лоснящейся поверхности, провела сверху вниз, прочувствовав невероятную мягкость и гладкость ткани.

Под лестницей в тени стоял предмет, привлекший внимание гостьи своей отчужденностью в общей картине холла. Им оказалось огромное зеркало в полный рост, обрамленное в массивную рамку из темного отполированного дерева. Зеркало видимо было не в ладу с последними хозяевами, от центра ломаными стрелками расползались во все стороны множественные трещины, искажая и дробя единое отражение на десятки. «Кто-то сильно психанул и со всей дури засадил по нему. Что же так взбесить должно было?». В подлестничном полумраке она хорошенько вгляделась в свое покореженное отражение, рассматривая платье и туфли, выпачканные в земле и траве. Не смотря на мелкие прорехи подола и пятна грязи, платье сидело неплохо, подчеркивая тонкую талию и выделяя бюст, а золотистый оттенок удачно гармонировал с уложенными в пышную прическу волосами, немного растрепавшимися, но не потерявшими приданной им элегантной формы. На руках, шее и плечах алели мелкие ссадины и царапины после сражения с злосчастными кустами, но Элен позабыла о них в миг – голос призывал ее снова, на лестницу.

Мраморные тонкие перила, испещренные узорами и спиралями, уводили за собой ступени вверх, приглашая следовать по заданному направлению.

Дойдя до второго этажа, девушка сошла с лестницы и пошла по проходу. Это был самый необычный коридор из всех, что она когда-либо видела: с правой стороны вдоль стены через правильные промежутки располагались двери, черневшие прямоугольными дырами на светлом фоне, а с левой – огромные окна с белоснежными занавесями, расположенные также симметрично. Но не это делало коридор отличным от остального, что видела девушка. У него не было конца. Снаружи особняк был внушительных размеров, но внутри оказался бесконечным!

И по этому коридору Элен шла, ведомая голосом, о да, теперь она его очень хорошо слышала. Слабый женский напев взывал к ней, произнося ее имя. Нужно было найти комнату, дверь, за которой раздавался голос. Она шла по коридору мимо дверей и окон, и временами от ветра занавески поднимались сильно вверх и касались ее, как бы пытаясь накрыть.

– Иди к нам… мы тебя давно ждем…ммм.… – Долетело нашёптывание множества голосов, явно доносившееся со стороны окон.

Элен овладело любопытство, и она решила разглядеть одно из окон ближе, а вернее тех, кто шептал. Окно, к которому подошла девушка, было высоким почти до потолка без стекла, ведь окно было и не окном вовсе, а выходом на балкон, который в свою очередь был остеклен. Элен не решилась ступить за предел оконного проема, но выглянула и ахнула. Оказалось, что все балконы соединены в один длинный и все окна есть выходы на него. Балкон был бесконечен, как и коридор в доме, и представлял собой галерею, но на нем было почему-то совсем неуютно, и девушка поспешила прочь, назад на зов голоса.

– Иди к нам… куда же ты? Мы так долго ждали… тебя… Элен! – Шепот усилился и угрожающе бил в спину.

У ближайшей двери голос резко стих, а шепот, наоборот, достиг наивысшей точки накала, и Элен решилась войти и, взявшись за дверную ручку, потянула дверь на себя. Та без скрипа открылась и захлопнулась тотчас же, когда девушка вошла в погруженный в тени будуар.

«Как я и думала, дверка захлопнулась, теперь черед за чудовищем».

Это был изысканный дамский будуар, отделанный пурпурным бархатом, лепниной и коврами редчайшего мастерства. Окна были занавешены тяжелыми черными шторами, не пропускающими лунный свет, но в комнате везде горели свечи, так что все можно было рассмотреть довольно хорошо. Небольшой камин, столик с зеркалом изящной работы, ширма для переодевания с изображениями все тех же повторявшихся принцесс и рыцарей и огромная кровать с балдахином. Постель убрана была красным шелком и в свете свечей отливала кровавым сиянием.

От такой поистине королевской роскоши у девушки на долю секунды перехватило дыхание, но совладав с собой, она подошла в кровати и, пригладив край, уселась на уголок. В комнате имелась и вторая дверь, боковая, задрапированная гобеленом, на котором был выткан портрет таинственной красавицы в красном. Дверца бесшумно раскрылась и, откинув тканое изображение в сторонку, в комнату вплыла дама в кроваво-красном платье. Но ее ноги не касались поверхности пола, также как и платье едва задевало густой ворс ковров. Незнакомка летела по воздуху, и в этом не было сомнений, она парила!

Женщина непередаваемой красоты и изящества была так величественна, а ее осанка так горда, что Элен остолбенела на мгновение и застыла, сидя на краю кровати. Бледная без намека на румянец кожа лица, темные блестящие глаза, губы тонкие и кровавого насыщенного цвета – это гипнотизировало гостью и обездвиживало. Но вот кое-что промелькнуло в облике хозяйки, то, что отвлекло и сняло зачарованность с Элен за мгновение до того, как лицо красной дамы оказалось в опасной близости от ее лица. Парочка маленьких едва заметных клыков, блеснувших при свете свечей. Девушка вскрикнула, но вместо крика из горла вырвался сухой хрип, она резко отпрянула назад, отползая на середину кровати.

В голове пронеслись калейдоскопом мрачные, но яркие картинки, начиная злополучной Миной и ее развратной подружкой Люси из фильма Копполы и заканчивая толстым куском сырого мяса на блюде, источающего кровь. И этот ужасный запах! Он усилился и теперь нестерпимо бил в нос.

– Не бойся, дитя, подойди ко мне. Я давно тебя ждала и звала в свой дом. – дама мило улыбнулась и оцепенение сошло с девушки.

Вот Элен уже стоит посреди комнаты, а совсем рядом хозяйка дома. Но она точно помнила, что только что сидела, вжавшись в середину кровати! Глаза хозяйки посветлели и приобрели полупрозрачный серый оттенок, насколько можно было судить в неровном свете горевших свечей.

– Здравствуйте, мадам, извините, что я без приглашения и стука в вашу комнату вошла, я до сих пор не могу вспомнить, как нашла ваш дом. Очень странно, что вы живете здесь одна, в лесу. – Гостье нужно было как-то выиграть время, она сделала один осторожный шаг назад, к двери.

– А я не одна. Ты просто не заметила всех моих приближенных, они в коридоре и на балконе. – сказала дама, странно улыбаясь.

– Но там никого нет, там пусто. Я бы точно заметила кого-нибудь…– Слова оборвались сами, девушка снова услышала множество голосов, мужских и женских, они раздавались за дверью, смеялись и перешептывались.

– Ты прекрасно знала, что в доме много обитателей, ты же их слышала и очень хорошо. А они давно ждут, очень давно.

– Кого? – Робко поинтересовалась Элен, хотя ответ уже висел в воздухе, как и хозяйка.

– Тебя, дорогая. Только тебя. – Женщина неожиданно задрала лицо к потолку и рассмеялась диким безумным смехом, от которого мурашки пошли по телу, а волосы встали дыбом.

– Вы меня пугаете. Кто вы? Что это за дом? Почему я здесь? – Гостья выстреливала вопросы словно копья, пытаясь прервать жуткий смех, к которому присоединились те загадочные голоса за дверью.

Женщина оборвала свой смех, и дикий гогот за пределами спальни тут же смолк. Элен стало совсем не по себе от нависшей пустотной тишины, и тут она краем глаза заметила зеркало на столике. Что-то было совсем не так и, взглянув на зеркальное отражение, к своему ужасу она поняла, что именно: дама в красном не отражалась! В зеркале отчетливо была видна девушка, а вот стоявшая рядом с ней женщина полностью отсутствовала. Но она, же рядом стоит и она не галлюцинация!

Хозяйка, заметив, куда направлен взгляд гостьи и поняв, что та напугана еще больше, неторопливо подплыла к зеркалу и, накрыв его черным шелковым платком, лежавшим на столике, обернулась и произнесла:

– Не бойся, дитя, я не причиню тебе вреда и никому не позволю в этом доме. Мое имя Морвэн. Я – вампир самый древний из живущих на этой земле и хозяйка этой обители, где благополучно живу со своими приближенными уже добрых восемь тысяч пятьсот тридцать восемь лет. Только немногие могут найти дорогу к моему дому, ты как раз одна из них. Ты особенная, Элен. Да, я знаю твое имя, я многое о тебе знаю. Мы в каком-то роде сестры, дочери Белой Луны. Только ты чистое дитя, а я темное. В этот мир ты попала не по своей воле и тебе нужно его покинуть как можно скорее. Это подлунный мир и светлым чистым душам здесь не место, ты слышала, как волнуются мои подданные и оно понятно, чистой крови они не пили уже добрых сто десять лет. Ты не представляешь, как они проголодались! – Девушка увидела острые белые клыки хозяйки в опасной близости от ее левого уха.

Дрожь прошла по телу Элен, но в то же мгновение она успокоилась. «Сейчас она меня укусит и выпьет всю кровь» – устало подумала девушка. Ее глаза отяжелели, начали закрываться, будто она погружалась в тяжелый сон.

– Не бойся, дитя, я не буду тебя кусать и причинять тебе вред. Ты одна из немногих, ты чистая. А я чту законы Создателя и не позволю пролиться хотя бы капельке твоей драгоценной крови. И никто тебя здесь не тронет, обещаю тебе и даю слово. – Лицо вампирши отпрянуло, поборов соблазн.

Элен стояла в трансе, слушая слова Морвэн и не слыша их.

– Но почему я здесь? Для чего? – Губы выводили непонимание всего происходившего

– Я не знаю причины твоего направления в мой мир, но есть у меня догадка, что я должна тебе дать совет один. – Начала было Морвэн.

Но тут дверь с силой распахнулась и в комнату ворвался сильный ветер, взбаламучивая оконные занавеси, раскидывая шелковый прозрачный шатер балдахина и сметая со столика все содержимое на пол. Ветер был живым, он стонал, кричал и требовал сотнями голосом отдать Элен ему.

– Да как вы посмели сюда войти! – Негодовала растерявшаяся хозяйка. – Кто вам позволил нарушить мой приказ?! Я ваша госпожа и вы обязаны мне подчиняться! Да я вас сотру в порошок!

– Отдай ее нам! Отдай ее нам! – Умоляли голоса. – Мы так голодны, а она так молода! Одной капли крови хватит на многие года. Отдай ее нам! Она наша по праву.

