Солнечная весна
На протяжении трёх дней отряд Лютогоста неустанно преследовали княжеские ратники. Похоже, за них взялись всерьёз, желая истребить наконец ненавистных мятежников. Разведчики Трифона Кривина утверждали, что видели самого Чернека Озерова, которого признали по доспехам. Что же, это вполне могло быть правдой. Старый князь запросто мог решить самолично возглавить своих ратников, дабы одержать очередную победу. Мир на его земли это вряд ли принесёт, но подарит предельному владыке повод для гордости. Ещё бы! Взять в плен или убить самого Лютогоста Строгова, сына Лесьяра и брата Всеслава. Человека, который уже четыре года ведёт войну на землях Хладоручья, держит в страхе северные станы Густошумья и Суломатья -- одного из самых опасных крамольников в Рустовесской земле. Лютогост усмехнулся. Как быстро меняется жизнь, переворачивая всё с ног на голову. Всего несколько лет назад он был воеводой Старшей дружины в войсках своего брата, законного державного князя Рустовесской земли, который подавлял мятеж предельных владык. Но вот уже четыре года как брат его скинут с престола, а сам Лютогост объявлен мятежником и изменником, подлежащем поимке и казни. Что же, пусть попробуют! Лютогост чётко уловил звуки приближающегося войска Озеровых. Около тысячи, определил он. Это совпадало с наблюдениями разведчиков. Ещё немного и они будут хорошо видны, замелькают среди весенних елей их прикрытые кольчугами и кожаными панцирями тела, покажутся щиты с серебряной молнией в красном круге.
-- Всё, строимся, - сказал Лютогост.
-- Может, до ладей успеем добраться? - поинтересовался мнением командира Трифон Кривин.
-- Не успеем.
-- Тогда предлагаю ближе к реке отойти, - Трифон махнул саблей туда, где за деревьями играла своими только что освободившимися ото льда водами река Мицальта. Лютогост осмотрел место предстоящего боя, оглянулся в сторону реки.
-- Нет, здесь в самый раз будет. Я на себя основной удар приму. Всех лучников на левое крыло, пускай проредят княжеский отряд как следует. Трифон, ты со своими разведчиками главный удар нанесёшь, - Лютогост указал правой рукой на бурелом в центре их позиции. - Они вряд ли будут такого ожидать.
-- Понял. Мне бы стрелков десятка полтора, чтобы прикрыли нас.
-- Бери.
Бойцы быстро заняли назначенные им позиции. Лютогост вынул меч и оглядел свой отряд. Пять сотен воинов приготовились к бою -- прикрылись щитами, выставили копья, вынули мечи и топоры. Уже доносились до слуха команды ратников Дома Озеровых. Некоторое время спустя, показались и сами вражеские бойцы.
Чернек, опасаясь обхода своих сил с флангов, оставил значительную часть воинов для прикрытия. Чтобы не обманывать его надежд, Лютогост подал знак, и лучники принялись гвоздить княжескую рать стрелами. Воины сошлись в лобовую и у подножия елей закипела жестокая рукопашная. В лесу невозможно держать общий строй, поэтому в таком бою важнее единоличное мастерство каждого воина, а не их общая выучка. В этом ратники Лютогоста намного превосходили своих противников. На сырую лесную землю изобильно падали убитые и раненные. Мятежники перемололи в бою несколько линий княжеской пехоты, но всё же были серьёзно потеснены. Бурелом оказался у Озеровых почти за спиной, чем немедленно воспользовались разведчики Трифона Кривина. По начавшейся сумятице и дрогнувшим врагам, Лютогост понял, что в тылу княжеского отряда завязался нешуточный бой. Этим нужно было немедленно воспользоваться. Лютогост прикрикнул на своих бойцов и мятежники с новой силой навалились на воинов владыки Старогулья. Те не побежали, но стали отступать довольно быстро. Громкий властный голос отдавал команды, пытаясь остановить княжескую пехоту.
Их встреча не была невероятной, но всё же ожидать её в сумятице кровавого боя было сложно. Прямо перед Лютогостом вырос сам Чернек Озеров. Это он выкрикивал приказы своим людям. Их клинки скрестились за мгновение до того как они узнали друг друга.
-- Князь Чернек?!
-- Лютогост?!
Предельный князь был опытным воином, это сразу чувствовалось. Но возраст брал своё. Движения его были медлительны, он в основном оборонялся, нежели атаковал. У Лютогоста опыта рукопашных схваток было намного больше. Отцовский меч в его руках превратился в нескончаемый поток разящих ударов. Лишь часть из них Чернек сумел парировать, ещё часть принял на щит. С мощным размахом Лютогост прорубил предельному князю нагрудник и часть кольчуги. Убит тот или нет, Лютогост не понял -- подоспели телохранители. Вступив в бой с ними, он лишь успел заметить как прикрыв тело своего господина щитами, они быстро удалились в чащу. За ними бросились бежать остатки княжеского отряда.
