Дисклеймер
Рефлексия способствует выходу из состояния психологической травмы, в которую нас загоняют события последних двух лет. Это не заменит лечения депрессии или ПТСР. Но посмотреть на то, как другой, даже выдуманный, человек переживает страх, боль, отчаяние, а потом находит в себе силы идти вперёд, может быть полезно.
Я, всё так же, призываю тех, кто нуждается в помощи, обращаться к врачам. Этот шаг многие боятся или стыдятся сделать, застревая в бесконечном ужасе.
Если вы нашли у себя признаки депрессии, есть тревожность или проблемы со сном, идите хотя бы к неврологу, если не готовы посетить психиатра. Неврологи работают с этим, а всем любопытным можно сказать, что обратились к этому врачу из-за частых головных болей.
Для особ чувствительных и склонных оскорбляться в чувствах религиозных, патриотических и далее по списку. Это фэнтезийный роман, предполагающий фантастическое допущение.
Место действия, события и персонажи романа являются вымышленными.
Но некоторые совпадения, к сожалению, неслучайны. Все семьи, в которых совершается насилие над детьми, похожи. Как похожи и монстры, похищающие детей.
С любовью, автор.
Посвящаетсямоемумужу – человеку,
которыйнепрочиталниодноймоейкниги, но,
поегожесобственнымсловам,
являетсямоимсамымпреданнымфанатом.
Бывают ли счастливые семьи? Этот вопрос интересовал меня давно.
Знаю, что есть те, кто старательно изображают счастье на публику.
Есть те, кто готов уничтожить тех членов семьи, кто портит тщательно выстроенный фасад внешнего благополучия. Ведь для них то, что скажут какие-то абстрактные люди, гораздо важнее их детей.
В детстве мне казалось, что я живу в очень странной, заколдованной семье, где абсолютно всё не так, как должно быть. Потому, что взрослые требовали от меня невозможных вещей, но считали то нормальным. Я одновременно должна была всегда говорить правду, но на вопрос: "пьёт ли папа?" – искренне отвечать: "нет". Отвечать так, чтобы никто не усомнился в правдивости мои слов. Но лгать при этом было нельзя.
Казалось бы, сам собой напрашивался вывод: врать чужим можно, а родным – нет. Но бабушки были родными, а говорить им правду про папу всё равно оказалось нельзя.
Папа пил много и часто. И мог прилечь отдохнуть в палисаднике – прямо среди пионов соседки тети Светы. По пьяни справлял нужду там, где находился в данный момент, а не в местах для это предназначенных. Но всего этого, как бы, не было. Нам нельзя было обсуждать данные события не только с чужими, но даже между собой.
Мне иногда казалось, что кроме меня этого никто не замечает. Словно злое волшебство отводит им глаза. Как будто что я могу видеть подобные вещи – делает меня какой-то неправильной.
Ещё в моей семье не было правил, как в детском садике или школе. Предугадать за что тебя накажут в этот раз не представлялось возможным. Это определялось настроением отца.
Часто папа, если приходил домой недостаточно пьяным, чтобы упасть где-нибудь и сразу уснуть, начинал нас бить, гордо называя данное действо воспитанием. Сколько я себя помню, братьев он воспитывал ремнём, чтобы они стали "настоящими мужиками", а меня и сестёр, чтобы мы не стали проститутками. При этом, надо было не просто говорить всем, что папа очень хороший и нас любит, а ещё и так думать.
Тщательно скрывать синяки. Если же следы "воспитания" появлялись на лице, где их невозможно спрятать, следовало активно убеждать всех, что это – следствие падения.
Меня все считали очень глупой и неуклюжей. Потому что слишком часто повторяться в объяснения было нельзя. Изобретая всё новые и новые оправдания, я всё чаще выставляла себя идиоткой.
Еды дома особо не водилось. Но если знакомые или родственники угощали чем-то вкусным, обязательно нужно было отказываться, говоря, что не хочешь. А в магазинах следовала разыгрывать театрализованное представление, когда мама на кассе спрашивала, хотим ли мы конфету, надо было отказываться, говоря, что мы такое не едим, не любим или, что дома такого добра выше крыши.
Со временем я поняла: от меня требуется говорить не правду, а то, что взрослые хотят услышать. Мне лишь нужно угадать, что не вызовет недовольства.
Из пять детей Виктора и Елены Васильевых я была старшей и самой любимой. По мнению тех, кто не знал, как мы живём.
Мама учила меня стирать вручную вещи отца после его лежания в грязи или похода в туалет, если он не пожелал перед этим снять штаны, взращивая во мне хозяйственность. Учила убирать, готовить и, конечно же, ухаживать за младшими, которые должны были выходить на улицу в чистых и выглаженных вещах. Все, чем она не желала заниматься, приходилось делать мне. И, конечно, мама делала то из любви ко мне. А как иначе? Ведь, если не научить меня всему, кому я тогда нужна буду? Замуж не выйду, опозорив этим самым всю семью.
А папа любил находить во мне сходство с моей тётей – старшей сестрой мамы, в которую он был когда-то влюблен. Любовь эта превратилась в жгучую ненависть после того, как "меркантильная тварь" выскочила замуж за молодого бухгалтера и уехала с ним из нашего захолустья – покорять столицу. Несмотря на проклятия и прогнозы бывшего кавалера о том, что Верка ещё приползёт к нему на коленях, в большом городе девушка с мужем прижились. Не сказать, чтобы разбогатели, но квартиру купили и сейчас растят сына. В родные края приезжают крайне редко. Мне кажется, чтобы не сталкиваться с моими родителями. В чём-то я их понимаю. Стоит лишь вспомнить, как это было.
После вероломного отказа возлюбленной двадцатилетний Витя Васильев начал заливать горе водкой. А мама моя, в ту пору ещё шестнадцатилетняя девчонка, начала бегать за ним, дабы послушать нытьё начинающего алкоголика о том, как его предала гадина-Верка. Чего там было больше: искреннего сочувствия или злости к более удачливой сестре, которая обзавелась сразу двумя поклонниками, желающими жениться, я не знаю. Наверное, всего понемногу. Но хотя бы одного она твердо решила отбить.
Периодически страдалец заводил свою шарманку о том, что жизнь ему больше не мила и он прямо сейчас пойдёт под поезд бросаться. Ближайшая, кстати, железнодорожная станция от нас была в шестидесяти километрах. Шёл бы он до неё дня три, как минимум. А за такое время Витечка, обязательно, протрезвел бы и передумал. Это понимали все, кроме Леночки Швабриной, самоотверженно утешающей бывшего своей старшей сестры.
Мама моя – женщина не слишком умная. Была бы умной – не связалась бы с таким экземпляром. Но хитромудрая, как говорила тётя Лида – двоюродная сестра моей бабушки. Потому как, она всегда умела придумать, способ получить желаемое.
А возжелала мамочка в ту пору пожалеть, спасти, обогреть и исцелить своей любовью Витечку Васильева. И дожалелась до того, что он по пьяни к ней под юбку залез. Говорят, так рада была, что с первого раза залетела и теперь замуж пойдёт. На целых четыре года раньше, чем сестра. Месяц птичкой порхала.
Когда-то я думала, что если буду достаточно хорошей, то моя жизнь изменится. Именно этому учат сказки, делая глупых детей удобными.
В детстве каждая девочка мнит себя принцессой, достойной лучшего из финалов. Главное, вести себя согласно той роли, что тебе выпала и однажды ты получишь своего принца, любовь с половиной королевства в придачу.
Вырастая, мы понимаем, что принцессы рождаются лишь в королевских семьях, а принц всегда выберет равную ему, а не нищую замарашку.
Я больше не верю в то, что однажды ко мне прилетит волшебник. Понимаю: никто не отвезёт меня в волшебную страну к моим настоящим родителям, которые любят и ждут свою потерянную дочь.
Никто не станет жалеть, даже если я исчезну. Они, вообще, вряд ли то заметят.
Папочка любит повторять: "Что-то не нравится – вали на все четыре стороны. Меньше народа – больше кислорода. Тут и так девок, как собак нарезанных".
Хотя, наверное, заметить должны. Примерно, к ужину. Когда осознают, что есть нечего, а виновницу этого даже пнуть нельзя.
В детстве я мечтала о том, что однажды и в мою жизнь придёт сказка, искренне веря, что сказки бывают только добрыми.
Забывая, какой конец ждёт второстепенных персонажей, которые вписывается в канву основного сюжета.
Я ее похожа на прекрасную деву, с которой может произойти чудо.
У меня нет мачехи.
Нет старших сестёр или магических умений. Даже любви к цветочкам аленьким не имеется.
Зато дома на диване обитает чудовище. Вечно пьяное и злое. Но это больше похоже на статью в криминальной хронике, а не на добрую сказку.
Фея-крёстная не почтила своим присутствием мой шестнадцатый день рождения. Вместо неё на мягких лапках ко мне подкралась оборотница. Она казалась милой старушкой с тяжёлым пакетом. Сквозь тонкий целлофан просвечивали простые продукты. Молоко. Сахар. Булка хлеба. Дешевое печенье. Две пачки гречки. Она шла с рынка, тяжело опираясь на серую тросточку, ручка которой была обмотана синей изолентой.
