Александр Николаевич Лукьянов Трейлер Старика

Александр Николаевич Лукьянов Трейлер Старика

Автор хотел бы предупредить, что «Трейлер» — не самостоятельное литературное произведение (если он вообще таковым является). Это прямое и непосредственное продолжение повести «Старик с обочины», которая в свою очередь производна от повести бр. Стругацких «Пикник на обочине». Потому бóльшая часть сюжетной линии «Трейлера» будет непонятна тем, кто не знаком с содержанием «Старика».


Автор просит не усердствовать критиков-общественников и на добровольных началах обличителей плагиата[1]: в начало повести были намеренно и открыто встроены фрагменты произведений других авторов (Ф.Крашенинников «После России», Беркем аль Атоми «Каратель», М. Калашников и Ю. Крупнов «День орка»). При описании некоторых видов оружия и снаряжения жителей Зоны использованы мотивы игры S.T.A.L.K.E.R.[2] Необходимость заимствований станет понятной по ходу развития сюжета. В тексте имеется фрагмент — лёгкое передразнивание А. и Б. Стругацких, что без труда обнаружат поклонники Братьев (извините, автор не удержался)…


Жилые трейлеры — дома на колесах, прицепы-дачи, туристические прицепы — многоосные тяжеловесные прицепы, которые используются для путешествия и временного проживания сразу нескольких человек.

Стандартный многоосный жилой прицеп, как правило, включает в себя спальные места (2–7) в виде кроватей или диванов-трансформеров, кухню с плитой, холодильником, мойкой, шкафы, обогреватель, биотуалет, душевую кабину или поддон. Практически все они оборудованы бортовыми компьютерами и спутниковой связью. Производители идут навстречу любым фантазиям потребителя — можно разработать свой, уникальный вариант автодома на заказ. Туристические трейлеры — дома на колесах представлены сегодня множеством модификаций и видов на любой вкус и карман, в зависимости от размера (длина трейлеров варьируется от 4 до 11 метров), комплектации, отделки. Так, германский автодом Zieg Heil знаменит своей богатой внутренней отделкой из ценных пород дерева в сочетании с замшей и дорогими ткаными материалами.

«Автомобильная энциклопедия Евросоюза». Варшава, 2033

Часть 1. Три круга Ада

Территория бывшего СССР

Сибирский автономный район КНР

Саньду

11 часов 40 минут 1 июня 2047 г.

Ватаге Василия Сидельникова повезло. Она отхватила выгодный заказ на срочную погрузку пиломатериалов. Скорее всего, дело было незаконным: во-первых, грузили ночью, причём заказчик нервничал и спешил, во-вторых, он не связался со своими, то есть с китайской бригадой, а отыскал ватагу в русской резервации, в-третьих — обещал щедро заплатить наличными из рук в руки без квитанций. За каждый час опережения графика также посулил неплохие премиальные. И, что самое главное, не соврал.

Ватага измоталась донельзя, однако, к четырем утра вагон был загружен, закрыт и опечатан. Судя по меловым иероглифам на облупленных рыжих бортах, его отправляли в административный центр Китайской Сибири — Сю-Линь (бывший Красноярск).

Василий тут же на месте поделил деньги. Юаней должно было хватить дня на два. На пятое намечалась, вроде бы, чистка городской свалки — тоже неплохо.

— Разбегайся отсыпаться, мужики. — распорядился Сидельников. — Завтра собираемся в шесть ноль-ноль со своими совковыми лопатами и вилами у сарая Цао Ce-фу. Ну, у зелёного ангара бывшей Николаевской подстанции, облупленного такого, вспомнили? Всё, бывайте!

Ватага разошлась. Сидельникову было по пути с его ровесником Тимофеем Кондратьевым и двадцатипятилетним Игорем Рогожиным.

— Черт-те что! — бурчал усатый Кондратьев. — Вот неплохо получили за работу, а через три дня ни фига не останется. Придётся всё потратить. Нужно было бы отложить на чёрный день, так ведь инфляция эти бумажки жрёт, словно моль. Ни себе на старость, ни детям на будущее.

— Чего беспокоишься, у тебя же дочь. — лениво бросил Игорь Рогожин.

«Да-а, дочь… В самом деле повезло Тимке. — подумал Василий. — Китайцы без возражений принимают русских девчонок в школы. Лизка Кондратьева отучилась уже пять лет. Из отличниц не вылезает. Свободно болтает по-ханьски, родители без нее — как без рук. После школы биография девки уже определена. Когда выскочит замуж за китайца, то может поступить в техникум или даже вуз. А выскочит, да еще за богатенького, без проблем: у тех русые и сероглазые невесты нарасхват. Ста сорока миллионам молодых китайских мужиков просто не на ком жениться, девок остро нехватает, они там в своей Поднебесной до сих пор стремятся рожать только сыновей. А вот ежели окажется дурой, заартачится и предпочтёт выйти за своего, из резервации… Чистить тогда бабе помойки и драить сортиры до самой смерти. Причём за гроши. Дочь, дочь… С парнями куда сложнее. Образования, даже начального не получить. Вон Димку Воронова родитель натаскал по старинной, ещё советской, азбуке разбирать буквы, выучил вычитать и складывать, так уже хорошо. Профессии сносной Димке тоже не светит — грузчик, либо ассенизатор, вот и все радужные перспективы в городе Саньду, бывшем Хамске. Ну, правда, можно записаться в смертники — тушить метановые пожары в тундре или зачищать очаги химического заражения. Там платят лучше, можно сносно прожить считанные годы до того, как сыграешь в ящик. Взять хотя бы Колю Васнецова. Славный малый был, умница. Когда родители стали совсем плохи, завербовался на Леонидо-Полежаевскую радиоактивную свалку. На лекарства и хлеб старикам зарабатывал. Только те повесились, узнав, что у сына выпали волосы и зубы да началось горловое кровотечение: „Не хотим жить сыновней кровью!“ Колька на их похороны приехал — страшно смотреть было. А через полгода сам умер. Ну, а о том, чтобы русскому парню завести семью, говорить вообще не стоит. Кто ж за него пойдёт, когда девке можно за ханьца пристроиться?»

Игорь включил карманный радиоприёмничек. Тут же залопотала местная станция.

— «Чифань-хренань»… Ну их на фиг. — устало возмутился Кондратьев. — Поймай что-нибудь русское. «Евразию» хотя бы.

«Русское! — усмехнулся про себя Сидельников. — Где ж тебе русское взять-то? Нет больше русского, осталось русскоязычное». Пока ещё осталось… Радио «Евразия» вещает из оккупационной зоны НАТО Уральского протектората ЕС. Точнее из Челябинска. Гонит в основном американскую музыку, перемежая пиндосовские песенки баптистскими проповедями и программами новостей. Болтают по «Вестям Евразии» всякое. Причём чаще всего несут полную ахинею. К примеру, рассказывали как-то, будто еще «великий кормчий» Мао Цзе-дун аж в 1952 году столковался с впавшим в предсмертный маразм Сталиным о переселении на Украину ста миллионов трудолюбивых и послушных китайцев. Якобы, Иосиф Виссарионыч зловеще замышлял отправить потомков вольных запорожских козаков в Cибирь — не то сгребать лопатами снег по всей тайге и выносить на полюс в банных тазиках, не то осваивать открытые к тому времени нефтяные месторождения. Однако, вдохновенно врала «Евразия», смерть Сталина не дала воплотиться в жизнь чудовищным планам.

Совсем рассвело. Рабочие дошли до «аборигеновки» — некитайской окраины Саньду. Кондратьев обменялся прощальным рукопожатием с Василием и Игорем и скрылся за покосившейся скрипучей калиткой своей халупы. Сидельников и Рогожин пошли дальше.

— «К 2020 году, — тарахтел диктор из кармана рогожинской рубашки, — крупнейший обломок СССР — Россия — полным ходом превращалась в сателлита Китая. Вспомним: именно Китай охотно одолжил правительству так называемой Российской Федерации 66 млрд долларов на реконструкцию хозяйства Сибири и Дальнего Востока. Как и следовало ожидать, деньги были присвоены верхушкой коррумпированного чиновничества, а территории восточнее Урала фактически уступлены Китайской Народной Республике. Первоначально, для отвода глаз, под предлогом нововведений глобализации Сибирь продажные объявили „особой экономической зоной“ и отдали в аренду Китаю на очень невыгодных условиях. На этих территориях среди вымирающего русского населения началась массированная пропаганда „китайского пути развития“, что привело к покорному подчинению сибиряков продвижению Китая на север. Появилась даже поговорка „Китаец тот же русский, только глаз узкий“».

В 2020 г. «…в Сибири произошла серия терактов, а после него начались массовые беспорядки и погромы. Практический смысл всего этого было сложно понять, но вот действия китайских военных властей вносили в сибирский хаос зловещий оттенок спланированного мероприятия.

После нескольких дней кровавого хаоса, Председатель Временного Чрезвычайного Правительственного Комитета Сибирской Народной Республики полковник Галышников был арестован самозваным и откровенно прокитайским Сибирским Военно-революционным Комитетом, осужден за преступления против народа Сибири и повешен. Дальше ситуация развивалась в бешеном ритме: в Сибирь были введены новые китайские войска, через несколько месяцев состоялись выборы и новое правительство взяло курс на максимальное сближение с Китаем, а спустя несколько лет регион присоединился к Поднебесной, став Сибирским Автономным Районом Китайской … Республики[3].

Но это было лишь видимой частью западного айсберга, на который был должен напороться китайский „Титаник“. На самом деле, поэтапное освоение северных территорий и аннексия их Китайской Народной Республикой было следствием хитроумного плана Америки и Евросоюза. Европа и США, давно усвоившие уроки истории и знающие на горьком опыте, что Россию завоевать нельзя, в ней можно только увязнуть, решили, чтобы в ней увяз Китай. Запад полностью сдал Китаю Зауральскую Россию, попутно захватив Калининград и непокорную Белоруссию. Этот хитроумный план своей целью ставил предотвратить экспансию накопленных китайских милиардов в Европу. Чудовищные китайские капиталы устремились в русскую Сибирь, поделённую на провинции и включённую в состав КНР. Западный мир рассчитывал, что китайцы увязнут в России, подобно Наполеону и Гитлеру, что колоссальные китайские сбережения, накопленные за время роста китайской экономики, будут впустую растрачены на просторах русской тундры.

Так и произошло: погнавшись за полезными ископаемыми и лесом Сибири, Китай не получил ничего. Сама Сибирь уже в 2025 году превратилась в ядерно-химическую помойку. Вследствие глобального потепления растаяла тундра, возникли безбрежные непроходимые болота. Из их глубин вырывается метан, который уже превратил колоссальные территории в инопланетные ландшафты: метановые реки в серных берегах. Целые районы, равные по площади малым европейским странам, сделались абсолютно непригодными для живых организмов. Периодически от случайных искр или молний там происходят чудовищные газовые взрывы, равные по мощности хиросимской бомбе. Что до ископаемых, то нефть закончилась, пригодный для употребления лес дорубают. Инфраструктура, которой и так почти не было, стала невосстановимой. На освоение этого огромного безжизненного огнедышащего болота Китай необратимо потратил базисные финансовые и человеческие ресурсы. Все это в совокупности довело Китай до экономической катастрофы. Присоединение Сибири финансово и организационно обескровило начавшее было набирать силу китайское хозяйство, экономически отбросило Китай чуть ли не к временам „культурной революции“ 1960-х.

Самое интересное, что в итоге этого большого хитроумного плана Евросоюза и США Запад ожидает не чего-нибудь неопределённого, а поглощения к 2050 году ослабленного Китая усилившейся Индией.

А что же остатки русских сибиряков? Они практически вымерли, оставшиеся два миллиона спиваются».

— Суки! — сплюнул Сидельников. — Игорёха, погаси вонючку, сил нет.

Рогожин послушно выключил приёмник и протянул аппаратик: — Дядь Вась, возьми.

— Зачем? — На память. — вздохнул Игорь. — Расстаёмся мы. — Погоди-погоди, это еще что за фокусы! — оторопел Сидельников. — Как это «расстаёмся»? В другую ватагу наладился? К Михаилу, что ли? Перебежчик?

— Нет, дядя Вася, уезжаю. Совсем.

— Куда ж ты уехать-то можешь?! В Пекин? Председателем Китая назначили?

— Кроме шуток. Я давно собирался, только тебе не говорил. Все эти годы зарплату на золото менял, копил, сейчас дом продал и вот, вроде как на взятку хватило.

— Да на какую еще взятку?

— Да есть тут жулик-чиновничек… Морда — натуральный хунхуз. Добровольцев в Зону подбирает.


Территория бывшего СССР

Центророссия, Брянск дистрикт,

Ольховка

госпиталь отдельного 103-его батальона

миротворческого корпуса США

22 часа 40 минут 1 июня 2047 г

«…Далёкий звук автомобильных моторов заставил его схорониться в придорожной лесополосе. Вжавшись в густую траву, он замер, сжимая в руках самое главное своё богатство — старый автомат Калашникова. Слегка приподнявшись на локтях, он вперился взглядом в полотно разбитой автострады.

Кажется, то был какой-то гуманитарный конвой. Впереди катили две бронемашины „Брэдли“, развернув пулемётные башни „ёлочкой“. Первая — направо, вторая — налево. Мелькнули белые американские звёзды на скошенных зелёных бортах. Дальше шла колонна тупоносых грузовиков со значками сил ООН на дверях кабин. Взгляд выхватил головы солдат в затянутых камуфляжной тканью касках, белозубую ухмылку на негритянской роже…

Обдав шоссе облаком выхлопных газов, колонна скрылась за поворотом, оставив справа ободранный дорожный указатель „Ольховка — 5 км“. Человек, залёгший в лесополосе, снова чутко прислушался. Ничего. Он ощупал подсумки. Озадаченно подумал о том, что осталось всего два с половиной магазина к автомату и всего одна банка тушёнки. Вчера ночью он пробовал обшарить обгоревший остов подбитого бэтээра у обочины в поисках патронов. Тщeтно. Кто-то поживился уже до него, оставив в мёртвой стальной коробке только груды разлагающегося человечьего мяса. А значит, очень скоро придётся выйти на охоту. Нет, дальше по дороге он не пойдёт — впереди явно расположился блокпост сил ООН, или как там ещё. В одиночку с ним не сладить.

Человек извлёк из-за пазухи засаленный автодорожный атлас, открыл нужный лист, что-то напряжённо соображая. Вид человека был ужасен: грязная камуфляжная одежда, дикая борода, засаленные космы шевелюры. И — дикий блеск в глазах.

Нет, отлеживаться придётся до сумерек. А там… Может быть, чем-то съестным доведётся разжиться в этой Ольховке. Может быть…

В обнимку с автоматом он забылся чутким сном в кустах. Пришёл сон, тревожный и призрачный. Снилась маленькая Людмилка. Вот она, сидя на диване, протягивает ему розового зайца. Такую забавную куклу-перчатку. „На уку… На уку одеть… Заесь…“ — лепетала ему во сне дочка, прося надеть зайца на руку и поиграть с ней. Человек проснулся, оскалив зубы, сморщившись, словно от дикой боли.

Сколько прошло с тех пор? Всего два месяца. Тогда, в июне, НАТО в первый раз бомбило Москву. Крылатая ракета целилась явно в казармы бригады внутренних войск на Подбельского. Но что-то засбоило в её мозгах — и „томагавк“ врезался в многоквартирный дом брежневской постройки. Тогда, когда сам человек спешил домой с работы. Восемьсот килограммов взрывчатки превратили дом в груду щебня. И там, под обломками, осталось всё, что было у человека — жена и дочь, книги, рукописи, жалкие сбережения. Он смог сохранить рассудок, разгребая окровавленными руками бетонные обломки, бросаясь на скрученные прутья арматуры, слушая стоны из-под завалов. А потом разжился вот этим старым АКМ, вырвал кое-что из разрушенного склада и двинул прочь из обезумевшей столицы. С одной мыслью: на юг! Туда, где ещё могут быть люди, готовые драться…

В первые дни было сравнительно легко. Тогда удалось подкрасться к группке мародёров и расстрелять их, добыв кой-какое золотишко, еду, патроны и даже пачку долларов. Тогда его вырвало жестоко — до желчи. Превозмогая головокружение от запаха тёплой крови, он обшарил одежду убитых, забрав всё ценное. К сумке с консервами и хлебом он не мог притронуться ещё два дня. Он уходил из обезумевшего города, и ветер трепал остатки старого рекламного плаката на обочине: „Третье тысячелетие — время любви, мира и согласия“. А потом был долгий путь из Москвы. На остатках энергии батареек карманный приёмник приносил обрывки информации. На ультракоротких волнах царствовали возникшие оккупационные станции. Какие-то ушлые мальчики и девочки с русскими именами игриво сообщали сводки „сил ООН“ — в промежутках между вечной эстрадой. Гораздо больше толку было от передач на английском языке — от Би-би-си. Демократия в России победила окончательно. Единой страны больше не было: образовались Поволжская федерация, Центророссия, Северокавказский союз, Ингерманландия — вкупе с Сибирской и Дальневосточной республиками. Откуда-то, как тараканы из щелей, бойко повылазили многочисленные президенты и прыткие молодые политики. Шли бесконечные интервью с „простыми людьми“, бурно радующимися наступившей новой эре и прощанию с имперским прошлым. И лишь иногда говорили о боях с группами партизан на Брянщине и где-то на юге… Хоронясь по лесам и заброшенным домам, он чувствовал возникновение какой-то новой жизни вокруг. Встреченная на опушке бабка, сначала до смерти его испугавшись, потом перекрестила его, поделившись тремя круто сваренными яйцами. Причитая, рассказала, что в их посёлке уже обосновалась новая полиция. Те же омоновцы, подчинённые комендатуре. Полицаи…

— А вообще у нас немцы стояли, милок.

— Какие немцы, мать? Америкосы.

— Не, сынок, немцы. С чёрными орлами на рукавах. И говорят, как лают: „нихт“, „лос“, „цурюк“…

— Понятно. Бундесвер.

— Чего, сынок?

— Нет, ничего…

Первых американцев он убил через две недели. Осторожно пробравшись во тьме к околице какого-то села на звуки рэпа, человек с автоматом заглянул в полоску света, пробивающуюся сквозь занавеску небольшого окна. Взгляд выхватил комнату со скромным убранством, заставленный тарелками с едой стол, на нём две бутылки виски. На диване в углу двое — негр и белый — увлечённо пользовали мясистую бабу. Все трое животно постанывали. Рядом на стуле, сваленные в кучу, громоздились камуфляжные куртки, у стены он заметил винтовку М-16, стоящую стволом вверх. На всю мощь гремел невидимый магнитофон. Саданув в стекло прикладом и сорвав занавеску, человек ударил внутрь комнаты короткими очередями. Благо, громкая музыка помогла. Кровавая строчка пересекла спину бабы. Второй американец успел только обернуться. Перед глазами мелькнуло искажённое страхом лицо, бобрик стриженных щёткой волос. Коротко дёрнулся „калаш“ — и янки рухнул ничком на залитую кровью пару.

