Умница для авантюриста

Глава 1. Неожиданности в день рождения

Рени

Я иду по залитому солнцем Лидли и кланяюсь знакомым.

День как день, хоть для меня он кое-что значит. На улице весна, и я улыбаюсь. Всё одинаково, ничего не изменилось, кроме одной-единственной цифры.

– Эренифация! – радостно кричит мальчишка-газетчик Тео. – Свежий номер «Лидли Таймс» для вашего батюшки! – и протягивает газету, вкусно пахнущую типографской краской.

– Моё почтение, мисс Эренифация, – вежливо кланяется, прикладывая пальцы к фуражке, полицейский Эдди Монтифер и совсем непочтительно шарит глазами по довольно скромному лифу моего платья.

– Превращу в крысу! – рычу я, но Эдди только ослепительно улыбается в ответ, подмигивая зелёным глазом.

С Эдди мы росли вместе и года два посещали начальную школу при райнелютской церкви. С ним и с близнецами Идволдсонами мы строили замки из песка, играли в прятки на развалинах старой крепости, воровали яблоки у старика Шмейсона и таскали у матушки Георгии бутерброды с паштетом и огурцами, которые она готовила в огромных количествах, чтобы раздавать нищим, переселенцам и немощным старикам.

Мы в этот контингент не вписывались, но матушка сердце имела большое и мягкое, как подушка с гусиным пухом, поэтому в хлебе насущном нам не отказывала.

С той поры утекло не так-то много времени, но мы успели вырасти. Я так и осталась папиной дочкой, что ковыряется в железяках и сутками пропадает либо в лаборатории, либо в подземном гараже; Эдди превратился в строгого блюстителя порядка, а близнецы Идволдсоны – Бенни и Денни – вымахали под два метра ростом, окончили университет и свалили в столицу, где им обломилось наследство от пятиюродного дядюшки.

Немножко обидно: Эдди не помнит, какой сегодня день. Друг называется. Но напоминать ему – глупо и не нужно. Пусть так, что уж теперь.

Эренифация – это я. Только в папину гениальную голову могла прийти мысль назвать меня в честь прабабки, которая умерла задолго до моего рождения.

– Вам, как всегда, мяса и зелени, мисс Эренифация? – меланхолично спрашивает бакалейщик Петерфайн, повязывая белоснежный хрустящий фартук вокруг своего необъятного живота, и я, вздыхая, сдерживаю слёзы: так хочется, чтобы хоть кто-то, хоть изредка называл меня тёпло и коротко – Рени. Но привычки – они как короста: пристают надолго, если не навсегда.

Улыбаясь толстяку Петерфайну, добавляю к покупкам свежий хлеб с поджаристой корочкой, бутыль молока, специи, молодой картофель и баночку густого сливового джема. Сегодня можно шикануть: как-никак мне исполнилось двадцать два года.

Я возвращаюсь привычным путём. Та же мостовая. Те же лица. Обычный день. Ничего примечательного. Кроме цифры, что прибавилась к моему возрасту. Увеличилась. Приклеилась ещё на год.

По меркам Лидли, я старая дева. Здесь девушек с младых ногтей готовят к замужеству. Учат шить, вышивать, вести хозяйство, знать толк в кулинарии и управлении домом.

Каждая уважающая себя мисс умеет выбирать занавески и постельное бельё, строить глазки и флиртовать, обмахиваться веером и падать в обмороки. Желательно, когда поблизости приятный во всех отношениях и свободный от брачных уз джентльмен.

Это умеют делать все благопристойные мисс. Все, кроме меня.

Поговаривают, в столичных университетах девушки начали учиться наравне с мужчинами. У нас, конечно, не глушь, Лидли довольно большой город, и Лидльский университет тоже в наличии, но до столичной прогрессивности здесь ой как далеко.

Грех жаловаться: отец дал мне неслыханное по своей дерзости образование. Конечно, высшую школу я не заканчивала, зато частные уроки давали мне лучшие учителя города и преподаватели университета.

А всё потому, что отец мой – профессор и изобретатель, учёный и гений. Как все гении он немножко не от мира сего. «С приветом», как говаривает наша домоправительница – дородная и неунывающая миссис Герда Фредкин. Есть у неё эта черта – говорить, что думает. Слишком прямолинейная, но зато честная до блеска, порядочная до миллиметра.