Вы бы подумали, что у злодейки ручка трости может быть обмотана изолентой? Но оборотни хитрые и хорошо прячутся. Иначе их бы давно переловили.
Она попросила меня помочь ей донести тяжелый пакет. Пообещала напоить меня чаем с конфетами.
Я не любила чай. Конфет хотелось, но объедать пенсионерку было неудобно. Идти нам было в одну сторону. В школе последний урок отменили. Классная наша с температурой свалилась. А там все равно были эти бесполезные разговоры о "важной" ерунде. Поэтому нас отпустили по домам. Вот я и решила помочь. В конце концов, мой день рождения. Что хочу, то и делаю.
А потом меня поймали на лести. Бабушка эта всю дорогу мне говорила о том, какая я милая, добрая и красивая. Она спрашивала, сколько мне лет, где я учусь и живу.
Наверное, стоило насторожиться, когда она улыбалась, слушая ответы.
Шестнадцать лет
Девятый класс.
В доме, где раньше городская библиотека была.
– А ты, случайно, не Васильевых дочка? – проворковала она ласково. – Я же твою маму ещё маленькой девочкой помню. Такая егоза была. А вот уж и выросла. И своих деток семеро по лавкам. Как же время летит. Как время летит. Деточка, помоги мне пакет в дом занести. Там ступеньки. Уж и не знаю, как по ним с моими коленями по ним пробираться. Да ещё и с тяжестью такой. А я тебе из буфета банку варенья достану. Яблочного. Мамке своей отдашь. Скажешь: "от бабы Маши". Сюда заходи. Разувайся на коврике. И портфель свой тяжеленный там бросай. Да, туда. Вот и молодец.
Так я переступила порог звериного логова, прячущегося за фасадом ветхого домика с рыжей черепицей. Сквозь покосившиеся давно некрашеные доски забора выглядывали белые соцветия сирени, которые всегда распускаются в середине мая.
Запах уже наступившей весны приступил мою осторожность. Да, и что со мной могло случиться в доме такой милой старушки?
Когда я вошла, дом встретил меня злым скрипением половиц и запахом горьких лекарств и водки. Цветы, которые стояли, буквально, везде: на комоде в коридоре, на столе в самой кухне, безуспешно пытались спрятать ту жуткую вонь.
Мне стало как-то не по себе. Будто холодом повеяло. Хотя, в приметы я особо не верила. Черных кошек очень даже любила. Не боялась разбитых зеркал или собачьего воя.
А вот про белую сирень в доме вспомнилось. К смерти это.
Захотелось бросить все и бежать. Босиком. Без сумки с учебниками, которую я легкомысленно бросила в коридоре.
Дома мне такое вряд ли спустят. Но не убьют же.
– Вовик, – сахарным голоском запела баба Маша. – Я сделала всё, как ты хотел. Только теперь не ходи никуда. Дома будь, как обещал.
Почему жертвы насилия не кричат и не сопротивляются?
Я, если бы была умной или сильной, увидев мужика с ножом, наверное, начала бы кричать или схватила бы табуретку, чтобы ударить его.
И тогда ничего бы не случилось.
Почему-то говорят, что если жертва не сопротивляется, то сама виновата или даже хотела этого.
Я не хотела. Не хотела. Но на меня, как будто оцепенение напало. У меня всё внутри кричало, а выдавить из себя даже звука не получалось. Как не получалось пошевелить рукой или ногой.
Он схватил меня за волосы, приставил нож к моему горлу и куда-то потащил.
А баба Маша тихо кудахтала:
– Делай с этой, что тебе надо. Только не ходи никуда, Вовик. Дома же хорошо. Я покушать приготовлю. Картошечки тебе пожарю. Огурчиков солёных откроем. Под водочку. Как ты любишь. Или хочешь я картошечку отварю? Могу за селедочкой в магазин сбегать. Я быстро. Туда и обратно.
Монстр, которого бабка нежно звала Вовиком, затащил меня в подпол, скрутил мне руки и ноги кабельными стяжками, а потом начал избивать.
Я сжалась в комочек и замерла, как мышка в надежде, что ему надоест, или он устанет.
Отец быстро выдыхался, если не получал сопротивления. Какой кайф бить того, кто не плачет и не умоляет остановиться? Это скучно.
Маму отец всегда бил с большим удовольствием, чем меня. Она от него убегала, кричала, звала на помощь, совершенно в помощи не нуждаясь. К нам на прошлой неделе новый участковый прибежал. Спасать ее – многодетную мать от домашнего насилия. Так она схватила половую тряпку и отходила ей бедного лейтенанта Смирнова, решившего арестовать разбушевавшегося алкоголика. Когда за участковым закрылась дверь, Елена Васильева продолжила, рыдая, умолять мужа не убивать её ради их пятерых детей.
Я провела в логове монстров пять дней.
Он приходил по вечерам.
Ненадолго.
Сначала бил, потом трогал, каждый раз заходя всё дальше и дальше. Я чувствовала себя подарком, упаковку которого срывают очень и очень медленно, наслаждаясь каждым движением.
Кабельные стяжки он заменил тяжёлой металлической собачьей цепью. Навесной замок... серый, размером с половина моей ладони, какие продают в каждом хозяйственном магазине, скреплял звенья, создавая петлю, обхватывающие мою шею, как ошейник.
Конец цепи крепился к массивной дубовой балке другим таким же замком.
Думать о том, чем это закончится, не хотелось. И я не думала.
Мир, словно бы, подёрнулся дымкой и закружился в хороводе серых искр.
Всё стало почти нереальным.
Как в детстве, когда я сильно болела.
Мать того зверя сбросила маску и сейчас злобно скалилась, при виде меня.
Она приходила дважды в день, включая тусклый желтоватый свет, обнажающий убогое убранство моей тюрьмы. Крошащиеся от влажности и времени рыжие кирпичи, которыми были уложены стены. Бетонный пол, укрытый ветхим древесным настилом из кривых необработанных досок, ставших от влажности какими-то до противного мягкими.
На стене, противоположной от того места, где меня приковали, был грубо сбитый стеллаж, заполненный многочисленными баночками с соленьями. Компотами и вареньем была заполнена одна из полок. Я думала о них всякий раз, когда хотела пить. Но дотянуться до этих сокровищ не позволяла длинна моего поводка.
А почти возле ступеней стояла пара картонных коробок с остатками, явно, подгнивших овощей. Запах тяжелый, сладковатый, вызывающий рвотные позывы, сводил меня с ума. Казалось, он будет преследовать меня до смерти.
Я так отела помыться. Даже, больше, чем есть или пить. Чтобы хоть на мгновение вновь почувствовать себя человеком, а не грязным животным, запертым в вонючей клетке.
Заставляла справлять естественные потребности в ведро, которое не спешила уносить. Давала воду и немного еды. Потом уходила, захватив ведро.
А я снова падала на кучу тряпья в углу.
На пятый день я услышала голоса. Мне хотелось кричать, звать на помощь, но слабое тело начало подводить.
Холод и влажность подпола спровоцировали простуду. Горло першило и обжигало жуткой болью, когда я пыталась произвести хоть слово.
– Чё за предъявы, начальник? Я, вообще, из дома не выхожу. Ранение у меня, – нагло рявкнул зверь. – Лечусь. Я, пока ты тут в тылу штаны протирал, за родину нашу стоял. За мир и свободу. Жизни своей не жалел.
– Мухин, – голос был мне знакомым. Так наш участковый говорил. Тихо. Но очень четко, словно впечатывал каждую букву в сознание тех, кто его слушал. – Ты мне про свои подвиги не рассказывай. Я им цену знаю. Ты три года назад девчонку пятнадцатилетнюю изнасиловал и убил. Дали тебе двадцатку. И сидел бы ты сейчас, где следовало. Но пошёл добровольцем, чтобы помилование получить. Отслужил два месяца и оказался на воле с помилованием и оторванной ступнёй. Только я вот ещё что помню. После убийства Маши Кузнецовой тебя ведь поймали, считай на месте преступления. Отпираться сложно, когда ты весь в крови жертвы. А ещё я помню Дину Ветрову и Яну Стужеву. Обеим по шестнадцать лет. Обе худенькие, темноволосые и голубоглазые. Прямо, как Маша. И как Марина Васильева.
– Помнить ты можешь что угодно. И придумывать, тоже. А ты попробуй докажи. Нет тела – нет дела, начальник.
– Иди отсюдова, окаянный, – рявкнула оборотница, до поры прячущаяся за маской немощной старушки. – И на сыночку моего наговаривать не смей. Он кровью всё прошлое искупил. А, значит, считай, и не было ничего. Есть помилование? Есть. А президент наш поумнее тебя будет. Если он решил, что Вовик мой – герой, а не преступник, то не тебе рот на то раскрывать. Я права свои знаю. Пойду куда следует и напишу, что ты – враг народа, и это... на достойного человека клевещешь, да приказы президента под сомнение ставишь. На защитника земли нашей побег из дома малолетней проститутки повесить собираешься. Та Маринка, говорят, на наркотиках сидела. Что не удивительно, при такой-то семейке. На панель пошла. Сама лично слышала, как она, вся размалёванная, в машину к компании пацанов садилась.
– Когда слышали? – безэмоционально спросил Смирнов. – От кого?
– Недели две назад. На рынке. Разговор зашел. В нашем районе все друг друга знают. И молва об этой девке та еще ходит.