Не помня себя, человек оказался внутри. Дрожащими руками схватил кусок копчёной говядины со стола, запихнул в рот, лихорадочно жуя и давясь. В схваченный баул полетели незнакомые ему гранаты, пистолет с двумя обоймами, буханка хлеба, бутылка спиртного, упакованный в пластик полевой паёк. Туда же он запихал и чужие мундиры. Все, пора уходить, пока никто не всполошился. Сквозь рёв магнитофона он расслышал, как где-то неподалёку страшно завыла собака.

Выбравшись через окно, он побежал к лесу. Задыхаясь, нырнул под его сосновый полог, и потом что есть сил бежал дальше, спотыкаясь о валежник, натыкаясь на стволы деревьев. Упал, в кровь разбив лицо. Боль отрезвила его. Остановившись, человек рванул „молнию“ сумки, достал виски и почти сорвал пробку. Он вылил на свой след почти половину содержимого. Как он не подумал раньше? А вдруг у них есть овчарки, и они пойдут по следу? Холодом дохнуло в низ живота, в памяти пронеслись полузабытые кадры старых советских фильмов про немцев. Нет ничего страшнее далёкого лая овчарок. Надо сбить им чутьё…

На рассвете следующего дня он прятался в кустарнике. Издалека — то затихая, то становясь громче — слышалось тарахтение вертолёта. Он явно кружил, ища виновников ночного нападения. А через час прямо над прятавшимся человеком пролетел странный аппарат, похожий на сигарету с крылышками. Беспилотный разведчик…»[4]

Сколько раз Олег Рощин вспоминал всё это? Много… Всегда перед началом процедур. Приходил серьёзный доктор, молча кивал своим гориллам-подручным — негру и латиносу. Армейские санитары выволакивали из-под одеяла болтающееся, словно тряпка, тело Олега, тащили под руки под душ, потом пистолетным инъектором всаживали в локотную вену какую-то дрянь. И перед тем, как впасть в забытьё, Олег отстранённо, словно со стороны, наблюдал, как гориллы пристёгивают его ремнями к усыпанному датчиками креслу с большим опускающимся шлемом на спинке. От шлема отходили пучки проводов, устройство мерцало огоньками.

Что следовало за этим, Олег, слава богу, не знал. Он медленно приходил в себя уже в палате или как там называется это помещение. Неспешно отпускала страшная головная боль. Хотелось умереть. Очень. Но не получалось. Ни во время опытов, ни потом. Самоубийство? Какое там: руки-ноги по-прежнему не слушались. Санитары кормили его с ложечки. Рацион была хорошим и неограниченным — гориллы понимали слово «ещё» и в добавках никогда не отказывали. Раз в два дня меняли постельное бельё. В помещении постоянно поддерживали комфортную температуру. Американская цивилизация — это ж вам не гитлеровский концлагерь, где объекты экспериментов содержались вповалку в бараках, в скотских условиях. У юэсэевцев всё тут: и общечеловеческие ценности, и демокрэси вкупе с хьюмэнити, фак ихнюю бьютифул Америку… Но вот уже пять дней Рощина не трогали. К телу вернулась прежняя чувствительность, позавчера он сам садился в постели, а вчера даже смог встать, и, шатаясь, держась за металлическую кровать, дважды обойти её. Обед теперь оставляли на подносе. Руки тряслись, но с едой Олег справлялся. Ножа, конечно, не давали, вилку тоже, да и ложка была пластмассовой, а вот если сунуть алюминиевую тарелку в кроватный зажим и с силой повернуть… Образовавшимся зазубренным краем посудины вполне можно было бы полоснуть себя по венам. Только надо было это делать стремительно: в палате висели аж два цилиндра видеокамер. Сегодня, пожалуй, такой аттракцион не получится, а вот завтра можно попробовать. Надо только как следует поесть и размяться. Однако всё сложилось иначе. Перед самым выключением света и отбоем в палату ворвался рассвирепевший доктор. Причём, не только в привычном сопровождении всё тех же горилл, но еще и на пару с каким-то лощёным штымпом в офицерской форме Ю-Эс Арми. В пиндосовских знаках различия Олег не разбирался, но звёзд на погонах штымпа и нашивок на его же рукавах было много. Да и пах он одеколоном не из дешёвых. Доктор мартовским котом на высоких тонах взмяукивал что-то на американском жаргоне и энергично жестикулировал в сторону Рощина. Штымп, не слушая, флегматично кивал и бесцеремонно разглядывал сидевшего в постели Олега. Потом гориллы завалили Рощина на живот, а холодные пальцы штымпа бесцеремонно ощупали его шею и затылок. Высокопоставленный визитёр удовлетворённо угукнул и выдал длинную тираду. Доктор заткнулся. Отпущенный санитарами Рощин снова уселся на одеяле и усталым любопытством наблюдал, как доктор давится возмущением, подписывает какие-то бумаги в папке штымпа и оскорбленно удаляется. Потом санитары помогли Олегу переодеться в серую рубаху и синий комбинезон вроде строительного. Штымп, направляясь к выходу, небрежно махнул рукой, гориллы повели Рощина за ним. Длинные коридоры, двор… Силы небесные, как хорошо пахнет зеленью после дождя. А вот и первая звёзда на синем небе. Соловей где-то заливается, патриотизма у пернатого ни на грош, америкосов ублажает, а его предки, наверное, золотоордынцев тешили.

— Культурно у вас расстреливают террористов. — одобрил Олег. — В чистое переодевают, спасибо сердечное. Или всё-таки вешать будете?

— Нет. — не оборачиваясь, ответил офицер на чистейшем русском. — Вас не казнят. По крайней мере, здесь и сейчас. Об Усть-Хамской аномальной Зоне что-нибудь слышали?


Территория бывшего СССР

Уральский протекторат Евросоюза, дистрикт Туринская слобода,

40 км. от китайской границы

Последняя Коммуна

06 часов 10 минут 1 июня 2047 г.

«…Кидать — очень опасная штука. Такого вообще не бывает: кинуть — и потом спокойно спать. Кидалу всегда находят и наказывают. Короче, кидать нельзя. Как бы. Но уж если ты собрался кого-то кинуть, то кидать надо сразу на все. Так, чтоб опрокинутого раздавило, расплющило, окончательно и бесповоротно…, в парашную грязь, до паморок. Если ты не умеешь кидать ТАК — на все, на полную, до кости, до последного гроша — не берись. Убьют, без вариантов.

Мастера никогда не кидали по-другому. Уж кто-кто, а они всегда умели кидать, и всегда делали это даже не оптом, а тотально. И когда они кидали кого-то, упираться было бесполезно, даже если жертва видела все их движения насквозь: при равном мастерстве выигрывает всегда тот, кто тяжелее. Мастера всегда ухитрялись к выходу на ринг весить больше; а что до мастерства… Ничем, кроме кидалова, они не занимались уже много веков. Есть даже мнение, что много тысячелетий, но эту информацию пока не проверить.

…Пришла, пришла пора жатвы, стадо готово. Мозги надежно взболтаны и выхода не найдут, хотя вокруг и нет никакого забора — самые надежные заборы те, что существуют лишь в головах. Мысль о сопротивлении не то что представляется крамолой, а просто не вмещается в скотьи головы — наоборот, чувствуя запах наточенных ножей, стадо с собачьей преданностью лижет руки забойщиков, гневно замекивая недостаточно рьяных.» [5].

Впрочем, проколы бывали и у них. В 1917 году (от рождества одного из Мастеров) на всемирной бойне совершенно неожиданно взбесился уже подготовленная к забою самая крупная овца, до того казавшаяся самой покорной. Она вырвалась из-под ножа и бешено понёслась кругами, угрожающе поворачивая рога во все стороны. Но это еще ладно, самая толстая — не обязательно самая умная, сильная и опасная. А вот когда в 1933 году сорвался с привязи ещё один, невероятно бодливый… О, тот крепкий баран был совсем не дурак насчёт подраться!

Однако Мастера — это… Мастера! Получив пару не ожидаемых ими, но вполне терпимых ударов рогами, отскочили в сторонку, а второе животное с налитыми кровью глазами ринулось на первое. И вот баран с выпущенными кишками уже бьётся в агонии, а над ним, хрипя и шатаясь, стоит израненная полумёртвая «победительница», которую Мастерам и остается-то только что добить. Добивали, правда, почти полвека, но куда им Мастерам торопиться? В их распоряжении — Вечность.

«…Нынешний бросок поначалу тоже развивался четко по графику: жертва, как обычно, велась на щедро раскиданную гнилуху и отождествляла себя с разными „государствами“, якобы здорово отличающимися между собой и преследующими „разные интересы“. В этот раз получилось даже особенно профессионально: особо продвинутые животные дошли даже до того, что начали отождествлять интересы скота и работников бойни. Высший класс работы. Мастера уверенно загнали стадо в непонятное и нанесли отработанный завершающий удар — по кормушке. Зачем входить в загон с перепуганными животными. Они прекрасно справятся с собственным забоем и сами, и, когда все будет кончено, останется только зайти в вольер и аккуратно перерезать глотки еще шевелящихся подранков: кровь надо спустить на землю — внизу ее ждут те, кто когда-то научил Мастеров этой неторопливой, но безошибочной охоте за себе подобными»[6].

Светлана Лаптева остановилась. Следовало немного отдохнуть. Всё-таки топать по мокрым от росы лесным буеракам… Последняя Коммуна просуществовала чуть больше трёх лет. Теперь-то Светлана понимала, насколько был наивен её замысел. Но тогда, тысячу сто девяносто пять дней назад, надежда всё-таки была. Казалось, за полвека были успешно выморены все, кто помнили прежнюю жизнь. Даже те, кто просто успел родиться в СССР, то есть до девяносто первого года. Д и как не вымереть, при средней-то продолжительности жизни в протекторате мужчин 45 лет, а женщин — 55. Ха! Сама Светлана появилась на свет в две тысячи семнадцатом. Тем не менее, даже среди её пятого «генерейшн некст» или «поколения пепси и марихуаны» не угасала память о грандиозном прошлом уже не существующей страны. Эта память уже имела довольно смутные очертания и вряд ли правильно отражала историческое прошлое. Прошлое это воплощалось в некоем героическом фэнтези, в мифе, в ностальгической сказке о былом советском величии. Не то, чтобы это беспокоило Мастеров-заготовителей парного мясца, и их подручных, нет… Они великолепно отслеживали сопливых «патриотов-сопротивленцев» с их наивными листовками, ржавыми пистолетиками и самодельной взрывчаткой, не способной контузить и таракана. Любая попытка не только неподчинения, но и «мыслепреступления» пресекалась на корню. Причём пресекалась профессионально, служебно-казённо, равнодушно. Sine ira et studio, так сказать, ничего личного, Ordnung uber alles. А потом, приговаривая сопляков к трудовым воспитательным лагерям (читай — к разборке «воспитуемых» на органы для нуждающихся в пересадке почек и сердец граждан Евросоюза), служба безопасности через проституированное телевидение втолковывала обывателям, что борьба с бандитами ведётся для их же, обывателей, защиты. All for the blessing. И всё-таки подобные враждебные настроения среди молодёжи были для протекторов… Нет, не пугающими, ясное дело, но, несколько дискомфортными, что ли… Чёрт их разберёт, этих всё никак не вымирающих до установленного лимита русских — что у них там такое заложено в генах.

Светлана знала Славу, Володю и Олю давно и хорошо. Окончив обязательную четырёхлетку с её тривиумом (два года — русский язык, арифметика, трудовое воспитание) и квадриумом (два года — английский, обществознание, сексуальная грамотность и закон божий), они попросили заняться их настоящим образованием. Родители одобрили решение ребят, так что Лаптева еще три года по старым учебникам обучала троицу на дому истории, географии, литературе. С физикой, химией и алгеброй возникла некоторая заминка. Светлана чувствовала себя в естественнонаучных дисциплинах неуверенно, а привлекать кого-либо к запрещенному делу не следовало: обучение на дому строжайше преследовалась. Администрация протектората правильно усматривала в этом опасность идеологической диверсии. Но при этом, естественно, наказывала не как за политическое преступление, а как за как «укрываемую от налогов предпринимательскую деятельность». Что каралось всё теми же «трудо-воспитательными лагерями». В феврале сорок четвёртого бывшие ученики Лаптевой пришли не для занятий.

— Светлана Вадимовна, мы решили бороться! — сразу выпалил конопатый Славка. — Так дальше нельзя.

— Как вступить в «Патриотическое Сопротивление»? — спросила Оля без обиняков.

Лаптева сморщилась, словно от зубной боли.

— Знать не знаю и знать не желаю. — отрезала она. — А если бы знала, ни за что не сказала бы.

— Но как же так? — растерялся Володя. — Вы нам рассказывали… «Родина», «Отечество»…

— Плохо усвоил урок, ученик! — жёстко ответила Светлана. — Забыл, как я определяла эти понятия.

— «Существительные прошедшего времени». — вздохнула Оля.

— Вот именно! Родина, Отечество могут быть у народа, а народа нет уже как полвека. Есть русскоязычная популяция, обитающая на утрачиваемых ею территориях… Но, возможно, я не права, может быть и один в поле воин? Вы так считаете? Отлично! Давайте разберёмся. Против кого бороться собрались, воины? И как? Проколоть шину православной авточасовни? Выстрелить в полицая гвоздём из водопроводной трубы, набитой самодельным порохом?

— Вот именно! Родина, Отечество могут быть у народа, а народа нет уже как полвека. Есть русскоязычная популяция, обитающая на утрачиваемых ею территориях… Но, возможно, я не права, может быть и один в поле воин? Вы так считаете? Отлично! Давайте разберёмся. Против кого бороться собрались, воины? И как? Проколоть шину православной авточасовни? Выстрелить в полицая гвоздём из водопроводной трубы, набитой самодельным порохом?

Слушайте притчу. Не знаю, как сейчас, а прежде при бойнях состояли козлы. Стадо овец, гонимое на убой могло почувствовать запах крови и либо остановиться, либо даже броситься назад. Тогда козёл возглавлял овец и, бодро шествуя впереди, заводил стадо на бойню. Самих козлов, естественно, мясники не трогали и вовремя отводили в сторонку.

Так что же вы собрались делать в «Сопротивлении»? Бросить бутылку с бензином в козловоз, в смысле — в бронированную машину губернатора? Не думаю, что покушение удастся, но даже если бы… Что толку? Уверены в том, что если удастся свернуть башку главкозлу, тут же не найдётся другой, так же исправно прислуживающий мясникам? Бараны придут на избирательные участки, бросят бумажки в урну и выберут себе нового козла. А за моря-океаны до самих мясников вам ни при каких обстоятельствах не дотянуться, забудьте.

Ребята ошеломлённо моргали.

— Я не баран! — возмутился Славка. — Мы так жить не хотим.

— Вот только никому кроме меня так не говорите. — предупредила Светлана. — А то, знаете ли, ответ будет предсказуемым: «Ну и славно, не хотите — не живите».

— А что делать?

Тогда Светлана и предложила основать Коммуну. Вымерших деревень было сколько угодно, а в Туринской слободе — особенно много, приграничье всё-таки. Они перебрались в бывшую Лебедевку по последнему весеннему снежку. Ребята поразили Светлану трудолюбием и упорством. Почти сразу же к коммунарам под поднятый ими красный флаг потянулись последние из сохранивших человеческое обличье сельчан округи. Хорошо было то, что приходили они со своим скарбом и бесценными навыками выживания в деревне. Приехали родители Володи и Оли. За лето коммунары починили избы, поставили птичник, заготовили на зиму дрова, насушили грибов и ягод, навялили рыбы. А с какой гордостью смотрели ребята на мешки с картошкой, собранной в сентябре!

Через год число коммунаров перевалило за две сотни. Нашли врача и кузнеца с помощником. Сложились молодые семьи, у кого-то запищали дети. Все много работали, при коммуне появились конюшня и пасека. Предметом невообразимой гордости Славки и его нового друга Романа стал восстановленный ими пароэлектрогенератор. Правда, пока электричеством удалось обеспечивать посёлок только с обеда до полуночи. Но на пару лампочек и питание контрабандного китайского ноутбука в каждой избе — хватало. По окрестным заброшенным библиотекам и чердакам пустующих сёл собрали не вычищенные Службой Православной Нравственности книжки и компакт-диски со старыми фильмами и электронными библиотеками. По вечерам собирались в клубе, пили чай, допоздна беседовали, совместно просматривали старые советские кинокомедии. В города не выезжали, лишь продавцы периодически вывозили на стихийные базарчики овощи и мёд, там же приобретали необходимый ширпотреб и тут же возвращались.

Крепла простодушная надежда в то, что если коммунары не трогают Протекторат, то и он их не заметит, даст жить так, как хочется. Верили…

На второй год грянули нагрянули неприятности — толстомордые, в рясе, с крестом на глобусном пузе. Настоятель Министерства веры и благочиния по Туринскому дистрикту стал получать от местного священника мохнорылого отца Феодосия (в миру — Саввы Кузьмича Припадюка) регулярные доносы о существовании безбожного коммунистического логова в Лебедевке.

— Надо бы, Вадимовна, — сказал как-то вечером Пётр Климович, кузнец-золотые руки, — всем коммунарам серьёзно заняться изучением материальной части. Чую — пригодится.

— Какой части?

— Да вот этой самой. — кузнец извлёк из древнего чемодана завернутый в пахнущую машинным маслом ткань тяжёлый свёрток и развернул его на столе. Матово заблестела ухоженная воронёная сталь «Печенега».

— Откуда оружие?! — Ну-у, Вадимовна, святая ты моя! — от души рассмеялся Пётр Климович. — Мы ж мужики деревенския, практишныя! Ежели огороды поглубже вскапывать, там кроме картошки еще кой-чего вполне нарыть можно. Думаешь, куда делось оружие во время Большого Конца? Так-таки полицаи всё изъяли? Ага, щас! В ту пору вполне можно было выменять эту машинку за бадью квашеной капусты, а за кабана — пару-тройку ящиков патронов. Или там гранаты… И меняли.

— Много такого добра?

— На всех наших найдётся. И, думаю, пора начать ночное патрулирование посёлка. Кузнец оказался прав: через пять дней после разговора была сделана попытка поджечь коровник. Злодеев отогнали. Подпиливших мостик через ручей, правда, не застали. А вот ограбить коммунарский обоз из нескольких телег, везущий овощи на базар, вовсе не удалось — бандитов в три ствола уложила охрана. Взяли трофейные пистолет-пулемёты «Гадюка», тщательно собрали свои стреляные гильзы, тела зарыли в овраге. Сообщники, похоже, искали пропавших, да ничего не нашли: шито-крыто, никаких улик. Не мудрено: в уральских лесах сгинуть легче лёгкого.

