Волаглион. Мой господин. Том 2

ГЛАВА 21. Вечный пленник

Скоро всё закончится.

Теперь эта фраза выедает мозги ежечасно. Каждая секунда (тик-так, тик-так поют часы) приближает мою смерть — вечную тьму, где нет ни воспоминаний, ни мыслей, ни света. Это даже не смерть. Это хуже, чем смерть. Меня сотрут из реальности, как лишний карандашный штрих, словно никогда и не существовал.

Подхожу к мини-бару и небрежно плескаю виски в стакан. Глотаю. Легче? Нет. Ни капли. Желудок ползет вверх.

В любом случае трезвым я в подвал не спущусь. Осушаю рюмку двумя глотками.

Визг вампира — и я давлюсь остатками жидкости.

Кашляю.

Тороплюсь наведаться к источнику шума: как и ожидалось, Волаглион здесь, у своего нового развлечения.

Виссарий прибит гвоздями к стене. Демон не только одел на него кандалы и повесил в подвале, но и забил гвозди в его ладони и голени. Одел на него ошейник, блокирующий магическую энергию. А чтобы он страдал наверняка — если вдруг Висе и этого мало — ежедневно отрезает от него полоски мяса. Кормит им пираний в своем кабинете. Оказывается, там есть аквариум. Твою мать, и вообще, оказывается, у демона есть кабинет.

Виса — вампир, его увечья быстро заживают; демон не дает ему помереть, этакая ювелирная пытка, которая будет продолжаться, пока не надоест.

А потом — смерть.

И за дверь в подвале.

Рон тоже здесь. В одном углу — его голова на железной полке, в другом — мешок с кровавым конструктором (игра — собери Рона). Демон расчленил беднягу, но увечья призраков, оставленные Волаглионом, не исчезают без его желания, так что Рон остается живым. Не перерождается. Опять же — пока демон не решит, что наказание закончено (а он решит?).

— Я уничтожу тебя, слышишь? — визжит Виса, пока демон с ухмылкой отрывает от него кусок. — Гондон! Мразь!

— Знаешь, язык тебе тоже не к месту, надо бы... — Демон надавливает когтями на щеки вампира, — отрезать. М-м-м... или нет. Нет. Тогда ты не сможешь так забавно по-девичьи пищать. Не стану лишить себя удовольствия.

Илария подает Волаглиону поднос. Кровавый лоскут шлепается на железо. Подмигнув мне, демон уходит вместе с Иларией, которая лишь молчит и беспрекословно исполняет капризы господина. Мне кажется, что демон заставил ее принять женское обличие не просто так... Ох, я не уверен, конечно, но похоже, потому что вчера Илария плакала в своей комнате (голая, обнимающаяся с одеялом), а на ее шее были алые недвусмысленные следы.

Я спросил, что он с ней сделал. В ответ — страх в изумрудных глазах. Она не отвела. Я обнял и постарался ее успокоить, почувствовал на ее коже запах серы и древесных духов — следы демона.

Ладно, без сомнений. Волаглион развлекается от души.

Я очередной раз оглядел молчаливо моргающую голову Рона, обглоданного вампира и, увы, удержать в себе выпивку не удалось — выскочил в коридор и заблевал весь пол. Устало вытер рот рукавом. Пока демон не расчленил и меня, надо состряпать заживляющую мазь для Сары. Не поверите, он научил меня ее делать, чтобы о ней заботиться.

Лишь поэтому я до сих пор здесь.

***

Синие радужки затянуты белой пленкой. Я вожу ладонью перед лицом ведьмы, надеясь, что она что-нибудь увидит...

Бесполезно.

Слепа.

Демон говорит, что мазь поможет, нужно ждать. Третий день прихожу в ее спальню, елея надежды.

— Гнев... он отдает, — бредит Сара, мотая головой.

Мало того что ослепла, так еще и спятила. Иногда понимает, что я с ней говорю, иногда нет, временами отвечает осмысленными фразами, временами несет полную чушь. Как сейчас.

— Это я, — шепчу, приглаживая такие родные рыжие локоны. — Я с тобой.

Она тянется навстречу. На голос. Я заключаю ее ладони в свои.

— Виновата, я... прости... виновата...

— Тише, — шепчу склоняясь. — Всё хорошо.

— Нет! — всхлипывает. — Это всё он. Должна была найти способ... я... переместить магическую энергию в тело... твою... чтобы усилить демона.

Просвет. Так-так. Соображает. Чуть пришла в себя.

— Поспи, — ласково прошу. — Ради меня. Ты слишком слаба.

— Я издевалась... я специально... не хотела, а должна была. Твоя энергия. Она сопротивлялась. Я обязана... забрать ее в тело для демона. Так всегда происходит. Но... я не смогла. Волаглион переместится с тем, что есть... он решил... он. Рекс!

— Я здесь.

— Мое лицо... оно ужасно? Скажи.

— Сара, — притягиваю ее ближе. — Я люблю тебя.

Она приоткрывает рот, вздергивает голову и инстинктивно ищет меня в темноте своего нового мира.