– А вот одноклассники и соседи говорили, что Марина – тихая, спокойная девочка, которая хорошо учится, маме помогает с младшими детьми и совсем не интересуется ни мальчиками, ни гулянками.
– В тихом омуте черти водятся, – Хохотнул зверь. – Ты бы свою потеряшку по притонам поискал. Глядишь, и найдётся. Работой займись, начальник. А-то ходишь тут, честных людей от дел отвлекаешь. Ещё раз тут появишься, мамка моя и прокуратуру, и в администрацию жалобу напишет. Начальство за такое тебя по головке не погладит. Вылетишь из своей полиции... и сам знаешь, где после этого окажется.
– Дитя, – я даже не услышала – почувствовала голос. Он был одновременно и в моей голове, и везде. – Тебя никто не спасёт. Не стоит надеяться попусту. Хочешь я расскажу, что ждёт тебя? Сегодня тот мужчина заберёт твою невинность. И ты понесёшь. Роды убьют тебя, а мать того, мужчины, утопит младенца в ведре с водой, а затем закопает. Младенца и твоё тело. Ты найдешь последнее упокоение рядом с кустом, на котором весной распускаются белые цветы. Наказания они не понесут, а потому, вскоре после твоей смерти здесь появится другая голубоглазая девочка. А потом ещё одна, и ещё...
– Нет, – отчаянно прошептала я, борясь с болью.
– Может быть и нет. Если я захочу тебе помочь, – серебряными колокольчиками звенел прекрасный нечеловеческий голос. – Меня зовут Альтеа Алая Богиня или Великая Мать. Мой дом, мир, который я создала находится в другой плоскости времени и пространства. Смертному созданию сложно это понять. Но я постараюсь объяснить. Великий Хаос, что существует вечно, который вы именует вселенной, создал Высших – меня, моих братьев и сестёр. Мы же создали миры, населяя их существами, слепленными по нашему образу и подобию. Не все попытки создания были успешны. Поэтому во владениях Великого Хаоса так много безжизненных систем. Когда-то мы были детьми и учились, совершая ошибки. Сотворив свой идеальный мир, мы оставались в нём, храня и оберегая его. Ведь мир без Высшего становится ужасным местом, стремящимся уничтожить сам себя. В нём нет законов и справедливости, нет возмездия за преступления и награды за праведность. Ваш мир именно такой.
Сначала я обратила внимание на убранство комнаты. Светлые стены. Каменные плиты пола, прикрытые сплетенные из чего-то подозрительно напоминающего солому. Стены украшали картины, на которых были вышиты распускающиеся цветы, порхающие бабочки и цветущие деревья. Настенные полочки захламлены бесчисленными безделушками в виде фигурок, шкатулочек и вазочек всех возможных форм и расцветок.
Вспомнилась Элька, которая по такой ерунде с ума сходила. Она обожала милые изящные вещица, тогда как я была к ним абсолютно равнодушна.
Наверное, странно думать о такой ерунде в подобной ситуации. Но мысли не желали задерживаться на чём-то плохом. Потому что вокруг витает аромат жасминового чая и мандаринов.
Меня ждала новая жизнь. Вряд ли легкая. Всё-таки пару исторических сериалов про гаремы я посмотрела. Но если не рваться к власти, а сидеть тихо, есть вполне неплохо устроиться. Жить есть где. Голодом морить не станут. А чем заняться – найду. У меня тут целый принц на попечении будет.
Я наблюдала сквозь полуоткрытые веки за суетой нескольких молодых девушек, одетых в светло-серые широкополые ципао. Интересно, это хлопок или лён? А вот вышивка нитью чуть более темного оттенка показалась мне занятной. Завитки, листочки, цветочки. И у каждой – свой неповторимый рисунок.
В волосах у них деревянные шпильки и молочного цвета атласные ленты. Уши украшают по три красные сережки-бусинки. Необычно, но красиво.
Внешность девушек, показалась мне странно чуждой. Я никогда не видела ничего подобного. Тонкие вытянутые лица. Белая, словно фарфоровая кожа. Большие раскосые тёмные глаза. Рельефные скулы. Очень тонкие бледные губы.
Высокие и стройные, они напоминали мне сказочных созданий. В их доброте заставляли усомниться брезгливо поджатые губы и недовольные нотки, то и дело проскальзывающие в голоса.
Моего пробуждение они не заметили. Я же решила в точности исполнять приказ Алой Богини – молчать и слушать. Как оказалось, не зря. Любые крупицы информации могут сыграть в мою пользу.
– Императрица очень недовольна, – сказала молодая девушка, поправляющая складки на занавесях. -- Она хотела, чтобы восьмой наложницей императора стала младшая госпожа семьи Маоран.
Вот. Новая информация. Здесь есть Императрица. Пока не понятно, жена это или мать местного правителя. Но, в любом случае, надо держаться с ней осторожнее. Хотя, осторожной надо быть абсолютно со всеми здешними обитателями. А между тем девушка продолжила:
– Госпожа Эйран красива, изящна, образована и наделена всеми возможными талантами. Я сама видела её, когда она на прошлом празднике урожая пришла выказать уважение Императрице. А эта...
– Тише ты, Сина, – шикнула на нее другая девушка, которая стояла у двери. – Ты своим длинным языком беду на нас всех навлечёшь.
– А я что? Я правду говорю. Рост маленький. Ноги короткие. Бёдра узкие. Зато груди, как у крестьянки, которая трои детей родила. Это же такой позор. Слышала, что Император сам не рад такому подарку Великой Матери, да назад не вернёшь. Мне рассказала служанка, которая вчера подметала крыльцо храма, что наш господин вчера выпил четыре графина с вином и возжелал не просто девушку, а ту, что сама Богиня преподнесёт ему в знак преклонения перед его величием. Велел старому жрецу, что ухаживает за Северным храмом воззвать к Богине. И пригрозил, забить его палками, если в своей молитве старик не будет усерден. Жрец молился весь день, а когда последний луч солнца скрылся за горизонтом, каменный алтарь засветился слепящим светом и на нём появилась обнаженная девушка с золотыми рисунками на коже. Ну, дальше, вы и сами знаете.
– Хватит сплетничать, – услышали мы властный оклик женщины, привыкшей приказывать. – Чего встали? Разбудите ее. Сейчас придёт лекарь.
Я открыла глаза и улыбнулась, не разжимая губ. Растерянно оглянулась по сторонам, изображая смущение.
– Госпожа уже проснулась, – холодно обронила женщина, одетая гораздо богаче остальных. Ткань ее платья была другой – более тонкой, а вышивка отливала серебром. Да и в прическе имелись отличия. Её волосы украшали серебряные шпильки, в которых сверкали разноцветные камешки.
Я снова улыбнулась, позволяя ей вести наш разговор.
– Можем ли мы узнать имя восьмой наложницы Сына небес, луны и солнца, Владыки земли, гор и морей, Наместника Великой Матери?
– Марина.
– Что оно означает? – продолжила она свой допрос.
– Морская.
– Принадлежащая морю? Да, у вас красивые глаза цвета морской волны. Я понимаю, почему ваши уважаемые родители дали вам это имя. Но отныне госпожа принадлежит Императору и Золотому Городу. Ей нужно иное – правильное имя, которое принесёт ей удачу. Ваши глаза похожи не только на море, но и на самый дорогой нефрит, который считается очень сильным оберегом. А ещё красивый голос, как колокольчик. Отныне вас будут звать Мейлин*. Все слышали? Это имя похоже на прежнее, но больше подходит статусу восьмой наложницы Императора.
Я скрипнула зубами, но возражать не стала. Может, эта женщина мне добра желает? Сейчас откажусь, а она затаит обиду. Зачем накалять отношения с той, кто может стать моим союзником? Врагов у меня и так будет предостаточно. Гарем же. Вряд ли остальные наложницы полюбят меня, как родную и будем мы жить в мире и согласии. Так бывает только в аниме-гаремниках, снятых мужчинами для мужчин, но не в реальной жизни. В реальной истории гарем – поле неутихающей битвы.
– Благодарю.
– Меня зовут Синьян. Обращаться ко мне следует по имени. Я старшая управляющая Золотого Города и служу Императрице – матери нашего повелителя. Девушки, оденьте госпожу. Лекарь уже ждёт.
Все тотчас же засуетились. И через минуту я стояла посреди комнаты в платье, напоминающим, наверное, ханьфу. Моя соседка по парте – Эля в последнее время увлеклась китайскими, корейскими и японскими историческими сериалами и часами могла рассказывать о том, чем юката отличается от кимоно, а ханьфу от ханбока. Ну, и, конечно, чем современные ципао отличаются от тех, что носили в прежние времена.
Через десять дней, когда моя голова уже лопалась от тонные условностей, которые было необходимо запомнить, меня, наконец, представили Императрице.
Не то, что ты мне этого очень хотелось. Но начальство надо знать в лицо.
Ещё бы с Императором пересечься, чтобы понимать, кого следует избегать всеми силами. Впрочем, последнее сейчас меня не слишком тревожит. Беременные наложницы не служат Господину в постели. А потом... если родится принц, а у меня родится, именно, принц, можно будет провернуть одну аферу.