— Зачем же так? — возмущалась Светлана. — Разве нельзя было просто отпугнуть выстрелами?

— Нельзя. — словно маленькой терпеливо объяснял Пётр Климыч. — Вернулись бы и настучали: так, дескать, и так, у коммунаров — оружие. После чего и карателей ждать недолго. А полицаи церемониться не станут, вы же знаете.

На какое-то время всё затихло, видно, урок усвоили. Приезжал, правда, Феодосий с предложением о безоговорочной капитуляции. Слушать его ультиматумы не стали, патруль остановил поповский «Форд-кентавр» у мостика и настоятельно посоветовал возмущавшемуся батюшке в глухомань не соваться.

— А то мало ли чего… — посулил Володя, скучающе позёвывая и лениво стеля на дорогу перед носом самодовольного автомобиля тормозную ленту, утыканную острыми гвоздями. Взбешенный пастырь рыкнул водителю дать задний ход.

Наглость коммунаров оценили и стали заворачивать их с рынков. Попытка «экономической блокады» внезапно обернулась для коммунаров сплошной выгодой: покупатели стали сами добираться до Лебедевки и оптом скупать продукты. Платили по бартеру неплохо: одеждой и обувью, инструментами и лекарствами. А саму Последнюю Коммуну вдруг оставили в покое. Ключик к загадке отыскался не сразу. Один из оптовиков под большим секретом признался, что экологически чистые ядрёные лебедевские огурчики и капуста, сочные кабачки, душистая зелень, крупные яйца и нежная курятина пошли прямиком в столовую Правительства Протектората и даже (тсс!) на стол самого Протектора.

Всё закончилось внезапно и страшно. Сегодня ночью. …Лаптева осторожно вышла на окраину посёлка. Ранним утром на улицах было мало людей. Замечательно, можно будет незамеченной пробраться вон к тому двухэтажному кирпичному особняку под зелёной металлопластиковой крышей. Дом окружён плетёным из железных пик забором, но главное, что за оградой нет охраны, а собаки возятся только у ворот. Некоторое время Светлана присматривалась, потом решительно устремилась вперёд. Через забор, несмотря на угрожающие острия, получилось перебраться удачно и довольно быстро. Верно подмечено, домашнее животное похоже на хозяина: в данном случае — злобные, но жирные, тупые и чрезмерно самоуверенные псы, чем-то занятые на переднем дворе, даже не обратили внимания на лёгкий шум. До приоткрытого окна на втором этаже удалось пройти по фигурным выступам кирпичного орнамента. Нажатие на пластиковую раму — и Светлана оказалась не просто внутри дома, но — невозможное, сверхъестественное везение! — именно там, где нужно. В спальне.

Безмятежный сон слетел с отца Феодосия, когда его рот зажали ледяные пальцы, и такой же холодный ствол пистолета упёрся в лоб.

— Доброго утра, батюшка. — пожелала Светлана. — Хотите покричать?

Инстинкт самосохранения иерея пробудился прежде самого пастыря. Он отрицательно закрутил бородой из стороны в сторону.

— Отлично. — заметила Светлана. — Значит, можно поговорить. Вчера к ночи Коммуну окружили каратели. Выжи… уцелела только я. Потеряла сознание от контузии в самом начале обстрела, ребята укрыли меня в подвале-убежище. Когда выбралась, от посёлка остались только головёшки.

— Э…

— Нас было двести тридцать восемь человек, батюшка. Из них — сорок два ребёнка.

— А…

— Нет-нет, это были не ваши личные громилы из «Чёрной сотни» и даже не местные полицаи. Акцию провёл чешский батальон НАТО. Им приказал лично Протектор. Почему? А потому, что через его голову к представителю Евросоюза обратился Настоятель Министерства веры и благочиния по Туринскому дистрикту с просьбой защитить православных Туринского дистрикта. Gott mit uns, так сказать. По чьим доносам, отче?

— Я…

— Вот, читайте. — Светлана бросила на белый в розочках шёлковый пододеяльник мятый лист бумаги, испачканный золой и бурыми брызгами. — Это каратели оставили на месте акции на единственном не сгоревшем столбе. Они, в отличие от вашей конторы, хотя бы не лицемерят. Двести тридцать восемь человек… считая меня… Двести тридцать восемь. Как понимаю, молиться вашему главному шефу перед смертью не будете? Ведь вы же в него не верите, правда, батюшка?

— Ё!..

Светлана быстрым движением закрыла пистолет пышной подушкой и выстрелила.

— Go to your damned god. — безразлично сказала она. — Одним козлишкой на бойне меньше.

Обратный путь Светлана проделала ещё быстрее. Правда, собаки бросились на задний двор, но, к счастью, опоздали.

Измученная, грязная и голодная Лаптева за сутки безостановочной ходьбы пересекла Туринский Бор. За рекой она упала на мокрую гальку и лежала лицом вниз. Потом услышала гортанный оклик, а в бок ей уперся автомат китайского пограничника.

Часть 2. Три сектора чистилища

Территория бывшего СССР

Сибирский автономный район КНР

Саньду, Цаожидань

Аномальная Зона внеземного происхождения

Пропускной комплекс и лагерь кандидатов

10 часов 10 минут 2 сентября 2047 г.

Командующий особой дивизией «Гу-ди» старший полковник Чжан Вэй принимал товарища Фу Мин-ся, уполномоченного правительственного инспектора из Пекина.

Вчера тот знакомился с документацией, а сегодня выразил желание лично выехать непосредственно к Аномальной Зоне внеземного происхождения. Он запланировал осмотр пропускного комплекса и лагеря, в котором содержались потенциальные мигранты в Зону. После утреннего чаепития старший полковник Чжан Вэй и товарищ Фу Мин-ся сели в серебристый джип и отправились из штабного посёлка охранного гарнизона Зоны по северо-восточному шоссе. Уполномоченный инспектор молчал и из-под утомленно опущенных век поглядывал на несущиеся назад стволы берез в непроглядно густой лесопосадке по обе стороны шоссе. Старший полковник не решался нарушать молчание высокопоставленного гостя. Товарищ Фу Мин-ся оживился только после того, как джип вывернул на открытое пространство и перед ними появился жемчужно-серебристый купол Зоны.

— Это грандиозно! — ошеломлённо признал уполномоченный инспектор. — Безусловно, я видел множество фотографий, смотрел фильмы, но в естественном виде…

— Да, — вежливо согласился старший полковник, — совершенно другое впечатление. Когда я впервые увидел своими глазами Зону, испытал то же самое.

Джип понёсся по идеально прямому бетонному шоссе.

— Осмелюсь напомнить. — осторожно сказал Чжан Вэй. — Бывшая Хамская аномальная зона внеземного происхождения, ныне Зона Саньду, с геометрической точки зрения — сфера вытянутая по направлению к полюсам. Говоря проще, Зона похожа на лежащую на боку и ровно до половины зарытую в землю гигантскую дыню. Если бы вы, товарищ уполномоченный инспектор, взглянули сверху, то пространство Зоны Саньду представилась бы вам эллипсом с малым диаметром двадцать три километра три метра и большим диаметром двадцать семь километров двести семь метров. Так что общая площадь этого эллипса — 491,473 квадратного километра. А в высоту купол защитного поля поднимается почти на одиннадцать километров, поэтому пролететь над ним возможно далеко не на всяком самолёте. Исходя из этих соображений, не рекомендовал бы подобный полёт.

— Мгм… — неопределённо ответил инспектор. — Эээ… Конечно…

— Как видите, — продолжал старший полковник Чжан Вэй, — Зона охраняется очень тщательно. Наш автомобиль проследовал уже через семь контрольных пунктов и был зарегистрирован на каждом. Марка автомобиля, вес, включая багаж и пассажиров, с точностью до ста граммов и прочее.

— Но я ничего не заметил!

— Разумеется. Скрытое наблюдение ведётся при помощи самой современной аппаратуры. А теперь мы — в секторе активного контроля. Видите, на блокпосту уже требуют остановиться, несмотря на то, что отлично осведомлены, кто и зачем едет. Надеюсь, вас, уважаемый инспектор, не оскорбит распоряжение охраны?

— Обрадует, товарищ старший полковник, несказанно обрадует. Ничто не доставляет такого удовольствия, как порядок, дисциплина и неукоснительное выполнение инструкций на проверяемых объектах.

Офицер охраны в ярко-красной каске с иероглифами «Сань Ду», вежливо козырнув, заглянул в машину, перебросился парой едва слышных фраз с водителем, пожелал счастливого пути и нажал кнопку пульта дистанционного управления. Черно-жёлтый шлагбаум поднялся.

— Что, осмотр завершен? — удивился инспектор Фу Мин-ся.

— Поверьте, — улыбнулся старший полковник, — за эти секунды автомобиль был осмотрен тщательнейшим образом. Здесь служат непревзойдённые специалисты. Зато на следующем пункте досмотра уже придётся покинуть машину на пять минут, чтобы было произведено её просвечивание. А от последней точки проверки, согласно предписанию, мы вообще пройдём пешком около пятидесяти метров, поскольку в непосредственной близости от купола движение любого транспорта, исключая приписанный к пропускному комплексу, строго воспрещено.

Инспектор удовлетворённо кивнул.

Всё произошло именно так, как описывал командующий особой дивизией «Гу-ди». Когда он сопровождал инспектора, неспешно шествующего по вымощенной плиткой дорожке, тот не отрывал взгляда от блестящей, глянцево-перламутровой исполинской стены, которая плавно сворачивалась в чудовищного размера купол. До непроницаемой оболочки Зоны теперь, казалось, было рукой подать.

— Невероятно… — бормотал Фу Мин-ся. — Немыслимо… Мы рядом с этим, словно муравьи. Неужели вы привыкли?

— К Зоне невозможно привыкнуть. — ответил старший полковник. — Можно приучить себя ползать у её подножья. Как… муравьи.

Где-то за зеленым частоколом пирамидальных тополей прозвучали короткие гудки, зашумел двигатель тепловоза.

— Прошу обратить внимание, — деликатно сказал старший полковник, — на здания пропускного комплекса, технические и хозяйственные постройки, казармы и помещения для переправляемых в Зону лиц.

— Что? Да-да, разумеется… — рассеянно ответил правительственный инспектор, не отрывая взгляда от лоснящейся поверхности купола.

— Сектор номер два. Как видите, эта часть нашего комплекса ограждена режущей проволокой. Осторожнее, товарищ уполномоченный инспектор, не пораньтесь. Кроме того, по ней пропущен ток. Здесь содержатся приговорённые к смертной казни. В настоящее время таковых триста семьдесят один, все — граждане КНР мужского пола в возрасте до тридцати пяти лет. Время от времени из Зоны приходят заявки на присылку некоторого количества приговорённых, обычно от одного до четырёх. Тогда мы вводим запрошенным сильнодействующее снотворное, укладываем их тела на особую платформу. И разгоняем её по ветке особой узкоколейной железной дороги, ведущей прямо к куполу. Через некоторое время пустая платформа выкатывается назад.

— Любопытно, что делают там со смертниками?

— Мне неизвестно, товарищ Фу Мин-ся, притом, честно говоря, даже не хочу, чтобы стало известным. Более того, военнослужащим, охраняющим второй сектор, как рядовым, так и офицерам, строжайше запрещено высказывание каких-либо домыслов на эту тему. Впрочем, равно как и построение прочих предположений относительно Зоны.

— «Знание без размышления бесполезно, но и размышление без знания опасно.» — со вздохом процитировал уполномоченный. — Кто скажет, что мудрец Кун Фу-цзы не был прав?

Они проследовали по бетонированной дорожке до вышки на углу проволочного ограждения.

— Вот эту узкоколейку вы только что упоминали? — поинтересовался инспектор.

— Так точно. — ответил старший полковник Чжан Вэй.

— Но что вон там за возня?

— В секторе номер один? Вчера в двадцать три сорок прибыл очередной сверхсекретный правительственный груз. Как видите, сейчас сотрудники государственной безопасности в строжайшем соответствии с инструкциями готовят к отправке в Зону два опечатанных металлических контейнера. Да-да, те, что с широкой жёлтой полосой. Через какое-то время ёмкости будут возвращены на это же место и отправлены в Пекин согласно требованиям. Прошу прощения, товарищ Фу Мин-ся, — произнёс командующий особой дивизией «Гу-ди» извиняющимся тоном, — но большего сообщить не могу, поскольку сам не информирован. Более того, нам можно наблюдать за разгрузкой только отсюда. Вмешаться в процедуру перемещения данных объектов и даже просто приблизиться к ним может лишь лицо рангом не ниже заместителя председателя Китайской Народной Республики.

— Ого! — не удержался Фу Мин-ся.

— Именно так. Однако, предлагаю пройти в третий сектор. Разумеется, если не пожелаете подробнее ознакомиться с содержанием здесь приговорённых к смертной казни.

Фу Мин-ся испытующе взглянул на старшего полковника, однако матовое лицо того совершенно ничего не выражало.

— Абсолютно уверен, что там образцовый порядок. — медленно выговорил правительственный инспектор. — И хоть сейчас с удовольствием подпишу протокол осмотра, полагаясь на вашу безусловную порядочность и образцовое отношение к службе.

— Благодарю. — слегка поклонился Чжан Вэй. — В пяти бараках третьего сектора содержатся русские обоего пола в возрасте от четырнадцати до сорока лет. На сегодня таковых тысяча девятьсот двадцать девять. Приблизительно половина из них — добровольно изъявившие желание переселиться в Зону.

— Есть и таковые? — слегка удивился уполномоченный инспектор. — Надо же… Впрочем… Однажды мудрый Кун Фу-цзы увидел женщина, рыдавшую над могилой у горы. Склонившись в знак почтения на передок колесницы, Кун Ф-цзы послал к женщине своего ученика, и тот спросил ее: —«Вы так убиваетесь — похоже, скорбите не впервой?» — «Так оно и есть, — сказала женщина. — Когда-то от когтей тигра погиб мой свекор. После — мой муж. А теперь вот зверь погубил сына.» — «Отчего же не покинуть эти места?» — спросил Кун Ф-цзы. — «Здесь нет чиновников.» — отвечала женщина. — «Запомни это, ученик, — сказал Конфуций. — Жестокая власть свирепее тигра».

Старший полковник с тем же невозмутимым выражением на лице выслушал хрестоматийный рассказ. Конечно, подумал он, товарищ особый уполномоченный инспектор может позволить себе лёгкое вольномыслие. Не то, что мы, военные.

— Другая половина — лица, для которых по каким-то причинам нежелательно пребывания на территории сибирского автономного района. — продолжал старший полковник. — Задержанные при попытке перехода границы, подозреваемые в антигосударственной деятельности против КНР и так далее.

— Все — русские?

— Исключительно. — заверил Чжан Вэй. — Из Зоны к нам поступают совершенно недвусмысленные заявки: переправлять только лишь русскоязычных европеоидов.

— Расизм и оголтелый национализм. — глубокомысленно констатировал уполномоченный Фу Мин-ся. — Где они сейчас содержатся?

— Барак «ци» третьего сектора. Кстати, вот он, перед нами. Не желаете ли взглянуть. — Пожалуй.

— Прошу. — старший полковник сделал неуловимый жест караульному и перед Фу Мин-ся откатились затянутые металлической сеткой ворота с жестяной таблицей «Сектор № 3». Командующий особой дивизией «Гу-ди» и уполномоченный правительственный инспектор из Пекина неторопливо прошли к большому, казенного вида зданию под шиферной крышей, поднялись по крыльцу.

— До нашего знакомства, — сказал Фу Мин-ся, — область ваших служебных интересов представлялась мне весьма узкой. Только вопросы связанные с несением охранной службы по периметру Зоны Саньду. А вы, оказывается, прекрасно ориентируетесь и в других, непосредственно не связанных с вашей службой вопросов.

— Главным образом так оно и есть, отвечаю за «Гу-ди». — согласился Чжан Вэй. — Административные права здесь разделены приблизительно поровну между тремя руководителями: мной, шефом спецотдела государственной безопасности и начальником научного сектора. Однако каждый из нас в определённой мере посвящён в дела двух других и даже может в экстренном случае принять за них единоличное решение.

— Разумно. — одобрил товарищ Фу Мин-ся. — Насколько же часто и как регулярно получаете заявки на отправку в Зону этих людей?

— Посылаем около двухсот в год. Однако регулярности нет никакой. Несколько дней могут пройти в полном спокойствии, а вслед за тем Зона вдруг начинает требовать ежедневной присылки человеческого материала. Не далее, чем вчера, к примеру, нам сообщили после недельной паузы, что желают принять трёх мужчин и четырёх женщин.

— Каковы в подобных случаях ваши действия?

— О, достаточно скучная и никогда не меняющаяся процедура. В бараках установлены видеокамеры, сигналы от которых уходят в Зону. Очевидно, на основе общего наблюдения там составляют приблизительный список кандидатов, который мы и получаем. Вот, не хотите ли взглянуть на вчерашний, товарищ уполномоченный?

Командующий особой дивизией «Гу-ди» ловко выхватил из кожаной папки листок бумаги с печатями и протянул его Фу Мин-ся. Тот, кивая, прочёл и вернул документ старшему полковнику: —Да, всё так, двадцать девять человек.

Они находились в небольшой комнатке с окном из затемнённого стекла во всю стену.

— Небьющееся зеркало. — пояснил старший полковник. — Со стороны барака совершенно ничего не видно, а мы видим всё. Прошу, присаживайтесь вот сюда… Как обычно весь контингент третьего сектора был проведён перед объективом видеокамеры. В результате. со стороны Зоны, как я упоминал, отобрали вот эти двадцать девять кандидатов на собеседование. Сейчас их постригут, отправят в душ, проведут многостороннюю санитарную обработку. На это уходит много времени. Обратите внимание на номер триста сорок. Да-да, того, что в углу. Как вам, товарищ инспектор, очевидно известно, существует негласный межгосударственный договор с американскими империалистами, согласно которому они могут присылать нам своих протеже. Триста сороковой из таковых. Он только вчера привезён на самолёте, а уже прошёл визуальный отбор. Среди женщин тоже попадаются интересные образцы. Шестьсот четвертую и шестьсот двадцать пятую — ту, что повыше — задержали при попытке перехода границы на Урале.

— От нас?

— К нам.

— Даже так? — снова изумился Фу Мин-ся. — Оттуда? Поразительно. И что же их ждёт после санитарных процедур?

— Завтра в девять часов кандидатов ждут отдельные камеры для собеседования. В каждой из них — только кресло, громкоговоритель и ничего более. В этом кресле кандидату предстоит без какой-либо одежды провести целый день, отвечая на самые разные вопросы, задаваемые из Зоны.

— Ого! От усталости не падают?

— Делается обеденный перерыв. — пояснил Чжан Вэй. — Как правило между девятнадцатью и двадцатью часами собеседование заканчивается. Полагаю, так будет и на этот раз, после чего семёрка избранных сразу же перейдет в Зону.

— А остальные двадцать два? — поинтересовался Фу Мин-ся.

