Волчица

— А не хотят ли милые дамы поразвлечься чем-нибудь поинтересней, чем дешёвой выпивкой в этом третьесортном баре? Может, поедем ко мне, и я предложу вам каури с Чатрейна? — судя по выговору в нос, подвыпивший торговец прилетел с Силенсии. Фермерская планетка. Да и каури, насколько Ленайна помнила, вкусом и запахом напоминал низкопробный самогон, смешанным с абрикосовым соком.

— Вы очень любезны, сар, но девушки не нуждаются в вашем каури, — она смерила спокойным взглядом его заплывшую жирком убогую фигуру: узенькие покатые плечи, короткие пухлые ноги буквой «х», принявшие такую форму наверняка из-за того, что приходится таскать объёмистый живот. Мешки под глазами и цвет лица выдают любителя «горячительных» напитков, острых и жирных блюд, дряни вроде слима (характерный запашок примешивается к перегару, и аромату ментоловой жвачки — похоже, как раз, чтобы заглушить всё это безобразие, огненным штормом прущее изо рта) и прочих излишеств.

Словом, похоже, обладатель всего этого «богатства» отродясь физическим трудом не занимался, получив от отца, или ещё каким способом, налаженный бизнес, худо-бедно поддерживая явно крохотную фирмочку: перепродавая то, что кровью и потом добыли или вырастили другие. А про тренажёрные залы даже не слыхал.

Не впечатляет. В сексуальном плане. Да и в любых других.

Поэтому она докончила:

— Так же, как и в вашем обществе.

— А зря! — глазки масляно прищурились: он подмигнул. Нарочито двусмысленно облизал губы, — Я знаю очень много способов… провести время весело! И, разумеется, у меня в номере найдётся не только каури! Неужели вас никогда не тянуло попробовать нечто такое, чего вы раньше никогда не пробовали? Нечто действительно… Новое?! То, что вознесёт ваш дух на недосягаемые для обычных людей вершины… состояния? Обещаю — получите незабываемые ощущения на всю оставшуюся жизнь!

Ну вот. Сейчас выяснится, что этот козёл ещё и умудрился провести на Кастор какую-нибудь запрещённую наркоту. Ленайна почувствовала, как нарастает раздражение.

Да что же это такое в конце концов! Стоит прийти в любой, даже на отдалённой окраине космопорта, бар, без армейской формы, как шлюхи, все до одной, выметаются, словно увидали моровую язву во плоти, (Ну, этих-то можно понять. Потому что случались уже инциденты с портовыми красотками!) а к ним двоим сразу начинают подклеиваться разные пьяные заезжие идиоты. К тому же воняющие потом, виски, и травкой…

Она бросила короткий взгляд на Линду. Та, как всегда в таких случаях, опустила взор к столешнице перед собой. И кусает поджатые губы.

Напарница в ярости. Но пока молчит. Только сжимает под столом руки в остренькие крепкие кулачки.

Ну почему, почему все эти коммивояжёры — такие идиоты?!

Неужели они и правда думают, что раз красивые и следящие за своим внешним видом девушки сидят в баре — значит они — профессионалки? Из «доступных»?!

С другой стороны, обычно стоило их «сладкой парочке» появиться в любом из местных баров, так не только «доступных девушек», но и битых-перебитых ветеранов-завсегдатаев, что карманников, что аферистов, что обычных пьяниц-пенсионеров, или унылых отставников, предпочитавших хоть какое-то, но «общество» — одинокому питью в крохотной стандартной конуре, гордо именуемой Государством «индивидуальным жильём», тоже как ветром сдувало. Хотя их-то как раз они никогда… (Ну, или почти никогда!)

Вздохнув поглубже, Ленайна сделала ещё одну попытку разойтись миром:

— Сар. Я вам уже сказала. И повторяю снова: ваше общество нам не интересно. Пожалуйста, возвращайтесь к себе за столик.

— А-а, так вы из этих?! Которые сам-на-сам? Фу-у, какая ограниченность!.. А вот у нас уже давно разрешили групповые семьи. Да и — не семьи. Хотите, познакомлю с новыми приёмами? И способами? Скучно точно не будет!

Достал. Ладно, видит Бог, она сделала всё, что могла.

— Послушай ты, мачо недоделанный. Отвали по-хорошему. — теперь, когда она не сдерживалась, стальные ноты в голосе отрезвили бы любого. Здравомыслящего.

Но тут, похоже, граница разума давно потонула под приливной волной потреблённого алкоголя:

— Ах, вот мы, значит, как заговорили?! Скверные девочки, похоже, любят грубую силу?! Ну так мы это вам сейчас устроим! — его волосатая ручка с короткими пальцами-сосисками вскинулась к её роскошному «хвосту» и попыталась ухватиться за него.

Ленайна спокойно выждала, пока рука окажется в дюйме от её волос, оставляя незащищённым бок, затем коротким боковым правой въехала в рёбра, заплывшие толстым слоем многолетних жировых отложений. Чтобы костяшки проникли поглубже, пальцы сложила кистевым хватом.

Торговец отлетел шага на три, но умудрился не упасть, удержавшись на ногах. Пару секунд очухивался — явно перехватило дыхание. Лицо перекосилось от боли. Вдохнув наконец, «недоделанный мачо» взревел, словно раненный слон:

— Ах вот так, да?! Ну ладно, с-сучки вонючие, лесбийки поганые! Сами напросились! Сейчас я вам покажу, как унижать настоящего мужика!

«Настоящий мужик» попробовал использовать приёмы боевого самбо. Интересно, конечно, где он их нахватался, но без практики это, скорее, напоминало балет…

С тем же успехом он мог бы и крестиком вышивать.

Когда массивное тело вылетело через качающиеся двери бара, бармен Том покачал головой. Рассечённая широким шрамом и поэтому чуть приподнятая левая бровь придавала его лицу хроническое иронично-дружелюбное выражение. Но не поздоровилось бы тому, кто принял бы это за подлинное дружелюбие… Ленайна однажды видала, как Том сам, без их, или полиции, помощи, «разобрался» с бандой подростков, сдуру пытавшихся ограбить принадлежащее ему заведение:

— Ленайна. Пожалуйста, прошу тебя. Когда он вернётся, не кидай его больше об зеркало: это моё последнее. А следующая партия прибудет с Земли только через месяц!

— Хорошо, Том. Давай, звони в скорую и полицию: вон он идёт.

Даже с вынутым из ножен на предплечьи тесаком, скорее, напоминающем мачете, в руке, торговец вовсе не казался грозным. Скорее, растерянным, и пытающимся сохранить хотя бы минимум самоуважения:

— Ладно. Значит, с-сучка поганая, ты любишь только свою любовницу?! Ну так я сейчас ей рожу-то подправлю! Чик-чик! — он показал, скалясь, словно бешеная собака, как располосует крест-накрест лицо всё ещё смотревшей в скатерть Линды.

Линда отреагировала. Как всегда, быстрее, чем Ленайна смогла хоть что-то заметить или сделать. На то, чтобы достать из чехла за спиной и бросить резы, ушло не больше десятой доли секунды.

Торговец застыл на месте, удивлённо пялясь на руку с мачете. Затем перевёл взгляд на двери бара, где, чмокнув, засели вольфрамовые наконечники. Рот растянулся в оскале:

— А вот и промахнулась, тощая сучка!

Ленайна, подойдя к барной стойке, протянула руку. Том отработанным движением послал по пластику кювету со льдом прямо ей в ладонь. Опустив кювету на пол, Ленайна острым носком сапога толкнула её по отсвечивающему бликами потолочных светильников линолеуму в нужное место.

Ровно через полсекунды кисть, так и не выпустившая мачете, смачно грохнулась в кювету, рассыпав часть кубиков по полу. Торговец наконец заорал. Затем грохнулся на колени, схватившись за руку, и пялясь то на культю, то на отрубленную кисть во льду. Челюсть отвалилась, глаза закатились. Завалившись на бок, он шмякнулся на пол, на своё счастье, потеряв сознание.

Похоже, от страха.

Потому что боли от действия молекулярной нити не возникает.

Однако его быстро утихший крик успели перекрыть вой сирены и рёв двигателей: перед баром приземлился полицейский катер. Сквозь почти тут же стихшую сирену прорвались завывания клаксона скорой помощи: медицинская посудина почти не отстала.

Теперь снаружи моргал сине-белый свет мигалок, превращая и без того тёмное помещение бара словно в пещеру дикарей из фильма про первобытные времена — освещаемую неверными сполохами огня. Правда, голубого… Ленайна отвернулась от панорамных окон, подойдя снова к Линде. Та даже не подняла взгляда. Правда, губы уже не кусала.

— Почему он так сильно разозлил тебя? — Ленайна дунула вверх, а когда не помогло, рукой откинула со лба прилипшие волосы чёлки.

— Не сильно. Обычно.

— Да ладно. Уж я-то видела. Ты начала грызть губы ещё до того, как он заговорил.

— Он думал. В его мыслях мне… Предстояла роль рабыни. Распятой для наказания. А тебе — ослицы. Задница твоя его, понимаешь ли, впечатлила.

Ответить Ленайна не успела, потому что к их столику подошёл, коротко козырнув, лейтенант Вачовски. Он знал их давно. Поэтому сразу перешёл на неофициальный тон. Ленайна не могла не поразиться почти умоляющим ноткам в его голосе:

— Лейтенант Вачовски, полиция Тагора. Ленайна, Линда! Ну я же просил вас!.. Что будут думать про Кастор на чёртовых фермерских мирах после такого?

— Что местных шлюшек лучше не трогать.

— А что — нельзя было просто избить его?!

— Пробовала. Не помогло.

Лейтенант сердито сплюнул, повернулся к Тому:

— Что? Всё — как всегда?

— Да, господин лейтенант. Натуральное дежавю. Ну вот ни разу ещё не было, чтоб на эту парочку в гражданском прикиде не нашлось идиота, желающего «поразвлечься». Уж больно сексапильны, не в укор им будь сказано. Записи — как всегда в ящике.

Лейтенант подошёл к Чёрному Ящику бара, подключил полицейский рекордер. Перекинул записи с видеокамер и микрофонов. Последние несколько минут просмотрел и прослушал в нормальном режиме. Покачал головой. К этому времени санитары из скорой помощи остановили кровь, погрузили на носилки и унесли тело так и не пришедшего в себя торговца, и кювету с его клешнёй. К девушкам подсел док Престон:

— Привет, Ленайна, привет, Линда, — окинув восторженным взором открытый кардиган и миниюбку Линды, и пышный хвост смоляных волос Ленайны, не мог не поцыкать зубом, и не прокомментировать, — Сегодня, как всегда, ослепительны! Как говорит Том, сексапильнейшие вы зар-разы!..

— Привет, док, — она чуть раздвинула губы в печальной улыбке, показав, что ценит его юмор. Линда так и не подняла головы от скатерти. Что же такого интересного она там нашла?!

— Спасибо. В смысле, спасибо, что пришивать только руку. Лейтенант, — кивок в сторону всё ещё хмурящегося у стойки бара офицера, — подтвердит?

— Думаю, да. Там, в записи, всё есть. Он «домогался». И напал первым.

— Понятненько… Значит, стоимость лечения просто добавится к гостиничному счёту. Ладно, девочки, я побежал. У нас ещё в доках какая-то драка. Но там, правда, предпочитают старые добрые методы моряков: избивают друг друга мебелью и кулаками.

— Ага, намёк поняли… Кстати, рука может плохо приживаться: похоже, ваш «клиент» — любитель слима.

— Вот как. Спасибо, что предупредила. Введу ему антидот. Ну, чао, девочки.

— Счастливо, док.

Док вышел.

Лейтенант подошёл. Снова откозырял:

— Капитан Мейстнер. Старший лейтенант Мейстнер. Приношу вам благодарность от лица департамента полиции города Тагор за… Своевременное предотвращение инцидента, который мог бы перерасти… — пока рот выговаривал официальные слова, глаза офицера смотрели с укором: Ленайна понимала, что их парочка и правда, не слишком способствует повышению привлекательности планеты Кастор, и города Тагор в частности, для туристов и коммерсантов, — Так же приношу свои извинения, уже от лица Администрации, за то, что столь… Невоздержанному субъекту была выдана въездная виза.

— Извинения приняты, лейтенант. Спокойного дежурства.

Лейтенант криво усмехнулся:

— Док Престон же вам сказал. Остальные пять наших машин уже в доках. Там чёртовы Рогульцы почему-то решили, что ребята с Миранды косо на них поглядывают! Так что покой нам, как говорится, только снился… — устало козырнув, он вышел. Снова завыла сирена, и рёв движков на форсаже опять наполнил помещение бара дрожью и гулким эхом. Вибрировало даже столь горячо защищаемое Томом зеркало за стойкой, превращая свет тусклых светильников на стенах словно в панораму ночного подводного города.

— Том! Принеси-ка нам по последней! — печально оглядев красочно вспыхивающие музыкальными шоу и футболом, экраны, огромные стереофото экзотически мирных пейзажей колонизированных планет, одинокие ряды столиков, и остальную, оставшуюся сегодня целой, мебель, Ленайна решила завязывать с «культурной программой» вечера. Им пора и отдохнуть. Завтра вылет.

Том, судорожно протиравший стаканы за стойкой, (что делал, похоже, автоматически каждый раз после очередного «досадного инцидента») быстро принёс ещё два бокала с апельсиновым соком, забрав наполовину пустые. Он даже приглушил и без того тихо игравшую музыку — в визио теперь уж точно смотреть будет некому…

Впрочем, сотенная купюра, сунутая, как всегда, так, чтобы не быть замеченной камерами наблюдения, под убранные стаканы, сгладит его печаль по потерянным клиентам: «чистыми» ему столько не собрать и за три вечера… Растянув губы в дежурной улыбке, Том отошёл, вернувшись к протиранию.

— Ну что, напарница? За Вечность?

Линда, наконец оторвала взор от столешницы. Раздумчивым движением взяла бокал. Приблизив, звенькнула им по бокалу Ленайны. В её глубоких чёрных глазах вовсе не наблюдалось оптимизма. Или удовольствия от прогулки в Город:

— За Вечность!

— Внимание! Всем экипажам! Десятиминутная готовность! Повторяю… — приятный, но как обычно стандартно-нейтральный, женский голос из трансляции Ленайна не слушала: знала до слова, что сейчас произнесёт диспетчер.

