Леви Примо В дар от фирмы

Примо Леви

В ДАР ОТ ФИРМЫ

Перевод с итальянского Л. Вершинина

Я отправился на ярмарку без всякой на то надобности и без особого любопытства, побуждаемый лишь иррациональным чувством долга, которое присуще каждому миланцу. Не будь этого, общего для всех миланцев чувства, ярмарка превратилась бы в событие заурядное, иначе говоря, ее павильоны по большей части пустовали бы.

Увидев у стенда фирмы "НАТКА" Симпсона, я очень удивился. Он встретил меня ослепительной улыбкой.

- Признайтесь, вы не ожидали, что увидите за перегородкой меня, а не красивую девушку-гида или же неопытного технического консультанта? В самом деле, в мои обязанности не входит отвечать на дурацкие вопросы случайных посетителей (разумеется, я не имею в виду вас) и пытаться определить тайных конкурентов, что, впрочем, не так уж трудно - они-то задают совсем не глупые вопросы. Понимаете, я пришел по своей воле и сам не знаю, что меня заставило; хотя нет - я пришел сюда из благодарности. И в этом, право же, нет ничего постыдного.

- Из благодарности? К кому именно?

- К фирме, к кому же еще? Вчера у меня был знаменательный день.

- Вас повысили в должности?

- Нет, я и так занимал весьма солидный пост. Представьте себе, я ухожу на пенсию. Давайте заглянем в бар, я угощу вас настоящим шотландским виски.

В баре Симпсон рассказал, что по закону на пенсию ему положено уйти лишь через два года. Но он подал заявление неделю назад, и как раз вчера пришла соответствующая телеграмма из дирекции.

- Разумеется, я еще в состоянии работать, - добавил он. Но сейчас меня интересуют совершенно иные проблемы, и я хочу располагать собою все двадцать четыре часа в сутки. В Форт-Киддивани это отлично поняли. Впрочем, им даже выгодно заполучить меня в компаньоны. Особенно после того, как удалась моя затея с муравьямимонтажниками, на прецизионных операциях.

- Поздравляю вас, Симпсон, я и не знал, что вашу идею уже осуществили.

- Да, да, я продал им патент - фунт обученных муравьев в месяц, по скромной цене три доллара. Поэтому "НАТКА" не стала жадничать - полное выходное пособие, самая высокая пенсия, восемь тысяч долларов премии и, кроме того, очень ценный подарок. Его-то я и хочу вам показать. Поверьте мне, это совершенно уникальная вещь.

Мы вернулись к стенду и удобно расположились в креслах.

- Вас мое решение может удивить, - возобновил свой рассказ Симпсон. - Но мне надоели "оригинальные идеи" этих господ из Форта. В прошлом году они решили выпустить серию измерительных приборов, призванных заменить обычные тесты и личную беседу с кандидатом при приеме на работу. Мне было поручено рекламировать и продавать эти приборы в Италии. Суть изобретения в следующем: кандидат попадает в туннель (как машина на механическую мойку), и когда он выбирается оттуда, на него готова перфокарта с оценками в баллах, степенью пригодности к данной работе, словом, КИ.

- Простите, как вы сказали?

- Ах да! КИ - это коэффициент интеллектуальности. На основе полученных данных определяют, какую вам можно предложить должность и заработную плату. В свое время я увлекался подобными "играми", но теперь не получаю ни малейшего удовольствия, скорее даже испытываю известную неловкость. Ну, а как вам понравится вот это?

Симпсон снял с витрины черный металлический предмет, который я вначале принял за теодолит.

- Это ОВО-СКЭН - зонд для особо важных особ. Он предназначен для отбора руководящих кадров. Его применяют (разумеется, тайком) во время предварительной "дружеской беседы". Простите, одну секунду...

С этими словами Симпсон навел на меня объектив и нажал кнопку.

- Говорите, пожалуйста. Что именно - неважно, только говорите... Так, а теперь пройдитесь по залу. Благодарю вас. Посмотрим. Угу, ваш коэффициент - 28, не обижайтесь, но вы не ОВО. Вот это меня и бесит - столь низкий коэффициент у такого человека, как вы! Собственно, я и хотел показать вам, что прибор ни к черту не годится. К тому же он прокалиброван по американским стандартам. И вообще меня мало интересует его устройство. Я знаю лишь, что коэффициент пригодности определяется в зависимости от покроя костюма, размера сигары, состояния зубов, умения держаться и манеры разговаривать. Возможно, мне не следовало проделывать с вами подобного нелепого эксперимента. Однако в оправдание себе и в утешение вам могу лишь сказать, что я сам с трудом набираю коэффициент 25. И то только в том случае, когда гладко выбрит. Словом, весьма глупое изобретение. Но если в Италии дела с продажей ОВО пойдут плохо, миланский филиал "НАТКИ" понесет убытки; если же этих "механических судей" начнут раскупать, то при одной мысли о руководящих деятелях промышленности с коэффициентом 100 меня мороз по коже подирает. Теперь вы, надеюсь, поняли, почему я решил уйти на пенсию раньше срока?

