Морли Робертс «Туман» Morley Roberts «The Fog» (1908)

Туман уже много недель становился все гуще, но теперь, подобно черной стене, он опустился на город. Освещавшие мир огни погасли: ближайшие стали почти столь же невидимыми, как и звезды, а мощный фонарь над головой превратился в размытое пятно. Движение на дорогах приостановилось — водители ничего не видели; на улицах слышались крики, кто-то звал на помощь — в мире, где никто не мог помочь даже себе.

— Я слеп, — сказал Том Крэбб, прислонившись к столбу перед «Кафе Франсэ» на улице Риджент. Он проговорил это со смешком, ибо он единственный на улице, полной потерянных людей, не чувствовал себя потерянным. — Я слеп, но дорогу домой знаю!

День за днем и ночь за ночью он ходил взад и вперед по этой улице с плакатом на груди, на котором большими буквами значилось: «Слепой». Зрячие люди видели его. Из тысячи один давал ему пенни; из десяти тысяч один давал шестипенсовик. Один из миллиона, какой-то щедрый безумец, дал полкроны. Был в его жизни и праздник, когда мягкая маленькая ручка опустила ему на ладонь соверен. Он услышал нежный девичий голос: «Слепой бедняжка». Жилось ему нелегко, суровому и одинокому человеку, но этот голос он запомнил, как и все другие.

Пока он стоял у столба, на него налетел какой-то человек и извинился.

— Вы — мистер Бентли, — сказал Том Крэбб.

— А вы кто?

— Я слепой Крэбб, сэр, благослови вас господь. Вы пожертвовали мне не один медяк, так ведь?

Бентли работал шофером и механиком. Возил лорда Жервеза Норта, воздухоплавателя и автогонщика, постоянно перемещался между Уэст-Эндом и улицей Риджент и частенько обедал в «Франсэ».

— Безусловно. Я припоминаю ваш голос, — сказал Бентли. — Какая ужасная ночь, Крэбб.

— Наверное, — сказал Крэбб. — Только человеку без глаз что туман, что нет его — все одно. Но послушать, что люди говорят, так на дворе конец света, сэр, не иначе.

— Такого тумана никогда не бывало, — сказал Бентли. — Просто ужасно. Я не вижу вас; да что там, я не вижу даже собственной руки.

— Значит, домой вам не попасть. Как вы тут очутились?

— Я приехал за боссом и леди, на которой он собирается жениться. Они ужинают здесь с ее матерью. Но мы ни за что не доберемся до дома.

— Бентли! — окликнул его чей-то голос.

— Да, милорд, — отозвался шофер.

— Что будем делать?

— Не знаю, милорд.

— Мы можем остановиться в гостинице?

— Я слышал, они уже переполнены, милорд.

Крэбб протянул руку и дотронулся до Бентли.

— Куда ему надо? Может, я смогу проводить.

Предложение звучало странно, но слепые знают дорогу и без глаз.

— Да, наверное, вы могли бы. Леди живут на площади Экклстон, а мой господин — на улице Понт.

— Не знаю ни того ни другого, но могу отвести вас всех к вам домой.

— Ко мне? — переспросил Бентли. И тут заговорил его хозяин.

— Кто это там с тобой, Бентли?

— Слепой, милорд. Он предлагает проводить вас всех домой, только не знает, где находится площадь Экклстон. Он знает, только где живу я.

— Лучше уж так, чем торчать на улице, — вставил Крэбб. Он чувствовал в себе силу. Весь мир вокруг ослеп. И лишь он один сохранил немного зрения.

— Если гостиницы переполнены, мы должны отыскать место, — сказал лорд Жервез. — Здесь нет ни спален, ни кроватей. Кафе вот-вот закроют. Я поговорю с дамами.

— А он хороший малый, — сказал Крэбб. — Как-то раз дал мне шиллинг и сказал доброе слово.

Тьма была густой, как никогда. До невозможности плотной и душной, такой, что ставшие бесполезными глаза болели. Тьма таила угрозу, несла ужас. Должно быть, так начинался конец света.

— Бентли! — снова позвал шофера лорд Жервез.

— Да, милорд.

— Сюда.

Бентли отыскал его, и хозяин положил руку ему на плечо.

— Этому человеку можно доверять? Если да, мы с дамами переждем у тебя, пока не прояснится, если ты не возражаешь.

— Моя жена сделает все, чтобы вы чувствовали себя как дома, милорд. Я достаточно хорошо знаком с этим Крэббом. Он говорит, вы однажды дали ему шиллинг. Я уверен, он отведет нас куда надо. Но как быть с машиной?

— Придется оставить ее здесь, или попросишь слепого привести тебя обратно. Я хочу, чтобы ты шел с нами. Идемте, леди Семпл, идем, Джулия.

Мать и дочь, стоявшие у него за спиной, нерешительно шагнули вперед.

— Позвольте, ваша милость, я возьму вас под руку, — сказал Бентли.

— Благодарю вас, Бентли, — ответила леди Семпл с ноткой боли в голосе. Она никогда не отличалась храбростью, и туман встревожил ее. Джулия молчала, крепко держась за возлюбленного.

— Крэбб, отведи нас ко мне домой, если можешь, — сказал Бентли.

— Если мы успешно доберемся, я дам тебе пять фунтов, — добавил лорд Жервез.

— Как-то раз вы дали мне шиллинг, милорд, так что я отведу вас за просто так, — сказал Крэбб. — Нечасто люди жертвуют такие деньги.

Он зашагал вперед, а Бентли пошел следом, держась за его пальто.

