Вечные

ГЛАВА 1

Хейвен вернулась. Она обвела взглядом знакомую маленькую комнату. Серебристые облака парили над высоким потолочным окном, под которым стояла неприбранная кровать. На краю туалетного столика стояла свеча. Она словно бы ожидала слабых лучей солнца, чтобы окончательно погаснуть. Взгляд Хейвен возвратился к зеркалу, стоявшему перед ней. Она распрямила локон светлых волос и заправила за ухо. В зеркале отражалась не она, но это лицо ей было знакомо так же хорошо, как собственное. Большие карие глаза, подведенные краской для век. Улыбающиеся губы в форме лука Купидона. В который раз она увидела, как тонкая рука с гранатовым перстнем разглаживает ткань платья, расшитого золотом. Хейвен почувствовала, как кончики ее пальцев прикасаются к тонкому шелку.

Девушка в зеркале ждала. Стрелки часов на каминной полке замерли на без пяти шесть. Время текло мучительно медленно.

За стенами дома завывал осенний ветер. Стонали деревья в парке, который, как знала Хейвен, находился в соседнем квартале. Потрескивающий в камине огонь прогонял осенний холод. Но девушке не нужно было тепло огня.

Она услышала стук женских каблучков по булыжной мостовой. С трепещущим сердцем она пробежала по дощатому полу к окну, стараясь, чтобы каблуки ее шлепанцев не провалились в щели между половицами. Раздвинув бархатные шторы, она выглянула в окно. По тихому узкому переулку рука об руку прошли две женщины в шубах. Такие шляпы и туфли не носили уже почти сто лет. Женщины прошли мимо дома. Девушка вздохнула с облегчением, когда они наконец скрылись из виду. Меньше всего ей хотелось, чтобы к ней явилась мать — сегодня, когда им предстояло впервые остаться наедине.

Она бросила взгляд на скелет строящегося вдалеке небоскреба и снова быстро посмотрела вниз. В переулке появился темный силуэт. От волнения девушка начала дышать чаще. Мужчина остановился около двери ее дома и, почти незаметно повернув голову вправо и влево, проверил, нет ли кого-нибудь на улице. Она услышала, как поворачивается ключ в замке. На лестнице, ведущей на верхний этаж, зазвучали тяжелые шаги.

Через мгновение он переступил порог ее комнаты. Пальто он перебросил через руку, в другой руке держал шляпу. Его темно-рыжие волосы были взъерошены, зеленые глаза сверкали. Краешки рукавов старомодного твидового пиджака слегка обтрепались. Она встретила его в дверях и обвила руками его шею. Он уронил пальто на пол и прикоснулся к ее спине холодными пальцами. А потом его влажные губы встретились с ее губами. Она прижалась к нему, чувствуя, как согревается его тело под слоями хлопка и шерсти.

— Я ждала тебя целую вечность, — проговорила она.

— Теперь я здесь, — прошептал он, проводя руками по ее телу.

— Этан, — пробормотала она.

Внезапно комната озарилась ослепительной вспышкой.

ГЛАВА 2

Хейвен Мур стояла на табуретке перед открытым окном и всеми силами старалась не вертеться. Всю зиму в ней нарастало странное волнение, а как только начало теплеть, она совсем перестала спать и не находила себе покоя. Ей ужасно трудно было усидеть на одном месте. Казалось, каждая клеточка в ее теле танцует.

За высокими горами, кольцом окружавшими Сноуп-Сити, что-то ожидало ее, и волнение стало почти нестерпимым. Хейвен хотелось выпрыгнуть в окно. Почему-то она была уверена, что ветер понесет ее над верхушками деревьев и опустит на землю именно там, где ей нужно оказаться. На месте ее держала только рука Бью, сжимавшая подол платья, которое он шил.

— Хейвен, иди сюда и найди пульт!

Визгливый голос бабушки вывел Хейвен из раздумий. Она вздрогнула и неловко спрыгнула с табуретки.

— Черт побери, Хейвен! С каких пор ты стала такой неуклюжей?

Хейвен услышала звон упавшей на пол иглы и увидела, что Бью сунул в рот уколотый палец.

— Ах, бедняжка. — Хейвен погладила растрепанные светлые волосы Бью. — Я сейчас вернусь. Имоджин вечно садится на пульт. Наверняка он у нее под задницей.

— Может быть, сходить за ломиком? — предложил Бью.

Он выпрямился во весь свой шестифутовый рост и одарил Хейвен веселой ухмылкой. Она показала на потолок. Бью, похоже, забыл о том, что буквально в нескольких дюймах над его головой вращается вентилятор.

— Тише ты! — сдавленно смеясь, проговорила Хейвен, распахнув дверь спальни. — Хочешь, чтобы тебя выгнали и больше никогда не пускали?

Босые ступни Хейвен застучали по половицам. Ей нравилось бегать вот так — тяжело, совсем не по-дамски. Когда Хейвен промчалась по лестнице, из кухни в коридор вышла ее мать. Вытирая руки фартуком, она укоризненно покачала головой и показала Хейвен четыре пальца, облепленных бисквитным тестом. Хейвен перешла с бега на шаг и стала ступать легче. Подшучивать над бабушкой было весело, но следовало остепениться. Четыре месяца образцового поведения — не такая уж большая цена за свободу. В сентябре она станет студенткой института технологии моды в Нью-Йорке — за горами, в шестистах милях от Восточного Теннесси.

Шторы в гостиной были плотно закрыты. В сумраке даже цветастые обои казались серыми. Имоджин Снайвли сидела в кресле с шелковой обивкой. Спину она держала прямо, а ноги скрестила в лодыжках. Она недавно вернулась из парикмахерской, и ее серебряные седины были уложены в высокую прическу. Хейвен остановилась на пороге и обвела комнату взглядом — все ли на своих местах. Старуху многое могло возмутить. Засушенный цветок, засунутый в букет из летних роз, спущенная петля на чулке. Хейвен заметила мазок, оставленный ею на зеркале над камином — идеальный отпечаток большого пальца в правом нижнем углу — и негромко рассмеялась. Такая у них была игра, и сегодня Хейвен вырвалась вперед.

— Что смешного? — сахарным голоском осведомилась бабушка Хейвен. Таким голосом она говорила всегда, пытаясь заманить жертву в западню.

— Ничего, мэм.

— Этот мальчишка еще здесь?

— Бью, — поправила ее Хейвен.

— Прошу прощения?

Хрупкая рука бабушки потянулась к очкам, лежавшим на столике рядом с креслом.

— Его зовут Бью.

— Я знаю, как его зовут… — Надев очки, Имоджин смерила внучку взглядом. — Хейвен, что это на тебе, хотела бы я знать?

Хейвен, одетая в черное платье с низким вырезом, медленно повернулась на месте.

— Нравится моя обновка? Я вот думаю: не пойти ли в нем завтра в церковь?

Имоджин Снайвли от возмущения выпучила глаза.

— Ни одна из моих бабушек не предстала бы перед Господом с оголенной…

— Не падай в обморок, Имоджин. Я шучу. Мы шьем это платье для Бетани Грин. — Хейвен вздохнула и сунула руку под подушку, на которой восседала хрупкая старушка. Выудив из-под подушки пульт, Хейвен включила телевизор. — Тебе какой канал?

— Вот чертовка! — процедила сквозь зубы Имоджин. — Включи пятичасовые новости.

Хейвен нажала несколько кнопок на пульте, и на экране появился ведущий известного шоу, где обсуждались последние сплетни.

— Пожалуй, с новостями ты немного поторопилась, — сказала Хейвен. — Посмотришь это пока?

— И когда только передачи стали такие мерзкие? — проворчала ее бабушка. — Ну ладно, если больше смотреть нечего, включи хотя бы звук.

Хейвен нажала кнопку. По низу экрана поползла полоска уровня громкости.

«…девятнадцатилетний плейбой вернулся в Нью-Йорк вчера поздно вечером, всего за несколько часов до похорон отца. Несмотря на то что в последние годы их отношения были напряженными, осведомленные источники сообщили нам о том, что…»

Хейвен не могла оторвать глаз от экрана. Загорелый, красивый молодой человек выскользнул из черного «Мерседеса». Вспышки фотокамер озарили лобовое стекло машины. На миг молодой человек задержал взгляд на папарацци. Его лицо было мрачным, непроницаемым, но вдруг уголки его губ тронула усмешка.

— Этан… — прошептала Хейвен, и кончики пальцев ее ног словно обожгло огнем. Жар начал подниматься выше. Хейвен почувствовала, что у нее подкашиваются ноги.

Странное смешение образов начало угасать. Хейвен очнулась. Ее глаза были закрыты, она лежала, неловко согнув в колене одну ногу. Она услышала, как рядом негромко переговариваются мать и бабушка.

— Ты не должна позволять ей уехать, — настойчиво проговорила бабушка.

— Но уже несколько лет ничего подобного не случалось, — испуганным голосом отозвалась мать.

— Тебя здесь не было, Мэй. Ты не слышала, что она говорила. Все начинается снова.

ГЛАВА 3

Дом Снайвли стоял на широком, поросшем травой уступе горного склона. Двухэтажный, с затейливой башенкой, в которой могла бы поселиться парочка принцесс, этот дом служил своеобразным ориентиром. Любой ребенок, которого привозили в город, первым делом обращал внимание на этот дом. По утрам белые стены дома сияли на солнце, а кусты красных азалий, обрамлявшие нижний этаж, горели, словно угли. Ближе к вечеру, когда по долине крались тени, отбрасываемые горами, волшебство дома Снайвли становилось мрачным. Он выглядел весьма негостеприимным, несмотря на все огни, горевшие в окнах.

Вскоре после десяти утра Хейвен вытащила на край лужайки деревянный шезлонг. Она надела большие круглые темные очки и распустила пояс кимоно. Утренний ветерок раздувал шелковую ткань. Еще немножко — и стало бы видно, что Хейвен без трусиков. Порой по воскресеньям она предпочитала не надевать нижнее белье. На ее взгляд, если уж Бог сотворил людей голыми, они такими и должны были ходить.

У подножия холма, вдалеке от помпезного дома бабушки Хейвен, раскинулся Сноуп-Сити. Через двести лет после того, как предки Хейвен основали этот город, он, называясь «сити», оставался всего-навсего короткой улочкой, на которой стояло несколько магазинов, в которых не продавалось ничего интересного. Однако иллюзия величия все еще царила в семье. Для Имоджин Снайвли, которая отказывалась куда-либо выезжать из Теннесси, Сноуп-Сити был не иначе как центром вселенной. В этом, а также в том, что Хейвен обожала время от времени ходить нагишом, ее мнение и мнение ее бабки диаметрально расходились.

Из долины донесся звон церковных колоколов. Хейвен плюхнулась в шезлонг и открыла большой альбом для рисования. Она стала грызть кончик карандаша, стараясь сосредоточиться на рисунке, лежавшем у нее на коленях. На рисунке была изображена безголовая грудастая фигурка в изумрудно-зеленом платье. Приближение выпускных балов было самым горячим временем в маленьком бизнесе, который начали Хейвен с Бью. За сотни миль в любой стороне невозможно было купить приличное платье, а это означало, что в течение трех месяцев в этих краях не сыскать было более занятой парочки, чем Бью и Хейвен. В остальное время другие школьники предпочитали держаться от них подальше. Не то чтобы они вели себя недружелюбно, но словно бы опасались Хейвен и Бью.

Хейвен рассматривала рисунок, сделанный ею днем раньше. Это легкое, воздушное зеленое платье казалось ей знакомым. Ей всегда казались знакомыми платья, которые она придумывала. Она сражалась с чувством deja vu и пыталась вспомнить, где и когда она могла видеть это платье. Но стоило ей зажмуриться и попытаться сосредоточиться, как перед ней представал молодой человек с телеэкрана. Она не могла понять, как такое возможно, но была уверена, что знает его. Когда он посмотрел в объектив телекамеры, он словно бы искал взглядом ее.Но она первой его заметила.

У Хейвен засосало под ложечкой. Она сунула руку под кимоно и прижала к животу. Она все еще толком не понимала, что произошло, пока она была в обмороке. А потом она была слишком слаба, и ей было не до рассказов. Бью отнес ее в кровать. Шестнадцать часов спустя она очнулась, озадаченная тем, как могла лишиться чувств, и ужасно напуганная тем, как перед самым обмороком на нее посмотрела бабушка. Обнаружив, что дома никого нет, и поняв, что все отправились в церковь, Хейвен поняла, что ей стоит приготовиться к худшему.

— Похоже, тебя решили пока не отправлять в психушку.

Хейвен быстро сняла темные очки и нацепила их поверх густых всклокоченных черных волос. Щурясь от яркого солнца, она увидела, что по двору легко шагает Бью Декер. Он был в неплохой форме после футбольного сезона и двигался с изяществом, странным для мускулистого высоченного парня. Он одарил Хейвен улыбкой, из-за которой половина дамского населения города проклинала судьбу.

— Ты бы прикрылась, что ли. Нельзя же демонстрировать себя каждому прохожему мужику.

— Можно подумать, тебе не все равно. — Хейвен усмехнулась и запахнула полы кимоно. — И можно подумать, тут прямо очередь выстроилась — на меня поглазеть. А почему ты не в церкви?

Бью присел на корточки рядом с шезлонгом и обвел взглядом город.

— Решил устроить им выходной от попыток спасти меня. Знаешь, есть такие лагеря, в которые отправляют ребят типа меня? Где учат тому, как стать полезными членами общества?

— Полезным членом общества? Это значит — жениться на какой-нибудь девахе из Сноуп-Сити и плодить детишек, пока не окочуришься? — спросила Хейвен, и Бью чуть не захлебнулся от хохота. — Ну ладно, ты тут долго не торчи. Имоджин почти наверняка притащит с собой доктора Тидмора после службы. Может, стоит показаться ему во всей красе? Вот будет урок для нее.

Бью почему-то всегда знал, когда стоит перестать смеяться.

— Ты думаешь, она приведет сюда проповедника? Неужели дела так плохи?

Хейвен грустно кивнула.

— Мне не позволяли пропускать церковные службы с тех пор, когда у меня было воспаление легких, а это было в восьмом классе. Одному Богу известно, что было, пока я вчера валялась без чувств.

— Что ты на этот раз увидела? Помнишь?

Хейвен прижалась к спинке кресла.

— Не смогла бы забыть, даже если бы сильно постаралась. Я сидела в комнате и ждала Этана. Потом он пришел и… О, Боже. Надеюсь, я не ляпнула ничего при Имоджин.

Бью взял Хейвен за руку.

— Я-то думал, ты уже давно научилась не падать в обморок. Много времени прошло с последнего раза?

— Со вторника? — в отчаянии проговорила Хейвен.

— Что? Господи Иисусе! Почему ты мне не сказала?

— Я тебе не рассказывала, потому что пыталась как-то овладеть ситуацией. Уже несколько недель я вижу одно и то же. Похоже, я больше не могу прекратить эти видения. И откровенно говоря, я даже не знаю, хочется ли мне их прекратить. — Хейвен немного помолчала, вспоминая поцелуй и нахлынувшее вслед за ним волнение. — Это настолько реально,Бью. Похоже, теперь я проигрываю сражение.

— Ничего ты не проигрываешь, — проговорил Бью со спокойствием психотерапевта, имеющего дело с истеричкой. — Давай попытаемся все проанализировать. У тебя есть какие-нибудь соображения, откуда берутся эти видения? Что ты делала вчера, перед тем как отключилась?

— Ничего особенного. По телику шло какое-то скандальное шоу. Говорили про богатого парня в Нью-Йорке, чей отец только что умер. И, видимо, этот парень напомнил мне Этана.

— Дай-ка я угадаю. Темноволосый, мрачноватый. И такой красавец, что просто смотреть больно?

— Откуда ты знаешь? — широко раскрыв глаза, проговорила Хейвен.

Бью снисходительно улыбнулся.

— Ты уже столько лет не проявляешь никакого интереса к мужскому полу, так с чего бы твои вкусы вдруг разительно изменились? Твоего загадочного красавца зовут Йейн Морроу.

— Откуда ты знаешь?

— Хейвен, Интернет по-настоящему годится только для двух вещей. Скандальные сплетни — одна из них. Тот, о ком ты говоришь, уже несколько месяцев — персона номер один во всех таблоидах.

ГЛАВА 4

Хейвен положила на журнальный столик стопку глянцевых журналов. Бью взял журнал, лежавший сверху, и начал его листать.

— Хочешь сказать, что твоя мать хранит такие сокровища под кроватью, а ты даже не удосужилась в них заглянуть? — спросил Бью.

— Ага, чтобы навлечь на себя гнев Имоджин? — проворчала Хейвен. — Она говорит, что такие журналы — это послания от Сатаны. Даже мама их при ней не читает. А если бы Имоджин увидела меня с номером «National Enquirer», [1]уж я не знаю, что бы тогда было.

— Ну тогда, мисс Мур, вы даже представить себе не можете, как много вы упускаете. Поехали. — Бью повернул журнал к Хейвен. — Давай посмотрим, получится или нет.

— Ну зачем это нужно? — простонала Хейвен, не желая смотреть на страницу. Хотя видения приносили ей невыразимое удовольствие, все же ей совсем не хотелось падать в обморок напоказ.

— Мы пытаемся поставить диагноз, — произнес Бью с деланой серьезностью. — Либо у тебя гормональное отравление, либо ты безнадежно безумна. Разве тебе не хочется выяснить, что с тобой?

— Ты прекрасно знаешь, что об этом скажет Имоджин.

Как ни противны были Хейвен соображения бабки насчет ее видений, она не могла вечно противиться этим соображениям.

Но Бью был непреклонен.

— Твоей бабусе я диагноз уже поставил. Боюсь, речь идет о тяжелейшем случае так называемой болезни злых старых сучек. А теперь посмотри на треклятую картинку!

С этими словами Бью потряс журналом перед лицом Хейвен.

Хейвен наклонилась и стала рассматривать фотографию. Лицо Йейна Морроу было словно изваяно из мрамора. Казалось, оно принадлежит статуе, найденной среди древних руин или поднятой со старинного корабля, потерпевшего кораблекрушение в стародавние времена. Прямой нос, волевой подбородок, волнистые каштановые волосы, чуть капризно сложенные губы. Это лицо казалось бы слишком идеальным, если бы не зеленые глаза Йейна. Хейвен поняла, что уже видела Йейна Морроу. Его лицо красовалось на обложках всех журналов, которые продавались в супермаркете на этой неделе.

— Ну, что скажешь? — нетерпеливо спросил Бью.

— Он великолепен.

Оторвав взгляд от страницы журнала, Хейвен увидела свое отражение в зеркале. В первое мгновение она словно бы не узнала себя. Курносый нос, темно-серые глаза, веснушки. Не ослепительная красавица, но все же довольно хорошенькая. «На любителя», — говаривал Бью, и кое-кто из любителей уже положил глаз на Хейвен. Хейвен и сама была бы вполне довольна своей внешностью, если бы не курчавые черные волосы. Непослушные кудряшки торчали во все стороны.

— Ну хорошо… — проговорил Бью, сделав большие глаза. — Почему бы нам не перестать говорить о том, что само собой разумеется? Ты что-нибудь чувствуешь, глядя на эту фотку?

— Нет, — призналась Хейвен со смесью облегчения с разочарованием. — Ни капельки.

— Серьезно? Слушай, да ты холодна, как рыба. Даже у меня, когда я гляжу на эту фотку, внутри какое-то странное тепло разливается. Ну, ладно. Давай поглядим, что я могу тебе сообщить о мистере Морроу. Сейчас освежим воспоминания.

Бью быстро просмотрел статью в журнале, водя указательным пальцем по строчкам. Кашлянув, он сказал:

— Итак. Тут пишут о том, что его отец унаследовал состояние… в общем, это как-то связано с зубной пастой. Недавно его отец умер, и все досталось Йейну. Сколько в точности — никто не знает. Его родители были в разводе, мать живет в Италии. Они не ладят. Судя по тому, что мне удалось выяснить, Йейн был чем-то вроде паршивой овцы. Его из нескольких школ вышибли.

— И все это ты вычитал в глянцевом журнале? — У Хейвен было такое ощущение, словно она спустилась на территорию чужой жизни на парашюте. Она уже знала о Йейне Морроу больше, чем о любом человеке за пределами Сноуп-Сити.

— Ну да. Просто жуть, да? Ладно-ладно, самое интересное только начинается. Помнишь, несколько месяцев назад исчез музыкант?

— Какой музыкант? — спросила Хейвен. — Я же тебе говорила: я все эти сплетни дурацкие не читаю.

Бью отвел взгляд от журнала. Он был немного озадачен лицемерием Хейвен. Он неплохо знал недостатки подруги. Любовь посплетничать меркла перед некоторыми из них.

— Об этом писали в газетах,Хейвен. Так что ты особо нос не морщи. Ну так вот: музыкант. Его зовут Джереми Джонс. — Бью протянул Хейвен фотографию худощавого парня с пружинистыми каштановыми волосами и потерянным взглядом. На предплечье у парня красовалась татуировка в виде змеи, кусающей собственный хвост. — Он был певцом. Вроде бы довольно хорошим. Исчез сразу после концерта в Лос-Анджелесе. Это случилось несколько месяцев назад. С тех пор его никто не видел.

— Но какое отношение это имеет к Йейну Морроу?

— Он был последним, с кем видели Джереми.

— И что?

— Да ничего, — пожал плечами Бью. — Забавно то, что Йейн и Джереми не были такими уж друзьями. А у Йейна репутация бабника. Ходили слухи, что они якобы ухлестывали за одной и той же девушкой. Вот люди и стали гадать, почему это их видели вместе в тот вечер, когда Джереми исчез.

— Думают, что этот Йейн убил Джереми Джонса?

— Да нет. Так, конечно, никто не считает. Это просто совпадение. Но для тех, кто пишет колонки светских сплетен, — масса поводов для всевозможных предположений. — Бью немного помолчал и спросил: — Ну, что-нибудь из этого тебя хоть как-то зацепило?

Хейвен пролистала журнал. На каждой странице Йейн Морроу был изображен с разными девушками. Ни в красивом лице этого парня, ни в его странной истории не было ничего знакомого. И все-таки всякий раз, стоило только Хейвен вспомнить, как он ей улыбнулся с экрана телевизора, у нее замирало сердце.

— Не знаю, — призналась она.

Бью раскрыл рот, готовясь что-то сказать, но только устало вздохнул. Как он ни старался что-то выяснить, они с Хейвен понимали, что ситуация опасная. Имоджин Снайвли вот-вот должна была вернуться из церкви, а у нее было полным-полно времени, чтобы сделать собственные выводы.

ГЛАВА 5

Хейвен и Бью уже час просматривали глянцевые журналы, когда к дому подъехала машина Имоджин. Журналы были разбросаны по всей гостиной. Хейвен принялась быстро собирать их, чтобы поскорее отнести в комнату матери.

Хлопнули дверцы автомобиля, по асфальту зацокали высокие каблучки.

— Почему он вечно здесь торчит?

Имоджин Снайвли не удосужилась перейти на шепот, из чего Хейвен сделала вывод: пастор остался в церкви. Ее бабушка самые гадкие черты своего характера проявляла исключительно при дочери и внучке.

— Прошу тебя! — негромко проговорила мать Хейвен. — Он услышит!

— Мы находимся в пределах моей собственности, Мэй, — во весь голос заявила Имоджин. — И я говорю, что пожелаю.

— Не уходи пока, пожалуйста, — умоляюще проговорила Хейвен. Бью начал поспешно собирать свои вещи. — Мы ведь совсем не поработали, а завтра у Морган примерка.

— Ну, тогда, может быть, вечерком поработаем у меня? — Бью выпрямился и словно бы приклеил к лицу вежливую улыбку. — Миссис Снайвли. Миссис Мур, — проворковал он, открывая парадную дверь перед двумя женщинами.

Мать Хейвен шла за Имоджин, словно тень.

— О, здравствуй, Бью, — не скрывая смущения, пробормотала мать Хейвен. Ее натянутая улыбка была больше похожа на гримасу. — Тебе уже нужно уходить? А я собиралась приготовить ужин.

Имоджин свирепо зыркнула на дочь.

— Пусть мальчик уходит, Мэй. Нам нужно кое-что обсудить в семейном кругу.

— Спасибо большое за приглашение, мэм, — сказал Бью, умело сделав вид, будто не слышал слов старухи. — Но мне пора. Нужно отцу обед приготовить. В шесть часов тебя устроит, Хейвен?

— Конечно.

Хейвен беспомощно улыбнулась, страшась того, что сейчас будет.

Как только за Бью закрылась дверь, бабушка Хейвен повернулась к ней лицом.

— Хейвен, не будешь ли ты добра пройти ко мне в гостиную? Мэй, не оставишь ли ты нас наедине?

Ни первая, ни вторая фраза не были вопросами. Хейвен бросила взгляд на мать, которая замерла в нерешительности. Она словно бы гадала, не бой ли это, в который ей следует вступить. Но Хейвен прекрасно знала, что мать не бросится ей на помощь. Порой Мэй Мур замирала на несколько недель.

Хейвен и ее бабушка заняли обычные места в гостиной. Имоджин Снайвли уселась в вольтеровское кресло. Она вздернула нос и стала похожей на сурка, стоящего в дозоре. Хейвен села посередине слишком мягкого, на ее взгляд, дивана. На столике между ними стояла ваза с букетом полевых цветов, собранных Мэй Мур. Мало-помалу дурманящий аромат цветов стал обволакивать Хейвен.

— Ты полагаешь, что тебе стоит проводить время с этим мальчишкой, Декером, в твоем состоянии?

Хейвен фыркнула и покачала головой. Отчасти она была рада тому, что разговор коснулся знакомой темы.

— Он гей, Имоджин. А это не заразно. И потом: о каком состоянииты говоришь? Ну, упала я в обморок. Подумаешь? Знаешь, я когда работаю, ничего не ем. Просто забываю про еду. А потом… Мало ли? Может, я беременна.

Имоджин прищурилась.

— Ты нездорова, Хейвен.

— Я себя прекрасно чувствую.

— Ты отлично понимаешь, что я не это имею в виду. Ты помнишь, что ты говорила во время обморока?

Этого Хейвен не помнила.

