Последние дни своего отпуска Роман проводил у тётки в Ключиках. Деревня была небольшая — шесть домишек у обрывистого берега Слюдянки, прижатые к ней еловым лесом и скалистыми холмами. От города недалеко, на «ракете» рукой подать.
По утрам он поднимался до восхода солнца и, прихватив с собой удочки, отправлялся на Слюдянку добыть рыбы на уху. У него было своё излюбленное место — на камнях под отвесным глинистым обрывом. Здесь два шага в воду — и накроет с головой: глубина!
Это утро началось как всегда. Было очень тихо, если не считать посвистывания проносившихся в воздухе стрижей. Полосы тумана стлались низко по реке, висели в низинах, зацепившись за кустарник. Небо над лесом только начало розоветь.
Роман воткнул удилища под камни, сложил ноги калачиком, закурил и замер, не сводя глаз с воды.
Движение, возникшее в тумане на реке, не сразу привлекло его внимание. Но когда среди ватной дымки обозначилась человеческая фигура, Роман невольно оторвал взгляд от поплавков. Фигура проступала всё яснее. Кто-то шёл прямо на Романа, шёл так, словно с того берега на этот были перекинуты мостки. Но Роман знал, что никаких мостков нет! Он подался вперёд, окончательно забыв о своих удочках.
Ещё минута — и из тумана показалась девушка в коротеньком цветастом сарафане. Она делала шаг за шагом, осторожно и неторопливо нащупывая дорогу босыми ногами и слегка балансируя гибким телом. Вода всё же колыхалась под нею, но странно: так колеблется туго натянутый тент под порывами ветра. Папироса выпала изо рта Романа, рассыпая пепел, скатилась на колени, потом в воду и там с коротким обиженным шипением погасла.
— Э! — закричал Роман, вскакивая. — Девушка!
Та подняла на него нарочито задумчивые, печальные глаза и приложила палец к губам, призывая к молчанию. С минуту она постояла не двигаясь, глядя на оторопевшего рыбака. Затем так же молча повернулась и исчезла в тумане.
Только тут Роман почувствовал, как бешено колотится у него сердце. Поднялся ветер. Под его порывами заметались, заклубились над рекой клочья тумана. Вскоре от них не осталось и следа. Открылся противоположный берег. Ни на реке, ни на том берегу не было ни души.
«Не померещилось же? — недоумевал Роман. — Вроде не дремал. Нет, конечно. Но как это может быть, чтобы человек босиком ходил по воде?»
Пропало желание продолжать рыбалку. Собрав удочки, Роман отправился в Ключики.
Подходя к дому, он увидел тётю Глашу, бегущую от реки. В руках её стонали пустые вёдра.
— Подумай-ка! — закричала тётя Глаша. — Вода-то не набирается!
— Ушла от берега?
— Да в вёдра, в вёдра не идёт!
— Дайте-ка я попробую.
Роман передал тётке удочки, а у неё забрал вёдра. Между огородами он сбежал к мосткам, с которых женщины брали воду, нагнулся и…
Край ведра скользнул по воде, будто была то вовсе и не вода, а хорошо накачанная автомобильная камера. Роман присел на корточки, вгляделся в воду. Увидел своё отражение, водоросли на дне, гальки с пляшущими по ним солнечными бликами, снующих рыбёшек.
Нет, это всё-таки была вода, обыкновенная вода, пронизанная лучами взошедшего солнца. Но когда Роман сделал попытку погрузить в неё руку, он встретил сопротивление! Рука наткнулась на непроницаемое, упругое и неведомое вещество!
— Пойдём-ка отсюда, Роман, — понижая голос и почему-то оглядываясь по сторонам, сказала тётка. — Ну её, эту воду. У Семёновых в колодце наберём.
Роман выпрямился, продолжая с недоумением глядеть то на ведро в своей руке, то на воду под мостками.
Что за фокусы выкидывает сегодня Слюдянка?
Он снова присел, пробурчал: «А, чёрт!» — и, размахнувшись что было силы, хлопнул ведром по воде. Из-под ведра ударил фонтан воды, обдал тётку с ног до головы.
