Вот и кончилось лето

Глава 14 Кто ходит в гости к лесникам…

В этот же день я всё рассказал баннику и домовому, устроив своеобразное совещание в бане (банник, кстати, наотрез отказался заходить ко мне в гости домой), продемонстрировав подарок лесного хозяина. Жихарь и Трифон, по очереди, осмотрели перстень, вернули мне и выдали:

— Работа старая, заклятьев всяких на нём не имеется! Стало быть, подружился с Еремеичем?

Безделушку я решил подарить maman. Похоже, что и размер был её. Потом я показал им нож, который привёз с собой. Ни банник, ни домовой даже в руки его брать не стали. Более того, увидев клинок, и Жихарь, и Трифон с опаской отодвинулись подальше. На их лицах четко нарисовался неподдельный страх. Именно страх, а не испуг. Помолчав, Жихарь выдал:

— Ты к Василь Макарычу сходи с ним! Вы вроде как приятельствуете. Да и человек он, хоть и колдун, вполне порядочный. Не будешь на рожон лезть, так он тебе и поможет!

Ну, как приятельствуем? Банник немного преувеличивал. Был я у него в гостях разок. Поговорили обо всём и ни о чём. Нож я убрал, чтобы не нервировать собеседников.

— Ты сходи, сходи! — повторил Жихарь. — Может, он и подскажет что, объяснит нормально. Потом спасибо скажешь!

— Шишок у него вреднючий! — вставил своё Трифон.

— Шишок скольких хозяев пережил, — пояснил Жихарь. — Вот и думай. Балбес!

Он отвесил Трифону подзатыльник, впрочем, чисто символический, и, обращаясь ко мне, сообщил:

— Шишок еще первому колдуну служил от начала времени, когда Род пришел на землю…

— Это когда? — попытался уточнить я. Жихарь запнулся, задумался, закатив глазки.

— Ну, наверно, при Олеге вещем, — неуверенно сказал он. — От дружины его ведьмаки пошли, а колдуны-то, поди, еще раньше были…

Нашу беседу оборвала maman, которая неожиданно для всех заглянула в баню. Банник и домовой моментально словно растворились в воздухе. Maman посмотрела на меня, озадаченно взглянула на стол, где стояли три глиняных кружки из хозяйства Трифона, причем в каждой из них был тот самый ядрёный квасок из погреба, и выдавила:

— Ты чего здесь?

Я засмеялся:

— Прохладно здесь. Отдыхаю вот.

Maman взяла в руки кружку, из которой пил Трифон, поднесла к лицу, зачем-то понюхала:

— А это что?

— Квас! — я снова улыбнулся.

— Понятно…

Однако было отчетливо видно, что ей как раз непонятно.

Заниматься в этот день я не стал. Хватило лесной прогулки. Вместо этого, после обеда, который по времени был скорее ранним ужином, отправился на другой конец деревни.

Поздоровался с Лехой Длинным, который на моё приветствие мне едва кивнул. У колодца встретил приятеля Семена, что хотел со мной разобраться из-за Аньки, поручкался с ним.

— Надолго приехал?

— Недели на три, — ответил я. — Семен-то в армию ушел?

— Так он осенью вроде по срокам уходит, — удивился его приятель. — Семка сегодня в район с отцом умотали, запчасти к моцику посмотреть.

— К моцику?

— Ну, к мотоциклу! «Минск» у него!

— Понятно.

Мы разошлись. Единственная улица деревни была практически пустой. Разве что у магазина стояли четыре женщины из числа приезжих-отдыхающих и вели беседу. Это кажущееся безлюдье развеется позже, часам к шести-семи вечера, когда спадет жара, и погонят коров и овец с пастбищ, когда из колхоза привезет работяг старенький бортовой «Газ-51».

А потом вечером, часов после 9-и, на улицу выйдет молодежь — местные и приезжие, кто-то с гитарой, кто-то с гармошкой, ну а самые «продвинутые» с кассетными магнитофонами.

Сейчас пока еще было жарко и пусто.

Калитка в воротах оказалась не заперта. Я приоткрыл и громко спросил:

— Хозяин! Хозяин!

— Чего тебе? — почти сразу же на крыльце появился лесник.

— Добрый день! — ответил я. — В гости вот пришел. Можно зайти? Не помешаю?