– Уволю! – рычит родитель в порыве ярости, когда миссис Фредкин переходит видимую только ему черту.

– Да пожалуйста, профессор Пайн, пожалуйста! – в сердцах ответствует Герда и возмущённо фыркает, отчего трясутся, как смородиновое желе, пылающие щёки, пухлый животик и важно оттопыренная задняя часть. – Только где вы ещё найдёте дурочку, что терпит ваши бесконечные выходки, бардак и провальные эксперименты!

Тут она, конечно, права. Папа не образец вежливости и не знаток хороших манер. И насчёт экспериментов миссис Фредкин тоже не лжёт ни единой буквой. Честь ей и хвала: не моргнув глазом, она не раз испытывала изобретённые папой приборы. Часто, как вы понимаете, это заканчивалось плачевно.

Их громогласные баталии носят ритуальный характер. Без них наш дом всё равно что Лидли без университета или часовой башни, что стоит на главной площади города.

Герда заменила мне мать, которой я лишилась на пятый день своего существования. Родильная горячка унесла её в мир иной, а я осталась с отцом.

Надо знать папу: он беспомощен в быту. А тут похороны и плачущий младенец. И если бы не Герда, кто знает, как бы он справился. Ведь он весь в своих идеях и проектах, изобретениях и науке. Удивительно, как отец вообще женился.

Глава 2. Подарок

Гесс

Вначале пришёл запах – удивительный и сильный, до головокружения. Кто-то тряс меня, но просыпаться не хотелось: сны с такими ароматами сладостны и приятны. Но мозг включился – глаза открылись.

Я видел нечётко, будто кто-то пошутил и на глаза набросил дымку: всё плыло, смягчаясь в неживом холодном свете.

Карие глаза – сердитые, как две осы. Голос требовательный и звонкий. Выговаривает что-то. Возмутительно: девушки себя так не ведут! Тем более, такие молоденькие. Таких надо сразу ставить на место.

– Вкусная. Какой замечательный запах, – вместо суровой отповеди. М-да. Но зато она замолчала. Захлопала ресницами. Сдула прядь, упавшую на глаза. Совершенно бесстыдный жест!

А затем мои пальцы прикоснулись к её волосам. Наверное, я не совсем проснулся, иначе никогда не позволил бы себе подобную вольность.

– Золотоволосая. Удивительно.

И это опять я? Видимо, чужой мир неправильно действует на мыслительный процесс и на конечности: не слушаются и творят, что хотят.

Её опять прорвало:

– Что вы себе позволяете? Я вызову полицию! И хватит разлёживаться на моём полу!

В этом она была права. Я поднялся. Сел. За пазухой пискнул мерцатель. Девица ещё что-то кричала и пыталась пугать. Стреляла в меня словами со скоростью света. Потом наткнулась взглядом на зверушку и наконец-то умолкла.

Мерцатель может приворожить кого захочет. Очаровательная мордочка, круглые уши, забавные глазки. Но главное – радужная шкурка: мягкая, переливающаяся, яркая. Сразу хочется потискать мерзавца и в умилении причитать всякие глупости.

– Кролик? Радужный? – и уже горят азартом глаза, и забыт чужой мужчина в помещении. – Вы позволите?

Она ловко выхватила мерцателя – я даже моргнуть не успел. Ладно. Успел. И мог бы воспрепятствовать, но подумал: а почему бы и нет, раз ей так хочется? Чем «кролик» не повод для знакомства?

– Надо же, – бормотала девица, деловито ощупывая мерцательский мех. – Потрясающее животное, потрясающая краска. Ведь вы его чем-то выкрасили, признайтесь!

Я только хлопал глазами, соображая, что ответить. Лгать я не мог: кровочмаки не лгут. Но недоговаривать никто не запрещает.

– Видите ли, мисс…

– Рени Пайн, – машинально представилась девушка.

– Видите ли, мисс Пайн, я прибыл издалека. У наших э-э-э… кроликов – это натуральная шкурка. Кстати, он голоден. Не найдётся ли у вас горшка с землёй?