Элен почувствовала, как кто-то схватил ее за руки и ноги, а потом на голых запястьях показались крошечные кровавые ранки, образовавшиеся от невидимых укусов. Ног не было видно, но покусывание чувствовалось сквозь длинную материю платья. Девушка отчаянно дергалась и пыталась вырваться из цепких невидимых оков, но положение только осложнялось.

– Прочь, чертово отродье! Прочь, говорю вам, убирайтесь назад! Забыли, в чьих покоях находитесь и чей приказ ослушались? Тогда пеняйте на себя! – Глаза Морвэн почернели, клыки стали вдвое длиннее, придав даме устрашающий нечеловеческий вид.

Сорвав с зеркала платок, Морвэн вперилась в его поверхность и стала быстро произносить какое-то заклинание, слова которого разобрать девушке было не под силу. Но колдовская тарабарщина сработала тотчас же – вихревой поток стало засасывать в зеркальную поверхность со звуком работающего на полную мощность пылесоса. Элен раскрутило и поволокло прямо к зеркалу, она чувствовала, что нечто из последних сил держалось за ее правую ногу, спасаясь от засасывания. Девушка успела ухватиться за ножку кровати, и эта витиеватая опора сейчас была ее единственной соломинкой на спасение. Но сила, вбиравшая в себя провинившихся подданных Морвэен, оказалась куда мощнее, потому как кровать начала со скрежетом сдвигаться в сторону столика.

Девушка обернулась назад, боль пронзила ногу – с такой силой нечто сдавило лодыжку, ту самую, которая пострадала в лесу ранее. В рьяном вихре, похожем сейчас на воронку смерча с черным бездонным дном, она различила смутное очертание того, кто висел на ее ноге. Нечто аморфное с телом червя и лицом, если это можно было назвать лицом, лишенным носа, бровей – только глазами-дырами и искривленным в ужасе ртом, испещренным тонкими иглами-зубами болталось над зеркальной воронкой. «Ну и подданные у этой вампирши! Страшно подумать, как остальные выглядят, вернее выглядели».

Она дернула ногой что есть силы, чтобы сбросить вампира, жгучая боль пронзила лодыжку, парализуя и вынуждая кричать. Но тот крепко держался и не собирался сдаваться так же, как и она. Монстр подтянулся и уже собирался своими страшными зубами вонзиться в кожу для окончательного закрепления, завидя это Элен не выдержала и в ужасе закричала:

– Морвэн! Помоги мне! Он на моей ноге! Быстрее!

Вампирша все это время сосредоточено смотревшая в зеркальную поверхность, оглянулась на крик и смесь страха и возмущения пробежали волнами по ее лицу.

– Ах, ты проклятый ублюдок! Решил за счет моей гостьи выехать их адовой глотки? Не выйдет, дружок! А ну-ка отпусти ее ногу и марш к остальным!

Звонкий хлопок мертвенно бледных ладоней с длинными красными ногтями – и сила более могущественная, чем та, с какой вампир держался за несчастную девушку, оторвала его и понесла прямо в темную кишащую такими же, как и он, созданиями, вбирая в себя его наполненный ужасом крик. С неприятным чмоканьем воронка сомкнулась и растворилась тут же, оставив после себя ровную зеркальную поверхность, на которой отражался лишь бардак, сотворенный исчезнувшими подданными и смерчем, да смрад, давно разложившихся трупов, какими и были по сути вампиры.

– Элен, отпусти ножку, тебе больше ничто не угрожает. – Морвэн наклонилась и протянула одну из ладоней, которыми только что уничтожила последнего своего кровососа.

Девушка нехотя разжала пальцы, которыми держалась за прикроватную ножку и подала после секундного раздумья руку хозяйке. Когда они встали лицом к лицу, Морвэн наградила гостью поцелуем холодных губ в лоб.

– Элен, услышь меня и запомни, куда бы ты ни пошла, куда бы тебя не направили силы земные иль иные, следуй за светлым голосом. Он тебя приведет обратно домой, слышишь меня? Волею судеб ты направлена в чужые миры и сколько из них тебе нужно преодолеть, знает только Судьба. Чем дальше ты будешь уходить, тем меньше у тебя шансов найти дорогу назад, в свой мир. Если ты потеряешься, то твоя физическая оболочка увянет, а сама ты никогда не сможешь вернуться. Светлая сестра, слушай свое сердце и следуй за голосом, чти Луну. Это и есть мой совет тебе. Не забывай о своей бледной сестре, Элен, слышишь? Для меня это была великая честь и радость, свидеться с тобой снова. Элен! Запомни…. – голос начал таять, женщина кричала, но слова ее почему-то были не слышны.

– Спасибо, Морвэн! Я буду помнить о тебе и не забуду! – Девушка кричала из последних сил, но ее голос тонул в нараставшем шуме.

Она хотела спросить про голос, узнать больше о его значении, но все вдруг закружилось перед глазами: дама, кровать, камин – все завертелось диким волчком, а вокруг нарастал шум невообразимый по восприятию. Зажав руками уши и прижав голову к коленям, девушка упала на бок и ждала, закрыв глаза, когда закончится эта ужасная какофония.

Когда она решилась открыть глаза, то вокруг было тихо, темно и она лежала в своей кровати.

Свет или тьма.

Огонь и вода.

Солнце, Луна.

Разум, душа.

Месть или друг.

Квадрат или круг.

Губы иль хук.

Злато, сто мук.

Выбор иль рок.

Море, песок.

Тень, света ток.

Сто, один Бог.

ХОЗЯИН СНОВ

Была глубокая тихая ночь, когда Элен открыла глаза. В ушах уже затихал шум, а перед глазами еще стоял образ красивой хозяйки таинственной обители и ее омерзительные подданные.

«Ну и кошмар же мне приснился. Бывают же сны до жути реальные и живые. Но этот переплюнул все пересмотренные ранее. Уф, как хорошо, что это был всего лишь сон». – С облегчением подумала она.

Она лежала на спине, укрытая одеялом до головы. Она всегда так укутывалась, когда ей снились монстры, и грозила опасность в пугающих снах. Может это была неосознанная защита от ночных чудищ, а может просто так она себя чувствовала уютнее и спокойнее, словно в маленьком коконе тепла и забвения. На кровать, стоявшую у окна лился мягкий желтый свет, полная Луна аккурат напротив окна освещала комнатку, а шторки почему-то не были задвинуты. «Сильно утомилась, заснула, а про шторы забыла. Надо бы их задвинуть, а то я не усну, слишком ярко сегодня. Полнолуние посему».

Тело затекло и Элен хотелось повернуться на бок, пошевелить ногами и потянуться, но…. Но она оцепенела! Ее тело сковала и вжала в кровать неведомая сила, она могла лишь делать редкие вдохи, так как и все внутри у нее замедлило свой ход, а сердце наоборот, бешено выпрыгивало из груди. Элен испытывала приступ сильнейшего непонятного ей ужаса и не могла ничего сделать, она была полностью парализована.

Вскоре в тишине послышался звук, от которого глаза зажмурились, а лицо хотелось спрятать вслед за телом под одеялом. Со стороны ног по одеялу что-то взбиралось на кровать и тяжело пыхтело. Кошки в доме не было, да и собаки тоже, кроме мирно спящего попугая в клетке в семействе Киндмонд других животных не имелось. Тогда кто это был? Внутри настойчивой сиреной клокотало одно единственное желание – нырнуть под одеяло и перевернуться на живот, ведь, когда грозит опасность, чувствуешь себя в безопасности именно, повернувшись к беде спиной. Так всегда считала Элен и спала она всегда на животе, оберегая свои сновидения надежным тылом. Но сейчас был не тот случай, хотя очень хотелось перевернуться, очень-очень.

Девушка почувствовала в том месте, где находились ее ступни, как поверх одеяла нечто небольшое вскарабкалось, чихнуло и тихо, злобно проговаривая низким гнусавым голоском, стало передвигаться по ней, приближаясь к подушке. Это существо, источавшее тонкий зловонный запашок серы, пыли и сероводорода, остановилось совсем близко от лица девушки и продолжило тихо гнусавить. Почему-то девушке пришла на ум картинка – паук подбирается к несчастной мухе по паутине, она дергается, жужжит отчаянно, но лишь сильнее увязает в липких путах, а он, возможно, также пугает ее низкими звуками. Как знать? Как ни страшно было, но ей пришлось открыть глаза, чтобы рассмотреть монстра, которого укрывала теневая завеса, образовавшаяся мгновенно и поглотившая небесный светоч.

За окном ветер пытался разогнать плотные облака или тучи, сейчас это было не суть важно, но, как раз, именно в этот момент Луна высвободилась частично из серого плена и осветила комнату. Дикий всепоглощающий ужас сковал крик девушки, и она не смогла издать ни звука – на ее груди стоял страшный уродливый карлик размером не больше кошки. Одежка кукольных размеров да колпак на голове коротышки были, словно из сказок о гномах. На сморщенном высушенном мелком лице горели красным огнем маленькие злобные глазки. Свои скрюченные маленькие руки с корявыми когтистыми пальцами гном протягивал к лицу девушки и что-то злобно шептал. Именно злобные интонации и волнение уловила она, как та муха в паутине.

Слух – единственное, что еще подчинялось своей хозяйке и Элен напрягла его изо всех сил, дабы услышать бормотание, творимое существом. Через несколько секунд ей удалось расслышать следующее:

Ты умрешь,

Тебя не станет.

Ночь кровавая

Настанет.

Забелеют

Твои кости.

Я приду

Сегодня в гости.

Сердце чистое

В груди

Вырву, съем,

А ты – умри!

Твою жизнь

Возьму себе.

Не кричи,

Ведь ты во сне.

Не спасет

Тебя Луна.

Похоронит

Тебя Тьма!

С каждым произносимым гномьим словом Элен становилось все тяжелее дышать, она уже с трудом могла заглатывать воздух широко открытым ртом.

Монстр ее зачаровал, и она была в полной его власти. Вновь попыталась она пошевелиться и закричать, но безуспешно, паутина заклинания цепко держала ее в своем плене.

– Сердце! Мне нужно это сердце, чтобы набраться сил. – Проскрипел фальцетом гном и потянул за край одеяла, намереваясь его скинуть с груди несчастной девушки. – Нужно сердце. Сладкое, юное и чистое. Сколько энергии. Сердце мое!

