Убийство Морозного Короля

В ЦЕЛЯХ ОЗНАКОМЛЕНИЯ! При распространении файла или же выставления фрагментов указывать меня.

Авторы: Кэндис Робинсон, Эль Бомонт

Книга: Убийство Морозного Короля

Серия: от Смертельных Врагов до Возлюбленных Монстра (книга 3)

Перевод и редакция: ПЕРЕВОД lenam.books (https://t.me/translationlenambooks)

Плейлист:

Хотите послушать во время чтения и погрузиться в мир? Послушайте плейлист ниже!

If I Had A Heart by Rachel Hardy

Wolves Without Teeth by Of Monsters and Men

Ice Queen by Within Temptation

No Light, No Light by Florence + The Machine

Lullaby of Silence by Jenia Lubich

Hands by Jewel

Every Breath You Take by The Police

Stand My Ground by Within Temptation

To Be Human by Marina

Nemo by Nightwish

Карта Фростерии:

Эта история для странных людей и тех, кто никогда никуда не вписывается.

Вы были рождены, чтобы править.

1. МОРОЗКО

Снег падал на булыжники внутреннего двора замка, создавая картину безмятежности — или, по крайней мере, создавал бы, если бы не корчащееся тело под сапогом Морозко.

Смертный застонал и заскрежетал ногтями по льду в тщетной попытке вырваться из рук короля.

Горный ветер трепал волосы Морозко, задевая его нос.

— Прекрати шевелиться. Ты запятнал землю своей кровью. — Морозко нахмурился, указывая на красные пятна, пропитавшие сугробы. Скоро смертный перестанет двигаться — в конце концов, он был предательским негодяем.

Мало того, что он слонялся по замку, что было запрещено, если его не позвали, так он — и вся деревня Винти — решил не проводить церемонию, которая проходила на протяжении веков. На карту была поставлена не только честь Морозко, но и многое другое. Конечно, жители деревни сочли разумным продолжить празднование, но почему-то забыли о самой важной части церемонии — жертвоприношении животных.

Но Винти считали себя умными, танцуя вокруг костра, выпивая и принимая пищу, предназначенную для празднования жертвоприношения. Они насмехались и издевались не только над ним, но и над Фростерией.

Морозный Король должен был это исправить.

Как удачно, что Морозко прислал посланника, чтобы тот стал свидетелем всего этого, а посланника сопровождал капитан королевской гвардии, Андрас.

Андрас отлично справился с задачей, схватив бьющегося человека, и привел смертного к Морозко, чтобы тот его допросил и, если сочтет нужным, подверг пыткам.

Морозко усилил давление на сапог, и жизнь человека хлынула дальше из раны на боку. Плоть отслоилась, обнажив мышцы и кости.

— Я.… я сказал капитану, — кашлянул мужчина, — что решение о жертвоприношении принял вождь. Не все из нас хотели причинить вам такое неудовольствие. Но мы потеряли много скота во время прошлого шторма. — Его тело содрогнулось. — Пожалуйста, сир, пожалуйста. Мы только думали…

— В том-то и дело, смертный. Ты совсем не думал. Никто из вас не думал. Вы могли бы просто бросить на плиту одного из своих вместо животного, и дело с концом. — Убрав ногу от человека, Морозко отвернулся и шагнул к капитану стражи. Багровые волосы демона Мороза развевались на ветру, и Андрас не успел и глазом моргнуть, как Морозко выхватил меч капитана.

— Но Винти даже этого не смогли сделать. Деревня заплатит, начиная с тебя. — Морозко сузил глаза, и в нем поднялась ярость.

Все, о чем просил Морозко, когда они убили его мать, — это провести церемонию — ритуал, во время которого они принесут в жертву животное на алтаре, чтобы кровь пропитала землю, и произнесут слова, которые она требовала от них. Пусть эта кровь насытит вас. Пусть эта кровь доставит вам удовольствие. Она дается безвозмездно в память о вашей жизни. Маранна жаждет похвалы даже в смерти. Он фыркнул.

Мать Морозко была жестокой и несправедливой правительницей, поэтому ее свергли и убили смертные. Если бы она не предусмотрительно спрятала Морозко в ледяной пещере, он, скорее всего, тоже был бы убит. Но стражи пожалели его, защитили и уверили массы, что Морозко не такой, как все, и в некотором роде так оно и было.

Смертный шлепнул рукой по земле, поднялся на ноги и покачнулся.

— Помилуйте, Ваше Величество, умоляю вас.

Морозко посмотрел в глаза капитану, который наблюдал за тщетной попыткой бегства. Он пожал плечами, закусил нижнюю губу и, крутанувшись на пятке, бросая меч. Он пролетел по рукояти, пока с противным хлюпаньем не вонзился в спину крестьянина. Мужчина тут же рухнул на лед, дергаясь до тех пор, пока не перестал двигаться.

— Жаль, что твоя кровь пропадает зря и не может спасти кого-то другого. — Увы, его тело не лежало на алтаре, и жертвенные слова не были произнесены. Отвернувшись, Морозко скривил губы в отвращении. — Отруби ему руку. Проследи, чтобы Винти получил их благодарственный дар с четким указанием провести церемонию через неделю. И уберите этот чертов беспорядок. — Когда Морозко отошел от капитана, ему на глаза попались пряди его белых волос. Багровый оттенок омрачал его безупречные локоны. Он нахмурился, вытирая лицо, на котором также остались следы крови. Какой беспорядок устроил смертный. Вздохнув, он направился к входу в замок, и двое стражников открыли массивные двери из черного дерева.

— Письма прибыли и находятся в вашем кабинете, Ваше Величество. — Ульва, одна из его слуг, сделала быстрый реверанс и исчезла в длинном извилистом коридоре.

Письма от крестьян из деревень или, возможно, от дворян, пытающихся заложить ему свою дочь, клянясь, что ее волосы прекрасного золотистого оттенка. Ему нужна была не жена, а игрушка. В таких он всегда нуждался.

Ботинки Морозко тяжело ступали по мраморному полу, отражаясь от стен. Даже желание прижаться к теплому телу не смогло его отвлечь. Глупые смертные не знали, почему жертвоприношения должны продолжаться.

Он нахмурился. Его дворецкого, Ксезу, нигде не было видно. Нужно было решать дела, готовиться к празднику. Где же он был?

Отсутствие смертного в пределах досягаемости дало ему время обдумать отказ. На кону стояло нечто большее, чем его гордость. Беспокойство подтачивало терпение Морозко, подобно плотине, готовой прорваться. Смертные не знали, что они натворили. Их мир, каким они его знали, мог рухнуть от одной этой незначительной оплошности.

Он стиснул зубы, осматривая фойе и парадную лестницу. Ксезу по-прежнему нигде не было.

— Где же этот смертный? — прорычал он, откидывая накидку, чтобы та не запуталась перед ним.

Морозко не хотел думать о своей матери и о проклятии, которое она наложила на землю. Королева защитила его от внешнего зла, но это не означало, что он был защищен от нее. Материнского инстинкта явно не хватало.

Морозко никогда не знал своего отца. На самом деле его отец не дожил до зачатия Морозко, потому что Маранна вонзила в его сердце ледяной клинок. Она злорадствовала по этому поводу.

Для Маранны ее сын был еще одним предметом, еще одной пешкой, которая была ей полезна. Средство для продолжения ее рода и обеспечения ее власти.

Ее смерть не поразила его в самое сердце, но заставила вскипеть кровь, потому что люди вздумали восстать против своего начальника — своего принца.

— Ксезу! — крикнул он своему дворецкому.

За углом показался мужчина средних лет. Его длинные темные волосы были аккуратно заплетены в косу и спадали на плечи, когда он кланялся в пояс. В уголках глаз залегли морщинки, но в остальном его загорелое лицо было гладким.

— Ваше Величество.

Дворецкий Фростерии испачкал руки, поэтому Морозко не пришлось этого делать, но это не означало, что король этого не сделает. Доказательством тому служили его волосы и пальцы. Но Ксезу был его вторым помощником, и когда король нуждался в нем, смертный делал все, что от него требовалось.

— К сожалению, смертные возомнили себя умными и не провели ритуал. — Он с усмешкой направился к Ксезу. — И ты знаешь, что это значит. — Во взгляде дворецкого мелькнуло удивление и, возможно, страх. Морозко не испытывал ничего, кроме ликования, но он не хотел показывать, что в нем поднимается паника. Как другие будут стучать по печати, которую ослабила его дорогая матушка. Морозко почти слышал, как когти скребут по магической печати, как высокопарно кричат…

— Но это значит…

Его дворецкий знал правду. Когда-то Ксезу сам был деревенским жителем и не понимал, что за этим стоит. Теперь, на службе у Морозко, он знал и боялся страшных последствий. И вполне заслуженно.

— Именно так. Поэтому они будут вынуждены пожертвовать одним из своих. Мы не хотим расстраивать дорогую маму, мертва она или нет. Ее проклятие живет и здравствует. — Морозко протянул руку вперед и ухватился пальцами за отложной воротник кожаной униформы Ксезу. — Мы не будем рисковать, если нас захватят твари моей матери, ты понял? — Он потянул ткань, а затем невесело улыбнулся.

Ксезу склонил голову.

— Д-да, Ваше Величество.

Морозко начал уходить, потом повернул голову.

— Найди Андраса, пока он не уехал. Проследи, чтобы Винти вложили все силы в этот ритуал. Они должны сделать его более смелым. Костер, пир, музыка… Они должны украсить всю свою деревню. — Он сделал паузу, и его улыбка превратилась в лукавый восторг. — На этот раз их жертвой станет один из них. И я буду решать, кто это будет, потому что я буду там, чтобы убедиться, что они выполняют свою часть этой вековой сделки. — Он возьмет того, кто причинит деревне наибольшую боль. Того, кого деревня будет защищать, потому что он хотел, чтобы порез был болезненным.

Ксезу моргнул.

— Вы хотите отправиться туда сами?

— Да. Сейчас я им не доверяю, а если меня не будет, кто скажет, что они снова не попытаются мне насолить?

Его дворецкий, похоже, понял доводы и кивнул.

— Очень хорошо. Я передам это Андрасу, Ваше Величество.

Так ему и надо.

На данный момент горячая ванна была первоочередной задачей.

Белый мраморный пол уступал место черной лестнице. Балясины напоминали ивовые ветви, а их шишковатые сучья извивались друг вокруг друга, упираясь в перила.

Поднявшись по лестнице, Морозко расстегнул дублет. Дойдя до своих покоев, он снял одежду и бросил ее.

Посреди комнаты стояла большая кровать, а четыре столба из черного ореха поддерживали шелковистый балдахин белого цвета. В дальнюю стену выходило окно, из которого открывался вид на горную цепь, и в большинстве дней туман или снежные облака скрывали их массивные формы. Но в ясные дни были видны четкие контуры гор и заснеженных долин. А ночью яркие синие, зеленые и фиолетовые оттенки плясали на ветру, как знамя.

Пройдя в умывальную комнату, он наполнил ванну. Дымящаяся вода попала на фарфор, и жар ударил ему в лицо. Сняв остатки одежды, он зашел в ванну и застонал от жара, обдавшего его лодыжки и икры.

Тепло разъедало напряжение в его теле, но ничего не помогало подавить бурлящую внутри ярость. Смертные всегда считали, что знают больше, предлагая новые идеи и способы решения задач. На самом же деле старые способы существовали не просто так…

— Вы жалкие глупцы! — Морозко отхлебнул воды и, набрав пригоршню, вылил ее себе на голову. — И все же именно меня вы вините после всего, что я сделал для Фростерии.

После всей той защиты, которую он предложил.

Мир.

А теперь они угрожают его нарушить. И вина ляжет на его голову, словно корона из кинжалов.

Нет. Он не допустит этого. Смертные заплатят.

2. ЭЙРА

Смертность в мире бессмертных была всего лишь слабостью. Даже животные за пределами родины Эйры жили вечно. Фростерия, в некотором смысле, никогда не была предназначена для людей. Жгучий холод был бесконечен, и только огонь в доме давал настоящее тепло. Однако вечная жизнь может стать и проклятием, особенно для тех, кто обречен на одиночество.

Подул резкий ветер, от которого Эйра задрожала. Она плотнее притянула к себе меховую накидку.

— Пожалуй, бессмертие было бы сейчас как нельзя кстати, тогда я могла бы выходить на улицу голой, если бы захотела, — пробормотала она про себя. — То есть не то чтобы я это сделала. Но, по крайней мере, была бы такая возможность.

Эйра заскрипела зубами, глядя в темноту, на ветви заснеженных деревьев, где сияла луна. Как и в большинстве ночей, она не могла сомкнуть глаз, поэтому вышла из своего уютного домика на опушку леса за домом.

— Где ты, Адаир? — прошептала Эйра, указывая на знакомую ветку, где он обычно отдыхал. За долгие годы совы прилетали и улетали, кроме одной, которая возвращалась с самого детства.

Послышалось биение крыльев, а затем громкое улюлюканье, пронизывающее ветер. Широкая улыбка озарила ее лицо в форме сердца, когда она взглянула на звезды. Яркая слоновая кость выделялась на фоне ночи, и она сделала шаг ближе к дереву, когда когти совы обхватили знакомую ветку.

— А, вот и ты, милый принц. — Она засияла, уже не думая о морозной погоде.

Адаир склонил к ней свою белоснежную голову и издал еще одно улюлюканье, после чего перепрыгнул на нижнюю ветку.

Как всегда, Эйра подняла руку и поманила его.

— Давай, это то же самое, что отдыхать на ветке, только мягче.

Сова молча наблюдала за ней, его глаза светились ярким оранжевым светом. Он приблизился, и она сделала еще один шаг к нему — так близко они еще никогда не были друг к другу, — когда вдалеке раздался высокий писк.

Сова вскинула голову и умчалась вдаль за своей ночной пищей.

— Возможно, завтра мы встретимся снова. — Она вздохнула.

У некоторых демонов во Фростерии были животные, ставшие их фамильярами. У людей такой роскоши не было — сова, которую она бесконечно пыталась спровоцировать, чтобы та села ей на руку, была ближе всех.