— Чтоб тебя! — взвизгнула тётка.
Она растопырила руки. С лица её и рук бежали струйки. Платье тёмными пятнами прилипло к телу.
Потом Роман нёс за тёткой полные вёдра, и вода, обыкновенная вода плескалась в них, переливалась через края, падала на траву и на ноги Романа.
Весь день он провёл на Слюдянке. Пытался разобраться в происшедшем, прежде чем сообщить в город. Расспрашивал односельчан тёти Глаши, не видел ли кто из них девушки, ходящей по воде, не встречал ли твёрдой воды в Слюдянке. Люди отшучивались, вопросы его всерьёз не принимали.
За спиной Романа был политехнический институт, сейчас он работал помощником начальника цеха по новой технике. Вот тебе и новая техника! Никакими изученными в институте законами сегодняшнего чуда не объяснишь. Выпросив у соседа тёти Глаши лодку, Роман плавал на ней вдоль и поперёк Слюдянки, пока руки не онемели. Но на твёрдую воду ни разу не наткнулся.
Вдоволь намахавшись вёслами, он возвратил лодку, а сам поднялся на обрыв, лёг в траву, подперев кулаками подбородок, и стал смотреть на противоположный берег. Ждал: вдруг между высоких свеч можжевельника мелькнёт цветастый сарафан, девушка спустится к берегу, приветливо помашет рукой и пойдёт к Роману прямо через реку, ступая босыми ногами по воде.
Ожидание становилось томительным. Девушка представлялась пришедшей из таинственного ниоткуда. Правда, эту загадочность смазывали некоторые сугубо реалистические подробности: Роман вспомнил задранные пальцы её ног — видно, утренняя вода холодила голые ступни.
Воспоминание о задранных пальцах рассмешило Романа.
Вечером он снова сел с удочками. Но за поплавками следил рассеянно, леску дёргал невпопад. Взгляд его постоянно обращался к противоположному берегу. Там на воду уже легли густые тени. Постепенно они дотянулись и до тех камней, на которых сидел рыбак.
Клёв давно кончился, а Роман ещё оставался перед веером воткнутых в песок удочек. Он и сам дивился тому, как упрямо ждёт появления девушки и не хочет примириться с мыслью, что больше не увидит её.
Стемнело.
В небе выплыла круглая яркая луна. Одна за другой зажглись звёзды. Теперь уж и совсем следовало возвращаться в Ключики. Но Роман чувствовал, что уйти не может.
Он побросал удочки на траву. Собрался было развести костёр. Раздумал. Огонь мог отпугнуть девушку. Он расстелил плащ, лёг на спину, забросив руки за голову.
И незаметно уснул.
Разбудило его щекотание в носу. Он чихнул раз, другой и, не в силах сдержаться, третий. Кто-то прыснул за его спиной.
Открыв глаза, Роман увидел босоногую девушку в коротеньком сарафане. Конечно же, это она! Оглядываясь на Романа, девушка бежала к воде. Задержалась на минуту, поманила его пальцем. И пошла, пошла по воде, изгибаясь тонким телом.
Роман вскочил на ноги. Одним рывком скинул с себя рубашку. Запутавшись в брюках, запрыгал на одной ноге, отшвырнул их. Желая опередить девушку и отрезать ей путь, он бросился к повисшему над водой каменистому карнизу. В голове мелькнула мысль, что он делает что-то не так, подвергая себя опасности. Но было уже поздно: ноги отделились от опоры. В следующее мгновение тело его ударилось во что-то плотное и неподатливое. Оглушённого, Романа подбросило вверх, словно под ним распрямилась пружина.
Снова очутившись на воде (а не в воде!), он вскочил на ноги и тут же полетел на спину — поверхность воды заходила под ним. Падая и вставая, и снова падая, он кое-как добрался до берега. Там, сидя на песке и потирая едва не переломанные рёбра и чудом уцелевшие шейные позвонки, начал приходить в себя.
