Внутри и снаружи

Они парили в сумрачной пустоте.

Обнявшись, положив подбородки друг другу на плечи, они вращались, переворачивались снова и снова; голова-ноги, голова-ноги.

Вокруг них (здесь не было ни верха, ни низа), была пустота. И только невидимый поток воздуха толкал их к солнцу, находящемуся в центре сферы. Солнце было затуманенно облаком пыли.

Джек Калл крепко прижимал к себе Филлис Нильстром, уставившись в пространство за ней. Чуть раньше (очень трудно говорить о времени в мире, где солнце остается все время на одном месте), он заметил какое-то пятно. Джек перевернулся несколько раз и увидел, что пятно увеличилось; какой-то предмет двигался прямо в их сторону, постепенно приближаясь. Но нет: он проплывал мимо. После катаклизма осталось много различных обломков зданий, деревьев или осколков разорванных скал. Их очертания напоминали живые существа, правда таких Джек ни разу не видел за всю свою жизнь в этом мире.

Предмет изменил курс и, описав дугу, направился к ним, очевидно заметив парящих людей.

Он приблизился и Калл понял, что это, должно быть, представитель нового рода, третьей очереди жителей этого мира.

Вид монстра его не удивил. За последнее время он пережил слишком много, чтобы пугаться или удивляться. Он тут же забыл о чудовище и вернулся к мыслям о Земле, которую он помнил, но так давно не видел, какое-то время даже наделся увидеть, а теперь уже знал, что не увидит никогда.

И он думал о совсем недавнем времени, когда человек отсчитывал дни по отходам ко сну и подъемам, и когда все было по-другому. Тогда, не зная правды, но желая ее узнать, он надеялся и, несмотря на явные противоречия, верил в то, что находится в Аду. Этот мир не был сверхъестественным. Этот мир был твердым, как камень, грязным, как глина; он вонял, как помойка, как немытое тело, но этот мир подчинялся законам физики… хотя некоторые явления казались необъяснимыми.

Теперь он знал, что это не метафизический мир, что все имеет свои объяснения и подчиняется определенным принципам. Одни и те же причины вызывают одни и те же следствия — как здесь, так и на Земле.

Но в тот день, о котором он думал сейчас, он не был так уверен в этом.

Пустыня Смерти была старым Адом с перегоревшим огнем. Так говорили долгожители. Джек Калл изучал Пустыню Смерти из окна своей квартиры, расположенной высоко на башне, так часто, что вполне понимал, что они хотят этим сказать. По утрам он пил кофе, (эрзац, сделанный из толченных листьев каменного дерева), и глядел через городские крыши, через городские стены, вдаль за пустыню.

Насколько хватало глаз (горизонта не было) простирались пески. То тут, то там на песчаной равнине поднимались горы. Они, как и пустыня, были голыми: ни деревца, ни кустика, ни травинки — только песок, солнечное сверкание, да ядовитые испарения из рытвин в песке.

Изредка вдали можно было видеть ковыляющего куда-то «дракона» или «гидру», напоминающих старый автобус, едущий на свалку. А однажды, он видел «кентавра».

Даже с такого расстояния «кентавр» на своих копытах казался безнадежно заброшенным — серый, грустный, падший духом — какими бывают безработные, давно потерявшие надежду найти себе какое-нибудь занятие. Время от времени Калл слышал, что кто-то приходил в город. Они приходили не с луком и стрелами, предназначенными для сражения, а с каменной чашей для подаяния.

Перевранная поговорка: если бы ножи были нищими…

Этим утром, он, как обычно, осматривал пустыню вокруг гор, обдумывая: правда ли то, что говорят о горах. В городе вечно ходило до чертиков разных слухов; но ничему или только малой толике можно было верить. Но все же приятно лелеять слухи в груди, согревая их, вдыхая в них надежду. А слухи говорили, что если человек сможет пересечь пустыню, то он сможет выбраться из самого Ада. Иначе, если это не возможно, то зачем поставлен этот барьер между городом и горами?

Главным в этих слухах, а Джек мог видеть это своими глазами, — было то, что за горами ничего не было.

Нет, он исправит это! Он не может видеть, что там за песком. Пустыня искривлялась вверх и вверх, пока ее край не начинал расплываться.

Неба не было. Вместо неба — все та же земля.

Это был мир, где не было голубого неба, где его не было совсем, где солнце всегда висело прямо над головой, где тень была только под крышей или около наклонной стены.

Когда-то человек мог выпасть через край мира. Так говорили долгожители. Но они же сказали Джеку, что мир изменился. И не к лучшему. Ад — это компромисс между земными идеями и адовыми фактами. И здесь компромисс, казалось, всегда срабатывал в худшую сторону.

— Подавитесь вы своим компромиссом, — ворчал Калл.

Бесполезно. «Давиться» приходилось ему самому.

Он вновь принялся за завтрак. Калл с отвращением оглядел свое жилье: четыре каменные стены (как тюрьма), каменная кровать, каменная скамья, каменный стол, все сделано из гранита, известняка, застывшей лавы. Каменный стол, в выемки которого демоны упирали свои младенческие локти вечность назад. Каменная скамья со впадиной посередине, где грешные или святые зады ерзали взад-вперед миллиарды лет.

Его завтрак. Кварцевая чаша, наполненная супом из сырых коричневых волокон листьев каменного дерева, похожих на волосатую лапшу. Это были единственные овощи в этом мире, и, как он предполагал, они были здесь лишь потому, что человеческому организму необходима пища. Человек — это не какая-то эктоплазма, а плоть и кровь. Человек дышит и кровоточит, у него есть рот, зубы и кишки, которые надо заполнять пищей. Каменные деревья поглощали углекислый газ и вырабатывали кислород. Это была физическая система, хотя и замкнутая, такая же физическая, как Земля, с которой они пришли.

Доев суп и выпив еще чашку кофе, Калл начал бриться каменной бритвой. Надо следить за своей внешностью: чувство собственного достоинства не отменялось, особенно здесь. Сейчас в моде были усы.

Но пока он брился, началось очередное землетрясение. Пол осел. Каменные блоки, образующие стену слева, разошлись. Джек оперся об стол и продолжал выбривать себе бакенбарды. Нет, эти негодяи не заставят его потерять самообладание. Пусть хоть вся вселенная развалится на куски. Он не покажет им, что он надломлен.

Как будто им до этого есть дело.

Результат: он порезал себе шею. Но, к счастью (а может наоборот), он не задел вену.

Выругавшись, Джек подошел к окну и выглянул наружу.

НАЧАЛОСЬ!

Весь Ад рушился!

Вдалеке появилась тонкая линия. Она приближалась к городу, увеличиваясь и разрастаясь, и превратилась в две стены, образующие острый угол, совсем как нос корабля. И как корабль, она мчалась через пустыню, вздымая перед собой волну песка и облака пыли с каждого борта: корабль пустыни, плывущий по ветру божьей ярости. Каменные башни поднимались над ним, как высокие мачты. Из их окон вырывалось пламя. Каменный корабль, объятый пламенем, несся прямо на город, в котором жил Калл.

— Началось! — вскрикнул Калл.

Корабль врежется в него, тонны и тонны гигантских гранитных глыб, несущихся со скоростью шестьдесят миль в час прямо на город, такой же каменный, с тоннами и тоннами гранитных плит. Калл закричал; он, который видел столько, что думал, что ничто не заставит его закричать. Он закричал, хотя он видел это раньше, и знал, что столкновения не будет.

Столкновения не произошло. Великий город, казалось, согнулся под давлением, но выстоял, и песчаный корабль остановился. Гранитные стены замерли в четверти мили от города.

Наступила тишина: крики и вопли под окнами Калла прекратились. И тогда чужой огромный город начал откатываться. Скорее всего, как Джек знал по прежнему опыту, просто казалось, что город несся на них. Это был мираж, простое отражение метрополии, находящейся за много тысяч миль от них. Иногда, во время землетрясений, случались странные атмосферные явления. Однажды через пески несся его собственный город. Тогда он с ужасом увидел сам себя, стоящего в окне башни.

Город с горящими башнями исчез. Они никогда не допустят общения или торговли между Христианами и Буддистами. Каждый должен страдать в собственном Аду. Власти следят за этим.

Если власти такие умные, подумал Калл, почему они не сделали эти места достаточно просторными с самого начала? Или же они хотели держать людей в постоянном страхе и ужасе: а вдруг на этот раз оба Ада столкнутся?

Он дотронулся рукой до шеи и почувствовал влагу. Да, совсем забыл про порез.

Калл слизал кровь с пальца и задумался о ее солоноватом вкусе, о ее красном цвете и, в конце концов, о том, что его кровь это кровь его плоти. Жизнь здесь была суровой, без развлечений и удовольствий, и люди иногда делали странные вещи, чтобы потешить свою плоть. Он знает человека, который может лечь на спину, практически согнуться пополам и может… ну, лучше не продолжать. Не надо думать об этом. И не потому, что это вульгарно, или противоречит человеческим нравам. Нет, просто он ненавидел этого человека. Ненавидел за то, что тот имел удовольствия, которые были недоступны ему, Каллу.

Он опять посмотрел на свою руку, испачканную кровью. Кровь продолжала капать. И хотя Калл не боялся умереть от потери крови, кровотечение надо остановить. Биржа, где он служил, настаивала на презентабельном внешнем виде своих служащих. Кроме того, на улице полно людей, которых вид крови может привести в слишком сильное возбуждение, и это плохо кончится для Каллу.

Он позвонил врачу, который жил в маленькой комнатке в полуподвальной квартире. (Телефон в Аду? А почему бы и нет? Это было сделано теми, кто жил до человека, демонами. По всему городу тянулась обширная сеть проводов, которые торчали в изобилии на каждом здании или же висели на ветках каменных деревьев).

Врач, бедный демон, был занят другим пациентом. Раньше демоны были хозяевами в этом мире, теперь же они — лишь часть населения — рабы. О, рабство — законное и справедливое: лишь человеческие существа имеют гражданские права. А нечисть — не люди.

Калл был более важной персоной, и врач, бросив предыдущего пациента, прибыл через пять минут. Доктор Б.О., как его все звали, выглядел усталым и изможденным. Когда-то он был очень привлекателен: гигант с великолепной внешностью. Но теперь, душа его, как и тело, были изрядно помяты.

Врач открыл свой маленький черный саквояж, нашлепнул что-то на рану для остановки кровотечения, а затем смазал мазью.

— Из-за чего было землетрясение на этот раз? — спросил Калл.

Врач устало вздохнул и ответил; в его голосе сквозило раздражение:

— Очередная женщина в Китае.

Полмиллиона душ, упакованных в плоть, переселились в Ад за одну ночь. И Ад раздался, чтобы вместить их. Значит, безграничная вселенная — не безгранична? Значит, внешний мир толкает город Буддистов, заставляет здания шататься, а иногда и падать. И тот другой город был миражом? О, нет! Никогда!

Доктор знал, что все это значит для него и других демонов: больше работы, отказ от сна. Доктор был настолько уставшим, что даже осмелился пожаловаться Каллу. Конечно, он знал насколько Калл либерален. Он даже ошибочно считал Джека членом подпольного Общества Упразднения и надеялся, что тот его не выдаст.

— Не скули! — отрезал Калл. — Мы все в одной лодке.

— Да, — вздохнул демон. — Да.

Врач защелкнул свой чемоданчик и пошел к телефону, зная, что через минуту ему будут звонить.

— Да, мы все в одной лодке, — еще раз вздохнул доктор. — Но вы в ней пассажиры первого класса, а я, можно сказать, подношу уголь для черной команды истопников в кочегарке.

— Были времена, когда все было по другому, — заметил Калл.

Зазвонил телефон, Калл снял трубку и протянул ее доктору. Он решил побыстрее отправить Б.О. К чему все эти споры? Когда-то, когда город был маленьким местечком, созданным по примеру Птолемеевской системы, демоны или, как они себя звали — арганусы, превосходили числом людей. Они здесь заправляли, как заправляет везде сильное большинство. Затем, когда это место, назовем его Адом, было реорганизовано согласно Коперниковской системе, и человечество на Земле стало расти в геометрической прогрессии, хотя и грешить с той же страстью, что и раньше, не перестало, демоны внезапно оказались в меньшинстве.

Все вверх ногами, все изменилось. Так и должно быть, потому что Ад — отражение Земли, хотя и несколько искривленное.

Но не все изменения — к лучшему. А послушать нечисть, так совсем к худшему. Это теперь, когда демоны стали лишь частью населения. Да и вообще, разве может вся эта нечисть хорошо относиться к человеческим существам. Но даже такие лгуны, как они, в данном случае не врали. У них тоже есть своя гордость и честь. К тому же, если бы Ад был создан для нечисти, разве жили бы там люди?

Б.О. положил трубку телефона и выбежал из комнаты. Он был чрезвычайно возбужден.

Доктор положил трубку рядом с телефоном — оплошность, за которую он заплатит позже. Калл был довольно любопытен и не сдержался. Он поднял трубку и прислушался, рассчитывая услышать что-нибудь интересное. В трубке раздавалось потрескивание. Затем Джек услышал голос. В речи чувствовался славянский акцент:

— …где-то намного глубже. Это должно быть там. Это единственное место, куда мы еще не заглядывали. Посмотри в канализационной трубе.

Раздался щелчок. Калл положил трубку на рычаг, взял свой портфель и вышел.

«Посмотри в канализационной трубе, — думал он. — И что, черт побери, таится за этими словами? И что смотреть?»

Но выйдя на улицу, он сразу забыл об этом.

Его внимание привлекла толпа. Подойдя поближе Калл увидел, что люди собрались вокруг трупа, наполовину скрытого под упавшим гранитным блоком. Сама смерть не удивляла и не привлекала жителей этого города. Только любопытство и надежда заставляли стоять всех их здесь, когда каждого ждали неотложные дела в других местах.

Калл тоже остановился. Он уже опаздывал на службу, но не собирался пропускать такое событие, даже под угрозой увольнения. Конечно, он боялся увольнения: остаться здесь без работы — это ужасно. Но уж очень хотелось посмотреть, что принесет за собой смерть.

