Кристин Кэтрин Раш Возвращение «Аполлона-8»

Часть первая 2007

Ричард запомнил все неправильно. Так, словно это была картина, и он рассматривал ее, а не событие, в котором принимал живое участие.

Изображение на самом деле казалось настолько ярким, что он зарисовал его на первые же, показавшиеся ему тогда немыслимыми, доходы от своего бизнеса и поместил картину в своем кабинете — то есть в каждой из последующих версий своего кабинета, последние из которых сделались настолько большими, что ему приходилось изыскивать специальные способы размещения картины, чтобы помочь ей оставаться в поле его зрения.

Ложное воспоминание — и картина — говорили следующее.

Он стоит на заднем дворе родного дома. Слева от него — качели; справа — железнодорожными рельсами уходят вдаль бельевые веревки.

Ему восемь, он невысок для своего возраста, волосы белые, как лен, лицо еще совсем детское. Он смотрит в ночное небо, на котором Луна кажется больше, чем когда-либо прежде. Она светит ему в лицо — похожая на нимб со старинной иконы. Белизна ее настолько ярка, что ночное светило кажется более живым, чем он сам.

Впрочем, он смотрит не на Луну, а за нее — в черноту, куда устремляется небольшой, похожий на конус кораблик. Кораблик почти не виден, только один край его еще блестит, отражая лучи. И от него исходит какая-то аура, которая со всей очевидностью свидетельствует: корабль тратит последние силы на отчаянную попытку спасти себя, заведомо обреченную попытку. Это понимает даже он в свои восемь лет.

Кто-то спросил у него однажды, почему он поместил изображение трагедии в самом фокусе своего кабинета. Он был ошеломлен.

Он не видел в картине — да и в воспоминании, кстати, тоже — ничего, указывающего на утрату.

Напротив, в его глазах картина эта символизировала оптимизм. Последняя, отчаянная попытка не могла быть предпринята без надежды на успех.

Так он отвечал… обыкновенно.

И думал о том, что надежда жила в мальчике, в его воспоминаниях, в его желании изменить один из самых значительных моментов своего прошлого.

* * *

Реальное воспоминание было куда прозаичнее.

Крохотная кухонька выкрашена ярко-желтой краской, впрочем, тогда она не казалась ему крохотной. За его спиной находились стол, буфет и глубокая раковина под небольшим окошком, выходившим на дорожку к гаражу. Слева еще два окна глядели на просторный двор и продолжение квартала. Плита была напротив. И мать всегда представлялась ему стоящей возле нее, хотя она не менее часто сидела и за столом. Отцовское кресло располагалось слева, под окнами.

Радиоприемник восседал на холодильнике, пристроившемся недалеко от плиты. А в центре комнаты, справа и позади него, бурчал почти не выключавшийся телевизор.

Отцу удавалось читать за столом, но Ричард никак не мог этого сделать. Мать постоянно пыталась завести с ним разговор, но теперь, когда детство кончалось, стала сказываться разница в их IQ.

Матушка-то была женщина отнюдь не глупая, просто он выходил за всякие рамки. Отец, по крайней мере, понимавший часть того, что говорил его сын, помалкивал в присутствии гения. Помалкивал и гордился. Они носили одно имя: Ричард Дж. Джохансен, где Дж. означало Джейкоб. Так звали семейного патриарха — деда, явившегося в эту страну со своими родителями в возрасте восьми лет в надежде отыскать лучший мир и обнаружившего его.

В тот вечер, 24 декабря 1968 года, дом уже украсили к Рождеству. Сосновые ветки стояли на столе в столовой, рождественские открытки пристроились на миниатюрных санках на телеприемнике в гостиной. Свечи горели на кухонном столе, и отец роптал по этому поводу всякий раз, переворачивая страницу газеты. Пахло сосной, свечами и пирожками.

Мать пекла пироги и к празднику, и во всякий другой день; было просто удивительно, что, пребывая в окружении целого моря сластей, он так и не растолстел. Впрочем, в тот вечер их ожидал обыкновенный ужин, поскольку праздновали они не сочельник; праздник будет завтра — на Рождество.

Тем не менее он был взволнован. Ему нравилось это время: еда, музыка, звезды на темном ночном небе. Даже снег против обыкновения казался ему прекрасным. Стоя на корочке льда, он вглядывался в небо, отыскивая на нем созвездия или просто разглядывая Луну и пытаясь при этом понять, как может существовать нечто настолько далекое и холодное.

В тот вечер мать позвала его ужинать. Он разглядывал Луну в телескоп, который отец подарил ему в июле, на восьмой день рождения, надеясь увидеть «Аполлон-8» на его пути к лунной орбите.

На пути в историю.

Но вместо этого ему пришлось вернуться в дом и засесть за ростбиф (или мясной рулет, или тушеную говядину с капустой), чуть повернув свой стул, чтобы видеть телеэкран. Уолтер Кронкайт — образец настоящего мужчины, с точки зрения Ричарда — вел репортаж из Центра управления полетами с серьезным и вместе с тем мальчишеским выражением лица.

Космическое приключение нравилось Кронкайту в не меньшей степени, чем самому Ричарду. И Кронкайт участвовал в нем, оставаясь в тысячах километров от места событий.

Что Ричарду не нравилось, так это рисованные картинки. Снять «Аполлон-8» на его пути к Луне, естественно, не представлялось возможным, и поэтому какому-то несчастному сукину сыну пришлось рисовать иллюстрации.

В этот миг внимание Ричарда, как и всей страны, было сфокусировано на границе зоны радиовидимости, за которой сигнал не мог поступать из-за края Луны. Если астронавты успевали вовремя достичь этой границы, они оказывались на лунной орбите, в шестидесяти девяти милях от лунной поверхности. Однако широкие народные массы не смогут узнать об этом, пока корабль снова не выйдет из-за Луны.

Зона радиовидимости в данный момент сеяла страх в национальном масштабе. Даже в душе отца Ричарда, который в своих опасениях признавался крайне редко.

В ту субботу, 21 декабря, отец Ричарда, преподававший в средней школе математику и науковедение, сидя рядом с сыном, в меру своих возможностей объяснял ребенку азы небесной механики. Он показал Ричарду уравнения и попытался объяснить тот риск, на который шли астронавты.

Одна крохотная, пустячная, даже случайная ошибка в вычислениях — простое отклонение в несколько секунд во времени работы двигателя, уводящего с земной орбиты, — и астронавты могут оказаться на более высокой орбите около Земли или на неправильной орбите вокруг Луны. А то и, не дай Бог, на траектории, уводящей и от Земли, и от Луны в великую и неведомую пустоту, откуда нет возврата. Мать Ричарда считала, что муж помогает ребенку делать домашнее задание. Обнаружив истину, она погнала мужа в спальню — отчитываться в злодеяниях.

