Ты меня бесишь

#1. Па?

Элизар молотит зёрна и сыпет их в шипастую турку вместе с горошком перца и сушёной чёрной травой. Подогревает, давая раскрыться аромату и заливает вином. По утрам он может добавить свежевыжатый апельсиновый сок, но сейчас вечер. На холодный пол падают капли малиновой крови. Кейт это не понравится.

— Я не забуду вытереть, — Эл глядит под ноги, криво усмехается, переливает недоведённый до кипения ринфлауэр в термокружку с голубым единорогом, испражняющимся радугой, и идёт в ванную.

Окровавленная одежда летит в открытую корзину для белья. Эл отпивает из кружки, разглядывая ухмыляющиеся раны. Из их углов сочится тьма. Он чихает и недоумевает по этому поводу — ещё простуды не хватало. Будет ходить и чихать… На жену.

Подавив кашель, он отпивает ещё и идёт в душ.

В водосток стекает клубнично-помадный коктейль. Ну и кровь тоже.

Элизар достаёт из мыльницы закруглённую иглу и рассасывающиеся нитки. Зашивает ухмылки под потоком ржавоватой в последнее время воды. Когда это началось? Он не обращал внимание. Надо сегодня разобраться. Не будет же Кейт пользоваться такой водой…

Он выходит, заклеивает швы, накидывает халат, допивает ринфлауэр и возвращаемся к малиновым каплям на полу.

***

— Сиди здесь, — бросает Лейл кому-то на заднем сидении и выходит из машины.

Ветер тут же портит укладку, и она медлит, поправляя завитые медные волосы, поглядывая на окна дома.

Лейл ехала сюда с надеждой, которая сменялась опасением и даже страхом.

Теперь же она испытывает укол ревности и злости.

Он построил дом. И так долго прожил со своей женой.

Не то, чтобы расстались они с Элом только из-за Лейл, но мысль: «Чем Кейт лучше неё?», возникает теперь всё чаще.

Ничем, подозревает она, зная о слухах, которые ходят о его благоверной.

Выдохнув, Лейл направляется к дому, цокая каблуками по асфальтированной дорожке.

Как можно более уверенно постучав в дверь, она поправляет короткое чёрное платье и натягивает улыбку.

***

Элизар не удосуживается дополнить халат ещё каким-нибудь элементом одежды, да и завязан он весьма условно. Дочь вернётся из пансионата только на каникулах, но мелькает мысль, что лучше не распускать себя, пока она не найдёт себе парня и не переедет к нему. Или девушку. Или она захочет жить где-нибудь одна. Или путешествовать.

Размышляя об этом, пока полоскает половую тряпку, Эл не спешит открывать дверь. Потому что не звал никого.

Он прикрывает алый глаз, пытаясь вспомнить, что ещё собирался сделать. Когда на ум ничего не приходит, остаётся только закурить и пойти впустить, кого там нелёгкая принесла.

— Эл, сколько зим, — тут же бросается ему на шею Лейл, надеясь, что если её и оттолкнут, то хотя бы не покалечат… — Как же давно мы не виделись!

Приятного в этом мало, но Элизар расслабленно улыбается, не замечая этого за собой и похлопывает девушку по спине.

— Как давно? — уточняет он, не собираясь напрягать память и вспоминать, кто перед ним. — Хочешь выпить? Но я женат.

— Хочу, — отстраняется она, собираясь проскользнуть мимо него в дом. — Что-нибудь не очень крепкое, а то мне за руль потом. Да и у меня к тебе серьёзный разговор. И я нервничаю…

— Ага, да, — Эл проходит на кухню, плещет ей в бокал остатки вина и вспоминает, что делать-то собирался. — Так как давно?

Он достаёт из нижнего шкафчика ящик с картошкой и выбирает клубни посимпатичнее.

Скептически наблюдая за ним, изогнув брови, она садится на край стола, игнорируя стулья, и элегантно отпивает из бокала.

— С тех пор, как родился наш сын.

Эл, со свежими ранами и застарелыми шрамами, которыми исполосовано лицо, с влажными грязно-серыми, местами седыми, прядями и рассеянным взглядом чёрного и красного глаз, курит косяк и моет картошку, любовно её потирая под тёплыми струями воды.