А противоперегрузочный гель, в котором они с Линдой плавали, словно рыбы в аквариуме, Ленайну всегда нервировал. Нет, не то, чтобы он холодил, или перегревал её тело — сквозь сверхтонкий скафандр температуры никак не чувствовалось… Но вот движения гель всё равно как-то замедлял. Сама себе она напоминала в такие моменты ломтик ананаса в желе: и видно тебя отлично, и напряжённо ждёшь, когда сожрут…

Нет, так лучше не думать — негативное мышление! Она не имеет никакого права даже на кончик ногтя сомневаться в своих силах! И пусть они противостоят не людям, но они ничуть — Да-да: ничуть! — не слабее. И не глупее!

Но она и её экипаж — лучше!!!

Возникшее над ней приветливое бородатое лицо весело рассмеялась:

— Что, опять самоедством занимаемся? — проворные пальцы быстро и тщательно проверяли все контакты, и прочность подключения основного и резервных кабелей к визиошлему. Впрочем, что бы Миша не делал, улыбался он всегда.

— Иди в …опу, Миша, достал со своим приколом!

— Ага, «приколом»!.. А то у меня нет под носом твоей энцефалограммы, томограммы активности полушарий, и всей прочей фигни? Самое время переключиться, и подумать что-нибудь бодро-оптимистичное!

Ну, например, как вы с Линдой вскрываете Станцию, словно яйцо всмятку, и разносите на куски их чёртов Командный Центр! И нам дают звание Спасителей Отечества… Отпуск на пару недель… И сувенирные поющие открыточки к Рождеству!

Ленайна не могла не фыркнуть. Вот уж чей юмор можно предсказать всегда — так это Мишин. С другой стороны — и хорошо, что он к «своим девочкам» всегда доброжелателен. И предсказуем. Что на него можно положиться. Что у них — Семья.

Без ЭТОГО, без теплоты и доверия, без подлинно семейного чувства — единения, взаимопроникновения, взаимодополнения, не было бы и их Экипажа.

Чего бы там Миша не шутил — одного из самых эффективных во Флоте.

— Ладно, командир, всё готово. Разрешите занять боевой пост?

— Валяй.

— Я полез! — неформальный стиль общения давно вошёл в традицию. Буквально все слова повторялись, как заученный урок. Потому что нет более суеверных людей, чем танкисты.

Разве что спортсмены.

Миша защёлкнул перчатки и шлем, и взобрался по ажурной лесенке в саркофаг. Разъёмы своего шлема он подключил сам. Улёгся в гель ячейки справа от Ленайны. Слева недвижно распласталась Линда — в геле она всегда принимает вид морской звезды: раскинутые широко руки и ноги, голова, чуть откинутая назад…

— Закрываю! — Миша щёлкнул клавишей под ладонью. Бронещиты с тихим жужжанием закрылись, отрезав Саркофаг от рубки с её полированными бронелистами палубы, стен и подволка[1], отражающими ослепительный свет софитов, а переборка-дверь отрезала командный отсек от остального пространства «Волчицы». Теперь пробиться к ним можно только с помощью взрывчатки… (Не дай Бог!) А к бронеангарам торпед — вообще невозможно. Да и слава Богу. Потому что и так ощущаешь себя летающей на пороховой бочке.

Голос диспетчера снова возник в наушнике:

— Внимание! Всем экипажам! Пятиминутная готовность! Прошу закрыть бронещиты. Внимание!.. — она знала, что сейчас из-под брюха её, и остальных кораблей, выбирается огромная армия техников, заправщиков, мотористов, электронщиков и прочего обслуживающего персонала, а сами платформы с кораблями из огромного центрального трюма Линкора вдвигаются в ячейки у бронированных бортов. Откуда потом стартуют с максимальным ускорением, вытолкнутые мощными катапультами…

Ленайна облизала губы, и воспользовалась речью. Как обычно, в последний раз в этом вылете (Если, конечно — тьфу-тьфу! — ничего не…):

— Мать! Мы готовы. Подключай.

Мягкий женский голос главного компьютера их корабля прозвучал из наушников:

— Вас поняла, командир. Подключаю.

Ленайна ощутила чуть заметную щекотку: в кожу головы полезли тысячи электродов… Порядок.

Еле слышный, с привычным замиранием сердца ожидаемый, щелчок.

Смутные голоса, шорохи и мыслефон вдруг исчезли совсем.

Но вдруг что-то словно взорвалось перед глазами огненным фейерверком новогодних петард, и гул навалился снова — с удесятерённой мощностью и силой: заработал в нормальном режиме визиошлем.

Затем, почти сразу, всё стихло: Мать отфильтровала посторонние шумы и разумы.

Боже, до чего кристально ясно стало ощутимо виртуальное пространство вокруг неё!..

Уже непосредственно в сознании Ленайны, слева возник образ абсолютно нагой Богини с бесподобно стройными формами. В руках — старинные многозарядные пистолеты: так себе себя представляет Линда. С другой стороны от Ленайны словно из-под земли вырос коренастый гном в красном колпачке и с огромным универсальным газовым ключом за поясом — Миша. Как всегда, не оригинален.

Себя же Ленайна всегда представляла хищницей. Злобной и неудержимой в гневе, волчицей. Готовой рвать врага хоть голыми руками и зубами, когда закончатся боеприпасы… Именно за эту постоянную готовность стремительно, без колебаний, но в то же время не забывая о защите, кидаться в бой, интуитивно, словно неким сверхвидением, находя лазейки, пропущенные Обороной врага, похоже, её и назначили главной в их экипаже.

А вовсе не потому, что она всегда сверху…

Миша как обычно вытащил из-под прозрачной поверхности виртуального пола операторские перчатки — Мать создавала их образ и функции по его памяти. Менять что-либо даже в сторону «продвинутости» техник запретил. И правильно: каждый хочет действовать максимально эффективно. Тем оружием и инструментами, к которым привык.

— Внимание, экипажи! Минутная готовность!

— «Порвём гадов?!» — мысленный голос Линды обрушился на мозг словно Ниагара. Ленайна поморщилась: слишком громко. Будет мешать сосредоточиться:

— «Мать! Почему Линда говорит так громко»?

— «Она перестаралась с обратной связью. Я сейчас исправлю».

Мысль Ленайны дотронулась до мозга напарницы:

— «Линда. Как слышишь»?

— «Отлично. Извини, что так заорала. Нервничаю».

— «Знаю». — ещё бы не знать, когда оба мозга напарников перед ней (Вернее — ВНУТРИ неё!) — как на ладони. Со всеми кипящими, как всегда перед боем, страстями, желаниями, нетерпением, тщательно взлелеянными комплексами доминирования, желанием во что бы то ни стало доказать всем, что они — «самые-самые!», подавленными страхами… И всем остальным букетом!

Тут и азарт, и предвкушение, и дикий подсознательный ужас перед необратимостью возможной смерти, который самоконтроль сознания преобразует в острейшее желание скорее кинуться ему навстречу — чтобы победить его, победить себя…

Ну, и врага заодно.

С другой стороны — и её подсознание как на ладони.

И они трое — и она, и Линда, и Миша — давно сработались до такой степени, что «гармонично живут» в псевдопространстве телепатического поля, словно у себя дома!

Собственно, в этом и состоит смысл тройных — вернее, с Матерью — четверных! — экипажей.

Мать — хребет, позвоночник. Чинит, никого не спрашивая, с помощью армии вездесущих клопов-дроидов и крабов-дронов, все повреждения, полученные в бою.

Миша — Мышцы. На нём все ходовые механизмы, и срочный ремонт того, что он, иногда вопреки решениям Матери, считает приоритетным для боеспособности корабля.

Линда — руки. С оружием. Никто другой не может столь искусно отбиваться от противоракет, магнитных, акустических, мин-бакенов, и прочих сюрпризов, в изобилии приготовленных врагом, и находить мельчайшие бреши в защите: беспилотных перехватчиков, и кораблей Сверков, несущих на борту экипаж.

Ну а сама Ленайна — мозг и воля маленького Мирка под названием «танк Волчица».

Именно на её совести стратегические Цели: Нахождение Матки. Обеспечение «нанесения максимального ущерба» — а говоря попросту, уничтожения этой самой Базы-матки с помощью Последнего Аргумента их кораблика: двух ядерных торпед. Ради которых, собственно, и построен танк-торпедоносец.

С тем, чтобы когда Оплот обороны будет разрушен, Флот мог «добить» планету…

Над полупрозрачной плоскостью, на которой они втроём стояли, прозвучала мощным аккордом басовитая, но быстро меняющая тон к комариному зудению, нота: двигатели линкора начали разгон. И пусть при этом сам огромный мастодонт, латаный-перелатанный ветеран десятков схваток, никуда не двигается, ревербераторы неторопливо, но уверенно накапливают мощность для Прыжка…

И — вот оно!

Словно землетрясение, да ещё с тропическим ураганом, и снежной лавиной!..

Ох и тряхнуло сегодня! Похоже, они отправляются даже дальше обычного!

Необъятное Пространство вокруг стало Красным. Затем жёлтым. Зелёным, синим, и сразу — фиолетовым… О-о!..

Вошли!

Подпространство, как всегда, предсказуемо: навалилось со всех сторон, словно придавив к полу, и заполнив мозг и уши мерзким визгом — словно истошно, как стая взбесившихся бабуинов, орут сами звёзды, мимо которых сейчас проносится по ноль-коридору их матка-носитель!

Впрочем — может так и есть? И звёзды — поют? Кто слышал музыку Сфер?!..

Всё, хватит отвлечённых ассоциаций. Впереди работа. К бою!

Она сосредоточилась, закусив губы до крови.

Скачок закончился как обычно: вокруг всё позеленело, пожелтело, побелело, и на голову словно упала тонна снега! Сразу растаявшего. Но успевшего отрезвить тех, кто отвлёкся на сверхнеобычные ощущения при полёте сквозь Ничто.

Ускоренный в сотню раз мыслеполем голос диспетчера линкора звучал теперь прямо в мозгу:

— Внимание! Вылет танков и истребителей! Объект — Защитная орбитальная Станция. Окончание операции через семь минут. — толкатель придал им такое ускорение, что Ленайна поморщилась: вынужденно крохотные (Лишняя масса!) гравикомпенсаторы снимают лишь половину любимых «жэ»! А всего их посудина рассчитана на тридцать, и кроме движков, оружия, и модуля с их саркофагом, на борту ничего нет: иначе танк вышел бы слишком тяжёлым, и не маневренным! А такие посудины — отличная мишень!..

А вот приписанные к их кораблю истребители и вовсе не несут живого Экипажа — поэтому могут разгоняться и при ста «жэ»! А уж маневрировать!.. Потому что в каждом — впечатанная в кристаллическую память бортового компа мнемоматрица обычного ротвейлера. И его задача — просто уничтожать всё, что угрожает жизни любимых Хозяев!

Плоскость, на которой они стояли, вдруг преобразилась в Пространство!

Перед ними уже конкретный район космоса: похоже, они опять у одной из обитаемых планет-баз Сверков. Судя по длительности Прыжка — отдалённое захолустье.

И хотя махина линкора за их спиной уже исчезла, отпрыгнув назад, в подпространство, флуктуации поля врагом уже, конечно, отслежены! Система оповещения у Сверков всегда на уровне!

Сейчас к ним ринется весь местный Флот!

ВОТ ОНИ ГДЕ!!! Её внутреннее чутьё, этот волшебно-необъяснимый нюх, показал: где в мыслеполе — буквально оглушающий рёв от тысяч чужих, чуждых, Разумов!

Значит, замаскированная фальш-полями, и оптическими и магнитными преобразователями Матка-база, и, разумеется, все, кто на ней — ТАМ!

Кто сказал, что у мысли нет ЗАПАХА?!..

Ленайна, ещё не успев толком прийти в себя и освоиться с обычным трёхмерным пространством хоть как-то, мысленно заорала:

— «Ма-а-ать! Гоним на полной вон туда! Быстрее!!! Наши десять истребителей — с нами!» — после Прыжка она всегда знала, что тут лучше не «оценивать обстановку», а довериться чутью, нюху! Инстинкту. На то она и командир!

Миша и Мать послали всю энергию — пока на дюзы движков, и тридцать «жэ» вдавили их даже через гель весьма ощутимо. Впрочем, у Ленайны по-другому и не бывало: она всё старалась делать максимально быстро, понимая, что компьютер, конечно, реагирует на все события куда быстрей, но не может чуять спрятавшегося за антирадарные, антиментальные, и антивизуальные экраны врага, и принимать инстинктивно верных решений в каждой конкретной схватке!

И уж тем более, компьютер никогда не решится на «нерациональные» действия… Позже оказывающиеся обычно единственно верными.

Ну а если неверными…

Что ж. Чему быть, того не миновать. И их тела, если от них что-то останется, торжественно, под Гимн Содружества, похоронят на ближайшем солнце.

Никто не будет жить вечно! Так что если уж жить — так жить по полной!..

Впереди возникло минное поле: натыканные в пространстве шипастые бочонки, связанные между собой гравитросами. Не дожидаясь команды, (Ещё бы! У каждого — свой участок работы, совсем, как у членов экипажей стратегичесих бомбардировщиков в двадцатом веке, всегда считавшихся Элитой ВВС!) Линда, издавая дикие вопли — Не то — восторга, не то — азарта! — открыла огонь со всех противометеоритных пушек. У Ленайны в мозгу образ Богини преобразился в гарпию: та словно сыпала во все стороны стальные, смертельно разящие острые перья своих крыльев!

В пробитую ими дыру тут же устремились те, кто пока оставались сзади, и теперь настигали, приказав своим бортовым компам догонять «Волчицу»: танки Пауэрсов, Селяметовых и Могенара. Она видела, что это именно они — по остаточному мыслефону. Пауэрсы как всегда ругались матом (Все! Они в этом плане — неоригинальны!). Селяметовы сердились: кто-то вычислил главный объект и точку пространства для атаки раньше их! Могенара ржали как кони: для них каждый боевой вылет представлялся очередной «славной охотой».

Остальные шесть экипажей решили «прикрыть их тылы»: связать атакой вспомогательные корабли, могущие броситься на выручку своим, и напасть на космические базы на дальних орбитах — она чуяла их удаляющиеся мысли.

Теперь с ними оказалось только сорок истребителей. И понадобились они, ох, скоро: автоматические противоракеты шли буквально сплошной стеной! Но куда им, безмозглым железякам с одним процессором, настроенным лишь на поражение металлических целей, против самообучающихся, и всё время меняющих курс, малышей-«собачек»!