Она засуетилась, не выпуская, однако, мерцателя из рук. Одно удовольствие за ней наблюдать: ладная, приятная, аппетитная в нужных местах. И эти волосы, о, эти золотые волосы! Светлый жёлтый мёд. Жидкий благородный металл чистого оттенка – никаких примесей, рыжих искр, красноватых бликов. Только бледно-жёлтый отсвет – блестящий, шелковистый, живой.

Девушка выбивала из меня дух. Мне даже не приходилось специально задерживать дыхание, чтобы не вдыхать её запах, от которого сносило мозги напрочь.

А затем мисс Рени замерла, выпрямилась и, наставив на меня хорошенький пальчик, сверкнула глазами:

– Вы! Кто вы такой и как сюда попали?

Я вздохнул. Кажется, она повторяется. А я, было, подумал, что мы уже утрясли этот вопрос и перешли на другую стадию общения. Увы, я ошибался.

Рени

Он был отвратителен – наглец, разлёгшийся на полу в моём гараже. Воплощение всех недостатков, что я так не любила в мужчинах, начиная от внешности, заканчивая развязными манерами.

Высокий, опасно поджарый. Не хлипкий тонкий деликатный юноша, а худой жилистый хищник с мрачным взором, что разглядывает тебя из-под опущенных ресниц.

Может, потому я так ощетинилась и пошла в нападение. Здесь моя территория и моя вотчина, поэтому не место подобным хлыщам!

Мужланище хмурило брови, словно не совсем понимало, что я ему выговариваю. Да оно, наверное, совершенно не поняло, о чём я толковала!

Взять хотя бы заявление, что я вкусно пахну – бесстыдное, возмутительно наглое! Я даже поперхнулась и растерялась. Вспотела и сдула влажные локоны с глаз.

И тут чудовище протянуло ко мне руку и пальцами пощупало мои волосы, словно тысячедолларовую купюру.

– Золотоволосая. Удивительно.

И голос у него, как у жирного соседского котяры – низкий и довольный, словно он сливок обожрался.

Как я не перешла на ультразвук – не знаю. Но, кажется, кричала и противно подвизгивала на поворотах, как отцовский мобиль.

Потом он чуть не купил меня радужным кроликом, но я вовремя опомнилась. Рени Пайн никогда не была тупоголовой дурочкой, что бы ни сочиняли женоненавистники про крохотный мозг блондинок! Пришла пора разобраться с хамом и наглецом и вышвырнуть его вон.

– Вы! Кто вы такой и как сюда попали? – процедила ледяным голосом и посмотрела на мужчину строго и с нескрываемым презрением.

Глава 3. Праздничный обед

Гесс

Она пахла одуряюще. До головокружения. До темноты в глазах. Нет, даже не сама кровь – это бы я понял. От неё шла волна, способная сбить с ног.

Не духи, не мыло, не запах тела, нет.

Нос улавливал вкус её энергии, золотистой ауры – мощной, как небесный свод.

Мисс Рени, бойкая и живая, боялась крови. Я подхватил её, увидев, что девушка готова уйти за грань сознания. Не удержавшись, прижался губами к каплям крови. Хорошо, что она отключилась. Провёл языком по ранкам, сдержавшись, чтобы не застонать. Но я стонал – беззвучно, внутри, наслаждаясь, как последний дурак.

– Что ты натворил, мерзавец? – тихо выругался на мерцателя. Тот и ухом не повёл, только стрельнул хитрым взглядом, продолжая хрумкать бело-голубые ветки мимей.

Кажется, я злился. Новый мир ломал мои устои и психику. Кто, спрашивается, дёргал меня за язык? Только в бреду я мог сказать, что являюсь для кого-то подарком. Для моих родителей – возможно. Но не для чужой иномирной девушки.

Она мне даже не нравилась. Забавная – не более. Слишком живая и неправильная. Хорошие девушки не носят брюки и не разговаривают дерзко с незнакомыми мужчинами. Она ни разу не опустила глаза. Возмутительно вызывающее поведение!

Видимо, в этом мире не умеют воспитывать скромных порядочных девиц. Но меня это ничуть не волновало. Нужно разделаться поскорее с мисс Пайн и заняться более насущными делами: подумать, как вернуться назад.

