В плену. И после. История одного эльфа

Глава 3

В лицо будто ударили кулаком. Колени обмякли, и захотелось на что-нибудь опереться в попытке удержать равновесие.

– Фай, ты побледнел, – раздался рядом голос Меливинга. – Выглядишь так, словно увидел призрака.

Он увидел. Да, увидел. Призрака.

У лестницы, кутаясь в тень второго этажа, стоял Огласт и смотрел на Фая поверх плеча его невесты. Буравил тяжелым немигающим взглядом.

Откуда он здесь взялся? Как много знал? Что успел заметить, прежде чем советница эйхарри увела его из лагеря?

Судя по хмурому виду – достаточно.

Фай вдруг обнаружил, что так и стоит у подножия лестницы, опустив ногу на нижнюю ступеньку, и не меняет позу уже – сколько? – две-три минуты. Очаровательное смущение на лице Эллианны сменилось растерянностью, в холле повисла неловкая тишина.

А Огласт всё смотрел. Смотрел на него, не моргая. Взгляд его скользнул вниз и зацепился за красную ленту, зажатую в кулаке.

Со стыдом Фай вспомнил, что пришел делать предложение.

Он пришел делать предложение! После того как несколько десятков женщин вражеской армии надругались над его телом. Грязный, обесчещенный, явился в дом к уважаемой семье и просил руки невинной эльфийки. Знай Меливинг, что творили с Фаем той ночью у горящих костров, – не пустил бы его даже на тропинку, ведущую к крыльцу! Он бы спустил его с лестницы. Натравил бы на него собак, если бы их держал.

– Доброе утро, Фай. – Голос Огласта разорвал ватную тишину, окутавшую холл, ударил как гром. Фай вздрогнул и невольно попятился.

Знает. Видел. И теперь может погубить его одним своим словом.

«О, Светлоликая, за что мне такие мучения?! Чем я тебя прогневал?»

Под взглядом Огласта лента в его руке словно обзавелась острыми гранями и впилась в ладонь, как лезвие клинка. Фай ощутил себя преступником, мерзким, гнусным святотатцем.

– У нас праздник, – сказал Меливинг, кивнув в сторону лестницы. – Огласт вернулся. Лауриэль уже отчаялась. Собиралась покрыть голову вдовьим платком, несчастная девочка. Но как получилось, что ты добрался до королевства раньше? Вы ведь оба были в плену у Чудовища из Сумрака.

Оба. Вот только одному удалось уйти из лагеря драконицы с незапятнанной репутацией, а другого той жуткой ночью пустили по кругу.

– Я же говорил, – сказал Огласт, глядя на Фая. Из всех собравшихся в этой комнате он смотрел только на него. – Меня, Олли и Азаэля Завеса выпустила по ту сторону северных гор. Добираться сюда пришлось долго. Без оружия, без еды, без теплой одежды в крае, полном опасностей. Мы шли по колено в снегу. Как-то вечером на нас напал медведь-дуболом. Он загрыз Олли и смертельно ранил Азаэля. Я выжил чудом и только благодаря милости богини сумел вернуться к любимой жене. Думаю, Светлоликая сжалилась надо мной из-за малыша, которого ждет Лауриэль.

Двоюродная сестра Эллианны беременна? Наверное, сама не знала о своем положении, когда отпускала мужа в поход.

После короткой паузы Огласт продолжил:

– Видимо, Фаю повезло больше, чем нам, и Завеса по какой-то причине выкинула его ближе к дому. Так?

От страха Фай едва дышал, поэтому нашел в себе силы только кивнуть в ответ.

Почему Огласт не торопится с разоблачением? Ждет подходящего момента? Хочет остаться с Меливингом наедине и тогда раскрыть его тайну?

В этих мыслях Фай варился до конца встречи. Остаток дня прошел словно в тумане. Фай рассеянно отвечал на вопросы и старался не смотреть в сторону Эллианны, озадаченной его странным поведением.

В гостиную подали чай, но к своей кружке Фай так и не прикоснулся: его заметно трясло, подташнивало, он не мог ни пить, ни есть – только ждал, каждую секунду ждал, когда грянет взрыв и земля под его ногами разверзнется.

Помолвочную ленту Фай затолкал в кулак, чтобы не было видно свисающих краев, и упорно игнорировал знаки, которые ему подавал Меливинг. Ну не мог он просить руки его дочери при Огласте! Фай все время ощущал на себе его взгляд. В нем эльфу чудилось предупреждение: «Не смей! Даже не думай. Ты недостоин».

И он не смел. Не смел даже поднять голову, а когда все-таки поднимал, то видел на лице любимой недоумение. Такое же – читалось в глазах ее отца.

