Видеть звезды

Староста сыто рыгнул и утер рот ладонью. Потом отряхнул крошки, запутавшиеся в бороде, и довольно вздохнул.

— Хорошая у тебя каша.

Мать робко улыбнулась.

— Хорошая каша, — повторил староста, снова вздыхая. Было заметно, что он совсем не хочет вставать из-за стола.

— Может, еще? — предложила мать.

Староста грустно погладил себя по животу.

— М-да. То есть нет, — остановил он метнувшуюся было к печке женщину. — Довольно. Но я разрешаю тебе принести завтра в мой дом горшок каши. И побольше.

Крошка Енот, привлеченный аппетитным запахом, пушистым шариком мягко соскочил с печки и, внимательно принюхиваясь, начал подкрадываться к валявшимся под столом комочкам — староста ел неаккуратно. Когда он, стелясь по полу, подполз совсем близко, староста, следивший за ним из-под полуопущенных век, метко пнул Крошку в бок. Тот, обиженно взвизгнув, стремительно вылетел в открытое окно и, жалобно тявкая, нырнул в кусты.

Староста обрадованно ухнул.

— Как я его?!

— Так ведь…

— Хватит! — мясистая ладонь с треском легла на стол. — Хватит! Если я позволяю тебе кормить себя, это еще не значит, что я буду покрывать твоего сынка. Думаешь, я не знаю?!

— Что с ним?

— Это значит, тебя надо спрашивать! Что, видишь ли! Кто давеча хвастал, что видит… — Староста беспомощно пошевелил короткими толстыми пальцами, напрягся, наморщил лоб, жарко засопел. — А! Эти самые… звезды.

— Что? — переспросила мать.

— Вот и я говорю: что? Какие такие звезды?

Мать покачала головой.

— Никогда не слыхала этого слова.

— «Не слыхала…» — сварливо передразнил староста. — Ты не слыхала, я не слыхал, никто не слыхал… Вот только из Города ко мне гонец прискакал, значит. Требуют твоего сына в Город. Ну, а что тама будет — не мне говорить, сама знаешь. А как не захочет — стражников пришлют, тогда всем плохо будет.

— Но за что?

Староста презрительно выпятил губу.

— Молчи. Сказано — значит, исполнить.

Он встал, с хрустом потянулся и важно огладил бороду, которой очень гордился. Еще раз вздохнул.

— Вкусно. Скоро, значит, еще раз загляну. Я, конечно, не сказал ничего, ни про слова запретные, ни про то, что по ночам шляется… Не нужны лишние напасти на деревню. Но сыну ты так и передай: велено ему завтра же собираться и отправляться в Город без промедления. Чтоб послезавтра был в Магистрате. И никаких! А то я ему! — Староста помахал увесистым кулаком.

Потом повернулся и, тяжело ступая, направился к двери. Уже открыв ее, остановился и напомнил:

— Принеси, значит, горшок побольше. И чтобы горячая была. Я ведь того… молчал.

Когда староста ушел, мать долго сидела неподвижно, глядя на захлопнувшуюся дверь. Потом решительно встала и, высунувшись из окна, позвала:

— Крошка! Крошка!

В кустах, подступавших к самому дому, что-то пискнуло, завозилось.

— Иди сюда, Крошка, его больше нет.

Крошка Енот тявкнул, выглянул из зарослей, но выходить не рисковал.

— Давай-давай, трусишка!

Он презрительно фыркнул, показывая, что ничегошеньки-то не боится, ленивой трусцой, вразвалочку подошел к окну, одним прыжком махнул на подоконник и уселся, расчесывая шикарные черно-белые бакенбарды. Он просто забыл что-то в лесу, а вот сейчас сбегал и вернулся.

— Ладно, будет хорохориться. Староста плохой человек, но пока я ничего не могу сделать… — Крошка Енот поднялся на задние лапы, уперся передними ей в плечи и лизнул прямо в нос. — Ну-ну, прекрати, не маленький, — незлобливо отмахнулась она, потрепав его по загривку. — Ты знаешь, где Тайлон?

Крошка Енот утвердительно пискнул.

— Сможешь найти?

Снова согласие.

— Тогда беги и приведи. Немедленно приведи.

Крошка еще раз тявкнул и, задрав хвост, слетел с подоконника, только ветки кустов чуть шевельнулись, смыкаясь за ним. Мать покачала головой, задула плошку и села у окна, вглядываясь в вязкую, непроницаемую черноту леса.

Наверху было прохладно. Легкий ночной ветерок, который не мог пробраться внизу, путался в подлеске, здесь, пробегая по вершинам, начинал даже посвистывать. Он цеплялся за ветки и довольно шуршал листвой, когда удавалось раскачать какое-нибудь молодое деревце. Однако кряжистый старый дуб, серо-зеленый от возраста, покрытый неровными белесоватыми пятнами лишайников и такой толстый, что любая из его ветвей казалась настоящим деревом, сонно и презрительно поглядывал на беготню не в меру расшалившегося мальчишки. Лишь изредка, нехотя, он встряхивал двумя-тремя листьями на самой вершине и снова погружался в дремоту. Тайлон, удобно устроившийся в развилке двух исполинских ветвей, совсем не чувствовал ветра. Только влажная ночная прохлада заползала под меховую куртку, заставляя нервно ежиться. Зябко передернув плечами, Тайлон поплотнее запахивал воротник и не двигался с места. Он ждал.

Небо, чуть окрашенное на самом горизонте слабыми отсветами уходящего заката в мутно-багровые тона, стремительно темнело, в то же время приобретая какую-то особенную прозрачность. Волокнистый сумрак, сквозь который нельзя было ничего увидеть, исчезал, стираемый взмахами невидимой руки, уступал место завораживающей, манящей черно-синей хрустальной бездне… Тайлону казалось, что перед ним открылся вдруг огромный колодец с кристально-чистой водой. Но он ждал другого.

По небу словно прокатилась невидимая волна, гонимая ветром. Не этим слабым ветерком, а мощным шквалом, летящим где-то высоко-высоко… Тайлон смахнул выступившие на покрасневших от напряжения глазах слезы.

Вот оно.

Прямо над ним в недостижимой дали вспыхнул крошечный золотистый светлячок. Сначала робко, едва заметно, а потом все увереннее и ровнее сиял он, наливаясь радостным теплым светом. Он был похож на маленькое солнышко.

Вслед за ним загорелся другой, своим холодным серебристо-голубым блеском напоминавший крошечную льдинку. Тайлон обрадованно улыбнулся. Эти два огонька каждый день вспыхивали первыми, и он уже твердо знал, где именно появятся Крупинка Солнца и Далекая Льдинка — так он прозвал огоньки.

А потом одна за другой на небо высыпали мириады блестящих искорок. Они были самые разные: большие и маленькие, яркие и тусклые, пронзительно-белые, тепло-желтые, тревожно-красные, успокоительно-зеленоватые, разные… Тайлону никогда не надоедало любоваться ими. Каждый раз пестрая светящаяся мозаика складывалась в новый узор, напоминавший вчерашний, но уже чуть-чуть другой, ни разу не повторившийся. Огоньки как будто играли с ним в прятки — недавно я был там, а сейчас попробуй отыщи. И Тайлон искал, радуясь, когда удавалось обнаружить спрятавшегося хитреца, и огорчаясь, когда огонек пропадал.

Плохо было лишь то, что не с кем поделиться этой красотой. Когда он попытался рассказать о ночных картинах Хомеру, тот посмотрел на него непонимающими глазами и сказал, что много раз выходил ночью по нужде, но никогда не замечал ничего подобного. А на следующий день, запинаясь и краснея, сообщил, что родители запрещают ему дружить с Тайлоном и лучше будет, если Тайлон перестанет приходить к ним.

Мама тоже ничего не поняла, только перепугалась страшно и потребовала, чтобы Тайлон никому не рассказывал о том, что видел. И добавила, что ему это просто кажется, что ничего этого нет, что это ночные духи шутят. И вообще — пшеничные деревья уже зацветают, надо собрать червеца, иначе ничего не уродится. Словом, на следующую ночь Тайлон спал как убитый.

Но он чувствовал, что мама чего-то недоговаривает, что-то скрывает. И спустя несколько дней снова тайком выскочил ночью в окно. Мама даже хотела его выпороть, но только вздохнула. И Тайлон продолжал убегать. Она лишь взяла с него слово, что он будет молчать. А что, ему самому, что ли, нужно, чтобы его за сумасшедшего считали? С тех пор он спокойно приходил к старому дубу, где облюбовал место, чтобы смотреть на небесные огоньки. Мама однажды назвала их… Как же… Как она тогда сказала?.. Звезды. Хорошее слово. Звезды. Звез-ды. Оно кажется таким же маленьким и лучистым, как сами небесные огоньки. Попробуйте, повторите. Звез-ды. Слово колючим шариком прокатится по языку и, звеня, упадет наружу.

Огоньки тем временем заполнили все небо. Они весело переливались, подмигивая друг другу, и Тайлон слышал, как они разговаривают о чем-то своем, точно в небе звенит множество хрустальных колокольчиков. Иногда он даже пробовал сам заговорить с ними, но огоньки не замечали его попыток, не слышали. Наверное, далеко было, а кричать Тайлон опасался. Или, может быть, просто не понимали?

Под дубом кто-то заскребся.

Тайлон посмотрел вниз, но ничего не увидел. Впрочем, все равно уже пора было домой — чтобы успеть в школу, путь неблизкий, вставать приходилось очень рано. Тоже забота — тащиться в соседнюю деревню, слушать унылый сонный голос Учителя Мори, бубнящего что-то невнятное.

Тайлон повис на руках, цепляясь за высохший сук, уверенно, не глядя, прыгнул вниз, на огромную ветвь, обхватить которую не смог бы и взрослый мужчина. Цепляясь за трещины в заскорузлой бугристой коре, он быстро начал спускаться знакомым путем, пройденным уже не один десяток раз.

Когда чуть запыхавшийся Тайлон спрыгнул в траву, уже покрывшуюся прохладной ночной росой, чьи-то крохотные лапки схватили его за ногу. Тайлон вздрогнул было, но, опомнившись, поднял Крошку Енота на руки.

— Ох и тяжелый же ты стал! Вырос, а все балуешься, как маленький.

Крошка Енот лизнул его в ухо и заскулил, жалуясь.

— Обидели? Кто? Неужели мама?

Приятель недовольно пискнул.

— Староста? Ну, мы ему еще покажем, вот увидишь.

Крошка Енот сунулся носом Тайлону за воротник и довольно засопел, но, спохватившись, завозился, вырвался из рук и, спрыгнув на землю, затявкал, нетерпеливо подскакивая на месте.

— Мама зовет домой?

Крошка Енот утвердительно кивнул и затрусил в темноту, оглядываясь. Видя, что Тайлон не спешит, он вернулся, вцепился зубами в штанину, потащил за собой.

— Нужно быстро? Хорошо, иду.

— Ты опять ходил смотреть… смотреть… — мама никак не могла найти нужного слова. — На небо.

Тайлон молча пожал плечами и накинулся на аппетитно дымящуюся в миске кашу.

Мама укоризненно покачала головой.

— Ты уже почти взрослый, мог бы и думать, что делаешь. Ты должен вести себя поосторожнее, мало ли, чего тебе хочется… Нужно уметь сдерживать желания.

Крошка Енот, сидя на соседнем стуле, чуть склонив голову, заинтересованно следил за визитами ложки в миску, время от времени непроизвольно облизывался, жалобно подмаргивая блестящими черными глазками. Тайлон, не выдержав, кинул полную ложку каши на пол, и Крошку словно ветром сдуло. Жадно урча, он исчез под столам.

— А у нас староста был, — как бы между прочим сказала мама.

— Знаю, — отозвался невнятно Тайлон, не отрываясь от миски. — Крошка мне все рассказал.

— Рассказал-то рассказал, — вздохнула мама. — Но не все. Он не мог сказать, зачем приходил староста.

— А зачем? — без интереса спросил Тайлон, подливая в кружку молока.

— Тебя вызывают в Город.

Тайлон отодвинул миску и присвистнул.

— Вот это да!

— Добегался.

— Интересно, кому это я понадобился?

— Староста сказал, что тебя вызывает Магистрат.

У Тайлона глаза на лоб полезли.

— Вот это да… — только и смог выдавить он. — Здорово.

— Уж куда лучше, — сухо заметила мать.

— А что, посмотрю наконец, как живут люди в Городе. Ведь это интересно. Не всю жизнь торчать в нашей деревне. Не видишь ничего, кроме леса и плантации.

Мать села рядом, грустно улыбаясь.

— Ничего ты не понял.

— Нет, почему? Откуда вот только Магистрат узнал, что я есть?

Крошка Енот, видя, что больше ему ничего не перепадает, решил позаботиться о себе сам. Он влез на колени к Тайлону, опасливо оглянулся на маму и тихонько, как бы невзначай и ничего не имея в виду, вспрыгнул на стол. Немного поколебавшись, направился было к кружке с молоком, которое обожал до самозабвения, но Тайлон спихнул его на пол. Крошка Енот обиделся до глубины души, фыркнул и ушел в свой угол. Свернувшись клубочком на подстилке, он то и дело испускал душераздирающие жалобные вздохи, показывая, как несправедливо с ним обошлись, и намекая, что еще не поздно, почувствовав угрызения совести, исправить эту ошибку… К его удивлению, сегодня этот незамысловатый, но безотказный трюк не подействовал.

— Откуда Магистрат узнал? Да от тебя самого.

— Но я не разговаривал ни с кем из Советников!

— Зато, несмотря на все мои предупреждения, — мать понизила голос, перейдя на полушепот, — слишком много болтал о звездах.

— Но почему нельзя? — не понял Тайлон.

— Даже само слово это запрещено, — хмуро сказала мать.

Тайлон посерьезнел было, потом махнул рукой.

— Подумаешь, что они мне сделают?

Мать оперлась подбородком о сцепленные руки, с сожалением глядя на Тайлона.

— А ты не знаешь, чем кончаются подобные визиты в Магистрат? Вспомни старого Атарна. Он тоже отправился туда, где он теперь? Нет его, и никто ни полслова о нем не слышал. Подвалы Ратуши велики, двери прочны, замки надежны, а стены толсты.

Тайлон нахмурился.

— Это ждет и меня? Только за то, что я говорил о звездах?

— Да, только за это, — жестко отрезала мать.

— Ну и ладно. Тогда я просто не пойду в Город. И всех делов.

— Не пойдешь ты — в деревню явятся стражники.

— Еще никто не мог отыскать меня в лесу, — презрительно махнул рукой Тайлон

— Если эти станут искать — найдут обязательно. Ты по-прежнему не думаешь, откуда о тебе узнал Магистрат. И зря. В каждой деревне у него есть доглядчики. Уж им-то хорошо известны все тайные тропинки, все укрытия. Они как волки шныряют повсюду. Ходят среди нас, живут вместе с нами, улыбаются нам, говорят с нами. И служат Магистрату… Может быть, и сейчас кто-нибудь притаился под окном и слушает нас.