Он услышал слабые завывания сирены. Они были далеко, и он понял, что еще успеет зайти в магазин и купить пакет «самокрутки».

Хозяина в магазине не было видно. Раб, огромный черный демон, который настаивал чтобы его звали Дядя Том, устанавливал на полки сброшенные землетрясением товары. Выпрямившись он взглянул на Калла и улыбнулся, его белоснежные, как зубная паста, клыки блеснули на фоне чернильно-черного лица. Он был намного чернее, чем любой негр, потому-что даже самые темные негры не бывают по-настоящему черными. Жесткие волосы демона были коротко пострижены, а губы настолько толстые, что вообще он напоминал карикатуру на конголезца.

— Здрасте, масса Калл, — поздоровался демон, — зачем пожаловали, э-э-э, масса, Ваше Величество?

— Дядя Том, — сказал Калл, — а как тебе понравится пинок под зад?

И тут же рассердился на себя за это; ведь Дядя Том провоцировал его.

— О, смилуйтесь, масса Калл, совсем не хотел вас обидеть, никогда, совсем не хотел. Я бедный старый чернокожий. Пожалуйста, не бейте меня, масса Калл. Хотите, я буду лизать ваши башмаки или поцелую вам зад? Вы же знаете, что мы, цветные, ни на что не способны. Я просто бедный старый чернокожий.

— Прекрати, ради бога, — прервал его Калл.

Калл расстроился. Эта нечисть научилась дразнить и подкалывать людей. А если ему сказать, что он не человек и не должен разговаривать как негр, он тут же напомнит, что сами люди часто говорят, что негр — не человек.

Кроме того, он расскажет, что был ангелом-негром и до Падения всегда разговаривал именно так. А еще тут же сообщит, что был мальчиком в услужении у самого Святого Михаила. Потом он будет смеяться, сверкая белоснежными клыками на фоне действительно черного лица, и заявит, что Падение для него вовсе не было понижением. В Раю его положение совсем не многим отличалось от нынешнего. Правда, Святой Михаил был настоящим джентльменом, а здесь ему приходится прислуживать разной белой дряни.

За такое высказывание он получит хороший пинок, от которого больно ему ни капли не будет, зато человек взвоет от боли. Если же человек действительно выйдет из себя и пообещает линчевать обидчика, последует очередная неприятная сцена. Дядя Том тут же упадет на колени, вскинет молитвенно руки и перейдет к сцене плача и мольбы о пощаде. Все это время демон будет наслаждаться собой до глубины души, а человек, зная это, ничего не сможет сделать, он будет только продолжать ругаться и угрожать. Если же человеку на самом деле удается организовать суд Линча, то в дело тут же вмешиваются Власти, и инициатора строго наказывают. Здесь, как и везде, существуют законы.

С другой стороны, Дядя Том тоже побоится остаться без работы. Закон распространяется и на него.

— Где хозяин? — спросил Калл, подозревая что Дядя Том очень доволен его покрасневшим лицом.

— О, масса, он вышел. Бедный масса там на улице под гранитной плитой. Беднягу скоро примет сырая холодная могила.

Последнее утверждение было ложью, и демон это знал, так же прекрасно, как и Калл. Никаких могил ни для кого в этом замкнутом мире не полагается. По крайней мере, надолго.

Возможно, демон врал и о личности лежащего под плитой тела.

— Слушай, ты, черномазый дьявол, ты пытаешься соблазнить меня схватить горсть табака и пуститься с ней по улице? Не так ли? — сказал Калл. — А как только я это сделаю, ты вылетишь на улицу, вопя во всю глотку: «Держите вора!». Ты этого хочешь?

Дядя Том вытаращил глаза в притворном удивлении.

— О, нет, масса Калл! Не говорите так никогда про бедного дьявола! У меня и в мыслях такого не было! Ведь это будет стоить Вашему Высочеству очень дорого! Бедный старый дьявол уже получил хороший урок за соблазн человека. Никогда у меня теперь и в мыслях подобного не бывает! Ах, масса, я знаю свое место в обществе.

Но Калл тут же поддался соблазну. Он стоял, потея, и оглядывал лавку. Может это все-таки можно сделать? Или попробовать договориться с Дядей Томом?

Нет! Он прошел хорошую школу! Власти смогут найти его в любую минуту, как только захотят.

— Мне нужен табак, — сказал Джек, — и это единственная лавка у меня по дороге не службу. Может ты сможешь продать мне табак?

Дядя Том смущенно улыбнулся.

— Вы же знаете, нам, бедным дьяволам, строжайше запрещено продавать что-либо людям. Мы просто ползающие в грязи. Нет, масса, я ничем не могу вам помочь.

— Ты хочешь сказать, что я должен сегодня пойти на службу без курева? — спросил Калл, потрясенный своей беспомощностью. Он разозлился.

— Это уж вам решать. Извините, тут я ничего не могу поделать, — и демон, улыбнувшись, опять принялся наводить порядок.

Вой сирены приближался.

— Хозяин ведь жил с женщиной, — заметил Калл. — Может она сможет продать мне табак?

— О, господи! — воскликнул Дядя Том и засмеялся тоненьким голосом. — Хозяин был очень религиозным человеком. И так как здесь брак не одобряется так же, как на Небесах, он не мог жить в грехе, с женщиной.

— Ты меня утомил, — оборвал его Калл и вышел на улицу.

Сирена слышалась уже совсем близко, и через несколько секунд из-за угла вылетела машина скорой помощи. Толпа расступилась, давая дорогу. Машина остановилась в нескольких футах от тела; сирена замолкла. Водитель и сидящий рядом с ним мужчина вылезли из кабины, из кузова появилось еще двое. Один из них нес сложенные носилки, другой — два шеста.

Калл был разочарован, как и все остальные.

На этот раз Х не приехал.

Но с разочарованием Калл в то же время почувствовал и облегчение. Два раза он видел Х, и оба раза испытывал настоящий страх. Да, вид у того такой, что у Джека волосы дыбом встали, и по спине забегали мурашки.

Он отправился дальше, так как не собирался тратить время впустую, наблюдая, как четверо поднимают плиту и укладывают тело в машину. Такое он видел слишком часто. А через несколько часов покойник — уже не покойник — будет снова торговать в своей лавке. Смерть или несуществование, называй это как хочешь, была здесь непозволительной роскошью…

Откуда прибыла скорая помощь? Кто ее сделал? Где ее сделали? Каковы их методы? Кто все это знает? Скорая помощь слегка напоминала ему машины на Земле: Калл смутно их помнил. Она имела черную пластиковую или металлическую раму, ветровое стекло, четыре колеса с резиновыми шинами, руль, капот. Но что за двигатель находился под капотом, никто не знал. Впереди не было решетки, ничего напоминающего радиатор, к тому же мотор был абсолютно беззвучным.

Кто знал, что происходит в этом мире? Калл не знал. Он был здесь уже… сколько же? Два года, а может двадцать лет?

Солнце все время стояло посередине неба, которое и небом-то не было. Земля поднималась, искривлялась и, в конце концов, превращалась в небесный свод. Если достать мощный телескоп и посмотреть вверх, то, говорят, можно увидеть людей, ходящих вниз головами, и здания, свисающие, как сталактиты в пещере. А если попробовать добраться туда, то у тебя над головой будет место, откуда ты пришел.

Если… если… если… Телескопа нет. Конечно, теоретически можно самому сделать телескоп. И никаких походов к горизонту. Это просто невозможно, по крайней мере, через эту смертоносную пустыню, которая хоть и выгорела уже, но все равно несет в себе смерть.

Достаточно посмотреть из окна башни и увидеть, как искривляется вверх сам город. Этого достаточно, чтобы напугать тебя, как это говорится?… до смерти.

Голый, с портфелем, он шел по улицам города. Другие, голые как и он, толпились на широких проспектах между возвышающимися зданиями. Все люди — в возрасте от двадцати лет и старше. Детей, подростков и младенцев здесь не было. Где же они? В другом городе? Или, может, где-нибудь в другом месте?

Все взрослые прибывали сюда в том теле, в котором они находились на Земле, или же в подобном, и в том же возрасте, в котором умирали там. Калл помнил, правда так же смутно, как и все о его предыдущей жизни на Земле, что погиб он в автомобильной катастрофе. Ему было около тридцати лет. У Джека была жена и трое детей: восемь, шесть и три года. Его жена была приятной блондинкой, правда, немного сварливой. Он не помнил точно ее лица, но ему казалось, что у нее был симпатичный носик, полные губы, круглый подбородок и, кажется, ямочка на одной щеке. Его профессия? На этот вопрос Калл обычно отвечал, что он — инженер-электроник и эксперт по рынку; но электронику помнил плохо. Когда случился этот гибельный инцидент, Джек продвигался вверх по служебной лестнице в организации, где работал. Машина (она ехала на красный свет), разбила все его надежды. И не только надежды подняться по служебной лестнице, надежды на богатство и власть; она разбила надежду попасть в Рай, на Небеса. Если бы в момент столкновения он не был так зол на свою жену, которую заподозрил в неверности, хотя не имел никаких доказательств по этому поводу. И если бы он в ту минуту не повернул голову, чтобы посмотреть как покачивает бедрами проходящая мимо брюнетка с длинными ногами — если бы… если бы… Это было не справедливо: он был порядочным человеком, он вел жизнь настоящего христианина, он регулярно посещал церковь, был председателем нескольких филантропических и социальных благотворительных обществ, он никогда никого не убивал, если не считать военного времени, когда он защищал свою страну, он никогда…

Что толку думать об этом?

Он думал, что постарел. Как ни странно, но его физическое состояние осталось в основном таким же, как на Земле. Люди питались, испражнялись, спаривались (правда без детей), страдали от ран, чувствовали удовлетворение, кровоточили и даже умирали. Что-то изменено в них, поэтому они не стареют и не размножаются.

Что-то, но не все. Но этого достаточно. Тот, кто был беззубым на Земле, оставался беззубыми и здесь. Калл вот, так и ходит с золотым мостом во рту. Если у человека не было пальца, руки, ноги, глаза, то и здесь они не появлялись. Но был и такой закон справедливости: например, человек с ампутированными руками и ногами получал одну руку и одну ногу. А у полностью слепого на Земле здесь появлялся один глаз. Но почему-то, все — обязательно левое.

А безумные, идиоты, старики, страдающие пляской святого Витта, паралитики, золотушники, сифилитики, эпилептики и т. д. — все-все были здесь излечены. И болезней здесь нет. Те, кто потеряли глаз, руку или ногу, конечно, возмущались этим и жаловались, что это несправедливо. Но если болезнь и физические недостатки можно излечить, то почему все же существовала дискриминация больных и калек? Ответа нет. И кто говорит, что такое устройство справедливо?

Все эти мысли, конечно, были очень грустными и скучными, но Джек не мог выбросить их из головы.

Размышляя таким образом, он завернул за угол и, как каждое утро, оказался перед зданием Биржи. Биржа находилась в одном из тех громадных и фантастических зданий, которыми изобиловал город. Здание возвышалось на тысячи две футов. Для Земли оно было не таким уж и высоким, но в длину простиралось на милю, и было сделано из колоссальнейших каменных блоков. Блоки, высеченные из гранита, базальта и мрамора кто-то (явно не люди) уложил один на другой; и каждый верхний был несколько сдвинут, так что вся конструкция напоминала висящие сады Вавилона. На каждом блоке были высечены тысячи лиц и фигур. Никаких горгулий, как можно было ожидать, — просто лица, выражающие все эмоции, известные человечеству.

Фигуры и лица высекали демоны. Но ни люди, ни демоны не высекали этих блоков и не водружали их один на другой. А кто? Никто не знал. Демоны утверждали, что они нашли город уже построенным; они просто сюда переехали. Это было тогда, когда окрестности города горели, казалось, вечным огнем, и человеческие существа, вселившиеся сюда горели в этом огне, не умирая.

С каждой стороны здания стояло по статуе. Они были еще выше, чем само здание. Статуи изображали процесс превращения гада в человека или наоборот. Одни огромные разинутые пасти втягивали мощные потоки горячего воздуха, а из других с шипением и свистом холодный воздух вырывался наружу. Такие статуи были расставлены по всему городу и создавали фоновый шум его жизни.

Над огромной аркой портала здания Биржи были выбиты слова «НЕ ОСТАВЛЯЙ НАДЕЖДУ». (Надпись была вычерчена рукой человека на древнееврейском языке). Калл прошел через портал и вошел в вестибюль. Вестибюль был сто футов в ширину и триста футов в высоту; из него шел коридор длиной более чем триста ярдов. Это и был вход в Биржу.

Комната, высеченная в цельном куске камня напоминала внутренности баскетбольного мяча. Сиденья и проходы между ними начинались у основания и поднимались вверх по изгибу мяча. Сиденья продолжались по всему потолку так, что некоторые демоны, которые работали в этом помещении, вынуждены были сидеть вверх ногами. Может, эти сидения были сделаны из-за извращенного чувства юмора. Выяснить это никому еще не удавалось. Если спросить об этом у любого дьявола, то он ответит, что он всего лишь маленький дьявол и не помнит таких вещей. Короче говоря, люди — мужчины и женщины — занимали всего лишь половину здания.

Зал был полон людей. Они сидели за столами, и каждый в одной руке держал телефонную трубку, а в другой — графитный карандаш. Служащие писали на пергаменте из человеческой кожи. Кожа, конечно же, была белой или желтой, так как на темной карандаш почти не оставлял следов. Кожу использовали, потому что не было бумаги. Здесь росли только каменные деревья, а бумага из их листьев была очень плохой.

Кожу на Биржу поставляли различные агенты. Биржа не задавала никаких вопросов, а со своими поставщиками расплачивалась странными товарами. Иногда Власти ловили поставщиков. Тогда возникал дефицит пергамента, и это длилось, пока кожевники не набирали и не обучали новых рабочих. Власти могли покончить с этим раз и навсегда, если бы только захотели. Но они не применяли магию, а натравливали на поставщиков людей и демонов. Кожевников до смерти забивали камнями на улицах, либо ловили и пытали, а потом разрывали на части.

