Враг мой – муж мой

Пролог

Небо полыхало, будто объятое пожаром, но это был всего лишь закат. И на фоне его величия почти не замечались горящие крыши городских домов и башен королевского замка, а чёрный дым казался тучами.

Король Фрэнго́н в латах, залитых вражеской кровью, устало взирал с крепостной башни на армию мятежного герцога. Отсюда люди внизу казались тараканами. Целым полчищем поблёскивающих хити́ном насекомых. То тут, то там белели стяги с изображёнными на них бурыми медвежьими лапами.

Внешняя стена пала. Медве́дцам оставалось взять внутреннюю, а затем штурмовать грозно ощетинившийся замок.

– Клянусь тебе, Ю́дард, предавший своего короля, – прошептал Фрэнго́н, дрожа от ярости, – тебе дорого будет стоить моё поражение. Каждое окно станет бойницей, каждое выплюнет тысячу смертей твоим воинам…

"Впрочем, мы ещё посмотрим, чья будет победа".

– Я прикажу насадить твою голову на пику, и жители Шу́гга каждый день станут плевать на неё и смеяться над тобой!

Однако, всё было хуже, чем то, во что король Элэйсдэ́йра пытался поверить. Внешняя стена пала. Половина оборонявших – мертва, оставшиеся в живых – ранены и измучены. А королевская армия, воюющая на юге, ни сном, ни духом не ведает, что изменники осаждают столицу. И герцог Южного щита тратит силы рыцарей на затянувшуюся войну с Персиковым султанатом. О, если бы можно было вырваться из клещей, пробраться сквозь взятый врагами город, а за Защитной гранью шагнуть через портал прямо на южную границу! Ю́дарду, герцогу Медвежьего щита, против объединённой королевской армии было бы не выстоять.

– Мой король, – перед ним склонился паж, – Её Величество просит вас срочно посетить её.

Фрэнго́н бросил последний взгляд на копошение медве́дцев под стенами. Как, как герцог Ю́дард смог бесшумно спуститься по реке Шу́гге, на острове посреди которой высился королевский замок? Почему дозорные не заметили кораблей? Вряд ли теперь получишь ответ, вряд ли этот ответ что-либо изменит…

– Мой король?

Обречённый монарх вздохнул. Руэри́ никогда не беспокоила его понапрасну. Королева не относилась к тем невыдержанным, склонным к истерии девицам, которые в минуту катастрофы делают всё, чтобы привлечь внимание к себе. «Может быть у неё возникла идея, как выстоять?» Надежда вспыхнула внезапно и отчаянно. В конце концов, королева – сильный маг, и, может быть, всё не так плохо, как ему казалось?

– Держать оборону! – рявкнул Фрэнго́н.

Подозвал командующего стражей, отдал распоряжения рассредоточить людей, продолжать кипятить смолу... одним словом обо всём том, что молча внимающий командующий и сам знал, а затем широким стремительным шагом спустился по истоптанной лестнице и зашагал к багровеющему в лучах заката замку.

Королева Руэри́ обрелась там же, где и должна была быть – в детской. Она ходила из угла в угол, стискивая руки с такой силой, будто хотела сама себе сломать пальцы. Перепуганная принцесса Мариони́лла склонилась над колыбелью. Вскрикнув, обернулась к вошедшему и с надеждой воззрилась на него. Она ещё не знала, что стала вдовой. Принц Тэйсго́л – единственный человек в замке, сохранивший безмятежность – сосал крохотный пальчик.

«Это мог бы быть наш сын», – мрачно подумал Фрэнго́н, но увы, король был бесплоден. А отец Тэйсго́ла – младший брат короля – два часа назад погиб, героически обороняя внешнюю стену. Король шагнул к люльке, всмотрелся в румяное личико и бессмысленные голубые глаза. «Вот так ты и стал одновременно и сиротой, и наследником престола», – грустно усмехнулся Фрэнго́н.

– Мариони́лла, выйди, – отрывисто велела Руэри́ невестке, останавливаясь перед большим тёмным зеркалом.

Принцесса склонилась в реверансе и поспешила убраться.

Руэри́ шагнула к супругу, и тот обнял её, а она уткнулась в его плечо головой.

– Любовь моя! – прошептала королева.

Фрэнго́н провёл ладонью по пшеничным волосам. Вдохнул родной запах.

– Ты позвала меня попрощаться, Ру? – спросил тихо.

Она подняла лицо и посмотрела в его глаза. Пальцем коснулась рыжеватой щетины на подбородке – в Элэйсдэ́йре принято было бриться. Он заметил, что сосудики в её левом глазу лопнули и будто испачкали белок кровью. «Скоро всё закончится», – подумал невольно и подбадривающе улыбнулся сквозь пушистые усы.

– Нет, мы не будем прощаться! – Руэри́ ударила кулачком по его кирасе. Серые глаза сверкнули сталью. – Фрэнг, мы выберемся из замка и ударим им в тыл. Слышишь? Нам только надо выбраться из этой западни!