Все понимали, зачем Фай пришел, ждали от него конкретных действий, а он… задыхался. Хотелось вскочить на ноги и броситься к закрытой двери. Бежать, бежать. Далеко. На край света. Туда, где никто его не знает. Найти самую глубокую пещеру, самый темный угол и забиться в него, как мышь.

«Огласт пока молчит, но продолжит ли он молчать и дальше, если я сейчас протяну Меливингу свадебную ленту, чтобы тот завязал ее на запястье дочери?»

Предложение Фай так и не сделал, и растерянность на лице Эллианны сменилась обидой. Ее нежные губы задрожали, прекрасные глаза наполнились влагой, которая, к счастью, тут же высохла: эльфийки умели держать эмоции под контролем.

Провожая гостя до двери, Меливинг хмурился. Фай же думал только о том, что будет, когда уйдет. Какой разговор состоится между этими двоими? Развяжется ли у Огласта язык?

– Наша семья всегда тебе рада, – произнес отец Эллианны стандартную фразу при прощании. – Доброго дня и спокойного вечера.

Дверь закрылась за спиной Фая с тихим скрипом. Под ногами зашуршал гравий. Солнце клонилось к закату, и на дорогу ложился уютный золотистый свет, а в душе у Фая было черным-черно. Ему казалось, что он потерял опору и теперь падает в глубокую темную яму, летит навстречу собственной смерти.

– Подожди! – услышал Фай уже на лесной тропе и, обернувшись, увидел догоняющего его Огласта. Ветер трепал тонкую прядь волос, выбившуюся из косы эльфа. Поднимал вокруг приближающейся фигуры клубы дорожной пыли. – Стой! Нам надо поговорить.

Заметив, что Фай остановился, Огласт перешел на шаг и через несколько минут был рядом. Фай терпеливо ждал, когда он выровняет дыхание после бега и обрушит на него всю бездну своего возмущения.

О как легко осуждать упавшего в грязь, возвышаясь над ним в чистой, белой одежде. Вот только кому-то пришлось идти по скользкой, ненадежной тропе, а у кого-то дорога была прямой и безопасной.

В конце концов, это Фаю и Эверу Огласт обязан своим спасением. Это они двое приняли на себя весь удар. Как тогда сказала советница? Кто-то должен был отвлекать внимание.

Отвлекать внимание…

Жестокие и циничные слова, но все обстояло именно так. Они отвлекали внимание. Жертвовали своими телами, своей честью, здоровьем собственных душ, чтобы остальные могли покинуть лагерь незамеченными. Пока Мерида выводила Огласта из-под защитного купола, Фая и Эвера жестоко насиловали.

Волна чистой ярости захлестнула Фая, заглушив стыд. Злость на всех моралистов мира.

«Ты побывал в моей шкуре, чтобы меня обвинять? Ты знаешь, как мне было больно, страшно, мерзко? Так какое право ты имеешь смотреть с презрением и брезгливостью?»

– На моем месте мог оказаться ты, – выплюнул Фай, не сумев сдержаться. – Это мог быть ты. Легко! Просто той ночью тебе повезло больше, чем нам с Эвером. Разве это делает тебя лучше меня?

Сказал – и испугался: а вдруг Огласт ничего не видел и лишь догадывался о насилии? Что, если Мерида отвела его и других спасшихся в лес до того, как на поляне началась пьяная оргия? Может, Огласт хотел спросить о судьбе оставшихся в лагере, а Фай своими неосторожными словами себя выдал?

Нет, он знал. Все знал. По серьезному лицу Огласта пробежала тень, мышцы на скулах дернулись, он содрогнулся всем телом и зябко поежился.

– Ты прав, – Огласт отвел взгляд. – Мне просто повезло, и я не имею права осуждать тебя за то, что с тобой сделали.

Жаркий стыд вернулся и захлестнул с головой. С ужасом Фай представил, что сородич видел его покорно лежащим под насильниками, слышал его тихие стоны удовольствия. Что, если Огласт стоял где-то в стороне под деревьями и смотрел на Фая, ублажающего врагов? Невыносимо. Думать о том, что его позор видели, было невыносимо.

В глубине души Фай винил себя за то, что не сопротивлялся. За то, что сдался без боя. За свою трусливую покорность, за унизительные попытки не злить мучителей в надежде избежать лишней боли и травм. И ведь избежал! Эверу, иступлено вырывавшемуся из лап насильников и отказавшемуся пить зелье, досталось больше.

«Не было, ничего этого не было». – Сегодня заклинание не работало. Хотелось погрузить горящее лицо в ледяные воды реки, охладить пылающую кожу.