Люди у телефонов делали заметки и подзывали курьеров. Курьеры бегом поднимались по проходу, брали записки и спускались к основанию помещения. Посередине основания возвышалась платформа, окруженная широким проходом. Вокруг платформы за каменными столами сидели служащие и отвечали на телефонные звонки. Если они находили сообщение важным, то передавали его другому курьеру, и тот относил его президенту. Президент сидел на огромном диоритовом кресле в центре платформы.

Этот своеобразный трон был простым и массивным, в то же время его можно было повернуть простым толчком ноги, хотя межу троном, который весил тонны две, и платформой, на которой он стоял, не было заметно никакого просвета. Или между ними было слишком малое трение, или же внизу был спрятан механизм. Все попытки поднять трон кончались неудачей, а трон продолжал поворачиваться так же легко; и если оттолкнуться посильней, то мог вращаться довольно долго.

Президент был крупным мужчиной. Он уверял, что физически ему семьдесят лет, но по хронологии ему было все тысяча семьсот. Это, конечно, относилось к адскому времени, которое трудно было вообще назвать временем. Голова и лицо президента заросли длинными седыми волосами. Его седая борода спадала на костлявые колени, в эту бороду он заворачивался как в плащ. Он называл себя Анжело — довольно странное имя для жителя Ада. Ходила молва, что президент знал самого Данте, который тоже был жителем этого города.

Ад был смесью различных, порой даже противоречивых слухов. И кому как не Каллу этого было не знать. Когда Калл вошел в зал, его встретил шум голосов и звонки сотен телефонов. Так как согласно песочным часам у входа он опоздал, то поспешил занять свое место. Но, взглянув на лица людей, сидящих в зале, Калл в ужасе замер. Все мужчины, за исключением президента, были чисто выбриты. Ни у кого не было усов.

Джек почувствовал себя униженным и предательски обманутым. Почему ни один из его так называемых друзей, не сказал ему, что усы уже не в моде? Тоже, нашлись друзья! Да они хотят погубить его! Теперь он не просто опоздал, а стал общим посмешищем. При этом он не мог ничего сделать. Повернуться и побежать домой сбривать вышедшие из моды усы, но тогда он опоздает еще больше, и это совсем не понравится президенту. Более того, над таким поступком будут смеяться еще больше. Опустив голову, с горящими щеками, Калл поднялся по проходу и проскользнул на свое место за столом.

Его телефон зазвонил так, как будто человек на другом конце провода хотел сообщить сногсшибательное известие. Возможно, что так оно и есть. Калл снял трубку.

— Алло! Кто говорит? Что хорошего?

Голос на другом конце говорил на ломаном еврейском со скандинавской певучестью.

— Агент Свен Ялмар говорит. В секторе я ХХБ-8Н/Б.

Калл припомнил огромную карту, висящую в соседней комнате. Он знал, где находится Свен. Примерно знал, потому что карта города несколько изменилась после последнего расширения. Джек ожидал, что телефонная линия будет неисправна после землетрясения, но все было в порядке.

— Будь спокоен, кое-что действительно хорошее у меня, — заверил Свен. — Сколько падших ангелов может поместиться на острие иглы?

— Ты тупой остряк, — обрезал его Калл. — Не знаешь что ли, что мы здесь заняты делом? Ты что, звонишь только ради своих тупых шуток? Не трать рабочее время!

— Что? Время? Где? Здесь? Ну и клоун ты! Нет, агент Калл, звоню я не для того, что бы выслушивать твои оскорбления, у меня действительно кое-что горяченькое. По крайней мере, я так думаю.

— Ты так думаешь! Лучше подтверди это фактами, а то я живо доложу, что ты попусту тратишь мое время.

— Господи, — воскликнул Свен, — какие тебе нужны факты? Ты что, хочешь увидеть свидетельство, подписанное и данное под присягой? Все, что у меня есть — парень, конечно, может и чокнутый. Дьявол его знает, тут много таких.

— Парень? — переспросил Калл. — Что за парень?

— Он называет себя просто Федором. И утверждает, что он славянин — божий идиот. Сам лысый и с длинной бородой. Похоже, что он прошел через Ад, еще не покинув Земли. Да он может сам с тобой поговорить. Он, правда, тараторит, но убедительно. Убедительно, как сам Сатана. Подожди, минутку, не вешай трубку. Я сейчас позову его.

Свен куда-то удалился, прежде чем Калл прокричал ему, чтобы тот не занимал линию. Председатель одарил Калла таким взглядом, что у Джека похолодели ноги. Он понял, что сейчас Свену надо будет преподнести нечто действительно из ряда вон выходящее, иначе они оба могут кончить — и возможно буквально — в кипящем котле. У Биржи были ужасные и эффективные способы по поддержанию дисциплины и наказанию провинившихся. От них не спрячешься. Он-то уж это знал: сам когда-то выслеживал беглецов, решивших порвать с Биржей. Раз уж тебя взяли и ты узнал секреты, ты здесь — навсегда. Обратного пути нет.

Калл барабанил пальцами по каменной поверхности стола и кусал губы; кусал, пока не почувствовал вкус крови. Этот вкус напомнил ему о наказании, которое он видел. Оно было присуждено человеку, который рассердил председателя. Калл сидел и потел, несмотря на прохладный поток воздуха из древних, но эффективных кондиционеров. Прошел, казалось, целый час (а может, так оно и было), прежде чем он снова услышал голос Свена.

— Извини, что так долго. Передаю трубку Федору.

— Федор, славянин — божий идиот, у телефона, — сообщил высокий голос. — Я принес вам хорошие новости.

«Еще один свихнувшийся», — подумал Калл.

— Короче, — строго сказал Калл, — ты и так занимаешь линию слишком долго. Давай самую суть твоего сообщения. Если я решу, что оно стоящее, расскажешь детально. — Потом, подумав, добавил: — Ты раньше не звонил сюда? Что-то голос мне твой знаком.

— Никогда, — заверил Федор. — Впервые разговариваю с человеком по имени Калл.

— Ну, хорошо, валяй, что там у тебя?

— Слушай, — начал Федор взволнованно. — Ты знаешь теорию Переводов? Это, когда считают, рождение — перевод на один язык, жизнь — это еще один перевод на другой язык, а смерть — это еще один перевод. Но смерть может быть переводом на два языка: смерть в Аду и смерть в Раю. А может быть, три, если учитывать забвение или преддверие Ада? А может и все четыре, если рассматривать и Чистилище, хотя прямых доказательств нет, что оно существует. Возможен вариант, что этот мир и есть Чистилище, а не Ад. Тогда у нас есть надежда. Правда, если это Чистилище, почему нам этого не сказали, что бы мы знали, почему страдаем и что нам надо сделать, чтобы вырваться отсюда. Но, вообще-то, эти же вопросы остаются, если мы — в Аду. Почему бы нам не сказать, отчего мы здесь и что будет дальше, если вообще что-то будет.

Конечно, ты можешь сказать то же самое и про жизнь на Земле. Мы не знаем, откуда мы там появились, почему именно там, и что же с нами будет дальше. Но там были хоть намеки на то, что многие рассматривали как тайну. Церковь нам объясняла, что есть что, а она брала свои знания из Святых книг, продиктованных Самим Богом, в некотором роде. Да, церковь не вдавалась в подробности, а иногда, и в общих-то чертах не все затрагивала. Но она давала нам достаточно, чтобы бросить якорь веры, и тогда наша вера, попав под ветер сомнений могла, как паук, на паутине…

— Ближе к делу! — прервал его Калл. — Почему ты здесь, например?

— Я не знаю, почему, если это Ад. Я верил и продолжаю верить. Я был несчастным грешником. Да, это так. Но я верю! И я любил Его! И я люблю человека! И я люблю Его в человеке. И я люблю в Нем человека!

— Оставь свои проблемы при себе, — опять перебил его Калл, — что ты можешь сообщить ценного?

— Нас интересует один… нет, даже два вопроса, — продолжал Федор. — Во-первых, где находятся люди, не попавшие сюда, если это Ад. И второе: мы хотим узнать личность Х, Черной Мессии, да и самого Христа.

Третье он не упомянул.

Федор не рискнул сразу же продолжить свою речь, но Калл слышал его тяжелое дыхание.

— Говори! — крикнул испуганно Калл, потому что глаза президента опять остановились на нем. — Что случилось?

— Возможно, — продолжал Федор, — я могу помочь, но для этого я должен немного отклониться от темы. Моя мысль будет непонятна без вступления, без фундамента, так сказать. Запасись терпением. А почему бы и нет? У нас впереди целая вечность.

— У тебя, но не у меня, — возразил Калл, чувствуя как пот течет у него из-под мышек по ребрам.

— Ты знаешь точно, что Иисус посетил Ад на три дня, пока его тело находилось в гробу. Целых три дня. Три дня Он проповедовал истинного Бога среди язычников и библейских евреев, которые были обречены страдать в Аду, пока Он не придет. И Он спас их! Он освободил их! Его присутствие и внешность позволили им покинуть Ад и попасть на Небеса. Таким образом Абрам, Моисей, Сократ и многие другие, которые без Него не могли понять настоящий свет, все они поверили Ему и смогли пройти сквозь ворота Ада…

— Я все это слышал, — опять прервал Федора Калл, — но я ни разу не встречал никого, кто сказал бы, что видел как эти люди дохристианской эпохи действительно покинули Ад. Подумай об этом, никто не видел дохристианских людей в городе. Эта теория не выдерживает никакой научной критики. Все врут и продолжают врать. Бог свидетель, я достаточно много разговаривал с людьми, прошел для этого немало миль, встречался с людьми, которые были здесь когда Христос — или кто-то, утверждающий что это Он — был и проповедовал здесь.

— Но Он ушел отсюда? — пронзительно завизжал Федор. — УШЕЛ?

— К чему ты, черт побери, клонишь?

— Предположим, что здесь был человек, раскаивающийся в своих грехах. Но слишком поздно. И он слышал от падших Ангелов, что Христос будет здесь и пробудет три дня. И так, хорошо все продумав, он решил получить расположение дьяволов и отличиться среди них. Вспомните, это было в те времена, когда дьяволы превосходили числом человека, и этот человек был удостоен чести, или бесчестия, для получения демонства. Таким образом, Христос пришел сюда, был схвачен и заперт в тюрьму, что, как можно предположить, было вполне по силам дьяволам. О причинах этого мы можем только догадываться. Конечно, они не могли схватить Его без Его согласия, но Он, видимо, молчаливо согласился по причине, о которой мы также можем только догадываться. И этот человек, обращенный в дьявола был избран для изображения Христа, вернувшегося на Землю. Но он, оказавшись на Земле, перешел на другую сторону. Теперь он предал Ад и отказался выполнять их план. И, может, ему даже позволили вознестись. А Христос тем временем, остался в Аду, заключенный здесь, вместо него.

И со временем Он стал здесь "Х", Черным Мессией, Черным Спасителем? Ведь человек, восставший из гроба, не дал деве Марии дотронуться до него. Это потому, что на нем еще лежала печать дьявола. Не дотронулась бы рука Марии вместо святой добродетели до заразной плоти дьявола? Неверующий Фома был не уничтожен Небесными Силами, или Властями, так как те тогда еще не решили, что делать с фальшивым Христом. Все силы Властей тогда были направлены на переделку фальшивого Христа, из дьявола в святого. Конечно, это самая слабая точка во всей моей гипотезе, так как обращение человека из святого в дьявола может произойти лишь по доброй воле.

И, конечно, все это — лишь размышления и предположения. И, возможно, что фальшивый Христос сделал ошибку, совершая зло в Аду для того, чтобы совершать добро на Земле и на Небесах. Он мог сообразить, что цель не оправдывает средств; и творить зло в Аду, даже для грешников, обреченных на вечные мучения, — все равно творить зло. И он мог сбежать отсюда только на короткий срок, чтобы потом получить еще более суровое и страшное наказание. После Земли, он опять вернулся в Ад. Вознесение было обманом — ведь Христос-то находился здесь, в Аду. Апостолы думали, что Христос вознесся на небо, в то время как фальшивый Христос вернулся в Ад. Получается некая небесно-земная-адская теория относительности.

«О, боже, — подумал Калл, — я потерял столько времени, слушая этого сумасшедшего». Но потом он подумал: «Подожди-ка. А ведь это здорово! Ведь это чудесно!» Это было чудесно не по тем двум причинам, которые высказал Федор, а по третьей, им не высказанной.

— Не вешай трубку, — сказал Калл. — Нас временно разъединят, но я потом подключусь снова. Просто не вешай трубку.

Калл нажал на рычаг, а потом на кнопку у основания телефона. Так установилась связь между ним и Стенгариусом, одним из служащих, сидящих у платформы. Калл кратко передал Стенгариусу рассказ Федора, и поняв, что тот заинтересовался, описал подробности.

— Вы думаете, президент клюнет на это? — поинтересовался Калл. — Я лично предполагаю четыре рынка — богатых рынка — для этой истории. И, бог знает, что еще из нее можно выжать.

— Да, я согласен, — поддержал его Стенгариус. — Но решение — за президентом.

Стенгариус разъединился с Каллом и установил прямую связь с президентом. Эта связь прошла через секретаря президента, который сидел на базальтовом стуле у ступенек, поднимающихся на платформу. Калл видел, как секретарь ответил Стенгариусу, а затем соединился с президентом.

Старик держал телефонную трубку у себя под бородой. Трубка исчезла в белой путаной массе, похожей на спагетти или пучок белых червей. Долгое время он молча слушал. Внезапно длинные волосы на верхней губе президента раздвинулись, и под ними появилась черная дыра. Президент повернул голову в сторону Калла, и на мгновение Джек увидел его профиль с крючковатым носом, и черные глаза уставились на Калла. Джек знал, что человеческие глаза не светятся, как это бывает у кошек, но эти, казалось сверкнули во мраке. А может, такой эффект создал ужас, жуткий ужас, проснувшийся в душе у Калла.

Президент кончил разговаривать со Стенгариусом, и Стенгариус сделал Каллу знак из сложенных буквой "О" большого и указательного пальца. Джек улыбнулся. Если это дело сработает, то он может получить повышение, и, возможно, окажется сидящим в одном из нижних рядов. А возможно, в один прекрасный день он получит секретарство. А дальше, хотя это маловероятно, он может стать и президентом. Ведь президент сидит на своем троне уже давным-давно.