Кстати, вода…

— А когда это было-то?

Она задумывается, но точный возраст сына вспомнить не получается. Да и…

— Какая разница? Давно. Если жене ты не изменял, беспокоиться тебе не о чем, — усмехается она криво, и отставляет бокал. — Но суть в том, что мне нужна твоя помощь. Иначе я бы не обратилась к тебе… Что скажешь?

Эл садится напротив и принимается чистить картофель.

— А кто ты?

— Лейл, — произносит она так, словно говорит с умалишённым: терпеливо и осторожно. — Красное платье, которое ты порвал. Погоня, во время которой мы, в машине, ну… ты понял. Признания в любви, бессонные ночи. Вспомнил?

Элизар поднимает на неё глаза и пускает сладковатый тёмный дым в сторону.

— Это с которой мы в Новом Орлеане познакомились? Или по работе в Детройте?

Что-то он начинает припоминать.

— В Новом Орлеане, правильно. Ты отбил тогда меня у моего босса… Ну, так как, поможешь мне? Я скажу, наконец, в чём дело?

— В чём дело?

Его голос тёплый и обволакивающий, без тени угрозы. И без интереса.

— Дело в твоём, — выделяет она с нажимом, — сыне. Я не справляюсь с ним. Признаю, я никогда не была хорошей матерью, но мне не плевать на него. Мне больше не к кому обратиться, а он, если ничего не изменить, просто загонит себя в могилу.

— Дети — это непросто, — Элизар улыбается ей.

Поднимается, чтобы выкинуть очистки в отдельный контейнер (они пойдут на удобрение сада) и снова берётся за нож.

— Говоришь, ты вырастила моего ребёнка без меня?

Она кривит напомаженные губы и опускает мрачный взгляд.

— Мы поссорились и расстались. Я застала тебя с тремя шлюхами, если ты забыл. О том, что я жду ребёнка, мне стало известно спустя месяца три. Приходить к тебе с этой новостью желания было мало, уж прости. Да и… я побоялась. А когда он родился, у меня было достаточно и других проблем. Я не знала, как ты отреагируешь на всё, и что будет ждать меня. Поэтому решила оставить, как есть. И не жалею. Но теперь мне нужна твоя помощь.

— Помогу, только перестань называть его моим сыном.

Он нарезает картофель крупными кубиками, посыпает специями и достаёт противень.

— Если бы это было правдой, я бы не спустил этого. Жить рядом с родным сыном и понятия не иметь… Ты… — он затягивается и зевает, — странно меня воспринимаешь.

— Мы были далеко… — роняет она ещё более мрачно, и передумывает убеждать его в родстве с сыном. — Спасибо, — соскальзывает со стола и направляется к выходу, пожалуй, чересчур поспешно. — Пока! Дальше сами разберётесь.

— Подожди, — роняет Эл, включая духовку.

— А? — оборачивается она, едва коснувшись ручки входной двери. — Я тороплюсь…

— Ерунда, посиди со мной. И подойди, — он достаёт что-то из верхнего ящика.

Лейл нерешительно, но стараясь скрыть опасения, подходит ближе. И нервно оборачивается на звук открывшейся двери.

Кейт, снимая с себя лёгкий серебристый плащик, будто и не обращает на неё внимания. Зато Лейл успевает хорошо рассмотреть её: стройная, как на её вкус, ничего выдающегося. Кейт, как решает Лейл, обладает модельной (вполне себе заурядной) внешностью. Красит длинные, прямые волосы в пастельно розовый цвет и имеет светлые (сучьи) глаза.

— О, дорогая, — улыбается Элизар, бросив беглый взгляд на пол, — я тут только собирался ей показать твоё ожерелье, хотел спросить, что она думает.

Он кладёт бархатный футляр с тем, что собирался подарить за ужином, на стол.

— Что-то с водой, не ходи в душ, пока я не посмотрю. Хочешь чего-нибудь выпить?

— Нет… Ожерелье? — всё ещё будто не замечая гостью, переспрашивает Кейт. — А зачем тебе было спрашивать её мнение, если подарок мне от тебя? — шутливо сужает она глаза, и целует Элизара в щёку. — Не надо вмешивать в это посторонних. К слову, кто она?