Он понизил голос и с таинственным видом хлопнул меня по коленке.

- Когда кончится ярмарка, загляните ко мне. Я вам покажу подарок фирмы. Тогда вы сами убедитесь, что я отнюдь не поторопился с пенсией. Штучка эта называется "Тотал рекорд", сокращенно "Торек". А если у вас есть "Торек" и скромный набор пленок, то стоит ли дальше портить себе кровь с клиентами?

Симпсон извинился, что принимает меня в служебном кабинете, а не дома.

- Здесь нам будет не так удобно, зато спокойнее, - сказал он. - Нет ничего неприятнее, чем телефонные звонки в момент прослушивания, а сюда после работы никто не звонит. И потом, должен вам признаться, моя жена недолюбливает "Торек".

Он подробно, "со знанием дела объяснил мне действие "Торека", чуда новейшей техники, оставаясь при этом совершенно невозмутимым, что, по-моему, объяснялось его профессией многоопытного продавца чудес. Из рассказа Симпсона я понял, что "Торек" - универсальное звукозаписывающее устройство. Принцип его действия основан на непосредственной связи между нервными центрами человека и электрической цепью, что стало возможным лишь после изобретения "Андрака". Благодаря "Андраку" можно, к примеру, работать на телетайпе или водить машину посредством одних только нервных импульсов, не прилагая физических усилий. Иными словами, достаточно желания, и механизм подчинится вашей воле. Нужно только предварительно подвергнуться весьма несложному хирургическому вмешательству. В самом же "Тореке" использован соответствующий рецепторный механизм, который вызывает реакции головного мозга без посредничества органов чувств.

В отличие от "Андрака" пользование "Тореком" не требует никакой хирургической операции. Передача ощущений, записанных на пленку, происходит непосредственно через электроды, вживленные в кожу. Слушателю, вернее "улавливателю звуков", нужно лишь надеть шлем. И тогда, пока пленка движется, он будет получать непрерывную серию зрительных, слуховых, осязательных, вкусовых и болевых ощущений. Кроме того, он будет испытывать так называемые подсознательные чувства, которые обычно всплывают из глубин памяти во время сна. Одним словох, "Торек" улавливает все "послания", которые мозг, или, как говорил Аристотель, "терпеливый интеллект", в состоянии принять. Передача происходит не через сенсорные органы слушателя - они отключаются, - а непосредственно через нервные окончания с помощью кода, который "НАТКА" держит в секрете. В результате слушатель - он же зритель - сопереживает события, записанные на пленку, он чувствует, что сам участвует в них, что это он вызвал их к жизни. Подобные ощущения не имеют ничего общего ни с галлюцинациями, ни со сновидениями, ибо все записанное на пленку невозможо отличить от подлинных событий. После того как кончится пленка, у вас остаются обычные воспоминания, но во время видеопрослушивания естественная память подавляется искусственными "воспоминаниями" самой пленки. Поэтому вы не помните ничего из предыдущих прослушиваний, и у вас не наступает утомления или пресыщения. Прослушивание любой пленки можно повторять бесконечно, и всякий раз вы сталкиваетесь с новыми, совершенно непредвиденными случайностями.

- У кого есть "Торек", тот сам себе бог и царь, - заключил Симпсон. - Что бы вы ни пожелали испытать, достаточно выбрать соответствующую пленку. Хотите побывать на Антильских островах? Подняться на вершину Монблана? А может, у вас появилось желание облететь за час Землю, испытав состояние невесомости? Достаточно запереться в комнате, надеть шлем, а уж об остальном позаботится "Торек".

Я молчал, а Симпсон с любопытством наблюдал за мной сквозь толстые стекла очков.

- Похоже, вы удивлены, - заметил он.

- Просто мне кажется, что этот "Торек" - опасная штука. Ни один из приборов вашей фирмы, более того, вообще ни один прибор в мире не угрожает нашим привычкам и укладу жизни в такой степени, как "Торек". Любая инициатива, вся человеческая деятельность практически становится ненужной, бессмысленной. Это означает последний шаг к полнейшей инертности. После того как мы купили телевизор, мой сын часами не отходит от экрана, словно ослепленный автомобильными фарами заяц. Сам я сбегаю из дому, но для этого мне нужно заставить себя подняться и уйти. А у кого достанет силы воли отказаться от "Торека"? Он представляется мне куда опаснее любого наркотика. Кто захочет работать? Кто станет заботиться о семье?

