Топ! Топ! Топ!
Длинные ноги несли легко, девушка почти стелилась над землей, как волчица, идущая по следу. Тело пело, играя каждой мышцей, каждый волоконцем этих мышц, омываемых молодой кровью.
На прошлой неделе Насте исполнилось восемнадцать, теперь она взрослая. Скоро – университет. Само собой, тот университет, в котором преподают папа и мама. Позади школа, позади прежняя жизнь – жесткий график, который не оставлял времени для развлечений. Золотая медаль – она так просто не дается, особенно в московской школе. Тут надо быть или семи пядей во лбу, или дочкой папы, который может все и вся.
Папа Насти категорически отказался влезать в школьные дела Насти. Мол, если мозги есть – и сама вылезет. А если в голове пусто – так зачем позориться, и подставлять свою репутацию?
Репутацией папа очень дорожил. Он ее зарабатывал всю свою жизнь. Научные труды по лингвистике, статьи в толстых научных журналах – все было. И немудрено – папа знал семь языков, и в том числе старославянский, и даже – язык майя. В общем-то именно майя он и занимался – в свободное от лекций время.
Настя тоже имела способности к языкам. Уже в первом классе выяснилось, что память у девочки практически фотографическая, а языки она буквально впитывает. Пока что Настя владела английским (в совершенстве), испанским (в совершенстве), французским (в совершенстве), немецким, китайским и японским – разговорными, и немного читала. И ей не составляло никакого труда изучить эти языки. Пара недель, месяц – и… опа! Она уже разговаривает на новом языке. И чем больше языков она знала, тем легче ей было изучать следующий.
Само собой – куда ей было поступать? Конечно же, на факультет переводчиков. Зачем сама, по собственной инициативе взялась изучать языки? А книжки читать! Всегда интереснее читать книгу в оригинале, чем пользоваться глупым переводом какой-нибудь недоучки. Или какого-нибудь. Некоторые переводы были такими смешными, что Настя ржала в голос – ну надо же было ТАК перевести?! Она очень любила фантастику, так что… Аберкромби, Саймак, Брэдбери – все в оригинале.
А потом ей вдруг наскучили зарубежные фантасты, и Настя перешла на российских, и оказалось, что они ей гораздо интереснее, чем любой из самых маститых иностранных мэтров, признанных всем мировым сообществом. Папа объяснял это разностью менталитетов. Мол, Российские писатели пишут для нас, русских, потому их книги нам ближе и интереснее. А еще – сейчас не модно хвалить зарубежное, времена смердяковщины давно ушли на дно самого поганого заброшенного колодца. Быть патриотом нынче правильно – и морально, и материально. Те артисты, что поставили на патриотизм – сейчас в цене, а смердяковы сидят за границей и воняют на Россию. И пусть себе воняют – они давно уже сгнили душой.
Мама ругалась – чему, мол, учит дочку! Ну, такой цинизм! А вдруг она где-то ляпнет, что патриотом быть выгоднее! И что ей это папа сказал! И папа ответил, что во-первых дочка у него, как выяснилось, девка умная, и с головою дружит. Во-вторых, даже если ляпнет – а что такого сказано? Все знают, что артисты продажные шлюхи, и поют тем, кто им платит. А если они решили поставить на патриотизм – так честь им, и хвала! Значит, не идиоты!
Настя не задумывалась над словами отца. Ей вообще-то было совершенно фиолетово – кто там патриот, а кто нет. Некогда думать над всякой чушью. В гимназии столько задавали, что она едва успевала делать задание, и это при ее фотографической, практически абсолютной памяти! И кроме общей школы, ей надо было еще и на занятия – вначале по танцам, куда она ходила с самого раннего детства. Практически с пяти лет. Мама сказала, что умение танцевать для девочки едва ли не важнее, чем красный диплом. Ведь она познакомилась с папой на танцах – папа пригласил ее, и… у них закрутилось.