— Я… — собирается ответить Лейл, но Кейт останавливает её небрежным жестом руки.

— Просто у меня есть ещё одно, и я хотел спросить, какое лучше, — с улыбкой отвечает Элизар и достаёт второй футляр, — как женщину. Но я не собирался прислушиваться.

Он садится и чуть тянет Кейт на себя, чтобы она оказалась на его коленях.

— Моя бывшая, — хмурится и переводит взгляд на гостью, — как..? Она пришла просить помощи с сыном. Что-то вроде этого. Рыба или мясо?

Кейт вздыхает, но раздражение насчёт гостьи оставляет на потом. Улыбается, с заинтересованностью взглянув на футляры, и едва слышно шепчет Элу на ухо:

— Куда же ты, в таком случае, собирался второй деть? — и переводит взгляд на… — Кто ты?

— Лейл.

— Угу…

— Я приехала, чтобы… Впрочем, Эл сам потом лучше объяснит. На обед не останусь, я уже ухожу, — вымучено улыбается она.

Кейт смиряет её взглядом, который холодеет с каждой секундой, и угол губ её презрительно дёргается.

Она доверяет мужу. Но не тем дамочкам, которые при любом случае готовы вешаться к нему на шею. Эл, конечно, этого не позволяет, и это всё компенсирует для Кейт, но всё же…

— Рыбу, — вспомнив про обед и вопрос Элизара, отвечает она, и добавляет: — Лейл, можешь…

Но ей не дают договорить:

— Боюсь, меня стошнит.

— Только не здесь! — откровенно любуется Кейт полом. — Мы только закончили ремонт, — и кивает. — Да, ей не стоит задерживаться.

Элизар крепче прижимает Кейт к себе и улыбается, не вслушиваясь в разговор.

— Складываю туда же, куда и остальное… — рассеянно отвечает он и целует жену в висок. — Она сказала, что это мой ребёнок. Чудно.

Он поднимает её на руки и садит на стол. Выкидывает окурок в мусорку, достаёт из холодильника размороженную рыбу и тянется за разделочной доской.

Кейт капризно морщит носик, чего обычно себе не позволяет, но улыбается:

— Хочешь, чтобы я рыбой пропахла? — но со стола не спускается.

Всё остальное она будто оставляет без внимания.

Лейл спешит покинуть дом. Без прощаний и лишних разговоров. Чувствуя себя уязвлённой до оскорбления. Понять бы ещё, почему…

— Вышел вон, — бросает она, садясь за руль, и трогается с места как только сын захлопывает за собой дверцу.

Мак остаётся стоять, покачиваясь, у дома, докуривая сигарету. Взлохмаченный, в мешковатых джинсах и выпачканной в грязи ветровке, мрачно взирающий на окна пустым воспалённым взглядом. Пепельно-серой радужки глаз почти не видно из-за широких чёрных зрачков. Тени под глазами выделяются на фоне болезненной бледности. Худоба не красит его, но и не делает нескладным. Скулы разве что выделяются сильнее обычного, да запястья — отчего-то в синяках — выглядят костлявыми.

Он мёрзнет пару минут, дрожа и оттягивая рукава пониже, пытаясь согреть ладони и, наконец, идёт к дому, где медлит у двери.

— Я правда так и не понял, с чем помогать и кому, — делится Эл и, оставив в покое рыбу, бросается на Кейт, увлекая её в долгий поцелуй, нетерпеливо касаясь талии чистой рукой.

— Мм, — стонет она, цепляясь за его плечи. — У тебя разве могли быть дети? Помнишь, — прерывает поцелуй, — друг твой не верил, что Хед у меня от тебя? Наш сын был исключением, разве нет? — и снова впивается в его губы, конечно, не ожидая, что он остановится лишь на этом…

Но стук в дверь раздражает её и отвлекает.

Элизар отвечает ей с жаром, спускается к шее, стараясь не оставлять синяки. И ниже, забираясь рукой под одежду, пряча тёплую усмешку в нежных изгибах и родном запахе.

— Всё так, ты права.

Но мысль о том, что от него много лет прятали ребёнка ничего хорошего в нём не вызывает.