Линда снова заорала, теперь уже от боли: луч стационарного лазера со Станции разворотил одну из башенок с пушками: это, как по себе знала Ленайна, всё равно, что потерять собственную руку! Только что нет длительного болевого шока — просто мгновенная резь, словно от кипятка!

Миша помалкивал, и вовсю перебирал своими перчатками: в броне корпуса уже прожгли массу дыр, но главное — повредили некоторые подводящие горючее трубопроводы, и сами ходовые капсулы с дюзами, окружавшие «Волчицу» — словно картофель-фри — рождественскую индейку. С Матерью он общался по «техническому» мыслеканалу — чтоб не мешать танкисткам.

Но на дыры в обшивке наплевать: всё равно лёгкий корпус из армированного сивлита с самого начала и проектировался негерметичным, чтобы не возникало декомпрессии при первом же попадании. И его основная цель — не дать сразу ни излучением, ни торпедой, ни ЭМИ, добраться до Сердца корабля: капсулы боевой рубки!

Этому они научились у Сверков.

В принципе, и в рубке бронированным и герметичным должен был быть только их Саркофаг. Да и то: допускалась и его разгерметизация — поэтому они и в скафандрах!

Миша, включившийся в общую сеть, выругался:

— «… вашу мать!!! Уже треть ходовых потеряна! Делайте же хоть что-то: чего мы всё прём — прямо в лоб!..»

Ленайна отдала мыслеприказ Матери. Теперь «Волчица» двигалась как бы по спирали, всё время меняя темп и ритм виражей — сначала полувиток по часовой, и почти тут же — два-три витка в противоположную сторону!

Наконец «Матка» Оборонного Комплекса планеты оказалась как на ладони: бесформенно-массивная тёмная громада Станции, из боковых люков которой сейчас буквально тучами вылетали перехватчики и управляемые ракеты, замаячила в псевдопространстве шлема не более чем в пяти тысячах миль.

— «Ускоритель!!!» — Ленайна уже не контролировала громкости мысли, даже не осознавая, что оглушает напарников!

Мать и Миша включили чёртов ускоритель, намертво вмонтированный в корме, и просто отстреливаемый по выработке ресурса — чтоб опять-таки не утяжелять!..

Пока их сплющивало дополнительными двадцатью «жэ», Ленайна успела подумать только о том, что как бы не увлечься чересчур в один из таких моментов: летящий хоть и быстро, но прямо, танк — отличная мишень! Хорошо хоть, параллельно с ускорителем от его генераторов включается и его одноразовое противополе, отражающее любые излучения, и отклоняющее материальные предметы вроде ракет!

Единственное неудобство — через девять секунд индукционные катушки сгорают!

«Волчицу» три раза сильно тряхнуло. Попадают, гады!

Она промыслила:

— «Уходим вверх, влево, вниз, и снова — прямо!»

Получилось это не слишком хорошо — у Миши явно отстрелили ещё часть капсул-дюз. Но главного они, похоже, добились: все летевшие за ними танки и истребители теперь выпускали ракеты и торпеды, пытаясь пробить противополе Станции!

Рано! Противоракеты Сверков ещё сбивали их!

Огненные всполохи разрывов иногда скрывали громаду Матки из поля зрения, но Ленайна уже знала: подлететь придётся снизу!

— «Мать! Заходим прямо под дно, вон там, между трёх орудийных башен!»

Они сманеврировали, и буквально неслись теперь снизу — прямо в днище корпуса Станции! Линда заорала, Миша присоединился: оба, похоже, посчитали, что она спятила!

Она мысленным приказом включила генератор ЭМИ, который должен был с такого расстояния уж точно «вырубить» защиту днища Матки, и сразу выпустила обе торпеды в какой-то открытый — похоже, не успели задвинуть после вылета большого корабля типа миноносца! — люк!

Хорошо, что не забыла скомандовать перед отделением «основных» боеприпасов от консолей, пятисекундную задержку взрыва!

— «Мать! Все движки — на уход от столкновения, и потом — летим как можно дальше!» — и, в общий канал, — «Внимание всем!!! Валите от неё быстрей!!!»

Теперь возникло такое ощущение, что они несутся вниз головой, и головы эти вдавливает в кленовый сироп!.. Правда, полностью избежать столкновения не удалось: их танк чиркнул по одной из трёх орудийных башен, буквально срезав её с броневого корпуса вражеской Матки, и снеся уже с их борта ещё с десяток столь любимых Мишей дюз!

Выяснив, что их не расплющило в лепёшку, и ход сохраняется, Ленайна «заорала»:

— «Подставить корму!»

В масштабах мыслепространства, где всё ускорено в сто раз, пять секунд, это — буквально часы!..

Она чуяла, как быстро разворачиваются и «отваливают», словно круги от брошенного в воду камня, сознания остальных танкистов и собачкек-истребителей, прочь от обречённого судна. Как пеняют друг другу так и не выпустившие торпед Селяметовы. И матерятся Пауэрсы. А вот Могенара молодцы: свои выпустить успели!

Поэтому и взрыв оказался чудовищным!

Самим им «удачно» отвалить не удалось.

Субъядерный взрыв, как всегда, вырубил своим ЭМИ всю электронику на борту. Мать восстановила всё за долю секунды — пространство вокруг просто мигнуло. Затем последовали ощущения и поконкретней. Здоровенный кусок брони буквально смял всю кормовую часть «Волчицы», придав той ещё и дополнительное ускорение — такое, что будь толчок направлен к поверхности планеты, тут бы одним танком у Флота Содружества и стало меньше! А так — просто покувыркались.

Миша ехидно сообщил, что «Осталось две — да, чёрт возьми, вы правильно услышали — две! — рабочих дюзы!»

Ленайна забеспокоилась: без хода они превращаются в простую, беспомощную, и нагло висящую посреди пространства, мишень! Все кто остался в живых у врага, будут стремиться отомстить! Линда уже опять ругалась: палила с одной руки, только и успевая вертеть турелью! Нападавшие перехватчики и дроны-истребители, как знала Ленайна, представали перед напарницей в образах мерзких крыс и волосатых пауков. Что, впрочем, не мешало (А может — как раз помогало!) Линде отлично попадать.

Судя по мысленным возгласам из танков, которые всё-таки оказались в относительной безопасности, наблюдая и фиксируя взрыв на автоматические видеокамеры, разрушение Станции показалось эффектным: «Охи» и «Вау» заполнили мыслеполе со всех сторон.

Обнаружив, что прокусила, как обычно в критические минуты, до крови обе губы, Ленайна снова разлепила мысленный «рот»:

— «Едрена вошь!.. Может, спасёте, наконец, от перехватчиков наши задницы, и то, что осталось от „Волчицы“?! Иначе придётся везти домой только наши трупики!»

— «Не парься, Ленайна. Ваши тощие задницы — в надёжных руках!..»

А молодцы Селяметовы. Они со своими собачками, оказывается, уже успели подлететь, и сейчас быстро разметали по задворкам космоса несколько особо настырных эсминцев и перехватчиков Сверков!

Ленайна выдохнула:

— «Спасибо. Кто-нибудь, кто в состоянии… Возьмите нас на буксир. Мы — в отключке».

Пока Селяметовы и Пауэрсы отстреливались от оставшихся перехватчиков, и сбивали кассетные ракеты с планеты, Могенара взяли её на буксир: нашлёпки магнитных захватов тросов с трудом нашли ровную поверхность на остатках «Волчицы».

Остальные пять минут из отпущенных им семи, прошли почти мирно: все танки и сохранившиеся истребители вернулись поближе к условленной точке «выхода» линкора. Не слишком, впрочем, близко: флуктуации гиперполя могли бы и убить тех, кто приблизился бы меньше, чем на сотню тысяч миль…

Как проходила загрузка обратно в тамбуры и перевозка в главный док, Ленайна не помнила — потеряла сознание.

— Неплохо для полутора минут! Насколько я помню, это — самое скоротечное сражение за всю историю Войны! — Главнокомандующий сдержанно улыбался, — Если бы мы все вылазки проводили в таком темпе, у врага не осталось бы ни единого шанса! От лица Командования объединённых сил Содружества объявляю вашему экипажу благодарность. Даю двухнедельный отпуск. И — новое судно.

— Служим Содружеству! — руки троицы чётко-синхронно вскинулись к козырьку фуражек. Однако дальше Ленайна поразила адмирала:

— Господин Главнокомандующий! Разрешите просьбу!

— Хм-м… — в глазах появилось сомнение, но на тоне адмирала это никак не отразилось, — Слушаю вас, капитан.

— Простите… А можно попросить восстановить наш старый корабль — «Волчицу»?

Паузы для ответа почти не почувствовалось. Молодец адмирал! Профессионал.

— Ага, понимаю. Легенды и традиции… Хм-хм. Ну что ж. Не вижу в вашей просьбе ничего невыполнимого. Единственное, что, может быть, на восстановление разрушений уйдёт несколько больше двух недель… Но — хорошо. Согласен. Я распоряжусь!

— Благодарим, господин адмирал! — во вздохах за спиной, справа и слева, Ленайна услышала явственное облегчение: ещё бы!

Они ведь, и правда, сроднились со своим танком за те три года, что летали на нём!

Сколько раз надёжно сваренная и отлично продуманная конструкция спасала им жизни! И ничуть не стыдно, что за образец был взят трофейный корабль Сверков…

Да и вообще: чтобы победить в этой жуткой мясорубке, пришлось многое перенять у более «продвинутых» и в техническом, и в стратегическом плане врагов. Особенно, когда выяснилось, что Сверки работают тройками, переговариваясь мысленно. Разумеется — так куда эфективней, чем словами! А люди-то недоумевали: почему враги быстрее, умнее, и всегда разят в самые уязвимые места!

Ну, теперь хоть это преимущество ликвидировано.

Конечно, концепция «коллективного» Разума вначале воспринималась дико!

Ещё бы: двадцать девятый век! Все — законченные эгоисты и индивидуалисты, живут только для себя! Никаких «родственных» связей, как это было в эпоху варварской древности! (Поскольку «рождением», выращиванием, и последующим воспитанием озабочены Государственные Инкубатории. И Интернаты. А институт так называемого Брака упразднён за полной ненадобностью…)

Так что «подстраивать» свои мозги под работу с чужим, и, несомненно, абсолютно другим напарником никто не хотел… Да даже если и хотел — зачастую просто НЕ МОГ!

Пришлось аналитикам Флота попотеть!..

Пока не нашёлся выход: братья-близнецы.

Тройни.

Давно живущие содружества, традиционно всё ещё называемые «муж и жена».

Да, такие, хоть угар чувств и прошёл, но предпочитают продолжать жить вместе. И мыслят почти в унисон, поскольку знают спутника жизни как облупленного.

Или — любовь. Вот как в их с Линдой случае…

Когда погружаешься в партнёра всем существом, растворяешься в нём, дышишь его грудью, разгоняешь кровь по телам — словно одним, общим, большим Сердцем!..

Разумеется, и партнёра «в себя» «впускаешь»!

Миша же на этапе предварительного отбора понравился им обеим — так что «сработаться» с ним проблемы не представило. Ворчливый, любящий иногда выпить лишнего, но чертовски хороший в своей области, профессионал. Ремонтник, так сказать, «от Бога».

Причём — вполне ещё «в силах». И — главное! — тактичный.

— Разрешите идти, господин Главнокомандующий?

— Да, можете идти. С этой минуты начинается ваш отпуск. О его окончании вам сообщит мой адьютант. — бровь адмирала чуть приподнялась, — Подлатаем мы вашу «Волчицу»!

— Служим Содружеству! — они синхронно взяли под козырёк, развернулись, и строевым шагом добрались до двустворчатых дверей — а до них в огромном, выдержанном под старину кабинете, отделанным до середины настоящими дубовыми панелями, было не меньше двадцати шагов!

Ленайна открыла дверь, они вышли. Секретарь-адъютант, придерживающий наушник пальцем, встал из-за стола:

— Капитан Мейстнер! Старший лейтенант Мейстнер! Капрал Павлов! Мои поздравления! — они вежливо пожали протянутую руку, — Адмирал распорядился вызвать вас из отпуска только по готовности вашего танка. Я полагаю, недели три у вас есть. А пока — зайдите в кассу, получите премиальные за… Эффективные действия!

В кассе уже стояли Селяметовы — три усатых татарина. Все — как на подбор сухопарые, чуть кривоногие, светло-русые, с рыжевато-белёсыми куцыми бородками и усиками. Все — чертовски маленького роста. Развернувшись вместе, они вместе и протянули руки:

— О-о! Привет, Ленайна! Привет Линда! Привет, Миша! — заговорили они тоже синхронно, словно репетировали. И поскольку каждый оказался напротив кого-то одного, с ним он и здоровался, затем перекрещивая руки для приветствия остальных.

— Ну, как прошло «Поздравление» от Высокого начальства? — это спросил уже стоявший в центре Селяметов-старший, если можно так назвать человека, на полторы минуты опередившего второго, и на четыре — младшего брата, при «раскупорке» родильной капсулы. Однако в их компании он неизменно брал на себя роль лидера. Всё правильно — поэтому он и Командир.

— Спасибо, Эльдар, нормально. Начальство даже пошло нам навстречу: «Волчицу» восстановят!

— Ух ты!.. Вот уж не ждали! — это присвистнули и причмокнули Рашид и Ринат. Ринат даже похлопал выпученными глазами: — Неужели можно восстановить этот сплющенный кусок металлолома?!

И, увидев чуть полезшую вверх изящную бровь Ленайны, поторопился поправиться:

— Шучу, капитан Мейстнер, не обижайтесь! А что с отпуском?

Ленайна и не думала обижаться. Знала, что с чувством юмора у татар ещё печальней, чем у Миши:

— Эндрюс сказал, что три недели он нам гарантирует.

— Надо же! — это снова вклинился Эльдар, — если майор сказал — это уж точно. С другой стороны, меньше и не уйдёт. Никак. Вам повезло, как… как… Словом — первый раз вижу, чтобы при таких повреждениях на борту хоть кто-то выжил! Три четверти кормы и корпуса — смяло, словно в гармошку!

— Да, мы посмотрели… Уже потом, в доке. Счастье ещё, что саркофаг выдержал: на него пришлось тонн восемьсот нагрузки! И ещё — слава Богу, что гравикомпенсаторы спрятаны прямо под ним!