А пока я подхватил Рени на руки и, вздохнув, открыл входную дверь.

– Есть кто дома? – спросил громко, не пытаясь пройти дальше прихожей. Смотрел по сторонам, с интересом разглядывая внутреннее убранство. В голове у пьяницы, что встретился мне ночью, подобные интерьеры не водились. Да и не могли – куда ему.

Мисс Рени удобно вписывалась в мои объятья – с ней не хотелось расставаться. Может, из-за запаха, а может, меня на какой-то миг ввело в транс биение её сердца – быстрое и отчётливое.

Пока я оглядывался и прислушивался, пропустил момент, когда понял, что нахожусь в помещении уже не один.

Она неслась, как ураган. Как разъярённый дракон, у которого забрали и обидели птенца. Кажется, и клич она издала боевой, собравшись атаковать.

– Ре-ни-и-и! – взревело басом создание и на последнем звуке.перескочило на две октавы выше. Визг заложил уши, и если бы не хорошая реакция, валяться бы мне, сметённым стихийным бедствием.

– С ней всё в порядке, миссис. Всего лишь упала в обморок от вида крови.

Женщина стояла передо мной, грозная, запыхавшаяся, с румянцем на щеках. Пухлая и миловидная, в возрасте, но не старая. Она вся состояла из ямочек и складочек: на щёчках, подбородке, локотках. Маленькие пальчики, аккуратный нос-пуговка, шикарные губы сердечком. Глаза только злые и подозрительные.

Она не доставала мне и до плеча, но формами обладала округлыми: вместе с телом от праведного гнева колыхались многослойные юбки, отчего казалась эта драконица лодкой, что покачивается на морских волнах.

– Миссис Герда Фредкин, – представилась с помпой дама и указала пухлым перстом на диванчик, что стоял неподалёку. – Положите мисс Эренифацию сюда и, будьте добры, объяснить, что случилось.

Объяснять ничего не пришлось: как только голова девушки коснулась подушечки, она затрепетала ресницами и пришла в себя. Посмотрела в потолок и тут же села, приложив руку ко лбу.

– Всё в порядке, Герда. Я… случайно поранилась. Ты же знаешь, что потом случается… иногда. Сегодня как раз тот самый случай. Мистер Гесс Тидэй был так любезен, что помог мне. А то б я разбилась, наверное.

Миссис Фредкин неодобрительно поджала губы, смерила меня с ног до головы пронзительным взглядом. Прошлась внимательно по всей одежде, не пропуская ни одной детали. М-да. Выглядел я, наверное, не очень в костюме пьяницы.

– Выпьете чаю, мистер Тидэй? – неожиданно предложила дама.

Я поперхнулся от неожиданности, не зная, как правильно ответить, чтобы никого не обидеть.

– Выпьет, – распорядилась за меня мисс Рени. – А заодно и поест. У него сейчас не лучшие времена. Правда, мистер Гесс?

Я промычал что-то нечленораздельное, раздумывая, как выкрутиться из дурацкой ситуации, а потом все мысли у меня выбило напрочь: мисс Рени внимательно рассматривала свои запястья, где красовались еле заметные розовые царапины, совершенно не напоминающие кровавые глубокие борозды, что подарил ей вырвавшийся к любимым мимеям мерцатель. Шаракан.

Рени

Запястья щипало – это первое, что я ощутила, очнувшись. Наверное, Герда обработала их спиртом.

Я стыдилась своей слабости. Достаточно устойчивая к стрессам, закалённая в боях с батюшкой-профессором, я могла запросто поднять тяжёлую деталь или бесстрастно зажечь фитиль при химическом опыте, но стоило мне поранить палец, чувствовала тошноту и головокружение.

В обмороки падала редко, но метко. Как сейчас, например. Позорище на мою голову. И именно перед этим… этим проходимцем!

Глава 4. Тихий праздник и расплата

Гесс

Было в этом доме что-то неправильное, не поддающееся логике.

Во-первых, неканоническая мисс Пайн – в этом мире женщины не носили брюки, не отирались в гаражах и не заводили сомнительных знакомств.