— Что ты делаешь, — шепотом возмутилась она. — Ему всего восемь лет.

— Он должен понимать, — возразил отец.

— Нет. Не должен, — отрезала она. — Ребенок будет бояться и страдать.

— А если они промахнутся? — проговорил отец. — Тогда придется объяснять.

Чуть повышенным тоном она произнесла:

— Они не промахнутся.

* * *

Но это произошло.

Они промахнулись.

В Центре управления полетами уже подозревали об этом во время нахождения корабля вне зоны радиовидимости, однако не стали говорить астронавтам — во всяком случае, пока. Они кое о чем попросили, например, провести новую коррекцию, надеясь вернуть корабль на нужную орбиту, сделать еще несколько отчетов, просто для того, чтобы записать на пленку еще спокойные (как будто бы) голоса экипажа, но все, что они могли предпринять, не меняло того факта, что астронавты не вернутся на Землю.

Им суждено вовеки плыть по темным просторам пространства.

Пока об этом не знали и сами астронавты. Корабль не был оснащен в достаточной мере средствами контроля и телеметрии. И астронавтам приходилось полагаться на Центр управления полетами во всем, что касалось сведений об их орбите, то есть наиболее важной для них информации.

Впоследствии выяснилось, что астронавты осознали проблему почти сразу и принялись искать собственное решение.

Конечно же, такового не существовало.

Вот почему Кронкайт казался таким напряженным в тот сочельник, сидя перед телекамерой в месте, отведенном в Центре управления для прессы. Кронкайту было известно, что трое астронавтов еще живы. Они будут жить еще несколько дней в маленькой капсуле, направляющейся в великое ничто. Сеансы связи продолжались дольше, чем следовало бы по всем канонам, однако астронавты не жаловались — как и подобает героям.

Они говорили о том, насколько Луна плоская, и о том, как прекрасна Земля издалека. Конечно, им предоставили возможность попрощаться с женами и детьми по закрытому каналу. Пока оставался устойчивым радиосигнал, они принадлежали Земле. И пока хватало кислорода.

Пока хватало надежды.

О ней-то и помнил Ричард: о надежде.

Никто более не воспроизводил запись, на которой Ловелл, Борман и Андерс говорили о будущем. Будущее пришло и ушло. Репортеры, архивисты и историки воспроизводили теперь сцены прощания или описания Земли — какая она прекрасная, какая маленькая, какая единая.

— Трудно поверить в то, — произнес Ловелл свой, получивший мировую известность афоризм, — что на столь прекрасной планете насчитывается великое множество сердитых людей. Издали она кажется такой мирной.

Конечно, он был не прав.

Но не это волновало тогда Ричарда.

Его беспокоило, точнее, пугало, что эта неудача может привести к закрытию всей космической программы.

Об этом тревожились и сами астронавты. И едва ли не на последнем вздохе сделали совместное заявление.

— Наш полет нельзя считать неудачей. Мы гордимся тем, что первыми из людей оказались за орбитой Луны. Пожалуйста, не отказывайтесь от исследований космоса. Пусть люди высадятся на Луне. Устроят там базу. Пошлите корабли исследовать Солнечную систему. Сделайте это от нашего имени и с нашего благословения.

Веселого Рождества.

И спокойной ночи всем вам.

Мать Ричарда разрыдалась. Отец опустил свою сильную руку на его плечо. А Уолтер Кронкайт, мужественный и надежный, снял очки, коротким движением потер глаза и только потом взял себя в руки — как пять лет назад, когда неожиданно скончался президент.

Кронкайт не стал много говорить и доводить пьесу до финала. Последнее заявление Ловелла, Бормана и Андерса осталось последним, как того и хотели астронавты.

Он предпочел не вдаваться в подробности их смерти и не фокусировать внимание общества на неудаче.

Он обратился к будущему.

Он обратился к надежде.

Так поступил и Ричард…

Во всяком случае, попытался это сделать.

И трудами своими содействуя покорению пространства, занимаясь физикой и астрономией, поддерживая себя в отличной физической форме, чтобы стать астронавтом по первому же призыву, он вглядывался во тьму позади Луны, пытаясь понять, что видели они в свои последние часы.

Каково им было?

И где они теперь?

* * *

По прошествии почти сорока лет они возвращались домой.

Вернее, направлялись в сторону дома с той точностью, которая была возможна для мертвого корабля с мертвым экипажем. И никто не выходил встречать их.

Как и предсказывали эксперты, «Аполлон-8» вышел на эллиптическую орбиту вокруг Солнца. Период обращения составлял всего чуть более шестнадцати месяцев, однако большую часть времени маленький космический аппарат проводил над плоскостью земной орбиты. И в первый раз «Аполлон-8» возвратился домой… ладно, просто приблизился к Земле по прошествии восемнадцати лет.

Их обнаружили едва ли не случайно. Отражавшийся от капсулы солнечный свет привлек внимание астрономов-любителей, проживавших в разных уголках мира. К планете приближалось нечто маленькое, незначительное и отражавшее свет необычным образом.

Люди пытались понять, что это такое. К неведомому пришельцу обратились гигантские телескопы из обсерватории Лоуэлл и так далее, вплоть до нового орбитального телескопа. На полученных снимках звездного неба обнаружились знакомые очертания конуса.

«Быть не может», — хором сказали эксперты.

Однако они ошибались.

Все надеялись, что это ошибка.

В эти тяжелые дни Ричард умолял друзей из обсерватории Висконсинского университета повернуть к капсуле свой телескоп — вопреки интересам науки. Потом он уже не был астрономом. По окончании университета он занялся аэрокосмической техникой и учредил компанию, которой суждено было сделать его первым среди миллиардеров своей страны.

Но в те дни он еще был студентом, не обладавшим ни влиянием, ни властью.

В конечном счете ему пришлось отправиться на окраину, подальше от городских фонарей, и попытаться разглядеть капсулу собственными глазами. Утопая по лодыжки в холодном снегу, он часами вглядывался в пространство.

И наконец убедил себя в том, что замеченная им крохотная искорка отнюдь не пылинка на объективе, и не космическая станция, сооруженная США на земной орбите, и не один из спутников, запущенных в последние несколько лет.

Нет, он убедил себя в том, что действительно видит корабль, и наваждение всецело овладело им.

Быть может, нечто большее, чем погрешность памяти, породило эту брошенную капсулой искорку на его картине.

А быть может, это самое «нечто» просто послужило катализатором для всего процесса.

Или же, как утверждала его мать, причиной стало чрезмерно живое воображение, растревоженное первым соприкосновением со смертью, реальным восприятием ее.

