Венганза. Алый рассвет

Глава 1 Возвращение в Сан-Висенто

Алехандро Родригес въехал в город точно в полдень. Ржавая стрелка часов на городской ратуше с громким скрежетом передвинулась к цифре «двенадцать». Вместо красивой мелодии, памятной ему с детства, часы с трудом выдавили несколько заунывных нот, колокол захрипел и после единственного несмелого удара замер в молчании.

Улицы были пусты. Полуденный зной немилосердно прожигал спину Алехандро под светло-коричневой курткой. Пыльные дороги предгорий Сьерра-Альте заставили его спрятать лицо под платком, а широкополая рейнджерская шляпа скрывала в тени лоб, так что на виду оставались только внимательные темные глаза. Широкие плечи, уверенная посадка в традиционном для этих мест асконском седле с высокой лукой, великолепный черный жеребец, послушно ступающий по булыжнику городских улиц привлекали к приезжему внимание – на него смотрели украдкой из-за занавесок, из-под полотняных навесов у входов в лавки и магазины, из дверей баров и из окон красивого белого особняка под яркой оранжевой крышей.

Родригес ощущал эти взгляды, не слишком доброжелательные, настороженные. Сан-Висенто! Он не был дома почти десять лет. Неудивительно, что его не узнают.

Храм Святой Девы оказался таким же прекрасным, как ему и помнилось – высокие башни с двух сторон от входа устремляются в небо, белый камень стен сверкает на солнце, лепные украшения и тонкие пилястры радуют глаз, высокие двери гостеприимно распахнуты.

– Жди здесь, Гром, – велел коню Алехандро и направился в храм, не позаботившись привязать черного жеребца. Гром слишком умен, чтобы оскорблять его подобным обращением.

Перед тем, как войти в храм, Алехандро снял шляпу и опустил платок, открывая загорелое широкоскулое лицо с крупными чертами и хищным носом.

Под высокими сводами царила приятная прохлада. Солнечные лучи, падая через цветные витражи, расчертили пол прекрасными рисунками, но Алехандро не смотрел на них, как бывало в детстве, с жадным любопытством. Он стремительно шагал вперед, прижимая к груди шляпу и боясь, что опоздал. Что все завершилось без него, и чужие люди заняли его место рядом с семьей в тот момент, когда он так отчаянно нужен им!

В тишине храма стук каблуков отдавался эхом. Пусто, только у алтаря склонилась одинокая фигура в сером плаще исповедника. Алехандро приблизился и почтительно осенил себя знаком Весов.

– Благословите, падре.

Исповедник обернулся. Молодой, слишком молодой, по мнению Алехандро, ожидавшего увидеть кого-то вроде прежнего исповедника – седого и степенного падре Теодоро. К тому же светловолосый, как северянин, что сразу вызвало у Алехандро неприязнь. Традиционный серый плащ с вышитыми на груди Весами скрывал его фигуру, но было заметно, что исповедник высокий и худой.

Тем не менее это был исповедник, и Алехандро опустился на колено, склонил голову.

– Я Алехандро Родригес, падре, и прибыл…

– На похороны, – закончил за него исповедник, в его голосе Родригесу почудилось напряжение, возможно даже злость. – Я падре Энрике, да пребудет с тобой благословение Девы.

На кладбище они ехали вдвоем, падре Энрике на своей серой кобылке, опасливо косящейся на Грома, держался чуть впереди. От взгляда Родригеса не ускользнуло, как исповедник, оказавшись в седле, привычным жестом проверил арбалет у бедра. Арбалет – армейский «Питон» и то, как падре держался в седле, многое сказали бывшему рейнджеру.

Мрачные мысли одолевали Родригеса. Он только надеялся, что пока они с исповедником добираются до кладбища, друзья и соседи поддерживают его семью. А все вопросы он задаст потом. Обязательно задаст.

Старое городское кладбище, окруженное рощицей чахлых акаций, встретило их мертвой тишиной. Алехандро с изумлением понял, что у белого с бронзовыми украшениями гроба только трое: укутанная в траурную мантилью мать, отец в своем лучшем костюме и бабушка. Да еще могильщики, укрывшись в тени фамильного склепа Родригесов, терпеливо ждали окончания церемонии.

– Алехандрито! – услышал он дрожащий старческий голос и поспешил на зов.

Донья Кармен, маленькая сухонькая женщина, сидела в кресле с колесами рядом с отцом. По ее морщинистым щекам текли слезы, теряясь в складках черного траурного наряда.

– Мой мальчик! – прошептала мать, прижимая ко рту кружевной платочек.

Отец, сильно поседевший и постаревший на десяток лет, судорожно дернул головой и указал глазами на гроб. Алехандро приблизился, все еще не желая верить тому, что видят его глаза, хотя и знал, что едет на похороны брата, и все два дня пути эта мысль жгла его и мучила. На войне он повидал всякое: гибель друзей, изуродованные тела солдат и мирных жителей, смерть во всей ее неприглядности. Но мысль о том, что его младший братишка, который остался дома, которого он всеми силами пытался уберечь, лежит в этом белом гробу, причиняла ему ужасные страдания.

Алехандро страшился увидеть обезображенное лицо брата. Однако смерть пожалела Мигелито – тот был похож на спящего ангела. Черные кудрявые волосы обрамляли тонкое бледное лицо, длинные густые ресницы сомкнуты, а брови застыли в выражении вечного изумления или испуга. На грудь Мигеля положили обломки гитары, пальцы сомкнулись на грифе с оборванными струнами. Так же оборвалась и жизнь брата. Алехандро судорожно выдохнул сквозь зубы. Веселый, юный, обожающий музыку и жизнь Мигель, всеобщий любимец. Его смерть казалось нелепой, ужасной и несправедливой.

Характерная рана от арбалетного болта в шее брата недвусмысленно открывала причину смерти.

– Кто это сделал? – голос Алехандро прозвучал хрипло и сдавленно.

– Мы не знаем, – покачал головой отец. А мать затряслась в рыданиях.

Алехандро перевел взгляд на исповедника.

– Я написал в Орден, попросил прислать медиума, – падре Энрике утешающим жестом коснулся плеча доньи Кармен. – Возможно, ему удастся ответить на этот вопрос. После церемонии упокоения я запечатаю гроб печатью Ордена.

– А что сказал комиссар?

Вместо ответа мать снова зарыдала, а отец, обнимая ее, попросил исповедника:

– Падре, пусть Алехандро простится с братом, и обряд упокоения пройдет как можно скорее. Мы уже не в силах выносить это…

Алехандро склонился к гробу, коснулся бледного лба Мигеля, прошептал:

– Я узнаю, кто это сделал, и отомщу, Мигелито, клянусь тебе!

Исповедник начал ритуал упокоения. Он прочитал нараспев негромким, но звучным голосом молитву и приготовился начертать упокоительную печать на лбу погибшего. Мама и бабушка тихо всхлипывали, у отца вздрагивали плечи.

Алехандро стоял неподвижно, глядя в лицо Мигеля, пытаясь запомнить его навсегда.

Грохот копыт нарушил кладбищенскую тишину. Из рощицы вылетели всадники с закрытыми одинаковыми черными платками лицами. Три мощных коня темной масти легко перемахнули низкую кладбищенскую ограду, топча погребальные венки и сухую траву, понеслись прямо на людей. Алехандро сорвал с плеча арбалет раньше, чем успел осознать, что делает. Болт уже лежал на ложе, хищно подрагивая бритвенно острым лезвием наконечника. Пусть только сунутся к его семье! Всадники осадили коней в десятке шагов, и в гроб Мигеля полетели бутылки, разбились о резную крышку, выплескивая черную густую жидкость, и гроб облизало жадное пламя. Алехандро хватило одной секунды, чтобы понять: потушить не выйдет. Он закрыл бабушку от яростной белой вспышки тарийского огня – секретной алхимической смеси, которой Тарийская Империя сжигает вражеские корабли.

– Отец, туда! – он указал на склеп и отец, ухватив бабушкино кресло, побежал в укрытие. – Мама, беги!

Могильщики нырнули за надгробия. Исповедник пытался затушить полы плаща – не вышло, но он сумел его сбросить. Над головой просвистел арбалетный болт, выбив из мраморного ангела у соседнего склепа куски камня. Исповедник упал, ловко откатился за надгробие и оттуда в нападавших полетели короткие белые вспышки атакующих плетений. Навыки боевой магии и активные плетения наготове у мирного служителя Девы?

Всадники развернули коней, не вступая в перестрелку. Болты Алехандро, как и атаки исповедника, не достигли цели – короткие вспышки магической защиты отмечали места попаданий. Алехандро не прекращал стрельбу – какими бы артефактами не обвешались эти койоты, их резервы не бесконечны, и щит долго не продержится! Но быстрые кони вынесли всадников с кладбища, оставив Алехандро в бессильной ярости перед сгоревшим гробом Мигеля.

Комки сплавленного металла от бронзовых украшений и черный пепел. Тарийский огонь сожрал даже кости.

Легкая старческая рука легла на ладонь Алехандро, голос бабушки прозвучал твердо:

– Мигель удостоился огненного погребения, как воин. Пусть Мигелито был мариачи – воевать можно и с гитарой в руках. Твой брат не был человеком Меча, но никогда не отступал от того, что заповедано кодексом чести Герреро. Теперь душа Мигеля свободна.

Алехандро опустился на колено, коснулся ладонью пепла. Порыв горячего ветра взметнул прах, развеял над землей, травой, цветами.

Работа некромантов стала невозможной, и от медиума из Ордена будет мало проку. Надежда узнать, кто убийца брата таяла, как черный дым в безоблачном небе над Сьерра-Альте…

Глава 2 Призрак Сан-Висенто

Толо жался у барной стойки с пустым стаканом и тщетно пытался привлечь внимание бармена. Горло пересохло, а в желудке урчало так, что все должны были бы обернуться на этот пронзительный звук. Но никто не обращал внимания на Бартоломео Марроне, низкорослого рыхлого парнишку в мятой рубахе и засаленных штанах. Рубаха была ему тесновата и едва сходилась на животе, а штаны, держались лишь благодаря подтяжкам, нелепо отвисая по бокам.

Совсем рядом сидела компания музыкантов, самых известных в Сан-Висенто – трубач Хосе и братья-гитаристы Чило и Миро. Их приглашали играть на свадьбах и праздниках, в барах и на вечеринках не только в родном городке, но и по всей Асконе.

Музыканты-мариачи что-то громко обсуждали, время от времени ударяя о стойку пустыми стаканами. В сторону Толо летели брызги и скорлупки орехов. Бедняге только оставалось уклоняться, когда во время спора они бурно жестикулировали, пару раз ему едва не заехали по носу. Но это ничего. Зато Толо удалось умыкнуть стакан недопитой текилы у Хосе, когда когда тот выходил по нужде.

Но с закуской не везло. Вот проклятье. Неужели так ему и суждено остаться сегодня голодным? Может, удастся стащить кошель у уснувшего с перепою ранчерро, если очень повезет? И даже если он снова попадется под тяжелую руку, голодная смерть все же хуже, – вздыхал Толо.

На самом деле, до голодной смерти было еще далеко, но Толо, как закоренелый пессимист, смотрел на жизнь с сомнением, ожидая от нее пинков и оплеух. Это другим повезло родиться сильными и уверенными, любимчиками богов и женщин. Бартоломео Марроне опоздал к раздаче хороших карт, при рождении ему выпала одна мелочевка! Семья Марроне работала на плантациях картеля, а Бартоломео никогда не хотелось гнуть спину под палящим солнцем или проводить целые дни на складе, фасуя непентес, покрываясь язвами, кашлять и постепенно сходить с ума от травяной пыли. Непентес – сладкая отрава, дарует яркие видения наркоманам, но тех, кто вынужден с ней работать, чтобы превратить коричневые высушенные листья в курительную смесь, она быстро сводит в могилу. Для семьи Марроне, с тех пор как их маленькую ферму забрал за долги банк, работа на плантациях была единственным способом заработать на жизнь.

Юный Бартоломео мечтал стать "соколом", младшим бойцом картеля, но увы – его не взяли. Толо провалил испытание. Его послали к мяснику в лавку, потребовать плату за покровительство Дона Гарсии, а Толо, увидев топор для рубки мяса в руках мясника, крупного краснолицего мужчины, струсил и не смог вымолвить ни слова. Над ним долго смеялись "соколы", а потом, отпинав как следует для острастки, прогнали.

Зато пальцы у Толо очень ловкие. Он мог легко вытащить кошелек, одна беда – Сан-Висенто слишком маленький город, чтобы промышлять этим каждый день. Тут владельцев полных кошельков попробуй найди. А тащить последние монеты у пожилой синьоры на рынке Толо было стыдно. Вот яблоко, или там пирожок – другое дело. Эх, раздобыть бы еще сапоги по ноге, с тоской подумал Толо и пошевелил пальцами ног в слишком просторной растоптанной обуви, "одолженной" у рыбака.

Девчонка-официантка пронесла мимо тарелку с паэльей, Толо повел чутким носом, и загрустил – ему недоступна ни эта вкуснятина, ни общество хорошенькой синьориты.

Низкие дверцы распахнулись и в бар вошел высокий широкоплечий мужчина с хищными чертами лица и цепким взглядом крупных черных глаз, в широкой рейнджерской шляпе, черной рубашке и остроносых сапогах. Толо сразу преисполнился зависти, наблюдая как незнакомец несуетливо оглядывает помещение. Такого все замечают и сразу принимают всерьез, ему вслед озираются с опаской и любопытством. Такому никто не посмеет отказать в выпивке.

Незнакомец двинулся через зал, сопровождаемый перешептываниями, и Бартоломео замер – идет прямо к нему! Бедняга прильнул к стойке, но незнакомец, кажется, его не заметил. Опустился на свободный стул между Толо и компанией музыкантов. Те сразу притихли, как ученики при появлении учителя. Хосе первым нарушил молчание, голос задиристого мариачи прозвучал в наступившей тишине неуверенно и даже робко:

– Добрый вечер, Алехандро.

Алехандро не спешил отвечать. Подождал, пока бармен нальет рома, выпил и проговорил негромко, однако его услышали даже те, кто сидел у двери:

– Я ожидал увидеть тебя сегодня на похоронах, Хосе. Мне казалось, вы с Мигелем друзья. И ты, Чило, тоже не нашел времени проститься с другом? – и подвинул опустевший стакан бармену: – Еще. Со льдом.

Парни заерзали на стульях.

– Алехандро, тебя давно тут не было. Тебе трудно понять.