- Но ведь "Торек" еще не поступил в продажу, - возразил Симпсон. - Я же вам сказал, что получил его в подарок по случаю ухода на пенсию, пока это единственный в мире экземпляр. Ну а если уж быть абсолютно точным, то это даже не подарок - официально прибор принадлежит фирме, а я получил его в бессрочное пользование как премию и одновременно с целью опытной проверки. Так что...

- Во всяком случае, - прервал я Симпсона, - раз "Торек" изобрели и сконструировали, значит, фирма намерена его продавать.

- Все очень просто. Владельцы "НАТКИ" неизменно преследуют две цели - заработать побольше денег и приобрести еще большую популярность, что в конечном счете означает новые доходы. Разумеется, фирма хотела бы начать серийное производство "Торека", но у ее владельцев достаточно здравого смысла, чтобы понять простейшую истину - конгресс не разрешит бесконтрольного распространения этого прибора. Поэтому сразу нее после того, как был создан прототип, они первым делом позаботились запатентовать буквально каждую деталь "Торека". Кроме того, они добиваются официального разрешения бесплатно распределять "Торек" по всем санаториям и среди всех инвалидов и неизлечимо больных. Более трго, они пытаются провести закон, по которому "Торек" будет вручаться каждому, кто уходит на пенсию.

- Значит, вы, Симпсон, являетесь как бы прототипом пенсионеров будущего?

- Да, и должен признаться, что сама идея мне по душе. Я получил "Торек" всего две недели назад и уже провел с ним несколько незабываемых вечеров. Конечно, нужны воля и рассудительность, чтобы не сидеть наедине с "Тореком" целыми днями, - тут вы правы. Незрелому юнцу я бы "Торек" не доверил, но в моем возрасте это неопасно... А какое я получил наслаждение! Хотите попробовать? Я дал обязательство не продавать его и не одалживать, но вы человек надежный и, разумеется, сохраните все в тайне. Кстати, меня просили проверить возможности "Торека" в качестве вспомогательного учебного пособия для изучения географии и естественных наук, и меня крайне интересует ваше мнение.

- Садитесь, - сказал Симпсон. - Пожалуй, лучше задернуть шторы. Нет, нет, спиной к свету. Вот так. Отлично. У меня всего тридцать пленок, но еще семьдесят уже находятся в генуэзской таможне, так что скоро будет полный ассортимент.

- А кто выпускает пленки? Каким путем?

- Предполагается создавать специальные пленки, но пока запись осуществляют обычным путем. Отдел распространения фирмы предлагает записать свои впечатления всем, кто по характеру работы пережил любопытные приключения, к примеру летчикам, альпинистам, аквалангистам. Если данное лицо принимает предложение, фирма заключает с ним контракт. Гонорар немалый - от двух до пяти тысяч долларов за каждую запись. Для регистрации впечатлений, как вы уже знаете, достаточно надеть шлем. Все, что альпинист или, скажем, летчик испытывает, автоматически передается на студию записи, а потом пленку размножают в нужном количестве.

- Да, но если субъект знает, что каждое его ощущение фиксируется, это тоже попадает на пленку. Таким образом, вы будете "сопереживать" не полет какого-то космонавта, а полет космонавта, который знает, что на голове у него шлем аппарата "Торек" и что каждое его ощущение улавливается.

- Это верно, - подтвердил Симпсон. - В большинстве пленок, которые я прослушал, ощущение внутренней скованности субъекта прослеживается весьма четко, но некоторые люди путем упорных тренировок научились подавлять это ощущение на время записи. Впрочем, чувство неловкости при прослушивании быстро проходит. Что же касается шлема, то он вообще не мешает.

Я попытался изложить Симпсону свои сомнения морального порядка, но он прервал меня.

- Ходите начнем с записи футбольного матча? В Штатах футбол не очень популярен, но я, с тех пор как поселился в Италии, стал яростным болельщиком "Милана". Я лично уговорил Расмуссена записать свои ощущения в ходе встречи и свел его с представителями фирмы. Он заполучил три миллиона лир, а "НАТКА" - редкостную пленку. Потрясающий, скажу вам, игрок! Такого полусреднего не часто увидишь.

- Да, но я ничего не понимаю в футболе. Я не только сам не играл, но и не видел ни одного матча, даже по телевизору.

- Это не имеет значения, - Симпсон решительно отмел мои робкие возражения и включил контакт.

Солнце изрядно припекало, в воздухе носились мириады пылинок, я совершенно явственно ощущал запах сухой земли. Майка прилипла к потному телу, правое колено немного побаливало. Я рывком догнал мяч и, заметив, что левый край открылся, дал ему точный пас. Мой партнер хитроумным финтом обвел защитника, и мы оба устремились к воротам. Вратарь бросился навстречу левому крайнему, тот передал мяч мне, и я с ходу сильно пробил в верхний угол. Зрители вскочили с мест и дико заревели "го-ол!", я почувствовал, как кровь прилила к лицу и радостно заколотилось сердце. На этом все кончилось, и я снова очутился в кресле.