Эти слова совсем оглушили и вогнали в панику Элен. Нужно было что-то делать, скинуть уродца с себя, но для этого надо было шевельнуться, а она была обездвижена, и кричать, а, значит, звать на помощь не могла. К тому же она знала, неизвестно откуда, но знала, что в доме кроме нее никого нет и подмоги ждать неоткуда.

Гному удалось уже откинуть край одеяла, прикрывавший левое плечо и грудь и, не переставая нашептывать заклинание, он потянулся руками к тому месту, где билось сердце несчастной жертвы.

«Что же делать?! Помогите! Я сейчас умру! Нет!» – Мысли отчаяния гремели в голове Элен, лишь немыми хрипами исторгаясь из безмолвного рта. Глаза зажмурились сильно, губы стиснулись до белизны.

В этот страшный миг Луна высвободилась от ночных объятий облаков полностью и засияла ярче. Пленница вдруг услышала глубоко в своей голове голос тихий и далекий, как перелив колокольчика, который нашептывал странную толи считалочку, толи детский стишок. Не осознавая того, что она начала вслух произносить шепотом эти слова, она еще лежала с закрытыми глазами и не сразу обратила внимание на то, что карлик внезапно сбился с заклинания и прервался. Его маленькие скрюченные ручонки застыли совсем близко от того места, где билось частым стуком сердце девушки, словно наткнулись на преграду. Как он не пытался, сдвинуться ему было не под силу, невидимый защитный барьер не давал ему прикоснуться к Элен.

– Что?! Нет, этого не может быть? Заткнись, сука! – Гном зашипел, но резко убрал свои руки от Элен, будто обжегся о нечто недоступное взору.

– Ты умрешь, тебя не станет… ночь кровавая настан…. – Он попытался возобновить заклинание, но продолжить ему не удалось, простые слова стишка снова его сбили.

Я – сова, ночная птаха.

И Луна свой добрый свет

Направляет, чтобы ахав,

Я жила, где света нет.

Элен не знала этого стиха ранее и откуда он к ней пришел, и чей голос, сейчас нашептывая, черт знает откуда, спасал ее от страшной смерти, ее волновало другое – насколько долго хватит чудесного действия, какова данная ей отсрочка. Самое главное, что стих действовал на гнома и нейтрализовал его колдовство. Дыхание вновь становилось свободным, с губ сошли остатки онемения, колдовские чары теряли силу над пленницей, и она стала все громче произносить слова и повторяла их все увереннее, быстрее и быстрее. Теперь она творила заклинание и околдовывала монстра. Карлик, хрипел и выставлял руки вперед, защищаясь от безобидных слов, теперь он поменялся местами со своей жертвой.

– … умрешь… ночь…кровавая… твои… возьму…. Нет! – Его противный голос сбивался, и продолжить заклинание он не мог. – Сука! Это мой мир!

Девушка почувствовала, что силы к ней вернулись и теперь она властна над своим телом. Резко сев в кровати, она скинула в изножье ненавистного гнома и громко повторила:

– Убирайся туда, откуда пришел! Убирайся туда, откуда пришел! Убирайся туда, откуда пришел! Я– сова! Ночная птаха! И Луна свой добрый свет направляет! Чтобы ахав! Я жила, где света нет!

Слова заклинания вылетали отдельными клинками и переросли в мощный громоподобный крик. Голос девушки разросся и наполнился множеством иных голосов, переходя в чудовищный по мощи рев. Теперь муха расправлялась с пауком.

– Нет, я был так близко от цели! Как же так?! Нет! Я же хозяин…. – С этими словами гном скорчился, сложился в комок и исчез. Только в темноте еще с минуту перед лицом девушки горели два крохотных красных огонька, излучающих ненависть.

Тяжело дыша, Элен приложила руку к бешено бьющемуся сердцу, закрыла глаза и… проснулась.

***

Был вечер второго дня пребывания пациентки в палате интенсивной терапии. Мать уже собиралась уходить, она провела с дочерью несколько часов, устала, да и заканчивалось приемное время для родственников, нужно было идти домой. Выходя из палаты, она услышала странный непрерывный звук, похожий на писк, издаваемый оборудованием рядом с койкой. Обеспокоенная и в дурном предчувствии, мать бросилась обратно к дочке и к своему ужасу увидела, что монитор показывал сплошную полосу, а странный звук, наполнивший тишину палаты, сигнализировал о подступавшей смерти близкого существа.

– Помогите! Кто-нибудь! Доктор! Сестра! Помогите! Сюда! Сюда! Скорее! – Выбежав в коридор, обезумевшая от страха мать стала кричать и звать медперсонал больницы.

На счастье ее уже услышали, а скорее всего, сработал сигнал с аппарата из палаты на пульте у дежурившего внизу персонала, и с дальнего конца коридора бежали медсестра с дежурным врачом, толкая впереди себя необходимое для спасения жизни оборудование. Не дожидаясь их, мать вернулась к дочери, взяла ее безжизненную ладонь в свои дрожащие руки и стала причитать:

– Элен, доченька моя, солнышко, лучик мой, услышь меня! Услышь меня и вернись ко мне! Вернись к маме! Я здесь, Эли! Мама тебя ждет и не оставит. Иди на мой голос, солнышко. Эли! Я тут!

Врач с медсестрой уже вбежали в палату, и, оттолкнув мать от умирающей дочери, уже собирались приступить к реанимации пациентки, как произошло нечто необычное. Погода уже неделю стояла пасмурная, и к вечеру небо тяжелело переполненными влагой тучами, чтобы всю ночь проливать на город дождь. Так вот, неожиданно тучи разволокло, на это никто из присутствующих в палате, конечно, не обратил никакого внимания, не до этого было, и белый диск Луны, полный и огромный осветил палату. Тут же монитор стал издавать другой звук, а диаграмма на нем указывала на то, что сердце пациентки снова работает в прежнем режиме – смерть отступила.

– Вот это ж чертовщина, какая! Оборудование новое, наверное, сбой какой-то. Надо будет подежурить ночью у этой пациентки. – Сказала врач медсестре и, повернувшись к напуганной матери, что стояла рядом, добавила как можно мягче. – А вам, нужно идти домой. Приемное время закончилось. Не волнуйтесь. Скорее всего, небольшой сбой в работе оборудования. Утром пришлем сюда специалиста, он все проверит. С вашей дочерью будет всю ночь сидеть сестра, так что все под контролем. Идите домой.

– Я приду завтра, доченька, я приду и буду с тобой. Не бойся. Мама тебя защитит. Я приду. Спокойной ночи, солнышко мое. – Немного приободрившись, женщина вышла из палаты, в коридоре ее настигли слезы, и она медленно побрела домой, надеясь на лучшее.

А за окном тучи снова укрыли и надежно спрятали Луну и ее небесное сияние.

***

Элен открыла глаза, она снова лежала в своей кровати, укутанная с ног до головы. Глубокая ночь, тишина и непроглядная темнота, занавески не задвинуты, а за окном не видно Луны, ее надежно укрыли тучи.

«Просто кошмар приснился. Сердце до сих пор бьется бешено. Вот жуть же присниться! Надо встать и попить воды». Но встать она не смогла. Ее тело начал сковывать необъяснимый страх – ощущения сна начали повторяться.

Самый жуткий кошмар во сне – это не чудовищный монстр, который нападает из-за угла и расправляется с жертвой самым жестоким образом. Вовсе нет. А вот оказаться в темной комнате одному, да без поддержки и знать, что дверь сейчас распахнется и оттуда вырвется невесть что-то зловещее, а выключатель то не работает, это да! Причем, любому спящему человеку всегда известно, что стоит лишь зажечь свет и тьма уйдет вместе со всеми ужасами вместе взятыми и наступит благодатная безопасность. Но в кошмарах, же этот закон не работает, как и злосчастный выключатель. Вместе с ним рвется тоненькая ниточка надежды на скорейшее спасение, а страх лишь удесятеряется.

Девушка изо всех сил сорвала с себя одеяло и, преодолевая возобновляющийся ужас, встала с кровати и подошла к выключателю. Нажала на него. Свет не зажегся! Она повторила несколько раз. Но мертвый выключатель не работал. Страх накрыл ее с головой осознанием того, что она не проснулась, а сон повторялся во сне. Или это вовсе не сон, и темнота ей угрожала появлением монстра?

В тишине вновь послышался шепот, и Элен испугалась, что ее мучитель уже совсем рядом, но это был иной голос, тот, что шептал ей спасительный стишок и звал ее ласково по имени. Она прислушалась к нему:

– Лунное дитя, не стой на месте, Пожиратель сердец идет к тебе. Он хозяин этого дома, а дом этот есть целый мир. Нет у него имен, ибо никакое из имеющихся не сможет вместить в себя всю ту злобу и черную ненависть ко всему чистому и живому, что лелеет и взращивает в себе Хозяин снов. Беги, дитя. Скройся за дверью, ведущей к воде. Быстрее, он здесь!

Не раздумывая, Элен выбежала из комнаты, чувствуя накатывающуюся тьму в том углу комнаты, где стояла ее кровать.

«Ванная комната! Вот где вода!». – Мгновенно вспыхнуло у нее в голове.

Забежав в непроглядную темноту ванной и закрыв за собой дверь, девушка залезла в ванну, задвинула клеенчатую занавеску и стала ждать. Она ожидала чего угодно, шепота, злобных криков, проклятий, изрыгаемых мерзким карликом.

Вместо шагов за дверью послышался скрежет чего-то острого об дверь и противное издевательское хихиканье. Стишок вылетел из головы, и Элен вжалась в дно ванны, не зная, как ей спастись. Дверь открылась, пропуская полоску бледного света, и по полу послышались торопливые шажки.

«Сейчас он доберется до меня и мне уж точно не спастись. Что делать?!» – эти мысли паникой затопили мозг, и девушка не сразу обратила внимание, что в ванной комнате становится светлее.

– Ну, что сучка, думала. Что я тебя не найду? Какая же ты глупая! Я же говорил тебе, что это мой мир! Я хозяин здесь и знаю все, что происходит в каждом уголке. – То, что исторгало из себя столько гадости, множилось в слуховом восприятии и эхом било по стенам комнатки. – Я иду к тебе, мерзкая сука! И на этот раз твоя гадкая Луна тебе не поможет!

Уже были видны очертания шторки, которая еще отделяла жертву от монстра. Низ клеенки заходил ходуном и на покатом краю ванны показались крохотные черные ручонки гнома. Элен отшатнулась к стене и вжалась, мысленно надеясь, что преграда за ее спиной растает и появится путь к побегу. Крик ужаса уже срывался с ее уст, руки в отчаянной попытке были выставлены перед собой крест-накрест, в тщетной попытке защититься.

