Война

Рота тащилась по тяжелой, разбитой дороге. То тут, то там виднелись затянутые тиной воронки, повалившиеся деревья, большие, иногда в человеческий рост, гранитные глыбы, заброшенные сюда неведомо какой прихотью природы. По обе стороны дороги — болота, и от них идет тошнотворный смрад.

Сеял дождичек. Его мелкие капельки жемчужинами скатывались по защитным комбинезонам идущих, попадая за воротник или на руки. Но никто не обращал на это внимания.

— Чтобы его черти разодрали, того, кто выдумал эту пытку! — выругался Эстебан. — Кости мои стали будто резиновые. Долго Ярдок собирается гонять нас по этой захламленной пустыне?

Эмиль бросил на Эстебана злобный взгляд. Ему до смерти надоело бесконечное нытье напарника, хотя он понимал, что это у Эстебана не от слабости. Одним рывком Эмиль перебросил тяжелый лазерный автомат с правого плеча на левое, но облегчения это не принесло: от тягот похода и левое плечо было все в ссадинах и пузырях.

— Эй вы, там сзади!

Командир прошипел свой приказ как змея, изготовившаяся к броску. Оба солдата вздрогнули. «Боже правый, — подумалось Эмилю, — не дай этому дьяволу выйти из себя, не то он замучает нас до смерти».

Все остальные — а осталось их в роте всего тридцать один человек — шли молча. Но Эмиль все-таки улавливал, как кто-то постанывает. Кайтель и Уорнер ранены. Сколько они еще смогут продержаться?

Эмиль крепче сжал свой лазер. «Придет день, когда подохнешь и ты, Ярдок. Может, даже завтра, в первом же бою кто-нибудь из нас прожжет лучом твою спину».

Спускались сумерки. Несмотря на заметное похолодание — как-никак близился вечер! — от всех шагавших остро пахло потом.

Не проронив ни звука, упал на дорогу Кайтель. Шедшие следом переступали через него. Когда Эмиль поднял ногу, чтобы сделать то же, в нем шевельнулось что-то вроде жалости. Он остановился, наклонился над упавшим.

Ярдок — сам дьявол во плоти. Он уже давно тешился мыслью, что кто-то из раненых не выдержит. Чутьем хищника он уловил звук от падения тела Кайтеля, застыл на месте, а потом сделал несколько шагов в обратном направлении. Увидев Эмиля, мгновенно, не раздумывая, ударил его прикладом автомата по почке, а когда тот упал, снял автомат с предохранителя и направил его на обоих, лежащих на земле.

— Встать! Марш!

В его голосе звучало неприкрытое торжество садиста.

«Эмиль! — кричало все существо поверженного солдата. — Встань, иначе этот зверь тебя убьет!» И хотя дикая боль после удара, казалось, отняла у него все силы, он все-таки поднялся с земли, взял валявшееся рядом оружие и заковылял вслед за ротой. Обернувшись, сквозь прикрытые веки Эмиль увидел испепеляющий луч лазера и вычеркнул Кайтеля из своей памяти.

И тут появились истребители противника.

Реакция солдат была автоматической, они действовали без малейшего промедления — сказывались годы постоянных упражнений. Выхватили из заплечных мешков пропитанные особой смесью брезентовые накидки и словно окуклились. Ни на одном из экранов отражение их тел не появится, несмотря на инфракрасное излучение. Над ними пророкотала эскадрилья истребителей-амфибий. Послышались глухие разрывы химических мин.

Солдаты под накидками схватились за шприцы с антидотом, надели газовые маски, герметически отгородились от внешнего мира. По опыту они знали, что парализующее действие мин начнет ослабевать через два часа; на такое время воздействия инъекции хватит.

Эмиль понимал, что укол не спасает от мучений искусственного оцепенения. Мозг, этот сгусток духовной энергии, продолжал жить, мучительно искал выход, чтобы тело вновь обрело движение, но путь к организму был наглухо перекрыт действием инъекции.

Он судорожно силился преодолеть навалившийся на него страх; ужас отупляет мозг — это омерзительное состояние, которому, казалось, не будет конца. Если турбоконтеры, которые появятся вслед за истребителями, несмотря на принятые ухищрения, все же обнаружат их, на смену предвечному сну придет вечный, и умрут последние живые клетки мозга.

Но Эмиль ни о чем не жалел. Не раскаивался. Он только ненавидел. Ненавидел противника. Ненавидел Ярдока, который уже учитывал эту ненависть в своих планах и знал, что она делает человека бессердечным, подгоняет, подстегивает его, позволяет легче переносить ужасы боев и прочие страсти. Ненависть заглушала все остальные, более гуманные, более человеческие движения души.

Сколько длилась эта пытка, Эмиль не мог бы сказать. До той секунды, когда острая боль в коленных суставах подсказала ему, что действие инъекции ослабевает, прошла, похоже, целая вечность. Под накидкой нечем стало дышать, хотелось освободиться от нее, но пальцы не повиновались. Он со стоном повалился на бок, его скрючило, потом стошнило.

Из беспамятства Эмиля вывел чей-то пинок.

— А ну выползай!

Ярдок.