Эл подхватывает Кейт на руки, целуя по пути, и открывает дверь.

Но Мак смотрит перед собой так, словно всё ещё видит её закрытой. Затем взгляд фокусируется на Элизаре с женой.

Мать успела кое что рассказать про них. Правда Маку по большей мере плевать. Как и на то, правда ли это его отец. Главное, чтобы не выгнал сразу.

— Я это… Тут такое… Денег нет. Вещей. Она просто… это. Уехала, — он выбрасывает окурок, будучи уверенным в том, что сказал что-то связное и всё объясняющее.

Кейт, глядя на это, цокает языком.

— Мда…

Несколько мгновений Элизар рассматривает его, не зная, что думать.

— Заходи тогда, что стоишь.

Он тепло улыбается и пропускает парнишку в дом.

— В духовке картошка, она на таймере. Рыбу нужно порезать и пожарить. Всё найдёшь в шкафчиках. Я вернусь к ужину, поговорим после.

Эл хлопает его по плечу и тащит Кейт наверх.

Мак потирает плечо, болезненно морщась, и идёт на поиски кухни. Еда его особо не интересует, чего нельзя сказать о найденном в холодильнике пиве. И каких-то странных фиолетовых таблетках в белой баночке, две из которых, для пробы, он тут же отправляет в рот. Затем садится на пол, спиной прислоняясь к шкафчику, и проваливается в тяжёлый, но очень яркий, непонятный ему самому, сон.

Прежде чем отвлечься окончательно, Элизар начинает заказывать рыбу в ресторане, но, усмехнувшись, закрывает приложение и пишет Хедрику, чтобы его парень всё приготовил и привёз.

Соро ему вполне себе может сослужить хорошую службу.

Он же не откажет отцу любви всей его жизни, да?

***

Спустя минут сорок, насвистывая что-то весёлое, Соро подъезжает к дому Эла и выносит из машины два контейнера с мастерски приготовленной рыбой.

Он лёгкой походкой взлетает по ступеням, открывает дверь и проходит на кухню, сразу замечая незнакомого мальчишку.

Но на всякий случай проверяет духовку, оставляет рыбу на столе, моет руки и только тогда склоняется над… бездыханном телом.

Поднимает мальчишке веки, хмыкает, переворачивает его на бок и хлопает по спине, после чего он заходится кашлем и оставляет на полу зеленоватую лужицу.

— Эл! — Соро отходит в коридор. — У тебя там кто-то на тот свет собирался. Я убирать за ним не буду! Меня вообще, — мечтательная улыбка, — Хед ждёт.

Эл отвечает с запозданием и всё ещё не появляется:

— Возьми кровь у него, надо узнать, мой ли это сын.

— Лады, — тянет Соро, всё ещё улыбаясь. Затем представляет, как отреагирует на всё это Хедрик, и убирает улыбку с лица. — Кейт, чего я о тебе не знаю? Как вы могли скрыть от меня такое? — всё же шутит он. Но то, как именно и куда его послали, не слушает.

В машине у него всегда лежит аптечка. Он забирает всё необходимое и вновь склоняется над мальчишкой, заодно пытаясь привести его в чувства. Однако нашатырный спирт и кое что из лекарств, оказавшихся под рукой, не помогает. А чего-то более серьёзного Соро предпринять пока не может.

— Всё, я пошёл, — кричит он, выходя в коридор. — Предупреждаю. Слышишь?

— Позвони мне, — отвечает Эл и, прежде чем спуститься на кухню, переводит рассеянный взгляд на Кейт. — Видела его, вот так наркоманы выглядят, — он целует её в лоб и с нежностью касается волос. — Есть разница между моим образом жизни и его. И тем, как я воспитывал сына, и…

Он не заканчивает, вместо этого щёлкает зажигалкой и затягивается.

— Пойдём ужинать?

— Не хочу спускаться теперь. Попозже. А ты иди… И давай не будешь сравнивать себя и Хеда с… этим? — несмотря на тон и сказанные слова, она обнимает его на удивление нежно. — Так и становятся наркоманами, не выдерживают, считают, будто всё под контролем, а затем… Короче, лучше не стоит. А Хед, может, ещё и умнее бы был, — невольно усмехается она.