Голос Федора оторвал Калла от приятных мыслей и вернул к действительности.

— Мистер Калл, я еще не все сказал. Мне осталось рассказать немножко.

Внезапно Калл понял, почему голос кажется ему знакомым. Конечно же! Он совсем недавно слышал этот голос в своей квартире, когда хотел положить трубку после ухода доктора Б.О.

— Внизу, в канализации, — сказал Калл.

На другом конце провода Федор затаил дыхание. Затем послышалась скороговорка на каком-то славянском языке. Возможно, русском. Похоже, Федор был сильно взволнован услышанным, раз так резко вспомнил свой родной язык. Наконец, он сказал на еврейском:

— Что ты имеешь в виду?

— Сегодня, несколько раньше, была ошибочная связь, — сказал Калл. — И я слышал твой голос, потому-то сначала и решил, что знаю тебя. Ты ведь не член Биржи… что ты делал у телефона?

Калл не сказал, что он слышал только конец разговора и только голос Федора. Он решил, что сможет вытряхнуть из Федора то, чего еще не знает. По крайней мере, очень на это надеялся.

— Мистер Калл, — сказал Федор. — Я не знаю, сколь много вы слышали. И не знаю… на чьей вы стороне.

Федор ни слова не сказал о том, почему он пользовался телефоном.

— На стороне человечества, — ответил Калл. — Ты же не думаешь, что я вонючий Иуда? Я не работаю на Власти, черт подери!

— Я не хочу больше ничего говорить по телефону, — возбужденно сказал Федор. — Я не задумывался об этом раньше, но, возможно, телефоны прослушиваются.

— Даже если это так, Они никогда не показывали этого, — возразил Калл. — Биржа существует очень давно, и Они ни разу ни во что не вмешивались. А если и вмешивались, то косвенно — не в открытую.

Он опять вспотел. Время от времени люди исчезали. Может быть Власти, которых никто не видел, но которые все же существовали?..

— Вы знаете, где я нахожусь, — прервал его размышления Федор. — Я буду ждать вас здесь. Послышался щелчок отключающегося телефона.

Калл не стал вновь подсоединяться к Свену: он решил направиться прямо туда. Для этого нужно было получить разрешение уйти; но после того, как он объяснил, что этот Федор, может оказаться настоящим сокровищем, ему дали «добро». Калл должен был отправиться прямо на место и выяснить все до конца.

— Если ты откопаешь что-нибудь действительно ценное для Биржи, — сказал ему Стенгариус, — станешь большим человеком в Организации. По крайней мере, выше чем сейчас. Только не бери на себя слишком много. А то тебя уберут настолько быстро, что даже не успеешь понять, с какой стороны сверкнул нож. Я бы сам занялся этим, но сейчас слишком занят.

Последняя фраза означала, что Стенгариус не может отлучиться из-за боязни махинаций своих коллег. Раз уже человек дошел до должности первого телефониста, он — пленник должности. Первый телефонист никак не мог использовать возможность покинуть свой пост. Но неудобства такого поста иногда кое-чем компенсировались.

Одной из таких компенсаций была Филлис Нильстром.

Калл вышел из зала биржи в фойе и встретил там Филлис, разговаривающую с Робертсоном, первым телефонистом второй смены. Филлис была обаятельнейшей женщиной среднего роста: пепельные волосы аккуратно зачесаны назад и собраны на затылке в узел, как у Психеи, стройные длинные ноги, округлые плотные ягодицы, узкая талия, плоский живот, грудь полная, твердая, но не вульгарная. Голос — низкий с хрипотцой.

Калл ненавидел ее.

Вскоре после поступления на Биржу, Джека пригласили на вечеринку, которую устраивал Кардинал, Главный телефонист сектора ХХБ-1 А3А. Кардинал представил его Филлис, предупредив, что большее, что Калл может себе позволить, это пожать ей руку. Калл натянуто рассмеялся, но все оставшееся время не мог отвести от Филлис глаз. Он хотел ее так, как не хотел ни одну женщину. Но он был не дурак, и постарался скрыть свои чувства. После этого Джек не упускал ни одной возможности поговорить с ней: в фойе Биржи, на вечеринках, во время как бы случайных встреч. Потом, когда в своем пути наверх по служебной лестнице, он дошел до ранга Главного телефониста сектора ХХБ-3 П/Б и сравнялся в этом с Кардиналом, он объяснился Филлис в любви. Ее связь с Кардиналом в то время придавала ему смелости: он знал, что Филлис несчастлива.

К его удивлению и восторгу, Филлис отнеслась к объяснению благосклонно. Она сказала, что с удовольствием переедет к нему на квартиру. Но это могло произойти, только если Кардинал будет понижен в должности. В этот момент Кардинал был еще слишком силен. Если бы она тогда ушла от Кардинала, ее запросто могли убить, она могла исчезнуть, агенты Кардинала могли просто выбросить ее в канализацию. У Калла не было достаточно власти, чтобы защитить ее.

Спустя некоторое время Заббини, телефонист одного из маленьких секторов, был пойман телохранителями Кардинала в квартире Кардинала. Телохранители убили Заббини и принялись искать своего босса. В квартире его не было, хотя телохранители твердо знали, что из квартиры он не выходил. Выглянув в окно, они увидели на улице толпу, собравшуюся вокруг распростершегося тела. Заббини выбросил Кардинала из окна. Филлис пришла домой позже и выразила массу удивления и мало горя. После расследования, которое вел первый детектив Биржи, Филлис была оправдана. Выяснили, что Заббини был влюблен в Филлис, и очевидно, убил Кардинала, рассчитывая заполучить ее себе в любовницы.

Калл был ошарашен происшедшим. Он не сомневался, что Филлис подстрекала Заббини убить Кардинала, чтобы стать его, Калла, любовницей. Но обо всем этом Джек забыл, как только она переехала к нему. Она была самой страстной женщиной из тех, что Калл встречал раньше. И так он думал до того дня, когда она покинула его ради Стенгариуса, Главного телефониста.

Калл устроил ей грандиозную сцену, назвав ее всеми подходящими именами, которые он смог вспомнить на еврейском и английском языках, прибавив к ним проклятья на дьявольском наречии. Тогда Филлис заявила, что она фригидна и что ей стоит больших усилий разрешать мужчинам дотрагиваться до нее. Она хочет получить от жизни все ценности, — это ее собственные слова — а получить их она может, только разрешая мужчинам возбуждаться от ее красоты. А сама она только изображает непомерную страсть к ним. Калл пригрозил, что расскажет все Стенгариусу, но она только посмеялась и сообщила, что в таком случае она объяснит Стенгариусу, что это ложь, придуманная Каллом для того, чтобы удержать ее, и тогда она посмотрит, как долго Калл продержится на Бирже.

Сейчас, когда он проходил мимо нее в фойе, Филлис заговорила с ним.

— Здравствуй, — холодно ответил он на ее приветствие и хотел пройти мимо.

В ответ она улыбнулась, блеснув белоснежными зубами.

— Я хочу поговорить с тобой наедине, — задержала она Калла.

Робертсон изумленно взглянул на Калла, затем бросил прищуренный взгляд на Филлис.

— До скорой встречи, Филл, — наконец сказал Робертсон и отошел.

— Скоро не получится, — возразила Филлис.

Она подошла к Каллу и взяла его за локоть.

— Насколько я понимаю, ты собрался в долгую поездку.

Калл слегка дрожал от ее прикосновения, он до боли хотел ее. Он ненавидел ее, но в то же время хотел, чтобы Филлис вернулась к нему.

— Это… это… деловая… по… поездка, — выдавил он, ненавидя себя за это предательское заикание.

Филлис холодно улыбнулась и спокойно заметила:

— Не нервничай, Стенгариус знает, что я разговариваю с тобой. Он не истолкует превратно. Тебе нечего боятся. Я убедила его, что у нас с тобой все кончено.

— Я ничуть об этом не беспокоюсь, — возразил Калл, надеясь, что для нее голос прозвучал не так глухо, как показалось ему самому.

— Не сомневаюсь, что так оно и есть, — ответила она с улыбкой, ясно дающей понять, что она все видит и считает Калла перепуганным до смерти.

— Нет же, нет, черт побери, — заверил ее Калл.

— Я не собираюсь обсуждать степень твоего ужаса, поэтому оставим этот разговор. Дело в том, что я еду в тот же сектор, что и ты. Ты будешь моим телохранителем. Стенгариус, конечно, не хотел, чтобы я ехала, но приказал сам президент. Так что, он проглотил эту горькую пилюлю. Но постарался подсластить ее. И этот сахар — ты.

— Что ты имеешь в виду?

— Он считает, что с тобой я буду в полной безопасности. Стенгариус знает, какой ты трудолюбивый и старательный бобер, когда хочешь продвинуться по служебной лестнице. И он знает, что ты ни за что в жизни не сделаешь ничего такого, что может повредить твоей карьере. К тому же, у тебя не хватит мужества притронуться ко мне.

Калл почувствовал, как жар ударил ему в лицо. Он хотел засмеяться, но не смог.

— Возможно, — продолжила Филлис, — бобер — не самое подходящее слово. Может, шакал подходит лучше? Шакал среди львов, Джек Калл?

Он не сразу ее понял. Калл так давно не говорил по-английски, что почти забыл его. К тому же некоторые вещи он помнил довольно смутно. Кто такие львы? Кто такие шакалы? Затем в памяти всплыли образы зверей. Образы были туманными, но не настолько, чтобы не уловить смысл метафоры. Он понял, почему Филлис говорила по-английски. На каком-нибудь другом языке такого каламбура с его именем просто не получилось бы.

«Ну ты и сука! Сама-то, фригидная Стенгариусская шлюха!» — подумал Калл.

Внешне он был спокоен, хотя покрасневшее лицо не могло не выдавать злости.

— Ну, Джек Калл, пойдем? — спросила Филлис.

Она подозвала слугу. Парень взял портфель, Филлиса в сопровождении Калла направилась к выходу из Биржи. На улице, между четырьмя носильщиками, стоял паланкин. Он был сделан из длинных хитро-соединенных друг с другом и обтянутых кожей костей. Носильщики, завидев Филлис, подняли паланкин с земли. Слуга положил портфель на сидение и отошел в сторону. Филлис забралась в паланкин и уселась, откинувшись на груду подушек, сшитых из кожи и набитых листьями каменного дерева.

— Поехали! — приказала она.

Слуга потрусил впереди, крича во все горло:

— Дорогу для служащих Биржи! Дорогу Леди Биржи!

Толпа на улице раздалась, пропуская процессию. Для них вид телефонной трубки, которой махал бегущий впереди слуга, и так говорил слишком много. С Биржей не шутили.

Каллу был предоставлен другой вид транспорта. В другое время, при других обстоятельствах, он бы гордился этим. Впервые его послали на столь важное задание, что выдали билет на экспресс «Свиная спина». Но сейчас, когда в нем горела злоба и ненависть, это было обидно. Ехать у человека на закорках, когда она, глубоко-замороженная сука, покачивается в паланкине — это просто плевок в лицо!

Он вскочил на спину первого попавшегося «пони», здоровенного негра с длинными мускулистыми ногами. Негр поддерживая Калла под ягодицы, пустился со всех ног.

Он пробежал около полумили; первую четверть — быстро, потом начал замедлять бег. К тому времени, когда они достигли следующего «пони», негр пыхтел, как паровоз. Он спустил Калла со спины и тут же свалился на мостовую. Негр отдал пассажиру все, что мог.

Калл прыгнул на спину следующего «пони», низкого, мускулистого блондина, и тот бежал быстро и долго, как только мог, пока не отказали ноги. Он резко остановился и опустил руки. Калл соскользнул со спины. Так и продолжалось это путешествие, милю за милей, разгоняя людей с проезжей части мостовой, «пони» за «пони», пока мелькающие здания и лица горгулий совсем не смешались.

Сменив очередного «пони», Калл понял, что путешествовать таким способом, хоть и престижно, но очень неудобно, да и тяжело. Конечно, передвигался он достаточно быстро, но «пони» часто падали прямо на дороге. Но они привыкли, они быстро восстановят силы, да и возвращаться им недалеко. А Калл не привык к такому способу передвижения, и путь его был не близок. Он чувствовал, что пока достигнет цели, его мышцы настолько занемеют, что и ходить он будет со скрипом. Кожа в тех местах, где ноги Калла терлись о спины «пони», горела; у него началась морская болезнь или болезнь «свинячей спины», если хотите. Трижды Джек был вынужден излить на мостовую свой завтрак.

Солнце стало светить слабее, туманнее, как это было каждые двенадцать часов по песочным часам. Солнце не угасало, а становилось тусклым пятном: оно превращалось в луну. Всю ночь Калл скакал на спине: бедра горели, живот раскачивался, как маятник. И так — всю ночь; затем солнце вспыхнуло опять. Он продолжал путь весь следующий день, остановившись лишь раз, чтобы поесть, да и то был настолько уставшим, что не смог этого сделать. Подняв каменную ложку к губам, Калл упал на пол и заснул. Но «пони» тут же разбудил его, сказав, что они должны трогаться.

Калл понял, что если ты достаточно устал, то спать сможешь в любых условиях.

Но что это за сон! Джек в полусне залезал на спину очередного «пони» и отключался. Но поспать удавалось не более нескольких минут. Когда носильщик уставал, нужно было пересаживаться на другого. Калл падал со спины «пони» на мостовую и от боли просыпался. Так и не придя в себя от падения, он тут же, с чей-нибудь помощью, забирался на спину очередного «пони». И снова проваливался в забытье, но только для того, чтобы проснуться от очередного падения.

Жалобы не помогали. «Пони» отвечали, что в их обязанности не входит бережно опускать пассажиров на землю, или переносить с «пони» на «пони» так, чтобы они этого не замечали. На самом деле у «пони» не было никаких инструкций. Из этого Калл сделал заключение, что все «скакуны» ненавидят свою работу и рассматривают ее как унижение и оскорбление. Единственное, что заставляло их работать «пони», это боязнь остаться безработными: любая работа все же лучше, чем вовсе без нее. И любая работа означала, что ты член Организации, и давала надежду на повышение.

