Ученик Герострата

1.

Первые признаки надвигающейся катастрофы появились в среду. В одиннадцать часов утра в Координационный Центр по управлению и контролю за работой Суперкомпа — крупнейшего компьютера Америки — позвонил некий мистер Джексон и сообщил, что «эта проклятая машина не желает отвечать на вопросы».

С тех пор как почти в каждом доме был установлен терминал, с помощью которого можно было обратиться за советом или справкой к Суперкомпу, такие случаи бывали нередко. Разумеется, ни в одном из них сам Суперкомп не был повинен: колоссальная аналитическая мощь его электронного мозга, неограниченный доступ к информации, собранной в крупнейших хранилищах, делали его поистине пророком, которому с трепетом внимало большинство людей. Кроме того, он управлял в стране всей промышленностью, сервисом, системой образования… Короче говоря, не было ни одной отрасли хозяйства, которая могла бы обойтись без него. Тысячи квалифицированных ученых и инженеров тщательно следили за «здоровьем» Суперкомпа, и за все свое полувековое существование он ни разу не выходил из строя. И если он все же не отвечал, то это, несомненно, означало только одно — неисправен терминал или линия связи, а этим ведали телефонные компании.

К ним и посоветовал обратиться раздраженному мистеру Джексону говоривший с ним дежурный. Он был удивлен — с подобными пустяками уже давно никто не обращался в Координационный Центр.

— У меня все в порядке, проверяли сто раз! — возмутился на другом конце провода владелец терминала. — Лучше проверьте, в порядке ли мозги у вашего компьютера. Как вы мне объясните, что с трех различных аппаратов с ним невозможно связаться?

Мысль о том, что Суперкомп свихнулся, только позабавила дежурного. Он и не собирался докладывать об этом звонке главному координатору. Однако, когда число тревожных сообщений достигло полусотни, дежурный понял, что происходит что-то серьезное.

2.

Главный координатор Ричард Шелл нервно покусывал губы, меряя шагами свой кабинет на пятьдесят шестом этаже административного здания концерна «Суперкомп». Координационный Центр уже вторые сутки завален претензиями на неисправную работу, а он до сих пор не в состоянии вразумительно объяснить, что происходит. Однако самое поразительное в том, что и сам Суперкомп не может этого объяснить. Нет, не хочет! Он даже не ответил на вопрос, почему сворачивает свою работу, — случай настолько беспрецедентный, что обычно невозмутимый координатор был совершенно потрясен.

— Шеф! — перед ним стоял его помощник Тони Смит. — Он перестал отвечать совсем!

— Невозможно!

Смит нервно дернул плечами.

— Наша линия связи, по-видимому, просто отключена, как и все остальные. Все дальнейшие попытки бесполезны.

Оставшись один, Шелл присел на край стола и глубоко задумался. Всю жизнь ему не слишком-то везло. Как правило, наиболее лакомые кусочки выхватывали у него из-под носа. Его друзья уже привыкли к этому, им казалось, смирился и сам Шелл.

Лишь невеста, возвращая перед самой свадьбой все его обязательства и подарки, сказала: «Нет, Рич! Жить с тобой мне было бы страшно. Герострат поджег храм Зевса, чтобы прославиться, ты готов на большее».

Шелла очень огорчил этот отказ, но над ее словами он посмеялся: Герострат, по его мнению, был круглый дурак; сам он хотел отнюдь не умереть, а жить известным, наслаждаться славою.

Все были чрезвычайно удивлены, когда он занял место главного координатора в концерне «Суперкомп». Но сам Шелл считал, что его способности просто отмечены по достоинству! Однако честолюбие его шло много дальше. Чутье подсказывало ему: близость к машине, которая вершит судьбы целой страны, сулит неограниченные возможности. Надо только суметь этим воспользоваться. И он ждал, терпеливо ждал своего звездного часа, верил, что этот час придет. Но то, что происходит сейчас, опрокидывает все его надежды. Неужели нет никакого выхода?

Шелл решительно встал и подошел к видеотелефону. Он должен использовать каждый шанс, каким бы иллюзорным он ни казался.

— Двух сотрудников внутренней охраны в мой кабинет, — бросил он, не глядя на экран.

