Вечная жизнь

Прошлой ночью вся моя жизнь пошла прахом. И теперь мне было до чертиков страшно. Представьте, что все у вас идет своим чередом, вы живете своей жизнью в привычной реальности, а потом что-то случается, и привычный мир раскалывается пополам. Или нет, лучше так — вы видите или слышите нечто такое, от чего все, чем вы были и что делали до сих пор, внезапно взрывается тысячей осколков острого и горького понимания.

Именно это произошло со мной прошлой ночью.

Я была в Лондоне. С друзьями, как обычно. Мы гуляли, как обычно.

— Нет, стоп, сворачивай сюда! — Боз наклонился вперед и ткнул таксиста кулаком в плечо. — Сюда!

Здоровенный таксист, с явным трудом втиснувший свои широченные плечи в толстовку и стеганую куртку с капюшоном, обернулся и посмотрел на Боза таким взглядом, который любого нормального человека заставил бы сесть на место и прикусить язык.

Но Боз ни разу не был нормальным человеком: он был на порядок красивее, горластее, забавнее и, прости Господи, тупее большинства нормальных людей.

Мы ехали из ночного клуба, где внезапно началась поножовщина. Сначала две чокнутые девицы ни с того ни с сего вдруг начали визжать и таскать друг друга за волосы, а потом одна из них вытащила нож. Мои приятели хотели остаться и посмотреть, чем дело кончится: они вообще охочи до таких зрелищ, хотя мне кажется, что все поножовщины похожи друг на друга, и если ты видел одну, то можешь считать, что видел все остальные. Поэтому я увела всю компанию прочь, и мы поплелись по улицам, рискуя протрезветь на холоде, но к счастью, нам повезло поймать такси раньше, чем это произошло.

— Все, приехали! Притормози тут, прямо посреди квартала, любезнейший, — приказал Боз, и был награжден таким кровожадным взглядом, что я уже в который раз поблагодарила добрую старую Англию за благодетельный закон о контроле за обращением огнестрельного оружия.

— Любезнейший? — заржала сидевшая рядом со мной Сесили.

Мы все вшестером втиснулись на заднее сиденье здоровенного «чекера». Вообще-то туда и больше влезло бы, но мы разумно посчитали, что шестеро пьяных в стельку бессмертных будет в самый раз, да и то только в том случае, если никто не сблеванет.

— Да, командир! — со смехом крикнула Сесили. — Тормозни прямо здесь.

Таксист вжал тормоз в пол, и мы все повалились вперед. Боз и Кейт врезались лбами в стеклянную перегородку между нами и водителем, Страттон, Иннокенсио и я слетели со своих мест и безобразной ржущей кучей ссыпались на грязный пол такси.

— Полегче! — проворчал Боз, потирая лоб.

Иннокенсио отыскал меня среди переплетенных рук и ног и спросил:

— Ты цела, Нас?

Я кивнула, давясь от смеха.

— А ну выметайтесь из моего такси! — заорал водитель.

Соскочив со своего сиденья, он обежал машину и рывком распахнул пассажирскую дверь. К несчастью, я упиралась в эту дверь спиной, поэтому немедленно вывалилась в водосточную канаву, больно ударившись затылком о бордюрный камень.

— Ой! Ой!

Канава была полна воды — а как иначе, если лил дождь? Честно говоря, в тот момент я почти не чувствовала ни боли, ни холода, ни сырости — если не считать недавней поножовщины, то ночь проходила вполне успешно, а усиленные возлияния окутали меня теплым коконом непрошибаемого благодушия.

— Вон! — проревел таксист, хватая меня за плечи и оттаскивая в сторону. Сгрузив меня на тротуар, он вернулся за Инки.

«Ну вот, все испортил. Привет, злость. Здорово, первый проблеск сознания».

Насупившись, я зябко потерла себя за плечи и уселась. Мы были примерно в квартале от «Донжона», очередного злачного подвального бара, в которых мы последнее время тусовались. Дальше начиналась пустынная темная улица, где брошенные обгоревшие здания чередовались с мрачными пустырями, придававшими этому району неприятное сходство с щербатой челюстью.