Эйра еще раз взглянула на звезды, раскрашивающие обсидиановое небо. Луна покоилась над головой, казалось, наблюдая за ними, — в эту ночь ее очертания были совсем тонкими. Если бы только звезды были сделаны изо льда, а она владела магией, то создала бы из воды замерзший канат, зацепившись за одну из них. Она бы подтянула ее к себе и подарила звезду отцу. Может быть, тогда он улыбнулся бы, зная, что душа ее матери, возможно, не вечна здесь, а где-то в другом месте.

Ей было интересно, если бы она достигла такого результата, была бы плоть звезды мягкой или твердой? Будет ли ее температура холодной или теплой? А если взять ее в руку, значит ли то, как она сияет, что она пульсирует, как сердце?

— Хватит глупостей, Эйра. Столько глупых вопросов, на которые никогда не будет ответа. И перестань разговаривать сама с собой — жители деревни и так смотрят на тебя странно. — Если только они не хотели купить что-нибудь у нее и ее отца. Но даже тогда она чувствовала на себе их тяжелые взгляды, когда они изучали некоторые из ее самых мрачных музыкальных шкатулок и марионеток. Они предназначались для нее и только для нее.

— Тьфу! — Она вскинула руки вверх и закружилась вокруг себя. — Мне плевать, что все думают.

Снег заскрипел под ее сапогами, когда она направилась обратно к своей хижине. Как только она закрыла за собой дверь, ее замерзшие руки обдало теплом. В камине лежало новое полено, пламя разъедало его деревянные слои. Отец — Федир — смотрел на нее со стола в углу комнаты, его очки сидели на носу, пока он работал над прикреплением руки к марионетке. С тех пор как она себя помнила, гостиная была завалена деталями от игрушек и музыкальных шкатулок. До рождения Эйры ее отец делал оружие, но когда мать родила ребенка, его ремесло перешло к изготовлению игрушек для смертных и демонов.

— Не спалось? — спросила она, снимая накидку и вешая ее на крючок на стене.

— Нет, но, похоже, тебе тоже. — Он улыбнулся, похлопав по табурету рядом с собой. При слабом освещении комнаты морщинки возле его серых глаз, казалось, стали еще глубже за последние несколько месяцев. Даже в его каштановых волосах появилось больше седых прядей.

Эйра на мгновение согрела руки у огня, чтобы вернуть им чувствительность, а затем опустилась на деревянный табурет. Ее отец плохо спал с тех пор, как мать Эйры скончалась от кашля, который оказался смертельным. Эйре тогда было всего пять лет, но после этого она стала помогать отцу. Она думала, что он снова женится, и Эйра была бы не против, но он так и остался довольным своей игрушкой и дочерью.

В свои двадцать лет Эйра не знала, когда и сможет ли она когда-нибудь покинуть дом. Но пока у нее были ее марионетки, музыкальные шкатулки и заводные игрушки. Прежде чем приступить к одному из своих творений, она быстро заплела свои темные волосы в косу, затем достала одну из незаконченных шкатулок и открыла ее. Она наблюдала, как танцовщица кружится по кругу, изящно разводя руками, одетая в платье цвета голубого льда и с цветами в волосах.

Вокруг нее звучала музыка, но ее мелодия была слишком тресковой. Ей нужно поработать над этим, но не успела она об этом подумать, как музыка прекратилась.

Проклятье. Если бы у нее была магия, она бы точно знала, что сделала с ней: создала бы танцовщицу из настоящего льда и позволила бы ей вращаться вечно, чтобы песня никогда не кончалась. Не нужно было бы постоянно подкручивать коробку, а механика не нуждалась бы в постоянных доработках.

— Ты собираешься раскрасить ее лицо? — спросил отец, встретившись с ней взглядом.

Она изучала гладкое смуглое лицо танцовщицы, ониксовые локоны, спадающие до пояса.

— Нет, мне нравится, что никто не знает, о чем она думает или что чувствует.

— Мрачные мысли, дочка.

— Ах, Папа, но ведь это самые лучшие мысли для творчества, не так ли? — Она засмеялась, поправляя кусок металла на дне шкатулки. Она снова завела ее, и мягкий звон наполнил комнату, на этот раз мелодия была идеальной.

— Ты так похожа на свою мать. И на меня — но вторая часть может оказаться ужасной. — Он хихикнул. — Как насчет того, чтобы приготовить нам чай, раз уж наши головы хотят быть занятыми?

— Мятный, пожалуйста. — Эйра взяла одну из недоделанных марионеток для клиента. Эта желала иметь лицо. Подняв кисть, она обмакнула ее в розовую краску, чтобы сделать марионетке щеки.

Всю оставшуюся ночь Эйра сосредоточенно рисовала, вырезала и пила чай, пока солнце не взошло через окно, осветив комнату. Ее ум не отдыхал ни разу, переходя от одного проекта к другому, оставляя одни незаконченными, другие завершенными, и даже не пожалел немного времени, чтобы сделать покойную марионетку в свадебном платье из всего черного. Слишком «мрачно».

В животе у нее заурчало, и она опустила взгляд.

— Ах, ты, хлопотунья, вечно мешаешь работать.

— Хочешь, я начну завтракать? — спросил ее отец, передвигая иголкой крошечный кусочек металла на игрушечных санях.

— Нет, моя очередь. — Зевнув, Эйра встала с табурета и направилась на кухню, когда в дверь постучали.

— Скажи клиенту, что мы не разрешаем приходить так рано. — Ее отец нахмурился.

Эйра закатила глаза.

— Сейчас, сейчас, мы не можем их прогнать. — Несмотря на то, что она предпочла бы сначала взять кусочек фрукта, она провела ладонями по передней части своего платья цвета сапфира, прежде чем открыть дверь.

На крыльце стоял Десмонд, сын вождя деревни, с поджатыми тонкими губами.

— Доброе утро, Эйра. — Он заложил несколько темных косичек за ухо, его глаза цвета красного дерева казались такими же невеселыми, как и его выражение лица. — Должно состояться деревенское собрание.

Она изогнула бровь.

— Когда? — В животе у Эйры вместо голода бурлило беспокойство. Для ежемесячного собрания было еще слишком рано, ведь они провели его всего неделю назад.

— Сейчас. Это касается короля. — Его пальцы судорожно теребили края накидки.

Морозко… Даже мысль о его имени не давала ей покоя, а ведь она ни разу не встречалась с Морозным Королем.

— Что такое?

— Отец не сказал мне, но я знаю, что ничего хорошего не будет. Поторопись. Мне нужно закончить сбор остальных жителей деревни. — С этими словами он повернулся на каблуках, поправил меховую накидку и зашагал к соседней хижине. Десмонд что-то знал, но она могла предположить, что вождь, скорее всего, велел ему ничего не говорить. Она выросла вместе с Десмондом — они были ровесниками, но никогда не были близки, поскольку он был слишком сосредоточен на продолжении наследия своего отца.

Когда она повернулась, чтобы взять яблоко, отец уже застегивал накидку.

— Это должно быть важно, если касается короля. Нам придется поесть позже.

— То, что я сначала съем яблоко, никому не повредит, — пробормотала она.

— Когда мы вернемся, ты сможешь съесть два. — Он бросил Эйре ее накидку.

— Скорее три. — Она усмехнулась и обернула плотную ткань вокруг плеч, когда они вышли на снег. Никто не задерживался у своих домов, пока они шли к центру деревни. Большинство людей уже собралось на помосте, где перед резным троном стоял вождь, беседуя с одним из старейшин. Его толстая накидка из серого меха был накинут на плечи, а ониксовые косы перетянуты кожаным ремешком.

Кто-то шагнул рядом с Эйрой, и она оглянулась, чтобы посмотреть, как ее подруга возится с кружевом своей накидки.

— Его Праведность требует, чтобы мы пришли сюда, — негромко произнес Сарен. — Почему бы королю не прийти самому?

— Возможно, потому, что он высокомерный урод. — Эйра закатила глаза. — Скорее всего, он слишком занят, расслабляясь в ванне и потягивая из кубка, наполненного кровью.

Сарен прижала кулак ко рту, чтобы заглушить смех.

— Действительно. — Они дружили с тех пор, как научились ходить, хотя все в деревне замечали Сарен — ее длинные золотистые волосы и глаза цвета неба. Она сияла, как солнце, и мерцала, как звезды. Эйра всегда предпочитала тень, но даже тени иногда нуждались в солнце.

Вождь прочистил горло и достал из-под накидки свиток.

— Морозный Король весьма разочарован в нас. Через неделю в деревне состоится праздник. Там он выберет жертвенную деву, после чего мы снова вернемся к тому, чтобы ежегодно приносить ему в жертву животных. Если мы откажем ему в его просьбе, вся деревня закончится кровопролитием.

По толпе прокатился вздох. Эйра расширила глаза, холодный сухой воздух жалил ее плоть. Как мог этот самодовольный ублюдок так поступить? Неужели он не видит, что деревня перестала приносить в жертву животных, потому что для этого не было причин? Если бы они приносили в жертву больше, им не хватило бы на то, чтобы накормить свои животы.

Винти проводили эту церемонию с тех пор, как Морозко был коронован королем, — бессмысленный ритуал, не имеющий никакой истинной цели, кроме желания угодить ему.

— Дева, говоришь? — проговорил один из молодых людей.

Эйра закатила глаза, глядя на этого глупца, который, должно быть, гордился тем, что он мужчина.

— Только… одна из его избранниц. — Вождь посмотрел на своего сына. — И если мы не позволим ему этого, он уничтожит деревню за неуважение к нему. Чтобы доказать свою правоту, он послал руку Ионаха после того, как его нашли возле царского дворца. Ионах знал, что туда запрещено ходить, если его не позовут.

Толпа ахнула, а у Эйры пересохло в горле… Он прислал руку в качестве угрозы. И хотя Ионах был глупцом и не должен был там находиться, он не заслужил, чтобы его руку сняли с мертвого тела и отправили в деревню. По Эйре пробежал холодок — не за себя, а за того, кто был ей очень дорог. Если бы королю предстояло выбрать жертву, то он, скорее всего, выбрал бы самую красивую девушку в деревне… Сарен. Рядом с ней побледнела Сарен.

— На празднике, — шепнула Эйра подруге, — не высовывайся и надень самое уродливое платье, которое у тебя есть. Волосы не убирай, как будто в них всю ночь спали птицы.

— Ты сделаешь то же самое, — прошептала Сарен в ответ. — Я не хочу никого здесь потерять, но особенно тебя.

Это было невероятно мило со стороны подруги, но Эйре не нужно было работать над этим на празднике. Она всегда выглядела неухоженной, и Морозный Король, при всем своем высокомерии, никогда бы не выбрал ее.

Именно поэтому бессмертие было проклятием. Оно порождало беспечного мужчину, которому ничего не оставалось делать, как покончить с жизнью невинного человека, потому что смертные больше не желали подчиняться его воле. Он и его уязвленное самолюбие даже не позволили бы кому-то пожертвовать собой, если бы он того пожелал.

Ублюдок.

3. МОРОЗКО

Дул сильный ветер, завывая в ветвях деревьев. Снега навалило больше, чем коттеджей в некоторых местах, и если бы человек не был осторожен, он мог бы провалиться. Морозко в молодости тоже так делал. Но ему не нужно было бояться, что он погибнет от холода, и не нужно было беспокоиться, что снег рухнет на него сверху. Он был демоном мороза. Снег и лед подчинялись его воле.

Поездка на санях в Винти прошла без происшествий, и Морозко размышлял о том, какую самку ему выбрать. Какая из них своим отсутствием прожжет дыру в сердцах всех?

Он вышел из небольших, обитых черным железом саней и оглядел раскинувшуюся перед ним деревню. Безжизненная. Ни песен, ни запахов еды, щекочущих его чувства. Значит, Винти решили не проводить ритуал — даже после того, как потребовал принести в жертву одного из жителей деревни?

Губы Морозко скривились в усмешке. Он откинул накидку, и тот развевался, как боевой штандарт.

Он двинулся вперед, и дорога заскрипела под его сапогами. Морозко вскинул бровь, затем сделал второй шаг — образовалась еще одна трещина, которая паутиной расползлась по земле.

— Что за хрень? — пробормотал он, крутясь на месте, чтобы оглядеться. Его охранники бесполезно отпрянули назад, их рты сжались в плотные линии, словно боясь продолжать.

Ледяной ветер хлестал его по лицу, натягивая белые волосы на глаза. Сквозь трещины пробивались стоны, отражаясь от строений.

Вопреки здравому смыслу он двинулся в сторону деревни, но в этот раз воздух пронзил вопль, сопровождаемый отчетливым звуком когтей, впивающихся в мерзлую землю. Когда он снова заглянул вниз, с другой стороны показалось лицо — бледное, безгубое и широко раскрытое.

— Приготовьтесь к.… — Он не успел договорить, как земля накренилась и понесла его вперед. Он не рухнул на снег, а вскочил на твердую землю и бросил обвиняющий взгляд на восковую фигуру, выскользнувшую из норы. Существо зашипело на него, протягивая длинную мохнатую руку.

С неба посыпался снег, и Морозко прищурился, пытаясь разглядеть его сквозь тучи. Медленно появилась еще одна фигура. На этот раз он без колебаний выхватил свой зазубренный ледяной клинок.

Морозко зашипел, поднимая меч перед тем, как броситься в атаку. Но в последний момент, прежде чем он успел поразить неизвестного врага, перед ним возникло лицо. Всклокоченные волосы цвета обсидиана, темно-карие глаза, почти черные, и черты лица, которые никогда бы не привлекли его внимания, как у тех женщин, которых он приводил в свою постель. Ее лицо смягчилось, заставив его задуматься. Но не потому, что он не стал бы сбивать женщину, а потому, что она что-то говорила.

— Морозко, — прозвучал ее голос, не имеющий аналогов, и эхом отразился от каждого уголка деревни.

Кто эта дерзкая девица?

Когда тварь отпрыгнула в сторону, она подняла руку, и ублюдок упал на землю, корчась от боли. Она владела магией, которой не должен обладать ни один человек, и ему было неприятно думать, что она может представлять опасность для него — для Фростерии.

— Кто ты? — прорычал он, поднимая свободную руку, чтобы ударить ее, но когда его ладонь должна была соприкоснуться с ее плотью, этого не произошло. Она прошла сквозь нее. Она исчезла.

Морозко вынырнул из дремоты, его грудь вздымалась. Не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять, что он покрыт блестящим слоем пота. Он катился по спине, лбу и груди.