Вообще-то папа был ее преподавателем, мама его знала и раньше, и была влюблена в него по уши, но… подойти боялась. А тут вот случилось, и все тут! Почему боялась? Потому что в папу все были влюблены – все женщины, которые его видели. Высоченный, два метра ростом, голубоглазый, русоволосый – эдакий русский красавец, витязь! Тогда ему было тридцать лет, маме, как и Насте сейчас – восемнадцать. Ну а мама… она почему-то всю жизнь считала (и считает) себя дурнушкой. Тоже русоволосая, тоже голубоглазая, и… тоже высокая. Нет, не двухметровая, но очень высокая. Потому всегда горбилась, всегда старалась казаться меньше ростом, чем есть на самом деле. Она приехала из Саратовской области, из города Аткарска (совершеннейшей, глухой дыры мироздания), и умудрилась поступить в МГУ. Тоже с золотой медалью. Выиграла конкурс среди золотых медалистов – на чистом таланте, никаких связей. Да, она не красавица, в общем понимании этого слова, но такая миленькая, такая свежая… а улыбнется, с ямочками на щеках, так все мужчины сразу расплываются в улыбке. Папу не раз спрашивали (шутя, конечно), где он нашел такую красотку, и нет ли там еще похожих! На что папа отвечал стандартно: «Где взял, там уже нет!»
Папа на тот момент был женат, была у него пятилетняя дочь. Увы… для ребенка трагедия, конечно, когда родители расходятся. Но сердцу-то не прикажешь. Развелись мирно, без битья посуды, без мордобоя. Папа им помогал – кроме тех же алиментов – пока бывшая жена не вышла замуж. И алименты платил исправно. Мама до сих пор испытывает чувство вины за то, что разбила папину семью, и всегда без возражений отправляет папу на встречу с дочкой. Настя видела ее пару раз, но та не желает общаться с сестрой. Дочкой разлучницы. Впрочем, Настя тоже не горела желанием близко знакомиться ни с прежней папиной супругой, ни с ее потомством. Настя вообще не отличалась особой сентиментальностью – ей просто было некогда. Уставала, как загнанная лошадь.
Танцами Настя занималась до шестого класса, а потом ее попросили покинуть группу. Почему? Потому что Настя начала расти. И партнеров ей найти не могли – даже среди взрослых парней. Все отказывались становиться с ней в пару. Ну, только представить – ее кавалер дышит Насте в пупок! Ну ладно, не в пупок – грудь, это что, гораздо легче?
К восемнадцати годам Настя выросла до ста девяносто сантиметров, и опасалась, что рост ее продолжится дальше.
И возник вопрос – чем заниматься? Каким видом спорта? А то, что надо заниматься – Настя не сомневалась. Да и папа с мамой требовали, чтобы она держала себя в форме – как они, к примеру. Мама в свои тридцать семь выглядела как девчонка Настиного возраста, папа на нее надышаться не мог. Мама как-то сказала Насте, что если та, выйдя замуж, превратится в жирную корову – мужик ее сразу бросит. Или найдет себе стройняшку. Так что не надо рисковать, испытывая любовь на прочность!
Папа же просто хотел чтобы дочь была здоровой, спортивной. Он вообще почти ЗОЖник – не пьет, не курит, бегает по утрам, на турнике крутится, штангу отжимает. Ему почти пятьдесят, а он сто очков вперед даст всем двадцатилетним по силе и выносливости! Да и по красоте – тоже.
И стала Настя перебирать – куда же она хочет отправиться, в какую спортивную секцию? Ей нравилось синхронное плаванье, тем более что плавает Настя как рыба (ходила в бассейн, да и папа учил). Но… опять же – рост. Ее одногодки точно дышат ей в пупок.
Просто плаванье? На скорость? Да ну его к черту… маленькая задница, широкие плечи – это для парней. Тут уже мама сказала, что костьми ляжет, но никаких скоростных плаваний. И подводных тоже – там все тонут! Ну это же мама…
Бег? Неинтересно. Шест? Вот точно нет! Чтобы девица под два метра ростом взлетала над планкой?! Там надо мелкую, худую, с жилистыми мужскими руками. Прыжки? То же самое. И тоже неинтересно.
И никакого бокса, единоборств – мама сразу запретила. Как и метание копья (воткнут еще копье!), молота, поднятие штанги и всякую такую ерунду. Оставались только баскетбол и волейбол. Баскетбол Насте не нравился, да и ростом она для него не вышла. Вот если бы метра два с хвостиком, тогда – да. А вот волейбол… да, это хорошо!
Папа сразу сказал, ухмыляясь во все тридцать два белейших зуба (своих! У него даже пломбы ни одной не было. Как и у Насти, между прочим), что неплохо было бы дочке пойти в пляжный волейбол. Уж больно там форма красивая – трусики, топики… жопки налитые!