В это мгновение душ, что был сбоку от нее, пустил мощную струю холодной воды. Бурлящий поток сбил карлика и не дал ему заползти вовнутрь ванны. Мощь вырывающейся воды возрастала, вода вырывалась из крана, из-под плитки, которой были отделаны стены, ванна наполнилась очень быстро водой, переливаясь на пол и распространяясь дальше. Девушка промокла, озябла, но все еще стояла, не решаясь выйти из спасительного приюта. Гном куда-то исчез, захлопнув за собой дверь.

Но вода сильным толчком неожиданно сбила ее с ног, угрожая ей новой опасностью, и ничего не оставалось ей, как скорее выбираться из ванной комнаты. Ухватившись за край шторы и уцепившись на край ванны, которая неожиданно стала бездонной, Элен подтянулась и вывалилась на кафельный пол, вода на который водопадом обрушивалась из переполненной когда-то спасительной емкости. Уровень воды поднимался, и оставаться на прежнем месте стало опасно.

Дверь ванной была закрыта, но за ней просачивался свет и, встав на ноги, девушка толкнула дверь наружу. Глаза зажмурились от нестерпимо яркого света, в ушах гремело, а в лицо бил сильный ветер. Свет погас также быстро, как и ослепил.

Глазам девушки предстало безграничное бушующее море, пронизываемое молниями сквозь сильнейший ливень.

Гаснет месяц, гаснут звезды.

Никому не ясно, что

Нам увидеть здесь придется.

Закрывай свое окно!

Тень крадется, в душах хаос.

Запирай скорей засов,

А не то рискуешь старость

Не увидеть после снов.

Тише сердце, пульс замедли.

Хоронясь в углу сыром,

Умоляй от черной скверны

Осветить себя огнем.

Было тихо, было страшно.

Будто вымерло всё вдруг.

Но зажглась звезда отважно.

Значит, будем живы, друг!

КОРАБЛЬ

Элен не верила глазам: из двери ванной комнаты она шагнула на широченную деревянную палубу неизвестного корабля, подбрасываемого волнами посреди бескрайней морской пустыни в ненастной ночи. За кормой бушевала буря, огромные волны налетали на судно и, разбиваясь о корму, обрушивались мощными потоками обжигающе ледяной жидкой соли на галеон, угрожая проглотить его с последующей атакой. Болтало корабль нещадно, доски местами скрипели и трещали от тяжелых ударов стихии.

Пытаясь не терять равновесия, она сделала несколько шагов обратно к двери, но не успела ухватиться за дверную рукоять, как очередной сильный поток, прохаживаясь по деревянному настилу, сбил ее с ног и, словно пушинку, понес прямо к бортику, намереваясь прихватить незадачливую путешественницу с собой обратно в морскую пучину. Соль набивалась в рот, глаза и уши, пронизала одежду насквозь, девушка чудом не захлебнулась. А когда вода изрыгнулась с палубы за борт, то Элен в последний момент умудрилась вцепиться в канатный трос, который был намотан спиралью на резных перилах борта. Когда поток схлынул, и наступила краткая передышка, она всмотрелась туда, куда чуть не ушла вслед за соленой лавиной. Внизу клокотала, бурлила и пенилась необузданная, смертельная и жаждавшая поглотить все живое морская бездна. И могильный холод, исходивший снизу, промораживал до костей, дотягиваясь до сердца, давая лишь секунды на выбор – бороться за жизнь или сдаться и разжав руки, отдаться навсегда жуткой смерти.

С треском прошившая кипевшую водную поверхность совсем рядом молния, ослепила и одновременно вывела девушку из транса, в который погружал холод и вода. Элен подтянулась и встала на ноги, нужно было добраться до ближайшей каюты и укрыться от ненастья. Скользкая палуба и усилившийся ветер с косым рваным дождем, чуть было не вернули ее обратно к опасному порогу, но на этот раз она была готова и не собиралась так легко сдаваться. Отвоевывая каждый шаг, она подобралась к самой близкой из дверей и, почувствовав грохот и тряску от набегавшей волны, рванула спасительную дверцу и захлопнула ее за собой аккурат вовремя, мимо пролетел с ревом очередной губительный поток.

Палуба была пуста, возможно, экипаж затаился внутри корабля, пережидая каприз стихии. Все происходившее казалось сном, одним из кошмаров, звеном из непрерывной цепочки страшной сказки. Закрыв за собой дверь и отгородившись от непогоды, она внимательно изучала пространство. Стены тоже были из дерева, в их нишах на равных промежутках ютились небольшие масляные светильники, и совсем близко в паре шагов начиналась винтовая лестница, ведшая в темноту, свет обрывался на первых трех ступенях. Странные незнакомые письмена и не менее странные рисунки покрывали стены, и вся эта мазня была выполнена красной краской, поблекшей от времени.

Вода ручьями стекала с одежды и под ногами девушки уже успела набежать приличная лужица. Одежда, прилипавшая плотно к телу удивила и поразила Элен: под черным камзолом, отделанным золотой вышивкой, белела промокшая в мутных разводах мужская рубашка с волнистым некогда воротником-жабо, на ногах облипли черные кожаные брюки, утопавшие в лаковых черных ботфортах с широченными голенищами и раструбами, закрывающими колена.

«Прям, пиратка какая-то». – Эта мысль ее позабавила и в то же время насторожила, ведь по-прежнему она была одна и не знала, чей это корабль.

Подойдя к одной из лампадок, она протянула озябшие руки и, впитывая тепло, задрожала – тело начало оттаивать от сковавшего его холода. Волосы, прилипшие мокрыми прядками к лицу, были аккуратно отжаты и откинуты назад. Чтобы быстрее согреться, она скинула отяжелевший и весивший около десятка килограммов камзол, а затем стянула с ног неудобные и полные воды сапоги. Вокруг начал распространяться запах водорослей, рыбы и соли, вся одежда, волосы и тело пропахли и впитали эти запахи моря в себя, но ее это сейчас не волновало, ни сколько. Когда теплота разогнала кровь по телу, разморозив ноги, Элен решила, что пора спуститься по лестнице и найти кого-нибудь из экипажа странного судна. Должен же был хоть кто-то быть там внизу.

Осторожно, чтобы не обжечься, обвернув светильник в мокрый платок, найденный в не менее мокром кармане камзола, путница спускалась по лестнице, которая уперлась в деревянный пол, ограничиваемый высокими перилами узкого, но длинного балкона, рассчитанного на свободный проход одного человека.

Девушка подошла к перилам и, облокотившись о поручень, посмотрела вокруг. Первое, что поражало – огромное пространство – внутренность корабля широтой и высотой могла поспорить с небоскребом, отделка старинная, как у средневековых суден, но размеры этого исполина просто подавляли и поражали. Ниже, как в прочем и выше, располагались другие такие же балконы, но те имели отличие в своей целостности и опоясывали изнутри судно тонкими, но прочными обручами, в то время, как балкон, на котором стояла Элен, на значительном расстоянии упирался в небольшой выступ, заканчивающийся дверью и лестницей, ведущей вниз.

Удивительно выглядела и верхушка судна. Вместо дерева ее украшал огромный круглый стеклянный купол, за которым были видны всполохи молний и потоки небесной воды.

Внизу же по центру чернело устрашающих размеров пятно, размерами не уступая футбольному полю. Присмотревшись внимательно, девушка заметила, что пятно живое, субстанция, из которой оно состояло, то бурлила и изрыгалась тысячами фонтанчиками черной массы, то застывала неподвижной коркой.

Совсем рядом с этой червоточиной ходили люди, их было мало, но по простым робам, прикрывающим их тела, Элен догадалась, что это матросы и обрадовалась, что она не одна на таком огромном судне, но радость улетучилась, когда приглядевшись, она заметила, что двигались эти люди странно, словно роботы. И еще одно ее настораживало, а именно, непонятная ей угроза, исходящая от этого живого и пульсирующего пятна. Было неясно, как глубоко оно въелось в днище корабля и почему от него веет холодом, но при этом влечет к себе непреодолимо. И еще, снова этот запах, что беспокоил и волновал ее в доме Морвэн, он здесь присутствовал и главенствовал над морскими ароматами, разрастаясь в тысячи раз сильнее и навязчивее.

Боковым зрением девушка заметила какое-то движение недалеко от себя и резко обернувшись, увидела стоявшую боком к ней в нескольких метрах высокую мужскую фигуру. По облачению и смиреной осанке Элен сделала вывод, что перед нею монах – черная ряса с опущенным капюшоном, да тоненький кружок волос на обритой голове выдавали в стоявшем на балконе незнакомце церковного человека, скорее, нежели светского. Как ни странно, но незнакомец не внушал тревоги девушке, и она решилась подойти к нему и расспросить о корабле и странном пятне, волновавшем ее сознание. Преодолев в несколько шагов необходимое расстояние, Элен остановилась перед мужчиной в странном облачении и слегка откашлявшись, обратилась к нему:

– Здравствуйте, извините меня, пожалуйста, но я не знаю, как попала сюда. Мне нужна ваша помощь. Будьте любезны…. – Дальнейшие слова застряли в горле, когда незнакомец повернул лицо в ее сторону.

Это был мужчина средних лет с бледным лицом, лишенным растительности, но совершенно черными, без зрачков, глазами. Отсутствие ресниц и бровей только усиливали неприятное и отталкивающее впечатление. А когда он заговорил, мороз пробежал по коже девушки, голос был женский и густой вперемешку с мужским, и казалось, что одними устами твердили два совершенно разных человека:

– Не бойся, дитя. Я не причиню тебе вреда. Когда-то я был монахом и бродил по деревням, неся людям Слово Божье и свет истины. Но это было слишком давно. Теперь я всего лишь призрак неприкаянный. – Монах вздохнул. – Позволь дать тебе единственный совет: беги как можно быстрее с этого корабля! Найди шлюпку, садись в нее и уплывай! Корабль обречен уже как год. Видишь то зло, что извергается из недр его черными потоками и размерами уже с небольшое озеро? О! Это проклятье, которое пожирает живьем некогда самый красивый мощный и величественный корабль на Земле. Посмотри на несчастных людей. Посмотри внимательно! – Монах вытянул вперед правую руку и указательным пальцем указал на бродивших внизу матросов.

