Вопрос веры

Сергей Чекмаев

ВОПРОС ВЕРЫ

Сегодня я заступил на смену поздно. Троллейбус полчаса торчал в пробке на Крымском мосту, и я опоздал. Валерка, студент 2-го Меда и старый Кириллыч, - предыдущая смена - уже ушли. От них на дежурном столе, заляпанным бесчисленными коричневыми кругами от чая, осталась лишь брошенная в сердцах связка ключей и смятая нервной рукой пачка "Магны". Большая жестяная банка из-под селедки переполнена скуренными до фильтра бычками. Чувствуется, ждали до упора. Только-только ушли, вон наш старенький "Рекорд" еще потрескивает своими лампами, остывая...

Я расписался в журнале, проставил время:

"Вечерняя смена. 29.XI. 19.38".

Бегло просмотрел предыдущие записи:

"14.17 Поступил №4557-ж из кардиологии. Причина (предв.): обширный инфаркт. Помещен в хран. №2. Вскрытие в 16.00".

"14.39 Доставлен по "Скорой" №4558-м. Причина (предв.): кровоизлияние в мозг. Возможно криминальный. Помещен в хран. №3".

"Димитро! Где, мать твою, кипятильник!"

Димитро - это я. Черт, забыл сказать. Кипятильник сгорел в прошлую смену, когда уборщица тетя Нюра снова пыталась нагреть им ведро воды. Сколько раз объяснял ей - маленький он, только чай в стакане кипятить, никак не десять литров.

"15.12 Доставлены по "Скорой" №4559-м, 4560-?. Причина (предв.): пожарные. №4560 - два мешка. Помещены в хран. №4".

"15.34 Девчонки из онкологии забрали три каталки. Обещали вернуть к концу дня. Димитро, проследи".

Забавно, что Кириллыч ничего не приписал. Он работник старой закалки, все морговские неписаные законы соблюдает. Например считается, что нельзя возить больных, а тем более в онкологии, на тех же самых каталках, на которых жмуров катают. Да и вообще - костлявых только вперед ногами, больных, тем более выздоравливающих обязательно вперед головой. Конечно, в онкологии больше половины пациентов - наши будущие клиенты. Но все равно: из пожилых врачей никто даже и не прикоснется к нашей каталке. А молодым все нипочем. Здоровые крепкие девки из провинции от вида крови не сомлеют, жмуров видят - смеются. Чего им старые предрассудки? Больница наша далеко не самая престижная, хирургам вон скальпелей не хватает, чего уж тут о каталках говорить. Небось, на хемотерапию человек десять сразу надо было вести, вот своих колесниц и не хватило.

Я позвонил в онкологию. Подошла Анечка, "ночной ангел", три месяца у нас всего - не успела еще озлобиться на больных. Многие, говорят, чуть ли не молятся на нее. Рачок - болезнь не самая веселая, поблажек никому не дает. Среди ночи так прихватит, что люди едва на стенку не лезут. Если силы есть. Хочешь, не хочешь, а придется сестру звать, дабы укольчик сделала.

- Онкология слушает.

- Здравствуй, ангел!

- Ой, Димочка! Привет. Давно не звонил, забыли нас совсем.

- Ага, вас забудешь! Кто сегодня днем три каталки стащил?!

- Каталки? Не знаю... Я только в шесть заступила. Сейчас у Зины спрошу. ЗИ-И-ИНА!!

Я отодвинул трубку от уха подальше. Так и оглохнуть недолго.

- ...Алло, Димочка, слышишь!?

- Угу.

- Действительно брали, Зинка говорит. Сам приедешь или послать кого?

- Приеду, если женский коллектив меня приласкает.

- А чего ж? У Марьсергевны вчера день рождения был, отмечали. Тортика немного осталось. Песочного. Хочешь?

- Заметано. Разгребемся тут немного и к ночи я припожалую. Не боишься работников морга, приходящих по ночам?

Смеется. Гудки.

Читаю дальше:

"16.08 Забрали на вскрытие №4557".

"16.43 Труповозка доставила №4561-м. Причина (предв.): пищевая интоксикация (водка?). Возможно криминальный. Помещен в хран. №3". Другим подчерком снизу было приписано: "Да сам он, сам. Суицид это, никакое не отравление".

"17.12 Приехали менты. Забрали на вскрытие №4558".

"17.31 Доставлен по "Скорой" №4562-м. Причина (предв.): ДТП. Помещен в хран. №1".

"18.32 Вернули №4558. Без криминала. Помещен в хол. №2".

Правильно. Вскрытие закончено, криминала не нашли, теперь можно и в холодильник, в глубокую заморозку. А до вскрытия костлявые в хранилищах маринуются, в холодильник им ни в коем случае нельзя - как потом их, в камень промерзших, резать?