— Возвратятся в бараки и будут ждать очередных вызовов.

— А имеются ли такие, кем Зона вообще не заинтересовывается?

— Таковых подавляющее большинство. — ответил старший полковник. — Мы называем их «выбракованными» и после полугода нахождения в бараках третьего сектора переправляем их в трудовые лагери.

— Можно ли установить, каким категориям Зона отказывает в доступе?

— Безусловно. — кивнул старший полковник Чжан Вэй. — Статистика на основе детальных обследований «выбракованных» была собрана уже давно. Выяснилось, что у них низок коэффициент умственного развития, имеются отклонения в поведении, сказываются последствия употребления алкоголя и курения.

— Ну вот, — добродушно усмехнулся уполномоченный Фу Мин-ся, — везде требуется лишь доброкачественный материал.


Территория бывшего СССР

Сибирский автономный район КНР

Саньду, Цаожидань

Аномальная Зона внеземного происхождения

Пропускной комплекс, камера собеседования № 1

9 часов 00 минут 3 сентября 2047 г.

— Здравствуй, Света. — заскрипела из динамика искусственно модулированная речь. — Рад встрече. Нет, нет, мы не знакомы, просто у нас в Зоне все на «ты». Надеюсь, скоро привыкнешь к такому стилю общения. Во всяком случае, почему-то так кажется. Ко мне можешь обращаться так же… и называть… Стариком. Договорились?

— Да. — равнодушно сказала Светлана Лаптева.

— Замечательно. В общих чертах я знаком с твоей биографией. Разумеется, в том виде, в каком ты поведала её китайским властям, а они занесли в файл электронного личного дела. Но это всё — формальности. Поэтому желательной процедурой представляется обширное собеседование… До вечера, например. Само собой, с перерывом на полноценный обед. А?

— Как хотите… то есть, как хочешь.

— Что за настроение? «Ах мне уже всё равно, жизнь не мила, делайте, что хотите, ешьте меня с головы, и не пошевелюсь!» — проворчал Старик странным женским голосом, причём Светлана не сразу сообразила: её собственным. — Вообразила, что китайцы скармливают несчастных пленников кровожадным мутантам Зоны? Инопланетным каннибалам? Марсианам-кровопийцам из «войны миров?» Бред какой! Впрочем, сами китайские товарищи так и думают. Гм…

— Вам… тебе нравится день напролёт беседовать с голыми женщинами?

— Что, разве в помещении холодно? — обеспокоился Старик. — Тридцать градусов всё-таки. Пол должен быть тёплым, кресло — тоже.

— Нет, в этом смысле всё нормально. — вздохнула Светлана.

— Так других смыслов и нет. — равнодушно заявил Старик. — Ничьим взглядам ты сейчас недоступна. Включая мой, кстати. Для меня тела одновременных собеседников, находящихся в данной комнате и во всех прочих, — не более, чем несколько сот точек. По состоянию каковых точек оцениваю, насколько искренни собеседники. Именно по этой причине, и ни по какой более, ты не одета.

— Что-то вроде «детектора лжи»?

— В тысячи раз совершеннее.

— Можно попросить тебя вернуться к прежнему «голосу робота»?

— Попросить-то, разумеется, можно… — продолжал, как ни в чём ни бывало, с её интонациями Старик. — Но размещайся поудобнее и начнём беседу, пожалуй. Расскажи для начала о родителях и детских годах.


Территория бывшего СССР

Сибирский автономный район КНР

Саньду, Цаожидань

Аномальная Зона внеземного происхождения

Пропускной комплекс, камера собеседования № 14

14 часов 10 минут 3 сентября 2047 г.

— …Как пообедалось? — осведомился Старик.

— Первый раз в жизни ел, сидя в чём мать родила и без стола. — ответил Игорь Рогожин. — Эротично так получилось, живенько. Немного напрягала горячая тарелка с гречневой кашей на коленях. А в остальном — большое спасибо, сытно и вкусно. Не подозревал в ханьцах такой бескорыстной заботы.

— Не бескорыстной. — поправил Старик. — Опека намечаемых к переезду в Зону входит в условия моего соглашения с китайскими властями. Каковым соглашением упомянутые власти дорожат и нарушать его не стремятся. По крайней мере — в мелочах. Кроме всего прочего, их отношение к тебе более предупредительное и внимательное оттого, что ты — из особой категории.

— Надо же! Из какой?

— Добровольно выразивших желание переселиться. Как раз по этому поводу хотелось бы поговорить подробнее. Когда у тебя, Игорь, впервые появилась мысль о переселении?

— Наверное, это смешно, но еще в детстве. — криво усмехнулся Игорь. — Слушал байки родителей и соседей. Знаешь ли, в Саньду среди русских ходит много сказок о счастливом заветном месте. Рассказывают, что в Зоне нет молочных рек с кисельными берегами, но прочих чудес — предостаточно. Что приходится, конечно, работать, но не из-за куска хлеба и не на чужого дядю, а на самих себя и с удовольствием. А самое главное — что взаимоотношения другие.

— Какие же?

— Н-ну… Человеческие.

— В общих чертах всё действительно так. — проскрипел Старик. — Человеческие. Гм…


Территория бывшего СССР

Сибирский автономный район КНР

Саньду, Цаожидань

Аномальная Зона внеземного происхождения

Пропускной комплекс, камера собеседования № 17

17 часов 40 минут 3 сентября 2047 г.

— …Какие книги были в твоей домашней библиотеке? Сколько?

— Не так много, как хотелось бы. — ответил Олег Рощин. — В двухкомнатной квартире больше одной стены полками под потолок не уставишь. Но на компьютерных дата-картах было около семи с половиной тысяч наименований.

— Прилично. — признал Старик. — А на иностранных языках?

— Имелось кое-что.

— Parla Italiano?

— Si. — кивнул Рощин и с некоторой запинкой добавил. — Potrebbe parlare più lentamente?

— Зачем же? Давай вернёмся на русский. В Зоне он — единственный. Теперь опять приготовься: задам очередные сто сорок четыре вопроса. Твоя задача — отвечать как можно точнее и быстрее.

— Следующий тест?

— Двенадцатый и последний. — подтвердил Старик. — Кстати, двенадцать умножить на двенадцать?

— Сто сорок четыре… как и вопросов…

— Что получим, сливая щелочь и кислоту?

— Соль и воду.

— Твоё любимое блюдо?

— Плов.

— Приходилось убивать людей?

— Нелюдей.

— Животных?

— Никогда. За что?

— Мог бы сделать косметический ремонт в квартире?


Территория бывшего СССР

Сибирский автономный район КНР

Саньду, Цаожидань

Аномальная Зона внеземного происхождения

Пропускной комплекс, переходник

19 часов 00 минут 3 сентября 2047 г.

Семь закутанных в серые верблюжьи одеяла человек сидели на неудобной деревянной скамье.

— Вы все конкурсный отбор прошли. Процедуры… дез-ин-фек-ции… тоже. — объявил им китайский офицер. — И группе через несколько минут из нашей… эээ… компетенции выйти предстоит и навсегда границу Аномальной Зоны Саньду пересечь. Сейчас отказаться — последняя вероятность. Кто?

Молчание.

— Хорошо. — бесстрастно кивнул китаец. — Сейчас вы одеяла здесь оставляете и через вот эту дверь в коридор за ней выходите. Прощаюсь.

Зашуршали закрывающиеся за ним металлические створки. И тут же послышался щелест указанной китайцем двери-диафрагмы.

Игорь Рогожин первым сбросил одеяло и прошёл в ярко освещенный коридор с белыми стенами, полом и потолком. Коридор в десятке метров от них упирался в блестящий перламутр купола, за которым была Зона. Примеру Игоря последовали остальные. Диафрагмальные лепестки сошлись за последним их них. Кто-то судорожно вздохнул.

Светлана Лаптева чувствовала себя крайне неловко. Голая, только что вымытая под мощными пенящимися струями душа и слегка пахнущая химическим шампунем, она молчала и старалась смотреть вперёд и вверх. Точно так же старались вести себя еще три женщины и три мужчины. Но против их желания взгляды невольно скользили по нагим телам соседей, по облицованным белоснежным кафелем стенам с круглыми матовыми плафонами.

— Идите вперёд по одному. — пригласил Старик. Жестяные слова, вырываясь из громкоговорителя, неприятно отражались от стен. — Сквозь защитное поле придётся протискиваться с некоторым напряжением, но, к сожалению, других вариантов не предусмотрено. Не волнуйтесь.

Русоволосая соседка Светланы зажмурилась, что-то прошептала и с прижатыми к груди руками прошла блестящую перепонку.

— Отлично. — одобрил Старик. — Прекрасный пол оказался, вдобавок, смелым. Прошу остальных.

Светлана шагнула вперёд и вдвинулась в перламутровую поверхность. Вообще говоря, она ожидала худшего, но ничего особенного не почувствовала: в ушах противно чмокнуло, на мгновение перехватило дыхание, слегка закружилась голова, чуть ожгло кожу чем-то влажным. Светлана стояла теперь в том же белом коридоре, только теперь в полном одиночестве, защитное поле осталось позади, а коридор перед ней был перегорожен чем-то вроде искрящейся тюлевой занавеси от стены до стены и от потолка до пола.

— Внимание. — проскрипел где-то вверху неживой голос Старика. Лаптева покрутила головой. Динамиков не было видно. — Предстоит последняя проверка на нашем сканере. Да, на этом. Подними руки. Нет, не так, в стороны, ладонями вверх. Отлично. С опущенными веками медленно продвигайся вперёд сквозь плоскость сканирования. Не бойся, не споткнёшься. Вот так, молодец. Что-нибудь чувствуешь?

— Ничего.

— Замечательно. Сканирование завершено. Поздравляю, ты дома.

— Присоединяюсь к поздравлениям, новенькая. — сказал кто-то рядом. — Да открой же глаза! Здравствуй. Я — наставница.

Светлана вздрогнула. Рядом стояла улыбающаяся женщина в фиолетовом комбинезоне. На левой стороне комбинезона было каллиграфически выведено «Апельсинка». Женщина протягивала большой прозрачный полиэтиленовый пакет с чем-то мягким и серым.

— Здесь — полотенца и одежда. Проходи вот сюда, в душевую. Потом оденешься и пойдём в столовую «детского сада». А то уже опаздываем к ужину. — сказала она. — Хочешь, будем звать тебя Белоснежкой? Похожа!

Светлана молча кивнула. Внезапно ей захотелось заплакать.


Зона

Стена, «Детский сад»

19 часов 25 минут 3 сентября 2047 г.

Ждать пришлось долго. Сколько именно — Олег Рощин не понял, потому что в совершенно пустом безоконном помещении было совершенно невозможно понять, день на дворе, или наступил вечер. А не то, что часов, но даже какой-либо одежды у него не было. Олегу надоело торчать в костюме Адама посреди серо-синего пространства, он уселся голым задом на тёплый мягкий линолеум, прислонился к стене спиной, обхватил колени руками и попытался задремать. Но тут же открыл глаза на шорох откатывающейся алюминиевой двери. В комнату стремительно вошёл низкорослый очень крепкого телосложения человек в просторном фиолетовом комбинезоне с фигурной нашивкой на рукаве.

— Здравствуй. — произнёс он тихим шелестящим голосом, но очень внятно. — Меня прозвали Потрошителем. Не удивительно, если учесть, что оказываю высококвалифицированную хирургическую помощь. Странно другое: я откликаюсь. Наверное, по доброте душевной. Встань, прошу. Так. Хорошо, повернись боком. Спасибо.

Внешность Потрошителя впечатляла. Большой лысый череп, обтянутый тёмной глянцевой кожей, маленькие заострённые уши, полное отсутствие бровей, выдающиеся скулы, безгубый маленький рот и детский подбородок. Инопланетянин из дешевой голливудской поделки. А когда Рощин посмотрел в глаза гостя, то в последний миг проглотил невольное восклицание: посреди оранжевой радужки чернели щели вертикальных змеиных зрачков. Однако для Потрошителя, похоже, не было новостью то впечатление, которое он оказывает при первой встрече. И, кажется, это его ничуть не волновало.

Диковинный хирург бесцеремонно разглядывал Рощина, профессионально ощупывал его затылок и позвоночник невероятно сильными, теплыми пальцами. Олег терпеливо ждал.

— Гм… — наконец соизволил сказать Потрошитель в пространство. — Пациент не представляет особого интереса, случай не трудный и мало занимательный. Тебе, дорогой мой, предстоит небольшая рутинная операция.

— Надеялся, что хотя бы здесь прекратят кромсать… — с беспредельной тоской сказал Рощин, разглядывая надпись «Потрошитель» на лиловой ткани комбинезона. — Пиндосы кроили так, что мало не показалось, теперь вот вы эстафету приняли.

— Поверь, это не только в наших интересах, но куда больше — в твоих. — с внезапным сочувствием сказал Потрошитель. — Не устаю удивляться кретинической настырности американцев. Никак не унимаются. Который раз пытаются подсунуть нам человека, напичканного разведывательной микротехникой. Пора бы, кажется, понять, что эти фокусы не пройдут. Ни единого шанса у них, а вот, поди же, не унимаются! Сканирование обнаружило в твоём организме шестнадцать имплантатов-шпионов. Так что на правах крёстного отца предлагаю: выбирай себе в качестве нового имени что-нибудь… эээ… вроде «Электроника». Красиво и со смыслом. А вообще — не беспокойся, повторяю, хирургическое вмешательство будет незначительным,

— Угу. — еще унылее согласился Рощин. — Валяйте. Разве имеются варианты?

— Безусловно. — странный медик пожал бугристыми плечами. — Твоя начинка здесь ну никак не нужна. Так что — одно из двух: либо уничтожаем ее извлечённой из тебя, либо вместе с тобой. Выбирай.

— Благодарствую. — с чувством ответил Олег. — Первое. Авось, выживу.

— Вне всяких сомнений. Отлежишься денёк и будешь здоровей титана.

— Здоровей кого?

— Неважно. Выпей, Электроник.

Рощин, залпом проглотив терпкую белую жидкость из протянутой ему стеклянной пробирки, тут же обрушился в вязкое бесчувствие.


Зона

Стена, «Детский сад»

19 часов 40 минут 3 сентября 2047 г.

Шестёрка коротко стриженых новичков в серых комбинезонах заканчивала ужин. Столовая оказалась небольшой мягко освещённой комнатой без окон со сводчатым ячеистым потолком и с блистающим чистотой полом, вымощенным полированной плиткой. Наставники (Апельсинка, Плюс и Морж) уже собрали посуду с полупрозрачных столов, вымыли её и расставили на сушилке, предупредив, что утром после завтрака это сделают дежурные из группы.

— А кто будет дежурить? — спросил кто-то из новоприбывших.

— По алфавиту. — ответил Плюс. — Выберете себе новые имена, напишете их, как у нас принято, на одежде. Вот и определимся: «а», «бе», «ве»… Только не придумывайте всё на букву «я». Ведь всё равно кому-то придётся открывать дежурство, а вам потом жить Яблоками, Ящерицами и Ящиками, да? Бррр….

— А если мне понравится «Янтарь» или «Ясень»? — полюбопытствовал всё тот же новичок.

— На здоровье. Авось, тёзок у тебя не найдётся.

Апельсинка внесла на большом керамическом блюде чашку и полдюжины зелёно-перламутровых, полупрозрачных шариков, размером с грецкий орех.

— Чтобы лучше глоталось, — посоветовала она, — обмакните в вишнёвый сироп. Раскусить даже не пытайтесь.

— Нужно заглатывать?! — ужаснулась русоволосая новенькая. — Эту громадину?!

— Не преувеличивайте. — улыбнулся Плюс. — Не ананас же вперёд хвостом. Капсулы только с виду большие и страшные, а внутрь проскальзывают сами собой.

Светлана осторожно взяла шарик. Он оказался податливым, мягким на ощупь, словно желатиновая плёнка, наполненная тёплым, мутным и чуть заметно светящимся студнем.

— Смелее. — подбодрил Морж.

— А что это?

— Одно могу сказать — не яд. Остальное узнаете в свое время. Ну?

Игорь Рогожин храбро ткнул шарик в сироп, положил на язык и… Новички напряженно смотрели на него.

— Ну? — не выдержала русоволосая.

— Всё… — озадаченно сказал Игорь.

— А чего ты ждал? — рассмеялась Апельсинка. — Плюс ведь предупреждал — ничего страшного.


Зона

Стена, «Детский сад»

20 часов 00 минут 3 сентября 2047 г.

Игорь Рогожин в сатиновых трусах до колен, майке и носках сидел в комнате бытового обслуживания на серо-коричневом диване и сосредоточенно слушал наставления наставника. Рядом с ним в таком же трогательном виде восседали еще двое новичков.

— Вам придется в «детском саду» носить вот такие серые комбинезоны. Удобно, практично, прочно: натуральный хлопок. Цвет, конечно, не очень… Зато через неделю, когда определишься со своими занятиями, наденешь другую одежду: оранжевую, как моя, зелёную или фиолетовую. Так уж повелось, что на спине и левой стороне груди мы пишем новые имена, которые приняли, переселившись в Зону. Видишь, у меня: «Морж»? Тебе что вписывать?

— Кактус. — веско сказал Игорь.

— Как?!

— …тус.

— Гм… Однако… Как корабль назовёшь, так он и потонет… Будешь ходить небритым, а?

— Нет. Из-за характера.

— А, ну да, логично. Кстати и я Морж, не потому, что усатый, а оттого, что люблю купаться в холодной воде.

Морж мгновенно набрал шесть букв на клавиатуре компьютера и из принтера с шелестом пополз лист бумаги.

— Ага, готов трафарет. Вырезаем контуры букв… Накладываем на ткань. Где там у нас баллончик с краской?

Дважды зашипел распылитель. — Воняет, конечно, зато мгновенно высохло. — довольно объявил Морж. — Влезай в комбез, Кактус. Теперь — следующий. Как, говоришь, тебя отныне звать-окликать? Нет, «Медведя» настоятельно не рекомендую брать, уже слишком большая популяция мишек в Зоне скопилась, путать будут постоянно. Что? «Айсберг»?! Х-хе! Ну, фантазия у вас, ребята… Хотя, в принципе, почему нет, пусть будет еврейская фамилия…

Через четверть часа все имена были нанесены на плотную серую ткань.

Надев комбинезон и шнуруя новенькие ботинки, Кактус спросил: —А что вы называете «детским садом»?

— Да детский сад и называем. — совершенно серьёзно ответил наставник. — Хотя, возможно, правильнее было бы сказать: «школа».

Морж присел на тумбочку и критически оглядел новичка, запутавшего ботиночный шнурок в узел.

— Начну издалека. — вздохнул он. — Смертность у нас низкая, составляет два процента. От девяти с половиной тысяч это составляет… ммм…

— Сто девяносто смертей в год. — мгновенно ответил Кактус, распутав узел. — Ноль целых пятьдесят две сотых в день.