Ричарду хотелось верить, что смерти здесь не было места. Никогда не было. С его точки зрения, возможность того, что все трое остались живы, оставалась всегда. Наверное, они со своего корабля исследуют Солнечную систему и видят то, чего не доводилось видеть глазам человека. А может, просто встретили инопланетян, и инопланетяне эти, добрые, как в сериале «Стар Трек», спасли трех людей.

Он понимал, что подобные надежды не имеют под собой почвы. Побывав в музее Хантсвилля, штат Алабама, он залез внутрь капсулы «Аполлона», ужаснувшись тому, насколько маленькими были аппараты. Люди просто не способны жить в такой тесноте.

Он понимал, насколько непрочны эти корабли. Чудом являлся уже тот факт, что капсула пережила столько лет. Он знал это. Как и то, что надежда на спасение экипажа — прямое наследие детства, поры, когда ребенок просто не способен поверить в смерть героя.

После той первой встречи все планы его, все ожидания основывались на предположении, да, собственно, уверенности, что астронавты давно мертвы. Но сам «Аполлон-8» выдержит новый полет и вернется.

Корабли, которые он строил, рассчитывались с учетом того, что они встретят мертвый корабль, кусочек истории. Он намеревался вернуть «Аполлон-8» на Землю, как археолог — древнюю гробницу, как исследователь морских глубин — остов знаменитого корабля, скажем, «Титаника».

Существенную долю своего состояния и значительную часть жизни Ричард потратил на организацию встречи «Аполлона-8» при следующем возвращении корабля к Земле.

И теперь, когда корабль снова обнаружили на необычной для нашей системы длинной эллиптической орбите, Ричард был готов к действиям.

Несколько ночей подряд он просыпался в холодном поту от ужаса, что его детская мечта сбывается.

А потом приходила мысль, что детская мечта еще не исполнилась. Он просто сделал всё, чтобы это произошло.

И временами удивлялся тому, что этого недостаточно.

* * *

Корабль, который он вылизывал и готовил с начала года, получил имя «Карпатия» — в честь судна, спасшего большую часть уцелевших пассажиров «Титаника». Метафора нравилась ему, хотя он хорошо понимал, что живых на «Аполлоне-8» не будет. Уцелевшим следовало считать сам командный модуль: космический корабль, совершивший самое далекое и длительное из предпринятых человеком путешествий и вернувшийся назад.

Человечество успело разослать свои корабли почти во все уголки Солнечной системы — вездеходы на Марс, зонды на Венеру, — собрав больший объем сведений о своей планетной системе, чем за всю предыдущую историю науки. НАСА собиралось посылать новые корабли все дальше и дальше, надеясь выглянуть за пределы родной планетной системы и приступить к изучению Галактики.

Космические путешествия, как и всегда, финансировались правительством. И конец двадцатого века вместе с началом двадцать первого получил название Эры космических путешествий.

Ричард с удовольствием размышлял о том, что однажды, оглянувшись назад, человечество назовет это время началом своего космического пути. Подумать же о том, что все спутники, полностью оборудованная орбитальная станция, небольшая лунная база и коммерческие рейсы могут оказаться сразу и началом, и концом дороги человечества в космос, было страшно.

Он мечтал увидеть людей на Марсе — людей, а не автоматы, — изучающих дальние пределы Солнечной системы. Людей, отважно исследующих неизведанное — как в том самом детском сериале.

Поэтому-то столько лет назад он и затеял свою компанию «Джохансен Интерпланетари», обладавшую теперь широкой сферой влияния, точной рыночной стратегией, высоким интеллектом персонала и наконец овладевшую в прошлом году искусственным тяготением, что открывало человеку путь к звездам.

Существенная часть технических решений, при всей их простоте, имела военное приложение, так что Ричард зарабатывал большие деньги. Его фирма стала первой частной компанией в области космических путешествий, хотя вложения и не давали быстрой отдачи. Поэтому он создавал субкорпорации, занимавшиеся другими научными разработками. Искусственная гравитация представляла собой всего один пример. Кроме того, он пас компьютерщиков, создававших все более и более миниатюрные системы управления, экономя место на борту космических кораблей. А один из его компьютерных спецов, некий Гейтс, предложил выпустить эти миниатюрные вычислительные машины на деловой рынок.

Одна эта идея принесла Ричарду миллиарды.

Другие изобретения, начиная от сублимированного и замороженного питания и кончая легкими космическими скафандрами, только увеличили его состояние.

Все вокруг считали его визионером, хотя на самом деле он просто хотел осуществить то, чего по молодости не сумел сделать в 1968 году.

Спасти «Аполлон-8».

* * *

Таким вот образом он оказался в собственном скафандре на вышке обслуживания возле «Карпатии», разглядывая обтекаемые очертания корабля. Здесь, вблизи, он не мог видеть стреловидные крылья, позволявшие кораблю при необходимости планировать. Не замечал и порталов для пассажиров, поскольку корабль был одновременно исследовательским судном и роскошным лайнером.

Внизу, конечно, располагались бомбовые люки, внесенные в проект для того, чтобы министерство обороны США могло использовать эту серию кораблей, как и другие его создания, для целей, о которых он предпочитал не думать.

Кроме того, появление бомбовых люков на «Карпатии» объяснялось параноидальными наклонностями его главного конструктора Бреммера, который, узнав, для чего Ричард хочет использовать корабль, сказал так: «Вам не известно, с чем вы можете встретиться там. Пусть это будет настоящий военный космический корабль».

Это означало, что на борт пришлось принять военное подразделение, то есть астронавтов, умевших применять на практике пушки, бомбы и прочую военную технику, о которой Ричард имел только теоретическое представление. Кроме военных на корабле была и научная бригада — настоящие археологи, взволнованные возможностью использовать в космосе хотя бы часть своих познаний; горстка историков космонавтики и медперсонал на случай жутких событий при встрече «Карпатии» с «Аполлоном-8». Присутствовали также инвесторы — «туристы», как называли их настоящие астронавты. Ричард предпочитал именовать их «наблюдателями», отчасти потому, что сам принадлежал к этой разновидности членов экипажа, несмотря на все старания изобразить противоположное.

Люди, не являвшиеся астронавтами, были натренированы до предела. Все они — как никогда в жизни — находились в превосходной физической форме; все умели справляться с невесомостью не хуже профессионалов; все безупречно провели не один выход в открытый космос на тренажере.

Ричард умел не только это. В 1970-х он прошел курс обучения астронавта, хотя деловая активность не позволила ему слетать в космос. К тому же он на дух не переносил правил НАСА, многие из которых были установлены после трагедий первого и восьмого «Аполлонов». Им владело предчувствие, что правила эти сделаются еще более жесткими после новых трагедий. Словом, он оставил отряд астронавтов до того, как это случилось.

Предчувствие оказалось пророческим. После того, как «Аполлон-20» эффектно грохнулся о лунную поверхность, Устав астронавтической службы сделался настолько строгим, что оставалось удивляться, как на труд сей еще находятся волонтеры. В особенности после того, как частный сектор начал делать первые шаги.