Эмиль с удивлением заморгал при виде темного, цвета спелой вишни, солнца, недвижно повисшего над верхушками деревьев на далеких горах. Прошло несколько секунд, прежде чем он пришел в себя от изумления:

— Солнце… — проговорил он. — А ведь была ночь…

Ярдок так и прикипел к нему своими зелеными глазами, смерил с головы до ног и сказал с отвращением:

— Свинья! Ты весь в блевотине. И с такими трусами мы должны победить! Чтобы через три минуты привел себя в порядок, не то я загоняю тебя так, что сам себя в зеркале не узнаешь!

Подошел командир.

— По данным компьютера, из окружения удалось вырваться пятнадцати таким группам, как наша. Противник немедленно перебросит сюда силы с других участков, чтобы заманить нас в еще один котел. Есть два варианта. Либо мы несколькими быстрыми переходами доберемся до сборного пункта, выбранного компьютером, либо будем действовать на свой страх и риск. До возможного контрнаступления наших войск по крайней мере три дня.

— Я за то, чтобы взять заложников, — ответил сержант Лебоб, оскалив зубы. — Немного развлечься было бы не худо.

И ухмыльнулся в ожидании ответа. Остальные согласно кивнули.

Один Геллерт позволил себе полюбопытствовать:

— А что компьютер говорит насчет этого феномена со временем? Укола-то хватает всего на два часа, а сейчас, глядите, — он указал на солнечный диск, — снова вечер.

— Черт побери, а ведь он прав, — пробормотал кто-то из стоящих рядом с Геллертом.

Никто никогда не видел, чтобы Ярдок терял присутствие духа. В сложных, запутанных ситуациях он предпочитал расчету цинизм и жестокость, он гнал людей вперед, ничего не объясняя. На все вопросы у него всегда находился ответ. На сей раз он не произнес ни слова. И лишь после долгой паузы произнес:

— Не знаю.

Только и всего.

Однако Эмиль, равно как и все остальные, не видел причин, чтобы ломать себе голову над этим феноменом, сколь удивительным он бы ни был. Им-то что? Они солдаты.

После мучительного оцепенения людей переполняла жажда действий, битв и побед. А то, что это чувство, похожее на опьянение, было вызвано психогенными средствами, введенными в организм с уколом, ничего не меняло.

Они продолжали шагать по узкой дороге. И перед ними открылась идиллическая картина: тщательно ухоженные поля, веселое пенье птиц вдали тишину нарушало только топанье их солдатских сапог. В мире, полном ужасов войны, кто-то словно по волшебству сотворил картину, дышащую покоем и благополучием.

«Им здесь не место, этим беззаботным пискунам. Они и понятия не имеют о смерти», — подумал Эмиль. Он поднял голову, но ни одной птички не увидел. Завидев приближающихся солдат, они отлетели подальше.

Солнце скрылось за горными вершинами.

Солдаты сбились в кучу. Метрах в двадцати от них у подножия холма командир возился с детектором. Эмиль понял, что он пытается сориентироваться на местности.

Если что-то и привлекло внимание командира, то пройдет несколько минут, прежде чем идентификатор выдаст результат. Их детектор инфракрасного излучения реагировал и на перемещение крупных животных, так что порой трудно было отличить такое движение от перемещения людей.

Но вот Ярдок вернулся к солдатам. По его бесстрастному лицу никто не мог догадаться, что именно произошло. Он сунул на ходу прибор в болтавшуюся сбоку сумку и взял в руки лазер.

— Перед нами селение. Дома в нем разбросаны. Мне пока удалось насчитать семь строений. Допускаю, что в них разместились войска противника. Будем атаковать. Задача: выбить противника из селения и взять заложников.

«Начинается! И не будет этому ни конца, ни краю!» — подумал Эмиль. Слова команды оборвали ход его мыслей, придали чувствам определенную цель, а телу движение, сходное с действием машины. Ярдок выделил в его подчинение Эстебана и раненого Уорнера, и они составили правый фланг развернувшейся роты, которая была разделена на семь троек и резерв.

Участок местности, который им предстояло преодолеть, был слегка всхолмленным, порос кустарником и небольшими группами деревьев — укрыться нетрудно. Детектор определил расстояние до селения: пять километров. Так что путь, надо полагать, не займет много времени.

— Влипли мы по уши, — сказал Эстебан, помогая Уорнеру накрыться накидкой и натянуть маску. — Если там регулярные части, да к тому же готовые к обороне, остается только помолиться и вознестись с молитвой прямо на небо…

Уорнер заскрежетал зубами.

— С меня хватит, сыт по горло. Пусть подыхает, кому нравится…

— Здесь никто не умирает. Здесь остались победители, — возразил Эмиль, который при виде белого как мел Уорнера и сам не знал, действительно ли он так считает или просто посмеивается над потерявшими всякий смысл пустыми словами. Впрочем, что им еще оставалось: лишь победив, они остались бы в живых.

Вперед продвигались перебежками. Солнце зашло. Но и в сумерках Эмилю удалось разглядеть цветы на кустарнике. В ноябре — и цветущий кустарник? Ни о чем подобном ему слышать не доводилось. Что здесь происходит? Куда они попали?

Чем ближе они подходили к селению, тем ровнее становился ландшафт. Там, где, по данным компьютерной карты, должен был начаться заболоченный участок местности, открывалось сухое, поросшее густой травой пространство. И вот перед ними первые дома.