Это хорошо, что на её пути попался я – честный и порядочный кровочмак, а так бы она уже собрала полный комплект неприятностей на свою золотоволосую головушку.

Во-вторых, вместо матери или компаньонки – приходящая домработница или домоправительница, как её называла мысленно Рени.

В-третьих, слишком тихо и пустынно в день рождения. Где же гости, друзья, родные? Почему родной отец не пришёл на праздничный обед? Загадка. Мой бы ни за что не забыл о собственном ребёнке и уж никогда не позволил бы себе пропустить семейное торжество.

Странности на странностях. Впрочем, чего я ожидал от другого, неизвестного мне мира?

Почему-то было жаль золотоволосую мисс Пайн. Противоречивые чувства вызывала у меня девушка. Смесь раздражения, гипнотической тяги, отторжения и – неожиданно – жалости.

Живая, сумбурная, нелогичная. Резковатые жесты, открытая мимика. В ней не хватало породы и, наверное, воспитания. Чего только стоили постоянные одёргивания и красноречивые взгляды, призывающие к благопристойности, со стороны пусть и очень близкой, но всё же прислуги.

Порядочные девушки себя так не ведут. Ни здесь, ни в нашем мире. Ни тебе прелестной осанки, ни скромно потупленных глаз, ни размеренной правильной речи. То есть она держалась в рамках, но с натяжкой: постоянно нечто пыталось вырваться из устоявшихся правил.

Так бурные реки ломают плотины. Так снега сходят по весне с гор. Мисс Пайн походила на стихийное бедствие, неуправляемый поток энергии, всплеск неожиданной силы. Может, именно поэтому у неё такой восхитительный запах. Но даже это достоинство в моих глазах не умаляло скопище её недостатков.

Её так легко читать. Открытые книги дают меньше информации, чем эта девушка. Пластично податливая, фонтанирующая. Так и хочется подставить губы под её живой источник и пить.

Я почувствовал её грусть, когда миссис Фредкин сказала, что мистер Пайн не придёт на обед. Захотелось утешить. Провести рукой по золотистым локонам. Сделать хоть что-то, чтобы вызвать улыбку.

День рождения. А я назвался подарком.

Айгесстидэйзамирз на Зеоссе не сделал бы ничего подобного. Этот мир неправильно влиял на меня. Впрочем, как и мисс Рени Пайн.

Она тоже помнила мои слова, и от этого стало вдруг тепло в груди. Правда, длилось это недолго: Рени не желала очаровываться и дала отпор. Видимо, вспомнила о нормах приличия и окатила холодом.

Я не пытался на неё влиять. Ну, разве что чуть-чуть, совсем немного. Капельку. Невинная игра, что могла возникнуть и сама по себе, без моих способностей воздействовать на слабых и податливых людей. Не так просто отказаться от привычек. Да я и не собирался.

Подобное поведение с моей стороны – забава, а не ложь, хоть наставник и говорил: грань тонка, но кровочмаку не выжить, если не привораживать потенциальную жертву.

Подчинение будоражит, подталкивает силу и пробуждает древние инстинкты. Сопротивление забавно: голову поднимает азарт.

Девушка недоумевала, почему я не ем, но вопросы в этом доме задавала домоправительница. Пришлось отделаться общей фразой об особенностях пищеварения. Нет прямого ответа, но нет и лжи.

Оскорбления смывают кровью? Хм, что она хотела этим сказать?..

Торт с двадцатью двумя свечами.

– Вы такая молоденькая, мисс Пайн, – сорвалось с губ невольно. Искреннее восхищение с моей стороны. Может, как раз в этом и всё дело? В её молодости?

Но, задувая свечи, она сумела удивить. Кто, скажите на милость, из порядочных девушек загадывает жизнь, полную приключений? Не мужа и детишек, не спокойствие, а путешествия! Впрочем, некто размытый в её девичьих фантазиях промелькнул. Какой-то дурак, потакающий ей во всём и поддерживающий её безумства. Хм, весьма оригинально, смею заметить. Нелогичная, абсолютно непредсказуемая мисс Пайн.