- Ну как? Пленка короткая, но зато какие ощущения! Разве вы почувствовали, что это запись? Когда прорываешься на вратарскую площадку, тут уж не до раздумий.

- В самом деле, это было весьма любопытно. Так необычно и радостно чувствовать, что твое тело вдруг стало молодым, ловким, сильным! Да и забивать гол очень приятно. В этот момент думаешь только о том, как бы поточнее пробить по воротам. А дикий рев болельщиков! И все-таки, когда я... то бишь Расмуссен, ждал паса, в голове вдруг мелькнула совершенно посторонняя мысль - сегодня, в 9 вечера на виа Сан Бабила меня будет ждать высокая темноволосая девушка по имени Клаудия. Ощущение было мимолетным, но очень четким. Скажите, Симпсон, когда вы слушаете пленку, вас тоже посещают посторонние мысли?

- Да, конечно. Но это только усиливает ощущение реальности происходящего. Ведь никто не может в мгновение ока стереть все предыдущие воспоминания, их нет разве что у новорожденного. Я слыхал, только по этой причине некоторые отказывались подписать соглашение с фирмой - не хотели, чтобы "Торек" записал и их тайные воспоминания. Ну как, у вас не появилось желания попробовать еще раз?

Я попросил Симпсона показать мне названия других пленок. Он согласился. Названия были весьма краткими и невыразительными.

- Лучше, если вы выберете сами. Мне эти названия ничего не говорят.

- Пожалуй, вы правы. К тому же им нельзя доверять, как, впрочем, и названиям книг и фильмов. Пока у меня не так уж много пленок. Но уже готов полный каталог, в котором систематизированы все мыслимые ощущения и переживания. Вот он.

В каталоге было около девятисот названий, систематизированных по семи различным группам, согласно новейшей тематической классификации Деви. В первую группу входили пленки на тему "Искусство и природа". Я запомнил названия некоторых из них: "Закат в Венеции", "Средиземноморье в стихах Квазимодо", "Циклон Магдалена", "День среди рыбаков", "Курс на Северный полюс", "Чикаго, каким его видит Ален Гинсберг", "Мы, аквалангисты".

Симпсон заметил, что, скажем, "Закат в Венеции" описан не каким-нибудь невежественным туристом, а известным поэтом, человеком высокой культуры и острого ума. У всех пленок этой группы была белая этикетка.

Вторая тематическая группа пленок с розовой этикеткой имела общее название "Власть". Они были рассортированы по целому ряду подгрупп: "Насилие", "Война", "Спорт", "Богатство".

- Разумеется, такое деление весьма условно, - пояснил Симпсон. - Я, к примеру, на пленку "Гол Расмуссена", которую вы только что прослушали, наклеил бы белую, а не розовую этикетку. И вообще пленки с розовой этикеткой меня мало интересуют. Но говорят, в Америке существует черный рынок, и там исключительным спросом, особенно среди молодежи, пользуются именно плеяки с розовой этикеткой. Недобросовестные механики из украденных частей собирают "Торек" и затем тайно продают его на рынке. Разумеется, они негодяи, но, пожалуй, многим юнцам полезно прослушать пленку с записью, скажем, дикой драки в кафе. Это навсегда отобьет у них охоту к такого рода развлечениям.

- А не произойдет ли обратного? - возразил я. - Не случится ли с ними того же, что и с леопардами, которые, однажды вкусив человеческой крови, уже не могут без нее обойтись?

Симпсон внимательно посмотрел на меня.

- Э, вы типичный итальянский интеллигент. Я вас изучил за много лет - добропорядочная буржуазная семья, денег в достатке, любящая, но властолюбивая мамочка, религиозное воспитание, никакой военной службы, никаких спортивных увлечений, разве что теннис. Долгое и нудное ухаживание за несколькими женщинами, женитьба, спокойное местечко - и так всю жизнь. Не правда ли?

- Гм, что касается меня, не совсем...

- Разумеется, я могу ошибиться в частностях, но суть именно такова, не отпирайтесь. Вы избегаете борьбы, особенно кулачной драки, а желания доказать свое превосходство у вас хоть отбавляй. В сущности, именно поэтому вы признали Муссолини своим главой. Вам нужен был сильный человек, борец, и Муссолини, пока мог, разыгрывал из себя храбреца и непреклонного Повелителя. Но мы уклонились в сторону. Хотите сами испытать, что это значит - кулачный бой? Тогда надевайте шлем, а потом поделитесь своими впечатлениями.