– Ты прав, мне трудно понять, как можно забыть о долге дружбы, – слова Алехандро, медленно падали в настороженную тишину бара, как кубики льда в его стакан.

– У меня есть и другие обязательства, перед своей семьей, – ответил Хосе, оглядываясь и понижая голос. – Я слышал, что было на кладбище, тебя и падре Энрике едва не прикончили. А кто будет кормить мою семью, если меня не станет? У Чило и Миро старик-отец. Да и тебе самому, скажем прямо, есть что терять. Не осуждай нас, приятель, ты совсем не знаешь, какова нынче жизнь в Сан-Висенто. Мой тебе добрый совет – сиди тихо и не лезь, куда не следует. А лучше – забирай семью и попытайся начать все заново где-нибудь подальше.

– Ты советуешь мне, как трусливому койоту, бежать из родного города, поджав хвост? Потому что здесь теперь не уважают ни закон, ни дружбу?

Опустевший стакан со стуком опустился на стойку, жалобно скрежетнули нерастявшие льдинки. Бармен тут же долил ром и удостоился одобрительного кивка Алехандро, после чего отошел подальше, полируя тряпкой и без того чистую стойку. Такие разговоры хоть кого заставят держаться в сторонке, но Толо надеялся, что Алехандро увлечется и забудет о выпивке, тогда есть шанс глотнуть настоящего дорогого рома, золотистого и ароматного! Хотя лезть к такому кабальеро – слишком рискованно. Этот не станет пугать, сразу размажет как мошку.

Казалось, после резких слов разговор окончен, но Алехандро, был не из тех, кто так просто отступает:

– Я должен узнать, как все случилось. Кто убил Мигеля? Где это произошло?

– Его нашли в переулке Росарио, – Чило нервно дернул усами. – Никто ничего не видел и не слышал.

– Говорят – случайность, – вмешался Миро. – Оказался не в том месте и не в то время. Сам знаешь, как бывает. Да и какая разница, что там было. Мигеля больше нет. Выпьем за его упокой.

Толо жадно смотрел, как они опустошают стаканы, представляя как и ему перепадает глоточек.

– Ты сам чем думаешь заняться? – осторожно поинтересовался Хосе. – Тем, кто привык воевать, нелегко найти здесь работу. Лучше всех Эррера устроился, теперь в комиссариате, детектив.

– Попробую вспомнить мирную жизнь, – ответил Алехандро, задумчиво покачивая стакан в крепких пальцах. – Чем заняться, пока не знаю. Работать в мастерской у отца охоты нет, да и не проживешь так.

Миро оживился:

– Может, пойдешь на ранчо? Я сам задумался об этом, когда увидел новую хозяйку «Двух Лун».

– Рита Ортега, – мечтательно закатил глаза Хосе. – Красотка! Я бы хоть сейчас помчался в «Две Луны». Но боюсь не вынести такой строгости. Она запрещает своим вакеро пить до самой ночи! Бедолаги!

Мариачи засмеялись:

– Да ты, Хосе, там и недели не продержишься!

Алехандро покачал головой:

– Значит, в этой глуши нет ничего лучше, чем гонять коней на ранчо? Да, не готов я к мирной жизни…

Миро и Чило переглянулись.

– Знаешь… – начал осторожно Чило. – Человеку с военным опытом всегда найдется работенка. Если не боишься испачкать руки.

Он многозначительно посмотрел на Алехандро. Тот пожал плечами:

– Я не боюсь работы. Лишь бы платили достойно.

– Тогда завтра я устрою тебе встречу с нужными людьми, – ответил Чило, оживляясь. – Тебе расскажут, что нужно делать, если хочешь неплохо заработать.

Они условились о встрече. Алехандро залпом допил ром, оставил на стойке монеты и собрался уходить. Толо понадеялся, что успеет их стащить, пока бармен отвернулся, быстро протянул руку, но железные пальцы сомкнулись на его запястье. Алехандро смотрел на него сверху вниз, Толо умирал от ужаса под этим взглядом. А потом, не произнеся ни слова, страшный человек схватил его за шиворот и поволок из бара. Это был конец.

– Не убивайте меня, пожалуйста, синьор Алехандро, – лепетал воришка. – Я виноват, простите, только не убивайте!

Ни единая живая душа не пришла на помощь. Толо болтался в сильных руках как мокрое белье на веревке, мечтая потерять сознание. На улице Алехандро все так же молча, но без брезгливости, к которой уже привык незадачливый карманник, рассмотрел парнишку, подтащив поближе к фонарю. Толо воспрянул – его не бьют, взмолился:

– Молю о пощаде, синьор! Я сделаю для вас что угодно! Хотите, почищу вам ботинки? Только не бейте!

Алехандро ослабил стальную хватку и Толо упал на колени, прикрывая голову. Однако никто не спешил чинить над ним расправу.

Не сказав ни слова, Алехандро развернулся, и пошел прочь. Толо осторожно выглянул из-под локтя. Кажется, боги смилостивились над ним! Этот страшный человек мог бы прихлопнуть его, как надоедливую мошку, но даже не ударил. " Благодарение Святой Деве" – забормотал Толо, пытаясь сотворить трясущимися руками знак Святых Весов. Встал, отряхнулся и побрел по улице. Вечер еще только подступал, впереди целая ночь, когда другие будут пить и веселиться, а он – страдать от одиночества. Эх, дернула же его нелегкая обворовать ту толстую шаманку! Теперь мучайся с этим проклятьем, будь оно неладно. Мечта любого вора – быть незаметным. Вот Бартоломео и стал незаметным, как мышь. Его лица никто не помнил, ему стоило огромных усилий обратить на себя хоть чье-то внимание. Казалось бы, куда лучше? Хоть открыто тащи, что приглянется. Только другой стороной проклятия стало невезение. И бродит теперь по улицам городка Толо, незаметный и очень неудачливый вор.

Погруженный в свои мысли, он отправился в странствие по тихим старым улицам, в той части города, где мало случайных прохожих, когда непреодолимый зов природы заставил его нырнуть в темный проулок.

– Журчат ручьи, – напевал Толо, пристроившись за мусорным баком.

Звук приближающихся шагов заставил его быстро закончить все дела. А вдруг это хозяин дома заметил его и сейчас устроит взбучку? Бежать некуда – впереди тупик! Толо, молясь всем богам, втиснулся рыхлым тельцем между холодной кирпичной стенкой и мусорным баком. Он едва дышал от страха, и запах тут был просто ужасный. Толо ничего не видел в темноте, только слышал шаги. Подошли двое. А потом знакомый хрипловатый голос произнес:

– Здесь это произошло?

Говорил тот самый страшный синьор Алехандро, без сомнений.

– Да, – Толо не узнал по голосу второго мужчину.

– Что ты сумел выяснить, Следопыт?

– Версия про перестрелку – чушь, – собеседник Алехандро говорил негромко, но уверенно. – Выстрел был всего один. С близкого расстояния. Из улик только болт… Слишком много суеты вокруг простого музыканта. Сожгли тело, запугали горожан. Если кого-то убивают люди Дона Фернандо Гарсии, все и так знают, что идти в комиссариат опасно, картель быстро затыкает болтливые рты.

– Мне не ясен мотив. Чем Мигель мог помешать картелю?

– Чило и Миро часто приглашали Мигеля играть с ними, а они – мулы Панкрасио Перро* (perro – исп. пёс) – самого зубастого из боссов картеля. Работают курьерами, доставляют непентес особым клиентам, провозят в футлярах с инструментами.

– Мигель не мог в таком участвовать, – отрезал Алехандро. – Во всяком случае добровольно.

– Если он отказал картелю, за это могли и убить. Но у самих мариачи непробиваемое алиби – играли на Вечере Памяти до утра, я сам видел, как твой брат уходил, а они остались.

– Мне не дает покоя разбитая гитара Мигеля. – голос Алехандро прозвучал совсем близко и Толо сжался в комок от ужаса. – Ее разнесли в щепки. Похоже на приступ ярости, или ревности.

– Надо искать орудие убийства. С чего начнешь?

– Утром иду дразнить пса.

– Прикрыть?

Мужчины ушли, продолжая негромкий разговор. Толо дождался, когда шаги смолкнут совсем и выбрался из-за бака, с трудом переступая занемевшими ногами. Кажется, этой ночью ему везет!

Два раза избежал неприятностей и как ловко! Надо бы проверить свою удачу и стащить у кого-то кусок пирога или забраться в сад к синьоре Тамаре за сливами. Толо на радостях даже затянул песенку, которую этим летом пел весь Сан-Висенто:

– Под луной потанцуй со мной, Под луной я хочу с тобой… – неуклюже пританцовывал Бартоломео.

– … Танцевать всю ночь до утра, – подхватил красивый баритон.

Толо обернулся, но за спиной никого не было. Показалось?

– Танцуй всю ночь, танцуй до утра, – прогнусавил воришка.

Из темноты перед ним проступила прозрачная фигура с гитарой.

– Танцуй всю ночь, танцуй до утра, я от тебя просто без ума, – пропел прозрачный.

Бартоломео икнул и осел прямо там, где стоял.

Глава 3 Правила Игры

Рассвет над Сьерра-Альте похож на пламя. Алая лавина спускается с белых вершин и заливает огненным океаном склоны, разливается над пустыней, ночную свежесть в мгновение выжигают нещадные лучи солнца.

Панкрасио по прозвищу Пёс не мог позволить себе роскошь любоваться рассветом. Скрытый занавеской, из окна второго этажа он внимательно следил за площадью перед домом, время от времени бросая взгляды на крыши окрестных зданий, где заняли позиции его боевики с арбалетами.

Из широких окон парикмахерской хорошо просматривается площадь, и боссу не приходится жариться на солнце, как его бойцам. Соколы не скрываясь, патрулируют округу. Этот район принадлежит Гарсии и жандармы и носу сюда не покажут.

Крупный, красивый мужчина, Панкрасио очень ценил личный комфорт, всегда носил дорогую одежду, щеголял ухоженными усами и гладко брил смуглые щеки. Его туфли с серебряными накладками сияли, черные волосы с идеальным пробором лежали волосок к волоску.

Панкрасио пытался расположить к себе и бойцов картеля, и простых горожан, при случае изображая покровителя и защитника. Но отстаивая свои интересы, поступал так жестко, что становиться Перро поперек дороги рисковали немногие. Дон ценил его за то, что Пёс отлично чуял откуда придет прибыль.

Панкрасио поднес к губам бокал с ледяным напитком. Вода с лимоном. Что-нибудь покрепче он позволит себе вечером, когда солнце скроется за вершинами гор и на улицах зазвенят гитары, а девчонки выйдут гулять, похожие в своих широких юбках на ярких веселых птичек…

Похоже, этот Алехандро Родригес не спешит. А может быть, струсил? Решил не приходить? Чило очень кстати передал просьбу отставного рейнджера о встрече. Тот случай, когда добыча сама идет в западню. Если Родригес не появится сейчас, ребята уберут его прямо в доме. Оставлять семью музыканта в живых слишком опасно – начнут копать, мутить воду. Дону не нужны люди, которые приносят проблемы. Зато он очень ценит тех, кто эти проблемы устраняет. Возможно, если Пёс удачно справится, дон Фернандо простит ему провал.

Панкрасио допил воду и уселся в пустующее кресло, не выпуская из виду улицу. Легкое дуновение сквозняка приласкало его щеку, а затем что-то холодное коснулось шеи. Он узнал скольжение опасной бритвы и замер, не шевелясь.

– Заждался? – спросил гость.

Кольцо с атакующим плетением использовать было слишком рискованно – самого заденет. Почему защита не сработала? Золотая подвеска-череп с черными алмазами держала в шаге вокруг Панкрасио щит, который не подпускал никого, кроме своих.

– Ты задержался, – Пёс говорил спокойно, стрелкам достаточно будет знака, а уж он сумеет его подать. Хотя с бритвой у горла дергаться не очень разумно. – Заболтался с симпатичной девчонкой?

– Если бы. Беседовал с твоими бойцами.

На стол высыпались горсткой четыре кольца с полосатым ониксом. Пес понял, что на помощь стрелков теперь рассчитывать не приходится. Еще одно кольцо с большим квадратным гранатом гость оставил на пальце. Панкрасио узнал камень своего лейтенанта. Оно и прослужило пропуском Родригесу – щит принял носителя кольца за своего.

– Что тебе нужно? – Панкрасио старался говорить как можно более спокойно. Ни одна нота его голоса не должна показывать слабость.

– Пришел на собеседование.

– Хочешь работать на семью Гарсия?

– Хочу. И не пойду в соколы. Рассчитываю получить место получше.

– Да ты совсем умом тронулся, – оскалился Пёс. – Кто ты такой, чтобы ставить условия Семье?

– Тот, кто может быть полезен. И тот, кто держит бритву у твоего горла, Панкрасио Перро.

– Для Дона этого недостаточно.

– Я готов пройти испытание. Дай мне задание. Сложное. Невыполнимое. Если справлюсь – стану твоим человеком.

Панкрасио молчал, быстро обдумывая неожиданное предложение Родригеса. Но тот не давал ему времени на раздумья.

– Могу обратиться к другим боссам.

Панкрасио нахмурился. Если этот сумасшедший отправится к Лопесу или Грассо расскажет обо всем, что здесь сегодня случилось, репутация Пса сильно пострадает. Сделаться посмешищем в картеле ему совершенно не улыбалось. Это верный путь к забвению, и отнюдь не от сладкой травы непентес.

– В комиссариате – трое твоих парней. Готовое мясо для каторги. Я их вытащу и стану твоим лейтенантом.

Пес облегченно выдохнул. Этот Родригес – полный идиот, и соглашаясь на его предложение босс ничем не рискует. Вытащить из комиссариата соколов – это не устраивать представление в парикмахерской. Он избавится от Родригиса руками жандармов.

– Мое слово. Согласен, – ответил Панкрасио.

Бритва исчезла. Алехандро протянул ему руку.

– Мое слово. Подтверждаю.

Панкрасио вдохнул полной грудью и пожал жесткую руку мечника.

И тут случилось то, чего Перро никак не мог ожидать. Невидимая сила намертво сцепила их руки, ладонь жгло, как будто в нее впивались иглы мастера рун. Руки оттолкнуло и Пес в недоумении уставился на ладонь, где медленно гасла печать магического контракта.

У двери Родригес обернулся и положил на столик кольцо лейтенанта.

– Я вернусь за ним.

