Восьмой день творения

Уважаемый м-р Хайнлайн.

Я боюсь, что нам придётся вернуть рассказ «Творение Заняло Восемь Дней». Я не знаю, был ли он предназначен для «Astounding» или «Unknown». Он мог соответствовать тематике обоих журналов.

Основная проблема состоит в недостаточности темы рассказа; в этой истории не происходит ничего по-настоящему важного. Я боюсь, что у него просто нет никакого потенциала.

Я предлагаю вам отложить его в сторону на некоторое время и перечитать через три или четыре месяца, и тогда вы увидите, можете ли вы со мной согласиться.

Джон В. Кэмпбелл-мл.

Из ваших последних двух писем я вынужден заключить, что между нами возникло некоторое взаимонепонимание — Вы очевидно пребываете в заблуждении, что я всё ещё пишу. Я, конечно же, не отправлял Вам открытку со словами «я увольняюсь». Я не мог этого сделать, в данных обстоятельствах это смахивало бы на ребяческую раздражительность. Однако я знал, что я уйду, знал, когда и по каким причинам это произойдёт, и много месяцев назад я посылал Вам письмо, в котором сформулировал моё намерение и мои причины. Вы же помните его? Я знаю, что Вы его получили, потому что Вы на него ответили. Суть вопроса была в том, что я продолжу писать научную фантастику и буду считать это занятие своей основной профессией до тех пор, пока я не получу уведомления об отказе, после чего я увольняюсь. Я предупредил Вас об этом заранее, чтобы Вы знали, что это сделано обдуманно, а не в порыве раздражения…

…и вот, наконец, пришёл конверт, которого я ждал, в котором вместо чека лежал отказ. Я испытал лёгкий укол сожаления о неполученных деньгах, который быстро сменило приятное осознание того, что в школу можно больше не ходить. Весь день я занимался фотографией. Весь следующий день я копал яму под плавательный бассейн. Я подумывал заняться этим проектом уже пять лет, последние нескольких месяцев я всё собирался начать, но это же требует времени, очень много времени! Я мог бы нанять строителей, а сам продолжал бы стучать по пишущей машинке, но меня такой вариант не устраивал — я сам хотел заниматься тяжёлым физическим трудом, [который] обеспечивают кирка, лопата и тачка.

А кроме того, у меня было множество проектов для пишущей машинки, которые были отложены на неопределённый срок, потому что я был занят НФ. В частности небольшая книга по денежно-кредитной теории, которая должна была быть написана полтора года назад. То есть «должна» и будет, вероятно, закончена этой зимой. Я ожидаю, что её издадут, но, вероятно, это не принесёт никаких денег. Помимо этого, меня убедили заняться учебником по началам семантики и общей семантике. Я более-менее готов к выполнению этой задачи, имея за плечами пять семинаров по предмету, однако потребуется ещё многое изучить и решить монументальную задачу разработки простых и ясных методов обучения в весьма сложной области, поскольку она требует даже от «образованного» читателя практически полной перестройки методов мышления. По моим оценкам, это может занять от двух до пяти лет. Кстати, если Вас заинтересует, то я готов сделать популярную статью или две по этому вопросу для «Astounding». Однажды я уже предлагал Вам это сделать, если помните, но Вы ничего не ответили…

…Я так многословен, потому что для меня важно, чтобы Вы поняли мои мотивы — мне нужно Ваше одобрение. Позвольте мне задать риторический вопрос: каким может быть стимул, чтобы я оставался профессиональным писателем научной фантастики? В настоящее время я — самый популярный автор в самом популярном журнале в этой сфере и получаю (я полагаю) самый высокий тариф за слово. Куда мне ещё двигаться, если исключить направление вниз? Я не могу подняться ещё выше в этой области, дальше просто некуда… Честно говоря, постоянное напряжение меня истощило. Я всё ещё могу писать, но меня ужасно утомляет каждую неделю пытаться стать умнее, чем был неделю назад. Да и зачем? Выше первого места мне не встать, полтора цента за слово — это максимум того, что мне могут заплатить.

Я не буду пытаться оживить мои рассказы, увеличивая степень авантюрности сюжета. Это не мой стиль.