Я сидел, а они, окружив меня кольцом, ехидно ухмылялись. Все трое были в полосатых свитерах. Один из них (его звали Берни) злобно ругал меня на жаргоне, и я, как ни странно, отлично его понимал. Он называл меня "недоумком", "подвальной крысой" и методично, с изощренным садизмом всячески оскорблял мое самолюбие. Он ненавидел меня, потому что я был "даго". Я не отвечал на его насмешки и с деланным равнодушием попивал вино. В глубине души я испытывал ярость и страх, хотя понимал, что это всего лишь сценический трюк. Но оскорбления были неподдельными, и они больно ранили меня. К тому же сама ситуация была не новой, хотя ранее мне никогда не приходилось попадать в такую переделку. Сын итальянских эмигрантов, мускулистый и крепкий девятнадцатилетний парень, я был настоящий даго. Я глубоко этого стыдился и одновременно был этим бесконечно горд. Мои преследователи были моими давними врагами и соседями по дому. Белокурые англосаксы, они скрытно ненавидели меня, но долго не решались сказать об этом прямо. Контракт с фирмой "НАТКА" позволил им наконец безнаказанно и нагло оскорблять меня. Я знал, что и они и я подписали контракт, но это ничуть не ослабляло нашей взаимной ненависти. Больше того, само сознание, что я согласился за деньги драться с ними, лишь усиливало мою злобу и ярость. Когда Берни, передразнивая мой неаполитанский диалект, промяукал: "Маммина миа! Мадоннина санта!" и послал мне шутливый поцелуй, коснувшись губ кончиками пальцев, я схватил стакан с вином и швырнул его в лицо обидчику. Я увидел, что его гадкая рожа залилась кровью, и это доставило мне жестокую радость. В тот же миг я опрокинул стол и, прикрываясь им как щитом, попытался пробиться к выходу. Но тут Эндрюс ударил меня сбоку, под ребро, я уронил стол и бросился на Эндрюса. Мой удар пришелся точно в челюсть. Но пока я расправлялся со вторым врагом, Берни пришел в себя. Он и Том загнали меня в угол и принялись награждать ударами в живот и грудь. Я задыхался, перед глазами плыли черные круги. И все же, когда Берни прохрипел: "Проси пощады, ублюдок", - я шагнул вперед, притворился, будто падаю, а сам, наклонив голову, словно бык, ринулся на Тома. Я сбил его на землю, споткнулся о распростертое тело и свалился на него. Я попытался вскочить, но в тот же миг меня настиг апперкот в подбородок, который буквально поднял меня в воздух. Я потерял сознание и пришел в себя, лишь когда кто-то вылил мне на голову холодной воды. Затем все исчезло.

- Спасибо, хватит, - сказал я Симпсону, потирая подбородок, который почему-то побаливал. - Вы правы, Симпсон, у меня наверняка не появится желания драться ни всерьез, ни с помощью "Торека".

- Знаете, я прокрутил эту ленту всего один раз, и у меня пропала всякая охота прослушать ее вновь. Но я думаю, что подлинный итальянец испытывал бы определенное удовлетворение, хотя бы от мысли, что он один дрался против троих. По-моему, эту пленку "НАТКА" записала именно для итальянских эмигрантов. Фирма, как вы знаете, стремится всемерно расширить рынок сбыта.

- А я думаю, что "НАТКА" записала эту пленку для белокурых англосаксов и для расистов всех мастей и пород. Подумайте сами, какое это наслаждение чувствовать, что жестоко страдает и мучается именно тот, кого вы хотите помучить! Впрочем, не будем об этом говорить. Скажите лучше, что представляют собой пленки с зеленой этикеткой? Что означает "Encounters"?

Симпсон улыбнулся.

- Это эвфемизм чистой воды. Знаете, и у нас, в Америке, цензура шутить не любит. По идее это - "встречи" со знаменитостями, короткие беседы простых людей с сильными мира сего. Но это, так сказать, "камуфляж". На всех других пленках записаны совсем иные "встречи" - с Синой Разинко, Индже Баум, Коррадой Колли. Вы, конечно, видели этих красоток на страницах журналов.

И тут я почувствовал, что краснею. Эта проклятая способность краснеть преследует меня с детства. Достаточно мне подумать "сейчас я покраснею", как щеки мои начинают багроветь. Мне становится ужасно стыдно, и я краснею еще больше. На этот раз меня вогнало в краску упоминание о Корраде Колли, известной манекенщице, принимавшей участие в скандальной оргии в доме графа Ревелли. Я и не подозревал, что испытываю к новоявленной гетере нездоровое любопытство. Симпсон вопросительно смотрел на меня, не зная, смеяться ему или сделать вид, будто он ничего не замечает. Но мое смятение было слишком уж явным, и наконец он решился спросить:

- Вам нездоровится? Может, здесь слишком душно?

- Нет, нет, - задыхаясь, ответил я. - Со мной такое частенько случается.

