В защиту фантастики

Фантастика не воспринимается всерьез. Вместе с детективом и приключенческой литературой фантастика полагается второсортным чтивом, она охвачена кольцом презрения, окружена непроходимой границей, обособляющей ее от литературы глубокой и серьезной — классической.

На лотках фантастика — примета времени — разбросана среди изданий, которые мало-мальски интеллигентный человек никогда не поставит себе на полку.

Приобретать фантастику — все равно, что скупать сборники анекдотов. Фантастический роман можно взять в дорогу или скоротать им время в метро, но судьба такой книги — валяться в урне после прочтения. Так считает большая часть читающей публики. Интересно, что подобное отношение не дифференцировано. В глазах обывателя нет особой разницы между творчеством Лема или Головачева, эти авторы воспринимаются просто как модные, наиболее известные представители сомнительного направления.

Подобного мнения придерживается и «официальная» литература. «Толстые» журналы считают ниже своего достоинства обращать внимание на фантастику. В «Новом мире» писали о Стругацких — этакое небрежное похлопывание по плечу.

Итак, коллеги, фантастика скомпрометирована.

Трудно сказать, когда успело сформироваться такое отношение к нашему любимому жанру. Очевидно, что не сегодня.

В чем же дело? Может быть, причина тривиальна: художественный уровень фантастической литературы низок?

Не следует напрочь отбрасывать эту возможность. Возможно, что фантастика (не по отдельным образцам, а «в среднем», по массиву изданий под грифом «фантастика») примитивнее, слабее реалистической литературы.

Кто виноват?

Безусловно, виновны те, чьими усилиями под маской фантастики выходят книги, являющиеся не литературой, а литературным аналогом шоу-бизнеса. Авторы-«килобайтники», халтурщики, тискающие роман за романом. Рисовальщики пестрых обложек, из-за которых книгу порой неловко взять в руки. Издатели, гонящиеся за прибылью и развращающие молодых авторов. Коробейники-оптовики, возящие серии.

И все же КПД их деятельности невелик, и не из-за них народ предпочитает нести с базара «милорда глупого».

Ведь есть другая часть читателей, для которых фантастика — магическое слово, пароль. Именно в фантастике они находят образцы глубокой философии и пронзительной прозы.

Таких читателей немало. Еще не так давно любое фантастическое издание мгновенно сметалось с прилавков, превращалось в библиографическую редкость. Станислав Лем вспоминает, что во время приезда в СССР он был ошеломлен популярностью, которой пользовался в среде научно-технической интеллигенции: физики с мировым именем спешили засвидетельствовать ему свое почтение.

Что бы ни говорили, место фантастики на ленте времени — XX век. Фантастика подобна двум другим детям столетия — джазу и рок-н-ролу, и их отношения с «классической» музыкой похожи на проблему «фантастика — большая литература».

Стоит ли сотый раз защищать фантастику от нападок со стороны большой литературы? Следует ли добиваться всеобщего признания фантастики и дарования ей полноценных гражданских прав в культурном империи? Или мудрее отделаться прерывистым вздохом: «против глупости… сами боги…бессильны»?

Что бы мы не ответили на наш вопрос, все равно выступления в защиту фантастики будут продолжаться. Как писал Блез Паскаль: «Чем бы не обладал человек на земле…он все-таки не доволен, если не пользуется почетом. Он настолько уважает разум человека, что чувствует себя неудовлетворенным, если не занимает выгодного места в умах людей».

И самый распространенный способ оправдания фантастики дается следующим тезисом: фантастика — это литература.

Действительно, как все становится просто!

При внимательном рассмотрении выясняется, что многие шедевры мировой литературы в существенной степени фантастичны. «Одиссея», «Гаргантюа и Пантагрюэль», «Гамлет» с тенью отца, «Тиль Уленшпигель», «Вий», если угодно — даже «дон Кихот». Дело в шляпе! Фантасты — просто писатели. Фантастика — литературный прием для решения художественных задач.

И вот круг фантастики все расширяется. Сюда относят и «Мастера и Маргариту» («рейтинг оценки» Щеглова) и «Процесс» Кафки (составители CD «Библиотека в кармане»). И вещи экспериментальные, например, некоторые работы Джойса. В этих классификациях отражается полемический задор (вообще, все классификации полемически заострены): «фантастика — это литература».

Между фантастикой и реализмом стираются грани. Фантастика растворяется в море литературы. Вернее, вся литература объявляется фантастичной. В самом деле, любая литература использует художественный вымысел. А так называемый «реализм» — лишь малая часть литературы, где художественный вымысел не выходит за рамки обыденности.

Вроде бы все правильно, но чувствуется какой-то подвох.

Фантасты обещают нам, что в будущем люди будут общаться не словами, а путем телепатической передачи «мыслеобразов». Но пока мысль облекается в слова, любой содержательный текст имеет литературную составляющую.

Литературу можно найти где угодно, даже в технических руководствах. Не случайно знаменитый Никлаус Вирт требовал, чтобы разработчики языков программирования хороше владели «естественным» языком. А в одной работе по программированию автору запомнились такие строки: «Как писать хорошие программы? Ответить так же сложно, как и на вопрос: как писать хорошую английскую прозу?»