Иногда было трудно понять, что сон, а что видение. Но лицо женщины, существа в земле… Он содрогнулся. Хотя он никогда не видел творений своей матери, она часто грозилась выпустить их на волю — так она называла своих подменышей. Делай, что я говорю, или Фростерии, как ты ее знаешь, придет конец. Он наблюдал, как она дергает за ниточки людей, используя их лишь как марионеток для разжигания смуты в деревнях и городе. Она натравливала брата и сестру друг на друга. Морозко это не нравилось. Они были подданными королевства. И все, к чему он стремился, — это поддерживать равновесие. Но проклятая деревня отказалась сделать подношение.

Жалкие людишки.

Он зарычал и откинул меховые одеяла, обнажив девушка, которую выбрал для постели прошлой ночью. Прохладный воздух лизнул ее голую задницу, и, несмотря на то что она была демоном мороза, она шлепнула рукой вниз в поисках тепла, которое было там всего несколько мгновений назад.

— Чертовы сны, — прошептал он, вышагивая по комнате. Пылающий огонь давно погас, и в воздухе царил оцепеневший холод. Впрочем, он не мог этого знать, ведь по его венам мог течь лед.

— Мой король, вернитесь в постель. — Женщина вздохнула и перевернулась так, что ее груди стали дразнить его, а соски запульсировали, умоляя, чтобы он провел по ним языком.

Но два вечера для него было слишком много.

— Одевайся и уходи. Я с тобой закончил. — Морозко не стал ждать, пока она, спотыкаясь, встанет с постели, а схватил отброшенные платье и пальто и швырнул их в нее. — Сейчас.

Она открыла рот, собираясь возразить, но, когда мускулы на его лице напряглись, вскочила с кровати и поспешно оделась, чтобы выбежать из его покоев. Они всегда привязывались к нему после ночи траха, словно искренне верили, что это заставит его захотеть их в качестве своей королевы. Наивные существа, какими они были.

На ее место придет другая. Морозко провел пальцами по волосам и зашагал через комнату.

Когда он натягивал брюки, раздался стук в дверь. Он вздохнул, закатывая глаза, наполовину ожидая, что женщина вбежит обратно в комнату.

— Входи. — Он открыл дверцы гардероба и достал темно-синий жилет с серебряной парчой и пуговицами, украшенными снежинками.

— Ваше Величество, если вы собираетесь поесть перед уходом, я могу приказать принести его вам прямо сейчас.

Морозко оглянулся через плечо, заметив Ксезу, жующего щеку.

— Легкий завтрак на случай, если у нас возникнут проблемы. — С какими именно, он не знал. Неблагодарная деревня Винти могла устроить ловушку, решив расправиться с ним так же, как они убили его мать: устроить засаду, оттеснить стражников и пронзить ее сердце копьем.

— Сир, уже полдень. — Ксезу отвел глаза в сторону, возможно, сожалея о том, что сделал поправку.

Полдень? Он провел ночь, бунтуя с… как там ее звали? Гита? Катлин? Неважно.

— Хорошо, принеси еду, подходящую для легкого завтрака.

Он постучал пальцами по обнаженной груди, затем натянул темно-синий жилет. Его движения отразились в напольном зеркале в другом конце комнаты, и он направился к нему, разглядывая себя.

Клон Маранны. От волос цвета слоновой кости до бледно-серой кожи, лишенной розовых оттенков, вплоть до заостренных ушей и острых клыков. Суровые углы повсюду. Он во всем походил на свою мать — об отце он ничего не помнил, да она ему и не рассказывала.

— Ты счастлива, Маранна? — ворковал он своему отражению и проводил тонким пальцем по бокалу. — Что твое проклятие продолжает жить, пока ты гниешь и тлеешь в земле? — Медленная зловещая улыбка расплылась по его лицу. — Ты злобная су…

Из дверного проема донесся чей-то голос — это был не Ксезу, а Ульва. Она вбежала в комнату, поставила поднос на маленький столик и скрылась так же быстро, как и появилась.

Морозко хмыкнул и откинул волосы назад, затянув их в беспорядочный узел, но, по крайней мере, они не мешали ему и не падали на лицо. Одевшись, он быстро принялся за завтрак. Медовик, зимняя ягода и сладкий заварной крем.

Остаток дня он провел, занимаясь пустяковыми делами, но когда солнце опустилось на горизонт, Морозко уже стоял на улице, ожидая, когда соберется небольшая партия морозных демонов. Позади него расхаживал взад-вперед Нука. Его белая шерсть развевалась на ветру, а умные желтые глаза смотрели на него, ожидая, что будет дальше. Размером он был с двух боевых коней, поставленных друг на друга, а если учесть, что Нука был морозным волком, то он и вовсе внушал страх.

В юности волк был единственным спутником Морозко, и потому их связь была нерушимой.

Нука скулил, недовольный тем, что они еще не тронулись в путь. Кто-то уже снарядил его в седло, а это обычно означало патрулирование и, если волку повезет, битву.

— Устраивайся. Скоро мы отправимся в путь. — И как только слова покинули уста Морозко, к нему приблизился отряд морозных демонов, облаченных в черные одеяния.

Андрас сделал шаг вперед. Его пунцовые волосы были стянуты в несколько рядов косичек, а бока головы выбриты до самой кожи.

— Ваше Величество, — с поклоном произнес Андрас. — Нам пора в путь.

Красна накидка Морозко развевалась за его спиной.

— Очень хорошо.

Наконец-то они могли отправиться в эту жалкую деревню и покончить со всем этим. Морозко повернулся к Нуку, который послушно лег и позволил ему забраться к себе на спину. Волк встал, когда Морозко взял поводья. Вместо того чтобы соединяться с волчьей пастью, как у лошади, они были прикреплены к кожаному ошейнику, и, когда его дергали, Нука принимал команду повернуться.

Морозко поднял руку и сделал движение вперед. Нука перешла на ровную рысь, мягко ступая по тундре, а демоны Мороза последовали за ней на своих лошадях, лосях или оленях. Не было необходимости произносить речь. Во-первых, не в его характере было заводить своих последователей. Во-вторых, они были предвестниками смерти.

Кого бы он ни выбрал для жертвоприношения девы, он умрет до следующего дня. А ведь всего этого можно было избежать, если бы смертные просто послушались. Но жалкие людишки не захотели слушать, и теперь им придется расплачиваться за свое предательство.

Когда они добрались до деревни, солнце уступило место полной луне. Музыка гудела в воздухе, но не была ни радостной, ни праздничной. Горожане суетились на улицах, но никаких криков веселья не раздавалось, что вполне устраивало Морозко.

Маленькие лавки усеивали грунтовую дорогу, а между ними стояло несколько бревенчатых домов. Если бы он пошел по главной дороге через город, то она привела бы к фермерским угодьям, где держали скот, и большим замерзшим озерам, используемым для подледной рыбалки. Но это было сердце Винти. То самое сердце, которое подменыши хотели раздавить своими когтистыми лапами.

Морозко не посмел бы этого допустить, если бы мог помочь. Фростерия принадлежала ему — он был частью этой земли, как и она была им.

Нука остановилась, и Морозко слез с нее. Его пальцы впились в шерсть на ноге его фамильяра, затем грубо почесали.

— Будь начеку, — приказал он не только своему охраннику, но и волку.

Обрывки его видений смешались с реальностью, и ему было трудно понять, был ли это всего лишь сон. Но он уже видел подменышей, демонов, созданных его матерью, которые корчились в его снах, впиваясь когтями в печать. Лицо девы было незнакомо, и Морозко решил, что, кем бы она ни была, она принадлежит ему.

4. ЭЙРА

После того как вождь закончил говорить, он вместе с Десмондом отправился готовиться к приезду короля. По приказу вождя Эйра и другие жители деревни в течение следующей недели украшали каждую лавку и дом. Даже после того, как он убил одного из них, деревня стала краше для Его Величества. В ночь жертвоприношений они не делали ничего подобного, но это был способ угодить королю, задобрить его.

Они развесили по всей деревне каскадные гирлянды и банты. Некоторые старейшины вплетали в украшения желтые камелии и другие цветы, словно это был праздник счастья, а не смерти. Даже шесты факелов были перевязаны синими и белыми лентами, готовые к зажжению с наступлением ночи.

Попрощавшись с Сареной, Эйра вытерла пот со лба и пошла в свою хижину. Отец как раз приводил себя в порядок к вечеру, поэтому она взяла несколько яблок и села на табурет перед их общим рабочим столом. Она знала, что ей следует принять ванну и одеться во все самое лучшее, но отказалась. Ионах был не самым добрым человеком, жил один и вообще был дураком, но разве король должен был в знак благодарности отправить его руку обратно в деревню?

Она взяла с полки за спиной деревянную куклу, которая идеально легла ей в ладонь. Эта кукла должна была стать будущим изделием для одного из клиентов, но сейчас у нее были другие планы — она собиралась сделать изображение милостивого короля Фростерии.

Вот урод, подумала она, надкусывая яблоко.

Хотя Эйра никогда не видела Морозко, она слышала рассказы о его волосах цвета слоновой кости, бледно-серой коже и удлиненных клыках, способных разорвать любое горло. Или она представляла себе, что именно так он и поступает, после чего лакает кровь жертвы. Женщины падали в обморок от рассказов о бессмертном короле, желая хоть на одну ночь оказаться в его постели и молясь о том, чтобы стать его королевой. Хотя ходили слухи, что он отшвырнет любую девицу, как только насытится. Однако ни одна из дев не отзывалась о нем плохо, поскольку он, очевидно, довел их до высшего блаженства, а кроме того, он был их королем. Тьфу, ей было все равно, насколько хорошим любовником он был. Если бы он так поступил с ней, она бы ударила его по лицу. Не то чтобы она когда-нибудь легла в постель с таким мужчиной, убийцей, если бы решилась на это.

Брюки куклы уже были выкрашены в глубокий черный цвет, и, закончив с яблоком, она вырезала несколько участков его белой рубашки, чтобы придать ей больше помпезности. Затем она раскрасила волосы куклы в белый цвет и обмакнула кисть в синюю краску, чтобы сделать две точки для глаз.

Закончив работу, она изучила фигурку Морозко и улыбнулась. Когда сегодня закончится праздник, Эйра сожжет деревянную куклу, и она поклялась себе, что Сарен будет рядом с ней, чтобы наблюдать за этим.

Дверь в комнату отца со скрипом отворилась, и он, сдвинув очки на переносицу, вышел из прихожей. На нем было самое лучшее одеяние: шелковая голубая туника, черные брюки и кожаные сапоги без единой потертости. Его взгляд упал на нее, и глаза расширились.

— Эйра, ты еще не готова! — зашипел он.

— О, Папа, конечно, готова. — Она показала на свое платье, испачканное краской. Он пока не мог разглядеть ни подол, ни ее грязные сапоги.

— Не веди себя как ребенок. — Он провел рукой по лицу. — Это король Фростерии. Я знаю, что это за вечер, и знаю, что ты возмущена тем, как он поступил с Ионахом. Но этот человек никогда никого не слушал, и его не должно было быть рядом с дворцом. А теперь, пожалуйста, ради меня, ради уважения твоей матери, хотя бы расчеши волосы и надень что-нибудь, что не покрыто грязью.

Слова отца были правдивы, но разве это делало их правильными?

— Ради тебя, хорошо. — Она встала с табурета и взяла куклу в руки. — Я просто делала подарок для короля.

Ее отец схватился за шею, но сдержал улыбку.

— Ты такая же упрямая, как и твоя мать. Просто выбери чистое платье, иначе ты действительно будешь выделяться.

Он был прав, но если что, король изгонит ее за позор, прежде чем она будет выбрана в качестве жертвы.

— Я люблю тебя, Папа.

— Я люблю тебя, дочь.

Эйра прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь. По сравнению с рабочим местом в спальне было чисто. Кровать была прижата к стене, напротив нее стоял платяной шкаф. В двух задних углах находились полки, заставленные музыкальными шкатулками и куклами, которых она сделала сама. Под кроватью были спрятаны романтические рассказы, которые она иногда читала, когда отец был на охоте или спал.

Бросив куклу Морозко на одеяло, Эйра открыла платяной шкаф и перебрала ткани. У нее до сих пор хранились все мамины платья, которые были слишком красивы, чтобы она могла их надеть, хотя она бы надела, если бы повод был другим.

— Мама, защити Сарен сегодня ночью. Я не хочу потерять своего единственного друга, — прошептала она, доставая простое платье.

Эйра сняла одежду и вдохнула воздух под мышкой — никаких неприятных запахов, значит, все в порядке. Она надела платье из лавандовой ткани — ни кружев, ни тонкой вышивки, только два кармана по бокам. Ее мать всегда пришивала карманы к платьям Эйры, чтобы она могла положить в них что-нибудь, когда они гуляли по лесу. Камешки, листья, веточки… После смерти матери Эйра продолжала делать карманы на своих платьях, но они всегда оставались пустыми.

До сих пор.

Эйра сунула куклу Морозко в левый карман.

— Устраивайся поудобнее, Король.

Она оглядела себя в овальном зеркале, висевшем на стене, решив оставить волосы в растрепанной косе. Темно-карие глаза были обведены черными кругами, а на лице не было ни пудры, ни дополнительных красок.

Когда она вошла в гостиную, отец поднял голову и одобрительно кивнул, доедая одно из оставленных ею яблок.

— Спасибо, дочка.

Эйра пожала плечами.

— Я еду к Сарен, так что увидимся вечером на празднике.

— Оставайся рядом с ней.

— Он ее выберет. — В деревне было так много юных дев, но она нутром чуяла, что он выберет Сарен в качестве жертвы. Как он собирался это сделать? Перерезать горло, вонзить нож в сердце, сжечь заживо…

— Может, и нет. — Ее отец пожевал губу, похоже, не веря собственному ответу.

— До скорой встречи. — Эйра накинула накидку и вышла на свежий воздух. Скоро наступит ночь, и она поспешила к Сарен. В саду цвели подснежники и кусты с желтыми ягодами, а на крыльце стояли два белых кресла-качалки. В доме жили только Сарен и ее младший брат Петре. Два года назад их родители были убиты снежным львом во время посещения деревни морозных демонов.

Эйра постучала в дверь, и ей ответил Петре, одетый в черную тунику и такие же брюки. Его короткие светлые волосы, зачесанные набок, были того же оттенка, что и у Сарен. До совершеннолетия ему оставался еще год, но с двенадцати лет он был на голову выше их обоих.