— Не отставайте, это всех касается, — сказал Крэбб. — Круговая улица здесь очень оживленная, но, когда перейдем Пикадилли, станет полегче.

Они прошли по западной стороне улицы Риджент и спустились по улице Эйр к Пикадилли. Из темноты то и дело появлялись сбившиеся с пути люди и натыкались на них. Одни просили помощи, другие казались не то сбитыми с толку, не то полубезумными, ведь все они блуждали среди густого тумана. И со всех сторон время от времени слышался звон битого стекла.

Они вышли на Пикадилли и услышали топот лошадиных копыт. Разговоры людей в экипажах. Тьма стояла перед глазами, ужасающая тьма, в которой был погребен этот сошедший с ума мир.

— Отсюда можно выйти к Игл-Плейс, — сказал Крэбб. — Но сможем ли мы перейти дорогу?

Этот путь таил такую угрозу, какую можно испытать на войне, или на неизвестной горе в снежную бурю, или на месте кораблекрушения посреди рифа из острых скал. Где-то истошно кричал раненый человек. Крэбб запнулся о чье-то тело на мостовой. Человек был мертв, по крайней мере так заключил Крэбб, склонившись над ним и ощупав.

— Я много мертвых повидал, когда служил в Индии, — объяснил Крэбб. От этих слов Джулия вздрогнула.

На улице было много народу; одни напились, другие ударились в панику, но большинство метались в ужасе. Однако некоторых тьма лишила страха и выпустила на волю их дьявольскую натуру. Двое мужчин, идущих впереди, разбивали с диким хохотом, похоже, каждое окно, что попадалось им на пути. Один раз Джулия вскрикнула, и возлюбленный спросил ее:

— Что такое?

— Ты только что поцеловал меня, Жервез?

В ее голосе слышался ужас. Он прежде ни разу ее не целовал.

— Боже! — воскликнул Жервез. — О боже!

В темноте послышался странный смех. Жервез подскочил к смеющемуся, схватил его за горло и швырнул на мостовую. Джулия закричала, и он вернулся к ней. Но вот улица Дьюк осталась позади, и они удивлялись, как это им удалось перейти ее.

— Ну, теперь все просто, — сказал Крэбб. — Считайте, мы почти на месте, милорд.

На площади Святого Джеймса людей почти не было, и они остановились отдохнуть. Джулия снова заговорила.

— Ты… ты его ударил?

Но Крэбб услышал ее голос.

— Кто это сказал? — внезапно спросил он.

— Это мисс Семпл, — ответил Бентли.

— Юная леди, не вы ли пожертвовали однажды соверен слепому? — продолжал Крэбб странным задумчивым голосом.

— Да, много лет назад, — удивленно ответила Джулия.

— И сказали: «Слепой бедняжка». Благослови вас господь, мисс. Я сразу узнал вас, — сказал Крэбб. — Дело было пятого июля, пять лет назад; и я не забыл вашего голоса.

Он молча зашагал дальше, провел компанию через множество препятствий по улице Пэлл-Мэлл, мимо Трафальгарской площади, вниз по улице Уайтхолл до улицы Парламент, пока слева не оказалось здание Парламента, а справа — Аббатство.

— Уже близко, — сказал Крэбб. — Так странно: для меня как будто ничего не изменилось, обычный вечер. У вас зрение проясняется?

— Стало только хуже, — мрачно сказал Бентли.

Они подошли к лестнице его дома.

— Мы пришли? — удивился он. Он ничего не видел.

— Вы живете здесь, коли я не дурак, — сказал Крэбб. — Я привел вас куда следует. Поднимитесь и поглядите.

Квартира Бентли располагалась на первом этаже. Дверь открыла его молодая жена и вскрикнула, бросившись ему на шею.

— Меня проводил слепой, дорогая, — сказал Бентли. — С нами лорд Жервез Норт, леди Семпл и мисс Семпл. Они не могут попасть домой. Нам нужно приютить их до завтра, пока мгла не рассеется.

Одна тень сказала это другой тени, и потом та, которой никто не мог разглядеть, заговорила, дрожащим голосом поприветствовала всех и нашла каждому кресло. Но Бентли и лорд Жервез снова вышли к Крэббу, который с благодарностью принял от последнего пять фунтов.

— Надолго этот туман? — спросил лорд Жервез.

Но никто не мог ему ответить. Только когда Крэбб направился в свое уединенное жилище, что было неподалеку, Бентли сказал ему:

— Если завтра туман не рассеется, приходи к нам, Крэбб.

Они пожали друг другу руки — так сблизила их опасность, — и Крэбб ушел, бормоча что-то себе под нос. Бентли снова поднялся по ступенькам, и ему показалось, будто туман стал только гуще. В комнате царила подсвеченная огнями тьма, лампы лишь тускло мерцали в ночи.

— Никогда такой мглы не видал, — весело сказал он. Но леди Семпл стонала и лила слезы, и никакие слова не могли ее утешить. Оказаться в собственном доме в такой туман было бы и то плохо, но здесь! Бедная миссис Бентли, лишь недавно вышедшая замуж, в ужасе гадала, как вести себя с тремя столь важными гостями, но в здравости рассудка и энергичности отказать ей было нельзя. Она отвела мужа в сторонку.

— Томпсоны уехали, — начала она. Речь шла о соседях напротив. — Может, взломаем дверь и позаимствуем у них кровати для дам?

— Взломаем?! — воскликнул Бентли. — А если они вернутся?

— Они уехали на неделю, и как им вернуться в таком тумане? К тому же что еще мы можем сделать?