Да, мама сразу запретила Насте пляжный волейбол. Ибо нечего не потеху толпе жопкой вилять. Разврат и похоть! Мама иногда бывает такой… хмм… не только упертой, но еще и… ретроградкой, что ли. Сразу видно – Аткарск!
Насте было наплевать на верчение попой, она на самом деле вообще об этом не думала! Плохо это, или хорошо, но при всем при том, что месячные у нее пришли уже в двенадцать лет, Настя вообще не думала о сексе, и обо всем с ним связанном. Не зря ее прозвали Снежной королевой. Или, обидно – Снеговиком. Почему Снеговиком? Да потому что Настя была белая, как снег! Вплоть до волос! Она была псевдоальбиносом, если можно это так назвать. Белая кожа при натуральных платиновых волосах, которые бывают у одной из нескольких десятков, а может и сотен тысяч женщин.
Мама Настю даже к врачу водила – на предмет нормальности дочери. Мол, как это так вышло? Почему у нее такие волосы, и при это глаза не красные, как у всех альбиносов? Настя помнила, как на маму посмотрел врач – мама даже покраснела. Так смотрят на идиотов, или на человека, спьяну сморозившего абсолютную чушь, от которой всем сразу стало стыдно за говорившего. Маме популярно объяснили, глядя в кипу бумажек, результатов анализов, через которые Насте пришлось пройти, что дщерь мамина абсолютна здорова физически, выглядит просто великолепно, и надо радоваться, что бог, или провидение дали девочке такую запоминающуюся, уникальную внешность. И что она уже сейчас могла бы работать моделью, и зарабатывать огромные деньги.
Вечером, когда собралась вся семья – мама, папа, Настя и сестренка Ленка четырнадцати вредных лет от роду, мама сильно ругала доктора, и когда рассказывала о том, чем именно «этот подлец» предложил заняться Насте – дошла почти до откровенного мата, назвав доктора старым пидором, который не видит дальше своего жалкого стручка. Чем вызвала радостный хохот Ленки, и недовольную гримасу на лице папы. У них в доме не ругались матом, и вообще старались не употреблять обсценной лексики. Папа родом из семьи питерских интеллигентов в надцатом поколении, и его учили, что ни при женщинах ругаться нельзя, ни женщинам употреблять такие слова совершенно не можно. Бабушка и дедушка и сейчас живы – смешные такие, вежливые и чопорные, как из сериала об английских джентльменах. Им за девяносто, но они бодры и веселы семь дней в неделю. Настя любила у них бывать. И Питер ей нравился больше, чем раздолбайская Москва (да не услышат эту крамолу москвичи!)
Почему мама так ополчилась на доктора? А не надо было говорить про карьеру модели! Модели – проститутки, как одна! Пудрят носы непонятно чем, и отдаются всем, кто попросит! Вот! И эту карьеру «старый пидор» прочит ее драгоценной дочери?! Умнице и красавице?! Да к ней женихи будут стоять в очередь, и не какие-то там ублюдки с толстыми бумажниками, которые нужны, чтобы встать на них и попытаться достать до ее губ! А такие же, как ее папа – красавцы и удальцы!
Примерно так это было. Ну… с вариациями. И как-то незаметно проскользнула мимо самая главная новость – Настя абсолютно нормальна и здорова. Вот только… Снеговик! Холодный, и асексуальный.
И насчет очереди из женихом мама погорячилась. Не было очереди из женихов. Трахнуть желали, да. Даже в открытую это говорили – и одноклассники, и случайные люди (Иэй, крясявиц, сядись, пакатаем!), но вот чтобы серьезно, чтобы были видны праведные намерения… не-а! Скорее всего именно потому, что Настя сама не давала повода подумать, что она готова галопом бежать под венец. Это же чувствуется, когда девка горит желанием пасть в объятья: Ваня! Я вся ваша! А когда вот так – ледяная принцесса с высоты своего роста смотрит на тебя, как на таракана… нет, такого им не надо.
Мама как-то со вздохом сказала, что красивым девушкам выйти замуж гораздо сложнее, чем всяким дурнушкам. Красивых боятся. Вроде как у них и запросы больше в разы, и вообще… Вот она – страшненькая, потому и отхватило лучшее. Жених не испугался.