— Ты говорила: «Этан».

Хейвен постаралась не впасть в панику, но щеки у нее вспыхнули, и она понимала, что скоро лицо у нее покроется красноречивым румянцем. А уж румянец ее бабушка наверняка заметит.

— С каких пор у тебя снова начались видения?

— Не было у меня никаких видений. Я просто отключилась, вот и все.

— Ты лжешь, Хейвен. Я всегда вижу, когда ты мне лжешь. И я не отпущу тебя ни в какой колледж, если тебе мерещатся и видятся…

— Но, бабушка…

— Не прерывай меня. Мы с доктором Тидмором поговорили сегодня после службы. Я хочу, чтобы он попытался прекратить это, пока все снова не вышло из-под контроля. Боюсь, тебе придется задержаться дома.

— Но, бабушка, — умоляюще проговорила Хейвен. Отчаяние охватывало ее все сильнее. Она пересела ближе к краю дивана, ее коленки уперлись в столик, и ваза с цветами чуть не перевернулась. — Клянусь, со мной все в порядке. Все нормально. Просто дурацкий обморок. Ты не можешь не отпустить меня. Я должна поехать учиться осенью.

— Я не могу отпустить тебя, Хейвен. Ты недостаточно сильна, чтобы сопротивляться. Плотские грехи — это постоянное искушение.

— Ну да, кто бы говорил, — еле слышно пробормотала Хейвен. Она слышала немало рассказов о том, какой ужасной была жизнь ее бабушки до тех пор, пока она не пришла к Господу. И то, что дочь у нее родилась через шесть месяцев после свадьбы, было всего лишь одним подтверждением многочисленных слухов. Но у Хейвен ни разу не хватило мужества раскрыть рот и обрушить на Имоджин факты.

— Прошу прощения?

— Нет-нет, ничего, — со вздохом вымолвила Хейвен.

— Я так и думала, — кивнула Имоджин. — Ты — дочь своего отца, Хейвен. Ты видела, что стало с твоим папой, когда он не смог противиться демону похоти. Мне очень жаль, но я просто обязана оберегать тебя.

Вовсе ей не было жаль. Уж в этом можно было не сомневаться. Хейвен встала с дивана и гневно воззрилась на старуху.

— Ты уверена, что это не просто оправдание для того, чтобы задержать меня здесь? — спросила Хейвен тихо, но угрожающе.

— Ты на себя в зеркало посмотри, Хейвен, и скажи, нужны ли мне какие-то оправдания.

Хейвен неохотно повернулась к зеркалу, висевшему над камином. Красные пятна покрыли ее шею и начали подбираться к щекам.

— Утром я позвоню в этот институт моды. Скажу им, что ты больна, и нам вернут оплату. И позволь напомнить тебе, Хейвен, о том, что я по закону твой опекун. И пока тебе не исполнится восемнадцать, я за тебя отвечаю.

Восемнадцать Хейвен исполнялось через десять месяцев.

ГЛАВА 6

Внизу, в городе, полдесятка легковых машин и два-три грузовичка-пикапа собрались около бензозаправочной станции. По автостоянке разгуливали подростки, все еще одетые в то, в чем пришли в церковь. Они тайком пили тщательно замаскированное пиво и курили самокрутки. Так уж было принято в Сноуп-Сити. Позже, после того как солнце садилось за горами, те же самые машины начинали кружить по петлям серпантина. От этого зрелища могла закружиться голова. Хейвен все это видела из окна своей спальни, но никогда не принимала участия в этих воскресных ритуалах. Она, конечно, старалась показать, что все это ей совершенно неинтересно, но на самом деле ее просто ни разу не приглашали.

Где-то в этой толпе бродила Морган Мэрфи — та девчонка, из-за которой Хейвен восемь лет назад стала отверженной. Они были закадычными подружками до того дня, когда Хейвен грохнулась в обморок на глазах всего четвертого класса. А очнувшись, она рассказала Морган о мальчике по имени Этан, к которому ее просто жуть как тянуло, и о видениях, которые ее посещают в самые неподходящие моменты. Хейвен увидела, как хорошенькое личико Морган исказила гримаса смущения, и поняла, что не стоило нарушать запреты Имоджин. А Имоджин ей строго-настрого запретила рассказывать кому бы то ни было о видениях. Но Хейвен не прервала свой рассказ. Сердито и обиженно она продолжала говорить. И говорила, и говорила, пока не выложила Морган все — от начала до конца.

В лицо ей никто ничего не сказал. В конце концов, она была внучкой Имоджин Снайвли. Но приглашения в гости с ночевкой поступать перестали. Одноклассники стали шептаться насчет того, что она чокнутая. Что она говорит про всякие гадости. Даже взрослые, которым следовало смотреть на вещи трезвее, стали поглядывать на нее с опаской.

Имоджин настояла на том, чтобы Хейвен два раза в неделю, по выходным, посещала кабинет доктора Тидмора. Ее отец был против, а мать согласилась, надеясь, что новый пастор сможет помочь им понять смысл того, о чем рассказывает Хейвен. Желая поскорее подружиться с новой для него общиной, доктор Тидмор быстро завоевал сердца и умы жителей Сноуп-Сити. Его пылкие проповеди старикам напоминали о тех, которые они слышали в юности. О том, как высока стала популярность доктора Тидмора, можно было судить хотя бы по тому, что уже через пару месяцев после его приезда в Сноуп-Сити никто в городке не имел ничего против того, что он — янки.

Высокий и угловатый, с редеющими рыжими волосами и таким лицом, словно большая часть строительного материала ушла на создание носа, поэтому на подбородок мало что осталось, доктор Тидмор сидел за письменным столом и делал заметки, слушая Хейвен. Вне церкви он был тихим и добрым. Ему довольно скоро удалось уговорить Хейвен повторить для него те слова, которые наделали столько бед.

И эти слова не шокировали доктора Тидмора. Хейвен ожидала, что проповедник ахнет, или неприязненно скривится, или примется молиться. А он спокойно встал со стула, обошел вокруг большого дубового письменного стола и сочувственно обнял Хейвен за плечи. Хейвен, сняв камень с души, благодарно и смущенно расплакалась, и тогда доктор Тидмор прижал ее к себе.

— Мне так жаль, что у тебя сейчас — тяжелое время, — сказал доктор Тидмор Хейвен, когда ее слезы высохли. — Судя по тому, что я слышал о тебе, ты — девочка особенная. А в маленьких городках вроде Сноуп-Сити не всегда высоко ценят особенных людей. Но запомни мои слова, Хейвен. В один прекрасный день ты найдешь такое место, где тобой будут восхищаться из-за того, что ты — не такая, как все. Я точно знаю, что тебя ждет удивительная, великая жизнь — если только мы сможем положить конец этим видениям.

— А как вы думаете, из-за чего они? — спросила Хейвен.

— Не знаю, — признался доктор Тидмор. — Но в них нет ничего хорошего, уж это точно. Однако мы не позволим, чтобы какие-то обмороки встали на твоем пути к прекрасному будущему. Верно, Хейвен?

— Наверное, — не слишком уверенно пробормотала Хейвен, глядя в пол.

— Ну-ну, — сказал проповедник, подвел пальцы под подбородок Хейвен и заставил ее встретиться с ним взглядом. — Почему так грустно? Ведь я здесь для того, чтобы помочь тебе! Ну, что скажешь? Смогу я помочь тебе, Хейвен?

— Да, вы мне сможете помочь, — ответила Хейвен. Она была полна надежд на лучшее.

Бабушку Хейвен подход доктора Тидмора к проблеме не устроил. Она сочла, что пастор слишком мягкосердечен. И всего несколько дней спустя Имоджин вынесла собственный вердикт. Хейвен одержима демоном — так заявляла ее бабушка всем, кто был готов ее слушать, — и эта одержимость неспроста. Невинное дитя ни за что не привлекло бы к себе такого могучего злого духа. Хейвен страдала за грехи отца. Имоджин велела горожанам молиться за Хейвен, но предупреждала, что спасения ждать не приходится до тех пор, пока ее зять не покается. Это Эрнест Мур, говорила Имоджин, подпустил Сатану к сердцу дочери.

Именно тогда до Хейвен начали доходить слухи про Веронику Кейб. Эта женщина была кассиршей в скобяной лавке отца. Она вечно подсовывала Хейвен шоколадные конфеты, когда родители не видели. Когда Хейвен оставалась на какое-то время в лавке, она не раз слышала, как Вероника слишком громко смеется в ответ на сальные шуточки ее отца. И еще она видела, как Вероника провожает Эрнеста взглядом от банок с краской до ящиков с гвоздями и обратно. В Сноуп-Сити ни для кого не было секретом, что Вероника Кейб без ума от Эрнеста Мура.

— Ты нравишься Веронике, — как-то раз шутливо сказала Хейвен отцу, когда тот вез ее в школу.

— Да ну? — притворно удивился Эрнест Мур. — С чего ты взяла?

— Она на тебя так смотрит, будто съесть хочет.

— Что, правда? — хорошенько отсмеявшись, проговорил отец Хейвен. — Знаешь, тебе это все просто кажется, малышка. И потом: Вероника не дура. Уж она-то отлично знает, что я счастливо женат.

По вечерам, когда Хейвен укладывали спать, она слышала приглушенный голос отца. Он что-то доказывал матери, а та плакала. Хейвен знала, что в городе пошли разговоры про ее отца и Веронику. Дескать, между ними что-то есть. И хотя отец Хейвен клялся и божился, что ни в чем не повинен, горожане ополчились против него. Из-за этого скандала Вероника Кейб с позором бежала из Сноуп-Сити, а покупателей в лавке Эрнеста Мура сильно поубавилось. Многие были готовы за банкой краски или коробкой гвоздей ехать в Юникои. [2]Доходы резко упали, стало нечем платить по счетам. И благодаря Имоджин Снайвли весь городок поверил, что грехи Эрнеста Мура привели Сатану в Теннесси.

Когда в доме было темно и тихо, Хейвен пыталась управлять своими видениями. Когда она впервые услышала ночную ссору родителей, она в последний раз шепотом попрощалась с Этаном и стала пытаться прогнать его из своих мыслей. Она научилась опустошать собственные мысли в то же мгновение, как только жар начинал взбираться вверх по ногам. Она сражалась с видениями, стоило им только подступить, она на коленях молилась, чтобы они больше не являлись ей.

Хейвен трудилась изо всех сил. Она стремилась исцелиться, пока дьявол не разрушил ее семью. Мало-помалу иной мир начал меркнуть и в итоге совсем исчез. Ей почти удалось забыть лицо Этана. И вот однажды она вернулась домой из школы и увидела, что Имоджин укладывает в чемодан ее вещи. Эрнест Мур умер, а мать Хейвен куда-то пропала. Имоджин получила опеку над Хейвен, и девочка должна была перебраться в дом своей бабушки.

ГЛАВА 7

За несколько месяцев после смерти отца и исчезновения матери у Хейвен развилась забавная привычка шпионить за жителями Сноуп-Сити. К примеру, она пряталась за живой изгородью и следила за мистером Макгиннесом, который стриг лужайку, или забиралась на сук дерева напротив окна гостиной мисс Банкомб и наблюдала за тем, как та смотрит кино по жутко старому телевизору. Она знала, что миссис Дитц, которая всем говорила, что у нее эндокринные проблемы, прячет шоколадки «Милки-Вэй» в пустой коробке от стирального порошка. А еще она видела, как мистер Мелтон наведывался к свояченице после обеда, когда его брат еще был на работе. Но Хейвен охотилась не только за людскими тайнами. Она подозревала, что люди меняются, когда думают, что на них никто не смотрит, что они как бы меняют лицо в это время, снимают маску. И Хейвен ужасно хотелось увидеть людей в момент их появления в истинном обличье.

От нового хобби пришлось отказаться, когда в Сноуп-Сити вернулась мать Хейвен. Забота о Мэй Мур требовала немалых усилий. Хейвен знала о том, что, узнав о гибели мужа в автомобильной катастрофе, ее мать угодила в больницу. Все время, пока Мэй отсутствовала, Имоджин говорила Хейвен, что у ее матери проблемы с сердцем. Говорила она об этом поспешно и тихо — так, словно ей хотелось поскорее отделаться от этой темы. Хейвен не спрашивала, можно ли навестить маму, — она понимала, что нельзя. Она представляла мать лежащей на больничной кровати, а вокруг нее разные аппараты с проводками и капельницы. Но когда Мэй вернулась и переступила порог дома своей матери, Хейвен сразу поняла, что тело ее матери совершенно здорово. Сломалось что-то у нее в голове.

Два раза в день Хейвен готовила матери еду, а потом сидела рядом, пока та тупо взирала на овсянку или яичницу. Через какое-то время Мэй стала брать в руку вилку. Чуть позже начала разговаривать. Но настоящая Мэй — та, которая раньше смеялась, танцевала и напевала, возясь на кухне, — та Мэй так и не вернулась. Теперешняя Мэй соглашалась принимать помощь от богатой матери, она даже согласилась с тем, чтобы Имоджин стала опекуншей Хейвен. Без мужа, без обязанностей по дому, не имея работы и никаких дел, Мэй Мур превратилась в привидение, обреченное бродить по дому, из которого она когда-то сбежала, сойдясь с Эрнестом Муром.

Став практически сиротой, Хейвен привязалась к единственному человеку, которому, как ей казалось, теперь можно доверять, — к доктору Тидмору. И хотя теперь это уже не было обязательно, Хейвен продолжала заходить к пастору после школы. Часто она показывала ему новые рисунки, и он их покорно просматривал, а потом объявлял, что Хейвен ждут великие дела. Порой он спрашивал, не бывает ли у нее видений, а она всякий раз уверяла его, что видения у нее совсем прекратились. Они часто говорили о мире за пределами Сноуп-Сити. Доктор Тидмор родился и вырос чуть севернее Нью-Йорка и с удовольствием вспоминал о днях учебы в колледже в этом городе. Хейвен с удивлением ловила себя на том, что время от времени пастор путал названия улиц в районе Гринвич-Виллидж или станций метро, но она вела себя рассудительно и никогда его не поправляла.

Всякий раз, покидая кабинет доктора Тидмора, Хейвен уходила с таким чувством, что за горами ее ждет новая жизнь. Как-то раз пастор подарил ей открытку — вид острова Манхэттен с большой высоты. Наверное, снимали с борта самолета. Остров был похож на удивительный лес из стали и бетона. Открытку Хейвен приколола кнопками к стене в своей спальне и вечером, перед сном, всегда ее разглядывала. Она водила взглядом по домам и улицам, и ее уверенность в будущем с каждым днем укреплялась. За одним из множества окон — или внутри одной из машин — находился кто-то или что-то, что она должна была найти. Иногда потребность приступить к поискам была так сильна, что Хейвен с трудом себя сдерживала. Тогда она молилась о том, чтобы это — что бы или кто бы это ни был — все еще ждало ее к тому времени, когда она сможет покинуть Сноуп-Сити. В десять лет Хейвен начала считать дни. Вот исполнится ей восемнадцать — и она наконец узнает, что ждет ее посреди всех этих небоскребов.

ГЛАВА 8

Даже при том, что Хейвен подружилась с городским пастором, все равно восемь лет ее учебы в школе были бы одинокими, если бы однажды Бью Декер не появился в школьной столовой с розовой коробкой для ланча. В то время Бью Декер был одним из самых популярных мальчиков в школе. Он был настолько хорош собой, что даже те девчонки, которые были старше его, краснели и сдавленно хихикали, если он смотрел в их сторону. Все знали, что у его семьи — не лучшие времена. Одежду он носил не модную — заплатанные и перешитые штаны и рубашки, доставшиеся по наследству от двоюродных братьев. Но розовая коробка для ланча, на которой была изображена Барби верхом на сверкающем единороге — такая коробка была настоящим сокровищем. Некоторые девочки просто глаз не могли оторвать от этой коробки, когда Бью гордо открыл ее и вытащил сэндвич. Остальные ребята догадывались, что что-то не так. Правда, что именно — не понимали. Но кое-кто начал отпускать шуточки. Хейвен расслышала слово «педик». Кого-то толкнули. А в следующее мгновение началась куча-мала невероятных размеров.

Бью тремя меткими ударами сразил трех мальчишек постарше, а потом его сбили с ног несколько семиклассников. Учителя оттащили их от Бью. У того лицо было разбито в кровь, глаза бешено сверкали. Всех драчунов отвели в директорский кабинет, а Хейвен проползла по полу, залитому молоком и усыпанному объедками, и достала из-под столика розовую коробку с изображением Барби. Она вымыла ее под краном в туалете, аккуратно вытерла и постаралась распрямить в тех местах, где появились трещинки.

Когда приехал отец Бью, чтобы забрать сына из директорского кабинета, Хейвен стояла в коридоре. Она вручила розовую коробку для завтрака долговязому мальчишке, у которого под обоими глазами чернели фингалы, а на разбитой нижней губе запеклась кровь. Забирая коробку, Бью улыбнулся, а у Хейвен впервые за несколько месяцев по-настоящему забилось сердце. Что бы ни натворил Бью (Хейвен не могла понять, что он мог натворить), ему явно не было стыдно.

После этого случая Хейвен и Бью стали неразлучны, а ее дружба с доктором Тидмором мало-помалу пошла на убыль. Пастор советовал Хейвен держаться подальше от Бью. Дескать, он может на нее дурно повлиять. Доктору Тидмору вторила Имоджин. Она то и дело ворчала насчет того, что «от осины не родятся апельсины» и про «паршивых овец». Но Хейвен их не слушала. Она нашла Бью и не собиралась терять его. Восемь последующих лет она убеждала себя в том, что один верный друг — это все, что ей нужно.

Но все же чего-то ей не хватало. Что-то не давало ей покоя. Какая-то необъяснимая пустота. Бывало, по утрам она просыпалась с ощущением, будто чьи-то руки ее крепко обнимают, и тогда у нее бешено колотилось сердце. Но стоило ей открыть глаза — это чувство пропадало и не возвращалось, когда она пыталась зажмуриться и вернуть утерянное блаженство.

В девятом классе одноклассники Хейвен начали распадаться на парочки, и в итоге получилось так, что поодиночке остались только она и Бью. Нет, ухажеры у Хейвен, конечно, имелись. Весь девятый учебный год Брэдли Саттон ухаживал за ней со страстью, которая была очевидна для всех, кроме его девчонки, бывшей подруги Хейвен, Морган Мэрфи. Если бы Хейвен ответила на ухаживания Брэдли, она бы заняла место среди самых популярных учеников. Но Хейвен ему отказала. Она знала, что суждена кому-то, но еще она знала, что этот «кто-то» однозначно не учится в старших классах школы «Синяя гора».

Словом, социальной жизни у Хейвен, можно сказать, не было никакой, и она с головой ушла в то дело, которое они затеяли с Бью. К их изумлению и радости, их маленький бизнес сразу начал приносить доход. Своей хворой матери Бью дал обещание поступить в университет в Вандербилте, но на учебу ему были нужны деньги. У Хейвен имелись свои причины трудиться засучив рукава. Она сказала Имоджин, что хочет внести свои деньги в качестве части оплаты за обучение в колледже в Нью-Йорке. Но на самом деле Хейвен давно подспудно чувствовала, что в тот день, когда ее судьба предстанет перед ней, деньги ей не помешают.

А когда видения вернулись, Хейвен поняла, что ждать осталось совсем недолго. С почтой принесли выписку с банковского счета. Скопленные Хейвен двенадцать тысяч долларов благополучно покоились в сейфах банка «First Citizen’s». И вот теперь, благодаря Имоджин, этим деньгам предстояло пролежать там немного дольше.

ГЛАВА 9

Дверь спальни приоткрылась, послышались робкие шаги.

— У меня есть кое-что для тебя, Хейвен.

Хейвен распласталась на кровати, крепко зажмурившись. Она не желала ни с кем разговаривать. Она могла не открывать глаза — настолько отчетливо она представляла себе понурую фигуру матери, ее беспомощную улыбку. Добрым людям сразу хотелось защитить ее, а злым — ударить.

— Я знаю, ты расстроилась из-за колледжа и всего остального. Но я думаю, тебе стоит взглянуть на это, — сказала Мэй Мур шепотом.

Хейвен приоткрыла один глаз и увидела, что мать прижимает к груди обувную коробку.

— Что это? — спросила Хейвен, проворно села и свесила ноги с кровати.

Мать села рядом с ней. Ее впалые щеки покраснели, глаза лихорадочно сверкали. Впервые за несколько лет она казалась живой. Она гладила коробку, словно кожу человека.

— Это то, что сделал Эрнест. Очень давно. Я взяла это с собой, когда мы перебрались сюда. Мать не знает об этом. Но я решила, что тебе пора это увидеть.

Руки Хейвен покрылись пупырышками гусиной кожи. С тех пор, как погиб ее отец, мать очень редко о нем упоминала. Услышать его имя, произнесенное вслух, — это было, как если бы кто-то принялся вызывать духа.

Когда Хейвен была маленькая, мать рассказывала ей уйму историй — в то время, когда отец был на работе. О том, как они познакомились с Эрнестом — в самый первый день, как только он появился в городе. Как она убежала с ним три недели спустя. Какие они были молодые, бедные и без ума от любви. Как Эрнест батрачил по пятнадцать часов в день, чтобы скопить денег и открыть лавку. Удивительно, но Хейвен почему-то без труда верила в то, что герой рассказов матери — крючконосый мужчина с неряшливой копной курчавых волос, живущий в их доме. Если смотреть на Эрнеста Мура глазами его жены, то получалось, что он просто-таки образец совершенства. Сказочный принц, спасший Мэй от старой ведьмы. Принц, с которым ей суждено было жить долго и умереть в один день.

После гибели Эрнеста Мура рассказы прекратились, но Хейвен порой гадала, не рассказывает ли ее мать себе эти сказки поздно ночью, когда ей кажется, что никто не слышит ее плача.

Мэй Мур бережно положила коробку на колени дочери. В первый момент Хейвен было страшновато прикасаться к коробке. Она была тяжелая, как кусок гранита. Снаружи коробка была обшарпанная и грязная, но когда Хейвен приподняла крышку, она увидела, что внутри полным-полно бумажек. Листки, вырванные из тетрадок. Обрывки копировальной бумаги, сложенные в маленькие квадратики. Слова, нацарапанные на чеках с бензозаправочной станции. Хейвен сунула руку в коробку и вытащила книжку с квитанциями оплаты за газ. На оборотной стороне квитанций ее отец написал черновик письма. Хейвен пробежала глазами первую страничку, и ей бросилась в глаза строчка: «Этан — не кукла. Он настоящий».

— О Господи…

Хейвен встретилась взглядом с матерью. Она сразу поняла, как отчаянно рискует Мэй Мур.

— Он все записывал, — прошептала Мэй. — Каждое твое слово. Он никогда не верил, что с тобой что-то не в порядке.

— А ты? — прищурившись, спросила Хейвен. — Ты думаешь, что со мной не все в порядке?

Мэй Мур уставилась на собственные руки, которыми она судорожно обхватила колени.

— Нет, — призналась она. — Я так не думаю. И ты не будешь так думать, когда все это просмотришь.

С этими словами мать Хейвен встала и направилась к двери.

— Прости меня, Хейвен, — сказала она, обернувшись. — Я не должна была так долго это прятать от тебя.

Хейвен принялась читать листок за листком, и все, что она так старательно пыталась забыть, начало к ней возвращаться.

ГЛАВА 10

(Черновик письма, датированный 7 декабря 1999 года)

Куда: Общество «Уроборос» [3]

17, Южный Грамерси-парк,

Нью-Йорк, 10003.

Кому: Всем, кого это заинтересует.

Начну с того, что меня воспитывали в христианском духе, но первые двадцать восемь лет моей жизни я не слишком задумывался о жизни после смерти. И все же я — не из тех, кто отворачивается от того, что видит собственными глазами.

Мой дочери девять лет, и с самого раннего детства она говорит о ком-то по имени Этан. В первый раз я услышал, как она говорит о нем, когда проходил мимо ее комнаты. Дверь была приоткрыта, и я услышал, как дочка шепчет. Помнится, она сидела на полу, рассадив вокруг себя кукол, и разговаривала с кем-то невидимым. Глаза у нее были какие-то стеклянные, будто она впала в транс. Она сказала:

— Помнишь, как ты поцеловал меня у фонтана?

— Ты что такое говоришь? — спросил я, а Хейвен вздрогнула, словно я застал ее за чем-то нехорошим. — С кем ты разговариваешь?

— С Этаном.

— Кто тут Этан? — спросил я, подумав, что она разговаривает с какой-то из своих кукол. Она рассмеялась.

— Этан — не кукла. Он настоящий.

— Ну, если он настоящий, где же он?

— Он умер,— ответила моя дочь.

Вы можете себе представить, как обескуражил меня такой ответ дочки. Но Хейвен всегда была необычным ребенком, и я решил, что она просто придумала себе друга. Спустя какое-то время я решился задать дочери несколько вопросов. Сначала она мне сказала, что ей очень нужно разыскать этого Этана. Я спросил, где она собирается его разыскивать, и она ответила, что в Нью-Йорке. Сказала, что он будет там ждать ее. Она говорила и говорила, и я вдруг понял, что она знает о многом таком, о чем знать не должна и не может. Например, она отлично знала названия различных районов на Манхэттене. В Нью-Йорке никто из нашей семьи не бывал, но я не поленился, поискал в Интернете те названия, которые произносила моя дочка, и обнаружил, что она права. «Наверное, она слишком много смотрит телевизор», — подумал я. Но некоторых магазинов и ресторанов, которые она упоминала, с двадцатых годов уже не существует, поэтому она никак не могла увидеть их в какой-нибудь телевизионной программе.

И вот тогда я начал думать о том, что Хейвен как бы вспоминает другую жизнь. Я старался записывать все мои разговоры с ней. Разговоров пока что было не так много. Хейвен всегда была замкнутым ребенком, и на мои вопросы она отвечает не всегда. Но я начал…

Свободное место на страничке закончилось. Остаток письма был утрачен.

(Написано на обороте счета на 9 долларов с бензозаправки Коупа и из мини-маркета)

— Когда ты познакомилась со своим другом Этаном?

— Давно, когда была большая.

— В смысле — взрослая?

— Ну да.