Лютогост запретил своим бойцам преследовать врага. Он дал команду немедленно грузить припасы и раненых на ладьи, уже стоявшие на воде. Берег Мицальты оказался намного ближе от места схватки чем ему казалось. Сжечь погибших и быстрее в путь. Всеслав прислал ему ясное указание, как можно скорее прибыть в острог Яблочный. Похоже, что наконец-то настало время для больших дел.
***
Большой зал в резиденции державных князей всегда поражал Петра Строгова своей величавостью. Вроде и не было в нём никаких замысловатых украшений, коими славились дворцы правителей Запада, Юга и Востока. Но присутствуя в нём, он всегда ощущал незримую мощь Рустовесского государства, подпиравшую эти могучие стены. Раньше. Так было до того, как копья Юрьевых, Озеровых и Булатовых усадили его на державный престол, оставив от былого величия этого трона лишь пожухлый огрызок. Теперь здешние стены невыносимо давили на плечи юного державного князя, всякий раз как он заходил в Большой зал. Впрочем, не только стены давили на Петра. Даже небо порой казалось слишком низким, а воздух душным. Предельные князья перестали выплачивать налоги, от былого войска остались жалкие ошмётки, по всему Гужвоземью свирепствовали банды разбойников. Казна была пуста, имевшихся в ней средств с трудом хватало на покрытие текущих расходов. Крестьянские хозяйства беднели и разорялись, в некоторых станах случился голод. Более "успешные" были только на грани голодной смерти, ещё не переступив через черту. К тому же титул державного князя обязывал быть посредником в спорах предельных князей. Споров этих со времён обретения князьями вольницы стало невероятное количество. Не имея над ними никакой власти, Пётр тем не менее был вынужден выслушивать все эти взаимные распри и объявлять по ним государеву волю. На которую спорщикам, особенно не получившим желаемого, было глубоко наплевать.
Отдельной головной болью для Петра стал его старший брат, Всеслав. Ровно как и обещал тогда, четыре года назад, во время их последнего разговора. В короткий срок он превратил захудалый острог Яблочный в добротную крепость, которую сделал центром своих владений. Конечно, формально никаких титулов Всеслав не принимал, так и оставаясь бывшим державным князем, лишённым каких-либо прав на престол. Но между тем он стал по сути негласным правителем всех прибрежных земель. Помимо этого он контролировал нижнее течение рек Рустовеси, Мицальты и Хили, держа под собой рыбный промысел, в том числе и тех поселений, которые поставляли рыбу на стол державного князя. Он обзавёлся собственным войском, которое назвал на чудной манер "армией". Оно было небольшое, уступая по численности силам Петра, но превосходно вооружённое и спаянное железной дисциплиной. А с прошлого года Всеслав стал брать пошлину со всех купеческих кораблей, заходящих в устье Рустовеси. Так что прибывая в Древгород, купцы лишь разводили руками: "Пошлина уже уплачена, вот бумага". Словом, государство Всеслава Строгова медленно, но верно пожирало государство Петра Строгова. Чувствуя за кем сила, в Яблочный на службу к Всеславу потянулись многие офицеры и писари. В крестьянской среде ходила молва, что "подлинный государь" уважает простой народ и не обдирает подвластных ему землепашцев до последней нитки. Правда в этих пересудах была. Подати в станах, которые подмял под свою руку Всеслав, были в два раза ниже, чем в остальном Гужвоземье.
По хорошему такое поведение следовало давно объявить нарушением условий мирного договора четыреста шестнадцатого года и начать войну. Именно на этом настаивал Корнил Шахов, новый воевода Старшей дружины, сторонник военного решения всех проблем. Впрочем, чего ещё ожидать от начальника тяжёлой конницы? Пётр исходил из другого. Пока у него нет достаточных сил для быстрой и решительной победы. К тому же налоги, которые исправно выплачивал в казну Всеслав, составляли более трети её денежных сборов. От всех этих мыслей Петру хотелось завыть. Он уже много раз проклинал тот день, когда согласился стать державным князем.
Самые искушённые в деле управления хозяйственными делами писари давно перебрались к Всеславу, который обеспечивал каждому паёк и неплохое жалование. Пётр Строгов сидел на троне своих предков и прилагал нешуточные усилия, чтобы понять, что именно пытается ему доказать своим бормотанием главный писарь Дворцовой управы. Из-за распада государства и недостатка средств, два года назад пришлось объединить её с чеканной управой.
Рядом у трона скучал его главный телохранитель Егор Михайлов. Здесь же были воевода Старшей дружины Корнил Шахов и Николай Строгов, исправник Дворцовой стражи. Как совершенно точно знал Пётр, его дядя получил очень хорошие деньги за участие в купеческом заговоре против Всеслава. Деньги эти он сумел сберечь и значительно приумножить, вкладывая их в торговые и ремесленные предприятия, которые защищал силами стражи. Более того, многим из купцов и ремесленников за соответствующую мзду, Николай Строгов обеспечивал снижение налогов. И без того нищая казна теряла деньги, а исправник Дворцовой стражи продолжал богатеть. Всё это было известно Петру, но сделать он ничего не мог. После гибели войска в битве на Багровых полях, Дворцовая стража оказалась практически единственной вооружённой силой на которую можно было опереться. И Николай обеспечивал её полную лояльность Петру, пока тот закрывал глаза на беззакония её начальника.