— А все-таки это мысль, — сказал муж. — Предложу его светлости.

В результате озвученного предложения Бентли и лорд Жервез, плечом к плечу и голова к голове, превратились во взломщиков и через пять минут уже оказались в квартире напротив. Они зажгли все огни и лампы, пытаясь смягчить, насколько возможно, наводящую ужас тьму, и отправили леди Семпл и Джулию спать. Миссис Бентли вскоре тоже легла, оставив мужа наедине с его хозяином.

— В странном мы оказались положении, Бентли. Интересно, как долго это продлится? — сказал лорд Жервез.

— Удивительные дела, милорд, — согласился Бентли. — И, если подумать, это может продлиться вечность.

— И что тогда станет с Лондоном и со всеми нами?

— Придется нам улететь на вашем воздушном шаре, милорд, — сказал Бентли с невеселым смешком. — Но будем надеяться, утром станет лучше.

Лорд Жервез лег в гостевой комнате Бентли и крепко уснул. Когда он проснулся, стояла кромешная тьма. Он посмотрел на часы в свете спички, но не смог разобрать ни цифры. Казалось, будто он ослеп. Но, открыв часы и ощупав циферблат, выяснил, что было восемь утра. Мгла сгустилась еще сильнее. Воцарившийся на улицах мрак сжимал сердце. Все позавтракали вместе, почти не переговариваясь. Леди Семпл беспрестанно рыдала, Джулия сама едва сдерживала слезы.

— Это словно конец света, — всхлипнула леди Семпл. — Мы… мы все погибнем.

Действительно, миссис Бентли задумалась, где придется брать еду, если все это не прекратится. После завтрака у нее ничего не осталось, кроме буханки хлеба. Люди не видели друг друга. Они открыли окно — туман висел снаружи черным одеялом. Это внушало беспомощный, безнадежный ужас. Почти до обеда они сидели и ни о чем не разговаривали. В десять часов в дверь постучал Крэбб. Они впустили его черную тень, и слепой положил что-то на стол.

— Принес вам харчей, — сказал он. — Подумал, вы не откажетесь.

Он пришел из внешнего мира, и все принялись расспрашивать его, какие там новости.

— Жуткие дела, милорд, — тихо сказал он. Но голос его при этом странно звенел. — Жуткие, да; всего и рассказать не могу. Все обезумели. Там творятся кошмарные вещи; пожары, убийства, дикие вопли. Я был на Трафальгарской площади, и тут народ как завопит: «Огонь! Огонь!» Туман наверху что-то будто раздвинуло, и засветил яркий свет. Люди закричали, а потом… потом снова тьма. Ужас засел внутри нас всех, но многие вломились в винные магазины и напились; город сошел с ума.

— О, и как долго это будет продолжаться? — спросила Джулия. — Что пишут в газетах?

Но газет не было, ничего не было, так сказал Крэбб. Даже электричество пропало; похоже, никто больше не работал, никто не мог работать. По улицам бродила слепая толпа потерянных людей. Все пытались вырваться из этого безумия, но не знали, куда бежать. Когда слепой замолчал, леди Семпл потеряла сознание, упала прямо в руки дочери. Джулия и миссис Бентли бросились приводить ее в чувства, а Крэбб, Бентли и лорд Жервез отошли в сторону.

— Что же делать? — спросил лорд Жервез с долей отчаяния.

— Ничего, милорд, только ждать, — ответил Бентли.

— Ты можешь вывести нас из Лондона, Крэбб? — спросил лорд Жервез.

— Я знаю только свой район да слегка окрестности, — сказал Крэбб. — Если уж я что знаю, так знаю это как содержимое собственной шляпы, но все, что за пределами, — это для меня полнейший мрак. Но еду я вам достану.

— Где ты взял то, что принес сегодня? — спросил Бентли.

— В незапертом магазине, — ответил Крэбб. — Там внутри был покойник.

Некоторое время все молчали.

— Народ сходит с ума, люди бросаются в реку, — продолжал Крэбб. — Я слышал дикие женские крики. Злые люди повсюду. Тут и там уже полыхают пожары.

— Что мы можем сделать? — спросил лорд Жервез.

— Вряд ли это надолго, — сказал Бентли.

— Почему — вряд ли? — спросил, помолчав, Крэбб.

— Ну, может, с неделю продлится, да? — предположил Бентли. — Или… или дольше?

— Откуда в Лондоне возьмется еда? Где людям ее искать? — спросил Крэбб. — Через три дня люди начнут пожирать друг друга. Я слышал отвратительные слова, их произносили во тьме незримые голоса, милорд. У меня от этого волосы встали дыбом.

— Где тот воздушный шар, Бентли? — дрожащим голосом спросил лорд Жервез. — Мы… мы могли бы им воспользоваться? Мы должны вывезти отсюда леди Семпл, должны, иначе она погибнет!

Шар хранился в лавке возле газовой станции, но Бентли не мог его отыскать. Крэбб сказал, что знает, где находится газовая станция, и проведет их туда, если Бентли объяснит, где шар.

— Но что вы будете с ним делать, милорд?

— Поднимемся в воздух и улетим прочь, — сказал лорд Жервез. — Это вполне возможно.

— А газ-то нам останется? — спросил Бентли и хлопнул себя по бедрам, словно ему в голову пришло что-то важное.

— О чем ты, Бентли?

— На газовой станции больше нет рабочих, милорд!

— Нет?

— Мы с Крэббом пойдем туда и выключим все установки, если сможем, — сказал Бентли. — Выключим, пока весь газ не вышел.