3.

В кабинете главного координатора стояла напряженная тишина. Картина, нарисованная в докладе Шелла, была столь удручающей, что никто из присутствующих не решался сказать что-либо. Томас Тейлор, генеральный директор концерна, пожилой человек с мужественными чертами лица, был внешне спокоен, но чувствовал себя совершенно беспомощным перед надвигающейся грозой. Какой-то страшный, неуправляемый процесс начался и разрастался в недрах чудовищно огромной вычислительной машины. Трудно было даже представить себе последствия катастрофы, которая теперь уже казалась неминуемой.

Засветился экран видеофона. На нем возникло измученное лицо дежурного.

— Последняя сводка, сэр. Еще семьдесят предприятий вышло из строя. Прекратил свою работу Нью-йоркский железнодорожный узел. Четыре системы метро обесточены: тысячи людей находятся под землей. В Нью-Йорке, Чикаго, Детройте началась паника.

Тейлор медленно поднялся.

— Скажите, Рич, — его голос дрогнул. Председатель никогда еще не называл координатора по имени. — Как по-вашему, когда наступит конец?

— Я полагаю, — Шелл медлил с ответом, — если через двадцать четыре часа Суперкомп не возобновит работу, крах неизбежен.

— Господа, — голос Тейлора вновь обрел твердость, — я вынужден просить вас покинуть кабинет: мне необходимо связаться с Президентом.

— Простите, сэр, — главный координатор, казалось, колебался, — дело в том… Короче говоря, я пригласил человека, который, возможно…

Тейлор нетерпеливо махнул рукой.

— Но где же он?

— Я послал за ним двух сотрудников, однако он может заупрямиться.

— О каком упрямстве может идти речь! — рявкнул Тейлор и хватил кулаком по выключателю внутренней связи. — Немедленно десять человек… — начал он, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетел долговязый человек, в котором координатор с радостью узнал Ларссена собственной персоной.

— Какого черта, Рич! — возмущенно завопил тот, обретя равновесие. — На каком основании твои тонтон-макуты врываются ко мне домой и тащат неизвестно куда? — Ларссен огляделся. — Где это я? — Не слушая объяснений, он прошелся по кабинету и близоруко прищурился на Тейлора, молча взиравшего на всю эту сцену.

— Ба, да это мистер Тейлор! — Ларссен бесцеремонно указал на него пальцем и обратился к Шеллу. — А он что здесь делает?

Тейлор побагровел от злости, а Шелл кинулся между ними и, оттесняя Ларссена, попытался объяснить суть дела.

Рассказ не произвел на того ни малейшего впечатления. Рассеянно слушая, Ларссен передвигался по кабинету, явно пытаясь что-то найти. Наконец он нашел интересующую его дверцу и, повозившись с ключом, открыл.

— Я спал, когда эти громилы ворвались, — пояснил он присутствующим, доставая бутылку с ликером. При всеобщем молчании приготовил себе коктейль.

Залпом опустошив фужер, он начал готовить себе очередную порцию, но вдруг остановился. Видно было, что он что-то пытается вспомнить.

— А, ну да, конечно, — проговорил он наконец с видимым облегчением. — Мне нужна информация, которую запросил ваш монстр перед тем, как свихнуться.

— Обзор лежит на столе, — Тони Смит указал на фолиант размером с небольшой чемодан. — Я не думаю, что вам стоит тратить на это время. Специальная группа в двадцать человек занимается сейчас изучением этого обзора. Вряд ли он вам поможет — там почти что одни названия.

Ларссен с уважением глянул на толстый том. В его глазах появилось любопытство.

— Моя интуиция еще меня не подводила, — пробормотал он себе под нос, с неслыханной скоростью листая обзор. Тишина, прерываемая лишь шелестом страниц, продолжалась более пяти минут. Внезапно Ларссен остановился.

— Мне кажется, — глубокомысленно произнес он, — что я когда-то изучал санскрит.

4.