"Димитро! Ну, сколько можно опаздывать!"

Это Кириллыч гневается. Валерка парень понятливый, наезжать не стал, приписал снизу от себя:

"Смотри за испарителями в первом и третьем. Барахлят чего-то".

- Нет, я этого так не оставлю!! Да что они о себе думают!!

Как всегда в вихре бьющих через край эмоций в дежурку ввалился Степан, наш "мясник", хирург Божьей милостью. Интереснейший человек.

- А, Дима, здравствуй-здравствуй...

- Здравствуйте. Что случилось?

- А, не обращай внимание. Менты со своим внеочередным вскрытием... Приедут только к двадцати трем, пришлось остаться. Третий раз за месяц!

Я сочувственно кивал.

- Да черт с ними! Первое апреля послезавтра. Тогда и отдохну...

И, правда. А я и забыл, что в пятницу декабрь начинается. Как время-то летит.

В морге свой календарь, к нему долго привыкаешь. Больше работы весной, когда сходит снег, летом, в купальный сезон, спад приходится на зиму, разве что морозы прибавят проблем.

Или вот, например, Первое апреля. Общепринятый День Дурака, день розыгрышей. Его здесь не празднуют - обстановка не та. Шутить в окружении жмуров мало кто способен. Лучше уж дома, если не выпадет твоя смена на первый апрельский день. А вот первого декабря... такое, бывает, творится! Тоже своего рода традиция. Этот день считается профессиональным праздником всех морговских работников. Лет двести назад какое-то известнейшее медицинское светило открыло первый анатомический театр в России. С тех пор и повелось, первое декабря - наше Первое апреля. Жмуры сидят в приемном с дымящимися сигаретами в синих губах, катаются на лифтах, медитируют в позе лотоса на прозекторских столах... Чего только не выдумает мрачная морговская фантазия. Пациентов доводили до инфаркта, сестер и нянечек до истерики. Так что года этак с пятидесятого медицинское начальство старается в этот день устроить выходной. По крайней мере, в больничных моргах. Чтобы поспокойнее было.

- А ты чего припозднился сегодня? Я уж второй раз захожу. Прочитал?

- Да, спасибо. Только я не согласен...

Степан сел на кожаную кушетку, что полгода назад мы еле отбили у приемного покоя. Тогда она была старая и драная, ее из гинекологии выбросили. Мы и наложили лапу - в дежурке на рассыпающихся стульях всю смену не насидишься. Приемное тоже хотело к себе, да мы раньше успели. Подлатали кое-как, санитары со скорой зубоскалили, что на отделку ушло три спины человеческой кожи.

Я скользнул взглядом по кушетке, по истрепанному календарю с очередной японкой в бикини, привычно ухмыльнулся на легендарный плакат, дар ребят из реанимации.

- Чего веселишься, - Степан оглянулся. На плакате четкими трафаретными буковками было выведено: "Уважаемые пациенты! Вставать, ходить, самостоятельно принимать пищу без разрешения лечащего врача категорически запрещается! В экстренных случаях обращайтесь к дежурному медработнику (сестре)". - Ах, это... Хватит уже, поприкалывались, снимать пора. Так чего ты там говоришь - не согласен? Вот как! Тогда угощай.

- Давайте попозже, а? А то я к ночи обещал в онкологию, там тортом заманивали.

- А-а-а, ну твое дело молодое. Лады, подождем, - он прищурился. - Так чем же тебя так старик Мовади достал?

- Ну, вот он там, в одном месте про душу пишет...

Вот такие споры у нас. А что Вы думали: морговики - люди мрачные, тупые, абсолютно без эмоций, только и горазды, что денатурат глушить? Или водку плохую. С трупами, мол, постоянно возятся, где уж тут душевную глубину приобрести. Что б не свихнутся - пьют, до работы, после работы и во время работы... Пьем да, бывает, но, поверьте, не больше Вас. Для тонуса. Больше всего разговариваем, а как еще смену скоротать? Три-пять раз за дежурство скорая приедет, испаритель сходишь проверить, - и полночи нечего делать. Остается только байки травить.

Я, помню, когда еще только начинал, молодой был... только-только восемнадцать стукнуло... всерьез теософией увлекался. Наше время - лихое, хочешь толкование Евангелия читай, хочешь дзен-буддизм грызи, делай обрезание или Коран с Шариатом держи на столе. Ну и около всего этого добра литературы навалом. Мистики, оккультисты, доктора разноцветных магий, а то и просто шарлатаны ... Голову мне основательно задурили, прочел я все это, и вера во мне рухнула. Понял раз и навсегда: никакой души нет, никто человека не создавал. Все это суть деление клеток и нервные импульсы.