- Неужели вас так взволновало упоминание о Корраде Колли? Может, вы тоже были там? - спросил он, понизив голос.

- Что вы?! Как вам такое могло прийти в голову? - запротестовал я, краснея еще больше.

Симпсон растерянно молчал. Он притворялся, будто смотрит в окно, а сам тайком бросал на меня любопытные взгляды. Наконец он не выдержал:

- Послушайте, мы знаем друг друга два десятка лет. Вы пришли сюда, чтобы на себе испытать действие "Торека", не правда ли? Так вот, эта пленка у меня есть. Кстати, я ни разу ее не прослушивал и даже не вынимал из кассеты. Что вам мешает ее прослушать? Поверьте мне на слово, тут нет ни малейшего греха. Ну, не бойтесь же, надевайте шлем.

Я сидел на табуретке в артистической уборной и ждал кого-то. Раздался стук в дверь, и я сказал: "Войдите". Голос был не "мой", и в этом не было ничего особенного. Но он принадлежал женщине, и это уже было странно. Когда мужчина вошел, я повернулся к зеркалу, чтобы пригладить волосы... В зеркале отразилось лицо Коррады Колли, ее светлые, как у кошки, глаза, ее продолговатое розовое лицо, густая черная коса - символ фальшивой невинности. Но облик Коррады Колли принял я, а не кто-либо другой... Мужчина подошел ближе... Я бешено рванул шлем.

- Что вы делаете? - донесся до меня издалека слабый голос Симпсона. - Что случилось? Подождите, подождите, да вы так шнур порвете!

Потом все вокруг окуталось тьмой, наступила тишина. Симпсон отключил ток. Я был вне себя от ярости.

- Как вы смели?! Что за идиотские шутки! С меня довольно, я ухожу.

Симпсон недоумевающе поглядел на меня, потом схватил пленку, прочел ее название и побелел как полотно.

- Поверьте, я никогда не посмел бы подшутить над вами. Произошла ошибка, глупейшая, непростительная ошибка. Посмотрите сами, я был убежден, что на этикетке написано "Вечер с Коррадой Колли", а на самом деле"Коррада Колли, вечер с..." Это пленка для синьор. Я ни разу ее не прослушивал и потому допустил столь досадную оплошность.

Мы в смятении глядели друг на друга. И хотя я попрежнему испытывал сильнейшее смущение, мне вспомнилось, что "Торек" предназначен и для воспитательных целей, и с трудом удержался от смеха.

Но Симпсон смотрел на меня с таким отчаянием и мольбой во взоре, что я просто не мог дольше сердиться на него.

- Ну, хватит об этом. Лучше скажите, что за чудеса скрыты в пленках с серой этикеткой?

- Так вы больше на меня не сердитесь? Благодарю вас, обещаю в дальнейшем быть более внимательным. А это - серия "Эпик".

- "Эпик"? Случайно не освоение Дальнего Запада, разные там военные эпизоды? Все эти "забавные" штучки, которые так нравятся вам, американцам?

Симпсон поистине с христианским смирением сделал вид, будто не заметил иронии в моих словах.

- Нет, эпические подвиги здесь ни при чем. Тут записано все, что связано с так называемым "эффектом Эпикура". Как вы, очевидно, знаете, речь идет о том, что с прекращением состояния страдания наступает... Впрочем, не буду заранее раскрывать секрета. Дайте мне возможность реабилитироваться. Ручаюсь, что на сей раз вы можете не опасаться неприятного сюрприза. К тому же эту пленку "Жажда" я сам не раз прослушивал. Разрешите, я помогу вам надеть шлем.

Жара была просто невыносимая. Кругом высились коричневые скалы, внизу расстилалась унылая песчаная равнина. Я испытывал сильнейшую жажду, но чувства усталости и отчаяния не было. Я знал, что это всего лишь видеозапись, что сзади едет джип фирмы "НАТКА", что я подписал контракт, обязавшись не пить трое суток. Мне было известно также, что я безработный из Солт-Лэйк-Сити и что скоро я смогу выпить хоть целое ведро воды. Мне было ведено идти в определенном направлении, и я повиновался. Жажда была столь нестерпимой, что пересохло не только в горле и во рту, казалось, высохли глаза, а в мозгу то зажигались, то гасли большие желтые звезды. Я прошагал еще минут пять, то и дело спотыкаясь о камни, как вдруг увидел, песчаную площадку, обнесенную полуразрушенной каменной стеной. В центре площадки был колодец с веревкой и деревянным ведром. Я опустил ведро вниз и когда вытащил его, то меня ослепило сверкание воды. Я хорошо знал, что это не ключевая вода, что колодец вырыли только вчера, а воду привезла автоцистерна, стоявшая неподалеку в тени бурой скалы. Но жажда была реальной и мучительной, и я пил, пил жадно, словно теленок, зарывшись лицом в прозрачную воду, и никак не мог оторваться. Время от времени я останавливался, чтобы передохнуть, испытывая самое большое и простое из наслаждений, доступных живущим. И это наслаждение называлось утолением жажды. Однако длилось оно недолго. Я не выпил и литра, а вода больше не доставляла мне никакой радости. Внезапно видение желтой пустыни растаяло, и я очутился в пироге, плывущей по бурному безбрежному морю. И на этот раз я испытывал жажду и знал, что скоро появится вода, прозрачная и необычайно вкусная. Но откуда - мне было неясно: кругом были лишь море да безоблачное небо. Но вот метрах в пятидесяти от пироги всплыла миниатюрная подводная лодка с надписью на борту "НАТКА-11", и сцена вновь закончилась чудесным утолением жажды. Впоследствии я побывал в тюрьме, в товарном вагоне, на больничной койке, и неизменно недолгое чувство жажды сменялось радостным ощущением вкуса ледяной воды на губах, причем избавление всякий раз выглядело неестественно простым и одновременно надуманным.