-- Ну всё, хватит, - Пётр устал слушать бормотания главного писаря.
-- Государь?
-- Я понял к чему ты ведёшь. Говори прямо, на сколько придётся повысить налоги в этом году?
-- Ещё на десятую часть, иначе казна недополучит денег и продуктов.
***
На обеде в Малой трапезной присутствовал только что прибывший из Удольчина предельный князь Солоплажа Харитон Волков. Шестнадцатилетний князь был не по годам крепок и силён. Свалившиеся на него беды, связанные с гибелью отца и проигрышем войны не сломали юношу, лишь заставив его собраться и быстро повзрослеть. Отказавшись от общения в Большом зале, он сразу потребовал у Петра личной беседы. Особого почтения высказывать не стал, лишь коротко кивнув головой с длинными русыми волосами. Серые глаза юного князя сверлили хозяина Древгорода твёрдым холодом. Харитон не собирался прощать Петру участие в Вежинском содружестве, в битве с воинами которого пал его отец Олег. Пётр пригласил гостя за стол.
Вместе с князьями за стол уселись Егор Михайлов, Корнил Шахов и Николай Строгов. Прислужники разлили по тарелкам ароматную уху из сома и сазана, расставили кадушки с солёными грибами. Утолив первый голод, Харитон приступил к разговору, ради которого и приехал.
-- Государь, я проделал столь долгий путь не просто так, - голос Харитона был жёстким, с лёгкой хрипотцой, не лишённым впрочем ноток, характерных для совсем молодых людей. Пётр пожалел, что не умеет говорить так же твёрдо и без малейшего волнения. Юный князь тем временем поддел ложкой солёный гриб и отправил его в рот, лишний раз подчёркивая отсутствие должного почтения к собеседнику. - Я пришёл требовать у тебя справедливости.
-- И в чём же заключается эта несправедливость по твоему мнению?
-- Я каждый год обороняю западные границы Рустовесской земли от набегов киврийцев. Если государь помнит, то два года назад именно я разбил войско Вечерних королей, перешедших пограничную реку Лантину. И что я получаю взамен? Сваяльцы повадились нападать на мои владения. Но мало того, теперь Дом Юрьевых тоже претендует на мои земли. Недавно Хотен Юрьев прислал мне письмо в котором потребовал выплачивать ему подать в размере не менее половины от того, что раньше получал с Солоплажа державный князь.
-- Всего лишь половину? - засмеялся Корнил Шахов, уплетавший вторую порцию ухи. - Тогда уважаемому князю очень повезло, что Юрьевы не требуют с него всю сумму.
-- Скажи своему слуге, государь, - Харитон не отрываясь глядел на Петра, - что я пришёл говорить с тобой и мнение безродных выскочек меня нисколько не интересует.
-- Помолчи, Корнил, - Пётр был вынужден осадить зарвавшегося воеводу.
-- Спасибо. Так что государь ответит на мою просьбу?
Пётр молча стучал пальцами по столу. Что тут можно ответить? По мирному договору дела, относящиеся к Солоплажу решались победившими предельными князьями самостоятельно, без какого-либо ведома державной власти. И теперь Хотен Юрьев решил поправить свой денежный достаток за счёт юного Волкова. Странно, что только сейчас такая светлая мысль посетила ум князя Юрьева. Пётр отвёл в сторону Егора Михайлова и дал ему распоряжение. Спустя около половины часа главный телохранитель вернулся с отличным мечом, снабжённым богато украшенными ножнами. Пётр протянул меч Харитону Волкову.
-- Бери, князь. Другой справедливости я тебе предложить не могу.
-- Спасибо, государь. Я тебя понял, - ответил Харитон, принимая подарок.
***
Корнил Шахов как всегда бесцеремонно прошёл на женскую половину резиденции. Вера Строгова, жена державного князя, держала на руках свою годовалую дочь. Рядом с ней сидела Агата Михайлова, у ног которой дул в глиняную свиристелку её двухлетний сын Василий. Вошедший Шахов прервал их разговор. Красивую всё-таки жену себе раздобыл этот Михайлов! Если бы она была свободна, стоило обольстить именно её. Поначалу Корнил так и пробовал сделать, но Агата категорически отвергла все его поползновения. Потом воевода сообразил, что проще и выгоднее будет сделать своей любовницей вдову Лютогоста Элли. Та довольно быстро поддалась на его ухаживания, но вот выходить замуж за начальника Старшей дружины пока отказывалась, объясняя это тем, что нет доподлинных свидетельств о гибели её мужа. Тем более, что ходили слухи, что он вовсе не погиб, а жив и воюет где-то на севере. Между тем, отношения Элли с Корнилом продолжались и были очень прочными. Два года назад она родила от него дочку и сейчас у Элли появились подозрения о новой беременности. Вера Строгова недовольно поглядела на вошедшего.