Штора упала, Алехандро исчез, а Панкрасио сорвался с кресла, круша все вокруг в бессильной ярости. Сделка была закреплена по Закону Слова, такого в Асконе не случалось очень давно, Перро даже успел позабыть, как это делается. Что за тип этот Родригес? Теперь, пока сделка не будет исполнена, Пес не сможет убить его. Подлый сын койота! Перро сам не заметил, как в его руках оказалась бритва. Если Родригес не прикончил идиота-лейтенанта, Перро сделает это сам.

***

Щедрое солнце, поднимаясь все выше над горами Сьерра-Альте, пробуждало обитателей предгорий и плодородных долин, и зацепившись за краешек маленького кудрявого облачка, похожего на белоснежного барашка, любовалось кипящей в окрестностях Рио-Пекеньо жизнью. Хотя реку и назвали Пекеньо, маленькая, она никогда не пересыхает, питаясь тающими снегами с горных вершин и исправно снабжает рыбаков богатым уловом. В хвойных и лиственных лесах на склонах гор водится дичь – маленькие пугливые олени, кролики, дикие свиньи и множество птиц. На фермах сбивают душистое сливочное масло, растят маис, картофель и бобы. Ровные ряды голубой агавы отмечают места, где производят мескаль и текилу, а на пологом холме у гасиенды Каса Бонита растет розовый виноград, террасами спускаясь к оливковым рощицам. Солнце золотит виноградины, сладкий сок бродит в крупных прозрачных ягодах, чтобы однажды превратиться в изумительное вино «Исабель», названное именем хозяйки Каса Бонита, белокурой красавицы Исабель Флорес.

А равнины, поросшие высокой травой содрогаются от топота бесчисленных стад – кони и бычки, истинное богатство и слава асконских прерий, под бдительным присмотром вакерос идут с пастбища на пастбище, и их шкуры лоснятся под лучами солнца.

Благословенная земля, щедрая и прекрасная! Но есть и на ней уродливые пятна, и солнце отворачивается, прячется за облако, избегая коричневых проплешин в зеленом покрывале – там суетятся муравьями сборщики непентес, лелеют невысокие кусты травы, за дым которой люди готовы платить деньгами, здоровьем и даже жизнью.

Но даже это печальное зрелище не может надолго лишить Аскону солнца. И вправду, едва завидев нарядных асконцев, заполнивших дороги к Сан-Висенто, солнышко отсылает тучку прочь и радостно припекает головы и плечи людей, трогает горячими ладошками лошадиные крупы и расстилает кружево из солнечных пятен под кронами высоких платанов. Последний день недели, и все спешат на службу в храм Святой Девы.

Сегодня вакеро вернулись на ранчо "Две луны" с дальних пастбищ затемно. Старая кухарка Сильва раздала всем постные лепешки и пряный ягодный напиток. Эта еда сильно отличалась от сытных завтраков, к которым привыкли ранчерро, но в этом и суть – усмирить потребности тела, сосредоточиться на духовном, тогда разуму легче возвысится и постичь божественное.

После завтрака работники надели свою лучшую одежду – яркие рубашки, вышитые жилеты, шелковые платки. Женщины набросили на плечи кружевные шали, скололи прически резными гребнями. Усевшись в открытые повозки с длинными скамьями, переговариваясь и смеясь, ехали в Сан-Висенто.

Хозяйка Рита Ортега и управляющий Диего Верде на лучших гнедых конях, каких только можно сыскать на пастбищах Асконы, держались впереди. Их одежда отличалась простотой и практичностью, работники-вакеро выглядели наряднее. Однако куртка Диего, хотя и потертая, была сшита из лучшей кожи на заказ, как и сапоги Риты, белые рубашки из тонкого орайского льна подпоясывали шарфы с вышитыми тайкинскими драконами.

Статус людей Меча обязывал Риту и Диего носить на виду оружие. Обычно в городе у них при себе был только нож, остальное оружие оставляли притороченным к седлу. Но сейчас говорили – в городе неспокойно, нападения и перестрелки участились, снова кто-то погиб. Поэтому Рита пристегнула к поясу дагу и узкую саблю, а Диего – широкий абордажный клинок. И то и другое поражало богатством отделки и качеством стали.

Свет и аромат цветов наполняли храм. Рита любила разглядывать ангелов, нарисованных на потолке или узоры цветной плитки под ногами. Это место было приятным и наполненным какой-то особой теплой атмосферой. Здесь можно было бы забыть о земных делах, но люди есть люди и тащат свое мирское даже в храм.

Широкий проход разделял два ряда длинных скамей. Передние ряды по обычаю занимали имперы – высшее сословие, обладатели самого сильного дара. За ними – искусники, способные вкладывать магию в предметы, исцелять, создавать артефакты, Свободное сословие располагалось позади. Кому хватало мест – сидели, остальные стояли. Люди Меча, наделенные особым даром Воителя-Герреро не садились в храме никогда. Это было особой сословной гордостью, прямым исполнением давнего завета: всегда быть на страже, хранить и защищать. Однако, чьи интересы защищали люди Меча в Сан-Висенто, зависело от выбранной ими стороны.

Слева расположились Дон Гарсия и его "семья". Его мечники заняли боковой проход слева. Справа – люди мэра и комиссара. Можно было подумать, что правая сторона олицетворяет закон и порядок, а левая – беззаконие, но это было не так. Всем в Сан-Висенто было отлично известно, что комиссару принадлежит половина плантаций непентес, травы забвения. И мэр имел с этого бизнеса свой процент.

В первом ряду слева гордо восседал в одиночестве Дон Фернандо Гарсия в неизменном белом костюме, с усмешкой поглядывая на пустующую скамью по ту сторону прохода – кроме него ни одного импера в Сан-Висенто не было. Мэр сидел среди искусников, комиссар стоял среди людей Меча.

Рита не занимала ни одну, ни другую сторону. Она и Диего стояли посредине в проходе. Правильный выбор никогда не бывает простым.

Главное правило, которому следовала Рита – держаться в стороне. Это требовало большой выдержки и воли. Но она знала: в этом мире ничего не бывает хаотичным и даже у беззакония, как бы странно это ни звучало, есть свои законы. Тебя могут заманивать, пугать, угрожать, давить. Но пока ты не занял ни одну из сторон, ты не в игре. Но если однажды пойдешь на компромисс, начнешь договариваться, совершишь сделку, выполнишь просьбу, пусть самую безобидную или, не не приведи Герреро, что-то попросишь – все. Ты уже увяз и твоя жизнь принадлежит Дону. У тебя больше не будет воли, потому что человек Дона делает то, что велит Дон. А другая сторона – те же бандидос, только в погонах.

Появился падре Энрике, облаченный в белый с серебряной вышивкой плащ, хор мальчиков и девочек запел гимн, прославляющий Деву Хранительницу. Голоса детей, чистые, ангельские, эхом отражались от сводов храма. Перед очарованием этой чистой красоты все были бессильны. Сердца людей наполнялись благодатью, кто-то закрывал глаза и наслаждался звучанием, приближаясь сердцем к священному Равновесию, которое, воцаряясь в душе, возвышает человека над низменными страстями, дарует просветление и радость.

Когда пение стихло, падре обратился с молитвой к Хранительнице. Он просил о мире в душах людей, о благословении для всех собравшихся. Люди шептали, повторяя слова молитвы, осеняя себя знаком Равновесия.

Исповедник склонился у алтаря, возложил на одну чашу Весов белую лилию, на другую – черную, делая зримым символ Божественного Равновесия. Золотые Весы сияли в лучах солнца, сверкали драгоценными камнями – горожане Сан-Висенто гордились своим храмом, охотно жертвуя на украшение святынь.

Все ждали напутствия, которым завершалась обычно служба. Однако падре не спешил, медленно обводя взглядом своих прихожан.

– Вчера мы простились с Мигелем Родригесом. Трагическая потеря.

При этих словах по рядом пробежал шепот, а люди на левой стороне заметно напряглись. Рита могла видеть только спину Дона, но вся его поза выражала явное недовольство. Падре очень смелый, даже после покушения не боится говорить на запрещенные Доном темы. Весь город шумел о перестрелке на кладбище и даже до ранчо докатились слухи.

Рита нашла взглядом семью Родригес – одетая в черное всхлипывающая мать, поникшая в своем кресле бабушка и застывший с неподвижным от горя лицом отец. Рите было искренне жаль этих людей, она не понимала, чем мог досадить людям Дона Гарсии Мигель – мальчишка, витающий в облаках и живущий своей музыкой. За креслом доньи Кармен стоял мрачный молодой мужчина. Рита прежде никогда не видела его, вероятно, кто-то из новых бойцов Гарсии приставлен к семье Родригес, то ли для показной заботы, то ли запугать. Их взгляды встретились, как будто шпаги скрестились. Рита не могла понять, что за выражение прячется в глубине глаз незнакомца, но отвечала ему со всем презрением, на какое была способна. Пусть говорить вслух опасно, в том, что ей думать, она вольна!

Слова падре прервали этот безмолвный поединок, оставив Рите странное ощущение начатого, но незаконченного разговора.

– Когда обрывается жизнь молодого человека – это всегда печально. Мигель был талантливым, добрым и веселым. Все любили Мигеля Родригеса, с удовольствием пели его песни, танцевали под его гитару. Казалось, юношу ждет безоблачное будущее. И вот его нет. Задумайтесь. Никто из нас, бедных и богатых, праведных и грешных, сильных и слабых не способен избежать трагической участи, если мир вокруг дышит злобой и жестокостью. Богатство, влияние, сила могут затуманивать разум и кому-то покажется, что он держит в руках не только свою судьбу, но и чужие жизни. Однако, да простит меня Хранительница за эти слова, перед лицом Санта Муэрте все равны. И что важнее, всем доступно покаяние и искупление. Еще не поздно омыть свои руки и обратить взор к вечным истинам, заповеданным нам богами.

Падре коснулся ладонью груди в трогательном жесте. Паства потрясенно молчала.

– Пусть тот, кто думает, что сумеет избежать суда людей, помнит о Суде Божественном.

Тишина стала мертвой. Исповедник стоял одиноким символом возмездия, прожигая прихожан холодным синим пламенем взгляда.

Гарсия поднялся и демонстративно повернувшись спиной к алтарю, покинул храм. Тех, кто не успевал расступиться перед ним, отбрасывало в сторону мощной волной силы, окружавшей Дона. Рита успела посторониться, стараясь не смотреть в надменное лицо Гарсии.

Притихшие прихожане покидали храм, гадая, долго ли продержится в городе новый исповедник.

Многие оставались на исповедь. Для этого им приходилось встать в длинную очередь к исповедальне, где юные и не очень синьориты расталкивали друг друга, спеша попасть к падре Энрике. Смелый, искренний, молодой и красивый исповедник с его глубоким мелодичным голосом покорил не одно сердце. К тому же Энрике дер Сангвис не был женат.

Слава Равновесию, в их благословенном королевстве жениться исповедникам не запрещалось. Хотя немногие, женившись, продолжали служение в храме. Быть падре означало день и ночь оставаться доступным для своих прихожан, не отказывать в помощи словом и делом страждущим. Кроме того, исповедники небогаты, хотя ни в чем не нуждаются. Мэрия платила жалованье и предоставляла жилище. Домик исповедника не блистал роскошью, но все же был весьма комфортным, хотя бы и с точки зрения холостяка.

Однако все эти рассуждения имели мало веса в глазах девушек Сан-Висенто. В конце концов, рассуждали девицы, их отцы дадут им приданое, а такого красавца-мужа пойди сыщи! Другие же не загадывали так далеко и мечтали о танце с Энрике и дивном вечере наедине с ним. Но ни одной синьорите еще не удалось растопить лед в его взгляде. Тем ценнее казался этот приз азартным асконкам.

Рита и ее люди направились к выходу. Когда за ее спиной шли крепкие парни с ранчо в своих лучших нарядах, горожанки не могли удержаться от томных вздохов и игривых взглядов поверх раскрытых вееров. Парни только и ждали, чтобы как застоявшиеся жеребцы вырваться на волю и повеселиться. Сегодня будет много танцев, музыки и песен, пусть порадуется душа Мигеля – весь город будет петь его "Танцы под луной".

У храма Рита распрощалась с Диего и отправилась на почту. Посылка из Сангры уже ждала ее. Рита забрала коробку в синей с золотыми звездами бумаге и вышла из прохладной тени почтовой конторы. Оживленные горожане заполнили улицы, с ней то и дело здоровались, а Рите не терпелось заглянуть в присланную мамой коробку. Девушка присела в тени акации на скамейку, чтобы развернуть посылку и заметила рядом, за углом почтовой конторы, двоих. Себастьян, единственный и бессменный почтальон Сан-Висенто разговаривал с тем самым мрачным парнем из храма.

Рите предоставился случай рассмотреть незнакомца без помех. Этот загадочный кабальеоро будил любопытство. Красив, но по-особенному. Черты лица нельзя назвать правильными, скорее резкими и выразительными, как на старинных портретах. Ощущалось в нем что-то темное и притягательное, как сладкий привкус греха. В движениях сквозила грация сильного зверя, до поры обманчиво расслабленного и даже ленивого, но в любой момент способного на смертельный удар мощной лапой.

Незнакомец и почтальон о чем-то договорились, быстро направились вниз по улице и скрылись в толпе.

А Рита наконец занялась посылкой – вытащила из коробки бумажный сверток с эмблемой столичного модного дома. Новое платье? Нет, Рита ждала совсем другого. Удобное белье, незаменимое для мечницы, какое носят девушки из Ордена! Вот это подарок! Мужчинам и в голову не приходит, насколько это важно. Рита всегда смеялась, видя картинки в журналах, где воительниц изображают в кружевах или тугих корсетах, или того смешнее – в железных лифах на голое тело! Какая глупость. То ли дело эластичная ткань и новая модель без крючков и завязок. Вот это настоящее достижение прогресса, куда там мобилям!

На дне еще нашлась коробка дорогого шоколада, несколько книг, покоривших столичные умы в этом сезоне и пакет элитного тайкинского чая, который в Сангру попадает только контрабандой через Бесарийские острова.

Рита улыбнулась. Нужно отправить маме бутылочку "Ла флор негра" – лучшей асконской текилы в благодарность.

Глава 4 Муэртида

Диего Верде вышел из храма вслед за Ритой и остановился, раздумывая куда направиться. После службы он обычно баловал себя вкусным обедом. Ему предстоял нелегкий выбор: ресторанчик ниже по улице, где подают вкуснейшую колбасу бутифарра поджаренную с яйцами и картофелем, или прогулка к реке, там в барах на набережной можно отведать свежевыловленную форель с овощами. А на улице Сан-Лусия замечательные пироги эмпанадас, чуррос с шоколадом и красным перцем, ради которых стоит прогуляться и подальше.