И тогда увидел, как следом за ним прыгнула на песок девушка.
— Я же кричала, чтобы вы не прыгали! — в глазах её был испуг. — Разве же вы не слышали?
— Да не слышал, конечно, — простонал Роман.
— Вы же могли разбиться насмерть! — Девушка опустилась перед ним на песок. — Ужас! Надо же додуматься: прыгать. Очень больно?
— Не так уж, — Роман осторожно повертел головой. — Отпускает потихоньку.
— Ох, как вы меня перепугали…
Теперь он мог разглядеть её лицо, освещённое луной: кругленькое, с маленьким остреньким носом. Глаза в свете луны блестели серебром. В уголках губ и около носа лежали тени. Волосы свешивались на лоб.
— Как вас зовут? — не спросил, а скорее прикрикнул на неё Роман.
— Вероникой.
— А меня Романом. Вы кто?
— Я? — Вероника чуть повела плечами. — Да я так. Я с Корнеем Васильевичем приехала. Мы живём там, — она кивнула на противоположный берег, — за косой. У нас там лагерь.
— Ну-ка, рассказывайте, — потребовал Роман.
— О чём?
— А вот как вам с Корнеем Васильевичем удаётся с водой такие невероятные фокусы проделывать.
Вероника сидела на песке, подобрав под себя ноги и тщетно стараясь прикрыть их сарафаном. Но сарафан был ей короток, и из-под него всё время высовывались уже насмешившие Романа пальцы.
— Мы с Корнеем Васильевичем проводим здесь экспериментальные работы, — пояснила она, явно важничая. — Я и ещё мои товарищи. Нас целая секция.
— Ничего себе эксперименты, — усмехнулся Роман, поглаживая рёбра.
Вероника смутилась, пробормотала что-то невнятное.
— Так вы учёный?
Она смутилась ещё сильнее.
— Н-нет… Я ещё студентка. В университете учусь, на второй перешла. Но член студенческого научного общества, прошла по конкурсу. — И уточнила: — По математическому. А здесь мы проверяем действие катионита на открытом русле.
— Катионита? — В памяти Романа шевельнулось давно слышанное в институте. — Ионообменная смола, кажется? Полимер?
— Да.
— Ах, вот как… — Он задумался. — И ваш катионит делает воду…
Девушка утвердительно кивнула головой.
— Вы не сможете растолковать поподробнее?
— А вы сами кто?
Роман назвал себя.
— Ну, если вам интересно… Видите ли, когда Корней Васильевич начал заниматься исследовательской работой (он специалист по гидротурбинам), так он что заметил… Плёнка поверхностного натяжения — представляете? Прочность её оказалась разной, если вода горячая или холодная, чистая или загрязнённая. Как будто чего особенного? Но когда Корней Васильевич рассчитал прочность для идеальных условий, — Вероника встала на колени, голос её зазвучал таким торжеством, словно это она обнаружила изменения в прочности плёнки, а не Корней Васильевич, — оказалось, что эта прочность должна быть в тысячу раз больше, чем…
Вероника указала на реку, и Роман посмотрел туда же. Вода спокойно отражала звёздное небо.
— Что значит идеальные условия? — Роман перестал ощущать боль.
— Во-первых, воздух. Растворённый в воде воздух. Он делает её «рыхлой», пористой и потому текучей. А потом примеси. В основном механические включения, взвеси. По заданию Корнея Васильевича я и Лёка (это моя подруга) определили загрязнённость нашей городской водопроводной воды, уже прошедшей полную очистку и прозрачной на вид. Ужас! Знаете, сколько в ней взвеси? Восемьсот тысяч частиц на каждый кубический сантиметр! Сплошная грязь! После этого я целый день не могла пить водопроводную воду. А на каждой такой частице адсорбируются, то есть налипают миллионы молекул воздуха. И ещё — ведь вода растворяет абсолютно всё. Ну, одного больше, другого меньше. Так и на молекулах растворённых веществ, как рыбы-прилипалы, удерживаются опять-таки молекулы воздуха. Растворённые вещества, взвеси и, главное, воздух ослабляют силу сцепления между частицами воды.