С этим небогатым, прямо скажем, запасом я и на работу впервые пришел. На жмуров поначалу насмотрелся так, что, хотите верьте, хотите нет, даже по ночам снились. Все было. И выворачивало поначалу так, что я старался ничего перед работой не есть. Во-первых, запах этот сладковато-тягучий, никаким формалином и хлоркой его не изживешь. Или привезет труповозка двух-трехмесячного утопленника. Взглянешь разок - жить не захочется. Потом пообвык, даже бравировать этим начал.

В коллектив более-менее вписался, с людьми сблизился. Степану вон, на самом деле лет под пятьдесят, солидный такой, представительный даже, Степаном Ильичом сперва представился. А полгода прошло, говорит: зови меня Степаном, Дмитрий, долго, мол, по имени-отчеству.

В моргах так заведено: при вскрытии сначала анатом режет, "мясник" ассистирует, потом "мясник" органы разбирает, раскладывает по банкам, теперь уже анатом ассистирует. На них все работа строится, две шишки в отделении. Степан - наш "мясник", а еще патологоанатом Рюмин. Меж собой мы его иначе как Рюмкой не зовем, а в глаза - по фамилии, он так предпочитает, не знаю уж почему.

Они-то меня и сбили с верного пути. Рюмка - чистой воды материалист. В Бога не верит, когда трупы вскрывает, даже не крестится. А это, надо сказать, у многих расхожая привычка, я тысячу раз замечал. Даже судебные анатомы, что криминальные трупы вскрывают, украдкой нет-нет да и осенят себя знамением. А наш - нет. Я его спросил как-то, почему, мол, так.

- А нет там ничего. Сколько я вскрывал раз - нету. Пустота одна. Тело оно тело и есть - никакой мистики. А в переливающиеся облачка, про которые тебе любая сестра из реанимации два часа врать будет, я не верю. Не видел. Даже если придет ко мне человек, достойный доверия, и с пеной у рта начнет нечто подобное доказывать, все равно не поверю. Я с ходу сто причин назову, а если чуток подумаю, так и пятьсот наберется. Да ты и сам знаешь. Памятку читал? Почему трупы и через полгода после смерти шевелятся, ты теперь сам кому хочешь объяснишь на пальцах.

Действительно, я знал. Есть такая памятка для работников морга. Раньше, говорят, был чуть ли не официальный документ, теперь в местный фольклор превратился. Начальству наше психическое здоровье ныне по одному месту, не то, что раньше. Лишь бы жмуров правильно сортировали. Вот и выходит: везет санитар каталку со жмуром из холодильника в прозекторскую, а он по дороге начинает под покрывалом шевелиться. Говорят, седеешь моментально. Некоторые увольняются потом. А как выясняется - ничего сверхъестественного. Трупные газы скопились, оттаивание после ледника-то или наоборот слегка подсыхает в тепле утопший. ДТПэшные жмуры тоже могут неприятные минутки доставить. Сжимал, например, такой трупак перед смертью руль, его так и привозят - вырезали с рулем вместе. Мышцы напряглись, так и застыли в полусидячем положении с расставленными руками, что все еще продолжают что-то держать. А потом разложение пойдет, мышцы малость расслаиваются... Такое бывает выделывают!

Степан - наоборот. Человек религиозный, в церковь ходит. Службы отстаивает до конца. Однажды кто-то из санитаров нашептал мне по секрету, что Степан даже свою зарплату в церковь носит освящать. Освятит, потом на каждую купюру купит свечку, чтоб разменять. Прежде чем рукой внутрь залезть - крестится. Он бы, наверное, и после каждого органа, что достает, крестился, только неудобно, можно весь халат кровью забрызгать.

Друг с другом на теософские темы они не спорят - давно уже все выяснили, никто никого переубедить не смог. Так и остались по разные стороны баррикад. А тут я появился, молодой, с гонором, лучше всех все знаю... Я поначалу больше с Рюмкой соглашался, над Степаном подтрунивал. А он человек начитанный - давай меня цитатами быть. Про чудесные исцеления, про свет в конце туннеля, про клиническую смерть... Пришлось поначалу признать поражение, спросить: а откуда такие сведения-то? У Степана дома большая библиотека была собрана, стал он меня книжками этими пичкать. Агностик до мозга и костей, я каждое печатное слово оттуда воспринимал в штыки. Чушь, мол, все и шарлатанские выдумки.

В конце концов, достал я его.

- Пойдем, - говорит, - покажу кое-что.

- Куда? - спрашиваю. Боязно сразу стало. Сейчас как приведет...

- Пойдем-пойдем...