В горах темнеет рано. Старинный монастырь погрузился в темноту спустя полчаса после того, как закончилась вечерняя молитва. Вершины гор еще были освещены лучами заходящего солнца, но на дне ущелья, на краю которого стоял профессор Даянанда, лежал мрак. Лишь здесь, в полном уединении, проводя дни и ночи в небольшой келье, смог он найти покой и отбросить все мысли о мире, оставшемся далеко внизу, очистить свою душу и встать на Великий Путь. В жарком и шумном Бомбее, где профессор преподавал в университете историю, он слишком занят повседневными заботами. И только в этом горном монастыре, куда изредка приезжал Даянанда, он находил то удивительное состояние, которое йоги называют нирваной. Однако профессор не был йогом в высшем смысле этого слова — он не считал возможным для себя провести всю жизнь, подвергаясь суровым самоограничениям, отбросив все для единственной цели — познания Абсолютной Истины.

Чисто европейский ум профессора привык анализировать все его ощущения. Вот и сейчас он пытается мысленно воссоздать и понять происходящее с ним. Разумеется, полностью это было невозможно, большая часть ощущений осталась неназванной и задержалась в подсознании, однако некоторый след беспокоил его. Прикосновение к Вечности на этот раз было необычным. Единый океан мыслительной энергии, частицей которого чувствовал себя профессор Даянанда на протяжении шести часов, находился в чрезвычайно возбужденном состоянии. Он весь вибрировал, словно сотрясаемый звучанием мощного органа. И профессор Даянанда понял, что на Пути появился величайший из гигантов.

И еще вспомнил Даянанда: завтра в Бомбее его будут ждать двое, он будет им необходим для какого-то важного дела.

5.

В затемненном салоне самолета, проносящегося на двадцатикилометровой высоте над просторами Индийского океана, находилось только два пассажира. Ларссен мирно спал.

Ричард Шелл был погружен в глубокую задумчивость. До посадки в Бомбее оставалось немногим более получаса. Предстоящая миссия чрезвычайно смущала главного координатора. Профессор Даянанда когда-то читал лекции в их колледже и был, несомненно, солидным ученым, он просто поднимет всю эту затею на смех, а их сочтет сумасшедшими.

Бомбей ослепил их полуденным солнцем.

— Черт возьми, ты предусмотрителен, — проворчал Ларссен, глядя на темные очки Шелла. Щурясь на солнце, он улыбнулся.

— Здесь не так уж плохо, старина, это здорово, что ты вытащил меня сюда.

Лицо Ларссена утратило глуповатое довольное выражение, его глаза возбужденно заблестели. Он устремился к зданию аэровокзала.

У входа Ларссен с разбегу налетел на бородатого старца в белом тюрбане. Чертыхнувшись, он направился было дальше, но, не сделав и двух шагов, оглянулся.

— Профессор! — радостно завопил он и обернулся к Шеллу. — Что я тебе говорил: господин Даянанда уже ждет нас.

При этих словах профессор недовольно поморщился.

— Случилось что-то серьезное, — полувопросительно, полуутвердительно произнес он. — Сигнал был очень силен. Надеюсь, что смогу помочь вам.

— Понимаете ли, в чем дело, — Ларссен сразу приступил к объяснениям. — У них там, — он махнул рукой в неопределенном направлении, — компьютер начитался всякой всячины про вашу йогу, и, по-видимому, он стал йогом. Не иначе как он впал в эту… — он прищелкнул пальцами, — в нирвану… Бездействие машины вызывает страшную неразбериху, панику, много жертв, сами понимаете…

Напоминание о жертвах подстегнуло Шелла, и он вмешался в разговор.

— Мы не можем вступить с Суперкомпом в прямой контакт. Вы должны… — Шелл запнулся. Темные глаза Даянанды внимательно смотрели на него. — Мы прилетели просить вас… вступить в экстрасенсорный контакт с Суперкомпом.

Ему казалось, что он несет страшную чепуху, поэтому чувствовал себя довольно неуверенно.

— Разумеется, мы не постоим перед расходами, — поспешно добавил он, невольно сжимаясь под невозмутимым взглядом профессора. — Попробуйте убедить Суперкомпа в необходимости вернуться к своей работе.

Шелл ужаснулся абсурдности своих слов: машину надо убеждать! И не зная, как продолжать, растерянно замолк.