Калл был уставшим и разбитым. На одной из остановок, где был поблизости телефон Биржи, Калл позвонил Стенгариусу. Жалобно, хриплым голосом, он начал описывать грубое обращение с ним: ободранные ноги, колени, нос, горящие бедра. Он жаловался, что человек его положения не должен смиряться с таким унижением. Обращаясь таким образом с Каллом, «пони» выражают свое недовольство Биржей, а этого допускать нельзя.

Последний довод убедил Стенгариуса. Он позвонил местному надсмотрщику и сказал тому, что надо сделать. Без всяких разговоров, надсмотрщик со всем согласился. Он позвонил своим коллегам по пути следования Калла и повторил полученные инструкции. После этого «пони» спускали Калла очень аккуратно и осторожно переносили на спину очередного носильщика.

Теперь Калл начал задумываться, почему бы ему не продолжить путь в паланкине, как Филлис. Тогда он мог бы спать всю дорогу, растянувшись на мягких подушках.

На ближайшей остановке Джек опять позвонил на Биржу. На этот раз Стенгариус взорвался:

— Кем ты, черт побери, себя считаешь? Паланкин положен людям рангом не ниже, чем Первый Телефонист. Быстро — обратно на спину, и скачи, как ветер! Ты попусту тратишь время Биржи! И не думай, что этот твой запрос не вспомнится на ближайшем рассмотрении твоих заслуг.

— Есть, сэр, — смиренно ответил Калл.

Он не рискнул напомнить, что любовница Первого Телефониста путешествует в паланкине, и направился к очередному «пони». К тому времени он настолько устал, что не просыпался даже во время пересадок. Как долго он путешествовал в таком состоянии, Джек сказать не мог. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо, и увидел над собой широкое красное лицо Свена со свисающими рыжими усами.

— Тяжело, да? — спросил Свен, улыбаясь. — Ты думаешь, дело стоит этого, да?

— Пусть уж лучше стоит, — ответил Калл, с трудом встав на ноги. — У тебя есть кофе?

— Федор ждет в кафе, — ответил Свен. — Пошли.

Не успели они сделать и шести шагов, как началось землетрясение. Каменные плиты под ногами задрожали, и через несколько секунд послышалось глухое громыхание. Здания по обе стороны улицы начали качаться.

Калл бросился на камни, пытаясь зарыться в них. Он закрыл глаза и начал молиться, чтобы его не придавило. Массивные здания часто падали во время землетрясений.

Калл не мог объяснить, почему он молил о пощаде. Смерть была милосердием — хотя и временным, но спасением. Конечно же, он проснулся бы там же, где был раньше. Хотя, может, и не на том же месте, а где-нибудь далеко отсюда, при этом он может потерять свою должность на Бирже. Из-за постоянных интриг в Организации двадцати четырех часов отсутствия было достаточно, чтобы здорово повредить карьере. Не то, что тебя выбрасывают прямо на улицу, а просто ты вдруг оказываешься ступенью, а то и больше, ниже.

Толчки продолжались не более тридцати секунд. Потом наступила тишина. Никто из потрясенных людей и не пытался заговорить. Может, все боялись, что шатко-стоящие каменные плиты обвалятся от звука их голосов?

Калл поднялся и осмотрелся. Особых повреждений не было. Гранитные плиты на некоторых зданиях сдвинулись и теперь угрожающе нависали над улицей. Какая-то женщина вывалилась из окна и ее тело распласталось на голой земле бесформенной массой. В одном месте улицу разворотило, и несколько плит торчали, как полуоткрытые двери в могилу. Кругом валялись телефонные провода.

Свен тихо заметил:

— Ты не обратил внимания, что последнее время землетрясения происходят слишком часто? Может демон сказал правду?

— Какой демон? — спросил Калл.

— Ты же знаешь, какие они лгуны. Но иногда они и не врут, правда при этом стараются, чтобы люди принимали это за ложь. Во всяком случае, он сказал, что на Земле — в разгаре атомная война. И что миграция оттуда настолько мощная, что почти все население Земли, похоже, вымерло. Жалко, что здесь нельзя определить время событий на Земле. Земная и Адская хронология не совпадают; они измеряются в разных единицах.

— Да, — согласился Калл, — если то, что мне говорили, правда, то действительно существует некоторое несоответствие. Я однажды беседовал со стариком, который утверждал, что точно знает, что умершие в последней половине шестнадцатого века эмигрировали сюда раньше, чем умершие в первой половине. Как это можно объяснить?

— Кто что в Аду знает? — ответил Свен, и его лицо покраснело еще больше. — Многое здесь так же загадочно, непонятно и необъяснимо, как и на Земле. Я думаю, это входит в меру нашего наказания. Держать нас в догадках, держать нас в неведении. Если бы мы знали! Но мы — ничего не знаем! И, скорее всего, никогда не узнаем!

— Разве лучше, если бы ты никогда не родился и никогда не существовал? — спросил Калл. — Раньше я и сам так думал. Но при всех несчастьях, унижениях, боли, которую мы испытывали здесь и на Земле, мы ведь бывали и счастливы. И кое-что мы все же знаем.

— Как я посмотрю, ты сам не очень-то во все это веришь, — возразил Свен.

На какое-то время они замедлили шаг. Над ними появилось облако манны: из него потянулись белые нити. Нити медленно спускались на землю, раскачиваясь из стороны в сторону, а под ними бегали люди. Большой кусок манны упал рядом с Каллом и Свеном, и они видели, как толпа набросилась расхватывать клочки серо-коричневой массы, напоминающей вафли, и нити, похожие на спагетти. Как только кто-то набирал полную охапку, то сразу же убегал. Некоторые сумели уйти со своей добычей, другие бросали все при приближении официальных сборщиков: такое воровство наказывалось пытками и смертью. Во всех районах были свои штатные сборщики. Иначе, возник бы хаос и неразбериха. У одних бы было пищи более чем достаточно, а другие — голодали бы до следующего облака манны. К тому же, те, кто получал манну в избытке, могли обменивать ее на что-нибудь более ценное.

Ну и способ снабжать мир пищей, подумал Калл. И в стотысячный раз Джек задумался о том, как образуется облако манны и каков ее химический состав. Он был благодарен судьбе, что работает на Бирже и не зависит от соседских поставщиков манны. Попадаются очень порочные поставщики, которые требуют странную плату за лишнюю порцию манны. Калл хорошо это знал: голодный, он был вынужден удовлетворять любые запросы поставщиков, пока не пробился в служащие Биржи.

Джек и Свен вошли в кафе. Землетрясение перевернуло несколько каменных столов, но их уже устанавливали на место. Демон-официант подавал посетителям кофе из листьев каменного дерева. Свен остановился у круглого стола за которым сидело пятеро мужчин. Один из них встал, поприветствовал их, и Калл по голосу понял, что это и есть Федор.

Федор был щупленьким человеком с большой лысиной и седой неухоженной бородой до пояса. У него был высокий широкий лоб и густые, пышные брови, на висках глубокие залысины; высокие выступающие скулы и тонкие красные губы. Над пуговкой носа бегали маленькие голубые глазки. Под глазами — большие синие мешки. Похоже, спал Федор редко, и то урывками.

— А, мистер Калл, — сказал Федор, сжимая руку Джека в своей худенькой и костлявой руке. — Садись, выпей со мной чашечку кофе.

— Я бы предпочел поговорить наедине, — возразил Калл, оглядев сидящих за столом мужчин.

В это время на улице послышался вой сирены скорой помощи. Калл вспомнил о мертвой женщине.

— Соединитесь с Биржей по телефону, — приказал Калл Свену. — Если Х покажется, мы сможем оповестить Биржу.

— Почему Свен должен связываться с Биржей? — спросил Федор.

— Это не твое дело, — ответил Калл. — Но я объясню. Когда появляется Х, все служащие бросают все дела и выходят на связь с Биржей. Мы хотим определить: один человек этот Х или их несколько. Если он покажется одновременно в нескольких районах города, это тут же выяснится по звонкам.

— Разумно, — одобрил Федор. — Ну, а потом?

— Пока он ни разу не показывался сразу в нескольких местах, — кисло заметил Калл. — Но очень часто он появляется в одном конце города, чтобы забрать труп, и буквально через несколько минут в другом конце, а расстояния-то между ними — сотни миль. Но сложно установить что-нибудь точно из-за отсутствия синхронных часов. Как можно синхронизировать песочные часы на большом расстоянии? Влажность везде различна, да и размеры песчинок тоже отличаются. А солнечные часы нельзя использовать, потому что солнце все время неподвижно.

— Если Х появился бы в двух местах, когда солнце угасает или становится опять ярче, тогда бы было понятно, — заметил Федор.

— Ты — прямо золотые копи, — сказал Калл.

Он решил переговорить с Биржей, рассказать Стенгариусу об идее Федора и таким образом получить кредит. Но прежде, чем его соединили, Калл повесил трубку. То, что Х покажется в разных местах как раз во время затемнения солнца или во время его разгорания, было слишком маловероятным. И Биржа, для того, чтобы не пропустить ни единого рапорта о Х, будет вынуждена блокировать телефонные линии два раза в сутки. Это слишком дорогая операция. И если план не сработает в ближайшее время, то Калл станет козлом отпущения, как инициатор.

Сирена зазвучала ближе, и из-за угла выскочила скорая помощь. С ужасным скрежетом автомобиль остановился возле тела женщины. Какой-то свихнувшийся отскочил от трупа и побежал, подняв вверх окровавленные руки. Он громко истерично хохотал. Зевак, как и положено, собралась целая толпа. Кто-то смеялся над этим человеком, кто-то выкрикивал проклятья, другие просто наблюдали, не скрывая отвращения. Калл знал, что парень далеко не уйдет. Его наверняка уже приметил кто-нибудь из агентов Биржи, и скоро он окажется в их руках. Биржа не терпела помешанных, безразлично — опасные они или нет. Но их не убивали, ведь в этом случае последние становились недосягаемыми.

Биржа кастрировала их, вырывала языки, отрубала все конечности; и больше никто из них не мог никого оскорбить или причинить какой-нибудь вред — никому, даже самим себе. Но слоняться по улицам в поисках пищи этим людям не приходилось. Биржа заботилась о сумасшедших за свой счет: содержала их живыми и в чистоте, а иногда им даже выдавали кофе и сигареты. Простой горожанин был бы потрясен, узнав, сколько таких безъязыких, безногих и безруких мужчин и женщин спрятано от людских глаз в этом городе. Но если бы подобные сведения и вышли на поверхность, то, скорее всего, это просто повысило бы престиж Биржи как организации, способной поддерживать закон, порядок и приличие.

Двери скорой помощи отодвинулись и из кабины вылезли трое мужчин. Двое были одеты в плотно облегающую алую униформу с золотыми шнурками, большими блестящими пуговицами, и меховыми киверами. Это означало, что они служат Властям. На третьем, несомненно Х, было белое одеяние, в котором он (если это был Он) традиционно изображался на всех портретах, иконах и картинах на Земле. На плечи падали традиционно-длинные рыжеватые волосы, борода доходила до груди. Сандалии Х носил на босу ногу, и можно было рассмотреть мускулистые, хорошо сложенные ноги. Его лицо полностью соответствовало представлениям большинства людей о лице Христа. Но была одна раздражающая деталь: Х носил темные очки. И никто, насколько могла установить Биржа, не видел его без этих очков. Это обстоятельство сводило агентов с ума. Почему Х носит темные очки?

И почему он вообще показывается? Х никогда не воскрешал мертвых и никогда не делал никаких чудес на публике. Он просто наблюдал за тем, как тело клали в машину. Время от времени он произносил короткие проповеди. Речь была всегда одной и той же. На этот раз он ее повторил. Когда тело положили в машину, Х заговорил. Голос у него был высоким и сладким. Говорил Х на ломаном еврейском; на нем здесь изъяснялись все, кроме вновь прибывших.

— Однажды жил один человек, который прожил хорошую жизнь. Или он сам думал, что прожил хорошую жизнь, но раз человек так думает, значит так оно и есть, согласны?

Плоды его хорошей жизни окружали его, он стал седым и покрылся морщинами. У него был хороший дом, верная жена, много друзей; его уважали. У него было много сыновей и дочерей, даже внуки и, более того, несколько правнуков. Но, как и все люди, он подошел к концу своих дней и лежал на смертном одре. Он мог позволить себе лучших на Земле докторов и лучшие лекарства, но это уже не помогло бы. Самое лучшее, что можно было сделать для него — положить в руки распятие с изображением Бога, которому он поклонялся и подчинялся всю жизнь.

Человек умер. Он очутился в незнакомом месте и увидел перед собой незнакомого человека.

— Я на небесах? — спросил умерший.

— Это зависит от тебя, — сказал незнакомец и протянул ему большой двуручный меч. — Чтобы попасть на небеса в Рай, ты должен воспользоваться эти мечом. Если откажешься — попадешь в Ад.

— И что я должен делать с этим мечом? — спросил старик.

— Пойдешь по этой тропинке, — сказал незнакомец, указывая на лесную тропу, — дойдешь до ручья. На берегу будет играть маленькая девочка, лет шести. Она кажется чистой, невинной и веселой, но когда она вырастет, она станет таким злом, каким только может стать человек. Она станет причиной смерти сотен мужчин и женщин, и даже детей. Она будет приговаривать к пыткам сотни людей и наслаждаться их криками. Более того, у нее будет сын, который вырастет таким же, как и она. Ты должен убить эту маленькую девочку.

— Убить ее! — воскликнул старик. — Ты, наверное, шутишь, хотя я не могу и представить, что бывает такой юмор! Или, может, это последнее испытание для меня?

— Это испытание, — сказал незнакомец, — и верь мне, я не шучу. Так не шутят. Ты не сможешь попасть в Рай, на Небеса, пока не убьешь этого ребенка! Посмотри вокруг себя! Ты узнаешь окрестности родных мест? Ты все еще на Земле, на распутье между Адом и Небесами. Куда ты отправишься отсюда, зависит от тебя! Или же ты уничтожишь семя зла сейчас, пока оно беззащитно, и тем самым совершишь великое и доброе дело, или же ты поставишь светскую мораль выше любви к человеку и Богу."