Они остановились.

— Посмотрите, какие у них дома! Занятные! — сказал Эмиль. — Похожи на грибы. Я таких сроду не видал. А вы?

Эстебан пожал плечами.

— Ну и что с того? Пусть будут похожи хоть на пломбир.

Оставшиеся метры они проползли.

Потом Эмиль подал условный знак, они вскочили, побежали к ближайшему дому. Эстебан взметнул свое тело в воздух, перевернулся в прыжке и ногами со всей силой ударил в то место, где полагалось быть замку. Дверь спружинила, но не поддалась. Тогда Эмиль вспорол автоматический замок лучом лазера. И вместе с Эстебаном бросился к воняющей горящим пластиком двери.

Коридор, куда они попали, был освещен люминесцентными лампами. Каждый из троих выбрал себе по комнате, пока еще закрытой.

Агрессивность Эмиля сменилась удивлением и беспокойством, когда дверь перед ним открылась сама собой.

За столом в комнате сидела семья: муж, жена и дочь.

Эмиль мгновенно схватил лазер, направил его на сидящих, потом отпрыгнул от двери к стене и в возбуждении ждал их ответной реакции.

Женщина, вскрикнув, вскочила с места, опрокинула тарелку. Тарелка упала на пол. Девушка в ужасе переводила взгляд с Эмиля на отца. А тот высоченный мужчина со скуластым лицом навис над столом неподвижно, как скала. Его густые черные брови мирно уживались с седыми прядями на голове. Он слегка приоткрыл рот, и Эмиль увидел его жемчужной белизны зубы. Весь он так и являл собой олицетворение здоровья. Мужчина даже бровью не повел и, казалось, ничуть не испугался, только удивился. Медленно поднялся с кресла.

В комнату ввалились Уорнер и Эстебан.

— Повсюду пусто… Ох ты!

Эстебан сорвал с лица защитную маску, лицо его расплылось в ухмылке. Облизнув губы, он не сводил глаз с девушки.

— Что вам нужно? Кто вы такие? — спросил хозяин дома.

— Не болтай, старик! Сесть! И руки на стол! Кому говорят, садись! закричал Эстебан и направил на него оружие.

Но великан словно бы не слышал приказа. Спокойно, без всякого страха посмотрел на Эмиля.

— Вы — пленные! Мы заняли эту деревню. Сопротивление бесполезно. Сесть!

Смирившись, тот повиновался.

— Ничего не понимаю. Что вам здесь нужно?

«Он сумасшедший, — мелькнуло в голове Эмиля. — Спрашивает, что нам нужно. Нет, право, он не в себе. Кругом война, а он задает такие вопросы!»

— В деревне есть армейские части? — спросил он.

— Что это такое — армейские части? — переспросила девушка.

Эстебан захохотал во все горло. А Уорнер, застонав от боли, съехал по стенке на пол. Женщина, успевшая было сесть, вновь вскочила. Солдаты тотчас направили на нее оружие. Не обращая на них внимания, она сделала несколько шагов по направлению к Уорнеру. Эстебан хотел ее удержать, но Эмиль бросил на него быстрый взгляд, словно говоря: пусть поможет, это даже кстати.

Женщина опустилась перед раненым на колени и попыталась расстегнуть его накидку, но безуспешно.

«Она впервые видит вакуумные застежки. А ведь они каждому ребенку известны, с начала войны накидки розданы всему населению», — подумал Эмиль. И никак не мог решиться подойти к ней и помочь. Он несколько оторопел.

Эстебан тем временем приблизился к девушке. Схватив за плечо, притянул к себе.

— Пошли! Мы с тобой немного побалуемся!

Девушка, на вид лет восемнадцати, не больше, глядела на него в сильнейшем испуге.

— Я вас не понимаю. Вы делаете мне больно. Отпустите меня, пожалуйста.

Запрокинув голову, Эстебан расхохотался.

— Она меня не понимает! — развеселился он. — Нет, вы слышали такое? А-а, да что там, пошли! — и он потащил ее за собой в коридор.

По лицу хозяина дома заходили желваки, видно было, что он весь напрягся.

— Пусть он оставит дочь в покое.

Эмиля его слова не тронули. Поведение Эстебана вернуло ему ясность мысли, способность идти к цели кратчайшим путем, без проволочек.

— Отвечай на мой вопрос: есть в селении армейские части противника?

Мужчина покачал головой.

— Здесь нет никаких солдат. Нигде.

Он все еще стоял у стола. Эмиль подошел к Уорнеру и нажал кнопку вакуумной застежки. Накидка с тихим шипением открылась, будто раздвижная дверь. Взяв лазер Уорнера, Эмиль вышел из комнаты. Из комнаты справа послышался негромкий вскрик девушки. Одним прыжком Эмиль оказался на пороге.

Эстебан, разорвав на девушке блузку, тянулся к ней грязными руками. Перед глазами Эмиля мысленно возникла полузабытая картина, когда-то причинившая ему острую боль. Эта женщина… В ту пору, несмотря на огромные потери, армии его полушария продвигались вперед. Возле какого-то пенька он увидел сидевшую на корточках женщину в форме «службы гуманности» противника. Струйки пота проложили извилистые дорожки по ее темному от копоти лицу. На кровоточащей правой руке не хватало нескольких пальцев.