— Здравствуй, Антон! — усмехнулся Василий Макарович. — Ну, заходи, коль пришел!

Он спустился с крыльца мне навстречу, протянул руку, которую я сразу же поспешил пожать.

— Знал я, знал, — прогудел он басом. — Что ты придешь! Проходи в дом!

Он приглашающе протянул руку в сторону открытой двери. Что-то меня словно торкнуло ему поклониться. Не в пояс, конечно, а немного так, как в кино склоняли голову царские офицеры, но при этом прижав правую руку к груди в районе сердца. К моему удивлению, лесник тоже поклонился в ответ.

На этот раз мы разместились у него не в сенях, а то ли на кухне, то ли в столовой за большим деревянным столом, сделанным из широких шлифованных светлых досок.

Честно говоря, я первый раз видел такие хоромы. Отполированные бревна внутри дома имели светло-липовый цвет и словно светились. Пол и потолок были такого же светло-желтого цвета. Даже ходить по ним было неудобно-кощунственно — вдруг испачкаешь? Даже мебель, разумеется, деревянная, была подогнана в тон окружающей обстановке.

На столе уже стояли чашки, заварной чайник, сахарница, и два блюда с конфетами и сушками. Лесник налил мне и себе в чашки заварки, долил кипятка, поинтересовался:

— Может, варенья хочешь? Сам-то я не варю, соседка угощает. Есть земляничное, вишневое, малиновое. А?

Я отрицательно мотнул головой. Варенья и у бабки хватало. Мне не терпелось поговорить с колдуном.

— Ну, как хочешь, — он присел, с хрустом раскусил сушку, глотнул чаю. Я насыпал сахару, размешал, сделал глоток. Чай оказался непривычно ароматным, с непонятным пряным запахом трав и необычайно крепким.

— Вкусно! — похвалил я. Лесник довольно улыбнулся.

— С Еремеичем, смотрю, поладил? — спросил он, когда чай у меня в чашке закончился. Я вопросительно посмотрел на его, откуда, мол, знает-то?

— Он мне сам весточку послал, — объяснил лесник. — Пословицу помнишь про сороку, которая на хвосте новости приносит? Вот, практически так оно и было.

— Правильно ты сделал, — продолжал он. — Что не взял ни клад, ни мишку не убил. С кладом он тебя испытывал. Отдал бы он тебе его, конечно. Но больше ты в лес бы никогда не зашел. Точнее, зашел бы. Но не вышел. Заплутал бы он тебя, к трясиннику или кикиморе проводил бы. А мишка… Мишка он в лесу последний медведь. Бестолковый и буян еще тот. Еремеич за ним приглядывает, но видишь, случаются накладки.

— Если б он бабу Нюшу или maman тронул бы, я бы его убил бы несмотря ни на какого Еремеича, — буркнул я.

— Тогда бы ты в своем праве был бы, — пожал плечами лесник. — Никаких претензий…

— А так бы претензии были? — съязвил я.

— А так Еремеич мог тебе отомстить, — терпеливо ответил он. — И к нему претензий бы не было.

— А кто к нему бы претензии предъявил бы? — поинтересовался я.

— Разные… — уклонился от ответа лесник. — Мы от темы отошли.

Он улыбнулся.

— Рассказывай давай, зачем пришел?

Я выложил на стол нож.

— Вот. Василь Макарыч, — расскажешь мне про него что-нибудь?

Лесник ощутимо напрягся, встал, наклонился над ножом, рассматривая его, избегая даже касаться.

— Значит, дай мне его, — сказал он. — Из рук в руки. И скажи при этом «Даю на время, добровольно, без всякого умысла».

Он поднял взгляд на меня, пожал плечами и добавил:

— Только так…

Я взял в руки нож, протянул леснику:

— Даю на время добровольно без всякого умысла.

Василий Макарович взял его в руки, покрутил, нацепил на нос очки (я мысленно крякнул от удивления — колдун и в очках!), со всехсторон осмотрел лезвие, спросил:

— Ты не против, если я сниму эту пошлость?

Он щелкнул по наборной рукоятке.

— Я тебе нормальную рукоять поставлю, — добавил он. — Прямо сейчас.

Я согласно кивнул. Это ж здорово! Мне самому эта зэковская ручка не нравилась.