Он подхватывает её на руки и расхаживает по комнате.

— Ты уверена? Тебе нужно поесть, Соро сегодня угощает, — целует её. — И я так и не подарил тебе ожерелье.

— Всё нормально, — прячет она лицо в его шее. — Иди. Ещё всё успеешь. Разберись с ним сначала.

— Не ходи в душ.

Эл спускает к…

— Эй, зовут-то тебя как? — подходит он к парню и бьёт его по голове, когда не получает ответа.

— Мак, — хрипло отвечает он, и буквально зеленеет, готовый испачкать пол ещё больше.

— Молодец, что не стесняешься, — говорит Эл и тянет его вверх, чтобы поставить на ноги. — Что принимал?

Мак с трудом разлепляет глаза, но никак не может сфокусироваться. Взгляд бездумно блуждает по кухне, никак не выделяя Элизара из общей обстановки.

— Триг… Ма… И это. Ну… Ты понимаешь, — пытается что-то ответить он, и зачем-то протягивает руку к лицу Эла. — Ничего.

— Ага…

Эл тащит его в летний домик, где в основном работает, и оставляет в чулане, где нет ничего, кроме матраса. Без лишних слов, он уходит.

Чтобы сначала убрать за ним и позвать Кейт есть.

А затем вернуться, смешать нужный коктейль и подать ему вместе с глубоким тазиком.

В себя Мак приходит постепенно, то проваливаясь в удушающую темноту, то выныривая из неё (и жалея об этом…). Однако более менее осознаёт он всё в один момент, целуясь с тазиком в последний (он надеется) раз.

Перед глазами всё плывёт и двоится, дико хочется пить и гудит голова. В остальном же, бывало и хуже.

Он лежит, не шевелясь, и ждёт, что будет дальше.

По щекам его, будто сами собой, бегут слёзы. Мак не знает, по какой именно причине.

Вытирать их лень.

С книгой в руках и дымящейся сигаретой, сбоку вырисовывается фигура Элизара.

— Хорошая вещь, большая часть должна была выйти, по крайней мере, ходить прямо сможешь.

— Что? Где… — он пытается осмотреться. — Где я? Мать уехала?

— Ага, пока поживёшь у меня. Не против? — Эл улыбается.

— Ага, — отзывается он так же, и крепко зажмуривается.

Двигаться больно, лежать неудобно, во рту… лучше не думать, что.

— Пить… Хочу.

Эл подаёт ему бутылку с меловой по цвету водой, что никак не отражается на вкусе.

— Вылей всё из тазика на улицу в яму, заодно свежим воздухом подыши.

Он возвращается на стул, где почти все это время сидел, и переводит внимание на книгу в кислотно-желтой обложке.

Мак жадно выпивает воду, затем пробует подняться. Почему-то трёт затылок, словно недавно крепко им ударился. И решается вынести на улицу тазик. Правда на обратном пути спотыкается и падает на пороге. Встать, почему-то, больше не получается.

— Твоей матери стоило сделать что-нибудь значительно раньше. Не думай, что я в упрёк, — Эл поднимает его, не особо обращая внимания на аккуратность, — просто самому будет теперь муторнее выбираться. И это, — он возвращает Мака назад, к матрасу, — это не оздоровительный центр, хорошо? Считай, что ты в гостях. Будь повежливее с Кейт и Хедриком, если не хочешь огрести. И я сейчас даже не про себя говорю.

Ему хочется обложить Мака вопросами, но время сейчас едва ли подходящее. Да и Соро не звонил.

— Тебе нужно восстановить силы.

— Спасибо, — шепчет он, уже забыв половину из того, что сказал Эл. — Ты… не прогонишь меня? Мне идти некуда. Я… не всегда так.

— Хорошо, — Эл толкает его на матрас, — спи.

Он ставит ему ещё одну бутылку с водой и уходит.

***

Кейт сидит на подоконнике в гостиной. Лучи полуденного солнца тонут в волосах, скользят по плечам, но не греют. Она зябко ёжится и оглядывается в поисках джемпера.

— Эл, подай, пожалуйста, — тянет руку в сторону кресла, на подлокотнике которого будто свернулся белый мягкий кот.