Королева отстранилась, отбросила его руки и вновь продолжила лихорадочные метания по комнате.

– Я знаю, ты разгневаешься на меня… Может, никогда меня не простишь, но я должна была это сделать… Я не хочу, чтобы ты погиб! Даже такой ценой, понимаешь? Ты не погибнешь, нет!

Он смотрел на алые пятна на бледных щеках, на искусанные в кровь губы. Как же она красива! Неудивительно, что Ю́дард пришёл мстить. Фрэнгону вдруг вспомнилось с какой гордостью герцог Медвежьего щита представлял ему свою невесту, с какой нежностью держал узкую ладонь девушки. Но что ж тут сделаешь? Разве любви прикажешь?

– Ру, – устало прошептал он, – что ты такое говоришь? Простить тебя? Я? За что? Это ты можешь не простить, что не защитил, не уберёг…

Она подбежала к нему, схватила за руки, всхлипнула.

– Нет! Это не ты, не ты! Это он. Предатель! Мятежник! Как он смел?!

Фрэнго́н медленно вдохнул, потом так же медленно выдохнул, стараясь справиться с раздражением. Всё-таки у неё истерика.

– Прости, родная. Я должен защищать стены вместе с нашими людьми. Я там совершенно бесполезен, но без меня их воинских дух упадёт…

Он шагнул к выходу.

– Нет! – дико закричала королева. – Стой!

Фрэнго́н обернулся и хотел было сказать, что каждая минута дорога, но она глянула на него совершенно безумным взглядом.

– Прости меня, – прошептала, белея, как снег в Медвежьих горах, – но через пять минут они взойдут на стены. Ты не успеешь их остановить. Я договорилась с Ю́дардом. Он позволит нам уйти через портал. Он обещал разрешить уйти двоим.

Карта

Глава 1. Сосуд греха

Двести лет спустя...

Сирень дурманила, звала, манила. Навевала непорочным сестрам обители милосердных дев сладострастные видения. В этот час перед рассветом сон особенно дорог и крепок. Но Лео́лия не спала. Всю ночь она не смыкала глаз, чутко вслушиваясь в тишину. К побегу всё было готово. Каждый шаг просчитан заранее. Пусть и страшно было отправляться в мир, знакомый только по старым книгам из монастырской библиотеки, но другого выхода не было. Да и Леолия никогда не отличалась трусостью.

«Всё получится, – шептала она, всматриваясь в серый низкий потолок крошечной кельи. – У меня всё точно получится».

Когда за окном начал сереть рассвет, Лео́лия бесшумно вскочила, скрутила калачиком тёмные волосы, достала из-под кровати сверток с одеждой.

Девушка никогда не бывала раньше за каменной стеной сиреневого сада. У неё не было ни драгоценностей, ни денег, чтобы подкупить крестьян, привозящих в обитель фрукты, овощи и муку, или приобрести у них штаны, например. Поэтому девушка своими руками сшила мужской костюм из монашеских одеяний, благо на одну только паранджу уходило несколько метров некрашеной шерсти – материи хватило на всё. И на куртку, и на штаны, и на длинный плащ с капюшоном. Проблему представляли лишь сандалии, которые в обители носили все желающие принять постриг. И не желающие – тоже.

Лео́лия, накинув на голову широкий капюшон, захватила вещевой мешок с засушенным хлебом и теми немногими продуктами, которые удалось скопить, и выскользнула в коридор, постаравшись не скрипнуть ветхой дверью.

У неё получилось.

Послушницы обитали на четвёртом этаже девичьего корпуса, почти под самой крышей. На первом располагались многочисленные мастерские, на втором – покои настоятельницы, а на третьем жили уже принявшие постриг девы. Одним из многочисленных послушаний было намывать полы в анфиладе комнат матушки Альцио́ны, чистить подсвечники, утварь, серебряную посуду и приборы. Огромные бархатные гардины стирались каждый вторник, а затем их выглаживали, грея утюг на печи. За время этих работ Лео́лия получила возможность тщательно изучить расположение комнат, а также особенности старинных оконных рам.

Беглянка почти бесшумно спустилась по лестнице чёрного хода на второй этаж. Накануне она тщательно смазала все петли: и дверные, и оконные, поэтому двери в покои настоятельницы даже не скрипнули. А дальше всё было просто: пушистый длинный ворс ковров заглушил лёгкие шаги девушки. Благослови богиня неуёмную страсть матери Альцио́ны к роскоши Персикового султаната! Лео́лия, конечно, выбрала комнату, наиболее удалённую от спальни настоятельницы, но вдруг бы той не спалось?

Девушка подошла к высокому окну, повернула латунную ручку в виде канарейки, прислушалась. Всё тихо. Сердце стучало, как ненормальное. Казалось, своим стуком оно сейчас разбудит спящую матушку.