— Ну вы молодцы! Да и вообще: отлично получилось с этой планетой. Наши уже называют её Ньюгемпшир. После того, как вы так быстро ликвидировали основную Станцию, Флот запустил обычную процедуру: Фрегаты, Авианосцы, один краулер-раптор…

Ленайна сглотнула, постаравшись не показать, как упало настроение.

Нет, она отлично представляла себе, что после того, как выполнена их основная Задача — То есть, уничтожение орбитальной обороны планеты! — в бой вступают остальные силы Флота: мощные и очень дорогие корабли. Особенно страшен Краулер-раптор. Ещё не известно случая, чтобы после его действий хоть кто-то выжил на выжженной, прошитой всеми видами жёсткого излучения, и буквально стёртой с лица земли, поверхности…

Её размышления прервал вежливый вопрос клерка:

— Прошу прощения, господа офицеры! За вами уже очередь! Вы будете получать деньги?

Действительно: у входа в кассу уже толпились, перебирая виртуальные кнопочки на мобилах, или уже с кем-то тихо переговариваясь, и не осмеливаясь приблизиться к экипажам танков, офицеры обычных боевых кораблей: этих самых Фрегатов, Эсминцев, Раптора… Да и правильно, что внутрь помещения никто не заходит: экипажи танков отличаются повышенной чувствительностью: могут учуять, какое к ним отношение — учуять, словно собака — взрывчатку.

Потому что так обычно и бывает: мысли о них — взрывчатка! Невозможно преодолеть стойкое подсознательно брезгливое отношение к ним, спаянным в одно целое, со стороны остальных — законченных индивидуалистов! Эгоистов. Мнящих себя — Центрами Вселенной, и ни за что не согласившихся бы добровольно отдать свой дух в подчинение лидеру тройки, и терпеть чьи-то, пусть мысленные, но — приказы…

Поэтому правильно, что Устав запрещает остальному флотскому составу находиться к ним, экипажам, ближе трёх шагов. А что: здравая предосторожность.

Чтобы не получилось, как с последним «клиентом» там, в баре…

И все они, экипажи танков, отлично осознают это. И свою уникальность. И незаменимость. Недаром специальным Приказом всем им придан Особый Статус.

Но!

Все они — изгои. Чужаки. Которых боятся и не понимают, почти как тех же Сверков. Потому что танкисты — настоящие боевые Монстры с извращённо-утончённым сознанием и чутьём!..

Окружённые ореолом остракизма, они не входят в состав, и не общаются с военнослужащими никаких других подразделений.

Но — без них невозможна не то, что победа — а хотя бы паритет сил!..

Эльдар, помрачнев, повернулся к столу, протянув руку запястьем наружу:

— Да, капрал. Прошу вас. Капитан Селяметов. Код дзета сто шестьдесят два дробь один.

Кассир провёл над чипом в запястье универсальным кодировщиком:

— Прошу вас, капитан. Деньги загружены.

У кабины транспортёра уже стояли другие офицеры. Не танкисты.

Однако когда подошла тройка Ленайны, все отступили в сторону, не забыв, впрочем, очень чётко и вежливо откозырять. Экипаж Ленайны ответил на приветствие. Хотя форменная фуражка никогда Линде не нравилась, Ленайна отметила, что на ней даже та сидит как-то… Сексапильно — ну вот никуда от этого не денешься!

У неё как всегда захватило дух: от восторга, что это — её женщина!

Но — и от ревности: проклятые самцы в кителях только что не облизывались! А уж масляно-пошлыми глазками как посверкивали…

Но не будешь же бить их всех, как бы не хотелось?!

В кабину первой зашла Линда: Ленайна буквально впихнула её туда, грозно зыркнув из-под нахмуренных бровей на остальных офицеров. Никто из них не проронил ни слова, отвернувшись в сторону, друг к другу, или сделал вид, что углублён в разговор по телефону. Через минуту, когда фигура напарницы исчезла, унесясь в их любимую гостиницу, Ленайна буркнула:

— Михаил. Теперь — ты.

Миша, не ожидавший такого, даже не смог с первого раза верно набрать код… Но всё равно — через минуту исчез и он. Ленайна выдохнула.

Путешествие в виде пучка не то — электронов, не то — фотонов, хоть и происходит мгновенно, и позволяет обходиться без огромного расхода топлива, как было у старых челноков, перевозивших отдыхающую смену моряков до поверхности планеты, её слегка раздражало. С другой стороны, развлечений, что на Флагмане, что на их Линкоре — кот наплакал. Да и драки с другими офицерами Командующий запретил. Категорически.

В холле гостиницы особого наплыва клиентов не наблюдалось. Ленайна подумала, что город Тагор, выбранный ими наугад из списка других провинциальных городишек планеты Кастор, вполне отвечает понятию «тихое болото». Как раз замечательно для отдыха. Восстановления так сказать, моральных и физических сил. Да и вообще — для переключения внимания, и неизбежно возникающих «на отдыхе» «не полагающихся» мыслей и эмоций…

Она прошла к стойке регистрации. Линда помахала ключами: уже взяла их у портье. Ленайна перевела взгляд: за стойкой сегодня стоял незнакомый молодой мужчина с тоненькими ниточками коричневых усиков, и родинкой на щеке. Он, не скрывая удивления, смешанного с восторгом, пялился на неё и её униформу. Однако вежливо поздоровался не забыл. Она небрежно кивнула.

Затем повернулась к напарнице:

— А где Миша?

— Пошёл сразу в бар. Ему не терпится начать.

— Ладно. Поехали, подождём его в номере.

Президентский люкс, пожизненно забронированный за экипажем «Волчицы», и оплачиваемый Государством, находился на пятнадцатом — самом верхнем! — этаже. Да и правильно: не такой Тагор большой город, чтобы строить здесь небоскрёбы повыше…

Лифтёр сразу вознёс их куда нужно — знал в лицо:

— Здравствуйте, капитан Мейстнер! Здравствуйте, старший лейтенант Мейстнер! Добро пожаловать в «Плазу»! С благополучным возвращением!

— Спасибо, Билли. — Ленайна ответила за двоих. Линда вообще не очень любила общаться с посторонними, (Обычное стеснение, ошибочно принимаемое теми, кто не мог «читать» мысли и эмоции, за высокомерие!) а Ленайна чувствовала в мозгу старика подлинное восхищение той работой, которую они выполняют. И — никакой предвзятости!

Похоже, он очень хорошо почуял на собственной шкуре, и отлично помнил, каково приходилось людям, когда по всем фронтам Сверки их теснили, уничтожая людей буквально словно тараканов — миллионами! И жить стало настолько тяжело, что иногда и продовольственные карточки нечем было отоварить… А вот молодое поколение, похоже, никак не поймёт, что сделала, переломив все флотские традиции и стратегию, Армия!

Когда только реорганизация Флота, и создание спаянных внутренними узами троек — Экипажей танков, стального ударного острия боевых соединений, без которого никакая атака никаких соединений на вражеские Базы или эскадренные Соединения не стала бы успешной! — позволила отстоять, да фактически и просто — спасти их, людей, Миры!

Через три секунды, когда лифт остановился на верхнем этаже, Ленайна заставила себя отвлечься от мыслей о прошлом.

Да, к двадцати годам она уже пять лет отпахала на дрожжевой фабрике, и спасало от всё нарастающего желания выть, или прыгнуть вниз головой с десятиэтажного здания Мэрии ближайшего города только то, что за два года до этого она познакомилась с Линдой.

Линда была на полгода её моложе. Правда, базовое обучение проходила в другой Группе. Но её озлобление оказалось направлено на конкретные объекты: Линда понимала, что так затянуть пояса, и закрутить государственные гайки, забыв про «права», привилегии, и сытое обеспеченное существование с шестичасовой рабочей сменой, их всех заставляет именно война со Сверками.

И когда в очередных новостях сообщили о новых Постановлениях, и открывшемся наборе, именно Линда предложила пойти попробовать свои силы и «слаженность мышления» — ну правильно, а что им было терять-то, после «любимой» Фабрики-фермы?!

К своему удивлению Ленайна обнаружила их фамилии третьими с начала в списке принятых к обучению кандидатов.

Сразу после этого они официально расписались, гарантируя таким образом партнёру, что он наследует в случае смерти всё «совместно нажитое имущество»…

Линда взяла фамилию Ленайны. (А вот Миша, спустя семь лет присоединившийся к ним, предпочёл оставить свою. Хотя завещание тоже оформил сразу. На них.)

Семь лет каторги под названием «учёба»: три — в начальном, четыре — в Академии.

И три года боёв. И рейдов.

Боже, каких только их не было!..

Но им до сих пор везло. Потому что по статистике экипаж танка живёт лишь двадцать семь схваток-рейдов.

На их же счету — пятьдесят пять. Хочется верить, что это — результат грамотных и чётких действий, а не слепая Удача…

Поправив рукой пышные, сегодня — рыжие, волосы перед зеркалом в коридоре, Ленайна приложила ладонь к пластине-сканнеру у двери. Бронеплита уползла в стену, приятный женский голос сказал негромко:

— Добро пожаловать, капитан Мейстнер, добро пожаловать, старший лейтенант Мейстнер. Рады видеть вас снова. Что вам угодно?

— Что нам угодно… — Ленайна пошкребла подбородок, и решила уточнить, — Что мы там заказывали в прошлый раз при возвращении?

— Три бутылки шампанского «Дом Периньон» две тысячи девятьсот сорокового года, килограмм чёрной икры, литр водки «Русская», крабовое ассорти, фруктовое ассорти, три курицы гриль, шашлык из печени, фуагра, салат а ля… — по мере того, как голос компьютера-диспетчера перечислял, Ленайна кивала, автоматически отмечая, что они прикончили тогда, в прошлую «оргию», а что осталось почти не тронутым.

А чего и не достало для полного удовольствия…

— Хорошо. Повторить весь заказ. Добавить две бутылки минеральной воды «Аква», и во фруктовое ассорти вместо манго положить больше лайма и киви.

— Заказ принят. Благодарим за внимание.

Ленайна прошла в спальню, сняла так нервирующую униформу. Эта узкая юбка миди ужасно неудобна даже для ходьбы, пусть она и делает её ноги, и особенно коленки, «чертовски привлекательными» по мнению большинства окружающих — даже Миши. Китель с погонами она повесила на вешалку в шкаф, юбку всё же кинула в аппарат стирки-глажки. Юбка запылилась. А китель потерпит: лень отстёгивать лишний раз погоны.

Обернувшись, Ленайна обнаружила, что Линда уже скинула прямо на пол их шикарно-помпезной гостиной в стиле барокко всю одежду, и отправилась нежиться под тёплыми струями душа, оставив дверь ванной открытой.

Ленайна, задержавшаяся на пороге, фыркнула:

— Придурок Миша. Лишается такого зрелища!

— Ничего он не лишается! — Миша в расстёгнутом кителе прислонился к косяку входной двери — вот чёрт! Она даже не заметила, когда он вошёл! Так залюбовалась телом супруги, — Уж Миша-то знает, когда надо появиться на сцене! Кстати, выпивку заказали?

— Да. — Ленайна вошла в отделанную кафелем с картинами природы душевую, где, как всегда, пахло сандалом и чёртовой Шанелью, и залезла к Линде в ванну, скорее, напоминавшую размером приличный бассейн. Взяла с полки мочалку и мыло.

Миша поспешил тоже отделаться от остатков одежды, и, сопя и вожделея, присоединился, подставляя мускулистое тело под тёплые упругие струи, бьющие словно со всей поверхности потолка.

Отобрал у Ленайны мочалку. Щедро её намылил. Потребовал:

— Ну-ка, вы! Самые симпатичные задницы в Галактике! Развер-р-рнуть эти самые задницы ко мне! — Ленайна и Линда, переглядываясь, и сплетясь руками, так и сделали.

Миша тёр, не стесняясь — знал, что массаж, особенно жёсткий, отлично снимает нервное напряжение, а мыло и вода очищают. Тело и душу…

Так что когда тела женщин сверху и донизу стали горячими и розовыми, он перешёл на ласки руками и ртом.

Как всегда, вскоре он оказался между ними, успевая отвечать на их поглаживания и поцелуи. Ленайна застонала, как никогда ощущая удовольствие партнёрши: теперь они с Мишей переключились только на ласки тела Линды в самых интимных местах, опустившись на колени, и поддерживая Линду так, чтобы она оказалась прямо перед ними, прислонённая спиной к мягкой стенке ванны, и удерживаемая от падения только их сильными руками.

Миша, оторвав на секунду губы от упругой кожи Линды, приказал:

— Самый мелкий дождь! Сухое мягкое дно!

Поток капель из наконечников сменился сверхмелкими брызгами — почти туманом, тёплым облаком укутавшим троицу. Миша помог Ленайне спустить ставшее податливым и расслабленным тело чуть слышно ахавшей и постанывающей партнёрши на мягкий тёплый пол, с которого уже ушла вода. Ленайна, не в силах больше сдерживаться, и рыча от охватившей её страсти, зарылась губами в нежный шёлк волосков на лобке: Линда никогда не брила их!

Тренированный язычок попал как раз куда надо: Линда тоненько вскрикнула!

Ленайна снова зарычала, и удвоила натиск! Руки прижимали точёные ягодицы так, что деться кошечка партнёрши теперь не могла никуда! Миша передвинулся, и занялся грудью Линды: соски уже набухли и затвердели!

Линда уже не кричала: закрыв глаза, только мотала головой и постанывала…

От этого звука у Ленайны внутри всё буквально переворачивалось: кровь как всегда затопила лицо и шею, желание слушать это ещё и ещё, доставить наслаждение своей лучшей половине, жене, сестре, дочери — в одном лице, заливало всё её существо, словно поток, прорвавший плотину! Она ещё усилила натиск языком, стиснув ягодицы партнёрши так, что заныли пальцы! Линда задрожала, широко открыла рот, выгнулась в немыслимую дугу… И вдруг забилась в мощных конвульсиях, выкрикивая что-то бессвязное и не всегда цензурное!..

Они с Мишей плотоядно переглядывались, и удерживали…

Когда оргазм прошёл, они вытерли, и отнесли чуть подрагивающее тело на постель спальни. Бережно уложили под шикарное одеяло: Линда уж так устроена, что кончает только один раз, хоть и долго!

Но уж зато после этого отключается на добрых три часа…

Миша и Ленайна вернулись в ванну.