Местные жительницы к этому праву прибегали крайне редко. Потому, что привыкли зубами держаться за своего венценосного кобеля, но традиция такая существует. А, значит, грех ей не воспользовался.
Но, и, просто, посмотреть на Императора любопытно. Всё-таки у меня ребёнок будет, а он этому поспособствовал.
Меня проводили в просторную залу дворца Сыновнего Почтения. На возвышении в массивном кресле сидела грузная женщина в темно-синем платье, такого же цвета, но расшитое золотом покрывало покоилось на ее голове и плечах.
Темно-синий – цвет траура. Как и обрезанные до плеч волосы. Мои, по местным меркам, коротковаты, поэтому служанки прячут их в сложную прическу. Они почему-то решили, что у меня не так давно умерли оба родителя, а я не стала их разубеждать.
Женщина ещё молода. Или кажется мне молодой? Тут иная продолжительность жизни. Но я до конца не разобралась, какая именно. У меня всегда было туго с математикой.
Наложницы сидят в два ряда, лицом друг к другу на резных деревянных стульях вполоборота к хозяйке Золотого Города. Их всего шесть. Потому, что одна мертва.
– Дочери, – произносит Императрица, когда я прошла по дорожке между стульями и сделала поклон. – Это восьмая наложница моего сына – Мейлин. Будьте радушны и приветливы. Не допускайте ссор и обид. Потому, что это нарушает гармонию Золотого Города и несёт беды его обитателям. Но оставайтесь снисходительны к ошибкам вашей младшей сестры. Она прибыла к нам издалека и многого ещё не знает. Мейлин, проявляй почтительность к своим старшим сёстрам и будь с ними добра. Мне уже сообщили радостную весть о том, что ты носишь дитя. Потому дарую тебе четвёртый ранг. И право на пять служанок, которые будут заботиться о твоём дворце и три личные служанки. Помни: твоя жизнь не стоит ничего. Но жизнь драгоценного императорского ребёнка бесценна. Береги её.
– Благодарю за наставления, – ещё раз кланяюсь и сажусь на второе место в правом ряду, за что удостаиваюсь ненавидящего взгляда соседок с третьего и четвертого места. Как же! Не успела войти в Золотой Город, как уже их обскакала.
Тут правит балом строгая иерархия. Поднимаются выше лишь те, кто рожают детей. От ранга наложницы зависит количество слуг и жалование. Даже очередность, в которой кухня доставляет вам еду, определяется этим.
Всего рангов девять. У наложницы первого ранга должно быть на воспитании более одного принца.
У наложницы второго – один принц.
Третий ранг присваивается женщине, у которой есть одна или несколько дочерей, но нет сына.
Четвертый – той, кто носит дитя.
Пятый ранг получает несчастная, которая смогла родить принца, но ребёнок умер.
Шестой – та, у кого была дочь.
И, наконец седьмой – девушка, которая еще ни разу не рожала.
Соответственно, наложница первого ранга может иметь двадцать служанок, а самого низкого всего четырёх.
И сейчас у меня есть шанс оказаться под перекрёстным огнём. С одной стороны, четыре пустоцвета, ненавидящие более удачливую соперницу. С другой – наложницы Шанэ и Сян. У них уже есть сыновья. И дополнить свою "дружную" компанию наложниц второго ранга они, мягко говоря, не желают. Им и так весело.
Но как-то серьёзно вредить не должны. Гадости, конечно, говорить будут. Но я отучилась почти девять классов в школе, где каждая собака знала об алкоголизме моего отца, болезни брата и сестры, а с некоторых пор ещё и о том, как я "из ревности изуродовала" младшую сестру. Кто был в такой ситуации, и выжил в школьной травле, фильмы ужасов смотрит, как милые мультики, а книги в которых без прикрас описывались интриги, убийства и пытки читает абсолютно спокойно.
Я, кстати, всегда любила читать. Но исторические любовные романы были вне моих приоритетов. К сожалению, знакомства с миром дворцовых интриг, у меня ограничилось парочкой популярны фэнтезийных книжек, которые я скачала на пиратском сайте. Хотя, и предпочитала более веселые истории. Да, знаю, что так делать нельзя. Но мне денег, чтобы я в школьной столовой булочку купила никогда не давали. Приходилось задирать нос и говорить, что быстрые углеводы вредны, от булочек толстеют, а я хочу оставаться стройной. Откуда у меня были деньги на книги? А хотелось. Да, и настоящее воровство – то другое. Я же не забирала понравившуюся вещь себе, а, просто, смотрела. Это же не преступление посмотреть на витрину кондитерской. Но обещала себе обязательно купить все те книги, которые читала так. Когда вырасту.
Лучше бы азиатские исторические сериалы смотрела. Что толку от книг где главный герой всегда добивается своего потому что он за всё хорошее и против всего плохого, когда ты в живёшь в иномирном гареме?
Своих коллег я уже заочно знаю. Служанки донесли: кто и где будет сидеть.
Первая в моём ряду – Шанэ, наложница второго ранга. Первой вошла в гарем Акинара Исао, ещё до его восхождения на престол. Сейчас воспитывает второго принца. Её четвёртый принц умер в младенчестве. Напротив неё – Сян, наложница второго ранга. Воспитывает третьего принца. Её первая принцесса умерла при родах.
Наложницы Джи, как и её первого принца, нет в живых.
Остальные детей не имеют. О беременностях, тоже, пока не слышно. Рядом со мной Роулан и Лании. Напротив – Интай и Баолин.
Далее Императрица продолжает тему о гармонии и добродетелях, а я освежаю в памяти правила местного этикета.
К Императору наложницам следует обращаться "Мой господин", "Мой повелитель". Обращение "Мой император" используют сановники и доверенные слуги, коим дарована такая милость.
Через пятнадцать дней весь Золотой Город окончательно уверился, что восьмая наложница Императора ждёт девочку.
Моя внешность, если и менялась, то лишь в лучшую сторону. Тут сказывались хорошее питание и прогулки на свежем воздухе. Проблем с токсикозом у меня не наблюдалось. Я ела всё. Ни на что конкретное не тянуло. Но, если предлагали, от сладкого не отказывалась.
Вкусно же. Продукты экологически чистые. Не химия. Почему бы не попробовать немножко? Слишком сильно я этим не увлекалась. Потому, как знала, что такое здоровое питание.
Жены чиновников, пришедшие поприветствовать Императрицу, рассматривали меня, действительно, как диковинку. И дело было даже не золотых татуировках богини. Я очень отличалась от них внешне.
Моя кожа была немного иного оттенка. Тёмные волосы отдавали рыжиной, словно ржавчиной. Местным это казалось, в лучшем случае, необычным, но, скорее, некрасивым. А вот зелено-голубые глаза, похожие на нефрит, неизменно вызывали восторг. Местные, все, как один были сероглазыми. Они наперебой желали мне, чтобы у моего ребенка глаза были такого же благородного оттенка.
Если честно, я пока лишь головой понимала, что месяцев через восемь у меня родится сын. Ночь с Императором совершенно стёрлась из моей памяти, как Альтеа и обещала. Сейчас понимаю, что, это к лучшему. Я ведь попала в постель к этому мужчине не по своей воле, а насилие – это всегда насилие. Даже, если ты сама на него согласилась, чтобы спасти свою жизнь.
Императора мне довелось увидеть лишь спустя два месяца с момента попадания в его гарем. Раз в двадцать шесть дней тут происходило что-то вроде семейного ужина.
Наложницы во главе с Императрицей прибывали в главную трапезную дворца Ясного Разума.
Зала была просторной с высокими, устремленными в высь резными деревянными колоннами. Стены расписаны умиротворяющими пейзажами в тематике четырех провинций по сторонам света.
Юг олицетворял собой море, Восток – плодородные равнины, Север – лесные угодья, а Запад – горные пики. Идиллические картинки должны были способствовать лучшему усвоению пищи. Во главе стоял достаточно большой стол, за которым располагалась правящая семь: Император и Императрица. Старшая Госпожа могла присоединиться к ним по особо торжественным случаем. Таким, как особо почитаемые даты в которых я, если честно, еще не особо разобралась. Также, там могли сидеть достигшие зрелости принцы и принцессы, еще не выданные замуж. Но сегодня это место занимали в сего двое: правитель и его мать.
Маленькие столики наложниц располагались в два ряда, образуя просторный коридор-сцену, предназначенную для увеселения за трапезой.
Прекрасные цветы Золотого Города демонстрировали таланты – пели, танцевали, играли на музыкальных инструментах или дарили свои рисунки или вышивку Императрице.
Действо это было занятное. Каждая из моих "сестёр" вставала, объявляла подарок, который выносил кто-нибудь из слуг. Императрица говорила пару слов одобрения. Дар уносили. Или же слуги готовили всё к выступлению.
Я – просто, ела. Потому, как талантов, по местным меркам, не имела, а хендмейдом увлекалась в нежном возрасте двенадцати лет. Да, и то... скорее, в теории. Потому, что мама не желала тратить деньги на "такую ерунду". А бисероплетение без бисера освоить сложно.
– А что же приготовила наша восьмая сестра? – произнесла Баолинь, с насмешкой глядя на меня. Вот же стерва. Интересно, мне с её подачи никто не сказал, что следует приходить на этот ужин с подарком? Надо бы обзавестись кем-то, кто знает здешние негласные порядки. Это сейчас я могу прикрыться беременностью. Но мне тут ещё долго жить. Надо о будущем задуматься.