Тихо-тихо, очень осторожно Леолия потянула раму на себя. Свежий ветер ворвался в тёплое помещение, радостно надув тяжёлый бархат. Насыщенный аромат сирени вскружил голову. Беглянка забралась на подоконник, развернулась лицом в комнату, легла на живот, спустила ноги по другую сторону окна, затем сползла, насколько могла, вниз, удерживаясь за широкий подоконник руками, разжала пальцы и спрыгнула.

Удар получился сильным, пятки сразу заболели. Лео́лия осторожно привстала, прислушиваясь к ощущениям. Благодарение богине, кажется, нет ни серьёзного ушиба, ни вывиха, ни перелома. Отлично. Теперь нельзя было терять ни минуты времени. И беглянка бросилась прочь, руками раздвигая грозди сирени.

Она быстро миновала сад, ловко вскарабкалась на стену из камней и вдруг остановилась, на миг пронзённая робостью. Что её ждало впереди? Добрые люди, которые помогут, укроют, или… Или разбойники и бандиты? Она не знала. Знала лишь, что не нужна никому: ни отцу, ни брату. Как не была нужна и матери. Но искать её будут и, возможно, с собаками. Может быть, пустят стражников по всем дорогам, деревням, городам… У неё нет денег, нет даже запасной одежды. Ни-че-го.

Леолия оглянулась. За сиреневыми пожарами высились островерхие черепичные крыши корпусов. Родное, не любимое, но привычное…

Девушка стиснула кулачки, вонзив ногти в ладони. Ей захотелось дать себе пощёчину.

– Трусиха! – прошипела она. – Давай, возвращайся. Упади в ноги матушки, попроси прощения. Авось простит!

И зарычала. Злость прогнала страх, и, не колеблясь больше, Лео́лия спрыгнула и побежала по направлению к западу. По картам она знала, что именно там протекает полноводная река Шу́гга.

Оставалось очень мало времени до того, как начнёт всходить солнце, и дежурная дева ударит в било, пробуждая обитель ото сна. И можно было бы бежать ночью: тогда у Леолии было бы намного больше времени до того, как её начнут искать. Вот только мать Альцио́на, как правило, не ложилась спать до самого утра. То ли молилась, то ли раскладывала пасьянс, но никто из сестёр не рисковал будить настоятельницу до самого ужина: бессонница. Впрочем, девы учили видеть в этом особую святость матушки. Да и на здоровье бы. Одна беда: спрыгнуть можно было лишь из её окон. Первый этаж закрывался, окна на чёрной лестнице были глухими, на третьем – все кельи заселены и нет никакого шанса, что не разбудишь деву, войдя в её комнату, ну а с четвёртого проще убиться. Оставалось ждать утра и рисковать.

Когда мир озарился лучами восходящего солнца, беглянка увидела заросли камыша и рогоза. Река. Она успела.

Поздравив себя с точным расчётом, Леолия поспешно сняла одежду, связала её в узел. Оставалось только надеяться, что тело, спустя десять лет жизни в затворе, всё же вспомнит как это – плавать. Заново учиться времени не было, и девушка отважно бросилась в воду, держа свёрток левой рукой. Прошла несколько шагов по илистому дну, а когда вода достигла пояса, осторожно погрузилась в неё и зачерпнула правой рукой, отчаянно забив ногами. Тело всё же вспомнило, и она поплыла.

Течение сносило её, но Лео́лия была упряма. Ей нужно было попасть на тот берег. В первую очередь беглянку начнут искать вокруг обители, затем по дороге в Шуг. Она была уверена, что стражники непременно решат, что Лео́лия направилась в столицу. А когда прошерстят Королевские земли и объявят розыск в остальных семи щитах, беглянка уже доберётся в Западный Мыс, а там…

Глава 2. Именем короля

Просить помощи у людей было опасно. Однако голод оказался мучительным чувством. Солнце только-только достигло зенита, а Леолию уже мутило, и кружилась голова. Видимо, сплав по могучей Шугге не прошёл бесследно. Ноги дрожали от слабости. И раз уж предстоит просить помощи в деревне, то лучше это сделать сейчас. Уже завтра, скорее всего, о её побеге будут знать по обе стороны реки.

Можно было бы воспользоваться предложением рыцаря, но, будем честны, какой он, к юдарду, рыцарь?! Хам, нечестивец, распутник – мужчина, одним словом. Леолия была уверена, что оказаться в зависимости от Ларана значило провалить весь план.

Оказавшись среди аккуратных деревянных домиков, девушка уверенно зашагала в центр селения. Там должен быть алтарь. Непременно. Впрочем, в отличие от душевного настроя, шаг её далеко не был бодр.

– Ты уверена, что не совершаешь сейчас роковую ошибку? – страшным голосом поинтересовался «недорыцарь» за её спиной.

Леолия не ответила. Она надеялась, что если игнорировать навязчивого субъекта, то со временем ему надоест, и он отстанет сам.

– Эй, мальчик! – густой бас затормозил её движение.

Девушка оглянулась.