— Ну, тогда пошли.

Он повел меня на улицу. В дворе в сарае (тоже из сруба) Василий Макарович устроил мастерскую. На верстаке он ловко освободил нож от пластмассовых разноцветных дисков, из которых была собрана рукоять. Открыл дверцу стоящего рядом шкафа, и я ахнул от неожиданности и восторга. В шкафу на полках лежали ножи — всякие, от размера с мизинец до здоровых мачете, от узких до широченных. Все ножи были самоделками, кованными, ни одного покупного. Рядом лежали чехлы и ножны для них.

— Можно? — завороженно спросил я, показывая на шкаф. Лесник улыбнулся:

— Смотри. Можешь даже в руки взять. Они не заговорённые.

Я взял в руки один — тот самый, с узким острым лезвием не длиннее мизинца, покрутил в руке, потрогал пальцем остриё — класс! Взял другой, с тяжелый охотничий с широким лезвием… Третий — небольшой, то ли кинжал, то ли охотничий такой…

— Это финка, — пояснил лесник. Поразительно. Он даже не смотрел в мою сторону, занятый моим ножом, а как будто всё видел.

— Ладно, пойдем!

Мой нож обрел новую рукоять — из светлого полированного дерева. Но лесник не спешил его мне возвращать. Мы зашли к нему на террасу, где месяца два назад пили чай, уселись рядом на диван.

— Откуда он у тебя? — спросил лесник. Я рассказал: про драку, не упоминая, где она произошла, про своё участие, в том числе с использованием заклинания Разума, про визит отца Фоги. Василий Макарович внимательно меня выслушал, не задавая вопросов.

— Ну, я могу тебе сказать, что это нож из заговоренного булата, — сообщил он потом, когда я закончил. — Нож выкован и заговорен ведьмаком, а не колдуном. Видишь разницу?

Он достал с поясных нож свой нож, показал мне. Его клинок выглядел темнее. Я взглянул через призму магии, хмыкнул. Разница была, что говорится, налицо: нож колдуна из черного стал темно-серый, а мой серебристо-зеленый и к тому же светился!

— Понял? — лесник усмехнулся. — Разница в том, что нож ведьмака заговорен иначе. Им можно убить даже нечисть.

— Кого? — не понял я.

— Нечисть! — повторил Василий Макарович. — Домовых, леших, водяника, лесовика, оборотня. Это всё считается нечистью. Есть еще нежить. Это мертвые — вампиры, вурдалаки, упыри, духи… Вот твой нож может убивать нечисть. Даже небольшая рана может вызвать у них достаточно неприятные последствия. Мой клинок, конечно, слабее… — задумчиво закончил он.

Он протянул мне мой нож обратно:

— Возвращаю хозяину добровольно, без всякого умысла!

Я взял нож в руку:

— А это?

Я воткнул нож в ладонь. Лезвие, как и прежде, пронзило ладонь без всякого вреда, вышло наружу. Я выдернул его, показал руку леснику.

— Вот это почему?

Лесник усмехнулся опять:

— Юноша, ты привязал его к себе, стал его хозяином. Он не может причинить тебе вреда. Только тот, кто тебя убьет или победит так, что ты сам признаешь свое поражение, станет новым хозяином клинка.

Он добавил:

— Это обычный заговор на клинок при ковке. Твоему клинку лет триста, не меньше. Выкован из метеоритного железа. Раньше бы сказали — небесного железа, мол, с того, что с неба упало, что боги послали. В сплаве есть значительная доля серебра. Не меньше трети, я полагаю. Еще на нём есть пара заговоров. Один — на отвод глаз, чтобы посторонние нож не видели. Второй не разберу, ведьмачий он, не колдовской. А больше, извини, сказать ничего не могу, я ж не ведьмак всё-таки.

Я сунул нож в ножны. Василий Макарович поднялся:

— Пойдем, покушаем!

Я не отказался.

Борщ со сметаной у лесника оказался изумительным. Я в один миг слопал полную тарелку. Кстати, тарелки Василий Макарович поставил на стол деревянные — то ли специально для меня, то ли всегда из них ел. Но в интерьер они тоже вписывались идеально.

После борща была вареная картошка с маслом и укропом, жареные до хрустящей корочки карасики и морс из лесных ягод.