Папа тогда сильно рассердился, и сказал, чтобы мама прекратила свое нытье насчет того, что она такая дурнушка, и того, почему папа на нее позарился. Что она красива так, что никому и не снилось! И Настя вся в нее уродилась!
Нет, не вся. Она скорее в папу, северного красавца, тоже почти что платинового блондина. Хотя и маминых черт у Насти хватало. Особенно – ее милая улыбка, от которой все просто таяли.
Кстати, Ленка не платиновая блондинка, и всегда завидовала сестре. Потому время от времени делала ей пакости. Насте даже вспоминать об этом неохота. Подростки бывают совершенно несносны. Особенно – если завидуют старшей сетстре. А чему завидовать? Мальчиков у Насти не было и нет. Секс ее совершенно не интересует, в отличие от Ленки, которая уже помешалась на своих бойфрендах (Это в ее-то годы! Дурища!). Ростом Ленка достаточно высока, но не настолько, чтобы ей это мешало жить. Кстати, Настя с удовольствием поубавила бы сантиметров двадцать от своего роста. Сто семьдесят – самое то! А то в толпе выделяешься, как жирафа среди бегемотов. При своем росте Настя весила семьдесят килограммов, и выглядела худенькой, как… как настоящая модель. Кстати, никакого жира в этих семидесяти не было. Только мышцы и кости. Спорт, диета – и никакого лишнего веса. Настя выпрыгивала вверх, как боец племени масаи, высматривающий льва в саванне, и била по мячу с просто-таки невероятной, пушечной силой. Попадет в башку – синяк будет, как штакетиной врезали. Это не она придумала – это тренер сказал.
Занятия большим спортом Настя пока отставила, за что была сильно порицаема тренером. Все-таки она уже мастер спорта, можно было бы сделать карьеру в волейболе. Но ни родители, ни она сама не хотели такой карьеры. На кой черт ей это нужно – мотаться по соревнованиям, ночуя по гостиницам разного уровня паршивости, а потом выйти «на пенсию» лет в тридцать пять, и все, что ей светит – тренерская работа где-нибудь в ДЮСШ. И это полиглоту с фотографической памятью! Глупо, точно.
Страница перевернута, теперь ей предстоит начать заново. Тем более, что родители (и вся семья, само собой!) перебрались жить в новый дом, который они строили семь лет. Дом в Подмосковье, которое недавно стало Москвой, в поселке Мосрентген (странное, смешное название). Они живут тут уже с начала лета, и отсюда Настя начнет ездить в университет. Вместе с папой и мамой (очень удобно, да!). Ну и Ленку в гимназию – сама доберется, на метро, не маленькая.
Хотя спортом Настя и перестала заниматься, но физкультурой – никогда. Тут и привычка, вбитая в нее годами занятий (каждое утро – пробежка!), и… неизвестно – что именно. Удовольствие, что ли? Бежишь, слушаешь книжку через блютуз-наушники, наслаждаешься своим здоровьем, молодостью, погодой, и… взглядами встречных мужчин. И женщин – тоже. Настю их взгляды веселили. Представление, да и только! Мужчины смотрели на Настю так, будто хотели ее тут же и поиметь, задушив идущую рядом подругу жизни, а женщины… Настя однажды видела, как девчонка дала по морде своему парню, который засмотрелся на задницу Насти. Они вечером с Ленкой хохотали, когда Настя ей рассказала. И мама потом смеялась, и папа тоже. У них в семье любили хорошие шутки, пусть даже и на грани приличий. Да, матом не ругались, но ведь слово «жопа» – не мат! И «дать по едальнику» – тоже не матерное выражение! Чисто… намек.
Вообще-то Настя не старалась одеваться совсем уж провокационно. Обтягивающие лосины – да. Топик – да. Ну и кроссовки. А чего еще-то? Косметикой почти не пользовалась – зачем? Соблазнять никого не собиралась, а тогда на кой черт портить кожу всякой химической дрянью? Стричься она давно привыкла «под мальчика», что ей, кстати, очень шло. Мама только ругалась, мол – совсем лысая, нельзя было хоть до плеч волосы отпустить? Но папе нравилось, а папа – это последняя инстанция. Как он скажет – так и будет. Даже если мама сто раз скажет – «против».