— Привет, Эйра. — Петре пригласил ее внутрь. Знакомый аромат цитрусовых коснулся ее носа, когда она переступила порог аккуратно обставленной гостиной. На книжных полках и мебели не было ни пылинки. — Сарен все еще прихорашивается в другой комнате.

— Прихорашивается? — У Эйры свело желудок. Она прошла мимо украшенной снежинками стены в короткий коридор, ведущий в комнату Сарен.

Дверь была закрыта, и Эйра легонько постучала в нее. Через несколько секунд Сарен ответила, и выглядела она… прекрасно.

— Ты должна была не выделяться. — Эйра вздохнула, но не могла отрицать, что в любом другом случае она была бы в восторге от нее.

— Что? — Сарен хмыкнул. — Я и не выделяюсь!

Эйра провела пальцем по шелковистым прядям волос, которые свободно свисали до талии подруги.

— У тебя верхняя часть волос заплетена в корону, как у королевы! А на тебе красное платье, которое обнимает твои изгибы во всех идеальных местах! Любой мужчина захочет повалить тебя, увидев в таком виде!

— Ну, к счастью, король сегодня никого не повалит. — Сарен закатила глаза.

— Правильно, вместо этого кого-то зарежут, — шипела Эйра. Если только король не захочет сначала повалить свою избранницу… Ее охватило новое чувство ужаса, потому что именно так и поступил бы этот ублюдок.

— Я еще не закончила готовиться. — Сарен указал на кровать. — На мне потрепанную накидку, и я заправляю под ее распущенные волосы.

Пульс немного успокоился, и она села на матрас.

— Прости, что слишком остро реагирую… Я просто испугалась.

— Все будет хорошо, и мы обе не будем высовываться. — Сарен опустился на кровать рядом с ней, взяла руку Эйры и осторожно сжал ее. — Но я чувствую себя грязной из-за того, что не мылась. — Она сморщила нос и улыбнулась.

— Хорошо. — Эйра рассмеялась.

Она посмотрела на ночной столик Сарен и полки вдоль стен, заставленные музыкальными шкатулками и марионетками, которые Эйра делала для нее на протяжении многих лет.

— Как только эта ночь закончится, мне предстоит сжечь свою собственную жертву. — Эйра достала из кармана куклу Морозко.

— Это король? — фыркнула Сарен. — Он выглядит очень высокомерным.

— Когда мы его увидим, ты мне скажешь, достаточно ли точно я его изобразила. — Эйра усмехнулась.

На улице зазвонили колокола, призывая жителей деревни, которые еще не вышли из домов, собраться на праздник. Сарен поспешила накинуть накидку, уложить волосы и надеть сапоги с черным мехом.

Петре ждал их в гостиной у обеденного стола. Он поцеловал сестру в щеку и вложил в ее руку серебряный кинжал.

— Петре! — взвизгнула Сарен. — Я не собираюсь убивать короля.

— Мне плевать на Фростерию, только на тебя. Ты — единственная кровь, которая у меня осталась. Молись, чтобы он тебе не пригодился, но возьми его.

Сарен хлопнул клинком по столу.

— Я не стану причиной того, что его воины ищут мести.

Брови Петра сошлись, но он кивнул.

Колокола продолжали звонить, и Эйра вышла на улицу, где дул прохладный ветер. В воздухе витал чудесный аромат выпечки, смешивающейся с мясом. Наступила ночь, и факелы были зажжены, а их оранжевое сияние овевало деревню прекрасным светом. Это был поистине праздник, достойный тщеславного короля.

От костра, пылающего в центре деревни, к луне и звездам тянулся дым. Вокруг них звучала музыка — флейты и струнные инструменты, скорее меланхоличные, чем веселые. По крайней мере, так показалось Эйре.

Движение наверху привлекло ее внимание, и она посмотрела вверх, уловив в темноте хлопанье белоснежных крыльев. Она была слишком далеко, чтобы разглядеть их, но знала, что это Адаир, прилетевший присмотреть за ними этой ночью. Несмотря на то что в качестве жертвы не должен был быть выбран мужчина, большинство из них, прижимая к себе своих близких, выражали напряженное и мрачное лицо.

Вождь стоял впереди, у костра, одетый в свою меховую накидку. Он потягивал из железной кружки, шепча на ухо своему сыну. Десмонд кивнул и оглядел лица жителей деревни: его обычной улыбки не было видно.

Эйра и Сарен задержались на краю толпы у леса, и единственным громким звуком, помимо потрескивания костра, были крики птиц.

— Ты можешь спрятаться, пока все не закончится, — шепнула Эйра своему другу.

— Я отказываюсь это делать. — Сарен нахмурился. — Кроме того, король пригрозил убить нас, если мы не будем присутствовать.

Эйра оглянулась и увидела яркое белое пятно высоко на дереве. Это был Адаир. Спасибо, что пришел. Он ее не услышал, но она все равно была благодарна за его присутствие.

Инструменты остановились, и Эйра обернулась, когда толпа расступилась перед новоприбывшим. Эйра шагнула к Сарен, чтобы как можно лучше скрыть друга, не слишком бросаясь в глаза.

Фигура стала более четкой: за спиной у него развевалась багровая накидка. Глупо было бы не узнать Морозко. Его легкая фигура ступала по снегу, словно бог мороза. Волосы цвета слоновой кости свисали до подбородка, одна сторона была аккуратно зачесана за остроконечное ухо. Его кожа была бледно-серой, безупречной и гладкой как лед. Ни один шрам не омрачал его плоть, и она подумала, что ничто не могло причинить ему вреда. Но злобная ухмылка, которую он изобразил на своем лице, заставила ее захотеть подойти поближе и вырезать ее.

В этот момент она пожалела, что не взяла клинок Петре себе, не пробилась сквозь толпу и не пронзила его сердце.

— Жители Винти, — сказал Морозко, его голос был глубоким и надменным, — вы совершили серьезную ошибку, не принеся в жертву животное. Мы могли бы избежать этого, но теперь вы заплатите человеческой жизнью, и я буду нести ответственность за эти последствия. Вам некого винить, кроме самих себя. — Он усмехнулся, уродливый и прекрасный одновременно.

— Придурок, — прошептала Эйра себе под нос.

Льдисто-голубой взгляд Морозко встретился с ее взглядом и остановился, застыв. На его красивом лице появилась хмурая гримаса.

Эйра моргнула, расправила плечи, но с его изящных губ не сорвалось ни слова, лишь странная игра в то, что он продолжает изучать ее.

Толпа молчала, пока он шел в ее сторону, собираясь отодвинуть ее в сторону и забрать Сарен.

5. МОРОЗКО

Морозко шагнул вперед, и земля не треснула, как в его видении. Не было и корчащихся подменышей, скребущих лед, пытаясь вырваться на свободу. Он отодвинул в сторону толпу жителей деревни — в этот момент никто из них не имел значения. Перед ним стояла только женщина из его видения. Она была здесь. Он остановился перед ней, нахмурив брови и рассматривая ее. Она была красива, в своем роде. Нежные, как у куклы, черты лица, полные надутые губы, густые локоны черного дерева, выбившиеся из потрепанной косы, обрамляли ее лицо в форме сердца. Симпатичная, но не дева, с которой я бы стал кувыркаться. Однако он стоял перед ней не из-за этого.

Его губы скривились в ухмылке, когда она взглянула на золотоволосую женщину, стоявшую позади нее, — ту, кого он непременно приведет в свою постель на вечер. Когда женщина сдвинулась с места, ее накидка сполза в сторону, открывая Морозко изгиб ее груди. Ему не нужно было сбрасывать громоздкую накидку, чтобы понять, что она обладает изгибами, способными искусить святого. В отличие от ее подруги из его видения. Она даже не пыталась. Только не в простом платье. Нет, эта золотоволосая женщина, как он полагал, вдохновляла смертных писать стихи о ее красоте, но Морозко был здесь не для этого. Он был здесь, чтобы выбрать жертву. Ягненка, которого деревня отдаст ему на заклание.

Морозко поднял руку и провел пальцем под подбородком женщины из его видения. Симпатичная смертная вздрогнула, мышцы заметно напряглись, словно она готовилась оттолкнуть его. Продолжай, я осмелюсь. Король усмехнулся.

— Как тебя зовут? — ворковал он.

Она не ответила, лишь отвела подбородок в сторону.

Толпа зашумела, но Морозко не обращал на них внимания. Он схватил смертную за подбородок и повернул ее голову, чтобы она снова посмотрела на него.

— Твое имя. Я больше не буду спрашивать, пока не вытяну его из тебя.

Ее темные глаза ожесточились, в них плескалась ненависть.

— Эйра.

Незнакомое и разъяренное.

Поскольку ему было видение о ней, он думал, что ее имя что-то всколыхнет — еще одна часть того, что он видел, встанет на место или станет знакомой. Но ничего не было. Он наполовину ожидал, что в этот момент она выплеснет на него магию, но в глазах Эйры вспыхнула лишь ненависть, и не было ни малейшего всплеска силы. Интересно.

Морозко опустил руку и повернулся к толпе, оценивая ее. На обветренном лице вождя застыло мрачное выражение.

— Ваше Величество, — сказал вождь, поклонившись. Его длинные волосы, заплетенные в косу, упали вперед, прикрывая меха.

Вокруг на дорожках горели факелы, освещая путь. В воздухе витали ароматы пряной выпечки и мясного фарша, искушая Морозко побаловать себя, и, возможно, он так и сделает.

— Не стоит больше задерживать дыхание. Я выбрал жертву. — Он наклонил голову к Эйре и улыбнулся, острыми клыками обхватив нижнюю губу.

Прекрасная смертная рядом с Эйрой задыхалась и шептала:

— Пожалуйста, нет…

— Эйра, нет! — раздался мужской голос. — Только не моя дочь. — Он прорвался сквозь толпу и упал на колени перед Морозко. — Только не Эйра, пожалуйста, Ваше Величество. — Его седая голова склонилась в мольбе, но когда Морозко промолчал, он откинул ее назад. Очки в проволочной оправе встали на место, и он посмотрел на него сверху. Линии беспокойства или недосыпания избороздили лицо смертного, вызвав у Морозко отвращение. Слабый смертный.

— Папа! — закричала Эйра. Другая женщина придержала ее, не давая Эйре подойти к отцу.

Королевские стражники сместились за спину Морозко, словно готовясь разделаться с ним. Он поднял руку, останавливая их. Демонстрация была искренней и, возможно, даже трогательной, но это была пустая трата сил.

Морозко наклонился вперед и положил ладонь на голову мужчины.

— Как тебя зовут?

— Федир, — провозгласил мужчина. — Ваше Величество…

— Федир, если бы твоя простодушная деревня сделала то, о чем ее просили, меня бы здесь не было, и Эйра по-прежнему была бы твоей. Но это не так. — Морозко зашипел, когда мужчина поднял глаза. — Она моя. — Он отступил назад и мрачно усмехнулся, приказав своим охранникам оттащить Федира назад.

— Не трогай его! — Эйра бросилась к нему.

Морозко стряхнул невидимую пылинку со своего дублета.

— Он в безопасности. Пока что. — Вздохнув, он бросил взгляд на Эйру. — Полагаю, сейчас я попрошу у тебя танец — твой последний танец. — Морозко протянул руку ладонью вверх.

Эйра уставилась на него, затем отшатнулась.

— Нет.

Нет? Морозко вздрогнул и выпрямился.

— Прости? — резко спросил он.

— Я сказала нет. — Эйра выплюнула слова. — Если я должна стать твоей жертвой, то я бы предпочла, чтобы ты провел клинком по моему горлу.

Наглая. Она была смелой, но если она думала, что ее спасет хрупкость, то ошибалась. Он стиснул зубы, борясь с самообладанием, чтобы не обхватить пальцами ее тонкое бледное горло и не покончить с ней прямо там.

— Дело в том, что я попросил танец, и я всегда могу выбрать в качестве жертвы твоего отца… или твою прекрасную подругу, которая так крепко сжимает твою руку.

Темные глаза Эйры следовали через толпу от смертного рядом с ней к ее отцу, и угроза заметно отрезвила ее.

— Как пожелаете, Ваше Величество, — холодно ответила она, протягивая ему руку.

Пальцы Морозко сомкнулись вокруг кончиков ее теплых пальцев, и он опустил голову, чтобы прикоснуться к ним губами. Смерть поцеловал ее костяшки в насмешку над лаской, а затем поднял на нее взгляд и ухмыльнулся.

— Как мило, что ты согласилась.

Барды почти прекратили свои выступления. Морозко нахмурился — так не пойдет. Он не мог танцевать под звуки пылающих факелов. Он повернулся на пятках, вскинув свободную руку.

— Дайте музыку. Что-нибудь живое.

Наступила пауза, затем мандолинисты заиграли на своих струнах медленную мелодию для танца.

Морозко сократил расстояние между ним и Эйрой. Его рука скользнула по ее тонкой талии и грубо притянула ее к себе. Она с трудом скрыла, что хмурится. С ненавистью было легче иметь дело, чем с капризной женщиной.

Эйра положила руку ему на плечо, и он повел их в медленном танце, словно это был всего лишь праздник в его бальном зале, а не смертный приговор для человека, собравшегося в его объятиях. Ее губы сжались так плотно, что стали почти белыми.

— Ты хочешь что-то сказать? — Морозко приманивал ее, желая лишь дать ей повод пошалить и разгневать его. Каждый взгляд, каждое бормотание под нос приближали ее к гибели.

Это неправда. Неправда. Ему нужно было знать ее роль во всем этом. Если она была жива во время освобождения подменышей, значит, он не мог ее убить. И все же.

Она покачала головой, отказывая ему в аргументации.

Если бы он пришел в деревню и выбрал другую, все было бы совсем иначе. Кровь лилась бы по плите на алтаре, покрывала бы его пальцы и капала с ледяного клинка, но нет. В его видении была Эйра — женщина, которая досаждала ему, и сегодня он не станет приносить ее в жертву. Он разработает другой план, чтобы выиграть время, но это было досадное осложнение, с которым он должен был разобраться, прежде чем покончить с ее жизнью. А потом будет настоящий повод для праздника, ибо жертвенная кровь прольется дождем, и печать снова будет насыщена.