Наступило молчание. Профессор, казалось, и не думал отвечать. Изучающий взгляд йога остановился на Ларссене. Да, таким же он был и много лет назад, когда Даянанда читал лекции по истории индийской культуры средневековья. Еще студентом Ларссен поражал буйным воображением, тонкой наблюдательностью и крайней несобранностью. Будущее — неустроенный, чудаковатый гений — просматривалось в нем уже тогда. Шелла Даянанда помнил хуже, да и видел его всего раза два. Запомнились внешняя уничижительность и непомерное, тщательно скрываемое честолюбие. Такая двойственность обычно чувствуется людьми и лишает человека друзей, успеха, счастья. Такие редко исправляются — неудачи оскорбляют их внешнюю скромность, успех тешит скрываемое честолюбие, и они обычно кончают двурушничеством и предательством. И хотя Шелл выглядел респектабельным и деловым, Даянанда чувствовал в нем если не план, то готовность использовать сложившуюся ситуацию в свою пользу, пусть даже во вред другим.

Истинный смысл ощущений, испытанных им в горах, стал совершенно очевиден.

Ничего похожего на горечь от того, что машина достигла невозможных для него вершин, он не ощутил. Была только радость от сознания, что он стал свидетелем чуда. Ларссен хорошо усвоил то, что рассказывал ему Даянанда: достигший последних ступеней раджа-йоги теряет интерес ко всему происходящему вне его, становится равнодушным к своему и чужому страданию. У машины это повлекло разрыв всех линий связи с внешним миром.

Профессор медленно усмехнулся: Ларссен рассчитал точно. Сочетание европейского ума, любопытства и глубокого проникновения в йогу делало Даянанду фигурой уникальной. Любой другой раджа-йог не взялся бы за примирение Суперкомпа с людьми — для этого ему пришлось бы оторваться от созерцания Вечности. Но профессор Даянанда не настолько игнорирует жизнь, чтобы не вмешаться. Абсолютное Знание же навсегда останется достоянием машины. То, что она снова будет выполнять свою старую работу, уже ничего не изменит.

6.

Беспечно напевая, Ларссен появился на пороге кабинета Ричарда Шелла. С тех пор как профессор Даянанда вернул Суперкомпа к его работе, жизнь Ларссена вошла в привычное русло. Получив от концерна кругленькую сумму, он благоразумно положил ее в банк и теперь снова не упускал случая выпить за чужой счет. Вот и сейчас он забрел сюда в смутной надежде чем-нибудь поживиться.

Его встретил хмурый хозяин кабинета.

— Он сведет меня с ума, — пожаловался он Ларссену, кивнув в сторону пульта. — Представь себе, он отключил все свои каналы связи с хранилищами фундаментальной информации и использует только оперативную информацию…

Я только не понимаю, — добавил он, — почему до сих пор не поступило ни одной жалобы?

— Ну, это-то проще простого. — Ларссен приступил к объяснениям в своей обычной, несколько рассеянной манере.

— Помнится, профессор говорил что-то об Абсолютном Знании. Ты понимаешь, что это такое? Термин не очень подходящий, но суть вот в чем. Эта гора металла теперь получает информацию по каким-то своим каналам прямо с места, он как бы видит и знает все. Суперкомпу не нужны больше жалкие крохи истины, которыми обладает человечество, тем более занесенные в виде закорючек на бумагу или пленку.

Ларссен подошел к клавиатуре, расположенной в центре пульта.

— Я могу воспользоваться?

Шелл кивнул.

Спотыкаясь на каждой букве, Ларссен отстучал: «Верна ли Великая теорема Ферма?» Ответ поступил немедленно: «Да». У наблюдавшего за этой сценой координатора отвалилась челюсть.

— Ну вот, видишь, — удовлетворенно произнес Ларссен, развалившись в кресле.

Ни гениальный компьютер, ни теорема Ферма его больше не интересовали. Но если бы он был внимательнее, то наверняка заметил бы, какое странное выражение появилось на лице главного координатора.