– Мой господин, матушка я не имею талантов к музыке или рисованию, достойных столь высоких ценителей. И не знаю многих традиций здешних земель. Но на моей родине есть поверье, что беременной нельзя шить или вышивать. Ведь это может причинить вред ребёнку. Поэтому я побоялась... простите меня.
– Глупые предрассудки, – высокомерно произнесла Императрица. – Но я ценю твою осторожность, Мейлин. Поэтому не стану сердиться. Сейчас ты, в первую очередь должна заботиться о ребёнке, которого носишь. И о себе. Ведь то, что ты делаешь отражается на драгоценном императорском наследнике. Потому беременные не должны испытывать негативные моции. Если тебе от этого будет спокойнее, можешь не шить ничего до родов. В знак же благоволения моего сына, ты получишь право выбрать любой музыкальный инструмент в императорской мастерской. Талант к музыке можно и нужно развивать. А ещё две тысячи золотых. Купи то, что захочешь. У женщин, которые, находясь в тягости испытывают радость и созерцают красоту, рождаются здоровые дети.
– Благодарю, матушка. – Склоняюсь в поклоне. Сажусь. А потом боковым зрением стараюсь поподробнее рассмотреть Императора. Я, не то, чтобы ненавижу мужчин. Но с отцом-алкоголиком в анамнезе любить их сложно. Данный экземпляр восторга не вызывает. Высокий. Худой. Явно, ничего тяжелее пера в руках не держал. Волосы белые, словно седые. Мне сказали, родился он, как все – с черными волосами, а побелели они в момент коронации. Но конкретно ему этот цвет не шёл совершенно. Как и рубиновый венец. Лицо, вроде бы красивое. Не только по местным меркам, а вообще. Хотя, капризное выражение, на мой взгляд, всё портит. А эти бледные брезгливо поджатые губы – последнее, что мне захотелось бы целовать. Короче, герой не моего романа. И от него я планирую держаться как можно дальше, помня разговор с Алой Богиней. На меня распространяется её благословение лишь до тех пор, пока я чувствую себя свободной.
А он моей свободы не стоит, совершенно. Тогда как ко мне интерес, явно, проявляется. Как же. Игрушка новая, а наиграться нельзя. Беременная наложница не может посещать спальню Императора. Забеременела я неприлично рано. Он даже распробовать не успел. Слухи ходят, что он тогда был настолько пьян, что наутро помнил лишь момент моего появления на алтаре. А если никто ничего не помнит, значит, и не было ничего. Так себе утешение, конечно. Но я жива. Не голодаю. В перспективе получу свободу. И шанс на новую жизнь. Это немало, если подумать. Цена, что запросила Алая Богиня за свой дар, более чем, справедлива.
Повод сменить служанок у меня выдался значительно раньше, чем я планировала – буквально на следующий же день.
Утром мы отправились поприветствовать Императрицу. И там разразилась целая мелодрама.
По традиции, рядом с резиденцией бывшей императрицы, которую все называют Старшей госпожой, должна жить одна из наложниц нынешнего Императора. Есть поверье, что так энергия новой жизни закрывает собой энергию смерти, даруя гармонию.
Сейчас в этом малом дворце жила Роулан. А так как это очень далеко от главного дворца Золотого Города, то "случайно" попасть на глаза Императора, ей сложнее, чем остальным. Отчего милости их господина шестую по счету наложницу обходят стороной. Что её очень расстраивает. Сейчас же молодая женщина плачет и требует справедливости. Но занять её место не желает ни одна из ее коллег.
Шанэ и Сян хранят гордое молчание. Им переезд не грозит. Ведь это может потревожить принцев.
Лании, Интай и Баолинь, тоже, плачут, соревнуясь в том, кому из них удастся лучше разжалобить Императрицу.
А я жду, когда в это бесконечном потоке жалоб и слёз появится хотя бы крошечный просвет.
Выдохлись они через минут сорок. Лишь когда лицо Императрицы начало выражать крайнюю степень раздражения. Как бы под горячую руку не попасть? Впрочем, когда ещё представится такой шанс?
– Матушка, я многого не знаю. Простите мне, если я в своём невежестве чего-то не поняла. Все мы служим императорской семье. Это наш долг. Старшие сестры растят принцев. Я забочусь о ребёнке, который лишь должен родиться и не могу думать ни о чём ином. А остальные должны заботиться о нашем повелителе. Сестра Роулан желает лишь исполнять свой долг. Это же повальное стремление. Возможно, будет лучше, если во дворец Белых лилий отправлюсь я, а она займет место хозяйки дворца Серебряных звёзд. Так сестра будет ближе к Императору и сможет усерднее служить ему.
– А какая тебе выгода от этого? – раздражённо спросила хозяйка дворца Сыновнего Почтения. Но не отругала. Значит, в принципе, согласна.
– Разве я должна думать о собственной выгоде, матушка? Но если это не во вред моему служению, то почему бы не подумать о своём удобстве? Сейчас я чувствую себя не очень хорошо. От запаха цветов в садах у меня кружится голова. А от жары я лишаюсь аппетита. Возле дворца Белых лилий растут с можжевельники. А пруд рядом дарит прохладу. Но я бы не посмела просить об этом лишь для своего удобства.
– Мейлин, твои слова имеют смысл. Но стоит ли тревожить тебя сейчас? – Императрица немного смягчилась.
– Срок ещё очень мал. Я буду осторожна. Да, и заниматься переездом станут слуги, а сестра Роулан поможет мне во всём.
На этом разговор был окончен. Впрочем, никакой благодарности за своё, более, чем щедрое предложение, я не дождалась, что уж о помощи говорить?
Когда мы вышли из дворца Императрицы во двор, Баолин надменно бросила ни к кому конкретно не обращаясь:
– Надеюсь, сестра Мейлин любит одиночество. Она надолго останется во дворе Белых Лилий.
– Баолин, ты давно вошла в Золотой Город. И находишься здесь дольше, чем другие наши сестры, не имеющие детей. Боюсь, что скоро наш повелитель решит, что ты – бесплодна и перестанет одаривать тебя своим вниманием. Императрица могла решить так уже сейчас. И тогда тебе пришлось бы привыкать к одиночеству. Но я была добра к тебе. Не хочешь выразить мне признательность?
– Наглая выскочка! Император любит меня. Если я попрошу, он навсегда запрёт тебя во дворце Белых Лилий.
– Попроси, – с улыбкой соглашаюсь я и иду в сторону хозяйственных дворов. – И я смиренно подчинюсь любому приказу моего господина.
А что мне терять? Даже, если запрёт на ближайшие пару-тройку лет – не беда. Это им в его постели мёдом намазано. А мне надо будет ребёнком заниматься. Чем дальше я буду от этого змеюшника, тем лучше. Особенно, когда родится принц. Эта новость мало кого из них порадует. И как бы не решились навредить малышу.
Да, за такое головы лишиться можно. Но сына это мне не вернёт.
Чужой мир.
Чужие порядки.
А вот люди везде одинаковые. Злые. Подлые. Жадные. Не все, конечно. Но таких достаточно, чтобы разочароваться во всех. На всякий случай. Потом можно с радостью признать ошибку.
А вот вопрос со служанками стоит очень остро. Мне нужен кто-то, кому я могу хоть немного доверять. Времени уже не так много. Надо быть реалисткой. Оставаться с ребенком сутками невозможно. Хотя бы потому, что каждое утро мне придётся посещать Императрицу. А детей туда брать не принято. Нужен хотя бы один надёжный человек. Лучше – два, но нельзя просить от судьбы слишком многого.
Похоже, пора спросить совета у знающих людей. Заглянуть в храм. Почтить своим визитом Старшую госпожу. Пригласить на чаепитие старшую управляющую.
Последняя была весьма важной фигурой. Она вошла в Золотой Город больше тридцати лет назад. А что ещё оставалось дочери служанки? Приданное за ней отец давать не хотел. У него от двух законных жён пять девчонок.
Вот и решила семнадцатилетняя Синьян пойти в служанки, когда ее сестру избрали наложницей прошлого Императора. Думала, отработает там положенные десять лет, сможет собрать денег себе на приданное, а после выйти замуж. Но не сложилось. Сначала сестра наотрез отказалась ее отпускать. А потом, когда Акинара Акайо почил с миром, и вся власть сосредоточилась в руках её сестры, стало уже поздно уходить. Здесь она – одна из самых уважаемых слуг. Императрица ее ценит. С ней даже наложницы считаются. А кем она будет за пределами Золотого Города? Второй-третьей женой у пожилого чиновника среднего звена? Ни богатства. Ни почёта. Детей в её возрасте ждать не приходится. И даже, если и родится у неё сын, не быть ему наследником. Вот и решила Синьян остаться в Золотом городе.
К племяннику своему она особой любви не испытывает. Потому, как тот её никак особо не выделяет. Служанка и служанка. А что они – родичи, так усерднее иных обязана быть. Вот такое потребительское отношение. С чего тут любви образоваться? На предательство, она, конечно, не пойдёт. Но мне этого от неё и не надо. Пока. Дальше – видно будет.
После разговора со старшей управляющей я отправилась в храм Алой Богини.