— А где ты познакомилась с Этаном?

— На Пьяцца Навона.

— Это где-то в Италии?

— Это в Риме. Я заблудилась. Мы с мамой любовались фонтанами, а потом она куда-то делась, а я никак не могла найти обратную дорогу до гостиницы.

— Твою маму звали Мэй?

— Да нет же! Какой ты глупенький! То была другая мама. Раньшая.

— И как ее звали?

— Элизабет.

— Элизабет? А фамилия?

Хейвен нахмурилась. Вид у нее стал такой обескураженный, что я побоялся, как бы она не перестала со мной разговаривать.

— Не могу сейчас вспомнить.

— А тебя как зовут?

— Констанс.

— Ладно, Констанс. Значит, ты познакомилась с Этаном в Италии?

— Он нашел меня на площади. Сказал, что разыскивает меня.

— Но ты же вроде бы рассказываешь про ваше знакомство. Про первую встречу.

— Ну да.

— Значит, вы встретились впервые в жизни, а он тебе сказал, что разыскивает тебя?

— Ага.

— Ты испугалась?

— Немножко.

— И что ты подумала?

Дочка улыбнулась и залилась румянцем. Она у меня такая красавица.

(Написано на тетрадной страничке, ниже теста по правописанию. Сверху дата: 15 сентября 1999 года)

— Ты мне говорила, что познакомилась со своим другом Этаном в Италии. Ты там жила?

— Нет. Я жила в Нью-Йорке, около большого озера в парке. Мы по этому озеру на лодочках катались.

— Вы — то есть ты и Этан? Значит, Этан был тоже из Нью-Йорка?

— Нет, его туда доктор Стрикленд привез. Мы там с ним встретились, когда я вернулась из Рима. Дома у доктора Стрикленда.

— У доктора Стрикленда? А зачем Этану понадобился доктор? Он был больной?

— Да нет же, папочка! У доктора Стрикленда был такой особенный клуб. Для людей, которые что-то помнят.

— Что-то помнят? И что же они помнили?

— Кем они были. Как умерли. Всякое такое.

— Вроде того, что ты теперь вспоминаешь?

— Гм-м-м-м-м…

— А Этан? Он что вспоминал?

— Этан вообще все помнил.

— Что это значит — «все»?

— Все-все, папочка.

(Листок, вырванный из общей тетради с пружинками)

Я только что встал. Время — четыре часа утра. Хейвен набивает чемодан куклами.

— Ты куда собралась?

— Мы возвращаемся в Рим.

— Посреди ночи?

— Завтра. Сразу после того, как мы поженимся.

— Ты и Этан?

— Да.

— А я думал, он твоим родителям не нравится. Или твой отец все-таки разрешил тебе выйти за Этана?

— Он ничего не знает.

— Значит, вы собрались бежать?

— Ну… Тут-то нам нельзя оставаться!

— Почему нельзя?

— Ты сам слышал, что все говорят про Этана.

— Нет, ничего я такого не слышал.

— Ну раз не слышал, так и я тебе не скажу!

Больше мне ничего не удалось из нее вытянуть. Уложив всех кукол в чемодан, она сразу улеглась в кровать и крепко заснула.

(Черновик электронного письма, написанный 8 октября 1999 года. Без адреса.

Вторая страница не найдена.)

Сегодня вечером я отвез Хейвен к матери Мэй. Мальчишка, который убирает опавшие листья на лужайке, сломал ногу, вот я и вызвался сделать эту работу. Сначала Хейвен мне немножко помогала, а потом принялась прыгать и бегать и только мешала мне. Пока я работал, я отложил несколько прутиков и немного ягод мушмулы. Я подумал, что мы с Хейвен могли бы подвялить эти ягоды над горящими листьями.

Я поднес к куче сухих листьев спичку, и листья загорелись. Хейвен стояла слишком близко, и я велел ей отойти подальше, но она не сдвинулась с места. Она просто стояла, не спуская глаз с костра, и взгляд у нее был такой, что я не на шутку напугался. Я был готов подбежать к ней и взять на руки, но тут вдруг отлетел уголек и попал на ее платье. И она раскричалась так, словно ее сжигают заживо. А ночью Хейвен меня разбудила и спросила:

— Ты чувствуешь — дымом пахнет?

— Дымом?

Я сначала подумал, что в доме пожар. А потом заметил, что глаза у Хейвен как стеклянные. Она подбежала к окну и выглянула во двор…

ГЛАВА 11

Хейвен лежала на кровати с последним обрывком бумаги, зажатым в руке. В голове у нее воцарился «белый шум». Каждая из записей отца была подобна маленькой бомбе. Все вместе они взорвали реальность Хейвен. Она вдруг перестала быть Хейвен Джейн Мур, дочерью Эрнеста и Мэй. Если верить отцовским записям, получалось, что раньше она была кем-то другим. Девушкой по имени Констанс. И ее видения не были ни фантазиями, ни галлюцинациями. Они были сценами из прошлого, стопроцентно реального прошлого.

К этому нужно было привыкнуть. Хейвен была почти уверена в том, что слово «реинкарнация» никогда не произносилось в ее присутствии — ни ее отцом, ни кем-то еще. Конечно, с этим понятием она сталкивалась в книгах и знала, что оно играло роль во многих религиях. Она знала, что та вера, которую исповедует она, с реинкарнацией не связана, но была вынуждена признаться, что реинкарнация куда более привлекательна, чем другие варианты жизни после смерти. Хейвен на самом деле никогда не верила, что безумна или одержима бесом, но такую возможность все же не исключала. Так радостно было обзавестись третьей версией.

Хейвен лежала, слушая хор сверчков и лягушек за окном, и вдруг у нее появилась мысль. Если в видениях перед ней представали реальные события… значит, Этан тоже должен быть реален. Хейвен села на кровати, порылась в отцовской коробке и нашла письмо.

Хейвен вскочила на ноги. Если Констанс умерла и вернулась в мир другим человеком, значит, и Этан, видимо, вернулся. И Хейвен должна была его разыскать. Она замерла, стоя посередине комнаты. Она была словно наэлектризована. Сердце бешено колотилось, руки дрожали. Она задумалась о молодом человеке, которого увидела на экране телевизора за мгновение до того, как упала в обморок. Мог ли Йейн Морроу быть тем человеком, которого ей следовало разыскать? Она не могла отрицать: в его улыбке было что-то, смутно напоминающее кривую усмешку Этана. И он жил в Нью-Йорке…

И все же Хейвен отказывалась в это поверить. Все было слишком странно, чтобы принимать всерьез. Тот Этан, которого любила Констанс, ни за что не вернулся бы в мир — ведь его подозревали в убийстве миллиардера. Хейвен устало села на край кровати и зажмурилась, надеясь, что ей удастся войти в видение. Еще один визит в жизнь Констанс мог бы привести ее к настоящему Этану. Но видения по команде не случались. Наконец Хейвен в отчаянии расплакалась, а потом заснула рядом с коробкой, набитой заметками отца.

Рано утром до нее донесся запах дыма. Кашляя и чихая, она попыталась открыть глаза, но ее потянуло еще глубже в темноту. Она погружалась во мрак все дальше и дальше, до тех пор, пока не очутилась по другую сторону.

Она снова находилась в знакомой комнате. Языки пламени подбирались к ней. Загорелись кончики ее волос. Она начала метаться по комнате. Она налетала на столы и кресла, пытаясь найти выход. Что-то мелькнуло в клубах дыма. Она не сразу узнала себя в зеркале — чумазую светловолосую девушку.

— Этан! — услышала она собственный крик. Паника охватила ее. Она еле смогла сделать вдох. — Этан!

Она почувствовала, как его руки обвивают ее, и в это же мгновение послышался оглушительный треск. Что-то ударило ее. Все было кончено.

ГЛАВА 12

— Да-а-а… Выглядишь ты так себе, — сообщила ей Морган Мэрфи. — Ты не заболела чем-нибудь гадким, а?

Хейвен смотрела в одну точку, стоя напротив белой стены в пустом классе, где они с Бью проводили примерку бального платья Морган. Бью еще возился с булавками. Видимо, до Морган дошли слухи о недавнем обмороке Хейвен. И ее это нисколько не удивляло. «Мельница сплетен в Сноуп-Сити работает исправно», — любила говаривать Имоджин.

— Не вертись, Морган, — ворчливо проговорил Бью. — Стой смирно, а не то в твою прекрасную спинку вонзится десяток булавок.

— Я себя прекрасно чувствую, — проговорила Хейвен, стараясь вести себя так, словно между ней и Морган не было восьмилетнего отчуждения. — Просто замечательно. Не понимаю, почему ты спрашиваешь.

Она сдернула простыню с большого зеркала и позволила роскошной блондинке полюбоваться новым платьем. Правда, Хейвен не стала бы выбирать цвет изумрудной зелени, но Морган всегда все делала по-своему. И декольте она решила сделать глубже, чем обычно было принято на выпускных балах в школе «Синяя гора». Но за четыреста долларов, которые Морган была готова уплатить за работу, Хейвен бы для нее и бикини смоделировала.

Не обращая внимания на охи и ахи Морган, Хейвен стала разглядывать собственное отражение. Утром она даже не удосужилась как следует расчесать свои густые кудряшки. Под глазами у нее залегли круги баклажанного цвета, россыпь веснушек на носу походила на какую-то экзотическую кожную болезнь. Собственное лицо всегда казалось Хейвен немного чужим, и теперь она понимала почему. Она повернулась к окну, стараясь забыть о шуме пламени, все еще бушевавшего у нее в голове. Неподалеку играли ученики из начальной школы. Хейвен стала наблюдать за ними. Они бегали по площадке, поднимая клубы оранжевой пыли.

— А знаешь, Бью, Брэдли говорит, что в Юникои есть один парень вроде тебя, — заметила Морган.

— «Вроде меня» — в каком смысле? — отозвался Бью, сколов спинку платья Морган еще несколькими булавками.

— Сам знаешь, — хихикнула Морган. — Гомосексуалист. Может, вам свидание друг дружке назначить? Ой! Это была булавка?

— Да, прости. Выскользнула, — сказал Бью. — Понимаешь, Морган, я в данный момент любви не ищу. И даже будь это так, я не стал бы искать любви в Юникои. Мне нравятся мужчины, у которых все зубы на месте.

— А это как-то связано с сексом? — игриво спросила Морган.

В этот момент в класс вошла миссис Бьюканан, держа на мясистой руке поднос с бисквитами.

Прежде учительница домоводства относилась к Хейвен и Бью весьма прохладно, так что они сильно удивились, когда она сама предложила им пользоваться ее классом для примерок после окончания уроков. На самом деле внезапная доброта миссис Бьюканан по времени совпала с пребыванием ее супруга в окружной больнице Джонсон-Сити. Миссис Бьюканан угостила муженька травматическими пулями в спину после того, как застала его за кое-чем, чем он занимался с ее кузиной Черил. Обвинений против миссис Бьюканан никто не выдвигал, но ее репутация в маленьком городке сильно пострадала. Может быть, поэтому она вдруг стала добрее к Хейвен и Бью. Правда, ребята больших иллюзий насчет миссис Бьюканан не строили.

— Тебе не кажется, что платье немного откровенное, Морган? — Миссис Бьюканан уселась за свой стол и принялась украшать торт тусклыми розочками из глазури. — Ты же знаешь, что говорят насчет бесплатного молока.

Морган невинно улыбнулась, глянув на жеманную толстуху.

— Ой, вы просто отстали от моды, миссис Бьюканан. Теперь только так мужчину и можно подцепить.

— На самом деле модель довольно практичная, — поспешила вмешаться Хейвен, пока миссис Бьюканан не успела обидеться. — Мы специально подобрали такой фасон, чтобы Морган потом могла носить это платье на работу.

Бью прыснул, а Морган непонимающе сдвинула брови.

— Не пойму, в чем дело, — сказала она. — Я за Брэдли выхожу. С чего это мне работать?

— Ну вот, Морган, примерка закончена, — сообщил Бью, резко прервав разговор. — Вечером мы закончим пошив, и прямо с утра ты получишь свое платье.

— Ну, спасибочки, — проворковала Морган и исчезла за ширмой. — Знаете, а я так рада, что вы в нашей школе учитесь, — нет, правда-правда! Все остальные — ну прямо такие нормальные,просто скука. — Она вышла из-за ширмы в джинсах в обтяжку, коротеньком топе и с серьезным выражением лица. Как большинство южанок, Морган была большим специалистом в том, как убить человека любезностью, и собралась нанести смертельный удар. — А ты бы, Хейвен Мур, поберегла себя. Нашей школе жуть как нужны такие, как ты!

— Спасибо, — пробормотала Хейвен, выхватив платье у грудастой блондинки. У нее было жгучее желание отхлестать Морган этим платьем.

После ухода Морган Хейвен и Бью молча отнесли все портновские принадлежности на автостоянку. Они сели в старенький грузовичок Декеров. Бью вставил ключ в зажигание, но мотор включать не стал.

— Ты хочешь о чем-то поговорить, Хейвен? — спросил Бью. — Ты весь день такая тихая.

— Просто думаю, — отозвалась Хейвен. Она не представляла, как сказать Бью о том, что ей удалось узнать. Ведь она сама пока толком не поняла, что к чему.

— Это как-то связано с твоим воображаемым дружком?

— Может быть.

— Ты со мной посекретничаешь?

— Со временем, — ответила Хейвен с не совсем искренней улыбкой.

— Ладно, предавайся раздумьям, пока мы до дома не доехали, — сказал Бью. — А потом я из тебя все равно все вытяну — так или иначе. Может, отец меня научит каким-нибудь методам ведения допроса. Он все-таки в армии служил.

Хейвен смотрела в окошко на далекие горы. Она даже не рассмеялась в ответ на шутку Бью.

Проселочная дорога, ведущая к дому Декеров, была усеяна колдобинами. Хейвен, сидевшая в кабине пикапа рядом с Бью, то и дело подпрыгивала на сиденье. Поля вокруг старой усадьбы Декеров были давным-давно проданы, а сам дом теперь стоял на краю громадной стоянки трейлеров. По узким дорожкам разъезжали мальчишки на забрызганных грязью велосипедах. За ними с лаем гонялись несколько косматых охотничьих псов.

Бью остановил пикап около навеса для сушки табака. Хейвен взяла с заднего сиденья коробку, набитую тканями.

— Ты, что ли, Хейвен Мур? — донесся голос из глубины дома, когда Хейвен поднималась по лестнице парадного крыльца.

— Привет, мистер Декер! — отозвалась Хейвен.

На крыльцо вышел мужчина, как две капли воды похожий на Бью, только старше. Пустой рукав его рабочей рубахи был закатан выше локтя и заколот булавками.

— Вот, пришли вам платьице примерить, — добавила Хейвен.

Бен Декер расхохотался и открыл дверь-ширму перед Хейвен.

— Боюсь, фигурка у меня подкачала.

— Ну ладно, не прибедняйся, — сказал Бью. — Я слышал, как дамочки в магазине тканей про тебя говорили. Судя по тому, что мне удалось услышать, они от твоей фигуры просто-таки в восторге.

Бью, конечно, шутил, но не преувеличивал. Бен Декер потерял руку во время войны в Кувейте, но большинство женщин в Сноуп-Сити до сих пор считали его первым красавцем. Конкуренцию ему мог бы составить только собственный сын, не будь тот, так сказать, дисквалифицирован.

Укоризненно пощелкав языком, отец Бью ласково обнял Хейвен.

— И ты разрешаешь ему вот так измываться над стариком? Это же просто жестоко.

— Я над тобой не измываюсь, — возразил Бью. — И к тому же двое из этих дамочек очень даже недурственны собой.

— Это уж я как-нибудь сам разберусь, — буркнул Бен Декер, густо покраснев. — А вы своими делами занимайтесь.

— Ну ладно, ладно, это я так… — пробормотал Бью и, еле сдерживая смех, направился в кухню, находившуюся в дальнем конце дома.

Эта кухня, уютная и теплая, была для Хейвен самым любимым местом на свете. Ей нравилась старинная изразцовая печь, деревянный стол с пятнами и царапинами, оставленными ножами на протяжении, наверное, целого столетия, с небесно-голубыми шторами, которые они с Бью сшили для кухонных окон. Три года назад от рака умерла мать Бью, и вся работа по кухне перешла к нему. Хейвен всегда поражалась тому, как Бью ухитряется так здорово вести хозяйство на такие небольшие деньги. У него был просто талант создавать красоту.

— Итак, — сказал Бью, поставив коробку с шитьем на стол, — что тебя гложет?

— Имоджин не отпустит меня в колледж осенью.

— Шутишь, — сказал Бью и умолк — похоже, он надеялся, что Хейвен скажет что-нибудь смешное.

— Ни капельки.

Бью встал около мойки и устремил взгляд на подругу.

— И что ты собираешься делать?

Хейвен пожала плечами.

— Слушай… ты помнишь что-нибудь из тех глупостей, которые я болтала, когда была маленькая?

Бью был обескуражен внезапной сменой темы разговора.

— Не особо. К тому времени, как мы с тобой подружились, у тебя уже почти не было видений. Но про Этана и Констанс ты мне, конечно, рассказывала.

— Ты не помнишь, я хоть раз рассказывала о пожаре?

Бью ненадолго задумался.

— Нет. Про пожар ничего не помню. Почему ты спрашиваешь?

— Мой отец записывал все, что я говорила в детстве. Мама отдала мне коробку с записками отца. Сразу после того, как Имоджин решила разрушить мою жизнь.

Бью выпрямился во весь рост.

— Она столько лет это хранила, а тебе показать решила только теперь?

— Она думала, что я не готова прочесть эти записки.

— Ну и что же ты узнала?

Хейвен сунула руку в задний карман джинсов, вытащила сложенный вчетверо листок бумаги и начала читать:

— Ничего себе…

У Бью был такой вид, словно Хейвен только что объявила о том, что на лужайке перед домом высадились инопланетяне.

— Я так и думала, — проговорила Хейвен не слишком уверенно. — Я говорила отцу, что меня когда-то звали Констанс. И что я жила в Нью-Йорке. Этан был моим возлюбленным.

— Можно взглянуть?

Бью взял у Хейвен письмо, написанное Эрнестом Муром, сел за стол. Хейвен смотрела, как ее друг пробегает глазами строчки. Дочитав листок до конца, Бью вернулся к началу.

— Ты действительно веришь в этот треп насчет реинкарнации? — спросил он, прочитав листок во второй раз.

— Ты лучше скажи, что тыдумаешь.

Бью причесал пятерней светлые волосы.

— Не знаю, Хейвен. Думаю, это нужно основательно обмозговать. То есть я тебя чокнутой не считаю — и на сто процентов уверен, что сделку с дьяволом ты не заключала. Но меня так воспитали, и я верю, что Бог судит каждого из нас. Я верю, что есть рай, — верю, несмотря на то что большинство людей в этом городке не пожелают меня там увидеть.

— Я тоже во все это верю! — воскликнула Хейвен. — Но ты должен согласиться: во всем этом что-то есть, какой-то смысл. Как бы иначе я знала про те места, где никогда не бывала? И… — Она запнулась.

— Что?

— Понимаешь… Мне кажется, эти видения у меня не просто так. Я почти уверена, что должна разыскать Этана. Я так и сказала отцу, когда была маленькая.

— Разыскать Этана? Ты считаешь, что он существует, что он жив? Разве теперь он не будет слишком стар для тебя? То есть если он реален, то ему лет сто десять, если не боль…

Хейвен прервала Бью.

— Вчера ночью у меня снова было видение. Был пожар. Вот как погибла Констанс. Думаю, Этан тоже погиб при этом пожаре. И еще я думаю, что он тоже возродился, как и я. Я обязана найти его, Бью. И ты должен мне помочь. Не могу объяснить — как, но я знаю, что он — там.

Она махнула рукой.

— Понятно, — кивнул Бью, пристально глядя на Хейвен. — Значит, ты хочешь мне сказать, что Этан — твой вечный возлюбленный или что-то в этом роде? Суженый— или как это там еще называется.

Хейвен нахмурилась и отвела взгляд.

— Честно говоря, мне не очень нравится, как ты об этом говоришь. Как-то у тебя грязно получается.

— Я вовсе не хотел, чтобы получилось грязно, — негромко проговорил Бью, сложил письмо Эрнеста Мура и подвинул листок к Хейвен. — Я думаю, что мысль очень даже неплохая. Просто чудесная. Абсолютно безумная — но чудесная. А как ты думаешь, откуда нам стоит начать поиски мистера Сказочного Принца? С Джонсон-Сити? С Юникои?

— Очень смешно. Он в Нью-Йорке. Ты же прочел черновик письма моего отца. Там написано, что я ему сказала, что Этан будет ждать меня в Нью-Йорке.

— Секундочку. Вот теперь до меня дошло. — У Бью вид стал ужасно довольный. Он был похож на сыщика, только что раскрывшего преступление. — Ты забыла, что я умею читать твои мысли, Хейвен Мур. Ты думаешь, что Этан вернулся в обличье Йейна Морроу, да?

— Вовсе нет!

Из уст Бью эта мысль прозвучала ужасно глупо.

— А вот и да! — с издевкой воскликнул Бью. — Именно так ты и думаешь. Но ты не переживай. Можешь не признаваться. Просто я надеюсь, что у моего суженого тоже будет в загашнике миллиард долларов и что в придачу у него будет профиль греческого бога.

— Пожалуйста, хоть на минутку стань серьезным, — умоляюще проговорила Хейвен. — Скажи, все это тебе не кажется безумием?

— Думаю, это не безумнее, чем мысль о бесовской одержимости, — пожав плечами, ответил Бью. — Хотя бы ты не пытаешься доказать, что в прошлой жизни была Клеопатрой. Но как происходит перерождение? Зачем Богу снова посылать нас на эту треклятую планету?

— Понятия не имею. Может быть, Бог посылает людей обратно, если они еще что-то должны сделать или понять, — задумчиво произнесла Хейвен. — Знаешь, может быть, как раз поэтому ты — гей. Может быть, в прошлой жизни ты был женщиной и обидел много женщин, вот Господь и решил показать тебе, каково это — быть обиженной женщиной.

— Не был я никакой женщиной, — резко ответил Бью. — Ты хочешь сказать, что быть геем — это что-то вроде наказания? Ты говоришь совсем как Тидмор! Ты хочешь, чтобы я тебе помог найти этого твоего треклятого суженого, или нет?

Хейвен вздрогнула.

— Прости, Бью. Что-то я не то ляпнула, да? Просто я про себя думаю — может, меня за что-то наказали? С другой стороны, как бы еще я стала внучкой Имоджин? Наверное, я сгубила целый город.

Бью усмехнулся.

— И как ты думаешь, кем в последний раз была Имоджин?

— О, это очень простой вопрос, — рассмеявшись, сказала Хейвен. — Она была вождем гуннов, Аттилой.

ГЛАВА 13

— Хейвен, ради Б-О-Г-А! Куда ты направляешься?

— Я поднимаюсь на чердак, бабушка. — Хейвен остановилась на середине лестницы и сверху вниз посмотрела на старуху, которая, похоже, собралась превратить свое жемчужное ожерелье в гарроту.

— Зачем?

Имоджин с воскресенья ходила следом за Хейвен. Похоже, высматривала демонов. К ее вопросу Хейвен была готова.

— Я в тупике… — проговорила она.

Лицо Имоджин исказила гримаса отвращения.

— В тупике? И при чем же тут чердак, скажи на милость?

Хейвен закатила глаза и испустила театральный вздох.

— Я в творческомтупике. Нужны новые фасоны платьев. Одна девочка хочет что-нибудь в стиле восьмидесятых. Вот я и подумала: не поискать ли что-нибудь из старых маминых нарядов.

— Надеюсь, ты не собираешься ничего резать и рвать?

— Нет, Имоджин! — решительно ответила Хейвен. — Ничего из твоих бесценных сокровищ я не испорчу. Мне просто нужно немножко вдохновения.

— Ну… — немного растерянно проговорила Имоджин. — Ладно, иди.

Каблучки бабкиных туфель зацокали по коридору. Хейвен поднатужилась, толкнула вверх крышку люка и выбралась на чердак. Здесь не было ни паутины по углам, ни пыли на полу. Горничная следила за порядком. Вдоль стен стояли аккуратные ряды коробок. Здесь хранились забытые десятилетия. Большая часть коробок была заполнена вещами Имоджин, но на одной стопке коробок ярлыки были написаны рукой Мэй Мур. На двух ярлыках значилось: «ХЕЙВЕН».

Хейвен сняла верхнюю коробку и сорвала с нее крышку. Внутри лежали бумаги. Характеристика после окончания первого класса. «Слишком болтлива. Забывает надевать нижнее белье».Записка от классной руководительницы, датированная тысяча девятьсот девяносто седьмым годом: «Хейвен сегодня решила просветить кое-кого из своих одноклассников насчет птичек и пчелок. Пожалуйста, объясните ей, что такое поведение не подобает…».Счета от стоматолога. Самодельные украшения к Рождеству. Детская Библия.

Хейвен разочарованно отодвинула коробку в сторону. Она забралась на чердак в поисках чего-нибудь — чего угодно, лишь бы это помогло вызвать видение. Желание увидеть Этана было выше ее сил. И хотя Хейвен ни разу в жизни не пробовала никаких наркотиков, она впервые почувствовала, что это такое — быть наркоманкой.

То, что ей было нужно, она нашла во второй коробке — между двумя книгами и аккуратно сложенным детским одеяльцем. Стопка листков белой машинописной бумаги с карандашными рисунками. Рисунки были грубоватые, явно сделанные неумелой детской рукой, однако в них все же чувствовался настоящий талант. Хейвен вытащила стопку бумаги из коробки и опустилась на колени на некрашеный дощатый пол. С огромным удивлением она обнаружила, что узнает некоторых людей и кое-какие места, изображенные на рисунках. Надменная светловолосая женщина с едва заметной усмешкой… Это была мать Констанс. Суровый пожилой мужчина в очках — отец Констанс, которого звали не то Бернар, не то Бертран, не то Бенджамин. Они с женой жили в доме с двумя одинаковыми башенками. Окна этого дома смотрели на Центральный парк, и Хейвен его нарисовала.