— Ладно, убери руки! — рявкнул Инки, приземляясь на тротуар рядом со мной. Лицо его было перекошено холодной яростью, и выглядел он гораздо более трезвым, чем я думала.

— Дрянь такая! — процедил таксист. — Чтобы духу вашего не было в моем такси! Богатые детки, считаете себя лучше всех? — Согнувшись пополам, он схватил Кейт за воротник и поволок наружу. Боз поспешил выбраться самостоятельно.

— Меня... Я сейчас сблюю, — прохрипела Кейт, наполовину высунувшись из машины. Боз поспешно отскочил в сторону, и Кейт прицельно метнула свою ежевечернюю порцию виски «Джеймсон» на ботинки таксиста.

— Черт бы вас побрал! — взревел тот, с отвращением тряся ногами.

Мы с Бозом глупо захихикали — просто не смогли удержаться. Ха-ха-ха, поделом тебе, мистер Очень Злой Таксист!

Тем временем таксист схватил Кейт за руки, намереваясь вытащить из машины на тротуар, но тут Инки вдруг процедил что-то сквозь зубы и резко распахнул ладонь.

У меня была всего доля секунды на то, чтобы подумать: «чего это он?», а потом водитель такси пошатнулся, словно его ударили топором. Выпустив из рук Кейт, он неожиданно скрючился так, что спина у него согнулась чуть ли не пополам, и рухнул на тротуар. Лицо у него было белое, глаза широко открыты.

На меня нахлынула волна дурноты и усталости — похоже, я все-таки выпила больше, чем мне казалось.

— Ч-что ты сделал, Инки? — удивленно спросила я, поднимаясь с асфальта. — Применил к нему магию? — Тут я снова хихикнула, настолько дикой была сама мысль об этом. Привалившись к фонарному столбу, я подставила лицо под ледяную морось. Несколько глубоких вдохов, и меня немного отпустило.

Кейт бессмысленно хлопала глазами, Боз хихикал.

Инки встал и хмуро посмотрел на свои забрызганные дождем ботинки от «Дольче и Габбана».

Страттон и Сесили вылезли из такси через другую дверь и подошли к нам. Посмотрев на неподвижно лежащего на мостовой таксиста, они дружно покачали головами.

— Круто, — сказал Страттон, кивая Инки. — Вы гений, мистер Волшебник. Мы все потрясены, так что можете дать бедному дурню подняться.

Мы переглянулись и снова уставились на таксиста. Честно сказать, я уже забыла, когда кто-нибудь из нас использовал магию. Ну, разве что для того, чтобы заказать хороший столик в ресторане или успеть на последний поезд в подземке...

— И не подумаю, Страт, — все с той же злобной гримасой ответил Иннокенсио. — По-моему, он не слишком хороший малый.

Мы со Страттоном переглянулись, а потом я осторожно дотронулась до плеча Инки. Почти целое столетие мы с ним были лучшими друзьями и знали друг друга как облупленные, но такой холодной ярости на его лице мне еще ни разу не доводилось видеть.

— Оставь его, Инки. Пусть поваляется еще немного и катит отсюда. Что нам до него, правда? Между прочим, я умираю от жажды. И Кейт, я подозреваю, тоже.

— Угу, — скривилась Кейт.

— Точно, бежим скорее! — оживилась Сесили. — У них там сегодня концерт, хочу потанцевать!

— Когда он очухается, мы будем уже далеко, — затараторила я, таща Инки за рукав.

— Подождите, — сказал он.

— Оставь его, — повторила я. Мне было немного совестно бросать таксиста на мокрой мостовой под ледяным дождем, но я знала, что как только действие заклинания закончится, с ним все будет в порядке.

Внезапно Иннокенсио грубо отшвырнул мою руку. Я даже опомниться не успела, как он вытянул ладони к таксисту и быстро зашевелил губами.

Слов я не разобрала, но в следующий миг раздался отвратительный треск, и таксист вдруг всем телом выгнулся вверх, разевая рот в беззвучном крике.

Меня снова замутило, серая пелена замелькала перед глазами. Пришлось несколько раз крепко зажмурить глаза, вцепившись в руку Сесили. Она заржала, видимо, приписав мою слабость действию спиртного.

Через несколько мгновений зрение мое прояснилось, и я выпрямилась, непонимающе глядя на Инки и таксиста.