Кстати, когда Настя попыталась поговорить с папой по поводу работы моделью (ей предлагали поучаствовать в фотосессиях, и не раз), он ей серьезно сказал, что эта деятельность не для нее. И пусть не считает, что все модели бляди (он так и сказал, что очень удивило Настю, и даже потрясло), но эта работа заключается в том, чтобы подороже продать свое тело. И предполагается, что модель всегда готова продать его в буквальном смысле слова. И что, она готова отдаваться за деньги первому встречному, который сумеет ей заплатить нужную сумму?
Настя не была готова отдаться первому встречному, и второму-третьему тоже, потому вопрос о модельном бизнесе тут же был отправлен на задворки истории. Работа шлюхой и даже наложницей – это не для Насти. Пусть тупые телки этим занимаются, те, у кого в башке нет ничего, кроме нарядов и мужиков. Настя не такая.
Каждый день она пробегала пятнадцать километров довольно-таки быстрым шагом. Или бЕгом? В общем – не обычные шаговые шесть километров в час, а как минимум двенадцать. Не трусца, а кросс. Как раз для нее, чтобы выжать из организма то, что она наела прошлым вечером (пирожки! Ох… ах…). Длинные ноги несут легко и приятно, в ушах – очередная сага о попаданцах в иной мир. Магия, мечи, черные властелины – красотища! Только она не любила женские романы с тупыми описаниями секса. Слащаво-сахарные, сопливые, пошлые – это для идиоток. Она предпочитала авторов-мужчин. Из их книг можно почерпнуть массу интересных знаний, а не то, как некий придурок «проложил дорожку поцелуев к раскаленному добела от страсти сокровенному бутону». Фу! Какая гадость! Надо же написать такую пошлятину! Такое может выдать только толстая, мечтающая о грубых немецких сантехниках дама лет пятидесяти, поклонница немецкого порно и вонючих мужиков. Лучше Настя почитает о драконах и дуэлях на мечах.
Папа, кстати, смеялся над фэнтези-романами, хотя частенько их почитывал (вернее – слушал, в машине, по дороге домой и из дома). Он не раз, и не два говорил, что если бы попаданец из нашего времени оказался в том мире, в условиях рабовладельческого общества, феодализма и мракобесия, ему бы сразу поджарили пятки, заставляя сознаться – зачем он прибыл из Ада, и кого тут хотел вовлечь в лапы Сатаны. И в конце концов, прикончили особо изощренным и неприятным способом. И ничего бы он не смог поделать с бойцами того времени, даже если быпопаданец был офигительным мастером фехтования и вообще молодцом. Потому что те люди привыкли не к спортивным ристалищам, где за спиной бойца при уколе загорается лампочка, а к настоящим боям, где люди убивают, и всегда готовы умереть. И шпаги там не такие, как у спортсменов – теми шпагами башку срубить, как нечего делать.
Ну а девушки, оказавшиеся в тех мирах тут же бы стали добычей первого попавшегося мужика, способного удержать весьма ценную добычу. Ибо что есть ценнее девицы, которая выгодно отличается от гнилозубых и вонючих представительниц его мира, половина их которых еще и больна дурными болезнями. Ее можно хорошо продать, или самому как следует с ней натешиться. И рассказы о том, что девушка может справиться со взрослым мужчиной – суть чушь и абсолютная ересь. Что доказывают постоянно проводимые межгендерные бои, в которых феминистки, уверенные в том, что они равны мужчинам по силе и скорости, регулярно огребают полными щами. Ибо любой более-менее крепкий мужчина сильнее и быстрее женщины, даже если она несколько лет занималась единоборствами. Хотя бы потому, что у женщины изначально в мозгу заложено торможение на полторы-две секунды. Мужчина при опасности или бежит, или дерется. Женщина – прячется в траву и пережидает опасность. А чтобы она не заорала и не побежала, ее мозг тут же впадает в ступор. Вот от чего и возникают многие страшные аварии с участием женщин-водителей. Они – то педали перепутают, то бросают руль и закрывают лицо руками. Ведь если не видишь чего-то, так его вроде бы как и нет.
Мама сильно ругалась на него за такие шовинистические высказывания, Настя тоже была с ним не согласна, и попыталась его разуверить. Мол, есть много женщин сильных и быстрых – хотя бы она, Настя! Помнишь, когда Вовка Смирнов ее облапил, она ему так врезала, что Вовка летел по воздуху метра два, а папу вызывали в школу на педсовет.