Я смотрел на неё в замешательстве, пытаясь понять нестройность её мыслей и чувств. Передо мной разверзалась пропасть. Опасная, бездонная, но привлекающая магнетическим светом. А ещё запахом. А ещё… Шаракан!

– А сколько вам лет, мистер Гесс? – поинтересовалась неожиданно домоправительница.

– Сто двадцать восемь, – ответил, не моргнув глазом. Произнёс слова чётко, понимая, что не могу солгать. Я ведь не девушка, чтобы возмущаться вопросами о возрасте.

– Двадцать восемь? – переспросила миссис Фредкин, и я промолчал под её пристальным взглядом. Если люди додумывают за тебя или начинают фантазировать, кто я такой, чтобы разубеждать их в заблуждениях? – Прекрасный возраст для молодого человека. Расцвет жизненных сил. Время принятия серьёзных решений.

Я слушал, как она штампует слова, будто делая оттиски в золоте, и понимал: миссис Фредкин пытается донести до меня какую-то важную мысль. Об этом говорили её поза, немигающий, как у змеи, взгляд, сложенные в розочку губки.

Глава 5. Размолвка с другом и ветер в лицо

Гесс

Я смотрел ей вслед и не мог оторвать взгляд. Какое-то колдовство. Не мог отказать ей. Хотелось бесконечно пить её запах и, кажется, это становилось зависимостью. А прошло не так уж и много времени. Всего несколько часов, если судить по здешним меркам.

Я назвал её красивой и не покривил душой: кровочмаки никогда не лгут. У неё горели глаза, пылали щёки, а лицо… вдохновенное, живое, яркое. Словно наконец-то вырвалась она из душных оков навязанных правил непонятных приличий, что сдавливали её изнутри и мешали раскрыться.

Пальцы зудели – хотелось притронуться к золотистым локонам, убрать упавшую прядь с глаз и ощутить шелковистую тяжесть – я помнил очень чётко утреннее прикосновение. Оно жило во мне, цвело ярко, как незнакомый цветок.

Мозг упрямо приказывал убраться, отстраниться, успокоиться и заняться более важными делами: устройством в этом мире и поиском портала. А тело не слушалось. Инстинкты не подчинялись. Чувства обострялись до звона, до дрожи, хотя на это никак не мог пожаловаться ни один кровочмак на Зеоссе.

Наверное, я менялся, подстраивался под этот мир, вбирал из него нечто новое и неизвестное, а мисс Пайн вплелась, вписалась в незнакомые ощущения. Я воздействовал на неё. Совсем немного, чтобы приглушить её тревожные мысли о заживших мгновенно царапинах, о выросших внезапно кустиках мимеи. Сглаживал всё, что вызывало у неё сомнения и растерянность, во что она не могла поверить.

Ей незачем знать о другом мире. Лишняя информация ни к чему. Пусть лучше будет непонятная легковерность необъяснимым явлениям. Возможно, когда я уйду, она забудет обо всём с той же лёгкостью, с какой поддавалась моему незримому внушению. На мгновение стало грустно.

Я очнулся, уловив её торопливые шаги. Наверное, если бы постарался, то мог ловить её дыхание даже там, в доме. Мог слышать её голос и шорох одежды. Ощущать её нетерпение и радостное возбуждение. Кажется, я пожалел, что задумался и не попытался напрячься. А так мне достались лишь лёгкая, почти летящая поступь и отличный здоровый румянец.

Рени запыхалась, дышала шумно. Я замер, разглядывая её рот. Приоткрытые розовые губы – чувственные, полные, красивой формы. Не идеальные – вон, маленький шрамик на нижней губе, почти в левом уголке, но в этом – особая привлекательность.

Строгая блузка застёгнута от горла до талии рядом мелких круглых пуговок-горошинок. Ладные брючки мягко облегают бёдра и прячут за свободными штанинами стройные ноги. Маленькие ступни надёжно спрятаны в тяжёлых ботинках с широкими устойчивыми каблуками. Шнуровка доходит до середины икры и завязана аккуратными бантиками.

У Рени красивые руки. Я уже любовался тонкими запястьями, когда лечил царапины, а сейчас с удовольствием оглядываю ровные пальцы с овальными ногтями, срезанными под корень. Женщины в этом мире предпочитают отращивать коготки – это я выудил из воспоминаний пьяницы, но Рени никак не вписывается в образы местных дам. Слишком другая, будто не отсюда.