Но на большей части рисунков был изображен молодой человек с багряно-рыжими волосами. Этан. Держа в руке один из набросков, Хейвен замерла, зачарованная зелеными глазами, которые словно бы смотрели прямо на нее. Что-то было в этом взгляде такое, от чего у Хейвен сдавило грудь. Ей стало тяжело дышать, макушку начало словно покалывать иголками. Она приготовилась к видению, и в тот же миг стены чердака растворились в темноте. Хейвен почувствовала прикосновение легкого теплого ветерка.

Ветер сорвал шляпу с ее головы. Шляпа покатилась по площади и остановилась у ног молодого человека, стоявшего неподалеку. Она заметила его чуть раньше. Он сидел в уличном кафе и смотрел на нее. Она пошла к молодому человеку, ища глазами синее платье матери. Они разошлись во время осмотра римских фонтанов. Потом она попыталась найти дорогу до гостиницы «Ритц», где ее мать сняла номер, но узкие улочки вывели ее сюда, и у нее все время было такое ощущение, будто она идет знакомой дорогой. Оказавшись на Пьяцца Навона, она уже не могла избавиться от чувства, что бывала здесь прежде. Это чувство охватило ее в первый же день, как только она оказалась в Риме.

И вот теперь она шла к молодому человеку, надеясь, что он не слышит, как громко стучит ее сердце. Ему было не больше двадцати, он был невероятно хорош собой. Темно-рыжие волосы, а лицо — как у статуи Аполлона в ватиканском музее. У той статуи она замерла и стояла очень долго. Мать в итоге сочла такое поведение непристойным.

— Buon giorno, [4] — сказал молодой человек и протянул ей ее шляпу.

— Здравствуйте, — произнесла она хриплым голосом. Горло у нее пересохло.

— Вы американка. Какая удача!

— Я из Нью-Йорка. — «Я его знаю», — подумала она, а вслух спросила: — Мы раньше нигде не встречались?

Улыбка у него была однобокая, но только этот недостаток и был заметен на фоне совершенства.

— Не в этой жизни. Меня зовут Этан Эванс.

— Констанс Уитмен.

— Ну и как вам Рим, Констанс? — спросил Этан, не спуская глаз с нее.

— Рим просто прекрасен, — проговорила она и почувствовала, что краснеет.

— Верно. Я, как ни странно, чувствую себя здесь как дома, — сказал Этан. — Порой не могу избавиться от ощущения, будто я жил здесь раньше. А у вас такого чувства не бывает?

— Немножко, — призналась она.

— А Пьяцца Навона… Возможно, вы видели эту площадь раньше. Может быть, она снилась вам во сне?

— Кто вы такой? — спросила Констанс. — Откуда вы все это знаете?

— Я искал вас, — сказал Этан. Его лицо вдруг приблизилось к ее лицу, его губы коснулись ее губ. Она закрыла глаза.

— Констанс! — прозвучал пронзительный голос. — Немедленно уйдите от нее!

К парочке быстро шагала мать Констанс, размахивая японским зонтиком, как мечом.

— Теперь твоя очередь разыскать меня, — прошептал Этан и незаметно вложил в пальцы Констанс визитную карточку.

Она опустила глаза. На обороте карточки был изображен змей, заглатывающий собственный хвост.

В первые секунды после того, как Хейвен очнулась, лежа на полу, она чувствовала себя немыслимо счастливой. Вкус поцелуя Этана остался на ее губах. Она зажмурилась и еще немного полежала, отчаянно пытаясь вернуться в видение. Но скучное настоящее не отпускало ее. Хейвен неохотно поднялась с пола и стала перебирать листки с рисунками, валявшимися на полу. Особняк с фасадом, поросшим плющом. Красивая темноволосая девушка. Ряд невысоких домов вдоль мощеной улицы. Вдалеке, за этими домами — громады многоквартирных зданий.

Между рисунками Хейвен обнаружила обрывок газеты. На обратной стороне она прочла маленькую заметку, снабженную отдельными фотоснимками Эрнеста Мура и Вероники Кейб.

Держа в руке вырезку из газеты, Хейвен собрала с пола рисунки и побежала к лестнице. Перескакивая через две ступеньки, она спустилась в коридор и помчалась в кухню. Она стрелой пролетела мимо бабушки, и у той даже не было возможности отчитать внучку. В кухню Хейвен вбежала, еле дыша. Ее мать уронила ложку в кастрюльку с рагу и попятилась назад, выставив перед собой руку.

— Что это такое? — спросила Хейвен, швырнув матери газетную вырезку. Мэй Мур опустила глаза и дико побледнела. — Что это такое? — еще более требовательно вопросила Хейвен. Она просто рассвирепела, сама не понимая почему.

— Обрывок газеты? — робко пробормотала ее мать.

— В принципе, это сообщение об автокатастрофе. Знаешь, о какой именно?

— Можно я посмотрю? — тихо спросила Мэй.

— Что тут происходит? — грозно осведомилась бабушка Хейвен, встав на пороге.

— Уходи, Имоджин, — прорычала Хейвен. — Это не твое собачье дело.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать в моем доме? — рявкнула в ответ Имоджин.

— Она права, мама. Это не твое дело. — Мэй оторвала взгляд от газетной заметки. Ее глаза смотрели ясно и решительно. — Оставь нас.

Имоджин была потрясена не на шутку. Впервые за многие годы дочь отважилась ей противоречить.

— Прошу тебя, — повторила Мэй. — Позволь мне поговорить с Хейвен с глазу на глаз.

— Хорошо, если ты так настаиваешь, но скажи своей девчонке, чтобы она следила за своим языком, — процедила сквозь зубы старуха, развернулась и маршевым шагом ушла в сторону гостиной.

— Садись, Хейвен. — Мэй указала на стул около стола, стоявшего у окна. — Думаю, ты уже достаточно взрослая. Я скажу тебе все, о чем ты хочешь знать.

Не в силах смотреть матери в глаза, Хейвен села напротив окна и устремила взгляд на горы, усеянные желтыми пятнышками цветущих кустов кизила. Над лиловой вершиной самой высокой горы стояло закатное солнце.

— Почему, когда отец погиб, он был рядом с этой женщиной?

Мэй Мур попыталась улыбнуться, но это у нее не получилось.

— Я уже давно ищу ответ на этот вопрос, — призналась она. — И ни разу мне не удавалось найти другого объяснения, кроме самого очевидного.

У Хейвен ком подступил к горлу.

— Значит, у них все-таки был роман?

Мэй Мур кивнула.

— Почти все об этом говорили, а я не желала слушать. Знаешь, порой вблизи трудно разглядеть людей. Твой отец клялся мне в верности, и я ему верила. Но оказалось, что он мне все время лгал.

— Не понимаю, — пробормотала Хейвен. — Как он мог так поступить? Ты мне столько историй рассказывала про то, как вы познакомились, как поженились. Ты верила, что вы были просто предназначены друг для друга.

— Ах, эти мои рассказы… — Морщинки на лбу Мэй стали глубже. Она вдруг как-то съежилась, словно тоска придавила ее, но все же продолжала говорить: — Я надеялась, что ты все это забыла. Теперь я чувствую себя очень глупо. Я просто замечталась.

— Что значит — «замечталась»? — Голос Хейвен прозвучал сердито, с упреком. — Ты все выдумала? Ты мне лгала?

Мэй Мур приняла удар не дрогнув. Хейвен могла бы догадаться, что ее мать давно готовилась к этому разговору.

— Порой, когда мы влюблены, мы берем факты и сплетаем из них красивые истории. Но это опасно, потому что в один прекрасный день, нравится тебе это или нет, ты увидишь горькую правду жизни. Ты обнаруживаешь, что люди не всегда таковы, какими тебе хочется их видеть. И если ты не готова к правде… ну, тогда ты испытываешь шок, скажем так.

— Ты поэтому попала в больницу? — спросила Хейвен.

— Это была не просто больница, — ответила Мэй.

— Я знаю, — сказала Хейвен и принялась водить кончиком пальца по пятнышку на столе.

— Прости. Представляю, как тебе тяжело. Но пожалуйста, постарайся меня понять. Все мои мечты погибли вместе с твоим отцом. Все, во что я верила всем сердцем, оказалось фальшью. Твоя бабушка всеми силами старалась предостеречь меня, но я предпочла не слушать. Я была молодая и глупая, и я дорого заплатила за свою глупость. Если бы не ты, Хейвен…

— Значит, Имоджин была права насчет папы… — пробормотала Хейвен.

Мэй Мур наклонилась к столу и перешла на полушепот.

— Твоя бабушка очень мудра. Она не первый год живет на свете и трезво смотрит на вещи. Пожалуй, теперь я тоже смотрю на вещи трезво.

— То есть ты больше не веришь, что есть люди, которым суждено быть вместе?

Мэй откинулась на спинку стула и пытливо посмотрела на дочь. У Хейвен горели щеки.

— Твой вопрос как-то связан с Этаном и той коробкой, которую я тебе отдала? — спросила Мэй.

Хейвен промолчала.

— Мне бы хотелосьверить, что люди могут быть предназначены друг для друга. — Похоже, Мэй Мур решила поделиться с дочерью последней искоркой надежды. — Как знать? Может быть, и для меня кто-то существовал — просто мне не довелось с ним встретиться. Но ты должна искать свое счастье, и пусть мой горький опыт тебя не останавливает. Хейвен, ты говоришь об Этане с раннего детства. Если он вправду существует, я думаю, ты просто обязана его разыскать.

ГЛАВА 14

Хейвен села на пол и прижалась спиной к запертой двери спальни. Обхватив голову руками, она думала не о матери и не об Этане Эвансе. Как ни странно, она мысленно перенеслась в дом Морган Мэрфи. Она увидела десятилетнюю Морган, расхаживающую по дому в воздушном белом платьице, в которое она была одета в день свадьбы ее кузины. Морган была одной из девочек с цветами. Когда они вдвоем понарошку наряжались, Морган всегда настаивала на том, что будет невестой. К четвертому классу она уже знала, что на свадьбу хочет букет из розовых пионов, платье с десятифутовым шлейфом и мужа-красавчика, который будет исправно платить за все ее прихоти.

Со временем Хейвен стала относиться с презрением к девочкам вроде Морган — к тем, чье воображение умещалось в обложке дешевого романа. Таких в школе «Синяя гора» было немало. Эти девочки писали свои предполагаемые замужние фамилии на последних страничках общих тетрадей, они регистрировались на сайте воображаемых свадеб с помощью компьютеров в библиотеке. Для них любовь была безобидной игрой — красивой историей, которой они себя забавляли. Хейвен всегда считала таких девчонок глупыми. А теперь, после разговора с матерью, она поняла, насколько опасным может быть такое поведение.

Хейвен всегда казалось, что найти любовь можно, слушая свое сердце. Она не догадывалась о том, как сильно сердце может обмануть человека. Мэй Мур искренне верила, что нашла своего суженого. А когда стало ясно, что она ошиблась, эта ошибка разрушила ее. И вот теперь Хейвен грозила опасность. Она могла ошибиться точно так же, как ее мать. Она понимала, что ей нельзя торопиться, что нельзя бездумно бросаться в чьи-то объятия.

— Хейвен! — послышался снизу крик бабушки. — Хейвен!

Хейвен приоткрыла дверь и прокричала в щель:

— Что?

— Спустись сюда! Доктор Тидмор звонит. Хочет поговорить с тобой.

Хейвен сняла трубку беспроводного телефона с базы, прикрепленной к кухонной стене. Рисунки, найденные ею на чердаке, все еще лежали на столе.

— Алло?

— Привет, Хейвен, — сказал доктор Тидмор. Это прозвучало немного фамильярно из уст священнослужителя. — Надеюсь, я тебе не помешал? Просто хотел узнать, как дела у моей особенной девочки.

Хейвен поежилась. В детстве она не возражала, когда пастор ее так называл, а в семнадцать лет такое сюсюканье стало ей неприятно.

— Нет, вы мне совсем не помешали, — ответила она.

— Что-нибудь случилось, Хейвен? — спросил доктор Тидмор. — У тебя голос странный.

— У меня все в порядке, — заверила его Хейвен, постаравшись, чтобы ее голос звучал веселее.

— Что ж, рад слышать. А звоню я, чтобы удостовериться, что мы с тобой увидимся завтра вечером.

— Завтра вечером? — переспросила Хейвен, рассеянно перебирая рисунки с чердака. Ее взгляд упал на рисунок с изображением ряда небольших домов, и ее сердце забилось чаще. По центру рисунка был расположен белый коттедж с красной дверью. Окна второго этажа были затянуты темно-зелеными бархатными шторами.

— Твоя бабушка договорилась, чтобы ты приходила ко мне по средам. Наша первая встреча — завтра в четыре, — напомнил Тидмор. Хейвен промолчала. — Мы поговорим о твоих видениях.

— В четыре, — рассеянно пробормотала Хейвен, наклонившись к рисунку.

Она не сомневалась: это тот самый дом, где Констанс целовалась с Этаном. Тот дом, в котором они оба погибли. Хейвен знала: она видела этот дом раньше. И не в другой жизни.

— Хейвен, ты меня слушаешь? — спросил доктор Тидмор.

— Извините, сэр, — сказала Хейвен. — О чем вы меня спросили?

— Прежде чем ты уедешь в Нью-Йорк, тебе надо научиться слушать, — сердито проговорил доктор Тидмор, но тут же смягчился. — Не обижайся. Мы обо всем поговорим завтра. Так я жду тебя в четыре у себя в кабинете, да?

— Да, сэр, — ответила Хейвен. — До завтра.

Она повесила трубку, не дав проповеднику произнести еще хоть слово, и опрометью помчалась в комнату матери.

Час спустя приоткрылась дверь спальни Хейвен.

— Проклятье, Имоджин, я же просила тебя стучаться! — прокричала Хейвен и увидела, что в щель заглядывает красавчик Бью. — Что ты тут делаешь? — свирепо спросила она.

— Меня твоя мама впустила. — Бью замер на пороге. По комнате было разбросано множество глянцевых журналов. — Что тут происходит, а?

— Входи скорее! — прошипела Хейвен. — И дверь закрой!

— Что это значит? Мне следует встревожиться?

— Я кое-что нашла. Садись. — Когда Бью уселся на пол рядом с Хейвен, она положила перед ним свой рисунок с изображением белого коттеджа с красной дверью и постучала по листку кончиком пальца. — Этот дом я нарисовала, когда мне было восемь лет.

— Симпатичный рисунок, — кивнул Бью. — Но что у него общего со всеми этими журналами?

— Сейчас покажу. — Хейвен повернулась и взяла с пола номер «National Enquirer». — Я вспомнила, что видела этот дом на картинке, когда мы с тобой просматривали эти таблоиды. Но тогда я больше смотрела на этого парня, а не на фон, на котором он заснят. — Она указала на страницу в журнале. Йейн Морроу отпирал ключом красную дверь. Хейвен положила свой рисунок рядом с фотографией. Дверь, мостовая, соседние дома — все было удивительно схоже. — Это дом, в котором когда-то жила Констанс. Йейн Морроу живет в моемдоме.

— Откуда ты знаешь, что он здесь живет? — скептически осведомился Бью.

— Либо он живет в этом доме, либо любит около него позировать перед фотографами, — сказала Хейвен и протянула Бью еще шесть журналов. На фотографиях, размещенных в них, Йейн был заснят входящим в этот дом или выходящим из него. Одет он на всех снимках был по-разному, а выражение лица у него неизменно было задумчивое.

— Ну ладно. Странно, — сказал Бью. — Пожалуй, это еще более странно, чем то, что я хочу показать тебе.

— Ты хочешь что-то мне показать? — спросила Хейвен.

Бью наклонился набок и вытащил из заднего кармана джинсов скатанный в рулон номер журнала «Star». На обложке красовалась фотография Йейна Морроу и заголовок крупными буквами: «УБИЙЦА?»

— Я сегодня в супермаркет заходил, — объяснил Бью. — Туда как раз завезли свежие журналы, и я решил провести небольшое расследование. — Он полистал страницы и нашел статью, анонсированную на обложке. — Видимо, неутомимые репортеры из «Star» разыскали какую-то модель, с которой у Морроу был романчик. Она сказала, что ничего серьезного между ними не было. Она знала, что он любит другую. Где бы они ни бывали вместе, он словно бы все время разыскивал какую-то другую девушку.

Бью протянул Хейвен журнал, но она его не взяла. То есть ей хотелось его взять, но она себе этого не позволила.

— Может быть, он был влюблен в подружку того музыканта, — предположила Хейвен. — Помнишь, об этом было написано в «желтой» прессе? Ну, что он убил Джереми Как-его-там, чтобы забрать себе его подружку?

— Может быть. А может быть, Йейн Морроу искал тебя.

Хейвен попыталась унять бурю эмоций, которую в ней пробудили слова Бью.

— Это интервью ни о чем не говорит, — буркнула она. — Может быть, между нами есть какая-то связь, и все же пока я не вижу веских доказательств, что мы с Йейном Морроу предназначены друг для друга.

Бью посмотрел на Хейвен так, словно решил, что ее подменили двойником.

— С чего это ты вдруг так изменилась? Я думал, ты абсолютно убеждена в том, что Йейн Морроу — именно тот, кого ты должна разыскать.

— Просто я должна вести себя осторожно, вот и все, — объяснила Хейвен и, чтобы избежать лишних вопросов, стала с наигранной деловитостью собирать с пола журналы. — Я не должна влюбляться в фантазию.

— А как насчет дома, который ты нарисовала? Как ты объяснишь это и еще кучу всякой безумной ерунды? — требовательно вопросил Бью.

— А этоты как объяснишь? — рявкнула Хейвен, вручив другу стопку раскрытых журналов. На каждой фотографии Йейн Морроу был заснят с разными девушками.

— Не понимаю.

— Если Йейн Морроу в самом деле ищет меня, почему он не пропускает ни одной модели в Нью-Йорке?

Бью расхохотался.

— Думаешь, девятнадцатилетний парень будет жить как монах, пока не разыщет тебя? Это, конечно, очень мило, Хейвен, но ты ни фига не знаешь о мужчинах. И потом — что значит «не пропускает»? Мало ли чем он может с ними заниматься?

— Мне совершенно безразлично, чем он с ними занимается, — проворчала Хейвен. — Просто не хочу попусту тратить время, гоняясь не за тем парнем. До тех пор, пока я не получу серьезных доказательств того, что мы предназначены друг другу, я рисковать не стану.

— Ничего не понимаю! — всплеснул руками Бью. — Теперь она говорит о риске! Тебе удалось меня уговорить, и я поверил, что у тебя была какая-то другая жизнь, а теперь, когда я решил, что мы нашли твоего бывшего бойфренда, у тебя вдруг поджилки задрожали, да? Ну уж нет, я не согласен. Я обязательно что-то придумаю, чтобы ты смогла с ним поговорить.

— С богачом, который может оказаться убийцей? Ты что, чокнулся?

— А ты струсила? — прищурившись, издевательски спросил Бью.

— Конечно же нет! Но скажи, как я могу поговорить с этом Йейном? По телефону ему не позвонишь… К тому же Имоджин в обозримом будущем не собирается выпускать меня из Сноуп-Сити. Как же я, спрашивается, доберусь до Нью-Йорка? Я даже не уверена, что теперь смогу справляться со своими видениями. А вдруг я грохнусь в обморок посреди улицы?

— Я уже все продумал.

— Не сомневаюсь, — проворчала Хейвен. Ей хотелось, чтобы Бью отстал от нее. Он ужасно мешал ей сдерживать чувства.

— Я не уйду отсюда, пока ты меня не выслушаешь.

Хейвен поняла: Бью не шутит.

— Ладно, послушаем, — сказала она и строптиво сложила руки на груди.

— Хорошо. Помнишь, ты мне письмо показывала — то, которое твой папа написал? Про реинкарнацию.

— Ну да… — опасливо ответила Хейвен. — Помню.

— Ну так вот: это письмо он собирался отправить в некое общество «Уроборос». Мне показалось, что название довольно странное, вот я и провел поиск в Сети. Оказывается, это организация, которая помогает людям, которые считают, что могли жить в другой жизни. И представляешь — это общество находится в Нью-Йорке! Готов об заклад побиться: если ты пошлешь им электронное письмо и расскажешь свою историю — ну, про то, что ты нашла человека, с которым могла быть знакома в прошлом, — тебя, наверное, пригласят и подыщут тебе жилье. Наверняка не каждый день к ним с такими новостями обращаются. Ну и пока ты будешь в Нью-Йорке, разве тебе будет так уж трудно нанести маленький визит мистеру Морроу?

— Ну да, — скептически кивнула Хейвен. — Значит, по-твоему, я должна написать в это общество «Уроборос», что тот парень, с которым я была знакома в прошлой жизни, теперь — знаменитый миллиардер и преступник? Просто блеск. Меня сочтут ненормальной — это еще мягко сказано. Почему бы мне не объявить им, что я на дружеской ноге с Биллом Гейтсом?

— Черт бы тебя побрал, Хейвен, не будь такой дурой. Ладно, про это не говори. Напиши в общество «Уроборос», что в Нью-Йорке есть кое-кто, кто мог бы подтвердить твой рассказ о прошлой жизни.

— Допустим. Но даже если все получится, как, по-твоему, я попаду в Нью-Йорк? Как я могу забраться в самолет, если Имоджин с меня глаз не спускает? Да она на меня копов напустит, когда я еще до Мэриленда добраться не успею!

— А ты мне скажи: зачем Имоджин об этом знать? Скажи ей, что мы с тобой собрались в поход на пару дней. Она ничего не узнает. Можешь же ты слетать в Нью-Йорк ненадолго. Не сомневаюсь: у тебя все денежки, до последнего цента, целы и лежат в банке «First Citizen’s». И ты не хуже меня знаешь, что мы сможем неплохо заработать на платьях в этом году. Если ты обещаешь попытаться, я готов одолжить тебе половину своих накоплений.

— Даже не думай об этом. Тебе нужны деньги для колледжа.

Бью горько вздохнул. Хейвен поняла, что удачно сменила тему разговора.

— Вряд ли мне хватит денег для оплаты учебы в Вандербилте.

— Что? Ты не собираешься поступать в колледж?

— Не совсем. Если я буду учиться в Восточном Теннесси, я смогу приезжать домой каждый день и сэкономлю на плате за проживание, — объяснил Хейвен. — К тому же мне неплохо пока пожить дома по целому ряду соображений. Послушай, об этом мы можем попозже поговорить. А сейчас ты можешь взять у меня денег взаймы, если тебе они нужны. Так что давай, не тяни, отправляй e-mail этим спецам по реинкарнации!

Больше отговорок у Хейвен в запасе не было.

— Я подумаю об этом, — пообещала она.

ГЛАВА 15

Хейвен смотрела в окно. Мисс Хендерсон неожиданно резко закрыла шторы с помощью пульта, и в классе стало темно.

— Я все понимаю: сегодня дивный день, но в ближайшие пятнадцать минут вам придется смотреть на меня.

Эта заносчивая молодая брюнетка, преподавательница английской литературы, проработала в школе уже девять месяцев, а все еще пылала энтузиазмом. Хейвен уже были знакомы люди такого склада. Только что из Чаттануги, штат Юта, и готовы мир перевернуть. Такие здесь долго не задерживались.

Брэдли Саттон поднял мясистую ручищу.

— Вы только не обижайтесь, мисс Хендерсон, но зачем все это? Нам ведь учиться осталось всего ничего — несколько недель. Ну, втолкуете вы нам что-нибудь еще, все равно же ничего не изменится.

Брэдли любил хвастаться тем, что за свою жизнь прочел одну-единственную книжку — «Зеленые яйца и окорок». [5]Он заявлял, что не позволит какой-нибудь дурацкой пьесе типа «Отелло» испортить его великолепный послужной список.

— Кое для кого несколько недель могут изменить все, — бросила мисс Хендерсон. Она презирала Брэдли, который на ее уроках либо мешал ей, либо пялился на ее грудь. — Так что если не хочешь до конца уроков просидеть в кабинете директора, надеюсь, ты позволишь всем нам вернуться к работе.

Учительница развернулась к ученикам, сидевшим по другую сторону от прохода.

— Яго решает погубить жизнь Отелло. Он убеждает Отелло в том, что его жена Дездемона изменяет ему с Кассио. Другими персонажами Яго манипулирует, играя на их слабостях. Но зачем? Что им движет?

— Да он голубой, — проворчал Дьюи Джонс, сидевший у дальней стены, и многие захихикали.

Мисс Хендерсон, можно сказать, и глазом не моргнула.

— Да, такая гипотеза существует. Некоторые высказывались на тот счет, что действия Яго продиктованы гомосексуальной ревностью. Не уверена, что для меня здесь достаточно аргументации. Поэт Сэмюель Кольридж однажды называл Яго «немотивированным злом». Кто-нибудь знает, что это значит?

В классе стало тихо. Слышалось только постукивание двух десятков карандашей. Хейвен посмотрела на мисс Хендерсон и увидела, что та вот-вот сдастся.

— Это значит, что у его действий нет причины, нет смысла. Он хотел только одного — создать хаос.

— Спасибо, Хейвен. Не мог бы кто-нибудь из вас вспомнить другой похожий персонаж? Кого-нибудь, кто порождает злые мысли в головах людей? Кто делает вид, будто желает помочь, а сам втайне строит козни? — Мисс Хендерсон немного помолчала, ожидая ответа. — О, перестаньте. Неужели никто из вас ни разу не слышал о Сатане? Можно ли назвать Яго дьяволом?

— А вы у Хейвен спросите, — издевательски посоветовал Брэдли. Он над ней постоянно пытался подшучивать с тех пор, как она дала ему от ворот поворот. — Дьявол, небось, прямо в ней и сидит сейчас.

Класс зашелся хохотом. Мисс Хендерсон сердито захлопнула книгу и села на стул. Она поняла, что класс ей уже под контроль не взять. Когда Хейвен обернулась, чтобы показать Брэдли непристойный жест, она увидела, что в классе есть хотя бы один ученик, который не смеется. Умненькая серая мышка по имени Лея Фризелл.

