Вид на жительство (пм 1)

Пролог

Пролог

Кэльрэдин – Властитель, Узурпатор, Длиннорукий, Медноволосый, Безумный – как только его не называли жители Ондигана, в зависимости от политической ситуации в стране, да и просто от настроения – мерил шагами зал. Под сводами гигантских корней Печальных Предков день и ночь горели жаровни с горным маслом. Властитель любил настоящий огонь. Лишь высоко под самыми корнями светились голубые сгустки магического пламени. От этого свод зала казался звездным небом с созвездиями и прогалинами вечной тьмы. Здесь короновались многочисленные Властители. Здесь проходили приемы и праздники. Здесь медные волосы смешивались с золотыми и серебряными на плечах будущих соратников в древней традиции братания. Здесь выносили приговор предателям, а доблестных воинов, погибших на поле брани, отпевали плачем тысяч голосов.

Мойэган, личный помощник Кэльрэдина, передернул плечами. Ему всегда казалось, что от мраморных стен, каменного пола и кривого потолка из переплетенных корней веет холодом. Быть может, поэтому Властитель день и ночь жжет здесь масло в закопченных жаровнях. Кэльрэдин как раз грел руки у огня. Мойэган вздрогнул. Ему на миг показалось, что сполохи пламени потянулись к самому сердцу господина. Но нет. Это отразился свет от пряди медных волос, переброшенной на левую половину груди.

Властитель поднял голову, глаза его сузились при виде вошедшей в зал женщины. Она уже прожила самые солнечные свои годы, но была по-прежнему красива, странной, сильной красотой. Мойэгана всегда поражало, как непохожа Гвенд на женщин его земель, словно пришла светловолосая магиня из другого мира. Может, так оно и было.

Какое-то время Гвенд с грустной усмешкой наблюдала за Кэльрэдином, а потом вздохнула и подошла к Зеркалу Медноволосых. Магиня провела рукой по гладким пластинам обсидиана. Это был один из тех древних артефактов, что нынешний народ Ондигана унаследовал у Первых. Обсидиан держался в серебряных рамках, заполнявших пустоты между пластинами. Полоски серебра, казалось, струились, обтекая плитки черного, как ночь, камня.

— Я видела это здесь, — пальцы магини любовно огладили незаметные неровности. — И ее, и тебя, малыш. И еще кое-кого. И кое-что, что и человеком назвать трудно.

Обсидиановый артефакт, стоявший в тронном зале еще задолго восхождения на трон Ондигана предков Кэльрэдина, видел взлет и падение великих родов медновласых, сребровласых и златовласых правителей. В трудные времена он не раз спасал Властителей, но в равной мере мог карать и уничтожать. И предсказывать.

— Кэль, — негромко позвала Властителя колдунья, — я пришла на твой зов. Но вижу, ничего не изменилось. Я просила не звать меня, пока ты не утихомиришься. Твоя невеста покинула этот мир двадцать семь лет назад. Смирись и задумайся. Тебе давно нужно было задуматься. Агния ушла из-за тебя, никто не знает, куда, скорее всего черная магия убила ее, пусть не твоя лично, но близкая к тебе. А ты все не хочешь признать свою ошибку. Посмотри, что ты сделал с собой, как ты обходишься с теми девушками, что прочат тебе в жены. Пойми, Обсидиан предсказал уход Агнии задолго до того, как вы встретились! Отработай свой грех, загладь вину, и тогда она вернется. Все души возвращаются. Жди, и я укажу тебе место ее рождения …

— Я нашел ее, — сухо проговорил Кэльрэдин, останавливаясь и поднимая на магиню горящий взгляд. — Она уже родилась. Двадцать шесть лет назад.

— Все не так, — Гвенд недоверчиво покачала головой. — Обсидиан…

— Мне плевать на то, что показывает твое дурацкое зеркало. Я читал книгу Первых. Существуют другие миры, древние маги пробивали в них Врата и легко путешествовали туда и обратно. Я видел свою невесту во сне. Это была она. Это не мог быть кто-то другой, иначе как протянулась бы между нами Нить сквозь миры? Она живет в странном мире, полном чудовищной магии. Я позвал тебя, чтобы ты указала мне путь туда. Помоги мне выяснить, что это за мир и как в него попасть.

— Ты обезумел, Кэль, — тихо произнесла магиня. — Горе лишило тебя рассудка. Маги давно закрыли все Врата. Магия на Ондигане слабеет. Всегда существует опасность, что сюда проникнет…

— Зло-из-за-Грани? — Властитель скупо рассмеялся. — Старые страшилки. Кто в них верит сейчас. Я точно знаю, что одни из Врат, указанных на древней карте, открыты. И знаю, кто шастает через них туда-сюда. Помоги мне, Гвенд.

— Нет, — твердо сказала магиня, глядя в яркие, янтарные глаза Властителя. — Никогда. Я ухожу.

— Уходи.

— Ты совершаешь ошибку, а платить за нее придется всему народу Ондигана.

— Так пусть заплатит, — равнодушно бросил Кэльрэдин, отворачиваясь.

Часть 1. Вид на жительство

Часть 1. Вид на жительство

Глава 1. В которой Даша приобретает нового ученика и не слишком этому радуется

Глава 1. В которой Даша приобретает нового ученика и не слишком этому радуется

Осенний сон крепок. Его всегда недостаточно. Солнце слабеет, сны становятся слаще, а постель мягче.

Я рано ложусь спать, после книги и пары минут нежностей с Марьванной. Телевизор почти не смотрю, только новости иногда, в социальных сетях не сижу— не вижу в них смысла (честное слово, пыталась приобщиться-пристраститься, даже нашла нескольких онлайн-друзей, но потом сдулась). Подруги у меня все во плоти. Пьют у меня чай, едят плюшки, а потом, раскаявшись, пытаются плоть свою умерщвлять диетами. Получается у них не очень — плюшки у меня вкусные, по бабушкиному рецепту.

Сама я к выпечке почти равнодушна, а вот поспать люблю. Мне часто снятся сны, яркие, неотличимые от реальности, но о них я даже близким подругам не рассказываю, боюсь, что те организуют для меня добровольно-принудительный визит к психиатру.

В остальном жизнь моя размеренна и заурядна. Каждое утро, кроме воскресенья, подъем в шесть тридцать, сборы и путь на работу. В теплое время я хожу пешком, в холодное сажусь на маршрутку. Городок у нас небольшой: двадцать школ, один колледж, один крупный торговый центр, два гипермаркета, две библиотеки. Я работаю в школе номер четыре, преподаю русский и литературу. Пару лет назад чуть не вышла замуж, но, как говорится, не сложилось-не сошлось. Сейчас, по прошествии времени, очень рада тому, что не сложилось, ибо есть браки по любви, есть по расчету, а есть по отчаянию, когда лишь бы кто, но чтоб рядом. От такого вот варианта номер три Бог меня и уберег два года назад, когда умерла бабушка.

Моя жизнь меня устраивает. Лишь бы снились сны.

***

Семья с первого взгляда показалась мне незаурядной: отец, мать и круглоголовый сынишка лет шестнадцати на вид. Все трое с растерянным выражением на лицах крупногабаритно продвигались по коридору в самый разгар большой перемены. Наша школа на большой перемене представляет то, что завуч по воспитательной работе Лариса Ивановна называет «кишмя кишат»: школа маленькая, учеников много, коридоры узкие, дети шумные — на мой взгляд, просто веселые. Я вообще маневренная, поэтому детскую толчею люблю. Бабушка всегда говорила: «Не тушите детский смех, на него еще пожарных найдется».