— Давайте, — сказал лорд Жервез. — Какой ужас, у меня так болят глаза. Это сводит меня с ума. Бедная Джулия!

— Ты мне поможешь, Крэбб? — спросил Бентли.

Они вышли вместе и пошли по улицам мимо убитых людей, зарев пожаров и кошмарных звуков. И Бентли был слеп. Но зрение Крэбба сохранилось в голове слепого. Наконец, они добрались до завода и забарабанили в дверь, чтобы проверить, вдруг по счастливой случайности внутри кто-то окажется. На стук прибежал сторож; у него сдали нервы, он цеплялся за пришедших и плакал, жалуясь, что все бросили его одного. Но он жил прямо здесь, в отличие от остальных.

— Сколько газа у вас осталось? — спросили они его, и, когда к сторожу вернулась способность говорить, он сообщил, что газохранилище заполнено газом, но тот быстро утекает.

— Надо перекрыть вентиль, чтобы не тратить газ понапрасну! — крикнул Бентли. И они отключили газ, понимая, что этим принесли во многие дома еще более горький мрак. Но Крэбб пообещал принести сторожу еды, чем облегчил ему муки выбора.

— Лондону конец, — сказал сторож. — Я слышу жуткие вещи.

— Жуткие вещи творятся сейчас, — сказал Крэбб. — Но жуткие вещи совершались всегда, друг мой. Я слеп, но не настолько, чтобы этого не замечать.

— Ох уж эта слепота, — посетовал сторож. — Я даже закурить не могу. Ужасно. Мы все умрем?

— Когда-нибудь да, — сказал Крэбб. — Это очевидно даже мне.

Они с Бентли отправились на поиски лавки, где лежал воздушный шар, и в поисках Крэбб один раз сбился с пути и сказал об этом вслух. У Бентли кровь застыла в жилах, ведь Крэбб был теперь его зрением, его жизнью и жизнью тех, кого он любил. А любил он не только свою жену, но и Жервеза Норта с Джулией Семпл, ибо они были созданы для любви, а Бентли обладал добрым сердцем.

Но Крэбб все же сориентировался, и они вернулись на площадь, так и не отыскав ангара с шаром.

— Завтра попробуем снова, — сказал Крэбб.

На следующий день они попробовали — но безуспешно.

На другой день опять — и снова провал. Но Крэбб приносил им еду, очень неплохую еду — замечательные блюда в горшочках и банках.

— Чтобы их достать, я ходил на Пикадилли и разбил окно, — сказал Крэбб. — Сущая правда, так и было. Надеюсь, еда хорошая. В темноте не разглядеть?

Они тоже остались без газа.

— Мы можем попробовать, — ответили они. Но ощущался лишь вкус тумана — густого, плотного, желтого, вязкого как тесто тумана. И ужаса, ибо с улиц доносились скорбные крики, звуки смертей и убийств.

— А что там на дне мешка? — спросил Бентли, когда все горшки и банки с консервами были выставлены на стол.

— Украшения, должно быть, — ответил Крэбб странным голосом. — Я подумал, дамам они придутся по душе. Нашел их на мостовой в открытой сумке, пощупал — похоже на бриллианты. Подошел к соседнему магазину, разбил окно и нахватал с горсть. А почему бы и нет? Кому они теперь нужны? Лондон умирает. Но у вас-то есть шар.

И снова повисла тяжелая тишина. Крэбб ушел — сказал, попробует узнать новости. Он легко двигался сквозь мрак, фигура, сотканная из тьмы и ночи. Лондон превратился в преисподнюю: стояла тишина, но в тишине этой раздавались крики. Одни лошади падали замертво, другие бродили сами по себе. На улицах полыхали пожары, вызванные столкновением экипажей; мрачные тени горели в огне, жарили конину на скрытых от взоров языках пламени; кто-то танцевал в пьяном угаре и падал в костры. Многие предлагали краденое золото в обмен на еду, драгоценности за горстку пищи, выходили на охоту. Они говорили — голоса говорили, — что река уже переполнена плавающими на поверхности трупами, и пожары распространялись дальше. В ночи раздавались безумные женские крики и дичайший смех. Оказавшиеся на грани гибели люди играли с собственной смертью: бросались в огонь, совершали преступления и творили непоправимое. Некоторые исступленно звали своих жен и дочерей, кричали маленькие дети и заблудившиеся старики. В церквях не умолкли молитвы; проходя мимо одной, Крэбб слышал, как слепой органист взывает к небесам сумасшедшей музыкой. Безумец старался для него.

— Какой жуткий, ненормальный мир, — сказал Крэбб. — Тьма окутала меня много лет назад. Но слеп не я, а этот город.

Он заговаривал с людьми, и одни вели себя смиренно, другие же — дико. Ему пересказывали слухи, престранные. Удивительно, как быстро слухи распространяются в темноте. Бешеные толпы шагали на восток и запад, на юг и север, или пытались шагать. Но мало кто знал, куда идет. Говорили, один человек с компасом привел тысячу других к реке и упал в воду. В парках было полно скитальцев. Богачи высовывались из окон, предлагая заплатить тысячи и падали жертвами убийц, убивавших их за деньги, которых они даже не могли найти. Один человек разжег костер из банкнот. Чей-то голос рассказал, что грабители вломились в банк и мешками тащат оттуда золото. Мостовые были покрыты толстым слоем скользкой жижи, повсюду валялись трупы. Народ напивался на берегу реки и бросался в воду. Люди прыгали из окон и падали слепым бродягам на головы.