— Молодец. Надо было Калькулятором назваться. — уважительно заметил Морж. — Так вот, когда в Зоне кто-то умирает и Переселяется, сразу же приглашаем кандидата снаружи. Вот и выходит, что ежегодно у нас появляется около двух сотен новосёлов. Последние полмесяца мы никого не теряли, зато прошлая неделя оказалось печальной — не стало сразу семерых. Кстати, среди них — Тихоня, старейший из нас, последний из лично знавших Старика. Он Переселился вчера.

— Что значит «Переселился»?

— Эээ… пока не забивай голову, Кактус. Позднее узнаешь. Все обулись? Идём, покажу ваше временное место жительства.

Они вышли из комнаты бытового обслуживания, прошли мимо душевой и туалета, блиставших белоснежным кафелем в щель приоткрытой двери. Вошли в безоконную спальню, тускло освещённую синими плафонами в изголовьях пяти безукоризненно застеленных кроватей.

— Ночевать будете тут. — сказал Морж. — Апельсинка разместит женщин в их резиденции. Так вот, сегодня в Зону прибыли четверо мужчин и три женщины. Правда, одному потребовалась, скажем так, медицинская помощь, но он скоро присоединится к вам. Итого — семь ново…

— …сёлов. — подсказал Кактус.

— …рожденных. — с ударением поправил Морж. — Именно новорожденных, потому что с завтрашнего утра у каждого начинается совершенно другая жизнь, в которой будет очень мало общего с той, что вы жили раньше. Вы — малыши, которым предстоит многое узнать и понять. На неделю вернётесь, если не в детсадовские, то уж точно в «школьные годы чудесные, с музыкой, танцами, песнями». Мда… Всё будет у вас: классная комната, тетради с ручками. И уроки, конечно. География Зоны, биология её же, Матушки, нашей. Физика, то есть что нам известно об аномалиях, штуках, подземном мире и прочем. История Зоны до Старика и после. Демография, в смысле, сколько-кого-где-проживает. Мораль и правила поведения, что, по-моему, главное.

— Ого! — пробормотал Кактус, — Я ж только три класса закончил, в китайскую-то среднюю школу было не попасть.

— А считаешь быстро.

— Да это отец постарался. Занимался со мной дома, как мог.

— О! В коридоре слышатся голоса, значит, Апельсинка ведёт дам в их спальню. Что ж, на сегодняшний день хватит впечатлений и информации, оставляю вас в покое до утра. Мыло, зубные щётки и всё прочее — в ящиках тумбочек. Где умывальники — уже видели. Подъём завтра — в 6.00. Объясню обязанности дежурным — Айсбергу и Вирусу. Потом вместе с Апельсинкой отведём вас на завтрак и к 8.00 — на занятия. А сейчас приводите себя в порядок и ложитесь спать. Тем более, что вам потребуется не менее десяти часов на то, чтобы в полном покое и расслабленном состоянии переварить десерт.

— Тот зелёный шар в повидле, которым давились после ужина? — сморщился Айсберг. — Бррр… Что за гадость, кстати?

— Считай это своего рода обязательной детской прививкой. Теперь ты не можешь покинуть Зону. А взамен получаешь возможность продлить себе жизнь на пару миллионов лет.

— Чего-чего?!


Зона

Стена, «Детский сад»

16 часов 00 минут 7 сентября 2047 г.

— А вот интересно, — спросил Вирус, отложив тетрадь и авторучку, — что было бы, кабы китайцы заслали вместо нас семёрку своих невероятно крутых суперменов? Ну, самых-самых из спецназа. Они разнесли бы тут всё в мелкие щепки. А потом открыли ворота целому отряду. Сказку про троянскую лошадь знаете?

Апельсинка выключила компьютер, на экране которого синела надпись: «Конец занятия». Чарующе улыбнулась.

— Кто же её не знает? — проворковала она. — И её, и другие-прочие очень поучительные. «Бил дед, бил — не разбил, била-била баба — не разбила»… Это из другой сказки… Конечно пробовали проделать и это, и кое-что другое. Постсоветский расеянецкий режим пытался, и сменившие их китайские власти силились. Не раз. И сейчас время от времени пробуют. Но мы не жадные и после каждой попытки аккуратно возвращаем им трупы… как ты сказал?.. ах, да, «невероятно крутых суперменов». Удивляет, что они там, снаружи, ничему не учатся и постоянно экспериментируют в этом направлении. С тем же неизменным результатом.

— Но всё же. — сказал Электроник потирая зудящий шрамик на шее. — Семь подготовленных человек — сила.

— Сила. — согласилась Апельсинка. — Посмотрим, что значит эта сила. Перейдём к практической части урока «Взаимоотношения жителей Зоны».

Она взяла со стола стакан, вылила из него воду в раковину и подбросила, обратившись куда-то вверх: —Сестрёнка, прошу!

Её подопечные подпрыгнули от неожиданности, когда одновременно звонко защёлкнулся замок на двери, а осколки стакана, разбитого пулей на лету, брызнули по комнате.

— Спасибо, сестричка. Попрошу на перемене дежурных по классу подмести пол и аккуратно заделать дырочку в стене. — еще лучезарнее улыбнулась наставница. — Вопросы?

В гробовой тишине хлёстко прозвучал щелчок автоматически открывшегося дверного замка.

— Так что же, все тут ходят под подозрением и под прицелом? — ошарашенно спросил Айсберг. Он, не отрываясь, смотрел на тоненькую струйку синего порохового дыма, таявшую в темном оконце под потолком. — Всю жизнь?

— Что за чушь! Это всего лишь самая малая из необходимых мер предосторожности здесь, в «детском саду». Когда вы усвоите главные правила жизни в Зоне, когда выйдете из «детсада», когда будете жить здесь, в Стене, или во внутреннем пространстве, никто не будет держать вас на мушке. Более того, хотя ношение оружия в Зоне не только не запрещено, но даже приветствуется, один из самых строгих законов гласит: «В человека никогда не целятся!»

Апельсинка помолчала, задумчиво глядя на донышко разбитого стакана у носка высокого шнурованного ботинка.

— Но может быть засланный коварный враг, гнусный диверсант и злобный шпион, злокозненно дождётся выпуска из «детского сада» и уже потом начнёт плести сети и строить интриги? — задумчиво осведомилась она у осколка. И тут же ответила: — Абсолютно исключено. Поверьте, никто и ни при каких обстоятельствах не сможет ни покинуть Зону, ни передать за её пределы какую-либо информацию, ни нанести кому-либо ущерба.

— Почему?

— Потому что. — исчерпывающе объяснила Апельсинка.


Зона

Стена, «Детский сад»

10 часов 05 минут 11 сентября 2047 г.

Дежа вю: Кактус в сатиновых трусах до колен, майке и носках сидел на серо-коричневом диване в комнате бытового обслуживания и ждал, пока просохнут белые буквы имени на новеньком оранжевом комбинезоне. Рядом с ним Электроник склонился над столом и со всевозможной аккуратностью распылял из баллончика краску на трафарет, приколотый к его фиолетовой одежде. Айсберг и Вирус, держа на коленях развёрнутые зелёные одеяния, подтягивали пряжки и ожидали своей очереди.

— Ну, краска! В горле першит. — брюзжал Электроник. — И буквы едва уместил над карманом.

— Кто ж тебя заставлял выбирать такое длинное имя? — резонно возразил Кактус. — То ли дело — у меня. Гордо, коротко, со вкусом.

Он, шурша тканью, сунул ноги в штанины.

— Задом наперёд. — тут же отыгрался Электроник. — Хе-хе.

— Тьфу ты! — констатировал Кактус и переоделся.

Электроник один за другим выдвигал ящички широкого шкафа.

— Не вижу лиловых шевронов. — недоумённо сказал он. — Оранжевые — есть, зелёные — имеются, а нужного мне нет.

— То есть, как нет? — удивился Морж. — Лично принёс вчера целую пачку. Не там ищешь, вот же лежат. И петлички на воротник здесь, и эмблемки в достаточном количестве. Давай помогу.

Он приложил линейку к левому рукаву комбинезона Электроника, сделал отметку карандашом, затем прижал горячим утюгом тёмно-сиреневый шеврон.

— Вот и всё. — сказал Морж. — Теперь не оторвёшь. Петлички пришивай сам.

— Ну, хорошо. Вот мы, мужики, тут всё понятно. — рассудительно сказал с дивана Айсберг. — Влез в мундир — удобно и практично, прочно и гигиенично. О, надо же, стихи получились… А все женщины в Зоне тоже ходят в комбинезонах? Им не разрешается носить всяких там платьев-юбок?

— Бальных, свадебных и театральных? — деловито уточнил Морж. — Равно как курортных, выходных и карнавальных? Видишь, не один ты поэт.

— Эээ… Вроде того… — неуверенно промямлил Айсберг. — А, понятно, откуда тут курорт, балы и театры…

— То есть как «откуда»? — искренне обиделся Морж. — Обижаешь! Допустим, кинотеатральная студия у нас любительская, но спектакли ставит неплохие, все на них ходят с удовольствием, свободных мест не бывает. А уж Новый Год и дни рождения отмечаем так, что… В общем, поживёте — увидите. Другое дело, что фраков-смокингов не надеваем. Но это не потому, что кто-то запрещает.

— А почему?

— Пусть каждый мысленно представит своего ровесника. — задумчиво сказал Морж. — В смокинге и белоснежной рубашке. Перстень на пальце, заколка на галстуке. Платочек в кармане, стрелочка на брюках, крокодиловые туфли…

— Извращенец. Богатенький. Бабу хочет охмурить. Политик. — хором предположила аудитория.

— Обращаю внимание, — Морж назидательно поднял палец, — не прозвучало ни одной положительной характеристики описанного типа. — Так и я о том же говорю: с мужиками всё ясно, как день. — не сдавался Айсберг, — Для нас, мохнатых и тупых, вообще нет ничего красивее униформы и слаще морковки. Но дамы-с?

— Теперь о дамах-с, поручик Ржевский. — Морж продемонстрировал знание анекдота. — Продолжим мысленный эксперимент. Возможно, вы решите через некоторое время найти себе здесь верную подругу и спутницу жизни. Выбор будет, уверяю вас. На что вы обратите внимание в первую очередь, во вторую и третью? Отвечайте по очереди.

Выслушав всех четверых, Морж вздохнул: —Подвожу итоги. На первом месте — душевные качества: доброта, чуткость и так далее. На втором — ум, сообразительность и производные от них. На третьем — симпатичная внешность. В смысле — лицо и фигура. Насчёт платьев и косметики ничего сказано не было!

— Так что же?

— Так то же, что не следует считать женщину Зоны глупее себя. Если она прекрасно знает, что иенно тебя в первую очередь в ней интересует, зачем ей, словно какой-нибудь смазливой идиотке там за стеной, накладывать в три слоя косметику и напяливать на себя что-нибудь невообразимое? Приманивая богатого самца? Они здесь отсутствуют. От безделья? Наши женщины им не маются. От глупости и пустоты духовной? Таковых женщин Старик не отбирает

— Но всё-таки, — настаивал Айсберг, — как насчёт подчеркивания одеждой духовной красоты?

— Поверь, — грустно сказал Морж, — с этим всё в порядке. Даже чересчур.

Неизвестно, принял ли Айсберг на веру слова наставника, но Кактус поверил Моржу. Он-то заметил взгляды, которые Морж украдкой бросал на Апельсинку.

Часть 3. Три сословия рая

Глава 1. Евангелие от Тихони: «И был вечер, и было утро»

Зона

Марьино, дом Тихони

19 часов 50 минут 15 сентября 2047 г.

Белоснежка спрыгнула с дрезины. Протянула титану полиэтиленовый пакет с мытой морковью. Тот бережно принял лопатоообразной ладонью вожделенное лакомство. Осторожно слез, уселся прямо на мощёную гранитными блоками дорогу. Сладострастно засопел, зажмурился, сунул морковку за щёку и принялся обсасывать. Вот ведь моркоманы-то, не устанешь поражаться!

— Обожди меня здесь, пожалуйста. — попросила Белоснежка кучера. Тот флегматично кивнул. Она оглядел прицепной дом на колёсах, полускрытый за кронами яблонь-дичек. Утвердительно хмыкнула, увидев надпись «Тихоня» большими стилизованными буквами над лобовым окном. Прошла по вкусно пахнущей сочной траве к дому, постучала в белую дверь с окошком.

— Входи. — послышалось из полуоткрытого окна. — Смотри не заблудись: прямо, потом — сразу направо.

Белоснежка еще раз хмыкнула, уже насмешливо, и последовала данным инструкциям. Одна стена передвижного домика представляла собой сплошную до потолка полку, плотно уставленную книгами и коробочками с компьютерными дата-картами. Единственное свободное место занимал рисованный портрет Старика. У окна в углу стоял компьютерный стол. За ним во вращающемся кресле с высокой спинкой сидел бритоголовый крепыш в таком же, как у неё, фиолетовом комбинезоне, но с эмблемами служителя.

— Эстет. — представился он, повернувшись с креслом. — Привет, Белоснежка! Это я тебе вчера вечером звонил. Как добралась?

— Спасибо, получилась замечательная утренняя прогулка.

— Присаживайся, наливай сок, если хочешь. Что, опять совка на диване? Ну, наглая птица, поселилась тут и отсыпается весь день. Скоро до того растолстеет, что летать по ночам разучится. Будет гулять вперевалку, словно пингвин. А может быть меня на руках носить заставит. Да сгони её, не церемонься, пусть ближе к плите перебирается, поест и дрыхнет на шкафу! Там для неё даже блюдечко и корзинка стоят. Значит, ты и есть Белоснежка? Тут вот какое дело…

Эстет сдвинул кипу бумаг на столе и вытащил из-под них устрашающего вида том в потёртой картонной обложке. Покачал на руке. — Килограмма два мелкого почерка, однако. — с уважением сказал он. — Начну сразу по существу дела. Этот дом принадлежал Тихоне, который оставил его мне. В наследство, так сказать. Две недели назад Тихоня уехал к Шлюзу, потому что пришёл его срок переселяться. Жаль, конечно, слов нет как жаль! Последний из лично знавших Старика… Его главный апостол, так сказать. Ты ему заочно приглянулась, поэтому перед отъездом он поручил передать тебе своё сочинение. Вот, прочти первую страницу.

Белоснежка положила на колени тяжёлый фолиант, действительно исписанный мелким разборчивым почерком. Кое-где встречались рисунки и таблицы, карты, вклеенные схемы и графики.

Белоснежка вчиталась:

«Вводное слово

Имя, данное мне родителями, не забыл. Но не вспоминаю. То есть, при желании мог бы вспоминать, только не хочу. Как, впрочем, и все мои добрые друзья и просто знакомые. Я — Тихоня сорок три года из своих шестидесяти четырёх. Так всегда звали меня здесь, в Зоне. И эта пятисотлистовая амбарная книга — настолько же летопись Зоны, насколько автобиография Тихони.

Когда 2 сентября 2007 года (с ума сойти — почти день в день, четыре десятка лет назад!) я нашёл среди кавардака, царившего в одном из отсеков Стены вот эту самую толстенную амбарную книгу с полутысячей совершенно чистых листов, то первую страницу оставил нетронутой. Именно для того, чтобы заполнить её сейчас, в последний день собственной человеческой жизни.

Вчера у меня отнялись ноги. Потрошитель прибыл по вызову сразу же. Осмотрел меня. Вынес не подлежащий обжалованию диагноз — Тихоне остаётся глазеть на Матушку-Зону не дольше, чем неделю. Не упомню случая, чтобы Потрошитель ошибался — он ведь эндоген[7], врач над врачами, чудо-лекарь милостью бога Асклепия, ходячий рентген — видит все хвори насквозь, особенно неисцелимые. Так что… Через десяток минут меня повезут туда, где появится Порт (наверное, где-то в развалинах Усть-Хамска), и я Переселюсь к Старику, к тем, кто уже рядом с ним. Нет, никакого страха не чувствую. Совершенно. Тем более что мне довелось пережить сверстников, всех, кто лично знал Старика. Что ж посуществовал Тихоня, пора и честь знать. Но, конечно же, волнуюсь. Ведь, согласитесь, не каждый день умираешь, не умирая, не так часто перестаёшь быть человеком, оставаясь самим собой…

Юридически заверенных завещаний по очевидным причинам в Зоне не оставляют. А вот последнюю перед Переселением волю — да, высказывают. И оставшиеся стараются её исполнить. Так вот, прошу только об одном. Старик в последний момент подсказал мне ту, кто лучше других сможет и, главное, пожелает продолжить летопись. Честно говоря, я хотел передать её, кому-то из пожилых. Однако Старик отчего-то настаивает, чтобы книга перешла Белоснежке. Что ж, ему виднее. Это новенькая, родом откуда-то с Урала. Найдите её (скорее всего, среди фиолетовых) и отдайте рукопись, пусть отсканирует и распечатает три точных копии. Одну поместите в библиотеку, другую — в хранилище при одном из репликаторов. Третью пусть держит у себя и продолжает вести записи. Будет так сказать, официальным историографом. Точно также поступите и с моими дата-картами, на которых содержатся видеозаписи по истории Зоны.

Вот собственно, всё!

Не прощаюсь, поскольку после Переселения всё равно буду рядом со всеми вами. Разве что посидеть за столом за кружкой пива не смогу…

Ладно, бывайте! Мне пора.

22.20, 1 сентября 2047 г

— М? — спросил Эстет.

— Беру, разумеется. — ответила Белоснежка, бережно закрывая том. — А что там за возня?

— Где? За окном? Да ерунда, семья кабанов[8] грибы ищет в кустах.

— Не нападут на титана? — обеспокоилась Белоснежка. — А то он там с кучером томится, бедняжка.

Эстет хохотнул, оценив шутку.

— Тихоня здесь писал, что к книге прилагаются видеозаписи на дата-картах.

— Да, конечно, забирай. — Эстет протянул Белоснежке небольшой свёрток, перетянутый прозрачным скотчем.

— Спасибо. Так я поеду назад?

— Сока точно не хочешь? Свежий, из нашей местной ягоды. Под Марьино, знаешь ли, целые вишнёвые джунгли разрослись.

— Нет, спасибо, — отказалась Белоснежка, — тороплюсь. Мне ещё жильё устроить надо, дом только вчера установили на Стене. Как раз, когда ты звонил.

— А, тогда — с новосельем! — улыбнулся Эстет. — А я какое-то время поживу здесь. Хочу из этой избушки сделать музей Тихони. Он, конечно, станет возражать… когда сможет… поэтому надо успеть за два-три дня.

— Успехов! — пожелала Белоснежка и вышла.

В кустах визгнули, оттуда выскочил полосатый поросёнок, торопливо почесал пятачком бок и снова скрылся в непроглядной зелени. Кучер дремал в кабинке. Титан сидел в той же позе у дрезины и разочарованно обнюхивал пустой пакет из-под моркови.