Мама, папа и мальчик были в нашем коридоре, как в бурном море корабли : торчали из волн носами и бортами. Судя по характерным внешним признакам, представители национальных меньшинств. Отец – скульптурный этюд «Живая Глина»; мама – хранительница очага и входной двери (если встанет у вас на пути в дверном проеме, ни одной щелочки не оставит по причине выдающихся форм), сын – обладатель низкого лба, широкой грудной клетки и короткой шеи. Меня немного обеспокоил вопрос, в какой класс определят нового ученика (в том, что родители привели записать отпрыска в нашу школу, я не сомневалась). Уже вечером секретарша Лена сообщила мне, что «ребенка» (мальчику оказалось четырнадцать с небольшим), записали в мой шестой «бэ», что семья – беженцы из горячей точки, из какой, она так и не разобралась:

— Вообще ни слова не поняла, я ей: имя-отчество, а она мне: вот муж мой, я его жена, я — жена Теклака, а отец у нас – Бадын! Какой Бадын? Родственники что-ли двоюродные, или у них все там Бадыны? Короче, вместо паспортов и свидетельств у них справки из миграционной службы, она по документам — Роза Бадыновна Бадынова, отец – Теклак Бадынович Бадынов, а сын – Бадын Теклакович Бадынов! Ну ты прикинь, мне столько документов заполнять, а тут то Бадын, то Бадынович! Мальчика я записала как Бориса, а то ему проходу в школе не дадут, задразнят. Сразу говорю, он по-русски, как те равшаны и джамшуты, что нам ремонт делали в прошлом году. Сергей Антонович велел поработать.

Дальше из слов Леночки следовало, что школы у переселенцев в их горячей точке не было почти никакой, но мальчик уже год на домашнем обучении, что у семьи куча справок из соцзащиты, что произвели они на нашего Сергея Антоновича своей социальной незащищенностью доселе невиданное впечатление. В шестой класс подростка пришлось засунуть, потому что в пятый (а лучше в четвертый) совсем курам на смех. Леночка подозревала, что семейство находится под программой защиты свидетелей, потому что документов на ребенка пришло с гулькин нос, а некоторые вообще не пришли – оказались под грифом «для внутреннего пользования».

На следующий день, в среду, первым уроком была литература. Борис Теклакович Бадынов возвышался среди моих шестиклашек, как дуб среди спелых колосков. Никто, естественно, пока его не задирал; именитые хулиганы, вроде Коли Измайлова и Джамиля Ибрагимова, только присматривались. Но, судя по их взглядам, будут скоро в моем классе разборки.

Когда я услышала, как Бадынов изъясняется и читает, с трудом подавила желание ринуться в кабинет Сергея Антоновича и устроить скандал. Еле сдержалась. Дождалась планерки и извила грусть-печаль. Директор, конечно же, разохался — это у него такая манера разруливать конфликтные ситуации. И ребенок, мол, несчастный, и стресс у него, и вообще, я радоваться должна, что дите, после его горячей точки, научили читать и писать. Я спросила, почему к нам, а не коррекционную школу, если уж так все плохо. Сергей Антонович совсем загрустил и попросил меня подойти к нему в кабинет на большой перемене. Я подошла.

Наш директор – прекрасный человек. Благодаря ему наш учительский коллектив, с преобладанием дев и дам, вовсе не серпентарий, а милое сообщество коллег. Ученики Сергея Антоновича уважают, некоторые даже любят. В администрации у него связи, а это путевки, гранты и прочие бонусы. Не директор, а мечта просто.

С директором я всегда была на дружеской ноге. И совсем не ожидала, что в этот раз мне не дадут даже рот раскрыть. Достаточно было двух слов: «спонсорская помощь». Емкие и категоричные, эти слова ударили меня под дых. Не знаю, кто из спонсоров был так заинтересован в социализации младшего Бадынова, или сами Бадыновы и были спонсорами нашей школы, но на каждый новый аргумент директор тыкал пальцем в очередной пункт списка закупок для ремонта. Список был большой – моих аргументов хватило меньше, чем на его половину.

Глава 2. В которой Даша идет в гости и удостоверяется в том, что любая инициатива наказуема

Глава 2. В которой Даша идет в гости и удостоверяется в том, что любая инициатива наказуема

Она подошла, стуча каблучками по влажному после дождя железу, глянула через ограждение крыши, слегка поежившись.

— Привет!

Кэльрэдин кивнул, стараясь не показать, как рад ее видеть, как трепещет его сердце. Если бы он мог, не просыпался бы никогда. Обрел бы здесь, в этом странном мире, свое место, приспособился бы, лишь бы быть рядом с возлюбленной, так скоропостижно его покинувшей.

Кэль потерял счет дням. И только ночи помнил, каждую, особенно ту, в которую приснился их первый общий на двоих сон. При дворе многие давно поговаривали о том, что Властитель тронулся умом. Со всех концов Ондигана съезжались знатоки сновидений. Кэль перепробовал десятки заклинаний, выпил сотни кубков с зельем, придающих снам явственность, сплел тысячи магических узлов.

Магиня Гвенд сдержала свое обещание и ушла. Никто не видел ее уже много месяцев. Кэльрэдин надеялся, что она жива.

Он попал в этот сон, когда жизнь стала совсем невыносимой. И встретил там… ее. Прекрасную, юную… живую. Другую, но ведь никто и не говорил, что в другом мире должна была она родиться той же. Девушка не помнила, кто она и как ее звали. Кэль сначала пытался пробудить ее воспоминания из прошлой жизни, затем бросил. Лучше начать все сначала.

Она села на каменный выступ, вздохнула, оглядывая просыпающийся город, вытянула ноги. У нее были узкие ступни с каплями краски на аккуратных ноготках. Эти яркие точки напомнили Кэльрэдину о наложницах в домах удовольствий в жаркой Аклидии. Он отвел взор.

— Здесь всегда тепло, — с удовольствием сказала она, щурясь от ярких лучей восходящего солнца. — Это, наверное, какой-то южный город. Никак не могу сосредоточиться и что-нибудь изменить, всегда оказываюсь у чердачной двери. И она всегда открыта. И ты всегда ждешь.

Кэльрэдин кивнул. Заснув, он попадал на крышу этого странного города без возможности спуститься; бродил среди слуховых окон и выступов, поджидая сон своей возлюбленной. Она говорила, что в ее мире нет магии, но в небе гудели железные птицы, а по улицам передвигались повозки без коней и волов. Сколько же искр требуется, чтобы поднять в небо кусок железа или провезти в огромном фургоне столько груза? Только десятки тысяч узлов с вплетенными в них могущественными артефактами могли управлять этим волшебством.

Сбежав от него, словно в издевку, она родилась вновь, в этом странном мире. Это было самое изощренное наказание –  встречать ее только во снах, жить, понимая, что он, возможно, никогда не увидит любимую наяву. Они успевали лишь взглянуть друг на друга и переброситься парой слов. 

— Как необычно, — сказала она с легким смешком, — что мне снятся такие сны. Я ведь совсем не романтична, — она бросила на него быстрый взгляд, — ты похож на эльфа, только волосы у тебя… как медь.

— Я и есть эльф, — в который раз терпеливо объяснил Властитель, улыбаясь кончиками губ, — Кэльрэдин, последний из рода Медновласых.

— Да, конечно! — сказала она, рассмеявшись. — А я принцесса драконов. Мы все, девчонки, любим истории про эльфов. Наверное, во мне это тоже есть – подсознательная тяга к романтике. Одна моя знакомая прочитала о вас сотни книг.

Кэльрэдин недоуменно покачал головой: что за странный мир. В нем пишут книги об эльфах и драконах, а все жители — хуми, слабые, живущие мало, но зато подчинившие себе природу, истребившие нечисть. Когда-то порталы были открыты, и через них проникали люди и мифы. Магии здесь нет, искры слабы, но маги так и не смогли найти в него проход. Почему?