-- Посторонний мужчина должен испрашивать разрешения у хозяйки, прежде чем проходить на женскую половину.
-- Ну я не такой уж и посторонний, госпожа, - Корнил как всегда вёл себя нагло и слегка вызывающе. - А где Элли?
-- Я здесь, милый, - молодая женщина вышла к своему любовнику.
-- Будьте добры не здесь! - категорически наказала Вера.
Корнил вышел со своей беззаконницей за двери женской половины. "Охальник", - услышал он за спиной голос Агаты. Прикрыв дверь, воевода обнял свою подругу за талию и припал устами к её губам. Элли позволила ему насладиться своим поцелуем и объятиями, но когда Корнил попытался залезть ей под платье, остановила его.
-- Сдурел? Не здесь же!
-- А где? Мы так давно не уединялись!
-- Нечего всем выказывать наши отношения.
-- Да кому всем? Все и так знают, сколько можно таиться? Все знают про нас с тобой и про нашу дочь. Мне надоело прятаться. Я сегодня же пойду к Петру и попрошу его одобрить наш брак.
-- Опять ты за своё...
-- Конечно, я же соскучился.
-- Успокойся. Как мои сыновья? - Элли попыталась сменить тему разговора.
-- Всё хорошо. Копьё они уже освоили, вот учу их меч держать. Они меня уважают. Они не будут против нашего брака.
-- Посмотрим, - Элли как всегда отвечала уклончиво.
-- В любом случае я соскучился и больше не хочу ждать.
-- Я буду у тебя сегодня ночью, - Элли поцеловала Корнила и скрылась на женской половине.
***
Весеннее солнце, выползшее недавно из-за горизонта, ярко освещало верхушки елей, обступивших лесную полянку на которой они ночевали. Костерок погас ещё ночью и к утру перестал греть вовсе. Утренняя прохлада, усугублённая стылым ветерком с Рустовеси, пробралась под одежду и стала неприятно ощупывать мышцы и кости. Миша Воробей проснулся и растёр глаза. Осмотрелся вокруг. Дубыня дрых сладким сном, подложив руки под голову и высунув язык. Жалко было его будить, но следовало собираться в путь. Миша толкнул мальчика ногой и тот нехотя пробудился.
Путники умылись в реке, смыв с лица остатки сна. Миша поглядел на проплывавшую вверх по течению купеческую ладью, судя по осадке, нагруженную припасами. "На Древгород пошла", - сказал Дубыня, грустно глядя вслед удалявшемуся кораблю. Миша зачерпнул в сложенные ладони речную воду и утолил жажду. Последние свои зачерствевшие сухари и запечённую в углях рыбу они съели ещё вчера утром. Поэтому холодный ком речной влаги растёкся по пустому желудку, заставив живот жалобно заурчать и забулькать.
-- Пойдём, - сказал Миша поднимаясь.
-- Долго ещё идти?
-- Не очень. Может сегодня придём, может завтра.
-- Поесть бы!
-- Поесть всегда хорошо. А ещё лучше хорошо поесть, - Миша любил закручивать фразы подобным образом. Как ему думалось, это подчёркивало его отличие от не обученных грамоте простолюдинов. - Пойдём!
Миша Воробей был внебрачным сыном одного из отпрысков Малого княжеского дома. Князь своего отцовства не признавал, но по достижении семилетнего возраста отправил незаконного сына в школу Мудрости при храме Сияя и Кипины, обучение в которой полностью оплатил. Время, проведённое в храмовом подворье теперь казалось ему самым счастливым в жизни. Не смотря на строгую дисциплину, за нарушение которой Мишу несколько раз жестоко пороли, оно вспоминалось теперь с тоской. В школе Мудрости обучали грамоте и интересным наукам, там были друзья, там он чувствовал себя нужным. В конце концов, там была крыша над головой и сытное пропитание.
Науки счёта плохо давались Мише. Больше ему нравились предметы вроде красноречия и истории, что аукнулось по окончании школы. Не имея родственных связей и высоких покровителей пристроиться на хорошее место было очень трудно. Вернувшись в родной стан, он сунулся было к отцу, но тот предложил лишь помочь завербоваться в Железное войско Дома Волковых, что правили их пределом. Быть ратником Мише вовсе не хотелось. Тогда отец развёл руками и велел катиться на все четыре стороны.
И он покатился. Случайные заработки там и тут. Миша очень красиво говорил, умел писать сочинения, но ему не хватало усидчивости, необходимой для писаря и знания математики, нужной учётчику купеческих товаров. Один торговец так ему и сказал: "Чирикаешь ты, Миша, складно, как воробей. Но вот работник из тебя совсем негодный, так что порхай отсюда, пока я тебе клюв не сломал!" Пришлось опять катиться. Но с тех пор Миша взял себе прозвище "Воробей". С началом войны жить стало совсем тяжко. После поражения Всеслава Строгова громадные княжеские рати перестали бродить туда и сюда, но мир так и не наступил. Пришло время разбойных ватаг и небольших боевых групп, опустошавших земли похлеще прежнего. А он так и продолжал скитаться.