Но и оставив НАСА, Ричард не забросил тренировки. Он проводил на различных тренажерах более двух часов в день и шесть по уикендам. Он стал марафонцем. И как только соответствующее оборудование оказалось доступным, начал спать в палатке с пониженным содержанием кислорода, так что легкие его научились обходиться минимумом живительного газа.

Конечно, его не назвали бы лучшим атлетом среди участников полета — в конце концов, Ричарду было уже под пятьдесят, — однако среди наблюдателей равных ему не находилось.

Тем не менее он нервничал, стоя на платформе перед кораблем, который сам помогал проектировать. За прошедшие годы он успел побывать внутри этих кораблей сотни и сотни раз. Он даже совершил несколько полетов на низкую околоземную орбиту, так что стоять перед кораблем ему приходилось не впервые.

Новым здесь был сам трепет, сама нереальность мгновения: сорок лет он предвкушал это событие — отправка спасательной миссии, — и вот оно осуществилось.

Он вступал на новую для себя территорию.

Когда Ричард сказал об этом Бреммеру, тот только расхохотался:

— Босс, ты и не вылезал с нее всю свою жизнь.

Однако территория эта была придуманной, и не только им, но и его командой.

То есть она действительно была новой — для всех.

И вне зависимости от того, как он оправдывал себя, как приравнивал свою задачу к спасению остовов исторических кораблей или поискам гробниц фараонов, территория действительно оставалась новой.

Вступив на борт «Карпатии», он стал одним из первых людей, возвращающих на Землю космический корабль. Он одновременно останавливал историю и создавал ее.

И вместо того, чтобы оставаться миллиардером, или изобретателем, или безумным чудаком (пресса изображала его во всех трех ипостасях), он становился тем, кем всегда мечтал быть.

То есть авантюристом.

И впервые ощущал, что начинает жить полноценной жизнью.

* * *

«Карпатия» была вместительным кораблем, рассчитанным на длительные путешествия в относительном комфорте. Да, каюты не отличались величиной, однако сам факт их существования выделял это судно из ряда космических кораблей. Общественные помещения были просторными и уютными — кают-компания, две комнаты для исследовательских работ, способные дублировать кладовые для хранения оборудования или спа ы 374ни.[Все претензии к «Если»;)] Кроме того, на корабле имелся свой грузовой отсек с собственной системой жизнеобеспечения, явно рассчитанный — вопреки всему — на транспортировку объектов, обнаруженных на Луне. Ричард сам присматривал за его проектированием. И позаботился о том, чтобы грузовой отсек вмещал капсулу корабля «Аполлон» разработки 1960-х годов, причем с изрядным запасом.

Капитан корабля пытался разместить его возможно более комфортно, однако Ричард настоял на самой маленькой из кают. Необходимость проводить время в замкнутом пространстве в обществе дюжины незнакомых людей смущала его. Продолжительность полета спрогнозировать было трудно, он нуждался в тихом уголке, где можно сохранить здравый рассудок.

Перед отправлением Ричард попытался не вникать в комментарии журналистов, однако спрятаться от прессы было некуда: Ричард Джохансен служит собственному тщеславию, которое, скорее всего, доведет его до могилы; розовая мечта Ричарда Джохансена; Ричард Джохансен и его фантазии.

Обозреватели обвиняли его в осквернении могил, если не в чем-то худшем. Люди научно безграмотные полагали, что ради космического приключения он отбирает хлеб у малых детей. Критики не понимали того, что даже если Ричарду не удастся перехватить капсулу, он и его страна получат возможность узнать, что происходит с космическими кораблями за сорок лет пребывания в космосе по одним только ее фотографиям.

Он попытался не тешить себя надеждами. Он запретил себе думать о будущем.

Вместо этого он загрузил в компьютер старые мемуары о полетах «Аполлонов» и «Джемини», а также газетные отчеты той поры и книги, написанные об осуществлении этих миссий. Кроме того, он просмотрел интервью с экипажами, наблюдая за лицами астронавтов, впитывая каждое слово.

Взлет и выход на орбиту прошли для него незамеченными: он проделывал эту операцию столько раз, что интереса она уже не представляла. Двое археологов в ужасе вцепились в кушетки. Остальные новички с огромным интересом следили за тем, как «Карпатия» пронзает атмосферу, целясь на эллиптическую орбиту, которая через три оборота разомкнется и унесет их от Земли по траектории, уравнивающей их курс и скорость с капсулой «Аполлона-8».

Внизу оставалась Земля, мирная и спокойная — голубая планета, чуть подкрашенная зеленью, укрытая белыми лоскутами облаков, прекраснейшая во всей Солнечной системе, а может быть, и во всей Вселенной.

Там оставался дом; да ведь и сама планета была его домом, пусть он и проносился сейчас над ней. Да, это был его дом, как домом навсегда останется родной Висконсин, как домом пахнет снежок, выпавший в тихую лунную ночь, как домом пахнет дорога, ведущая к родным пенатам.

Иногда, пребывая в возвышенном, а не сосредоточенном расположении духа, он пытался понять, не врожденное ли чувство подсказывает человеку, где его дом. Или же ощущение это рождается из знания, памяти о том, что он был рожден в этом месте? Или оно коренится в чем-то более глубоком, присущем всякому существу, родившемуся на сине-зеленой поверхности этого шара? Это ли чувство ощущали астронавты «Аполлона-8», когда их уносило от Земли? Или когда рвалась связь с Луной? Оглядывались ли они назад, жалели ли о собственном легкомыслии? Или же всецело устремлялись в будущее, к новым открытиям?

Все двадцать часов, необходимых, чтобы догнать «Аполлон-8», Ричард провел в своей каюте. Он был встревожен. Он пытался уснуть, но не мог.

Он хотел получить все ответы, получить немедленно. И в то же время боялся ответов, боялся результатов своей миссии. Наконец он задремал, но через мгновение его разбудил сигнал: вызывала Сьюзен Кирмацу.

Полет в основном осуществлялся в автоматическом режиме, но, несмотря на это, он нанял Сьюзен, одного из лучших пилотов Земли.

Ричард немедленно отправился в рубку и остановился позади Сьюзен. Черные волосы ее щетинились бобриком, подчеркивая форму черепа. Маленькая женщина возле громадного пульта управляла кораблем с той же ловкостью, с какой Ричард владел собственным телом. Она считывала показания с экрана, не обращая внимания на окна из прозрачного пластика, которые он велел встроить в носовую часть корабля.

Итак, он один вглядывался в распахивавшуюся впереди тьму. Синяя Земля уже приобрела размер крупного грейпфрута. Так далеко Ричард еще не залетал.