Поразмыслив, Диего склонился к первому варианту, его желудок отказывался выдерживать долгую разлуку с пищей и требовал немедленного свидания. А полотняные навесы и столы ресторана ждали буквально в сотне шагов, он уже чуял запах бутифарры.

Однако на пути к желанной цели возникло неожиданное препятствие, дорогу преградили две миниатюрных девушки-близняшки в одинаковых розовых платьях. Синьориты гневно уперли руки в бока и наступали на Диего, потряхивая завитыми кудрями.

– Диего Верде, ты негодяй! – громко провозгласила одна. – Ты говорил, тебе нужна только я и никто больше!

– Ты уверял, что тебе совсем не нравится моя сестра! – подхватила другая.

– Как ты мог так поступить!

– Обманщик!

– Мерзавец!

– Я подарила тебе свое сердце!

– А я – папины лучшие сигары!

Вокруг собирались любопытные прохожие, громко смеялись и комментировали происходящее.

Диего пятясь отступал, ловко уворачиваясь от пощечин и тычков.

– Эй, спокойнее, синьориты. Как я мог выбрать? Вы обе такие красавицы и так похожи! И зачем сердиться? Разве я не дарил вам радость и счастье? Вспомните все хорошее, что у нас было и не держите на меня зла. Пусть Святая Дева благословит вас за ваше доброе сердце и сигары вашего батюшки!

Диего подхватил обеих разозленных близняшек разом, чмокнул каждую в щеку и ускользнул прочь.

– Каков наглец! – с придыханием проговорили они ему вслед. – Невероятный!

В Сан-Висенто нашлось бы немало тех, кто разделил мнение сеньорит. Диего не стремился разбивать сердца, он хотел чтобы девушки были счастливы. Пусть недолго, но ничто в этом мире не вечно. К тому же он всегда был честен – не обещал вечной любви, не сулил встречи у алтаря. Диего играл по этим правилам давно, и намеревался играть и дальше.

Но разве Судьбе есть дело до чьих-либо намерений?

В жизни любого человека наступает минута, когда прежние убеждения подвергаются сомнению, а иногда даже рушатся как карточный домик. Одна лишь встреча, один лишь взгляд способны изменить многое, а подчас и всё. Именно это и случилось с Диего.

Весь мир вокруг замер, подернулся дымкой. Лица, голоса – все отдалилось и перестало иметь значение. В мире осталась только Она. Судьба приближалась к нему с каждым шагом тонконогой гнедой кобылы. Не в силах двинуться с места, Диего рассматривал всадницу.

Черные косы, перекинутые на высокую грудь, обрамляли смуглое лицо с правильными тонкими чертами. Красная рубашка открывала выше локтя загорелые руки в лайковых перчатках, уверенно державшие поводья. В мгновение Диего оценил тонкую талию стянутую широким поясом, стройные ноги в черных штанах, заправленных в короткие замшевые сапожки. Одного взгляда на всадницу хватило, чтобы заставить его сердце забиться быстрее. Словно героиня самых горячих юношеских грез, незнакомка явилась неизвестно откуда и опалила его сердце тёмным взглядом из-под длинных ресниц.

Диего показалось, что бык лягнул его в сердце. Забыв об обеде, он пошел за незнакомкой как заарканенный жеребец.

Незнакомка спешилась у входа в храм. Диего не упустил момент:

– Синьорита! Я в жизни не видел таких прекрасных глаз! Вы, должно быть, сама Святая Сангвис, сошедшая к смертным. Ищете исповедника? А знаете, я и сам немного исповедник, особенно за рюмочкой текилы.

– Если после рюмочки текилы исповедь – единственное, на что вы способны, не завидую вашим подружкам, – насмешливо улыбнулась незнакомка. – И я отнюдь не святая, синьор. А теперь простите, очень тороплюсь.

Синьорита разрезала толпу прихожан, как нож масло. А Диего, не в силах противостоять очарованию прекрасной незнакомки и любопытству, следовал за ней.

Незнакомка подошла к исповедальне и постучала в деревянную решетчатую дверцу.

– Падре Энрике дер Сангвис! – разнесся под сводами храма звонкий голос. – Благая весть от Ордена Алой Чаши.

Исповедник тут же вышел ей навстречу. Девушка почтительно склонила голову:

– Анита Моретти, муэртида Ордена. Благословите, падре.

Недовольные возгласы ожидавших у исповедальни сменились удивленным и испуганным шепотом. Диего едва удержался, чтобы не присвистнуть самым богохульным образом. Так эта малышка – муэртида, человек, работающий с мертвыми. Медиум или некромант. Очень сильный искусник или даже импер!

Падре коснулся ладонью волос склонившейся перед ним девушки и произнес благословение. Затем извинился перед прихожанами и скрылся вместе с муэртидой в ризнице, а Диего в задумчивости направился к выходу. Когда девушка сняла шляпу, он увидел в ее черных волосах широкую белую прядь. Это говорило о том, что прекрасная Анита Моретти побывала в Реке Смерти, и не единожды, а значит, Санта Муэрте благоволит ей. Что означает для Сан-Висенто появление такого человека? Нужно немедленно рассказать об этом Рите.

В небольшом помещении ризницы кроме книг и облачения для служб, у падре Энрике хранились арбалеты, запас болтов и сменных барабанов, немного холодного оружия. Под укрепленным на стене белым штандартом Ордена с изображением Алой Чаши сверкала старательно отполированная сталь меча.

– Я ожидал рыцаря, – падре Энрике не боялся показаться невежливым, если муэртида окажется слишком нежной для его прямоты, её лучше не подпускать к здешним делам.

Энрике сам воспитывался в Ордене. Фамилия дер Сангвис означала, что он сирота, отданный на воспитание храму и родители его неизвестны. Его учили, что для людей Ордена на первом месте дело, неважно мужчина ты или женщина, исповедник или воин. Личные обиды неуместны, а церемонии излишни. Он не намекал на то, что Орден прислал девушку, он удивлялся, что посчитали нужным прислать муэртиду настолько юную. Вероятно, только что закончила орденскую школу.

– Здесь очень опасно. И, как вы можете ощутить, магический фон очень слабый. До ближайшего Источника десятки дней пути.

Анита улыбнулась:

– Вы забываете, Падре, какого рода мой дар. Я чувствую сгусток силы прямо здесь, совсем рядом, и к нему тянутся сотни кровавых нитей. Где-то поблизости есть алтарь Сантиты?

– Да, на кладбище, – хмуро кивнул Энрике. – К сожалению, вы опоздали. Вчера люди из картеля сожгли тело убитого юноши. Вам больше не с чем работать.

– Плохо. А вы успели провести обряд упокоения?

– Нет, я его не закончил.

– Очень вероятно, что появится призрак. Душа уходит в момент смерти, но в теле еще остается магия, а раз обряд не проведен, магический отпечаток может создать эманацию тела. Скорее всего, покажется на глаза близким людям. Предупредим семью.

Исповедник прислушался – голоса в храме стихали, выглянул из узкого окна: так и есть, люди расходятся. Боевики Гарсии стояли у входа.

– Будьте готовы к противодействию. Жители запуганы, помогать нам никто не станет, власти и картель попытаются помешать.

– А я думала, разговоры о беззаконии в Асконе сильно преувеличены. Кто-то осмелится угрожать представителям Ордена?

– Вам не сказали, что мой предшественник, падре Теодоро, был убит? – мрачно спросил Энрике, расстегивая серебряные застежки облачения. – В Сан-Висенто забыли о законе, синьорита Моретти. Здесь правят месть и страх.

– Для вас просто Анита, падре. Позвольте вам помочь.

И не успел Энрике отказаться, как ее ловкие пальцы быстро справились с мудреными застежками белого плаща.

Падре, смутившись, принял ее помощь. Анита помогла снять плащ а затем, аккуратно расправив, повесила на отведенное ему место в шкафу.

– Знаете, падре, у меня никогда не было белого платья, – она провела ладонью по белоснежному шелку облачения. – А мне так хотелось…

– Почему же? Вам очень пошло бы белое платье. У вас прекрасная фигура, и с черными волосами… – падре смутился еще сильнее.

– Ах, падре! Кто же наряжает в белое муэртиду? – рассмеялась девушка, но в ее смехе исповеднику почудилась печаль. – У некромантов грязная работенка, знаете ли.

Он не нашелся что сказать, а она указала на меч и арбалеты:

– Приятно видеть оружие в таком хорошем состоянии.

Исповедник снял со стены армейский «Питон»:

– Здешняя жизнь не дает им шанса заржаветь.

Храм уже совсем опустел. У выхода их ожидали соколы. Молодые, крепкие, не слишком умные, зато преданные картелю парни.

Вперед выступил почти квадратный малый в пестрой рубашке с обритой налысо головой, круглой, как бильярдный шар.

– Падре, что ж это вы не слушаете добрых советов? – нахально оскалился он в лицо исповеднику. – Вас просили тихо посидеть дома, книжку почитать. А вы на кладбище попёрлись. И еще всякие нехорошие слова давай говорить, смущать добрых граждан. Так дело не пойдет, падре. Вы бы поостереглись, а то мало ли… пойдете вечером домой, а по дороге споткнетесь случайно. И напоретесь на чей-то ножичек. Случайно, падре, совершенно случайно!

Исповедник покачал головой:

– Тебе бы, Эдуардо, поспешить к обеду, говорят, твоя матушка готовит дивную паэлью. И друзей пригласи, я вижу у тебя открылся дар красноречия, попрактикуйся. Произнеси речь о том, как следует вести себя в храме.

– Гааа, гыыы, Лало, это падре смешно сказал, – захихикал рыжий парень, веснушчатый как перепелиное яйцо. – Произносить речь над матушкиной паэльей!

– Заткнись, Рохо! – зарычал Эдуардо . – А вы, падре, запомните – нечего лезть в дела семьи Гарсия.

Здоровенная пятерня парня сжалась в кулак и полетела в лицо исповедника.

Но вместо носа ехидного падре кулак встретил воздух, а потом Эдуардо обнаружил себя на полу.

– Поскользнулся, Лало? – падре покачивал головой. – Под ноги смотреть надо.

Эдуардо вскочил с ревом дикого медведя:

– Да я тебе сейчас ноги переломаю, хлюпик белобрысый! Сопля мороженая! А потом мы с твой цыпочкой потолкуем!

Он ткнул пальцем в скромно стоявшую за спиной падре Аниту. Муэртида смерила его взглядом:

– У тебя проблемы с манерами, поросеночек. Некрасиво тыкать пальцем в людей.

Палец сокола начал стремительно распухать.

– Лало, ты похож на воздушный шарик! – радостно сообщил Рохо.

Эдуардо раздувало как после укуса целого роя пчел.

– Ты идиот, Рохо! Бейте падре! Наваляйте ему! – шлепал раздутыми губами Эдуардо.

Муэртида приподняла брови:

– Ты плохо усвоил урок, поросеночек.

Эдуардо открыл рот и больше не смог сказать ни слова. Лицо у него покраснело, он стал задыхаться, упал на пол и забился в конвульсиях.

Муэртида перешагнула через него. Бандиты с ужасом увидели, как за ее спиной с шелестом раскрываются огромные черные крылья, красивое девичье лицо становится черепом с пылающим в пустых глазницах пламенем, а к ним тянутся неестественно длинные костлявые руки.

Горожане с удивлением наблюдали как от храма с воплями бегут бойцы Гарсии.

– Нужно ли послать за целителем для Эдуардо? – спросил исповедник, отвязывая лошадь, пока Анита занималась своей.

Муэртида покачала головой, поглаживая шею кобылы.

– Нет необходимости, пройдет через пару минут. К сожалению, он вряд ли поумнеет. Если бы можно было раздутием мозга решить проблему тупости, в королевстве жили бы одни умники!

– Погодите, Лало оклемается и придёт умолять надуть ему бицепсы, – Энрике засмеялся. – Вы, Анита, лишили меня шанса потолковать лично с этими ребятами. А я так ждал! После сегодняшней проповеди было очевидно, что бандидос за меня возьмутся.

– Так вы нарочно дергали картель за усы, Энрике? – удивленно подняла брови Анита.

– Я далеко не в восторге от того, что исповеднику предписывается кротостью и добронравием смягчать сердца прихожан, как велит нам устав Ордена. Здесь куда уместнее арбалет и клинок.

– Не думали, что именно поэтому в Сан-Висенто назначили исповедником мечника с военным опытом?

Энрике не сразу нашелся что ответить. До сих пор он только досадовал, что вместо меча ему вручили серый плащ. Слова Аниты внезапно открыли, что в Совете Ордена сидят отнюдь не ханжи, и они прекрасно понимали что делали, когда отправили его сюда прямо с поля боя, еще даже до заключения мира.

– А почему соколы так испугались? Что вы им показали?

– Это особенное зрелище, – подмигнула Анита. – Используется только в воспитательных целях. Разве что вы, падре, как-нибудь сильно нашалите.

Она легко взлетела в седло, пока Энрике думал, как реагировать на столь смелую шутку.

– Ну что же, падре Энрике, сегодня я познакомилась с мелочью, теперь бы взглянуть на рыбу покрупнее.

– Эти зубастые хищники не замедлят появиться, – оказавшись в седле, Энрике не стал убирать арбалет, оставил его у бедра. – Как относитесь к таким развлечениям, как родео, синьорита Моретти?

– Сначала работа, развлечения потом. Оставим родео на сладкое. Едем на кладбище, падре, а потом куда-нибудь обедать. Ваши достопримечательности нагнали на меня зверский аппетит.

Если муэртида и казалась совсем юной, вела она себя на редкость хладнокровно. Возможно, у них и есть шанс найти убийцу Мигеля и упокоить его дух.

Глава 5 В клетке

Сиеста еще не наступила, но жаркое солнце уже палило нещадно. После разговора с почтальоном Алехандро быстро шагал по Гран Кайе, главной улице Сан-Висенто, стараясь держаться в тени деревьев и домов.

Гран Кайе, с ее широкими тротуарами, с высокими (по меркам Сан-Висенто) трехэтажными домами, начиналась от Пласа де ла Конкордиа, где Ратуша и храм, два самых высоких здания соперничали друг с другом, и спускалась вниз, к реке.

Алехандро миновал белый особняк с башенками и оранжевой крышей – резиденция Дона Гарсии, куда простым смертным путь заказан. А вот ему нужно туда позарез. Только впрямую не выйдет, и не потому, что дом охраняют соколы – вон скучают на стульях под тенистым платаном у входа, лениво переговариваясь и провожая прохожих цепкими взглядами.