Морозко провел рукой вниз по ее позвоночнику, пока не оказался прямо над изгибом ее задницы. Он ухмыльнулся, когда она споткнулась, и на ее щеках вспыхнул румянец, не имеющий ничего общего с яростью, а только с его прикосновением.

Он хихикнул, покрутив ее в руках, когда она еще не пришла в себя. Если она собиралась молчать, то так тому и быть. Но в свою очередь он внимательно изучил ее черты. Если бы он закрыл глаза, то смог бы увидеть ее высокие скулы, острый нос и полные губы. С самого утра в его голове крутилось ее видение. Ее рука тянулась к нему, подменыши корчились на земле. Но он не замечал, что в ней нет злобы. Теперь, когда она была в его объятиях, злость была единственным выражением ее лица. И все же в его взгляде была… озабоченность? Возможно, она смотрела мимо него, на кого-то позади него, а он не видел.

Его видения никогда не были ясными с самого начала, но одно он знал точно — это была женщина. В этом нельзя было ошибиться. Но где же эта чертова магия?

Когда музыка закончилась, он не сразу отстранился, но Эйра попятилась назад, как птица, загнанная в клетку. Он крепко прижал ее к себе.

— Не так быстро, птичка. Мы скоро покинем это место, так что попрощайся со своими близкими, а потом мы уйдем.

— Уходим? — Эйра отшатнулась от него, нахмурившись. — Жертвоприношение должно произойти здесь.

— Жертвоприношение, — медленно произнес он, — состоится, когда я скажу. А пока ты придешь в мой дворец, если не хочешь, чтобы я пролил кровь дорогого Папы прямо сейчас.

— Ты действительно холоден и бессердечен, — тихо сказала она, раздувая ноздри.

Морозко наклонил голову, приподняв бледную бровь.

— Сомневаюсь, что слухи хотя бы касаются того, насколько я холоден, птичка, — промурлыкал он и повернулся на пятках. — Поторопись, а то я потеряю терпение. — Его взгляд следовал за ней, пока она бежала в толпе, обнимая отца, потом друга. Если бы она попыталась сбежать, то далеко бы не ушла.

Он насмешливо хмыкнул и подошел к своему охраннику.

— Ты ничего не видел…? Никаких трещин в земле, ничего необычного?

Андрас покачал головой.

— Нет, Ваше Величество. Ничего необычного.

Пока что. Кто знал, как долго это будет продолжаться? Сколько времени потребуется подменышам, чтобы полностью снять печать? Никогда прежде демон, созданный Маранной, не появлялся во Фростерии — угроза для смертных, если они усомнятся в ней, если перестанут клясться в верности.

— Присмотри за ней, — приказал Морозко, а затем, потеряв терпение, стал искать Эйру. Он настиг ее, обняв Федра, который рыдал. Другие рядом тоже плакали.

— Тч. Люди и их хрупкие эмоции, — сказал он никому конкретно, но Эйра как будто услышала его, потому что повернула голову и посмотрела в его сторону.

В нем вспыхнуло веселье, и губы его искривились в широкой ухмылке. Он двинулся вперед, пробиваясь сквозь толпу жителей деревни, пока не оказался перед Эйрой.

— Твоя ненависть — как маяк. С такой аурой я могу найти тебя где угодно.

— Ты — придурок, — прошипела Эйра, изо всех сил стараясь сдержать громкость своего голоса.

— Что ты сказала? — Он наклонился к ней, просто чтобы позлить ее. — Твой король не совсем это расслышал. — Морозко повысил голос и огляделся по сторонам.

Жители деревни прекратили свои бурные разговоры и сосредоточили внимание на Эйре и Морозко.

Сначала она ничего не сказала, а затем:

— Не пора ли нам уходить, Ваше Величество? — Эйра изменила свой тон.

— Ты права, птичка. В конце концов, мы не хотели бы заставлять гильотину ждать. — Не дожидаясь ее реакции, Морозко направился к Нуку, сидевшей неподалеку от жителей деревни. Уши его фамильяра поворачивались, прислушиваясь к разговорам вокруг них и за их пределами. Желтый взгляд волка остановился на Эйре, когда она подошла.

— Где ваши сани, Ваше Величество? — Даже когда Эйра говорила, она оглядывалась по сторонам в поисках саней, которых никогда не найдет.

Они, конечно, существовали. Еще во дворе дворца.

— Нет никаких саней. — Морозко похлопал Нуку по передней ноге, поглаживая пальцами шелковистый мех. — Мы поедем на Нуке.

— Что?

— Изначально твое горло должно было быть перерезано на алтаре, и сани были не нужны.

Эйра вздохнула и потрогала горло.

— Не волнуйся. Я позабочусь о том, чтобы нашлись зрители, когда я пролью твою кровь. А пока можешь не беспокоиться.

Морозко подвел ее к плечу Нука и жестом велел волку лечь. Тот подчинился и опустился так, чтобы они могли на него сесть.

— Ты первая, — предложил он, не веря, что она не убежит.

Она неуклюже вскарабкалась в седло Нука и уселась на него во весь рост. Гордая. С такой гордостью можно было что-то сделать. Разорвать ее на части, нить за нитью. Она бы сломалась до конца и умоляла его пожертвовать ее жизнью.

Но она нужна живой.

Хотя бы для того, чтобы понять, что означает ее место в видениях.

Он придвинулся к ней сзади, устроившись ближе, чем нужно. Так близко он чувствовал запах леса, свежего воздуха и лаванды. Это сочетание напомнило ему о прогулках по лесу с Нуком, тренировках во внутреннем дворе и ранних утренних прятках на балконе. Возможно, он позволит ей остаться на ночь в своей постели — она сможет кататься на нем, пока хмурый взгляд не исчезнет с ее лица, а он будет ждать того момента, когда клинок пройдет по ее горлу.

— Эйра из Винти, — прошептал он ей на ухо. — Твоя жизнь здесь закончилась.

6. ЭЙРА

Поднялся ветер, и волк Морозного Короля понес Морозко и Эйру по заснеженной местности. Одной рукой Морозко держал поводья, опуская их, чтобы Нука ехал быстрее. Другой рукой он обхватил ее за талию, держа как пленницу. Ее смерть была отложена, и это давало ей повод не отталкивать его руку. Но как же она жалела, что не взяла клинок, который Петре предложил Сарен. Ей даже не дали собрать вещи, чтобы пронести его, но она найдет способ покончить с ним, если он не пожертвует ею первым.

Эйра сидела верхом на волке, огромном белом волке. Такого она никогда не видела, хотя и слышала истории о фамильярах Морозко. Слышала, как Морозко выбирал себе девиц, а после того, как Морозный Король заканчивал их ублажать, фамильяр приводил женщин домой без сопровождения Короля.

По обе стороны от Эйры на своих оленях цвета слоновой кости ехали морозные стражники. Их черно-красные мундиры были одинаковыми. Эйра не сердилась на стражников — они просто выполняли свой долг. Все слова о жестокости Морозко были правдой — он мог бы дать деревне еще один шанс и сказать, что если они не выполнят ритуал, то он заберет девицу. Но он этого не сделал.

Еще один порыв прохладного ветра лизнул ее — ей даже не дали пару перчаток. Зубы заскрипели, когда она поплотнее натянула накидку, а затем прильнула к теплу Морозко, вдыхая пряный аромат. Она ненавидела себя за это, но из-за возросшей скорости волка и ледяного ветра ее грудь тяжело вздымалась, а легкие с трудом втягивали воздух.

— Осталось недолго, птичка, — ворковал ей на ухо Морозко.

Эйра держала слова во рту — не было смысла произносить их вслух. Она была жертвой, его жертвой. Тогда, в деревне, она не плакала — ни одна слезинка не пролилась по ее щеке. Когда Морозко выбрал ее, облегчение пересилило нахлынувший гнев. Облегчение от того, что ее ближайший друг не был выбран этим злобным королем. Но это не означало, что Сарен почувствовала облегчение.

— Позволь мне принести себя ему в жертву, — взмолилась Сарен, обнимая Эйру за плечи. — Я могу предложить королю себя и по-другому, чтобы завлечь его…

Эта мысль привела Эйру в ужас. Как бы ни была прекрасна Сарен и сколько бы мужчин ни пытались ее соблазнить, она еще ни одного не повалила.

— Ты не сделаешь для меня ничего подобного, — мягко произнесла Эйра. — Ты все еще нужна своему брату — вы оба уже так много потеряли.

— И ты, и твой отец, — прошептала Сарен сдавленным голосом.

— Я приняла решение, и ты будешь в безопасности. — Эйра крепко обняла подругу.

— Найди способ выжить, — всхлипывала Сарен, обнимая ее в ответ.

Отец Эйры плакал, не желая отпускать ее, но она сказала ему, что нужно держаться и что она любит его.

Нука несся через лес — тьма окутывала их, ни один зверь не осмеливался напасть на Морозко и его стражников.

Она не могла видеть в темноте так хорошо, как бессмертные, — только очертания теней и ветвей. Рука Морозко крепко обхватила ее талию, словно в этот самый момент она могла выпрыгнуть из его рук.

С тем же успехом, Эйра. Сломав себе шею, ты разочаруешь ублюдка, ведь это будет не от его руки. Мысль о его гневе по этому поводу делала поступок заманчивым. Но нет, она не покончит с жизнью — она будет сражаться до последнего вздоха. Если она убьет Морозного короля во дворце, стражники, скорее всего, убьют только ее, а не ее деревню, и жертвенные церемонии можно будет прекратить. Кроме того, она должна была быть уверена, что ей это удастся — в противном случае, как она знала, Морозко выберет Сарен, чтобы сделать ее следующей жертвой.

Они прорвались сквозь лес, и впереди показались массивные очертания королевской горы, а луна освещала ледяной дворец Морозко. Нука потащил их вверх по склонам и изгибам горы, ведущим к замку. Эйра видела его издалека, когда ездила в деревни морозных демонов доставлять игрушки, но так близко — никогда. Дворец был выточен из чистого льда, его башни с шипами упирались в звездное небо. В ночи она не могла разглядеть мелких деталей, только ледяной разводной мост, когда они проезжали по нему.

Нука замедлил шаг, когда они приблизились к жилищу Морозко. Ни одного сада не было видно. Только замок, деревья и снег.

Как только волк остановился, Морозко без колебаний спрыгнул вниз, и его сапоги захрустели по снегу. Он протянул руку с ухмылкой на своем раздражающе идеальном лице, красная накидка развевалась за его спиной. Она проигнорировала его и спрыгнула с Нука, ее ноги зашатались, когда она ударилась о землю, и ее тело покатилось вперед по замерзшему снегу.

Морозко зашипел, нависая над ней, и прядь белых волос упала ему на глаза.

— Надо было взять меня за руку, птичка, — промурлыкал он, снова протягивая к ней руку. — Или, может быть, воспользоваться магией.

— Ты прекрасно знаешь, что у людей нет магии. — Нахмурившись, она оттолкнулась от земли и смахнула снег с платья замерзшими пальцами.

— Спасибо, что подвез, Нука, — сказала Эйра фамильяру, затем повернулась и, обойдя хмурого Морозко, направилась к двери. Она не ненавидела его фамильяра-волка — он выполнял свой долг, как и стражники.

Двое стражников стояли у входа в богато украшенные двойные двери, на льду которых были выгравированы вихревые узоры. Они распахнули двери, и Эйра вошла в просторное помещение, где витал пряный аромат Морозко. Это был не ужасный запах, а скорее то, что она хотела бы почувствовать снова, если бы это не принадлежало ему.

Морозко прошел мимо нее, оглянувшись через плечо, и его льдисто-голубые глаза встретились с ее глазами.

— Ты собираешься стоять здесь и мерзнуть всю ночь? — Он показал ей пальцем, чтобы она следовала за ним, а затем продолжил свой путь. Она сузила глаза, глядя ему в спину, но последовала за ним по коридору, стены которого украшали скульптурные головы волков.

Они поднялись по лестнице цвета слоновой кости, ведущей в другой коридор, стены которого украшали резные деревянные битвы. Одна из дверей была открыта, и они вошли в комнату, где уже был разожжен камин, оранжевое пламя которого пожирало два полена.

Эйра вздрогнула, переступив порог, и окинула взглядом красно-черную комнату. Посреди комнаты стоял алый бархатный шезлонг, а напротив него — два кресла с высокими спинками. Перед камином расстелен черный меховой ковер, заслоняющий ониксовый пол. На стенах висели металлические снежинки. На противоположной стороне комнаты две стеклянные двери с темными изогнутыми ручками вели на балкон.

— Добро пожаловать домой, — проворчал Морозко и повернулся на ботинке, чтобы уйти.

— Подожди! — воскликнула Эйра, удивляясь самой себе, но в душе ее царило смятение. — Куда ты идешь?

Он медленно повернулся к ней лицом, на его лице появилась злая ухмылка.

— Я собираюсь принять ванну, но ты можешь присоединиться ко мне, если хочешь. Моя ванна довольно большая, вода теплая, и я смогу показать тебе, что не совсем сделан изо льда…

Сделав глубокий глоток, Эйра отступила на шаг и почувствовала, как пунцовый румянец окрасил ее щеки.

— Я бы не хотела.

— Твоя потеря. — Ее взгляд поспешил отвести от его изящных губ. — А пока погрейся у огня, слуга принесет что-нибудь поесть и выпить.

— Ты пытаешься откормить меня перед тем, как сделать своей жертвой? — Ее сердце гулко стучало в груди, и она не знала, что он сделает с ее телом потом. Скорее всего, сбросит с горы.

— Я не собираюсь тебя есть. — Морозко усмехнулся. — Я не такой уж зверь. А теперь делай, что тебе говорят.

Делать, что мне говорят? Она хотела проклинать его до посинения, но сдержалась.

— Почему ты заставляешь нас продолжать жертвоприношения, когда нам нужны животные?

— Мне их кровь нужна гораздо больше, чем вам одно животное в год для наполнения живота.

— И почему же? Почему бы просто не убить меня сейчас, если это так важно? — Если бы у него была веская причина, он бы давно перерезал ей горло в Винти или рассказал в деревне.

— Возможно, мне больше нравится играть с тобой. — Морозко по-волчьи ухмыльнулся, расстегивая накидку. — Согрейся. — Он бросил ей накидку, и она отбросила тяжелую красную ткань в сторону. — Жаль, что ты это сделала. — Он снова захихикал, повернулся на каблуке, оставив ее стоять на месте, и закрыл за собой дверь.