Только теперь при внимательном и более близком вглядывании Элен рассмотрела людей, бродивших внизу в корабельных сумерках – у несчастных были побелевшие лица с еще более белыми глазами и впалыми щеками, ноги они еле перетаскивали, словно к ним были подцеплены груза, а вместо речи матросы издавали хрипы и мычание.

– Что с ними?! – Вскрикнула и отшатнулась от перил путница. – Это болезнь? Эпидемия? Что с ними могло такое сотворить? Они живы?

– Проклятье коснулось не только корабля, но и всех людей, служащих ему. Чистые душой сгинули в червоточине, так как злу необходимо питаться. А чистота – самый лакомый источник, да и не терпит чернота рядом все светлое и божественное. А вот несчастные люди с грязными помыслами и делами в душах стали рабами зла, существами без души. Они живы, но телами, а души же их уснули черным сном. Кто стал рабом на этом корабле, обречен обслуживать его, не зная сна и отдыха и слова молвить не волен. Это уже не люди. На этом корабле давно нет людей.

От этих слов мурашки пробежали по телу девушки и она с надеждой вновь обратилась к странному монаху:

– Но неужели нет спасения для этих несчастных?! – Слезы проступили на глазах Элен. – Неужели им нельзя помочь хоть чем-то?

Ей очень стало жаль бедолаг, в ней боролись два желания: с одной стороны хотелось облегчить их участь, а с другой сбежать отсюда без оглядки, что есть мочи.

– Спасение есть для корабля и экипажа. Очищение. Нужно очистить корабль от скверны проклятия, тогда спасутся души. Но! Невозможна эта затея, ибо с очищением корабль затонет, червоточина проела его внутренность до самого дна, и лишь она удерживает корабль на плаву. – Тут монах, торжественно понизив голос, добавил.

Попав в корабль сей,

Погибель обретешь,

А выход лишь один,

Тебе в нем нет нужды.

Зло расползлось по дну,

Съедая все внутри,

А голод лишь растет

И жаждет чистых душ!

Элен содрогнулась и сжалась, скрестив инстинктивно руки на груди.

– Что за ужас здесь твориться?! Но как… – Девушка не смогла договорить, ее перебил призрак.

– Советую, дитя, покинь скорее сей корабль. Спаси свою бесценную чистую душу. Червоточина тебя чувствует и желает твоей гибели. Она проголодалась ужасно. Давно не было здесь невинных душ. Беги и не слушай черный зов.

– Но как мне сбежать отсюда? Там снаружи буря и в море шлюпку перевернет или затопит. Там у меня никаких шансов нет!

– Если бы я знал, то сразу бы посоветовал тебе иное, но другого пути к спасению у тебя нет. Либо ты погибнешь, иль спасешься в открытом море, борясь с праведным гневом Создателя, ибо неспроста бушует все вокруг, не приемлет природы суть чужеродность зла, либо ты покоришься зову и станешь пищей того, что находится ниже и призывает тебя уже со всей черной страстью, на какую способно.

– Что за странный запах здесь? Я его уже чувствовала в другом месте, но здесь им провоняло все! – Скорее себе, а не монаху был адресован вопрос.

– Это запах смерти. Без прикрас, без вуали, без какой-либо кульминации. Чистый, чище и не бывает. Там, где ты его впервые вдохнула, ты только соприкоснулась вскользь с адовой глоткой, но здесь, именно здесь, ты стоишь прямо перед ней, на пороге и запах сильный и явственный, как та червоточина, что лежит под ногами. Это запах первородного зла.

– Я встретила одну женщину, она вампир и зовут ее Морвэн, так вот она мне сказала очень странные вещи про миры и какую-то непонятную миссию, но более странным было то, что она утверждала, будто мы с ней не в первый раз виделись, хотя я ее раньше никогда не видела и не знала ее имени. А вам что-нибудь известно об этом? – Элен с последней искоркой надежды взирала на того, кто начал терять контуры и очертания, словно стирался из пространства.

– Ох, уж эти вампиры! Болтливы не в меру. Ты все узнаешь в свое время и место, Элен. Я не могу дольше сдерживать зло, мой срок пребывания здесь истек и не в моей власти более заглушать черный зов. Уберечь тебя не в моей силе. Беги или борись! Ты дитя Луны и не должна давать себя в обиду злу. Спасайся, дитя! – На глазах девушки странный монах растворился в воздухе, унося с собой обрывки слов.

– Но как? Как?! Как мне отсюда убежать?! Вокруг же море, буря! Это же невозможно! Погоди, не пропадай! Мне нужна помощь…. Что это?

На Элен накатила неприятная волна звуков снизу, исходящая очевидно от черного пятна. В голову ворвался шепот, вкрадчивый и зловещий, он опутывал сознание невидимой нитью и начал тянуть девушку вниз. Не понимая, что она делает, Элен подчиняясь странному зову, подошла к лестнице, ведущей вниз к пятну, и стала спускаться.

С каждой пропущенной ступенькой зов усиливался и давил на сознание жесткими тисками. Несчастная жертва боролась с неимоверным усилием: пальцы рук сжимали поручни лестницы, пытаясь замедлить и удержать тело, попавшее во власть чар, до такой степени, что костяшки на кистях рук побелели, а жилы вздулись маленькими змейками, и с каждым шагом ладони растирались до красных мозолей. Крик застрял в горле острым комом и вместо слов вырывались хрипы.

***

Когда последняя ступень осталась позади, девушка была в полной власти черного зова и послушным шагом брела к червоточине. Только глаза еще выражали скрытую борьбу и отчаяние. Где-то в глубине сознания всплыла из памяти одна средневековая легенда о Гамельнском крысолове.

Легенда гласила: «Однажды некий город Гамельн подвергся множественному нашествию крыс. Никакие ухищрения не помогали избавиться от грызунов. Обнаглевшие твари стали нападать на домашних животных, а также, прокрадываясь в дома, кусали младенцев в люльках, что повергало горожан в еще больший ужас. Отчаявшиеся главы города объявили о награде любому, кто поможет избавить город от крыс. В один из дней в городе появился одетый в пестрые одежды незнакомец. Неизвестно, кем он был на самом деле и откуда появился, но получив от магистрата обещание, выплатить ему в качестве вознаграждения «столько золота, сколько он сможет унести», он вынул из кармана чудо-флейту, под звуки которой все городские крысы сбежались к нему, как завороженные, а он вывел околдованных животных прочь из города и утопил их всех в ближайшей реке. Но, жадность людская не знает предела и главы города пожалели о данном им незнакомцу обещании, и когда крысолов вернулся за наградой, отказались от выплаты заслуженной награды. Музыкант ушел, но пообещал отомстить городу страшной карой, страшнее, чем те крысы. Через время он вернулся в город уже в ином одеянии и не был узнан никем. И вновь заиграл он на волшебной флейте, но на этот раз к нему сбежались не крысы, а все городские дети, в то время, как зачарованные странной музыкой взрослые не могли этому помешать. И, как гласит легенда, крысолов вывел из города сто и тридцать рожденных в Гамельне детей, и все они пропали бесследно. И не было конца и края горю безутешных родителей, но такова была расплата за жадность. А детей так и не нашли, и тайной осталось то, что с ними произошло далее».

Именно одним из этих несчастных детей сейчас себя ощущала Элен, идущая на зов, может именно такой конец был той мрачной истории, дожившей и долетевшей через века, и бедняг проглотила червоточина. Как знать.

Пятно волновалось и ликовало в буквальном смысле: огромные волны пробегали по черной глади, и, падая на край своих берегов, жадно тянулись тысячами щупалец к околдованной жертве. Девушка подошла совсем близко, в метре от ее ног чернела ползущая рука червоточины.

Крышу купола вдруг пробила огромная невыносимо яркая молния и уйдя в центр черного пятна, оставила за собой дождь из стеклянных осколков. Ветер ворвался внутрь корабля, задувая все светильники и погружая все во тьму. Каким-то чудом вслед за ветром сквозь черные дождевые тучи высвободилась Луна и в тот же миг сквозь разбитый купол осветила внутренность судна. Под теплым желтым лунным светом червоточина забурлила и закипела, но все равно тянулась к девушке. Тысячи искореженных злобой голосов сливались в один безумный черный ядовитый вихрь.

– Нет! Ты моя! Не отдам! – Черное щупальце резко метнулось из клокотавшей ямы и, обвив тонкую шею девушки, сжалось, утягивая ее в свое нутро. – Она моя! Уйди! Сгинь! Здесь всё моё, моё! Она моё!

Ледяное скользкое щупальце до крови вонзилось в кожу, перекрыв последние остатки воздуха. Лицо Элен побагровело, жилы на висках и скулах вздулись, а рот исказила судорога, слезы боли выступили на глазах. Последними остатками сил она упиралась ногами в уступ, последнюю черту меж ней и червоточиной. Еще шаг и она упадет туда, увязнет, утонет в живой тине.

Щупальце сдавило еще сильнее горло и резко дернуло пленницу в свою сторону. Устояв на носочках, девушка сквозь пелену слез и боли заглянула в самый центр, самую суть черноты и все страхи, что когда-то таились внутри нее, ожили и теперь лезли со дна, которое было похоже на бесконечную воронку с множеством торчащих, словно колья, клыков.

И сверху раздался голос, тот самый, что оберегал и спасал Элен уже дважды:

– Отпусти ее!

Произошло невероятное, щупальце тотчас потеряло всю силу и мощь и, отпустив шею несчастной пленницы, быстро вобралось обратно в общую массу.

– Элен, дитя, дай мне руки свои и не бойся. – Свет усилился, его можно было ощущать, им можно было наслаждаться, а голос продолжил. – Тебе пора дальше. Твое пребывание здесь закончено и другие миры ждут. Пора, следуй за мной.

Голос перешел от слов в пение, и чернота стала отходить и съеживаться, уменьшаясь в объемах. Девушка вытянула вверх руки и смотрела на лунный диск, завораживающий и согревающий своим светом. Голос был знаком и приятен, ощущение покоя разлилось по телу Элен, и она улыбнулась.

Люди, бродившие в потемках обмякли и попадали, их души теперь были свободны, а тела мертвы, как и должно было быть давным-давно. Червоточина же, издав дикий крик, взорвалась и испарилась под действием лунного света.

Корабль был очищен и свободен, как и души его экипажа, эта мысль радовала и добавляла грусть в случившееся событие.