На железнодорожных путях стояла тишина, никакого движения. В низовьях реки сгрудились заброшенные корабли. На телеграфах тоже было тихо, люди разбежались оттуда. Телефонные станции опустели. Внешний мир бросил Лондон и отрезал его от себя. Город тонул в яме, лежал на дне колодца. И все эти новости Крэбб собирал и пересказывал друзьям по возвращении. Но еще он приносил еду, и они ели в темноте. Он принес вино, и они напились в ночи. Постепенно они потеряли счет дням и ночам. Но каждый день (или ночь) Бентли с Крэббом пытались отыскать место, где хранился воздушный шар.

На десятый день они нашли его. В тот день леди Семпл уже, казалось, была при смерти.

С огромным трудом, хоть им и помогал сторож, они дотащили шар до газовой станции, и к ним присоединился лорд Жервез, оставив Джулию присматривать за больной матерью.

— Это наш единственный шанс, дорогая, — сказал он ей, уходя.

Он поцеловал ее в темноте, а затем поцеловал умирающую — ибо она непременно умрет, если они не спасут ее из этой мглы, — и ушел вместе с Крэббом и Бентли.

Они работали вслепую; глаза болели и ничего не видели; сердца трудились на износ: вязкий и грязный воздух только ухудшался из-за пожаров, которые охватывали все больше домов из-за безрассудства и сумасбродства сбитых с толку людей. И снова на час небо вверху слегка прояснилось. Они смогли разглядеть друг друга. А потом опять наступила тьма. При помощи сторожа, ставшего их рабом, рабом Крэбба (который работал за троих и вел себя спокойнее всех), они принялись надувать огромный шар. В кромешной тьме приходилось действовать с величайшей осторожностью, чтобы не повредить гигантский корабль — их единственное спасение. Наконец это чудовище начало чудесным образом раздуваться, как огромный мухомор посреди ночи. Постепенно шар натягивал веревки. Мужчины смогли на ощупь определить его пропорции, и от этого волнение чуть отступило.

— Мы выберемся отсюда, — сказал лорд Жервез. Он жаждал жить. Он был молод, влюблен, мир казался ему огромным и прекрасным. Но Бентли оказался достойнее него, а Крэбб так и вовсе стоил их обоих, хоть и был простым солдатом, покалеченным в дурацкой битве в далекой Индии. Он понукал их выпить — поднять себе дух. Потому что ему нравился голос Джулии Семпл, потому что он вспомнил ее дар и был рад помочь ей и ее возлюбленному.

— Когда это все кончится, Крэбб, ты ни о чем другом и мечтать не станешь, — сказал Жервез.

— Я всегда буду мечтать о многом — или же ни о чем вообще, — отозвался Крэбб странным возбужденным голосом. Ибо до сих пор он никогда не любил женщину, хоть и целовал многих. А ту, которую полюбил, никогда не сможет поцеловать.

Внешний мир был им чужд. Они затерялись во тьме посреди Лондона, были отрезаны от всех. Но шар все рос и рос. А потом остановился. Газ кончился.

Той ночью слегка прояснилось (а на дворе стояла ночь, хоть они об этом и не знали), и четверо людей принялись за работу на заводе; они запустили установки, чтобы произвести больше газа. Крэбб был сильным человеком, а теперь стал еще сильнее. Он трудился сам и поддерживал остальных, заставил сторожа, этого беднягу, делать все, на что тот был способен. Благодаря ему сторож почувствовал себя храбрецом. Это дар сильных людей, дар, по которому их можно распознать. Наконец шар встал ровно, и веревки, прочно прикрепленные к старому котлу, натянулись.

— А скольких он… выдержит? — спросил Крэбб. Никто не осмеливался задать этот вопрос. Шар был огромен, его сконструировали для особых гонок и ради науки, но всех он поднять не мог, и все это понимали.

— Максимум пятерых, Крэбб, — прошептал лорд Жервез.

Их было семеро, включая сторожа.

— Я останусь, милорд, — сказал Крэбб. — Как видите, я способен позаботиться о себе.

— Ты храбрый человек, — сказал лорд Жервез.

Он был не просто храбрым человеком, этот слепой бедняга. Если бы не он, что бы с ними стало? К этому времени они бы все уже были мертвы. Лишь благодаря ему у них появился этот единственный шанс.

Но если Крэбб остается, то кто второй? Той же ночью в квартире они — лорд Жервез, Крэбб и Бентли — решали, кто еще останется. Женщины находились отдельно, в другой комнате, где умирала перепуганная леди Семпл.

— Я останусь с теми, кто не сможет улететь, — сказал Крэбб. Все его понимали. Он сможет жить. Для него тьмы не существовало. Он сам утверждал, что глаза у него есть, а его сильный и спокойный ум был способен вынести все те ужасы, о которых он рассказывал. Они знали, что он не говорит им и половины всего, но воображение само дорисовывало недостающие части.

— Пусть будет так, Крэбб. Ты спас нас, — сказал лорд Жервез. — Когда все будет кончено, проси, что захочешь, и ты это получишь.

— Я останусь с Крэббом, сэр, — сказал Бентли. Он тоже был храбр, но при этих словах его сердце упало.

— Но твоя жена должна лететь!

— Должна, — согласился Бентли.

— А что насчет сторожа? — спросил Крэбб.

— Если я остаюсь, он может отправиться с вами, — ответил Бентли. — Он нам помог, без него мы не смогли бы накачать шар. Пусть летит.