Эйра стиснула челюсти, оглядывая комнату в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия. Ничего. Металлические снежинки даже не отрывались от стен. Она распахнула дверь и увидела, что в коридоре стоит высокий охранник со светло-голубыми волосами, собранными в хвост, и шрамом на левой стороне губ. Не говоря ни слова, она закрыла дверь и отбросила в сторону накидку Морозко, а затем топнула по нему ногой. Натянув накидку, она устроилась перед огнем на меховом ковре, ее тело дрожало, по рукам и ногам бежала мурашка. Она протянула руки, и пальцы затрепетали, когда пламя убрало холод, и в них снова появилась чувствительность. В ее голове пронеслись мысли об отце и Сарен, и она задалась вопросом, что они делают в этот момент. Спали ли они или бодрствовали?

Через некоторое время по коридору раздались шаги, и Эйра оглянулась через плечо: в комнату вошла человеческая женщина. Она была одета в темно-красную тунику и темную кожаную юбку, в одной руке несла плетеную корзину, а в другой — фарфоровую чайную чашку. Женщина была средних лет, в ее темном пучке пробивалась седина, а на лбу и вокруг карих глаз залегли мелкие морщинки.

— Ксезу сообщил мне, что ты нуждаешься в еде и питье. — Ее взгляд упал на накидку на полу. — Интересно.

— Ксезу? — Эйра сморщила нос, не то чтобы она знала чьи-то имена, кроме Морозко и его фамильяра.

— Мой муж и дворецкий короля.

Эйра задумалась, как долго эта женщина служила во дворце, и протянула ей чашку с дымящимся чаем и корзину. Откинув белую ткань, она обнаружила плетеную корзину, наполненную фруктами, хлебом и сладкими пирожными.

— Спасибо. Я Эйра, — сказала она.

Слуга изогнула бровь.

— Женщины, которых приводит сюда король, обычно не утруждают себя разговорами со мной.

Хотя Эйра и не утруждала себя разговорами со многими людьми, у нее были манеры, которые отец привил ей с младенчества.

— Значит, они глупы.

Женщина улыбнулась.

— Я Ульва.

— Король когда-нибудь приносил здесь жертву или только меня? — Вопрос прозвучал уверенно, но нервозность пронеслась по ее венам. Неизвестность того, как стальное лезвие будет прижиматься к ее горлу и скользить по нему, грызла ее.

— О боже. — Ульва моргнула, вытирая руки о фартук. — Я не знала, что он принесет сюда жертву. Я думала, тебя готовят к постели Его Величества.

— Я бы никогда! — проговорила Эйра, отгоняя от себя ужасающий образ изящных губ Морозко, его сильных рук, поднимающих ее на кровать, его гибкого тела, устроившегося между ее ног. Она бы никогда.

Ульва поджала губы, пытаясь сдержать улыбку.

— Тогда это будет впервые. Еще ни одна женщина не отказывала королю. — Не исключено, что их привлекло именно его любезное отношение…

— Похоже, даже когда ее просили стать жертвой. — Эйра прикусила внутреннюю сторону щеки, подтянув колени к груди.

Выражение лица Ульвы стало мрачным, и она коротко кивнула, после чего вышла из комнаты, оставив Эйру в одиночестве.

Эйра задержалась перед камином, потягивая мятный чай, пока чашка не опустела. Еда не лезла в желудок, хотя она всегда любила поесть в любое время суток. Но она знала, что если попытается что-то запихнуть в себя, то это вырвется обратно.

Взяв чашку, она хлопнула ею об пол, чтобы она разбилась на острые осколки, и звук разнесся эхом. Но кубок остался целым, словно король был готов ко всему. Ублюдок.

Стражник широко распахнул дверь, вытянув руку, словно готовясь выпустить магию.

— Здесь все в порядке?

— Прекрасно. — Эйра вздохнула.

Когда охранник, поджав губы, закрыл дверь, Эйра вспомнила о том, что у нее с собой. Она достала из накидки деревянную куклу Морозко и, не глядя на нее, бросила в огонь.

— Надеюсь, ты чувствуешь ожог, Король.

Морозко все еще не вернулся, и она не знала, когда он вернется. Возможно, сожжение куклы подействовало, и он действительно ушел, но она знала, что ей не так уж повезло. По мере того как она осознавала реальность своего заточения, ее охватывало чувство тревоги. Она уставилась на стеклянные двери, ведущие на балкон.

Открыв одну из дверей, Эйра поднялась с пола и поплотнее закуталась в накидку. Она не так давно оказалась в стенах дворца, но уже нуждалась в свежем воздухе, в побеге.

Балкон был пуст, если не считать ледяных перил и свисающих с них сосулек. Если бы она жила здесь, то, по крайней мере, украсила бы его плющом.

Внизу над дворцом кружили в снегу стражники. Даже если бы она планировала сбежать, ей бы это не удалось, и ее легко поймали бы. Но она не стала пытаться — не стала бы подвергать риску чужую жизнь из своей деревни. Но разве не так бы она поступила? Если бы Сарен приняла ее предложение и позволила им бежать и прятаться от праздника? Разве она не хотела, чтобы выбрали кого-то другого, а не Сарен?

Ветер взъерошил концы косы Эйры, и она посмотрела на ночное небо, зацепившись взглядом за алебастровую форму. Она прищурилась, глядя, как он падает в воздухе, приближаясь.

Не может быть, ведь так?

Адаир взмахнул снежными крыльями и опустился на перила балкона.

— Прости, что не успела попрощаться с тобой, — сказала она.

Он долго смотрел на нее, издав низкое гудение, а затем взлетел и полетел в свободный полет, пока она была здесь. Однако она сама решила прийти, а не убегать, так что все было так, как было.

Эйра вернулась и закрыла за собой дверь. Устроившись в шезлонге, она смотрела на потрескивающий огонь, пока веки не отяжелели, ожидая возвращения Морозко и, возможно, удушения его собственной накидке. Но время шло, а он все не появлялся в дверях.

Она желала, чтобы он пожертвовал собой, но знала, что это не сбудется.

7. МОРОЗКО

Все это не входило в планы Морозко. Он намеревался ворваться в деревню смертных, выбрать жертву и на глазах у жителей Винти быстро перерезать деве горло. Они должны были запомнить свое место, и, что еще важнее, проклятая печать должна была оставаться закрытой.

Но он был здесь, с упрямой девицей в своем доме. Чем скорее его видение сложится воедино, тем скорее он сможет узнать о ее магии и избавиться от нее, исправляя проклятую печать.

В очаге купальни потрескивал огонь, и Морозко был благодарен за передышку. Ни дела королевства, ни дела, связанные с Эйрой, не доносились до его ушей. Уединившись в комнате, примыкающей к его покоям, он закрыл глаза и погрузился в воду. Тепло липло к его плоти, но прошло совсем немного времени, прежде чем вода остыла.

Багровый цвет окрасил землю, и Эйра подняла окровавленную руку. Ее глаза расширились, когда она посмотрела на него, а губы сложились в его имя.

Морозко скривил губы и запустил руку в парную воду своей ванны. Вода пошла рябью, отражая хмурое выражение его лица. Еще один кусочек того же момента. Мимолетно он пожалел, что Эйра не приняла его предложение принять ванну вместе с ним, в основном для того, чтобы выплеснуть из себя разочарование. Возможно, общение с ней прояснило бы это жалкое видение.

Тем не менее еще не поздно было послать за другой девой. До Эйры ему не отказывала ни одна женщина. Вид того, как она швыряет на пол его накидку, должен был бы заставить его вскипеть, но он лишь заинтриговал его. Какая вздорная птичка.

Но почему в видении она выкрикивала его имя? И кровь… это было что-то новенькое. Сердце заколотилось в ушах, заставив комнату закружиться.

Он встал из ванны, вода каскадом стекала по его стройной фигуре. В воздухе витал мускусный аромат корицы и гвоздики. Как только он взял полотенце, дверь открылась, и раздался горловой голос.

Я даже не могу спокойно принять ванну.

— Ваше Величество, — пробормотал Ксезу с порога и поклонился, прежде чем войти в огромную комнату. — Фрейлина уснула… Не следует ли вам…

— Что? — огрызнулся он. — Отнести ее в постель? Нет. — Морозко насухо вытер лицо, а затем и все остальное тело. Он взглянул на дворецкого и обернул полотенце вокруг своей нижней половины.

Ксезу сложил руки за спиной.

— Какие у вас планы на нее?

Морозко поджал губы. Он не знал, сколько времени потребуется, чтобы все встало на свои места, и сможет ли он ждать так долго. Чем дольше он откладывал пролитие ее крови, тем слабее становилась печать. Тем сильнее пострадает равновесие в королевстве, и кто знает, что станет с Фростерией? Его острые клыки впились в нижнюю губу, пронзив кожу.

— Я не знаю. — Он посмотрел на пылающий очаг в уборной и пожал плечами. — Полагаю, ее смерть.

— Вы… что-то видели, Ваше Величество? — Ксезу сжал брови, встретив взгляд Морозко.

Его дворецкий был посвящен в то, что он видел, потому что Морозко доверял ему, несмотря на то что он был человеком. Возможно, потому, что он мог по своей прихоти угрожать жене Ксезу, а может, потому, что между ними существовало взаимное уважение. Морозко не мог сказать, да и не хотел.

— Не только подменыши грызли лед. На этот раз это была… деревня, и она была там. На земле тоже была кровь. — Морозко бредил, даже он это понимал, но образы в его голове были такими нечеткими, кроме подменышей и лица Эйры.

Ксезу попытался скрыть гримасу, но это ему не удалось.

— Я уверен, что вскоре вам явится еще одно видение, которое внесет ясность. И что бы вы ни решили, это будет справедливо, Ваше Величество.

Он был уверен? Морозко подошел к дворецкому и, наклонившись вперед, возвысился над ним.

— Это так, или ты говоришь это просто для того, чтобы потешить мое самолюбие?

Ксезу опустил глаза, но не стал упираться.

— После стольких лет службы у вас, Ваше Величество, разве я когда-нибудь обману вас подобным образом?

Ответ был отрицательным. Его нынешний дворецкий никогда бы не решился на такое. А его предыдущий? Он сделал. И он был мертв.

Морозко жестом велел ему уйти, и дворецкий кивнул.

— А ты, Ксезу, не привязывайся к деве. Она — всего лишь веточка, проносящаяся по коридорам. Ты понял?

Ксезу встретил его взгляд, горло сжалось.

— Конечно.

— Тем не менее, позаботься о том, чтобы в восточном крыле для нее согрели комнату с птичьей клеткой. Поищи в сундуках смену одежды. Я уверен, что ей что-нибудь подойдет.

В глазах Ксезу мелькнул намек на удивление, но он отвел взгляд и кивнул, прежде чем выйти из комнаты.

— И, Ксезу, она не должна ничего пить до ужина, понял?

Брови дворецкого сошлись, словно пытаясь понять, что Морозко припрятал в рукаве, но затем он решил, что лучше не надо. Ксезу хмыкнул и исчез в коридоре.

Оставшись в одиночестве, Морозко зарычал и бросился к ширме, за которой ждала его одежда. Он натянул черные брюки, зашнуровал их, затем натянул белую льняную рубашку. Длинные пальцы методично закатали рукава до бицепсов. Одевшись, он взял в руки кожаный ремень и завязал волосы в узел.

Не было смысла оставлять Эйру чхать в гостиной. Кроме того, уже наступило утро. Первые лучи солнца заглядывали за горизонт, заливая землю пурпурным светом. Морозко полагал, что настроение Эйры будет только гноиться, как открытая рана, становясь все более ядовитым с каждой минутой — спит она или нет. Ему было все равно, насколько она уныла, но если бы она представляла для него проблему, если бы она угрожала его настроению, он бы сразу же начал беспокоиться.

Он пошел по коридору, с каждым шагом мышцы напрягались от досады. Дойдя до того места, где он оставил Эйру, Морозко кивнул охраннику, Кусаву.

— Я проверил ее один раз, Ваше Величество.

— Только один раз? — Губы Морозко дернулись, и он задумался, осталось ли что-нибудь в комнате. Он толкнул дверь и обвел взглядом комнату, пока не заметил Эйру, спящую в шезлонге. Он не сомневался, что она была уставшей от физической подготовки к празднику, стресса, связанного с его приездом, и поездки во дворец.

Морозко мог оставить ее там, пока она не проснется, а мог разбудить и проводить в комнату, которую приготовил для нее Ксезу. Решив выбрать последнее, он вошел в комнату, стараясь не издать ни звука. Подойдя к шезлонгу, он на мгновение оценил ее смягчившиеся черты, которые до этого были искажены хмурым выражением лица. Так близко он мог разглядеть женщину в своем видении. Кто ты? размышлял он, нависая над ней. Он подумал о том, чтобы опрокинуть шезлонг и снова задеть ее, но предпочел дотянуться до ее плеча. Не успел он ее тряхнуть, как веки ее распахнулись, на лице был написан ужас, и она замахнулась на него. Морозко поймал ее нежное запястье и слегка сжал.

— Что ты делаешь? — Эйра задыхалась, ее грудь вздымалась.

Он цокнул языком и покачал головой.

— Сейчас, сейчас. Я бы не советовал бить твоего милостивого хозяина, птичка, — процедил он сквозь стиснутые зубы и прижал ее к своей груди, заставив подняться на ноги.

Сон мгновенно исчез из ее глаз. Она была яркой, настороженной и готовой сражаться с ним.

Он усмехнулся и ослабил хватку, но не отпустил ее.

— Для тебя приготовлена комната.

— Комната? Не имеешь ли ты в виду тюремную камеру? — Ее губы изогнулись в тонкую линию.

Морозко изогнул бровь.

— Я думал о камере, но ты недолго продержишься в чреве замка. Ты бы замерзла, а пролить твою кровь — та еще задача. — Он закатил глаза. Пренебрежение Эйры к тому, что он ей предлагал, уже порядком надоело. Многие ли жертвы могут похвастаться тем, что живут во дворце, в одном крыле с королем? Он отпустил ее запястье и направился к двери. — Мне проводить тебя?

Эйра подняла подбородок, и по слабой дрожи ее губ он понял, что она борется с приливом ненависти. Что бы она сказала, если бы он позволил ей свободно выплеснуть свои эмоции?

