Перевернувшись, я обнимаю Ингу и притягиваю к себе — точнее, в полудреме мне так кажется, потому что вместо девушки я сжимаю подушку, пропахшую ландышами.

Инги нет. Видимо, убежала с утра пораньше.

На часах двенадцать дня. Учитывая, что скоро умру, сплю я весьма душевно. Ей-богу, идиот! Почему я вообще сплю остается секретом, ведь я мертв, но дрыхну дольше, чем при жизни. Фраза «спит как убитый» прямо обретает смысл.

При этом мне снятся десятки кошмаров, они сменяются подобно секундам на циферблате, покрывая кожу холодным потом каждую ночь. Иногда мне снится дедушка Алекс, закованный во льду озера, точно статуя; два раза снились девочки с картины Сары, блуждающие в туманном лесу, но чаще всего — отец. Мое детство.

До того, как погиб в доме сорок семь, я думал, что оставил воспоминания об отце в прошлом, но нет. Я ношу их с собой в глубинах подсознания. Они терзают психику. Возможно, частично управляют моими решениями.

Последнее время из головы не выходит вопрос: похожи ли чувства к Саре и отцу? Я любил отца, потому что у меня не было другого выбора. Я был пленником, который мог лишь радоваться просветлениям в его рассудке, минутным слабостям, когда он давал тепло и заботу, а потом, в любой момент, точно вулкан он мог взорваться, и я не знал: случиться это через час или послезавтра. Как жертва, я надеялся, что мой отец, мой мучитель, изменится. Я жил в тюрьме. Мне было не сбежать, хотя я и пытался. Но большую часть времени мне приходилось сидеть и ждать, когда издевательства закончатся, а потом надеяться, что это не повториться, и просто радоваться, что отец утихомирил гнев (ненадолго).

И вот я вновь в плену.

На этот раз моего отца разделили на две части.

Одна — Волаглион, чистое зло, тот самый вулкан, всегда опасен.

Вторая часть — Сара, ключ к спасению, шанс на тепло и свободу. Однако Сара слишком боится демона.

И также, как я не знал, какая часть отца — темная или светлая — победит сегодня, я не знаю, что творится в голове ведьмы, что сильнее: ее страх перед демоном или жажда освободиться. На ее любовь (после вчерашнего) надеяться не стану. Она выразилась предельно ясно. Показала, что ей совершенно плевать на меня и мои чувства.

До полнолуния неделя. А значит, я должен — обязан, вынужден! — узнать, есть ли у демона слабости. Он демон... возможно, его можно изгнать? Сара знает это. Я уверен. Надо разговорить ее.

Натянув джинсы и черную кофту, спускаюсь в гостиную. Сегодня канун Рождества. Я удивлен, что Иларий не носится с подарками или песнями, его в поле видимости вообще нет. Зато есть Рон. Сидит на диване у камина. Пьяный. В дрова. Кругом банки от пива. На камине попугай.

— Рич? — удивляюсь я. — Ты что здесь делаешь?

— Наглядно показываю, что брак — дерьмо. С утра Кэт забросила меня сюда и свалила во Францию.

— Сочувствую.

— Представь, пять лет назад я мог так ее отодрать, что до входной двери бы не доползла, а теперь наблюдаю каких-то уродов, расхаживающих по нашему дому в полотенце. Подумаешь, отхватил ему два пальца. У него их еще восемь!

— Ага, — протягиваю, рассматривая Рона.

Он сжимает банку, корчится и бубнит, на меня не смотрит.

— Давно он?

— С ночи, кажется. Увидел, как вы спариваетесь с Ингой.

Твою мать!

— Рон, не знаю, что конкретно ты видел, — начинаю я, но оборачиваюсь на шаги за спиной.

Нет, только не она! Инга и впрямь появляется в самые «удачные» моменты.

— Что с вами, ребята? — улыбается она. — Вы словно монстра увидели. Я с утра не модель международного класса, но не настолько плоха.

Я, увы, проглатываю язык.

— Развлеклась? — с просто убийственной интонацией произносит вдруг Рон.

— Она ни при чем, — вмешиваюсь я, встаю между ней и размякшим на диване Роном.

— Ну что ты, — мямлит он вусмерть пьяный. — Вы ведь оба пышете верностью. Она с твоим другом спала, ты на Сару слюни распустил и сразу прискакал, вывалив член из штанов. Будто стоило ожидать чего-то другого.

— Что происходит?

— Рон узнал и... в бешенстве, — отвечаю Инге.

Рон швыряет банку в Ричарда, закатывает рукава восклицая:

— Ты за это ответишь, Рекс!

— Что узнал? — с натуральным удивлением спрашивает Инга. — Я не понимаю, о чем вы говорите. Рон, в чем дело?

Она прикасается к его локтю, но тот отстраняется.

— Ты смеяться надо мной вздумала?! — орет он.

Мои брови поднимаются, ибо кажется, что Рон сейчас расплачется. Его лицо багровое, как перец чили.

И что с Ингой? Она выглядит ошеломленной. Не могла же она думать, что Рон, узнав о нашей ночи, никак не отреагирует? Бессмыслица.

— Да как ты посмела?! — Рон кричит и пинает мебель.

Особенно достается новому кофейному столу. Он разламывает его так, что щепки летят. А Сара этот стол недавно купила. Когда мы разбили стеклянный. С Роном, ага.

— О чем ты? Что я смела? Что вы несете? — в ужасе щебетает Инга.

— Ах ты дрянь! — продолжает Рон. — За имбецила меня держишь?! Думаешь, можешь трахнуться с бывшим, а потом прийти и сказать, что это мне приснилось?

— Что?!

Инга раскрывает рот.

— Стой, — на меня накатывает волна странных подозрений. — Ини, ты помнишь, что было ночью?

— Вы рехнулись?! Я плохо себя чувствовала и ушла спать. К тебе, Рон, заходить не стала, потому что было поздно.

Мы с Роном переглядываемся, не понимая.

Учитывая, что Рон пьяный, он в принципе не понимает даже кто он. А я пытаюсь сообразить. Инга память потеряла? Или что-то с моей головой? Нет же, Рон видел нас. Возможно, шел к себе и услышал стоны, заглянул, а там мы кувыркаемся, а дальше — разбитое сердце и тонны пива. Тогда что происходит?

Вспоминаю, что не видел... Илария.

Загрузка...