— У драконов нет принцесс. Драконы огромные и безмозглые. Они подчиняются только Охотникам, лишенным магии.

— Да? — она удивленно сморщила носик. — Надо же. Я все это придумываю во сне. Значит, я все-таки не лишена воображения.

Кэльрэдин пожал плечами. Он не раз пытался убедить возлюбленную, что они оба находятся в магическом сновидении, вызываемом особыми зельями и заклинаниями. Она всегда парировала, что «ничего такого не курит, не хватало еще», словно, чтобы добиться волшебного сна, она должна обязательно быть колдуньей с Северных островов, с трубкой и в засаленных шкурах.

— У нас осталось всего несколько минут, — сказал Кэльрэдин. — Солнце почти встало.

— Да, — печально откликнулась она. — Опять ждать, засыпать с надеждой, а просыпаться с тоской.

Над крышей пронесся ветер. Крошечный смерчик закружил мелкий сор, кинул его на теплый металл. Девушка стряхнула с колен пожелтевший лист, поймала пальцами яркую бумажку, машинально развернула и с улыбкой показала спутнику:

— Чай со слоном. Я не знала, что его еще выпускают.

Свернутый в комочек рисунок с носатым чудовищем упал под ноги.

— Мы обязательно встретимся, — как обычно, пообещал он.

Она моргнула, протянула к нему тонкую руку с крупным серебряным кольцом на среднем пальце. Кольцо было великовато для ее тонких пальчиков. В плоском агате тонкие зеленые нити были похожи на веточки мха.

Они никогда не касались друг друга во сне: любая попытка приводила к обрыву сновидений. Но сон и так таял. Кэльрэдин протянул руку навстречу…

Он проснулся в своей комнате с горящей жаровней, отчетливо помня, как успел поднять кусочек бумаги и запечатлеть в памяти изображение зверя с длинным носом. Он уже видел однажды это изображение. Такие звери, алефанты, водились в Аклидии, но только в одной лавке в Туннице можно купить «чай со слоном». Стражник дремал у двери, склонив на грудь голову. Кэльрэдин встал, подошел к молодому эльфу, коснулся его плеча. Тот тут же открыл глаза и посмотрел на Властителя бодрым и ясным взглядом.

Глава 3. В которой Даша попадает «ТУДА» , но не может вернуться обратно

Глава 3. В которой Даша попадает «ТУДА» , но не может вернуться обратно

Очнулась я у ступеней лестницы, сидя на чем-то мягком. Глаза не хотели открываться. Лицо казалось онемевшим. Кое-как распахнув веки, я смогла осмотреться и в панике попыталась подняться рывком: вокруг меня у входной двери дома Бадыновых шел бой. Борина родня сражалась с человекоподобными громилами, как две капли воды похожими на моего обидчика с едким порошком. Раздался хлопок. Один из верзил рухнул поодаль, впечатавшись лбом в ступеньку, вокруг него на ковровом покрытии расползлось кровавое пятно. Мимо пронесся мой ученик с  внушительного вида мечом наперевес (я почти не удивилась), увидел меня и, не сбавляя хода, крикнул:

— Дарья Васильевна, не бойтесь, мы их всех убьем!

Что?! Боря врезался в одного из нападающих, пригнулся, увернулся – я закрыла глаза от ужаса, мне показалось, что мальчика сейчас зарежут, как цыпленка. Каково же было мое облегчение, когда я услышала возбужденный Борин крик из другого конца холла. Там несколько подростков, тех самых, что переводили для меня речи во время застолья, медленно, но целеустремленно одолевали страшного, обезображенного шрамами налетчика. Из кухни доносились крики, грохот и противный, визгливый звук скрещивающихся лезвий. Открыв глаза, я, наконец, рассмотрела, на чем я сижу. Вернее, на ком. Оказывается, все это время каблук моего ботинка упирался в раскрытую мертвую ладонь. Подо мной лежал тот самый громила из туалета, я узнала его по ожерелью из подобия маковых коробочек. Громила был мертв. К счастью, его лица, закрытого задравшимся кожаным жилетом, не было видно. Бежать, нужно бежать! Здесь черт знает что происходит! Я кое-как встала с трупа и поковыляла к стене. Уже у стены меня стошнило, и я отключилась, едва успев присесть на узкий диванчик.

… Полной потери сознания не было. Было помутнение, ощущение, словно события происходят во сне. При этом я все помнила: и нападение, и битву в холле дома Бадыновых. Меня куда-то несли. Должно быть, время от времени я пыталась приоткрывать глаза – помню диск полной луны, неестественно яркой и пятнистой, в щелочках опухших век… Нет, уж это мне точно привиделось. Всего несколько дней назад было новолуние и я, с чувством глубокого удовлетворения, посетила парикмахера и подравняла свое скучное, по мнению подруг, длинное каре.

Очнувшись окончательно, я села в кровати, ощупала лицо руками и закричала:

— Я не вижу! Я слепа! Ослепла!

Глаза мои были полностью раскрыты, но перед ними стояла пелена, в которой двигались мутные беловатые пятна и тени. Рядом раздался знакомый голос:

— Дарья Васильевна! Ура! Вы очнулись! Не бойтесь, это временно! Слепота пройдет! Пройдет!

— Боря! — закричала я, вытягивая руку. — Что случилось? Что со мной? Где я?

Крупное серое пятно переместилось ближе. Мою руку сжали в ладони.

— Все хорошо, Дарья Васильевна! Вас… отравили. Но вас уже лечат. Все пройдет.

— Я помню. На меня чем-то подули, каким-то порошком. Это опасно? Я в больнице?

— Нет. В больнице вас не смогут вылечить. Мы принесли вас в… к лекарю. Но это не опасно, просто придется немного полежать.

Я откинулась на подушку, чувствуя, как меня начинает тошнить.

— Боря, меня сейчас вырвет. Дай воды.

— Кесса! — закричал Боря.

Приблизилась еще одна тень. Заговорил женский голос, довольно приятный; гортанный язык, на котором говорила женщина, не был мне знаком. К моим губам поднесли что-то пахнущее мятой, я сделала глоток. Тошнота тут же отступила, потянуло в сон. Женщина что-то сказала.

— Это Кесса, — объяснил Боря. — Она вас лечит. Порошок, которым вас обсыпал тро… тот плохой человек, ядовитый, он попадает в легкие, вы будете кашлять, но Кесса приготовит нужные отвары, и все пройдет.

— Почему все-таки я не в больнице? Может, нужны промывания, капельницы…

— Поверьте, Дарья Васильевна, это очень редкий яд. А у Кессы есть противоядие.

— Сколько на это потребуется времени? На лечение, — с беспокойством спросила я, мечтая только о том, чтобы оказаться подальше от семейства Бадыновых, по всем признакам попавших в центр криминальной разборки.

Боря что-то спросил, Кесса хмыкнула и коротко ответила.

— Неделя - две, — перевел ученик.

— Две недели? — ужаснулась я. — Мне же на работу. Каникулы всего десять дней!

— Учительница Васильевна! — зарокотал над ухом голос, от которого у меня застучало в голове.

— О боже, нет! — застонала я еле слышно. — Только не это.

— Учительница Васильевна не беспокоится. Роза ходить, деньга бумажка платить, справка брать из быльница!

— Вы возьмете для меня справку, Роза Бадыновна? — спросила я недоверчиво.

— Да-а-а, брать! Хороший справка, настоящий. Мы виноватые. Учительницу плохой народ обижать, хотел с собой забирать — учительница краси-и-ивая! Васильевна поправляться, домой ходить. Мы много гулум приносить. Виноватые.

— Что же все-таки произошло? — выдавила я. — Кто на вас напал? Такие странные люди… Такая странная одежда…

— Ой! — воодушевленно начал Боря. — Дарья Васильевна, а вы видели, как я…?