Он обошел ее и повел по коридору в сторону восточного крыла, где находились его покои. Возможно, с его стороны было глупо держать ее так близко к месту, где он спал по ночам. Но, учитывая, что стража стояла на посту возле его и ее покоев, он не думал, что маленькая птичка будет так уж сильно беспокоиться.

Пройдя три четверти длины стены, Морозко остановился и открыл дверь.

— Здесь ты будешь жить. — Он шагнул в дверь и быстро осмотрел комнату. Как и было велено, очаг пылал, и голодное пламя липло к свежим поленьям. Стены, напоминавшие северное сияние, были зелено-голубыми, за исключением тонких золотых линий, создававших иллюзию клетки.

— Добро пожаловать в клетку, птичка. — Он протянул руку, помахав ей в знак приветствия. Посреди комнаты стояла роскошная кровать, а у дальней стены — огромный платяной шкаф.

— С таким же успехом она может быть и так, — хмыкнула она.

Морозко кивнул в знак согласия.

— Да, может быть, и так, но эта комната называется птичьей клеткой. — Он поймал себя на том, что любуется этой комнатой, вспоминая, как прятался здесь, когда был маленьким. Только он и его волчонок, притаившийся в углу птичьей клетки. Тогда здесь стояли десятки проволочных клеток с птицами. Но когда убили его мать, Морозко прибежал в эту самую комнату и выпустил их на свободу, потому что ни один зверь не заслуживает того, чтобы сидеть в клетке. Большинство вылетело через балконную дверь, но некоторые остались. Он не стал допытываться, почему выбрал для нее одну из своих любимых комнат.

— Тебе стоит переодеться во что-нибудь более качественное. — Он не удостоил ее взглядом, вместо этого он посмотрел на кровать, где ее ждала одежда.

Эйра не замерзла бы в платье с меховой подкладкой, которое принес ей Ксезу. Она была человеком и не могла переносить холод так, как он — его дворецкий знал это слишком хорошо.

— Мне не нужны твои краденые платья, — прошипела Эйра, привлекая его внимание к себе.

Его лицо вспыхнуло от негодования, и он бросился вперед.

— Позволь мне перефразировать, если я дал тебе понять, что мне не все равно, чего ты хочешь. Ты переоденешься в это платье, приведешь себя в приличный вид и встретишься со мной вечером за ужином. — Морозко пошел прочь, но у двери остановился. — О, и я не краду платья. Я держу под рукой запасную одежду на случай, если какое-нибудь из них будет уничтожено в процессе траха. Однако это было оставлено мне в подарок.

Эйра плюнула в его сапог и отпрянула от него, ее грязная коса раскачивалась, как маятник.

— Ты промахнулась. — Он поднял брови и ухмыльнулся. — Я позабочусь о том, чтобы для тебя приготовили ванну, и дам указания слугам. Если ты предпочитаешь мою помощь, я с удовольствием прижму тебя к себе и вымою сам.

Она хмуро посмотрела на него через плечо.

— Я бы предпочла, чтобы меня мыло животное.

Усмехнувшись, он вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и прислонился к стене. Раздражать Эйру было занятно, но это лишь отвлекало от более важного дела — выяснить, кем она была во всем этом безумии.

В чем дело, сын мой? Ты не можешь разобраться? Как будто его мать никогда не уходила. Ее голос, полный насмешки, звучал в его голове, подбадривая его.

— Я разберусь. Как-нибудь, блядь, разберусь, — прорычал он. Но, в отличие от прежних издевательств над Эйрой, это не могло занять месяцы или годы. Поскольку печать слабела, а видения усиливались, время было на исходе. Он не мог предсказать, сколько времени пройдет до того, как придется принести жертву, но знал, что это произойдет скоро. Видения всегда донимали его до того, как происходило событие.

Морозко не мог допустить, чтобы печать разрушилась.

Эйра должна была умереть.

8. ЭЙРА

Утренний свет проникал сквозь стеклянные двери, выходящие на балкон, когда Эйра стояла посреди комнаты. Комната с птичьей клеткой. Она скрипнула зубами, подумав о Морозко, и пожалела, что не плюнула ему в лицо, а не на мраморный пол рядом с его нетронутым ботинком. Почему он просто не убил ее? Был ли это его план с самого начала? Держать ее в качестве своей игрушки? Дразнить ее, прежде чем убить? Он определенно не пытался ухаживать за ней. А если под ухаживанием подразумевалось приглашение искупаться вместе с ним, то ему следовало поработать над своими навыками или, что еще лучше, использовать свою руку для собственного удовольствия.

Морозный Король ушел всего несколько минут назад, но дверь оставалась незапертой. Эйра все еще не собиралась сбегать, однако ей захотелось проверить, выставил ли он стражу у ее комнаты, как у другой. Открыв дверь, она увидела того же высокого голубоволосого морозного демона, который охранял ее у предыдущей комнаты.

— Вам нужно, чтобы я вас куда-то проводил? — спросил охранник, его голос был глубоким, но не злым.

— Нет, спасибо. — Она закрыла за собой дверь и оглядела комнату, где ей предстояло пробыть столько времени, сколько сочтет нужным Морозко.

У правой стены кремового цвета стояла большая кровать, рассчитанная на королеву, застеленная черными мехами, голубыми шелковыми простынями и желтым платьем на меховой подкладке, которое оставил ей король. У противоположной стены стоял высокий платяной шкаф из слоновой кости с витиеватой гравировкой и золотыми ручками. В углу комнаты стояли два бархатных кресла, придвинутые к небольшому круглому столу. Напротив него в широком очаге потрескивал огонь, излучая тепло. Она порылась в ящиках стола, надеясь найти нож для писем или что-нибудь еще острое, что могло бы ей пригодиться. Но все ящики были пусты.

Сняв накидку, она повесила ее на стул перед столом. Эйре не хотелось признаваться себе в этом, но комната была прекрасной, даже уютной. Погрев руки у огня, она подошла к шкафу и распахнула обе дверцы, глядя на то, что лежало внутри.

Столько красивых платьев разных размеров и тканей. Кружева. Шелк. Меха. Бархат. Кожа. Она провела руками по каждому из них, желая показать их все Сарен. Ее подруга была бы в восторге, умоляя примерить их. Ее сердце сжалось, когда она подумала не только о Сарен, но и о своем отце. Скорее всего, он сейчас сидит за их общим рабочим столом и, чтобы отвлечься, перебирает в руках все, что может, как это было с ее матерью.

Дверь открылась, и Эйра обернулась: в комнату вошла Ульва, одетая в другую малиновую тунику и черную кожаную юбку. Она несла два полотенца и корзину с мылом, а ее взгляд скользнул к открытому шкафу.

— По просьбе короля я делаю это для приходящих сюда девиц перед их уходом. Что-то вроде подарка или знака.

Неудивительно, что смертные распространяли чудесные истории о Морозном Короле. Они радовались прекрасному подарку после того, как их ублажал сам король, а потом сплетничали об этом. После того как ее выгнали из дворца, красивого платья было бы недостаточно, чтобы удовлетворить Эйру. Но та ее часть, которая любила творить, сосредоточилась на другом.

— Это ты сделала? — спросила Эйра, проводя пальцем по кружевному рукаву.

— Я. — Ульва улыбнулась, придвинулась ближе и провела рукой по кожаному лифу, после чего отступила назад. — Я также шью форму для всех здесь.

— Ты талантлива, — сказала Эйра, закрывая дверцы гардероба. — Я делаю вещи вместе с отцом… или делала. Но я никогда не смогу создать такую одежду. Мы делаем игрушки и другие вещи для близлежащих деревень.

— Ты привезла что-нибудь с собой? — спросила Ульва, заинтересовавшись.

— Мне не разрешили ничего брать с собой. — Эйра поджала губы, потом вспомнила куклу Морозко, которую она наблюдала в камине гостиной, превратившуюся в пепел, и не смогла удержаться от улыбки.

Ульва закусила губу и кивнула, словно вспомнив, что говорит не с фрейлиной, которая покинет дворец, а с той, кого должны были принести в жертву.

— Я должна приготовить тебе ванну.

— Спасибо. — Несмотря на то, что она хотела отказаться от принятия ванны, чтобы досадить Морозко, Эйра очень нуждалась в ней. Грязь и пот прилипли к ней. И если она собиралась получить хоть какое-то удовольствие от пребывания здесь, то вполне могла позволить себе принять теплую ванну.

Наполнив ванну, Ульва ослабила завязки на косе Эйры и распустила ее волосы. Длинные темные локоны каскадом рассыпались по плечам, спустились по спине и упали до талии.

Ульва изучала лицо Эйры, прищурившись.

— Тебе следует носить волосы распущенными — они подчеркивают твою сердцевидную форму лица.

Эйра не знала, хорошо это или плохо — жители никогда не говорили о ее лице и не замечали ее, если только не хотели сделать что-то на заказ.

Ульва расстегнула пуговицы на платье Эйры. С самого детства ее никто не раздевал, и это был первый раз, когда ее побаловали.

Когда Ульва добралась до последней пуговицы, Эйра сказала:

— Об остальном я позабочусь сама.

— Ты уверена, что тебе не нужна помощь, чтобы одеться? — спросила Ульва, подхватывая корзину.

— Нет, но спасибо.

Эйра сняла сапоги и прошла в купальню, которая была больше всех комнат в ее хижине. Фарфоровая ванна на когтистых лапах была наполнена практически до краев, от воды шел легкий пар. В глубине комнаты стоял массивный туалетный столик цвета слоновой кости и прямоугольное зеркало, украшенное золотыми снежинками. На стенах были выгравированы синие и белые извилистые узоры, петляющие и закручивающиеся. Перед ванной лежал пятнистый меховой коврик и два пушистых полотенца, которые оставила Ульва.

Закрыв дверь, Эйра выпуталась из одежды, и в ноздри ударил неприятный запах. Она удивилась, что Ульва ничего не сказала, но слуга казался невероятно вежливым. Далеко не то, чем был Морозко…

Эйра шагнула в ванну и с тихим стоном опустилась в теплую воду. Она погрузилась в воду, затаив дыхание и думая о доме, жалея, что не успела сказать больше перед отъездом. Провести еще немного времени с отцом и Сарен.

Она вынырнула из воды и вздохнула, схватив можжевеловый брусок мыла. Умываясь, она старалась не думать ни о короле, ни о том, что, не сумев раздобыть оружие, она лишь создает себе роскошь перед неминуемой смертью. С любовью.

— Интересно, что теперь говорят о тебе в деревне, Эйра? — спросила она себя. — Скорее всего, почему король выбрал девушку, которая разговаривает сама с собой, а не кого-то по-настоящему красивого? Тьфу. — Закатив глаза, она намылилась.

Как только она стала чистой и перестала пахнуть так, словно валялась в сене со скотом, она вылезла из ванны и накинула на себя пушистое полотенце. Она уставилась на свое грязное платье на полу, желая надеть его снова, чтобы позлить Морозко, но в то же время не желая снова пахнуть как животное. Однако она не стала надевать помятое платье, которое он оставил ей… которое осталось после приятной ночи.

Ульва не говорила, что Эйра не может взять что-нибудь из гардероба, и в конце концов она остановилась в комнате с птичьей клеткой.

Она открыла дверь и, насвистывая себе под нос, направилась в спальню за платьем, когда ее взгляд упал на кровать и остановился на сидящей на ней фигуре, прислонившейся спиной к изголовью.

— Что ты здесь делаешь? — вскричала она, схватив со стула накидку и накинув ее на себя. — Я думала, ты не потребуешь моего присутствия до ужина!

— Решил принести тебе завтрак. — Морозко ухмыльнулся, указывая на корзину с булочками рядом с собой.

— Странно, что ты не принес мне чью-то руку, — скрипнув зубами, сказала Эйра. — Ты мог бы сказать, что пришел через дверь купальни, урод.

Его черты лица напряглись — единственный признак того, что он раздражен.

— Если бы ты позволила Ульве остаться и одеть тебя или принести платье, которое я тебе подарил, мы бы не оказались в таком затруднительном положении. Что касается руки, то смертный знал правила.

Она нахмурила брови.

— Почему ты тянешь время? Пришло время приставить клинок к моему горлу?

— Я не буду хитрить. Ты узнаешь, когда, птичка. — Его взгляд скользнул по ней и на мгновение задержался на ее губах. — Увидимся сегодня за ужином. — Он посмотрел на платье, лежащее на кровати, а затем еще раз окинул ее взглядом. — Но если ты предпочтешь надеть полотенце, я не буду возражать.

Король вскинул бровь, а она сузила глаза.

— Я с нетерпением жду возможности поужинать с тобой, — сказал он. На его губах заиграла неприятная улыбка, которую ей захотелось сорвать. Затем он повернулся на каблуке и вышел из комнаты.

Она сжала челюсти и подхватила корзину с булочками, а затем швырнула их в дверь, когда та закрылась.

— Я слышал, птичка, — ворковал Морозко с другой стороны двери.

Сжав кулаки, Эйра взяла из шкафа простой голубой хлопковый халат и надела его. Затем она стряхнула использованное платье с кровати и откинула одеяла, скользнув под них. В комнате ей больше нечем было заняться, кроме как спать или смотреть на огонь и стены.

Большую часть дня Эйра пролежала в постели, пока не раздался стук в стекло балконной двери. Она приподнялась, прищурившись на стекло. Когда звук повторился, она встала и поспешила к двери.

Открыв ее, Эйра поначалу ничего не обнаружила, пока ее взгляд не упал на белоснежную сову, примостившуюся в углу балконных перил.

— Адаир, — вздохнула она. — Ты вернулся? Еще не наступила ночь.

Сова наклонила голову и изучала ее. Затем он поднял лапку, в когтях которой покоилось что-то зеленое и черное. Оливковая ветвь.

— Подарок? — спросила она, осторожно взяв ее у него, надеясь не спугнуть. — Можно тебя погладить?

Он поднял крыло, и ее глаза расширились — раньше он всегда держался на расстоянии. Но вот уже дважды он не делал этого. Улыбнувшись, она провела пальцами по его бледным перьям. Они были самыми мягкими из всех, что она когда-либо ощущала, даже мягче шелка.

— Эйра? — раздался голос из ее комнаты.