У неё и руки в шрамах – белёсых чёрточках, и я хмурюсь, пытаясь понять, почему. Кто-то заставляет такую нежную девушку тяжело работать?

– Вы готовы? – спрашивает нетерпеливо, прерывая мои размышления и созерцание.

– Знать бы ещё к чему, – бормочу под нос, вглядываясь в тёплые карие глаза с золотыми искрами.

– К приключению, конечно же! – радостно заявляет она, стремительно передвигаясь по помещению. – Ловите! – бросает в меня каким-то предметом.

Я плотоядно улыбаюсь. Наверное, она хотела застать меня врасплох. Наслаждаюсь её приподнятыми бровями. Я её впечатлил отличной реакцией. Детские игрушки. Смешно. Позабавила. Кручу в руках предмет, пытаясь понять, что за штука.

– Это шлем, – терпеливо поясняет Рени. – Надевается на голову. Вот так.

Она держит в руках похожую штуку. Её волосы заплетены в аккуратную косу, что покоится на плече тугим золотым канатом. Уверенным движением Рени натягивает шлем, завязывает завязки. Ей идёт, но выглядит она странно.

– Ну, же. Не бойтесь, – подбадривает меня девушка, и я тихо хмыкаю, чтобы не рассмеяться. Кожаная штука на голове вряд ли способна меня напугать. Разве что удивить. Слегка.

Надеваю, чётко копируя действия Рени. Она удовлетворённо кивает и приближает руки к моему лицу. На миг перестаю дышать. Вообще-то кровочмаки могут долго обходиться без воздуха, но сейчас иной случай. Она ведёт себя неправильно. Скромные девушки не позволяют подобные вольности, но от этого мир становится острым, как край плотного бумажного листа.

Её пальцы прикасаются к шлему уверенно. Щёлк – и верхняя часть лица плотно закрыта странными круглыми очками – массивными, с прозрачными стёклами. Хочется немедленно содрать сие счастие с себя, но она подобную штуку опускает и на своём шлеме и превращается в смешного головастика с огромными стеклянными глазами. Я, наверное, выгляжу так же, но возмущаться не смею, боясь попасть впросак: чужой мир, неизвестные правила и явления. Лучше промолчать и посмотреть, что из этого получится. А снять эту штуку я всегда успею.

Рени натягивает на плечи кожаную куртку и деловито щёлкает заклёпками. Маленькие руки прячет в толстых перчатках, доходящих ей до локтя, а затем подходит к металлическому чудовищу на двух колёсах. Наклоняется и, поднатужившись, выводит его из гаража. Я иду за нею вслед, как приклеенный. Смотрю, как она перекидывает ногу и садится сверху.

Глава 6. Спасение утопающего

Гесс

Удивительно: я мог передвигаться быстрее этого железного, резко пахнущего монстра на двух колёсах, но получил удовольствие – сумасшедшее и – уверен – запретное.

Она вроде говорила, что создала его сама? Необыкновенная девушка.

Я ехал, раскинув руки, и ловил ветер. Жутко мешали шлем и очки, но снимать на ходу ненужные вещи не хотел. В следующий раз просто не надену.

Гкхм… в следующий раз? Я, наверное, окончательно сошёл с ума. Но в любом случае, нам придётся возвращаться обратно.

Мы покинули город и очутились где-то там, на сохранившемся островке природы. Луг и травы, запах цветов, и река ворочает тяжёлыми водами в отдалении.

Из головы не выходил незадачливый ухажёр Рени. Так и подмывало расспросить, что за самодовольный осло припёрся с букетом цветов. Вместо этого задал другой, терзающий меня вопрос. Она обещала превратить красавчика в крысу. Не удивлюсь, если умеет.

Всё оказалось гораздо скучнее. В этом мире если и есть магия, в неё не верят. Странный мир, к которому придётся приспосабливаться.

Вода притягивала. Манила. Я решил не сопротивляться.

– Мне нравится ваша река. Хочу её покорить.