Чтобы войти в особняк Дона так, как ему нужно, Алехандро выбрал долгий путь. И начнется он сегодня совсем в другом месте.

Алехандро торопился, чтобы застать комиссара Густаво Вега. В выходной день Вега не склонен слишком задерживаться на службе. Алехандро видел, как комиссар уехал из храма на своем пыхтящем мобиле прямо после завершения службы, теперь устроит разнос подчиненным и поедет обедать в кругу семьи.

Из-за угла вывернул белый мобиль мэра, элегантная блондинка на переднем сидении заинтересованно поглядела на Алехандро. Мобиль комиссара еще тихоходнее, в столице даже детишки в парке ездят быстрее на своих маленьких машинках.

Странно, что эти сложные техномагические механизмы вообще хоть как-то работают в такой глуши. Вероятно, поэтому столица и не спешит высылать технические новинки для помощи в расследованиях. Все эти механизмы – сложные и хрупкие, требуют постоянного и хорошего магического фона, иначе они просто бесполезны. Так что если вблизи вдруг не появится Источник, до Сан-Висенто еще не скоро дойдет технический прогресс.

Возвращение из опалы запрещенной Гильдии Механикус обещает в скором будущем много новинок и перемены к лучшему для Эрнандо Родригеса, отца Алехандро. Талантливый механик, он вынужден был годами скрывать свой дар, не рискуя делать что-то сложнее детских игрушек.

Близился полдень, Алехандро с тревогой взглянув на свой брегет, ускорил шаг. Предыдущая встреча заняла больше времени, чем он рассчитывал, но без нее все не имело смысла.

Ему нужны были сведения о комиссаре и его людях. Он получил также план здания с прилегающими улицами, распорядок дежурств, сведения о системе охраны и главное – обещание, что у него внутри будет союзник.

Из ресторанчика с олеандровыми кустами в больших кадках у входа доносилась веселая музыка и аромат отличного кофе. Алехандро с сожалением подумал, что придется пройти мимо. Он не мог позволить себе сейчас веселиться вместе с горожанами. Дела в первую очередь. Ресторан так и назывался "Белый олеандр", лучшее в городе заведение с кристаллами для охлаждения воздуха. В полдень там просто рай…

В веселые звуки музыки ворвались крики разгневанного мужчины:

– Никто не позволяет себе так обращаться с Эрберто! Ты танцевала со мной весь вечер, у всех на глазах, а после бросила в одиночестве! Со мной так не поступают!

Смазливый длинноволосый молодчик с щегольскими усиками и бородкой удерживал за руку девушку, не давая ей войти в ресторан. Алехандро видна была только ее спина, но он сразу узнал ту синьориту, что стояла в храме посредине, точно третья сила, разделяя собой картель и продажных слуг закона. И смотрела на него с таким презрением.

– Отпусти мою руку, Эрберто. Прошу в последний раз, – спокойно проговорила девушка.

Но Эрберто и не подумал угомониться, притягивая ее к себе:

– Ты не можешь просто взять и вышвырнуть меня, как блохастого щенка! Я тебе не позволю, Рита!

Алехандро замедлил шаг, обдумывая, нужно ли ему вмешаться. Не в его правилах проходить мимо, когда обижают женщину. Но Рита – определенно мечница, и его вмешательство может расценить как неуважение. И он оказался прав.

Быстрым движением Рита освободилась от захвата, потянула Эрберто за руку, второй рукой резко ударила в горло и напоследок пнула мужчину сапожком под колено, когда он развернулся к ней боком. Эрберто потерял равновесие и с невнятным криком упал на спину. Девушка не отпустила его руку, выворачивая ее в болевом захвате. Алехандро узнал эту простую, но действенную связку и оценил точность исполнения. При должном умении так можно справится и с гораздо более сильным противником.

Оказавшись в унизительном и болезненом захвате, Эрберто скулил и ругался. Алехандро покачал головой. Слизняк, позорящий род мужской.

Рита отпустила руку парня и сделала два шага назад, не сводя глаз с поверженного. Если бы он вдруг вздумал ударить или схватить ее, она успела бы среагировать.

– Не приближайся ко мне, Эрберто, в следующий раз сломаю руку.

Эрберто медленно приподнялся на локте, продолжая скулить.

– Браво, синьорита! – у короткой сценки оказалось достаточно зрителей, не рискнувших соваться в происходящее, но с удовольствием оценивших финал.

Она высоко подняла голову, никак не реагируя на эти похвалы и увидела Алехандро. Он коротко поклонился, по-военному приложив к шляпе пальцы. Жест одобрения и уважения, принятый у людей Меча. И не дожидаясь новой волны презрения во взгляде девушки, продолжил свой путь.

Здание комиссариата за невысоким каменным забором было все то же, что Алехандро помнил всю жизнь: одноэтажное, старое, с облупившейся бурой краской на фасаде, будто его не красили ни разу с тех пор, как построили лет двести назад. Над крытой железом проржавевшей крышей вяло трепыхался выцветший флаг королевства, так что силуэт быка сделался почти неразличим на грязно-буром фоне.

Единственный в округе комиссариат служил офисом детективов, пунктом патрульных офицеров, оружейной, складом улик, архивом и даже тюрьмой.

За крепким каменным забором Алехандро встретил громкий собачий лай. Огромных черных псов днем закрывали в вольерах, а ночью выпускали патрулировать территорию. Короткошерстных поджарых собак когда-то вывели для охоты на чупакабру, они охотились стаей, взрослый кобель породы чупакасадор легко перекусывал горло козоеду. Здесь их натаскивали совсем на другую охоту, и Алехандро с отвращением подумал, что охотничьи инстинкты псов люди сначала заботливо взлелеяли, а затем извратили.

Вход в здании был всего один, но с двумя дверьми – наружная обита железом, внутренняя – кованая решетка. Прямо в кирпичи вокруг входа вмонтированы кристаллы-накопители в невероятных количествах. Такая мера позволяла обеспечить безопасность и удерживала довольно приличное магическое поле. Никто не мог войти или выйти, пока дежурный офицер не приложит свой жетон к сложной печати, врезанной в камни у двери внутри и снаружи.

Алехандро встал прямо перед дверью, чувствуя как по нему шарят сигнальные плетения. Пришлось ждать не менее пяти минут под раскаленным солнцем, пока дверь распахнулась и дежурный офицер в синем мундире морщась оглядел посетителя:

– Что надо? – не утруждаясь ролью официального лица бросил он сквозь зубы.

– Хочу видеть комиссара, – ответил Алехандро. – Я Алехандро Родригес. Сын Эрнандо Родригеса и брат убитого Мигеля Родригеса.

– Комиссар не может вас принять, синьор Алехандро – сообщил дежурный офицер равнодушно.

– А как насчет детектива, который работает по этому делу? – Алехандро не собирался так быстро сдаваться.

– Детектив Эррера не на месте. Приходите на следующей неделе. А лучше просто ждите результатов. В комиссариате мало людей, а работы много.

– Мой брат убит. Мне нужны ответы. Я никуда не уйду, пока Густаво Вега или детектив Эррера не поговорят со мной.

Офицер с минуту подумал, рассматривая что-то над головой Алехандро. Родригес молча буравил взглядом раскрасневшуюся физиономию жандарма, представляя как легко свернуть эту тощую шею, торчащую над небрежно расстегнутым воротником. Если бы кто-то из его подчиненных посмел показаться ему на глаза в таком виде…

– Проходите, – наконец отодвинулся в сторону дежурный и приложил к двери свой жетон.

Преодолевая упругое сопротивление невидимой преграды, Родригес шагнул через порог.

Они повернули налево и прошли до конца коридора мимо нескольких дверей, за которыми, судя по табличкам, находились детективы и архив, к кабинету комиссара.

Алехандро пришлось ждать еще не менее получаса. За это время он успел рассмотреть противоположный конец коридора, отгороженный решеткой, где прямо на полу сидели трое мужчин.Они играли в карты, громко смеялись и не стесняясь в выражениях, комментировали игру. Время от времени кто-нибудь проигрывал и подставлял лоб под крепкие щелчки более удачливых игроков.

Наконец, Алехандро позвали к комиссару.

Комиссар, массивный мужчина с обвисшими щеками, похожий на бульдога, смотрел на Алехандро не скрывая раздражения. Короткий ежик волос, густо присыпанных солью седины, пышные холеные усы, наглухо застегнутый мундир туго сжимает толстую шею – типичный служака.

Алехандро не стал ожидать вопросов, уперевшись в стол навис над комиссаром:

– Я требую объяснений. Комиссариат сидит сложа руки и не расследует убийство моего брата, Мигеля Родригеса. На моих родителей напали, гроб с телом Мигеля сожгли. Какие меры приняты? Вы тут работаете или штаны просиживаете и морду наедаете?

– Щенок! – побагровел комиссар. – Ты с кем говоришь?!

Но Алехандро не унимался:

– Покажите отчет по убийству Мигеля! Или вы тут все заодно? – Алехандро потянулся через стол, ухватил комиссара за мундир и встряхнул, глядя прямо в его ошалевшие от такой непочтительности глаза. – Убийц покрываете? Или твои ребята постарались?

– Отчет? Сейчас увидишь тюремную камеру изнутри! – заорал комиссар, поднимаясь во весь рост, сбросил руки Алехандро и застучал пухлой ладонью по звонку у себя на столе.

В кабинет влетели двое в синих мундирах и набросились на Родригса. Алехандро пнул в колено одного, второго попытался ударить в челюсть, но не успел. Его ударили дубинкой по затылку, бросили на колени, скрутили руки за спиной. Алехандро безжизненно обвис в руках жандармов.

– Поучите его вежливости, парни, – комиссар подошел к Родригесу коротко, умело ударил под дых. Удовлетворенно глядя на хрипящего Алехандро кивнул и ударил еще раз: – А это за твоего братца. Вам, Родригесам, давно пора показать ваше место…

В клетке для заключенных не было ни стульев, ни лавок. Только на полу разбросана солома и в углу ведро с крышкой. Тут держали всех задержанных до суда, а потом либо отпускали после выплаты штрафа, либо переправляли в окружную тюрьму Асконы или сразу на каторгу. Именно эта участь ждала троих парней, развалившихся на полу камеры. Развлечений у них было немного, и зрелище утроенное жандармами в коридоре заставило их побросать карты и повиснуть на решетке.

Родригеса сноровисто обыскали, забрали нож вместе с ножнами, висевшими на поясе, еще один из сапога, кошель и наградной серебряный брегет с остроносым профилем предыдущей королевы.

– Красивая штука, – повертел брегет в руках жандарм. – Дорогая. Что написано? "За битву при Клементо". Да ты у нас герой, как я погляжу.

Героя пинали вдвоем, не жалея ботинок, пока не запыхались.

– Принимайте нового, – сказал заключенным жандарм, открывая большим ключом замок. Алехандро бросили на пол прямо у двери.

– Масо, ты не перестарался? Не окочурится до утра? – второй брезгливо пнул Алехандро.

Масо, поигрывая дубинкой ухмыльнулся:

– Ну окочурится, и гоблин с ним.

– Сам тогда будешь возиться и потащишь его к каньону.

– Э, почему я? – не обрадовался Масо и ткнул дубинкой в ребра одному из заключенных: – Приведи его в чувство, чтоб к утру очухался, ясно?

– А на кой он мне? – ощерился здоровенный бандит с лысой, покрытой татуировками головой. – Я ему что, мамочка?

– Могу дать сигарету, Санчо. Или по почкам. Выбирай, – Масо многозначительно постукивал дубинкой по ладони.

– Две, – коротко согласился татуированный Санчо и склонился над Алехандро. – Воды дай, начальник и пива, без этого его не откачать.

– Хватит с него и воды, – засмеялся Масо и вместе с напарником вышел из клетки.

Щелкнули, запираясь, замки, шаги жандармов удаляясь, затихли.

Санчо протянул было руку, собираясь обшарить нового заключенного – вдруг при обыске что-то пропустили, но лежащий на полу человек быстрым движением отбросил его руку и сел, потирая затылок:

– Не старайся, Санчо, обыскивать тут умеют. Хорошо, хоть штаны оставили.

– Ишь ты, разговорчивый какой, – ухмыльнулся Санчо.

Заключенные приблизились к Алехандро, нависли над ним. Здоровяк схватил Алехандро за шиворот и поднял на ноги, сильно сдобренное чесноком несвежее дыхание обдало Родригеса:

– Я обычно не спрашиваю имени у блохи, прежде чем ее раздавить, но для тебя сделаю исключение.

Алехандро перехватил огромную руку здоровяка, вывернул ему локоть и увел за спину в болевом захвате. Санчо замычал и рухнул на колени, повинуясь нажиму Алехандро, неповиновение грозило невыносимой болью или даже переломанными костями. Двое других попытались обойти Алехандро с разных сторон. От одного он успешно закрылся стонущим здоровяком, второго пнул в колено и сбил с ног.

– Привет от Панкрасио Пса, – оскалился Родригес неприятной улыбкой. – Слушайте внимательно. Я пришел избавить ваши задницы от каторги.

***

Густаво Вега покинул комиссариат в скверном расположении духа. Все из-за этого щенка, Родригеса. Такой же наглый мерзавец, как и его братец! Кем он себя возомнил, чтобы требовать отчета у комиссара?! Пусть посидит с "соколами" Гарсии, поумнеет. Хорошо бы избавиться от этих Родригесов, но если их выпустить из города – начнут чесать языками. Это раньше Вега был на короткой ноге с начальником окружной жандармерии в Рехоне. А теперь начальство сменили, новые связи еще не налажены, и лучше пока сидеть тихо.

Дом комиссара находился через несколько кварталов от комиссариата и выходил окнами на реку. Густаво предпочитал, чтобы дом и работу разделяло достаточно приличное расстояние. Мало ли куда ему вздумается свернуть по пути домой? И видеть это ненавистное здание комиссариата из своих окон он никак не желал.

Синьора Глория Вега часто попрекала мужа, что их дом похож на казарму, хотя это было далеко от правды. Добротный двухэтажный особняк из светло-серого кирпича с высокой крышей, конечно, уступал в роскоши домам Фернандо Гарсии и мэра Бернардо Лоренсо. Густаво Вега предпочитал безопасность и не слишком заботился о всякой мишуре. Двое патрульных постоянно дежурили у дома, крепкие стены выдержали бы осаду, а вход защищало силовое поле не слабее, чем в комиссариате.