Тайлон испуганно обернулся, вскочил, как ужаленный, и бросился к окну. Высунувшись по пояс, он попытался разглядеть что-нибудь и чем дальше вглядывался, тем больше верил, что там, за кустом, прячутся… Плотно закрыв ставни, он вернулся на место.

— Никого нету, — неуверенно пробормотал он. — Скажешь тоже… Шуточки…

— Когда бы шутки.

— А если они найдут меня?

— Ты невнимательно слушал. Я сказала: «если станут искать». Если. Скорее всего они просто спалят деревню и увезут с собой не тебя одного, а двадцать пять человек, как велит закон. Один отвечает за всех и все — за одного. Ты невнимателен везде, учитель должен был сказать вам об этом.

— Что же мне делать? — всерьез перепугался Тайлон.

— Бежать. И не теряя времени.

Он облизнул пересохшие губы.

— И все потому, что я говорил о звездах?

— Потому, что ты видел их.

Это было давно. Так давно, что никто уже точно и не помнит, как это было на самом деле. Люди говорят самое разное.

На Планете был не один город, а много. Люди были другими, они больше знали, больше умели. Например, умели ездить на железных повозках гораздо быстрее, чем на лошадях. Плавать по морю на железных кораблях быстрее рыб. Они умели даже летать выше, чем птицы. Никто теперь не скажет, как они это умели, ведь умели же!

Люди были сильными. Помогали им невиданные железные слуги, о которых нынче позабыли. Они могли даже улететь с Планеты, что не под силу и птицам. Были такие огромные воздушные корабли — ракеты. Поговаривают — Магистрат жестоко преследует эти слухи, смущающие умы, но иногда, шепотком… — что люди жили на Планете не всегда. Давным-давно они прилетели сюда на множестве ракет и начали строить такие же города, какие были у них на родине. Где она, эта родина, и почему люди улетели оттуда, не рассказывают даже предания. Может быть, в подвалах Ратуши в старинных книгах, которые и не книги вовсе, а маленькие разноцветные прозрачные камешки, написано об этом. Или, возможно, память об этом хранится на мягких коричневых лентах, лежащих в железных сундуках Дворца Хозяев. На этих лентах самый острый глаз не различит ни единой буквы, но, говорят, там записана вся история Планеты.

Однажды на родине что-то случилось. Прилетела ракета с вестями, которых никто не узнал, а только Совет Хозяев приказал готовиться к войне. Никто не хотел — но приказали. Вроде кто-то угрожал Планете, собирался превратить всех людей в рабов.

Было изобретено страшное оружие, уничтожавшее совершенно все. Совет Хозяев собирался применить его против сил зла, но что-то тогда не рассчитали, и оружие сработало раньше времени — на Планете. Прямо на земле вспыхнуло зеленое солнце. Огонь его не был горячим. Он не сжигал, а проглатывал людей, дома, деревья — все, что встречал на своем пути. Пылающий шар прокатился по Планете, оставив за собой серую пустыню.

И тогда Магистрат уцелевшего города проклял Хозяев, стражники схватили их. Но Дворец Совета остался — как напоминание о том зле, которое несет с собою богатство.

На этом Магистрат не остановился. По его Приказу были сравнены с землей все уцелевшие руины — ничто не должно было напоминать о Великой Беде. Железные лодки были утоплены в море, железные повозки сброшены в горные пропасти, железные птицы похоронены в глубоких пещерах. Особенно тщательно Магистрат уничтожал ракеты — их разбирали на куски и разбрасывали по всей Планете, чтобы никто и никогда не смог восстановить адские творения, принесшие на Планету несчастье. Немного погодя Магистрат объявил, что все зло проистекает от мерзкого наследия Старого Мира — противоестественных вещей, подчиняющих и порабощающих людей. Посмотрите, что они сделали с нашей Планетой, с нашей настоящей родиной… какое нам дело до той другой — далекой, может быть, вообще не существовавшей… Наша — вот она.

Именно в тех местах, где впервые вспыхнуло зеленое солнце, возник Неправильный Мир. О нем ничего не известно — никто из рискнувших войти в него не вернулся. Бродят слухи, что там два солнца — синее и красное, что живут там невесть какие чудовища, ненавидящие людей. Но это лишь слухи, с которыми Магистрат тоже борется.

После Великой Беды многие люди заболели неведомыми ранее болезнями. Лекарства были бессильны, смелые врачи умирали первыми, лечить больных стало некому… Страшное было время. Но в конце концов Магистрату удалось найти средство против новых болезней, его стали давать новорожденным, и дети перестали болеть. Со взрослыми было хуже — лекарство на них не действовало, были созданы огромные лагеря карантина, из которых мало кто вышел… Дети же перестали болеть. Но одновременно что-то случилось с их глазами — они больше не видели звезд, хотя вообще-то зрение не ухудшалось. Ни объяснить это, ни поправить не удалось.

Магистрат объявил, что это и хорошо. Незачем людям видеть то, что не приносит никакой пользы, а только смущает умы. Там, на звездах, гнездится зло, там Старый Мир… зачем нам все это? И еще спросили Советники: хотите ли вы войны и повторения Великой Беды? Те, кому посчастливилось выжить, ответили: нет. Тогда Советники сказали: забудьте же о звездах, от них исходит свет несчастья. Тем более что ваши дети их и не видят. Дайте им жить спокойно, вашим детям, ведь вы хотите им счастья? Люди согласились. Само слово «звезды» стало запретным, следить же за небом никто не решался: на нем лежал отпечаток Беды.

Но ходит по свету сказка, что где-то далеко-далеко, в самой середине Неправильного Мира, куда Магистрат не смог добраться, сохранилась одна ракета. Та самая, последняя… Она ждет, когда придет человек. Откроется железная дверь… А что будет дальше — не ведомо никому.

— Откуда ты все это знаешь?

Мать усмехнулась.

— Так ли это важно?

— Интересно ведь…

Она встала.

— Нет, слишком большое знание опасно. Старые легенды и так могут завести тебя дальше, чем в подземелья Ратуши. Если же ты будешь знать все… Ты сам можешь не выдержать. Впрочем, мы напрасно теряем время.

Мать подошла к печи, пристально поглядела на нее, что-то вспомнила. Потом взяла большой хлебный нож и с размаха воткнула его между кирпичами. Сильно надавливая на рукоятку, обвела ножом один из кирпичей и, пачкаясь в известке и глине, вынула его.

Тайлон с изумлением смотрел на нее — никогда раньше не видал в ней такой решительности и собранности, не мог даже представить… Вечно согнутая спина распрямилась, исчезли мелкие суетливые движения, она стала как-то выше ростом. Даже глаза изменились — из тускло-карих они превратились в золотистые.

Мать сунула руку в образовавшееся отверстие, что-то разыскивая там.

— Держи! — она кинула Тайлону сверкнувшую в слабом свете плошки маленькую металлическую пластинку на тонкой паутинке цепочки.

— Что это?

— Она поможет тебе найти дорогу к цели. Поможет не заблудиться, когда пойдешь по Неправильному Миру.

— Но я туда не собираюсь!

— Ты уже выбрал свою дорогу, видящим звезды нет места в этом мире.

— Это амулет? — уважительно глядя на пластинку, спросил Тайлон.

— Амулет? — Мать звонко рассмеялась. И смех у нее переменился! — Прости. Я не подумала, что тебе предстоит еще многому научиться. Но ты сможешь, ты у меня способный, — с внезапно прорвавшейся гордостью добавила она. — Недаром Магистрат так жаждет с тобой познакомиться.

И она недобро прищурилась.

Тайлон, удивленный тем, что пластинка почти ничего не весит, осмотрел ее и увидел крохотную защелку. Шкатулка! Но такой искусной и тонкой работы он еще никогда не видел. Пораженный внезапной догадкой, он шепотом спросил:

— Это оттуда? Из Старого Мира?

— Да.

— Но ведь…

— Не повторяй чужих глупостей, — остановила его мать. — Я достаточно наслушалась их… Вещи сами по себе не злы и не добры, они просто вещи — не более того. Все зависит от человека, владеющего ими. Заявить, что красивые, изящные вещи — порождение зла, мог только больной. Только ненормальный мог заявить, что жить плохо — лучше, чем жить хорошо! — Она кинула Тайлону теплую куртку. — Поспеши.

— Но я нигде не бывал, кроме нашего леса!

— Не потеряешься. Я же говорила, что лекарство избавило людей не только от болезней. Слишком много оно взяло в обмен на возможность жить спокойно, и еще не известно, так ли обязательно это было…

Догадка сверкнула в голове Тайлона.

— Так мне… мне не давали этого… лекарства?

— Не кричи об этом на каждом перекрестке.

Внезапный шорох и бряканье заставили их резко повернуться. Увидев, что именно их напугало, они невольно вздохнули с облегчением — это был всего лишь Крошка Енот. Ему надоело валяться — или же он просто выспался. Но, решив немного перекусить, он принялся действовать самостоятельно: забрался на стол и сейчас, брезгливо отряхивая лапки, сидел с самым невинным видом, рядом с молочной лужей. Вздыхая, он укоризненно поглядывал на опрокинутую кружку, явно не понимая, с чего бы это она упала, ведь лакал он очень аккуратно!

— Мама, а можно я Крошку возьму с собой?

Крошка Енот обрадованно пискнул — ругать его, похоже, не собирались. Спрыгнул со стола, шариком подкатился к Тайлону и, ловко цепляясь за одежду, мигом влез на руки.

— Ладно, — согласилась мать. — Может быть, он даже поможет тебе когда-нибудь.

— Обязательно поможет!

— Тут немного еды, — она подала Тайлону мешок. Поколебавшись, протянула массивный нож в потертых кожаных ножнах, раньше Тайлон его не видел. — Возьми. Он тебе тоже пригодится, хотя и не желаю я этого. А теперь — прощай.

Тайлон ожидал, что она обнимет его, может быть, даже всплакнет на прощание. Но мать лишь на секунду прижала его к себе и сразу резко оттолкнула.

— Иди, тебе нужно спешить, мы потеряли много времени. Обо мне не беспокойся. Когда найдешь ракету — поймешь, что делать дальше.

Еще не вполне осознав происшедшее — как-то слишком скоропалительно все получилось, — Тайлон медленно шел по единственной улице деревни. Старые, покосившиеся домики, крышами почти упирающиеся в землю — как бы стремясь закопаться, сделаться незаметнее… Деревья, плотно обступившие их… Придется ли ему еще раз увидеть все это?

Впрочем, Крошка Енот, бежавший рядом, не разделял его грустных мыслей. Он то и дело с радостным воплем кидался в густую траву за шуршащими там мышами и вообще пребывал в отличном настроении. Приятная ночная прогулка вместе с лучшим другом — много ли нужно для полного счастья?

Когда они проходили мимо дома старосты, Крошка взлетел на крыльцо — единственное в деревне — и, задрав хвост, отомстил за обиду.

— Хулиган, — беззлобно ругнулся Тайлон.

Но Крошка Енот и ухом не повел.

Вскоре они миновали последние дома. Узенькая тропинка поворачивала вправо, к плантации пшеничных деревьев. Тайлон решительно зашагал прямо. Ни разу он еще не уходил ночью в лес — походы к старому дубу не в счет, ведь это было совсем рядом с домом. Но в просвете между деревьями, едва различимая среди их черных разлапистых силуэтов, мелькала маленькая золотая точка — Крупинка Солнца.

Тайлон оглянулся в последний раз. В неверном, обманчивом ночном свете деревня выглядела почти красиво. Он вскинул мешок на плечо и решительно двинулся по пути, указанному звездой. Крошка Енот недоуменно закрутился на месте — уходить слишком далеко от вкусной каши явно не было им предусмотрено. Но Тайлон не возвращался, и Крошка, недовольно тявкнув, бросился вдогонку.

Ходить помногу Тайлон не привык — жизнь в деревне не требовала этого, и, несмотря на наставления матери, за первую ночь он прошел гораздо меньше, чем хотелось бы. Хорошо еще, что звезда не подвела: почти сразу за околицей он натолкнулся на неизвестную тропинку. А вдобавок, если признаться честно, он никак не мог справиться со страхом. Ночной лес казался ему жутким и полным опасностей. Тайлон постоянно вздрагивал и останавливался, видя за каждым деревом чудовищ…

Рассвело. Но и днем лес не стал приветливее. Он резко изменился и совсем не напоминал тот, что рос вокруг деревни. Высокие сосны сменились приземистыми, седыми от старости елями, мохнатые лапы которых переплетались в непроницаемую колючую стену. С потрескавшихся стволов свисали длинные блекло-серые полосы мха, тонкого и непрочного. Тайлону мерещилось, что стадо исполинских пауков заплело весь лес своими сетями, подкарауливая таких вот одиноких путников. И хвоя имела какой-то нездоровый, ядовитый оттенок… Главное же, на что обратил внимание Тайлон, — в лесу царила полная тишина. Не было слышно ни птичьих голосов, ни легкомысленного цоканья белки, ни деловитого стукотка дятла. Ничего. Ни единого звука!

Хотя стояла середина лета, земля была по-осеннему грязно-рыжей от покрывавшей ее перепрелой хвои. Плотный, вязкий, удушающий запах чего-то нечистого висел в воздухе, застывшем и неподвижном. Проходя мимо угрюмо следящих за ним деревьев, Тайлон невольно прибавлял шаг, то и дело переходя на бег. Этот неровный ритм вконец измотал его, он брел, задыхаясь и вытирая пот, часто останавливался, но, подгоняемый неясной тревогой, шел дальше.

Даже Крошка Енот, сначала любопытным челноком сновавший по сторонам, теперь притих и все чаще жался к ногам Тайлона. Путешествие совсем перестало ему нравиться, он жалобно скулил, убеждая друга вернуться домой, где им сразу нальют молока.

Сколько они прошли — Тайлон не знал. Видя, что солнце уже перестало цепляться за верхушки елей, мокрый, как мышь, и смертельно уставший, он предложил:

— Ну что, остановимся?

Крошка Енот мгновенно выразил живейшее согласие, показывая, что пройдено более чем достаточно.

— Но ведь мама велела идти как можно быстрее и не задерживаться!

Нет, идти быстрее Крошка Енот решительно не мог. Он демонстративно лег поперек тропинки. Собственно, тропинкой назвать ее можно было лишь с большой натяжкой — так, едва заметный просвет между деревьями, где опавшая хвоя была слегка притоптана. Кем? Тайлон не знал этого и не стремился узнать, потому что мысли приходили такие, что рука сама начинала нащупывать рукоять ножа. Но больше всего хотелось повернуться и бежать…

Крошка же вообще не хотел двигаться. Он вытянул лапки, закрыл глаза и вывалил язык, показывая, что скорее умрет, чем сделает еще хоть один шаг.