— Что? Что ты делаешь?

— Ну, Инки... Ты это... — пробормотал Страттон, качая головой. Потом пощелкал языком и быстро сказал: — Кажется, ты слегка погорячился. Ладно, валим отсюда. — С этими словами он поплотнее запахнул свое теплое пальто и зашагал в сторону «Донжона».

— Инки... Что ты сделал? — тупо повторила я.

— Поганец это заслужил, — пожал плечами Иннокенсио.

Кейт, все еще слегка зеленая после недавнего, тупо перевела глаза с таксиста на Иннокенсио, потом закашлялась и, покачивая головой, поплелась следом за Страттоном.

Я выпустила руку Сесили, и та, пошатнувшись, повисла на Бозе. Не успела я и глазом моргнуть, как они оба скрылись следом за остальными, и звук их шагов растаял в темноте.

— Инки... — снова пролепетала я, совершенно ошарашенная тем, что все просто слиняли, оставив нас одних. — Инки, ты что, сломал ему позвоночник при помощи магии? Где ты этому научился? Нет, ты не мог этого сделать, правда же?

На этот раз Инки, наконец, посмотрел на меня, и я увидела знакомую лукавую улыбку, игравшую на нездешне прекрасном лице моего лучшего друга. Свет фонаря освещал его волнистые черные волосы, превращая капельки дождя в сверкающую россыпь алмазной пыли.

— Брось, милая. Ты же знаешь, что он был конченый мерзавец, — просто сказал Инки.

Я медленно перевела глаза на таксиста, неподвижно лежавшего на земле с лицом, превратившимся в античную маску боли и ужаса.

— Ты сломал ему позвоночник? — повторила я, вдруг почувствовав себя абсолютно трезвой и до омерзения ясно мыслящей. Мой мозг лихорадочно искал запасной выход из этого кошмара. — Ты использовал магию для... Ладно, проехали. Давай, исправь все скорее, и пойдем, — сказала я. — Мне до смерти хочется выпить, но ради такого дела я готова подождать.

Видите ли, сама я ничем не могла помочь таксисту. Я понятия не имела о том, где Инки мог научиться таким сильным заклинаниям, и не представляла, как их можно снять, нейтрализовать или как там это называется.

Дело в том, что всю свою долгую жизнь я старалась держаться подальше от магии, с которой рождается на свет каждый бессмертный. Честно сказать, мне эта магия нужна, как рыбе зонтик. От нее один геморрой, тем более что меня дико ломает после каждого сеанса. В последний раз, когда я пачкалась об это дело, речь шла о какой-то ерунде, типа того, чтобы заставить кого-нибудь войти в дверь или опрокинуть на себя чашку кофе. Да и это было сто лет назад, так что вы понимаете — тут я была совершенно бессильна.

Не обращая внимания на мои слова, Иннокенсио склонился над таксистом.

— Вот так-то, приятель, — негромко проговорил он. Глаза водителя, ставшие совершенно безумными от боли и страха, с трудом сфокусировались на Инки. — Теперь ты знаешь, что бывает с теми, кто осмеливается обижать моих друзей. Надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком.

Несчастный водила не мог даже застонать, и до меня с опозданием дошло, что Инки наложил на него заклятие, запирающее уста. Настоящее «безгласное» заклятие — да я видела его всего пару раз за последние несколько сотен лет! Что же это...

— Давай, Инки, верни все обратно, — нетерпеливо попросила я. Клянусь, на моей памяти Инки впервые отмачивал нечто подобное! — Ты проучил его, можешь быть доволен. Слушай, нас ждут. Отыграй все назад и бежим скорее!

Пожав плечами, Инки крепко, почти больно, схватил меня за руку.

— Ничего нельзя отыграть назад, любовь моя, — медленно произнес он, а потом поднес мои пальцы к губам и поцеловал их. Затем, развернувшись, он потащил меня в сторону «Донжона», а я, все еще ничего не понимая, обернулась через плечо на лежавшего на мостовой таксиста.

— Не можешь отыграть? Выходит, ты сломал ему позвоночник навсегда? — Не веря своим ушам, я уставилась на человека, которого последние сто лет считала своим лучшим другом.