Там было чисто и тихо. На алтаре горели палочки с благовониями. А лёгкий сквозняк колыхал пламя свечей.
Серый мрамор стен.
Простые тростниковые циновки на полу.
Никаких излишеств, всё скромно. Скорее даже аскетично. И не скажешь, что это единственный храм в Золотом Городе.
– Этому храму не нужна позолота, – сказал старик в серебристой хламиде. Видимо, это и есть тот самый единственный жрец, который тут обитает.
– Разве весь Золотой Город – это не храм богини? Но там всё наполнено красками. А золотом сияют даже крыши дворцов.
– Альтеа любит всё яркое. Но это мой дом. Место тишины и раздумий, – старик замолчал на несколько минут, разглядывая меня. У меня от этого взгляда мурашки по коже побежали. – Я однажды совершил ужасную ошибку. Надеюсь, что пришло время её исправить.
Жрец улыбнулся. Сделал шаг, вступая в полосу света. И преобразился. Передо мной стоял... нет, не мой ровесник, но достаточно молодой мужчина. Его волосы были белыми, как снег, а глаза сияли лунным серебром.
Белые лисьи ушки я заметила не сразу. Как и девять пушистых хвостов за его спиной.
– Так вот ты какой, полярный лис, – в шоке протянула я. Хотя, чему тут можно удивляться. Подумаешь, кумихо. Меня сюда целая богиня притащила.
– Моё имя Акинара Ниэлон, – улыбнулся мужчина, демонстрируя заострённые клыки. – Альтеа, многие ее братья и сестры населяли свои миры такими, как ты. Мой создатель поступил иначе. Он создал демонов-лисиц, способных оборачиваться людьми. Мы стояли ближе к богам, чем иные создания. Могли даже путешествовать между мирами, но не жить там. Я похож на создание из сказок твоего мира, дитя?
– Да. А вы попали сюда так же, как и я?
– Не совсем. Альтеа забрала тебя, отдав осколок души нашего сына. Но не беспокойся, он не сможет причинить никому вред. Потому, что там нет места для небесного дракона. Этот осколок будет спать до тех пор, пока твой мир жив. Я же был последним представителем моего погибшего народа, – жрец помолчал несколько секунд, а потом продолжил делано-легкомысленным тоном. – Иногда такое случается. Боги, тоже умирают. И вместе создателем умирает всё им созданное. В юности Альтеа была очень любопытной. И она решила посмотреть на смерть целого мира. А увидев среди обломков мальчишку-лиса, раненого, но упрямо цепляющегося за жизнь, сжалилась и забрала его себе. Мы быстро взрослеем. И долго живём. В её мире поселился почти равный ей, влюблённый в неё до безумия. Это было славное время. Мы жили. Радовались каждому дню. И даже рождения нашего общего сына восприняли, как подарок и подтверждение нашей любви. В детстве Инлун был славным мальчиком. Добрым. Любознательным. Способным ради забавы изменить обличие. Громовым соколом летать в грозу, играя с молниями. Золотым драконом спать среди облаков. Плавать в море среди рыб. Прыгать по снежным вершинам северных гор. Мы мало им занимались, полагая, что ничего не может с ним произойти в мире, созданным его матерью. Но ошиблись. Нашлись те, кто посеял в его душе семена сомнений и злобы, взрастил в нём зависть. Сын начал ненавидеть нас. Меня. Ведь демон-лис всего лишь последнее создание ушедшего бога. А мать – за то, что родила его полукровкой. Слишком сильным для смертных. Слишком слабым, чтобы он мог создать свой собственный мир. И он возжелал получить этот мир, чтобы стать не наместником, а хозяином. Так Инлун принял решение убить Альтею. Ну, и меня заодно, зная, что подступиться к моей женщине он сможет лишь переступив через мой труп.
– Но, если бы его мать умерла, разве не умер бы этот мир вместе с ней? – удивилась я.
– В нём было достаточно её крови и силы, чтобы мир не заметил этого. Сын долго строил свой план. Искал союзников, способных предать свою богиню. И однажды нанёс удар. Мы слишком долго видели в нём того маленького мальчика, которым он был когда-то. Поэтому всё вышло так. Альтеа лишилась почти всей своей силы, уснув в ледяном коконе на вершине самой высокой горы. А я вынужден был вступить в схватку с собственным сыном. Он умер от моей руки. Перед смертью Инлун проклял нас, предсказав, что ни мы, ни этот мир не найдут покоя, пока его душа не возродится.
– Но, если вы победили, почему не очистили Золотой Город от сподвижников предателя?
– Альтеа была на грани жизни и смерти. А Инлун был мёртв. Мир... нет, ещё не умирал. Но кричал от боли. Начались землетрясения, извержения вулканов, ураганы. Моря закипали. Таяли ледники, затапливая сушу. Моих сил хватило, чтобы на время приглушить агонию. И ждать пробуждения Альтеи. Так прошло две тысячи лет. Сменилось множество поколений. Но даже сейчас в детях рода Акинара течёт наша кровь. Сначала мы пытались вырастить достойного наследника с помощью наших верных слуг, но всякий раз терпели неудачу. Однажды у нас это почти получилось. Юный Киан стал бы неплохим правителем. Но осколки души Инлуна снова помешали нам. Самый крошечный из них и сейчас отравляет Исао, забирая у него здоровье и разум.
– И вы решили объединить все осколки в моём ребёнке?
– Не все, – жрец холодно улыбнулся. – Лишь те, что огонь нового рождения сможет переплавить в новую личность.
– Он будет человеком?
– Нет. Но и божественных сил у него не станет. У тебя родится маленький демон-лис.
– С ушками и хвостиками? – спросила я шокировано. – Как же я их прятать буду? Мальчишку же прибьют ещё в младенчестве. Просто, за то, что он на человека не похож.
– Это всё, что тебя беспокоит? – улыбнулся Ниэлон. Нашел, когда веселиться, лис полярный.
– Нет, конечно. Но это сейчас – вопрос первостепенный. Наложницам Императора только дай повод избавиться от принца, чтобы расчистить дорожку для их сыновей. Скажут, что это не ребёнок, а подменыш злых духов, и поминай как звали. Может быть можно как-то без ушек и хвостиков обойтись?
Жрец расхохотался:
– Ты забавная, дитя иного мира. Не беспокойся. Сначала я укрою мальчика мороком. А потом он научится по своей воле менять облик.
У меня будет не ребёнок, а лисёнок. В голове не укладывается, если честно.
Как будто, без этого недостаточно проблем. Впрочем, если его станет сложнее убить, то ладно. Подумаешь, ушки и хвостик. У всех свои недостатки. А это, если приглядеться, то и за достоинство сойдёт.
А интересно, будет он белым, рыжим или бурым?
Эх, дура ты, Маринка. Нашла о чём тревожиться. Да, хоть розовым в фиолетовую крапинку.
И думать о том, что это реинкарнация полубога-отступника, не надо. Это будет другая жизнь. Потому, что я здесь. Тогда всё так вышло, потому что меня рядом не было. А сейчас я есть и всё будет хорошо.
Самовнушение помогало слабо. Мыслить позитивно не получалось.
Во имя Великого Хаоса, или, что там вместо сверхразума, управляющего вселенной. Мне всего шестнадцать. Я даже школу закончить не успела. Да, моим главным страхом было – залететь по малолетству.
Я не грезила о других мирах. Не мечтала о власти и богатстве.
А тут квест. Воспитай будущего Императора из ребёнка-лисёнка. Да кто в здравом уме мог мне такое доверить?
Но это всё полбеды. Ещё же рожать придётся. А что-то подсказывает, что нормальных обезболивающих тут нет. Страшно же.
От храма до дворца Скорби было метров четыреста. И я прогулочным шагом шла по дорожке, мощеной золотистым песчаником, то и дело останавливаясь в тени вековых деревьев, чтобы послушать песню серебристых крон. Они рассказывали мне истории прожитых лет, вспоминая тех, от кого ныне не осталось даже праха.
Камни у меня под ногами казались теплыми и какими-то родными. Мне казалось, будто когда-то давно я бегала по этой дорожке, но тогда она была совсем новой, а сейчас её покрывали выбоенки и трещины, в которые забивается пыль, как бы тщательно служанки не подметали их. От этого становилось одновременно и грустно, и радостно.
Я чувствовала, что вернулась туда, куда стремилась всем своим существом. И от любви щемящей нежности моё сердце готово было взорваться.
Только было ли это моими чувствами?
Нет.
Я – душа чужого мира. Мне здесь неплохо. Лучше, чем дома. Но я ничего не чувствую ни к Золотому Городу, ни к этому миру, а золотистые камни были для меня всего лишь камнями.
Ну, здравствуй, ребёнок-лисёнок. Это же ты наполнен любовью ко всему здесь настолько, что это чувствую даже я? Еще размером с горошинку, а уже показываешь характер.
И вдруг услышала тихие всхлипывания. Подошла ближе и под кустом увидела девчонку лет пятнадцати. Мелкую. Худенькую. С зарёванной мордашкой. Волосы растрёпаны. На щеке желто-фиолетовый синяк. А платье всё в пыли.
– Что случилось? – спрашиваю тихо. – Тебя кто-то обидел?