Этот джемпер Кейт надевает лишь дома, сразу становясь уютной и домашней, что не очень характерно для неё.

В этот момент у Эла звонит телефон.

— Кто моя девочка? — он подаёт ей кофту, целует в волосы и только потом отвечает на звонок. — Милый друг, — улыбается, — рыба была отменная.

«Рад слышать, рад, — отзывается Соро с улыбкой в голосе. — Я тут результаты получил. Правда не хотелось бы портить тебе настроение…».

Кейт, натягивает на себя джемпер, вопросительно смотрит на Элизара, но взгляд её не выдаёт тревоги.

— Говори.

Он подходит к окну, из которого видно летний домик, окружённый молодыми деревьями.

«Сначала было нечто странное, и я почти уверился, что он тебе не родной. Но затем… Я перепроверил дважды. Девяносто девять процентов на то, что ты его отец. А ещё у него анализы ни к чёрту».

— Хорошо, — Эл сбрасывает звонок и спешит на улицу, на пол пути поняв, что ничего не сказал Кейт.

Он заходит к Маку, проверить, жив ли он.

Мак пришёл в себя пару часов назад, но особо не осматривался и не предпринимал попыток встать.

Он поднимает на Эла воспалённый затравленный взгляд, и будто пытается улыбнуться.

— Привет…

— Привет.

Эл с улыбкой, должно быть, жуткой, бросается обнимать его.

Мак замирает, затаив дыхание, совершенно теряется и не понимает, как себя вести.

— Эм… Па?

— В том-то и дело, результаты положительные, — просто говорит Эл и гладит его по спине, возможно, не сильно рассчитывая силу. — Ты должен будешь всё мне рассказать. Идём в дом. Как ты себя чувствуешь?

— Идём… Всё болит. Но сойдёт, — Мак глубоко вздыхает. — Значит, ты правда мой… ну, отец? Непривычно называть так кого-то родного, — говорит он тише, скорее сам себе, чем Элизару.

Эл на это ничего не отвечает, только заводит Мака в дом и объявляет Кейт:

— Это наш сын. Вам нужно нормально познакомиться. Мак, это Кейт, моя жена, ты должен относиться к ней с уважением, — он улыбается.

— Да как угодно, — отзывается Мак, разглядывая Кейт. — Привет.

Она отвечает не сразу, напряжённо обдумывая происходящее. Но спустя недолгую паузу вздыхает и легко улыбается, кивая ему.

— Он будет жить здесь? — переводит взгляд на Элизара.

— Ты хочешь? Или найти для тебя квартиру неподалёку? Но первое время всё равно придётся остаться. Пока из тебя дурь не выйдет.

На этом Мак снова напрягается и глядит на Элизара исподлобья.

— Я не собираюсь бросать, если ты об этом. Но было бы удобно, наверное, остаться здесь, — и добавляет поспешно: — Если можно.

— Ага, — Эл запускает пальцы в его волосы. — Завтракать будешь?

От его реакции и поведения Мак совсем теряется и как-то поникает, сделавшись болезненным и робким. Будто мальчишка, вернувшийся домой из-под дождя, побитым и виноватым…

Это чувство ему не нравится и кажется непривычным. Но сделать с ним Мак ничего не может.

— Чай…

— Хорошо, — Эл кивает. — За лестницей налево гостевой душ и чистая одежда, тебе будет чуть великовата, но это ничего. Вряд ли твой брат будет против. И с водой я разобрался. Поставлю чайник пока.

Кейт всё ещё ничего не говорит. Помня, как Элизар относится к ней, как поддержал и не оставил, когда выяснилось, что после той… ситуации с одним ублюдком, у неё появится дочь. Которую Эл сразу же назвал своей…

Кейт не думает, что Элизар ждёт от нее того же в ответ. Это не плата за тот поступок. Просто он такой.

Несмотря на многие его черты, которые отпугнули бы большинство людей, в Эле заложено нечто ценное и редкое. Какая то особая теплота и… Чувство долга перед семьёй? Принципы, ради соблюдения которых ему не приходится переступать через себя?

Кейт не может выразить это, не знает, как правильно назвать. Но чувствует в нём и ценит.

Обычно колкий и холодный взгляд её теплеет, глядя на мужа. И по сердцу разливается нежность.