Теперь Роман испытывал двойной интерес: и к тому, что рассказывала Вероника, и к тому, как она рассказывала, вся загораясь, окончательно не зная, куда спрятать ноги.
— Значит, если освободиться от всего этого… — поторопил он её.
— …Вода станет в тысячу раз прочнее. Она превзойдёт тогда по прочности лучшие сорта стали.
— Ого! Не преувеличивает ли ваш Корней Васильевич?
— Скорее преуменьшает. Да, да, можете поверить! Расчёт есть расчёт. И, кажется, кое в чём вы уже имели возможность убедиться, не так ли?
Роман, улыбаясь, потрогал свою шею. Голова всё ещё поворачивалась с трудом.
— Ну, хорошо, — согласился он. — И как же удаётся вам изгнать воздух из воды? С помощью того самого катионита?
— Да! Именно!
— А каков механизм его воздействия?
Вероника замялась.
— Видите ли, это пока секрет. Но вы же знаете, как с помощью ионитов морскую воду превращают в пресную.
— И из морской воды добывают золото.
— Да, да! И тут почти то же самое. Катионит — новый вид полимера. Сам-то он в воде не растворяется, ни в какие реакции не вступает. Но одним своим присутствием вызывает такие реакции, которые связывают между собой примеси и заставляют их выпадать в осадок. Проще говоря, катионит делает воду химически чистой.
— А воздух?
— А молекулы воздуха, лишённые своих подводных кораблей, выпрыгивают из воды, как пробки.
— Вот теперь мне кое-что ясно.
Они помолчали.
— Как удивительно получается, — словно забыв о присутствии Романа, девушка устремила глаза поверх его головы, на луну, и луна отразилась в её глазах фосфорическим блеском, — раньше вода для меня была что: самое обыкновенное, самое простое, изученное и переизученное вещество. И вдруг — столько загадок. Крепче стали… Это вода-то!
Она тряхнула своей стриженой головой и рассмеялась.
— А катионит, — спросил Роман, — какой он из себя?
— Вот, смотрите.
Вероника извлекла из кармана сарафана горсточку порошка, который при лунном свете казался тёмно-лиловым.
— Действие его пока очень кратковременно, — вздохнула она. — Минуты три — четыре — и в воде снова полно примесей, а значит, и воздуха. Вот когда мы добьёмся… добьёмся, чтобы получалось уж по-настоящему, вот тогда… — Девушка передохнула, сжала ладонь с катионитом и снова разжала. Кристаллы слабо замерцали лиловыми и красными искрами. — Нет, вы только представьте: люди смогут ходить по воде там, где им вздумается. Рюкзак за плечи — и по океану.
Девушка бережно, как драгоценные камешки, пересыпала порошок из одной ладони в другую. Роман не сводил глаз с искрящейся струйки. Он был производственник, человек завода, каждый день решающий сугубо практические задачи, но эта твёрдая вода задела его за самое живое. Он угадывал, какие необыкновенные перемены таят в себе исследования незнакомого ему Корнея Васильевича.
А девушка, словно подслушав его мысли, сказала:
— Представьте только: когда-нибудь люди построят заводы для изготовления частей машин из воды. Здорово, а? — Роман промолчал. — Открыл кран, налил в форму и — пожалуйста, готово. Форму-то можно сделать из катионита. Так просто, что даже дух захватывает. Да что я вам объясняю, вы же лучше меня можете всё это представить.
Да, Роман отлично представлял. Перед его глазами встали чудо-цеха, в которых нет ни одного металлообрабатывающего станка. Вдоль пролётов тянутся только трубы, подводящие воду. И конвейеры, подающие катионитовые формы.
Автоматы отмеряют точные порции воды. И вот уже готовые прозрачные детали со звоном падают в коробки электрокаров. Их поверхность — предельной чистоты. Размеры — предельной точности.