Служанка вздрогнула, а потом протараторила:
– Я не брала те шелковые нити. Богиней клянусь. И не знаю, как они оказались в моих вещах. Но управляющая мне не поверила. Она решила, что я воровка. Велела сломать мне все пальцы и продать в дом удовольствий. Чтобы возместить убытки.
– Суровые нравы, – произношу в ошеломлении.
– А я вышивальщица. Убить было бы милосерднее. Но я сама. Лучше уж так. – Девчонка подскочила на ноги, явно что-то для себя решив.
– Стоять! – гаркнула я, хватая мелкую за подол. На всякий случай. Не хватало ее ещё из окрестного пруда вытаскивать. Я плавать не умею, да и в моём положении такое вряд ли полезно будет. – И что же, за тебя никто не вступился?
– Госпожа, да кто же меня – бедную сироту слушать будет? – снова всхлипнула служанка.
– А если я послушаю и поверю? И тебя не накажут.
– Я за вас всю жизнь Алой Богине молиться буду, госпожа.
– Молитвы – то хорошо, но мало. Мне нужно, чтобы ты стала моей самой преданной служанкой в Золотом Городе.
– С радость, госпожа. Но не положено же. Я из самых простых дворцовых слуг. Меня сюда отец продал. Поэтому мне пять лет не положено никакое жалование. А служат наложницам лишь девушки из самых уважаемых семей.
– Как тебя зовут, девочка?
– Ая, госпожа.
– Ая, скажи, – я постаралась говорить тихо и ласково. – Что ты сделаешь, если к тебе подойдёт кто-то из слуг других наложниц, даст очень много денег, а взамен попросит навредить мне или моему ребёнку?
– Откажусь! И пусть хоть на месте убьют.
– И что за дикая тяга к смерти? – усмехнулась я. – Деньги надо взять. Наобещать всё, что они хотят услышать. И бежать ко мне быстрее ветра, чтобы о случившемся рассказать. Понятно?
– Да, госпожа. Я вас никогда не посмею ослушаться.
– Ты же в швейной мастерской сейчас служишь? Пойдём. Там молчишь. Киваешь, что бы я не сказала. Глаза в пол. Даже намёка на удивление не выказываешь.
А через четверть часа мы стояли у ворот мастерской. К нам на встречу тотчас же выскочила управляющая с парой помощниц. А молоденькие швеи облепили окна в надежде разузнать, что происходит.
– Я забираю эту служанку, – говорю, не утруждая себя даже приветствием.
– Это никак невозможно, госпожа. Она воровка и должна понести наказание.
Я про себя хмыкнула. Как знала, что без скандала уйти не удастся. Нравы здесь такие. И не только среди наложниц.
– Ты смеёшься перечить? – в моём голосе слышится лишь высокомерное удивление, будто со мной вдруг заговорила букашка.
– Я лишь следую правилам, госпожа, – сухо произнесла женщина. – Прошу не гневаться.
– Императрицей себя возомнила? Кто ты такая, чтобы указывать мне?
– Я лишь хочу защитить госпожу от этой воровки и обманщицы.
– Но если настаиваешь, то мы идём к старшей управляющей. Все присутствующие, за мной. Это приказ.
Синьян вряд ли была рада снова меня видеть так скоро. Но бесстрастное выражение лица удержала. Пока ей в ноги не бросилась управляющая швейной мастерской и с подвываниями не начала просить заступиться за нее. Впрочем, правая рука Императрицы повелительным жестом заставила её умолкнуть и почтительно обратилась ко мне:
– Госпожа, эта недостойная служанка вызвала ваше недовольство?
Переезд занял три дня. И вроде бы я сама в сборах участия не принимала. Вещей у меня было мало. Одежда. Обувь. А всё равно, вымоталась. Ведь приходилось контролировать процесс. Мои служанки не горели желанием работать. Выполняли прямые приказы, да и то, спустя рукава.
Ая крутилась, как белка в колесе, пытаясь сделать всё и сразу. Проку от её энтузиазма почти не было. Но мне казалось, что эта суета её успокаивает, поэтому не мешала. Пусть приходит в себя. Всё-таки страху она натерпелась изрядно.
К бывшей императрице я так и не попала в эти дни. Зато узнала от Аи кое-что интересное. Например, что Старшая госпожа любит по утрам пить Золотой восход* десятилетней выдержки.
А нынешняя Императрица не очень любит свою бывшую свекровь, но считает недостойным явно это показывать. Потому, во дворец Скорби поставляют какой-угодно чай, кроме того, который там ждут. Мне же недавно досталась пара таких "гнёзд".
Я же была к чаям совершенно равнодушна. Мне что Золотой восход, что чай, который служанки пьют – всё одно. Главное, чтобы при переезде он не исчез в неизвестном направлении. Иначе, не с чем будет идти в гости.
Приходить без приглашения с пустыми руками тут считается невежливым.
Прежде с наложницей Руолан у меня не было никаких конфликтов. И я думала, что не будет. По крайней мере, сейчас. Что нам сейчас-то делить?
Как оказалось, в гареме Императора делить можно даже соломенные циновки. Вот, казалось бы, на что тебе этот старый хлам? На дворе почти лето. Зачем этот рассадник пыли и сырости? Лучше бы поблагодарила, что за нее мусор выкинула. Но нет. Прибежала и начала стенать, что я её новый дворец без циновок оставила. И, дескать, не имела я право на это. Она же мне свои оставила.
– Можешь забрать циновки из этого дворца, – милостиво разрешила я. – Мне они не нужны. Прикажи служанкам, и они перенесут.
– Да, как ты смеешь так разговаривать со мной?! Я – старшая законная дочь великого рода Каинас. А к какому роду принадлежишь ты?
– Сестра, ты – больше не дочь великого рода. Или забыла, что, входя в Золотой Город, женщина забывает свою семью, отдавая всю себя служению Императору? Я выше тебя по положению. Как ты смеешь так разговаривать со мной?
Руолан после этих слов была готова с кулаками кинуться на меня. Служанки удержали. Как же. Беременную же бить нельзя. Самой Руолан ничего не будет. Ну, может отругают. Или запретят служить Императору в постели несколько месяцев. А служанок накажут, что не образумили госпожу.
Наверное, я веду себя, как стерва. Но такие хищные цветочки, как эта по-хорошему не понимают. Потому что видят во мне врага и соперницу.
Конечно, так и есть. Не в том плане, что я претендую на их обожаемого Императора. Вот это сокровище мне не надо ни даром, ни с доплатой. Но любая из женщин, что родит сына, может стать следующей Императрицей, а значит, будет решать судьбу обитательниц прошлого гарема. Для них опасен мой сын и та власть, что я могу получить через него.
Так странно. Ещё недавно я, воспринимала моего принца, как неизбежную часть сделки с богиней. А сейчас всё изменилось.
У меня еще даже живот расти не начал, но мне кажется, что я его любить начинаю. Наверное, так и должно быть. Но всё равно странно.
Надо бы поподробнее расспросить того жреца об особенностях их расы. Я, в принципе, знаю, как ухаживать за детьми. С таким количеством младших братьев и сестер, это не удивительно. Однако, то были обычные человеческие дети. У меня же будет совсем не обычный малыш, а лисёнок с девятью хвостиками. Или хвостик окажется один?
Надеюсь, мальчик будет похож больше на красавца Ниэлона Акинару, а не на нынешнего Императора. Исао, предку проигрывает, примерно, в тысячу раз.
Мои размышления прервал бесцветный голос Синьян:
– Госпожа довольна своим дворцом?
– Вполне. Осталось подобрать новых слуг этому новому месту. Вы можете порекомендовать кого-то, кому доверяете?
– В Золотом Городе никто никому не доверяет. Но можно найти людей, которые будут обязаны вам. Как та девочка – Ая. Можно купить их или запугать. Сейчас вы имеете право на восемь слуг. Если родите сына, их будет двенадцать. Разве можно доверять такому количеству людей, госпожа Мейлин?
– Если покупать, всегда найдётся тот, кто заплатит больше. Если запугивать, найдётся человек пострашнее. Вы, случайно, не знаете тех, кто будет благодарен за помощь, которую я могла бы оказать?
– Жрец храма Богини сказал мне сегодня, что у девочки, которая приносит ему уголь, доброе сердце, – как бы невзначай произнесла женщина.
– Пусть приходит.
– У Рии из ювелирной мастерской, – продолжила Синьян. – Заболела младшая сестра. У семьи есть деньги. И они уже обошли всех целителей столицы. Только, бесполезно. Там родовое проклятие, медленно убивающее девочку. С таким не каждый сладит. Но дворцовые лекари не станут заниматься роднёй какой-то служанки.
– И её пришлите ко мне.
– Есть ещё несколько девушек, – продолжила женщина, с любопытством оглядывая мои новые покои. – Спокойных. Трудолюбивых. Их срок службы в Золотом Городе почти подошёл к концу. Кому остался год. Кому – и того меньше. Все из зажиточных семей и сговорены родителями. Они выйдут замуж сразу, как вернутся домой. И сделать это им лучше в статусе служанки одной из наложниц. В семье мужа будут ценить больше.
– Полагаюсь в этом на вас.
– Мой долг – заботиться о драгоценных подругах Императора.
– Вы сейчас делаете нечто большее. И я ценю это.