Несколько месяцев назад к нему прибился десятилетний Дубыня, сирота из разорённого войсками Юрьевых сельца на границах Гужвоземья. Миша был в Древгороде и неплохо заработал, подсобив одному купцу составить челобитную державному князю. По той челобитной купец решил свои проблемы и на радостях заплатил втрое выше оговоренной суммы. В тот же день Миша накормил побиравшегося в районе торга мальчика. Просто так, надо же хоть изредка делать добрые дела. С того дня Дубыня следовал за Мишей как хвост и уходить не желал, даже не взирая на угрозы. Впрочем, вместе было гораздо веселее. Дубыня намного лучше Миши умел ловить рыбу и охотиться. Стал помогать ему в работе с бумагами, когда таковая появлялась, носил их скромные пожитки.
Когда возможности подзаработать в Древгороде были исчерпаны, Миша решил пойти попытать счастья в остроге Яблочном, где обосновался бывший державный князь Всеслав Строгов. Почему нет? Говорили, что жизнь там весьма бурная. Зима закончилась, стало гораздо теплее. До Яблочного путь совсем простой -- топай себе вдоль берега Рустовеси. Опять же, в реке рыба. Словом, не первый раз в жизни пускаться в путь, надеясь только на удачу.
Во второй половине дня, пройдя множество полей и лесов, они, наконец, увидели конечную точку своего путешествия. "Ух, вон оно!", - Дубыня едва не присел от удивления, указывая вперёд. Зрелище не поражало воображение чем-то невиданным, были крепости и города позначительнее Яблочного. Но острог был и вправду хорош. Новенькие деревянные стены, выкрашенные в зелёный цвет массивные ворота, знамёна державного Дома над башнями. На островках красовались укреплённые сторожевые вышки. На речном песке под стенами острога стояли купеческие ладьи. Невдалеке от стен был разбит военный лагерь. Ещё чуть поодаль располагалось торжище. "Ооооааааооо", - Дубыня никак не мог переварить увиденное, так и застынув с разинутым ртом.
-- Ты чего, дурень? - Миша с трудом сдерживал смех. - Мы с тобой в Древгороде были, а он куда как больше. Да и покрупнее крепости нам попадались.
-- Моооре... - с трудом придя в сознание прошептал мальчик.
До Миши дошло. Действительно, море! Он так увлёкся разглядыванием крепости, что совсем позабыл где она находится. Переведя взгляд от Яблочного, Миша тоже позволил себе полюбоваться зрелищем уходящей за край мира водной глади. И рекой, обращающей себя в неотъемлемую часть этой солёной стихии.
На следующий день им удалось заработать себе несколько пирожков, которыми угостил их алим за помощь в занесении новорожденных в родомогильную опись. Как понял Миша, жрец легко и сам мог это сделать, но ему сегодня было лень. А тут ещё так удачно подвернулся нежданный помощник. Вообще Миша рассчитывал на полноценный завтрак в трапезной бейты, но алим лишь вынес оттуда четыре пирожка. Три Миша съел сам, один отдал Дубыне. На этом жрец распрощался с писарем, наотрез отказавшись дать странникам хотя бы временный приют и работу. Надо было думать о дальнейшем.
-- Мишка... Воробей... Это ты? - неожиданно громкий окрик заставил Мишу вздрогнуть. Битый час они бродили по пристани, предлагая всем и каждому писарские услуги. Услуги никому не требовались.
-- Ну... Я... - Неудачливый писарь оглянулся, ожидая увидеть какого-нибудь своего заимодавца или вообще сразу получить по морде. Вместо этого его сгребли дружеские объятия. - Яков?!
-- Ха-ха-ха! Узнал? Узнал!!! А я гляжу, ты ходишь или не ты? Смотрю, вроде Миша Воробей. Сынок твой? - Яков растрепал Дубыне волосы на макушке, отчего мальчик недовольно сморщился и сделал шаг назад.
-- Да нет, подобрал бездомного. Помогает мне по мере сил.
-- Я чернила смешиваю, перья точу и рыбу ловлю, - буркнул Дубыня, сверкнув глазами.
-- О, как? Молодец! Писарем хочешь быть?
-- Ратником.
-- Дело тоже хорошее. Слушай, Воробей, а ты чего тут бродишь и как вообще оказался в здешних местах?
-- Пришёл работу искать. Писарская доля...
-- Да, такова наша писарская доля, - подтвердил Яков. - Мне повезло пока. К купцу устроился. Через час отплываем в Древгород, а оттуда в Густошумье двинем.
-- Слушай, а меня твой купец не примет?
-- Нет, - развёл руками Яков. - все места у него определены уже. Но слушай, так бросать тебя тоже не годится. Мы же и учились вместе и даже служить довелось однажды... Как же тебе помочь?
-- Дай денег в долг!