Мне кажется, что популярность моего материала базировалась в значительной степени на том, что я постоянно расширял сферу приложения НФ и превратил её из рассказов об изобретениях в истории более тонкой тематики и более реалистично мотивированные с точки зрения человеческой психологии. В частности, я ввёл в обиход высокую трагедию и полностью отказался от формулы герой-злодей. Мой последний рассказ, тот, который Вы отвергли, представляет собой не отход от направления, в котором я работал, но логическое и (на мой вкус) художественное развитие темы. Я не обвиняю Вас в том, что Вы его отклонили; если Вы не разглядели смысла истории, у Вас нет никакой причины думать, что его увидят ваши клиенты. Однако история имела смысл, самый важный смысл, самый мощный и трагический. Возможно, я выразил его слишком тонко, но у Вас и у меня весьма существенно различаются представления о том, какую степень утончённости может выдержать рассказ. За свои деньги Вы испортили очень много превосходных рассказов, которые Вы напечатали, выдавая их соль на странице содержания, в аннотации под заголовком и в подписях к иллюстрациям. И Вы чуть не полностью угробили «Реквием», добавив четыре строчки в конце, которые уводят читателя в тупик, уводят от истинной сути рассказа.

Как бы то ни было, я не пытаюсь продать Вам тот последний рассказ, я просто хочу сказать, что это была не бессмысленная история, но одна из самых смелых тем, которыми я когда-либо занимался, и, насколько я знаю, которая никогда прежде не поднималась в научной фантастике.

Бумеранг самым превосходным образом возвращается и бьёт своего метателя, а посеянное зло редко не даёт всходов. Очевидно, я весьма преуспел в том, чтобы тщательно им прицеливаться и точно бить самого себя по затылку. По поводу тех уведомлений об отказе. Самое неприятное в работе редактора состоит в том, что вы не можете себе позволить оставаться человеком — и это констатация, которую не следует интерпретировать как жалобу. Вы и Баучер полностью правы, а я был неправ — но я объясню вам, как это получилось.

Я надеюсь, что это письмо найдёт вас полностью излечившимся от гриппа. Я не представляю, как вам удалось написать такое доброе и достойное письмо в том состоянии, которое приносит грипп. Я опасался, что мое письмо ранит вас, хотя и приложил все усилия, чтобы объясниться. Мне казалось, что вы могли решить, что я неблагодарно повёл себя как обиженный ребёнок. Я рад, что этого не произошло, я не хотел бы, чтобы когда-либо между нами были недоразумения, Джон. Я не думаю, что они когда-либо возникли, общайся мы лицом к лицу, потому что письма — в лучшем случае слабый способ коммуникации…

Я совсем забыл об этом маленьком нюансе. И, конечно же, теперь это обстоятельство держит меня за одно удивительно чувствительное место. Суть вот в чём:

Первое: мы переходим на увеличенный формат, и примерно на 70 % расширяются наши потребности.

Второе: У нас есть повести, но мы очень нуждаемся в рассказах.

Третье: У нас был один хороший автор, который действительно мог производить нужное количество слов. И теперь — именно в этот момент! — он собрался увольняться! И надо же такому случиться, как раз в то самое время, когда у нас нет на руках ни одной вашей вещи. Конечно, ваши протеже, вместе взятые, смогут произвести примерно те же объёмы, но совсем не того качества, на которое способны Вы.

Таким образом, мы запускаем издание большего формата, с большим объёмом в условиях потери лучшей трети наших авторов — одного человека с тремя именами.

Послушайте, как насчёт того, чтобы отложить решение, по крайней мере, до нового года или на какой-нибудь другой срок? К тому времени, возможно, мы сумеем утрясти всё в лучшем виде.

Теперь по поводу того Рассказа-Который-Отклонили: научная фантастика обычно читается как лёгкая, эскапистская литература. Читатель не ждёт от неё (или не ищет в ней) глубокой философии; и тем паче он не ожидает и не готов к глубокой философии, когда садится читать историю, которая по всем внешним признакам будет авантюрным боевиком. Батисферы… что-то внеземное или чужое… люди исчезают и гибнут… могучая угроза, следить за которой посланы военные моряки — и далее нечто мощное и энергичное, с финальным противоборством в развязке…

Ну, или, по крайней мере, такое впечатление оставляет начало рассказа. Ответ, который Вы дали, был совершенно неожиданным, правильный ответ на неправильный вопрос, если так можно выразиться. Вся конструкция вопрос-ответ кажется бессмысленной и разочаровывает читателя. Но при расценках Хайнлайна-Мак-Дональда в 1½ цента я не могу себе позволить их разочаровывать. Либо измените ответ — так, чтобы он соответствовал заданному читателями вопросу, или приведите вопрос в форму, из которой бы более очевидно следовал тип ответа, чтобы всё стало ясным. Предоставленный ответ действительно содержал очень интересную идею, но эту идею перешибают неудовлетворённые ожидания авантюрного боевика.

Вообще-то потерять Вас в данный конкретный момент для «Astounding» будет всё равно что вырвать зуб, когда язык то и дело нащупывает оставшуюся дырку.