«Синяя гора» была относительно мирной школой. Ежегодный выпуск составлял менее ста учащихся, а этого количества было слишком мало, чтобы здесь могли образоваться типовые группировки. Учеников можно было разделить по единственному признаку — на тех, кому суждено было всю оставшуюся жизнь прожить в Сноуп-Сити, и тех, кто был готов бежать отсюда как можно дальше и как можно скорее. В каждом классе было не более десяти учеников, которых можно было отнести ко второй категории. Среди них были дети из небольшого числа чернокожих семей. Эти исчезали на следующий день после выпускного бала и редко возвращались. А до тех пор, пока этот благословенный день не наступил, они, а также другие аутсайдеры, их товарищи по несчастью, всеми силами старались слиться с общим фоном, как говорится.

Чаще всего такая стратегия срабатывала. За четыре года учебы в старших классах Хейвен слышала всего о нескольких неприятных случаях. Один из трех «готов», учившихся в «Синей горе», однажды утратил осторожность и выпил слишком много пива на пикнике в чаще леса. Как только он отключился, четверо заядлых футболистов привязали его к дереву, обмотали туалетной бумагой и подожгли. Парень остался в живых, и даже кожа у него почти не обгорела, но брови он отращивал потом чуть ли не целый год. А еще был случай, когда капитанша девичьей баскетбольной команды обозвала чернокожую девочку из этой команды непростительным словом, а та в ответ сломала ей нос. А Дьюи Джонс весь год в девятом классе развлекался тем, что подражал ребятам с Пентекоста [6](их в школе было всего шестеро). То есть он валялся на полу в столовой и болтал всякий бред. Этим спектаклям положила конец Лея Фризелл.

Лея всегда была не совсем обычной. Она выглядела дистрофичкой, хотя ела, похоже, непрерывно. У нее были жидкие рыжие волосики. Говорила она редко, но уж если открывала рот, то ее болтовню невозможно было прервать даже бензопилой. Начиная с четвертого класса, стоило только Хейвен почувствовать, что что-то не так, она неизменно ловила на себе взгляд светло-зеленых глаз Леи. В первое время Хейвен нервничала и пугалась. До нее доходили слухи о том, что Лея носит в своем потертом рюкзачке всякие гадости. Правда, сама Хейвен ни разу не видела, чтобы Лея открывала рюкзак. Но в один прекрасный день стало ясно, что Лею ребята побаиваются не зря. В этот день Дьюи Джонс начал кривляться, упав на пол, а Лея сунула тощую руку в рюкзак и извлекла оттуда змею.

— Знаешь, мы не только умеем говорить разными голосами — мы еще и со змеями управляться умеем, — сказала она и бросила змею на грудь Дьюи, обтянутую футболкой. Не поняв, что это всего-навсего безобидный уж, Дьюи обмочил штаны на глазах у всей школы. Лею на три дня отстранили от занятий, а когда она вернулась, то, как обычно, стала держаться в тени.

К десятому классу Хейвен почти не замечала Лею Фризелл. Как ни странно, именно Лея была назначена ученицей, которая должна была произнести прощальную речь. Вообще-то Хейвен была уверена, что они с Леей так и окончат школу, не перемолвившись ни словом. Так все и было до этого дня, до урока литературы, который вела мисс Хендерсон.

— Закрой пасть и оставь ее в покое, — грозно проговорила Лея, глядя на Брэдли Саттона. Хохот в классе мгновенно утих. — А не то ты пожалеешь, что к тебене явился дьявол.

ГЛАВА 16

После того как прозвучал последний звонок, Хейвен вышла из школы и отправилась к церкви на встречу с доктором Тидмором. До церкви нужно было идти пешком полмили. Главная улица Сноуп-Сити, обычно пустынная, сразу заполнилась школьниками, радующимися обретенной свободе. Стоял погожий майский день. Хейвен шла вперед в окружении девятиклассников, ловко катавшихся на скейтбордах. Позади шла группа смеющихся девчонок. Одиннадцатиклассник в бейсбольной форме выскочил из спортивного магазина, держа в руке новенький наградной кубок. Один за другим школьники исчезали в магазинах или уходили к своим домам по подъездным дорожкам. Наконец на улице, кроме Хейвен, осталась только школьница, шагающая по противоположной стороне. Это была Лея Фризелл. Она шла, прижимая к груди учебник физики, и смотрела прямо перед собой. Она ни разу не повернула голову и не взглянула на Хейвен. Хейвен прибавила шаг — и Лея тоже зашагала быстрее. Хейвен остановилась перед витриной городской аптеки и несколько минут рассматривала витрину, а когда обернулась, Лея ушла вперед всего на несколько метров. Только тогда, когда Хейвен поравнялась с дверями церкви, странная рыжеволосая девочка свернула в переулок и скрылась из виду.

Хейвен все еще было не по себе, когда она уселась на жесткий кожаный стул в элегантно обставленном кабинете пастора. Все красивые вещи в этом кабинете были приобретены на пожертвования самых богатых горожан. Имоджин Снайвли лично оплатила изготовление витражного окна, спиной к которому сидел доктор Тидмор.

— Рад, что тебе удалось зайти ко мне, — тепло проговорил проповедник. — Давно мы с тобой не говорили по душам. — Доктор Тидмор, сидевший за громадным дубовым письменным столом, улыбнулся Хейвен. За те годы, что они не встречались, волосы пастора тронула седина, а на носу появились очки в тонкой металлической оправе. Раньше выговор у него был жесткий, как у любого северянина, а теперь помягчал, приобрел южную протяжность. — Казалось бы, только вчера ты была малышкой, а сейчас — красивая взрослая девушка.

Хейвен натянуто улыбнулась, но промолчала.

— Твоя бабушка считает, что у тебя не все так уж хорошо.

— Она вам сказала, что не хочет отпускать меня на учебу осенью? — не сдержав возмущения, спросила Хейвен. — Эта злобная старуха хочет, чтобы я тут торчала до конца своих дней!

— Ну-ну, не надо так, — с усмешкой покачал головой доктор Тидмор. — Я знаю, вы с бабушкой не ладите, но давай не будем преувеличивать. Есть кое-что, чем не способна управлять даже Имоджин Снайвли. Как только мы решим твою маленькую проблему, она непременно отпустит тебя на учебу в Нью-Йорк.

— Рада, что вы в этом так уверены, — буркнула Хейвен.

— Что ж, скажем так: я сделаю все возможное, чтобы она тебя отпустила. Ты сможешь рассказать мне, что случилось в выходные?

Хейвен сложила руки на груди.

— Наверняка Имоджин вам все рассказала. Я упала в обморок.

— У тебя опять было видение?

Хейвен немного растерялась.

— Да.

Тидмор кивнул.

— Ты снова видела ту же самую девушку? Констанс?

— Да, — ответила Хейвен, удивленная тем, что пастор запомнил имя.

— И того молодого человека ты тоже видела?

— Да.

Настроение у доктора Тидмора явно ухудшилось. Похоже, подтвердились его худшие опасения.

— Я должен тебе кое-что сказать, Хейвен. Сегодня ко мне заходила твоя бабушка. Она кое-что принесла.

Пастор выдвинул ящик стола и вытащил оттуда обувную коробку. Хейвен увидела краешек исписанного листка бумаги, выглядывающий из-под крышки, и ахнула, узнав почерк.

— Это мое! Значит, Имоджин устроила обыск в моей комнате. Она не имела права отдавать это вам!

Тидмор накрыл коробку тонкой длинной рукой.

— Твоя бабушка всего лишь хочет помочь тебе, Хейвен. Она подумала, что мне стоит взглянуть на это.

— Я хочу, чтобы вы отдали мне эту коробку!

— Со временем, Хейвен, — чуть более твердо проговорил доктор Тидмор. — Но я полагаю, что нам стоит поговорить о содержимом этой коробки. Боюсь, оно доказывает, что Эрнест Мур был психически нездоров.

— Все эти записки доказывают только одно: мой отец верил в реинкарнацию. В мою реинкарнацию.

— Реинкарнация — не христианское понятие, Хейвен. Христиане верят, что после смерти Бог судит нас и отправляет в ад или в рай.

— А я вам так скажу: пути Господни неисповедимы, — парировала Хейвен.

Тидмор нахмурился.

— Я не думал, что у нас получится такой разговор, — сказал он. — Но если уж на то пошло, то настало время тебе узнать правду. Твой отец был душевно болен, Хейвен. К концу жизни его поведение стало импульсивным, ему стало что-то мерещиться. Видимо, он наслушался твоей невинной болтовни — мало ли что болтают маленькие детишки? — вот у него и возникли мысли о реинкарнации.

Эрнест, — продолжал пастор, — пришел ко мне сразу же, как только я начал здесь служить. Он сбивчиво говорил о реинкарнации, о дьяволах и прочей безумной ерунде. Его речи были сущей бессмыслицей. Я всеми силами старался помочь ему, хотя и видел, что дела его очень плохи. Я поговорил об этом с твоей бабушкой. Я боялся, что отец поведет тебя неправильной дорогой. Боюсь, именно так все и вышло. Эрнест был твоим отцом, тебе хотелось угодить ему, поэтому ты погрузилась в историю, выдуманную им. Ты и сама много чего присочинила и стала верить в эти выдумки. Задумайся об этом, Хейвен. Неужели тебе ни разу не приходила в голову такая мысль: почему твои видения вдруг прекратились после гибели отца?

Хейвен не желала слушать пастора.

— Если это правда, то почему же видения вернулись? Моего отца нет в живых уже восемь лет.

Доктор Тидмор снял очки и протер стекла кусочком красного шелка.

— Вот как раз это меня и тревожит больше всего, — сказал он. — Вероятность того, что ты унаследовала болезнь, которой страдал твой отец. Возможно, твой разум осаждают те же самые злые силы.

Хейвен задумалась. Утверждение пастора показалось ей абсурдным, с какой точки зрения ни посмотреть.

— Не хотите же вы сказать, что я унаследовала бесаот своего отца? — насмешливо осведомилась она.

— Бесы принимают разные обличья, — ответил доктор Тидмор тоном энтомолога, описывающего различные виды тараканов. — Порой их присутствие проявляет себя в виде физических или психических болезней.

Хейвен встала.

— Отдайте мою коробку.

— Сядь, Хейвен, — приказал пастор, убрав коробку в ящик стола.

— Хорошо. Можете забрать все это себе. В доме полным-полно еще всякого такого, — солгала Хейвен и направилась к двери. — Имоджин только часть нашла.

— Можешь идти, конечно, — сказал доктор Тидмор. — Но если ты уйдешь, то тебе придется прожить в этом городке гораздо дольше, чем ты можешь себе вообразить.

Хейвен замерла.

— Прекрасно. А теперь садись, — ласково проговорил Тидмор. — Помни: я здесь для того, чтобы помочь тебе. — Как только Хейвен снова села напротив него, пастор взял ручку и приготовился делать заметки. — Давай поговорим о молодом человеке из твоих видений. Этан — его ведь так зовут?

— Да, — ответила Хейвен и обреченно опустила голову.

— Расскажи мне. Что ты помнишь об Этане?

— Не слишком много. Не знаю.

Она не собиралась рассказывать пастору о том, что ей запомнилось. Ни за что.

— Когда ты была помладше, ты говорила, что любишь его. Ты рассказывала, что он молод, красив и умен. Ты помнишь это?

— Нет, — пробормотала Хейвен. У нее начало покалывать макушку, а ноги словно бы погрузились в огонь. К ней подкрадывалось видение.

— Но ты не доверяла ему. Ты сомневалась в его верности. Ты знаешь, Хейвен, порой Сатана может предстать перед нами в обличье ангела света.

Голос доктора Тидмора звучал все тише. Хейвен пыталась опустошить свое сознание. Она мысленно раз за разом повторяла молитву «Отче наш». Но пламя поднималось все выше, и она ничего не могла сделать, чтобы помешать этому.

Она приближалась к особняку, держа в руке приглашение. Слева от дверей, чуть ниже кнопки звонка, на маленькой медной табличке красовалась надпись: «Общество „Уроборос“». Надпись окольцовывало изображение змеи, заглатывающей собственный хвост. «Не стоит нервничать, — мысленно сказала себе Констанс. — Новый президент принимает всех. Я не одна такая».

Войдя в дом, она едва не налетела на письменный стол в приемной. Молодой человек, сидевший за столом, встретил ее не слишком веселой улыбкой.

— Констанс Уитмен? — уточнил он. — Президент примет вас в гостиной.

— Благодарю вас.

Она обошла вокруг стола и торопливо зашагала по коридору. До двери гостиной уже было недалеко, когда она вдруг увидела их. Они стояли очень близко друг к другу. Этан — спиной к двери, а перед ним Ребекка, не спускающая с него глаз.

В это мгновение на Констанс нахлынули все мучившие ее подозрения. Ребекка Ундервуд провела с Этаном несколько месяцев до того, как он покинул Рим вместе с доктором Стриклендом. Констанс часто гадала, что могло между ними произойти. У Этана и Ребекки было так много общего. И он, и она были сиротами, которых спас доктор Стрикленд. Оба утверждали, что помнят подробности не одной прошлой жизни. Оба были невероятно хороши собой. Особенно — Ребекка. Длинные волосы цвета черного дерева, роскошные формы, которые она даже не старалась скрывать. Этан всегда утверждал, что они с Ребеккой просто друзья, но, увидев их вместе, Констанс была вынуждена признаться, что они — просто потрясающая пара.

— Она тебе больше не нужна, — заявила Ребекка громким шепотом. — Мы оба знаем: тебя интересовали только ее деньги. Теперь Стрикленд сделал тебя своим наследником, и наконец мы можем быть вместе. Так и должно было случиться!

Констанс, еле дыша, бросилась к выходу. Она не могла позволить себе лишиться чувств, прежде чем выбежит из дома. Промчавшись по приемной, она налетела на кого-то, кто поднимался по лестнице. Мужчина поддержал ее и не дал упасть.

— Моя дорогая, — произнес он ласковым и заботливым голосом. — Вам нехорошо?

Глаза Хейвен открылись. Она увидела над собой потолок в кабинете доктора Тидмора. Доктор Тидмор по-прежнему сидел за письменным столом и смотрел на дверь. Повсюду вокруг него валялись разбросанные бумаги, осколки разбившейся фарфоровой вазы и стекла. Стул, на котором сидела Хейвен до обморока, кто-то откатил к дальней стене. Красивое витражное окно за спиной доктора Тидмора треснуло. Кто-то негромко молился неподалеку. Хейвен повернула голову и увидела уборщицу, Эулу Дункан. Та стояла в коридоре.

— Да ее запереть надо на замок, эту девчонку! — воскликнула Эула, прижав руку к сердцу.

Хейвен застонала и выронила сжатое в руке тяжелое пресс-папье.

ГЛАВА 17

В четверг утром Хейвен не встала с кровати. Она понимала, что в городе уже все до единого знают о том, что бес овладел ею на глазах у пастора. Мать зашла к ней и попыталась уговорить одеться, спуститься вниз и позавтракать, но Хейвен наотрез отказалась. Ей нестерпима была мысль о том, что придется сидеть за столом напротив бабушки. Хейвен заперла дверь своей комнаты и все утро разглядывала открытку, которую ей когда-то подарил доктор Тидмор. Восемь лет эта открытка — вид Нью-Йорка с высоты птичьего полета — была прикреплена к стене над письменным столом Хейвен. Она потускнела и немного помялась, но неизменно вызывала у Хейвен одни и те же чувства. Она взглядом перемещалась по улицам и, с какого бы района города она ни начала свое путешествие, взгляд всегда приводил ее к островку зелени в нижнем участке острова. Она всегда знала, что там ее что-то ожидает. «Бью прав, — подумала Хейвен, — мне нужно каким-то образом попасть в Нью-Йорк».

Наконец она отложила открытку в сторону и задумалась о предположении доктора Тидмора. Как оно ни напугало ее, она все же понимала, что пастор ошибается. Если она что-то и унаследовала от Эрнеста Мура, так это копну пружинистых, непослушных волос. Одержимость бесом, психическое заболевание — этим могли объясняться видения. Но ее художественные способности, ее талант модельера этим никак не объяснялись, так же как и прекрасное знание города, в котором она не была ни разу в жизни. Хейвен знала, что эти таланты она унаследовала от кого-то, с кем не состояла в кровном родстве. От Констанс Уитмен.

Правда, видения оставались загадкой. Констанс хотела, чтобы Хейвен разыскала Этана. Но теперь Хейвен уже не понимала, зачемэто нужно. Она всегда предполагала, что в Нью-Йорк ее влечет любовь. Теперь же, после видения, которое настигло ее в кабинете доктора Тидмора, Хейвен уже не была в этом так уверена. Похоже, Констанс совершила ту же ошибку, что и Мэй Мур. Она влюбилась не в того мужчину, и он разбил ее сердце.

Так почему же тогда Хейвен ощущала непреодолимое желание оказаться на Манхэттене? Это желание порой было настолько сильным, что она понимала: уж если она тронется в путь, то будет шагать без устали, пока не пересечет мост Джорджа Вашингтона. Неужели она обречена любить того, кто принесет ей боль? Или была какая-то иная причина, по которой ей обязательно нужно было разыскать Этана Эванса? Хейвен были нужны ответы. А пока для действий у нее был один-единственный вариант.

Незадолго до трех часов дня Хейвен встала с кровати, открыла ноутбук и набрала адрес общества «Уроборос». В последнем видении Констанс посетила этот клуб. Хейвен имела все основания предполагать, что девушка была членом этого общества.

Началась загрузка веб-сайта. На черном фоне появилась серебристая змея, заглатывающая собственный хвост. Это было зачаровывающее зрелище. У Хейвен немного закружилась голова. Она щелкнула мышкой по змее и прочла перечень опций.

Хейвен выбрала опцию «Реинкарнация и Общество „Уроборос“». Змея начала вертеться, плавно исчезая, а когда исчезла, ее место занял текст, набранный серебристыми буквами.

Хейвен вернулась на предыдущую страницу и щелкнула строчку «Послание нашего президента». Появился текст, к которому прилагалась фотография красивой индианки с фиалковыми глазами и царственным носом.

В ту ночь Хейвен любовалась пляской светлячков за окном. Вдруг в окно влетело что-то маленькое, приземлилось на плетеный коврик и закатилось под стол. Хейвен выскользнула из постели и на четвереньках залезла под стол. Загадочный предмет оказался листком бумаги, обернутым вокруг маленького круглого камешка.

«Жду тебя во дворе», — было написано в записке.

Осторожно перешагнув через особенно скрипучую половицу в коридоре, Хейвен на цыпочках подошла к лестнице и скатилась вниз, оседлав перила. На нижнем этаже она прокралась мимо гостиной, где ее бабушка сидела, тупо глядя на экран телевизора. Каждое движение Хейвен было доведено до совершенства, как у гимнастки, выполняющей заученный комплекс упражнений. Через несколько секунд Хейвен приоткрыла заднюю дверь и вышла из дома.

Бью она нашла на краю леса. Он стоял, прислонившись к дереву. Его светлые волосы словно бы светились в темноте.

— Что это еще за секретные записочки? — спросила Хейвен. — Почему ты просто не постучал в дверь?

— Тебя сегодня в школе не было. Я подумал: может, Имоджин тебя под домашний арест посадила?

— Может, и так, — пожав плечами, ответила Хейвен. — Я ее целый день не видела. Стараюсь не попадаться ей на глаза.

— И что же случилось у Тидмора? — спросил Бью.

— Ты не слышал? Я думала, об этом уже все болтают напропалую.

— Не сомневаюсь. Но неужели ты думаешь, что кому-то охота делиться сплетнями со мной?А мне зачем слушать сплетни, если я могу все узнать, так сказать, из первоисточника?

Хейвен вздохнула.

— Имоджин отдала доктору Тидмору все записи моего папы. Я из-за этого ужасно разозлилась и грохнулась в обморок прямо у него в кабинете. И пока я там валялась без чувств, у меня было видение. Я увидела кое-что такое, чего раньше никогда не видела. Там был Этан с другой девушкой. Наверное, я из-за этого так рассвирепела, что устроила невесть что в кабинете Тидмора. Я там столько всего перебила…

У Бью брови подскочили вверх.

— То есть ты видела…

— Да нет же! — прервала его Хейвен, пока он не успел выразить свою догадку словами. — Они просто разговаривали. Но мне сразу стало ясно: между ними явно что-то есть.

— Погоди. Секундочку. Не знаю, что ты там видела, но судя по всему, Констанс простила Этана. Вспомни: ты ведь говорила отцу, что они вместе бежали! Ты мне сама его записки показывала.

— Ладно, давай сейчас не будем об этом, — умоляюще проговорила Хейвен. — Что бы между ними ни произошло, мне совершенно ясно, что отношения у них были не безоблачные. Мне совсем не интересно встречаться с парнем, который изменял Констанс. Но мне все равно нужно разыскать Этана. Зачем — не могу объяснить, но твердо знаю: если я его не найду, у меня крыша окончательно съедет.

Только к такому выводу и смогла прийти Хейвен.

— И какой у тебя план?

— Я собираюсь попасть в Нью-Йорк. Может быть, получится так, как ты придумал. Насчет общества «Уроборос» ты был прав. Нужно нанести им визит. Именно там я видела Констанс во время последнего видения. Возможно, она состояла в этом обществе. Кроме того, у них на сайте сказано, что они помогают людям решать «загадки прошлого». Думаю, это именно то, что мне нужно, правда? И может быть — только может быть, — я попробую сказать пару слов Йейну Морроу. Ну вот. Что скажешь? Хочешь прокатиться? Как думаешь, твой пикап доедет до Нью-Йорка? По пути не развалится?

— Что? Ты хочешь, чтобы яс тобой поехал? — Бью отвел взгляд и уставился в глубину леса — так, словно хотел найти среди деревьев оправдание для отказа. — Мне бы хотелось, Хейвен, но ведь надо в школу ходить.

Настроение у Хейвен сразу упало.

— Но ведь всего на несколько дней, Бью. Ну давай! Ведь это ты мне сказал, что я должна поехать!

— Я до сих пор так считаю. Но я не могу, — упрямо проговорил Бью. — Кто позаботится о моем отце, пока меня не будет?

Этот вопрос был настолько нелеп, что Хейвен возмутилась не на шутку.

— Твоему отцу сорок лет! Да что здесь происходит, а? — подбоченившись, спросила Хейвен. — Чего это ты вдруг струсил?

Бью не успел ответить. Из дома послышался визгливый крик.

— Ладно. Мне пора, — сказала Хейвен и с отвращением покачала головой. — Похоже, Имоджин только что увидела собственное отражение в зеркале.

— Увидимся завтра в школе? — крикнул Бью вслед Хейвен.

— Конечно, — ответила Хейвен, не оборачиваясь. Что еще она могла сказать парню, которого только что назвала трусом?

Вбежав в дом, Хейвен сразу налетела на бабушку, которая торопливо шагала к телефону в кухне. Волосы старухи были накрыты сеточкой, халат старательно запахнут, чтобы никто не увидел ее ночную сорочку. Трудно было поверить, что Имоджин когда-то была красоткой. Если верить Мэй, в молодости ее мать предпочитала рубиново-красную губную помаду и облегающие свитера и сводила с ума парней из Сноуп-Сити.

— Откуда ты явилась? — взвизгнула Имоджин. — Ты выходила из дома?

— Мне нужно было подышать свежим воздухом, — буркнула Хейвен. — А ты чего развопилась?

— Ты никого не видела возле дома? — испуганно спросила Имоджин. — Я посмотрела в окно гостиной и увидела, как по лужайке крадется мужчина. Я уже собралась разбудить твою мать и позвонить в полицию, когда ты вошла.

— Это был Бью.

— Я так не думаю, Хейвен.

— Поверь мне на слово. Я только что оттуда. Ты видела Бью.

Наконец Имоджин вроде бы поверила Хейвен.

— И чем же вы там вдвоем занимались на лужайке в девять часов вечера?

— О черт! Имоджин, тебе ли не знать, чем мы там занимались! Ясное дело, призывали сатану!

Глаза у старухи выпучились так, будто ее душили.

— Это не смешно,Хейвен Мур.

— А кто сказал, что я шучу?

Хейвен оставила бабушку в гостиной и пошла к лестнице, ведущей наверх. Шлепанцы Имоджин зашаркали по полу следом за ней.

— Куда ты, Хейвен? — сердито спросила Имоджин. — Тебе пора отнестись к ситуации серьезно, юная леди. Ты понятия не имеешь, какая беда тебе грозит. Ты хотя бы помнишь, что ты наговорила доктору Тидмору?

Хейвен остановилась у подножия лестницы и резко обернулась.

— Ну так скажи мне, чего тянуть?

— Говорят, ты назвала его… — Имоджин прикрыла рот ладонью и в ужасе прошептала: — Ублюдком.

Хейвен сделала большие глаза.

— И все?

— Ты обвиняла его в том, что у него роман с кем-то по имени Ребекка Ундервуд.

Хейвен почувствовала, что краснеет. Слышать, как Имоджин Снайвли говорит о сексе, было примерно то же самое, как если бы английская королева рассказала сальный анекдот.

— Минутку. Кто это говорит? И откуда им это известно?

— Эула Дункан всем рассказала, что ты вопила, как ненормальная, и говорила жуткие слова. А сегодня утром доктор Тидмор позвонил и отказался от всех встреч с тобой. Он сказал, что должен провести больше времени в молитве, прежде чем снова сможет противостоять сидящему в тебе бесу. Он сказал, чтобы я стерегла тебя, словно ястреб. Он уверен, что ты попытаешься бежать из дома. И еще он считает, что если у тебя будут продолжаться видения, тебя стоит отправить кое-куда ради твоего же блага.

— «Кое-куда»? То есть в психушку? Как маму? И ты действительно готова это сделать?

Похоже, Имоджин поняла, что зашла слишком далеко.

— Только на время. Я просто не знаю, что еще можно предпринять после всего случившегося. Я от тебя никогда многого не ожидала, Хейвен. Но такое…

— Ладно, что бы я ни натворила, в этом виновата только ты, — заявила Хейвен. — Как ты смеешь рыться в моих вещах и отдавать их кому-то?

— Ах вот как? Ты считаешь, что виновата я? Я пытаюсь спасти твою душу, неблагодарная девчонка! Я видела твои глаза после того, как ты упала в обморок в гостиной. В них была похоть!Точно такой же взгляд был у твоей мамочки, когда она встретилась с подонком, за которого она выскочила замуж. Ты хочешь, чтобы у тебя все получилось так же, как у нее, Хейвен? Ты этого хочешь?