— Маленький лентяй, — упрекнул его Тайлон. — У тебя четыре ноги, а у меня всего лишь две. Это мне надо бы лежать здесь, а не тебе!

Крошка Енот приоткрыл правый глаз, слабо вильнул хвостом.

— Ладно, остановимся. Но если попадем в беду, то лишь из-за твоей лени, симулянт! Ты меня уговорил, давай только отойдем в сторону, не сидеть же прямо посреди дороги.

Крошка Енот моментально оказался на ногах и нырнул под ветви ближайшей ели. Тайлон заколебался — в чаще могли ждать любые неожиданности. Но выбора не было. Он попробовал пройти вслед за приятелем, сразу запутался в колючей плетенке и, поглаживая исколотое лицо, отступил. Пришлось опуститься на четвереньки — продвигаться иначе было просто невозможно. Крошка, однако, не совладал со своей ленью — Тайлон натолкнулся на него у ствола первой же ели. Он сидел, обернув хвост вокруг лап, и выжидающе облизывался.

— Может, отойдем подальше?

Крошка Енот энергично замотал головой.

— Ты считаешь, достаточно? Нас не заметят?

Да, Крошка считал именно так. И еще он считал, что наступило самое время подкрепиться, а потому выразительно поглядывал на мешок.

— Смотри, второй раз я слушаюсь тебя. Но если с нами что-нибудь случится — тебе отвечать!

Крошка Енот был согласен взять на себя любую вину — только дайте же ему перекусить. И побыстрее!

Тайлон опустился на толстый ковер сухой хвои рядом с другом, с наслаждением вытянул гудящие ноги и снял мешок. Крошка Енот сразу сунулся туда.

— Брысь, обжора! — отогнал его Тайлон. — Ты, наверное, воображаешь, что мы наедимся вволю?

Крошка против этого совершенно не возражал.

— Как бы не так! Неизвестно, сколько нам придется идти, надо экономить продукты.

Мордочка Крошки при этих словах огорченно вытянулась, он даже всхлипнул от жалости к самому себе. Экономить еду! Кошмар! Да как можно придумать такое…

Тайлон развязал мешок, но первое, что попалось ему в руки, была та самая плоская шкатулка.

— Давай-ка посмотрим, что там.

Спору нет, Крошка тоже был не против. Особенно если там лежит что-нибудь вкусненькое. А если нет — то сначала лучше бы перекусить, всему свое время. Шкатулка никуда не денется.

— Нет, — решил Тайлон. — Я тебя два раза послушался, теперь твоя очередь.

Нащупав крошечную защелку, он подцепил ее ногтем. Тихо звякнув, крышка откинулась. Внутри лежали две вещи — свернутый лист, который Тайлон принял сначала за бумажный, и тонкая металлическая пластинка со сложными фигурными вырезами. Тайлон осторожно достал лист, опасаясь, что тот рассыплется у него в руках. Развернув его, от неожиданности чуть не вскрикнул.

Лист светился!

Под елью было достаточно темно, и это бросалось в глаза. На листе яркими красками были нанесены какие-то непонятные зеленые, коричневые, голубые пятна, линии, точки. Тонкие прямые черные линии пересекали лист от края до края, образуя ровную сетку. И краски светились! Не очень ярко, но ровным, насыщенным цветом.

Тайлон с опаской потрогал лист. Он был холодным и гладким, на ощупь не был похож ни на бумагу, ни на холст, ни вообще на что-либо знакомое. Это было… Это был… Он был такой же непонятный и таинственный, как сам Старый Мир, которому этот лист принадлежал.

На Крошку чудеса не произвели ни малейшего впечатления. Он понюхал лист, лизнул его и, разочарованный, отвернулся. Для Крошки Енота все вещи делились на две категории: съедобные и бесполезные. Эта была бесполезной.

Тайлон пригляделся повнимательней. Что-то ему этот лист все-таки напоминал. Но что? Возникло странное ощущение, будто он продирается сквозь завесу толстой липкой паутины. Она обвивается вокруг ног, цепляется за руки, хватает за одежду, держит, не пускает… Тайлон рвется из последних сил, чувствуя, что нужно напрячься еще чуть-чуть, и преграда лопнет. Но сил уже нет… Перед глазами вдруг все поплыло, голова закружилась, и Тайлон, потеряв сознание, мягко осел на землю.

В себя он пришел от какого-то вороватого шороха. Приподнявшись на локтях, с трудом различил в сгустившемся сумраке шевелящийся и вздрагивающий мешок. Он даже не успел удивиться, так как сразу заметил подергивающийся черно-белый хвост, торчащий из мешка. Хмыкнув, Тайлон схватил этот хвост и дернул. Истерически взвизгнув, из мешка вылетел Крошка Енот и закачался в поднятой руке.

— Ах ты, воришка!

Крошка, на всякий случай зажмурившись, поспешно дожевывал ветчину.

— За это завтра ты будешь у меня поститься! Я еще посмотрю, сколько ты слопал, может быть, заставлю поголодать и подольше.

Крошка Енот висел вниз головой с видом полной покорности и искреннего раскаяния, что, впрочем, не помешало ему доесть ветчину. Тайлон разжал кулак, и Крошка тяжело шлепнулся на землю. Поняв, что трепки не будет, он привычно заскулил, жалуясь.

— Отстань, подлиза! — раздраженно сказал Тайлон. — Сожрал половину наших запасов — и еще недоволен! Проглот несчастный!

Действительно, ущерб ветчине был нанесен серьезный. Наскоро перекусив и напившись воды из найденной в мешке фляги — мама позаботилась обо всем! — Тайлон положил обратно в шкатулку таинственный лист и пластинку, которую решил рассмотреть повнимательнее завтра. Сейчас он хотел только одного — выспаться.

— Ну, давай укладываться, расхититель, — обратился Тайлон к приятелю, вытянулся во весь рост и поплотнее запахнул воротник куртки, хотя от прелой хвои исходило приятное тепло.

Крошка Енот моментально прыгнул ему на грудь, немного поерзал, сворачиваясь клубочком, и вскоре засопел, уткнувшись носом в собственный хвост. Тайлон еще какое-то время крепился, убеждая себя, что нужно быть настороже, но усталость, сладковатый аромат гниения и тишина сморили его. Последней мыслью было: как там дома, как мама?

Проснулся Тайлон от того, что кто-то осторожно теребил его за ухо. Тайлон завозился, забормотал что-то спросонья — и почувствовал, как маленькая лапка зажимает ему рот. Протирая глаза, сел. Крошка Енот, а это он разбудил Тайлона, испуганно ежился, прижимаясь к нему.

Было еще темно, но первые робкие лучики света уже начинали пробиваться сквозь полог ветвей. Тайлон сразу понял, что встревожило Крошку, — в привычной тяжелой тишине раздавались какие-то непонятные звуки. Он замер, затаив дыхание, прислушался.

Чьи-то шаги… Звяканье железа…

Тайлон прижался к стволу, пожалев, что вчера поленился отойти подальше от тропинки.

Звуки приближались.

Внезапно на тропинке, Тайлону показалось, буквально у него перед носом, возникли большие грязные сапоги со шпорами, плывущие по воздуху. Он сунул кулак в рот, чтобы не закричать, но, приглядевшись, понял, что это всадник. Черную шерсть лошади он в сумраке не заметил.

Лошадь медленно ступала, зарываясь копытами в толстый ковер, устилавший землю и скрадывавший звуки. Теперь-то Тайлон понял, почему ему казалось, будто звуки доносятся издалека — лес очень сильно глушил их. Всадник когда был совсем рядом, его храп доносился совершенно отчетливо.

Лошадь сделала еще несколько шагов и остановилась, шумно дыша. Звякнули колечки сбруи, до Тайлона долетел новый приступ храпа.

Вслед за первым на тропинке показался второй всадник, точнее, вторые сапоги. Большего из своего убежища Тайлон не видел. Да и не очень стремился увидеть, справедливо полагая, что так оно спокойнее.

— Что там? — брюзгливо спросил из темноты кто-то невидимый.

— Гарт уснул, — с довольным хохотком сообщил второй всадник, остановившийся прямо напротив Тайлона.

— Разбуди, — приказал голос из темноты, принадлежащий, видимо, начальнику.

Второй всадник тронул свою лошадь, послышался звучный удар, испуганный вскрик.

— А?! Что?! Кто?!

Грубый смех.

— Дрыхнуть надо поменьше, чучело!

— Я тебе это припомню, Явил, — мстительно пообещал бесцеремонно разбуженный Гарт.

— Постараюсь не забыть!

Мимо Тайлона прошла третья лошадь, четвертая…

— Проклятый мальчишка, — снова раздался брюзгливый голос. — Я падаю от усталости.

— Ничего, капитан. Поймаем его — отоспитесь за все, — пообещал ехавший следом.

Капитан гулко зевнул, было слышно, как он шлепает себя по щекам.

— Еще немного — и я усну, как Гарт. Вторые сутки в седле. А тут ночь эта… Едешь и думаешь, как бы глаза не выколоть о сучья. Проклятая ночь, поганый мальчишка, мерзкий лес…

Тайлон присмотрелся повнимательней и различил тяжелый боевой арбалет, притороченный к седлу. Стражники из Города! Значит, мама говорила правду, им действительно так важно поймать его, Тайлона. Даже капитан стражи?! Тайлон не мог припомнить, чтобы к ним в деревушке наведывался кто-либо важнее гонца Магистрата, а здесь…

— Вперед! — приказал шестой человек, ехавший последним.

Но кто смеет приказывать капитану?

— Лошади шатаются. Скоро они просто откажутся идти.

— Вперед! Кончится лес — тогда и отдохнем. На равнине он от нас не скроется. Но мы не должны дать ему лишней форы. Две ночи и вчерашний день — достаточно и этого.

Капитан смачно сплюнул и от души выругался.

— Ничего, поймаем — отведу душу.

— Не переусердствуйте! Мальчишка нужен Магистрату.

— Но я не собираюсь убивать его.

— Нужен целым, не забывайте!

— Вас не поймешь, советник. Все равно ведь сожжете. Так не один ли черт, каким он попадет к вам?

Советник?! Тайлон снова чуть не вскрикнул. Вот это да! Советник Магистрата! Тайлон на мгновение почувствовал прилив гордости: ведь все это из-за него! Но потом вспомнил последние слова капитана и похолодел. «Все равно сожжете»?!

Про аутодафе в деревне если и рассказывали, то лишь шепотом, на ухо, опасливо озираясь. Если потом спросишь человека, он отведет глаза и промямлит, что ничего не знает, ничего не слышал, ничего не видел, ничего не говорил. Дел Магистрата касаться опасались. «Зло способен побороть только огонь!» Страшное правило, применявшееся крайне редко, гонцы Магистрата специально приезжали сообщить о таких случаях… Но действовало оно неукоснительно.

— А вы и не пытайтесь понять, капитан. Магистрат велик и мудр, он знает, что делает.

Капитан раздраженно дернул поводья, его лошадь нервно затанцевала на месте.

— Слушайте, советник, а не могли мы обогнать мальчишку? Плетется сейчас где-нибудь далеко позади нас. Или вообще лежит под соседним деревом и слушает, как мы с вами беседуем. Слезть, что ли, посмотреть?

Тайлон сжался в комочек, готовясь скользнуть дальше в чащу. Странное дело, он почти совсем перестал бояться. На лошадях им с тропинки не сойти, застрянут на первом же шагу. Значит, никакого преимущества у них не будет. Скорее шансы будут на его стороне — он меньше, ему легче пробираться между деревьями.

— Бросьте свои шуточки, капитан.

— А что, вполне может быть, что он здесь.

— Может — не может… Охота связываться с колючками… Да и не дурак же он, бежал небось как ошпаренный все это время. Ведь ему в Неправильный Мир нужно попасть обязательно раньше нас. А равнины ему не миновать, там и поймаем. Впрочем, если хотите щеголять потом с изодранной физиономией — не смею вам препятствовать. Лезьте. Только пропустите меня вперед, я не буду вас ждать.

Капитан снова выругался.

— Хватит, — резко оборвал его советник. — На этой тропе мы не сможем догнать стражников, если задержимся еще. А мне не хочется ехать одному по лесу.

— Мне тоже, — согласился капитан.

— Тогда вперед.

Капитан хлестнул лошадь, и та неуклюжим галопом пошла вслед за скрывшимися стражниками.

Тайлон, в котором любопытство пересилило наконец осторожность, высунулся из-за ствола и даже рискнул отвести в сторону ветку, мешавшую ему смотреть. Но, кроме неясной серой тени, скользнувшей по тропинке, различить ничего не смог.

— Ладно, — мирно сказал он, щелкнув по носу все еще дрожавшего Крошку Енота. — Посмотрим на советника в следующий раз. Еще встретимся, я это чувствую. — И сокрушенно добавил: — Хотя мне этого совсем не хочется.

— Что мы теперь будем делать? — спросил Тайлон Крошку Енота после завтрака.

Тот облизнулся и поправил бакенбарды. Снова облизнулся, прозрачно намекая, что самое лучшее — это продолжить еду.

— Нет, хватит. Ты наелся на три дня вперед. — На мордочке Крошки Енота отразилось такое смятение, что Тайлон, не выдержав, рассмеялся. — Скажи лучше, куда пойдем? Ведь они ждут нас на опушке. А может быть, даже подкарауливают где-нибудь на тропе. — Тайлон пощекотал горлышко Крошке Еноту. — Но идти надо.

Крошка фыркнул и шумно почесался. Идти или оставаться на месте — ему было безразлично. Лишь бы вместе с Тайлоном.

Тайлон задумался. Потом снова полез в мешок. Крошка Енот встрепенулся было, решив, что сейчас они займутся приятным и полезным для здоровья делом. Увидев, что Тайлон достает всего лишь невкусно пахнущую железку, разочарованно отвернулся.

Открыв шкатулку, Тайлон расправил загадочный лист. Днем он не казался ни таинственным, ни колдовским. Тайлон напряженно смотрел на него, пытаясь разгадать смысл непонятных рисунков, которые чуть мерцали, переливаясь, и казались живыми. Было в них что-то знакомое… Тайлон вспомнил мамины слова, что шкатулка поможет ему найти дорогу. Поможет. Только как? Снова перед глазами все поплыло, закружилось, в висках застучали сотни крошечных молоточков. Тайлон почувствовал, что проваливается куда-то, летит…

Он зажмурился и обхватил голову руками.

Перед мысленным взором медленно поползли огненные буквы.

Карта… Карта!

Теперь он знает, что делать. Решительно, словно всю жизнь только этим и занимался, он разложил ее на земле, чуть повернул. Откуда-то в памяти всплыли слова «ориентировать по азимуту». Что это такое, Тайлон не знал, но был уверен, что поступает правильно. Ладно, если это называется именно так, будем ориентировать по азимуту. Крошка Енот, заинтересовавшись, подполз поближе. Но для него карта была бесполезной.