Девушка почувствовала, как ее ноги оторвались от пола, и она начинает подниматься вверх к куполу, луч света ее вытягивал из корабля, некогда проклятого, но теперь свободного, который теперь стремительно тонул. Взглянув вниз, Элен увидела потоки морской воды, устремившейся в огромную пробоину на месте червоточины. Как и говорил монах, корабль был обречен утонуть. Но девушку это уже не волновало, она летела в ярком лунном потоке, а скорость все увеличивалась и нарастала, и в ушах ветер ревел мощным мотором. Глаза болели от слепящего света и сильного потока ветра, и она их закрыла, а когда свет утих, осмелилась приоткрыть глаза.

Она даже не успела удивиться. Элен сидела в машине, мчавшейся на бешеной скорости, и звук мощного двигателя заглушал все вокруг.

***

– Доброе утро, Ребекка. Ты с ночной смены? Смотрю совсем замученная.

– Здорово, Кларк, не то слово. Глаза слипаются, нет мочи совсем. Перед глазами подушка с теплым одеялом маячат. Да и «проблемная» еще на мою голову.

– Кто у тебя в отделении?

– Да девушка молоденькая. Авария, наезд на людей в зоне остановки. Ей досталось больше всех. Чудо уже то, что она отделалась в основном черепно-мозговой. Правда, в коме бедняга. Мать вот почти не отходит, с сестрой дежурят.

– Ну, таких много у нас и каждый день. Так в чем ее «проблема»?

– Понимаешь, Кларк, вроде все в норме. Лежит себе под капельницей, есть не просит. Не смейся. Дело, знаешь ли, такое. Не могу подобрать слова, но вот оборудование у нее уже несколько раз переставало работать. Какие-то странные сбои, а ведь мы его получили пару месяцев назад. Совсем новое!

– Мало ли, все бывает, Беки, новое часто выходит из строя в начале эксплуатации, пока настроится и подстроиться под пациентов. Не думай об этом.

– Эх, Кларк, смешно тебе это, да знаю я это прекрасно и без тебя. Но не с такой же частотой! Я еще такого не видела, чтобы дважды за сутки.

– Не думай об этом. Обычный сбой и не более. Жива же твоя пациентка и ничего ей не будет. Иди домой и выспись, как следует. За ней присмотрит, Стив.

– Да, ты прав, удачной смены, Кларк.

Окутанный в одежду снов,

Стоишь ты у ворот сомнения.

И вот твоей души круговорот

Тебе дает подсказку, сна решения.

Всей простотой окутана мечта

И гениальность сути наполняется

Любовью жизни и наделена

Тем выбором, что явью называется.

СТРАННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ

Элен сидела на заднем сидении просторной широкой машины в компании молодых людей, которых видела впервые в жизни, но они ее отчего-то знали даже очень хорошо и звали ее по имени, и вели себя так, словно она давным-давно была их подругой. Это было похоже на оживший стоп-кадр, до которого она ничего не помнила, но все было натурально и естественно. Девушка не стала нарушать идиллию, царившую в автомобиле отрицанием знакомства, а решив расслабиться после столь неприятных пережитых испытаний, отдалась скорости и положительному настрою, буквально переполнявшему салон авто.

«Слава Богу, кошмар прошел, жуткий сон и только. А вот это – приятное продолжение, и ребята милые и так похожи на мою веселую компашку. Интересно, а моим друзьям снится такая же поездка с этими людьми? Проснусь и спрошу».

На заднем сидении с ней соседствовали две приятные девушки, блондинка и брюнетка, весело щебечущие и хихикающие, а на передних креслах расположились двое ребят. Тот, что сидел рядом с водителем, веснушчатый золотоволосый парнишка в синих джинсах и белой футболке, был явным заводилой и вовсю смешил компанию, забавно жестикулируя и сыпля перлами, а тот, что непосредственно сидел за рулем и управлял «отцовской колымагой», как он не раз ее называл, смеялся, вставляя время от времени свои остроумные комментарии, и был в черных джинсах и накинутой поверх майки зеленой рубашки. Водитель следил за дорогой, а также украдкой за девушками в зеркало заднего вида, отводя пронзительно голубые глаза от случайно пойманного на себе взгляда, и рассеяно ерошил пепельную копну волос, спускавшуюся на глаза.

Девушке эта милая компания очень живо напомнила ее университетских друзей, с которыми она дружила с самого начала обучения и проводила постоянно время. В ходе беседы Элен узнала имена своих знакомцев: девушки, Кэти и Мэг, были похожи на ее милых подружек-близняшек Рэйчел и Рут, а ребята, Майкл и Ник, на весельчака Билла и скромнягу Шона.

Вся компания пестрела яркими сочными красками хиппи, на девушках были цветастые длинные юбки и не менее живописные топы, длинные волосы их были свободны и рея в силовом потоке ветра, пронизывающего салон машины сквозь приоткрытые окна, переплетались кончиками меж собой, внося особую ноту простора угольно-белого колора. На Элен тоже была длинная юбка свободного покроя с ярким, прямо-таки кричащим, принтом из крупных цветов, на ногах были одеты легкие из плетеной кожи босоножки, а тело прикрывала воздушная белая блуза из полупрозрачного хлопка, заправленная с небольшим напуском в юбку. На руках у всех девушек красовались яркие плетеные из ниток браслеты, словно маленькие кусочки радуги. Настроение у компании было лучше некуда, и в дальнейшем день обещал только самое хорошее.

За пределами машины приветливо светило утреннее солнце, свежий ветер, обдувая в приспущенные окна, приятно бодрил. Машина ехала по узкой набережной улочке тихого города, который обликом напомнил Элен Амстердам, виденный ею на фотографиях подруги, жившей год назад в сем городе по обмену студентами, а также нахлынули воспоминания, почерпнутые из просмотров познавательных фильмов канала National Geographic Channel. Но одно дело восторгаться красотами города, пялясь в голубой ящик, а другое дело, когда эти красоты можешь лицезреть на расстоянии вытянутой руки.

По левую сторону узкой дороги, являвшейся одновременно и набережной, с плотно прилегавшими к ней домами тянулся водный канал с множеством перекинутых через него каменных мостков. Водная гладь реки чернела безмятежным спокойствием, и лишь изредка проходила по воде мелкая рябь от проносившегося порыва ветра. По правую сторону проезжей части вытягивались узкие трех-четырех этажные дома, выкрашенные в приглушенные оттенки различной палитры и соседствовавшие вплотную друг к другу.

Вдоль набережной у ограждения были припаркованы миниатюрные автомобили и бессчетное количество всевозможных велосипедов. «И в правду Амстердам! Такие же точно улочки с велосипедами и домами!».

Единственное, что настораживало, так это полное отсутствие людей, животных и птиц на улицах. Было неестественно тихо, не трепетали занавески на окнах, ни одного дворника или почтальона, заботливо опекавшего свой район города, а воздух не будоражил лакомый запах свежей сдобы протекавших за окошками машины пекарен. И кофейни не заманивали в свои сокровенные нутра бодрящим ароматом соблазнительного кофе, они были погружены в крепкий сон. Но никто из компании молодых людей не обращал на это внимание, потому как в машине надсадно голосил плеер, забивая взрывными аккордами ударных и электрогитары ту пустоту, что изобиловала извне.

Подъезжая к повороту на маленькую улочку, машина снизила скорость, чтобы вписаться в узкий изгиб. У самого края тротуара стоял мужчина странного вида. Это был первый житель, встреченный машиной в спящем городе. На незнакомце был черный костюм а-ля лондонский денди времен Шерлока Холмса, голову украшал высокий черный цилиндр, правая рука в черной перчатке сжимала отполированную головку изящной трости, а глаза скрывались за черными круглыми стеклами очков в тонкой металлической оправе.

Когда машина поравнялась с мужчиной, Элен почувствовала с его стороны на себе пристальный взгляд, хотя стекла очков полностью скрывали глаза незнакомца. «Наверное, показалось» – решила девушка и снова вернулась к беседе с друзьями.

Посовещавшись, ребята решили покататься в центре города, как говорится, воспользоваться отсутствием пешеходов и полисменов и, углубляясь по узким дорожкам, нырнули в очередной поворот. У края тротуара в том же положении, как и ранее, стоял тот же незнакомец. Элен припала к окну и всматривалась с крайним удивлением и беспокойством, ощущая снова на себе цепкий и неприятный взгляд. Но как же он сумел попасть туда раньше их? Это просто невозможно!

– Невозможно… – прошептала себе под нос девушка. – Просто невозможно.

– Что-то не так? Эл, что ты шепчешь? Громче скажи, – рядом Мэг, яркая брюнетка, улыбнулась и хитро прищурилась, задумывая шутку.

– Мэги, ты запомнила того мужчину на повороте? Я готова поклясться, что видела его на предыдущем повороте пару кварталов назад. – От волнения, Элен, схватила узкое запястье соседки и трясла его, словно пыталась передать свое взбудораженное состояние.

– Да. Там стоял какой-то тип в старомодной одежде. Но я не думаю, что это тот же, что нам встретился сейчас. Да успокойся, Эл, ты мне руку оторвешь, подруга. Тебе просто показалось, так ведь, ребята? – Возразила, мило улыбаясь, подружка. – Тебе показалось, Эл.

– Эй, Эл, а ты часом ничего не курила до нас? – Майкл смотрел на нее из зеркала заднего вида и еле сдержанно улыбался, а потом прыснул со смеху.

– Нет, мне не показалось! Это точно он. И мне не понравилось, как он смотрел в нашу сторону. У меня аж мурашки по телу до жути. Прекрати, Майк! – Парнишка увернулся от направленной в него затрещины и, показав в зеркало язык, замолчал.

Ребята отпустили еще пару шуток на тему дежавю Элен и продолжили свой веселый путь дальше. Но когда проезжая очередной поворот, на краю обочины снова появился тот мужчина и в той же позе, девушка уже не выдержала и закричала друзьям, тыча пальцем в стекло окошка, заостряя максимально их внимание на подозрительном пешеходе.

Теперь все в машине внимательно успели разглядеть незнакомца, и были вынуждены согласиться с правотой Элен. Увиденное насторожило ребят, и веселье как рукой сняло, их подруга же испытывала уже неподдельный страх и беспокойство. Пропетляв по узким улочкам, ребята снова выехали к каналу и шутками пытались успокоить Элен и себя, хотя это получалось слишком вяло.