Но в глазах женщины не было и тени страха, хотя она прекрасно понимала, что ее ждет. Ярдок задал ей обычные вопросы. Она не отвечала. Глаза у нее были как у газели, миндалевидные, темно-карие, искрящиеся жизнью. Взгляд излучал доброту и нежность.

Эмиль, до тех пор имевший дело только с продажными женщинами, неожиданно для себя ощутил жгучее желание остаться с ней вдвоем, разделить с ней жизнь. В ту минуту он даже съежился от стыда перед ней — ведь он ничем не мог ей помочь, он испытал неподдельную боль, когда понял, что жизнь оставляет ее, что она испытывает страшные муки. Она умерла. Но даже после смерти из глаз женщины не сразу исчезло сияние. И тогда впервые в жизни душу Эмиля переполнила печаль.

— Свинья! Оставь ребенка! — заорал он на Эстебана. И когда тот не повиновался, с силой ударил его прикладом по спине. — Отпусти ее.

Эстебан медленно повернулся, пригнулся, изготовившись к прыжку как дикий зверь, но Эмиль выдержал его взгляд. Эстебан молча отступил в сторону.

Подталкивая перед собой девушку, Эмиль вернулся в жилую комнату, охваченный смутными, разноречивыми чувствами и мыслями. С момента захвата дома прошло всего несколько минут, но он ощущал, как они его изменили. Во всей атмосфере дома было что-то необъяснимое. Она дышала чем-то невыразимо новым, не поддающимся его пониманию. Его смутили и встревожили отдельные мелочи, детали, заставлявшие вдуматься в смысл происходящего.

За последние годы Ярдок силой вытравлял из него все личное, неповторимое, навязав взамен понятия, прежде для него чуждые. Ему пришлось усвоить нормы поведения, превратившие его в животное. В те редкие мгновения, когда Эмиль это осознавал, он старался как можно скорее избавиться от таких мыслей, потому что они были мучительными, требовали напряжения душевных сил, а этого он всячески избегал. Прямой, накатанной дорогой было повиновение приказу.

Сейчас женщина стояла рядом с мужем, прислонившись к его плечу, как бы желая подчеркнуть свою силу и решимость, хотя, по сути дела, она лишь искала у мужа защиты. Роста она была невысокого, скорее казалась даже приземистой, но сложена пропорционально. Одета в мышиного цвета длинную, до щиколоток юбку, переливавшуюся тунику, не скрывавшую нежных рук.

«Картинка из мирной жизни», — подумал Эмиль. Идиллия среди хаоса войны, как и птички там, у дороги. А потом он заговорил, и собственный голос показался ему непривычно хриплым, грубым.

— Выполняйте наши приказы и ничего без разрешения не предпринимайте. В противном случае вас ждет смерть.

Мужчина покачал головой. Как показалось Эмилю, тот ему не поверил.

— Пожалуйста, объясните, кто вы? Нам непонятна причина вашего вторжения.

Он не понимает! Да над ними просто смеются! Раздосадованный этим, Эмиль рявкнул:

— Идет война, старик! И если кто не подчиняется, того убивают!

— Война? — мужчина негромко рассмеялся и сел. — Никаких войн больше нет. К чему они? Кому против кого сражаться и по какой причине? Молодой человек, позвольте мне высказаться: вы играете в глупые игры. Ведь как легко задеть или ранить человека… Взгляните на вашего друга… Разрешите, я вызову медоператора.

У Эмиля появилось такое чувство, будто его провели как дурачка.

— Ты и правда не знаешь, что идет война?

— Конечно, я знаю, что такое война, и могу только радоваться, что при мне их никогда не было, войн. Для нас они — история. Последняя большая война закончилась лет триста тому назад.

Чтобы убедиться, что это ему не снится, Эмиль ущипнул себя за руку.

— Проходите, присаживайтесь с вашим другом к столу, поешьте вместе с нами. Вы, верно, проголодались.

Эмиль вышел наконец из оцепенения.

— Ты лжешь! — вскричал он в ярости. — Решил опутать нас своей ложью и выиграть время!

И вдруг что-то в нем встрепенулось, ему с предельной ясностью и отчетливостью, как при вспышке молнии, вспомнились цветы на кустах при дороге, странный заход чужого темно-вишневого солнца, дома причудливой формы, женщина, не знавшая, как обращаться с вакуумными застежками. Но его разум продолжал противиться осознанию поразительной мысли, тяжеленной глыбой обрушившейся на него.

Триста лет… Нет, не может быть… невозможно!

— А чем ты докажешь свои слова?

— Чем пожелаете.

— Эстебан прав, все они здесь спятили, — простонал Уорнер. — В этом селении одни психи.

«А где другие группы? — подумал Эмиль. — Что там у них? Надо выйти, проверить, что у них творится. Может, нас завлекли в западню». Он даже обрадовался, придя к столь простому и приемлемому для него решению.

Ночь встретила его прохладой. Облачка пара, вырывавшиеся на быстром ходу изо рта, таяли во тьме. Издали до Эмиля доносился звук голосов, потом послышались негромкие шаги — кто-то шел ему навстречу. Он поспешил укрыться, «окуклился» под накидкой, чтобы стать невидимым: а вдруг враг?