— Глупыш, — потрепал его по загривку Тайлон.

Крошка Енот обиженно чихнул.

— Ладно, ладно. Я пошутил. Ты у меня хороший, умница. Что бы я без тебя делал? А ведь я до сих пор не поблагодарил тебя, ты очень вовремя предупредил меня ночью. Спасибо.

Крошка Енот потерся мордочкой о щеку Тайлона и сел рядом, страшно довольный.

— Сейчас мы с тобой сидим и дрожим от страха вот здесь, — палец Тайлона уперся в змеящуюся по зеленому полю прерывистую черную полосу. — Вот наша тропа, а вот здесь мы. Что же это значит? Это значит, что нам надо идти по тропе не до опушки, — палец скользнул к тому месту, где зеленый цвет сменялся бледно-коричневым, — а всего лишь досюда. — Тайлон ногтем подчеркнул место, где черный пунктир раздваивался. — Про вторую тропу они не знают, и ждать на ней нас не будут. А на равнину она выходит достаточно далеко от первой. Спрячемся как-нибудь.

Тайлон сложил карту, спрятал в шкатулку, а ее убрал в мешок.

— Господин советник умный человек, но он учел не все. Иногда лишние знания очень полезны, хотя он наверняка думает иначе.

Тайлон чуть удивился, что смеет так говорить о советнике Магистрата. Механически удивился, как бы по обязанности.

— Однако кроме умного советника там есть еще глупый капитан, от которого можно ждать любой пакости. Не желаешь ли, приятель, прогуляться, посмотреть, не поджидает ли нас впереди засада?

Нет, Крошке Еноту не хотелось.

— Пойми, у нас нет другого выхода. Мне снова нужна твоя помощь, Крошка. Ты ведь смелый, иначе остался бы дома, у печки. — Крошка Енот приосанился, чувствовать себя смелым ему нравилось. — Ты должен идти первым, ты маленький, тебе легче прятаться. И если увидишь кого-нибудь, предупреди меня.

Крошка Енот лизнул Тайлона в щеку, высунулся из-под ели, настороженно поводя носиком. Потом неслышной тенью скользнул наружу.

Лес кончился внезапно, хотя Тайлон и ждал этого. Вырвавшись из колючих зарослей шиповника, они с Крошкой Енотом оказались вдруг на открытом пространстве. Перед ними лежала слегка всхолмленная равнина, заросшая высокой травой, расцвеченная пестрыми мазками диковинных цветов. Солнце, стоявшее прямо над головой, светило так ярко, что щурились глаза, привыкшие к полумраку мертвого леса.

— Как красиво, — прошептал Тайлон. Крошка был с ним совершенно согласен.

Но они всю жизнь провели в лесу и впервые видели так много пустого места. Ведь не сравнивать же с этой равниной маленькие полянки? И Тайлон невольно попятился к такому родному и привычному лесу. На равнине он чувствовал себя голым и беззащитным: постоянно казалось, будто на него смотрят чьи-то недобрые глаза, в памяти — вставали тяжелые арбалеты с толстыми стальными тетивами.

Крошка Енот, напротив, пришел в полный восторг и с радостным писком гонялся за перепархивающими с цветка на цветок бабочками.

Тайлон присмотрелся повнимательней. Вдалеке, среди зеленых холмов, стелилась узкая коричневая ленточка дороги, которая, как он понял, была продолжением старой тропинки. Приставив ладонь козырьком ко лбу, чтобы прикрыть глаза от солнца, он с трудом различил шесть крошечных точек, ползущих по дороге, далеко-далеко, там, где холмы незаметно переходили в серо-голубую линию горизонта.

Тайлон довольно усмехнулся. Они решили, что беглец опередил их, и сейчас мчатся вперед, нещадно нахлестывая лошадей.

Он потянулся, раскинув руки и подставляя лицо ласковым солнечным лучам. Хорошо! Потом снял куртку, рубашку и упал на спину, блаженно щурясь на солнце. Сквозь полуприкрытые ресницы он различил в голубом небе маленькую черную точку…

Тайлон и не пытался определить, сколько провалялся, греясь на солнышке. На небе — ни тучки, ласковый ветерок приятно холодит разгоряченное тело… Он просто наслаждался, а спохватился, лишь когда грудь и руки начало жечь, как огнем. С сожалением посмотрев на покрасневшую кожу, Тайлон натянул рубашку и свистнул Крошке Еноту.

— Приятель! Не желаете ли прогуляться?!

Пережевывая какой-то корешок, Крошка Енот уставился на Тайлона. Тот махнул ему рукой и, мурлыча что-то веселое, зашагал вниз по пологому склону, крутя над головой снятой курткой.

Вот только не проходило неприятное чувство, что кто-то следит за ними, зудело ядовитой занозой. Тайлон несколько раз останавливался и внимательно осматривался — никого поблизости не было. Шлемы стражников по-прежнему слабо мерцали на дальних холмах и не приближались. Однажды, правда, рядом с ними вспыхнул ослепительный отблеск, больно резанувший по глазам, холодное ледяное сверкание, завораживающее и такое же страшное, как взгляд змеиных глаз. Но это было лишь однажды… А в небе, как соринка в глазу, не отдаляясь и не подходя ближе, плыла черная точка. Она не могла быть опасной, и Тайлон перестал обращать на нее внимание.

Кажется что-то? Мало ли что может показаться, если он впервые в жизни оторвался от привычной стены деревьев, укрывающей со всех сторон. Ведь и мертвый лес сначала показался мрачным и угрюмым, однако ужасного не произошло. Сейчас то же самое. Но почему запрещали ходить по этой тропинке? Ведь здесь так хорошо…

Забыв о недавних страхах и опасениях, Тайлон не спеша шел по мягкой траве, жалея лишь о том, что провалялся слишком долго под солнцем — натертая рубашкой кожа горела все сильнее, а раздеться снова было бы еще хуже. Крошка Енот челноком сновал вокруг, холмы нравились ему гораздо больше, чем лес. Черно-белый полосатый хвост флажком мелькал то спереди, то сзади, то справа, то слева.

Вдруг в лицо ударил сильный порыв ветра, раздалось басовитое шипение и свист воздуха, рассекаемого исполинскими крыльями. Солнце на мгновение пропало, скрытое громадной тенью. Тайлон остановился, втянув голову в плечи. Крошка Енот, путаясь в траве, с испуганным писком бросился к нему, прижался к ногам.

Снова налетел порыв ветра, и в следующий момент перед Тайлоном возник чей-то силуэт. Стоя против солнца, он не сразу разглядел — чей. Но потом понял — и по коже пробежали холодные мурашки.

Орел. Орел-великан!

Огромная, втрое выше Тайлона, птица стояла перед ним, аккуратно складывая большие крылья. Бросился в глаза длинный тяжелый клюв. Крючковатый, хищный…

Обрывки страшных сказок, запомнившихся в детстве, и еще более страшных историй, услышанных позднее, закружились в голове. Они были разными, но сходились в одном. Орел-Великан, жуткое порождение Неправильного Мира, изредка прорываясь в обычный мир, съедал всех попавшихся…

Орел тем временем наклонил голову, как-то несолидно — по-куриному, одним глазом — разглядывая путешественников. Деловито пощелкал клювом, переступил с лапы на лапу, выворачивая когтями крупные комья земли, и посмотрел другим глазом.

— М-да. Рассмотрев дело более внимательно, я вынужден признать со всей откровенностью, что ситуация складывается далеко не столь блестяще, как представлялось на первый, нужно прямо заявить — легкомысленный взгляд.

Тайлон слабо икнул и опустился на траву, едва не придавив Крошку Енота. Говорил Орел!

— Тем не менее, приняв во внимание все привходящие обстоятельства, можно все-таки предположить, что обед, хотя и не столь сытный, как предполагалось первоначально, состоится.

Слова выскакивали из клюва с едва уловимой задержкой, и Тайлону казалось, что разговор дается Орлу с большим трудом.

— Какой обед? — машинально спросил он.

Орел солидно откашлялся.

— Давайте мыслить логически. Тогда мы легко придем к единственно правильному выводу: в данном случае лишь один из присутствующих имеет основания рассчитывать на более или менее солидный обед. А именно — я.

— Что — я? — не поняв, переспросил Тайлон.

— Как — что? — в свою очередь не понял Орел, увлеченный собственным красноречием.

— А что — как?

Орел замотал головой и нетерпеливо махнул крыльями, опрокинув поднявшегося было Тайлона обратно на траву.

— Спокойнее, спокойнее… Давайте вернемся к самому началу логической цепочки, начнем, так сказать, с яйца.

— Какого яйца? — снова вмешался Тайлон.

Орел досадливо зажмурился и затопал ногами.

— Ты все время мешаешь мне мыслить логически! Я вынужден заметить, что твое поведение не укладывается в рамки правил приличия, которые предписывают внимательно выслушивать собеседника, который высказывает свои соображения, которые, в свою очередь, могут быть подвергнуты обсуждению оппонентом, который обязан излагать свои аргументы в порядке строгой последовательности, которая…

— Стой-стой-стой! — замахал руками Тайлон. — Я совершенно перестал понимать. Ты говоришь так умно. Нельзя ли попроще и помедленней?

— Да? — приосанился Орел. — Эх, если бы тебя слышал сейчас злокозненный Эскистафелькунгсхольм! Этот мерзкий злопыхатель в своих гнусных и абсолютно безосновательных выпадах постоянно обвиняет меня в легковесности и даже, с возмущением должен отметить, мнимой беспочвенности суждений.

— Вот это да, — восхищенно прошептал Тайлон.

О Крошке Еноте и говорить не приходилось — он сидел, вытаращив глаза и свесив розовый язык из открывшегося от удивления рта, совершенно забыв о первоначальном испуге. Странно, но и Тайлон совсем перестал воспринимать Орла как стр-рашного хищника, хотя внушительный клюв назойливо лез в глаза.

— В то же время я с удовлетворением отмечаю, — продолжал Орел, — что безукоризненная завершенность моих силлогизмов становится заметной свежему взгляду, не скованному предвзятым мнением, особенно априорно негативным, как у неисправимого зложелателя Эскистафелькунгсхольма, закосневшего в неизлечимой желчности и не видящего решительно ничего далее своего противного крючковатого носа, с первой же минуты.

Орел гордо вскинул клюв.

— Очень хорошо, — сказал Тайлон, поднимаясь. — Просто великолепно. Я чрезвычайно польщен, что удостоился чести побеседовать со столь образованной и мудрой птицей, — нужные слова сами выскакивали из памяти, — Но сейчас, к величайшему сожалению, неотложные дела настоятельно побуждают меня удалиться.

— Да-да, разумеется, — автоматически ответил Орел, слегка кланяясь. — Не смею вам препятствовать, хотя с немалым огорчением лишаюсь вашего исключительно приятного общества.

Тайлон дернул за шкирку совсем обалдевшего Крошку Енота и начал медленно отступать к не столь уж далекому лесу. Орел, грустно прикрыв глаза, следил за ним без всякого выражения. Но вдруг спохватился.

— Нет, па-азвольте! А обед?!

Одним прыжком, чуть шевельнув крыльями, он снова оказался перед Тайлоном, закрывая ему дорогу.

— Позвольте опять потревожить вас. Мне крайне жаль причинять вам неудобства, но, смею вас уверить, это кратковременное явление не будет служить для вас источником неприятных воспоминаний. Дело в том, — Орел немного засмущался, — что я намерен вас съесть.

Тайлон посмотрел на него снизу вверх.

— А зачем?

— А-а… — Орел явно растерялся. — Э-э… Мне так хочется.

— Но это логически необоснованно.

Орел расправил крылья, как бы пожимая плечами.

— Должен с сожалением признаться, что над таким аспектом данной проблемы я до сих пор не задумывался. — Он замолчал, от смущения перебирая клювом перья под мышкой. — Но я ведь в некотором роде неловко, конечно, в этом признаваться, однако объективная истина для меня всегда была дороже всего на свете, я где-то, знаете ли, хищник.

Тайлон, полностью успокоившись, назидательно погрозил Орлу пальцем.

— Но прежде всего вы мыслящее существо!

— Разумеется, — выпятил грудь Орел.

— Из этого следует совершенно естественный вывод: достойно ли существа, почитающего себя мыслящим, слепо идти на поводу у низменных инстинктов, не пытаясь даже подвести под них логическую базу?

— Разумеется, нет, — сразу согласился Орел.

— Тогда до свидания, — поклонился Тайлон.

— Нет, па-азвольте! — снова возопил Орел. — Должен я пообедать или нет?!

— Если это будет логически обосновано. Потому что из всего вышеизложенного с неопровержимой ясностью следует, что поддержание жизнедеятельности, каковая является постоянным и совершенно неотъемлемым признаком и, более того, абсолютно обязательным условием…

— Пе-ре-кра-ти-те! — затопал лапами Орел. — Пе-ре-стань-те!

Он опустился на землю, судорожно отдуваясь и встопорщив перья.

— Есть хочу! — жалобно сообщил он.

— Это прекрасно, но при чем тут я? — холодно спросил Тайлон. — Давайте мыслить логически…

Продолжить ему не удалось. Глаза Орла подернулись белесоватыми пленками, голова бессильно упала, стукнув клювом о камень.

— Вот тебе раз, — удивился Тайлон. — Неужели я его до смерти заговорил? Ведь только-только во вкус вошел. Крошка…

Он обернулся, разыскивая Крошку Енота. Тот сидел на задних лапах, мерно раскачиваясь и бессмысленно глядя остекленевшими глазами прямо перед собой. Тайлон, встревожившись, подергал его за усы. Крошка Енот очнулся, ошалело крутя головой, тяжело задышал.

— Пошли-ка побыстрее, пока он не очнулся, — предложил Тайлон, но тут же остановил бросившегося валкой рысью Крошку Енота. — Постой, постой…

Он подошел к лежащему без чувств Орлу, взъерошил перья на груди и с удовлетворением отметил: живой.

Похлопал Орла по щекам. Приоткрылся мутный глаз со слезой.

— Уже? — слабым хриплым голосом спросил Орел.

— Уже, уже, — успокоил Тайлон и намеренно грубо продолжил: — Жрать хочешь?

— Да, — выдохнул Орел.

— Тогда смотри. — Упираясь обеими руками в холодный клюв, Тайлон с трудом повернул огромную голову.

— Вижу, — послушно согласился Орел.

— Целых шесть лошадей! Совершенно не мыслящих и не строящих никаких силлогизмов по первой фигуре, что абсолютно адекватно…

Глаза Орла опять закатились.

— Надо же, — с досадой произнес Тайлон. — Хищник, а какая слабая нервная система. Стыдно.

Он дунул Орлу в ноздри. Тот, постанывая от натуги, упираясь крыльями в землю, кое-как поднялся.