Теперь он развернул её к себе спиной, и рычал сам. Ленайна, вспоминая лицо и кошечку Линды, массировала свою грудь сама — Боже, какой же всё-таки у Миши здоровый!.. Каждый раз кажется, что проткнёт её насквозь!..

А ей, если честно, только этого и хотелось: чтобы кто-то схватил её Душу, перевернул её так, чтобы забылся весь этот ужас, этот липкий и скользко-тягучий страх, это дикое напряжение боя, который хоть и занимает минуту-две, а сил забирает — словно неделя перетаскивания мешков с дрожжами!..

Ощутив приближение пика, Ленайна повернула искажённое лицо к Мише:

— Да! Да! Ещё!..

Миша, закинув голову и раскрыв рот в крике, наддал — совсем как она недавно!

Ленайна забилась в крепких руках, понимая, что сама устроена совсем не так, как более тонкая, и остро всё чувствующая, но и куда менее выносливая Линда…

Но это и прекрасно! Значит, они — вполне гармоничная пара!

Нет! Теперь уже — тройка!

Крик её совпал с финальным рычанием Миши: он склонил голову, сотрясаемый синхронными с ней конвульсиями. Ленайна завыла, схватившись за жилистые кисти, удерживавшие её таз — Миша вскрикнул: опять расцарапала ногтями его пальцы!..

Да и ладно.

Затем, спустя вечность, они отвалились друг от друга, разъединившись из единого Целого…

Снова вымыли друг друга, и, завернувшись в халаты, отправились ужинать.

Миша налил ей шампанского в высокий фужер с тонкой ножкой. Себе — водки, в пузатую толстую рюмку-бокал. Лёд он никогда не добавлял — предпочитал ликёры.

— За Вечность!

— За Вечность!

Вторую разлили и выпили практически сразу. Стоя:

— За тех, кто ушёл!

Третью традиционно смаковали.

Теперь, когда боевой вылет позади, у всех участвовавших в рейде экипажей будет минимум три-четыре дня, чтобы расслабиться, «снять нервное напряжение», отдохнуть и прийти в себя перед следующим вылетом.

Ленайна более-менее хорошо знала, как проводят время и снимают «нервное напряжение» остальные тройки: Селяметовы, облюбовавшие шумный портовый город Анкоридж, пойдут опять в бордель сестёр-ритониек, где перетрахают всех, кто хоть чуть-чуть похож на узкоглазеньких: малаек, филиппинок, буряток…

Тройняшки Могенара, живущие в отвоевавшем от джунглей плоский, словно стол, плацдарм, Роаноке, сожрут целиком тушу жаренной газели Томпсона, а затем будут два дня отлёживаться, рыгать, корить друг друга за отсутствие тормозов в еде, и страдать от изжоги.

Пауэрсы в своём Ньюдюнкерке просто перепьются до бессознательного состояния… Они предпочитают скотч.

Особняком стоит только экипаж Симмонсов: там близняшки — брат с сестрой, не принимают в «узы» семейного секса пожилого отставного сержанта-техника. Но это не мешает им отлично работать. Они всегда до умопомрачения слушают тяжёлый рок… И курят. Разумеется, не безобидную травку.

— Скажи, Миша… Если не удастся восстановить Мать, мы возьмём совершенно новый бортовой комп? Или… Попробуем всё же впихнуть в него старую мнемоматрицу?

Миша, почёсывая отсвечивающий капельками пота, бритый затылок, сказал:

— Знаешь, я предпочёл бы постараться восстановить ту, старую. Пусть и немножко не дотянувшую до последних операций — но — нашу. Я привык к ней. Да и «Волчицу» она знала, как облупленную.

— Да, и я к ней привыкла. — Ленайна уже отстегнула парик, и теперь сидела в таком же виде, как ложилась в саркофаг: с голым, готовым принять контакты тысяч электродов, черепом, сейчас, как и у Миши, отблёскивавшим капельками пота.

Так она чувствовала себя свободней. Линдин парик уже сушился на первой из трёх подставок в углу с визио, которое они вообще включали только в исключительных случаях — экзальтированно-шумными развлекающими программами, как и «свежей» музыкой, или сверхпрофессиональными футбольными матчами, или боксом, или интеллектуальными викторинами, из танкистов, насколько она знала, почти никто не интересовался. Большинство предпочитало передачи о природе, или просто — красивые пейзажи…

Миша всегда просил не снимать парики до того, как они вымоются — «без волос» они, по его уверениям, «Куда хуже смотрятся. И не так сильно… Возбуждают».

Как мужчине ему, конечно, видней… Ленайна не видела, почему бы не пойти здесь навстречу просьбам техника. Всё-таки, члены Семьи должны понимать и поддерживать друг друга. Особенно в таком важнейшем деле, как секс.

— Жаль, не догадались скопировать перед этим вылетом. Теперь про новую тактику «удара из-под дна» придётся брать для новой Матери данные из чёрного ящика.

— Э-э, ерунда. На то и инженеры. Перепишут. Ну, за Защитников?

— За Защитников.

Миша всегда водку вливал в себя почти не глотая, высоко задирая голову: так, чтобы она словно пролетала в глотку сходу, не задерживаясь во рту. (Так что непонятно, для чего всегда добавлял разных экзотических ликёров!) Ленайна не то, чтобы не одобряла — каждый пьёт так, как привык, и то, что привык.

Сама она наслаждалась именно вкусом пузырьков, лопающихся под нёбом, запахом, ударявшим в ноздри «с той стороны», нежным послевкусием… И той восхитительной лёгкостью, которой наполнялось тело… И голова… После настоящего шампанского.

— Ленайна. А вот скажи честно. — Миша смотрел хмуро, исподлобья, — Если бы ты сразу узнала, каково это — воевать в экипаже танка… Пошла бы во Флот?

Плохо. Раньше Миша этого вопроса раньше третьей бутылки не задавал. Значит, сильно форсировал события ещё в баре. Значит, что-то его гложет… Но ответить…

— Если честно — пошла бы. А вот если бы к тому времени у меня не было Линды… Или кого-то ещё — никогда! Мне и в голову не пришло бы, что человек может быть не сам по себе, а — вместе. Семьёй… Нет сейчас этого древнего понятия — я знаю о нём только потому, что специально читала… А ты? Если бы всё — вернуть назад! — пошёл бы во Флот?

— Пошёл бы. Пошёл. — Миша кивал, не поднимая глаз от пола. — Мне, собственно, выбирать было не из чего. Или — во Флот, или — в федеральную тюрьму на родном Регисе пожизненно… Сама знаешь.

Она знала. Миша умудрился ограбить со своей бандой три ювелирных магазина, и ещё застрелил полицейского при аресте — ему нужно, и правда, сказать Флоту спасибо. Ну, зато и Флоту нужно сказать спасибо за полученные тогда Мишей отменные навыки вождения и ремонта всего, чего угодно: от мотоцикла до ракетного крейсера!

— Ну, за здоровье!

— За здоровье!

— Говори, Миша. Я же вижу: всё — не как всегда. Ты… Сердишься на меня?

— Вот уж нет!.. Я… Сержусь, верно. Но уж — не на тебя, Ленайна. — Миша взглянул ей в глаза. Ленайну поразила одинокая слеза, прокладывающая мокрую дорожку по одной из щёк! — Я сержусь на наше Государство, мать его …тти!

— Почему?! Разве всё это, — Ленайна обвела рукой помпезно-шикарные стены с золотой лепниной и обоями в цветочек, ажурно-изящную литую люстру, толстоворсые натуральные ковры на полах и деликатесы на сервировочном столике размером почти с палубу авианосца, — нам даёт не грёбанное Государство?

— Да, верно. А знаешь, как это на самом деле называется с моей точки зрения? Да и с точки зрения любого… мыслящего… человека?

— Ну и как? — Ленайна уже хмурилась. Миша тоже — опять, похоже, подсознательно протестует. Или уже не подсознательно.

— Сыр в мышеловке! Мы все — танкисты хреновы! — живём в бархатной мышеловке!

И рано или поздно расплата наступит! Прихлопнут нас, как мышек! И не помогут нам никакие «Домпериньоны»!.. — он презрительно фыркнул, и могуче шваркнул о стену пустую бутылку, разлетевшуюся по полу и ковру толстостенными темнозелеными осколками натурального стекла.

Тотчас из скрытых нор в стенах повысыпали роботы-уборщики, и через минуту так же бесшумно скрылись обратно, ликвидировав следы Мишиного выброса злобы.

Миша буркнул:

— Вот. Это самое я и имел в виду: мы — пленники. Заложники Системы. Рабы самих себя. Как же объяснить-то… — язык техника уже заплетался.

— Да знаю я. Мы такие — потому что мы такие.

Удачно получившиеся благодаря чьим-то анонимным генам уродцы. Хреновы мутанты с обострённой, и почти донага обнажённой активно-асоциальной психикой. Которая позволяет лучше, чем у миллиарда посредственностей, сереньких обывателей, и прочих дисциплинированных рабов-баранов, объединять свои усилия для…

Ведения боя. Для войны, — пару лет назад Ленайна, воспользовавшись спецдопуском достала и прочла закрытые, и предназначенные лишь для руководства, сделанные лучшими психологами-социологами, «Заключения», ставшие итогами их тестов-исследований-опросов-наблюдений. Впоследствии засекреченные.

Нужно же знать, что про тебя думают остальные… Обычные люди. И это самое «Руководство».

Поэтому она хорошо и давно для себя всё это сформулировала: не только у Миши случались в их тройке приступы депрессии и озлобления.

На Систему. На Государство. На «обычных людей». На Сверков.

На самих себя!

— Да… Да. Ты меня понимаешь… Как я тебя уважаю, Ленайна! — он мутным взором окинул её фигуру, вряд ли уже различая хоть что-то, и попытался погладить по щеке. Рука сорвалась, и Миша чуть не завалился под стол.

Он уже с трудом держал голову. Пора!

Ленайна потащила напарника в туалет: вовремя!

Миша успел ещё и порыдать. Над унитазом. И потом — у неё на плече.

Затем пришлось и дотащить крепыша до их шестиспальной кровати.

Уложить удалось слева от Линды: Миша, после рвоты, вздыхал и постанывал. Крупные слёзы бессилия катились по щекам.

Как она его понимала! Но сама обычно плакать не могла.

А жаль. Может, полегчало бы. И пусть изменить они ничего не в состоянии, но…

Отдохнуть, «перебеситься», и снова обрести «форму» и собраться с Духом перед следующим вылетом — надо!

На них — вся надежда чёртовых, оставшихся у людей, Миров!

Сама Ленайна прилегла справа от Линды. Но спать не могла.

Каждый раз — одно и то же!

Вначале они в угаре боя крушат и взрывают всё, до чего может дотянуться выпущенный из неведомых дебрей подсознания первобытный Зверь!

Затем… Затем дома, в обстановке осмысления и расслабления стыдятся сами себя. И своей работы. Горечь осознания того, что не на кого переложить ответственность за…

Убийства.

Как их не назови, но даже убийства врагов — всё равно — убийства!

Неужели же из всех неисчислимых: прежде — за триллион, а сейчас — восьмисот тридцати миллиардов, расселившихся по ста тридцати пяти, а сейчас — ютящимися на оставшихся восьмидесяти шести Мирах, людей, только в них, нескольких сотнях танкистов, сохранился тот, охотничий, кровожадный Инстинкт?! Который только и позволяет успешно воевать с технологически всё ещё превосходящим, но, к счастью, не столь многочисленным, противником?!

Что же в них, слаженно думающих, и связанных незримыми узами крепче, чем наручниками, есть такого, что позволяет поместить их, танкистов, на остриё разящего без промаха, копья военной мощи Человечества?!

А ведь что-то — есть!..

Неспроста же ради получения такого обученного и слаженного экипажа, прощают и убийства преступникам, и гордыню изгоям, и…

Много чего ещё прощают — если церебральные показатели Мозга указывают, что вот этот человек — идеален для тройки!..

Пауэрсы дома вообще обобрали половину планеты — организовали Секту, и вводили адептов в гипнотранс, выкачивая деньги и имущество. А затем и вовсе: перешли на целенаправленное оболванивание населения планет целого Сектора. Пока их, наконец, не вычислил кто-то из корпуса межпланетной полицейской Лиги.

Сама Ленайна, конечно, ничем криминальным отметиться не успела… Разве только мыслями — мыслями о том, что ещё пара лет с дрожжами, и она сама взорвёт всю эту фабрику-ферму к чертям собачим!..

Но исключение, скорее, подтверждает правило: все экипажи танков — ярко выраженные Лидеры со скрытой (А зачастую — и не скрытой!) тягой к разрушению.

А уж эгоисты — ещё похлеще обычных людей. И систематически, не то — инстинктивно, не то — сознательно, конфликтующие с существующим порядком вещей. С Обществом. С Государством. С «общепринятой» моралью.

Если подумать — Государству и правда, есть смысл не пытаться наказать, или переделать таких с помощью тюрем, колоний на астероидах, и лоботомии.

А использовать.

Использовать эффективно: на благо остальных людей и того же Общества.

А если кто из таких лидеров-изгоев и погибнет — это произойдёт во благо всё того же Общества… И особого расстройства ни у кого не вызовет. Разве что принудит вербовщиков активней искать замену. За находку которой они получат премиальные.

Ленайна слыхала, и читала в старых архивах, (где информация хранилась ещё даже на бумаге, лазерных дисках, и флэшках) что раньше, на заре эры Колонизации, люди жили настоящими Семьями. И размножались сами. «Естественным способом». То есть — без Инкубаториев.

Для появления ребёнка мужчина и женщина должны были зачать его. Родить. Затем — вырастить и воспитать. А поскольку раньше не было центрального Государственного единого обеспечения, отцу и матери приходилось больше обычного работать, чтобы — кормить, одевать и воспитывать ребёнка самим. Не удивительно, что у такой «семьи» не могло быть больше двух-трёх детей!

Ну, и, разумеется, такое оставалось возможно лишь в эпоху, когда ещё не производилось принудительно-обязательной операции по извлечению яичников.

Ленайна автоматически погладила себя по чуть заметным шрамам: не-е-ет! Она вовсе не горела желанием вынашивать в утробе почти год что-то копошащееся, маленькое и капризное, оттягивающее живот, превращая его в безобразную бочку, и заставляя ходить враскоряку — переваливаясь, как утка! А потом ещё и рожать в муках, и кормить молоком из грудей!!! Ведь те после этого превращались зачастую в отвисшие чуть не до пупа, молочные железы! Не говоря уж о том, что естественные роды вызывали ужасные и необратимые изменения в костях таза, и вагине!..