Пришли в прозекторскую. На двери - знакомая вывеска "Без вызова не входить", кто-то из местных юмористов спер в процедурном и сюда привесил. Сейчас она только раздражала, а в первый раз, помнится, я чуть со смеху не помер. Степан щелкнул выключателем, мощные морговские лампы, привычно подергавшись, осветили стенные шкафы, заставленные прозрачными банками, автоклав, пару каталок, длиннющие алюминиевые лотки с инструментами, исчерченный резиновыми ободками колес побитый кафельный пол. Между двумя створками закрашенных белым окон болтался на одном гвозде сакральный плакат "Не курить". Не знаю уж, какая из многочисленных инструкций требует его наличие, но соблюдают ее в прозекторской с особой тщательностью. Вон над автоклавом вторая висит. Точно под ним - плетеная корзиночка с галетами, Степан любит жевать что-нибудь, когда работает.

Посреди комнаты громоздился широченный анатомический стол. На нем сейчас лежал, задрав кверху лицо без единой кровинки, мужчина лет пятидесяти. Может меньше. Смерть она, знаете ли, не красит. От середины груди и до паха шел широкий разрез, на месте живота зияла большая дыра, по бокам пришпиленные булавками лежали лоскутья кожи, похожие на раскрытый конверт. Руки и ноги вытянуты, будто солдат в строю, побелевшие губы сжаты в нитку. Глаза полузакрыты, на ресницах поблескивает иней.

- Смотри, - кивнул на стол Степан.

- Чего смотреть-то?

- Просто смотри.

"Мясник" наш возился за моей спиной, пока я внимательнее рассматривал тело. Ничего такого. Я их за время работы здесь на всю жизнь навидался.

Сзади звякнуло.

- Держи, - сказал Степан.

Я обернулся. Хирург протягивал мне сердце. Обычное человеческое сердце. Не такое как на красочных картинках из учебника, но все равно похожее.

Несколько шокированный, я потянулся за перчатками.

- Нет, - жестко остановил меня Степан. - Так возьми.

Меня передернуло. Мне приходилось, конечно, таскать жмуров руками, класть в холодильник, вынимать из черных пакетов расчлененку. Но только в перчатках. Это главное правило. Трупное заражение еще никто не отменял.

С трудом преодолев странное чувство брезгливости, я взял в руки сердце. Казалось, оно должно быть скользким и мягким, как поролоновая губка, но ничего подобного - я держал в руках твердый ком мощных мускулов, на ощупь сухой, весь в рельефных выступах вен и артерий.

Посмотрел я на все это, подумал. Ну не может быть, чтобы вот этот вскрытый корпус, этот набор деталек внутри - это и есть человек, что еще вчера ходил, думал, мыслил.

Я с компьютерщиком однажды на эту тему спорил. Он мне странную параллель привел. Не знаю уж можно ли сравнивать.

- Смотри, - говорит и на стол показывает, где у него разобранный корпус компьютерный лежит, - просто набор запчастей какой-то. Модель для сборки. Неживая совсем, и абсолютно невозможно поверить, что через полчаса все это будет мигать лампочками, показывать картинки и издавать какие-то звуки.

- А теперь, - говорит, - мы его соберем.

Он ловко скрутил детали компьютера в корпус, поставил его вертикально. Подключил шнур питания и щелкнул тумблером. Зажужжал вентилятор, что-то прошуршало внутри, компьютер мигнул лампочками, пискнул и ожил.

- Вот видишь, - ухмыляясь, сказал друг. - Сплошной материализЬм и никакой мистики!

Я тогда раскипятился: нельзя, нельзя, мол, сравнивать. Человек высшее существо, некоторые его Божьим созданием считают. А ты компьютер...

А сейчас, стоя в чистом мертвенном свете прозекторской, я сжимал рукой твердый как камень сухой комочек чьего-то сердца. Совсем недавно человек, которого я никогда не видел... правда не видел - вот ЭТО на столе не может быть человеком, просто тело, а его самого мне встретить не довелось... он жил, любил и ненавидел. Сердце мощно билось внутри него, сжималось от горя, радостно трепетало в предвкушении, а теперь...

Что, прав Рюмка, это ВСЕ?

Вот это и есть ЧЕЛОВЕК?

И нет ничего, только этот багровый до черноты образчик мышечной ткани и посиневший кусок мяса с взрезанным животом?

Не может быть. Человек что-то большее, намного большее.

Душа или что-то еще - каждый называет по-своему - есть. Теперь я знал точно.

Не знаю, плох был этот человек или друзья души в нем не чаяли. Подлец или наоборот - вечно готовый помочь альтруист. Простой бухгалтер или мятущийся в поиске художник, музыкант.

Это не ОН.

Впрочем, пусть каждый решает сам. Это всего-навсего вопрос веры.