Помощница Императрицы поклонилась и ушла, не сказав более не слова.
А мы с моей единственной служанкой пошли обедать. Молодой человек из дворцовой кухни принёс нам корзинку с едой.
Кстати, в Золотом Городе полно мужчин. Не евнухов. Обычных мужчин.
Евнухи тут не нужны. Оказывается, магия этого странного места напрочь отбивает половое влечение у всех, кроме Императора. То есть, находящиеся в этих стенах, в принципе, не хотят ничего такого. Даже, наложницы. Это мне Ая сегодня рассказала.
Лей вернулся через два дня с хорошими новостями. Маленькая Риша – десятилетняя сестра Рии шла на поправку. Юноша смог уничтожить проклятие, пусть и с трудом.
Но вот, что интересно. Выглядел он после этого более здоровым, чем при нашей первой встрече. Перестал быть таким бледным. И глаза загорелись.
Мне кажется, ему пошло на пользу пребывание вне стен клетки Золотого Города.
Как и Рии. Девушка, буквально, светилась. Я решила не отправлять целителя одного. Надо бы расспросить её, как всё прошло.
– Вы довольны мной, госпожа? – спросил он, опускаясь на колено.
– Да. Иди с Алией. Она тебя накормит. У нас оставалась немного еды с обеда. А потом устроим маленький спектакль для старшего целителя. Ты понимаешь, что тебе нужно будет делать?
– Всячески показывать свою готовность услужить?
– Да, Лей. Твой начальник должен не злиться на глупого выскочку, а радоваться, что ты здесь.
Для осуществления нашего маленького плана оказалось достаточно вызвать его всего три раза за время с обеда до ужина. И он сам предложил приставить ко мне кого-нибудь "если госпоже так будет спокойнее".
– Пусть это будет брат моей служанки. Он так внимательно слушает, что я ему говорю. Лей почти убедил меня в том, что я не умираю и вас не надо звать. Но вы же сами сказали, сообщить вам, если мне снова станет нехорошо.
Старик явственно заскрипел зубами, но выдавил из себя натянутую улыбку. А потом минут пять убеждал, что под присмотром такого ответственного и внимательного юноши мне не о чем волноваться. Самому Лею он грозил всеми смертными карами, если тот не уследит за здоровьем прекраснейшей госпожи Мейлин. Между строк шла просьба не звать его, когда у высокопоставленной пациентки снова случится приступ ипохондрии, а успокаивать её своими силами. Потому, как она здоровее всего императорского гарема вместе взятого.
У меня, кстати, не получилось сдержать своё слово. Обещала, что он будет здесь, именно, целителем, а не слугой. Но Лей сам виноват. Ему приспичило показать характер. Молодой человек взялся мыть полы сразу же после ухода старика.
– Я не буду сидеть без дела. Вы не нуждаетесь во мне, как целителе.
– Очень нуждаюсь, Лей. Ты будешь следить за тем, чтобы все обитатели этого дворца были здоровы. Чтобы я правильно питалась. И мне не подсунули ничего вредного для ребенка под видом полезной еды. Я в этом не очень хорошо разбираюсь. Но так как чистота – залог здоровья, можешь заняться уборкой, если очень хочется. Девочки, стараются, но тут такой слой грязи и пыли, что приводить всё в порядок они будут ещё очень долго. Ты ведь тоже тут живёшь.
Молодой человек опустил голову и очень тихо спросил:
– Я могу сделать ещё что-то... для вас?
– Да. Мои знания о беременности и родах, несколько, ограничены. Я надеюсь, ты поможешь мне советом, когда это потребуется. И, кстати, что ты будешь делать, если к тебе подойдёт кто-то из слуг других наложниц, даст очень много денег, а взамен попросит навредить мне или моему ребёнку?
– Возьму деньги. А потом пойду к вам рассказывать о попытке подкупа.
– Вот сразу видно умного человека, – похвалила его я. – А твоя сестра говорила, что ты излишне честен и прямолинеен.
– Иногда поступить правильно и солгать – это одно и то же. Особенно, когда кто-то угрожает жизни невинного человека.
– В Золотом Городе нет невинных, Лей. Но есть те, кто может стать твоей семьёй. Ты сам решаешь, готов ли защищать их. И какие средства для это изберёшь. Я не хочу делать никому ничего плохого. Но милосердия для тех, кто попытается навредить мне, моему сыну или моим людям, ждать не советую. Два человека, которые пытались меня... убить, сейчас мертвы. Я их не пожалела. Не пожалею и других. Так что меня сложно назвать невинной...
Я осеклась, видя, как Лей уставился на мой, ещё плоский живот. Протёр глаза. Побелел, что с его, и так, светлой, почти синюшной кожей, выглядело, жутко. И его, явно, не мои слова впечатлили.
– Голос великих предков, – пораженно произнес он, медленно опускаясь на колени. – Я смотрел, но не видел. Тот, кто жил на заре времён, видел тысячелетние горы юными возвращается...
И такой восторг, смешанный с ужасом, был в его глазах. Я едва удержалась, чтобы не пошутить про Лисан аль-Гаиба и Миссионарию Протектива.**
Похоже, Ниэлон Акинара серьёзно готовил почву для "достойного" Императора. Это может быть очень полезно. Главное, чтобы обошлось без перегибов и религиозного фанатизма. Вредно это для неокрепшего ума. А мелкий лисёнок, и так в группе риска.
Я, конечно, надеюсь, что новое рождение сотрёт память прошлой жизни, а любовь и поддержка близких поможет найти верные жизненные ориентиры. Но нахождение в Золотом Городе с его интригами, подставами и предательством на каждом шагу, могут пошатнуть даже самую стабильную психику.
– Оставь свои мысли при себе, – строго, даже жестко обрываю его я. – Это не то, что можно произносить вслух.
– Но как же?
– Не стоит распространять «заблуждения». Если не хочешь, чтобы принц пострадал.
– Нет! Ни за что! Я умру, но не выдам, что увидел!
– Это обычный ребёнок. Может быть с чуть более сильной аурой. Ладно, с гораздо более сильной аурой. Но это из-за знаков Богини на моём теле. Он родится абсолютно таким же, как другие дети. Всем любопытным нужно отвечать лишь так. Всех, кто "видит" – убеждать, что им кажется. Сможешь?
– Да. Как прикажете, – заикаясь пролепетал молодой человек.
– Умеешь готовить успокоительный отвар? – спросила я насмешливо.
– Конечно, госпожа.
– Сделай и выпей. Потом продолжишь своё занятие. Грязный пол от тебя никуда не денется.
К вечеру Лея немного отпустило. А через пару дней он начал вести себя почти нормально. Впрочем, его странности остальные вполне могли списать на то, как он рад служить наложнице Императора.
Ая сказала, что в моём дворце служить очень хорошо. Тут всего в достатке. Госпожа не изводит придирками. Живи и радуйся.
По мнению девушек, Лею, тоже, повезло. Кормят нормально. Спит он в тепле. Ему даже комнатку выделили. Возле кухни. Небольшую. Зато там есть стол, небольшой топчан и, даже окно.
Девушки сначала ворчали, считая, что они вчетвером такую комнату делят. Я предложила любой, кто решится, переехать в комнату целителя, чем ввергла присутствующий с дикое смущение. Ибо, несмотря на магию этого места, Лей, всё-таки, мужчина. И это "ужасно стыдно". А после того, как парень натаскал с полянки возле стены пару мешков какого-то гербария и сделал всем нам отвар для полоскания волос, служанки решили, что целитель – существо в быту весьма полезное и не так уж сильно им та комната нужна.
Пусть, жалование нормального не платят. Он ведь так и числится при доме целителей. Мне с моим четвертым рангом положено всего восемь слуг. Вот когда лисёнок родится, количество их можно будет расширить до одиннадцати.
Правда, до сих пор не понимаю, зачем столько? Впрочем, если положено, то ничего не поделаешь. Наличие прислуги определяет статус. Статус защищает его обладателя. Иерархия определяет всё. Даже место в очереди для утреннего приветствия Императрицы. Таковы реалии Золотого Города. А вековые устои мне рушить никто не даст. Пока.
А потом... видно будет.
До этого "потом" ещё дожить надо.
Несмотря на заверения богини, что мне не стоит бояться яда или кинжала, понимаю: за новую наложницу ещё никто всерьез не брался. Вероятнее всего, меня пока считают не слишком опасной соперницей.
Я некрасива, по местным меркам. Исао заинтересовала экзотическая птичка, с которой он не успел толком наиграться. Но Император весьма переменчив. И вполне способен охладеть к объекту своей страсти уже через несколько дней, недель или месяцев.
А без его благосклонности сохранить свой статус будет сложно.
Дети здесь часто рождаются очень болезненными и, буквально, находятся на грани жизни и смерти. Чтобы ребенок жил, нужны дорогие лекарства. И тут очень кстати приходятся подарки, которые получает наложница от своего господина.
Хотя, мне кажется, многие не задумываются так далеко. Умерла же наложница Джи при родах. Так что помешает восьмой наложнице отправиться вслед за ней? Это же не любимица Императора Шанэ – мать старшего из принцев. И не Сян – единственная внучка министра финансов, человека весьма богатого и влиятельного. А никому неизвестный подкидыш Алой Богини. Кто тут станет бороться за её жизнь?