В общем, через минут сорок, после этого обеда, из-за стола мне выйти было тяжко. Я поблагодарил лесника.

— Идём в террасу, — предложил он. Мы снова расположились на диване.

— Рассказывай, — сказал лесник. — Как ты способности свои проявил.

И добавил:

— Если, конечно, хочешь. Можешь в секрете это держать. Но я тебе не конкурент, у меня другая стезя.

Я рассказал ему. Почти всё, кроме Гериса. Дескать, попал в ДТП, очнулся и давай чародействовать направо и налево. Василий Макарович внимательно слушал меня с совершенно непроницаемым лицом, ни разу не перебил, пытаясь что-то уточнить. Поэтому я не понял, обратил ли он внимание на ряд нестыковок в моем рассказе. Например, хотя бы на то, что каким образом я научился заклинаниям? Тем более, что все они представляли собой достаточно сложные конструкции.

— У тебя учитель был? — спросил он после того, как я закончил рассказ.

— Нет. Была возможность кое-чему научиться, — ответил я уклончиво. — Сейчас она себя исчерпала.

— Исчерпала? — повторил он и сказал в ответ. — У каждого из нас есть право на свои секреты. Поэтому, если ты не хочешь, можешь не говорить. Так же как и я, и другой, и третий может не говорить. Понимаешь? И никто не вправе выпытывать чужую тайну. Если, разумеется, это не в рамках допроса или войны между собой…

— А вы бы, Василь Макарыч, — осторожно, тщательно взвешивая каждое слово, спросил я. — Не могли бы поучить меня своему… мастерству?

— Нет! — сразу открестился лесник. — У нас разные основы колдовства. Я вижу, что в тебе Жизнь и Смерть переплелись, а у меня основа идёт от природы.

— Ну, это ведь разве не сила Жизни? — возразил я.

— Нет, — покачал головой лесник. — Попробуй, зачерпни силу от земли на которой стоишь? Сможешь? А от воды? Лекарства всякие разве что из растений… — задумался он. — Этому можно поучить.

Ага. А всякого рода привороты, отвороты? Нет, определенно колдун не хотел делиться знаниями. Ну, и ладно. Зато он мне клинок обновил, рассказал про него. Я мысленно махнул рукой. Тут у меня возникла идея. Я вытащил из нагрудного кармана два простых карандаша.

— Это вам, Василь Макарыч, подарок от души.

— Поясни! — заинтересовался лесник.

— Это, — я показал на один карандаш с одной насечкой, — амулет общего исцеления. Я его условно назвал «айболит». В него заложено заклинание, которое лечит организм от всяких болезней. Насколько сильных болезней, я не сравнивал. Но от инфаркта и инсульта поможет точно. Это, — я показал другой карандаш, только уже с двумя насечками. — Амулет регенерации. В нем заклинание, которое я назвал условно «хвост ящерицы». Вызывает ускоренное деление клеток организма, заживление любых всевозможных ран. Амулеты одноразовые, срабатывают, когда карандаш ломают. Только сломать карандаш должен больной. Если вы, находясь рядом с больным, сломаете карандаш, то амулет будет лечить вас, а не вашего соседа. Понятно?

Лесник осторожно взял в руки карандаши, покрутил, покачал головой.

— Ловко, ловко, ничего не скажешь! — сказал он. — Благодарю. Подожди-погоди!

Он вышел на улицу, оставив меня одного дома. Странно. Неужели так проникся доверием?

Через минуту-другую пришел, держа в руках тот самый нож с мизинчик величиной, что приглянулся мне.

— Держи!

Я взял нож, вытащил из чехольчика, улыбнулся:

— Спасибо!

— Дарю на добро, без всякого умысла и каверз, — проговорил лесник.

У самой калитки он остановил меня.

— Нас мало осталось в этом, — сообщил он. — Но тем не менее. Кое-кому мы очень интересны. Постарайся как можно дольше не оказаться на виду. Раз у тебя лучше всего получается лечение, будь готов ко всяким гостям, которые отнюдь не лучше татарина. Меня в своё время и НКВД пыталось прищучить, и даже японцы на поклон приходили.

— И заведи себе книгу! — уже сказал он мне в спину. — Обязательно. Для заклинаний, и просто для записей! Только постарайся её прятать и шифровать от посторонних!