Тревога оказалась напрасной. К нему приближался Евлотий. Эмиль сразу узнал его по развинченной походке: подпрыгивает как мячик.

— Вставай! — сказал Евлотий, который шел в очках ночного видения.

Эмиль стряхнул пыль с коленей.

— У меня приказ от Ярдока. Мы сгоним их всех вместе. Я покажу тебе куда.

Ну вот опять появилась ясность, твердая линия действий.

Семья не оказала им никакого сопротивления. Покорно, будто маленькое стадо овец, шли они впереди солдат. Выходя из дома, Эмиль обратил внимание на плоский диск, повисший в воздухе в одной из ниш на уровне его колена. Что это такое? Эмиль не мог взять в толк. Диск слегка пружинил, стоило нажать его рукой, но когда Эмиль нажал сильнее, больше не поддался. Какая-то невидимая сила удерживала его в этом положении. Сила поля? У Эмиля не было времени разбираться, что к чему.

На сборном пункте жители селения вели себя на удивление спокойно, зато солдаты явно нервничали.

Эмиль как бы невзначай присоединился к небольшой группе, которая обступила что-то обсуждавших Ярдока и сержанта.

— …врут, — услышал он голос Лебоба. — Бред сумасшедших. Все они тут с ума посходили!

Кто-то рассмеялся, но как-то невесело, неуверенно.

— А что вещает твой премудрый компьютер?

Ярдок промолчал, стиснув зубы, но потом словно нехотя сказал:

— Мы взяли заложников. Загоним их в один из этих дурацких домов и будем ждать. Рано или поздно противник появится. Или наши части прорвут окружение.

— К чему зря терять время? Займемся-ка одним из них. А лучше — одной из них. На душе легче станет. — Лебоб сплюнул.

«Выходит, Ярдок тоже не знает, что происходит, — подумал Эмиль. — И остальные тоже столкнулись с тем же, что и мы».

Лебоб и Окла обошли группы заложников. Сержант остановился, указал на одну из женщин и отрывисто приказал:

— Вот эту!

Окла набросился на нее как волк, рванул за волосы, бросил в пыль, себе под ноги. И наступил сапогом на шею.

— Слушайте нас, люди! Если не хотите, чтобы ей пришлось худо, отвечайте на наши вопросы. Во-первых…

От толпы отделился пожилой мужчина. Приблизившись к Окле, он проговорил:

— Пожалуйста, не причиняйте зла Эйрин. Мы ответим на ваши вопросы и без этого, — он указал на сапог Оклы. — Отложите в сторону ваше опасное оружие и пройдемте с нами в наши дома. Ваша агрессивность вам только во вред, а кроме того…

Окла ударил его под дых. Что-то в горле старика заклокотало, он повалился на землю. Из толпы исторгся стон.

— Есть еще желающие? — закричал Окла.

Из толпы выступили две женщины. Бесстрашно, высоко подняв головы, они подошли к старику и помогли ему подняться на ноги. Одна из них повернулась к Окле:

— Почему вы так себя ведете? Ваша война давным-давно кончилась. Мы не причиним вам зла, мы хотим только помочь.

И вновь их поведение вызвало в Эмиле необъяснимое, неуловимое беспокойство, взламывающее ледяную корку, которая сковывала его душу. «Что это за люди? Их не устрашили ни смертоносное оружие, ни жестокость солдат. Они не испытывают страха. А ведь стоит Ярдоку приказать, и все они превратятся в горстку жалкого пепла…»

Ведь каждое селение в период боевых действий превращается в стратегический пункт, поскольку им следует овладеть. Овладеть — значит исключить любой фактор риска. И для каждого из солдат задача ясна: создать вокруг себя вакуум. Только так он обеспечит собственную безопасность. Даже шелест листьев чреват опасностью: он может заглушить шаги крадущегося противника. Но куда опаснее люди! Лишь после того, как от них не останется и следа, рота будет чувствовать себя уверенно. Уверенно — чтобы продолжать военные действия. Таков круговорот смерти.

Пытки в его понимании служили надежным средством, чтобы выжить, благодаря полученной информации обеспечивалась личная безопасность. В отличие от Ярдока, Оклы или Эстебана, сам он не получал удовольствия от пыток, не верил в их необходимость, но совесть с ними мирилась.

Однако эти люди… По какой-то необъяснимой причине Эмиль отказывался отнести их к разряду потенциальных противников… И все же их поведение было лишено всякого смысла. Как ни орали Окла и Лебоб на толпу, их вопросы ответов не находили. Странным было и то, что на сей раз солдаты столкнулись не с открытой, безграничной ненавистью, а с удивлением и даже любопытством.

Поток загадочных, необъяснимых на первый взгляд странностей захлестнул Эмиля с головой, но когда он словно бы оглянулся, прозрел, перед ним открылся новый мир.

«Эти люди ничего о нас не знают, — подумал он вдруг. — Не знают ничего». И вдруг громко и отчетливо проговорил:

— Мы оказались не в своем времени, слышите? Мы — в будущем! Прекратите! Прекратите!

Он кричал, умоляя и заклиная, и сам не знал, откуда у него взялись силы, чтобы подняться над темной массой солдат. Эмиль искал объяснения не только для себя, но и для Ярдока, он ослушался приказа командира, грозил раздавить его теми истинами, которые ему, Эмилю, открылись.