— А тебе бы хотелось, чтобы у меня все было так, как у тебя,бабуля?

Имоджин ахнула.

— Ага, я все подсчитала. То ли мама родилась на три месяца раньше срока, то ли у тебя с похотью тоже все было не слава богу.

Пощечина застала Хейвен врасплох. Она гневно зыркнула на старуху, сорвалась с места и побежала вверх по лестнице.

— Вернись немедленно! — рявкнула Имоджин.

— Мне пора спать, — процедила сквозь зубы Хейвен. — Завтра в школу.

На самом деле больше всего на свете ей хотелось остаться и задать Имоджин хорошую трепку. Но она понимала, что делать этого не стоит. Имоджин искала любой предлог для того, чтобы напялить на нее смирительную рубашку, а Хейвен не собиралась ей в этом помогать.

— В школу? — Эта мысль, похоже, показалась Имоджин нелепой. — Ты вправду собралась завтра в школу?

— Почему бы и нет? — фыркнула в ответ Хейвен. — Кто меня остановит?

Вбежав в свою комнату и заперев дверь на замок, Хейвен устремила взгляд на серебряную змею, вращающуюся на экране ноутбука. Она понимала, что Имоджин будет следить за каждым ее шагом несколько недель. Что ж, она могла не выпускать Хейвен из Сноуп-Сити, но она не могла помешать ей искать ответы. Хейвен щелкнула мышкой по строчке «Как нас найти» на сайте общества «Уроборос», и перед ней предстала фотография старинного особняка, фасад которого зарос плющом. Почему-то он показался Хейвен знакомым, как дом Снайвли. На глазах у Хейвен небо за домом потемнело, в окнах зажегся свет.

Она поднималась по лестнице на второй этаж особняка. Серебристая змейка на табличке рядом с парадной дверью была знаком того, что она пришла по верному адресу. Она не успела постучать. Дверь открылась, словно здесь ожидали ее прихода. Слуга повел ее в гостиную, но вдруг кто-то схватил ее под руку и утащил в темную гардеробную, битком набитую зимними мехами.

— Я тебя увидел на крыльце, — прозвучал его голос. — У нас есть несколько секунд, пока нас не обнаружили.

Он прижал ее спиной к стене, у которой висела мягкая норковая шуба. Его руки заскользили по ее талии и бедрам, его губы прикоснулись к ее губам. Три недели она думала только об этом мгновении. Она заставила себя не лишиться чувств, удержаться на ногах. И все же поцелуй закончился слишком быстро.

По тому, как Этан сжал ее руку, она догадалась, что уже принадлежит ему. Он повел ее в гостиную, где несколько человек стояли у камина. Она не видела Этана со времени их встречи в Риме, и ей очень хотелось хотя бы несколько минут посмотреть на него. Но как только он заметил, что она его разглядывает, он улыбнулся той же очаровательной однобокой улыбкой, от которой у нее бешено забилось сердце на Пьяцца Навона.

— Вот она, — сказал Этан, представив ее седовласому джентльмену в старомодном костюме. — Это Констанс. Констанс, познакомься с доктором Августом Стриклендом, основателем общества «Уроборос» — клуба настолько элитарного, что никто не имеет права произносить его название.

Доктор Стрикленд рассмеялся.

— Очень рад, мисс Уитмен. Я много слышал о вас. Этан говорит, что вы украсите собой наше общество.

Она удивленно посмотрела на Этана. Тот улыбнулся шире.

— А это… — сказал он, указав на девушку поразительной красоты, стоявшую рядом с доктором Стриклендом. — Это Ребекка Ундервуд.

— У вас помада размазалась, — сообщила красавица. Голос у нее был дружелюбный, а взгляд — убийственный.

Констанс не помнила, чтобы хоть раз в жизни кто-то так сильно невзлюбил ее с первого взгляда.

ГЛАВА 18

Как только Мэй высадила Хейвен около школы, она сразу увидела лица учеников, смотрящих на нее через стеклянные двери вестибюля. Но только войдя в школу, она осознала, какую ужасную ошибку совершила. У входа собрались не меньше двадцати человек, и все они ожидали, когда войдет Хейвен. Толпа, возглавляемая Брэдли Саттоном, пошла за ней по коридору к шкафчикам. Некоторые шли настолько близко, что Хейвен чувствовала исходящий от них запах бекона. Многие из школьников, шедших навстречу, смотрели на нее беспомощно. Некоторые поспешно скрывались в классных комнатах. Оказавшись перед своим шкафчиком, Хейвен увидела, что он украшен десятками картинок. Это были странички, вырванные из книг, и на каждой из них был изображен ухмыляющийся Сатана. Кто-то даже не поленился и нарисовал Хейвен, прогуливающуюся по кладбищу с дьяволом. Хейвен была изображена обнаженной — причем так, что в другое время она бы посмеялась над этим рисунком.

А сейчас ей стало тяжело дышать. Она сорвала картинки с дверцы и открыла шкафчик. На пол упала зеленая ткань. Хейвен наклонилась и подобрала ее. Она не сразу узнала выпускное платье Морган Мэрфи. Платье, за которое еще не было уплачено.

— Мы всегда знали, что ты уродка.

Хейвен пыталась не слушать наполненный ненавистью голос Морган. Она искала учебник математики на дне шкафчика. Морган продолжала:

— И точно: ну кто в четвертом классе несет такую чушь, какую несла ты, кто впадает в транс? Но мы никак не думали, что ты станешь опасной. Кстати говоря, а что ты делаешь с теми деньгами, которые от нас получаешь? Покупаешь на них черные свечи и козлов, чтобы потом их закалывать?

— Эй, а как тобой овладел этот демон? — осведомился один из парней.

Хейвен почувствовала, что кто-то легонько постучал пальцем по ее спине. Она обернулась и увидела Лею Фризелл.

— Ты в порядке? — спросила худощавая девочка.

Хейвен сделала судорожный вдох и ничего не сказала. Она боялась, что в любой момент может потерять сознание. Невидимые языки пламени начали облизывать лодыжки Хейвен. Лея обрушила свое возмущение на толпу.

— Вы кем себя возомнили? — прокричала она. — Какое право вы имеете издеваться над ней? Думаете, так положено себя вести христианам? Думаете, ваш пастор будет рад, когда узнает об этом?

Брэдли Саттон прыснул.

— Ну ничего себе! Нашу святую потянуло на бесовщинку. А змей у тебя нынче с собой нет, а?

— Для тебя у менякое-что припасено, Брэдли, — объявил Бью, протолкавшийся вперед. — Хочешь посмотреть?

— Ага, значит, у нас тут святоша, бесноватая и здоровенный педик! — осклабился Дьюи Джонс.

— Это лучше, чем шайка треклятых лицемеров! — прокричала Лея, приняв боевую стойку. — Вы на себя-то посмотрите. Хлещете пиво, трахаетесь со всем, что движется, и думаете, что вы такие праведники, да?

— Так-так, — послышался голос директора Когдилла. Директор был помешан на дисциплине. Когда нынешние выпускники учились в девятом классе, он был инструктором по физкультуре. — Мистер Декер, даже не думайтео драке. Всем остальным — разойтись по классам. Мисс Мур, не желаете ли пойти со мной?

Хейвен успела сделать один маленький шаг, лишилась чувств и упала к ногам директора.

Когда они проходили мимо окон ресторана, она посмотрела на свое отражение. Золотистое платье, которое она сшила себе сама, сверкало в свете фонарей.

— Ты еще красивее, чем раньше, — прошептал Этан ей на ухо.

Она засмеялась. Этан отпустил ее руку и открыл перед ней дверь ресторана. Это был их первый вечер после похорон. Первый вечер, когда и ей, и ему захотелось выйти в свет.

В ресторане было многолюдно и шумно. Люди пили домашний джин из хрустальных стаканов и веселились. Элегантный мужчина во фраке распевал: «Yes, Sir! That’s My Baby». [7]

— Смотрите! — прозвучал громче музыки женский голос.

Подвыпившая женщина встала и указала в ту сторону, где стояли Этан и Констанс в ожидании, когда их усадят за столик. Жемчужные ожерелья женщины раскачивались из стороны в сторону. Один за другим все, кто находился в ресторане, повернули голову туда, куда указывала женщина. Все умолкли, вздернули брови и раскрыли рот. Все ждали, что теперь будет.

— Мисс Уитмен, мистер Эванс! — воскликнул метрдотель, спеша к ним. — Что вы здесь делаете?

— Что-то не так? — спросил Этан, и на миг метрдотель замер.

— Вы должны уйти, — наконец прошептал он. — Возвращайтесь через несколько недель, когда слухи утихнут.

— Какие слухи? — поинтересовалась Констанс.

— Убийца! — крикнул кто-то из глубины зала.

— Пожалуйста! — взмолился метрдотель.

Этан и Констанс вышли из ресторана, и их ослепила вспышка. Этан схватил мужчину с фотоаппаратом за ворот.

— Кто вы такой? — сердито спросил он.

— Уберите от меня руки! Я из «New York Daily Mirror»!

Похоже, на очнувшуюся от обморока Хейвен смотрела вся школа. Директор Когдилл помог ей подняться и повел по коридору. Толпа школьников загомонила. Шум стал еще сильнее, когда дверь кабинета директора закрылась. Даже секретарша перестала печатать и проводила директора и Хейвен таким взглядом, словно Когдилл повел к себе стадо слонов. Хейвен не сомневалась: как только дверь за ними закроется, секретарша тут же примется названивать кому-нибудь по телефону.

— Думаю, будет лучше, если ты закончишь учебный год на домашнем обучении, — сказал директор сразу же, как только они вошли в кабинет. Он даже не предложил Хейвен сесть.

Хейвен кивнула, но директор продолжал — так, словно она взялась с ним спорить.

— Мы не можем себе позволить, чтобы наши ученики каждый день так волновались и отвлекались от учебы. И честно говоря, я не уверен, что смогу в дальнейшем гарантировать твою безопасность. Ты ведь понимаешь это, да, Хейвен?

Он даже не стал скрывать облегчения, когда она повернулась к двери.

ГЛАВА 19

Тем, кого это заинтересует:

Хейвен остановилась. Она попыталась представить, каков будет ответ на ее электронное послание. Даже ей самой с трудом верилось в собственную историю. Она сохранила файл и выключила компьютер. Не было смысла беспокоить общество «Уроборос» рассказом, который могли принять за воздыхания ополоумевшей от влюбленности семнадцатилетней девицы.

ГЛАВА 20

Бизнес Хейвен пошел насмарку. Вернули четырнадцать выпускных платьев — правда, некоторые из них были в лучшем состоянии, нежели платье Морган Мэрфи. Примерки отменялись одна за другой. Очень скоро Хейвен и Бью остались одни, имея на полторы тысячи долларов шелка, атласа и блесток. Одно красивое бледно-голубое шифоновое платье они сохранили в качестве подарка для Леи Фризелл, а остальные сложили в коробку и убрали на чердак в доме Декеров. Прибыль, на которую рассчитывали Хейвен и Бью, исчезла за сутки. От мысли о том, что из-за нее Бью лишился денег на учебу, у Хейвен противно сосало под ложечкой.

Имоджин Снайвли следила за каждым шагом внучки, поэтому Хейвен не выходила из дома. И не имела желания выходить. Она не могла встречаться с ненавистью и гневом, которые пробуждала в душах людей, знакомых ей всю жизнь. Даже доктор Тидмор от нее отвернулся. Учителя присылали Хейвен домашние задания, и она их старательно выполняла. Экзамены были сданы под присмотром бабушки. Мэй Мур суетилась, выполняя все дела по дому. Она старалась вести себя так, будто ее дочка просто сильно простудилась.

Ночь выпускного бала прошла в нескончаемых гудках клаксонов и радостных воплях, доносившихся из города. Затем школьники из «Синей горы» начали готовиться к церемонии окончания школы, а Хейвен наблюдала за приходом лета из окна своей спальни. Деревья и кустарники на горных склонах сбросили нежные цветы и превратились в непроходимые джунгли. Ползучие сорняки выросли такими высокими, что под ними скрылся телефонный столб на краю городка. Почти каждый вечер гремели грозы. Молодняку, собиравшемуся на бензозаправочной станции, приходилось то и дело искать укрытие.

Хейвен всеми силами старалась забыть о прошлом. Какова бы ни была тайна Констанс, это могло подождать до тех пор, пока она не вырвется из ежовых рукавиц бабушки. Эта тайна не стоила того, чтобы ради нее Хейвен на десять месяцев застряла в психушке. Но на этот раз отрешиться от прошлого было невозможно. Каждую ночь, стоило только Хейвен заснуть, во сне ей являлся Этан. Он словно бы не желал ее отпускать. Хейвен снились ночи, которые проводили вдвоем Этан и Констанс в маленьком белом коттедже на улочке с булыжной мостовой, и она словно бы обретала некую утраченную частицу себя. Каждое утро она просыпалась, ощущая прикосновение рук Этана к своему телу. С ней оставался его запах, и она сгорала от желания, пока сон наконец не развеивался.

Страшась того, что новое видение может настичь ее рядом с бабушкой, Хейвен целые дни напролет не вставала с кровати и фактически оставалась наедине с призраком Этана. Она стала просыпаться только для того, чтобы поесть, и это начало пугать ее мать. И когда наконец явился Бью, чтобы попытаться вытащить Хейвен из дома, Мэй с радостью провела его вверх по лестнице, прямо в спальню дочери.

— Что ты здесь делаешь? — сонно спросила Хейвен, когда мать отошла в сторону и пропустила вперед Бью. — Школу прогуливаешь?

— Пошли. У нас с тобой сегодня небольшая прогулка, — объявил Бью. — Я на отцовском пикапе. А твоя бабуся на весь день удалилась в салон красоты.

— Никуда я не поеду. — Хейвен накрылась простыней с головой. — Я еще не одета, и вдобавок мне нужно дописать эссе для миссис Хендерсон.

— Подождет твое эссе, — упрямо проговорил Бью. — Тебе надо немного размяться, иначе ты превратишься в комок дряблых мышц.

— Ну, спасибо тебе, — проворчала Хейвен, но она и сама знала, что потолстела. Ее мать стряпала и пекла пироги с такой страстью, словно домашняя еда могла вылечить Хейвен.

— И купальник не забудь, — добавил Бью.

Хейвен опустила край простыни до шеи и хмуро воззрилась на друга.

— Это после того, как ты только что назвал меня комком дряблых мышц?

— Ответ «нет» не принимается. — Бью стоял, сложив руки на груди, и постукивал по полу подошвой кроссовки. — Ну давай, поднимайся! Мы поедем на Эдемский водопад. Вторник, полдень. Там нет никого, кого ты знаешь. К тому же в Сноуп-Сити все забыли о твоем существовании.

— А вот и не забыли. Каждое воскресенье все злобно посматривают на меня в церкви. Такое ощущение, будто они ждут, что алтарь растает или у меня из задницы вылетит стая саранчи.

— Ты преувеличиваешь. Уж слишком сильно ты себя жалеешь.

— Почему бы мне себя не жалеть? — простонала Хейвен, стараясь не расплакаться. — По-моему, у меня для этого куча причин.

Мэй, ожидавшая в коридоре, решила вмешаться.

— Хейвен Мур! Прекрати мучить этого молодого человека. Надевай купальник немедленно. Я уже устала смотреть, как ты целыми днями торчишь дома!

— Я из этой комнаты без тебя не уйду, — сообщил Бью и уселся на край кровати.

Хейвен поняла, что придется сдаваться.

— Ладно! — простонала она. — Я сейчас…

Мэй с видом победительницы удалилась, а Бью улыбнулся, как умственно-отсталый ребенок на карнавале.

— Жду тебя у дома, — сказал он.

Старенький грузовичок Декеров с трудом ехал по горной дороге. На каждом крутом повороте он ревел и буксовал. Воздух в горах был прохладный, чудесно пахло жимолостью. Как только Сноуп-Сити остался позади, Хейвен сразу расслабилась. Она закрыла глаза и подставила лицо ветру. Ее кудряшки закручивались в плотные узлы. Она знала, что потом ей будет больно их расчесывать, а сейчас она радовалась жизни.

В двадцати милях от города шоссе сужалось и сменялось проселочной дорогой. За деревьями были видны только обшарпанные домики. Вид у них был такой, словно там никто не живет, но на самом деле обитателям этих жилищ было попросту все равно, как выглядят их дома. Прежде Хейвен случалось видеть здесь людей, идущих по обочине дороги. Они были в комбинезонах или другой рабочей одежде. Они кивали в знак приветствия, но явно не приветствовали посторонних.

Ближе к вершине горы у дороги стояла церковь. Простая, деревянная, с побеленными стенами и невысоким, приземистым шпилем. Бью остановил грузовичок на маленькой площадке, усыпанной гравием, и выключил мотор. Если бы на парковке оказалась другая машина, они бы здесь не остановились. На здании не было вывески, но в Сноуп-Сити все знали, что оно принадлежит заклинателям змей. Хейвен никогда особо не боялась ребят из семей островитян, посещавших школу «Синяя гора», но мысль о встрече с братьями и дядями Леи Фризелл, размахивающими ядовитыми змеями и говорящими на непонятных языках, заставляла ее держаться от этих школьников на почтительном расстоянии.

Хейвен и Бью было по десять лет, когда отец Бью впервые показал им дорогу до Эдемского водопада, и как только они смогли сами водить машину, они там побывали много раз. И все же они потратили минут пять, чтобы найти узкую тропинку, спускавшуюся по горному склону от парковки у церкви и ведущую к водопаду. Как только тропинка закончилась, они пошли вдоль быстрой горной речки, и наконец деревья расступились. Посередине лесной поляны лежало озеро, по берегам которого высились гранитные глыбы. Даже в яркий солнечный день вода в озере казалась темной. Насколько было известно Хейвен и Бью, никто никогда не доныривал до дна.

Хейвен сбросила легкое летнее платье и нырнула в озеро. Кожа у нее сразу покрылась пупырышками. Она поплыла к противоположному берегу, к гранитной плите, немного выступавшей из воды. Тут вода выливалась из озера и падала со стофутовой высоты. Дальше вода снова текла рекой. Хейвен постояла на замшелом камне, глядя вниз, на подернутый дымкой водопад. Вода стремительно обтекала ее ступни.

— Черт! — послышался громкий голос Бью. — Я сейчас вернусь.

— Ты куда? — прокричала Хейвен.

— Я сумку-холодильник в машине забыл.

— Не ходи! Я совсем не хочу есть! — крикнула Хейвен, но Бью уже исчез за поворотом лесной тропинки.

Хейвен развернула полотенце, положила его на камень и улеглась. Солнечные лучи лежали на земле пятнами. От камня, на котором лежала Хейвен, исходило приятное тепло. Ветерок прогонял по ее коже капельки воды. Впервые за несколько недель она осталась совершенно одна. Она казалась себе такой чистой. С нее словно смылся невидимый слой грязи. Она погрузилась в дремоту и вдруг услышала шуршание листвы. Хейвен села, ожидая увидеть черного медведя или выдру, но из леса вышел старик с собакой. Хейвен закуталась в полотенце и встала. Она молча смотрела на старика и ждала. Седые волосы незнакомца были зачесаны назад и блестели. В одной руке он держал большой деревянный ящик с ручкой. Несмотря на жару, он был в плотной фланелевой рубашке и сильно выношенных рабочих штанах на подтяжках. Хейвен его одежда показалась слишком теплой, и она вдруг вспомнила, где видела этого человека. Он вместе с мужчиной помоложе каждую зиму привозил дрова в дом Имоджин. «Не знаю, справлюсь ли я с ним, если он ко мне пристанет», — подумала Хейвен.

— Ты кто такая? — сурово спросил старик. Тон у него был такой, будто он поймал Хейвен у себя на заднем дворе.

— Меня зовут Хейвен Мур.

Старик кивнул. Глаза у него были тускло-голубые, мутные из-за катаракты.

— И что же юная девушка тут делает совсем одна? Ты разве не знаешь, что в лесу полным-полно гремучек и щитомордников?

Он покачал ящик, и оттуда послышалось злобное шипение.

— А я не одна, — сказала Хейвен, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Мой друг Бью пошел к машине за нашей едой для пикника. Он сейчас вернется.

— Ты с кем там говоришь, Эрл?

Из леса вышла Лея Фризелл в полинявшем голубом платье, которое когда-то, наверное, было наволочкой. На ногах у Леи были грубые черные ботинки. Ее волосы были стянуты в длинный хвост, поэтому были особенно заметны ее большие торчащие уши.

— Это та самая, про которую ты мне рассказывала? — спросил Эрл, указав на Хейвен крючковатым пальцем. — Та, что тебе платье подарила?

Лея, похоже, нисколько не удивилась.

— Привет! — крикнула она Хейвен, будто они были закадычными подружками. — Я надеялась увидеть тебя здесь. Хейвен Мур, это мой дядя, Эрл Фризелл.

— Очень рада с вами познакомиться, — сказала Хейвен старику. — А как ты узнала, что я приду сюда, Лея?

— Порой я просто что-то знаю, вот и все, — спокойно ответила девочка.

— Лея? — нервно проговорила Хейвен. — Ты за нами следила?

— Не следила. Наблюдала, — уточнила Лея. — И не только я.

— А в городе думают, что в тебя бес вселился, так, что ли? — полюбопытствовал Эрл, поставив ящик со своей добычей на валун у воды.

В первый момент Хейвен была так шокирована этим вопросом, что у нее язык отнялся. Она перевела взгляд на Лею. Ту бесцеремонность дяди, похоже, позабавила.

— Я точно не знаю, сэр, — наконец промямлила Хейвен.

— Лея говорит, у тебя видения бывают.

Хейвен втянула голову в плечи. Старик, похоже, не собирался отступать.

— Мне бы не хотелось об этом говорить, если вы не против, мистер Фризелл.

Лея вмешалась:

— Эрл просто хочет сказать, что мы не думаем, что в тебя вселился бес.

Как ни странно, в сознании Хейвен вспыхнула искорка надежды.

— Вы так не думаете?

— Знаешь нашу церковь? — Лея указала на вершину холма, где за деревьями белело здание церкви. — Наша вера говорит нам, что Господь наделяет людей различными дарами. Что он позволяет нам видеть то, чего не видят другие. Я — одна из тех, кому повезло. Догадываюсь, что ты тоже из таких. Если так, то мы, возможно, сумеем тебе помочь.

Взгляд Хейвен невольно сместился к ящику, стоявшему на камне.

Старик стукнул себя по колену и заливисто расхохотался.

— Да нет же, мы не будем заставлять тебя прикасаться к змеям, если ты сама не захочешь. И по полу мы тоже не все время валяемся.

— Хейвен? — Бью, услышавший разговор и смех старика, поспешно сбежал вниз по тропе. — Все в порядке?

— Да. Лея и ее дядя рассказали мне о своей церкви.

Старик встал и взялся за ручку своего ящика. Ростом он был дюймов на шесть ниже Бью, но тем не менее ухитрился каким-то образом поглядеть на него сверху вниз.

— Сынок Бена Декера?

— Допустим. — Бью приготовился обороняться. В Сноуп-Сити все знали, что он гей, и обычно за таким вопросом следовали смешок или издевка.

— Передай отцу привет. — Эрл перевел взгляд на Хейвен. — Служба начинается в десять утра. А в среду — в шесть вечера.

— Увидимся, — сказала Лея таким тоном, будто точно знала, что Хейвен придет.

Подъехав к Сноуп-Сити, Бью притормозил около бензозаправки и мини-маркета. Он выключил мотор и повернулся к Хейвен.

— Нет, я тебе не верю, — простонал он.

Всю дорогу до города они спорили.

— Ну почему ты так говоришь? — спросила Хейвен. — Что такого ужасного, если завтра утром я побываю в той церкви, куда ходят Фризеллы? Я же тебе сказала: у Леи тоже бывают видения.

— Да любому бы начало мерещиться что угодно, если наглотаться стрихнина и каждое воскресенье заклинать змей, — в отчаянии проговорил Бью и открыл дверцу кабины. — Все они в этой семейке чокнутые.

— Мне все равно. Пусть чокнутые. Лишь бы они мне помогли.

— В чем именно они могут тебе помочь, скажи не милость?

— Точно пока не знаю, — призналась Хейвен. — Наверное, завтра выясню. Эй, ты что делаешь? — обеспокоенно спросила она, когда Бью спрыгнул на землю.

— А ты как думаешь? Заправиться собираюсь.

— Я заплачу за бензин, — решительно проговорила Хейвен. Ей хотелось хотя бы на пару минут уйти от Бью. Ей надоели его высказывания о Фризеллах. Безумцы или нет — однако они были на ее стороне. Одного этого Хейвен хватило, чтобы впервые за несколько недель воспрянуть духом.

В мини-маркете не оказалось никого, кроме Никки Коггинс и Триши Макдональд — девчонок-десятиклашек из школы «Синяя гора». Они по вечерам подрабатывали в этом магазине. Кроме них в мини-маркете находился один-единственный покупатель, выбиравший зубную пасту. Как только Хейвен вошла, девчонки принялись оживленно переговариваться. Покупатель вертел в руках коробочку с пастой «Aquafresh». Хейвен взяла пакетик шариков жевательной резинки и большой «Сникерс» для Бью. Быстро проходя мимо мужчины, который никак не мог определиться с пастой, Хейвен обратила внимание на то, как тот одет. Белая сорочка, стандартные черные брюки, черные кожаные туфли, которые можно было купить в любом магазине на Земле. Словом, одежда была настолько непримечательной, что такой человек мог без труда затеряться в толпе. В итоге мужчина выбрал пасту «Crest» и встал около кассы следом за Хейвен.

— Эй, Хейвен, как поживает Сатана? — съязвила Триша.

Дура набитая, ничего умнее не придумала. Пару дней назад Хейвен, пожалуй, струсила бы. А теперь к ней начали возвращаться силы.

— Неплохо поживает, — спокойно ответила Хейвен, подражая сильному акценту Триши, — если честно, я надеялась подыскать для него девственницу. Да вот беда, ты не подойдешь. Ты же в этом плане уже с шестого класса не котируешься.