Рудники, обогатительные фабрики, прожорливые дымящие домны, мартены, прокатные станы — всё окажется ни к чему. Новая «руда» совершит небывалую революцию в машиностроении. И руды этой реки, моря, океаны!
Преподнести бы такое на оперативном совещании у начальника цеха!..
Вот девчонка, вот фантазёрка!
— Ну, ладно, — сказал Роман, — только зачем же вы своим катионитом людей пугаете? Вот тётка моя, хоть в чертей и не верит, а к реке теперь подойти боится. Считает, дело тут нечисто. Да и я тоже, когда увидел, как вы по воде шагаете, подумал, у меня с головой того… — Роман покрутил пальцем у виска.
— Вы-то ещё что! Вон у тех кустов по утрам трактористы купаются. Ну, я к ним так же из тумана вышла, только в белое нарядилась. Так они из воды повыпрыгивали. Наверное, меня за воскресшую утопленницу приняли.
Вероника, раскачиваясь из стороны в сторону, хохотала. И Роман, представив перепуганных насмерть трактористов, не выдержал, тоже расхохотался.
— Я не пугаю, — пропела Вероника, — я… Ну, не знаю, как объяснить вам. Понимаете, стоит людям узнать о катионите, и они сразу перестанут удивляться твёрдой воде. А ведь на самом деле это изумительно! Правда же? Ну вот мне и хочется, чтобы перед людьми вдруг появилась ожившая сказка. Пусть не надолго, хотя бы на минутку. Но за эту минутку сердце замрёт и… и…
У девушки не хватало слов.
— Мечтательница, — сказал Роман.
— По-вашему, это плохо? — Вероника, притихнув, подняла глаза на Романа.
— Ну, не знаю, — растерялся он. — Может быть, и не плохо.
Вероника вытянула руку с искрящимся порошком и залюбовалась им.
— Знали бы вы, какой мечтатель Корней Васильевич, — вздохнула она. — Это ведь не я придумала, как из воды будут машины делать. Это он нам о будущем катионита рассказывал. А в науке, по-моему, каждый должен быть мечтателем. Разве не так?
Роман, соглашаясь, наклонил голову.
— А что же ваш Корней Васильевич, тоже так же таинственно перед людьми появляется?
Девушка взглянула на Романа испуганно и просяще. Сказала:
— Если вы с ним встретитесь, пожалуйста, не выдавайте меня. А то… а то он меня сразу выставит отсюда. А? Очень прошу вас.
— Ладно, — засмеялся Роман, — не выдам.
— По совести?
— Клянусь!
Вероника вздохнула с облегчением и, придвинувшись к Роману, неожиданно предложила:
— А хотите… пройтись по воде?
Он взглянул на реку. Залитая лунным светом, она предстала перед ним неожиданно таинственной, незнакомой. Роман увидел себя со стороны идущим по этому разлитому по воде золотому сиянию и почувствовал непривычное возбуждение.
— А что ж, — с удивлением услышал он собственный голос, — идёмте!
Девушка легко вскочила, протянула ему руку и увлекла за собой к реке. Прыгая с камня на камень, они стали пробираться туда, где было сразу поглубже. Вероника ободряюще улыбнулась заробевшему было Роману и уронила под ноги себе несколько кристаллов катионита. Поверхность воды закипела, будто в неё ударил грозовой ливень. Но очень скоро всплески исчезли.
Вероника шагнула с камня на воду, и вода закачалась под нею.
— Катионит действует пока на небольшую глубину, — предупредила она, — поэтому вода колышется под ногами. Но вы не бойтесь. Так даже интереснее. Ну, идёмте же!
Чёрт возьми, как он волновался, делая этот первый шаг по воде! Он крепче сжал тёпленькую ладонь девушки, словно в ней была для него надёжная опора.
Вода покачивалась под его тяжёлым телом, но с каждым шагом он чувствовал себя всё увереннее, торжественнее и радостнее. Казалось, что лунная дорога, по которой они идут, уводит их в мир чудес, наполненный необыкновенными превращениями. И хозяйкой этого мира была самая необыкновенная девушка на свете — Вероника.