Подбежавший Ярдок ударил его кулаком в лицо. Кожа на губах лопнула. Эмиль почувствовал солоноватый привкус крови во рту. Несколько секунд в нем боролись два чувства: привычка к рабскому послушанию и те новые ощущения, которые его сейчас переполняли. Наконец ему все-таки удалось как бы перепрыгнуть через бездну привычного повиновения.

Он утер тыльной стороной ладони вспухшие губы.

— Это правда. Мы пробыли под нашими накидками несколько веков. Войны больше нет. Мы оказались в будущем. Как это случилось, я не знаю. Но всем этим людям, — не спуская глаз с Ярдока, он указал на молчаливую толпу, ничего ни о какой войне не известно. И о нас тоже. Мы можем убить их, но они не смогут, не сумеют ответить на наши вопросы.

Зрачки Ярдока так и запрыгали. С калейдоскопической быстротой в его глазах ненависть сменилась беспомощностью и, наконец, бессильной яростью. Однако, если поведение Эмиля и выбило его из колеи, вида он не показал. Прорычал новый приказ. Шесть человек послал в охрану, остальных собрал вокруг себя.

Подобно хитроумному шахматисту, Ярдоку удалось найти интересный ход, позволивший ему выиграть время.

— Вы слышали, о чем тут распространялся Эмиль. Я делаю скидку на то, что он, как и все вы, измучен тяжелым походом. Многие наши товарищи погибли смертью героев, и нервы у нас на пределе. Выскажитесь. Говорите, что думаете.

Его короткая речь поразила солдат: в ней не прозвучало ни непререкаемой воли, ни деспотичности, столь ему присущих, скорее наоборот.

— Ерунда, — небрежно отмахнулся Лебоб. — Сломался он, вот и все. Сержант постучал себя пальцем по лбу. — От него одно беспокойство. Лучше всего будет, если он…

В ответ послышался единодушный ропот. Все они наблюдали почти то же, что и Эмиль. Сталкивались со схожей реакцией местных жителей на их появление. И слова Эмиля, какими безумными они ни казались на первый взгляд, объясняли многое.

— А что показывает компьютер? — поинтересовался кто-то.

— Я вижу, — неожиданно миролюбиво заговорил Ярдок, — никто из вас не считает, что Эмиль спятил? Вы с ним заодно? Что же, не стану ничего от вас скрывать. Стратегический компьютер не выдает больше никаких нужных нам данных. Нет информации о действиях противника, не поступают кодовые сигналы наших армий. Контроль приема стоит на нуле. Возможно, он просто вышел из строя. Но молчит и запасной компьютер.

Ледяное молчание сковывало роту.

Выходит, то, к чему они отнеслись как к абсолютно невозможному, абсурдному, все-таки случилось. И не с кем-нибудь, а с ними. Они не живут более в своем времени, они перенеслись в чужое. От своего времени их отделяют века.

Эмиль с удивлением наблюдал за Ярдоком. Он больше не приказывает, он объясняет, обсуждает. Разве это не самое убедительное доказательство того, что произошло нечто небывалое?

— Судя по отдельным фактам, не исключено, что мы и в самом деле находимся не в своем времени. Но чтобы удостовериться в этом, необходимы доказательства. Пусть жители селения вернутся в свои дома. И там вы постараетесь найти эти доказательства. Не забывайте о новинках техники, требуйте, чтобы вам показали оружие, собирайте любую представляющую интерес информацию. К утру мы решим, как действовать дальше.

Эмиль испытывал явное облегчение, сопровождая людей, своих людей, к их дому. От домика-гриба на него повеяло уютом, и это ощущение лишь усилилось, когда он проходил мимо комнаты, где оказал помощь девушке. В душе он ругал себя, обзывал дураком, но чувство это не оставляло его.

Он приступил к вопросам.

— Как называется ваша страна?

— Стран больше нет. Вот уже сто лет.

— А кто вами руководит… управляет?..

— Каждые два года руководитель экономики определяется по результатам выборов.

— А политика?

— Ведение экономики, выгодной всем, и является всеобщей политической линией.

— Покажи мне твой тельви.

— Что это такое?

— Прибор для акустического и оптического приема информации.

Хозяин дома улыбнулся. Нажал крошечную кнопку на наручных часах. От потолка отделился наполненный прозрачным газом шар, снизился и остановился на уровне глаз. Эмиль тщетно пытался обнаружить какой-нибудь провод или кабель, нечто вроде системы ориентации шара в пространстве.

Хозяин понял его немой вопрос и улыбнулся.

— Шар подсоединяется при помощи нити поля тяготения.

— Включи его.

— Что вас интересует? Информация о промышленности? Космонавтика? Культура? Местные новости или новости планеты? Передача о технике в быту, о современном искусстве, о климате, растительном мире, развлекательная программа?

Эстебан стоял с открытым ртом, напоминая лягушку, выбравшуюся подышать воздухом.

Хозяин дома по-прежнему улыбался.

— Мы хотим помочь вам, — сказал он. — Сложите оружие и оставайтесь жить с нами. Какие иные планы у вас могут быть теперь?