— Я с неизбывным удовольствием буду вспоминать нашу встречу, — полузадушенным шепотом вымолвил он. — Но, если мыслить логически… Век бы тебя не видел! — энергично, с чувством закончил Орел.

Тайлон беззвучно хихикнул.

Орел несколько раз, пробуя, неуверенно взмахнул крыльями, потом подпрыгнул и полетел.

— Мы еще встретимся, — донеслось сверху.

— Ты с ним хочешь встретиться? — спросил Тайлон Крошку Енота. — Вот и я не хочу… Ладно, двинулись. А то смотри, солнце уже садится, а впереди болото. Но все равно кое-кому я не завидую…

Низкие серые тучи, подгоняемые сильным ветром, стремительно неслись на Тайлона. Не долетев нескольких десятков шагов, натыкались на невидимую преграду и взлетали вверх чудовищным фонтаном. Рваные клочья поднимались высоко в небо, скрываясь из глаз, так что Тайлону казалось, будто перед ним колеблется диковинный плотный занавес, за которым скрывается вход в Неправильный Мир. Мелкий и на вид очень противный дождь косой сеткой стелился ниже туч.

То, что Тайлону все-таки удалось различить, бодрости не внушало. Низкие чахлые кустики перемежались пучками такой же чахлой травы, желтой и поникшей. Мелькали озерца непроницаемо черной воды, подернутые по краям ржавой плесенью, даже издали вызывавшей дрожь омерзения. Над озерцами клубился, не поднимаясь, зеленоватый дым или пар. И это была всего лишь граница Неправильного Мира, по которому Тайлону предстояло идти.

Он сел, обхватив колени. Попытаться обойти болото? Но карта, с которой он полностью освоился и знал почти наизусть, показывала, что обход займет слишком много времени, непозволительно много. Тайлон не знал, есть ли оно у него. Правда, ему удалось отвлечь погоню. Тайлон усмехнулся, представив встречу господина советника с Орлом — слишком проголодавшимся, чтобы пускаться в разглагольствования и мыслить логически.

Но кто скажет, что ждет его самого? И если он пойдет вокруг болота, и если пойдет напрямик… Слишком длинный путь по Неправильному Миру не может быть безопасным.

А болото… Словно подтверждая его сомнения, одна из луж забурлила, вязкая и тяжелая вода, более всего похожая на липкую черную грязь, заклокотала, как кипящая. По ней пробежали круги, в луже мелькнуло чье-то щупальце, полыхнул дрожащий синеватый огонь…

Усевшись спиной к болоту, Крошка Енот ясно показал, что идти туда не хочет. Однако этого обжору и трусишку можно было в расчет не принимать. Если пойдет Тайлон, пойдет и он.

Тайлон встал и нехотя подошел к невидимой стене…

Истерически взвизгнув, Крошка Енот метнулся мимо него прямо в дождь. И в то же мгновение, сухо щелкнув, тяжелая железная стрела воткнулась в сухую землю рядом с Тайлоном, зарывшись по самое перо. Он обернулся, инстинктивно присев, и вторая стрела просвистела над головой. Налетев на стену, она завязла в ней, мерно раскачиваясь и разбрасывая снопы сверкающих красноватых искр.

Тайлон увидел медленно идущих к нему четверых — только четверых! — людей. Трое стражников в запыленных, давно потерявших парадный блеск кольчугах и высокий худой человек в изодранной красной шелковой мантии.

Тайлон попятился, следя за плотным стражником с замотанной окровавленной тряпкой головой, державшим наготове свой арбалет. Внезапно стражник вскинул его к плечу, но, каким-то шестым чувством уловив это мгновение, Тайлон стремительно прыгнул в сторону, и новая стрела повисла в воздухе, чуть дрожа.

Один из стражников остановился и, пристегнув к арбалету вертушку, перекосившись и хакая от напряжения, начал натягивать тугой лук. Двое других продолжали не спеша подходить, подгоняемые требовательными взмахами руки советника.

Вот и ответ на все вопросы. Мгновенно перестав колебаться, Тайлон ринулся к болоту. Он пролетел стену, ничего не ощутив, только лицо на бегу обдало холодным ветром со странным пряным запахом. Тайлон свистнул Крошке Еноту, в сомнении и страхе топтавшемуся перед лужей, и с лихостью, за собой ранее не замечавшейся, прыгнул на поросшую гнилой осокой кочку.

Словно какой-то рычаг щелкнул в нем, отключив все чувства. Снова в висках застучали знакомые молоточки, и Тайлон превратился в механизм, безошибочно определяющий направление прыжка, силу толчка и место приземления. Вязкая грязь хищно чавкала и хлюпала под ногами, выплевывая мутные струйки вонючей воды; покрытые скользкой тиной коряги моментально погружались с бульканьем в черную трясину, но Тайлон уже летел к следующему островку.

Крошка Енот, плачуще подвизгивая, скакал следом. Пару раз он срывался, но каким-то чудом, весь перемазанный противно пахнущей грязью, увешанный нитями мха и водорослей, выбирался на твердую основу и, пища от ужаса, прыгал дальше.

Наконец Тайлон остановился, переведя дыхание. Мокрый и жалкий Крошка Енот, дрожа как в лихорадке, прижался к нему и полез на руки. Тайлон поднял его, с жалостью глядя на пушистую и шелковистую прежде, а теперь грязную, свалявшуюся шерстку. И зачем он потащил Крошку с собой? Шепча на ухо другу какие-то успокоительные глупости, Тайлон гладил его, помогая прийти в себя.

Они попали на маленький островок в самом сердце болота. Его глинистая макушка была похожа на чью-то лысину, на ней ничего не росло. Окружавшая островок трясина клубилась зеленоватым паром и временами глухо вздыхала. Только сейчас Тайлон обратил внимание, что дождя нет. Низко над головой, протяни руку — и дотронешься, летели тучи, хотя ветра Тайлон не ощущал. Иногда из болота выползало зеленоватое облако, заволакивая островок, и тогда вокруг разливалось удушливое зловоние.

Тайлон попытался рассмотреть, оторвались ли они от погони, но ничего кроме стены того же зеленоватого тумана, вливавшегося в тучи и мчавшегося вместе с ними, не различил. Пропала даже редкая цепочка пеньков, по которой они бежали.

С тоской оглядываясь вокруг в поисках какой-нибудь дороги, Тайлон грустно размышлял, что же делать дальше. Дороги не было. А от одной мысли повторить путь назад начинала кружиться голова. Только сейчас он понял, что смертельно устал. События последних дней вымотали его предельно. Не было даже сил испугаться того, что их могло ожидать дальше.

Машинально пошарив в мешке — может, завалялось что съестное — и ничего не найдя, Тайлон достал шкатулку, а пустой мешок, размахнувшись, швырнул в топь. Вода громко плеснула, точно кинул он большой камень, вверх взлетела струя жемчужно светящегося пара, опоясанная языками зеленого пламени. Потом все успокоилось, и снова вокруг маленького островка лежало неподвижное, ничего не отражающее черное зеркало.

Посмотрев на Крошку Енота, распластавшегося на земле и спящего сном праведника, Тайлон расстелил куртку, подтащил поближе сопящего приятеля и лег.

Проснулся он с отчетливым ощущением, что рядом кто-то есть. Не открывая глаз, Тайлон глубоко вздохнул, делая вид, что спит по-прежнему крепко, и как бы невзначай повернулся на бок, скрывая от чужого взора ножны. Рука незаметно скользнула вниз, рукоять ножа удобно легла в ладонь. Тайлон звучно зевнул и почмокал губами, как наслаждающийся заслуженным отдыхом человек. И стремительно вскочил, поворачиваясь в ту сторону, где, как он считал, находится противник.

Над островком, лениво покачиваясь, ползли струйки тумана, и… и… и никого не было. Только Крошка Енот, угревшийся в теплом рукаве куртки, недовольно зевал, намереваясь улечься снова.

За спиной раздался тихий смех, Тайлон молниеносно обернулся. Никого. Лишь по черной воде поспешно разбегались круги, будто кто-то нырнул в болото.

Левой рукой Тайлон вытер выступившую на лбу испарину. И опять за спиной прозвучал тоненький смешок. На этот раз Тайлон медленно повернул голову, не двигаясь с места. И снова никого не увидел.

С трудом уняв начинающие дрожать пальцы, Тайлон спрятал нож в ножны и сел рядом с преспокойно дрыхнущим Крошкой Енотом.

Пытаться разгадать тайны Неправильного Мира было занятием совершенно бессмысленным. Надо было просто сидеть и ждать.

Снова прозвучал писклявый смешок. Тайлон недовольно поморщился.

— И не надоело? — спросил он.

— А ты драться не будешь? — вопросом на вопрос ответил неизвестный, все еще не показываясь.

— Очень ты мне нужен!

— Ну, смотри, пообещал!

— Ладно, вылезай,

— А мне не надо вылезать, — прозвучало сзади, — я уже здесь.

Тайлон, потягиваясь, встал.

— Но-но… ты же обещал, — плаксиво запричитал низенький зеленый человечек, увешанный водорослями.

— Не трону я тебя, не скули.

— Да-да, — недоверчиво протянул человечек. — А ножик во-он какой. Большой. Ты, это… Смотри… Я в случае чего… Этого, как его… Ух как!..

Его глазки сверкнули пронзительным зеленым светом, но Тайлон не испугался. Ясно было, что человечек сам до смерти перепуган и лишь пытается выглядеть страшным. Поэтому Тайлон спокойно спросил:

— А ты кто такой?

Зеленый человечек застеснялся.

— Кто, кто… Живу я здесь. — Он хлюпнул носом. — Водяной я.

— Водяной? — недоверчиво переспросил Тайлон. — Но ведь они не такие!

Залившись стыдливым зеленым румянцем — или зеленцом? — человечек потупился и согласился:

— В том-то и вся беда…

Через пятнадцать минут Тайлон в деталях знал нехитрую и грустную историю Водяного-Неудачника. Ему не везло. Не везло всегда и во всем, начиная с того дня, когда его, еще личинку, чуть не перешиб клешней рак-хулиган. Перешибить не перешиб, но что из того получилось — видите сами. Другие-то — ого какие. Попробуй подступись… И ростом, и статью… Выделили ему, за ущербностью, самое скверное болото. Тут на дне ключи чистые бьют. Ужас. И холодные, от каких ревматизм начинается, слышите — уже кашель получился. Так что все свое время он тратит, чтобы эту чистую воду заквасить или протушить. Или протухнуть? Вот и он не знает. А делать надо, иначе спросят, ох, строго спросят. За хлопотами и трудами пропустил недавно через болото троих людей, так соседи на смех подняли. Недотепой обзывают. Но, правда, недавно поймал тут одного. Грубый такой, невоспитанный. Ругается, арбалетом размахивает. Нет, чтобы вежливо попросить, глядишь, и отпустил бы. Нет, топить не стал, ну его, противно. Стоит в двух шагах от берега по пояс в болоте и вылезти не может. Долго стоять будет, пока ему не надоест. Ему — в смысле водяному, а не грубому. И не вытащат, потому как пятками непрочно к дну прирос, укоренился. Вообще все надоело. Недавно сосед один, бойкий такой, из молодых да ранних, под него копать начал. В болото наведывается, колдовать мешает. И так-то плохо получается, да еще всякие под руку лезут… И намекает, что не грех бы площадь уступить, он-де такое безобразие здесь разведет — ни пройти, ни проехать будет. А вот плюну на все, уйду. Не потому, что испугался, а так, связываться неохота, руки пачкать. Надоело, понимаете — надоело!..

Тайлон похлопал по пухлому, маслянистому на ощупь плечику.

— Пошли со мной?

— Верно, пошли! — загорелся Водяной. — Только куда?

— Прямо и дальше.

— Да-а… А как болото кончится?

— Ты ведь сам хотел уйти.

Водяной почесал в затылке правой рукой, на которой было шесть пальцев. Потом левой, украшенной восемью пальцами. Потом поскреб макушку обеими руками сразу.

— Ладно! Была — не была… Идем.

И он бодро зашагал по воде.

— А ты чего ждешь?

Тайлон молча развел руками.

Водяной звонко шлепнул себя ладошкой по лбу.

— Совсем забыл!

Он три раза щелкнул пальцами правой руки, два раза — левой, и от островка, стремительно разворачиваясь, покатилось что-то вроде коврика. Тайлон поднял куртку со все еще спящим Крошкой Енотом, подошел к берегу и предусмотрительно попробовал коврик ногой. От Неудачника можно было ждать чего угодно. Коврик прогибался, пружинил, но держал.

— Не веришь, да-а?

— Верю, — с сомнением произнес Тайлон.

И они пошли.

Вел их коврик, разматывавшийся дальше по болоту сам собой, без участия Водяного. Так как пейзаж вокруг не отличался ни живописностью, ни разнообразием, то они — не считая спавшего Крошку Енота — коротали время в беседе, сводившейся к монологу Водяного, сетовавшего на превратности судьбы.

Через некоторое время впереди сквозь зеленый туман замаячило темное пятно. Коврик резко дернулся к нему, словно учуял конец пути. Тайлон едва устоял на ногах — успел ухватиться за Водяного, шедшего рядом. Вскоре они стояли на том же самом островке.

— М-да, — сказал Тайлон.

— М-да, — согласился Водяной.

На этот раз он поскреб подбородок и снова защелкал пальцами. Опять от берега начал разматываться коврик, по которому, обуреваемый нехорошими предчувствиями, двинулся Тайлон. Водяной-Неудачник, подозрительно озираясь, шлепал по воде рядом. Тайлона сильно мутило от ужасной вони, извергаемой трясиной, и он почти не следил за дорогой. Но Водяной мрачнел все больше и больше, и потому Тайлон воспринял как должное, когда они снова вышли на знакомый островок.

Водяной задумчиво уставился на свои ноги, словно ожидал от них ответа, почему они всякий раз возвращают его к островку. Потом сгрыз три ногтя на левой руке и два на правой. Это вроде бы помогло, так как он с обрадованной физиономией захлопал в ладоши. Раз… Раз… Раз-два-три…

От островка в третий раз побежал коврик. Тайлон, откровенно посмеиваясь, ступил на него. История получалась забавная, если не считать того, что они никак не могли выбраться из топей.

На этот раз Водяной разве только не обнюхивал дорогу. То и дело пробовал воду пальчиком, забегал вперед, даже становился на четвереньки, что-то пристально разглядывая. Однако пришли они именно туда, откуда вышли: на островок.

Бросив на землю куртку, чтобы разбудить засоню Крошку, Тайлон ехидно поинтересовался:

— И что же дальше?

— Можно попробовать еще разок, — предложил Водяной. — Пойдем назад…

— А будет толк?

Водяной пожал плечиками.

— Вообще-то я полагаю, что это сосед, — пояснил он. — Из этих он… молодых. Нахальный такой…

— Попробуй с ним договориться.