— Но я же добродетельный человек! — воскликнул старик. — И ты хочешь, чтобы я совершил дурное дело в подтверждение этой добродетели?

— Ты, конечно, слышал и читал, — возразил незнакомец, — что нет полностью добродетельных людей. По-настоящему добродетелен только Бог. Это слова Христа, который утверждал, что даже Он до конца не добродетелен."

Сказав это, незнакомец удалился. Старик наблюдал, как тот уходит, желая увидеть, как незнакомец расправит крылья и полетит. А может наоборот, ожидая, что у него вырастут рога, копыта, хвост, и он нырнет в раскрывшуюся перед ним землю. И тут к нему пришла мысль, что незнакомец, может, действительно ангел, только падший ангел. Как-никак Небеса, конечно же, не могли позволить ему столкнуться сейчас с демоном. Это после того, как он всю жизнь успешно сопротивлялся дьявольским соблазнам и твердо придерживался Божьего Пути. Это просто несправедливо отдать его дьяволу после смерти. Это было бы неслыханно! Такой возможности не упоминали священники, и в книгах он такого не читал. Но, как ни крути, и как бы нечестно и несправедливо это ни выглядело, он держал в руках острый меч и помнил, что с ним сказали делать. Медленно он пошел по указанной тропинке и вскоре дошел до ручья, у которого играла маленькая девочка. И он узнал в ней свою любимую правнучку, дочку своего любимого внука. Она всегда была жизнерадостным прекрасным ребенком и к тому же очень умным. Как может она вырасти такой, как предсказывал незнакомец? Предсказывал? Если будущее можно предсказывать, если оно заранее определено, то эта девочка не имеет никакого выбора, не имеет никакой свободы в желаниях и поступках. Значит она кукла, которую дергает за веревочки Бог? Зачем же убивать ее за зло, совершить которое ее обрекли?

Но тут он вспомнил, что как-то читал сам о том, что будущее скрыто от человека, но оно открыто глазам Всевышнего. Он, Всевышний, видит все, сначала и до конца: время в понимании человека для него не существует. Он видит все одним движением своего дивного Ока. Человек имеет свободный выбор, но он не знает, что сделает завтра.

Но этого не может быть, думал старик. Если я убью этого ребенка сейчас, то он не совершит всех этих злодеяний в будущем. Значит, она умрет невинным ребенком и будущее, которое Бог сейчас видит, будет без нее. Таким образом, как же он мог видеть ее и ее преступления в будущем? Будущее для него ясно, но Он предопределяет пути, по которым оно пойдет. Он предопределил, что этот ребенок умрет сейчас или же вырастет и превратится в монстра. Мы все предопределены его знанием.

Если это так, думал старик, то почему Он сотворил человека с самого начала? С того самого момента, как Он замешал глину для Адама, Он знал, что биллионы людей попадут в Ад, и только некоторые — в Рай. Неужели Он создавал все это потому, что даже небольшое добро способно перевесить огромное зло? Или, может быть, Он — создатель по натуре, и не может жить, ничего не создавая, независимо от последствий, к которым может привести его творчество? Старик ничего не мог понять. А раздумья только усложняли и еще больше запутывали дело. На каждый вопрос старик находил ответ. На каждый довод — достойный контрдовод. И так далее. Но факт оставался фактом: добро он должен был сотворить при помощи зла. Единственное, что оставалось человеку — прекратить раздумывать и обратиться к слепой вере.

Итак, старик тихо подошел к девочке, которая играла, сидя к нему спиной, и занес меч.

И тут ему в голову пришла другая мысль…

На этом месте Х всегда заканчивал свою речь.

Федор, который стоял рядом с Каллом, начал громко всхлипывать. Слезы сбегали у него по щекам и растекались по бороде.

— Я двенадцать раз слышал, как Он рассказывает эту притчу, — сказал Федор, — и до сих пор уверен, что если я смогу правильно ответить на нее, то буду свободен!

— Это просто очередной трюк, чтобы мы постоянно пытались разрешить загадку и не теряли надежды, — возразил Калл, с ненавистью глядя на Х.

— Что ты хочешь сказать? — воскликнул Федор и схватил Калла за руку, заглядывая в глаза своими полными слез глазами.

— Еще один ложный пророк, — бросил Джек.

И тогда ему пришла в голову мысль: а не является ли Х агентом организации типа Биржи, но неизвестной Бирже? Если это так, то какую выгоду получает от этого всего Х и его организация? Ведь в таком случае он всего лишь человек?

Федор продолжал допытываться у Калла, что же он хотел сказать последней фразой. Но Джек не мог объяснить сейчас Федору, что Биржа создает из слухов новые религии и получает свою прибыль из вновь обращенных. Уже сейчас служащие Биржи готовят проповеди и нравоучения на основе того немногого, что Федор поведал Каллу по телефону. Они понесут в народ хорошие вести. А для народа надежда важнее пищи, и поэтому люди будут слушать и всему верить. Потом, когда вера начнет чахнуть из-за невыполненных обещаний, им предложат новую надежду; народ обратится к новой вере.

Конечно, всегда есть твердолобые, которых не оторвать от старого. Но эти тоже под контролем Биржи. У биржи в руках все теологические точки…

— Это должно быть Он, — сказал Федор. — ЕЩЕ ЕСТЬ НАДЕЖДА! Еще не все потеряно! Калл, ты же знаешь, что местное время очень слабо связанно с Земным. Но мы знаем достоверно, что Он пришел в Ад на три дня. Три земных дня. Да! Но на сколько наших местных, Чистилищных дней? Может Он будет здесь, пока на Земле не умрет последний человек? И в то же время на Земле Он давно восстал из гроба и вознесся на Небеса. А почему бы и нет? Ты можешь доказать, что я не прав? Может такой поступок и есть самый гуманный и справедливый? Дать нам еще один шанс?!

— Ты сумасшедший, — сказал Калл, прикидывая как быстро он сможет добраться до телефона и сообщить Стенгариусу эту новую версию. — Я не могу доказать, что ты не прав, но и ты не докажешь обратного. Так было на Земле, так продолжается и здесь.

— Вера! Вера — единственный выход! Любовь к Нему! — закричал Федор и ринулся вперед к Х, бросился перед ним на колени, схватил край платья и начал целовать подол.

— ВЛАДЫКА! — закричал Федор. — Скажи мне, что я здесь для того, что бы очиститься от грехов. Ты же знаешь, что я всегда любил Тебя. Я буду любить Тебя, даже если Ты не прав в своем учении. Если Ты приговорен к вечному изгнанию здесь или же решил навсегда остаться в этом месте из-за любви к человеку, я забуду о Небесах и буду вечно рядом с Тобой.

Х ласково посмотрел на Федора и дотронулся рукой до его головы. Но все же прошел мимо, не сказав ни слова. Калл не мог объяснить, почему его так взбесило поведение Федора. Он подобрал кусок базальта величиной с кулак, отколовшийся от фасада здания во время землетрясения, и швырнул его. Камень ударил Федора в затылок, и тот упал лицом вниз. Кровь тоненькой струйкой потекла из раны.

При виде крови толпа взвыла. Угрюмая и молчаливая в присутствии Х, она оживилась и закричала. Люди ринулись вперед, схватили Х и его двух помощников. Через три минуты машина лежала на боку. От Х и его помощников остались только клочья одежды и плоти, да три изуродованные головы.

Внезапно толпа притихла; мужчины и женщины стояли, уставившись друг на друга, как бы первый раз увидев свои окровавленные руки, из которых которых выпадали куски мяса. У некоторых в крови были и губы. И вдруг людей охватила паника, они бросились бежать кто-куда, как сухие листья под порывами ветра. На улице остались только Федор и Джек.

Федор сидел на земле и, тихо постанывая, ощупывал рану на затылке.

— Ну, и заварил же ты кашу, — сказал Джек. — Ты не должен был приветствовать его, как настоящего Христа. Сам понимаешь, это-то всех и взвинтило. Никто не любит богохульство.

В этом обвинении была доля правды: Федор действительно дал толчок этим событиям. Если бы он не взбесил Калла своими причитаниями, все могло обойтись. Хотя какая впрочем разница? Если Х человек или демон, его восстановят вновь. А если он тот, за кого его принимает Федор, то ему вообще нельзя причинить никакого вреда.

— Оставайся здесь, — сказал Калл Федору.

Он пошел к зданию, в котором был установлен телефон для связи с Биржей. В конторе никого не было. Похоже, это линчевание перепугало и Биржевых агентов. Что они себе вообразили о последствиях содеянного? Молнии? Разгневанного Бога? Ничего подобного не случилось. Как раз когда Джек снимал трубку телефона, послышался вой сирены очередной скорой помощи. Калл начал рассказывать Стенгариусу о том, что здесь произошло, но тот его оборвал:

— Где Филлис? С ней все нормально? Дай ей трубку.

Эти вопросы застали Калла врасплох.

— Я… не знаю. Она же в паланкине. Добираться в нем не так быстро, хотя, конечно, и намного удобнее, — добавил он не без злости.

— Хорошо, — ответил Стенгариус с раздражением, звенящим в голосе. — Я позвоню нашим постам по дороге и выясню, не видели ли они ее. И не пытайся нас перехитрить, Калл!

— Извините, — сказал Калл. — Я не хотел, чтобы у вас сложилось такое впечатление. Я просто прокомментировал события.

— Постарайтесь, чтобы подобного больше не случалось. Как только Филлис появится, пусть позвонит мне.

— Есть. Вы получили рапорты о появлении Х где-нибудь еще?

— Мы только что закончили анализ последних двадцати рапортов, — ответил Стенгариус. — Согласно нашим песочным часам, он появлялся где-нибудь каждые двадцать минут. Это включает и ваш район.

— Не вешайте трубку еще минутку, — сказал Калл. — Тут подъезжает еще одна скорая помощь. Я посмотрю, нет ли в ней Х.

Он подошел к большому окну без стекла и выглянул наружу. Скорая помощь вылетела из-за угла с огромной скоростью, зацепив за край здания, и остановилась около Федора. Тот продолжал сидеть посредине улицы, прижимая к груди голову Х. Из скорой помощи выскочили два человека. Но Х среди них не было. Калл уже собирался вернуться к телефону, как остановился на полпути: он заметил, что оба санитара одеты очень небрежно, и одежда у них совсем поношенная. Один — в расстегнутом пальто, с непокрытой головой, другой — босой, с окурком сигареты в зубах. Такая неряшливость настораживала. Но когда эти люди начали есть сырые куски мяса, Джек понял, что здесь в самом деле что-то не так. Санитары вытащили тело женщины из второй машины и начали резать его ножом. Калл не на шутку встревожился.

Стенгариус, услышав его доклад, тоже озадачился:

— Я только что получил два рапорта о других машинах, персонал которых вел себя очень странно. Более того, на улицах много трупов, которые лежат уже довольно давно и никто за ними не приезжает. Что происходит?

— Никаких признаков Х? — спросил Калл.

— Ты последний, кто видел его. Я больше ничего не знаю. Происходит что-то очень странное. Больше того, отдел статистики сообщил, что прибытие с Земли упало почти до нуля. Это случилось два часа назад. Такое впечатление, что двери на Земле захлопнулись.

— И никаких объяснений? — поинтересовался Калл.

— У нас есть только предположение, что последний человек погиб в результате атомной войны на Земле.

Калл похолодел.

— Ты хочешь сказать, что все человечество погибло? — ужаснулся он.

— Еще рано что-либо утверждать, — отрезал Стенгариус.

— Слушай, Стенгариус!..

— Дыши легче.

— Ты сам сейчас задохнешься, я хочу сказать… последний раз, эмиграция прерывалась так же резко, когда погас огонь. Перед этим, когда Коперниковская система заменялась на Эйнштейновскую. А еще перед этим, когда Птоломеевская система заменялась на Коперниковскую. И обе последние — были катастрофами.

— Что ты пытаешься сказать? — закричал Стенгариус. — Ты хочешь сказать, что мы скоро будем переживать очередной катаклизм? Ты просто сумасшедший! Ты хочешь сказать, что Эйнштейн не прав, и что… Слушай, ты лучше прекрати пороть ересь, подобную этой. Ты что, копаешь под Биржу? Ты…

— Я просто раздумываю, — возразил Калл. — Ведь мне за это платят. Вот что я собираюсь сейчас сделать, если ты, конечно, позволишь. Я сейчас возьму за шиворот эту обезьяну Федора, и мы спустимся на дно этого мира. Возможно, буквально на дно. Он как-то говорил о канализации, и я подозреваю, что у него там есть что-то действительно ценное. У тебя сейчас есть какие-нибудь конкретные указания для меня?

— Просто поддерживай постоянную связь с нами. Бог знает, что тут происходит. Ах, да, не забудь про Филлис.

Калл вернулся на улицу и нашел там Федора. Тот стоял с головой Х в руках. Санитары из скорой помощи, демоны, а не люди, как и предполагал Калл, облокотившись на капот машины, жевали свежее человеческое мясо и не обращали ни малейшего внимания на Федора и Джека. Уговоры Федора бросить голову Х отняли у Калла не мало времени. Федор продолжал что-то мямлить о священной крови и тут-то Калл заметил, что лицо и борода Федора окрашены в красный цвет.

— Ты веришь в магию? — спросил Калл. — Ты, наверное, думаешь, что стал святым, раз омылся его кровью? Следующим шагом станет момент, когда ты начнешь пить ее, как вино.

— Буду! Буду! — закричал в восхищении Федор.

— Я полагаю, ты и мясца попробовал, — продолжал Калл.

— Да! И я чувствую волшебную силу, разливающуюся по моим венам; по всему телу. Это было подобно молнии, ударившей мне в горло и спалившей плоть. Я чувствую себя Богом. Нет, это конечно, святотатство. Я чувствую себя частью Его.

— Итак, ты теперь Х, — саркастически заметил Джек. — Может ты собираешься занять его место?

Калл резко остановился. Федор еще прошел чуть вперед и тоже остановился, поджидая Калла.