Инки весело усмехнулся, его ангельски-прекрасное лицо сияло в ореоле фонарного света.

— Как говорится: заварил кашу, не жалей масла, — засмеялся он.

Я чуть не поперхнулась.

— Интересно, что ты выкинешь в следующий раз? Засунешь Страттона башкой в дробильную машину? — заорала я в сгустившийся туман, влажным языком облизывавший мое лицо. Расхохотавшись, Инки чмокнул меня в макушку и потянул за собой. И в этот самый миг я увидела в его глазах какое-то новое выражение — это было уже не беспечное равнодушие и даже не банальная жажда мести. На его лице было написано удовольствие! Инки было приятно сломать живого человека пополам, ему нравилось смотреть, как тот корчится на земле от боли и страха. Его это возбуждало.

Голова у меня пошла кругом. Что мне делать? Звонить 999? Или уже поздно? Неужели таксист умрет — уже умирает?

Отшатнувшись от Инки, я повернулась назад, но в этот миг земля под моими ногами запульсировала от рокота больших барабанов оркестра. Подвальный «Донжон» вдруг показался мне другим миром, другой реальностью — манящей, убаюкивающей своим шумом, приглашающей оставить за спиной дикий ужас, скорчившийся на мокрой мостовой. И мне дико хотелось поддаться на этот зов.

— Инки, но ты... Ты же должен...

Он с улыбкой посмотрел на меня, а миг спустя мы уже сбегали по крутым, скользким от дождя, ступенькам. Я все еще мучительно колебалась, но Инки уже поднял кулак и забарабанил по красной двери. Внезапно мне показалось, будто мы сошли по ступеням в ад и ждем разрешения войти.

Дверь приоткрылась на тоненькую щелку, и вышибала по кличке Папаша кивком пригласил нас внутрь. Дверь распахнулась шире, и гигантская, пульсирующая волна музыки, окатив нас с головой, потащила за собой в темноту, освещенную лишь горящими кончиками сигарет — туда, где сотни глоток пытались перекричать визжащую группу, а запах алкоголя сладко растворялся в каждой порции проглоченного воздуха.

Но оставшийся снаружи таксист... понимаете, я все равно чувствовала, что это мой последний шанс. Последний шанс что-то сделать, повести себя как существо, способное на сопереживание, короче, как нормальный, живой человек.

— Насти! — Миг спустя я очутилась в очень-очень крепких, хотя и слегка неверных объятиях. — Классная прическа! — проорала мне на ухо Мэл. — Пошли, потанцуем! — Обхватив меня за плечи, она потащила меня в темную комнату с низким потолком.

Я колебалась всего секунду, не больше.

А потом разрешила себе повернуться к внешнему миру спиной, растворившись в шуме, дыме и грохоте. Да, я была напугана, и если бы вы знали, каким образом мы обычно проводим время, вы бы поняли, что это не пустые слова. Между мной и Инки вдруг разверзлась пропасть, и я не знала, что мне об этом думать. Только что, на моих глазах, Инки совершил самый страшный поступок за все время нашего знакомства. Хуже, чем случай с лошадью майора, произошедший в сороковых. Даже хуже того, как он обошелся с бедной девчонкой, которая так отчаянно хотела выйти за него в семидесятых. Впрочем, все это тоже было жутко неприятно, но раньше мне как-то удавалось заставить себя смотреть на произошедшее глазами Инки и находить его поступкам какое-то объяснение. Но в этот раз все оказалось гораздо страшнее, и прежние методики не работали.

Одарив меня последней обворожительной улыбкой, Инки направился в толпу, из которой к нему уже тянулись усики интереса — как женского, так и мужского. Что ж, Инки всегда был соблазнительным магнитом для большинства людей, и смертные, равно как и бессмертные, с одинаковой легкостью попадали под его обаяние, за которым скрывалось нечто, оказавшееся намного темнее, чем я до сих пор думала.