– О чем ты собираешься говорить? – Фай отвернулся, чтобы не смотреть Огласту в глаза.

– Ты знаешь, о чем, – тихо, словно испытывая неловкость, ответил тот.

Фай знал, но до последнего не мог убить в сердце глупую, нелогичную надежду на то, что все каким-то невероятным образом обойдется. Он любил Эллианну. Ради нее только и примкнул к «Несогласным». Из-за нее попал в плен и пережил ад.

– Ты хочешь, чтобы я оставил кузину твоей жены в покое.

Солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, на дорожке под ногами трепетали тени от листьев и веток.

– Сейчас потребуешь, чтобы я держался от Эллианны подальше. Считаешь меня недостойным ее внимания. —Подошвой туфли он накрыл одно из пятен света в кружеве теней. – Будешь угрожать, что расскажешь мою тайну всем, если я не послушаюсь. Если сделаю предложение Эллианне или какой-нибудь другой эльфийке. Теперь мой удел – вечное одиночество, так?

– Не так.

Изумленный, Фай вскинул голову и взглянул на собеседника с недоверием.

– Не так, – повторил тот, смущенно поведя плечом.

Некоторое время эльфы смотрели друг на друга в неловком молчании, а потом Огласт продолжил:

– Если правда выйдет наружу, пострадаешь не только ты. Прежде чем предлагать Эллианне брак, спроси, согласна ли она на такой риск – стать женой изгоя, лишиться статуса, своего положения в обществе, до конца жизни терпеть косые взгляды? Возможно, тебе удастся успешно скрывать свое прошлое. А что, если нет? Все тайное рано или поздно становится явным. Случившееся всегда будет висеть над вами угрозой. Эллианна должна знать, на что идет. Это будет честно по отношению к ней.

– Хочешь, чтобы я ей рассказал?

Он представил, как описывает любимой свои унижения, и решил, что легче умереть.

– Необязательно в подробностях. – Огласт смотрел куда угодно, но не на Фая. – Просто скажи, что…

– Меня изнасиловали.

Вот он и произнес это вслух.

Изнасиловали.

И лицо снова защипало от прилившей крови. Огласт поморщился, а Фаю захотелось провалиться сквозь землю. Не получалось говорить на эту тему без слез на глазах. Одно воспоминание – и щеки становились мокрыми. Фай поспешил отвернуться, зажмурившись и незаметно вытирая рукавом веки. Огласт притворился, что не замечает его манипуляций.

Как? Как он найдет в себе силы открыть Эллианне правду? Сказать любимой девушке, что его раздели, напоили возбуждающим зельем и заставили ублажать похотливую толпу? Что он совокуплялся самым мерзким, противоестественным способом. Что до сих пор чувствовал себя грязным, сколько бы раз ни принимал ванну. Вернувшись в Троелевство, Фай чуть кожу с себя не содрал мочалкой. Тер и тер – грудь, бедра, ягодицы – до красноты, до боли. Ему казалось, что пальцы варваров оставили на его теле несмываемые следы, что он весь в пятнах, что в кожу намертво въелся запах чужих интимных соков. Иногда ночью он вскакивал с кровати и бежал в уборную: его рвало. Иногда он просыпался и плакал в постели, крепко закусив край подушки. А сколько раз его будили кошмары?

Дрожащими губами Фай шептал своему отражению в зеркале, что не виноват, но в глубине души сомневался в собственной мужественности. После всего случившегося мог ли он считать себя мужчиной? Будет ли считать его мужчиной Эллианна, если узнает правду? Согласится ли поцеловать? А разделить с ним постель? Или ей станет противно?

– Я… нет. – Фай замотал головой. – Нет, нет. Не могу.

– Ты должен, – настаивал Огласт.

– Ничего я не должен! Представь, что это был ты. Что все это сделали с тобой. Ты бы рассказал жене?

Огласт вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

– Да, – он решительно вздернул подбородок. – Рассказал бы. И она бы меня приняла. Потому что любит.

Фай обхватил руками дрожащие плечи.

– Я не виноват.

– Не виноват, – согласился Огласт.

– Никто такого не заслуживает.

– Никто.

– Почему я просто не могу забыть обо всем, притвориться, будто этого не было?

– Потому что Эллианна должна решить, хочет ли всю жизнь провести в страхе. Достаточно ли сильно тебя любит, чтобы рискнуть.

Фай не мог, просто не мог.

– Нет.

Огласт тяжело вздохнул.

– Тогда забудь о ней. Позволь ей связать судьбу с нормальным мужчиной.

Нормальным…

– Или? – спросил он, зажмурившись.

– Или мне придется рассказать обо всем Меливингу.