Перед калиткой, выкрашенной в алый цвет, стоял полуголый мужчина. Мускулы бугрились на его могучей груди, едва прикрытой кожаным фартуком. Огромным кулаком, казалось, можно было бы убить быка. Леолия невольно сглотнула и застенчиво подняла взгляд выше. Сумрачное лицо. Запавшие глаза, металлическим блеском сверкающие из-под кустистых бровей, борода, будто отрубленная лопатой. Нос, переломанных в двух местах…

– Йя-а? – пролепетала Леолия испуганно.

– Он у нас дурачок, – сострадательно посетовал Ларан за её спиной. – Вот, идём в обитель милосердных дев, помолиться. Вдруг богиня просветит его разум?

Леолия аж подпрыгнула и резко обернулась, уничижая спутника яростным взглядом.

– Бедняга, – сострадательно произнёс страшный мужик. – Возьми, болезный.

Что-то звонко цмокнуло о камень на песчаной дороге. Леолия глянула: это был щиток – медная монета Элэйсдэйра. Она бережно подняла его из пыли.

– Спасибо, – прошептала застенчиво.

– Дурачок дурачком, а гляди-ка, в деньгах соображает, – умилился мужик. – Хочешь заночевать в моём сеннике, болезный? До обители путь неблизкий, а ночи холодные.

Леолия испуганно покосилась на мужские груди, которые так рельефно проступали на торсе, что, казалось, ими можно было бы кормить младенцев, и отчаянно замотала головой. Ну уж нет! Нельзя доверять тем, кто может орудовать руками, как кувалдами.

– Ну что ж, да благословит тебя богиня, – выдохнул мужик и скрылся за калиткой.

– Ну и зря, – заметил Ларан, – он бы тебя в обиду не дал.

– Ага, – не выдержала Леолия, передёрнув плечами, – сам бы обидел. Ясно же, что это либо палач, либо мясник…

– Либо кузнец. Это был кузнец, нимфа. Царь и бог любого поселения.

«Всё равно страшный», – подумала Леолия, но промолчала. Ей неожиданно пришла в голову отличная идея: а не попросить ли ей милостыню? Дал монету один сельчанин, дадут и другие.

– Может всё-таки помочь? – поинтересовался Ларан. – Я мог бы заплатить за тебя в таверне. Или в кабаке, если тут есть кабак. Сочная курочка, ароматные котлетки. М-м…

– Обойдусь, – процедила девушка и вновь двинулась в центр села.

Мясо. Фу, какая гадость! В обители не только брезговали мясными блюдами – милосердные девы читали специальную молитву очищения за несчастных мясоедов.

Село состояло из одной лишь улицы. Зато какой! Вытянувшаяся вдоль реки, она всё длилась и длилась, и Леолии вскоре начало казаться, что эта улица простирается до самого Западного мыса – портовой столицы Золотого щита. Но, наконец, за одним из поворотов девушка увидела берёзовую алтарную рощицу. К этому времени ноги её уже начали заплетаться, а мир настойчиво раскачивался перед глазами. Леолия собрала последние силы и добрела до алтаря.

Это был обычный валун без изысков. Сельчане украсили его ромашками и, судя по тому, что цветы ещё не завяли, алтарь часто посещался. Хотя может это магия алтаря препятствовала тлению?

Девушка с облегчением уселась рядом с паломнической тропинкой, надвинула на лицо капюшон и протянула руку в нищенском жесте. Если она соберёт хотя бы десять медяков, этого хватит на еду до самого Золотого щита!

Ларан расположился в десяти метрах от неё, привязал лошадь к берёзе и лениво растянулся на траве, надвинув берет на глаза. «И что ему от меня надо?!» – сердито подумала девушка, но сделала вид что они не знакомы. Хватило ненадолго.

– Твоя лошадь обгрызает священное дерево! – зашипела Леолия в ужасе.

– Грызут – грызуны, а лошади – животные травоядные, – поучительно отозвался назойливый спутник, даже не приподнявшись.

– Какая разница?! Это же священная берёза!

– Прекрасно. Я не возражаю, пусть моя лошадь освятится. Буду ездить на святой лошади, – хохотнул он.

Леолия разозлилась Ты можешь быть невоспитанным хамом, но кощунство… Она сняла с ноги сандалию и бросила ему в лоб. Обувь сшибла берет.

– Ай, – Ларан скривился. – А если бы попала в глаз? Тебе бы пришлось всю жизнь кормить одноглазого калеку!

На тропинке показались две женские фигуры, прерывая их препирательство. Одна пониже, другая высокая и широкая в плечах. Шедшая впереди старуха, та, что пониже, куталась в цветастый наплечный плат – мафорию, а великанша за её спиной опиралась на корявый посох и хромала. Леолия поняла, что нужно просить милостыню, пока женщины не прошли, но от волнения и стыда у неё всё пересохло во рту. Вспомнив, что обнажила лодыжки, она поспешно натянула плащ на ноги. Не хватало ещё чтобы сельчанки увидели на её ногах монастырские сандалии.

– Ма, ма, – замычала великанша тыкая пальцем в Леолию.