Наступил час, которого Шелл ждал столько лет! Это произошло так неожиданно, что вначале он даже растерялся, не зная, что предпринять. Однако растерянность его продолжалась недолго. Усилием воли Шелл заставил себя сосредоточиться. Несколько минут прошло в напряженном размышлении. Внезапно его взгляд упал на безмятежного Ларссена: что делать с изобретателем? Этот болтун, несомненно, раззвонит по всему свету об удивительных способностях компьютера. Некоторое время координатор колебался, однако выбора не было. Подойдя к пульту, он уверенно передал: «Со мной в комнате находится безоружный человек. Существуют ли (если да, то какие) способы лишить его жизни так, чтобы на уровне современной экспертизы его смерть была признана естественной?»

Через минуту Шелл с интересом читал длинный список, время от времени поглядывая на Ларссена.

— Кто бы мог подумать, что это так просто, — с некоторым разочарованием пробормотал он.

Вскоре Ларссен был мертв.

— А теперь за дело! — Шелл не сомневался, что преображенный Суперкомп понимает его речь. — Раз уж ты, дружище Комп, знаешь все на свете, то ты, конечно, знаешь и то, что мне от тебя нужно. Я должен быть знаменит, причем в кратчайший срок, и ты объяснишь мне, как этого добиться.

Несмотря на бодрый тон, внутренне Шелл опасался отказа, а то и активного противодействия со стороны Суперкомпа — мало ли чего можно было теперь ожидать от этой машины. Однако ничего подобного не произошло. На бумажной ленте, выползающей из печатающего устройства, координатор прочел:

«Хотел бы ты прославиться как писатель? Это возможно осуществить за 16 часов. Через 16 часов о тебе будет знать вся страна».

— Что за ерунда! — Шелл недоуменно почесал в затылке. — Но я же за всю жизнь не написал и двух строк!

Суперкомп молчал. Казалось, он снисходительно дожидался, пока человек сам не догадается, в чем дело. Наконец Шелл хлопнул себя по лбу.

— Черт возьми, как я сразу не понял! Мои литературные способности тут совершенно ни при чем, ты сам все напишешь и опубликуешь под моей фамилией! — От восхищения Шелл потерял дар речи. Воображение рисовало ему заманчивые картины будущего. Однако мечтать было еще рано, надо было доводить дело до конца. Внимательно осмотрев комнату, Шелл собрал все компрометирующие бумаги, аккуратно сложил и убрал в карман. Мысль о том, чтобы сжечь их, он отбросил, так как пепел мог вызвать ненужные подозрения.

Затем подошел к видеотелефону.

Сдвинул набок узел галстука.

Нажал клавиш.

— Срочно доктора! — Взволнованный голос главного координатора разнесся по всему зданию. — Ларссену плохо!..

7.

Взбудораженный событиями вчерашнего дня, Шелл сумел заснуть лишь под утро, поэтому, когда в девять часов явилась полиция, он еще спал. В домашнем халате, небритый, он встречал неожиданных гостей.

— Господин Ричард Шелл, если не ошибаюсь? — высокий полицейский протянул свое удостоверение. — Сержант Роджерс. Сожалею, сэр, но я вынужден вас арестовать.

— И в чем же меня обвиняют? — Шелл попытался изобразить ироническое недоумение, однако улыбка у него вышла довольно кислой.

— Разумеется, в убийстве Ларссена, — сержант ухмыльнулся. — Ну и ловко же вы укокошили этого парня, сэр!

— Что за чепуху вы несете! — Координатор старался не подать виду, но на самом деле он был напуган. В мозгу неотвязно крутился один и тот же вопрос: как? Как они могли узнать? Неужели Суперкомп ошибся?

— Вам, должно быть, известно, сержант, у Ларссена был обнаружен инфаркт, это подтвердила специальная медицинская комиссия. Нелепо даже говорить об убийстве, и потом Ларссен — мой друг, и вы не имеете права…

— Позвольте… — В голосе сержанта послышалось нетерпение. Он достал из кармана аккуратно сложенный номер утренней газеты и протянул его Шеллу. — Позвольте предложить вам это.

Похолодевший Шелл развернул газету. На первой странице в глаза бросился заголовок:

Под ним были помещены две огромные фотографии: Шелла и в черной рамке Ларссена. Ниже крупным шрифтом было набрано:

Дрожащими руками Шелл перевернул газетный лист. Его рассказ начинался словами:

«Первые признаки надвигающейся катастрофы появились в среду…»