— Вернёмся — ещё получишь. — обнадёжила Белоснежка серокожего великана. — Едем.

Тот вздохнул, взгромоздился на дрезину, положил толстенные ручищи на рычаги, плавно нажал их. Кучер закрутил руль до предела, развернул дрезину на месте и повернул в сторону Стены. Заблудиться было невозможно: прямая, словно вычерченная по гигантской линейке, дорога вела к Черново. Обрезиненные колёса зашуршали по её идеально гладкой оранжево-коричневой поверхности. Слева вырисовался весёлый призрак[9], сонно пополз куда-то в сторону. Титан сопел сзади в такт нажимам на рычаг, ход дрезины был ровным. Белоснежка глубоко вдохнула свежий сентябрьский воздух. В сотне шагов впереди дорогу с писком перебежало семейство жирных тушканцев. Чертова капуста[10] у обочины почуяла лёгкие колебания, производимые дрезиной, надулась, плюнула в колесо ядом и, конечно, промахнулась.

Кучер нажал педаль тормоза. Титан прекратил качать рычаги, заёрзал на металлическом сиденье и обеспокоенно засопел.

— Еще рано. — сказал ему кучер. — До Белоснежкиной морковки пока не доехали.

При слове «морковка» живой двигатель дрезины непроизвольно облизнулся. Белоснежка смотрела налево. Серое бетонное изваяние выглядывало из травы в двух-трёх шагах от дороги. Это было изображение руки, на раскрытой ладони которой лежал блестящий ключ. Судя по замысловатому виду, ключ открывал не менее, чем врата в царствие небесное. На указательном пальце дремала усталая пожилая ворона, у подножия скульптуры была прикреплена какая-то табличка. С трудом разбирая буквы, полускрытые редкой травой, Белоснежка прочла: «Здесь 8 августа 2007 года останавливались Старик и его спутники, возвращаясь из Гремячьего в Черново».


Зона

Стена, дом Белоснежки

21 час 40 минут 15 сентября 2047 г.

Ужин оказался поздним, готовить его пришлось на скорую руку по принципу «что есть, то придётся съесть». Белоснежка взяла в продуктовом пункте десяток яиц, хлеб, копчёную свинину, килограммовую картофелину, бутылку постного масла, кофе и банку сгущенки. На электроплите поджарила картошку и мясо, залитые яйцом, торопливо поела, с наслаждением выпила две чашки кофе, помыла посуду и решила, что на сегодня хозяйственных дел хватит. Все настройки бытовой техники можно произвести завтра. Главное, что подключено электричество, значит, будет тепло и светло. Она задёрнула шторы, включила электрокамин, уселась, поджав ноги на диван и открыла рукопись Тихони.

Хочу выспаться. По слогам: вы-спать-ся. Никогда до «великой Стариковской революции» так не уставал. Даже когда вкалывал на Борова. Каковой вышеупомянутый Боров — ещё тот эксплуататор. К слову, эксплуататор тоже умотался за эти дни. Похудел и осунулся, круги под глазами. Не мудрено: Старик взял совершенно бешеный темп, всё меняется на глазах! Но Боров не жалуется, наоборот, говорит, что доволен.

Впрочем, с чего это я себе и Борове? Надо — по порядку, сверху вниз.

Естественно начать следует с господа-вседержителя. Со Старика. И с того, как всё начиналось…

18 августа 2007 г.

Вчера Старик, я, Выхухоль, Бобёр, Ушастый и Редька добрались до Усть-Хамской Антенны и остановились, когда приближаться к ней было уже смертельно опасно. Старик заявил, что дальше пойдёт один и приказал ждать до утра. Ночь прошла в гадостном забытье и головной боли, которая отлично чувствовалась сквозь рваную дремоту. За полночь мертвенно-желтое свечение вокруг покосившейся антенны стало медленно тускнеть, боль внутри черепа начала стихать. Светало, когда позвонил Марьинский Шаман и потребовал, чтобы мы включили маячки наших карманных компьютеров, по сигналам которых он хотел нас отыскать.

Интересно, спит ли Шаман? Или хотя бы просто отдыхает? Во всяком случае, в половине пятого он был уже у Антенны. Бежал, перепрыгивая через аномалии? Предположение, конечно, дикое, но могу это вообразить. Как бы то ни было, в четыре тридцать Редька ткнул меня в бок и молча указал в ту сторону, где находился золотой шар. Впрочем вместо шара там теперь был маленький холмик хрусткой белой пыли, похожей на крахмал. Шаман сидел на корточках, тыкал острым словно шило, металлическим прутом в пыль и бросал взгляды на верхушку теперь совершенно не светившейся Антенны. Нас он почуял неведомым образом: пружинно встал и тут же оказался рядом.

— Здравствуйте. Нашёл вас по маячкам. — прошелестел Шаман. — Не все дошли, вижу. Жаль. Знаю: устали, измучились, ночью не отдохнули. Но надо побыстрее уходить. Предполагаю, скоро начнётся очень опасная неразбериха и некоторое время лучше побыть подальше отсюда. Провожу в безопасное место, скорее всего — к «звёздным».

— Нет. — упрямо ответил я. — Будем искать Старика.

И помахал рукой в сторону одичавшего до состояния джунглей лесопарка.

— Да, конечно, хотелось бы прямо сейчас побывать в городе. — сказал Шаман. — Лично мне не терпится, честно говоря. Теперь Усть-Хамск открыт. Думаю, что там необычайно интересно. Много невиданных диковинок. Но, полагаю, что и опасностей — огромное число: мутанты, незнакомые аномалии. Всё есть. Вот Старика только там нет.

— Погиб? — у меня оборвалось сердце.

— Нет-нет, он не мёртв. По крайней мере, в привычном смысле этого слова.

— А тебе-то откуда известно? — недружелюбно насупился Выхухоль.

— И что значит «в привычном смысле»? — тут же влез Бобёр.

— Уж разрешите по порядку. — сказал Марьинский Шаман. — Во первых — откуда известно. Н-ну, чтобы короче и яснее… В общем мне удалось связаться с ним сразу же после того, как он отключил Антенну. Это… ммм… как бы вам… в общем, передача информации на расстоянии. Нет, Ушастый, не телепатия, а другое, в сотый раз повторяю. Теперь, во-вторых, — что значит «жив в привычном для вас смысле». Вот тут лучше бы всем сесть и попытаться воспринять всё спокойно и рассудительно.

Я смотрел на Шамана с тревогой и удивлением. Он явно был не в себе. Чему же надо было произойти, чтобы выбить из колеи этого эндогена — Зоной порожденного, аномалиями взращенного, «штуками» воспитанного! Вечно бесстрастный, всеведущий, снисходительный сноб разгуливал себе с шилом-тросточкой в сопровождении свиты мертвяков и поплёвывал на все опасности родной ему Матушки-Зоны. Неужто Старик всё же добрался до каких-то там регуляторов в механизме Зоны и начал их крутить вовсю? Мельком глянул на парней. Те тоже были возбуждены: глаза блестели, губы закушены. Ну, Старик! Что дальше-то будет? Лишь бы не рвануло только всё к чертям! А то, чего доброго, снесёт пол-Евразии, никто испугаться не успеет.

— Вот что, — решительно сказал Бобёр, — никуда мы не пойдём, пока толком не объяснишь, в чём дело.

Никто и никогда так с Шаманом прежде не разговаривал. Я не удивился бы, кабы тот молча повернулся и, игнорируя всех, безмятежно удалился. Однако, видимо, потрясение испытанное эндогеном, оказалось слишком сильным даже для его психики. Шаман глубоко вздохнул и терпеливо рассказал всё, что ему стало известно. Шестнадцатого августа пятьдесят шестого года Земля приняла на себя шесть ударов из космоса. Со стороны это выглядело так, как если бы кто-то из созвездия Лебедя выпустил автоматную очередь в крутящийся глобус. Только вместо пробоин от пуль образовались аномальные Зоны внеземного происхождения: 1)Мармонтская (Канада), 2)Восточно-Тихоокеанская, 3)Западно-Тихоокеанская, 4)Охотская 5)Якутская и 6)наша, Хамская. После довольно долгих дебатов и советские и зарубежные учёные сошлись во мнении, что имело место посещение Земли иномирянами. Причём (возможно, к счастью для землян) пришельцы даже не заметили человечества, Вполне вероятно, что наш уровень развития просто не вписывался в их представления о минимальной разумности. Как бы то ни было, визитёры покинули планету, оставив после себя полдюжины аномальных Зон — места их пикника на обочине Космоса.

— А можно без предисловий? — встрял Бобёр. — Сразу перейди к дисловиям, а?

Потрясающе — Шаман проглотил даже эту наглую выходку. Старик, продолжил он, предполагал, что среди всех Зон Хамская занимает особое положение. Здесь иномиряне не просто нагадили, набросали аномалий и разных чудесных штук, а потом смылись, как в Канаде или Якутии. Представьте себе, что они уехали из-под Усть-Хамска на машине, но забыли прицепить к ней трейлер. («Спьяну?» — привычно встрял Ушастый) А в нём чего только нет: телевизор и холодильник, кофеварка и душ, диван и кондиционер. Ну, понятно, еще в наличии прочные двери, крепкая оболочка и прочее. Но самое главное — в трейлере имеется бортовой компьютер, по своей мощности в миллиарды раз превосходящий все вместе взятые современные электронно-вычислительные машины Земли. Мозг. Причём этот Мозг находится в состоянии «всегда готов» и «жду приказа, хозяин». Только вот хозяина-то как раз нет. «Разъёмы» человеческой нервной системы и управляющего механизма Зоны совпасть не могли. Но! Не потому не могли, что… не могли. А оттого, что никому из попадавших в Зону людей в голову не приходила идея о вероятности своего подключения к Мозгу Зоны. Старика же такая мысль посетила. Скорее всего, сугубо случайно. И переросла в мечту, в желание. Возможно, даже еще до переселения в Зону. Как бы там ни было, Зона «почувствовала» того, кто может вывести Мозг-компьютер из режима ожидания. И потянулась к нему, и потащила его к себе с неземной мощью. Неважно, что этот «кто-то» по своим возможностям был не сопоставим с прежним владельцем, ушедшим в бездонные космические глубины.

Потому-то Старику и удалось пробиться сквозь непроходимый для других барьер излучения Антенны. Шаман категорически отказывался строить гипотезы как именно сознание Старика переместилось в Мозг-компьютер Зоны, но в том, что это произошло не сомневался. Главным доказательством этого он считал отключение Антенны. «За ненадобностью», как он выразился. Вот что означали его слова: «не погиб в привычном смысле», матерь божья коровка! Меня прошибло крупным ознобом, но ребята этого не заметили — с открытыми ртами слушали Марьинского Шамана. А тот продолжал, рассказывать, как поймал в эфире непонятные колебания, стал в себе чего-то там подстраивать и услышал Старика. Им удалось пообщаться, затем Шаман вызвал нас и отправился сюда.

Шаман неуловимым движением вытащил откуда-то из внутреннего кармана фляжку с минералкой, отхлебнул. Спрятал фляжку. Перевёл дыхание и вывалил на наши несчастные головы остальное. Как он понял из первых сообщений Старика, сбивчивых и малопонятных, тот через некоторое время откроет нечто, называемое Портом. Через него любой житель Зоны, вместо того, чтобы умирать, также сможет переселить Мозг-компьютер свою личность. Шаман сообщил, что по грубым прикидкам Старика в бортовом компьютере Зоны могут разместиться сознания трехсот-четырехсот тысяч человек. На ближайшие два с половиной миллиона лет. Хорошо, что Шаман предложил сесть перед своим рассказом, а то бы нас и ноги не удержали. Вот только для самого Марьинского никаких радужных перспектив не вырисовывалось.

— Мне суждено почить своей смертью. — кривовато усмехнулся он. — Насовсем. Переселение сознания возможно лишь для людей-экзогенов, рожденных вне Зоны. Хотя, впрочем и вас ведь никто не принуждает следовать примеру Старика. Долгожительство — дело добровольное.

— Я чего хотел… Кгрхм… — поперхнулся Выхухоль. — Всё это, конечно… А нам теперь со Стариком общаться только через переводчика, в смысле — через тебя?

— Отчего же. — устало ответил Шаман. Вынул из другого кармана заурядный полиэтиленовый мешочек с переплетением пёстрых тонких проводов и протянул Выхухолю. — Наушники и микрофоны к КПК. Китайские, но слышимость неплохая. Вставляйте в машинки, сейчас настрою подключение.

Мне достался зелёный комплект. Пока доставал карманный компьютер, пока прилаживал, Ушастый уже успел сунуть горошину наушника в ухо, тут же выдернуть и возмущенно уставиться на Шамана. То же самое сделал и Выхухоль.

— Разговаривайте с ним побольше. — чуть раздражённо посоветовал Шаман. — Не забывайте: прежнего Старика с его голосовыми связками нет. Ему непросто выучиться модулировать нужные частоты так, чтобы вы слышали человеческий голос. Чем больше он услышит, тем скорее приспособится отвечать. Говорите, он теперь может одновременно беседовать со всеми.

— Здравствуй, Старик… — едва смог выговорить я. — Как ты? Где? В невообразимом эфирном скрежете появились короткие паузы. Парни наперебой заговорили, поднося к губам микрофоны. Через четверть часа беспрерывного галдёжа беспорядочный шелест и частый треск стали прерывистыми и начали напоминать забитую помехами радиопередачу. А еще через десяток минут я с огромным трудом разобрал: — …рат… ас… сыышать… эп… рэп… репята… при… приет… вет… Зд… равствуй… Т… Ти…хо…нья…

Голос был неприятным, механическим, однако слова становились всё разборчивее.

— Силы небесные… — хрипло пробормотал я. — Он меня узнал!

19 августа 2007 г., днём.

Шаман оказался потрясающим проводником. За световой день мы прошли девять километров! То есть почти шестьсот метров в час! Для Зоны это космическое расстояние и третья космическая же скорость. До сих пор так стремительно никто из нас не передвигался.

— В Красное заходить не будем. — объявил эндоген. — Обогнём их молельни с севера. Понятия не имею, как отреагируют тамошние фанатики на поступок Старика. Возможно — очень враждебно…

Мы оставили Леоново по левую руку, преодолели исхлёстанные электрическими разрядами рыжие пески, остановились на привал у небольшого озерка.

— Чисто. — сказал Шаман. — Можете пить.

Но воду мы всё-таки вскипятили, и залили во фляжки остывший чай. После недолгого отдыха прошли сквозь редкий кустарник, пересекли ручей. Я заметил, как несколько раз встреченное зверьё (включая семейство кабанов и суперкота) предусмотрительно убиралось с дороги Шамана. Чуяло, что лучше не связываться?

— Что за дома там, справа за шлаковой пустошью? — поинтересовался Выхухоль, на ходу сосущий сухарь. — Марьино. — слегка удивился Шаман. — Я там живу. Не бывал?

— Откуда ж нам? — резонно возразил Ушастый. — Гиблые места, сюда умные люди не ходят.

— До сих пор даже глупые не ходили. — хмыкнул Шаман. — Теперь, следует ожидать нашествия. Повадятся. Причём глупых по закону больших чисел будет куда больше, чем умных.

Прошли между двумя постройками с высокими трубами. Впереди, как ни в чём не бывало, словно пятьдесят лет её не поливали дожди и не присыпала пыль, блестела железная дорога.

— Теперь — внимание. — остановился наш проводник. — Здесь даже я передвигаюсь с опаской. Участок «железки» между Красново и Марьино довольно странный. Никак не могу разобраться, в чём дело, а поэтому и вам категорически запрещаю экспериментировать и наступать на рельсы. Перемещайтесь за мной след в след.

Он осторожно повёл свое самодельной шпагой над полотном и аккуратно пересёк его. Когда я копировал маневр эндогена, раздался явственный перестук колёс, рельсы задрожали и зазвенели. На нас мчал не меньше, чем стовагонный состав. Парни закрутили головами. — Спокойно. — сквозь зубы процедил Шаман. — Не вздумайте паниковать.

Едва Редька последним оказался по ту сторону железки, как незримый поезд, судя по шуму, пронёсся мимо. Рельсы тряслись, шпалы поскрипывали. Однако ни малейшего дуновения ветерка, никаких признаков движения мы так и не заметили. Шаман вновь несколько секунд поводил тросточкой-шилом над колеёй и продемонстрировал раскалённое докрасна острие: — Вот так почти всегда. Но через пару минут всё придёт в норму и опять будет можно проскочить.

Теперь я, Выхухоль, Бобёр, Ушастый и Редька находились между железнодорожным путём и строго параллельным ему шоссе.

— А что нас ждёт на той дороге? — осведомился я. — Будем так же прыгать между машинами-невидимками?

— Не так же. — лаконично ответил эндоген и, не оглядываясь, спокойно пошёл по истрескавшемуся асфальту. За шоссе и очередным ручьём мы увидели то, что Шаман назвал Софиевским лесом. Хотя, по моему скромному мнению, на лес это было мало похоже. Корявые, скрученные стволы и совершенно безлистные ветви, сплошь покрытые чем-то вроде густого и длинного зелено-жёлтого мха. А вместо привычного подлеска — невообразимой густоты папоротник.

— Надеюсь, сюда не сунемся?

— Сбылись твои надежды, Бобёр. — успокоил Марьинский Шаман. — Мимо.

За лугом потянуло таким знакомым болотным запахом, что я потихоньку стал соображать, где мы находимся.

Топь у реки Норки напоминает поролоновую губку, щедро пропитанную водой. Там, где участки трясины чуть посуше, поднимаются камыш и жёсткие тёмные кустики, походящие на карликовые берёзки. С их корявых веточек спускаются странные зелёные спутанные лохмы — вероятно, мутировавший до неузнаваемости мох. А там, где виднеются зеркала воды, она неприятного бутылочного цвета, будто туда бросили железного купороса. Притом, вода как будто подсвечена снизу. Возможно, оттого вода представляется неживой, так что желания притрагиваться к ней совершенно нет. Ряски и тины, кстати, тоже не видно. Вода абсолютно неподвижна, лишь изредка из глубины на поверхность взбулькивают пузыри воздуха: то большие, словно под водой перевернули пустую кастрюлю, погружённую вверх дном, то россыпь мелких, будто из проколотого мяча.

По топи вела весьма сырая, но вполне проходимая грунтовая дорога, насыпанная полвека лет назад. Теперь она поросла плотной и короткой синеватого цвета широколистой травой. И если бы не трава, можно было бы заметить, как следы сапог быстро заполняются влагой. По дороге мы добрались до ветхого деревянного моста через Норку. Того самого, через который переправлялись, когда шли к Антенне. Я его узнал.

Еще в прошлый раз было трудно представить, что в почти неподвижной воде Норки водятся рыба или лягушки. Однако тогда мы всё-таки заметили чью-то большую чешуйчатую башку с усеянной игольчатыми зубами пастью.

Шаман предостерёг: —Внимание! Доски скользкие и кое-где прогнили.