— Звери это! — перебила его мать. — Плохой люд! Следить-приходить! Бадын убывать хотел.

Хоть что-то понятно: Бадыновых догнали недоброжелатели из горячей точки. Вот вам и система защиты свидетелей. Но как меня-то угораздило вляпаться? И что за маскарад под героев Варкрафта?

— Вы в полицию заявили?

Глава 4. В которой тролли обижаются, Кэльрэдин обретает надежду, а Даша принимает гостей

Глава 4. В которой тролли обижаются, Кэльрэдин обретает надежду, а Даша принимает гостей

Тролли не пользуются магией, не видят ее россыпей в окружающем пространстве. Им не дано вплетать волшебство в кружево Плетений. Зато они прекрасно управляются с некоторыми специфичными дарами природы, вроде корня мышеяда или плодов звездчатки. Врачевать с помощью трав и кореньев тролли умеют, но не любят, другое дело –  убивать, похищать и грабить.

Властитель ждал результатов. Но вести принесли Кэльрэдину горькое разочарование. Орки рода Бадынов отбили атаку Буушгана и его шамана Бола. Один из выживших троллей рассказал, что Бадыны пользовались страшной магией, заставляющей железо пробивать тела на расстоянии. Кэльрэдин обещал роду Буушгана земли Теклака из рода Бадынов, если его отряд обнаружит убежище орков вблизи Тонких Озер и магические Врата, за которыми те прячут свои богатства. Буушган выследил родню Теклака и с неохотой согласился принять помощь Черной Ведьмы Ниэны, что сплела особую Нить и смогла пробить Портал. После захвата дома Теклака нужно было лишь принудить орков к сотрудничеству с Властителем, заставить их найти в Железном Мире его потерянную возлюбленную. Все должно было пройти гладко и относительно бескровно. Никто не предупредил нападавших, что магически слабые орки смогут отбить атаку и истребить большую часть отряда. Да, еще и Ниэна, Черная Ведьма Отступника, как называли ее в народе, после прорыва Врат впала в странное летаргичное состояние. Очнувшись на несколько минут, она прошептала лишь:

— Мертвые живы. Мертвое живо. Зло.

И вновь словно окаменела. Отчаявшийся Кэльрэдин часами вглядывался в Зеркало, плел особые Узлы, чтобы глубже войти в сон. Но его возлюбленная исчезла из его сновидений. А странный мир железной магии больше не хотел пускать Властителя к себе.

Кэль балансировал на грани. Ему требовалось все его мастерство дипломата, чтобы не вызвать подозрений у Советов, Большого и Малого. Лишь Мойэган был в курсе истинных намерений Кэльрэдина, но и тот все чаще выказывал недовольство. За Мойэгана Властитель не волновался, он не станет доносить, советник не друг ему, а раб. Наследник опозоренной семьи отрабатывает свою провинность перед троном служением оному, но по сути Мойэган – такой же невольник, как и многие пленники войны, работающие на эльфов (с которыми последние, к их чести, очень хорошо обращаются). Кэльрэдин поморщился, глядя в потолок, расписанный изображениями эльфийских роз. Мойэгану осталось всего несколько лет, чтобы отработать свой долг. Потом, завязав особый Плетение Неразглашения, советник навсегда покинет двор Медноволосых и вернется в свою родовую обитель. Кэльрэдину придется искать себе такого же преданного и немногословного слугу.

На двадцатый день после атаки отряда Буушгана на Врата через местный Малый Портал ко двору Кэля явилась делегация северных троллей. Властитель с удивлением видел у своего трона недовольные лица представителей тех признающих только право сильного кланов, что вчера и знать друг друга не хотели. А ведь вот, стоят плечом к плечу, даже не пытаясь перерезать друг другу глотки.

— Вожак эльфов, — прокашлявшись, начал один из них. — Объясни нам исчезновение Буушгана, из рода Вепрей. Говорят, он отправился послужить тебе, да и не вернулся.

Кэльрэдин отбросил назад медные пряди, положил ногу на ногу:

— Это так. Буушган не справился с заданием и погиб.

Тролли заволновались, принялись перешептываться. Посланник продолжил:

— Мы видели от тебя много милостей. Наемники всегда готовы были потрудиться на тебя, Медноволосый. Ты щедр. Но ходят слухи, что ты поручил Буушгану нечто… — тролль облизнул толстые выпирающие губы, — что наш народ считает черным колдовством.

— Тролли умеют колдовать? — с иронией уточнил Кэль. — Скажи, мог ли я вовлечь в запретную магию того, кто ей не обладает?

Тролль еще больше набычился:

— Ты знаешь, о чем я говорю. Слухи ходят, ты балуешься Черными Искрами. И что тебе помогает магиня-отступница

— И кто-то может их подтвердить?

— Ха! — рявкнул один из пожилых троллей, сумевший дожить до преклонных, с точки зрения Северных Гор лет, весь покрытый шрамами и седой. — Случись такое, нашему перемирию наступил бы конец. Выдай нам тела Буушгана и его людей или то, что от них осталось.

Кэльрэдин пожал плечами:

— Их сожрала нечисть.

— А вот это ложь! Двое из отряда Буушгана, что сторожили снаружи Врат, свидетельствовали, что нечисть побоялась даже близко подходить к телам!

— Что же они не похоронили своих товарищей, те двое? — прошипел Кэль.

— Да потому что сами испугались так, что в прямом смысле наложили в штаны! А ты знаешь, эльф, что такое испугать северного тролля! Они бежали сломя голову от взбесившегося Хозяина леса.

— Этого не может быть! Я заплатил Хозяину, и тот дал мне свое Шебо! Мне и всему отряду.

— Не знаю, о чем ты там договаривался, но эти двое до сих пор не спят по ночам! Там было Зло! Что-то настолько ужасное, что нечисть сошла с ума!

Нужно было разделаться с выжившими, подумал про себя Властитель и приказал:

— Аудиенция закончена. Стража, проводить гостей до ворот.

Старый тролль подошел к трону и плюнул на ступени. Вся делегация, следуя его примеру, по очереди «одарила» плевками основание трона Медноволосых и, не сговариваясь, повернулась к нему спиной. Кэльрэдин похолодел. Сомнений не было – северные тролли объявили эльфам  войну.

Властитель спустился в Зал Рода и обратил свой взор к Зеркалу. Вот когда ему не помешала бы помощь Гвенд. Он умолял древний артефакт дать ему хоть какую-нибудь подсказку. И Зеркало смилостивилось. Кэльрэдин увидел свою возлюбленную, стоявшую на краю обрыва. Ветер развевал ее прекрасные волосы, а лицо казалось задумчивым. Внизу, под ее ногами, простирался лес. И там вдалеке… Кэль замер, пожирая глазами дивное виденье. Чуть поодаль сияли знакомые, чарующие глаз формы: Тонкие Озера. Она здесь! Буушган выполнил поручение!

Глава 5. В которой Даша убеждается в реальности некоторых литературных персонажей и пытается ломать устои

Глава 5. В которой Даша убеждается в реальности некоторых литературных персонажей и пытается ломать устои

Луна наполовину высунулась из-за туч, словно желая осветить место получше. Я подошла к плоскому камню, лежавшему прямо посреди поляны, и положила на него мешочек с подношением. Поток воздуха, похожий на порыв ветра, но слишком сильный и неожиданный, чтобы быть естественным, рванулся от меня в сторону чащи и зашумел листвой. И вот я уже стою в неподвижной тишине, словно и не было до этого бури, слушая, как по макушкам деревьев уходит прочь, ломая ветки, мощный вихрь.

Мне было откровенно страшно. И дело было даже не в предупреждении неожиданных гостей, не на шутку напуганных. Что-то происходило в лесу.

Я ждала. Чтобы не сойти с ума от страха, постаралась занять себя размышлениями. Вот есть портал, да? Тут и в моем мире. Бабушка не раз говорила, что в наших лесах нечисто. Некоторые грибники из окрестных поселков до сих предпочитают тащиться куда-нибудь в Федотовку на электричке, лишь бы не ходить по местным чащобам. Люди, конечно, там уже не пропадают, но слухи ходят разные, журналисты из Москвы даже приезжали снимать фильм о визитах пришельцев. Это из-за портала, однозначно. Если в нашем немагическом мире близость врат так влияет на окружающее, то что тогда творится здесь? Особенно после черного колдовства, о котором упоминала Кесса.

Травница рассказывала мне о том, какие формы приняла магия в их мире. Мирозданием управляют искры: белые, серые или черные. Они пронизывают окружающий мир, питают его магией и дают жизнь. Их потоки вплетаются магами в узелки Плетений. Никто не знает толком, как искры превращают обычные веревочки в волшебные. Большинство владеющих магией на бытовом уровне плетут узлы почти вслепую, с минимальным эффектом, наугад подхватывая в петли шнурков и нитей искры из окружающего пространства. Маги способны разглядеть белые, серые искры и черные, но творить серьезное колдовство могут только из белых искр. Есть много сильных магов среди эльфов и людей, орки и гномы менее восприимчивы к волшебству, тролли полностью его отрицают, считая грязным.

Черные искры – это плохая магия. Способность управлять ими – прерогатива магов, перешедших на темную сторону. Как говорится, у каждого свои печеньки. Темная магия охотнее всего подчиняются женщинам. (Кто бы сомневался?) Если пользоваться черными искрами достаточно долго, тьма призовет волшебника и поработит. Обычные люди тоже могут вплетать темную магию в веревочки. Есть, есть среди хуми и прочих рас любители поиграть с запретным волшебством ради достижения вожделенного: денег, любви, признания или власти. Для того, чтобы толика черных искр попала в узелок-петельку, вполне достаточно, чтобы у колдующего были дурные намерения, ибо, как гласит старая поговорка, «над головой, задумавшего зло, больше черной магии, чем снега зимой».

Нечисть пользуется преимущественно серыми искрами, самыми обильным, но и самыми неуловимыми. Серое волшебство – переход от белого к черному (или наоборот, это как посмотреть). Оно недоступно обычным магам, но бывают и исключения. Нечисть в основном живет в лесу, но некоторые ее представители селятся в людских домах или близ жилья, как например, брауни, домовые. Лесной народец неравнодушен к человеческой стряпне. Людская пища – основа мирного сосуществования нечисти и «белых» рас, плата за право передвигаться в лесах, ловить рыбу и охотиться. К слову, файнодэры, фэйри, дриады и другие, так называемые «средние» расы, тоже близки к нечисти, не брезгуют серым волшебством, хотя всячески это отрицают. Каким-то образом в эту картину вписываются специи. Как, я еще не до конца поняла.

Некоторое время  назад у меня было плохое зрение, приходилось даже носить контактные линзы. Но несколько месяцев без ноутбука, телефона и необходимости проверять тетрадки привели глаза в норму. Луна полностью вышла из-за туч, дав мне вволю налюбоваться жутковатой процессией, выходящей из леса. Впереди шло десятка два странных тварей, похожих на вставших на задние лапы ласок, но с оперением, клювиками и суставчатыми конечностями. Я мысленно полистала свой блокнот. Ферьеры. Полуразумны. Могут говорить, но плохо.

Ферьеры рассыпались вдоль кромки леса, словно спецназовцы на задании, и принялись вертеть головками, тревожно попискивая. За ними на середину поляны выкатились довольно симпатичные пузатенькие существа, напоминающий плюшевых мишек. Они водили носами и пофыркивали.  Иратхи. Это ничего, терпимо. Но почему их так много?... А вот это плохо…

Следующими в процессии были уродливые карлики с торчащими ребрами. Они метались по поляне , несколько подбежало ко мне. Акаморы, проклятые младенцы, свирепые и почти неразумные. Черт!!! Неужели нельзя было просто забрать специи и дать … это… как его… шебо? Что за парад нечисти?

Из леса вышло нечто, напоминающее вставшую на дыбы гусеницу с длинными толстыми руками-лапами. Тело существа было покрыто крупными складками. Глаза угадывались по тем же складкам-векам, но с огромными, загнутыми кверху ресницами. К моему величайшему изумлению, отвратительное существо вели за собой прекрасные полупрозрачные девы и юноши с бледными лицами и правильными чертами – эари, духи природы. Они придерживали «гусеницу» под складчатые лапы и с торжественным видом ступали по траве, не оставляя следов. Монстр, наоборот, взрывал землю косолапыми ступнями. За ними следовала еще какая-то мелкая погань, но я не могла оторвать взгляда от веретенообразного существа в толпе прекрасных девушек и юношей.

Хозяин, хозяин, Ний, проговорила я про себя, вспоминая рисунок Кессы и пытаясь поймать ускользающую мысль. Ахнула вслух, от чего ряд ферьеров подался назад и оскалился. У нас это существо называют Вий! «...Раздались тяжелые шаги... какого-то приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь он был в черной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его, засыпанные землею, ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли....», — мысленно процитировала я. Неужели? Я читала о нем. О небо, я даже заставляла других читать о нем! Вот вам карма, учительница Васильевна, за все детские слезы, бессонные ночи и двойки в журнале.

Глава 6. В которой Даша знакомится с местным общественным транспортом и даже приобретает средство передвижения

Глава 6. В которой Даша знакомится с местным общественным транспортом и даже приобретает средство передвижения

Несколько дней мои гости отдыхали, перестирывали одежду, отъедались и отсыпались. Михо порывался вернуться домой за любимицей свинкой, но мы убедили его остаться и подождать нас – прогулка в одиночестве в лесах вокруг Тонких Озер, даже в отзвуках эльфийских барабанов, даже с выклянченным мной шебо, могла стать опасной. Лим помогала мне с готовкой. Отдохнувшая, она оказалась очень хорошенькой: пухленькой, зеленоглазой, с длинными светлыми волосами. Что-то в ней меня настораживало, но я никак не могла понять, что именно.

Эгенд тосковал. Он извлек из чехла инструмент, похожий на мандолину, и сидел во дворе под последними теплыми лучами летнего солнца, лениво перебирая струны. Звуки, издаваемые его инструментом, трудно было назвать музыкой, но и неприятными они не были. Меня удивляло, как у эльфа получалось изливать на нас свою хандру даже без слов, лишь через мелодичное бренчание. Лим завороженно слушала рваную, тоскливую мелодию челлы. Альд спал. Потом ел. Потом спал.

Почтенный файнодэр приводил в порядок свою бухгалтерию, наверное, хотел как следует отчитаться по доходам и расходам перед потенциальной супругой. Весь пол у очага был засыпан свитками. Я с интересом рассмотрела один – бумага была хорошей, но грубоватой. То ли от скуки, то ли из желания отвлечься от нудной работы, Узикэль уселся поудобнее и принялся посвящать меня в тонкости изготовления бумаги. Мой интерес не был отвлеченным. Единственным способом сохранить воспоминания о путешествии в ином мире (я была абсолютно уверена, что обязательно вернусь домой) было ведение дневника. Располагала я всего двумя блокнотами, чистым листам в которых рано или поздно придет конец. Выяснилось, что бумага изготавливалась из ветоши, стоила довольно дорого, в зависимости от качества, но был еще пергамент из телячьей кожи, к которому почтенный файнодэр благоволил больше, чем к беленым листам. Я спросила, почему. Узикэль в очередной раз обозвал меня тоцки и объяснил, что в волокна бумаги легко вплетается Нить из крошечных узелков. Хорошо, если кто-то из мастеров просто захочет привлечь покупателей простенькой магией, а если конкуренты возжаждут отнять у бедного торговца удачу? Я спросила, что будет, если изготовить, к примеру, закладку для книги с вплетенными в волокна кусочками корицы или шафрана. Нейтрализует ли это вредную магию? Узикэль задумался, уставился на меня затуманенным взором и больше не реагировал на многочисленные вопросы. А мне так хотелось узнать, как обстоит дело с заколдовыванием одежды. Ведь ткань тоже состоит из нитей и узелков.

Мы вышли на рассвете. Я оставила на столе две записки: одну на скверном атче, для Кессы, другую на русском, для Бадыновых, на случай если орки откроют Портал.

Узикэль поворчал, но пошел с нами. Я опасалась, что разболятся ноги или дыхание подведет после отравления тролльим порошком, но Сонтэн, вставший во главе цепочки, приспособил шаг так, что ни слабая я, ни упитанный Михо, ни Лим в ее длинных юбках, ни мелко семенящий Узикэль не чувствовали никаких неудобств. Эгенд немного сетовал на нашу неспешность, но Альду прогулка явно нравилась. Он иногда углублялся в лес, чтобы сорвать ягодку или сбить съедобную шишку, ничуть не страшась нечисти, а однажды мне показалось, что рядом с ним идет высокая девица с волосами цвета осенних листьев. Альд и девица зашли за дерево, эльф вышел, а девушка пропала из виду. Я поморгала, а Альд, заметив мой взгляд, как всегда мне подмигнул.

Вскоре после полудня мы подошли к деревне Михо. Никто не усомнился бы в принадлежности ее жителей к славной профессии свиноводов – характерный дух пропитал все окрестности. Село словно вымерло. Дома стояли пустыми, окна были заколочены, двери кривились дугами увесистых замков. Михо попросил нас подождать его у двух колодцев на площади перед домом старосты (самым большим в селе) и умчался прочь. Его не было долго. Мы расположились на ступеньках под увешанной здоровенным замком дверью. Узикэль успел надоесть своими причитаниями, я слезла с сумки, на которой удобно полулежала, вытянув уставшие ноги, и отправилась на экскурсию. Осматривать, собственно говоря, было нечего. Дома были самыми обычными, из грубых досок или переплетенных прутьев, обмазанных сверху глиной. Деревня, впрочем, производила приятное впечатление, напомнив мне о музее под открытым небом, в который мы ездили с моими ребятами на экскурсию. (Работники музея выращивали ячмень и ходили в чепцах и штанах с гульфиками на веревочках – моим пятиклассникам все очень понравилось, особенно штаны). Домишки были побелены, а клочки земли перед окнами радовали глаз – там цвели сиреневым какие-то колючие кустики.

Проходя мимо колодцев, я заглянула в один из них и решила набрать воды, чтобы умыться и наполнить одолженную у Кессы флягу. Только потянулась к вороту, меня схватили за руку.

— Не стоит, — сказал Эгенд, — если не хочешь получить струю в нос или быть утащенной на дно.

— Почему? — испуганно пролепетала я.

— Лананы, — коротко бросил эльф. — У жителей села с ними договоренность. А мы чужаки. Подожди Михо, если хочешь пить.

— Что все так сложно-то? — пробормотала я, отступая подальше от колодца.

О лананах я знала. Они были зарисованы в блокноте под пометкой: «Жители колодцев. Человекоподобны. Сотрудничают: очищают колодцы, следят за уровнем воды. Могут каким-то образом перемещаться в толще грунта. Шаловливы и капризны».

Я только теперь разглядела развешанные на окнах и дверях домов ремешки-плетения. Колодцы так вообще были обтянуты веревками с вплетенными в узлы камушками и поленьями. Поленья отличались друг от друга: были тонкими, толстыми, из разной древесины, с корой и без, многие покрывал выжженный узор, другие были грубо окрашены в охру, красный, синий и зеленый. Мне никогда не разобраться во всех этих магических тонкостях. Не буду даже и пытаться.

Глава 7. В которой Даша скучает по дому и занимается врачеванием

Глава 7. В которой Даша скучает по дому и занимается врачеванием 

Я достала один из своих блокнотов и принялась просматривать записи. Через отверстие в досках на наш «этаж» спрыгнул Альд. Позевывая, выглянул в «окошко», прорезанное в ивовых стенах, присел у борта, заглянул ко мне в блокнот, раскрытом на странице с изображением озерной никсы. Эльф заинтересованно склонился над моим плечом, хмыкнул, перебросил на спину копну шелковистых волос, переплетенных на затылке золотистой тесемкой. Я затаила дыхание. Оба брата были нереально красивы – высоки, стройны и белозубы, с правильными чертами. Художник, изобразивший на обложке Леночкиной книги белокурого юношу с острыми ушами и обручем на лбу, и близко не подошел к реальности, его блондин был хорош, но слишком похож на человека. Все эльфы, встреченные мной, включая Кэльрэдина, чей истинный облик плыл и тяжело припоминался, как все, увиденное во сне, отличались нечеловеческой красотой.

От Альда пахло медом и мокрым тростником, а еще кожей и лавандой.

— Как живая, — сказал он, глядя в мой блокнот.

— Спасибо, — пролепетала я польщенно.

— Зачем?

— Чего?

— Зачем ты это рисуешь и подписываешь?

— Я хочу… изучать, знать… кто какой…

Альд помолчал, а потом ласково промолвил:

— И все-таки ты полная тоцки, хуми.

— А?

— У нас каждый ребенок знает, как выглядит никса. Вы что там в Долине совсем глупые? Рисовать никс, чтобы изучать? Чтобы изучать никс, ступай к воде. Поизучаешь… недолго. А потом они тебя сожрут, а косточки твои отдадут своим детям на игрушки. Хочешь, я покажу тебе, какими игрушками играют дети никс?

Альд вытянул из моих рук блокнот, из пальцев – карандаш и быстро начертил что-то на странице.

— Вот.

Я взяла блокнот и посмотрела на рисунок эльфа. Он изобразил нечто, вроде куколки, вот только сделана игрушка была из костей, предположительно человеческих. Альд холодно прокомментировал свое творение:

— А что? Детям никс тоже хочется изучать людей.

Вот… же. Пока я открывала и закрывала рот, чтобы что-то сказать, эльф успел потерять ко мне интерес. Он повернулся к Михо. Толстяк полусидел, склонившись над своей свинкой. Наглое животное расположилось у него на животе, растопырив лапки, словно щенок.

— Эй, толстяк, — позвал эльф Михо. — А она тебя не обгадит?

Михо затряс головой:

— Нет, что вы. Когда Малья хочет в туалет, она начинает ерзать и похрюкивать.

— Как мило, — кисло сказал Альд. — Надеюсь, ты тоже так делаешь. Ненавижу вонь дерьма. И смотри не отстань, когда сам захочешь по нужде. Я помню, ты не очень быстро бегаешь. Тоска тут у вас. Пойду спать.

Эльф поставил ногу в потертом кожаном сапоге на бортик, подтянулся и исчез в люке.

— Хам, — сказала я по-русски и добавила на атче. — Сам ты тоцки.

Михо молчал. Он, похоже, даже не заметил, что ему нахамили. А может, просто привык и перестал замечать. Мне это знакомо. В школе сколько не выговариваем детворе, дразнящей очкариков и толстячков, тем все равно достается.

Михо достал из кармана кожаный ремешок и принялся что-то плести. Я заинтересовалась:

— Ты владеешь магией?

— Нет, госпожа, — свиновод заметно смутился. — Сколько не учили меня, все напрасно. Это так… от скуки и на удачу. Я только готовить хорошо умею.

— Для меня это тоже сродни магии, — пошутила я. — Я люблю готовить, но по настроению.

— Еда и магия, — философски кивнул юноша. — И то, и другое может давать искры, а может и поглощать.

О, вампиризм? Интересно!

— Да, — кивнул Михо. — Говорят, черные маги сосут из людских аур искры. И могут высосать человека до потери жизненных сил. Такой человек хиреет и болеет. Эльфам легче, они чувствуют магию даже если сами не маги, а вот хуми и средним расам….

— Не дай боги, — сказала я. — Голова что-то болит. Наверное, устала.

— Мы все устали, — тихо произнес Михо. — Нужно выспаться. На рассвете, если дорога будет удачной, приедем в Пельтреннат.

— А ты сам-то как думаешь, правда это… ну, о ходячих мертвецах?

Парень задумчиво пожевал губами:

— Коли столько народу прочь бежит, даже и не знаю. От слухов такого бы не было.

Я передернула плечами и достала из рюкзака одеяло. Мерное движение телеги укачивало. Стемнело. Сквозь стенки и циновки просвечивали магические фонари на других телегах. Наш фонарь светил слабо. В полутьме читать и рисовать было невозможно, и я опустила тростниковую занавеску. Постепенно все затихли, только доски над головой поскрипывали, когда кто-либо из спящих наверху ворочался. Мне было неуютно, хотя телега была сделана добротно и дощатый потолок опирался на крепкие, широкие подпорки вдоль бортов и внутри. Постепенно я заставила себя не думать о конструкции над головой и той силе, что вращалась в деревянных колесах и заставляла наш фургон двигаться.

На меня напала хандра, голова болела все сильнее. Вот, Дарья Васильевна, привыкайте, тут вам никто «нурофен» не предложит. И как тут с дантистами, вообще?  Я долго не давала дурным мыслям атаковать себя, отвлекаясь на общение с попутчиками и наблюдение за новым миром, но сейчас оказалась наедине с паникой. Я могла бы сейчас читать хорошую книгу при свете торшера, гладить Марьванну и жаловаться ей на то, что завтра снова в школу – вновь и вновь объяснять, что такое сарказм на примере рассказов Салтыкова-Щедрина. А вместо этого еду в телеге, управляемой волшебными искрами и слушаю храп непонятного существа-коротышки с острыми ушами.

Глава 8. В которой Даша находит новых друзей

Глава 8. В которой Даша находит новых друзей

… Утро застало нас у стен Пельтренната. Было холодно, обоз стоял. Рядом заворочалась Лим. Откинув шторку, я заглянула в мужскую половину. Сонтэн поднял голову, почувствовав движение, слабо улыбнулся мне. Он был бледен, но все же не так, как вчера. Накинув плащ, я прошла мимо Михо и выпрыгнула из телеги. Туман застилал все вокруг, в нем передвигались люди – обоз просыпался.

Шагнув в сторону, я с недоумением посмотрела под ноги. Мой левый ботинок стоял на твердом, а правый с чавканьем погружался в грязь. Похоже, тут еще одно волшебство: землю вокруг обоза покрывала сухая корка, а остальное пространство до кромки леса было темным и размокшим после дождя. Меня окликнула давешняя беременная женщина, продавшая мне телегу. Она стояла у своей платформы, держась за поясницу:

— Эй, вы пойдете в город?

— А можно? — спросила я.

— Почему нет? Обоз раньше полудня не двинется.

— Не отстать бы, — засомневалась я.

— Возьми у мага Нить на запястье, — женщина недоуменно дернула плечами и махнула рукой в сторону головы обоза. — Все так делают.

— Да, точно. Не подумала как-то, спасибо, — сказала я.

Вдоль повозок по сухим тропкам, аккуратно соблюдая принцип правостороннего движения, сновали люди. Я тоже прошла к головной телеге и получила от мага веревочный ремешок на руку. Мне стыдно было спрашивать, каким образом я узнаю, когда нужно будет возвращаться к обозу.

Сонтэн опять заснул, бедняга. Лим не захотела идти со мной, зато объяснила, что Нить на руке вытянута из веревок с наших телег. Когда искры пойдут по тележным плетениям, мой сдавит мне запястье, не сильно, но ощутимо. Я обещала, что не уйду далеко, а Лим дала мне немного серебра в долг. Чувствовала я себя ребенком, первый раз отпущенным на городской праздник. Услышав, как наверху завозились эльфы и файнодэр, выскользнула из обоза. Мне всего-то хотелось пройти немного вперед и посмотреть, куда направляется толпа. Позади нашего обоза остановился еще один, и люди шли оттуда, уже не обращая внимания на мокрую землю под ногами, которая постепенно превращалась в месиво.

Туман рассеивался. Отойдя от нашей повозки, я подняла голову, ахнула и, хлюпая сапогами по влажной грязи, сделала несколько шагов в сторону невероятной красоты видения. Вся городская стена была выложена из кирпичей разного цвета. Оттенки были искусно подобраны так, чтобы создавать впечатление яркой палитры. Желтый перетекал в оранжевый, а потом в красный, синий темнел и становился фиолетовым, или наоборот, это фиолетовый светлел и становился нежно-голубым? Стена поднималась высоко, блистая на солнце разноцветными выступами. Над головами собравшихся у городских ворот путников разгуливали стражники, дюжие парни в кожаных доспехах.

— Красота, — протянула я и засмеялась, заметив, что сказала это на атче, и почти забыв, ради чего сюда пришла.

— Город людей, — сказал кто-то за моим плечом.

Я посмотрела назад и вниз. Рядом со мной стоял мальчик лет восьми, худенький, светленький, одетый по местной сельской моде: в шерстяную рубаху с яркой шнуровкой у горла, жилет и просторные штаны, прихваченные над коленями вязаными манжетами. Мой взгляд успел ухватить, что рубашка была ребенку велика, а в штаны можно было запихнуть еще одного такого недокормыша. Когда я обернулась, мне на миг показалось, что это девочка – уж очень красиво были сплетены в сложную косу длинные льняные волосы над острыми ушками. Но черты лица были скорее мальчишечьими, чем девичьими. Мальчик напомнил мне какого-то зверька. Точно, лисенка! Острый носик, темные глаза, словно тщательно вычерченные на лице угольком, окаймленные полуопущенными ресницами. Симпатяга.

— Оот, — мальчик вежливо поклонился.

Я небрежно кивнула, здесь не принято расшаркиваться перед детьми. И где-то я видела эти пестрые вязаные жилеты с кожаными поясками. 

— Ты из нашего каравана? — спросила я. — Из последней телеги во втором обозе.

Лицо мальчишки тут же поскучнело.

— Ты ведь сирота из… монастыря, — сказала я полуутвердительно. — Я видела. Не тебя, а других мальчиков в такой одежде. Ты что, сбежал?

Паренек пожевал губами, словно решая, стоит ли продолжать разговор, потом оценивающе посмотрел на мои добротные ботинки и плащ и отрывисто ответил:

— Отошел навестить родной город.

Угу, так я и поверила. Пока мои попутчики устанавливали крышу на нашей телеге, я видела, как сопровождающий детей худощавый дядька в плаще, связанном из такой же пестрой шерсти, сгонял их в плотную кучу, не давая отойти на шаг и постоянно пересчитывая подопечных. А потом взял и отпустил ребятню полюбоваться местными красотами? Даже без Нити на запястье? С котомкой за плечами?

Видя, что я смотрю на него недоверчиво, мальчик добавил:

— Я родом из Пельтренната. У меня тут родня. Дальше поеду с ней.

— А почему тогда попал в монастырь?