Никки Коггинс, делавшая вид, будто укладывает ровнее пачки сигарет, зашлась смехом.

— Веселишься, Хейвен? — процедила сквозь зубы Триша. — А ты чего ржешь, Никки? Ты-то еще в пятом классе девственность потеряла.

— Короче, нет у меня времени с тобой лясы точить, Триша. Просто позвони мне, ага? И приплюсуй плату за бензин для Бью.

Хейвен бросила на прилавок несколько купюр и стала ждать сдачу.

— Прошу прощения, — послышался испуганный голос мужчины-покупателя, когда Хейвен направилась к выходу. — Мне не послышалось? Девочки, вы лично знакомы с Сатаной?

ГЛАВА 21

На следующий день, после обеда, Хейвен забралась на чердак бабкиного дома. Поднявшись на верхнюю ступеньку приставной лестницы, она вытерла пот со лба. Погода становилась все жарче, кондиционера на чердаке не было, поэтому здесь царили жара и духота. На полу стояли коробки, которые Хейвен открыла несколько недель назад. Беспорядок обнаружила горничная днем раньше, а Имоджин дождалась самого жаркого времени дня, чтобы заставить внучку прибрать на чердаке.

Хейвен опустилась на колени и приступила к работе. Она аккуратно завернула рождественские настенные украшения и уложила их в коробку рядом со старыми фотоальбомами и поздравительными открытками. Затем Хейвен подняла с пола свое детское одеяльце, успевшее покрыться тонким слоем пыли. Из складок одеяльца вывалилась книжка, а из нее выпал листок бумаги. Хейвен подняла книжку и листок, и ее взгляд привлекло знакомое имя.

В одно мгновение все вернулось к ней — видения Констанс в здании, где размещалось общество «Уроборос». Она была знакома с Августом Стриклендом. Он был наставником и покровителем Этана. Добрый старик с густой седой гривой. Он умер, оставив Этану наследство. Хейвен зажмурилась и сделала глубокий вдох. Она понимала: нужно положить эту книжку в коробку. Нельзя было позволять, чтобы какие-то новые сведения уносили ее в прошлое. Один неосторожный шаг, одно видение, пришедшее в неудачное время, — и Имоджин еще крепче сожмет ее в ласковых ежовых рукавицах. И все же искорка жизни, пробудившаяся в день поездки на Эдемский водопад, разгорелась, забушевала жарким пламенем. Хейвен ничего не смогла с собой поделать.

Придерживая пальцем страницу, на которой раскрылась книга, Хейвен рассмотрела обложку. Книга называлась «История Грамерси-парка». Ниже названия размещался черно-белый фотоснимок с изображением кованой ограды и распахнутых ворот. За оградой находился парк, заснятый в пору буйного весеннего цветения. Цвели и деревья, и цветы на клумбах вдоль дорожек. Выше деревьев были видны крыши особняков. Один из этих домов был резиденцией общества «Уроборос».

Хейвен открыла книгу и прочитала абзац, обведенный карандашом.

Взгляд Хейвен вернулся к фотографии на обложке. Стоявший в глубине парка дом с фасадом, поросшим плющом, вдруг начал вырастать. Он увеличивался до тех пор, пока Хейвен не встала перед ним, запрокинув голову. Она почувствовала гладкие мраморные ступени под подошвами туфель. Она поднялась на крыльцо к парадной двери и прижала кончик пальца к холодной медной кнопке звонка.

Она пробиралась через толпу. Все мужчины были в трагически-черных костюмах. Женщины — в черных шляпках и черных платьях ниже колена. У всех, мимо кого она проходила, глаза были красные, заплаканные. Некоторые всхлипывали. Доктор Стрикленд умер.

Она искала Этана. Гости ждали, что наследник Стрикленда скажет несколько слов. Но Этан исчез. Она услышала голоса, доносящиеся из кабинета доктора Стрикленда. Несколько человек собрались там, чтобы отдать последнюю дань уважения памяти покойного.

— Это правда, что все его состояние достанется Эвансу? — спросил какой-то мужчина.

Констанс остановилась неподалеку от двери и поспешно прижалась спиной к стене.

— Да. Повезло ублюдку, — сказал другой мужчина.

— А я слыхал, что удача тут ни при чем, — заметил еще один.

— Не знаю, на что вы намекаете, — произнес женский голос. Это была Ребекка Ундервуд. — Этан и доктор Стрикленд были как отец и сын!

— Она права, Джеймс, — негромко рассмеявшись, проговорил второй мужчина. — Не стоит верить слухам. И кого же наш новый господин Стрикленд поставит во главе общества?

— Какого-то иностранца, насколько я слышал. Имени не припомню.

— С чего вы взяли, что он иностранец? — фыркнула Ребекка. — Говорит без акцента.

— Значит, вы с ним беседовали?

— Беседовала, — не стала отрицать Ребекка. — Он встречался кое с кем из высокопоставленных членов общества.

— Высокопоставленных? — рассмеялся мужчина.

Констанс подкралась поближе к двери. Заглянув в щелку, она увидела, что Ребекка сидит на письменном столе Стрикленда, свесив ноги. Констанс возмутило такое хамство.

— Он мне рассказал все о своих планах насчет общества, — хвастливо проговорила Ребекка. — Он разработал систему, которая позволит членам общества помогать друг другу двигаться вперед и развиваться.

— А мы сейчас не этим самым занимаемся? Я только что пожертвовал уйму денег на поддержку одного из объектов благотворительности Стрикленда. Речь о каком-то мальчишке из Нью-Джерси. Десять лет. Гениальный физик.

— А новая система будет гарантировать, что ваше пожертвование не останется безвозмездным.

— Вы говорите о системе подсчета очков? Разве Стрикленд не считал, что добрые дела — это уже само по себе награда?

— Стрикленд был идеалистом, — сказала Ребекка. — Новая система будет учитывать природу человеческую.

— Безусловно, мисс Ундервуд, — смеясь, проговорил один из мужчин. — Но что-то я сильно сомневаюсь, что природа человеческая изменится, если добрые дела будут оплачиваться.

Громкий звонок прозвучал в тишине. Хейвен вздрогнула и очнулась. Звук доносился из заднего кармана джинсов. Она торопливо вытащила мобильник и увидела, что на дисплее мигает значок напоминания. У нее не было времени размышлять над последним видением. Она чуть не забыла, что сегодня среда.

Мать и бабушку она нашла в гостиной. Мэй изучала поваренную книгу, а Имоджин смотрела телепередачу, в которой проповедник в студии исцелял женщину с раненой рукой. Как только проповедник произнес благословение, женщина встала и победным жестом сняла перевязь. Хейвен была почти уверена в том, что она при этом поморщилась от боли.

— Вот чудо так чудо, — восхищенно проговорила Имоджин.

— Пожалуйста, могу я взять «Цивик»? Мне нужно быстренько заехать к Бью, — сказала Хейвен. — Мисс Хендерсон передала ему книгу для меня и задание по английскому языку.

— Не «могу я», а «можно мне», — поправила ее Имоджин. — Ты на чердаке закончила?

— Да, мэм, — ответила Хейвен.

— Ну, тогда конечно, милая, — пробормотала Мэй, не отрывая глаз от книги. — Ключи на столике в прихожей.

— Возвращайся вовремя, чтобы успеть в церковь, — добавила Имоджин.

— Постараюсь, — ответила Хейвен.

— Не просто постарайся, а успей, — ледяным тоном произнесла Имоджин, неотрывно глядя на экран телевизора.

Хейвен села в машину. Она проехала по длинному и крутому спуску с холма через весь городок и повернула к Эдемскому водопаду.

ГЛАВА 22

На этот раз Хейвен заметила, что в церкви нет окон. Единственным признаком жизни были четыре пикапа, припаркованных неподалеку от входа. Подойдя к двустворчатым дверям, она услышала фальшивое звучание настраиваемой электрогитары. Хейвен остановилась, гадая, не следует ли постучать. А потом ухватилась за шершавую деревянную рукоятку и вошла в церковь.

Внутри все выглядело так же просто и непритязательно, как внутри. По обе стороны от широкого прохода, ведущего к дощатому возвышению, стояло по пять длинных скамей. Вентиляторы, подвешенные к стропилам, перемалывали густой, влажный воздух. На стене позади подиума висел большой крест.

Хейвен заметила Лею Фризелл. Та наклонилась и включала электроусилитель. А трое мужчин в одинаковых рубашках и брюках настраивали инструменты — гитару, банджо и контрабас. Женщины из церковной общины были одеты в длинные цветастые платья с оборками и рюшами. Казалось, они пришли из другого века. Всего здесь собралось человек пятнадцать, но почему-то казалось, что в церкви полно народа.

— Хейвен! — Лея, стоявшая около первой скамьи, помахала рукой и поманила к себе Хейвен. — Я хочу познакомить тебя с мамой. Мама, это Хейвен Мур.

Хейвен устремила взгляд на полную женщину с длинными рыжими волосами, заплетенными в толстую косу.

— Рада познакомиться с вами, миссис Фризелл.

Женщина ответила на приветствие теплой улыбкой. Пожалуй, если бы у нее была возможность появляться в городе, ее можно было бы счесть красавицей.

— Спасибо тебе, Хейвен. Ты такое чудесное платье подарила моей Лее. Она в нем была просто красавицей.

— Я просто должна была сделать Лее этот подарок. На днях она мне в школе просто жизнь спасла. Я ужасно благодарна вам всем за то, что вы разрешили мне посетить вашу церковь.

— О, мы очень тебе рады, — кивнула миссис Фризелл. — У нас тут не так часто бывают гости. Очень надеюсь, что сегодня мы сумеем тебе помочь.

— По крайней мере, попробуем, — добавил Эрл Фризелл и протянул Хейвен корявую руку, покрытую шрамами. — Рад видеть тебя здесь, Хейвен. Мы вот-вот начнем. Ты готова?

— Не знаю, что я должна делать.

Лея рассмеялась.

— Ничего ты не должна делать. Если почувствуешь приход духа, позволь ему нести тебя. Остальное сделаем мы.

Члены общины встали. Эрл Фризелл поднялся на подиум и обратился к прихожанам.

— Сегодня вечером у нас будет особенная служба, — сказал он. — Вы, наверное, все заметили, что нынче у нас гостья. Ее зовут Хейвен, и в городе говорят, будто бы в нее вселился бес. Так там говорят про тех, у кого бывают видения, и о тех, кто говорит на странных наречиях. Не звучит ли это для вас знакомо?

Прихожане рассмеялись.

— Поскольку люди из города не сильны в объяснениях, поскольку они лишены такого дара, Господь милосердный послал Хейвен сюда. Посмотрим, сможем ли мы понять, что Он пытается сказать нам. Если окажется, что эта девочка одержима бесом, то мы его все вместе изгоним.

— Аминь! — дружно воскликнули прихожане, и музыканты ударили по струнам.

Зазвучала мелодия госпела, [8]который был знаком Хейвен, но сейчас госпел звучал гораздо громче и быстрее. Прихожане начали раскачиваться из стороны в сторону, некоторые стали пританцовывать. Лея закрыла глаза. Подошвы ее туфель топали в такт музыке. Один за другим люди начали распевать молитву. Голоса звучали все громче, танец стал страстным. А потом сквозь музыку вдруг пробилось звучание незнакомых языков. Хейвен наблюдала за происходящим с нарастающим страхом. Она с трудом заставляла себя переступать с ноги на ногу. Она очень жалела о том, что пришла сюда.

— Расслабься, — сказала Лея Фризелл и дружески похлопала Хейвен по плечу. — Умом тут ничего не поймешь. Расслабься и почувствуй.

Хейвен зажмурилась и постаралась отрешиться от неловкости. Мало-помалу музыка наполнила ее сознание. Она танцевала и вдруг начала ощущать покалывание в ступнях. Покалывание сменилось жаром. Невидимые языки пламени вползли вверх по ногам Хейвен, охватили живот, грудь и, наконец, взорвались вспышкой в ее голове.

— Я люблю тебя много столетий, — прошептал знакомый ласковый голос, и она сразу ощутила, как ее нервозность отступила. — Чего бы ты ни пожелала, ты все получишь, только согласись быть моей.

Музыка продолжала звучать. Хейвен открыла глаза и увидела, что около нее пляшут три женщины из церковной общины, а Лея Фризелл стоит рядом с ней на коленях.

— Что происходит? — спросила Хейвен, приподнявшись и опершись на локти.

— Ты говорила, — сказал проповедник. — А Лея переводила то, что ты говорила.

— Говорил не бес. Это было пророчество. Господь пытается сказать тебе, что ты в опасности, — сказала Лея. Она была бледна и испугана. — Ты должна уехать из города. Я думаю, будет пожар.

— Нет, — попыталась успокоить ее Хейвен. — Пожар уже был. Очень давно.

— Кто-то снова устроит пожар.

— Но я не видела никакого огня, Лея. Я слышала чей-то голос. Чудесный мужской голос.

— Ему нельзя доверять, — предупредила ее Лея. — Послушайся меня и поскорее уезжай из города.

ГЛАВА 23

После церковной службы Хейвен вела машину несколько часов. Подъемы и спуски чередовались бесконечно. Под гору, с горы, по гравию, по асфальту. И за все это время ей встретилось всего пять-шесть машин. Она ехала, опустив стекла в дверцах. Шуршание гравия и шум двигателя помогали ей успокоиться.

Хейвен понимала, что Лея права. Ей действительно нужно было покинуть Сноуп-Сити. Глупо было думать, что она сможет спрятаться от прошлого. Видения не прекратятся, если она не поймет, что стоит за ними. Сделать это можно было единственным способом: попасть в Нью-Йорк, пока никто не помешал ей сделать это. Но мысль о такой поездке пугала Хейвен. Кто тот человек, о котором сказала Лея? Кто мог устроить пожар?

Хейвен ужасно жалела о том, что так мало помнит о жизни Констанс. Она догадывалась, что имя человека, которому не стоит доверять, спрятано где-то в глубоких ущельях ее памяти. Логика подсказывала, что это может быть Этан. Тот самый человек, которого ей нужно было разыскать. Если так, то поездка в Нью-Йорк могла привести ее в западню.

Хейвен остановила машину перед знаком «Стоп» на пересечении двух безлюдных дорог. Стрекотание сверчков заглушило шум мотора. Хейвен сидела и слушала хор насекомых. А над ее головой негромко шуршала листва. Наконец она выжала педаль газа и повернула к Сноуп-Сити. Она приняла решение. Вернувшись домой, она сразу же позвонит Бью и начнет собираться в дорогу. А к тому времени, когда мать и бабушка проснутся утром, она уже будет далеко.

Было чуть больше десяти, когда «Цивик» остановился на подъездной дорожке. Хейвен выключила двигатель. Она бы не удивилась, увидев на пороге дома рассвирепевшую старуху. Но «Кадиллака» Имоджин возле дома не было, а в доме было темно и тихо. Даже фонарь на крыльце, который Имоджин считала тем единственным, что стоит между ней и преступным миром, не горел. «Где же мама и Имоджин?» — задумалась Хейвен. Имоджин часто любила задержаться после службы и поговорить с доктором Тидмором, но обычно к восьми она всегда была дома, а в половине десятого ложилась спать.

— Эй! — крикнула Хейвен, переступив порог дома.

Никто ей не ответил. Лишь приглушенно скрипнула половица на верхнем этаже. Хейвен затаила дыхание и напряглась. Этот звук был ей знаком. Скрипучая половица находилась совсем рядом с ее комнатой. Хейвен щелкнула выключателем в прихожей. Зажегся свет, но почему-то он был слишком тусклым, он едва-едва освещал лестницу. Второй этаж окутывала тьма. Хейвен не трогалась с места и прислушивалась к звукам. Но кроме стука собственного сердца, она не слышала ничего.

Оглянувшись на машину, стоявшую на подъездной дорожке, Хейвен подумала: «Может, лучше уехать?» Но куда еще она могла поехать? Городок спал. Даже бензозаправочные станции были закрыты. «Может, позвонить в полицию? — подумала она, но отказалась от этой мысли. — Ну да, приедут они, и какими глазами они на меня посмотрят, когда станет ясно, что я их вызвала из-за скрипнувшей половицы?»

Немного осмелев, Хейвен осторожно пошла вперед по нижнему этажу, по пути включая свет во всех комнатах. Войдя в кухню, она взяла со стола мясницкий нож. Потом она вернулась к лестнице и начала медленно подниматься в темноту. Делала шаг, останавливалась, прислушивалась, снова делала шаг. Одолев последнюю ступеньку, она протянула руку к стене и стала на ощупь искать выключатель.

Включив свет в коридоре, она поспешно пошла вперед и стала зажигать свет в каждой из комнат. В ванной и гостевой комнате было пусто. Но дверь ее спальни оказалась закрытой. Хейвен немного помедлила и попробовала повернуть ручку. Сделав глубокий вдох, она толкнула дверь. Она протянула руку к выключателю и вдруг увидела силуэт, озаренный оранжевым сиянием, исходившим от кровати.

Хейвен сразу поняла, что этого человека она уже где-то видела. Лицо невыразительное, одежда непримечательная. Даже темные волосы, расчесанные на косой пробор, выглядели до странности средними, не особенными. Мужчина на секунду замер, а потом бросился к двери. Он грубо оттолкнул Хейвен. Она выронила нож, а мужчина помчался к лестнице.

Хейвен ударилась о дверной косяк и потеряла равновесие. Она ударилась виском о дверную ручку, и перед глазами у нее потемнело.

Она звала Этана. Ее лицо было объято жаром, ей было больно дышать. Неожиданно Хейвен очнулась. Она лежала на дощатом полу, прижавшись щекой к половицам. Вторая щека у нее была горячей. Сумка и мясницкий нож рядом с ней. Перевернувшись на спину, она увидела, что комната словно бы затянута дымкой. Потолок не был виден. Краешком глаза Хейвен заметила вспышку и заставила себя повернуть голову. Пламя охватило ее кровать, языки облизывали стену. Не в силах пошевелиться, Хейвен смотрела, как полоса огня ползет по плетеному коврику, как пламя взбирается вверх по ножкам письменного стола. Она понимала, что погибнет, но почему-то не чувствовала страха.

Ее веки отяжелели, и она задремала. Она вернулась в знакомую комнату. Губы Этана встретились с ее губами, его руки обвили ее. Запах дыма стал сильнее. Он отстранился. Его взгляд стал другим. Он нежно убрал с ее щеки прядь волос.

— Скоро мы будем вместе, — пообещал он, и она ему поверила.

Когда она вновь очнулась, пожар полыхал вовсю. Хейвен понимала, что нужно встать и бежать отсюда как можно скорее, но руки и ноги у нее стали тяжелыми, словно мраморные колонны. Она поползла в коридор на четвереньках. Наконец ей удалось подняться на ноги, и тут она услышала, как кто-то кашлянул. Звук донесся из спальни Имоджин.

Ее бабушка лежала в кровати и спала. На тумбочке рядом с кроватью стояла баночка со снотворными таблетками. Видимо, Имоджин мучила бессонница.

— Проснись! Где мама? — громко крикнула Хейвен и стала трясти старуху за плечи.

— Ты из ума выжила? Она ищет тебя! — прохрипела Имоджин и дико закашлялась. — Что ты натворила, Хейвен Мур? — свирепо выговорила она, заметив, что дом наполнен дымом.

Хейвен не стала отвечать. Она подхватила бабушку под мышки и поволокла по коридору, а потом — вниз по лестнице. Старуха оказалась на удивление легкой, словно состояла только из злобы и язвительности.

Спустившись с крыльца, Хейвен поспешно вытащила из кармана записную книжку и мобильный телефон. Она набрала «911».

— Пожар. Снайвли-Хаус, — выдохнула она и без чувств рухнула в заросли азалий.

— Похоже, старуху вынесла девочка, — услышала Хейвен. Ее подняли с земли. Потом она услышала вой сирен и крики мужчин.

— О, слава Богу. Они не ранены? Не обгорели? — истерично спрашивала Мэй Мур.

— Похоже, ожогов у них нет. Скорее всего, дыма надышались. Нам нужно отвезти их в больницу.

— Это твоя девчонка сделала, Мэй, — услышала Хейвен хриплый голос бабушки. — И не говори, что не она.

Хейвен скрипнула зубами. Носилки, на которых она лежала, погрузили в «неотложку». Мать забралась в машину и села рядом с ней. Прежде чем закрылись двери, Хейвен успела увидеть толпу народа. За толпой возвышался дом. Чердак и половина второго этажа обуглились и дымились.

ГЛАВА 24

— Хейвен, милая, — проговорила Мэй Мур. — Пришел шериф Лэмберт. Он хочет расспросить тебя насчет пожара.

Занавеску, которой была зашторена кровать Хейвен, резко отдернули, и она увидела перед собой представителя закона и порядка. Это был невысокий, крепкий мужчина со свирепыми рыжими усами. В школе «Синяя гора» его прозвали Сэм-Иосемит. Он сел на табурет рядом с кроватью Хейвен и стал листать небольшой блокнот. Наконец он добрался до чистой странички, посмотрел на Хейвен и спросил:

— Как вы себя чувствуете, мисс Мур?

Вопрос прозвучал скорее научно, нежели сочувственно.

— Неплохо, пожалуй.

У Хейвен до сих пор было такое чувство, словно она наглоталась средства для прочистки канализационных труб, но ночью она хотя бы хорошо выспалась.

— Не хотите рассказать мне, где вы были вчера вечером? Матери вы сказали, что собираетесь заехать к приятелю. Затем она выяснила, что вы с этим приятелем не виделись — он позвонил вам домой и до смерти напугал вашу маму и бабушку. Ваша мать отправилась вас искать, боясь, что вы где-нибудь свалились в кювет.

— А Имоджин легла баиньки, — пробормотала Хейвен. — Блеск.

— Прошу прощения? — нахмурился шериф. — Что вы сказали?

— Ничего. Я была в церкви неподалеку от Эдемского водопада.

— Ты была… где? — ахнула Мэй Мур.

Даже шериф с большим трудом сделал вид, будто эти слова его не удивили.

— Что вы там делали?

— Меня пригласил проповедник. Можете у него спросить. Его зовут Эрл Фризелл.

— Я знаю мистера Фризелла. Но вряд ли он захочет, чтобы я пришел в его церковь. Кое-что из того, чем они там занимаются, не совсем вяжется с законами штата Теннесси. И в какое же время вы возвратились домой?

— Около десяти часов вечера.

— Эрл Фризелл проповедует до десяти часов вечера?

— Нет. Просто я после службы не сразу поехала домой. Прокатилась.

Шериф Лэмберт что-то быстро записал в блокноте.

— И где вы были, когда начался пожар?

— Я только-только вошла в дом. Поднялась в свою спальню, а там мужчина. Он поджигал мою кровать. Он меня отшвырнул к двери и выбежал из дома, а я ударилась головой о дверную ручку.

Шериф пролистал несколько страничек назад.

— Можете описать этого человека?

— Конечно, — кивнула, но стоило ей попытаться мысленно представить себе взломщика, как он превратился в безликое пятно. — Он на несколько дюймов выше меня, у него каштановые волосы и карие глаза. Он был в белой рубашке и черных брюках.

— Вы только что описали любого из примерно двух миллиардов человек, — сообщил шериф. — Больше ничего не добавите?

— Похоже, я видела этого самого мужчину в мини-маркете Коупа вечером во вторник, — сказала Хейвен. — Он был одет точно так же.

— К разговору о человеке, которого вы видели, мы еще вернемся. Скажите, у вас нет никаких соображения по поводу того, кто мог желать вам зла?

— Никаких соображений, если не считать половину жителей Сноуп-Сити, которые уверены, что во мне сидит бес.

— Не желаете сообщить мне какие-нибудь имена?

Шериф явно воспринял заявление Хейвен всерьез.

Хейвен вздохнула.

— Нет. — Школьники из «Синей горы» могли издеваться над ней, но даже Брэдли Саттон не пошел бы на такое. — К тому же я думаю, что этот человек был не местный.

Шериф сделал еще одну заметку в блокноте.

— Так… Мне говорили, что в последнее время у вас были неприятности. Это правда, что у вас бывают видения? И обмороки?

— Да, — ответила Хейвен и скривила губы.

— Вы принимаете какие-либо лекарства от этих проблем?

Хейвен вдруг поняла, что в больнице еще ни разу никто с ней не говорил о лекарствах. Она даже врача не видела.

— Нет.

— Понятно. Что ж, причину пожара мы выяснили довольно легко и просто, мисс Мур. Похоже, кто-то уронил свечу на вашу постель. Такую, знаете, декоративную свечу, которая пахнет духами. У вас в спальне была такая свеча?

Хейвен вспомнила свечу с ароматом земляники, которая стояла на краю ее письменного стола уже два года. Она ее ни разу не зажигала.

— Да. Мне ее мама подарила.

— Верно, — подтвердила Мэй. — Я ее выиграла, как приз на викторине в библиотеке.

— Не могли ли вы случайно столкнуть на постель горящую свечу? — спросил шериф у Хейвен.

— Нет, сэр, — ответила Хейвен, с трудом скрывая раздражение. — Я вам уже сказала, как все было. Я вошла в дом и увидела, как кто-то поджигает мою постель.

Шериф Лэмберт долго молча смотрел на Хейвен. Ей показалось, что эту тактику он почерпнул из полицейских сериалов.

— Вы говорите, что в доме побывал какой-то мужчина, но, похоже, ничего из ценностей не пропало, и вы не можете припомнить никого, кто желал бы вам навредить. Получается, что у нас совсем немного версий. — Шериф закрыл блокнот. — Буду с вами откровенен, мисс Мур. Ваша бабушка все утро пыталась убедить меня, что это вы устроили поджог.

— Вот как? — Монитор, регистрировавший пульс Хейвен, забибикал с удвоенной скоростью. — И почему меня это не удивляет? Она вам сказала, что считает, что я одержима бесом?

— Кажется, она говорила нечто подобное. Но я в бесов не верю, мисс Мур. Правда, мне все же кажется, что с девочкой, которая устроила погром в кабинете пастора, не все в порядке. На мой взгляд, вам сильно повезло, что доктор Тидмор не подал на вас в суд.

— Вы действительно считаете, что я подожгла бабушкин дом?