Задачей Вега было защитить дом от внешних угроз, а все что касалось домашних дел твердо держала в маленьких холеных ручках Глория Вега. Иногда Густаво думал, что если его дом казарма, то комиссар в нем – его супруга. Она непререкаемо командовала прислугой, дочерьми и им самим.

– Соледад, позови сестру, – потребовала синьора Вега, нервно теребя нитку жемчужных бус. Миниатюрная и эффектная, Глория Вега вела светскую жизнь и обожала лоск. – Пусть спускается немедленно, синьор мэр и его сын скоро прибудут.

Жена комиссара намеренно не называла их по имени, "мэр" звучит куда более значительно, чем "синьор Лоренсо".

Все семейство сидело в ярко освещенной гостиной, декорированной в модных кофейных тонах и ожидало гостей. Глория обожала устраивать званые вечера. А вот комиссар их просто ненавидел и при любой возможности, ссылаясь на неотложные дела, сбегал играть в карты с управляющим лечебницей и хозяевами загородных плантаций. Но сегодня побег не удался, поэтому Густаво Вега недовольно пыхтел, надувал щеки и курил без остановки.

Соледад, старшая из двух дочерей комиссара, унаследовавшая от отца тяжелый нос и массивную челюсть, что весьма огорчало мать, нехотя поднялась из кресла и расправила юбку белого шелкового платья. Спорить с матерью она не хотела, поэтому молча вышла в холл и поднялась по широкой лестнице на второй этаж, где находились спальни, несколько раз постучалась в дверь сестры:

– Селена, ты спустишься к ужину? Мама будет в ярости, если я тебя не приведу.

Никакого ответа. Только тихие всхлипы.

– Я вхожу, Селена, – предупредила девушка и открыла дверь.

В комнате сестры не горел свет. Селена лежала поверх покрывала растрепанная, в одной рубашке, вокруг разбросаны письма и листки с нотами. Соледад осторожно присела на край кровати и погладила сестру по густым черным волосам:

– Дорогая, у меня нет сил смотреть, как ты себя изводишь.

Соледад иногда завидовала сестре, которой досталась мамино кукольное личико и красивая фигура. Семнадцатилетняя Селена выглядела женственней, чем старшая Соледад, которая себе самой напоминала худощавого мальчишку с угловатыми плечами и несуразной походкой. Даже сейчас, вся заплаканная, Селена казалась очень хорошенькой.

– Уходи, Соле, прошу, оставь меня в покое, – Селена вцепилась в подушку. – Не хочу никого видеть. Этот пир во время чумы… они все лицемеры! Притворяются, будто ничего не произошло. Отец даже на похороны меня не пустил! Не хочу его видеть.

– Папа переживает за тебя. Ты слышала, что там произошло? Исповедника и семью Мигеля чуть не убили! А если бы ты пострадала?

Селена резко села на кровати:

– Этого ничего не случилось бы, если бы отец делал свою работу! Моего Мигелито больше нет, а его убийца разгуливает на свободе! Я не верю, что отец не знает кто это. Уверяет, что это не его люди. Но они все там заодно!

– Всё намного сложнее, Селена, – строго сказала Соледад. – Ты должна понимать, отец вынужден быть осторожен с этими опасными людьми. Ты не должна обвинять его.

– Все вы что-то скрываете, – Селена отодвинулась от сестры на самый край кровати. – Держите меня за дурочку. А ты просто выгораживаешь отца своего Хоакина! Это Фернандо Гарсия убил моего Мигеля, я знаю! Иначе зачем ему немедленно отсылать Хоакина прочь? Чтобы тот не спрашивал про убийство друга? Может быть, Хоакин что-то сказал тебе? Вы же с ним так близки… Скажи мне! – Селена схватила сестру за руку. – Ты должна мне сказать, умоляю!

– Замолчи, Селена! – Соледад резко вскочила, сбрасывая руку сестры. – Ты обещала никому не рассказывать про меня и Хоакина.

– Ты – эгоистка. Только о себе и думаешь! Уходи немедленно! – Селена запустила в сестру подушкой.

Та не успела увернуться, подушка сбила высокий гребень, прическа была испорчена, но по сравнению с тем адом, который царил в душе Селены, все это не имело значения. Соледад очень жалела сестру, однако ничем не могла помочь.

– Тебе пора повзрослеть, – тихо сказала Соледад.

Селена свернулась на кровати клубочком, обнимая помятые листки бумаги и шептала:

– Мигель… Мигель…

Пришлось зайти в ванную, чтобы поправить прическу. Здесь ее накрыл внезапный приступ тошноты и длинные худые пальцы девушки впились в раковину. Победив рвотный позыв, Соледад умыла лицо холодной водой, ослабила завязки лифа, слишком стягивающие грудь и направилась вниз. Из зала уже доносились голоса.

В ее душе тоже бушевали бури и разверзалась пропасть, но ей, в отличие от Селены, даже не с кем было поделиться. Доверить свою тайну Соледад не могла никому. Подойдя к дверям гостиной, Соледад заставила себя улыбнуться и вошла с тем видом скромной синьориты из хорошей семьи, которого от нее ожидали.

Хозяйка дома встречала мэра Бернардо Лоренсо, дружески подставив ему обе щеки для поцелуя. Бернардо – немолодой, плотно сбитый мужчина с гордой осанкой, красивым строгим лицом и копной пышных седых волос сверкнул своей фирменной белозубой улыбкой.

Его сын Марио держался позади отца, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Светлый костюм сидел на нем немного мешковато, скрывая подтянутую фигуру юноши. Смущенная улыбка и взгляд больших глаз из-под густых ресниц придавали Марио выражение уязвимости. Приятный и даже симпатичный парень, но слишком мягкий. Он так отличался от дерзкого и уверенного Хоакина. Глядя на Марио, Соледад совершенно не могла представить его своим мужем.

Увидев Соледад, Марио приложил ладонь к груди и слегка поклонился. Девушка ответила сдержанным кивком и, поздоровавшись с мэром, направилась в столовую, чтобы избежать расспросов матери насчет Селены.

За ужином она сидела рядом с Марио и постоянно ловила на себе его взгляд. Как обычно, он искал в ее глазах поддержки. Соледад знала, что Марио не любит ее. Так же, как и она его. Они оба просто слишком боятся своих отцов. Для родителей они с Марио были идеальной парой, воплощением всех планов и амбиций обоих семейств.

Синьора Глория щебетала без остановки, позволяя Соледад не делать над собой усилий для поддержания разговора. Сегодня она была рада этому как никогда. Мама снова будто невзначай упоминала свою родню.

Никогда не упустит случая напомнить о том, что она внучка барона и выросла в замке с настоящим Источником. Правда, о том, что ни у ее родителей, ни у нее самой нет никакого дара, она умалчивала. А если ее об этом спрашивали, устраивала истерику и обвиняла всех в бестактности. Глория не любила признавать это, однако брак с Густаво Вега, человеком Меча, и переезд в провинцию со слабым магическим фоном, где даже искусников было немного, стал для нее прекрасным способом устроить жизнь. И теперь она устраивала жизнь своей дочери, не сомневаясь – она знает, что нужно Соледад для счастья.

Марио ненавязчиво ухаживал за невестой, манеры у него безупречные. Никогда не устроит сцену ревности, не спросит где и с кем она была, а Соледад в ответ хранила молчание о том, как проводит время Марио. А если у девушки есть жених, тем более из такой уважаемой семьи, родители с радостью отпустят ее и сестру погулять в компании "приличной молодежи". И никто не узнает, что сестры снова сбегут с двумя музыкантами, слушать их песни и танцевать до поздней ночи.

Ладони Соледад похолодели. Теперь уже не будет таких беззаботных дней и танцев под луной. Хоакин уехал, разбив все ее мечты. Так и не решился сказать отцу, что влюблен в дочь его главного конкурента. Но Соледад не спешила судить возлюбленного – слишком большое потрясение он пережил. Как можно требовать от него рискнуть всем, после такого? Есть кое-что, о чем Хоакин не знает. И если узнает, всё будет по-другому…

– Соледад, пойдем в "Черную голубку", потанцуем? – шепотом предложил Марио.

Бедняга ненавидел семейные застолья, где отец рассказывал о нём небылицы, наделяя Марио качествами, которыми тот никогда не обладал или напротив, подчеркивал никчемность сына – все зависело от настроения.

– Я не люблю танцы, ты же знаешь, – повела плечом Соледад. – Но ради тебя…

Ей самой сейчас меньше всего хотелось сидеть в душной комнате и дышать отвратительным дымом отцовских сигар. Марио хотя бы ее не раздражает. А так он будет у нее в долгу.

– Синьор Лоренсо, папа, вы не против если мы с Марио оставим вас? Сегодня танцы в "Черной голубке", нас ждут друзья.

– "Черная голубка"? – приподнял бровь мэр. – Какая дыра. Лучше сходите в "Белый олеандр", там изысканная музыка.

При упоминании о "Белом олеандре" синьора Вега недовольно поджала губы.

– Пусть дети развлекаются, молодость может обойтись и без лоска, – изобразила она мягкую и уступчивую мать.

– Папа, можно я возьму твой мобиль? – с надеждой спросил Марио.

– Ни за что, – отрезал мэр. – За рулем моей белой крошки никогда не будет никого кроме меня. Прогуляйтесь пешком, здесь недалеко. Густаво даст вам своих парней в охрану.

– Не надо нам охраны, весь город знает, чьи мы дети! – Соледад меньше всего хотелось, чтобы за ними следили. – Кто же решится причинить нам вред?

– Я скажу парням, чтобы подождали снаружи и не мешали вам веселиться, но если что-нибудь случится, они будут рядом, – решил комиссар.

Это и так была большая уступка, спорить дальше Соледад не решилась.

– Надеюсь, Марио, ты сможешь постоять за себя и за свою невесту, – мэр неодобрительно покосился на сына. – Хотя, как уверяет твой наставник, в обращении с оружием ты, к сожалению, совершенно безнадежен.

Марио поник, и Соледад коснулась его плеча в утешающем жесте. Ей часто было жалко этого доброго мальчика, такого открытого и такого беззащитного перед своим отцом. А иногда она злилась на него и хотела чтобы сын мэра хоть раз повел себя, как мужчина, проявил характер.

Девушка накинула на плечи шелковую шаль и вышла из дома, с наслаждением вдохнула вечерний воздух. Цветы душистого табака, высаженного вдоль тротуара, раскрылись с наступлением темноты и источали сладкий аромат.

Однако еще слаще пахла бругмансия, заслужившая прозвище "ангельские трубы" за свои цветы, похожие на длинные граммофоны, красиво свисавшие с ветвей небольших аккуратных деревьев. Голубые и белые, оранжевые и желтые, красные и ярко-розовые цветы распускались в ночи и наполняли округу благоуханием.

Едва отойдя от дома, Соледад высвободила свою руку из-под локтя Марио. До "Черной голубки" всего пара кварталов, они шли молча, каждый думал о своем.

Она часто ходила по этим улицам с Хоакином. Вот здесь, в тени балконов, они впервые поцеловались…

Проходя мимо тупика на Росарио, девушка ощутила какой-то странный холодок, легкое дуновение магии. Ей показалось, кто-то зовет ее из темноты. Она присмотрелась и вскрикнула, прижав руки к груди. Прямо в воздухе плавало белесое пятно, в котором угадывалось то ли лицо, то ли череп.

– Что такое, Соледад? – встревожился Марио.

– Нет, нет, мне показалось. Наверное, я слишком сильно вдохнула аромат "ангельских труб", – попыталась улыбнуться Соледад.

Лицо уже исчезло, а прослыть мнительной истеричкой ей не хотелось.

– Ты знаешь, что эти цветы ядовиты? Я читала, что они могут вызывать видения…

– Только не говори про это нашим родителям! Тогда кроме непентес они начнут еще и "ангельские трубы" высаживать и воевать из-за них! – ответил Марио с улыбкой и снова взял ее под руку.

Соледад улыбнулась. Марио не так плох. Возможно, она даже могла бы полюбить его, если бы не встретила Хоакина. Но теперь уже поздно.

Глава 6 Соло

Днем в комиссариате жара невыносимая. Только в кабинетах комиссара и детективов работают простенькие вентиляторы. Злые, красные как раки жандармы едва комиссар уехал, расстегнули кителя, уселись охладиться в пустующий кабинет детектива, а новобранца послали за холодным пивом в ближайший бар.

Ближе к вечеру патрульные притащили пьяного вакеро, устроившего дебош в пивной. Вакеро сначала орал песни, потом храпел на полу возле камеры, пока за ним не явилась жена. Долго ругалась с жандармами, причитала, что от ее бестолкового мужа одни убытки, но штраф все-таки заплатила, и новобранец вновь отправился за пивом.

Заключенным принесли ужин – дешевые лепешки с фасолевой пастой и кувшин слабого кислого пива. Алехандро отдал свою порцию здоровяку Санчо, а когда тот потянулся к кувшину, остановил его:

– Сегодня не пейте.

– С чего бы? – набычился Санчо.

– Вам подливают снотворного, чтобы ночи проходили тихо, – пояснил Алехандро терпеливо. – Выпьешь – останешься здесь. Я твою тушу не потащу.

Санчо принюхался к пиву и сплюнул на пол:

– Точно, мочой несет. Но спалось и правда крепко, я думал, это оттого, что Роза в бок локтем не толкает. Вечно пинает, если захраплю, она у меня строгая.

– Повезло тебе, – вздохнул худощавый Чучо. – Меня вот на воле никто не ждет.

– Рожей не вышел, – свысока обронил Санчо.

– Не-е, – протянул юркий носатый Бето. – Девчонкам дохляки не нравятся. Вот я, может, и не красавец, но сразу видно – мужчина что надо. Потому и девчонка у меня есть.

– Да хорош заливать, кому ты такой носатый нужен? – не верил Чучо. – Наверное, страшная как чупакабра. Или слепая!

– Сам слепой, Чучело! Моя девчонка – красотка Карла из Каса Бонита! Такой горячей блондиночки тебе в жизни не перепадет.

– А, та самая Карла, – ухмыльнулся Чучо. – Как знать, а вдруг и перепадет. Может, и мой нос кому по вкусу…

– Чего? – напрягся Бето.

– Да нет, ничего, просто есть девчонки, которые всегда рады соколам Гарсии.

– Ты чего сказал, Дохляк?! – Бето вскочил и поднял сокамерника за грудки.

– А ну, угомонились! – рявкнул Санчо басом.

– А я что, я ничего такого не сказал, – забормотал Дохляк Чучо. – Ты это, не переживай так, Бето.