Какое счастье, что методика Накамуры-Перкинса позволила преодолеть варварский пережиток размножения в стиле животных!.. Вот уже шесть веков благодаря тому, что можно использовать миллиарды яйцеклеток, и миллиарды замороженных доз спермы от доноров, человеческое потомство плотно заселило эти самые сто тридцать пять Миров! Часть из которых теперь, к сожалению, потеряна… Но — ничего! После Окончательной Победы они их снова заселят! Да и планеты Сверков подгребут «под крылышко»!

Потому что это — счастье, что Сверки до сих пор придерживаются догматов своей Веры: размножаются только почкованием! Иначе бы они захватили не то, что Галактику — а и Вселенную!

Сама Ленайна о «продолжении Рода», «передаче своих генов», воспитанию в «своём» «стиле и традициях», и прочей подобной ерунде никогда не думала. После операции она, если честно, о том, что её яйцеклетки когда-то дадут жизнь её потомкам, попросту почти не вспоминала.

Да и зачем?

Эти выращенные в Инкубаториях, может, завтра, а может, и через сотню лет, маленькие носители её наследственных черт, скорее всего, будут воспитаны в Интернатах так, что на неё, что внешне, что характером, походить вообще не будут!

Ну и зачем ей такие посторонние, незнакомые, и к ней фактически никакого отношения не имеющие «дети»?!

Из их экипажа лишь она задумывалась над историей покорения Пространства, и почитывала Историю — о том, как революция в способе деторождения фактически положила к ногам Человечества весь космос: прилетай на подходящую по условиям планету, ставь там сотню инкубаторов, завози Воспитателей для Интернатов и машины для гипнообучения — и пожалуйста! Через сотню, или даже — меньше, лет, население может превышать миллиард!

И все — высококлассные специалисты в той или иной области! Шахтёры, сталевары, инженеры, архитекторы, агрономы пшеницы и кукурузы, сборщики устриц…

Операторы дрожжевых ферм.

Она на своей планете чётко знала: с момента прибытия первого корабля прошло всего сто тридцать три года, а численность населения зашкаливает: пять миллиардов. И уже компьютерное Управление Содружества ограничило рождаемость: иначе негде было бы жить и работать! Теперь баланс поддерживался только естественной смертностью. А она в условиях продвинутой медицины куда как низка: редко кто не доживает до ста.

С другой стороны, и работают теперь до восьмидесяти…

С третьей стороны, только то, что люди успели освоить так много Миров, и столь плотно заселили их, создав отличную инфраструктуру и мощную промышленность на каждой планете, и спасло человечество тогда, когда Цивилизацию Хомо Сапиенсов нашли Сверки. И теперь, конечно, не поваляешь дурака в шестичасовую смену, как, по рассказам старожилов, было до Войны.

Ленайна не знала, что и как пошло не так при первом и последующих Контактах.

Кажется, это именно Сверки начали уничтожать планеты целиком — вычищая их от любой жизни, и полностью разрушая прямо с орбиты хоть небоскрёбы, хоть подземные бункеры. Их технология тогда значительно опережала земную.

Но выход нашёлся.

Тогда-то и были разработаны Рапторы-краулеры. Позволявшие и землянам, пусть и не с орбиты, но «обрабатывать» планеты врага — так же! С гарантией стерильности.

Так что пришлось и Сверкам спешно строить гигантский флот, и окружать каждую свою планету мощнейшей системой защиты. То есть — рядами мощнейших оборонительных колец, как это называется, «глубоко эшелонированной обороны»: от отстоящей от планеты на миллионы миль линии первых перехватчиков, до орбитальных Баз-маток, и наземных ракетных станций.

Сейчас положение, насколько она знала, достаточно стабильное. Из земных Миров в строю осталось восемьдесят шесть, из Сверковских — сорок три. Вернее — уже сорок два. С учётом их последней операции. Если ничего не изменится, теперь взломать оборону этих оставшихся будет куда трудней: уцелевшие во время последней битвы перехватчики и остальные корабли Сверки переведут туда, на Центральные миры своего сектора Космоса. Поэтому земляне пока и не стремятся особо напасть на эти, давно освоенные, и отлично защищённые, планеты врага. А «откусывают» кусочки «пирога» с краю…

И пока что теснить врага удаётся лишь за счёт чисто численного перевеса, и большего материального базиса. Промышленность тех земных Миров, что враг не смог уничтожить, напряжённо работает двадцать четыре часа в сутки: производит Линкоры, Фрегаты, Эсминцы, истребители и танки…

Не хватает обычно только экипажей. И — только для танков.

На Линкорах-то, и Фрегатах, с их непыльной работёнкой, навалом кому служить: а что, отстоял восемь часов вахты, за время которой, бывает, самое шокирующее событие — пролёт мухи, и — живи, как все. Развлекайся, пей, гуляй, трахайся с любой из толпы маркитанток и шлюх, которых на борту чуть ли не больше, чем членов экипажа…

Ну а во время боя всю ответственность на себе несут высшие офицеры. Эти, конечно, покомпетентней. Кончали Академии в Вест-Пойнте, или других Высших. И за дело даже иногда — действительно переживают.

Десять лет назад вербовщики активизировали свою работу на уцелевших Мирах.

Но толку было маловато. Да и правильно: зачем менять вовсе не голодное и, благодаря льготным государственным развлечениям, не совсем, всё же, серое и унылое, существование, с занудной, но — гарантированной работой, дающей верный кусок хлеба с маслом, на — почти верную смерть?! Кто из изнеженных и ленивых обывателей в двадцатом-тридцатом поколении, воспитанных в философии сибаритства, решится сам сменить уют и привычную «земную» обстановку Колонии на непонятную, и почти наверняка ведущую к преждевременной смерти, военную профессию?!

Ведь личная смерть — это, как ни крути… Личная смерть!

А что сейчас у человека по-настоящему ценного в жизни?

Вот именно. Только личная Жизнь.

Поэтому — чего ж удивляться, что несмотря на широчайшую кампанию по подогреву патриотизма, и всем этим призывам к Сознательности, Долга перед Человечеством в целом, и Защите своей Родины в частности, и потрясания такими аргументами, как короткий срок службы, и огромные (По меркам гражданских профессий!) зарплаты, удавалось за год набирать лишь несколько тысяч солдат с каждой планеты…

А уж для танков — так и вообще: девять-десять реально боеспособных экипажей.

И если отбросить девять десятых отсеявшихся при учёбе, и тех, кто всё же не сработались, или даже поубивали друг друга, из отобранного с восьмидесяти шести Миров материала остаётся на весь Флот — пять-шесть троек. В год. А гибнет за тот же календарный год — три-четыре. Иногда — пять-шесть. Экипажей танков.

Этакий, поистине «убийственный», паритет…

Они, похоже, настолько же редки — люди, действительно подходящие для такой работы! — насколько и месторождения чистого радия!

И недаром же срок службы у танкистов действительно очень мал — увольнение в запас в сорок лет. А у остальных, «обычных», солдат и офицеров — в пятьдесят.

Вот только она пока знала лишь о двух экипажах танкистов, доживших здоровыми и сравнительно целыми до этого самого запаса.

Поэтому Ленайна и думала, что справедливо со стороны Государства не скупиться, и идти во всём навстречу их желаниям и капризам хотя бы во время отдыха — так, чтобы он позволял максимально восстановиться. Отвлечься. Развлечься. Успокоить взвинченные до предела нервы, и «уговорить — отвалить на …!» неизбежно возникающие каждый раз крамольные… Или даже суицидальные — мысли…

Или хотя бы — загнать их поглубже в подсознание.

И работать так, как положено: максимально эффективно.

Для себя она не обольщалась: она — не человек. Она — лишь бронебойное остриё на кончике копья. Орудие. Пуля. Бомба, пробивающая защитные оболочки, и разящая в мягкое подбрюшие…

Мина, которую человечество пытается подвести под днище цивилизации Сверков. Благо, те сами показали пример — как добиться этой самой эффективности… Хотя и у них, похоже, в последнее время дефицит экипажей-троек!

Слушая мягкое посапывание Линды и успокаивающий, (Да, именно так он на неё и действовал!) какой-то по домашнему уютный, храп отключившегося Миши, Ленайна наконец смогла расслабиться, позволив мягким покачиваниям умной постели убаюкать себя.

Снилось ей, что она — ёж. На которого пытается сесть слон.

Бедный слон…

Утром Миши в постели не оказалось. В ванной тоже.

Ага — понятно, судя по тяжёлому пыхтению, он отрабатывает в тренажёрном зале!

И точно: Миша прыгал со скакалкой, сердито поджав губы, и грузно сотрясая упругий пластик пола. Она помахала ему рукой, он кивнул. Сама Ленайна начала с дорожки — вначале просто шаг, подом лёгкая трусца.

К моменту, когда Миша перебрался на тренажёр для дельтавидных мышц, Ленайна бежала со всей возможной быстротой — двадцать восемь кэмэ в час. Вскоре пот тёк с неё ручьём — чёртово шампанское! Но зато от неё хоть пахнет приятно, а не как от Миши!..

Впрочем, от Миши и в трезвом виде пахнет… Самцом.

Затем она взялась за мышцы икр — всегда они казались ей тонковатыми.

Часа через полтора, когда Миша отвалил снова в ванну мыться, появилась и Линда. Она тоже начала с дорожки. Ленайна в это время отрабатывала бой с пятью спарринг-партнёрами, по комплекции ничуть не уступавшими Мише, и работала пока без оружия.

Когда дошло до оружия, трёх из пяти андроидов пришлось забрать на срочный ремонт — сегодня Ленайна чувствовала всё равно оставшуюся где-то в глубине души злость и неудовлетворённость. Била и крушила от души! А уж орала!..

Затем она прошла к Мише в ванну — он как раз выходил из джакузи, промассировавшей ему то, что осталось «непромассированным». Линда вяло помахала рукой: сама она предпочитала спарринг с робо-ли, а уж его шипастое бревно чинить обычно необходимости не возникало: шипы — из закалённой стали!

Когда уже Ленайна вышла из ванной, Миша лежал, развалившись на диване в гостиной, и смотрел визио. Передавали новости.

— Слышь, Ленайна… Опять передавали про нас.

— Да ну? — особого энтузиазма она не ощущала. — И что сказали?

— Что благодаря героическим и грамотным действиям Флота отбита и зачищена очередная вражеская планета-база. Тем самым подорвано до трёх процентов промышленного потенциала врага, уничтожено два — его флота, и нанесён огромный моральный ущерб его боеготовности, боевому духу… Ну и всему тому, чему там можно чего нанести.

Сказали, короче, что тебе и твоему экипажу присвоено внеочередное воинское звание, и медаль «За заслуги перед Отечеством» второй степени. Официальное Награждение — через пятнадцать дней.

— Это как-то скажется на нашем счёте в банке?

— Разумеется! Разумеется. Майор получает на тридцать процентов больше капитана! Соответственно, Линда теперь — капитан, а я — старший капрал.

Ленайна фыркнула. Теперь осталось только получить «открытки к Рождеству»!

Она уже давно забыла те счастливо-наивные времена, когда огромная по меркам дрожжевых Ферм зарплата с пятью и шестью нолями потрясала её воображение. Она знала: воспользоваться деньгами всё равно вряд ли удастся.

Экипажи танков своей смертью не умирают.

С вероятностью до девяносто восьми процентов.

Завтрак заказали в номер.

Миша и Ленайна успели очистить почти всю початую банку от икры, пока Линда не соизволила домыться. Пришлось ей заказывать дополнительно. Фуа-гра Ленайне сегодня почему-то не пошло. Зато пошли зелёные маслины. И авокадо.

Когда с едой оказалось покончено, Линда озвучила сидящий в печёнках у всех вопрос:

— Н-ну? Как дальше «отдыхать и развлекаться»-то будем?

Миша буркнул:

— Я бы сходил куда-нибудь. Хотя бы в зоопарк.

Линда мечтательно закатила глазки к потолку:

— А я бы — в музей прикладного искусства!

— Ну уж нет. — Ленайна дёрнула щекой. — Ты и в прошлый раз перебила там достаточно керамики. Даром, что какой-то там эксклюзивной… Династий Минь-шминь, мать их, не вспомню, что там написали в Протоколе… Да и драться с тамошней охраной — нечестно! Всё равно, что отбирать леденцы у младенцев! Так что — пусть будет зоопарк. Надеюсь, тебе не придёт в голову кататься на удаве. Или летать на птеродактиле.

Зоопарк с достойным выбором живых форм имелся только в Столице.

Туда они и направились, воспользовавшись кабиной транслятора в вестибюле своего отеля. Им даже ждать не пришлось: желающих куда-то ехать в столь позднее утро уже не было. (Ещё бы! Только офицеры в отпуске могут позволить себе распоряжаться собой и своим временем так, как считают нужным. У остальных — жёсткие графики!)

В кассе парка Ленайна чиркнула по сканнеру запястьем, и не без интереса пронаблюдала, как у девушки-кассирши округлились глаза при виде таблички «За счёт государства». Затем, когда до той дошло, кто это стоит перед ней — хоть и в штатском… Особенно — поскольку пришли втроём, да ещё и нежно обнимают друг друга за разные места!..

Глаза кассирши сощурились, и на щеках вспыхнул румянец. Однако когда Ленайна сделала шаг к стойке, в свою очередь сощурив глаза, и сжав кулаки, лицо девушки стало белее брюха дохлой рыбы, и на висках выступили бисеринки пота — похоже, представила, что будет, если танкистки разнесут тут всё из-за неё, и Администрация Зоопарка деклассирует её за «неуважительное отношение» к «квинтэссенции элитных боевых частей»…

Но как-то ещё проявить свои чувства девица побоялась — похоже, кто-то из экипажей недавно уже разносил тут полкассы: вон, видна сверкающая алюминием новая стойка, вмятины в обивке, и пятна-заплаты со свежей краской на свежей же штукатурке. Всё правильно: выбор «развлечений», и «способов расслабления» у них на планете не так уж велик. Неудивительно, что Зоопарк танкисты посещают часто.

Раньше Ленайне доставляло удовольствие видеть, как завидуют им, и боятся знаменитой «вспыльчивости» и «непредсказуемости асоциальных реакций» простые люди-винтики, терпеливо тянущие лямку обыденной работы до глубочайшей старости. Сейчас острота этого ощущения практически исчезла. Так, лёгкое удовлетворение… А иногда уже и раздражает.