Мост благополучно оставили позади. Перед нами была крепость Околица, место дислокации «звёздных».

— Теперь дойдёте. — пообещал Шаман, — Туда заходить не буду. Самостоятельно договаривайтесь с военными о следующем проводнике.

Повернулся, не прощаясь, легко перебежал по мостику и исчез за кустами.

— Тьфу! — в сердцах сплюнул Редька. — Изящество и грация. Чисто тебе балерина… Ну, делать нечего, поползли дальше самостоятельно, братва.

19 августа 2007 г., под полночь.

Измотанные ребята дрыхли без задних ног в казарме «звёздных». Хоть из пушки стреляй — не разбудить. И ведь не пустые слова, проверено: только что ахнуло орудие танка Т-34, вкопанного в вал Околицы, а никто даже не пошевелился во сне. Я вопросительно глянул на капитана Мирона.

— Холостой. — пояснил он. — Против весёлых призраков нет лучшего средства. Тут же сворачиваются. Наелся?

— Спасибо. — я отставил котелок. — Ох, не суп а сказка. Забыл, когда горячее хлебал.

— Кто ещё знает, то о чём ты доложил? — задумчиво спросил майор Гром. — Имею в виду — знает точно и в подробностях, а не догадывается и строит предположения.

Он в лёгком нетерпении похлопывал ладонью по своему костылю.

— Марьинский шаман. — ответил я. — Через него информация должна попасть к деповской учёной братии. Потом, скорее всего, Старик уже связался с кем-то из «курортников».

— Я ведь вот отчего интересуюсь. — вздохнул Гром. — Самое неприятное, что может случиться сейчас — это суматоха и неразбериха. Антенна перестала работать, значит, путь в Усть-Хамск и из него открыт. Туда могут устремиться неуёмные разведчики и добытчики. Среди них всегда были популярны сказки о несметных усть-хамских сокровищах. Чокнутые научники из Депо тоже полезут в поисках новых тайн и загадок. Я уж не говорю о лукьяновских бандюках. Чёрт с ними, с бандюками, но нормальный-то народ жалко. Полягут ведь все.

— Почему? — не понял капитан Мирон.

— Да потому что навстречу им из развалин попрёт чёрт-те что. Такое, о чём мы раньше вообще представления не имели. То, что прежде сидело за создаваемой Антенной завесой и помалкивало себе.

— Ну, товарищ майор, это ты уж загнул… Почему обязательно «попрёт»? — пожал плечами Мирон.

— А почему не попрёт? — передразнил его движение Гром. — По роду нашей с тобой, капитан, деятельности мы просто обязаны предполагать худшее. И стараться его предупредить.

— Ну да, ну да…

— Вот что, капитан, полагаю, у нас в запасе имеется ночь. За это время следует обязательно установить связь со Стариком. Это раз. На заре поднимаем всех по тревоге и попытаемся перекрыть патрулями самые важные входы-выходы на окраине Усть-Хамска. Это два. И, наконец, третье, самое трудное. Настолько сложное, что, что никому, кроме тебя, Мирон, поручить не могу. Отправляйся к сектантам из Красново и со всевозможной деликатностью убеди их принять всё спокойно. Неси какую угодно ахинею, вплоть до того, что на нас, тупых вояк, снизошло озарение, и мы хотим всем составом обратиться в их веру. Главное, чтобы не выкинули какого-нибудь фанатического коленца. Идеальный вариант — если красновцы присоединятся к патрулированию. Почему нет? Они же всегда мечтали защитить Матушку-зону от грубых и жадных лап безбожников. Вот пусть и послужат святому делу.

— Исполняю, товарищ майор. — Мирон вышел.

— Правда, с продовольствием у нас проблемы. — хмуро сказал майор Гром. — На пределе.

— На сутки хватит?

— Не больше.

— Отправь нескольких рядовых караваном в Гремячье. — посоветовал я. — Там мой друг Ташкент вас под завязку обеспечит консервами и всякой там мукой-крупой. Притом, совершенно бесплатно, не то, что покойный Кузнец.

Гром изумлённо воззрился на меня. Было ясно, что у него множество вопросов, но он удержался.

— Ладно. — сказал он. — Только вот больше пяти человек послать не смогу. Даже если каждый принесёт на себе тридцать килограммов, проблемы это не решит.

Тут я непроизвольно завывающе зевнул, спохватился, извинился и, превозмогая желание рухнуть и уснуть прямо на полу, рассказал ему о нашем возвращении с тележками из Гремячьего.

— Вот это да! Довезли до «курорта»? — у майора загорелись глаза. — Так сколько ж такая колымага подымет?

— Думаю, до центнера.

— Ну, это уже что-то! А ежели два рейса да с тремя тачками удастся провернуть? Полтонны… гм… Добро, боец, ложись отдыхать до шести ноль-ноль, а там, извини, разбужу, звони своему Ташкенту.


20 августа 2007 г., 7.30.

Чёрт! Гром держал слово, как и подобает военному. Растолкал секунда в секунду ровно в шесть. Пока я одевался и умывался, пока звонил Ташкенту, пока втолковывал ему, тоже ничего не соображающему спросонок, чтобы к прибытию каравана «звёздных» было наделано побольше тушёнки-сгущёнки… В общем, за это время майор построил во дворе крепости позавтракавших и полностью экипированных подчиненных, объяснил боевую задачу и отправил на её выполнение. Я в армии не служил, к воякам, честно говоря, относился с предубеждением, но тут серьёзно переменил мнение о них. Зауважал. Дисциплина и чувство долга — великая вещь.

— Мирон пошёл в Красное. — сказал майор. — Так что дам вам другого проводника, толкового и осторожного. Старшина Хасан!

— Я!

— Проводите эту группу до Черновского «курорта» и вернётесь. Задание ясно?

— Так точно!


20 августа 2007 г., 8.00

На меня бросились сзади и едва не сшибли с ног. Сдавленный двумя парами рук я не сразу сообразил, что попал в объятия Креста и Мохнатого. Они красовались в форме «звёздных» с петлицами рядовых.

— Тихоня! — радостно орали они. — Дорогой ты наш! А как остальные? А где Старик? Давай, рассказывай!

Чего уж там скрывать, даже слеза пробрала, когда увидел мужиков. Присели за углом казармы, я коротко поведал им о наших приключениях у Антенны и возвращении в Околицу.

— Эк, оно всё сложилось! — Мохнатый задумчиво поскрёб стриженую наголо макушку. — Так что же теперь?

— Значит, Старик сейчас там, внутри? — Крест неопределенно перебрал пальцами. — Ну-ну… Думаю, Мохнатый, что жизнь станет лучше. Но спокойнее — вряд ли.

Впрочем, долго беседовать не пришлось. Вынесся запыхавшийся посыльный Грома и поволок Креста с Мохнатым на очередное построение. На этот раз формировали караван, который должен был отправиться за продовольствием в Гремячье. Второпях простились, а буквально через десять минут старшина Хасан уже выводил нас через крепостные ворота.


20 августа 2007 г., около полудня.

Только что на привале пообщались со Стариком. Впрочем, кроме меня он одновременно свободно беседовал ещё с парой дюжин человек. Старик говорит, что это пустяки, диалог для него теперь возможен сразу с десятью тысячами партнёров и это еще не предел! Он, правда, иногда вызывает невпопад… редко, но вызывает, ночью вот позвонил… извиняется, что пока не приспособился ощущать время суток. В общем, переговоров хватает, случается, даже ухо начинает болеть от постоянно торчащего в нём китайского наушника. (К слову, Бобёр выменял у кого-то из «звёздных» отличные германские стереотелефоны с пружинной дужкой и вставил в капюшон. Очень удобно, надо одолжить и скопировать на репликаторе).

Никак не могу привыкнуть к новой манере общения со Стариком. Обычно в наушнике слышится безжизненный, ненатуральный, скрипучий голос робота, без какого-либо выражения, зато с секундными паузами в самых неподходящих местах. Но когда Старику требуется придать речи выражение, он неотличимо точно копирует голос собеседника. Я попросил его не заливаться моим смехом (тьфу, даже не подозревал, насколько тупо гогочу) и не разговаривать моим голосом, но он не обращает внимания на мои (и всех остальных) настоятельные просьбы о том же.

Постараюсь в дальнейшем по мере сил перенести на бумагу содержание диалогов Старика со мной и другими «курортниками». Я для этого спросил у него разрешения записывать наши разговоры в память КПК.

— Для истории. — пояснил я.

— Да пожалуйста, если нужно. — хмыкнул Старик. — Для неё.

Сегодня — жарко, даже душно. Бобёр попробовал было расстегнуть комбинезон, но старшина Хасан так выразительно посмотрел, что тот со вздохом подтянул «молнию» под самый подбородок. И правильно — вон летит клочок жгучего пуха. Уж лучше попотеть, чем заработать водяные волдыри и чесотку на неделю.

— Идём. — распорядился Хасан. Многословие никак не входило в число его недостатков. Я, Выхухоль, Бобёр, Ушастый и Редька после хорового вздоха поднялись и выстроились цепочкой. Впереди маячило Блохино. В кустах блестела и шевелилась слойка. Небольшая и самая обычная — толстая и широкая трёхслойная лента шириной с полметра и толщиной сантиметров в тридцать. Этот экземпляр казался сделанным из какого-то латунного сплава. Слоёная полоса с едва слышным шорохом медленно выползала из травы, выгибалась неровной дугой, в метре от места выхода вновь уходила в почву. Одна из немногих совершенно безобидных аномалий Зоны. Кто-то, кажется Хохарь, даже уверял, будто присаживался отдохнуть на слойку, словно на скамейку. Оказалось неудобно: жёстко и щекотно. Слойка казалась то ли частью тела бесконечного плоского бронзового червя, переползающего из одной норы в другую, то ли огромной вращающейся сплюснутой баранкой, наполовину врытой в землю.

По левую руку показалось дерево-великан. Встречаются такие в Зоне. Что не удивительно: у нас тут не только фауна мутирует, но и флора. Правда, последняя делает это крайне странно. Трава, кусты и деревья в подавляющей массе своей смотрятся вполне заурядной зеленью, такой же, как вне пределов Зоны. В подавляющей, повторяю, массе, среди которой встречаются просто безумные исключения. Вот, например, мутировавший клён, мимо которого мы идём. Такому стволу узавидовались бы какие-нибудь африканские баобабы или там американские секвойи. Диаметр серого морщинистого ствола — метра три. Такой вот дендро-толстячок. Беспросветная сочно-зелёная крона — метров десять, в которой шумно выясняли отношения сороки и многочисленные разновидности ворон. Наши сороки почти не поддались мутациям, но почти перестали летать и перешли к перепархиванию с ветки на ветку. Живут они дружными колониями, строят гнёзда на самых высоких ветвях таких вот деревьев-гигантов. А вот вороны не только выжили и мутировали, да ещё и преуспевают. В Зоне великое множество этих птиц различнейших габаритов и оттенков: от угольно-черных басящих чудищ длиной с локоть до синеватых и желтоватых писклявых птах размером с палец. Правда, несмотря на тембр, их «пение» осталось тем же карканьем. Вот что еще интересно: по Зоне ходишь с черепашьей скоростью и всё равно рискуешь жизнью. А вороны Зоны летают! Конечно, бывает, что и они вляпываются в губительные аномалии, но крайне редко.

Гигантские деревья превращаются в самодостаточные… как это называется, забыл… в биоценозы, кажется? Напрягу память: «…совокупность растений, животных, микроорганизмов, населяющих участок суши или водоёма (биотоп) и характеризующихся определёнными отношениями как между собой, так и с абиотическими факторами окружающей среды». Надо же, пёс знает, как, но ведь вспомнилось, а! Под клёном росла густая трава с желтеющей грибной полянкой. Кажется, там шныряли норные крысы. Между узловатых корней расположили свои многокомнатные норы знаменитые тушканцы Зоны. Я слышал, что эти стайные звери произошли скорее всего от мелких грызунов: хомяков, сусликов или сурков. Здоровые и жирные зверюги достигают до 40 сантиметров в холке. Шустрые, задиристые и прожорливые. Абсолютные вегетарианцы и любимый объект охоты суперкотов. Но иногда жертвой тушканцев, охваченных приступом необъяснимой ярости, становятся даже крупные животные и люди. Знаю по себе, однажды получил от рассерженного вожака хороший пинок по… ну, пониже спины…Хасан поднял руку и мы тут же остановились. Заметил опасность? Нет, оказалось, у рябинового куста обосновалась небольшая блинница. Очевидно, кто-то забросил туда шмат алюминиевого кабеля, но по каким-то причинам не смог вернуться и забрать браслеты[11], в которые аномалия превратила металл. Что ж, по законам Зоны теперь — это наша добыча. Старшина Хасан срезал длинную ветку рябины, проворно вытащил из блинницы три серебристых обруча. Покрывшуюся маслянистым налетом ветку вбросил внутрь аномалии. Один браслет проводник надел на своё запястье, два, не оборачиваясь, передал нам. Что ж, спасибо, оздоровимся. Мы, тут же, на ходу устроили розыгрыш. Браслеты достались Выхухолю и Редьке.


20 августа 2007 г., 21.30.

На подходе к Блохино старшина остановил караван и некоторое время пристально рассматривал в бинокль окраину посёлка.

— К колодцу не подходить. — сказал он. — Странный какой-то, тень[12] у него лежит… И около канавы осторожнее.

— Да не забыли мы. — грустно сказал Выхухоль.

Заночевали в той же самой избе на краю, где провели ночь, идя к Антенне. Внешне выглядевшая полной развалюхой, она была относительно чистой и крепкой. Имелись даже железные задвижки на двери. Как и в прошлый раз в сенях копошилась многодетное семейство тушканцев. Нет, всё-таки есть справедливость в мире. Есть, граждане! По-моему матёрый папаша, возглавлявший клан, был тем же самым, который пнул меня в прошлый раз. Во всяком случае, мне очень хотелось, чтобы это было именно так. Потому что, когда раздраженно запищавшие грызуны пулями выскакивали из дома, я успел с наслаждением наподдать самцу хворостиной по жирному заду.

— Фи, насколько вы мелочны, сударь! Как злопамятны и мстительны! — не преминул заметить Ушастый.

Ночь разделили на три дежурства. Первая треть досталась мне и Хасану. Он, сидя у окна с «калашом» на коленях, выкурил сигарету до фильтра и все два с половиной часа не произнёс ни слова. За что, признаться, я ему был благодарен. Хотелось в тишине обдумать всё, что произошло. Мне казалось, что жизнь раскололась на две части — до Переселения сознания Старика в Мозг Зоны и немногие дни после того. Всё, что было прежде, казалось прочтённым в какоё-то книге, происходившим не со мной. Вот здесь в углу несколько дней назад спал Сопля. Потом он таинственно исчез. А вот тут было место Гоблина, ценой своей жизни спасшего нас от крысючьей орды. Динамит и Ниндзя, заживо сгоревшие в адской духовке, ночевали под той стеной. Водила, умерший от серебряной паутины, прикорнул, кажется, у печи… Светлая вам память, мужики.

Когда пришло время сменяться, на наши места уселись Бобёр и Ушастый. Я бросил тощий рюкзак в самый сухой угол, улёгся ногами к входу на полу, привычным движением положил рядом с собой винтовку. И почти сразу уснул. Сон почему-то запомнился. Будто бы иду с улицы, где льёт дождь пополам со снегом, где воет в проводах ветер, где вонючая грязь по колено, к дому без окон. Открываю дверь, останавливаюсь на пороге. Что там, внутри, не разобрать, только чувствуются тепло, свет, запах маминых блинов и крепкого чая. И слышится чей-то добродушно ворчливый голос: — «Ну, чего стоишь-то? Входи скорее, заждались.»

Глава 2. Евангелие от Тихони: «…когда открылись врата в царствие небесное…»

Зона

Стена, дом Белоснежки

22 часа 17 сентября 2047 г.

Белоснежка открыла окно. В уютном трейлере, выбранном ею для поселения и установленном на Стене в ряду подобных жилищ, за время отсутствия хозяйки всё-таки скапливался запах пластика и металла. С одной стороны это было даже приятно: пахло чистотой новенького, с иголочки, собственного дома. Но всё равно, свежий воздух — лучше. Правда сегодня к гамме запахов не добавилось кухонных ароматов — Белоснежка поужинала в столовой «детского сада».

В окно влетела совка, посидела на спинке кресла, оценивающе осмотрела помещение, старательно почистила перья, вылетела. Белоснежка уже несколько раз видела этих удивительных птиц Зоны — измельчавших потомков обыкновенных сибирских сов. За без малого столетие со времени образования Зоны «интеллект» ночных хищниц необычайно возрос и они начали активно переходить к симбиозу с людьми. Совки охотно приручаются, часто можно увидеть коричнево-желтое пернатое существо мирно дремлющим на плече человека или невозмутимо исследующим содержимое его тарелки. В Зоне их любят, щедро прикармливают, охраняют. А птицы в свою очередь даже эффективнее кошек истребляют грызунов в жилых помещениях. Правда, случается и так, что излишняя самоуверенность совок в вопросе: «кто в доме хозяин?» заставляет людей ставить птиц на место. Проветрив помещение, Белоснежка зябко поёжилась: даже в Зоне сентябрьские вечера не отличались тропическими температурами. Включила батареи, разобрав постель, подержала на них одеяло. Закрыла шторы, юркнула под одеяло и блаженно потянулась.

Сегодняшний день был обильным на дела и утомительным.

— Я на тебя положила глаз, новенькая. — объявила Белоснежке отыскавшая её Апельсинка. — Мне нужна напарница в «детском саду». Вроде бы ты в прежней жизни была учительницей? Ну что, согласна?

— Не знаю. Вдруг не справлюсь? Может быть что-нибудь попроще, в строители-отделочники, например… Слышала, что требуются.

— «Попроще»… — фыркнула Апельсинка. — А насчет того, справишься ли — посоветовалась со Стариком, тот говорит, что у тебя прослеживаются все задатки для такой работы, что это может показаться тебе интересным. А мнение Старика, знаешь ли…

— Обязательно к выполнению?

— Вовсе нет, но практически всегда безошибочно. Конечно, около года тебе придётся побыть в роли помощницы. Дела хозяйственные, питание и проживание новичков и всё такое. Параллельно придётся присматриваться к тому, как работает наша группа адаптации, осваивать содержание обучающего курса. А потом будешь самостоятельно принимать новичков и вести их до самого выпуска из «детсада».

— Согласна. — кивнула Белоснежка.

— Вот и замечательно. Тогда приступаем прямо сейчас.

…Белоснежка помотала головой, отгоняя воспоминания минувшего дня, и потянулась к лежащему на столике сочинению Тихони.

«21 августа 2007 г., 11.30.

Я, Выхухоль, Бобёр, Ушастый, Редька и Хасан стояли перед растущим буквально на глазах бугорком. Мы с немалым трудом добрались сюда и отыскали это место. С утра Старик долго, путано и невразумительно объяснял нам, как найти отправляемую им посылку. Когда Бобёр заявил, что так ничего и не понял, Старик взорвался.