— Да-а… Откуда я знаю, чего он потребует?

Крошка Енот, сонно зевавший и потягивавшийся, вдруг злобно зарычал, ощетинился и оскалил клыки. Тайлон обернулся. Да, вот это был настоящий водяной! Высокий, тоже зеленый. Глаза его полыхали мрачным багровым огнем, а когда открывался широкий лягушачий рот, в нем сверкали четыре ряда острейших зубов, и в воздухе плыл удушливый смрад.

— Я же говорил, — застонал Водяной-Неудачник. — Я же предупреждал… Я так и знал, что Молодой явится.

Тот довольно заклокотал.

— Слушай, что тебе надо? — довольно спокойно спросил Тайлон. Он давно исчерпал свои запасы страха и удивления.

— А ты вообще молчи, — оборвал его Молодой.

— Как знаешь. Мне, вообще-то, безразлично.

— И мне тоже все равно, — пискнул Водяной-Неудачник.

— Цыть! — прикрикнул на него Молодой. — С тобой разговор особый пойдет. Добро делать вздумал?!

— Но-но… Ты это… Не того…

— Посмотрите на этого растяпу! — развеселился Молодой. — Из собственного болота дороги не знает, а туда же — грозить…

Водяной-Неудачник засопел и выпалил:

— Как будто ты дорогу знаешь!

— Я все знаю.

— И человека вывести можешь?

— Могу!

— А слабо!

— А смотри!

Молодой сунул в рот четыре пальца — там поместились бы и еще десять — и оглушительно свистнул. С металлическим звоном от островка потянулась широкая дорога, как будто выкованная из пластин вороненого железа. С лязгом выскакивали неведомо откуда все новые звенья, прирастали к уже лежащим на воде… Водяной-Неудачник украдкой подмигнул Тайлону, и тот, поманив по-прежнему взъерошенного Крошку Енота, быстро зашагал по дороге.

Сзади доносились азартные выкрики:

— Нет, а ты кто такой?!

— Да как ты смеешь?!

— А слабо тебе!

— А смотри!

— Только без рук!

— Гляди, рыба бесхвостая!

Тайлон бежал по дороге, гулко звеневшей под ногами, боясь, что она вдруг исчезнет и он останется плавать в противной черной жиже, лениво колыхавшейся внизу. Сумеет ли Неудачник продержаться достаточно долго? Крошку Енота, похоже, одолевали те же сомнения, так как он припустил во всю прыть, и когда запыхавшийся Тайлон достиг берега, уже ждал его, довольно улыбаясь.

Тайлон выскочил на твердую каменистую землю и полной грудью вдохнул чистый воздух. Хорошо!..

С тихим хлопком недалеко от него из воды вырвалось зеленое пламя и возник, недовольно тряся головой, Водяной-Неудачник.

— Опять не то получилось, — дуя на обожженные пальцы, сообщил он. — И так все время. Понимаешь — всегда… — Помолчав, он довольно захихикал: — Нет, но как мы его?.. Все-таки кое на что и я способен, правда? Он, конечно, хороший колдун, спору нет. Но есть у него один маленький, просто крошечный недостаток — дурак!

— Ты молодец, — искренне восхитился Тайлон. — Ловко его обвел. Огромное тебе спасибо, выручил!

— Чего уж там… — довольно позеленел Водяной.

— Ну так что, пошли?

Водяной сразу поскучнел.

— Да-а… Ты хоть знаешь, куда идешь?

— Точно не знаю, — признался Тайлон.

— А меня сманиваешь! Знаю я вас, людей… Безрассудные. Вам-то что, а я бессмертный… Неохота пропадать в каком-нибудь капкане. Нет, уж лучше я останусь. Здесь все свое, привычное.

— Но ведь тебе здесь плохо! — удивился Тайлон. — Этот Молодой, он же тебе покою не даст!

— А, переживем, — тряхнул головой Водяной-Неудачник. — Старый враг лучше новых двух. Мало ли кто в дороге встретится.

— Смотри сам, — вздохнул Тайлон. — А то…

— Нет, иди без меня… Ах да, — спохватился Водяной. — Чуть не забыл! — Описав правой рукой круг в воздухе, он выдернул откуда-то мешок Тайлона. — Я тут тебе рыбки приготовил. Копченой.

Тайлон прижал руки к груди.

— Не знаю, как тебя и благодарить.

— Это пока, потом узнаешь, — Водяной-Неудачник грустно усмехнулся. — Хоть я и никудышный, но все-таки волшебник, немного вижу будущее. А может быть, я и на этот раз ошибаюсь…

Он помахал Тайлону и растаял в зеленом тумане.

Маленький красный крестик на карте был уже совсем рядом. Но то на карте! На самом же деле до него еще идти и идти…

Тайлон потер гудящие ноги. Крошка Енот старательно вылизывал лапку, начавшую кровоточить — сбил о камни. Сдал, бедняжка. Шерстка свалялась и потускнела, глазки перестали блестеть, усы уныло обвисли. Он, кажется, даже полинял, превратившись из черно-белого яркого зверя в однотонного, пыльно серого прихрамывающего бедолагу. Забыл уже, как гонялся за бабочками, ковыляет кое-как по дороге… Пошатываясь, Крошка Енот подошел к сидящему Тайлону и без сил сунулся носом ему в руки.

— Устал, маленький… Потерпи еще немножко… Слушай, — обрадованно предложил Тайлон, удивляясь, как не додумался до этого раньше, — давай я тебя понесу. Полезай в мешок.

Крошка Енот приоткрыл один глаз и вяло мотнул хвостом.

— Эх, дурашка, — сказал Тайлон, приподнимая Крошкину мордочку за бакенбарды. — Зачем ты увязался за мной? Сидел бы в тепле, лакал молоко…

Крошка Енот слабо улыбнулся.

И они пошли дальше.

Одного Тайлон никак не мог понять. Все рассказы о Неправильном Мире, которые ему привелось услышать, были удивительно однообразны: кто-то кого-то ел, кто-то кого-то мучил… Лились потоки крови, раздавался хруст костей, истошные вопли. Стаи кровожадных людоедов рыскали в поисках жертв, в промежутках между кошмарными трапезами сводя счеты с невиданными чудовищами, столь же хищными, но еще более ужасными.

А тут… Никто никого не ел. Ну, попытались однажды, так и это было как-то не всерьез… У Тайлона не исчезло ощущение нереальности происходящего. Опасностей особых не было, напротив, все помогали ему — и Орел, и Водяной. Хотя со стражниками, похоже, они обошлись без лишних церемоний. Может, и рассказы эти сочиняли стражники? Кому-то выгодно, чтобы люди боялись Неправильного Мира.

— Вроде бы нас больше не ожидают никакие непри…

Тайлон, не закончив фразу, остановился посреди дороги с открытым ртом. Еще бы…

— Это мы, кажется, поспешили, — растерянно проговорил он.

Равнина, простиравшаяся насколько хватало глаз, вдруг вздыбилась судорожными толчками. В зловещей тишине перед Тайлоном вырастали могучие горы, отвесные скалы, угрюмые пики, вершины которых уходили в облака.

Он сделал еще два осторожных шага, и тут тишину разорвал злобный свист ледяного ветра между голых камней, послышался грохот далеких лавин, рушащихся с вершин… И снова все стихло.

Тайлон передернул плечами. Неправильный Мир неисчерпаем на фокусы и сюрпризы, не следует обманываться, если дела идут хорошо — это не надолго.

Тропинка, извиваясь, уходила в глубь горного лабиринта, над которым возвышались пять особенно высоких пиков. Средний был украшен сверкающей на солнце ледяной шапкой. А ведь минуту назад никаких гор и в помине не было.

— Хороши шуточки, — вздохнул Тайлон.

Крошке Еноту, неисправимому оптимисту, проблем здесь не виделось. Пожевать есть чего — и ладно. Подумаешь, горы! Не то видывали.

Идти с каждым шагом становилось все труднее, словно они пробивались сквозь мягкую липкую массу, густеющую на глазах. Тайлон не сразу понял, что они борются со все усиливающимся ветром.

Он медленно брел по ущелью, стены которого вздымались высоко над головой. Ветер крепчал, уже приходилось закрывать лицо руками, так как становилось трудно дышать, а из глаз невольно текли слезы. Казалось странным — не слышать ни единого звука.

Но вот мимо Тайлона просвистела горсть мелких камешков, сорванных с обрыва. И сразу ветер словно отбросил маску, за которой прятался. В ушах засвистело и заревело, будто враз заиграли тысячи великанских труб. В узком ущелье с гладкими, словно полированными стенами шум отдавался особенно громко. Зажав уши пальцами, прикрывая лицо локтями и согнувшись почти вдвое, Тайлон пытался двигаться дальше. С каждым шагом, который ему удавалось сделать, ветер дул еще свирепее. Мерещилось, что его порывы налетают со всех сторон сразу, стремясь поднять Тайлона в воздух и бросить на острые камни на дне ущелья. Мелкий щебень свистел вокруг непрерывно, с громкими щелчками ударяясь о скалы. Несколько камней попали в Тайлона.

Крошка Енот, весивший гораздо меньше, давно был сбит с ног и кувырком полетел к выходу из ущелья. Тайлон рванулся было помочь ему, но понял, что стоит повернуться — и он сам полетит следом за приятелем. Поэтому он продолжал пробираться дальше.

Хватаясь за глыбы, вросшие в землю, Тайлон ухитрился поднять голову. Большие обломки скал, лежавшие на краях ущелья, шевелились и дергались, как живые, грозя сорваться вниз. Тайлона пробрала дрожь, он поплотнее припал к земле и, раздирая в клочья одежду, в кровь сбивая руки, упорно пополз вперед.

Над ним летели уже целые булыжники, один из них с такой силой хватил Тайлона по спине, что дыхание перехватило, он не сразу пришел в себя. К счастью, он не разжал побелевших от напряжения пальцев.

Опомнившись, кое-как двинулся дальше.

В реве ветра ему чудились чьи-то злобные голоса, непрерывно выкрикивающие проклятья, истерическое повизгивание, злорадный хохот. Ветер метался над ним, хватал за руки, пытался оторвать от спасительной земли, бросить на гранитную стену, разбить насмерть.

Впереди послышался неясный гул. Тайлон похолодел — чудовищная каменная глыба, размерами больше самого высокого дома, медленными неровными толчками, будто подгоняемая невидимым великаном, ползла навстречу. Она перекрыла все ущелье от стены до стены, и не было никакой возможности увернуться от нее. Острые зазубренные края глыбы с противным скрежетом царапали гранит, оставляя на нем глубокие белые борозды. Если какой-нибудь обломок падал на пути глыбы, она с хрустом дробила его в порошок.

Тайлон замер, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Глыба приближалась, с каждым мгновением двигаясь все быстрее и увереннее.

И Тайлон решился.

Он вскочил, позволив ветру подхватить себя, и со всех ног помчался назад, к выходу из ущелья. Камни, коричневые, серые, черные, дергались и прыгали перед глазами, когда он огромными прыжками несся по тропинке. У него была только одна забота — не упасть, любой ценой удержаться на ногах. Если он и не свернет себе шею при падении, встать во второй раз ветер ему не даст. Он прижмет Тайлона к земле, удержит до тех пор, пока не подползет этот проклятый камень…

Сумасшедшая гонка продолжалась недолго, постепенно напор ветра ослабевал, можно уже было не бежать, и Тайлон перешел на шаг. Потом и вовсе остановился.

Он стоял на том самом месте, где не так давно опрометчиво заверил Крошку Енота, что неприятности их больше не ждут. А вот и сам Крошка, запыленный и помятый, сидит с обиженным и одиноким видом… Увидев возвращающегося Тайлона, он радостно заверещал, по своему обыкновению кидаясь лизаться.

— Перестань, перестань, — отбивался Тайлон.

Но, посмотрев внимательнее на поцарапанную, сияющую мордочку друга, ухватил его обеими руками за загривок и прижал к себе, зарывшись лицом в теплый мех.

— Прости, что я не смог тебе помочь. Нужно было попытаться пройти. Любой ценой.

Крошка Енот преданно лизнул его в нос, потом, мягко ухватив зубами, дернул за ухо.

— Не сердись!

Крошка больше не сердился, он был просто рад.

Тайлон обернулся. Горы пропали, и до самого горизонта расстилалась унылая, выжженная солнцем равнина. Но два-три шага вперед — и как по неслышному приказу перед Тайлоном снова выросла исполинская зубчатая стена. Тайлон нерешительно сделал еще шаг — и услышал предостерегающий шорох ветра, ощутил его дыхание. И отступил.

— Здесь нас не пропустят, это точно. Но, если верить карте, идти нужно именно здесь. Вот только как? Похоже, карта о чем-то умалчивает.

Тайлон задумался. И снова услышал знакомые молоточки, застучавшие в висках, тонкое протяжное гудение. Перед его взором начали медленно проплывать стены ущелья, по которому он недавно летел с такой поспешностью. Прямо… прямо… теперь направо, мимо глубокой расселины, разрезающей гранитный массив надвое… еще немного вперед… еще… нет, стоп… Стоп!

В серой гладкой стене у самой земли чернело небольшое пятно. Кто-то словно придвинул изображение к самым глазам, и Тайлон ясно различил уходящую в глубь горы пещеру. Пещера! Вот путь, который проведет его в обход Ущелья Ветров…

Тайлон встал. Возвращаться в ущелье ох как не хотелось. До пещеры еще ползти и ползти. Но выбора не было. Он схватил Крошку Енота и запихнул его под куртку, чтобы не потерять на этот раз. Крошка протестующе завозился, но Тайлон щелкнул его по макушке.

— Сиди спокойно!

Крошка Енот тявкнул, но царапаться перестал.

И во второй раз Тайлон зашагал по ущелью. Ветер встретил его как старого знакомого радостным фамильярным свистом и в знак приветствия запустил несколькими мелкими камнями. Но Тайлон не обратил на него никакого внимания, его беспокоило лишь одно: не слишком ли далеко продвинулась та глыба, не закрыла ли она вход в пещеру. Внутренний голос не говорил ничего тревожного, и Тайлон, доверившись ему, как уже делал не раз, быстро шел между обломками, сброшенными на дно ущелья бушевавшим недавно ураганом.

Ветер снова начал крепчать, но Тайлон уже увидел вход в пещеру и бросился к нему бегом. Едва он юркнул в расселину, как ветер заревел с утроенной силой. Но было поздно — добыча ускользнула. Сразу после входа пещера резко изламывалась, и ветру никак не удавалось прорваться внутрь.

— Вот так, — удовлетворенно сказал Тайлон.