Они прошли сквозь помпезно оформленные ворота в пятиметровом заборе.

Что ж. Здесь действительно парк. Высокие пышные кроны деревьев чуть слышно шумят под порывами полуденного ветерка. Даже без кондиционеров прохладно. Зверями и «продуктами их жизнедеятельности» практически не пахнет. Зато пахнет цветущими магнолиями и жасмином. Надо же. Но что-то есть ещё…

Да, приятно. Она принюхалась. Точно — пахнет ещё и сладостями…

Словно вернулась во времени вспять — в безликое детство, когда они всё делали, и даже на экскурсии ходили — группой.

Да, всё-таки зоопарк — это развлечение для детей! Вон их сколько вокруг. Организованными колоннами Воспитатели ведут своих подчинённых по неизменным, годами отработанным маршрутам, гиды-служащие дают стандартные пояснения, сосредоточенные маленькие личики внимают, зная, что потом придётся сдавать зачёт по увиденному…

Миша отошёл купить с лотка три огромных пучка сладкой ваты. Ленайна благодарно кивнула: забытый ностальгический вкус. Правда, нечасто ей перепадало — всего раза три, кажется. Да и парк у них в городишке был всего один. Без зверей. Только с качелями-каруселями. А-а, ещё музей колонизации — с фотками «героев-первопроходцев», примитивными приборами-инструментами, панорамой Солнечной Системы, и муляжом транспортника, доставившего их сюда… Сам транспортник, разумеется, давно разобрали. На металл.

Подошёл парень-гид а синей униформе с жёлтыми галунами-пуговицами. Судя по его глазам, он отлично их вычислил. Однако — работа обязывает. Если не хочешь быть пониженным и остаться без половины зарплаты:

— Здравствуйте! Зоопарк «Кастор-ксенолэнд» приветствует вас! Желаете экскурсию?

Линда и Ленайна даже не переглядывались — отлично поняли друг друга без слов, вероятно из-за того, что находились в тактильном контакте: Линда держала Ленайну под загорелую руку. Да, при касании они куда лучше чуяли эмоции и мысли друг друга. А они сейчас были категоричны: вот уж только приторно-вежливого болтливого спутника-всезнайки им сейчас и не хватало!

— Благодарим, молодой человек. Не нужно нам никаких экскурсий. Вы свободны.

Облегчение на лице парня всё же проступило, несмотря на отличный самоконтроль. Да и отошёл он чересчур быстро. Хорошо хоть, не бежал…

По выдержанной под старинную асфальтированную дорожку аллее, полностью укрытой тенью, как определила Линда, каштанов и платанов, они углубились в левый отсек. Как гласила таблица у входа в него, здесь выставлялись только старинные, «настоящие земные», животные и птицы. То есть, значит, то, что удалось сохранить.

Линда позарилась на огромный пакет с печеньями: теперь они вдвоём тащили его, щедрой рукой насыпая сквозь решётки и сетки. Таблички и бегущие строки с призывами животных «Не кормить и не пугать!» они традиционно игнорировали, с интересом наблюдая, как крошечные белки-крысы-хомячки-тушканчики толпой накидываются на лакомство, растаскивая по прозрачным домикам-гнёздам, чтобы покормить детишек или супруг.

Птички оказались серенькими и скучноватыми: назывались воробьями, скворцами и воронами. Эти, последние, отличались огромными размерами: размах крыльев достигал, наверное, метра! Правда, с точки зрения окраски — жуть! Мрак и чернота. Словно кто специально выкрасил бедолаг — под стиль готов или эмо…

— Слушайте, девочки, — сердито буркнул Миша, — Во-первых, если так усиленно будете кормить зверушек и птичек, они и правда — положенную пищу жрать не станут… А во-вторых, пошлите-ка обратно, пока не заперлись в глубину этого сектора слишком далеко. Там скучно.

— Это ещё почему?

— Я успел прочесть в рекламном проспекте, — Миша потряс перед их носами ярко раскрашенным буклетом, — что на земле сейчас зверушек почти нет. Наземные повымерли. Всё-таки, бомбёжки… А выжили только норные. И птицы. Они устойчивей к радиации. И ничего интересного нам пока и правда, не встретилось. И вряд ли встретится. А как выглядят пронырливые крысы и толстощёкие бурундуки, мы все отлично знаем — их на любом штабном корабле хватает!

— Блинн. Похоже, ты прав. Линда, идём!

Они вернулись ко входу — благо, отойти успели на каких-то полкилометра.

Вывеска над центральным проходом, обсаженном уже дубами и берёзами, была куда больше, и гласила, что здесь их ждут «заботливо и тщательно воссозданные» и «доработанные» по архивным видеоизображениям до «первоначального облика», виды.

Пришлось купить ещё пакет, и заставить уже Мишу тащить его. А остатки печенья из первого пошли на подкорм бобра, (Этот, правда, почему-то печенье не ел! Плотоядный, что ли?!) ежей, водосвинок, ослов, и пони.

Чем дальше они уходили от входа, тем крупней становились животные. Ленайна останавливалась под каждой справочной рамкой, и терпеливо просматривала сюжетик: как выглядит, что ест, и какими привычками обладает обитатель очередного вольера или клетки. Поразил медведь: неопрятное бурое чудище в свалявшейся шерсти уныло моталось по клетке из угла в угол, и ощутимо… Воняло!

Попытки покормить увенчались успехом: существо, отдалённо напоминавшее кота-переростка, только без хвоста, опустило голову к горке сладостей, и начало неаппетитно чавкать.

Линда скривилась, Ленайна зажала ноздри:

— Ф-фу… Валим-ка отсюда!

Дальше пошли клетки с «модифицированными» созданиями. То есть, такими, которых не удалось воссоздать так, чтобы не нарушить исходный генный материал — тот оказался либо утрачен, либо испорчен чёртовой войной. Ладно, что нашёлся хоть какой-то: Ленайне до сих пор не верилось, что после того, что пережила праматерь всех людей, на ней ещё хоть кто-то и что-то смогло выжить и сохраниться!..

Павлин представлял из себя небольшую (чуть побольше ворона) зелёную птицу, из хвоста которой на три-четыре метра торчали длинные не то иглы, не то — спицы, покрытые тончайшим, в свете солнца — то изумрудным, а в тени — синим, переливающимся, словно многослойный перламутровый лак, пухом.

Красиво, мать его! Непонятно только, за каким …ем такой крошке — такой хвост?

Ага, вон оно как — позволяет привлечь самку. Ну и странные вкусы у павлиновских самок! Линда озвучила её мысли:

— Вот дуры! Лучше бы велись не на длинный хвост, а на длинный счёт в банке! Где на него нанизаны разноцветные бумажечки купюр… Да и как он может их топтать с таким балластом!

— Ну, наверное, как-то справляется… Не вымер же пока!

— А вот и вымер! Здесь сказано конкретно: восстановлен по описанию очевидцев и фотографиям туристов, ездивших аж в двадцатом веке в среднюю Азию!

Пока напарники вяло переругивались, Ленайна не без удовлетворения наблюдала, как их, оставаясь за десятки метров, опасливо обходят группы с гидами, и рассматривала фазана азиатского, (Крохотная рыже-жёлтая штуковина, почти круглая, различить, где перед, а где — зад, было бы невозможно, если б не клюв…) цесарку горную, (штуковина побольше, и серо-паутинной воздушной текстуры: словно перья кто-то долго взбивал в миксере) и голубя обыкновенного.

Последний произвёл приятное впечатление. Милый. И гугукает что-то, потешно распушив перья на груди, и вежливо кланяясь своей напарнице… А, вон оно что — у него сезон размножения. Самочка чуть поменьше, и не такая ярко-оранжевая. Скорее, кремовая. Ленайна вдруг замерла, расширив глаза — ну-ка, ну-ка!..

Ага. Вот, значит, как у птиц происходит секс — три секунды, и — всё!

Ленайна отметила, что на эти три секунды заткнулись даже продолжавшие вяло прикалывать друг друга Линда с Мишей — заинтересовались, похоже! Правда, когда самец спрыгнул со спины подруги, и встряхнулся, не могли не поржать и не поиздеваться:

— Ну ты что, парень! Так будешь делать — твоя девушка найдёт самца получше — которого хватит хотя бы на пять секунд!.. Ой-ой-ой, а где же наше мужское достоинство?!

— Вы, двое пошлых придурков! У птиц не бывает «достоинства»! Просто — семенники и яичники. А семя попадает через одно общее для… всех функций… Отверстие!

— Ой-ой, какие мы умные… Особенно, когда почитаем и посмотрим информ! А мне их теперь даже жалко. Неужели у них вот так это и проходит — всю жизнь?!

— Думаю, да. Культ из секса делает, насколько я помню справочник по медицине, только человек. И ещё делали какие-то дельфины. Которые сохранились только на фото.

— А-а, это рыбы такие?

— Нет, они, вроде, как и мы — были млекопитающие. Просто жили в морях.

— А чего ж они жили тогда в морях, если «млекопитали»?

— Да не знаю я. Может, думали, что так лучше выживут…

— Ага. Два раза. Уж по матушке-то земле так жахнули в своё время… Кто бы там выжил — в замёрзших-то льдах, в которые превратились океаны!..

— Хватит бубнить. Мне ни …рена не слышно! — Ленайна пыталась понять получше про жизнь большой панды: чёрно-бело-полосатого кругленького существа размером с баскетбольный мяч, вниз спиной висевшего на тонком хлыстообразном побеге какого-то куста, и что-то вяло пережёвывающего. Жвачку?

— Чего ты там слушаешь? — возмутилась Линда, — Ну-ка, вот я ему сейчас печенек!..

Она действительно просунула руку сквозь ячейки сетки (Не сплели ещё такой сетки, сквозь которую рука танкистки не прошла бы, словно разогретый нож через масло!) и посыпала раскрошившихся печенек прямо на животик крохи.

Эффект поразил всех!

Малыш… Заплакал!

Ротик искривился в обиде, крупные слёзы буквально градом покатились из обведённых, словно кругами из тонкой белой шёрсткой, глазниц, и существо нежно и тоненько заблеяло! Словно от обиды за то, что ему испачкали шикарный наряд!

Линда открыла рот, но сказать ничего не смогла. И сама подозрительно часто заморгала. Миша почесал в затылке. Ленайна ткнула кнопку вызова персонала.

Как по мановению волшебной палочки из домика в глубине вольера возникла девушка, сразу подбежавшая к малышу, и нежно отцепила его крохотные лапки от ветки. После чего сдула с него крошки и кусочки лакомства.

Затем, уже с питомцем на руках, укоризненно повернулась к троице:

— Пожалуйста! Больше не пытайтесь его кормить печеньями! Панды едят только листья бамбука — да и то, не каждого, а только определённого вида! А от чуждой пищи он может даже умереть!

Сообщённое настолько шокировало Мишу и Линду, что они так и не смогли закрыть рты. Пришлось отдуваться Ленайне:

— Извините нас пожалуйста. Такого, разумеется, не повторится. Надеемся, мы не успели ему сильно навредить? Он… В порядке?

— Разумеется! Разумеется. А насчёт того, что он как бы плачет… Извините уже вы. Это он так играет. На публику. Просто он сейчас остался один, и он так… Пытается вызвать к себе сочувствие! — и, уже к малышу. — Ах ты, хулиган бессовестный! Опять изображал оскорблённого и обиженного беззащитного медвежонка?!

— Чёрт!.. — вырвалось у Миши, — У него классно получается. Даже я купился!..

«Оскорблённый медвежонок» со вполне счастливой улыбкой до ушей теперь нежился в тёплых заботливых ладонях, довольно щурясь, когда тонкий пальчик почёсывал его шелковистое брюшко.

— А можно мне… тоже подержать его? — Линда так и подалась к сетке.

— Простите, нет. Ко мне он привыкал два года! Он меня чует. По запаху. А вас — испугается. Снова плакать начнёт. Вот, видите? Он у нас — умненький!

Малыш действительно с опасением косил на приблизившуюся Линду чёрным глазком. Даже «улыбаться» перестал. Линда обиженно отошла. Ленайна сказала:

— Благодарим за интересный рассказ. И показ. Он у вас симпатичный. И ручной. Надеюсь, мы не нанесли ему вреда.

— Нет-нет, всё в порядке. Сейчас я пойду приведу его в порядок, почищу, поиграю с ним, и снова посажу на ветку. Спасибо, что посетили наш Зоопарк. До свиданья. — девушка двинулась к домику, что-то нежно воркуя на ходу.

— Мне мишка понравился. — прокомментировал Миша, когда за ними закрылась дверь служебного домика, — Очень… Милый. Хоть и капризный. А ещё — прирождённый артист. Ему бы в визиофильмах играть.

— Да, артист… И капризный. Но всё равно. Ленайна! Я хочу такого!

Ленайна, чего-то такого и ждавшая, (Ещё бы! Чуяла же и эмоции и мысли напарницы!) тяжко вздохнула. Потом, уже спокойней, сказала:

— Я так понимаю, ты хочешь завести такого питомца только для того, чтобы когда нас грохнут, всё наше бабло досталось ему? Или — зоопарку?

Линда долго молчала. Потом плечи опустились. В голосе послышались рыдания:

— Нет! Нет, я не этого хотела!.. Какая ты грубая. Жестокая! Да, я и без тебя знаю, что рано или поздно нас всё равно убьют! Но… я… Нет, я не хочу умирать! — Ленайну резануло по сердцу, когда она увидала, что сквозь пальцы, закрывшие лицо, пробиваются блестяще-мокрые ручейки.

— Дурёха старая! — Ленайна поторопилась обнять Линду за вздрагивающие плечики. — Никто, конечно, умирать не хочет! Но ты всё-таки подумай: вот заведём мы такую зверушку, вот даже накормим её чёртовыми бамбуковыми листьями… А когда нас — не дай Бог! — за…ят — кто о ней позаботится? Значит — снова в зоопарк?! А если она к нам успеет привыкнуть? Будет, значит, тосковать! Не жалко так расстраивать малыша?!..

Осторожно к ним подобрался Миша — неуклюжий, словно давешний медведь, он, сочувственно сопя, обнял их обеих, прижав к могучей груди. Проворчал:

— Ну хватит, хватит! Вон — девушка снова тащит вам эту хреновину!

Ленайна развернулась. А ведь верно: девушка «снова тащит им эту хреновину»!