«Идиотка», – поняла девушка. И это не было ругательством.

– Откуда ты идёшь, добрый странник, и куда держишь путь? – старушка окинула фигуру «нищего» цепким взглядом.

Глава 3. Стычка

Э́йдэрд, герцог и хранитель Медвежьего щита, поднялся над потухшим кострищем и вытер пальцы о медвежью шкуру, служащую ему плащом. Высоко в горах в это время года было холодно. В смысле просто холодно, а не дул ледяной ветер, как обычно.

– Ты тоже считаешь это странным? – обернулся он к Грэ́хэму, одному из своих командиров.

– Они никогда раньше так не делали, – признал тот. – Возможно, поменяли тактику?

Э́йдэрд скривил губы. Всё это ему не нравилось.

Кровавые всадники вели войны с Медвежьим герцогством с незапамятных времён, когда ещё не объединились в королевство. Когда сами медведцы были настоящими медведями с когтистыми лапами и бурой шерстью, если верить легендам и сказкам. Но ни разу всадники не уходили без битвы. Прийти, постоять под стенами заставы и уйти? Зачем? Разве только отвлечь внимание. Но от чего именно хотят отвлечь внимание Медведя?

– Мой герцог! – Ю́дард, оруженосец Э́йдэрда, спешил к господину по крутому склону.

На плече юнца сидел почтовый ворон. Оруженосец с поклоном протянул свернутую трубочкой записку.

– Из Железного когтя, – поспешил предупредить он.

Э́йдэрд развернул послание и скрипнул зубами. Грэ́хэм встревожено смотрел на него:

– Мой герцог?

– Они осадили Железный коготь, – рыкнул Э́йдэрд.

– Высылать подкрепление? – уточнил Грэ́хэм, зная ответ наверняка.

И ошибся.

– Нет, – Э́йдэрд прищурил глаза цвета воронёной стали. – Сначала Могучая Лапа, затем Алмазный клык, а теперь Железный коготь. Всадники и оттуда уйдут раньше, чем мы подоспеем.

– А если…

– Если я ошибаюсь, и конечная цель всадников именно Железный Коготь, то гарнизон в ней способен продержаться не один день. Мы успеем им помочь. Но я уверен, что и Коготь им не нужен.

– Тогда что им нужно?

Э́йдэрд мрачно глянул на помощника. Седые усы, мудрые, зоркие, как у орла, глаза и орлиный же нос. Грэ́хэм воевал ещё под началом отца нынешнего герцога. И, пожалуй, слишком привык сражаться по правилам. А правила имеют свойство меняться

Медвежий герцог снова задумался, провёл рукой по короткой бородке, больше похожей на не сбритую щетину. Положим, всадники бьют по разным заставам, чтобы медведцы пропустили удар по одной из крепостей. Но даже если пропустят, любая из застав может выстоять под ударами не менее полугода: хранитель регулярно и тщательно проверял обороноспособность своих застав.

Напасть на Берлогу – главный город Медвежьего щита? Невозможно. До него от границы три дня пути, а кровавая магия в этих горах не действует, придётся всадникам продвигаться, не ускоряя скорость коней магически. Уж экспедицию-то вражеского отряда медведцы точно не пропустят. Тогда – что?

– Если всадники захватят одну из застав, король не простит нам, – мрачно сплюнул Грэ́хэм.

«Это я его не прощу», – высокомерно подумал герцог и вздрогнул.

Король!

Решение задачки пришло мгновенно. Король – самое слабое место в обороне. Коварный, вероломный, трусливый. От него можно было ожидать всего, чего угодно. К тому же, если бы не нападение всадников, Э́йдэрд ещё вчера был бы в Шу́ге. Логично предположить, что кровавые делают всё, чтобы Медвежий герцог задержался в своих землях и не успел отреагировать на нечто, происходящее в столице.

Возможно ли, что бы враги, например, вторглись в Серебряный щит на кораблях? Прошли огнём и мечом по серебряным землям и вступили на территорию Элэ́йсдэйра? Да нет. Глупости. Где всадники, а где корабли? Благодаренье всем богам, кровавые варвары не выносили морских прогулок. Но даже если бы рискнули, Морской герцог уж точно не пропустил бы их корабли мимо своего щита.

И всё же что-то происходило именно в столице, Э́йдэрд был уверен.

– Коня, – приказал резко.

Рыжий Ю́дард бросился выполнять приказ.

– Грэ́хэм, ты остаёшься за меня. Можешь гоняться за всадниками по всем заставам, если это успокоит твою душу, но делай это от моего имени. С моими стягами, под рёвом моих рогов. Никто не должен знать, что меня нет среди вас.

Грэ́хэм неодобрительно покосился на своего господина. Он явно считал распоряжение герцога блажью, старый дуралей. Но старик дисциплинирован, а потому можно не опасаться, что сделает что-либо не так, как ему приказали. Было бы иначе, Э́йдэрд давно бы избавился от него.