– Следи за языком, сопля, – Бето сплюнул и швырнул Дохляка на пол. Прошелся по камере, разминая плечи. – Эх, только бы выбраться из этой клетки, я бы сразу к Карле примчался.

– Там бы тебя и взяли тепленьким, – пробормотал Алехандро, усаживаясь на небольшой островок соломы.

Бето ухмыльнулся:

– Да ты чего, разве и помечтать нельзя? Тебя-то самого ждет кто?

Алехандро не ответил, отвернулся к стене.

– Ясно. Волк-одиночка, – сочувственно сказал Дохляк Чучо. – Понимаю тебя, брат. Мое сердце всегда нараспашку, только всем лишь бы плюнуть в него. Эх…

Алехандро больше не слушал душевных излияний сокамерников, погруженный в свои мысли. Совсем некстати вспоминалась надменная Рита Ортега. Нет, это не надменность, а гордость Человека Меча. Она по праву требует к себе уважения и Алехандро убедился в этом, видя как легко и уверенно она справилась с сопляком-Эрберто. Твердая рука и железная воля – лучшие качества служителей Герреро.

Родригес не готов был себе в этом признаться, но взгляд ее черных глаз оставил ожог на его сердце. Однако куда сильнее Алехандро жгло ее презрение. А ведь если ему удастся задуманное, все в городе будут смотреть на него так же. Что скажет ему отец и бедная мать? Нет, он не допустит, чтобы его семья узнала, что их сын встал в ряды бойцов Гарсии! Им лучше уехать как можно скорее. Туда, где люди картеля их не достанут.

Алехандро окинул взглядом храпящих сокамерников и подумал, что слишком хорошо вписывается в эту компанию. Он даже самому себе порой напоминал бандита со зверским лицом и взглядом убийцы. Друзья-рейнджеры шутили, что слабонервным и беременным смотреть на капитана Родригеса противопоказано, а от его улыбки дохнет вся мелкая живность на пятьдесят шагов вокруг. Другое дело Мигель. Он был красавчик и мог найти тропинку к любому сердцу.

Широкая грудь Алехандро поднялась в тяжелом вздохе. Нет, такая девушка как Рита на него и раньше бы не взглянула, а после того, что он собирается сделать – нечего и мечтать.

Дневной жар сменился вечерней прохладой.

Комиссариат опустел, дежурные заперли двери на тяжелые замки. Алехандро устроился в самом углу клетки, отсюда ему был виден стол дежурного офицера и большие часы над ним. Время тянулось очень медленно.

С тем особенным нетерпением, которое всегда овладевало им накануне хорошо продуманной рисковой операции, Алехандро ждал наступления ночи. Часы пробьют полночь и тогда начнется сложный танец, в котором ему придется вести свою партию.

***

Как обычно, в выходные у бара "Черная голубка" яблоку негде упасть. Столики, выставленные прямо на тротуар, все заняты, а чтобы заполучить местечко на веранде, где лучше слышно музыкантов, завсегдатаи приходили заранее.

Самые богатые горожане отдыхали в кафе и ресторанчиках ближе к реке, предпочитая дорогую еду и прохладные закрытые залы. Но "Черная голубка" славилась на весь Сан-Висенто, и пользовалась огромной популярностью и у простых жителей, и у богачей. Сюда приходили не столько за выпивкой, сколько за танцами.

Широкую, освещенную яркими фонарями улицу заполняли танцующие пары. Заводные асконские ритмы заставляли сердца стучать быстрее, ноги сами просились в пляс, а бедра начинали невольно покачиваться в такт музыке. Танцевали все – от малышей, еще нетвердо стоящих на пухлых ножках, до старичков, забывавших о трости и подагре, когда играла румба. Исповедника тоже никто не осуждал за стремление быть вместе со своими прихожанами не только в храме, но и на танцах.

Анита не пожалела, что приняла приглашение падре Энрике провести этот вечер здесь.

Они тщательно осмотрели сначала место убийства несчастного музыканта, а затем кладбище. То, что обнаружила муэртида, очень ей не понравилось.

Знаки. Скрытые пентаграммы, невидимые обычному глазу. Узор на плитках складывался в тайные символы темных шаманов, связки из куриных костей, перьев и брызги крови оставлены на надгробиях. А протоптанные между могилами тропы замыкаются в огромную печать, в центре которой – святилище Санта Муэрте. Сомнений нет, здесь есть шаман, использующий силу смерти. Он, может быть, и не причастен к убийствам, но с каждого из них получает свою долю силы.

После Анита попросила падре показать ей и другие места, где недавно кто-то погиб или даже просто умер своей смертью. Во многих местах находилась особая метка. Метка Смерти.

Анита Моретти поделилась своими выводами с падре. Исповедник не представлял, кто мог бы практиковать такой шаманизм. Неудивительно, тем, кто практикует подобное, вход в храмы Святой Девы закрыт.

Муэртида решила, что начнет охоту на шамана завтра же.

Весь этот длинный день ужасно утомил Аниту и она собиралась честно проспать до утра в выделенной ей в домике исповедника комнате. Только еды у падре не оказалось.

Энрике уговорил ее пойти поужинать в "Черную голубку". В гардеробе Аниты нашлось единственное черное платье, оставленное для праздников при храме, оно сильно отличалось от нарядных одежд синьорит Сан-Висенто. Только тонкая нитка жемчуга оттенила черный шелк, так же как широкая белая прядь оттеняла ночной блеск ее распущенных по плечам локонов.

Для падре быстро нашелся столик, им принесли по большой порции тако и текилу со жгучим перцем. Анита улыбнулась:

– А вы не прочь выпить, падре?

– Почему бы и нет? Я не святой, чтобы питаться только эфиром, а всего лишь служитель храма, и у меня вполне приличный аппетит, – улыбнулся Энрике вгрызаясь в кукурузную лепешку с острым мясом и овощами. – Такой ужин быстро восстановит наши силы. К тому же это лучше место, чтобы получше узнать жителей Сан-Висенто.

И он оказался прав. С наступлением темноты в "Черной голубке" появлялось больше гостей, музыка становилась громче, смех заразительнее, а танцы горячее.

– Здешние танцы отличаются столичных, – предупредил Энрике.

– Я это уже заметила, – улыбнулась муэртида.

В Сангре представить себе было нельзя, чтобы танцующие так прижимались к друг другу, как делали это здесь. Не оставляя места стеснению и предрассудкам, синьориты смело взмахивали юбками, поднимали стройные ножки, изгибались в руках своих кавалеров. От этих танцев веяло огнем и страстью, а то, как танцующие чувствовали ритм, вызывало у Аниты восхищение.

– Мы можем станцевать что-то более классическое, – предложил падре Энрике.

Но Анита не спешила ответить согласием. Она наслаждалась прекрасным зрелищем, жадно ловя каждые движения самой яркой пары, перед которой расступались все остальные.

– Это Камила и Альберто, – пояснил Энрике, – король и королева "Черной Голубки". Уже несколько лет никто не может обойти их на танцевальных состязаниях.

– Какие они красивые, – с искренним восхищением проговорила Анита, когда Камила легко вспорхнула вверх в сильных руках своего кавалера в умопомрачительной поддержке, а он неторопливо кружил ее.

Публика взорвалась аплодисментами, и Анита громко хлопала вместе со всеми:

– Потрясающе! Браво!

После небольшого перерыва заиграла яркая мелодия и громкий голос объявил:

– Соло Синьоритас!

Сангрианка не смогла усидеть.

– Сейчас я покажу им, как танцуют в столице, – Анита вскочила, подмигнула падре и задорно всколыхнув юбку черного платья, присоединилась к другим девушкам.

Соло Синьоритас – исключительно женский танец, мужчинам предстояло лишь любоваться.

Падре Энрике с улыбкой следил за Анитой, когда каблучки ее черных лаковых туфелек начали отстукивать все ускоряющийся ритм.

Стан изгибался, бедра плавно покачивались, волосы взлетали вороньим крылом. Резкий взмах юбок открыл до колен ножки сеньорит, затянутые в шелковые чулки, и одобрительный свист показал, что мужчины Сан-Висенто не остались равнодушными к этому зрелищу.

На фоне ярких как тропические птички горожанок невысокая, тонкая Анита в своем черном платье казалась опасной и необычной, как экзотический, дурманящий черный цветок. Эффектно вскинув руку, она замерла на секунду, и кто-то бросил ей из толпы алую розу. Она ловко поймала ее, прижала к губам и теперь танцевала, то поднося цветок к лицу, то отстраняя от себя, и резкая завершенность, совершенство ее движений очаровывали зрителей.

Энрике понимал, что видит выдающийся танец. Так танцуют те, чье тело отточено годами тренировок, кто прошел посвящение в Храме Святой Сангвис, и кого в Ордене Алой Чаши сочли достойным. Древний танец с кинжалами. Только вместо кинжала у Аниты в руках роза! Так вот кого прислали ему. Муэртида Анита Моретти должно быть не ниже аннигилятора рангом!

Вот она изогнулась назад, дерзко и искушающе глянула в сторону Энрике, и он забыл все свои рассуждения и выводы. Остался только горячий шум крови в висках, ее темный взгляд и танец.

Не только взгляд исповедника был прикован к Аните. С нее не сводил глаз тот самый ранчерро, которого Анита встретила утром у храма. Он и бросил ей розу, а теперь яростно хлопал в ладоши. Рядом с ним стояла девушка, одетая в белую юбку с широким поясом и темно-красную блузку открывающую плечи, с высоким гребнем в каштановых волосах. Ранчерро что-то зашептал ей, девушка рассмеялась, толкнула его в плечо и, приподняв полы белой юбки, присоединилась к танцующим.

– Давай, Рита! – понеслись со всех сторон одобрительные и азартные возгласы. – Поединок! Поединок!

Рита постукивая каблуками замшевых сапожек с улыбкой наступала на Аниту Это был вызов на танцевальный поединок. Что ж, Анита совсем не против небольшого состязания, лишь бы соперница была достойной.

Анита шагнула ей навстречу, взмахнула юбкой, Рита ответила таким же взмахом и пошла вокруг Аниты резко перебрасывая юбку от одного бедра к другому и поводя плечами. Девушки кружили то в одну, то в другую сторону, быстро войдя в единый ритм. Черное, красное, белое, блеск глаз, наклон головы! В какой-то момент роза Аниты перешла к Рите и соперницы устроили настоящее сражение за цветок. Роза оказывалась то высоко поднятой над головой, то опущенной к самому полу, девушки изгибались и тянулись к цветку, и танцевали, танцевали!

На смуглой коже обеих проступили капельки пота, грудь вздымалась от частого дыхания, а темные глаза сверкали бешеными огнями. Обе казались завороженным, азартно вопящим зрителям живым воплощением танца и души своего народа.

Музыка загремела финальными аккордами, зрители отбивали ладони, свистели, орали и стучали по столам. Танец закончился, девушки, смеясь, присели в поклоне и повернувшись друг к другу захлопали в ладоши.

– Я Рита, – представилась одна. – Выпьем?

– А я Анита, – со смехом ответила другая. – Выпьем!

– Асконская румба! – объявил ведущий и синьориты направились к бару, чтобы взять себе текилы со льдом.

У стойки бара, где они расположились, тут же стало тесно. Раздвинув плечом желающих выразить синьоритам свое восхищение, рядом возник Диего:

– Синьорита, я так и не успел представится. Меня зовут Диего Верде. Я все-таки не упущу свой шанс угостить вас текилой.

– Синьорита пришла со мной, и я ее угощаю, – раздался голос исповедника, который тут же втиснулся между Анитой и Диего и с вызовом смотрел на соперника.

– Исповедник, – не скрывал раздражения Диего, – вы не опаздываете на вечернюю молитву?

– А вы не пропускаете вечернюю дойку, вакеро? – не сдавался Энрике.

Мужчины прожигали друг друга гневными взглядами. Девушки, подняв брови, весело переглядывались, забавляясь вызванной ими же бурей.

Диего теснил падре в сторону:

– Я намереваюсь пригласить синьориту на танец, и не вздумайте мне мешать, падре!

– Не указывайте что мне делать, синьор Верде, – хмурился Энрике. – Я первый приглашаю синьориту Моретти на танец. Окажите мне честь, Анита?

– Нет, мне!....

Они обернулись, но девушки уже кружились в танце с другими кавалерами.

Обменявшись угрожающими взглядами, Энрике и Диего вздохнули.

– Выпьем? – первым предложил падре Энрике.

– Выпьем, – угрюмо согласился Диего. – Угощайте.

Глава 7 Комиссару с любовью

Будущие каторжники лежали на полу, накрыв шляпами лица и старательно храпели. Томас Гомес, которого сослуживцы называли просто Масо, что он терпеть не мог, ненавидел ночные дежурства и недовольно морщился, когда кто-то всхрапывал особенно громко.

Он сидел за столом, листая журнал с откровенными картинками на обложке, почесывался, зевал, пару раз выходил за кофе и тайком доливал в него ром из бутылки, спрятанной в столе, поджидая с нетерпением патрульных. Пако с напарником обещали принести ему из бара буррито. Он тоже мог бы отплясывать с девчонками в баре, а приходится потеть в комиссариате.

Иногда Гомес подходил к клетке, но все было спокойно. Бандиты спали на полу, Родригес жался в сторонке. В самом начале они устроили потасовку, и Масо не вмешивался. Жизнь животных идет по своим законам, а он лишь смотритель зоопарка.

Кстати, о зоопарке. Гомес извлек из кармана брегет и задумчиво ощупывал его, размышляя что пожалуй оставит себе эту вещичку насовсем. Под стеклом короткими рывками двигалась секундная стрелка, серебряный корпус удобно лежал в ладони. Правда, небольшая вмятинка на задней крышке, но это пустяки…

Алехандро, прикрыв лицо шляпой, с тревогой следил за тем, как Масо играет брегетом. Просто так брегет не открыть, но если жандарм проявит упорство… Часы над столом дежурного показывали три минуты до полуночи. Три минуты. Масо не успеет открыть брегет, твердил себе Алехандро, привычно подавляя нетерпение. Он был собран и готов действовать как взведенный арбалет, который выстрелит ровно в нужный момент. Не раньше и не позже. От этого зависит все.

В ладонях у него грелся кусочек похожей на темный воск СТА, которую он пронес в подвороте штанов. СТА, или "смесь термическая алхимическая", еще не слишком широко применяемое в армии вещество, однако крайне полезное.