Второй пилот, Робби Гамильтон, сидел за таким же пультом и тоже не отрывал глаз от приборов. Еще два пилота, находясь за его спиной, следили за притоком информации по ручным экранам, готовые вскочить по первому приказу.

— Догнали, — сообщила Сьюзен. — Идет по расчетной траектории.

План было прост, как яйцо: выйти на орбиту «Аполлона-8», захватить корабль и поместить его в грузовой отсек.

Им уже приходилось проделывать подобные маневры; нынешних астронавтов было трудно чем-то удивить. Двое из них участвовали в сооружении космической станции. Еще один убирал из околоземного пространства отработавшие свой срок спутники. А Сьюзен совершила с полдюжины тренировочных полетов, возвращаясь из них с обломками спутников и метеоритами, просто для того, чтобы убедиться: корабль класса «Хок», подобный «Карпатии», способен совершить такой фокус.

— Уже виден? — спросил Ричард.

— Вон там. — Робби пробежал пальцами по гладкому пульту, и на экране перед ним появилась новая картинка. В верхнем левом углу маячило какое-то коническое пятнышко.

Ричард прищурился:

— А если чуть увеличить?

Робби вновь прикоснулся к пульту, и корабль на экране приблизился. Он заметно и неторопливо кувыркался. Это также послужило поводом для беспокойства. Если корабль будет вращаться слишком быстро, придется сначала тормозить это движение.

«Аполлон-8» явно постарел. На поверхности его появились темные и светлые полосы, которых Ричард не помнил по старым фотоснимкам. На носовой части конуса как будто появилась вмятина, однако тут могло сказаться и освещение.

— Насколько серьезны повреждения? — спросил он.

— Не знаю, — ответил Робби. — Скоро увидим.

«Скоро» означало, что до встречи остаются считанные часы. Столько, сколько потребуется им для того, чтобы уравнять скорости и выйти на траекторию «Аполлона-8». Ричард не был уверен в том, что способен провести все это время в рубке.

Он направился обратно в жилую часть корабля.

Ученые липли к окнам. Наблюдатели вывели изображение корабля на один из больших экранов и следили за его переменами, словно по телевизору.

Это было непереносимо, и потому Ричард уединился в каюте. Постель занимала большую часть пола. Он заправил спальный мешок с принадлежностями в отведенное для него отделение, хотя в этом не было особой необходимости. Если ничего не случится с системой создания искусственного тяготения, все останется на своих местах.

Однако волнение не давало ему покоя, и Ричард вышел в коридор и направился в кают-компанию. Как человек, планировавший все до последней, мельчайшей подробности, он был ошеломлен тем, что не продумал эти последние часы, не наметил для себя никакого занятия, позволявшего отогнать мысли о предстоящем космическом рандеву.

Или не предстоящем — в зависимости от того, как повернется дело.

* * *

Когда «Аполлон-8» заполнил собой весь экран, Ричард вернулся в рубку. Он прислушивался к отрывистым указаниям Сьюзен и следил сквозь окна своего — своего! — корабля за находившимся совсем рядом другим, который он видел только в своих мечтах.

«Аполлон-8» оказался крупнее, чем он ожидал, и более внушительным в своем, так сказать, ракетно-заклепочном стиле.

Капсула оказалась вовсе не полосатой, как ему подумалось поначалу: бока ее были усыпаны крохотными отверстиями. Возле вершины конуса виднелась вмятина — корабль явно перенес сильный удар, но металл обшивки не лопнул. Небольшие круглые окошки сделались непрозрачными от царапин.

Сьюзен сообщила о повреждениях возле неправильно сработавших двигателей — запустившихся как будто бы слишком рано и слишком сильно, однако никто не мог сказать в точности, в чем было дело. Когда парни из его исследовательской бригады получат капсулу в свое распоряжение, они сумеют выяснить, что именно случилось и разрешить старую загадку.

Ричарда била дрожь. Он скрестил пальцы, когда его корабль поравнялся с медленно кувыркавшейся капсулой. Первым делом им придется прекратить ее вращение.

Он опомнился, когда из кают-компании началась передача на Землю. Без этого обойтись было просто невозможно. Один из астронавтов и один из наблюдателей по очереди вели репортаж, следя за капсулой из различных окон.

Алисия Кенсингтон, современный аналог Уолтера Кронкайта, попросила вести репортаж самого Ричарда, но он был слишком взволнован для этого. Да, конечно, он — бесспорная знаменитость, однако момент совершенно не подходил для подобных акций.

И пока его люди постепенно гасили вращение, он отправился к выходному люку, поглядывая по пути на небольшие экраны. Вращение прекратилось, и металлические пальцы захвата нашли опору возле люка «Аполлона-8».

Он с ужасом наблюдал за происходящим. Первостепенный предмет его опасений — то, что одряхлевший корабль рассыплется при соприкосновении. Согласно теоретическим соображениям, капсула на своем космическом пути подвергалась разнообразным нагрузкам, и удерживать ее части вместе могло разве что честное слово. Толчок захвата, прикосновение крюков, трение металла о металл равным образом могли разрушить ветхое судно.

И тогда его великое приключение закончится.

Однако капсула не развалилась. Она выдержала. Более того, она казалась прочнее, чем когти захвата.

Обернувшись к экрану, транслировавшему в реальном времени изображение, полученное с помощью одной из внешних камер, он удивился тому, что старый корабль казался настолько крепче, чем «Карпатия», которая была построена из легких материалов, обладающих одинаковой прочностью в космосе и атмосфере.

«Аполлон-8» имел ту же прочность, которую в детстве Ричард связывал со взрослыми, родителями и учителями: надежности не бывает слишком много, чем крепче, тем лучше, тем больше нагрузок выдержит конструкция.

Он улыбнулся — впервые за весь тот день.

* * *

Он стоял возле дверей в грузовой люк рядом с Патрисией Маттос, главным археологом экспедиции. Ее сотрудники переминались с ноги на ногу за спинами начальства, явно волнуясь не меньше самого Ричарда. На всех были космические комбинезоны — на случай неисправности в системе жизнеобеспечения грузового отсека, однако в данный момент все похожие на стеклянные шары шлемы были в руках. Некоторые члены экипажа зажимали шлемы локтем — в подражание первым астронавтам.

Все молчали.

Молча смотрели на экран и прислушивались к доносившемуся из-за створок скрежету.

Захваты в прямую передачу не попали. Как и переговоры возившихся с ними астронавтов — односложные восклицания, случайные ругательства, охи и вздохи. Прямые передачи, в которых фигурировали живые астронавты, находились в сфере компетенции НАСА. И вне зависимости от желаний Алисии Кенсингтон Ричард не собирался работать на публику.

Ладно, пусть весь мир, если ему угодно, следит за тем, как «Аполлон-8» перегружают в грузовой отсек. Однако людям Земли вовсе не обязательно слышать те слова, которыми астронавты сопровождают свои действия.