— Рассерженные подростки, случалось, совершали и более страшные поступки. Ваша бабушка говорит, что вы очень расстроены из-за того, что она не позволяет вам уехать на учебу этой осенью. Она считает, что вы излишне возбуждены, и она порекомендовала мне позвонить доктору Тидмору и спросить его мнение. Он согласен с вашей бабушкой, мисс Мур. Они оба считают, что я должен подыскать какое-то место, куда вас можно будет поместить, чтобы вы более не представляли опасности для окружающих.

— Ну и почему же вы этого не делаете? — дерзко спросила Хейвен у шерифа.

— О Боже! — в ужасе прошептала Мэй.

— Я бы так и сделал, — сказал шериф, — если бы не одно обстоятельство. Вчера ночью, после того как пожар был потушен, нам позвонили. Одна женщина, проезжавшая мимо, утверждает, что видела мужчину, крадущегося к вашему дому в сумерках. Женщина сказала, что он был в белой рубашке и темных брюках, но кроме этого, ей нечего было нам сообщить.

— Ну, так это и есть тот самый человек, о котором я говорю! Почему же вы обвиняете меня в преступлении третьей степени? Почему вы его не ищете?

— Боюсь, описание внешности преступника нам мало что дает. Мало ли здесь мужчин в темных брюках и белых рубашках? Вы больше ничего не можете мне сообщить такого, что помогло бы расследованию? Может быть, вы все же о чем-то умолчали? Поджог — серьезное преступление, мисс Мур. Прошлой ночью кто-нибудь мог погибнуть.

— Одно я вам точно подскажу, шериф, — сказала Хейвен и наигранно глупо улыбнулась. — Вы ни за что не поймаете поджигателя, если будете сидеть здесь, в палате интенсивной терапии.

— Хейвен! — вскрикнула Мэй Мур.

— Ничего, все в порядке, миссис Мур. Так или иначе, я уже заканчиваю. Если ваша дочь еще что-нибудь вспомнит, пусть позвонит мне.

Как только шериф Лэмберт поднялся и сделал пару шагов к двери, Хейвен протянула руку и задернула занавеску.

— Кто-то видел человека возле нашего дома, а шериф все равнодумает, что пожар устроила я! — сердито прошептала она, глядя на мать. — Как ты позволила Имоджин сказать ему такое!

— Ты прекрасно знаешь, что я не могу приказывать твоей бабушке, — сказала Мэй. — А сейчас она жутко расстроена из-за дома, так что могла ляпнуть что-то, чего на самом деле не думает.

— А что, с домом все плохо? — спросила Хейвен, вспомнив обгоревший второй этаж. Ее слегка замутило, она с опасением ждала ответа. Дом на холме принадлежал их семейству сто пятьдесят лет.

— Его можно отремонтировать… — с деланым оптимизмом проговорила Мэй. — Второй этаж, конечно, сильно пострадал. Чердак и твоя комната сгорели полностью. После того как пожарные погасили пламя, крыша провалилась. А на нижнем этаже многое пострадало из-за воды. Страховка все покроет, но снова въехать в дом мы сможем не раньше чем через месяц.

— Ты сказала, что моя комната сгорела полностью?

— Да, детка, — печально кивнула Мэй.

— Все-все сгорело? Моя одежда, компьютер и все остальное?

— Боюсь, что да.

— Куда же мы денемся? Что мы будем делать?

— Не знаю. Бью и его отец говорят, что ты можешь пожить у них, сколько потребуется.

— А где Бью? Почему он не здесь?

— Откуда мне знать? — пожала плечами Мэй и протянула дочери мобильный телефон. — Я за своим-то ребенком едва успеваю уследить.

Хейвен набрала знакомый номер.

— Хейвен? — немедленно отозвался Бью.

— Ты где?

— Я в приемном покое. Меня к тебе не пускают. Сказали, что в палату интенсивной терапии можно только родственникам.

— Ну, тогда я к тебе приду.

Не дав матери опомниться, Хейвен выдернула из вены иглу капельницы и спрыгнула с кровати.

— Господи Боже, Хейвен! — прошептал Бью, бросившись навстречу подруге. — В этой больничной рубашке ты почти что…

— Мне все равно, — буркнула Хейвен. Ей было не до того, как она выглядит.

— А мне нет. Набрось-ка это. — Бью снял рубашку и протянул Хейвен, а сам остался в изрядно полинявшей черной футболке.

— Кто-то пытался меня убить, — сказала ему Хейвен.

Бью вдруг перевел внимание на пожилого мужчину, который изогнул шею и пялился на Хейвен сзади. Больничная рубашка завязывалась на веревочки на спине, и через просветы было видно голое тело.

— Эй, приятель, — строго произнес Бью. — Ты лучше отвернись, а не то я сам тебя сейчас отверну.

Второй мужчина, одетый в серые слаксы и белую рубашку, поспешно уставился на страницу журнала. Первый торопливо взял со столика журнал и стал его листать.

— Ты уверена? — спросил Бью.

— Когда я вчера вечером вернулась домой, в моей спальне был мужчина. Он меня толкнул, я ударилась и упала, а он поджег дом.

— Что же нам делать?

Во взгляде Бью сомнений не было, и на сердце у Хейвен стало немного легче. Но она стала гадать: а вдруг шериф Лэмберт прав? После того, что она натворила в кабинете доктора Тидмора, очень легко было предположить, что она вполне способна спалить дом.

— Про тебя не знаю, — сказала Хейвен, — но я не собираюсь тут торчать и ждать, что будет дальше.

ГЛАВА 25

Хейвен выписали из больницы в пятницу, и она поселилась в гостевой комнате у Декеров. Утром в субботу к Декерам приехала Мэй Мур и стала просить дочь, чтобы та в воскресенье пришла в церковь и помирилась с бабушкой. Старуха наконец согласилась с тем, что пожар, быть может, устроила не Хейвен, но она не могла простить внучке то, что та отправилась искать помощи у заклинателей змей. Имоджин лично просила внучку, чтобы та покаялась в этом проступке, посетив ближайшую проповедь доктора Тидмора. «Это самое малое, что ты можешь сделать», — сказала Мэй дочери. Если бы Хейвен не чувствовала себя немного виноватой за свой план тайком бежать из города, она бы ни за что не согласилась.

Однако она с самого начала знала, что на требования Имоджин откликаться не стоит. У нее с Бью, на самом деле, вовсе не было двух свободных часов. Начиная с субботнего утра они трудились не покладая рук — пытались сотворить одежду, в которой Хейвен не выглядела бы бездомной бродяжкой. Они распороли отвергнутые бальные наряды и теперь перешивали их. Получались легкие, воздушные летние платья для Хейвен. Из спорка черного шелка, предназначенного для платья Бетани Грин, вышло замечательное вечернее платье. «Ни за что не догадаешься!» — уверял Бью. До отъезда Хейвен собиралась купить футболки, джинсы и кроссовки, но изящные туфли на каблуках ей хотелось купить в Нью-Йорке. Она едва сдерживала волнение, представляя, как ходит по модным манхэттенским бутикам. Стоило ей принять решение об отъезде, стоило осознать, что в Сноуп-Сити оставаться небезопасно, и ее страхи отчасти развеялись. Теперь ею владела одна-единственная мысль: почти через сто лет она наконец вернется домой.

Наступило воскресенье. Хейвен вдруг поняла, что, несмотря на все портновские старания, у нее нет ничего такого, что можно было бы надеть в церковь. Имоджин бы со скамьи свалилась, если бы Хейвен явилась в церковь в платье с подолом всего до середины колена. А Хейвен меньше всего хотелось, чтобы старуху хватила кондрашка на глазах у добропорядочных жителей Сноуп-Сити. Узнав о проблеме Хейвен, отец Бью исчез в своей спальне и вернулся с чудесным голубым платьем в белый цветочек.

— Я не могу это надеть, мистер Декер, — прошептала Хейвен. Платье принадлежало покойной жене Бена. Оно три года провисело в шкафу, словно бы в ожидании того, что Эмили Декер восстанет из мертвых и явится за ним. Однажды Бью показывал Хейвен этот шкаф, все содержимое которого хранилось, словно святыня.

— Еще как можешь. Я, конечно, по дамским тряпкам не спец, но сдается мне, что тебе оно будет в самый раз.

— Дело не в разме…

— Я понимаю. Но Эмили была бы рада, если бы ты его надела. Ты столько сделала для нас.

— Я?Для вас?

Бен дал знак Бью и подмигнул Хейвен.

— Нам ли с тобой не знать, что, если бы не ты, он пошел бы по преступной дорожке. Небось, уже в восьмом классе мог угодить за решетку. А теперь поедет в Вандербилтский университет, как мама его хотела.

Хейвен вздрогнула. Знал бы Бен Декер, что планы его сына на учебу в Нэшвилле пошли прахом, он бы этого не пережил.

— Просто надень это платье, Хейвен, — буркнул Бью. — Нам пора.

Хейвен бросила на друга сердитый взгляд и взяла платье из рук Бена.

— Спасибо, мистер Декер. Я вам очень благодарна.

— Вот уж не за что, — покачал головой Бен Декер, стараясь не показывать, как он горд собой.

В самом центре Сноуп-Сити стояла церковь Имоджин Снайвли — величественное кирпичное здание с белым шпилем — таким высоким, что казалось, будто он протыкает небо. Двери церкви были распахнуты, она была залита светом. В мраморных цветочницах пышно росли цветы, скамьи из красного дерева были отполированы средством с запахом лимона. Хейвен и Бью прошли по пушистому багряному ковру к скамье семейства Снайвли. Люди вокруг зашептались, а Хейвен безмятежно улыбнулась. Они с Бью сели рядом с Мэй Мур.

— Я не была уверена, что ты сможешь прийти, — проговорила Имоджин сквозь зубы.

— Ни за что бы не пропустила эту службу, — проворковала Хейвен. Прихожане встали, доктор Тидмор поднялся на кафедру.

— Прошу садиться, — негромко произнес он, перебирая свои заметки, сделанные на обороте каталожных карточек. Так он поступал каждое воскресенье, но, похоже, никогда в карточки не заглядывал. Но вот он сжал руками края кафедры, и его учтивые манеры испарились. С кафедры понесся мощный, властный голос. — Чертова печь. Чертов дворец. Чертова поляна. — Он немного помолчал. Названия эхом звучали в ушах Хейвен. — Вы никогда не задумывались, почему в этих краях так много мест, так или иначе названных в честь дьявола? Возможно, вы полагали, что это просто совпадение. А может быть, вы считали, что ваши предки просто были шутниками. Что ж, вы заблуждались. Видите ли, ваши предки понимали нечто такое, что многим из нас трудно вообразить. Они знали, что Сатана — это не просто понятие.Это не образ.Сатана так же реален, как человек, сидящий рядом с вами. На самом деле Сатана как раз таки может быть тем человеком, который сидит рядом с вами.

Все, кто находился в церкви, заметили, что пастор не отрывает глаз от Хейвен. Мэй Мур заерзала на скамье. Хейвен поняла, что ее заманили в ловушку.

— Но большинство из вас ни за что бы не узнали дьявола, встретившись с ним лицом к лицу. Наверное, вы ожидаете, что он предстанет перед вами с раздвоенными копытцами, козлиными рогами и раздвоенным хвостом. В Библии Сатана ни разу не описан в таком виде. Библия называет его лукавым, искусителем, отцом лжи. Но в Книге Иова об одном сказано очень четко и ясно: Сатана — существо из плоти и крови. Существо из плоти и крови, присутствующее на прекрасной Господней земле.

Доктор Тидмор открыл Библию на странице, аккуратно заложенной закладкой, и начал читать:

— «И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и Сатана. И сказал Господь Сатане: откуда ты пришел? И отвечал Сатана Господу: я ходил по земле и обошел ее».Книга Иова, глава первая, стихи шестой и седьмой.

Когда доктор Тидмор поднял голову и посмотрел на прихожан, свет упал на его очки, и стекла сверкнули подобно двум маленьким солнцам. «Как он это сделал? — удивилась Хейвен. — И как мог человек, который еще совсем недавно был таким добрым, вдруг так страшно ополчиться против меня?»

— Ваши предки давали имена местам, которые, по их мнению, посетил дьявол, — продолжал доктор Тидмор. — И не обманывайте себя, думая, что в наши дни он нас не посещает. Просто теперь мы не видим его так, как видели наши предки. Но он здесь, в этом можно не сомневаться. Ночью и днем он старается помешать нам достичь спасения. Он искушает нас земными наслаждениями, он искушает нас прелестями плоти, и мы так погрязаем в грехе, в грязи этого падшего мира, что у нас нет сил дойти до рая.

Но нам нечего бояться, ибо у нас есть Библия, и она направляет нас по пути истинному и учит тому, как отражать нападки дьявола. Глава четвертая Послания к ефесянам, стихи с одиннадцатого по тринадцатый:

Доктор Тидмор закрыл Библию и сделал долгий глоток воды из стакана, стоявшего внутри кафедры. Он частенько так делал, чтобы дать прихожанам маленькую передышку.

— Что ж, некоторые из вас могут спросить, почему я выбрал такую тему для сегодняшней проповеди. Почему я считаю себя обязанным предостеречь вас. Потому, что я полагаю, что дьявол побывал здесь, в Сноуп-Сити. Да-да, именно так. Он обманул вас, обманул меня, он всех насобманул. На самом деле он пробыл здесь не один год, он прокрался в наши сердца, он уговорил нас ослабить нашу бдительность. Он заставил нас расслабиться. Хитростью он заставил нас поверить в то, что нам более не нужна помощь Иисуса для достижения спасения. И в то, что нам не обязательно жить так, как нас учит Библия.

А мы не стали сражаться! Мы стали мириться с вещами, которые, как нам известно,в Библии именуются мерзостями. С понятиями, которые бы сам Иисус назвал ересями.Гомосексуализм. Ясновидение. Реинкарнация. Не дайте себя обмануть. Все это — дьявольские козни. И пора всем облачиться во всеоружие Божие и сразиться с силами зла раз и навсегда. Мы не должны проявлять снисхождения к Сатане. Мы должны наказать тех, кто распространяет его ложь. Мы должны послать дьявола туда, откуда он более не сможет нам вредить.

Хейвен искоса взглянула на Мэй. Ее мать закрыла лицо руками. Имоджин не отрывала глаз от кафедры. Она просто-таки купалась в мудрости проповедника.

— Я точно знаю, где тут дьявол, — прошептала Хейвен, глядя на свою бабушку. — Пойдем, Бью.

Они встали и вышли из церкви. Голос пастора почти потонул в возмущенном шепоте прихожан.

Когда они подъехали к дому Декеров, Хейвен нарушила тягостное молчание.

— Тебе стоит поехать со мной.

— В Нью-Йорк? — спросил Бью таким тоном, словно они впервые об этом заговорили.

Хейвен по-прежнему было непонятно, почему ее друг так противится этой поездке.

— Почему бы и нет? Неужели тебе хочется оставаться в Сноуп-Сити и слушать это дерьмо до конца своих дней? Поезжай со мной, поступи в цирк, пойди служить в треклятый флот, если тебе так хочется. Ну сделай хоть что-нибудь. Тебя здесь не хотят, и у тебя нет причин здесь задерживаться.

Бью сжал зубы. Его взгляд стал непоколебимым.

— Я тебе уже говорил, Хейвен. Я не могу бросить отца. Я ему нужен.

— Зачем? У него ведь не всех рук и ног не хватает. А ты должен жить своей жизнью.

— Всем нам приходится нести свой крест, — сказал Бью.

— Конечно. Но не имеет смысла размахивать своим крестом просто так, ради развлечения. Я понимаю, тебе трудно в это поверить, но для того, чтобы твой отец был жив и здоров, твое присутствие вовсе не требуется. Ему нужно жить дальше. Обзавестись подругой. Самостоятельно готовить ужин — хотя бы время от времени. А он ничего этого не сумеет делать, пока ты относишься к нему, как к калеке.

— Ты что, ослепла? — Бью утратил терпение и перешел на крик. — Он и есть калека!

— Посмотри на мое платье. Посмотри! — настойчиво проговорила Хейвен. — Год назад он бы ни за что не одолжил мне хоть что-нибудь из того, что носила твоя мать. Он бы нас пристрелил, если бы увидел, что мы роемся в ее шкафу. Твой отец готов жить дальше, Бью.

— Почему я должен это выслушивать? Сначала меня обвиняют в том, что я сотрудничаю с Сатаной в совращении Сноуп-Сити, а теперь мне говорят, что я порчу жизнь отцу. Знаешь, это уже не любовь. Это садизм какой-то.

— Думаю, тебе попросту страшно.

— А я думаю, что тебе не стоит совать нос в чужие дела, — буркнул в ответ Бью.

— А по-моему, ты пользуешься отцом как прикрытием, чтобы ничего не делать. И по-моему, это несправедливо по отношению к нему.

— А по-моему, черт побери, тебе пора заткнуться, Хейвен. — Бью выключил зажигание и спрыгнул на землю. Он зашагал было к дому, но вернулся и засунул голову в открытое окошко кабины. — Ты большая мастерица раздавать советы налево и направо, Хейвен Мур. Если твоя жизнь так запуталась, это вовсе не значит, что моя тоже. Может быть, тебе стоит сначала в собственных заморочках разобраться, а потом уж мои проблемы решать.

— Я вовсе не пытаюсь… — попыталась возразить Хейвен, но Бью уже ушел к дому.

— Чего это вы так быстро вернулись? — спросил Бен Декер. Он вышел из спальни в тот момент, когда Хейвен вошла в дом. Она не успела ответить. Они оба обернулись и уставились на Бью. Тот успел переодеться и порывисто зашагал к задней двери. — Ты куда? — спросил его отец.

— Пойду прогуляюсь.

Бью хлопнул застекленной дверью и вскоре скрылся в лесу за домом.

— Вспыльчивый, — коротко прокомментировал Бен поведение сына. — Что-нибудь стряслось в церкви?

— Все как обычно. Нас обвинили в союзе с дьяволом.

— На мой взгляд, тема маленько устарела. Хорошо, что вам уже недолго осталось это терпеть.

Хейвен прикусила губу, но не сумела сдержаться.

— Мистер Декер, вы в последнее время разговаривали с Бью насчет колледжа?

Бен прищурился.

— А о чем тут говорить? Он с десяти лет собирается в Вандербилт.

— Это не мое дело, но, похоже, его планы изменились.

Хейвен развернулась и пошла к гостевой комнате. Она ужасно жалела о своих словах.

Боясь встречи с Бью, Хейвен потом целый час не выходила из комнаты. Она укладывала вещи в чемодан, вынимала, укладывала снова и снова вынимала. Как ни хотелось ей как можно скорее покинуть Имоджин, доктора Тидмора, как она ни мечтала оказаться подальше от Сноуп-Сити, ей была ненавистна мысль о том, что она сделала своему лучшему, своему единственному другу. Она понимала, что ей не стоило говорить Бену Декеру насчет планов его сына относительно учебы — не стоило, если она намеревалась задержаться в их доме и столкнуться с последствиями. Хейвен желала Бью только добра и была уверена, что знает, что для него хорошо, а что плохо. Она не сомневалась: если Бью не уедет из Сноуп-Сити, этот городок его растопчет. И все же Хейвен переживала из-за того, что предала Бью. Не надо было так торопиться, нужно было подождать, выбрать другое время и другое решение.

Захрустел гравий под колесами машины. Хейвен вздрогнула и подбежала к окну. Рядом с табачным навесом остановился пикап. Открылась дверца кабины, из нее вышла девочка и направилась к дому. Подол ее старомодного платья подметал землю.

Хейвен встретила Лею Фризелл на крыльце. Лея указала на ее платье.

— Похоже, ты сегодня побывала в церкви.

— Десять минут выдержала. Успела услышать, что я виновата в том, что Сатана завладел Сноуп-Сити.

Лея хрипловато, коротко рассмеялась.

— Эти людишки из города не узнают дьявола, если он придет и будет наступать им на ноги. Господь свидетель: не там они его ищут.

— Ну, на этот раз они твердо уверены, что нашли его, — вздохнула Хейвен. — Почти все до единого в городе считают, что я пыталась убить свою бабушку и подожгла ее дом.

— Я слышала. Я хотела навестить тебя в больнице после пожара, но мне сказали, что к тебе не пускают посетителей.

— Спасибо за заботу, — поблагодарила Хейвен. — Зря я не послушала твоего предупреждения. Могла спасти родовое гнездо.

— Не переживай. Дом скоро отремонтируют, — как ни в чем не бывало заявила Лея, заправляя за ухо прядку рыжих волос. — Послушай. Может, присядем на минутку? Мне нужно кое о чем тебе рассказать.

— Не надо было тащиться в такую даль, чтобы поболтать со мной, — улыбнулась Хейвен и подвела Лею к двум плетеным креслам, которые Бью приобрел на распродаже и отремонтировал. — Могла бы и по телефону позвонить.

— Ну уж нет, — покачала головой Лея и села. Кресло негромко скрипнуло. — Никогда не знаешь, кто может подслушивать.

— Подслушивать? — Хейвен рассмеялась. — Ты вправду считаешь, что мои разговоры по телефону прослушиваются?

— За тобой следят не первый год, — спокойно проговорила Лея. — Кто знает, может, они и телефон прослушивают.

Хейвен вдруг стало зябко.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда нам было девять лет, я как-то раз увидела тебя в парке. Ты пришла туда одна и качалась на качелях. Какой-то мужчина тебя фотографировал, а я знала, что это не твой папа. Я его показала Эрлу, и Эрл пошел и прогнал его. Потом, в другой раз, я тебя увидела в городе. Ты переходила дорогу и ела мороженое. По сторонам не смотрела. Ты запросто могла попасть под грузовик, но откуда-то выскочил мужчина и схватил тебя за руку. Это был не тот, который тебя снимал в парке, но очень на него похожий. И еще было несколько подобных случаев. Как будто за тобой все время кто-то следил.

— Ничего такого не помню, — призналась Хейвен. — Кто они были такие?

— Не знаю, как их назвать, но именно из-за них я пришла с тобой поговорить. Сегодня утром в нашей церкви я произнесла пророчество. Мама его истолковала. Я понимаю: ты — не одна из нас, Хейвен, ты другой веры, ты должна меня послушать. — Лея умолкла. Она словно бы подбирала нужные слова. — Ты должна уехать, пока они тебе не помешали.

— Не переживай. Так или иначе, я скоро уезжаю, — заверила ее Хейвен. — На этот раз я послушаюсь твоего совета.

— Отлично. Но и там, куда ты уедешь, ты должна быть осторожна. Будет опасно. Есть мужчина… не знаю, как его зовут, — проговорила Лея. — Но он знает, кто ты такая. И он станет искать тебя. Ты должна взять с собой свою веру, Хейвен, она будет единственной твоей защитой.

— Не понимаю.

— Хейвен, — сказала Лея. — Понимаю, это прозвучит безумно. Но я думаю, что тот, кто тебя ищет, очень злой. Он…

— Ну? — поторопила ее Хейвен.

— Я думаю, что это сам дьявол.

ГЛАВА 26

Хейвен забросила чемодан в кузов грузовичка Бена Декера. Было раннее утро. Солнце только-только показалось из-за гор.

— Завтра в девять вечера, — прозвучал голос. — Театр «Аполло».

— Что?

Хейвен обернулась и увидела Бью, стоящего на крыльце дома. На нем были только трусы-боксеры. Среди ночи Хейвен слышала, как Бью и Бен разговаривали на повышенных тонах. Бен требовал, чтобы Бью сказал ему, из-за чего передумал насчет Вандербилтского университета. Бью объяснять отказывался. Ссора продолжалась довольно долго, а потом Бью протопал по коридору, заперся в свой комнате и врубил телевизор на полную громкость.

— Вчера по телевизору видел. В театре «Аполло» будет церемония вручения каких-то идиотских наград. Среди зрителей ожидается Йейн Морроу.

С этими словами Бью развернулся и направился к двери.

— Не уходи, Бью, — взмолилась Хейвен.

— Удачи в Нью-Йорке, — бросил Бью, не оборачиваясь.

— Бью, прости меня, — жалобно проговорила Хейвен. — Мне нужна твоя помощь. Я не справлюсь без тебя.

— Очень жаль, что ты не подумала об этом раньше. Может быть, тогда ты бы держала свой треклятый рот на замке.

Бью хлопнул дверью. Хейвен залилась слезами.

По пути к железнодорожной станции в Джонсон-Сити Хейвен и Бен проезжали мимо дома Снайвли. Даже сейчас, в лучах радостного утреннего солнца дом выглядел как покинутые развалины. Крыша была накрыта синими пластиковыми полотнищами, окна второго этажа были забиты фанерой. Цветущие азалии, не тронутые огнем, выглядели нелепо, не к месту. Хейвен смотрела на свое родовое гнездо из окошка кабины пикапа, и вдруг ей показалось, что кто-то прошел за окном гостиной Имоджин.

— Там кто-то есть, — сказала она Бену.

— Страховщики, небось, — ответил он. — Кому там еще быть? Всю мебель вывезли. Больше в доме брать нечего.

— Очень надеюсь, что у Имоджин все получится с ремонтом, — сказала Хейвен.

— О, конечно, получится. К тому времени, когда ты вернешься, дом станет как новенький.

«Если я когда-нибудь вернусь», — подумала Хейвен. Они подъехали к выезду на шоссе на краю города. В Сноуп-Сити для нее ровным счетом ничего не осталось. Ее будущее, ее судьба ждали ее в Нью-Йорке. Плохо или хорошо это могло для нее закончиться, но она все же собиралась узнать, что ждет ее там.

В здании вокзала Хейвен крепко обняла Бена.

— Не забывай: если мы тебе понадобимся, мы всегда с тобой, — заверил ее Бен. — И не переживай за Бью. Меня за десять лет в армии хорошим мальчиком не сделали. Если мой сынок решит остаться дома, его ждет только горе и боль.

Их разговор прервало объявление. Поезд, на котором уезжала Хейвен, прибывал к перрону. Сглатывая слезы, она добралась до своего места. Слезы еще текли по ее щекам, когда поезд тронулся. Рельсы змеей вились по горам. Хейвен закрыла глаза. Как ни тяжело ей далось прощание с Декерами, ей все равно не хотелось даже бросить последний взгляд на город, которому она совсем не была нужна.