Через двадцать минут я уже сидела на липком диване и вовсю обжималась с приятелем Мэл по имени Джаз. Он был веселым, пьяным и очаровательным — чего еще надо? Мне хотелось раствориться в нем, перестать быть собой, стать другой — той, которой меня видит Джаз. Он не был бессмертным, не знал, кто я такая, зато давал прекрасную возможность отвлечься, чем я воспользовалась с почти истерической готовностью. Какие-то люди шлялись, курили и пили вокруг нас, и вот уже я жадно просунула руки под рубашку Джаза, а он обвил меня ногами... Короче, все шло, как надо, но когда он зарылся пальцами в мои короткие черные волосы, я вдруг вздрогнула от неожиданности, почувствовав прикосновение теплого воздуха к голой шее.

Поспешно извернувшись в руках Джаза, я схватила с сиденья свой шарф и быстро-быстро обмотала его вокруг горла, но тут сзади послышался негромкий голос Инки:

— Нас? А что это у тебя на шее, сзади?

Обернувшись через плечо, я увидела, что он стоит у края дивана с выпивкой в одной руке и дымящейся сигаретой в другой. Его глаза показались мне двумя черными дырами, пронзившими меня из темноты.

Сердце у меня вдруг пустилось вскачь. «Не делай из мухи слона, Насти!» — прикрикнула я на себя.

— Ничего.

Пожав плечами, я снова набросилась на Джаза, который с готовностью облапил меня.

— Нас? — все так же негромко, но настойчиво окликнул Инки. — Знаешь, мне вдруг пришло в голову, что я до сих пор никогда не видел, как выглядит твоя шея сзади.

Я выжала из себя смешок и повернула голову, отстранившись от Джаза, который пытался меня поцеловать.

— Не будь придурком, Инки. Ты сто раз все видел, а теперь отвали. Я занята.

— Это татуировка?

Я туже затянула шарф на шее.

— Да. Специальная татуировка для приставал. Если ты ее видишь, значит, ты подошел слишком близко и тебе пора отчалить. Катись отсюда, Инки!

На этот раз он рассмеялся и отошел. Последний раз этой ночью я видела его с какой-то красивой девушкой в шелковом облегающем платье, которая обвивалась вокруг Инки, как змея.

В ту ночь я запретила себе вспоминать о таксисте. Каждый раз когда мысль или страшная картина все-таки прорывались в мое сознание, я крепко зажмуривалась и выпивала. Но на следующее утро все вернулось, и я снова увидела искаженное мукой лицо таксиста. Он больше никогда не будет ходить, никогда не сможет водить машину, потому что Иннокенсио сломал ему спину пополам и бросил подыхать на дождливой лондонской мостовой.

А я не сделала ничего — ничего. Я просто ушла.

Преимущество бессмертия заключается в том, что ты не можешь сдохнуть от перепоя, как какой-нибудь студентик-мажор. Недостаток бессмертия заключается в том, что поскольку ты не можешь сдохнуть от перепоя, то на следующее утро (или через утро) ты чувствуешь все то, от чего тебя избавила бы милосердная смерть.

Когда мне, наконец, удалось разлепить веки дольше, чем на несколько секунд, я первым делом увидела свет.

Обведя мутным взглядом комнату, я уперлась взглядом в окно. Судя по тому, что проникавший оттуда свет был довольно мутным и слегка розоватым, снаружи был рассвет или закат. Одно из двух. Или где-то поблизости полыхал пожар. В жизни, знаете ли, всегда есть альтернатива.

Я знала, что попытка сесть не принесет мне ничего хорошего, поэтому взялась за дело медленно, дюйм за дюймом. Голову оставила напоследок и очень осторожно приподняла ее над матрасом. Прошло довольно много времени, прежде чем вылинявшие желтые розочки на матрасе перестали расплываться и обрели резкость. Голый матрас, никакой простыни. Светлый прямоугольник окна. Выкрашенные темной краской кирпичные стены, как на заводе или еще в какой-нибудь дыре.

Медленно повернув голову, я уставилась на спавшего рядом со мной парня: кислотно-зеленый ежик на голове, толстая серебряная цепь вокруг шеи и татуировка в виде извивающегося дракона на всю спину. Как его зовут-то? Джефф? Джейсон? Джек? Что-то на Д, я почти уверена.

Мне потребовалось еще несколько минут на то чтобы принять полувертикальное положение, и тут меня фонтаном вывернуло наизнанку — мой бедный организм избавлялся от токсинов, которыми я напичкала его накануне.