А Калл удивился, как такая мысль не приходила ему в голову раньше. Почему же об этом раньше никто не подумал? А может быть об этом как раз и думали, и живой Х (хотя и мертвый сейчас) — доказательство этого? Но если все действительно так, как он думает, то Х принадлежит к организации с такой мощью и ресурсами, которые Бирже и не снились.

Конечно, это не удержит Биржу от того, чтобы заняться подделками под Х. А когда появится настоящий Х, агенты Биржи объявят его самозванцем. И толпа, организованная Биржей, разорвет настоящего Х так же быстро, как она это недавно сделала. И прежде, чем ты успеешь сказать «мама», Биржа избавится от оппозиции.

Только… если Х принадлежит к Властям, или же просто работает на них, Власти сами придут к Бирже. Пока Власти ни разу не вмешивались в дела Биржи. Но и Биржа никогда не вмешивалась в дела Властей. Пока.

Но подожди, ведь толпа убивала Х и раньше. Правда, это — всегда спонтанное насилие. Но в то же время, насколько известно, убийцы никогда не бывали наказанными.

А может быть, Властей не существует вообще?

Нет, должны быть. Ни одна из человеческих организаций не может воскрешать мертвых и прибывать на место происшествия так быстро.

Или, может, Власти дали определенным людям приборы, или еще что-нибудь, что позволяет им оживлять умерших? А после этого удалились туда, откуда прибыли?

Выяснить все эти загадки можно только одним путем. И каким же он был дураком, что не подумал об этом раньше.

Джек пошел обратно.

— Ты куда? — закричал Федор, обеспокоенный тем, что Калл повернул в другую сторону.

— За головой Х! — крикнул в ответ Калл.

Голова все еще лежала посередине улицы — на том самом месте, куда ее аккуратно положил Федор. Она лежала на затылке, лицом в небо. Как ни странно, но темные очки все еще были на ней. Джек удивился, что не заметил этого сразу. Теперь, подумал Калл, я сниму очки и посмотрю на глаза Х.

Зачем Х носит темные очки? Может быть, он демон? У всех демонов, независимо от их обличья, человеческого или монстроподобного, — глаза, как у кошек или волков. Они зажигаются в темноте, когда на них попадает свет.

Ангелы, как рассказывал Каллу один человек, видевший ангела своими глазами, имеют такие же глаза, как и демоны. Похоже на правду, логично: ведь демон — тот же ангел, только падший. Даже если Калл обнаружит, что глаза у Х светятся в темноте, он все равно не будет знать, откуда тот явился: с Небес или из Ада. Но можно точно определить, человек Х или нет.

Не рассказывайте, что ангелов нельзя убить или искалечить, думал Джек. Я-то знаю это получше кого бы то ни было. Спроси любого в Аду. Ангелы — из такой же плоти и крови, как и мы. Вспомнить хотя бы, что Адам был создан по Их (Бога и Ангелов) подобию. Божьи сыновья (падшие Ангелы) находили человеческих дочерей красавицами и брали их в жены. И эти человеческие женщины имели от ангелов детей. О чем это говорит? Да о том, что даже Ангелы имели половые органы, сперматозоиды, гены и прочие биологические штучки. И, где бы в Писании не упоминались Ангелы, они везде фигурировали как мужчины.

А кто слышал об ангелах-женщинах? А ведь они должны существовать. Какой же смысл в мужчинах без женщин? И если известно, что мужчины-ангелы спаривались с людскими дочерьми и те несли, то они с таким же успехом могут спариваться и с женщинами-ангелами, и почему тогда мужчины-люди не могут спариваться с женщинами-ангелами.

И если падшие ангелы имели детей среди людей, то мы, человеческие существа, по идее, имеем их гены, но они очевидно, рецессивные или вовсе утеряны; ни у кого из людей нет таких глаз.

Один из санитаров заметил приближающегося Калла. Он внимательно посмотрел на Джека и, как бы угадав его намерения, подбежал к голове Х, схватил ее, и пригибаясь, как полузащитник в регби, бросился вдоль по улице. Калл успел заметить, как санитар оскалился в улыбке: и во рту у него блеснули нечеловечески длинные клыки.

— Стой! — закричал Калл. — Стой, подлец! Стой, а не то я с тебя шкуру спущу!

Санитар обернулся, захохотал, но не остановился. Теперь Каллу надо было поймать дьявола не только затем, чтобы отобрать голову, но и выяснить, почему дьявол не побоялся ослушаться. Слишком много странных вещей происходило вокруг, и Калл хотел найти хотя бы намек на причину происходящего.

К этому времени улицы вновь стали заполняться народом. Демон прорывался сквозь толпу. Люди разбегались, когда замечали, что в руках у демона.

Калл начал отставать: он не успел еще отдохнуть после долгого пути на спинах носильщиков. Если демон не замедлит бега, то очень скоро скроется из вида. Но тут дьявол остановился, поднял огромный камень, закрывающий вход в канализационную систему, прямо посередине улицы, и нырнул в открывшийся проход. Калл подбежал к этому месту, заглянул в дыру, но ничего, кроме кромешной тьмы, там уже не увидел.

Через полминуты подбежал запыхавшийся Федор. Задыхаясь от бега, он спросил, зачем Каллу нужна голова. Калл высказал свои догадки.

— Но, — добавил он, — похоже, погоню придется оставить. Там нам его не поймать.

— Ну, нет, — возразил Федор, загадочно улыбаясь, — это можно, и прямо сейчас. Все равно надо.

Федор протиснулся в дыру и начал спускаться по каменным ступеням, ведущим вглубь.

— Ты что, совсем тронулся? — рявкнул Калл.

Федор остановился и взглянул на Калла своими голубыми глазами. Широкий рот дернулся в улыбке.

— Возможно. Но это единственный путь, мой друг, проникнуть в загадки и тайны этого мира. Я пришел к этому выводу не сейчас, а гораздо раньше. Я любил бродить в темноте по улицам и несколько раз мне довелось столкнуться с весьма интересными типами, вылезающими или наоборот влезающими в канализационную систему. Вот тогда-то я и подумал, что таким путем, быть может, удастся проникнуть в дом Х или, как его еще зовут, Дом мертвых.

Итак, для пути в темноте, для поджидающих опасностей — а поверь мне, их там немало — я припрятал внизу много полезных вещей. В одном чудесном и надежном месте.

Калла чуть не вырвало от запаха, поднимающегося из отверстия.

— Спускайся сюда, — предложил Федор. — Не бойся, вонь тебя не убьет. А если и убьет, то только наполовину. Ты что, думаешь, где-то есть такое дно, на котором можно побывать, не запачкав ноги в дерьме и отбросах?

— Подожди минутку, — попросил Калл, — мне надо позвонить.

— Нет времени, нет времени, — ответил Федор из темноты. — Торопись, а то мы потеряем голову Х.

— Скорее мы потерям свои собственные головы, — возразил Калл, но уже начал спускаться в колодец.

И вдруг, когда его глаза находились на уровне мостовой, он увидел, как из-за угла выбежали несколько человек. Впереди бежала женщина. Она уже выбилась из сил; шаталась и спотыкалась. Еще несколько шагов — и она рухнет на мостовую.

— Филлис! — закричал Калл.

Он приостановил спуск.

За Филлис и носильщиками паланкина бежали, разбившись на группы, мужчины и женщины. Толпа гудела, люди выкрикивали угрозы и оскорбления, размахивали оружием. Похоже, служащую Биржи преследовали.

Один из носильщиков, бежавший вместе с Филлис, повернулся и ударил первого из преследователей. На несколько секунд это задержало толпу; когда вторая группа поравнялась с первой, погоня возобновилась.

Тогда-то Калл и убедился окончательно, что бегущая женщина не кто иная, как Филлис Нильстром.

Калл в ужасе застыл. Он испугался не за Филлис, хотя, если ее поймают, это будет действительно ужасно. Его потряс сам факт погони: если уж толпа не боится нападать на агентов Биржи средь бела дня, то мир действительно перевернулся. Теперь уже можно ожидать чего угодно.

— Подожди, — крикнул Калл Федору.

Он высунулся из люка. Филлис, увидев, как прямо из-под земли перед ней выросла фигура, выставила руки, как бы защищаясь. Она попыталась свернуть, но Джек успел ее схватить… Филлис забилась в его руках.

Калл поднял ее и отступил к люку. Передав женщину Федору, он спрыгнул в люк и чуть не рухнул, промахнувшись мимо лестницы. Но к счастью, вовремя ухватился за какую-то из перекладин, правда, жестоко ободрав при этом локти и колени, и успел закрыть люк. Федор подхватил Филлис за ноги, Калл — под мышки, и они начали свое путешествие в темноте. Джек боялся, что толпа откроет люк и пустится за ними в погоню. Он даже подумывал, а не бросить ли Филлис? И даже нашел этому оправдание: ведь она-то его бросила!

Но крышку люка никто не трогал. И через несколько секунд они уже опустились так, что вопли и крики толпы до них не долетали. Наконец Федор остановился и сказал:

— Это где-то здесь.

Они опустили Филлис на пол. Она все еще была в бессознательном состоянии и тяжело дышала.

— Подождите меня и не двигайтесь, — сказал Федор. — Один неверный шаг — и вы свалитесь в пропасть.

По спине Калла забегали мурашки, хотя ему было жарко и одежда промокла от пота. Далеко внизу Джек услышал журчание воды. Вонь и жара все усиливались. Внезапно Каллу захотелось повернуться и убежать. Его ничто не удерживало здесь, и Джек вполне мог вылезти по лестнице наверх и оказаться на свету и свежем воздухе. Толпа там, наверное, уже рассосалась. А если люди все еще крутятся на улице, он мог запросто к ним присоединиться. Откуда им знать, что это он лишил их жертвы?

Более того, если он останется здесь, то будет во власти Федора. Насколько он мог судить, Федору ничего не составляло заманить его сюда, чтобы убить или сбросить в пропасть. Кто знает, что у этого Федора на уме? Похоже, что человечек он слабый и, вероятно, труслив как заяц. Федор должен ненавидеть человека, оскорбившего его веру в Х, и более того — спровоцировавшего толпу уничтожить Х. Полегче, успокаивал себя Калл. Полегче, ты может быть боишься? Если рассуждать логически, то Федор вряд ли бы он меня пригласил, если бы искренне не хотел иметь компаньона в таком опасном и странном путешествии. И разве он не верит по-настоящему вовсю эту болтовню о братстве людей и любви к ближнему, которую завещал Великий Отец?

К этому времени Филлис пришла в себя.

— Джек, — слабым голосом сказала она, — это действительно ты спас меня? Что нам теперь делать?

— Конечно, я, — ответил Калл. — Хотя и не знаю зачем. Мне бы следовало посмотреть, как тебя разорвут на части. Это было бы справедливо. Но я этого не сделал.

— Ты все еще любишь меня, — сказала она с удивлением.

— Размечталась, — хрипло ответил он, — Что я люблю, так это твое тело. Да какой мужчина может отказаться? А тебя я ненавижу! А что бы ты хотела услышать, дорогая, — после того, как ты обстоятельно рассказала, как меня ненавидишь, как ты фригидна, и как притворяешься страстной, чтобы попасть в руки другого мужчины, который может дать тебе больше благ? Сука, ты!

Откуда-то из темноты послышался голос Федора:

— Идите сюда, брат Калл и сестра Нильстром. Давайте свои руки и следуйте за мной. Я нашел место, где спрятал вещи.

Только тут Калл заметил, что Федора рядом не было, и подумал, насколько он сейчас зависит от этого «божьего идиота». Филлис поднялась и взяла Федора за руку. Калл потоптался в темноте, нащупал чей-то локоть и пошел за ними. Через футов тридцать Федор свернул в какую-то нишу.

— В канализационной системе много таких мест. Я не знаю, зачем они вообще, — сказал Федор, — но эту я использовал как склад. Надеюсь, что никто не натолкнулся на нее и не обчистил. Иначе, нам придется вернуться на улицу. Не двигайтесь с места! Он остановился, выпустил руку Калла, и через несколько послышался радостный выдох:

— Ух, все на месте!

Калл почувствовал запах серы; в руке у Федора вспыхнула длинная спичка.

— К счастью, — сказал Федор, — в Аду все еще уйма серы. Обматываешь листья каменного дерева вокруг кости, пропитываешь верхушку хлористым калием и сахаром, которые можно добыть из мочи и прочих экскрементов, — и факел готов. К сожалению, достать серу и прочие химикаты очень трудно. Дьяволы контролируют запасы, и мне пришлось поступать безнравственно, противно даже вспоминать, чтобы купить у них то, что нужно. Мне даже пришлось использовать… но впрочем, не будем об этом. Ведь безнравственно даже рассказывать о безнравственном. Но химикаты мне были нужны для добрых дел. По крайней мере, я считаю… что для добрых. Вы уж извините меня за эту лекцию.

Для того, чтобы достать эти вещества, мне пришлось поверить в лозунг: цель оправдывает средства. Но разве нельзя обойтись без плохого для достижения хорошего? Это не дает мне покоя.

Как видите, мораль — принадлежность не только духовного мира, но и физического. Вот как со мной: химия переплелась с этикой, нельзя отделить одно от другого. Как не крути, а всюду эти вещи связаны друг с другом. А вы как думаете?

— Мы всегда должны делать то, что обязаны сделать, — сказал Калл, наблюдая как Федор прикладывает длинную толстую и неуклюжую спичку к факелу.

Факел моментально вспыхнул ярким пламенем, правда, сильно задымил.

— Ах, — сказал Федор, — но мы делаем, что делаем.

От первого факела он зажег второй и протянул его Каллу. А третий — вручил Филлис. Затем он отыскал две связки запасных факелов, завернутых в кожу так, чтобы их можно было носить на плече, и одну отдал Каллу. Он так же достал три мешка, в которых была пища и глиняные бутылки с водой.

— Здесь пища и глиняные бутылки с водой, — сказал Федор, вытащив откуда-то три мешка. — Мешки из человеческой кожи. Чтобы сделать их пришлось обратиться к незаконному и аморальному промыслу. Конечно же, я сам никого не убивал и не перерезал глотки этим мужчинам и женщинам, но я за это заплатил, даже если это и было делано раньше. Но мне нужна была кожа и спички. Разве моя цель не несет в себе добро?