- Схема несколько однообразная, да и режиссура слабовата, но основная цель, безусловно, достигается, - сказал я Симпсону. - Действительно, в конце испытываешь чувство ни с чем не сравнимого облегчения.

- Это знает каждый, но без "Торека" немыслимо было бы за какие-нибудь двадцать минут столько раз испытать чувство огромной радости. А кроме того, субъект не подвергается ни малейшей опасности, он избавлен от долгих и жестоких мучений, неизбежных при настоящей, неподдельной жажде. И заметьте, во всех пленках "Эпик" чередуются кратковременное неприятное ощущение и столь же непродолжительное, но очень сильное чувство избавления от опасности. Помимо этой пленки, есть пленки, зафиксировавшие чувство голода и по крайней мере десять видов физических и моральных страданий.

- Эти пленки меня удивляют, - сказал я. - Бесспорно, из других можно извлечь кое-что полезное и приятное, ведь получают же зрители удовольствие от концерта или от победы любимой футбольной команды. Но какое удовольствие можно извлечь из этих искусственных, "обезболенных" чудес? По-моему, их могут оценить разве что чудаки-одиночки, предпочитающие консервы свежему мясу. И потом, эти бездушные игры аморальны.

- Возможно, вы правы, - помолчав, сказал Симпсон. - Интересно, однако, как вы на это посмотрите, когда вам будет лет семьдесят или восемьдесят? И должны ли думать так же, как вы, паралитики, люди, прикованные к постели, все те, кто живет, чтобы умереть?

Последовала короткая, но томительная пауза, и Симпсон поспешил показать мне пленки "супер-я" с голубой этикеткой (спасение утопающих, самопожертвование, тайны творчества знаменитых художников, поэтов, музыкантов), а затем пленки с желтой этикеткой, на которых запечатлены религиозные высказывания людей самых различных вероисповеданий. Он не без гордости упомянул, что немало миссионеров уже заказали такие пленки, чтобы новообращенные заранее узнали, какие духовные радости их ожидают.

Потом Симпсон подвел меня к ящику, где хранились пленки с черной этикеткой. Он объяснил, что здесь собраны различные пленки, условно объединенные под названием "Особый эффект". По большей части речь идет об экспериментальных записях, призванных запечатлеть многое из того, что станет возможным в недалеком будущем.

Несколько пленок - синтетические, то есть не записанные с натуры, но смонтированные путем наложения образа на образ, точно так же как создается синтетическая музыка и мультипликационные фильмы. Благодаря этой особой технике монтажа были воссозданы неведомые доселе ощущения. Симпсон рассказал, что в одной из лабораторий фирмы "НАТКА" группа техников работает над записью трагической смерти Сократа, какой ее увидел Федон *.

Некоторые пленки с черной этикеткой предназначены исключительно для научных целей. К примеру, в них зафиксированы эксперименты с новорожденными, гениями, неврастениками, психопатами, идиотами, даже с животными.

- С животными? - удивился я.

- Да, эксперименты над высшими животными с нервной системой, мало отличающейся от нашей. Есть записи о собаках ("Grow a tail!" - "Отрастите и вы хвост!" - с энтузиазмом призывает каталог), о котах, обезьянах, лошадях. У меня пленок с черной этикеткой всего одна. Советую вам прослушать ее, чтобы приятно закончить вечер.

(Ледники искрились под слепящим солнцем, на небе - ни облачка. Я медленно парил, расправив крылья (или руки?) над узкой горной долиной. Она возвышалась над уровнем моря по крайней мере на две тысячи метров, но я отчетливо видел каждый камень, каждую травинку и даже рябь, которая пробегала по кристально чистой воде горного ручья. Мои глаза приобрели необычайную остроту: одним взглядом я охватывал почти всю долину и сторо

* Федон - один из учеников Сократа. - Прим. перев.