Бентли позвал жену. Она пришла из квартиры напротив, ориентируясь по его голосу, и склонилась над ним, пока он рассказывал ей, что они решили. Она была еще совсем юной девушкой, не больше восемнадцати, и в этот час она всей душой была предана мужу.

— Я останусь с тобой, Уилл.

Никто не мог ее переубедить. На каждый настойчивый довод она отвечала презрительным смехом. Ни одна из озвученных ими причин не перевешивала любви к мужу.

— Я лучше умру вместе с ним. Не говорите мне больше ничего. Пусть сторож летит, — сказала она. Бентли поцеловал ее в темноте, которая показалась ему чуть светлее благодаря ее верности и любви, и жена заплакала у него на груди.

— Вывезите бедняжку леди Семпл отсюда поскорее, — сказала она, — иначе она погибнет.

Все понимали, что это правда. Слово взял лорд Жервез:

— Значит, летят леди Семпл, мисс Семпл, я и сторож. Хотя шар может выдержать пятерых. Как жаль.

— Так у вас будет больше шансов, милорд, — сказал Бентли.

Чем выше они смогут подняться, тем вероятнее попадут в воздушный поток, способный вынести их прочь из Лондона. Но они понимали, что этого может и не случиться.

— Не теряйте времени, — сказал Крэбб. Он был сильнейшим из всех собравшихся.

Им был необходим сильный человек, ибо туман мог стать еще хуже, гораздо хуже, чем сейчас. Тяжелый дым от множества пожаров стелился по земле; безветрие губило их, но благодаря тому же безветрию они до сих пор не погибли.

— Идемте прямо сейчас, — сказал Крэбб. Он на руках понес леди Семпл на завод, и в пути она заговорила с ним.

— Спасите мою дочь, Крэбб. Мне ни за что не выбраться отсюда живой.

— Мы спасем вас обеих, и никаких исключений, миледи, — радостно сказал Крэбб.

— О, какой кошмар, — простонала она. — Я ослепла, Крэбб? Я ничего не вижу… ничего! Я задыхаюсь!

— Вы увидите солнечный свет, свет божий, через каких-то полчаса, миледи, — сказал Крэбб. — Там, наверху, сияет свет — он должен там быть, думайте об этом. Прекрасный солнечный свет, такой яркий, какого я не видел последние десять лет, с тех пор как последний раз увидел в Индии. Там, наверху, солнце, миледи. Я помню сверкающие храмы из золота и мрамора. О да, там, наверху, светит солнце.

Они дошли до завода и шагнули внутрь. Сторож нервно поприветствовал их.

— Не оставляйте меня тут, джентльмены, не оставляйте, — в ужасе заплакал он.

— Молчи, — сказал Крэбб. — Никто тебя не оставит. Незачем скулить.

Но сторож был уже полубезумен. В Лондоне тысячи людей сошли с ума, и скоро эти тысячи превратятся в десятки тысяч. Да, там, наверху, сияло солнце, так сказал Крэбб. О, какой же он храбрый человек! Мог ли там быть солнечный свет, или солнца уж и не осталось в небе?

Они подняли больную женщину в корзину и уложили ее голову на колени Джулии. Сторож вцепился в переплетения прутьев и поспешно забрался внутрь. Но Жервез Норт обратился к Крэббу и Бентли.

— Оставайся здесь, если сможешь, Крэбб. Ты, Бентли, возвращайся к жене. Ей будет одиноко. Вы оба храбрые мужчины — храбрейшие. Я чувствую себя подлецом, оставляя вас здесь. Только не уходи, Крэбб. Если на высоте не будет ветра, мы приземлимся здесь. Здесь! Ты понял?

Все всё поняли и обменялись рукопожатиями.

— Я хотел бы пожать руку и мисс Джулии, милорд, — странным дрожащим голосом произнес Крэбб.

— Да, да, — сказал лорд Жервез.

И Крэбб обратился к девушке.

— Вы позволите пожать вам руку, мисс?

Джулия тихонько плакала.

— О да, вы храбрый человек.

— Несколько лет назад вы сказали: «Слепой бедняжка», — проговорил Крэбб. И нежно поцеловал ее руку. — Прощайте, мисс.

Жервез уже сидел в корзине.

— Все, Крэбб, можешь отпускать, — сказал он. — Прощай, Бентли; прощай, Крэбб.

— Удачи, и пусть для вас всех сияет солнце, — сказал слепой.

Они с Бентли стали медленно ослаблять веревки, намотанные вокруг тяжелой железной трубы, что лежала возле огромного котла.

— Я держу конец веревки, — сказал Крэбб. — В сторону, Бентли. Прощайте, сэр. Прощайте, мисс.

Шар был невидим, как и корзина; весь мир казался ужасным и пустым.

— Отпускай, — скомандовал Жервез.

Он услышал снизу крик: «Прощайте!» — и понял, что земля отдаляется. Он крепко сжал руку Джулии. Леди Семпл лишилась чувств и затихла. Сторож смеялся. Но Жервез смотрел вверх… вверх!

Над головой он что-то разглядел: что-то мутное, расплывчатое — пустоту. Она была почти черной, но видимой; сперва проявились коричневые краски, затем желтые, затем серые. И вдруг — мазок чудесной синевы, и они оказались в волшебном, нестерпимо ярком дневном свете! Солнце сияло над их головами, а далеко внизу маячило удивительное облако, подсвеченное солнечными лучами.

Сторож странно хихикал. Джулия отпрянула от него и протянула руку к возлюбленному. Они снова взглянули друг на друга — зрение вновь вернулось к ним. Но Жервез весь перепачкался, работая над шаром; она едва его узнала. Даже голос его звучал странно.