Сьюзен включила камеры, располагавшиеся в грузовом отсеке, и второй канал. Первый передавал изображение снаружи, показывая «Аполлон-8» таким, каким его видели из «Карпатии». Второй транслировал происходящее в грузовом отсеке, показывая в данный момент люк и спины астронавтов на фоне космического пространства.

Просторный грузовой трюм пустовал. Помимо системы жизнеобеспечения в нем почти не было других устройств — только дополнительная дверь, воздушный люк для не столь габаритных грузов и ряд кнопок отключения в тыльной части помещения, на случай неисправности створок люка.

В данный момент большие створки были открыты. Двое астронавтов, вводивших «Аполлон-8» в люк, были облачены в космические комбинезоны и гравитационные ботинки. Комбинезоны представляли собой облегченную версию тех, в которых люди некогда совершили первые шаги по Луне. Шарообразные шлемы сделались меньше и стали более эффективными, перчатки менее объемными, сами костюмы не столь стесняли движения. Даже кислородные блоки выглядели по-другому. Они были вшиты в костюм, а не висели за спиной астронавта, как ранец у первоклашки.

Несчастные случаи происходили и теперь — астронавтам следовало держаться как можно дальше от капсулы и металлических пальцев захвата, — однако опасность стала менее вероятной. Большинство людей гибло в космосе по собственной оплошности, а не потому что разорвался или вышел из строя комбинезон.

Тем не менее Ричард с тревогой наблюдал за происходящим. Наступал самый ответственный момент. Один легкий толчок, неправильное движение захвата, неловкий жест астронавта — и случится несчастье.

Однако он ни в коем случае не признается в том, что подлинным несчастьем для него станет потеря старого корабля, а не жизнь сотрудника. Чтобы вернуть эту капсулу на Землю, он был готов расстаться с собственной жизнью и надеялся, что астронавты испытывают те же чувства.

Изображение звездного неба на экране сменила темнота, астронавты отодвинулись к краям картинки. Внешняя камера показывала, что «Аполлон-8» уткнулся в борт «Карпатии» и завис. Вид изнутри отсека по-прежнему представлял собой тьму, в которой, прищурясь, можно было угадать конический нос капсулы.

Передвинувшиеся к дверям астронавты создавали на экране род перспективы, производя впечатление внушительное, но все же несколько хаотичное.

Ричард затаил дыхание.

Стоявшая возле него Патрисия Маттос прикусила губу. Хейди Вогт, ее помощница на данном этапе миссии, взирала на происходящее совершенно круглыми глазами. На лбу ее высыпали бисеринки пота — как и у самого Ричарда мгновением раньше.

Ожидание и неопределенность нервировали всех.

Он отвернулся к экрану от бригады исследователей. Скрежет внутри сделался еще более громким — непереносимый визг металла, трущегося о металл.

— Надеюсь, они ничего не повредят, — пробормотала Хейди, и один из ученых, имя которого не отпечаталось в памяти Ричарда, согласно кивнул.

Наконец капсула исчезла из поля зрения наружных камер. Картинки двух внутренних камер показывали теперь только сам старый корабль. Еще две камеры были обращены к медленно закрывавшимся створкам грузового отсека.

Сердце Ричарда заколотилось. Оставалось пятнадцать минут до того мгновения, когда он сможет приблизиться к кораблю — пятнадцать минут, которые были нужны системе жизнеобеспечения, чтобы установить в грузовом отсеке искусственное тяготение. Температура останется низкой, а помещение заполнится особым газом, чтобы сохранить все как есть. Ричард опасался, что они могут слишком быстро разморозить корабль и тела астронавтов.

Он не имел права допустить, чтобы тела трех легендарных астронавтов рассыпались при взрывной декомпрессии. Кое-кто уже обвинял его в осквернении могил, и он не имел ни малейшего желания совершать одну из самых непростительных в истории человечества ошибок.

Он обещал всему миру, что отнесется к останкам этих людей с особым почтением, и намеревался выполнить свое обещание.

Но сначала следовало освободить троих астронавтов из темницы.

Он хотел первым приветствовать командоров Бормана, Ловелла и Андерса при возвращении их домой.

* * *

Сьюзен предупредила экипаж о предстоящем за пять минут. Ричард и ученые надели прозрачные шлемы, включили подачу кислорода и нагреватели.

Если бы он не проделывал эту процедуру ранее, то принялся бы возражать против включения нагревателей. В этот момент его просто бросало в жар. Но он знал, что, оказавшись в грузовом отсеке без подогрева, замерзнет в считанные часы, и хотел пробыть возле капсулы так долго, как только возможно.

Он помог Хейди защелкнуть шлем, потом проверил снаряжение Патриции. Бросил беглый взгляд на трех других специалистов, однако те, конечно, более натасканы в обращении с космическим снаряжением, чем двое археологов. Все же историкам не приходится надевать скафандры перед выходом на раскоп.

Им предстояло вскрыть пронизанный космическим холодом корабль под недреманым оком камер и начать интеллектуальный поход по пути, пройденному «Аполлоном-8».

Услышав собственное прерывистое дыхание, Ричард подключил расположенные с внешней стороны шлема аудиочипы, использование которых предусматривалось исключительно для данной миссии. Астронавтам нет нужды прислушиваться к окружающему пространству. Однако он распорядился, чтобы чипы установили на каждом шлеме. Хотя исследовательская бригада будет пользоваться для переговоров внутренним оборудованием скафандра, с его точки зрения, все должны были не только видеть процесс, но и слышать его. Он хотел впитывать происходящее всеми органами чувств. Когда экипаж приготовился, и Сьюзен дала «отмашку», Ричард открыл одностворчатую дверь, ведущую в заднюю часть грузового люка.

Теперь, когда капсула оказалась внутри, помещение сделалось меньше и стало совсем иным. В отсеке стемнело, так как капсула затенила несколько внутренних светильников. Два астронавта стояли возле капсулы.

Он передал свою видеокамеру одному из них. Конечно, камеры располагались внутри отсека, и вход снимали, по меньшей мере, двое ученых, но Ричард считал, что любого количества отснятого материала для фильма об этом историческом мгновении будет мало.

Расправив плечи, он улыбнулся спутникам, хотя они не могли видеть его лица, и сказал: — Ну, начали.

Команда эта, по правде говоря, запоздала. Археологи уже снимали капсулу, рассматривали ее поверхность, прикидывая, откуда можно будет взять образцы.

При всем волнении Ричард понимал, что на данном этапе спешка повредит: необходим методичный и неторопливый подход.

И поскольку на самой ранней стадии обследования делать ему было нечего, он направился в обход капсулы, пытаясь объять ее взглядом.