Без одной минуты двенадцать. Алехандро три раза стукнул по полу кулаком. Заключенные осторожно завозились. Секундная стрелка описывает круг, остается тридцать секунд… двадцать… пятнадцать… Десять. Из СТА Алехандро делает два шарика. Пять! Вставляет в уши позаимствованные у бабули беруши. Три! Проверяет плотность. Два. Поднимается на ноги плавным движением. Один!

Полночь.

Стук невидимого метронома заполнил помещение, отсчитывая ритм, словно удары сердца. Потом замедлился, паузы становились дольше и, наконец, наступила тяжелая неестественная тишина. Масо не успел встать из-за стола, ноги сделались ватными, непослушными, жандарм рухнул обратно на стул. Рука смахнула со стола чашку, голова покачнулась, тело обмякло, и Гомес погрузился в глубокий сон.

Беруши не полностью защищали Алехандро от действия этого звука. Приходилось крепко сжимать в кулаке осколок кирпича, царапая острым краем в ладонь, чтобы не отключиться.

Санчо, Бето и Чучо заткнули уши пальцами, их шатало, головы тяжело склонялись, сонно слипались веки.

Секундная стрелка завершила круг. Потом никто не вспомнит, отчего его потянуло в сон, магия усыпителя начинала действовать с первого же удара. Масо каракатицей растекся по стулу и громко храпел, заключенные мотали головами, пытаясь прогнать сонную муть из глаз. Алехандро начал действовать.

Один шарик СТА Родригес прилепил к замку изнутри, второй, просунув руку через решетку – снаружи. Из шва на поясе извлек армейскую толстую спичку, которые горят даже под водой, чиркнул о стену, поднес к замку и смесь вспыхнула, рассыпая белые ослепительные искры.

– Назад! – прошептал Алехандро, жестом оттесняя заключенных подальше, и сам отступил, прикрывая глаза.

СТА плавила железо как масло, второй кусочек тоже вспыхнул от раскаленного металла и дело пошло быстрее. Через минуту Алехандро распахнул дверь камеры и жестами велел соколам следовать за ним.

У спящего дежурного осторожно снял с пояса ключи и жетон. Выглянул за поворот коридора – там у входной двери спали, привалившись к стене, двое патрульных.

Алехандро рассчитывал, что из охраны будет только один Гомес. Впрочем, усыпитель сработал безупречно, только надо поторопиться, пока не кончился эффект.

– Оставайтесь тут! – он говорил одними губами, беззвучно. – Выходить по одному.

Убирать силовое поле взятым у дежурного жетоном он будет потом. Сначала – решетка и двери. Здесь понадобились ключи, пришлось потратить минуту пока в связке подобрались нужные, и действовать осторожно, стараясь не задеть спящих прямо под ногами патрульных.

Когда обе двери были открыты, Алехандро ожидал еще один сюрприз. Огромные псы тоже попали под действие усыпителя, но один из них уснул прямо у порога. Как действует усыпитель на животных, Алехандро наблюдал только на примере лошадей, и те легко просыпались от малейшего шума. Оставалось надеяться на удачу. Свобода уже манила беглецов ночной прохладой и далекими звуками музыки.

Алехандро приложил к печати у двери жетон. Руны сверкнули синим – проход открыт. Он выпустил по одному всех заключенных, и те ринулись к свободе, словно быки из загородки, не замечая ничего на своим пути. Здоровяк Санчо споткнулся о собаку, растянулся на земле. Пес приоткрыл глаза, недовольно зарычал. Рык здоровенного чупакасадора придал Санчо невиданную прыть. Здоровяк рванул с места и первым вылетел на улицу, опередив товарищей. Даже ограда его не задержала, а когда Чучо и Бето увидели как к ним несется проснувшийся пес, все трое поставили местный рекорд по бегу с препятствиями.

Алехандро облегченно выдохнул, когда беглецы скрылись за забором. Повезло, что пес не до конца проснулся, будь он не под действием усыпителя, все могло обернуться гораздо хуже. За поворотом ждет крытый фургон Панкрасио, в котором они тихо покинут город.

Чупакасадор разочарованно рыкнул, повертел головой, обнаружил Алехандро и широкими прыжками понесся к нему. Родригес отшатнулся, предоставляя собаке удариться в невидимую стену, снова закрывшую проход. Пес не унимался, бесновался и рычал.

– Поиграем в другой раз, малыш, – утешил его Алехандро и склонился к жандармам.

Подтащил поближе, немного повернул, чтобы те оказались в объятиях друг друга. Один патрульный не просыпаясь пролепетал что-то несвязное, пошарил рукой по спине товарища, другой сладко сопел, склонившись ему на грудь.

– Настоящая мужская дружба, ребята. Не благодарите.

Теперь Алехандро направился к кабинетам. Вот и дверь с табличкой "Комиссар Вега". Быстро подобрал ключ, скользнул внутрь. Через окно падает достаточно света от фонарей, освещая широкий стол и шкафы с бумажными папками. Алехандро сразу направился к сейфу, тяжелому стальному монстру, старомодному, в царапинах и потеках кофе. Прожигать металл СТА не понадобится. Код ему сообщили. Набирая абсолютно случайный набор цифр, Алехандро думал, что этот шифр многое говорит о личности комиссара. Никаких значимых дат, как часто делают дилетанты, ничего связанного с жизнью Веги или его семьи. Такой код не подобрать наугад.

Замок громко щелкнул, открываясь, и сейф обнажил свое нутро перед нетерпеливым взглядом Алехандро. Тоненькая пачка банкнот, печать, коробка с дешевыми сигарами, початая бутылка бренди, табельный арбалет. Родригес пролистал толстый гроссбух с аккуратными записями о доходах и расходах – эту книгу по достоинству оценили бы королевские аудиторы, как примерный образец ведения бухгалтерии комиссариата. Стерильно – ничего лишнего. На нижней полке нашлась тоненькая папка с косо наклеенной полоской машинописного текста: "М. Э. Родригес".

Копия старого портрета Мигелито, где он с гитарой в широкой шляпе еще мальчишкой выступал на школьном празднике. Показания родителей. Опрос свидетелей. Зарисовка с места преступления. Алехандро стиснул зубы. Тело Мигеля в трех ракурсах – сверху снизу и сбоку, растянулось в грязной подворотне. Из шеи торчит арбалетный болт.

Алехандро быстро пробежал глазами материалы дела. Просмотрел все листы, но так и не нашел ни зарисовок того самого болта, ни его упоминания и порядкового номера на складе улик. Орудие убийства просто исчезло из дела, будто его и не было. В графе "причина смерти" стояло "не выяснено". И в конце постановление комиссара – закрыть дело за отсутствием улик и невозможностью дальнейшего расследования. Значит, когда тело нашли, болт был, а потом его изъяли. И если комиссар хранит дело в сейфе, а не в шкафах, значит, он лично заинтересован в сокрытии от любопытных глаз этой информации.

Все, что говорили Алехандро, оказалось правдой. Каменная стена, за которую не пробиться.

Он вернул папку на место, запер дверь. Осторожно выглянул из-за угла – патрульные начинали ворочаться активнее. Обычно усыпителя хватало на полчаса, но в условиях ограниченного магического фона счастье, что он вообще сработал. Чупакасадор при виде Алехандро снова хрипло залаял.

На бегу швырнув к дверям ключи и жетон, Родригес побежал обратно в камеру. Последние мгновения, он это чувствовал. Но задержался на секунду перед Масо. Этот тип заслужил его особое внимание, когда так рьяно орудовал дубинкой. При пробуждении офицера Гомеса будет ждать небольшой сюрприз.

От двери донеслась возня и возмущенные возгласы:

– Убери руки, Пако!

– Ты что, меня лапал? Похабник! Я на тебя рапорт подам!

– Ты пускал на меня слюни!

– Какого гремлина дверь открыта? Это ты сделал?

Действие усыпителя кончилось. Сейчас в комиссариате станет жарко.

Одним огромным прыжком преодолев расстояние до клетки, Алехандро рухнул на пол лицом вниз и замер, раскинув руки.

Через пару минут ввалились сонные, плохо соображающие патрульные. Продолжая переругиваться, обнаружили пропажу заключенных и преисполнились печали:

– Комиссар нас вздёрнет.

– Пустит на корм псам.

Их страдания перекрыли вопли проснувшегося наконец Масо:

– Кто взял мою дубинку? Руки вырву! Еще и арбалет? Жетон где? Ключи?! Да вы издеваетесь! Кто здесь такой смелый? А чего вы тут толпитесь? Где эти три болвана? Вы куда дели заключенных, идиоты?

– Побег, – коротко ответил Пако, стараясь держаться подальше от напарника. – Дверь открыта. Мы твой жетон и ключи там нашли.

– Давай сюда, – потребовал Масо.

Но патрульный покачал головой:

– Я отдам это комиссару. Может, тебя подкупили, и ты усыпил нас всех, чтобы соколы сбежали?

– Ты что несешь? – взревел Гомес и угрожающе двинулся на Пако.

Патрульный вскинул арбалет:

– На место, офицер Гомес. Вызывай комиссара, немедленно, напарник.

Началась суматоха. Вызвали всех сотрудников комиссариата. Оповестили патрули о побеге. Конечно, беглых будут искать. Но те уже покинули город и пробираются на плантации картеля, а туда жандармы не сунутся.

Приехал комиссар, злой, в нарядном костюме. Алехандро уже "проснулся" и отвечал на все вопросы одно и то же: Санчо его ударил по голове, больше ничего не помнит.

Расплавленный металл на месте замка сильно озадачил служак.

– Чем такое можно сделать? – в который раз трогая насквозь проплавленный замок, спрашивал комиссар. – Ну?!

Детектив Эррера, подтянутый мужчина средних лет, единственный, кто не кричал, а сразу принялся за расследование, предположил:

– Возможно, это какой-то артефакт из коллекции Гарсии.

Комиссар взревел в лицо Алехандро:

– А пронести его мог только ты!

Алехандро потирал шишку на затылке:

– Меня обыскивали, комиссар, и забрали все, даже ремень.

Принесли не вскрытый бумажный пакет, на пломбе вчерашняя дата. Комиссар сорвал пломбу и вытряс содержимое.

На пол упали шляпа, ремень, два ножа и бумажник.

– Все на месте, офицер Гомес? – спросил детектив у бледного Масо, перетряхивая и перещупывая сначала ножны, а потом и кошель.

– Т-так точно, с-синьор, – заикаясь ответил тот.

– Бумажник потощал, – заметил Алехандро. – И не хватает серебряного наградного брегета.

Комиссар бросил на дежурного испепеляющий взгляд. Тот полез в карман и непослушными пальцами вытащил брегет. Комиссар вырвал из рук офицера часы, повертел в руках, прочел наградную надпись. Попытался поддеть ногтем крышечку, но его пальцы оказались слишком толстыми, а крышка деформирована. Алехандро внимательно следил за его движениями.

– Осторожнее, это памятная вещь.

– Картина такая, комиссар, – вмешался детектив Эррера. – Около полуночи патрульных офицеров усыпили, ключами и жетоном дежурного Гомеса открыли двери, провели заключенных мимо собак и сдали на руки ожидающим. Уверен, фургончик, что видел булочник, вывез соколов из Сан-Висенто. Это хорошо спланированная операция, от начала и до конца. Не знаю, чем это сделано, – он указал на расплавленный замок клетки, – но артефакт такой мощи должен быть довольно крупным. Ничего похожего в вещах Родригеса я не вижу, разве что это была его шляпа.

Комиссар выслушал Эрреру и ткнул пальцем в Масо:

– Ты продался Гарсии!

У того колени затряслись:

– Господин комиссар! Нет! Нет, уверяю вас! Я жертва чьих-то злых происков!

– Ты выпустил из клетки бандитов, что-то сделал с замком, чтобы отвести от себя подозрения, усыпил патрульных. Только свой мог пройти мимо собак. Мои псы их порвали бы в клочки! Предатель!

– Но я ничего этого не делал! – закричал в отчаянии Гомес. – Я тоже был без сознания, пришел в себя когда патрульные уже были тут. А может, это они? Они забрали у меня оружие и жетон! Они меня подставили! Их вообще не должно было здесь быть, с чего они заявились вдруг, у них смена еще не закончилась!

– Мы во всем разберемся, – угрожающе прорычал комиссар. – И когда я узнаю, кто это сделал…кто из вас стал крысой и продал душу дьяволу Гарсии… шкуру спущу!

Эррера что-то негромко сказал комиссару. Тот выслушал его, поморщился и с раздражением швырнул Родригесу часы:

– Убирайся отсюда и сиди дома тихо, как мышь. Будешь трепать кому о том, что тут было – тебе не поздоровится, обещаю. Из города не уезжать. В любой момент ты можешь понадобиться следствию.

– А я никуда и не собираюсь, – отозвался Алехандро.

Он поднял свои вещи и направился к выходу, почти улыбаясь.

– Что у тебя на спине, Гомес? – раздался вопль комиссара и улыбка Алехандро стала шире.

Мундир Масо украшало нарисованное мелом сердце, пробитое стрелой и надпись "Густаво Вега".

Глава 8 Семья Гарсия

Вытирая вспотевший лоб, Панкрасио Перро быстро шел через просторный двор дома с оранжевой крышей и башнями у ворот, мимо большого бассейна и пальм в кадках, к распахнутым резным дверям.

В небе зажигались первые звезды, над далекими вершинами Сьерра-Альте всходила луна, вечерняя прохлада ласкала кожу, а из дома доносились звуки веселой музыки. Казалось, что может быть прекраснее?

Дон Гарсия пригласил своих боссов отпраздновать приятную победу над комиссариатом. Панкрасио надеялся, что сумел вернуть расположение Дона. Все-таки дерзкий побег приговоренных к каторге соколов – его заслуга.

Панкрасио тщательно подобрал наряд – элегантные серые брюки, шелковая рубашка, сверкающие новеньким лаком туфли. Личное обаяние играет огромную роль в делах, он уже много раз успел в этом убедиться. Жирный Грассо и неотесанный Лопес могут из кожи вон лезть, но добиться особого положения в семье шанс есть только у Панкрасио. Он утешал себя этой мыслью, хотя в последнее время дела обстояли совсем иначе.

Уже два месяца территории Грасо и Лопеса увеличивались, их прибыль росла как на дрожжах. Поэтому они теснили Панкрасио, влезая на его территорию без всякого страха, ведь Дон благоволит тому, кто приносит больше денег, а у Панкрасио Пса дела шли всё хуже. Черная полоса началась, когда Дон заставил боссов выкупить все его плантации непентес, а потом перепродать третьим лицам, подставным фигурам, внешне никак не связанным с семьей. Но все хлопоты с плантациями по-прежнему лежали на Перро.