Но на новом повороте их ждал незнакомец. Теперь все его заприметили издали, и Майкл остановил машину в метрах 30 от странного типа. Не сговариваясь, парни, молча, вышли из машины и направились в его сторону. Незнакомец стоял, как вкопанный и молча, ожидал их приближения, лишь солнечные блики пробежали по стеклам очков, когда он чуть заметно повернул голову.

– Эй, ты кто? Чего тебе от нас надо? Какого хрена ты нас преследуешь? – крикнул Майкл, инстинктивно сжав пальцы в кулаки. – Чего молчишь, урод? Думаешь, напугал? А вот ни хрена!

«Прям, как и Билли, такой же забияка и смельчак, тот так же первым в драку лезет и получает первым».– С теплотой подумала Элен, вспоминая друга.

Мужчина продолжал, молча стоять, и легкая неприятная ухмылка придала его до неприятно белому лицу еще более отталкивающее впечатление. Это еще больше взбесило Майкла и он, подойдя, схватил за плечо незнакомца и дернул. Ник догнал друга и встал с другой стороны. Неприятный тип был зажат с двух сторон, и бежать ему было некуда.

Но! Подняв трость, мужчина стукнул ею об асфальт и от рукоятки ее разлился восходящими потоками зеленый свет, распространяясь на ребят и накрывая стоявшую неподалеку машину. Элен зажмурилась от яркого света и на мгновение потеряла из виду троицу. Снова все замерло, и вот тишину прорезал скрипучий мерзкий смех, который ей был знаком ранее, но сейчас она не могла вспомнить, где и когда.

Девушка осторожно открыла глаза, зеленый свет пропал, и солнце по-прежнему согревало город, но что-то было совсем не так, да, абсолютно не так! Майкл и Ник застыли рядом с незнакомцем в тех позах, в которых их накрыл странный свет: Майкл продолжал сжимать правой рукой то место, где ранее было плечо мужчины, глаза юноши были зажмурены от яркой вспышки, Ник же стоял рядом, закрывая лицо руками. Оба не двигались, словно это были не живые люди, а восковые фигуры.

Элен повернулась в сторону подруг и отшатнулась в ужасе: девушки сидели неподвижно с открытыми ртами и остекленевшими глазами и не подавали признаков жизни, словно большие куклы-истуканы. От испуга девушка еле справилась с дверцей машины и, запутавшись ногами в ремне безопасности, выпала на асфальт. Быстро поднимаясь на-четвереньки, она искоса следила за незнакомцем и отползла за машину, ища хоть какое-нибудь убежище; увиденное ее напугало до чертиков, и она еще не осознала, что снова одна и каким-то чудом ей удалось избежать того, что произошло с ее приятелями. А подозрительный тип, вольготно себя чувствуя, прохаживался около замерших ребят, отстукивая об асфальт чечетку металлическим наконечником трости.

–Выходи немедленно, дочь Луны! Я тебя заметил уже давно. Ты не подвластна моим чарам, но это пока. Вот придет ночь и тогда…– снова раздался этот противный смех, который пробирал до мурашек. – Подойди ко мне, Эления! Немедленно!

Этот смех, ну точно! Карлик, гнусный гном и пожиратель сердец, что чуть было не погубил ее в своем мрачном мире, вот откуда ей был знаком этот невыносимый смех, вот отчего ей снова стало страшно, очень страшно! И снова ждать помощи неоткуда, снова сама должна выпутываться.

– Ну же, долго я еще буду призывать тебя или мне самому к тебе подойти? Тогда уж поверь, хорошего тебе и приятного мало что будет. – И снова впрыск ядовитого смеха.

– Кто вы такой и что вам нужно от меня? – Осилив свой страх, выкрикнула Элен, сидя на корточках и прижимаясь спиной к бамперу.

– Ты меня не знаешь, а узнав, тебе это не поможет. Люцианус мое имя. И нужна мне твоя душа. Все очень банально, дитя. Все очень банально.

Холодок пробежал по коже от каждого слова, произнесенного скрипучим, как у не смазанной двери, голоса, каждый звук был приговором для нее, но ее волновало сейчас другое.

– Что вы сделали с моими друзьями? Они живы?

– Ну, в какой-то мере живы. Спят они зеленым сном. Весь город спит. Всё спит. И так будет вечно! И ты уснешь. – Улыбался злой голос чародея.

– А, если я отдам вам свою душу, вы расколдуете моих друзей? Вы их отпустите? – Она понимала всю тщетность своего вопроса, но это была последняя попытка отсрочить неизбежность их встречи.

– Ты же умная девочка, к чему эти глупые и наивные вопросы? Ты все прекрасно понимаешь и знаешь без меня. Так что хватит препираться, поднимай свой зад и иди ко мне!

От этих слов и наглости, исходившей от колдуна, в ней пробудилась ярость, которая шквальной волной накрыла ее, смыв все остатки неуверенности и затмив страх. До сего момента она и не подозревала, что может быть не просто злой, а лютой, стоит кому-то обидеть дорогих ей людей, а к этой компашке она успела прикипеть сердцем. Но и жизнь ее не ставила в такую ситуацию. Элен решила бороться до конца, пускай и быстрого, но бороться, царапаться, кусаться, драться. Просто так она не сдастся этому наглецу, этому поддонку, черт возьми!

Поднявшись на дрожавшие ноги, она развернулась и твердым шагом направилась в сторону чародея.

– Ну, вот и славненько, давно бы так. – Белое и вытянутое лицо, как у крысы, растянулось в отвратительном оскале желтых зубов. – Хорошая девочка. Сейчас все быстро закончим, и все будет хорошо. Для меня. Ха-ха-ха.

Но толи взгляд девушки заставил оборваться этот гнусный смех, толи ее решительная поступь, Люцианус замолчал, будто что-то почувствовав.

– Что ты делаешь? – вдруг незнакомец отшатнулся, когда Элен подошла слишком близко и протянула руку, чтобы ухватить его. – Не смей меня касаться! Не прикасайся!

Но девушка дотянулась кончиками пальцев до черного фрака, и произошло самое неожиданное: лицо колдуна исказил ужас и он, резво отскочив, с разбега через каменную ограду сиганул в канал, иного пути к отступлению у него не было. Элен подбежала к невысокому, едва равнявшемуся ей по пояс, ограждению, отделявшему проезжую часть от обрыва в воду и, перегнувшись, проследила за убегающим злодеем. К ее неимоверному удивлению того не было в спокойных водах канала, но на противоположном берегу он стоял совершенно сухой и гримаса злобы и ненависти искажала его рот.

– Я доберусь до тебя! Мерзавка! Заберу твою душу, и больше никто не сможет нарушить сон этого городишки! Никто! Это мой город, слышишь, сучка? Мой и только мой! Твоя проклятая Луна не сможет тебе помочь, как и прежде, не в этот раз! Берегись! Ночью!

Люцианус снял очки, на их месте на Элен смотрели два горящих зеленым светом глаза, излучавших злобу и страх одновременно. Открытый рот выдался вперед, обнажая острые длинные клыки. Элен невольно чем-то напугала колдуна, и тот злился от этого еще сильнее.

– Ты застынешь навсегда здесь. Тебе никто не поможет! Даже время под моей властью спит. Ты навечно здесь останешься. Мертвая и бесполезная, как и твоя Луна! – Он поднял трость и направил в ее сторону, а затем растворился в воздухе.

***

– Я не боюсь тебя! Слышишь, не боюсь! Я найду способ остановить тебя и верну этому городу жизнь! – Кричала в пустоту девушка, эхом разносились ее слова по каналу, но ответа не последовало, чародей исчез. – Но как я это сделаю? Как?!

Обхватив голову руками, Элен села на корточки, словно маленький нахохлившийся воробушек и заплакала от бессилия. Снова она была одна в незнакомом городе, и помощи ждать было неоткуда, а драгоценное время утекало, как песок, что просеивается меж пальцев.

Откуда-то подул ветерок, приятно согревая; девушка подняла лицо и подставила его воздушному потоку, который невидимой легковесной дланью, приглаживал ее по длинным волосам, ласково касался лица, успокаивая и забирая горечь. Слезы просохли, а до ее слуха стал долетать странный легкий шелестящий звук, который вскоре перерос в осязаемый легкий шепот, что обволакивал и успокаивал:

– Не бойся, дитя, ничего не бойся. Колдун не сможет тебе причинить зла.,.. Он даже не смеет к тебе прикоснуться, ибо смерть найдет себе. Пока не наступит ночь. Он сам испуган. Не ожидал, что ты настолько чиста и сильна. Ты можешь спасти город и снять злые чары, только поторопись, дитя. Поторопись…. Часы должны пробить и город разбудить! Но торопись, ночью ты попадешь во власть зла и, даже Белая Луна не сможет тебе помочь.

– Какие часы? Кто ты? Как мне их найти и где? Помоги! – девушка вскочила на ноги и закричала что есть мочи, озираясь по сторонам, но никого не было.

– Слушай свое сердце, дитя, ты уже знаешь ответ. Скорее! Скорее! Дай часам пробить… спеши… до ночи….

Голос улетал вместе с теплым ветерком, оставляя обрывки слов, которые постепенно перешли в тонкий умолкающий звук. Элен вытерла остатки слез с лица и задумалась над словами.

«Надо думать логически, успокойся Элен, подумай, где и какие часы должны пробить? Если они должны разбудить весь город, то должны быть большого размера, просто гигантского, а где же таким часам самое место? Очевидно, что в центре города, на какой-нибудь площади». И вот тут ее осенило. «Стоп! Мы же недавно проезжали мимо городской ратуши и там, на башне гигантские круглые часы висят! Это они! Точно! Мне туда надо!».

Наполненная уверенностью в своей догадке, девушка направилась в центр города к старинной ратуше, зная твердо, что нужно сделать. Она помнила приблизительно дорогу, ведь совсем недавно проезжала с друзьями по городскому центру, петляя по улочкам.

Убыстряя шаг, путница в пестрой юбке углублялась в пустынные улицы все дальше от канала и все ближе к своей цели. Оставалось преодолеть всего один квартал по ее подсчетам и вот тут дорогу ей преградил возникший из ниоткуда колдун.

– Остановись немедленно, Лунная служанка! Подумай, как следует, надо ли тебе рисковать жизнью ради этого городка, который и слыхом о тебе не слыхивал, да и, проснувшись, не признает тебя? Стоит ли этот город усилий, когда все предрешено? Если ты отступишься, то я дам тебе полдня форы, так и быть, но, при условии, что ты немедленно уберешь свой зад из моего города!