Вмятина на конусе оказалась неровной — похоже, какой-то крупный предмет нанес скользящий удар. Металл вокруг вмятины выглядел изношенным и хрупким. Ограничиваясь одними догадками — а иного варианта у него не было — он предположил, что повреждение было нанесено очень давно.

Ричард еще раз убедился, что замеченные им ранее полосы на обшивке оказались скоплением крошечных дырочек, располагавшихся очень близко друг к другу, словно корабль был обстрелян тучей гравия, а точнее, попал в облако мелких песчинок.

У него засосало под ложечкой. Итак, капсула могла кое о чем рассказать. Все эти мелкие подробности — следы нагрева на сопле, длинная царапина на металле сбоку, будто кто-то провел по корпусу железкой, мелкие отверстия, вмятины и шероховатости — свидетельствовали о том, что произошло.

В некоторых вмятинах и задирах могла скопиться пыль, оставшаяся от давно исчезнувших цивилизаций, могли обнаружиться свидетельства жизни на другой планете, мог застрять кусочек руды, немыслимой для земных геологов. Или еще не открытые минералы, химические соединения, растительные или животные ткани, да и вообще всё, что выходит за пределы человеческого воображения.

Обогнув капсулу, Ричард остановился возле небольшого люка. Еще на Земле он со своей бригадой не один раз обращался к этой проблеме. Они изучили конструкции люков на других капсулах, тщательно обследовали две из них, находившиеся в музеях.

После пожара на «Аполлоне-1», в котором погибли три астронавта, люки следующих капсул стали открываться наружу. Однако, согласно конструкции, они должны были оставаться закрытыми во время полета.

И Ричард, и его специалисты понимали, что люк, скорее всего, придется взрезать, и сделать это следует так, чтобы свести к минимуму возможные повреждения. Однако сначала, по общему согласию, он должен был попытаться открыть его вручную.

Ученые сфотографировали люк и расчистили место вокруг него. Желудок Ричарда вновь заныл, он с облегчением вспомнил, что с утра ничего не ел, и отвернулся от прожектора, которым один из киношников светил ему в лицо. Пусть они увидят его только в профиль, да и то не слишком отчетливо благодаря зеркальному пластику шлема.

Пусть никто не узнает, что он готов разрыдаться.

Он шел к этому мгновению всю свою жизнь.

Жаль, что внутренние микрофоны включены. Ему хотелось шепнуть: «Добро пожаловать домой, джентльмены!», однако он опасался, что его услышат не только члены команды, но и все население Земли.

И поэтому он взялся за ручку люка и потянул.

К его удивлению, крышка люка шевельнулась. Чуть-чуть, но она все-таки стронулась с места.

Пыль и какие-то крошки посыпались с капсулы на пол.

Вовремя осадив себя, он все-таки не ругнулся.

Оглядевшись по сторонам, Ричард скорее угадал, чем увидел удивление на спрятанных под шлемами лицах. Люди придвинулись поближе. Луч прожектора буквально впился в его укрытую тонкой белой перчаткой руку.

Упершись другой рукой в корпус капсулы, он потянул снова. Корабль дрогнул, вновь шевельнулась крышка люка, так что теперь он отчетливо видел ее очертания.

— Боже мой, — проговорила одна из женщин. — Нам не придется вскрывать его.

Голос ее наполняла смесь потрясения, благоговения и облегчения; именно так чувствовал себя и сам Ричард. Он потянул изо всех сил.

На сей раз люк открылся, с громким звоном ударив в корпус капсулы. Ричард отшатнулся назад, успев в последнее мгновение отдернуть руку, чтобы не попасть между двумя металлическими предметами.

Он надеялся, что ничего не повредил этим движением. Внутри корабля царила темнота.

Исследовательская бригада, слава богу, не шелохнулась, выжидая пока он вновь утвердится на вдруг отказавших ногах. Распрямившись, он постоял на месте, легкое головокружение оставило его, и Ричард шагнул к капсуле.

Он забыл, что надо дышать.

Он мог найти внутри корабля все, что угодно: скелеты, если система жизнеобеспечения протянула достаточно долго, трупы внутри летных комбинезонов, разбрызганные по стенам останки, если капсула по какой-то причине подверглась взрывной декомпрессии.

Взяв у одной из женщин-археологов небольшой фонарик, Ричард наклонился над люком.

Внутри было темно, и на какое-то мгновение у него перехватило дыхание. Однако астронавтов внутри не оказалось. Он постарался заставить себя дышать ровно, так, чтобы присутствующие не заподозрили неладного. Посветив фонариком, он заметил изморозь на приборном щитке, удивился, как она попала туда, а потом вспомнил, что в корабле находились биологические объекты. Так что изморозь имела какое-то — неизвестное пока — время для роста.

Оставалось только надеяться, что сейчас он смотрит не на останки самих астронавтов.

Он направил луч фонаря мимо сидений. Сбоку находились мешки рядом извивалась трубка для мочи, возле одной из емкостей для хранения валялась смятая упаковка космического рациона.

Ричард глядел перед собой, понимая, что здесь что-то не то… зная, что все здесь не так, как надо. Его подсознание уже подсказывало это, хотя мозг еще не давал осмысленного ответа.

Он вновь сверкнул фонариком, отмечая, какой тесной кажется кабина изнутри; удивляясь тому, что трое взрослых мужчин могли провести внутри нее пусть даже несколько суток, не говоря уже о том, чтобы прожить до конца своих дней.

Нечто обернутое в металлическую фольгу выглядывало из-под одного из сидений.

Там что-то оставили.

Тут включился рассудок Ричарда. Он не видел следов взрывной декомпрессии. Внутри корабля ничто не указывало на трагический и внезапный конец миссии «Аполлона-8».

Однако не было и следов медленной смерти, если не принимать за таковые смятую упаковку рациона и неведомый предмет под креслом. Руки его тряслись, заставляя дрожать и луч света.

Он в последний раз осмотрел внутренность капсулы.

Ничего.

Ни людей, ни комбинезонов, ничего вообще — только эти мешки и обертка… ничто не указывало на присутствие экипажа.

— Что вы там видите? — донесся до его ушей голос остававшейся в рубке Сьюзен. Ученые, бесспорно, могли и подождать, но пилот достоин особого внимания.

— Ничего, — выпалил он.

— Как так — ничего? — удивилась она. — Что вы хотите этим сказать?

— Что? — переспросил он. — Только то, что корабль пуст.

* * *

Теории и предположения посыпались буквально со всех сторон. Люди научно безграмотные, которых он про себя называл Сторонниками Плоской Земли, с пеной у рта доказывали, что милосердные инопланетяне забрали экипаж и отправили его в тихое место. Так что теперь Борман, Ловелл и Андерс благополучно пребывают на некоей безымянной планете, а может, инкогнито на Земле в тайном убежище в Зоне-51. А скорее всего, ехидно добавила Сьюзен, их следует искать в зверинце «Сумеречной Зоны»[Популярный в США фантастический радиоспектакль. (Здесь и далее прим, перев.)]