— Слава богу! Как изумительно! — сказала она. Жервез склонился над ней и поцеловал ее.

— Моя дорогая! — отозвался он.

Леди Семпл застонала и очнулась.

— Где я? — спросила она.

— Под солнечным светом, — сказал Жервез.

— Бедняжки те, кому пришлось остаться! — заплакала Джулия. Она ведь и не увидела Крэбба собственными глазами; для нее он так и остался большой тенью, сильным голосом, который отчего-то дрожал, обращаясь к ней. Она знала, что этот мужчина — герой, по-женски чувствовала, что он любил ее. И он остался во тьме там, внизу.

Но как прекрасен был мир! Восхитительное солнце сияло на идеально синих небесах. Далеко внизу белело облако, но кое-где на нем виднелись серовато-коричневые пятна. Оно вздымалось и смещалось, то поднимаясь, то падая. Из него выходили странные столбы желтого тумана.

— Что это? — спросила Джулия, показывая на одну из таких пустот.

— Пожары, — ответил ей возлюбленный. Он гадал, движется ли шар, но не мог этого проверить. Наверху не нашлось даже крошечного облачка, чтобы понять, смещаются ли они в воздухе.

Далеко за городом, на востоке и на западе, виднелся яркий проблеск реки. Огромное облако нависало только над городом. Они видели синие холмы вдалеке и еще более дальние земли, разукрашенные маленькими счастливыми городками. Проклятие пало лишь на Лондон; на расстоянии же царил мир. Внизу по течению ходили корабли. Внешний мир дивился на границы природного явления.

Они больше не поднимались вверх. И не двигались. Жервез схватил Джулию за руку.

— Дорогая, ты ведь храбрая?

Этот вопрос был задан неспроста, и девушка это понимала.

— Что такое, Жервез?

— Мы стоим на месте, Джулия. Не поднимаемся и не движемся вперед.

— Что это значит?

Она заметила, как помрачнело его лицо.

— Ты храбрая и всегда будешь храброй, — сказал он.

И тогда она поняла. Жервез знал, что шар медленно опускается. Быть может, в нем была протечка.

Медленно, очень медленно они опускались. Но сторож все продолжал посмеиваться, ибо он больше не смотрел никуда. Густая золотая туча становилась все ближе.

— Мы летим вниз, вниз, — повторяли влюбленные. Словно они оказались на корабле, тонущем в мутных морских водах. Серая дымка обступила их со всех сторон. Солнце утратило яркую золотую четкость. Сторож, увидев это, перестал смеяться.

— Мы снова опускаемся, сэр? — спросил он.

— О да, — ответил Жервез. Леди Семпл все слышала, но ничего не говорила. Дневной свет тускнел. Казалось, наступала ночь. Солнце исчезло, и они погрузились во тьму. Они тяжело дышали, опускаясь в непроглядную черноту.

Внизу их ждал Крэбб, безмолвно гадая, что же будет. Он проводил Бентли домой и вернулся к заводу один. Он тихонько сидел на камне и надеялся на лучшее, испытывая одновременно счастье и горе. Пусть так, но она хотя бы видит солнце. Он благодарил за это всех богов. Время шло. Быть может, там, в солнечном свете, дул ветер!

Он ждал, пока вдруг не услышал далекий пронзительный звук, словно крик летучей мыши, потом резкий порыв ветра — и глухой удар о землю в нескольких ярдах от него. Это было ужасно, ибо упало что-то мягкое — будто человеческое тело, — и он понимал это. Он побрел туда, к месту падения, дотронулся до упавшего — и руки его ощутили влагу, а сердце дало осечку. Но он пощупал снова и убедился, что перед ним лежит мужчина — по крайней мере, тот, кто раньше был мужчиной, — а не женщина. Он нащупал бороду. Сторож. Крэбб сел рядом с телом — искалеченным телом — и гадал. Его выбросил лорд Жервез? Возможно. Все возможно. Или сторож сошел с ума. Он знал, что сторож был не в себе. Во всем огромном городе почти не осталось людей в полностью здравом рассудке. Но если шар до тех пор и снижался, теперь он, должно быть, снова набирал высоту.

— Подожду, — сказал Крэбб. Он не знал, как долго просидел вот так. Ударов часов нигде не было слышно. Он потерял счет времени; света он не видел, как и никто другой в этом городе. Но наконец — наконец! — издалека до него донесся едва слышный голос. Голос звучал не с улицы, ибо по улицам почти никто не ходил, а те, кто встречались, лишь жалобно рыдали. Голос шел сверху. В следующий миг Крэбб услышал слабый удар корзины о землю; слышал, как корзина мягко оттолкнулась от земли и снова опустилась; их разделяло меньше двадцати ярдов.

— Это вы, милорд? — спросил он.

— Да, Крэбб, — отозвался голос в двадцати ярдах от него.

— Мне жаль, так жаль, милорд.

— Ничего нельзя было сделать, — сказал Жервез. — Ты не слышал, как что-то упало, Крэбб?

— Слышал, милорд.

— Сторож сошел с ума и выпрыгнул из корзины. Мы снова начали подниматься, но потом опять пошли вниз. Там нет ветра, Крэбб. И леди Семпл умерла, Крэбб.

Слепой услышал тихий плач Джулии, но сперва нашел лист железа, накрыл им яму, в которой лежал сторож, и только потом подошел к корзине.

— Быстрее, привяжи веревки, Крэбб, — сказал лорд Жервез.