жившие ее скалы. Между тем внизу я различал лишь черную тень. Я слышал шелест ветра и далекий голос реки, чувствовал, как упруго бьет о крылья воздух, но одновременно испытывал какоето оцепенение. Я, отчаянно напрягал мозг, пытаясь вспомнить, что мне нужно сделать. Я точно знал, куда, в какое место должен потом вернуться (на черневшую вдали скалу у зубчатого края ледника, там было мое гнездо, моя самка, мои птенцы), но что именно мне предстояло сделать - ускользало из памяти. Я развернулся против ветра, спустился пониже над продолговатым гребнем и быстро полетел в направлении с юга на запад. Теперь моя огромная тень неслась впереди меня, рассекая стебли травы и комья земли. Сурок-часовой успел трижды свистнуть, прежде чем я его увидел. В то же мгновение я заметил, что прямо подо мной колеблются колосья дикого овса - заяц, все еще не снявший своей зимней шубки, отчаянными прыжками помчался к норе. Я сложил крылья и спикировал прямо на зверька. Он был уже в метре от спасительной норы, когда я расправил крылья, чтобы уменьшить скорость падения, и выпустил когти. Я на лету схватил свою жертву и снова рывком взмыл ввысь. Теперь я точно знал, что должен был сделать, чувство напряжения исчезло, и я плавно полетел к своему гнезду.

Было уже за полночь, когда я стал прощаться с гостеприимным хозяином. Я поблагодарил его за любезный прием и особенно за последнюю пленку, которая доставила мне истинное удовольствие. Симпсон еще раз попросил извинить его за досадную оплошность.

- Конечно, нужно быть предельно внимательным, малейшая неосторожность может привести к самым неожиданным последствиям. Позволю себе рассказать на прощание, что случилось с Крисом Вебстером, инженером фирмы "НАТКА", когда он записывал на первую типовую пленку прыжок с парашютом. Вебстер захотел проверить запись и вдруг, к своему величайшему изумлению, очутился на земле, а рядом валялся нераскрывшийся парашют. Внезапно купол парашюта надулся, взметнулся ввысь, словно снизу подул сильный ветер, и Вебстер почувствовал, что его неудержимо уносит в поднебесье. Минуты две он летел довольно спокойно, а потом стропы резко дернулись, и парашют ринулся вверх с поистине головокружительной быстротой. У Вебстера захватило дыхание, и в то же мгновение парашют захлопнулся, словно зонтик, перекувырнулся несколько раз, сморщился и прилип к плечам. Крис Вебстер несся точно ракета, но все же заметил, что навстречу ему летит самолет с раскрытой дверцей. Крис нырнул в кабину и потом долго еще не мог прийти в себя от страха. Разумеется, вы уже догадались - он вставил в "Торек" пленку не с той стороны.

Прощаясь, Симпсон взял с меня обещание, что я снова приду к нему в ноябре, когда у него будет полный набор пленок.

Бедный Симпсон! Боюсь, что для него все кончено. После многих лет верной и непорочной службы последнее изобретение "НАТКИ" его доконало. А ведь "Торек" должен был обеспечить ему спокойную и приятную старость,

Симпсон сражался с "Тореком" как титан, но битва была проиграна с самого начала. Он пожертвовал ради "Торека" всем: своими пчелами, работой, сном, книгами. Но, увы, "Торек" не вызывает чувства пресыщения. Каждую пленку можно прокручивать бессчетное число раз, и неизменно ваша память отключается и выплывает чужая, записанная на пленку. Поэтому Симпсон не испытывает скуки, но, безбрежная как море, она захлестывает беднягу, едва кончается пленка. И тогда ему ничего другого не остается, как поставить новую. С двух часов в день он перешел на пять, затем на десять, восемнадцать. Без "Торека" он погибнет, но и с "Тореком" он пропал, окончательно погиб. За шесть месяцев он постарел лет на двадцать и стал похож на тень.

В редкие дни, когда он в мире с самим собой, Симпсон сравнивает себя с царем Соломоном, у которого было шестьсот жен и безмерное богатство, но который превыше всего ценил мудрость. Однако свою мудрость Соломон обрел, пройдя через страдания, прожив долгую жизнь, полную грехов и праведных дел. А мудрость Симпсона - плод сложного электронного устройства и видеомагнитофона с восмью дорожками. Симпсон это знает, и ему бывает нестерпимо стыдно. И чтобы избавиться от этого горького чувства, он снова включает "Торек". Бедняга сознает, что неумолимо приближается к смерти, но и это его не страшит. Ведь он уже испытал ее шесть раз в шести различных вариантах, записанных на шести пленках с черной этикеткой.

Загрузка...