«Даже до туалета не успела добежать. Прости, Джефф».

Опустошенная, трясущаяся, я в который раз горько пожалела о своем проклятом бессмертии, а потом посмотрела на себя и обнаружила, что полностью одета. Значит, Д или я — или мы оба! — настолько упоролись накануне, что уже не смогли продолжить свое... знакомство. Что ж, пожалуй, оно и к лучшему. Инстинктивно нашарив шарф, я убедилась, что он по-прежнему туго обмотан у меня вокруг горла, и хотела было перевести дух, но тут же вспомнила, как Инки, стоя надо мной, спрашивал про отметину на шее. Не много ли неприятностей для одной ночи?

Судорожно сглотнув, я решила, что подумаю об этом позже.

Поскольку мои прекрасные зеленые сапожки из змеиной кожи каким-то непостижимым образом исчезли вместе с новенькой кожаной курткой, я нашарила чей-то единственный ботинок и потихоньку вышла из комнаты, даже не попытавшись разбудить спавшего мертвым сном Джея.

Разумеется, насчет мертвого сна я загнула — Джефф был вполне себе жив, по крайней мере, грудь у него поднималась и опускалась, как у живого. Я смутно помнила, что опрокидывала по две порции на каждую пропущенную им выпивку.

По дороге к выходу мне пришлось переступить еще через нескольких спящих.

Помещение было похоже на огромный пустой склад где-то на окраине. Судя по всему, вчера я где-то здорово отбила локти и задницу, и все мои мышцы протестующее выли, когда я, пошатываясь, хромала по кирпичным ступенькам. Снаружи оказалось дико холодно, ветер разносил клочки мусора по пустынной улице.

«Хорошо хоть, что дождя нет», — подумала я, и тут меня накрыло волной воспоминаний: прошлая ночь, гулянка, дождь, поножовщина в баре, падение на тротуар, Инки ломает позвоночник таксисту, а я теряю свой шарф на глазах у всей тусовки. Тошнота снова подступила к горлу; мне пришлось остановиться и несколько раз глубоко втянуть в себя холодный воздух.

По мере того, как в моей памяти всплывали все новые и новые подробности вчерашней ночи, меня с новой силой охватывала растерянность. Где Иннокенсио успел научиться такой сильной магии? Насколько я знаю, он никогда не проявлял особого интереса к знаниям, а за последние сто лет, что мы тусовались вместе, я ни разу не видела, чтобы он использовал магию — по крайней мере, такую мощную и страшную. Честно говоря, ни один из членов нашего тесного кружка и не думал совершенствовать свои магические способности, нам это было ни к чему.

Привалившись к расписанной граффити стене склада, я сунула босую ступню в единственный ботинок.

От холодного воздуха у меня потекло из носа, и вдруг утро показалось мне нестерпимо-ярким и до жути ясным. Прошлой ночью Инки, ни с того ни с сего, сделал нечто ужасное при помощи сильнейшей магии. А вслед за ним и я сделала нечто столь же ужасное, только без всякой магии.

На моих глазах Инки сломал человеку спину, а я... просто ушла. Повернулась спиной и пошла танцевать в ночной клуб. Что со мной случилось? Как я докатилась до такого? Как могла так поступить? Может быть, кто-нибудь вчера нашел этого несчастного таксиста? Наверняка, нашел, как же может быть иначе? Несмотря на то, что все произошло в одном из самых пустынных кварталов. Несмотря на поздний час. И дождь. Все равно, кто-то должен был его подобрать, отвезти в больницу, оказать помощь. Правда же?

И в довершении всего, вчера Инки увидел отметину у меня на шее. И мог ее запомнить. Какая насмешка судьбы! Стоило почти четыреста сорок девять лет тщательно прятать шею, чтобы в одну ночь пустить все эти усилия псу под хвост! Как бы узнать, мог ли Инки понять значение этой метки? Но откуда ему знать? Об этом никто не знает. По крайней мере, никто из оставшихся в живых. Но почему тогда я так напугана?

Как вы уже поняли, все эти жуткие, лихорадочные мысли возвращают нас к тому, с чего я начала:

Прошлой ночью вся моя жизнь пошла прахом. И теперь мне до чертиков страшно.