Оруженосец подбежал, ведя за собой недовольного вороного коня. Удивительно, но Ми́шка, не подпускающий к себе никого кроме хозяина и старого конюха О́йда, которого знал с далёкого жеребячества, признал нелепого, долговязого, застенчивого парня. И не просто признал. Герцогу иногда казалось, что его полуприрученный конь радуется рыжему другу едва ли не больше, чем всаднику.

Э́йдэрд одним махом взлетел на жеребца, обернулся к Юдарду:

– Седлай коня. Ты едешь со мной.

Рыжий обрадовался.

Буквально через пару минут оба всадника исчезли в магическом портале, открытом герцогом. Грэ́хэм вздохнул и пошёл отдавать распоряжения об отходе отряда в Железный коготь.

***

Они выехали в небольшой дубраве неподалёку от Северной дороги, связывающей Медвежий щит и Шуг. Герцог расстегнул серебряную пряжку в виде медвежьей лапы и сбросил шкуру на круп коня. В Элэйсдэ́йре было по-настоящему тепло. Июнь едва вступил в свои права, но солнце тут припекало совсем по-летнему. Впрочем, в Королевских землях июнь – это уже и есть лето.

– Надо же, – восторженно ахнул рыжий оруженосец. – Представляете, я никогда раньше не был в Элэйсдэ́йре! Ух ты, а что это за деревья? Они удивительны! Какие странные листья, да?

Э́йдэрд грозно глянул на распоясавшегося парнишку, но Ю́дард был напрочь лишён эмпатии. На него не действовали взоры любой степени грозности. Он просто не считывал выражения лиц.

– Ой, а тепло, да? Ваша Светлость, здесь что, август? У них по-другому идёт время?

Глава 4. Первые угрозы

Всю дорогу в столицу, Лео́лия пребывала в состоянии шока. Начиная с того момента, когда рыжий капитан королевских стражников ворвался в храм и именем короля отменил постриг, а затем повелел девушке переодеться. «Мы едем инкогнито. Нельзя, чтобы вас узнали». На возражение, что уж в чём в чём, а в облачении милосердных дев, которое заматывает фигуру с головы до пят, оставляя взору лишь сандалии, узнать человека невозможно, капитан скривился: «Нет. Все облачения необходимо оставить здесь».

Ну нет, так нет. Лео́лия не стала возражать и воспользовалась той самой одеждой, в которой накануне бежала из обители. С надеждой, что, если богиня смилуется, одежда может пригодиться ещё раз для той же цели. В милость короля девушка не верила.

Перепуганные девы не сопротивлялись. Мать Альцио́на даже смогла величественно благословить в дорогу несостоявшуюся деву, переодетую в мужскую одежду. Настоятельница предложила было капитану пообедать перед дорогой, но тот решительно отказался

Сострадательная дева Ди́гна, кухарка обители, тайком сунула Лео́лии пару варёных яиц и ломоть хлеба. Если кто и был добр к девушке, то это Ди́гна. Ещё тогда, когда маленькую, плачущую навзрыд девочку привезли в обитель, добрая кухарка пришла в первую, самую тоскливую ночь и принесла с собой пирожки со шпинатом. Она гладила тёмные волосы несчастной, пока Лео́лия уплетала угощение, и пробыла с ней, пока девочка не уснула.

И сейчас, глядя в окно кареты на проносящиеся мимо пейзажи, девушка пыталась догадаться о цели своего путешествия. Все осторожные попытки расспросить капитана ни к чему не привели. То ли он не знал сам, то ли получил строгие инструкции о неразглашении.

В небольшом городке, который служил Шугу своеобразными воротами, произошла неприятная стычка с наглым аристократом.

Когда стражники в трактире начали есть жирные куски мяса, Лео́лию замутило. Как вообще можно есть трупы?! Под предлогом посмотреть за лошадьми, девушка выскользнула на улицу и увидела, как рыжий долговязый проныра оттеснил их лошадей и поит собственную. Попытка решить вопрос по-хорошему встретила такое высокомерие, какое бывает только у слуг знатных господ, и Лео́лия внезапно потеряла терпение. Все события последних двух дней будто разом обрушились на неё.

– Я заколю тебя! – завопил мерзкий парень, багровея и становясь похожим на пылающий факел.

– Попробуй, – ответила она и вскинула голову, уперев руки в бока.

А потому что должна же быть какая-та справедливость в жизни? Леолия надеялась, что на их крики выйдут королевские стражники и разберутся с выскочкой. Но появился совсем другой человек.

Высокий, широкоплечий, в чёрной одежде – сочетание бархата и кожи. Такого же цвета шерстяной плащ казался продолжением тёмных волос. А глаза… Под их взглядом хотелось зарыться в землю и самому себе поставить надгробный камень. Лео́лии показалось, что земля ушла из-под её ног, раскрывая пасть в преисподнюю. Разве у человека могут быть такие страшные глаза? Чёрные на бледном лице, они напугали её своим мрачным взглядом.

– Отлично, поехали, – велел чёрный человек рыжему подлецу.