Слова хозяина заставили Эмиля глубоко задуматься. До сих пор он и сам не мог решить, чего, собственно, он должен добиваться? Выполнения приказов Ярдока? Победы своей роты? Полного уничтожения противника? Ведь если не они выиграют войну, победит противник. Если не он убьет, убьют его, а он любил жизнь, любил… оставаться в живых. Значит, его цель — остаться в живых? Будучи на войне, воюя? Но ведь войны больше нет и сам он не погиб. Как же так… Жизнь — это борьба, без которой человечество никогда не существовало… Но в этом мире…

Мысли его путались.

— Ты утверждаешь, что войны больше нет?

Хозяин кивнул.

— Раньше для войн находились причины. Мы эти причины устранили, и войн больше нет. Каждый владеет тем, в чем нуждается. За что же нам, спрашивается, воевать? Общественная собственность на все средства производства исключает войны.

— Выпей с нами, — женщина незаметно перешла с Эмилем на «ты». Пригласив всех к столу, она подала напиток. Он оказался игристым, приятным на вкус, слегка напоминал манговый сок.

Они выпили все трое.

Эмиль проснулся, огляделся — он в постели! Испугался, вскочил и первым делом потянулся рукой за оружием. Движение это было бессознательным, инстинктивным.

С чувством неловкости вспомнил вчерашний вечер. Как он мог вот так, ни с того ни с сего, заснуть? Или в напитке было снотворное?

Стараясь не производить шума, он подкрался к двери, приоткрыл ее, выскользнул в коридор. Из дальней комнаты до него донеслись приглушенные звуки разговора. Чувства Эмиля были обострены до предела, когда он приблизился настолько, что смог различать голоса. И наконец приложил ухо к самой двери.

— …скоро проснутся, — говорила женщина. — Но что нам делать дальше? Они такие… жестокие…

— Не исключено, кое-кто из них уже сейчас способен приспособиться к жизни в нашем мире. Вспомни о юноше из нашего дома. В нем уже сейчас заметны некоторые перемены к лучшему. Посмотрим. Другие же…

— Мне страшно, — тихо призналась женщина. — И зачем только мы вызвались добровольцами?.. Я и представить не могла, на что мы идем. Вспомни об Эйрин и Воргане… Они еще… как звери…

Муж не ответил ей. Послышался едва уловимый шорох. Эмиль попытался представить себе, как хозяин дома успокаивающе гладит жену по волосам и по плечу.

Их слова причинили ему боль. Он солдат и воспитан с подобающей суровостью. Но разве он зверь? Конечно, человеку как порождению природы присущи и звериные инстинкты, в борьбе за выживание сильнейший побеждает сильного. Так его учили. Но у животных нет разума, они не способны рассуждать, их решения предопределяются древнейшими инстинктами. Эмилю постоянно твердили, что войны — это извечная закономерность, прерываемая паузами недолгого покоя. Сейчас, оказавшись в другом времени, они попали именно в одну из таких пауз!

Когда Эмиль открыл дверь в комнату, то более не испытывал тревоги. Но как бы он ни перестроился внутренне, он отнюдь не был готов сразу выпрыгнуть из своей шкуры солдата-наемника. Лед, сковывающий душу, не так-то просто растопить.

— Принесите мне поесть! Я голоден.

Глаза женщины выразили удивление и сожаление: какой холодный, бессердечный тон.

— Я все приготовила. Пригласите ваших товарищей.

Но он не хотел видеть ни Эстебана, ни Уорнера. Уселся за стол и принялся запихивать в рот все подряд, без разбора.

— Что вы намерены делать дальше? — спросил хозяин дома.

Эмиль пожал плечами.

— Это зависит от командира.

— Позвольте мне сформулировать вопрос иначе. Как бы предпочли поступить вы сами? Ведь ваша война давно кончилась.

Как-то сразу, вдруг, в сознании Эмиля появилась полная ясность. Новая жизнь начнется после того, как исчезнут, сгинут люди вроде Ярдока. Законы войн обернутся против них как бумеранг.

— Я стал бы жить как вы, — проговорил он задумчиво, осторожно… — Наша жизнь осталась позади. Вот только… Мы нуждаемся в вашей помощи, потому что ничего о вашем времени не знаем.

— Это просто, — заметила женщина. — И вы будете жить в мире и счастье.

— А ваш командир? — поинтересовался хозяин дома.

— Без оружия он опасности не представляет. Но добровольно его не сложит.

— Вы полагаете, ваш начальник не сможет приспособиться к жизни без насилия?

Эмиль кивнул и добавил:

— Все мы солдаты. Мы научились убивать и при этом оставаться в живых. Это наша профессия… Я знаю, что вы хотите сказать. Что профессию можно сменить. Но лишь в том случае, если ты к этому готов.

Лазер, который Эмиль по-прежнему держал в руках, показался вдруг непривычно тяжелым, он оттягивал руку. Эмиль поднял его на уровень глаз и к горлу подступила тошнота. Он ощутил непреодолимое желание отшвырнуть подальше этот инструмент смерти — но только еще крепче, судорожно сжал его.

Неожиданно прозвучал сигнал «общий сбор».

Эмиль даже взмок от внутреннего напряжения. «Что скажет Ярдок?»