Я продолжаю, поглаживая ее щеку:

— Любую. Как бы ты ни выглядела и кем ни была, мне это не важно. Я давно всё решил. И осознал. Чтобы ни случилось, я буду рядом, я спасу нас обоих, я всегда буду держать тебя за руку и проведу сквозь тьму, слышишь? Ты не останешься одна. Никогда. Обещаю, я рядом навечно. Поспи, пожалуйста. И поверь, красивее тебя, на свете нет никого.

Она прикрывает веками пелену глаз. Я смотрю на нее: она едва заметно улыбается, засыпая. Целую в теплый лоб. Накрываю одеялом.

Все слова — правда. Моя любовь к Саре — это любовь с первого взгляда, это вечная любовь, настоящая, исключительная и неотступная.

Я уверен, что люблю ее больше самой жизни, больше всего, что когда-либо любил и желал, уверен настолько же твердо, насколько тверды горы, настолько же бесконечно, насколько бесконечен космос.

Я не могу ее бросить. Я должен быть рядом.

И я буду.

***

Одиночество пожирает.

Первый раз за все время в доме, я совершенно один. Нуждаюсь в друге. В помощи. Поддержке! У меня не осталось надежды. Сердце истерически бьется, не дает соображать, а я, честно, из кожи вон лезу, в попытках придумать план действий.

Сначала хотел прочесть гримуар, но, во-первых, он на латыни, а я — уверяю вас — ее не знаю, разве что некоторые слова. Во-вторых, книги в башне нет. Демон ее забрал. И одному ему известно — куда.

До потери зрения Сара обещала вернуть меня в тело с условием, что я сбегу из города на край света. Но теперь спросить ее о ритуале или способе вернуться — не выходит. Она не в себе.

Вопросов слишком много, они ползают между извилин мозга, будто муравьи, грызут и сводят с ума. Только где искать ответы?

Бесчувственный, внимательный взгляд Волаглиона заставляет вздрогнуть на стуле, задышать чаще. Он поднимается из подвалов и скрывается на втором этаже, неотделимый от своего хвоста в виде Иларии и Эмили. О, как же без Эми. Теперь она живет здесь. Просто я игнорирую это обстоятельство, потому как видеть ее не могу. А вот Иларий мне нужен до пены изо рта. Однако привести его в чувства не удается, а Илари-я хуже, чем безвольная кукла. Молчаливая кукла. Что она, что Рон — две немые рыбки, сломленные и напуганные.

Ладно. Если Иларий не хочет вылезать, а Илария хочет молчать, пусть молчит. Всё равно плана по спасению пока не существует. Пока? Или наверняка?

Проклятый случай!

Что мне делать?!

Некоторое время я пялюсь в точку перед собой, затем замечаю бисквит, который приготовила... Инга. Перед смертью.

Внезапно всплывает образ ее миниатюрной фигуры, бледно-серых глаз и чернильных волос. Хрупкая. Нежная. В любимом голубом платье или бархатной розовой пижаме, с голоском певчей птички — почему я не вспоминал о ней с того дня?

Видимо, разум заблокировал факт, что ее больше нет. Слишком много боли. В голове уже нет места для впитывания очередных ударов судьбы, а тем более их осмысления, так что моя некогда невеста и подруга была откинута, как утренний сон (существовала ли?).

О, так не пойдет. Иллюзиями жить не буду. Инга погибла. Нет, она стерта. Уничтожена! И виноват — я.

Она пришла в дом сорок семь за мной. Моя вина не имеет краев.

Я поднимаюсь с барного стула и подхожу к торту на столешнице. Рядом лежит тюбик с кремом. Инга часто писала на тортах какую-нибудь банальщину, вроде «улыбнись» или «люблю». Я беру тюбик и вывожу на торте — «прости».

После чего запускаю торт в окно. На стекле остается жирный розовый след, бисквит хлопается на подоконник.

Я прикрываю лицо рукой, скатываюсь по тумбе на кафель... и разражаюсь слезами — самыми горячими из пролитых за мою коротенькую двадцатипятилетнюю жизнь. Я один. Будущее нельзя вообразить. Надежды нет. У меня нет ни одной ниточки, за которую можно ухватиться. В какой-то момент я поднимаюсь на ноги и спускаюсь в подвал, в комнате с Висой и Роном беру увесистый тесак из арсенала демона. Парни сопровождают меня недоумением. Переглядываются.

Скорей всего решили, что я спятил и хочу наброситься на Волаглиона.

Хочу. Невыносимо. Но не сегодня.

Вот-вот демон вселится в мое настоящее тело. Тогда я ничем и никому не помогу. Я исчезну.

И пока я рыдал, ко мне пришла мысль, открывающая невиданные временные перспективы и тешащая мою гордость.

Я уничтожу... себя.

Сам.

Ни один демон не получит мое тело.

Я останусь в доме сорок семь. Останусь навсегда. Только так я смогу защитить Сару. И остальных.

Выбиваю ногой дверь. Мое тело исписано рунами, и краска блестит в полумраке. Встаю над самим собой и шепчу:

— Прости, друг. Сегодня любовь к другим должна пересилить любовь к себе. Так уж вышло.

Я размахиваюсь.

Тесак со свистом разрезает воздух, опускаясь на мою шею.

КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА.