Ирина Литвинова Веридор. Жестокий король

Кандор Х начал писать свой дневник в двадцать лет. Сначала он думал, что это будет история его любви с подругой детства, просто несколько воспоминаний, оставшихся не только в памяти, но и на бумаге. Однако сразу после первых записей его жизнь резко изменилась, а дневник превратился сперва в историю любви с другой девушкой, затем — в сборник воспоминаний обо всём: войнах, приключениях и первых годах правления. И наконец — в нечто вроде исповеди, где он, гордый великий король, изливал свою боль. Пожелтевшие и закручивающиеся на концах от времени страницы хранят события, когда правитель Веридора Кандор Х, прозванный в народе Жестоким, плакал от горя и бессилия.

Сначала он был уверен, что заберёт этот дневник с собой в могилу, однако участившиеся покушения красноречиво намекали, что у него может и не быть похорон. К пятидесяти годам Кандор Х надеялся, что однажды его старший сын, с которым, возможно, они так и не увидятся на этом свете после его изгнания, найдёт этот дневник, прочитает, поймёт его и простит.

Лилиан

Я с малых лет знал, что женюсь на Лилиан. Древнейший аристократический род, единственная наследница, в приданное практически половина южных земель, богатейших в королевстве, с соответствующим доходом. А ещё красавица и умница, ну, это уже мне подарок, а не государству. Нас обвенчали ещё в мои десять. Мы всё детство и отрочество провели вместе, бегали, резвились, смеялись. Кажется, мы уже в каком-то смысле любим друг друга.

Похоже, свадьба на время откладывается. Какой-то дряхлый старикашка, мнящий себя великим лекарем, заявил отцу, что у Лилиан проблемы с женским здоровьем. А ведь сначала хотели пожениться на её пятнадцатилетие. Ну ничего, время ещё есть. Поездит на лечебные воды, а этому трухлявому пню, если надо, отвесим золота, только бы умолк со своими высоконаучными гипотезами.

Лилиан уже минуло шестнадцать, мне — двадцать один, и игры наши стали отличаться от детских. Пора, давно пора родителям договориться о нашей свадьбе, а то так мы наследника заделаем до венчания. Видел бы посол от Отче, как я увлекаю её в тёмные углы, целую… Вот скандал бы был! И отца бы удар хватил от осознания, сколько соборов придётся настроить и сколько в довесок «пожертвовать на светлые деяния во славу Единого» Отче! Этот вымогатель и так с любого три шкуры сдерет, а уж за наши с невестой развлечения и не такой кусок отхватит! Лилиан позволяет мне многое: расстёгивать корсаж, ласкать и целовать грудь, но стоит потянуться к юбке, останавливает. Зато сама не стесняется ни в коей мере.

Сегодня утащил Лилиан из бального зала в сад прямо во время нравоучительной тирады Отче. Под высоким клёном, она стянула с меня камзол с рубашкой, потом опустилась на колени и потянулась у ремню. Я попробовал остановить её, но сдался под взглядом прекрасных каре-зелёных глаз и её излюбленным «Я только посмотрю». Мда, любознательная она: её «только посмотрю», а потом «только потрогаю» и «вот так вот надо или только языком» вылилось в два миллиона золотых, которые я заплатил застукавшему нас дворецкому. Но это того стоило…

Вэлла

Наконец вопрос решился, назначили дату нашей свадьбы, и мне придётся возвращаться из посольства через север… Северный предел. Невероятный край. Горы, метели завывают и клубятся, а люди там… Раньше они казались мне холодными, не умеющими радоваться жизни. Но сейчас я убедился, что в снежных землях, возможно, самые горячие и страстные сердца.

Ночь. Темень. Я подъезжал к какой-то маленькой деревеньке и думал попроситься на ночлег. Постучался я в маленький домик, стоящий на отшибе. Мне открыла женщина в длинном плаще, с наброшенным на голову капюшоном. Я думал, может, она выйти куда собиралась, но незнакомка пригласила меня в дом, а плащ так и не сняла. Я уж не стал спрашивать, с чего бы это. Мало ли, может, у неё шрам на лице или ожог. Накормила она меня на славу и даже наливочку домашнюю достала. Вкусная наливочка была! После ужина я хотел было подняться и постелить себе на полу, но хозяйка вдруг скользнула ко мне, словно кошка, устроилась на коленях и сказала:

— Ты останешься здесь, со мной, и женишься на мне, потому что ты меня любишь, — и откинула капюшон.

Не было у неё никакого уродства, а прятала она неземную красоту. Волосы цвета воронова крыла, длинные, шелковые, кожа мраморно-белая, губки пухлые, красные, носик аккуратный, прямой, брови под цвет волосам чернющие, ресницы густые, бархатные, и глаза… какие у неё глаза! Словно небо Северного Предела в них отразилось. Только я взглянул в эти самые невероятные на свете глаза, как в их глубине вспыхнуло что-то… Я сразу узнал приворот, но не подавил его, а позволил пьянящему чувству завладеть мной. Тогда я подумал, что передо мною обычная деревенская шлюха, желающая стрясти побольше золотишка с заезжего лорда. Что ж, почему бы не позволить ей выполнить свою работу и щедро не отплатить? Каково же было моё изумление, когда уже имеющий сноровку в раздевании женщин я в считанные секунды избавил её от простенького платьица и грубой нижней рубашки, а эта чародейка не начала умело ублажать меня, а смущённо отводя взгляд, робко пыталась прикрыть свою наготу. Поначалу она даже пыталась скрыть от меня своё возбуждение, до крови кусая губы и удерживая дыхание в норме, но потом, конечно, расслабилась под моими ласками. Но глаза смотрели тревожно. Невероятная догадка пришла мне в голову: девственница! Юная прехорошенькая, свеженькая, соблазнительно невинная девушка! Ну, я просто не мог отказаться от такого лакомства.

Несколько дней я был как в эйфории. Мне было хорошо: горящий камин, наливка, красавица под боком. Девушка оказалась о-о-очень сладенькой, чувственной, страстной и ненасытной, как и я. Кажется, мы можем весь день провести в постели, прерываясь только на еду.

Вскоре нам довелось разделить не только постель, стол и даже конюшню, но и охоту. Тут меня юная красотка и поразила. Никогда не видел, чтобы женщины так охотились. Я как-то привык, что Лилиан не любила вида мёртвого зверя, так что стрелять в кого-то не доставляло ей удовольствия. Здесь же я увидел такого же азартного и разгорячённого погоней охотника, как я сам… Вообще у моей соблазнительницы много что получалось превосходно: готовить, шить, лечить, — и я так напрямик ей всегда и заявлял, что восхищён.

Я пробыл месяц в Северном Пределе и узнал, что за красотка меня пыталась приворожить. Её зовут Вэллина. Чёрная ведьма, дитя дьявола — так про неё говорят в деревне. Ведьма — это правда, а вот её отец — не дьявол, а демон. Она родилась в Хаосе, но решила вернуться на родину матери. Вэлла рассказала мне, что видела меня полгода назад. Я тогда проскакал во весь опор мимо деревни, даже не взглянув на бедную девушку, собирающую травы. Тогда она решила, что я стану её мужем, ждала меня. Она понятия не имела, кто я, как меня зовут. Просто верила, что мы ещё встретимся. И вот я постучался в её дом.

Вэлла… Она совсем не похожа на Лилиан. Не только внешне, но и внутренне. Она как дикая кошка: осторожная, готовая в любой момент выпустить коготки, но одновременно просящая ласки. Гордая, решительная и свободолюбивая. Я давно уже подавил приворот и мог бы умчаться на собственную свадьбу. Но уже не хочу. Влюбился ли я в неё? Привязался? Или просто пожалел влюблённую ведьмочку? Не знаю, но вчера, спустя месяц после встречи, мы обвенчались в маленькой деревенской церквушке. И только там она узнала не только моё имя, но и род. Честно, я до последнего не верил, что она не признала во мне наследного принца. А оказалось, что правда не знала.

Вот вовремя мы поженились! Вчера поженились, а сегодня в деревеньку влетел королевский отряд, разыскивающий сгинувшего в Северном Пределе наследного принца. До сих пор как наяву вижу: при виде их Вэлла роняет миску и та разлетается на куски, словно её сердце. В первый и, подозреваю, последний раз я видел, как гордая чёрная ведьма плакала. На мой вопрос, по какому поводу слезы, она сказала, что я сейчас сяду на коня и умчусь прочь, как и тогда, даже не взглянув на неё. Наверно, так поступил бы любой принц на моём месте: виданное ли дело, чёрная ведьма приворожила и обманом женила на себе особу королевской крови. Можно было бы вырвать страницу из церковной книги, заплатить священнику за молчание, а ведьме пригрозить костром, ведь чёрная магия под запретом в королевстве, её не вытравили только в Северном Пределе. Но я никогда не поступал, как большинство. О, как же мы прибыли в столицу! Это было зрелище: впереди — я и обнимающая меня сзади ведьма, дальше — старенький пузатый священник на ослике, держащий под мышкой толстенный древний талмуд с церковными записями, а замыкали сие шествие королевские конники, покаянно склоняющие головы под стать своим лошадям.

Отец, конечно, в ярости. Мне долго рассказывали о том, что Отче пытается изгнать чёрную магию из всех королевств, а тут я — Кандор Х, наследный принц Веридорский! — решил жениться на ведьме. Затем родитель помянул отца Вэллы. Полудемонка! Это ж ни в какие ворота! Это ж даже не скандал, это СКАНДАЛ: презрение, осуждение, обвинения, ересь, чума, священная война и ещё тридцать три несчастья! Ну, послушал я отца и на Большом Совете предъявил все доказательства того, что венчание состоялось. Конечно, свадьбу уже поздно устраивать, поэтому просто закатим грандиозный пир в честь будущей королевы.

Вэлле пока очень сложно при дворе. Северяне очень прямолинейные и не привыкшие скрывать и маскировать свои чувства. То от дело мы, южане! У нас же в крови затевать словесные дуэли, сыпать сарказмами и двусмысленностями, над всем посмеиваться и беззастенчиво обсуждать во весь голос самые щекотливые темы, не опуская пикантные подробности. Вэлла привыкла слышать бранные слова и оскорбления в деревне и даже при случае может ответить крепким словцом, но вот ужимки наших светских леди задевают её. Как ни крути, она не придворная дама: ни поведение, ни манеры, ни разговор, ни одежда не соответствуют. Мне то, в общем, плевать на это все с высокой колокольни, но вот жена переживает. Если со всем я ей старался помочь, то с одеждой — ну никак! Вэлла просто заявила мне, что не шлюха, чтобы рядиться в эти цветастые тряпки и выставлять напоказ плечи и ноги. Она не изменила своему ведьминскому стилю: тёмное платье в пол, соблазнительно обтягивающее фигуру до пояса, и весьма смелое декольте. Вообще Вэлла особой стыдливостью не отличается, но оголённая ниже поясницы спина и разрез выше середины бедра на юбке кажутся ей верхом пошлости, а вот наши светские львицы, прекрасно видя, что моя жена даже в монашеской хламиде куда привлекательнее многих из них, не упускают возможности посудачить о том, как развратная ведьма чуть ли не светит голой грудью и что её даже раздевать не надо — итак всё обтянуто-затянуто так, что нет ни капли простора для мужской фантазии (когда последнее услышал, не удержался, рявкнул на весь зал, что я свою жену уже во всех местах видел и никаким другим мужчинам давать волю своей бурной фантазии, а дамам — своим поганым языкам, искренне не советую, ибо злить наследника престола — к ссылке из дворца). А тем временем бесплатный цирк с моей женой в роли дрессировщика и тигра одновременно продолжается: малевать себе чем-то лицо Вэлла не позволяла, а когда модистка заикнулась о том, чтобы укоротить её волосы, которые спадали почти до колен, чуть ли не побила её.

В общем, с этим балаганом срочно надо что-то делать, и я бы ни в жизнь не справился, если бы не Лилиан. Она же первая красавица двора с самого своего представления и с тех же пор — законодательница столичной моды. Ей очень идёт и вырез на ножке, и персиковые, голубые и нежно-розовые тона. И вот она перед очередным бальным сезоном объявила, что светским дамам просто необходимо обзавестись платьями с тугими корсетами и глубокими декольте. Не прошло и месяца, как весь двор оделся в синие, зелёные, бежевые, пурпурные и, конечно же, чёрные цвета. А еще стало очевидно, какими плоскими могут оказаться бывшие «красавицы» и что даже пышные оборки и кружева порой помочь не могут. Лилиан даже примирила Вэллу с дорогими тканями. Я до сих пор не понимаю, почему жена терпеть не может шёлк, но вот бархат ей понравился.

С Лилиан, правда, не всё гладко. Нет, она сама искренне рада за меня и хочет подружиться с Вэллой. Она одна приняла мой выбор и не морщится презрительно при виде ведьмы. Эх, зря я рассказал жене о сорванной женитьбе! Хотя, не я, так кто-нибудь другой. Вэлла очень ревнует, шипит на Лилиан, а она — добрая душа — говорит, что все понимает и постарается видеться со мной реже, и продолжает помогать. Сегодня я все-таки не выдержал и сказал Вэлле, что она отталкивает от себя единственного друга, а она метнула на меня яростный взгляд и крикнула: «Её последней я хотела видеть своей подругой! И красавица она, и добрая, и в тряпках разбирается, и в том, как правильно зад перед кобелями придворными отклячивать! Ангел, демоны её раздери, непогрешимый! Слащавая дура!» Потом вроде успокоилась. Надеюсь, их вражда скоро хоть немного утихнет.

Скоморох

В первый же день возвращения в столицу я приметил, что Лилиан очень изменилась. Раньше она всегда смеялась, носилась туда-сюда по дворцу, радовалась, сейчас же в её глазах всегда стоит грусть, она часто задумывается и уходит глубоко в себя. Прошла всего пара недель, а я уже точно могу сказать, что у Лилиан любовь. Не ко мне, нет, к кому-то другому. Пока я женился в Северном Пределе, моя наречённая тоже кому-то отдала своё сердце. Эх, повезет же кому-то, и мне заодно — жена из фурии в голубку обратится, а то от ревности её житья нет, причём не только нам. Весь дворец уже выть готов, а казначеи так вообще рыдать навзрыд — такой ущерб материальному благополучию страны приносит очередное выяснение отношений.

Сегодня я случайно увидел, как какая-то служанка выскальзывает из дворца через задние ворота. Все бы ничего, только я был полностью уверен, что это Лилиан: её рост, походка, фигура, волосы. К счастью, я сам был в гвардейской форме, так что мне удалось незаметно проследить за ней. А пошла она на Большую городскую площадь, где каждый день даёт представления скоморох из восточного Порсула. Сначала я думал, что это свидание и сейчас из толпы выделится какой-то молодой человек и подойдёт к ней, но нет, Лилиан смотрела только на веселящего толпу юношу. А скоморох он что надо! Не просто веселил, завораживал песнями, трюками, историями… А ещё красив, зараза! Буйные каштановые кудри, высокие скулы, смуглая кожа… Так вот, по взгляду Лилиан я и понял, кто пленил её сердце. Уже рассказал об этом Вэлле. Думаю, жена наконец ревновать перестанет.

Проклятье! Только что узнал, что Вэлла пошла к Лилиан пошла и посоветовала ей приворожить полюбившегося юношу и переспать с ним! Мол, мы так с ней сошлись. Видит Единый, думал, убью! Я готов был среди ночи перевернуть всю столицу в поисках Лилиан, но, слава всем богам, и некоторым скоморохам тоже не чуждо благородство. Лилиан принёс тот юноша с Большой городской площади. Она тихо спала у него на руках с опухшим от слез лицом. Парень отдал её только мне на руки и рассказал, что он вовремя распознал приворотное зелье и остановил «служанку из богатого дома», которая пришла «предложить ему кувшин вина». На вопрос откуда он узнал, что это не служанка, скоморох тяжело вздохнул и ответил: «Неужели вы, ваше высочество, думаете, что я не узнал, что за девушка так нежно смотрит на меня каждый день и о которой я мечтаю с самого приезда в столицу».

Не прошло и трёх дней, как скоморох уехал из города. Я даже ходил к нему на площадь и пытался его задержать ради Лилиан. А он мне сказал, что вернётся, когда будет иметь право хотя бы поздороваться с ней, что должен доказать, в первую очередь себе, что имеет право любить девушку, достойную королей… и умчался прочь. Оказывается, они уже успели объясниться друг другу в своих чувствах. Принцесса и шут… прямо как в старинной балладе. Не хватает только деспота-короля.

Лилиан очень долго плакала, несколько раз порывалась броситься за ним, и я ловил её только у самой границы, и в расстроенных чувствах достаточно грубо отказывала всем женихам, которые роились вокруг неё. Только взойдя на престол, я быстро разогнал всех этих охотников до денег и титула, но все равно не мог помочь подруге.

Инквизиция

Отче решил объявить кровавую инквизицию во имя Единого. Фанатики колесили по всем королевствам и устраивали самосуд над «слугами нечистого». Когда инквизиция подошла к нашему Северному Пределу, мне пришлось сделать первый серьёзный выбор короля. Посол от Отче долго и в красках расписывал, что они уже сотворили в соседних государствах, не осмелившихся перечить наместнику Единого, но я не слушал. Во-первых, противно было. Похваляться тем, что предали мучительной смерти стольких ни в чём не повинных людей! Во-вторых, я смотрел на Вэллу. Бледность явственно проступила даже на её бледной коже. Ведь посол говорил и о ведьмах тоже, единственное преступление которых состояло в том, что они использовали данную им от рождения силу для помощи людям. В итоге я не выдержал и прервал посла, заявив, что я не допущу бесчинств на своей земле, пусть и под прикрытием службы Единому. Людей Отче гнали взашей до самой границы, а его посол… чем он мне только не грозил! И карой небесной, и международным скандалом, и даже священной войной, которая выжжет ересь из Веридора. Да, может, мне, ещё совсем юному и только что взошедшему на трон королю, неосмотрительно вызывать недовольство Отче. Но я считаю, что поступил правильно. Эти сукины дети утопили бы в огне весь Северный Предел. Там большинство жителей — язычники. Оно и неудивительно, край суровый и деревни сильно зависят от природы и её капризов, вот они и молились богам дождя, снега, солнца, земли, ветра. А ещё моя собственная жена мало того, что была ведьмой, практиковала чёрную магию. Я не стал запрещать ей, потому что видел, что эта сила близка ей. Я постарался понять Вэллу. Думаю, ничего не случится, если она просто будет изучать тёмные заклинания и ритуалы.

Мой ответ Отче спровоцировал первый заговор. Несколько предателей-лордов объединились и выдвинули ультиматум, что либо я сжигаю королеву-ведьму вместе со всеми «детьми дьявола» и еретиками на костре, либо отрекаюсь от престола. Я, естественно, написал ответ этим окопавшимся в Резиденции министров крысам, что за подобное обращение к их королю им грозит как минимум ссылка. В ту же ночь меня попытались отравить, и спасло меня только ведьмовское искусство Вэллы. Наутро я лично казнил всех заговорщиков, не таясь от народа под маской палача. Я срубил двенадцать голов, одним ударом меча унося жизнь. Теперь меня зовут Кандором Жестоким, но зовут с уважением, как будто говорят Справедливый.

Чтобы отныне ни у кого не возникало соблазна обвинить мою жену в чернокнижестве, я решил узаконить её магию самым верным способом: я сам овладел ей. Да, есть в этом что-то, что заставляет гордиться собой: первый магистр и белой, и чёрной магии. И это было мудрым решением. Кроме того что внутренняя ситуация в стране сгладилась, прекратились репрессии и народные волнения, у нас появилась новая ударная сила из чёрных магов, столь необходимая в свете предстоящей войны с северной Саратой, где ведьмаки в почёте.

Война не заставила себя долго ждать, но мы были готовы. Я сформировал несколько партизанских отрядов чёрных магов и возглавил один из них, разумеется, инкогнито. Чёрные магия — это, конечно же, сила, но без помощи пограничных войск, уверен, не потянули бы. Когда я угодил в плен к саратцам, капитан одного из пограничных отрядов вытащил меня. Этот молодец пробрался в штаб врага, вырубил патрульного и увёл меня прямо перед расстрелом. А ведь они и не знали, что я король. Думали, обычный диверсант. Кстати, мой спаситель тоже не знал. Только потом, в нашем лагере, посмотрел на меня вымытого и как ахнет: «Ваше величество?» Мне его физиономия тоже с первой встречи показалась знакомой, и, приглядевшись, я узнал его: скоморох! Оказывается, этот парень решил пробиться из шутов в генералы, лишь бы иметь возможность хотя бы видеться с Лилиан. Желание благородное, и я решил ему поспособствовать, если парень и впрямь достоин.

Вот уж три года пролетело в боях, и за это время мы со скоморохом стали не просто друзьями, братьями. Оказывается, его отец был рыцарем Порсула, он погиб на войне, а его единственному сыну пришлось скитаться, так как любезный дядюшка быстренько выставил племянника за ворота родового замка. Он отказался назвать мне своё имя и просил так просто и звать Скоморохом. Мол, он давно не благородный лорд и никогда им не был, а вот по трактам и большим дорогам он скитался всю жизнь и того, что не воровал, а зарабатывал на жизнь, как умел, не стыдится. Я его тогда прям зауважал. Не знаю, смог бы я так. Несчитанное количество раз он меня спасал, да и я его. Честно, в стратегии и масштабных военных операциях он смыслит куда больше, чем я. Что говорить, я всегда старался судить справедливо, по делам. Сдаётся мне, подпишем мир и станет Скоморох генералом.

Наследник

Вернулся я с фронта красавцем, с шрамом через щеку. Вэлла выбежала ко мне навстречу, вцепилась в мундир, прижалась и прошептала, что если бы я в ближайший месяц не приехал, она бы сама вскочила на коня и бросилась на шум войны. Но, конечно же, никто не дал мне просто насладиться семейным счастьем. Министры наседают со страшной силой: наследник! Наследник! Его величество уже четыре года женат, где же наследник?! Вэлле тяжело слушать эти разговоры. Как-то раз после ночи любви она тихо призналась мне, что не может родить сына. Мол, ребёнком чёрной ведьмы может быть только чёрная ведьма. Но время идёт, этот вопрос стали обсуждать все, кому не лень… Я предложил Вэлле просто забеременеть и родить девочку, а «наследником» взять новорождённого из столичного приюта. Объявим при дворе, что королева родила двойню, делов-то? Но Вэлла наотрез отказалась и заявила, что есть другой способ. И почему у меня дурное предчувствие?

Как я и ожидал, риск есть: чтобы у Вэллы родился мальчик, нужно, чтобы ведьминскую кровь пересилила другая. Жена говорила мне, что демоническая кровь очень сильная и подавляет любую. В семье она одна девочка-ведьмочка, остальные шестеро детей — демоны, в отца. Нужен ритуал, на несколько дней пробуждающий в ней кровь родителя-демона, и провести его должен был я. С одной стороны, всё это мне ой как не нравится, но с другой, Вэлла уверена. Эх, была — не была!

Провёл этой ночью ритуал. Точно всё сделал правильно, в подтверждение тесть в боевой форме на зов крови признался. Веселая выдалась ночка: высший огненный демон, к тому же не признавший во мне мужа своей дочери, пытался поднять меня на рога и задрать когтями. Тогда-то я и возблагодарил небеса за то, что обучился чёрной магии. Ничего, Вэлла быстро пришла в себя, остановила отца, представила нас. Демон целых шесть бутылок огневодки извинялся. Мы столько раз за пополнение выпили, что, боюсь, хватило бы на полный дворец детишек.

У нас всё получилось! Вчера ночью у Веридора наконец-то появился наследник. И всё бы замечательно, только есть у малыша одна особенность, которую лучше бы не афишировать. В нашем мальчике очень сильна демоническая кровь. Он свободно перекидывается в другую ипостась, с рождения владеет стихией огня. Надо признать, наш сын — дитя Хаоса, и назвали мы его соответствующе — Эзраэль.

Вэлла души не чает в ребёнке, как и я. Уже видно, что он моя копия. Наглядеться не сына не можем, и если я обязан отлучаться по государственным делам, то Вэлла днями не отходит от него…

Идут месяцы, и Вэлла становится слабее, бледнее, худее. Сначала я думал, что это последствия родов, потом — что просто заболела. Сама она молчит. Что-то я беспокоюсь за неё. И как бы правду узнать?

Сегодня я вернулся с совета раньше обычного и увидел страшное: Вэлла лежала на полу без сознания, а Эзраэль подполз к ней и в демоническом обличье пил её эмоции. Демоны… они питаются чувствами, втягивают их в себя, опустошая душу, морально истощая жертву и превращая её в эмоционального мертвеца. Это — оружие высших демонов, и они его контролируют. Но не полугодовалый ребёнок. Он убивал маму, не понимая, что делает. Эзраэль чувствовал любовь, тепло, заботу, ему нравились эти эмоции, и он пил их. Я подскочил к Вэлле, схватил её на руки и бросился с ней подальше, а сзади надрывался от плача малыш, мой сын. Через пару часов жена очнулась и потребовала немедленно принести ей ребёнка. Я рассказал ей, что увидел. Она не удивилась. Она знала. Просто решила не говорить мне ничего. Когда я сказал, что она больше не будет кормить демонёнка своими эмоциями, Вэлла скачала возмутилась, потом разозлилась и в конце концов разрыдалась. Не расплакалась, нет, она завыла от отчаяния. До сих пор помню её слова. Она умоляла меня не отбирать у неё сына. А я просто не мог позволить Эзраэлю убить её.

Прошло около полугода. Я не позволял жене видеть сына, но она, естественно, подговаривала служанок, чтобы они приносили ей ребёнка хотя бы на пару часов, пока я занят с министрами. В итоге демон в Эзраэле настолько окреп, что начал дотягиваться до чувств Вэллы через дворцовые коридоры. Он пил только её, но пил основательно, с явным намерением втянуть всю её до капли. День за днём я смотрю, как увядает моя жена, и проклинал тот день и тот час, когда решился пробудить кровь демонов. Боги, я же мог назначить наследником своего двоюродного брата или одного из племянников! Но прошлого уже не вернуть.

Я понял, что Эзраэль не остановится, пока не убьёт свою мать, и решился на страшное: я решился убить сына. Я просто не могу… не могу смотреть, как он вытягивает из Вэллы жизнь. Пусть лучше она ненавидит меня, но останется жива. Пусть лучше наш единственный ребёнок погибнет, чем вырастет сиротой, а потом рано или поздно узнает, что смерть безгранично любящей его матери — его вина.

Эзраэль — высший огненный демон, и для верности его надо было утопить. Я хотел бросить его в реку, предварительно выплыв из города по Вихре. До сих пор как наяву вижу, как беру его из кроватки, он подрос, уже достаточно крупный для годовалого малыша. Зачем-то закутываю его, чтобы не простыл. Может, чтобы не вызывать особых подозрений. Надвигаю шляпу на глаза. Выхожу по тайному ходу из дворца и спускаюсь к Вихре. Сажусь в покачивающуюся на волнах лодку и отчаливаю. Мы плыли через весь город, когда вдруг Эзраэль открыл глазки. Он взглянул на ночные огни столицы и… рассмеялся. Сначала он вертелся туда-сюда, стараясь увидеть всё, потом начал со мной играть. Я и не заметил, как лодка принесла нас к устью Вихры. Я остановил её и стал ждать, когда ребёнок угомонится. Я спел ему колыбельную, рассказал сказку. Добрую сказку со счастливым концом. И сам не заметил, когда заплакал. Я уже встал со скамьи, подошёл к борту. Оставалось всего-навсего протянуть руки и разжать. Но я не мог отнять сына от груди. А слезы все текли. Видит Единый, никогда не плакал, а тут не мог остановиться. Наверно, одна слезинка упала на личико Эзраэля, он опять открыл глазки и, улыбнувшись, сказал: «Папа!» На этом я сломался. Я просто не смог утопить сына, не смог! Я решил отвезти его к одному своему старинному другу, чьё поместье находилось недалёко от столицы. У них с женой вот уже много лет не было детей, они позаботятся о нём. При дворе объявили бы, что наследный принц отдыхает на лечебных водах, а Вэллу я бы как-нибудь удержал…

Наверное, однажды Эзраэль обвинит меня в гибели матери и будет прав. Я виноват. Я не успел. Вэлла, наверное, что-то почувствовала, посреди ночи ворвалась в детскую, потом — ко мне. Поняв, что я задумал, она решила провести ритуал поиска и броситься в погоню, пока я не убил сына. Но она была слишком слаба и истощена. Уверен, она и сама это понимала, но гибели сына предпочла смертельный риск. О, если бы я вернулся на десять минут раньше, я бы смог… я бы спас её. Но я не приехал во время, и ритуал полностью иссушил её. Я нашёл жену уже мёртвой, с почерневшей кожей и ввалившимися глазами и ртом. Её похоронили на следующий день, без церемонии прощания, в закрытом гробу. Я не хотел, чтобы на неё глазели, шушукались по углам, что, мол, чёрная магия королеву сгубила. Эзраэля я до сих пор не могу видеть видеть. Понимаю, что это неправильно, но больно, очень больно. Слабость, так необходимая мне, чтобы не задохнуться от скорби.

Свадьба

Придворные моего горя не разделяют. По их мнению, слава Единому, что эта чёрная ведьма наконец сгинула и перестала компрометировать молодого короля. Уже через месяц после похорон начали говориться к моей свадьбе на Лилиан. Вроде бы, так и планировали, а сами на её наследство виды имеют.

Сегодня в столицу прибыл новоиспечённый маршал, повышенный за избавление северных районов от разбойников-кочевников, и Лилиан с изумлением и восторгом узнала в нём скомороха с Большой городской площади. Форма ему невероятно идёт, как и позолоченная шпага.

Весь двор гудит о том, что Скоморох, оказывается, мой лучший друг. Я в тихую устраиваю ему и Лилиан свидания, причём они на самом деле верят, что это всё — случайности. Просто не хочу их смущать. Они так романтично смотрятся вместе. Нет, ну точно по ним трубадур плачет.

Вот приблизилась дата свадьбы. Друг, видимо, настолько не желает отдавать мне возлюбленную, что уже несколько раз пытался вызвать меня на дуэль, но я всякий раз вырубаю его чёрной магией. Руки так и чешутся врезать по нему магией, чтоб в бессознанку на несколько дней уплыл и не мешал своими благородными душевными порывами. Честное слово, так и сделаю в день свадьбы! И не поговорить же с ним! Лилиан тоже несколько раз пыталась донести до меня, что любит другого, только я прерывал её и просил, чтобы она мне поверила и сделала так, как нужно. Ну, хоть она мне верила…

Ну вот и обвенчались. Никогда не думал, что жениться — это такая нервотрёпка. И если бы она закончилась с венчанием и торжественным приёмом, так нет, мне же и на брачном ложе сюрпризов подкинули! Зашёл я ночью в спальню, а Лилиан как выхватывает из-за спины маленький ножичек для фруктов… Я уж думал, начнёт вены себе резать, аж подскочил. А она направила лезвие на меня и заявила, что не моргнув глазом зарежет даже самого короля, но никогда не отдастся нелюбимому. Честно, не ожидал от неё. Ну, я ловко выхватил у неё ножичек… и проводил через секретную дверь в покои, собственно, её любимого. Так теперь и будем жить: под взглядами придворных под ручку идём в спальню, а там расходимся, она — налево, к моему другу, я — направо, в кабинет.

Алис

Не так давно в столице начала блистать новая звезда — роковая красотка Алис, куртизанка. О ней судачит весь город, дворец был в восхищении-возмущении. Восхищает красота, возмущает, как они считают, наглость. Говорят, Алис, кроме основной профессии, ещё и поэтесса. Она декламирует свои стихи на званых вечерах и хочет издаваться, но, естественно, типографии ни за какие коврижки не готовы заключать сделку с «элитной проституткой». Ну, вот и гляну сегодня, что это за птичка певчая такая.

Зря типографии так долго игнорировали Алис, её стихи были действительно замечательны. Хорошо, что я познакомился с ней именно как с поэтессой. Конечно, не для кого не секрет, чем Алис зарабатывает себе на жизнь, но я оценил её талант и хочу помочь помочь. С моей подачи на уже издаётся крупными тиражами, но это только начало. Алис рассказывала мне, что давно мечтала открыть школу искусств. Что ж, я готов финансировать её открытие. В конце концов, король должен уделять внимание культурному развитию государства и поощрять искусство.

Если поначалу наши отношения с Алис не носили абсолютно никакого любовного характера, но в конце концов природа взяла своё… И я продолжаю стремительно изменять её жизнь. Не то чтобы я жуткий собственник, но вообще я считаю, что с моей женщиной никто не должен спать, кроме меня (и вот не надо этого скептического взгляда, Лилиан никогда не была моей женщиной), даже если у моей женщины профессия спать за деньги с кем придётся. Так вот я не стал заставлять Алис бросить сие сомнительное поприще, я просто много платичу и всегда вперёд. Просто окупаю её всю, всё её время. Она, конечно, поняла это и, мне кажется, благодарна. Похоже, я умудрился сломать даже главное правило всех куртизанок: не любить мужчину, а любить процесс. Медленно, но верно, Алис влюбляется в меня.

Прошло уже полгода, как мы с Алис вместе, и я стал просить её подарить мне ребёнка. Что тут говорить, я скучаю по Эзраэлю, но боюсь вернуть его ко двору. Уверен, что Лилиан будет его любить как собственного сына, и опасаюсь повторения истории. Вообще куртизанки никогда ни от кого не рожают детей, но мы с Алис уже давно стали исключением из всех правил. Она согласилась. Интересно, а кого она больше хочет: мальчика ил девочку?

И вот я вновь стал отцом. Мой второй сын совсем не такой, как Эзраэль. Мой первенец походил на меня, тёмненький демонёнок, а второй — чистый ангелок: волосики золотые, глазки голубые, совсем как у мамы. Алис хотела назвать ребёнка по-особенному. Она всегда мечтала о море, но никогда не видела его. На рождение сына я сделал ей подарок: мы только втроём отправились на две недели в Порсул, на море. Специально для этого мир заключал! А сыночка мы назвали Синдбадом, как отважного морехода из волшебных порсульских сказок.

Когда мы вернулись в столицу, я сразу же официально признал Синдбада своим сыном и поселил во дворце, а Алис назначил придворной поэтессой и тоже выделил покои, но не в крыле для гостей, а рядом с детской. Ой, какой это был скандал! Он мог сравниться, разве что, с моей первой женитьбой. Ну, куда ж королевской семье и без скандала.

Скандал продолжается: спустя полгода выясняется, что в королевской семье скоро будет законное пополнение. И всё бы ничего, только дружок мой ходил с такой счастливой улыбкой на лице, что придворные уже стали перешёптываться об умственном нездоровье маршала.

Чума

Оставался буквально месяц до рождения ребёнка Скомороха и Лилиан, когда Сарата напала на нас без объявления войны. Естественно, я и все главнокомандующие тут же ринулись на фронт. Мы отбили врага быстро, за несколько недель… Только вот в последнем, генеральном сражении, маршал был убит. Он снова закрыл меня собой, теперь уже в последний раз. В него попало проклятие, которое бы медленно и мучительно убивало его в течение трёх дней. Я пробовал спасти его, но, увы, проклятие было необратимо. Скоморох попросил меня закончить его мучения и позаботиться о Лилиан и их ребёнке. Я забрал его жизнь быстро, безболезненно, погрузив в вечный сон. А потом заплакал второй раз за свою взрослую жизнь. И поклялся, что их сын или дочка станет моим ребёнком.

Лилиан должна была или родить на днях, или вот-вот разрешиться, поэтому я мчал во весь опор к столице, как только неприятель свернул все военные действия и обратился в бегство. И там меня ждало новое горе: чума! Красная Чума поразила весь город, обагрив его улицы. Люди начинали кашлять кровью и буквально захлёбывались ей. Я летел ко дворцу на взмыленном коне. Не помню, как ворвался в полные смерти коридоры, как прыгал через одну ступеньку по лестнице и вломился в комнату Лилиан. Я бежал и боялся во встречных мертвецах узнать жену, сына, Алис… Лилиан лежала бездыханная на кровати, задушенная красной чумой, а в углу комнаты к стене жалась Алис и что есть силы обнимала двухлетнего Синдбада и… маленького демонёнка, который держал на руках новорождённую малышку. Стоило ей начать кашлять, как он легонько бил её огненной кисточкой хвоста по груди, отгоняя чуму. Потом он поднял на меня глаза, улыбнулся и сказал: «Папа!»

Алис рассказала мне, что Лилиан заразилась в день родов и умерла практически сразу. А вечером того дня их нашёл сбежавший из опустошённого красной чумой загородного поместья Эзраэль и сразу вылечил уже начавшего кашлять Синдбада. Алис уверяла, что демонёнок сразу вцепился в новорождённую и не отдавал, на его руках она не плакала. Лилиан говорила, что мальчика они со Скоморохом хотели назвать Кандором, в честь меня, а девочку — Кандидой. Она похожа на отца-порсульца, а от мамы у неё каре-зелёные глаза и уже угадываются некоторые черты. Кандида… красивое имя. Конда. Хм, правда, Эзраэль со мной не согласился. Странно, но стоило мне взять на руки дочку и назвать её Кондой, сын подбежал ко мне, отобрал малышку и, прижимая её к груди, сказал: «Нет, Конни. Моя Конни!»

Мы более-менее оправились от очередной войны и чумы, жизнь постепенно налаживается. Теперь все мои дети живут под одной крышей, Эзраэль подружился с Синдбадом. Забавно, что первый начал сокращённо звать второго Адом, а второй первого — Раем. Одно не даёт мне покоя: Эзраэль неестественно привязался к Конде. Он всегда ночует у изголовья её кроватки, отбирает маленькую у нянек и у Алис и даже кормит молоком из бутылочки тоже сам! Я сразу понял, что это его демон, только на этот раз он не пил, а заботился. Вроде забота — это хорошо, но вот если от демона, надо подумать.

Изгнание

От греха подальше я отправил Эзраэля в военное училище, благо, интерес у него есть. Уезжал сегодня. Ему уже и лошадь оседлали, а он все стоял и качал на руках Конду, хотя ей уже пять. Сразу видно, не хотел отпускать, и не знаю, отпустил бы или нет, если бы Алис не подошла к нему и не прошептала на ухо, но я услышал: «Давай я возьму сестрёнку. Обещаю, я никому-никому не отдам твою Конни». Он недоверчиво глянул на неё, подумал с минуту, потом все же отдал. Не нравится мне это.

Десять лет тихой-мирной жизни, и всё. Эзраэль окончил училище и вернулся. Он, конечно, и раньше на каникулы приезжал, но я очень старался, чтобы они с Кондой не пересекались. Он каждый раз метался, искал её и, не найдя, бесился, но вскоре отходил. Но вот они встретились. И демон вновь лишил его рассудка. Сегодня он ворвался ко мне в кабинет и потребовал, чтобы «его Конни» немедленно отдали ему. Сначала я не понял, чего он хочет, а когда понял… разозлился. Этот демоняка требовал Конду, как вещь. Как куклу! Как породистую суку, взросления которой он давно с нетерпением ожидал! Конечно, я отказал ему и пригрозил темницей, если хоть взгляд в её сторону бросит.

А вечером меня пытались убить. Все указывало на Эзраэля, да и, возможно, взыграла демоническая кровь, но… я все равно не верю, что это он, поэтому смягчу приговор.

Изгнание и лишение магии — вот на что я обрёк сына. Можно смело сказать, что он был лучшим магом королевства. Магия — это почёт, уважение, социальный показатель. А я не только отрёкся от Эзраэля, но и лишил его гордости, славы, всей его жизни. Я выжег у него магию сегодня утром. Как же он кричал… Никогда не плакал, даже в детстве, терпел, даже если в глазах стояли слёзы. А сейчас кричал. Сначала, что невиновен, а потом… что ненавидит меня. И я плакал вместе с ним, пока никто не видит. Потому что король не должен показывать своей слабости.

Под покровом ночи я выбрался на городскую стену и смотрел, как мой сын мчит к Северному Пределу. Полагаю, он решил отправиться в Сарату. Мы так и не поговорили с его казни. Наверно, он проклинает меня до сих пор. Он изгнан пожизненно под страхом смерти, но что-то мне подсказывает, что демон не успокоится и не откажется от Конды…

Конец
Загрузка...