И опять поспешил. Как бы в ответ снаружи что-то зашуршало, загремело, раздался оглушительный треск, и свет, лившийся в пещеру, погас. Все стихло. Тайлон опрометью бросился назад. Входа в пещеру больше не существовало. В кромешной темноте Тайлон нащупал лишь холодный ноздреватый камень, плотно запечатавший отверстие. В испуге он закричал, ударил по камню кулаком. Но вскоре опомнился. Зачем это? Выхода нет — и ладно. Он все равно не собирался возвращаться, его путь ведет вперед, в недра гор. Отчаиваться нет оснований, плохо только, что стало слишком темно.

Тайлон вытряхнул Крошку Енота наружу.

— Вылезай, голубчик, приехал. Дальше пойдешь сам.

Крошке Еноту все это чрезвычайно не понравилось — и темнота, и сырой потолок пещеры, и необходимость идти самому. А в особенности то, что Тайлон и не заикнулся об ужине, время которого давно наступило.

Тайлон же пытался сообразить, как им идти, если в такой тьме не видно даже собственной руки. Ведь так недолго и голову расшибить о какой-нибудь выступ. Но тут он с изумлением понял, что видит в темноте. Видит?! Да. Как туман, медленно истаивая на солнце, постепенно открывает спрятанную картину, так и сейчас перед Тайлоном появились неровные осклизлые стены, пол, усеянный беспорядочно разбросанными камнями… Мрак рассеялся? Нет. Это продолжались чудеса, к которым Тайлон уже привык.

Пещера змеилась в толще горы самым причудливым образом. Сначала Тайлон пытался запоминать дорогу, но бесчисленные повороты, подъемы и спуски вскоре запутали его, и он просто механически шел, отдавшись на волю таинственного чутья, столько раз выручавшего его. Постепенно подземный ход — так Тайлон называл теперь про себя пещеру — стал забирать все ниже и ниже, уходя в глубины горного хребта. Крошка Енот путался под ногами, боялся отойти хотя бы на шаг, то и дело верещал, когда Тайлон нечаянно наступал ему на лапу. Тайлон прикрикнул было, но на Крошку это не произвело никакого впечатления, страх был сильнее.

Несколько раз от пещеры ответвлялись боковые ходы. Тайлон уверенно пропускал их. Однако когда впереди мелькнул неясный красноватый отсвет, похожий на проблеск горящего вдалеке факела, он заколебался, Правильно ли он идет? Вроде бы правильно, но откуда этот свет? Его здесь быть не должно. Вторая память молчала.

— Деться нам все равно некуда, — постарался Тайлон приободрить не столько Крошку Енота, сколько самого себя. — Надо двигаться.

Но уже шагов через десять он остановился. Подземный ход был разорван пополам провалом, из которого и струился неровный дымный багровый свет. Тайлон осторожно подполз к провалу и заглянул внутрь.

Это был глубокий колодец, уходящий, казалось, к самому сердцу Планеты. Где-то там, далеко внизу, бушевало пламя. Огромные красные языки неспешно взлетали вверх, свиваясь в кольца, и бессильно опадали, не достигая краев колодца.

В лицо пахнуло нестерпимым жаром. Да, падать туда долго…

— Ну и? — спросил Тайлон. Он уже привык советоваться с Крошкой Енотом, тот вносил необходимый элемент осторожности.

Крошка молча попятился от колодца. Естественно.

— Я тебя понимаю, но ведь выход закрыт.

Крошка Енот шумно почесался.

— Тогда как знаешь, а я пошел, — привстал было Тайлон.

Крошка, выпучив глаза, опрометью бросился к нему.

— Я, похоже, просто обречен сегодня таскать тебя на себе, — придавая голосу строгость, сказал Тайлон.

Он взял приятеля за шкирку и снова упрятал под куртку. Потом отошел подальше, прикинул расстояние — ошибиться было нельзя. Уняв неприятную дрожь, втянул воздух сквозь зубы и побежал…

На другой стороне колодца Тайлон удивленно оглянулся, не веря своим глазам. Перепрыгнуть… Да ему это просто не по силам! Впрочем, многое из того, что он делал в этом путешествии, было ему не по силам. Он не мог объяснить, как он это делал: в такие моменты сознание отключалось, и кто-то другой, гораздо более сильный и уверенный, управлял его телом. В нем как бы жили два человека. Один — обычный Тайлон, робкий неуклюжий лесовик. Но был и другой. Тайлон знал, что это тоже он, но только такой, каким ему еще предстоит сделаться. Поскорее бы…

Вдоль подземного хода прокатилось легкое дуновение, едва уловимый порыв свежего воздуха. Тайлон понял, что их странствия по подземному лабиринту близятся к концу.

— Ну вот, а ты боялся, — неизвестно кому сказал он.

Однако ход прямо на глазах становился уже и ниже. Если раньше Тайлон шел свободно, то теперь ему то и дело приходилось протискиваться боком и следить, чтобы не зацепить макушкой потолок. И как он ни старался, пару раз с такой силой налетел на торчащие сверху выступы, что искры сыпались из глаз.

— Хорошо тебе, — завистливо сказал он Крошке Еноту, ощупывая шишку. — Ты маленький.

Дальше идти можно было уже только согнувшись, а вскоре пришлось встать на четвереньки. Но и так продвинуться далеко не удалось, потолок прижал Тайлона к самому полу. Ему начало казаться, что гора медленно опускается, сейчас безжалостные каменные челюсти раздавят их. Усилием воли отогнав черные мысли, Тайлон подтолкнул замершего было Крошку Енота.

— Давай, ползи, не задерживайся.

Слыша, как трещит раздираемая о выступы куртка, Тайлон полз к проглянувшему вдалеке маленькому синеватому пятнышку. Но внезапно понял, что больше не может продвинуться ни на шаг. Он рванулся изо всех сил, что-то затрещало, хрустнуло, на него посыпался влажный песок, но сдвинуться с места не удалось. Крошка Енот, проскочивший вперед, мельтешил черным пятнышком, закрывая свет, льющийся от выхода. Он нетерпеливо взлаивал, приглашая Тайлона за собой.

Тот дернулся еще раз, и опять ничего не получилось. Застрял он прочно. Кое-как, ободрав руки и насажав синяков, сумел отползти назад, где было чуть свободнее.

— Давайте мыслить логически, как говорит наш общий знакомый. Надо срочно похудеть, однако непонятно, как это сделать. Мыслим. Еще мыслим. Снова мыслим. Опять мыслим… — Тайлон обрадованно присвистнул. — Крошка, ко мне!

Крошка Енот вернулся к нему, ткнулся в ладонь мокрым носом.

— На, держи! — Тайлон, вращаясь ужом, стянул с себя куртку. — Никогда не думал, что это так тяжело — раздеваться в печной трубе. Не завидую трубочистам… — Он привязал узелок с одеждой к шее Крошки Енота, поежился от холода. — Двинулись!

На этот раз ему удалось миновать узкое место почти без задержки, лишь сильно ободрав бок.

Выбравшись из пещеры, Тайлон с наслаждением потянулся — и охнул от боли в почерневших, окровавленных руках.

— Еще одна такая норка, — заметил он, разглядывая раны, — и мне придется плохо.

Пещера вывела их на небольшую ровную площадку, усеянную большими круглыми глыбами, скатившимися с горы. Тайлон сунулся было к краю площадки, но заметив, что она кончается обрывом, не стал более испытывать судьбу и внезапно появившееся, однако могущее так же внезапно и пропасть ночное зрение.

— Привал? — спросил он Крошку.

Тот не протестовал.

— Хватит с нас на сегодня, слишком хорошо тоже нехорошо. Но в любом случае от господина советника мы оторвались. Ему-то здесь не проползти, у-у,

— шипя от боли, Тайлон потрогал ссадину на боку. — Ладно, спать.

Тайлон лежал на спине, раскинув руки. Это было так приятно: лежать и не думать ни о чем. Боль почти утихла. Если доверять карте, близок конец пути. Солнышко встает, день будет отличным. Чего еще желать? Интересно, какая она, ракета? Почему-то Тайлону она представлялась в виде железного дома с фигурными ставнями. В памяти проплывали какие-то странные, ничего не значащие слова: штурман, параллакс, скафандр… Но и только. Теперь, когда препятствий больше не осталось, вторая память начисто отказала.

Тайлон прищурился. Белые облака, подсвеченные встающим солнцем, казались небрежными мазками волшебной кисти на утреннем небе, еще не сбросившем полностью густую ночную синеву. Облака никуда не спешили, они словно приклеенные стояли на месте. Тайлон зевнул, погладил мерно сопящего Крошку Енота. Тот почмокал, заскулил во сне, глубокий вздох волной прокатился по маленькому тельцу, и Крошка, всхрапнув, снова затих.

Шевелиться не хотелось, но какой-то вредный камешек впился в спину… Спешить некуда и незачем. Погоня осталась далеко позади, за болотом, которое им ни за что не перейти. Тайлон улыбнулся, вспомнив рассказ Водяного-Неудачника. Кто же там прирос пятками ко дну? Вот здорово бы, если бы советник… Тогда не осталось бы вообще никаких забот. Не то чтобы Тайлон очень опасался советника, но шевелился какой-то червячок, оставалась легкая тень сомнения. Все-таки это был опасный враг. Чем-то он отличался от остальных людей…

Тайлон сел, с хрустом потянулся, стряхивая истому. И почувствовал, что на него смотрят. Однако ничуть не встревожился.

— Эй! — весело крикнул, поднимая руку. — Выходи! Я тебя вижу.

Ответом было молчание.

Он встал, намереваясь пойти и посмотреть, кто там спрятался среди камней, но послышался резкий щелчок, и что-то сильно стукнуло Тайлона по левой руке. Он замер, растерянно уставившись на разорванный рукав и наливающуюся кровью неглубокую, но длинную рану. Рука сразу онемела.

Снова раздался такой же щелчок, и тяжелая железная стрела звякнула о камень возле его ног.

Догнали! Вот чего он не ожидал…

Тайлон пошатнулся, зажимая здоровой рукой рану, пальцы моментально стали красными от бившей толчками крови. И тогда из-за камней вышел советник. Сейчас он выглядел страшно. Когда-то красная шелковая мантия была измята, обтрепалась и выцвела, превратилась в рыжую, грязную, местами прожженную тряпку. Советник зарос густой черной щетиной, сразу сделавшей его похожим не то на разбойника, не то на нищего. Воспаленные красные глаза слезились, но в них сверкала такая злоба, что Тайлон невольно отшатнулся.

Вслед за ним появились два стражника — только двое! — такие же грязные и оборванные. Но в отличие от советника выглядели они не грозно, а просто жалко. Исцарапанные и заржавевшие кольчуги, торчащие из-под них лохмотья… Впрочем, арбалеты в их руках угрожающе топорщились новыми стрелами.

Советник не спешил. Он, похоже, знал, что за спиной Тайлона обрыв и бежать ему некуда. Прихрамывая и болезненно морщась, когда приходилось ступать на правую ногу, советник медленно шел к Тайлону. Тот растерянно пятился, то и дело оглядываясь, чтобы не свалиться с кручи.

Проходя мимо Крошки Енота, Тайлон несильно пнул его. Крошка проснулся, взвился с обиженным воплем, но, заметив стражников, мгновенно умолк и подбежал к Тайлону. А тот… остановился на краю обрыва. Дальше отступать было некуда.

Остановился и советник. Криво усмехнувшись, он поманил Тайлона к себе. Тайлон оглянулся еще раз. Камни внизу казались острыми, как стрелы…

— Иди, иди, — голос советника прозвучал хрипло, как карканье. Он закашлялся, захлебываясь и хватаясь за грудь. Погоня и ему далась нелегко.

Что делать? Драться с троими? Бессмысленно, его пристрелят в первую же минуту. И рука поранена… Но и живым даваться тоже нельзя, в памяти, как ржавый гвоздь в доске, засели слова капитана о костре. Нет уж, лучше камни. Это, по крайней мере, недолго.

Тайлон с тоской посмотрел вниз. Острые гранитные клыки, осыпь мелкого щебня…

Советник, прокашлявшись, выпрямился. Лицо его теперь, кроме скуки и раздражения, ничего не выражало.

— Взять, — небрежно махнул он рукой.

Стражники, аккуратно положив арбалеты на камни, переглядываясь и довольно хмыкая, пошли к Тайлону.

В отчаянии Тайлон выхватил окровавленной рукой нож и, неловко размахнувшись, не целясь швырнул его. На лице стражника отразилось неподдельное удивление, когда нож, щелкнув о нагрудную пластину, пробил ее так же легко, как если бы она была бумажной. Какое-то время он стоял, изумленно глядя на рукоять ножа, плечи его вздрагивали. А потом как-то неуклюже, так, что сразу стало ясно, что падает мертвец, стражник рухнул ничком. Каска слетела с его головы и с жестяным бряканьем запрыгала по камням.

Второй стражник с воплем шарахнулся назад, к советнику, мгновенно оценившему обстановку и уже нагнувшемуся за арбалетом.

Колебаться было некогда, и Тайлон прыгнул.

Он изо всех сил оттолкнулся, метя правее, туда, где бугрилась осыпь. На лету зажмурился, зная, что это глупо, однако страх был сильнее… Большая куча щебня смягчила удар. И все равно Тайлону показалось, что кто-то зверски выкручивает ноги, множество острых камней впились в тело, раздирая кожу и мышцы, потом его потащило вниз. А потом все пропало.

Советник, подбежавший к обрыву, увидел, как тело Тайлона, поднимая тучу пыли, увлекая за собой поток камней и безвольно кувыркаясь, покатилось вниз. Осыпь ожила, зашевелилась, превратившись в каменную реку. Не обращая никакого внимания на метнувшегося прочь Крошку Енота, советник поднял арбалет и, тщательно прицелившись, выпустил стрелу, метя в голову Тайлону. Тело вздрогнуло от удара и замерло.

Перед глазами плавали светящиеся розовые круги, а где-то далеко, в левой руке, глухо тукала кровь. В ушах стоял неумолчный звон сотен комаров, и все тело болело, словно его долго и старательно жевали.

Тайлон застонал и попытался сесть, но это не получилось. Тогда он поднял невероятно тяжелую правую руку и провел ею по лицу, пытаясь сорвать розовую пелену. Рука стала черно-красной. Или это все та же пелена?

Снова кровь… далеко вверху — почему все такое далекое? — возле маленького медно-красного солнца он увидел черную линию обрыва, которая почему-то качалась. Так это он оттуда прыгнул? Не может быть…

А почему прыгнул?.. Потому что надо идти… Надо ли?.. И куда?.. Ах да, он должен добраться до ракеты. Только зачем? И почему он прыгнул? Спасался? Тайлон дернулся. Вспомнил! Нужно уносить ноги, пока советник не спустился и не перерезал ему глотку…

С третьей попытки Тайлону удалось перевернуться на живот. Прикусив губу, чтобы не закричать от боли в истерзанном теле, он встал на четвереньки. Камни перед глазами метались и прыгали, словно земля дрожала в ознобе. Потом она завертелась еще стремительнее, пытаясь сбросить Тайлона. По телу пробежала судорога, к горлу подступил липкий комок. Тайлона вырвало.