Лео́лия стиснула кулаки. Высокородный хам будто и вовсе не заметил её. Словно она была пылью у его кожаных сапог! Злость помогла преодолеть страх. Девушка гордо встала перед рыжим парнем, загораживая проход к лошадям.

– Сначала мы.

Сердце будто пыталось выпрыгнуть из груди. Чёрный человек, наконец, заметил её. Да неужели? Лео́лия была готова ко всему: что её обругают, ударят, убьют, наконец. Но случилось худшее: мужчина просто взял её и подвинул. Просто переставил на другое место. Как вещь, а не человека!

Лео́лии захотелось броситься на него с кулаками, ударить в ответ или швырнуть камнем. И пока она жадно вдыхала воздух, словно рыба, оказавшаяся на дне рыбацкой лодки, наглец отвязал чёрного, как демон, коня, взлетел на него, и обернулся к рыжему.

– Ю́дард?

Отличное имя для мерзкого оруженосца! Совсем как у древнего предателя – герцога Ю́дарда, двести лет назад поднявшего мятеж против короля. Как говорится «как коня назовёшь, так он и поскачет». То-то рыжий так омерзителен!

Лео́лия выдохнула и вновь шагнула к обоим высокомерным гордецам, но те уже были в сёдлах. Чёрный проскакал мимо, едва не сшибив её грудью своего коня, лишь в последний миг девушка успела отшатнуться. Чудовище, а не человек! Гордый, высокомерный…

– Вы… вы… – Леолия задыхалась от бессильной ярости, – невоспитанный, высокомерный хам, ю́дард вас побери!

Но вряд ли герцог и его оруженосец услышали её.

– Госпожа?

Это, наконец-то, вышли из таверны стражники. Лео́лия обернулась, понимая что лицо её ещё искаженно яростью. Закрыла глаза, выравнивая дыхание.

– Нам необходимо продолжать путь, – проворчал капитан.

Видимо, не знал, как с ней обращаться. Кто она? Дочь короля, но тогда почему за ней послали стражников, а не пышную свиту? Заключённая? Но почему дан приказ обходиться с всевозможной учтивостью? Старый вояка терялся и не понимал, как себя вести.

– Поехали, – Лео́лия взяла себя в руки.

Дрожь гнева ещё сотрясала её, но девушка решительно вернулась в карету, ожидая, когда вновь впрягут уставших лошадей.

Вскоре они въехали в город, и Лео́лия с трудом удерживалась, чтобы не высовываться из окна. Она с детства не видела такого множества домов. Шум городских улиц заполнил её голову, вытесняя образ чёрного герцога. Лай собак, смех или плач детей, крики торговцев, весёлая песенка пьяницы – всё это было Лео́лии внове. И, когда копыта лошадей застучали по деревянному настилу моста, девушка не выдержала и всё-таки высунулась из окошка почти до пояса, оглядываясь на удивительный, многолюдный город.

– Не положено, – всполошился капитан, и Лео́лия, вздохнув, опустилась обратно на сидение.

Остров, на горбе которого расположился королевский дворец, назывался Запретным. Леолия с восторгом смотрела на высокие, гордые башни. На двойные стены когда-то неприступной крепости. Она помнила, что за внутренней стеной посажены великолепные сады, чье цветение прерывается лишь зимой. А едва только сходит снег, как из-под него уже выглядывают подснежники и ветреницы. Когда-то Лео́лия очень любила эти сады.

Глава 5. Сны и фрейлины

Наверное, король Эста́рм хотел польстить дочери, вернув её в детскую сказку. Возможно, желал показать, что она всегда оставалась в его сердце той маленькой темноволосой девчушкой, какой отправилась в обитель – Лео́лия этого не знала. Она пыталась найти ответ и не находила его. Почему ей выделили именно те комнаты, в которых принцесса жила ребёнком? Хотели воззвать к её ностальгическим чувствам, вызвать тёплые воспоминания? Что ж, воспоминания вызвать удалось.

Лео́лия обошла все пять комнат: спальню, будуар, ванную комнату, кабинет – бывшую учебную комнату, гостиную – бывшую комнату для игр. Всё в них, казалось, застыло во времени: сиреневые шёлковые гардины и огромная кровать под кружевным балдахином в голубой спальне, сочетание медовых и шоколадных цветов в отделке будуара, резная мебель из орехового дерева в кабинете. Стол, под крышкой которого перочинным ножиком вырезано «Лео». В просторной ванной комнате с бассейном и душем улыбающаяся нимфа лукаво выглядывала из ивовых зарослей моза́ики, выложенной драгоценными камнями.

Изменилась одна лишь комната для игр.

Здесь больше не было ни волшебного замка, ни кукол в шёлковых разноцветных платьях, ни деревянных лошадок, запряжённых в раззолоченную маленькую карету. Теперь в комнате, выходящей окнами в сиреневый сад, расположилась взрослая гостиная по последней моде. Мягкие диванчики и изящные кресла на изогнутых ножках в форме львиных лап, расшитые золотыми и серебряными птицами подушки, клавесин, ковры… Стены и мебель обиты малиновым шёлком.