Она поднимается, чтобы заварить чай.

Мак тем временем, пытаясь не забыть, что сказал Эл, идёт на поиски душа.

«Налево» — мысленно напоминает он себе, но всё-таки ошибается дверью, каким-то образом открыв кладовую и сбросив на себя швабру.

Вторая попытка оказывается удачной, и вот он уже стоит под горячими струями воды, и всё-таки замечает у себя на затылке шишку. Странно…

Закончив, и не очень хорошо, поспешно вытерев волосы, он примеряет чистую футболку и штаны, коротко чихает и выходит к Элизару.

— У меня есть брат… Где он? И… — невольно трогает пульсирующий ушиб на голове, кривясь от боли, — у вас тут есть лёд?

— Сильно приложил тебя вчера? — в его голосе тёплое веселье, без тени сожаления или сочувствия.

Он достаёт из морозилки пакет с замороженными ягодами и отдаёт ему.

— Садись. Брат есть, младший, получается, скоро познакомишься с ним.

Он обнимает Кейт за талию, целует в щёку и садится напротив сына.

— Так, я всё понимаю, — на всякий случай произносит она, проходя мимо Эла, чтобы выйти и дать им побыть вдвоём, — но… Его мать я тут видеть больше не хочу.

— И я не хочу, — отзывается Мак. Он кладёт голову на стол и оставляет на ней пакет, прикрывая веки. — Разве, — бросает взгляд в сторону Эла, — ты меня ударил?

— Конечно, зачем ему две матери… — резонно замечает Эл и отпивает чая. — Хотел тебя в чувство привести.

Он тянется, чтобы пощупать мокрые волосы сына.

— Подожди.

Поднимается, достаёт баночку с обезболивающим. Растирает таблетки в пыль, добавляет туда жёлтый порошок и красные сушёные ягодки. Сыпет всё на хлеб, а сверху мажет арахисовой пастой.

— Держи, станет полегче.

Мак скептически, с опаской пробует и остаётся вполне довольным. Из-за перспективы избавиться от боли он забывает, что не собирался есть, и съедает всё, не воспринимая это за еду.

Осматривается с любопытством. С не меньшим интересом разглядывает Эла, и приходит к выводу, что отец у него обаятельно-устрашающий.

— Мы не особо похожи, — замечает Мак без сожаления или довольства в голосе, просто делится наблюдением. — Глаза, разве что, немного.

У Эла они разноцветные, и Мак добавляет задумчиво:

— Меньше даже, чем на один. У тебя цвет более чистый. Разрезом похожи.

— Да, ну я не красавиц, так что оно и к лучшему, — он подмешивает в свой чай пурпурный порошок, отчего тот бурлит и взрывается фиолетовыми языками дыма. — Мне жаль, что у тебя не было выбора, с кем жить. И у меня тоже. Так что, — улыбается, — пусть твоя мать лучше не попадается мне на глаза. Как давно ты употребляешь и что именно?

Мак передёргивает плечом.

— С лет одиннадцати или около того… Что придётся, если честно. А что? К слову, я не знал о тебе.

— Я понял. Почему бросать не хочешь?

Эл отпивает свою бурду и в его глазах мелькает серебряный блеск.

— Мм… — наблюдает за ним с любопытством, почти завороженно. — А зачем?

— Чтобы не блевать в гостях у отца на кухонном полу и не получать по затылку?

— Это уже прошло. А хорошо ещё будет.

— Будет процентов на двадцать хорошо, причём хорошесть твоя не лучшего качества, а в остальное время — херово. И долго ты так не протянешь.

— Я пробовал завязать. Раза два мне просто не позволили это сделать. А потом я понял, что это бессмысленно и задался вопросом: а ради чего? Ради чего мучиться и прилагать столько усилий? Мне норм и так. Давай лучше, не знаю, познакомимся нормально?

Эл поднимается и чуть сжимает его плечо.

— Понимаю, но это было раньше. Сейчас ты живёшь у меня, и я собираюсь заботиться о тебе. И перевести на кое что получше того дерьма, к которому ты привык. Я оплачу твою учёбу, если захочешь. Помогу с жильём и работой. Постарайся это осознать, я вернусь через пол часа. Осваивайся.