Еще более ослабевший от мучительных приступов рвоты, Тайлон поднялся, постанывая. Его качало, каждый шаг отдавался в голове звоном огромного колокола, но он упрямо заставлял себя переставлять ноги.

Оступаясь, падая, поднимаясь и снова падая, он брел, не зная куда, положившись на неведомое чувство, помогавшее в минуты опасности. Оно провело его через лес, через болото, через подземный лабиринт, спасет и сейчас…

Когда впереди замаячило что-то зеленое, Тайлон даже заплакал. Равнина. Он вышел к цели. Ракета совсем близко, только бы хватило сил добраться до нее.

Смутно донеслось тихое журчание. Ручеек. Тайлон, шатаясь, брел наугад, пытаясь по звуку выйти к воде. Наконец перед ним сверкнула серебристо-голубая полоска. Он открыл запекшийся рот и рухнул, вытянув руки. Еще успел ощутить резкий, как удар, холод воды и снова потерял сознание.

Очнулся он от холода, пронизывающего все тело и заставляющего дрожать. Открыл глаза. Он лежал, уткнувшись носом в мелкий белый песок, такой мягкий, что напоминал бархат. Изодранные лохмотья, ничем не напоминавшие куртку и штаны, промокли насквозь и противно липли к телу. Прямо под ним весело бормотала вода, пробиваясь сквозь песок.

Он стукнул зубами и сел. Удалось это неожиданно легко. Ничто не напоминало о мучительной, рвущей на части, жгущей огнем боли, которая недавно грызла его. Он посмотрел на руки. Ничего. Видны только два-три белых шрамика, еле различимых. Ни крови, ни ушибов, ни рваных ран.

Тайлон лихорадочно ощупал себя. Вода не смогла отмыть покрывавшую лохмотья кровь, значит прыжок с обрыва не приснился ему. Но откуда эта звенящая легкость во всем теле, ощущение свободы и силы? Ран не осталось ни одной, всюду в прорехах была видна розовая кожа, лишь кое-где, внимательно присмотревшись, можно было различить почти исчезнувшие шрамы.

Ныла, правда, ушибленная нога. Но Тайлон заметил, что как раз она-то не попала в ручей. Подчиняясь внезапному наитию, он уселся прямо в воду и стал ждать. Багрово-фиолетовый кровоподтек на глазах терял яркость, пожелтел, вскоре и вовсе пропал. Вот это ручеек!

Нет, положительно Неправильный Мир нравился Тайлону.

Но тут он вспомнил о преследователях и вскочил. И охнул от боли. Ушиб, видимо, был гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Тайлон охотно посидел бы в ручье еще, дожидаясь, пока нога заживет окончательно, но нужно было спешить. Если советник каким-то образом прошел через горы, то здесь он не заставит себя ждать. Отдышавшись, Тайлон еще раз охнул и шагнул в заросли орешника, обступившие ручей.

Захваченный своими мыслями, Тайлон не заметил, как шевельнулись кусты сбоку и чуть за спиной. Был бы рядом Крошка Енот, он обязательно предупредил бы. Но Тайлон шел один… Сильный удар обрушился на голову. В последний момент Тайлон успел уклониться, но плечо сразу онемело, и он опрокинулся на землю. Мелькнула грязная мешковина, жесткие руки сжали горло, Тайлон забился, захрипел — но напрасно. На голову напялили вонючий мешок и куда-то поволокли…

Опять гудела и кружилась голова, ныли свирепо стянутые ремнями руки и ноги. Прямо перед носом Тайлона качался, свесившись с травинки, крошечный паучок. Не было сил подняться, и Тайлон застонал.

— Очнулся, — удовлетворенно отметил знакомый голос.

Над Тайлоном, держась за щеку и страдальчески сморщившись, стоял советник. Последний стражник сидел поодаль, лениво ковыряя веткой в небольшом костре.

— Зубы болят, — ни к кому не обращаясь, сообщил советник. — Ты не умеешь зубы заговаривать? — нагнулся он к Тайлону. — Ведь ты же колдун!

Тайлон промолчал. Советник выпрямился и погладил вспухшую щеку.

— Не хочешь — не надо. Ох, и надоел ты мне… Гонялись, гонялись. Но хорошо то, что хорошо кончается, правда?

Тайлон отвернулся, уткнувшись носом в траву.

— А вот это не стоит, — советник носком грязного сапога повернул голову Тайлона к себе. — Нужно быть вежливым, особенно в таком положении, как твое. Ты, видно, забыл, что имеешь дело с советником Магистрата. Ведь если я обижусь, тебе придется очень скверно.

Тайлон не ответил. Тогда советник, по-прежнему улыбаясь, не размахиваясь, но очень больно пнул его под ребра. Тайлон охнул.

— Ага, язык у нас имеется. Отлично, а то я уж всерьез опасался, что мы поймали немого.

Стражник у костра радостно хрюкнул.

— Раз колдун не хочет с нами разговаривать, — вздохнул советник, — мы попытаемся обойтись без этого. В конце концов и для такого случая предусмотрена надлежащая процедура суда. — Глядя на побледневшее лицо Тайлона, советник пояснил: — Да-а, суда! А ты и не знал, что советник Магистрата полномочен единолично вершить правосудие, выносить приговоры и приводить их в исполнение во всех областях, подвластных Магистрату?

— Неправильный Мир неподвластен Магистрату, — с трудом разлепив запекшиеся губы, возразил Тайлон.

— Мы заговорили. Как приятно, — с шутовской улыбкой отозвался советник. — Твое мнение по данному вопросу меня ни в малейшей степени не интересует. Это я определяю, что принадлежит Магистрату, а что — нет. Это я слуга закона, и если понадобится, я издам тот закон, в котором возникла нужда. Теперь ты понял, что не нужно со мной ссориться?

— Понял.

— Ну вот и хорошо. Просто отлично, — благодушно произнес советник, усаживаясь рядом. — Извини, не развязываю, потому что знаю, чего можно от тебя ожидать. А может, и не знаю? — ехидно осведомился он. — Когда имеешь дело со Старым Миром, нужно ухо держать востро. Да… Долгонько мы не могли встретиться, но я не в претензии, добыча того стоит. Вспомни только, кто помогал тебе… Впрочем, об этом потом. Сейчас займемся формальной стороной дела. — Он достал из сумки нож. — Откуда это у тебя?

— Нашел.

— Где?

— В лесу.

Советник покачал головой.

— Нехорошо. Некрасиво. Лгать тоже нужно уметь. Ложь примитивная и глупая не вызывает у собеседника ничего, кроме раздражения и презрения. Ей никто не верит. Невольно начинаешь думать, что тебя считают за идиота. А дальше… Может возникнуть соблазн прибегнуть к форсированным методам допроса, чтобы узнать правду.

Советник задумчиво попробовал лезвие пальцем. Заметив, что Тайлон непроизвольно дернулся, он рассеянно сказал:

— Не волнуйся, я не собираюсь делать с тобой ничего плохого. Пока не собираюсь. — Он нагнулся к самому уху Тайлона и прошипел: — Этот нож режет железо так же легко, как масло. Почему? Эта вещь из Старого Мира, думаешь я этого не понимаю? Дурак! Мне известно много больше, чем ты полагаешь. Сам нож меня не интересует. Кто тебе дал его, кто? Имя! Вот единственное, что мне нужно. Такие вещи в лесу не валяются. Говори, щенок!

Он ударил Тайлона кулаком по зубам. Тайлон сплюнул кровь, выступившую из рассеченных губ, и снова отвернулся. Советник пожал плечами.

— Опять не отвечаешь. После того что ты нам подстроил, я считал тебя умнее. Глупец не рискнул бы пуститься в такое путешествие: располагая только поросячьей резвостью, не прошел бы и половины пути. А ты прошел почти весь путь. Так в чем дело?

Тайлон неопределенно хмыкнул. Советник поморщился.

— Тогда давай считать по порядку, — он загнул первый палец. — Возмутительные разговоры о вещах, не существующих воистину, а потому отвлекающих людей на беспочвенные мечтания и размышления, растлевающие умы и души. Разговоры о вещах запретных! Звезды?! Я тебе покажу звезды! — забывшись, рявкнул он. — Затем второе. Неявка в Магистрат по вызову. Это неподчинение власти. Это бунт! Ты полагаешь, что подобное можно простить? — он саркастически усмехнулся. — Какое там простить… Хотя бы не заметить. Нет, неповиновение власти должно караться мгновенно и абсолютно беспощадно. В-третьих. Бегство в Неправильный Мир. Ах да, — спохватился советник. — Это вроде бы не запрещено. Но мы просто представить не могли, что найдется сумасшедший… Неписаные законы тоже нельзя нарушать, кара в таких случаях бывает столь же действенной, как и при нарушении законов официальных. А поскольку наказание исходит не от властей, оно зачастую бывает гораздо более жестоким. В-четвертых, — советник загнул очередной палец. — Трое стражников и капитан. Этого тоже нельзя ни забыть, ни простить. Да стоит мне уйти ненадолго, оставив тебя наедине вот с ним, — он кивнул на стражника, — и знаешь, что будет? Вижу, знаешь…

Советник с сомнением поглядел на загнутые пальцы, как бы прикидывая: хватит или еще?

— Все это в совокупности и даже по отдельности означает только одно. Я, конечно, не смогу сжечь тебя четырежды, но вполне в моих силах сделать так, чтобы ты предпочел четырехкратное сожжение тому, что с тобой произойдет. — Он похлопал Тайлона по плечу. — Впрочем, успокойся. Пока я не буду ничего делать. Надеюсь, мы с тобой все-таки договоримся.

— О чем?

Тайлон вскинул голову и едва не закричал. В небе кружила маленькая черная точка. Маленькая, чуть заметная.

— Вот это деловой разговор. Сам понимаешь, тащить тебя связанным в Город настолько трудно, что я предпочту закончить все здесь и сейчас. После чего я отпущу тебя. Сумеешь вернуться домой — твое счастье. А нет… Ну что же, я сделал все, что мог. Такая, значит, твоя судьба.

— Что я должен сделать? — спросил Тайлон, с надеждой глядя в небо. Но точка не увеличивалась.

— Цена твоей свободы — ключ от ракеты.

— Какой… ракеты?

— Как только тебе не надоело притворяться, — брезгливо сказал советник. — Ты очень рискуешь. Вот надоест мне…

— Ладно. Я знаю о ракете, знаю, что она близко. Но я, честное слово, понятия не имею ни о каком ключе.

— Зачем же ты тогда рвался сюда?

— Точно сам не знаю. Да и выбора у меня не было.

Советник поскреб подбородок.

— Тоже резонно. Впрочем, не знаю… С одной стороны, ты вроде бы не лжешь… Но с другой… Не понимаю… Ведь должен быть ключ, должен! Твоя мать знала об этом наверняка, она обязана была предупредить тебя!

Советник схватил Тайлона за плечи и приподнял, вцепившись взглядом прямо ему в глаза. Тайлон заметил, как его зрачки расширились, и тут же почувствовал, как кто-то чужой и грубый врывается в мозг, шарит там, проникая в самые отдаленные уголки, выворачивая все наизнанку.

— Не понимаю, — почти жалобно повторил советник. — Ты действительно понятия не имеешь о ключе! Но в памяти у тебя спрятано нечто, до чего я не смог добраться. Это невозможно, этого никогда не было! Зачем же ты шел?!

— Вероятно, потому, что ракета существует.

— Значит, нарушена подписка… Я говорил этим слюнявым либералам, что нельзя выпускать никого… Разве можно доверять… Кто не с нами, тот против нас. Так нет, пожалели. Одумается… Одумалась… — Советник замолчал, захваченный какой-то новой мыслью. Потом медленно проговорил: — Слушай… Ничего еще не потеряно. Ведь ты можешь иметь ключ с собой, не подозревая, что это ключ. Если лаборатория мнемоники… — он осекся, помолчал и весело подмигнул Тайлону. — Ты ведь многое узнал по дороге. Слишком многое. Это странно.

И Тайлон понял, что никуда он с этой поляны не уйдет, его прикончат здесь же. Найдут ключ, не найдут — исход будет один. И не потому, что советник жаждет сжечь нарушителя законов — это ему совершенно безразлично, наплевать ему и на нарушителя, и на закон. Просто Тайлон помимо воли прикоснулся к какой-то страшной тайне, сам того не ведая, оказался замешанным в чужие дела. И еще советнику не хочется, чтобы Тайлон заговорил в Магистрате, он сам хочет узнать что-то. Похоже, господин советник затеял свою собственную игру, ставкой в которой служит голова не только одного Тайлона.

Черная точка, плывущая в небе, стала крупнее. Тайлону померещилось, что он даже различает силуэт птицы. Или это слезятся воспаленные глаза?

Но снова послышался знакомый свист воздуха в орлиных перьях. Советник вскочил с перекошенным от ужаса лицом, выхватывая из-под рваной мантии какую-то странную изогнутую железку. Раздались грохот и бряканье — с перепугу стражник кувыркнулся в костер и тут же вскочил, истошно вопя и судорожно хлопая себя по бокам. Просаленный камзол начал тлеть…

Огромная тень на мгновение накрыла их. Советник, присев на корточки, вытянул вверх правую руку, перехватив ее запястье левой. Раздались отрывистые щелчки, как будто кто-то ломал толстые сухие сучья. Сморщив нос и оскалив острые белые зубы, отчего стал разительно похож на затравленного волка, рычащего в бессильной ярости, советник выругался и змеей скользнул в кусты.

Стражник продолжал бестолково метаться вокруг костра, пока гигантская лапа с кривыми когтями, более похожими на кинжалы, не пригвоздила его к земле. Тайлон ощутил приступ дурноты при виде слабо дернувшегося тела.

— Чрезвычайно рад приветствовать старого знакомого, встреча с которым служит для меня источником наиприятнейших воспоминаний, — церемонно поклонился Орел.

— К сожалению, лишен возможности ответить на ваше приветствие надлежащим образом, — светски ответил Тайлон.

— Если препятствием тому служат одни только путы, несколько ограничивающие вашу свободу передвижения, то я был бы чрезвычайно благодарен вам, когда бы вы сочли возможным повернуться на бок, ибо в настоящем вашем положении мне будет не совсем удобно устранить оные, поскольку меня терзают опасения причинить вам боль.

Тайлон почувствовал, что начинает погружаться в зыбкую трясину полуобморока. В тот раз он заговорил Орла, сейчас происходило обратное. Чтобы побыстрее покончить с разговором, он повернулся, хотя это было непросто.

Оказалось, что огромный орлиный клюв, способный одним ударом рассечь напополам быка, может работать с точностью резца ювелира. Два тихих щелчка, осторожный рывок — и обрывки ремней упали.