Кстати, для Вовки все кончилось очень хреново. Ибо харрасмент (или как это называется, когда девочке одноклассник пытается залезть в трусы) не поощряется нигде, и тем более в школе, среди несовершеннолетних, и кроме того – папино кунг-фу было круче, чем у родителей Вовки, чиновников из управы района. У папы есть такие связи, что мелкие чиновнички отдыхают и нервно курят в углу. Вовку с позором выперли из школы.
Папа конечно же помнил этот случай, но тут же сказал, что исключения только подтверждают правила, и что его дочь и не может быть другой – он бы такого не понял.
В общем – судьба девицы, попавшей в другой мир, одна: быть рабыней-наложницей, и только с помощью своего повелителя она может попытаться занять высокое место на социальной лестнице. Но для этого надо быть коварной, подлой, ядовитее сколопендры и быстрее кобры в атаке. Сейчас таких девушек наверное и нет. Потому – только инкубатор для детей господина, и… неизвестное будущее, скорее всего весьма печальное.
Кстати, еще, ее сходу могут признать ведьмой и сжечь, привязав к средству передвижения – метле. Почему именно к метле – папа не сказал. Просто хохотал, глядя на злые лица жены и дочери. Впрочем – книжки фэнтези он читать не перестал. Сказал, что ему нравится выискивать в них особо тупые моменты.
Этот день, один из последних дней августа, начался как всегда. Папа и мама уехали на работу – хоть занятия и не начались, но научную деятельность никто не отменял. Ленка сейчас в Аткарске, у бабушки и дедушки мамы (Настя туда терпеть не может ездить, поэтому отвертелось – скука там смертная!), так что Настя предоставлена самая себе. Сейчас она пробежит обычную дистанцию, вернется, примет душ, и… поедет в Москву. Они с Галькой Кувыка и Машкой Морозовой договорились встретиться, пообщаться, посидеть в кафе-мороженом, погулять и всякое такое. В общем – посплетничать и побездельничать перед началом учебного года. Девчонки тоже куда-то поступили, так что им не терпелось похвастаться своими успехами. Опять же – погулять по улицам города, уже остывшим после летней жары. Этот август выдался дождливым, грозы гремят – одна за другой. Вот и сейчас – на небе зависла такая здоровенная черная туча, что в душу внезапно залез холодок – вот сейчас ливанет, и будет Настя галопом бежать домой под проливным дождем – грязная до самых стрингов. Опять придется намывать свои дорогие кроссовки. В прошлый раз едва отмыла от грязюки. Чернозем здесь жирный, вязнешь, как в болоте.
Но… Настя только прибавила ходу. Она уже добегала до поворотной точки, так что если поддаст, возможно, успеет вернуться до начала ливня.
Увы… не успела. Первые капли ударили по плечам, когда Настя пробегала мимо здоровенной ели, стоявшей чуть поодаль от дороги, почти на обочине. Тут же прикинув варианты, на что у нее ушло гораздо меньше двух секунд, озвученных ехидным папкой, Настя поскакала к ели, чтобы переждать первые струи дождя под прикрытием широких еловых лап. Пока сидит, дождь и вообще может закончиться, что бывало, и не раз – десять, пятнадцать минут, и выглядывает солнце. В конце концов, сейчас ведь не октябрь, чтобы дождь лил беспрерывно и не кончался.
А разошелся он не на шутку. Лило, как из ведра! А под елкой сухо и чисто, пахнет нагретой хвоей и мокрой землей. Хорошо! Настя даже поежилась от удовольствия. И жить хорошо, и жизнь хороша!
И тут так бабахнуло, что у нее заложило уши! Молния ударила прямиком в елку, и Настя несколько секунд вообще ничего не слышала и не видела, ошеломленная разгулом природы. А когда открыла глаза, увидела перед собой светящийся шарик – маленький такой, всего с ноготь большого пальца, радужный, переливающийся разными цветами. Он пульсировал, с неравными интервалами, будто что-то передавал стародавней «морзянкой».
Шарик был такой красивый, такой безобидный… может потому Настя и решила его потрогать? А может потому, что ее голова сейчас наполовину отключилась, как заглючивший комп. Гадать можно много, и все догадки будут и правдой, и неправдой. Факт есть факт – Настя протянула руку и коснулась радужного шарика.
И мир погас.