— Здравствуйте ещё раз! Я… Я увидела, как вы расстроились — вот! Попробуйте хоть погладить! Он хороший. Смирный. Не укусит!

Линда осторожно высвободилась из объятий Ленайны и Миши, и, даже не утерев слёз, медленно просунула руку… Мишка сидел спокойно. Хоть и косился.

— И правда… Мягонький… Какой хорошка! Жаль, что мне нельзя такого.

— Ничего. У нас есть магазин — там продаются игрушечные. Очень похожие. Правда-правда, похожие! Жаль, конечно, что они не умеют устраивать такие шоу. — девушка снова укоризненно взглянула на питомца. — Бессовестный медведь! Ты зачем так расстроил девушку?! А ну-ка, сделай, что тебе стыдно!

Мишка сморщил мордочку, и принялся тереть нос и глазёнки обеими лапами, и смешно порыкивая, и мыча: ну не дать — не взять, нашкодивший курсант-первогодка!..

Теперь все дружно ржали, но — не слишком громко: чтобы не пугать!

— Чёрт! Он действительно милый. — выговорила, наконец, Ленайна, — Жаль, что они все вымерли. От него становишься… Словно добрее! И на душе как-то спокойней…

— Да, это правда. Когда с ним проводишь много времени, он словно… Привыкает. Ведёт себя, как настоящий маленький человек. Как ребёнок. Нет, правда — он всё понимает! Доверяет. Иногда играет. Иногда — сердится (Ну, это — только когда голоден. Или что-то болит.) А так… Даже улыбается! Говорю же — как маленький человек! Мне с ним очень… Нравится!

— Надо же… Ладно, спасибо вам ещё раз! Пойдём-ка мы отсюда, пока Линда не захотела остаться тут, у вас, жить с ним прямо в вольере! — Ленайна улыбнулась самой обворожительной улыбкой, какая нашлась в арсенале, — Будьте счастливы!

— Спасибо! И вы — будьте счастливы!

В ресторане они заказали не с обычной избалованностью, а самое простое: биг-маки и чизбургеры. Миша заказал себе литр томатного сока — он вообще пил его везде где можно, и со всем, чем можно.

— Нет. — на попытку Миши ткнуть в кнопки горячительных напитков на экране меню Ленайна протестующее подняла ладонь, — Если начнём сейчас, будет уже не до зоопарка. А кто первый сюда захотел?

Миша нехотя убрал руку. Скривился:

— Нет, ты — всё-таки — деспот. Тиран. Вначале Линде обломила, теперь — мне. А если мы «обидимся»? И начнём плакать, и морду себе тереть?

— А если вы «обидитесь», сегодня у вас не будет этого.

— Нет, ну ты видела?! — Миша шутливо-возмущённо развернулся к Линде, — Она нас — нас! — шантажирует сексом! А сама без него недели не может!..

Ленайна сделала под столом неуловимое движение ногой.

Миша зашипел, и согнулся, схватившись обеими руками за левую голень:

— Зар-раза! Хорошо, щитки надел! Как знал!..

Линда хихикнула. Ленайна рассмеялась. Миша и Линда присоединились к ней.

— Нет, ты — точно — деспот. Сатрап. Садистка. Сегодня мы тебя привяжем — чтобы уж самим как следует «отвязаться», и отомстить!..

Остальной зоопарк обходили уже не торопясь, с вялым интересом осматривая уже по-настоящему с нуля смоделированные, «древние» виды — птеранодоны, рапторы, щитни-мечехвосты, (оказавшиеся навроде суповых тарелок, только с хвостами, и волосатыми ножками-члениками) трилобиты… Ни одной твари крупнее пяти-шести килограмм не оказалось: наверное, больших зверей трудней содержать. И кормить.

Линда, нагнувшись, чтобы получше рассмотреть карнораптора размером с курицу, буркнула:

— Надо же. Это его, мелочь пузатую, в честь класса перехватчиков, что ли, назвали?

Ленайна «просветила»:

— Нет. Всё с точностью до наоборот. Тут пишут и говорят, что во времена… э-э… Мелового периода, от них спасу не было — жрали всех подряд!

— Хм. По его виду не скажешь, что он мог кого-то не то, что — съесть, а хотя бы напугать: цыплёнок и цыплёнок!

— Ой, скажите пожалуйста, какие мы храбрые выискались! А теперь представь — такие твари были размером с твоего робо-ли, а млекопитающие тогда размерами не превышали крысу. Ну, то есть — увеличь такого сейчас раз в десять — вот и получишь… Пятиметрового монстра!

— Ладно. Всё равно не страшно. — они прошли дальше. Динозавров размером с пони, и плавающих в огромных аквариумах древних не то — рыб, не то — ящеров, кормить печеньем уже не пытались: те кушали, как выяснила Ленайна, только мясо. Или ту же рыбу.

Часа через два, когда показался край последней аллеи, Линда начала ворчать:

— Знаешь что, Миша. Ты притащил нас сюда, а сам смотришь в клетки даже реже, чем на мою задницу. А уж этого добра тебе дома перепадает с избытком. Так что вот: или едем сейчас же домой, и там …мся, или — оставайся досматривать тут всё сам!

Ленайна уже знала, что выберет Миша, и правда, последние пару километров редко, и без былого энтузиазма, заглядывавший в клетки, вольеры и аквариумы.

Сегодня они всё же перебрались из душа, вымывшись, на свою роскошную шестиспальную кровать.

Мишу Линда буквально повалила на спину, и спустя короткое (Очень короткое!) время уже оседлала. Миша постанывал, прикрыв глаза — боялся «дразнить и злить» Линду, у которой зрачки расширились во всю радужку, и от вожделения и предвкушения она хрипло дышала, и только что не облизывалась…

Ленайна, присев на колени над Мишиным лицом, опустила свою кошечку так, чтобы он мог легко до неё добраться языком. Сама же занялась налившимися грудями Линды. Линда часто дышала, и двигалась в том темпе, который её устраивал всегда — очень быстро, и с большой амплитудой!

Ну правильно: у Миши же — большой! Грех не воспользоваться!..

Ленайна подушечками пальцев, которые буквально покалывало искрами электричества, и подкоркой мозга, как всегда кристально ясно ощущала бурю, царящую сейчас в теле партнёрши: Линда знает, что ради неё они сделают всё возможное! И она для них — всё равно, что малое дитя! Остро всё чувствующая, и немного капризная…

Но — такая, зар-раза, любимая!..

Миша, придерживая Линду за бёдра, наддал и сам… Линда выгнулась, закричала, всхлипывая, замотала прядями парика…

Когда закончились конвульсии, и «малышку» снова уложили отсыпаться, Ленайна занялась Мишей сама. Вплотную.

Потом и Миша забрался сверху. Она знала — ему так приятней и привычней. Да он и правда — любит их обоих! Уж это-то её изощрённый мозг ей показывал чётко.

Их пики как всегда совпали.

Но вот мыться сегодня сил не осталось… Благо, кровать большая — есть где развалиться! Хотя, как знала по опыту Ленайна, к утру все они соберутся в плотный шестиногий и трёхголовый самообнявшийся комок — словно для того, чтобы погреться…

Но — нет.

Не погреться. А испытать чувство единения. Защищённости. Своего негласного Союза против всего остального, злого и враждебного Мира… О, это ощущение — Семьи!

Они проспали до ужина.

— Миша! Не ходи сегодня с нами!

Миша недовольно перевернулся на бок, и приоткрыл на девочек в «боевом облачении» щёлочку одного из опухших глаз:

— Да вы сдурели! Вы же только в прошлом месяце разнесли весь «Золотой фрегат» к такой-то матери!..

— Ну и что? Теперь пойдём разнесём «Звёздного бродягу»!

Миша развернулся опять на спину, и откинул голову обратно на подушку, показывая скорбным вздохом, что не намерен спорить или читать «плохим девочкам» мораль. Он даже глаз обратно закрыл, и отвернул лицо к стенке, сделав вид, что спит, буркнув только:

— Не забудьте бабло обналичить. А то Конь обидится…

Ленайна оглядела себя в зеркало в последний раз.

А что: отлично! В коротенькой кожаной юбочке-шотландке и в обтягивающих лосинах-сапогах её ножки очень даже пикантненьки! А под грудь она сегодня натолкала в лиф старой доброй ваты — и не потеют, и выглядят… Убойно!

Линда тоже смотрится ничего себе — натуральная высококлассная шлюха! Особенно усиливает это впечатление огромная копна чёрно-смоляных волос очередного парика.

Они переглянулись — да, привыкли «разговаривать» без слов. Вот сейчас сказали друг другу — Ленайна изящным загибом тоненько выщипанной брови, а Линда — хитроватой полуулыбкой: «Вау! Ну ты и с-сучка! Отбою от „клиентов“ точно не будет!..»

В «Звёздном бродяге» им повезло. Их парочку помнил только старый торговец-пенсионер — кажется, его звали Смоки Рассел. Однако из уважения к Флоту он быстро допил ядовито-зелёное пойло в высоком стакане перед собой, встал, коротко откозырял им. Почти целая левая рука бросила на стол монету и…

Смоки быстро и целеустремлённо покинул поле предстоящего боя!

Ленайна направилась к барной стойке. Перед зеркалом — копией такого же, как у Тома! — маячила угрюмо-сосредоточенная физиономия Рыжего Коня — бармена и хозяина заведения. Увидев сладкую парочку, он сердито засопел, раздувая ноздри, и поджал губы. Волосатые руки в засученных до локтя рукавах стали немного судорожно подёргиваться. Однако вслух он ничего не сказал — а попробовал бы!..

— Марокканское. — голос Ленайны звучал почти нейтрально, — и апельсиновый чистый.

За марокканским кофе Коню пришлось сходить в подсобку позади его рабочего места, а апельсиновый сок он налил Линде сразу. Уж кто из напарниц чего пьёт, знали все бармены в портовом квартале.

Однако не успела Ленайна вскрыть крышечку банки, как их парочку окружила пятёрка молодых и ретивых новых — это Ленайна определила сразу, бегло взглянув на разномастную компанию за дальним столиком, ещё только войдя! — шлюх.

Девочки явно чувствовали себя уверенно, поскольку их было больше, и вели себя соответственно: главная выпустила Ленайне в лицо струю вонючего дешёвого дыма от веселящей палочки, похоже, протухшей ещё в прошлом веке, и процедила сквозь зубы:

— Девочки. Шли бы вы куда подобру-поздорову. Это теперь наш участок. — остальные чуть плотнее сомкнули ряды. Кто-то поигрывал шипастым кастетом, кто-то держал бутылку из-под пива за горлышко, очевидно, готовясь отбить дно о стойку, чтоб воспользоваться… А что — правильно. Шлюх-конкуренток проще всего нейтрализовать не избив, (Можно и самим огрести!) а изуродовав витрину — лицо…

Словом, подпортив товарный вид.

— Да? И кто же вам разрешил здесь работать? Кто, конкретно говоря, ваш Босс?

— Кривой Тони. Тони Гарсиа.

— А что, самому ему уже западло «разобраться» с конкурентками?

— На вас, дешёвок, и нас хва…

Закончить нахалка не успела, так как Ленайна с разворота ногой въехала остреньким окованным носком сапога прямо в прокурено-зияющее отверстие рта.

Фонтаном брызнули зубы из костолита!

После чего в дело вступила Линда: она, буквально распластавшись в нижней стойке, отработала по животам и коленкам. Ленайне осталось лишь добить ещё держащихся на ногах наивных идиоток мощными хуками в челюсти, после чего стонущее-ползающая пятёрка с пола не поднималась. Одна из девиц вообще оказалась в нокауте — Ленайна явно перестаралась.

— Конь. Будь добр — позвони Тони.

Конь так и сделал, опасливо косясь на стонущих и матерящихся «новых» девочек.

Появившийся на пороге спустя буквально пару минут Тони отреагировал спокойно. Даже настоящую (традиционно деревянную) зубочистку из золотых зубов не вынул:

— Тэ-экс, что тут у нас… Здравствуй, Ленайна, привет Линда. Приношу извинения — девочки вас ещё не знают. Новенькие. С Вендизии. Поэтому думают, что самые крутые. Ну-ка, ребята… — ребята-качки, которых Тони привёл в количестве как раз пяти человек, поторопились выдвинуться из-за его широкой спины, словно они ничего не боятся…

Как же, не боятся — они-то «сладкую парочку» знали отлично. Встречались однажды. На заре знакомства с Тони.

— Быстренько, взяли, каждый — по штуке. И понесли в тачку.

Унести мечущих злобные взгляды и шипящих и ругающихся от боли и злости девочек оказалось нетрудно, и много времени не заняло.

— Блин. Теперь две неработоспособны, пока коленные суставы не срастутся. А порванный рот придётся зашивать… И то — вид уже будет не тот. — Тони не сердился: он-то уже отлично знал Линду и Ленайну. Поэтому просто констатировал факты.

— Не обижайся, Тони. Девочки сами полезли. — это влез Конь.

Тони тусклым взглядом прошёлся по его долговязой фигуре. Конь увял и заткнулся. Занялся «выставочными» экзотическими бутылками — после того, как выяснилось, что сегодня зеркало пока останется в целости, надо же их расставить обратно!..

Тони повернулся к Ленайне:

— Ещё раз извините. Мой собственный недогляд. Не успел проинструктировать.

Ленайна покивала. Линда буркнула:

— Между прочим, та, которой порвали рот, курит. Ты в курсе, что это отпугивает до пятидесяти процентов потенциальных клиентов? Многие не переносят травку Кррымл. Аллергия.

— Ага, понял, спасибо. Надо же… Буду иметь в виду. Ну, пока, девочки!

Ленайна и Линда чуть растянули губы — это должно было изображать прощальную улыбку. Тони скрылся за дверью, вскоре взревел мотор его микроавтобуса — девочек повезли на «подлатывание» в клинику, крышуемую тоже Тони.

— А скажи мне правду — неужели я выгляжу так же дёшево и вульгарно, как та, ну, тощенькая, в прыщах? В смысле та, которой я порвала мениск?

— Нет, солнышко моё, что ты, — Ленайна удивилась было. Потом поняла, что Линде, и правда, хочется услышать комплимент, — Мы с тобой пользуемся самой дорогой косметикой. Пластика лица у нас — подправлена лучшими дизайнерами. Шмотки — самые дорогие. А уж про упругость мышц… Поэтому мы просто физически не можем выглядеть, как низкопробные дешёвые шлюхи. Мы — элита! Сотня за час — не меньше!.. Правда, Конь?