С помощью ожидавших принцессу служанок Лео́лия приняла ванну. Вода оказалась тёплой и мягкой. Служанки намыливали тёмные волосы своей госпожи и угрюмо молчали. В воздухе будто кто-то разлил напряжение. Принцессе было безумно неприятно, что её касаются чужие руки, но она знала, что по статусу положено это терпеть. Когда, завернувшись в пушистые одеяла, девушка отпустила прислугу и осталась одна, ей показалось, что всё вокруг замерло, будто чего-то ожидая.

Лео́лия высушила волосы магическим медвежьим кристаллом и легла на кровать, уставившись в потолок. Десять лет… Десять лет назад она в последний раз лежала на этой кровати. Ей вспомнилась серая, убогая келья с низким потолком.

За что?!

Девушка сама не заметила, как сон смежил усталые веки. Воспоминания обступили её, беззащитную, вторгаясь в спящее сознание.

– Ведьма! – кричит сопливый беловолосый мальчишка в лазурном шёлковом камзоле. – Ю́дордова черноволосая дочь! Уродина!

Он тянет из её рук Э́йтаса – плюшевую собачку, верного друга Лео́лии. Девочка кричит и дёргает игрушку на себя. Всё это происходит на глазах гувернёров и нянек, упорно делающих вид, что не замечают, как десятилетний брат унижает восьмилетнюю сестру. Мимо площадки на четвёртом этаже Розовой лестницы снуют на цыпочках служанки с подносами, слуги с охапками дров… Много-много равнодушных взрослых.

– Пусти, – кричит Лео́лия, плача.

Но принц Амери́с сильнее. Наконец мальчик вырывает из её рук собачку и со злым смехом отрывает игрушке голову.

– Не-ет! Эйта-ас!

Слёзы душат Лео́лию, слёзы отчаяния и злости. Она изо всех сил толкает брата. Амер́ис, не ожидавший такой прыти от младшей сестры, нелепо взмахивает руками, падает и катится по ступенькам вниз. Девочка застывает в ужасе, глядя, как брат замирает сломанной куклой, тихой, бездыханной. Она бежит к нему, перескакивая через ступеньки, но у самого тела принца хулиганку вдруг подхватывают на руки. Толстая служанка со сросшимися на переносице бровями крепко держит, не пуская девочку к брату.

– Отпусти! – кричит Лео́лия. – Там Амери́с… Ему нужно помочь!

– Ведьма, – шипит служанка, – я не дам тебе добить маленького господина. Даже не надейся.

Лео́лия плачет и бьётся в её руках. Ей кажется, это руки каменной богини.

Принцесса открыла глаза. Сквозь слёзы вновь увидела над собой расписанный золотыми звёздами голубой потолок. Там, в обители, она забыла всё это. Очень старалась забыть и смогла. А сейчас всё вокруг пробуждало воспоминания и давнюю боль насмерть перепуганного, виноватого ребёнка. Всё это случилось десять лет назад. Лео́лия знала, что Амери́с остался жив: он просто потерял сознание от боли, сломав при падении руку. Обычная детская ссора, травма по неосторожности.

Но почему ей по-прежнему так тяжело?

Лео́лия скинула полотенца и забралась под пуховое одеяло. Она не будет думать о плохом. Амери́с жив-здоров. Может быть, он даже повзрослел и изменил своей ребяческой неприязни к сестре. Отец вернул опальную дочь во дворец. Всё ведь хорошо, правда? Лео́лия начинает новую жизнь, в которой нет и не будет места тягостным воспоминаниям детства.

Она смотрела на огонёк лампадки, теплящейся перед ликом мраморной статуи небесной богини и шептала привычную молитву. И постепенно тёплый свет озарил весь мир, и глаза её снова закрылись.

Но что это? Это уже не огонёк – это пламя. Оно горит и полыхает за оконным стеклом. Рамы закрыты, но из-за них всё равно доносятся многоголосые крики.

Лео́лия жмётся к ногам матери, чувствуя, как что-то непонятное происходит во взрослом мире.

– Она хотела его убить, Эста́рм! – будто клинок режет душу голос матери.

– Она – ребёнок, И́я, – резко отвечает король. Изящный, стройный, златоволосый. – Ты понимаешь, что она – просто ребёнок?

– Это всё дурная кровь, – шипит королева.

Отец сердито фыркает.

– Суеверия и предрассудки. Что за глупость считать, что цвет волос влияет на характер?

Мать отпихивает Лео́лию.

– Да, она не понимает, что делает, Эста́рм, – звенит её высокий раздражённый голос, – но через брюнетов действует проклятье ю́дарда, а наша дочь – темноволоса. Разве не очевидно? Я, конечно, не считаю, что она специально планировала убийство. Но Амери́с сломал руку! Что дальше, Эст? Наш сын должен сломать шею, чтобы тебе стало очевидно?