-- Извини, здесь помочь никак не могу. Жалование купец только после продажи товара заплатит.
Миша с сомнением поглядел на монетницу друга, которая явно не пустовала. Яков заметил его взгляд, но быстро нашёлся.
-- Мне жену с детьми содержать надо, так что прости.
-- Может просто покормишь тогда в харчевне какой-нибудь? Помнишь, ты обещал меня угостить когда-то?
-- Вот, придумал как помочь тебе! - Яков сделал вид, что не услышал вопроса. - Тут старший писарь в острожной управе друг мой хороший. Я сейчас тебя к нему отведу, он поможет.
"Нет!", - неумолимое как угодивший по лбу камень слово, даже заставило Мишу отшатнуться на шаг назад. Старший писарь, на вид лет тридцати пяти от роду, поглядел на просителя исподлобья и вновь повторил свой отказ.
-- Свободных мест в моей управе нет.
-- Может ты мог бы что-то сделать Миша мой дру...
-- Яков! - резко перебил писарь. - Ты знаешь нравы Всеслава. Господин не против если кого-то берут на службу по родственному или по дружбе. Если человек трудится как надо, то проблем нет. Но если человек невежествен и ленив, то его секут плетьми и просто выгоняют. А вот того, кто привёл его наказывают образцово. Я полгода назад устроил сюда своего племянника. И он оказался совсем дремучий. Чуть канцелярию не загубил. Сам знаешь, Яков, как меня наказали.
-- Как? - Миша не знал.
-- Вот как! - писарь показал собеседникам левую руку, которую до того держал на боку, слегка за спиной. На руке отсутствовали мизинец и безымянный палец.
-- О, боги! - Миша побледнел.
-- В следующий раз мне отсекут те же пальцы на правой руке, а то и всю кисть. И кому нужен писарь безрукий? Вот твой друг трудяга? Почерк у него хороший? Может он без устали расчёты производить целый день и в ведомости вносить без ошибок?
-- Ну... У него талант есть, но другого рода. Почерк хороший, а вот к труду не особо пригоден, это правда. Правда, ты уж извини! - Яков повторил это попытавшемуся спорить Мише. - Но он умеет слова так закручивать, как мало кому дано! Может хронику написать или деяния славного человека.
-- Да на кой кукиш мне его витийство сдалось? У меня тут по хозяйственному и ратному учёту работа кипит. Что мне с его хрониками и славными деяниями прикажешь делать? А хотя погоди, - писарь задумчиво отвёл глаза чуть в сторону, растирая щетину вокруг губ пальцами правой руки и шумно вдыхая воздух волосатыми ноздрями. - Может и получится чего. Пусть твой друг со мной идёт. Меня тут Всеслав давно расспрашивал...
***
Когда закончился утренний приём просителей, Всеслав Строгов выслушал доклады офицеров, отобедал с женой, детьми и особо приближёнными советниками, потом вновь занялся делами. Ближе к вечеру можно было немного отдохнуть. Ему сообщили, что его родной брат, Лютогост Строгов, должен прибыть с отрядом в самое ближайшее время. К встрече всё было готово, но бывший государь заново перепроверял ведомости о ратных пайках. Совершившие такое длительное путешествие воины не должны голодать.
Всеслав держал бумагу, стоя у раскрытого окна и пробегал её взглядом, когда в крошечном зале княжеского терема появились гости. Подняв глаза, Всеслав увидел вошедшего бойца личной охраны.
-- Господин! С Вами желает поговорить старший писарь. Он привёл человека, который, по его словам, может быть очень полезен.
-- Вот как? Это интересно, пускай войдёт.
С почтительным поклоном в терем вошёл старший писарь, приведший с собой какого-то парня лет двадцати пяти и мальчика лет десяти от роду. Писарь поклонился.
-- Господин! Вы просили меня поискать человека, умеющего писать хроники. Вот этот добрый странник утверждает, что обладает нужными талантами.
-- Славный государь, - Миша с поклоном вышел вперёд.
-- Ну что ты такие крамольные вещи говоришь? Я уже четыре года как перестал быть державным князем, - поправил его Всеслав.
-- Милостивый господин, - странник не растерялся, - позвольте представиться Вам. Я Миша Воробей, путешествующий писарь. А это мой подопечный, Дубыня. Он сирота. И я осмелился возложить на себя заботу об этом несчастном мальчике, ибо времена сейчас очень тяжёлые.
Пока Миша Воробей, используя самые витиеватые выражения, рассказывал о себе, Всеслав приглядывался к молодому человеку. Худощавого телосложения, в потрёпанной одежде. Мальчик, пришедший с ним был таким же. Судя по всему, оба давно не ели как следует и не мылись в бане. Всеслав, когда начал подготовку к продолжению войны, задумался о том, чтобы подобрать себе личного хрониста, дабы тот записывал предстоящие походы и сражения. Ему захотелось оставить книгу о своих деяниях, написанную очевидцем событий, а не на основе легенд и слухов, как это бывало обычно. Такой придворный летописец должен был обладать необходимыми талантами и желательно быть ничейным, дабы уменьшить угрозу доносительства врагам о делах своего господина. Старший писарь несколько раз приводил соискателей, но их способности к сочинительству не устроили Всеслава. Этот чудаковатый бродячий писарь мог бы и подойти. Его следовало проверить. Всеслав послал за своей женой.