Чем принципиально отличается книга Бытия от песни Айнур для незнакомого с историей текстов читателя? Шедевр Толкиена — фантастика, а книга Бытия откровение Бога лишь в силу того, что заявлены авторами и культурной традицией как таковые. Лишите сакральности религиозный текст — останется литература, потерявшая самое главное.

Поэтому «литературность» фантастических произведений не должна вводить в заблуждение. На наш взгляд, фантастика — это одно из направлений человеческой мысли, которая при всем старании не сводится к одной литературе.

В этом плане фантастика подобна философии.

Философии, кстати, с репутацией тоже не очень везло. «У нас в России философ есть слово бранное и означает — дурак», — говорил Ф.М. Достоевский. «Живет как философ» означает (горько замечал Ф. Ницше) не более как «умно и в стороне», совет «относись философски», означает «не связывайся».

Но это к слову. Вернемся к взаимоотношениям с литературой. Среди философов есть авторы, тексты которых (на наш взгляд) весьма трудны для восприятия, например, сочинения Канта, Бергсона. И наоборот, есть великолепные стилисты, вещи которых — виртуозны в литературном плане. Согласитесь, Платон отменно владеет литературными приемами, особенно — диалогом.

Но литературные качества работ не повлияли существенно на судьбу философских идей, они так или иначе стали достояниями человеческой мысли и университетских программ.

Прозаик может сочинять стихи, а поэт писать прозу. В результате выигрывают оба жанра. Философ может сочинять труды и художественные вещи. При этом, скорее всего, проза будет философской, а работы совершенны в литературном отношении (как у Албера Камю). Но следует помнить, что литература и философия — разные вещи.

В очередной раз зададимся вопросом: что такое фантастика?

Возьмем два жанра фантастики: «научную фантастику» и «фэнтези». Трудно найти что-либо более далекое друг от друга. Если научная фантастика базируется на материалистическом понимании мира, рационализме и вере в прогресс, то фэнтези — литература субъективного идеализма, для нее характерно мифологическое понимание универсума, статичность мироздания; ее вектор направлен к романтическим идеалам средневековья.

Казалось бы, любители научной фантастики и фэнтези должны были разбиться на два непримиримых лагеря, ведь невозможно любить одновременно два таких противоположных жанра. Но нет! Увлеченные фантастикой, как правило, любят фантастику «в целом». Видимо, во всех направлениях фантастики есть что-то общее, намного превышающее межжанровые различия.

Кир Булычев говорит: «Человек нарисовал оленя, которого убил. Так родился реализм. Другой человек нарисовал оленя, которого убьет завтра. Так родилась фантастика».

Наверное, будет разумно признать в фантастике особое направление человеческой мысли.

Но не так все просто.

На самом деле фантастика существует в двух ипостасях. С одной стороны фантастика — направление человеческой мысли, подобно науке, философии, религии, с другой стороны — литературный прием, применяемый автором для решения художественных задач. Этим и объясняется противоречие между литературой и фантастикой.

«Путешествия Гуливера», «Гаргантюа и Патагрюэль», «Мастер и Маргарита» это литература, в которой роль фантастики как художественного метода огромна.

А «Властелин колец», «Солярис», «Пикник на обочине» — это фантастика, написанная с несомненным литературным мастерством.

Фантастика и литература взаимопроникают друг в друга, но фантаст остается фантастом, а писатель — писателем.

Например, несмотря на кажущуюся фантастичность Салтыков-Щедрин писатель-сатирик, ибо все фантастическое у него — не более чем литературный прием для решения сатирических задач.

С другой стороны, Роберт А.Хайлайн — великий фантаст, но (признаемся честно) заурядный писатель.

Фантастам труднее живется на свете: они должны овладеть двумя ремеслами литературным и фантастическим. О независимости фантастики говорит еще то, что далеко не каждый писатель может создать фантастическое произведение: скажется незнание наработок и традиций фантастической мысли.

Так, замечательный прозаик-реалист Чингиз Айтматов, обратившись к фантастике, потерпел, на наш взгляд, творческую неудачу: фантастические мотивы в его последних вещах звучат, увы, крайне наивно.

У фантастики сейчас особый период.

Она наслаждается свободой и преимуществами того особого положения, когда отпрыск королевской крови, сбежавший или похищенный из дворца, ведет романтическую жизнь свободного бродяги и становится предводителем вольного отряда. В его компании попадаются занятные типы: Бешеные и Слепые, грозные на вид, но в сущности, безобидные и по большому счету, несчастные ребята.

Порой в приступе гордости фантастика пишет статьи, защищает диссертации и т. п., словом, выхватывается сломанный меч Изильдура.

Но не надо спешить. «Все мое ношу с собой», — говорили в древнем Риме. Короля опытный взгляд узнает даже в рубище, по царственной осанке и глубине мысли. Мне бродяга Арагорн как-то ближе короля Элессара. Может быть потому, что он стоит на страже…

Пожелаем же фантастике новых приключений!

1999 г.