— Солдаты! — выкрикнул тот, приняв воинственную позу. — Наши предположения подтвердились. Судьба забросила нас в будущее. Собранные нами факты позволяют мне сделать вывод, что противник оказался в состоянии нанести нашим войскам решающий удар и установил свой режим. Но мы-то живы, оружие при нас, наша воля к победе неукротима. Мы продолжим борьбу наших праотцов до победного конца.

«Ярдок помешался! — пронзила Эмиля мысль. — Его обуяла мания величия. С жалкой горсткой людей он намерен воевать против всей планеты и добиться победы там, где потерпели крах объединенные войска полушария!»

— После короткой передышки мы штурмом овладеем ближайшим городом. Под наши знамена встанут добровольцы…

На сей раз слова Ярдока не ошеломили Эмиля. Но удивлению его не было границ. Предложение Ярдока настолько не вязалось со здравым смыслом, что не стоило и секунды лишней тратить на мысли о нем.

Во избежание риска мужчин этого селения необходимо обезвредить. Командиры групп получили на этот счет соответствующие указания. Выполнять приказ!

Эмиль был не в состоянии и пальцем пошевельнуть: казалось, приказ Ярдока парализовал его. Но вот он увидел, как солдаты начали разбегаться в разные стороны, и покорно двинулся в сторону дома-гриба.

«Нет! — кричало все его существо. — Нет!»

Он всеми силами старался сбросить с себя путы повиновения. Это была война с самим собой, самая жестокая и страшная из всех, что ему довелось пережить.

И вдруг над самым его ухом прозвучал чужой визгливый голос:

— Ты подчинишься приказу?

Эти слова вернули Эмиля к действительности.

— Ярдок!

Лазер он держал наизготове, оставалось только нажать на спуск. Но командир действовал быстрее его. В какую-то долю секунды он понял, что у Эмиля на уме. Он уже поднял лазер, но в последний момент Эмиль в полном отчаянии кинулся в сторону и, несколько раз перевернувшись, оказался за высоким толстым деревом. Но разве это укрытие…

Весь путь его бегства обозначил горящий след, полоса в метр шириной это Ярдок пустил в ход свой лазер.

Охваченный паническим страхом, Эмиль ждал, что огонь вот-вот пронзит ствол дерева. На мгновение у него остановилось сердце. Эмиль вскочил на ноги, сменил укрытие и выстрелил. Но на месте, где стоял Ярдок, никого не было.

Эмиль бежал по дороге, не замечая, что остановившиеся солдаты застыли, словно изваяния, и не сводят с него глаз. И тут до его слуха донесся крик:

— Стой!

Это был голос хозяина дома. Он и его жена медленно приближались к нему, словно вокруг никого из солдат не было.

Но Эмиль их не слушал. Во время маневров рота не раз проводила учебные бои с воображаемым противником в лабиринтах и на спецландшафтах. В их натруженных, истерзанных телах жило страстное желание: хоть единожды отстреляться скорее, чем компьютеры. Эмилю этого не удавалось ни разу, командиру — дважды.

Он знал, что Ярдок где-то притаился и подстерегает его. Эмиль снова сделал несколько кувырков, прокатился по земле, вскочил на ноги и побежал зигзагами.

Но вот что-то стало удерживать его. Он бежал, испытывая все усиливающееся сопротивление. А потом неведомая сила сжала его со всех сторон так, что он не мог сдвинуться с места.

Эмиль с удивлением увидел, что его отрывает от земли — и вот уже он воспарил над землей, как листок на ветру. Какое это чувство! С чем его сравнить?..

Высоко в зените светило солнце. Эмиль истосковался по его теплу, особенно недоставало его сейчас, когда он — надолго ли? — освободился от груза прошлого, от былых страхов.

Но вот он снова твердо стоит на земле, а перед ним — хозяин дома и его дочь. Девушка осторожно касается рукой его руки.

— Ты можешь остаться, — говорит ее отец. — А остальные погибнут. Мы отправили их в прошлое.

Неожиданный переход от света дня к ночной тьме на какое-то время парализовал солдат. Лазер Ярдока еще дымился. Командир, тяжело дыша, озирался по сторонам, не в силах осмыслить происшедшее. Дрожа от ярости, он выстроил роту и приказал рассчитаться по порядку:

— Тридцать! — бесновался он. — Только тридцать! Нет Эмиля! Где эта свинья, где этот подлый предатель?! — Он никак не мог остановиться.

И тут Уорнер бросил свое оружие в пыль у его ног.

Командир даже остолбенел — настолько чудовищным был в его глазах такой проступок. Но тут же снова разъярился:

— Выходи… ты тоже… ну, я тебе покажу! — прокашлял он и поднял лазер. — Никому больше не придет в голову ослушаться моего приказа!

Но к нему уже подходили и бросали наземь оружие остальные солдаты. Ошеломленный, Ярдок не знал, в какую сторону глядеть. И тут он заметил солдат противника, а за их спинами — грохочущие турбоконтеры.

«Значит, они все-таки вышли на нас!» — с ненавистью подумал Ярдок.

— Огонь! — приказал он и с удивлением увидел, что многие солдаты подчинились приказу.

Но тут зрение его было ослеплено белой раскаленной точкой. Она сияла и жгла с такой силой, что мгновенно прогрызла Ярдока.