Наверное, не стоило смущать девушку, но меня раздражала чужая одежда и собственное тело в ней. Когда ещё представится такая возможность?

Я спустился к берегу. Вряд ли с того места, где мы лежали, хорошо просматривается местность. Не учёл только одного: Рени увязалась за мной. Не сразу. Я почувствовал её присутствие, когда полностью разделся и собрался войти в реку.

Придушенный писк. Испуганная мышь в предсмертной агонии. Ну да, вряд ли благопристойная девушка видела обнажённого мужчину. Пришлось поспешить.

Вода оказалась ледяной. Бытует мнение, что кровочмаки не чувствуют холода, жары, не способны ощущать ничего, кроме голода, имя которому – жажда. На самом деле всё не так, но наш род предпочитает не развеивать байки, что сочиняют и рассказывают по ночам люди. Пусть страшатся и рисуют в головах своих ужасные картины. Так проще ими манипулировать.

– Гесс! Что вы творите! Здесь очень глубоко и слишком быстрое течение! – Рени разволновалась не на шутку, бегала по берегу, как пугливая джеленья[1]. Она забыла добавить «мистер», и мне это понравилось. В её устах часть моего родового имени звучала по-особенному.

Течение здесь действительно бурное. Но что для кровочмака холод, глубина и стремительный бег воды? Детские игрушки. Нужно лишь приспособиться. Я чувствовал себя прекрасно. Не знаю, почему захотелось пошутить? Этот ненормальный мир действовал на меня странно.

Я нырнул и погружался всё глубже и глубже. Ничего интересного на дне реки. Рыжеватая вода, тонкие водоросли местами ковром, проплешины песка, мягкий ил. Рыб, наверное, я распугал. А может, в этом месте их нет.

Я увлёкся, разглядывая чужую реку. Забылся. Очнулся, только почувствовав неладное. Ближе к берегу вода стала мутной и что-то подозрительно белое маячило впереди.

Ситуация, когда говорят, что сердце встало.

Шаракан. Эта ненормальная сиганула в реку вслед за мной.

Рени тонула. Ей хватило ума снять ботинки, но одежду – нет. Она ещё барахталась, но куда ей бороться со стремительным течением – оно побеждало.

Думать было некогда. В этом облике мне не хватало скорости. Кажется, она и так уже нахлебалась ледяной воды, поэтому низшая ипостась – то, что нужно.

Раз – и я превращаюсь в мелкое, уродливое лохматое создание. Два – оказываюсь рядом с девушкой. Три – выношу её на берег. Три мига – три секунды. Хорошо, что она ничего не видит: лишние вопросы сейчас ни к чему, потому что нельзя ни лгать, ни говорить правды.

Все эти смены ипостаси жрут много энергии, но как-то я не был готов начать своё пребывание в другом мире со смерти девушки.

Развожу ей в стороны руки, ритмично нажимаю ладонями на грудь. Вдыхаю воздух в рот. Замечательный способ коснуться её губ! Но в тот момент не до трепетных дум, тем более, я не её восторженный воздыхатель.

Ещё три энергичных нажатия – и фонтанчик воды вырывается наружу. Девушка кашляет. Открывает глаза.

– Вы голый, – какие ещё слова она могла сказать, вернувшись с полпути до Небесного Тракта?

Рени

Только полный кретин с ватой вместо мозгов мог, раздевшись догола, полезть в стремительные воды Мельты. Голый! Вот абсолютно! В чём мать родила! Вопиющее бескультурие! При девушке! Но какое тело, Господи, какое тело…

Кажется, я немного засмотрелась. Ну, так. Совсем чуть-чуть. Одним глазиком. Да какое там – во все глаза пялилась, рот раскрыв. Когда сообразила и зубами клацнула, прикусила язык. Видать, высунув, как собака, свесила до земли. И уши развесила, ослица ушастая! И пискнула, кажется, как та самая крыса, о которой мы вели высокоинтеллектуальные беседы недавно на лугу.

А ему хоть бы хны – шёл, поигрывая мускулами. Поджарый, тонкий в талии, с вот такенными плечами – здесь можно руки пошире расставить. Так мой батюшка делает, рассказывая, какую рыбу он упустил, когда раз в год выбирается на рыбалку.