– Это не твой город и ты не хозяин ему! Люцианус, я пройду к часам, и ты меня не остановишь! Я видела твой страх, а, значит, ты не такой уж и непобедимый. – С дрожью выкрикивала Элен, не уверенная и наполовину в то, о чем заявляла.

– Ну, что ж, может ты и наделена силой своей покровительницы, но ты глупа и поплатишься за вызов, что бросила Люцианусу, Хозяину времени!

Колдун трижды стукнул тростью об асфальт. В этот раз не было зеленоватого свечения, налетел сильный ветер, поднимая в воздух пыль и теребя вывески ближайших магазинчиков. Прикрывая глаза от песка, Элен остановилась в нерешительности, но в памяти всплыли застывшие силуэты друзей, и она, прикусив губу, упрямо шагнула вперед.

– Остановись, мерзкая девчонка! Не смей идти дальше! Это мой город и я хозяин в нем! Если ты еще сделаешь, хоть шаг, я убью тебя, как назойливую букашку. Раздавлю! – Проскрипел чародей.

Кричать в ответ она не могла, пыль, поднятая ветром, тут же набивалась в рот, чуть стоило его приоткрыть. Девушка продолжала идти, противостоя шквальному ветру, который казалось, хотел сорвать с нее одежду и трепал во все стороны длинные волосы, спутывая их в космы.

Люцианус направил трость на одну из машин, припаркованных у тротуара и ветер вдруг сконцентрировавшись в темную массу, обхватил машину. Автомобиль, управляемый тростью, был поднят до уровня второго этажа дома и с силой швырнут в девушку по указке колдуна. Элен чудом успела отскочить в сторону, машина же рухнула прямехонько на то место, где она только что стояла и, переворачиваясь, прокувыркалась, отбрасывая в стороны откалывающиеся детали, и осыпая воздух дождем битого стекла. Девушка почувствовала в руках, прикрывавших лицо, колющую боль и разбегающиеся тонкие ручейки крови, от впившихся осколков, но времени на обработку ранок не было.

Колдун выругался, заметив, что противница уцелела, и бросил в нее еще одну машину. С огромным трудом Элен удалось увернуться и от второго авто, неудачно упав и больно ударившись правым коленом; она перекатилась вокруг себя, и замерла на животе. Сердце колотилось в бешеном ритме, дыхание сбилось, но страх за жизнь заставил ее подняться, и сильно прихрамывая ушибленным коленом, она подбежала к ближайшему зданию, ища укрытие. Девушка замерла, прижавшись спиной к стене трехэтажного дома, первый этаж которого занимала бакалейная лавка, спящая сейчас, как и весь город и название которой она разобрать не успела.

Колдун на сей раз стал поочередно направлять свою трость на окна этого домика и сверху на девушку обрушились горшки с цветами. Они падали совсем рядом, разрываясь снарядами земли, цветов и битых черепков, а от одного не удалось увернуться вовремя, он с мощью гантели зарядил в левое плечо. Руку обожгла невыносимая боль, сменившаяся устрашающим онемением, предплечье теперь висело безжизненной плетью. Осколки другого горшка, разлетаясь в разные стороны вместе с землей, впились в ноги и оцарапали руки и голову. Девушка вскрикнула от очередной порции боли, слезы непроизвольно текли, оставляя белые следы на перепачканном землей лице.

Дальше идти вдоль стены было бессмысленно, в любой момент сверху мог упасть горшок прямо на голову, удачно и навсегда. Элен решила рискнуть, и быстро оторвавшись от дома, побежала прямо на колдуна, уворачиваясь из последних сил от падающих снарядов. Люцианус видимо не ожидал такой атаки и такой прыти от своей жертвы, и когда девушка приблизилась к нему, спешно ретировался, снова растворившись в воздухе.

– Трус! Мерзавец! Что ты можешь без своей чудо-трости? Ну, ничего. Я доберусь еще до тебя, подонок! – Кричала в пустоту она, тело ее судорожно трясло, крик перешел в рыдание, и она дала волю сдерживаемым эмоциям.

Утирая слезы, она размазала грязь по лицу, страх стал отступать, на место истерике пришла нервная икота и чувство одиночества. Судорожно хватая воздух, она попыталась успокоиться и изгнать чувство жалости к себе, и когда ей, наконец, удалось взять эмоции под контроль, прихрамывая и постанывая от режущей боли, которая вернулась в пострадавшую руку, Элен пошла дальше.

Плечо горело в том месте, на которое приземлился злополучный цветочный горшок, место ушиба расползлось багровым пятном с кровоподтеком и с каждым маломальским движением отдавало режущей болью, парализуя всю руку. Элен чувствовала себя инвалидом, этаким раненым солдатом в неведомой и непонятной ей войне. Унять боль, убрать ее из своего тела и вернуть прежнюю жизнь в конечность – вот, что сейчас затмевало и перекрывало первоначальную цель ее действий.

Но вот впереди показался сначала шпиль, а затем предстало все здание городской ратуши, и путница, собрав все свое мужество и терпение в кулак, устремилась к намеченному ориентиру. Это было классическое средневековое строение из красного кирпича с покатой крышей из черной черепицы высотой с приличный пятиэтажный дом, в центре которого гордо сиял позолоченный шпиль, на котором из-за слабого ветра, а вернее из-за его полного отсутствия, обвис флаг с городским гербом. Сбоку ратушу венчала огненная башня прямоугольной формы с трапецеидальной крышей, возвышавшаяся над главным зданием на несколько десятков метров. Центр ее венчали величественные золотые круглые часы с посеребренными римскими цифрами, а в центре синего циферблата, из которого исходили стрелки, замершие на двух отметках, сияла огромная белоснежная Луна в окружении золотых звезд. И часы эти безмолвствовали.

Элен подбежала к центральной массивной двери, выкрашенной в изумрудный цвет и ведущей в здание ратуши, обхватила ее обеими руками и дернула на себя. Тяжелая дубовая дверь с трудом поддалась на усилия, но все же, распахнулась, изнутри пахнуло сыростью и прохладой. Девушка переступила порог и вошла внутрь.

Кругом царил полумрак, рассеиваемый частично солнечным светом, льющимся в круглое окно над самим входом. Никого не было в приемной комнате, и каждый шаг гулко отлетал дробью от каменного пола к высоченному потолку. Лишь одинокий стол в углу с какими-то бумагами и горкой аккуратно сложенных белоснежных полотенец, Бог знает, для каких нужд, разбавлял пустоту помещения, и девушка направилась к нему. Не раздумывая, она соорудила перевязь из парочки полотенец, оставленных, как будто специально для нее. В повязку, накинутую на плечо, была просунута травмированная рука, что существенно снизило боль. «Словно кто-то знал, что сюда приду я с ушибленной рукой. Как это странно». Заодно, она перевязала и саднившее колено.

Пройдя этот закуток, Элен вошла через круглую арку, служившую своеобразным проходом, в просторный светлый зал, который, видимо, предназначался для важных городских собраний. Стены украшали огромные витражные окна на сказочные сюжеты – рыцари сражались с огнедышащими драконами, прекрасные дамы дарили цветы своим мужественным избранникам или водили хороводы у костра, трубадуры воспевали подвиги героев, а короли властвовали над всеми, величаво восседая на тронах. И свет, преломляясь сквозь причудливые картины стекла, погружал помещение зала в разноцветное море ярчайших оттенков. Со стен взирали не менее интересные и не менее яркие личности, относившиеся уже скорее к историческим лицам города и вытканные в давние времена на толстом гобелене.

Элен остановилась на мгновение, залюбовавшись на такую редкую красоту, ей еще не доводилось видеть такого мастерства и тончайшей работы воочию. Но нужно было идти дальше и, оглядев зал, она поспешно выбрала черную дверь, которая должна была, как она надеялась, вывести ее к башне. Судьба благоволила ей, эта дверца привела ее через узкий, но длинный коридорчик в соседнее крыло здания к лестнице, по которой Элен стала подниматься в нутро башни, к часам.

Лестница была выполнена из розового мрамора и в ширину годилась для свободного хода одному человеку, ступеньки за многие столетия сохранили идеальную форму и поблескивали в полумраке, приходилось идти аккуратно, на отполированной поверхности ноги норовили соскользнуть с округлых краев ступеней. «Лестница выглядит так, словно ее совсем недавно создали, а, может, по ней редко взбирались, и поэтому она так прекрасно сохранилась?».

Стены из красного кирпича в лестничных пролетах окаймлялись малюсенькими узенькими окошками с решетками, выполненными из тонких витиеватых прутьев. Вот за счет этих оконцев и были видны ступени, а девушка беспрепятственно добралась до небольшой дверки, за которой и находился гигантский часовой организм. Огромные валы и шестерни поражали своими размерами, но за ними явно не следили, весь механизм был окутан толстым слоем серой паутины, а деревянный настил пола давно захватила в плен и поглотила вездесущая пыль. Однако в этой серости четкими отпечатками распространялась цепочка следов, по линии рисунка, несомненно, принадлежащих одному и тому же человеку.

Между зубчатым валом и шестернею Элен разглядела вставленный кем-то черный камень, который заблокировал движение всего механизма. Подойдя ближе, ей удалось разглядеть выдолбленные на камне странные письмена. Очевидно, это было заклинание, которое нес в себе камень размером с футбольный мяч, но приплюснутый по форме. Чтобы подойти к нему, нужно было прежде разобраться с паутиной, сильно затрудняющей передвижение по комнате. Этим и занялась девушка, усердно срывая со всех деталей противную липкую гадость, отвоевывая шаг за шагом пространство и борясь с болью в руке и с омерзением от соприкосновений с вязкими тенетами.

Увлеченная уборкой, она и не заметила появления того, кто натворил весь этот беспорядок, колдун стоял у нее за спиной и уже направлял на нее свою трость.

–Обернись, Эления! Встреть смерть лицом. Я тебя предупреждал! Ты поплатишься за свое вмешательство в мои творения.

Девушка вздрогнула и резко обернулась на хриплый голос. В полумраке свет пробивался лишь с входа в комнатку, и колдун, стоявший в просвете, казался еще больше и страшнее. Кожа его лица отливала в землистый цвет и потрескалась, как если бы была сделана из глины. Глаза горели жутким зеленым огнем, а из раскрытого рта-пасти вырывался хрип вперемешку с паром, в помещении вдруг образовался холод, источавший отвратительный запах гнили и разложения.