— Какая разница — убивал ты или нет? — спросил Калл. — Человек не остается мертвым. Убить кого-нибудь нельзя. Человек просто какое-то время проспит и только. А за это он должен быть еще и благодарен.

— Тогда то же самое можно сказать и про убийство на Земле, — ответил Федор. — Если у человека есть загробная жизнь, то почему грех его убить? Он ведь все равно оживет. Нет, даже здесь убийство — это вмешательство в дела человека и оскорбление его достоинства. Это противно свободной воле любого человека. Пока человек не опасен для окружающих, он может делать, что хочет.

— Почему? — поинтересовался Калл.

— Ну, я не знаю, — признался Федор. — Но так всегда было на Земле. Почему же здесь иначе? Это в какой-то степени самозащита. Каждый должен быть защищен от вмешательства других. Каждый должен сам выбирать продолжительность своей жизни и развивать свои способности. Но человек живет в обществе. Поэтому, убийство незаконно; оно является преступлением против общества и против личности, а значит и против Бога. Ну, хватит разговоров. Дьявол, наверное, уже далеко впереди. Конечно, он не может видеть в темноте лучше нас. Факелов у него нет, но он знаком с этим местом и может быстро продвигаться даже с завязанными глазами. Пошли!

Они погрузились в мрачный мир: белая металлическая стена с одной стороны и мерцание факела — с другой. Проход вдоль изогнутой стены был шириной фута три. Внизу слышалось журчание стоков канализации.

— А наши факелы не могут вызвать взрыв канализационного газа? — спросил Калл.

— Могут, — согласился Федор, — но здесь это не самое опасное.

— А… — протянул Калл, но расспрашивать больше не стал: он и так был достаточно напуган. — А кто построил эту канализационную систему?

— Не знаю, — ответил Федор. — Дьяволы, наверное, под руководством Властей. Вероятно, после последней Эйнштейновский реконструкции мира.

Постепенно канал сузился, и они подошли к тому месту, где на другую сторону канала был перекинут узкий металлический мост.

— Здесь канал разветвляется, — сказал Федор, — пойдем по дальнему проходу.

У моста он замедлил шаг. Это была просто узкая полоска металла, шириной в фута два, без каких-либо перил.

— Хм, похоже, последнее землетрясение расширило канал, но, к нашему счастью, металл тоже растягивается. До каких пределов, я правда, не знаю и надеюсь, что подобные знания мне никогда не понадобятся.

Они перешли мост и, завернув за угол, оказались в другом туннеле.

— Откуда ты знаешь, что демон пошел по этому пути? — спросил Калл.

— Я не знаю, но догадываюсь, что он идет в Дом Смерти, из которого и пришел.

Калл не понял, что Федор этим хотел сказать, но все равно последовал за ним. Теперь у него не было выбора: Федор знал куда он идет, а Джек не имел об этом ни малейшего представления. А после очередного поворота он уже сомневался, что сможет найти дорогу обратно. И тогда в голову закралась ужасающая мысль: а не демон ли Федор?

И может он ведет их на пытки. Калл ругал себя за то, что не подумал об этом раньше. Он приотстал футов на сорок и крикнул:

— Федор!

Маленький славянин резко повернул голову. Слабо-мерцающий факел Филлис высветил его лицо.

— Что? — крикнул Федор в ответ.

— Ничего, — пробормотал Калл, — мне просто что-то показалось в темноте.

Он облегченно вздохнул: глаза Федора не светились.

— Если что-нибудь заметишь, — сказал Федор, — кричи что есть мочи. Или, если кто-нибудь нападет на тебя… чтобы остальные могли защититься.

— Очень ободряющее, — заметил Калл.

Филлис вздохнула:

— Калл, постой, пожалуйста, неужели нам тоже надо идти? Я так боюсь!

— Может тебе лучше вернуться, чтобы там тебя разорвали на куски?

— Пожалуй, лучше уж это. По крайней мере, знаешь, что тебя ждет. Но здесь! Здесь что-то худшее… Кроме того, ты пренебрегаешь своим долгом перед Биржей. У Биржи наверняка есть для тебя какие-нибудь поручения.

— Сомневаюсь, — возразил Калл, — кругом происходит что-то ужасное. Во всяком случае я хочу выяснить: Кто и Что правит этим Адом.

— Ты дурак! — сказала она. — Я скажу Стенгариусу, что ты пренебрег своим долгом! Ты пренебрег мною! Он вырвет тебе язык, раздробит руки и ноги! Он выдавит тебе глаза!

— …я Стенгариуса, — огрызнулся Калл, — и тебя тоже, шлюха! В гробу я вас видел.

Филлис задохнулась. Какое-то время она молчала, мерцающий свет факела освещал ее бледную кожу, морщинки на лбу и вокруг рта. Сейчас она выглядела гораздо старше, чем обычно. Филлис подняла руку, прикрывая глаза от яркого света и сказала:

— Пожалуйста, Джек! Отведи меня обратно! Пожалуйста, мне так страшно! Слушай…

Она на секунду замялась, а потом мягко продолжила:

— Я сделаю все, что ты захочешь. Все, что захочешь!

— Все, что захочу?

— Все, все!

— Нет, — ответил он, — даже за возможность заставить тебя страдать. Я иду по следу чего-то такого, что намного желанней, чем месть.

— Сволочь ты! — закричала она. — Ненавижу! Ненавижу тебя! Я ненавижу все твое существо! И не вздумай притронуться ко мне! От твоих прикосновений у меня кожа немеет.

— В таком случае, — сказал Джек спокойно, хотя это и стоило ему немалых усилий, — ты не можешь сделать всего, что я хочу. Ведь я хочу, чтобы ты любила меня. Я хочу, чтобы отдавалась мне с удовольствием, с желанием делать это. Но это как раз то, чего ты не сможешь сделать, даже если и захочешь.

Филлис ничего не ответила. Калл отвернулся. Федор тихо вскрикнул и сказал:

— Мы недалеко от цели! Вот внешняя стена охлаждающего воздухопровода. Чувствуете. Если я не ошибаюсь, Дом будет следующий…

— Каков твой план? — спросил Калл.

— Очевидно, здесь входа нет, — сказал Федор. — Значит нам надо спуститься ниже. Он должен быть где-то дальше.

— Если! — закричал Калл. — Ты привел меня сюда нюхать эту вонь, полагаясь только на если?

— Там, внизу, должен быть вход! Иначе, как же они получают запасы? И никто не видел, как Х и его помощники выходят из Дома, разве что за телами. А Дом слишком мал, чтобы они все могли там постоянно толкаться. Иди за мной! Я знаю, где находится нижний вход. Просто у меня никогда не хватало храбрости войти туда. А теперь я не один.

— Неважный способ для того, чтобы стать смелым, — пробормотал Калл. — Как отсутствие чего-то можно заполнить пустотой?

Они продолжали идти по темному туннелю и через некоторое время на середине прохода обнаружили отверстие. Диаметр его был как раз таким, что туда мог пролезть человек с мешком за плечами. Посередине дыры, ведущей вниз, виднелся белый металлический стержень. Кал обхватил стержень руками. Его пальцы сомкнулись. Металл на вид казался сухим, а наощупь оказался маслянистым.

— Как шест у пожарников, — заметил Калл. — И куда он ведет? На пожар?

Он осветил факелом дыру, но насколько хватало света, дна не было видно. Но должен же стержень на чем-то стоять! А может нет?

— А как мы будем выбираться назад? — спросил Калл. — У нас может просто не хватить сил вскарабкаться по этому шесту обратно: зараза, ведь скользкий.

— Можно упираться спиной о стенку, — возразил Федор. — Разве ты не видишь, что все это подтверждает мою теорию? Если так трудно забраться обратно по шесту, значит у тех, кто туда спускается, есть другой выход.

— Возможно, — согласился Калл. — Ну давай! Ты первый!

Федор сел на край ямы, наклонился вперед, ухватился за шест и спустил ноги.

— Держаться за шест придется только одной рукой, в другой — факел, — с досадой сказал он. — Спиной не затормозить: мешок может порваться. Придется спускаться без тормозов.

— Не будь дураком, не делай глупостей, — возразил Калл.

Калл зажег еще один факел и бросил его в отверстие. Факел падал ровно; освещая стены колодца он падал все ниже и ниже и становился все меньше и меньше.

— Как ты думаешь, насколько это далеко? — спросил Калл.

— Кто знает? — ответил Федор. — А чтобы узнать, есть только один путь.

Факел, выглядевший теперь уже маленькой искоркой в бездонной темноте, совсем исчез. То ли упал на дно, и откатился в сторону, то ли его уже просто не было видно, сказать что-то определенное было трудно. Как сказал Федор, есть только один путь это узнать. ВНИЗ.

Федор устремился вперед, держась одной рукой за шест, а в другой зажав факел. Калл неуклюже ухватился за шест.

— Ты пойдешь? — спросил он Филлис, не поворачивая головы.

Ее голос дрожал, но слова были довольно смелы:

— Я могу пойти в любое место, куда идешь ты, шакал. И даже намного дальше.

Джек улыбнулся и начал спускаться. Стержень оказался очень гладким. Это позволяло поддерживать соответствующую скорость, не стирая кожи рук и бедер. Джеку показалось, что он спускался очень долго, прежде чем достиг дна. Там уже, высоко подняв факел, стоял Федор. От площадки в разные стороны расходились бесчисленные туннели и проходы. Факела, который бросил Калл, нигде не было видно. Наверное он отскочил в сторону и упал в канализацию, проходящую еще ниже.

— А здесь прохладней, — заметил Калл. — Чувствуешь приток воздуха? И вонь куда-то пропала.

— Может быть мы просто привыкли к запаху, — возразил Федор.

— Да нет же, его даже сменил аромат, — ответил Калл, — неужели ты не чувствуешь?

Федор покачал головой.

— Я никогда не отличался хорошим нюхом, — пояснил он. — Если можно так выразиться, я глух к запахам.

Но со слухом у Федора было все в порядке, и на раздавшийся протяжный вой он отреагировал так же быстро, как и Калл.

— Бог мой, — прошептал Джек. — Что это? Где?

— По-моему, там, — ответил Федор, — махнув рукой в сторону туннеля за спиной Калла.

Рука Федора дрожала. Да и весь он трясся, так что было слышно, как стучат зубы. Филлис вцепилась в шест.

— Пойдемте в другую сторону, — предложил Калл.

И тут опять раздался вой, теперь уже с противоположной стороны. Калл бросил факел, оттолкнул Филлис, так что та, отлетев в сторону, упала, и подпрыгнув, ухватился за шест. К его удивлению, шест оказался сухим и удержаться на нем не представляло собой особого труда. Он забрался на высоту около двадцати футов и посмотрел вниз. Федор не последовал за ним, а стоял рядом с шестом и смотрел вверх.

— Теперь ты знаешь, что в любую минуту легко сможешь забраться обратно, — сказал он, — тогда почему бы не пройти дальше?

— Ты что, не слышал этого воя?

— Слышал, но я уже не брошу начатого. Если ты вернешься, я пойду один, хотя, конечно, с тобой я чувствую себя лучше и храбрее.

Джек не мог объяснить, почему он не полез дальше. Ему было наплевать, что подумает о нем Федор. Скорее всего, он просто испугался возвращаться на поверхность один. А, может, любопытство пересилило страх. Он знал, что не успокоится, пока не узнает, что творится в середине этого мира.

Калл расслабил руки и соскользнул обратно вниз. И опять удивился, заметив, что при спуске шест опять стал скользким. Какая-то биполярность смазки.

Филлис уже стояла на ногах и держала свой факел. Заметив ее презрительную усмешку, Калл отвернулся. Ведомые Федором, они пошли вдоль туннеля, который с каждым шагом становился шире. Вскоре, пламени факелов уже не хватало, чтобы осветить другую стену туннеля. Неожиданно они оказались на узком выступе. Примерно в двадцати футах под ними, вдоль туннеля, медленно текла черная река; со дна ее поднимались пузыри. Один из пузырей начал подниматься. Он поднимался все выше и выше и наконец превратился в голову. Голова была громадной, раз в шесть больше человеческой — покатый лоб, лысый череп, слоновьи уши, огромные черные глаза. Широкий рот с узкими губами открылся, обнажив ряд тигриных зубов и два огромнейших клыка. Изо рта высунулся язык, казавшийся бесконечным; кончик языка коснулся воды. Калл заметил, что язык чудовища покрыт маленькими крючковатыми зубами.

Это был демон: когда он повернул голову, глаза сверкнули в темноте.

Калл не мог даже представить себе, насколько глубока река и каков может быть рост этого монстра. А вдруг страшилище сможет выпрыгнуть из воды и достать до уступа? Пока Калл думал об этом, монстр поднял из воды руку — скорее, это была даже не рука, а лапа. И в ней была зажата человеческая нога. Язык обхватил ногу и начал втягивать ее в рот. Затем послышался хруст; монстр начал жевать. Глаза, около шести дюймов величиной, неотрывно смотрели на людей. Они, казалось, спрашивали: кто следующий? Перепуганные, люди начали отступать, держась у края прохода, не в силах оторвать глаз от чудовища.

— Может, эта нога того дьявола, которого мы преследовали? — тихим голосом спросил Федор, — Дьяволы едят друг друга, они едят все, что попадается под руку.

— Давайте не попадаться им под руку, — прошептал Калл.

Они продолжали отступать. Внезапно монстр открыл рот и разразился громогласным хохотом. Это был ХОХОТ! Ужас и паника охватили людей, и они бросились бежать со всех ног. Они бежали, пока не потеряли ощущение времени и пространства, пока не начали задыхаться; легкие их начали гореть, и от усталости и нехватки воздуха, казалось, превратились в какое-то желе, трясущееся в теле.

Они остановились, и, переводя дух, сидели на тропинке и смотрели на маслянистую поверхность воды. Демон не показывался, но кто мог быть уверенным, что он не сидит под водой как раз напротив них. Федор, чуть отдышавшись сказал:

— Дьяволы должны есть. Но человеческого мяса для них здесь недостаточно. Значит…

Он показал на экскременты, проплывающие по реке:

— Я думаю, что они просто мусорщики. Они поддерживают чистоту канализации.