Они вынесли из корзины Джулию и тело ее матери — его положили в стороне.

— Господи, помоги нам, — сказал Жервез. — Где Бентли?

— С женой, — ответил Крэбб.

— Мы должны накачать шар и попытаться снова, — сказал Жервез.

Крэбб привел Бентли, и его жена пришла вместе с ним. Мужчины запустили станцию и бесконечно тяжелым трудом произвели еще газа. И снова шар, безвольный и поникший, отважно поднялся на привязи. Их оставалось пятеро. Шар был рассчитан на пятерых, но даже вчетвером они потерпели неудачу. Прежде чем начать что-то предпринимать, они похоронили леди Семпл и засыпали землей изувеченное тело сторожа. Потом они решили, что снова наступил день.

— Пора, — сказал Жервез.

Крэбб снова отошел, но тут заговорила Джулия Семпл.

— Пусть Крэбб летит с нами.

— О нет, мисс.

— Вы должны лететь, иначе я отказываюсь тоже.

Она взяла слепого под руку.

— Да, идем, Крэбб. Мы всем обязаны тебе, — сказал Жервез.

— Тогда я согласен, — сказал Крэбб натянутым голосом. Позже они вспомнили об этом. Некоторые люди обладают особыми голосами, раскрывающими силу их духа, их характер.

Прежде чем начать подъем, они освободили корзину от всего лишнего груза и перерезали направляющую веревку. Еды взяли совсем немного и скинули даже обувь.

— Это наш последний шанс, Бентли, — сказал лорд Жервез. — Крэбб говорит, больше газа мы добыть не сможем.

Они снова залезли в корзину.

— Я перережу веревку, милорд, — сказал Крэбб.

— Да, — отозвался Жервез.

— Мы готовы?

— Да.

Крэбб перерезал веревку, и они начали подниматься. Но над головами стояла беспросветная тьма.

— В прошлый раз все было сначала черным, потом серо-коричневым, желтым и серым, — сказал Жервез. — А потом свет. Свет!

Они снова глубоко дышали: в темно-синем небе показался легкий серый просвет, и вдруг над головой засверкали звезды; а далеко на востоке висел тоненький полумесяц. Стояла ночь, самый темный час перед рассветом. Далеко внизу, на горизонте, сияли огни городов.

— Сейчас ночь, — сказали они.

Но в ту же секунду на востоке показался едва заметный серый проблеск рассвета, затем забрезжил белый свет — словно распускающийся цветок лилии.

— А вот и утро!

— Как жаль, что я не вижу, — сказал Крэбб.

— Слепой бедняжка, — проговорила Джулия и сжала его большую руку в своих ладонях.

— Это дороже золота, мисс. О, вот бы я мог видеть ваше лицо! — воскликнул Крэбб.

— А я так и не видела вашего, — мягко сказала она.

Но рассветное солнце поднималось, словно волшебная пальма в пустыне. Его лучи сверкали золотым пламенем, затем показалось золотое сердце, и, когда над восточным горизонтом засияло солнце, Джулия наконец посмотрела на Крэбба. Хоть он и перепачкался из-за тяжкого труда, она увидела удивительно точеные черты очень спокойного и сильного лица. Невидящие глаза скрывались под опухшими веками. Губами Крэбб отдаленно напоминал египтянина. Была в нем некая сила и решимость.

— Теперь я вижу вас, Крэбб, — сказала она ему.

Остальные смотрели на рассвет. Миссис Бентли тихонько плакала.

— Если бы я только мог видеть вас! Вы позволите дотронуться до вашего лица, мисс?

Джулия поднесла его ладонь к своему лицу, и он прикоснулся к мягким нежным чертам.

— Вы, должно быть, очень красивы, — пробормотал он. А потом обратился к лорду Жервезу: — Мы еще поднимаемся, милорд?

— Думаю, да, Крэбб, — ответил Жервез.

— Поглядите вверх, милорд. Над нами есть хоть одно облако?

Высоко в зените виднелся едва заметный клочок пара в прохладном потоке.

— То облако над нами движется, милорд, — сказал Бентли.

— Мы стоим на месте, — бесцветным голосом сказал Жервез. — Оно в тысяче футов над нами.

— Мы можем что-нибудь сбросить? — энергичным голосом спросил Крэбб.

Они сбросили кое-что из одежды — о да, и немного воды и еды.

— Этого мало, — сказал Жервез. — Но над нами проходит сильный поток воздуха.

— О, этого достаточно, — сказал Крэбб.

Но все лишь непонимающе поглядели на него.

— Ты же слепой, Крэбб.

— Но кое-что я вижу, — сказал Крэбб. — Я вижу, что если мы опустимся на землю, то больше уже не поднимемся. Я вижу это… и не только.

Он склонил голову к Джулии.

— Вы глядите на меня, мисс? Вы меня запомните?

— О да, Крэбб.

Он встал и взялся за край корзины.

— Сядь на место, парень! — вскрикнул Бентли.

Но слепой поднял лицо к солнцу, подставив под теплые лучи свою мертвенно-бледную кожу.

— О, солнце прекрасно, пусть я даже его и не вижу! И я чувствую свет внутри себя! Прощайте, мисс.

Последнее он сказал Джулии и, прежде чем остальные поняли, что он задумал, — выбросился через край корзины.

Они видели, как падает его тело, и Джулия вскрикнула, но тщетно. Крэбб утонул в облаке, но шар поднялся выше и вошел в поток воздуха. И тяжелая туча внизу заскользила к востоку.


Перевод — Анна Третьякова

Загрузка...