Когда Миша Воробей закончил свой рассказ, в зал вошла женщина. Она не была красавицей, но и в привлекательности ей отказать было трудно. Тонкие черты лица, умный взгляд, красиво уложенные волосы. Судя по округлившемуся животу, она носила ребёнка. По тому как женщина приблизилась к Всеславу, стало понятно, что это его жена, Зима. Тот отдал супруге какие-то указания. Зима, согласно кивнув, удалилась.
"Ты и твой спутник наверняка голодны, - сказал Всеслав. - Я хочу угостить вас". Прислужники внесли небольшой стол, поставили на него каравай свежевыпеченного хлеба, чашу с водой для Дубыни и пузатую кружку пива для Миши. Тот почувствовал как пол начал уплывать у него из-под ног. При виде такого угощения голова закружилась не на шутку, а рот наполнился слюной. Поблагодарив князя, Миша и Дубыня стали отрывать ароматные ещё тёплые куски и уплетать их за обе щеки. С лёгкой улыбкой Всеслав поглядывал на своих гостей. Когда Миша выпил своё пиво, князь лично подлил ему из кувшина ещё порцию.
Бродячего писаря серьёзно развезло от съеденного и выпитого. Теперь можно было устроить проверку. По указке Всеслава внесли ещё столик с листом бумаги, пером и чернильницей. "Ты говорил, что сочиняешь хорошо, - сказал князь, - у тебя четверть часа, чтобы описать события сегодняшнего дня в виде хроники". Миша был не в состоянии ничего выдумывать. Хлеб и пиво впитались в кровь, сейчас бы лечь и хорошенько выспаться. Он попытался возразить, но Всеслав указал на перо с бумагой и отвернулся к окну.
-- А если я не успею за четверть часа?
-- Полагаю, ты видел шесты с черепами и левую руку старшего писаря?
Шесты... Пять шестов с отрубленными головами, которые пустыми глазницами пялились в морскую даль. Их сложно было не заметить. И рука старшего писаря, лишённая за провинность двух пальцев. Миша Воробей уже пожалел, что заявился сюда, но начал сочинять. Пути назад уже не было. Двое стражников встали между ним и Всеславом, внимательно следя за действиями бродячего писаря. Как же быть? Все события сегодняшнего дня ему за четверть часа не расписать. Миша решил рискнуть, стал описывать складно и последовательно. Сколько успеет, столько и будет. Интересно, кто были те люди, чьи черепа сейчас висят на шестах, тоже хотели стать приближёнными к господину хронистами? Так... Не отвлекаться! Миша продолжал водить пером по бумаге.
"Всё, пришло время показать, что у тебя вышло", - голос Всеслава раздался как раз в тот момент, когда Миша перешёл к описанию общения со старшим писарем. Он бережно передал лист князю, стараясь не смазать свежие чернила. Всеслав принялся читать до половины исписанную бумагу. Воробей с ужасом следил как бегают по неровным строчкам зрачки грозного господина. Дубыня тоже напрягся. "Если что, выпрошу князя пощадить мальчишку, тот вовсе не виновен", - решил Миша.
-- Годится! - неожиданно объявил Всеслав. - Беру тебя своим личным хронистом. Но для начала идите в баню вымойтесь и смените одёжку. Нужно соответствовать новому положению.
-- А... А...
-- Что?
-- А сколько будете платить? - Миша, оправившись от первого потрясения слегка осмелел.
-- Для начала получите место за моим столом. А потом посмотрим как работать будешь.
***
О приближении ладей с отрядами Лютогоста, Всеслав был извещён заранее. Когда потрёпанные ладьи были замечены со сторожевых башен на островках, дежурившие там бойцы выпустили подожжённую стрелу. На фоне яркого солнца она бледно описала небольшой круг и плюхнулась в воду. Через какое-то время показались корабли. Воины четырёхтысячной армии Всеслава, выстроенные на берегу, застыли в ровных шеренгах. Лютогост залюбовался этим зрелищем.
Всеслав первым сделал шаг вперёд, когда увидел спустившегося на песчаный берег Лютогоста. Братья крепко обнялись. Четыре года они не виделись друг с другом, с того самого дня как державное войско было разгромлено на полях Дворцовой управы, прозванными впоследствии Багровыми. Лютогост вёл войну на севере Рустовесской земли, а брат его укреплялся на юге. Лишь при помощи бывшего офицера Тайной стражи Трифона Кривина удалось наладить обмен зашифрованными посланиями. Так братья почти два года согласовывали свои действия. Но теперь пришло время объединить силы.