— Я не сказал «отец и мать», я сказал «родня», — огрызнулся ребенок. — Мне нужно несколько монет, — сказал он. — А у тебя деньги есть, я же вижу. Раз ты так смотришь на городскую стену, значит, никогда не была в городе людей. Я бы тебе все показал, а ты проводила бы меня к родне. Огунд.

— А я Даша.

Мы уже встали в очередь таких же желающих попасть в Пельтреннат через массивные ворота и потихоньку продвигались вперед. Я встрепенулась:

— Я, кстати, ничего тебе не обещала. Откуда я знаю, куда ты меня заведешь, мальчик.

— Я честный кларикон! — возмутился ребенок. — И я взрослый! Через год я буду совершеннолетним.

Глава 9. В которой от Даши требуют ответы, которые она не может дать

Глава 9. В которой от Даши требуют ответы, которые она не может дать

Я успела только купить хлеба с тмином, когда Нить сжала мое запястье в первый раз. Так вот, как это работает! На втором сигнале мы были уже возле обоза, бежали изо всех сил.

Тележные маги были предупреждены. Телеги катились без остановок, настолько быстро, насколько позволяли их громоздкие конструкции. В пути никто не покидал платформ; чтобы не отстать от них, нужно было бы бежать. За обозом следовали несколько лошадей да собаки, остальной скот был продан в Пельтреннате. Следующую ночь мы провели на станции. Большинство пассажиров, уставших от дороги и монотонности, высыпало из телег. Мы с Лим вывели под руки ослабевшего Сонтэна. Учитель опустился на одну из сбитых из грубых досок лавку и с наслаждением вдохнул свежего ночного воздуха, пахнущего прелыми листьями и хвоей. Присев рядом, я принялась оглядываться.

Станция представляла собой отрезок тракта, расширенный до небольшой площади с несколькими постройками. По периметру были натянуты Плетения из толстых веревок. Даже мне было понятно, что ночью за веревки не стоило выходить ни под каким предлогом. В низком деревянном здании можно было заночевать, люди часто ждали в нем попутный обоз. Сонтэн сказал, что до нынешней войны, телеги ходили здесь по нескольку раз за день. Тут же, при станции, жил «дежурный» мастер Плетений. (Пока мы с магом разговаривали, он как раз вышел из своего домика, чтобы проверить колеса, веревки и узлы). В крошечной лавке можно было прикупить самоцветы и дрова для готовки, а также заказать телегу (где-то неподалеку находилось крупное селение ремесленников). Сонтэн объяснил, что многие стареющие маги с угасающими магическими способностями становились тележных дел мастерами и изготовленные ими телеги считались самыми лучшими. Помолчав, учитель нехотя признался, что уже попробовал себя в этом деле, и хотя «карьера» тележного мастера не слишком его привлекала, успел добиться некоторых успехов. Собственно, письмо Кессы с просьбой наведаться в ее домик у Тонких Озер застало его как раз за изготовлением очередной платформы. Я сказала, что хорошо иметь среди попутчиков тележного мастера. Учитель с усмешкой согласился.

Со всех концов поляны потянуло вкусными запахами. Семьи готовили ужин на специальных жаровнях, расставленных подальше от деревьев. Мы дождались, пока не освободится одна из жаровен, и поставили на огонь наш котелок. Перед этим Михо и близнецы, не сговариваясь, передали мне и Лим свои запасы. Ревизия съестного показала, что наша компания обеспечена примерно на неделю. Но потом, даже если экономить, придется где-то добывать продукты. Мы рассчитывали подкупить кое-что в селах по пути, куда еще не докатилась война, но впереди войны шли беженцы, и еда становилась главной ценностью. Я переложила все специи в свой рюкзак и носила его с собой. Меньше всего из своих спутников я доверяла файнодеру. Эгенд и Альд казались слишком высокомерными для грабежа, Михо  слишком простодушным, а Лим… с Лим все было непонятно. Узикэль с некоторой алчностью поглядывал в сторону моих богатств. Он уже несколько раз намекал, что купит у меня все специи, разумеется, по «оптовой» цене, заставившей меня рассмеяться. На втором предложении цены выросли, на третьем я просто послала файнодэра подальше. Тот, кажется, вовсе не обиделся, наверное, привык.

Мы сварили суп с крупой и копченостями и с аппетитом поели. Во время ужина я несколько раз видела Огунда в компании других ребятишек. Монастырские воспитанники веселились, бегая между лавками. Мне удалось сунуть юному кларикону несколько лепешек с тмином. Мальчик удивился, но принял угощение. Огунд поделил хлеб между своими приятелями. Дети ели жадно, вряд ли их хорошо кормили в их телеге, сам наставник выглядел болезненно худощавым человеком.

— Представляешь, — рассказывала я Лим, тоже пробуя тимнный хлеб на вкус. — Малыш сирота. Мама его была чем-то вроде известного лекаря и лечила искрами. Умерла несколько лет назад. Ее звали … Танли, кажется. Слышала?

Лим покачала головой.

— Я слышал, — обронил Сонтэн. — Семицветные часто становятся лекарями. Они видят все цвета искр. Редкий талант.

Многие наши попутчики остались на ногах на всю ночь, в отличие от магов, что отсыпались в домике мастера Плетений. Эльфы-лицедеи достали из телеги свои инструменты, а остальные пассажиры расселись вокруг на лавках и подстилках. В жаровни подкидывались дрова, ночь была ярко освещена. Одна из эльфиек принялась петь мелодичную песню. Я слушала ее, как завороженная. Девушка была очень красива. Она пританцовывала в серебристо-белом платье, изгибаясь и чарующе улыбаясь. Сначала мне казалось, что у меня рябит в глазах, но присмотревшись, я убедилась, что по полуобнаженным рукам эльфийки бегут молочно-белые сполохи того же цвета, что и длинные волосы певицы. Сполохи складывались в узоры, исчезая и появляясь в ритме песни. Я решилась и подвинулась к Альду, благосклонно слушающему свою соплеменницу.

— О чем она поет?

— О водорослях, — Альд бросил в рот несколько тыквенных семечек (все-таки не все запасы близнецов перешли в наши с Лим руки).

— О чем?

— Она из прибрежных эльфов, молочноволосая полукровка. Они там питаются рыбой и водорослями. Кое-какие их блюда, кстати, весьма вкусные. Едят рыбу – поют о рыбе. Едят водоросли…

— Ясно, — сказала я, — а что у нее на руках?

— На руках у нее рукава. — флегматично отозвался Альд.

— Нет, там, где нет рукавов, на коже. Белое. Светится, бегает. Ну, узоры…

Эльф щелкнул семечкой, подумал, а потом вдруг изменился в лице и развернулся ко мне всем корпусом, собираясь что-то сказать. Его отвлекли. Эльфийка, по-кошачьи соблазнительно двигаясь, приблизилась к нашей лавке. Ее заинтересовал Эгенд, она пела для него, поводя полуобнаженными плечами. Эльф сидел, равнодушно глядя на огонь в жаровне и лишь на секунду поднял глаза на певицу, вежливо улыбнувшись. Эльфийка провела тонкой рукой по его щеке – эльф встал и отошел к телегам. Певица не подала виду, что оскорбилась, но я видела, как в ее глазах промелькнула тень обиды, а точеный подбородок напрягся. Она совладала с собой и сделала нарочито удивленное лицо, «обнаружив», что рядом на лавке сидит точная копия ушедшего эльфа. Все внимание, отвергнутое Эгендом, досталось его брату. Альд откровенно рассматривал танцующую девушку, которая закончила петь, отошла в центр поляны и принялась раскланиваться, бросая многообещающие взгляды в сторону Альда. Певцы исполнили еще несколько томных, тягучих песен. От них почему-то стало грустно. Я видела Эгенда, стоявшего у телеги со скрещенными на груди руками и опущенной головой.