Адаир выскочил с балкона и взлетела в небо. Глубоко вздохнув, она открыла дверь и увидела там высокого мужчину средних лет, его темные волосы были собраны в косу. Смертный был не так высок, как Морозко, но его тело было более широким, а руки — мускулистыми.

— Кто ты? — спросила она.

— Ксезу, дворецкий Его Величества.

Ксезу… Она вспомнила это имя.

— Муж Ульвы?

— Она моя лучшая половина. — Он улыбнулся, потом погрустнел. — Король ждет вас к ужину. Я здесь, чтобы проводить вас.

У Эйры пересохло в горле, а желудок сжался от голода. Ей хотелось просто пойти и съесть и выпить все, что попадется на глаза, но она была здесь не для того, чтобы угождать Морозко и играть в какую-то игру.

— Скажи ему, что я не приду.

— Что вы? — зашипела Ксезу.

— Я не пойду к нему на ужин.

В горле Ксезу заклокотало.

— Вы должны прийти.

— Нет. Если ему нужно мое присутствие, то ему придется вытащить меня отсюда.

— Дайте мне минутку, — пробормотал дворецкий и, повернувшись, вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Эйра знала, что Морозко не будет счастлив, и, скорее всего, еду и питье в ее комнату тоже не принесут. Так что придется довольствоваться тем, что есть. Подняв с пола булочку, она смахнула с нее пыль и надкусила. Несмотря на то что он уже не был мягким, маслянистый вкус все еще будоражил ее вкусовые рецепторы. Возможно, было ошибкой есть его, потому что в горле пересохло и захотелось глотнуть чего-нибудь. Она поставила оставшийся рулет на ночной столик, когда дверь в ее комнату распахнулась.

В комнату ворвался Морозко с раздувающимися ноздрями.

— Разве я не просил встретить меня в столовой, птичка?

— Я не говорила, что пойду. — Она сложила руки на груди, встретив его ледяной взгляд. — Этот фарс становится смешным. Почему ты просишь меня поужинать с тобой, а не приносишь меня в жертву?

Он жестом указал на воздух, продолжая пристально смотреть на нее.

— Я обращаюсь с тобой по справедливости. Привез тебя в свой дворец, дал тебе прекрасную комнату, дал принять теплую ванну, пригласил к своему столу, предоставил элегантное платье, которое ты отказалась надеть…

— Я сказала тебе, что не надену его, и у меня есть целый гардероб свежевыстиранных платьев, ты, урод. Я остаюсь здесь.

Морозко насмешливо хмыкнул, и его язык провел по пухлой нижней губе, образовав медленную, невеселую улыбку.

— Нет, я так не думаю, птичка. — Прежде чем она поняла, что он делает, Морозко обхватил ее за талию и взвалил на плечо. — Ты сказала Ксезу, что не будешь ужинать со мной, если я не потащу тебя туда, так что вот мы и пришли.

— Опусти меня, ублюдок! — Она брыкалась и извивалась, как от огня, но ему удавалось крепко держать ее в руках.

— У тебя была возможность прийти, но ты предпочла этого не делать. Вот последствия твоего неверного решения. — Он с усмешкой пронес ее по нескольким коридорам, а затем спустился по лестнице, пока она снова и снова проклинала его. Но все, что она делала, — это вдыхала его пряный аромат, и ей было неприятно, что она получала удовольствие от этого запаха, единственного, что было в нем приличного.

Взгляд Эйры остановился на клинке у его пояса, и ее охватила надежда. Потянувшись вниз, она выхватила кинжал из ножен, и он выбил его у нее из рук.

— Это была проверка, — промурлыкал он. — Похоже, я не могу тебе доверять.

— Так поступил бы каждый, кого несут против его воли! — закричала она.

— Если бы обстоятельства сложились иначе, я мог бы подумать о том, чтобы привести тебя ко двору, чтобы ты сыграла роль дурочки. Твоя драматичность просто поражает, — проворчал он, вводя ее в круглую комнату, украшенную золотыми скульптурами волков и стеклянным обеденным столом, за которым могло бы поместиться не менее двадцати человек. Когда он усадил ее в одно из стеклянных кресел, Эйра встала, намереваясь убежать, но он был слишком быстр и усадил ее обратно на место, как непослушного ребенка.

Морозко проворчал.

— И снова у тебя был шанс. — Сверкающая голубая магия закружилась в воздухе, вокруг нее повеяло ветреным ароматом, и, когда она дернулась, ее запястья остались привязанными к ручкам кресла.

— Освободи меня, — прорычала она.

Морозко провел рукой по крепкой челюсти, его голубые глаза смотрели на нее.

— Пока что нет. — Он придвинул стул так, чтобы оказаться прямо напротив нее. — Как насчет того, чтобы узнать друг друга получше?

Эйра нахмурилась.

— Ты хочешь моей смерти.

— Я не хочу твоей смерти, — медленно произнес он. — Вини свою деревню за такой исход. А также себя. Ты могла бы принести в жертву одно из животных.

— Ты…

— Ублюдок? Конечно, ты более изобретательна. — Он усмехнулся, откинувшись на спинку кресла.

Эйре хотелось разорвать его на части, вонзить клинок в его ледяное сердце, как она и планировала все это время. Но, несмотря на это, она не могла не смотреть на линии его лица, не восхищаться его скульптурой и не злиться на себя за то, что ей никогда не удастся создать столь совершенное резное лицо.

— Развяжи меня, — снова потребовала она.

— Такая нетерпеливая. Мы здесь, чтобы получше познакомиться, — промурлыкал он.

Зачем ей знакомиться с тем, кто привязал ее магией к чертову креслу?

— Как долго я здесь пробуду?

— Сколько скажу. Дни? Месяцы? Годы? Кто знает, правда? — легкомысленно ответил он, взмахнув рукой в воздухе.

У нее перехватило дыхание. Годы в комнате без ничего? Даже несколько дней показались ужасными. Она сошла бы с ума, просто сидя там и не работая руками — лучше бы она умерла.

— Если я хочу остаться до жертвоприношения, чтобы узнать тебя получше, то тебе придется кое-что сделать для меня. — Это также даст ей время подготовиться к тому, как покончить с ним раз и навсегда.

Морозко ухмыльнулся и приподнял бледную бровь.

— И что же это, птичка?

— Инструменты и припасы.

Он почесал подбородок и наклонился ближе, так что его пряный аромат коснулся ее носа.

— Сначала тебе придется кое-что сделать для меня.

9. МОРОЗКО

Глаза Эйры расширились от его слов, и она нахмурила брови. Если она хотела освободиться от его магии, то должна была сделать именно то, что он хотел. Морозко не доверял ей настолько, насколько мог, и это чувство было взаимным, в этом он был уверен. Она должна была умереть от его руки — что в этом может быть надежного? И все же он не верил, что Эйра окажется настолько смелой, чтобы схватить его клинок.

Морозко с минуту молчал, а потом она вздохнула и опустила плечи.

— Что тебе от меня нужно? — спросила она низким голосом.

Он указал на Людо, на слугу, который стоял в углу столовой, а сам выскочил через заднюю дверь.

— Да так, мелочь… — Морозко поднял руку, показывая пальцами, насколько она мала.

— Это не ответ.

— Может, лучше посмотришь, что еще я могу сделать своими пальцами? — Он изогнул бровь, наклоняясь ближе. До его слуха донесся приятный аромат лаванды.

Эйра нахмурилась, ее взгляд сузился.

Шаги прервали нарастающее напряжение: вернулся слуга. Он поставил на стол прозрачный кубок, затем повернул кресло Эйры лицом к нему, и золотой ободок сверкнул в свете позднего полудня.

Людо поднял золотой кувшин с выгравированными на нем листьями остролиста. Он вылил содержимое в ожидающий ее сосуд, и насыщенная рубиновая жидкость наполнила кубок.

Морозко наклонил голову, его улыбка широко расплылась, когда он изучал Эйру.

— Выпей это, птичка, и я принесу все, что тебе нужно.

Как только слова слетели с его губ, челюсть Эйры сжалась, а руки вцепились в ручки кресла.

— Нет, я не буду, — сказала она. — Ты отравил его. Иначе зачем было ставить ультиматум, чтобы я выпила таинственную жидкость? — Темные глаза Эйры скользнули по рубиновому содержимому, и она покачала головой.

Морозко опустился на стул, его губы сжались, когда она отвергла его просьбу. Яд — это трусливый способ убить человека, а он не был трусом.

— Не говори глупостей, Эйра. Я никогда не любил яды. Во-первых, я предпочитаю, чтобы моя цель знала, что я собираюсь ее убить. А во-вторых, мне пока не нужна твоя жертва.

— Это совсем не обнадеживает, — пробормотала она и снова посмотрела на кубок. Мускулы на ее челюсти напряглись, прежде чем она поймала его взгляд. — Развяжи меня, и я выпью.

Морозко захихикал, барабаня пальцами по груди.

— Прости? Ты хочешь, чтобы я освободил тебя, чтобы ты могла убежать или попытаться проткнуть меня одним из этих ножей? Боюсь, что нет. — Он указал на накрытый обеденный стол.

Может, в вине и не было яда, но что-то было. Его кровь. Выпив ее, он установит с ней связь и, надеюсь, расшифрует, кто она такая, в том числе и то, как она унаследовала магию. Если Эйра окажется замышляющим врагом, он покончит с ней прежде, чем у нее появится шанс выступить против него. Но если это не так, если она может стать союзником…

Он сжал пальцы в ладони и уперся костяшками в деревянный подлокотник своего кресла. Союзник всегда желанен, но это все равно не решало вопроса с печатью и подменышами. Если она может быть полезной, то, возможно, она не предназначена для жертвоприношения. А значит, ему нужно было подумать о ком-то другом. И он — Фростерия — отчаянно нуждался в решении проблемы.

— У меня нет возможности выпить ее.

Морозко встал, отодвинув стул, ножки которого заскрипели по полу.

— Ты так плохо обо мне думаешь? — мягко спросил он, шагнув к ней. Его пальцы скользнули под ее подбородок, но она не отстранилась, даже когда ее красивый пухлый рот сложился в тонкую линию. — Я поднесу чашу к твоим губам. — Он наклонил голову к ее уху и усмехнулся. — Открой мне рот, ладно?

Он потянулся к кубку и схватил его, прежде чем поднести к ее рту. Она, конечно же, не разжала губы.

Морозко вздохнул. Его терпение истощилось, и хотя он был не против зажать ей нос или заставить открыть рот, ему хотелось, чтобы она сама сделала этот шаг.

Он слегка откинул голову назад, но кубок по-прежнему стояла перед Эйрой.

— Я обещаю исполнить твое желание и немедленно принести тебе инструменты. В противном случае мы можем продолжать сидеть здесь, пока ты сама не решишь.

Эйра облизала потрескавшиеся губы. Часы, проведенные в теплой комнате, несомненно, утолили ее жажду. Наконец она кивнула — единственный намек на покорность, который она ему продемонстрировала.

Морозко скользнул к ней за спину и погладил рукой ее стройное плечо. По ней пробежало напряжение — несмотря на тепло, она была непреклонна, как гора. Он поднес кубок к ее полным губам, и, к его удивлению, она открыла свой прекрасный рот и выпила.

Его свободная рука легонько коснулась макушки ее головы.

— Вот так, вот так, птичка… — ворковал он. Эйра отхлебнула вина, и он отстранил кубок. Он переместился и встал рядом с ней. — Наша сделка скреплена, и ты можешь передать список своих потребностей Ксезу или Ульве. — Морозко взял со стола салфетку и медленными, затяжными движениями вытер следы вина с уголков губ.

— О, у меня будет много всего в списке, Ваше Величество.

Морозко покачал головой. Взмахнув рукой, он заставил крепления исчезнуть. В тот же миг вернулся слуга с тарелками жареной перепелки, кабаньей колбасой, сыром и чашкой зимника.

— Во что бы то ни стало, ешь, пока не насытишься. О— н обошел вокруг стола, сел и взял вилку и нож. Ела ли она, не имело для него никакого значения, потому что на данный момент у него было все, что он хотел. Оставалось лишь подождать, пока все прояснится, и он узнает, кем и чем была Эйра из Винти.

На следующее утро Морозко завтракал в одиночестве, перебирая в дневнике события своего видения. Это был лучший способ расшифровать их — он научился этому еще в детстве. Это был секрет, который он хранил от матери до самого конца, и именно поэтому она не думала о том, чтобы наложить на Фростерию — ее сына — проклятие. Он видел ее гибель тысячу раз. Возможно, если бы его мать была добрее, он бы передал ей это знание, но он был свидетелем и даже испытал на себе ее жестокость, чтобы знать лучше.

Она отбрасывала его в сторону, запирала в комнатах и унижала перед гостями. Со временем нелюбовь к матери переросла в ненависть.

Морозко ни словом не обмолвился о восстании. Он позволил морозным демонам и смертным ополчиться на нее. В конце концов, Маранна заслужила такую судьбу. Она прятала его из соображений самосохранения и хотела спасти Фростерию, спасая свою плоть и кровь.

Он жалел лишь о том, что не заставил ее замолчать до того, как она произнесла заклинание, призвав свои творения жить за печатью. Маранна не была дурой. Она знала, что Морозко придется балансировать между лояльностью смертных и морозных демонов. Без этого печать ослабнет… В нынешнем состоянии человеческая деревня сбилась с пути. И ему не нужно было напоминать Винти о важности ритуала, не нужно было уговаривать овечьеподобных смертных и их мягкие, забывчивые умы.

Ксезу вошел в кабинет как раз в тот момент, когда свеча на столе Морозко потухла. Большую часть вечера он просидел за своими записями, и теперь было резонно начать с того места, на котором он остановился. Из тоненького фитиля повалил дым, и он потянулся в ящик стола, чтобы достать новый подсвечник.

— Ваше Величество. — Ксезу склонил голову. — Я достал инструменты и принадлежности Эйры.

Морозко поменял местами свечи.

— Принеси их сюда. — Ему было интересно, как чувствует себя Эйра после употребления порции его крови. Пока он ничего не чувствовал, но это не означало, что она не начала подавать признаки. Некоторые заболевали, а другие, если их врожденные способности оживали, проявляли небольшие признаки своего особого дара.

— Конечно. — Ксезу снова поклонился и вышел из комнаты. Прошло совсем немного времени, и он вернулся с четырьмя большими черными мешками.