Соглашусь, что подниматься вверх, как раньше, у Вас не очень получится. Я могу согласиться с вашим желанием уйти при ваших обстоятельствах. Но послушайте, когда это перестаёт быть обязанностью, писательство превращается в одно большое развлечение. Если бы Вам пришлось, как мне, заполнять журналы, Вы поняли бы, что хорошие рукописи — это послание Небес. Побудьте Богом ещё некоторое время, и посылайте их побольше, а?

Одно я знаю твёрдо: меня ждут громкие вопли рассерженных читателей.

Чем я, собственно, занят — я поймал Вас на слове, что вы купите «Восьмой День Творения», если исправить его одним из двух способов: изменить концовку или изменить предыдущий кусок, чтобы концовка получилась менее неожиданной. Я предпочёл переписать предыдущие части, иначе это будет совершенно другая история, не в моём духе. Я никогда не писал рассказов о Спасителе Мира по стандартной формуле, потому что я в них не верю. Даже в «Шестой Колонне» я сделал всё возможное, чтобы дать понять, что работа только началась и никогда не будет закончена. Эта конкретная история была предназначена, чтобы дать совершенно свежий взгляд на тему «вторжение инопланетного разума». Насколько я знаю, во всех подобных рассказах инопланетные разумные существа относятся к людям как к примерно равным себе, либо как к друзьям, либо как к врагам. Предполагается, что ИР будет либо другом, стремясь общаться и торговать, либо врагом, который будет сражаться и убивать или, возможно, порабощать человеческий род. Однако существует ещё один, намного более унизительный вариант, когда инопланетный разум настолько превосходит наш и настолько безразличен к нам, что почти нас не замечает. Им даже не нужна наша территория — они живут в стратосфере. Мы не знаем, развились ли они здесь или в другом месте — и никогда этого не узнаем. Наши величайшие инженерные сооружения они считают чем-то вроде коралловых рифов, то есть, мало заметными и признанными не стоящими внимания. Мы даже не можем им чем-то навредить. Да и они нам не угрожают, вот разве что их «строительство» может периодически разрушать нашу среду обитания, подобно тому, как грейдер, выравнивающий почву для прокладки шоссе, разрушает норки сусликов.

Некоторые из них могли бы между делом изучать нас — а может и нет. А какой-нибудь чудак из них мог бы даже держать некоторых из нас в качестве домашних животных. Именно это и произошло с моим героем. Он слишком активно интересовался одним из их производственных процессов, его поймали, и чисто по случайности не раздавили, а оставили в качестве домашнего животного. Со временем он осознал безвыходность своего положения, но он так и не понял со всей ясностью одну горькую истину, что человеческий род не может даже бороться с этими существами. Он был всего лишь золотой рыбкой в аквариуме — а кого заботит мнение беспомощной золотой рыбки? В моём патио устроен садок для рыбы. Возможно, живущие в нём рыбы люто ненавидят меня и поклялись меня уничтожить — но я об этом никогда не узнаю, и это не лишит меня сна. Думаю, что никакие, даже самые сокровенные научные познания не позволят этим рыбам мне навредить. Я недосягаем для них и безразличен к ним.

Я использовал в качестве рабочего названия «Аквариум с золотыми рыбками», но изменил его, потому что, на мой взгляд, оно преждевременно раскрывало суть истории. Похоже, теперь, Вы хотите раскрыть интригу быстрее? Возможно, единственное, что нужно изменить — это рабочее название. В любом случае, Джон, Вы постоянно выкладываете основную идею рассказов в аннотациях, иногда, как мне кажется, в ущерб драматическому эффекту рассказа. Поэтому я так отреагировал на аннотацию к «По Собственным Следам» (Впрочем, Вы — редактор! Я не жалуюсь, я только высказываю мнение). Я просмотрю рассказ через день-два и попробую понять, где в начале я могу подбросить улики. Если у Вас есть какие-нибудь конкретные идеи, пожалуйста, говорите сразу, я не совсем уверен, что понимаю, чего Вы хотите — по крайней мере, какого сорта подсказки нужны. Возможно нам всё же придётся прогнать этот рассказ ещё пару раз.

Я буду счастлив продать этот рассказ по причине, которая изложена в моём последнем письме. Как Вы знаете, я постепенно распродал все полдюжины рассказов, которые Вы отвергли с того момента, как я начал писать. На прошлой неделе я продал два, через день — последние два. Они были совершеннейшее барахло, написаны весной 1939. И это полная победа: я продал каждую строчку, написанную с того самого первого дня, когда я попробовал стать профессиональным писателем… Всё подчистую, вплоть до этого последнего рассказа. И если удастся довести его до ума и продать — это будет очень приятно.

Завтра я начинаю переделку «Восьмого дня творения». Восемь дней она не займёт…

swgold, 28.04.2015