Всеслав показал Лютогосту своё воинство. Единообразно вооружённую пехоту и конницу, стрелецкие сотни. Отдельным отрядом была Гвардия Единого, набранная из уроженцев заморских стран. Служили в ней только элаиты, поклявшиеся не складывать оружия пока над всем миром не утвердится власть Единого бога. Здесь их чаще называли Заморской Гвардией. Лютогосту понравились эти суровые бойцы. "Подарок южного императора, - пояснил брату Всеслав. - Если займём Древгород, он ещё пришлёт не менее трёх тысяч".
Зима с немногочисленной свитой своих воспитанниц встречала гостей в самом остроге. С ней были дети -- шестилетний сын Красимир и трёхлетняя дочь Ружана. Живот Зимы говорил о том, что скоро у Всеслава появится ещё ребёнок. Невестка приятно удивила Лютогоста. Вместо растерянной девушки, коей Зима была раньше, только учившейся быть главной на женской половине, сейчас перед ним была властная женщина, чьё слово было законом для воспитанниц. Наверняка в её ведении находится и часть хозяйственных вопросов, например по кухне. При том Зима сохранила и даже приумножила свою привлекательность.
Располагаясь в остроге, где прямо на улице выставили длинные столы, Лютогост приметил молодого человека, который ходил за Всеславом и делал какие-то пометки на смазанных воском дощечках. "Мой личный хронист", - пояснил брат. Был и другой, который тоже шатался за Всеславом будто собачка. Парень невысокого роста, светлые волосы его, аккуратно подстриженные, тем не менее торчали в разные стороны. По-детски наивное лицо дополнялось парой совершенно безразличных голубых глаз. Рот его был всё время приоткрыт, из-за чего оттуда периодически капали слюни. Странный молодой человек нервно потирал ручки.
-- Это ещё кто? - поинтересовался Лютогост.
-- А, это? Это Дрочка, пыточных дел мастер. Дрочка, подбери слюни, - сказал Всеслав и парень немедленно сделал как было велено. - Нет такого секрета, который бы он не узнал. Уже проверено.
-- И сколько же ты платишь такому мастеру?
-- Дело в том, что деньги ему совершенно неинтересны. Я предлагал ему жалование, а он ответил, что любит пироги с грибами. Кстати, ему нравится выпечка моей жены.
-- То есть служит тебе за еду? - улыбнулся Лютогост.
-- Выходит так.
-- Дрочка, - обратился Лютогост к мастеру боли, - ты женат, дети у тебя есть?
Парень на некоторое время застыл, словно повторяя в уме услышанное. Затем слегка дёрнул головой, неподвижные голубые глаза его закрутились в разные стороны и он, будто с усилием вытягивая из себя каждое слово, заговорил:
-- Нет. Нет, - голос его был тихим и при этом как-то странно шипел, словно лодка шуршала дном по речному песку, - заводить отношения с женщиной очень рискованно. Когда ты с ней сходишься, в тебе заводятся души твоих потомков. А потом она уходит. И тогда души не могут обрести жизнь, они начинают медленно умирать. Гниют прямо внутри, отравляя твоё сознание. Их агония всегда причиняет самую тяжкую боль. Но твоя боль ничто по сравнению с их страданиями. Потому что ты живой, а они тонут во тьме, так и не получив шанса увидеть свет...
-- Так не расходитесь, живите себе вместе и рожайте детей.
-- Душ много, - развёл руками Дрочка, - а женщина одна. Женщина столько всё равно не родит. Женщины столько не рожают.
-- Ужас, - сказал Лютогост Всеславу. - Ну и помощники у тебя.
-- Дело своё он знает. А что там у него в голове творится, не так важно. Ладно, все дела завтра обсудим, сейчас пируем и отдыхаем.
-- Скажи общо хоть, что намечается?
-- Общо если, то будем возвращать то, что потеряли. Время пришло. Пётр слаб, мы укрепились. Он почти готов начать против меня войну. Это для него единственный выход. Попытается казну вернуть.
-- Пустая древгородская сокровищница? - припомнил Лютогост не раз слышанные им байки. - А она у тебя?
-- У меня, но не здесь. В надёжном месте припрятана. В целости и сохранности.
-- Так ты её не тратил?
-- Нет. Место тут удобное, земли тучные, воды рыбные. Сумел на здешних источниках деньгу сколотить. Но Пётр этого не знает. Я слух пустил, что деньги у меня. К тому же с купцов теперь в наглую пошлину беру, нашему брату не остаётся. А купцы ещё слухи распускают, что я войско поднимать буду и власть возвращать. Он ударит вскоре. Главное, чтобы ему первому начать.
-- Понятно... Вот! Совсем забыл. У нас перед самым отплытием сеча вышла. С самим Чернеком Озеровым. Пытался он нас к берегу Мицальты прижать и вырезать, но не вышло у него. Так я его лично раскромсал. Это ведь хорошо?
-- Насмерть?
-- Не знаю, - признался Лютогост. - Может и жив, но уж точно скоро не очухается.
-- Хорошая весть. Чернек Озеров очень опасный враг. Нам бы его ранение очень сильно помогло. Ладно, пойдём к столам, о делах завтра!