Он ещё раз треплет сына по волосам и идёт к жене.

Мак провожает его задумчивым, всё ещё слегка замутнённым, взглядом.

У него нет причин не верить Элу. Потому что у Эла нет причин лгать ему. Но Мак не воспринимает это за что-то реальное. Оно просто не вяжется с его миром. И оттого вызывает недоверие. И даже, слегка, враждебность.

Кейт в своей комнате.

Лёжа на кровати, она смотрит что-то в телефоне и усмехается. Заметив мужа, слегка отодвигается в сторону, давая ему место рядом с собой, и тянет к нему руку.

— Ну, что вы там?

Эл ложится рядом и обнимает её, зарываясь обветренным лицом в волосы.

— Почему постоянно уходишь?

— Мой извечный способ справляться с трудностями… Даю всем время и простор, — целует его в шею. — Беспокоишься?

— И да, и нет, хотя я только решил, что мы можем отдохнуть от детей… Но ты посмотри на него, он похож на мокрого котёнка.

Эл фыркает.

— Ты станешь ему хорошей матерью.

Кейт смеётся.

— Мой любимый… Он ведь уже не ребёнок, ему не нужна мать. По крайней мере, новая.

— По общению ему лет пятнадцать, так что… — Эл целует её. — Ты такая красивая. Как, думаешь, Хедрик отреагирует?

— Или нормально, или начнёт психовать из-за ревности. Под «нормально» я подразумеваю, что он будет беспокоиться о нашем с тобой удобстве и слегка злиться из-за всей этой ситуации.

— Но в этом никто не виноват. Вообще, пусть будет рад, что я узнал только сейчас, и ему не пришлось делить сигареты с ещё одним братом. Ну, рубашки, я хотел сказать. И внимание.

Кейт хмыкает и легонько щёлкает Эла по носу.

— Ты только… Ты всё же… Я понимаю, что Мак тоже твой сын. Но не ставь его наравне с Хедриком, пожалуйста. Они уже не дети, это… не должно повредить им. Мы просто поможем парню, хорошо? И, возможно, — выделила она, — он действительно станет частью нашей семьи. Имею ввиду, для этого нужно приложить усилия. Сейчас это не так. Понимаешь, о чём я?

— Нет, — Эл улыбается и целует её в нос.

Кейт мрачнеет, но смотрит на него с теплотой.

— Если так легко принимать всех, какая ценность нашей семьи? В семье все связаны узами. Это надо ценить и оберегать. С Маком у нас уз нет. Понимаешь теперь? Если мне покажется, что для тебя совсем нет разницы… Это тревожит. Лишь это, — добавляет она, надеясь, что Эл правильно всё рассудит.

— Он наш сын, — Эл поднимает её на руки и собирается утащить на кухню. — Хочешь блинчиков? Это быстро.

— Просто скажи, что согласен со мной!

— Да, — он улыбается.

— Блинчиков хочу. И чёрный кофе. Можем даже поговорить с Маком, придумать, как провести время втроём, — сдаётся она.

Но Мака уже нет ни на кухне, ни в доме.

На столе оставлен пакет с раскисшими ягодами.

— Наверное, осваивается, — предполагает Эл и выкладывает ингредиенты на стол, — это хорошо.

— Да… — тянет Кейт, представляя помойного котёнка или щенка, которого отпустили обнюхать все углы дома. — Да… — почему-то ей становится спокойнее.

Она решает не тревожить Эла, указывая на его своеобразное восприятие происходящего.

***

Ночь. В лужах радужные и сизые разводы. Кеды промокли.

Мак бесцельно бродит по улицам. Мышцы ноют. Живот сводит от голода.

Он затягивается и выдыхает едкий дым. В глазах отражаются огни.

Вокруг удивительно безлюдно. Может, плохой район, и здесь опасаются гулять ночью?

Он бредёт по дороге вверх, сонливо трёт глаза и роняет окурок. Чертыхается.

Шарит в карманах, но вспоминает, что одежда не его, и он ничего там не найдёт. Тем более то, что ему нужно.

Бледная рука с чёрными когтями опускается на его плечо.

— Это ты тот щенок, что стянул мои вещи?