Прочие предполагали, что Ричард поспешил с сообщением — дескать, астронавты умерли в капсуле, но он попросту не заметил этого. Какой-то межеумок предположил (угодив при этом на все новостные каналы), что астронавты попросту перебрались в другое измерение, как в одном из эпизодов «Стар Трека».

На самом деле, вся эта стряпня готовилась по старинным рецептам научной фантастики — из сериалов, подобных «Внешним пределам», «Туннелю времени» или «Земле гигантов». По кабельным каналам вещали маститые ученые и знаменитые фантасты.

Ричард не обращал внимания на этот словесный поток. Сьюзен следила за пересудами с таким вниманием, словно пережитое ею в космосе могло отфильтроваться в истину, пройдя болтливые головы на Земле.

Ученые день за днем искали внутри капсулы следы взрывной декомпрессии и не обнаруживали таковых. Они тщательно просеяли сохранившийся в целости и сохранности мусорный блок корабля (в том числе не выброшенные в космос фекалии).

— Они, — заявила Патрисия, — помогут нам определить, сколько экипажу удалось прожить.

Еще ученые обнаружили рвотные массы. «Скорее всего, рвало Ан-дерса, — предположил Ричард. — Он впервые находился в невесомости».

Однако более ничего найти не удалось: ни тканей мозга или костей, ни даже следов крови.

Не было обнаружено и следов инопланетян. «Если таковое присутствие и имело место, — сказал кто-то, — то произошло оно в форме, не свойственной нашим представлениям о живой материи».

Все, что они нашли, это завернутую в одеяла и теплозащитную фольгу камеру фирмы Хассельблад, которую брали с собой астронавты, а также многочисленные кассеты с отснятой пленкой.

Ричард распорядился, чтобы пленку проявили и законсервировали, однако понимал, что шансы на сохранение снимков после столь долгого пребывания в условиях жесткого облучения и крайних перепадов температур практически равны нулю.

Об этом знали и сами астронавты, попытавшиеся по возможности защитить фотоматериалы. Нашлось и несколько писем к родным, написанных на тех немногих листках огнестойкой бумаги, которую взяли с собой астронавты. Вместе с камерой был припрятан и летный журнал. На последней странице обнаружились аккуратно выведенные строчки.

Цитату Ричард узнал сразу. Это было начало книги Бытия:

«В начале сотворил Бог небо и землю; земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездной; и Дух Божий носился над водой.

И сказал Бог: Да будет свет, и стал свет.

И увидел Бог свет, что он хорош.

И отделил Бог свет от тьмы.

И назвал Бог свет днем, а тьму ночью.

И был вечер, и было утро: день один…»

Глава продолжалась. Тот, кто переписывал ее, делал это уверенной рукой. Впрочем, вглядевшись, Ричард подумал, что едва ли эти слова переписывали из книги. Скорее, это делалось по памяти.

Ученые занимались своим делом, а он все читал запись, дойдя наконец до последних строк:

«… И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями.

И увидел Бог, что это хорошо».

А затем торопливой рукой было приписано:

«Да благословит Господь всех вас, люди доброй Земли».

* * *

В итоге сам Ричард и рассказал ученым о том, что произошло. Он вычислил это, основываясь на четырех свидетельствах: записи на оборотной странице летного журнала — «прощальной записке», отсутствию космических комбинезонов, самих тел и открытому люку.

Он собрал экипаж в грузовом отсеке и встал так близко к капсуле, насколько это представлялось возможным. Теперь, по прошествии нескольких дней, температура здесь оказалась нормальной. Капсулу осмотрели, выскребли и законсервировали. Все, что следовало сделать, уже было сделано.

Люди надели дыхательные маски, чтобы ни одна из пылевых частиц не могла вызвать у них аллергической или какой-либо другой реакции и, как настаивали ученые, чтобы вся пыль собиралась на ровной поверхности, откуда ее легко удалить.

Ричард держал в руке летный журнал, обернутый, как и прежде, в защитный пластик.

— Они обернули все, что считали важным.

Наверное, это сделал тот, кто последним остался в живых. Скорее всего, Борман, как капитан корабля — согласно старинной флотской традиции. Ричарду приходилось видеть образчики почерка Бормана, и он полагал, что именно Борман написал начало книги Бытия на последней странице журнала.

— Потом, — продолжил Ричард, — они надели космические скафандры, открыли люк и покинули корабль.

— Что? — переспросила Хейди. Их уже не снимали. Прямые репортажи на Землю закончились несколько дней назад. — Зачем им это понадобилось?

Ричард искоса посмотрел на капсулу:

— Они знали, что им предстоит умереть.

— И, по-вашему, это был славный поступок? — спросила Сьюзен. Он покачал головой.

— Эти люди были астронавтами и видели разницу между смертью в консервной банке и гибелью на великом и неизведанном просторе.

— Значит, они выбрались из корабля и оттолкнулись от него, устремившись в пространство? — спросила Патрисия. — Разве это здравый поступок?

— Какая разница? — ответил Ричард. — У них было только два способа умереть. И они выбрали тот, который казался им лучшим.

— Однако таким образом они отказывались от возможного спасения, — проговорил один из самых молодых ученых. Все посмотрели на него, как на ненормального.

— Они знали, что спасения быть не может, — заметил Ричард. — При уровне космической техники 1968 года.

Ему представились кинофильмы 1970-х, где астронавтов спасали с околоземной орбиты, с Луны, из далекого космоса… Весь мир скорбел о погибших, не ведая о том, что эти мужчины сделали свой выбор, не соблазняясь надеждами на спасение.

— И они улетели в ничто, — промолвила Хейди. Сьюзен улыбнулась в ответ. И негромко сказала:

— В величайшее из всех путешествий.

* * *

Величайшим было то путешествие или нет, Ричард сказать не мог, однако миссия «Карпатии» завершилась. Одна из археологов спросила его, не намеревается ли он направить корабль на поиски тел, и он с усилием напомнил себе, что женщина эта занималась древними, а не современными обществами.

— Чудо произошло уже тогда, когда мы обнаружили капсулу, — проговорил он. — А все три тела разлетелись по разным орбитам — если они вообще уцелели. Проще найти иголку в стоге сена.

Нет, скорее, иголку на просторах Галактики.

Однако ответ самому себе уже созрел в его голове. И пока ученые пытались решить головоломку, имя которой «Аполлон-8», он уже сделал следующий шаг.

Нужно было понять, как искать эти три иголки.

Как обшарить целую Галактику?

И самое главное, как добиться успеха в этом предприятии?

Загрузка...