— До тебя не доходит, что у меня нет зрения в обычном человеческом смысле слова, как у вас?! — зарычал он Бобровым голосом. Причём так громко, что я проворно выхватил наушник, но в ухе всё равно зазвенело. — И даже не могу объяснить как… слов таких нет… как всё… чувствую… В общем, (Старик успокоился и перешёл на обычную монотонно-скрипучую речь робота) прекрати бузить и постарайся вникнуть. Это будет на песчаной пустоши у Лебедевки. Ну, рядом с заводом. Хоть это представляете?

— Ага. — поспешно сказал Ушастый, предупредительно пихнув кулаком раскрывшего рот Бобра. Тот поперхнулся. — Две усадьбы. Почти развалились и заросли яблонями-дичками. Пустошь из голубоватого песка.

— Хорошо. Именно на пустоши и ждите появления зелёного свечения.

Мы петляли по пустоши среди аномалий около получаса, взмокли, озверели, изрядно струхнули, когда мимо проскользнула здоровенная суперкошка. Но ей было явно не до охоты — перетаскивала, ухватив за шиворот, детёныша в новое логово.

— О! — прокряхтел Бобёр, тыкая грязным пальцем куда-то влево. — То самое сияние, что ли?

— Гм? — усомнился Ушастый. — Гррм… Да, земляной прыщ. И, вроде, чего-то там зелёненькое проблёскивает.

Бугорок прорвало, на самой верхушке образовалась лунка. Из неё выперло что-то отдалённо напоминающее невероятно большую виноградную гроздь. Перламутрово-зелёных, мутно-прозрачных „виноградин“, каждая размером с грецкий орех, было около сотни. Мягкие на ощупь, словно наполненные тёплым желе, шарики скатывались по песчаным склонам бугорка.

— Надеваем перчатки. Отлавливаем. — скомандовал я. — Ушастый, открывай контейнер, чего оцепенел.

Мы выбрали „виноградины“ до последней, старательно сравняли холмик и двинулись к „курорту“.

— Молодцы. — похвалил Старик. — Пока несёте, объясню в чем дело. Постараюсь убирать с вашей дороги аномалии, но не уверен, что всё получится гладко. Практики маловато… пока что… Так что меня слушайте, но особо не расслабляйтесь, под ноги поглядывать не забывайте. И по сторонам — тоже, потому что мутантов не контролирую, они сами по себе.

Когда-нибудь с подобными „штуками“ приходилось иметь дело? Хотя бы видели?

— Нет. — хором отреклись мы.

— Еще бы! Постараюсь короче и как можно понятнее… Бобёр, отрегулируй свой КПК, тебя плохо слышно. Да, ещё имейте в виду, что разговариваю сейчас только с вами, никто другой прослушать не сможет, для всех остальных поставлены помехи. Так вот, при вас сейчас — пропуски туда, где я нахожусь…

От рассказа Старика наши головы пошли кругом. То, что довелось услышать, вполне заслуживает названия „Лекция о практическом бессмертии“.

— Что такое сознание? Личность? Так называемая душа? — риторически вопросил нас Старик и, не дожидаясь ответов продолжал: —Информация, записанная в клетках головного мозга. Строго говоря, не только там, но главным образом и в подавляющем большинстве. Тогда чем мозг отличается от компьютера, а сознание — от набора установленных в нём наборов программ? Количественно и в деталях — очень многим, качественно и принципиально — ничем. Выходит, что теоретически сознание из человеческого мозга можно переместить на другой носитель? Здесь это вполне реально. За пределами Зоны на сегодняшний день — технически невозможно. Кроме того, земные… человеческие… философы и инженеры вообще неправильно подходят к самому существу вопроса. В наушниках прозвучало короткое шипение.

— Цитирую. — сказал Старик, снова зашипело, он монотонно продекламировал. — „Новосибирский Институт Биологического Кодирования погрузился во мрак, над ним всегда идёт дождь, вокруг него расставлены архаичные заставы, призванные останавливать любые транспортные средства, и сообщать всем, кто вдруг оказался не в курсе — идёт первый в мире эксперимент по искусственному бессмертию. Океанолог, великий академик Окада умирает, и его мозг будет полностью прочитан и сохранён в электронном виде для последующего воспроизведения. Все вероятные и невероятные радио-помехи устранены, люди не спят по нескольку дней, чтобы успеть. От каждого из них зависит успех всего эксперимента. От них зависит не просто жизнь. А вечная жизнь одного из их великих современников. Ученые-океанологи Званцев и Акико не успели попрощаться с учёным. Но успели понаблюдать за тем, как прошли последние этапы этого дерзкого эксперимента“.

— Чего-чего? — осведомился совершенно обалдевший Бобёр.

— Это аннотация к фантастической повести писателей Стругацких „Свечи перед пультом“. -пояснил Старик. — Так вот, там отражена основная ошибка в решении вопроса. Ведь дело-то не в том, чтобы скопировать сознание человека из мозга на электронный носитель. Это как раз возможно, хотя и крайне трудно. Проблема в том, что копия сохранится, а оригинал умрёт. Это всё равно, что создать копию человека в другой комнате, а его самого убить.

— Понятно. — сказал я. — И?

— И, следовательно, надо поступать по-другому. Незадолго до смерти человека создать симбиоз его сознания и искусственного носителя, в который сознание будет постепенно передвигаться.

— В смысле — срастить мозги с компьютером? — уточнил Ушастый. — Приблизительно так. За время этой… сращённости… произойдёт постепенная пере… перекачка сознания. Клетки мозга будут постепенно умирать, ткани — распадаться, а составляющая личность информация — самосознание, интеллект, память — плавно… пере… переместится… на искусственный носитель. Человек переселится из одной комнаты в другую, оставшись собой. Вот удачное слово — Переселение! — Угу. — сказал Бобёр. — В общих чертах понять можно. Но представить себе…

— Не надо представлять. — Старик внезапно перешёл на грустный голос Бобра. — Хотите, расскажу, как это было со мной? Мы согласились и Старик начал повествование. К сожалению, мы были настолько ошарашены, что забыли включить КПК на аудиозапись, поэтому привожу здесь пересказ своими словами, но от лица Старика.

„…Где я? В разгромленной аппаратной, скупо освещенной, заваленной истлевшим хламом, опрокинутыми ржавыми шкафами и полками. И здесь всё было не так, как снаружи, потому что излучение Антенны-Заградителя не проникало внутрь. Я перестал сходить с ума от головной боли и даже застонал от наслаждения. Мысли теперь были поразительно ясными, чёткими. Правда, сесть и прислониться к сырой и холодной кирпичной стене оказалось делом непростым. Но я с этим справился, монотонно бормоча: — Обидно… Скажи сорок лет назад кто-нибудь школьнику Глебу Ивину, где и как он сыграет в ящик — не поверил бы сопляк ни за что…

Постарался рассмотреть, что там, в дальнем углу аппаратной. Включил непослушными расцарапанными пальцами фонарик (тот, вопреки ожиданиям, не разбился). Ухватил ярким лучом крупный волдырь на кафельном полу. Странная изумрудно светящаяся масса приподняла в этом месте покрытие, искрошила кафель и задумчиво оцепенела на полпути. Появился минивулканчик высотой по колено с зелёным кратером, в котором мерцала травянистыми оттенками „лава“ непонятного происхождения. Непонятно откуда приходило совершеннейшее убеждение, что следовало попасть именно туда.

— Да, Шаман, может статься, ты был прав… — хрипнул я. — Влезла в меня Зона и направляет. Иначе с чего бы мне быть в курсе… А вот знаю, куда тащиться… Надо же…

Поводил фонарём по сторонам. Матерь божья коровка! Сколько же тут дряни на квадратный сантиметр? Мощная компактная электра, пучки жгучего пуха[13] на гнилых стойках, два веселых призрака, лохмы ржавых волос[14] на останках аппаратуры… О, ещё и мясорубка впридачу. Допустимо было бы, конечно, попытаться проползти между ними. На пять метров ушло бы часа два-три. Шансы уцелеть? Небольшие, но имелись… — „Если бы, да кабы.“ — злорадно ухмылялась лужа ведьминого студня[15] шириной в полкомнаты. Вот она-то абсолютно исключала всякую вероятность пробраться в вожделенный угол. А что там скажет „Ищейка“? Американский приборчик в нагрудном кармане комбинезона безмятежно молчал. Я вынул его, злобно ощерился беззубым ртом на безмятежно чистый экран, убеждавший, что совершенно ничего опасного в радиусе двадцати метров быть не может. Метнул „Ищейку“, целясь в „вулканчик“. Устройство тут же вспыхнуло ярким метеором, оставив за собой густой хвост едкого серебристого дыма.

— Да и фиг с вами, гады инопланетные… — обозлился я. — Наш енот везде пройдёт!

Но как ни хорохорился, а встать не смог… Полез в карман, извлёк завёрнутые в полиэтиленовую плёнку пластиковые тюбики со стимулятором. Снял колпачки с игл. Всадил по уколу в обе ноги. Вот и всё, теперь никакой неопределённости. В идеальном случае в моём распоряжении — минут пять. Будем готовы к худшему и сократим время до двух минут. Потом лошадиная доза „Экстра-стима“ остановит сердце. Но за это время смогу встать на заработавшие ноги и пройти прямо по студню. Обуви хватит шага на два. Потом студень примется разъедать ступни, обращая их в пористую упругую массу и затем — в такой же студень. Потом придёт очередь голеней, коленей. Затем… Не будет никакого „затем“. Стимулятор убьёт меня гораздо раньше, ведьмину холодцу достанется только труп, пусть жрёт…

Откинул капюшон, вцепился в какие-то гнусного вида штыри, подтянулся, с ладоней закапала черная кровь, встал. Как тяжело передвигать чугунные негнущиеся ноги по хлюпающему ведьминому студню! Хорошо, что совсем не больно… Вниз не смотреть, вперёд, только вперёд. Ну да, как же, „не смотреть“… С тупым любопытством наблюдал, как подгибаются ставшие резиновыми и абсолютно бесчувственными ступни с приклеившимися к ним лоскутками сапог и портянок, как уродливо раздуваются лодыжки в сползших на них остатках голенищ.

— Лишь бы не упасть… не упасть… — тупо твердил я, — лишь бы…Упал. Но лужа студня уже осталась позади! В моём распоряжении теперь оставались считанные секунды, а кроме относительно уцелевших рук было не на что больше рассчитывать. Опираясь на локти и сдирая их, я пополз в угол аппаратной. Запомнилось неприятное ощущение — будто лицо и лысина покрылись липкой и гадкой смесью пота, крови и мелкой старой пыли. Кажется, при этом невыразимо грязно ругался, не помню… И тут отчётливо увидел, как сердцевина холмика засветилась, замерцала. Когда немеющие пальцы вцепились в лопнувший кафель у подножия „волдыря“, всё захрустело и зашевелилось. Ярко-зеленая сердцевина поползла из кратера, но светящаяся субстанция оказалась не растекающейся жидкостью, а чем-то вроде полупрозрачного зелёного мармелада. Слегка колышущийся монолит начал подниматься над микровулканчиком, образуя прохладно светящийся изнутри столб метрового диаметра с неровными боками. Столб поднялся до высоты приблизительно двух человеческих ростов, со скрипом уткнулся в потолок. Посыпалась известковая шелуха.

Я собрал последние силы, приподнялся и обнял изумрудный столб. „Обидно, если сейчас умру!“ — мелькнула и тут же пропала тусклая мысль. Светящееся зелёное вещество на ощупь напоминало мармелад, было райски прохладным, одновременно мягким и упругим. В него сначала ушли пальцы, потом ладони… „Сейчас захлебнусь…“ — подумалось, когда монолит мягко, но настойчиво вобрал в себя моё тело. Я инстинктивно задёргался и забился, выдыхая воздух, глотая зелёную массу, давясь ей. Она заполнила пищевод, лёгкие и… Как оказалось, не подавился, не захлебнулся, не задохнулся.

Давайте для удобства как-нибудь назовём то устройство, которое приняло в себя Старика. Ну, этот изумрудно-мармеладный монолит… Скажем, „перекачиватель разума“… нет, коряво… „преобразователь“… неточно… Пусть будет — „Порт“. Так вот, Порт сразу погрузил меня в состояние, отдалённо напоминающее сон. И это оказалось самым подходящим, поскольку, находясь в полном сознании, скорее всего, я бы спятил.

А зелёное вещество, из которого состоит Порт, и которое заполняет шарики, только что собранные Вами — своеобразный переходник между нервными клетками человека и Мозгом Зоны. Это вещество начало пробираться к моей нервной системе и подготовило меня к подключению к „бортовому компьютеру“ Зоны. После чего и началось главное.

Прошло время… Какое — сказать не могу. По вашим меркам, вероятно, с полуночи до рассвета. Мне же показалось, что дремота продолжалась долго… очень долго… Впрочем, неважно… За эти часы (для меня — годы? десятилетия?) частицы зелёного вещества осуществили подключение и я начал просыпаться.

Поймите, ребята, очень трудно рассказывать… И не оттого, что одолевают эмоции и захлёстывают впечатления, давят воспоминания и душат переживания. Как раз наоборот, после Переселения эмоциональная сторона человеческого сознания сокращается и трансформируется сильнее всего. Не в этом дело… Видите ли, в земных языках просто не найти слов для описания состояния Переселившегося. Попробую всё-таки… Пусть каждый из вас представит, что уснул грязным, утомлённым и израненным. А во сне увидел… нет не увидел, а… ощутил… представил… нет слова… в общем почувствовал со стороны, как тело исчезает. Растворяются мышцы, кожа, кости, остаётся только зависший в тёмно-зелёной пустоте комок головного мозга с отходящим от него спинномозговым отростком. И вся эта жуть окутана шевелящейся паутиной тончайших нитей вегетативной нервной системы.

Неприятно? Извините, парни, но всё это, как говорится, имело место. Продолжаю.

Потом дремотоподобное состояние с отталкивающе-анатомическим видением исчезло. Однако, пробуждение тоже может быть названо таковым весьма условно. За отсутствием глаз я не мог их открыть. Просто вокруг образовалось чудовищно огромное, но явно не бесконечное тёмно-зелёное пространство. Ни верха, ни низа, никаких ориентиров.

Что-то похожее я уже видел… Да, точно, это было во время приключений у амазонок, когда лежал в бреду. Что же, это, очевидно, и есть ад? Преисподняя? Как только мелькнула эта дикая мысль, сразу же из густо-изумрудной тьмы услужливо выдвинулось что-то… не могу описать… не твердое… но нечто ощутимое. Стоило мне осторожно потянуться к нему, прикоснуться (чем?), как образовались новые точки опоры. Я прижимался (чем?) к ним и окружающее становилось всё более чётким и определённым. „Ничего не слышу“ — взмолился я. Мгновенно рядом образовался податливый сгусток зелени. В памяти всплыл образ компьютерной клавиатуры. Очевидно, образы моего сознания уже считывались, так как сгусток тут же превратился в клавишу с рисунком на ней. Рисунок быстро менялся, пока я не припомнил, как выглядит скрипичный ключ. Рисунок тут же приобрёл очертания этого музыкального символа. Желание нажать клавишу привело к отчётливому щелчку и сразу же после него — к дикой какофонии шумов. Неизвестно почему, но я прекрасно понимал, какие из них — обычные помехи, и погасил их. Совершенно очевидным было и то, что в некоторые шумы ошибочно трансформировалась какая-то полезная информация. Ну, с ней впоследствии следует не спеша разобраться, а пока лучше не вслушиваться. Временно отключил этот диапазон. Ага, а вот — повторяющиеся сигналы и мне почему-то ясно, что их источники находятся там, вовне. А не радиосигналы ли это обитателей Зоны? Если так, то некая повторяющаяся группа сигналов может быть моим именем. Кто-то же должен вызывать Старика, надеясь на его ответ. Я попытался мысленно произнести несколько раз подряд: „Старик, Старик, Старик“ и представить, какие радиосигналы могли бы возникнуть, когда это слово говорят в микрофон и передают в эфир. Тут же в неописуемой звуковой дисгармонии выделились крохотные фрагментики, которые могли соответствовать моему имени. Попытался разложить их на звуки, представить себе, как могли бы из них складываться другие слова.

— Шшш… шшта… аих… штарих… шаа… шаа… — удалось разобрать мне. После долгого перебора сочетаний наконец получилось: — Штарих, этхо Аарьиншкий Шамхан. Ты шлышыш?

— Да, Шаман. — ответил я. — Говори побольше о чём угодно, мне надо научиться отвечать.

— Х… хоро… шо.

Таким образом, Шаман оказался первым, с кем мне удалось установить контакт. А, заодно, и тем, кто научил меня отзываться на голосовые вызовы с КПК. Так что впоследствии связаться с вами парни, оказалось куда легче.“

21 августа 2007 г., 21.10.

До Черново мы добрались вполне благополучно, нападение стаи динго, которых отогнали дымовой гранатой, разумеется, не в счёт. Правда, на самом входе в посёлок промокли до нитки. Ну и погодка на „курорте“! Для Зоны совершенно необычная: чтобы всю минувшую ночь, да ещё полдня над „курортом“ висела туча и ежечасно промывала посёлок короткими злобными ливнями — такое даже Боров категорически отказывается припомнить. Ну, зима — другое дело, мокрый сезон, но и тогда мелкие дожди не доставляют столько неприятностей.

„Курортники“ встретили нас у мостика, несмотря на грязь и мокрую скользкую траву под ногами, на набухшее брюхо тучи над головами. Они бросились нас обнимать, стаскивали с наших плеч рюкзаки, наперебой приглашали в свои дома для обсушки и обогрева. Каждому не терпелось услышать рассказ о нашем путешествии, но тут появились Боров, Хрыч и Баклажан, которые попытались безжалостно уволочь нашу шестёрку на второй этаж столярки в апартаменты начальства. Общественность бурно возмутилась и потребовала отменить секреты мадридского двора. „Пусть при всех рассказывают! В столовой!“ — орал Колхозник, а остальные шумно поддержали его дружным хором. Тут уж не выдержал Выхухоль, побагровел и рявкнул: „А вот никто ни фига не услышит, пока в сухое не переоденемся!“. В общем, дали на всё полчаса, а потом проводили в столовую, торжественно усадили, расселись сами, и воцарилась звенящая тишина.

Пока шло повествование, меня никто не перебивал. Впрочем, и после ритуального: —„Какие вопросы, товарищи?“ безмолвие не нарушилось. Я несколько секунд послушал, как где-то зудит комар, затем сделал знак Выхухолю, тот с кряхтеньем выставил на стол большую алюминиевую кастрюлю с верхом наполненную мягкими зелёными полупрозрачными шариками.

— Вот это и есть те самые „виноградины бессмертия“. — сказал я. — Или как назвал их Старик, ампулы с контактным веществом, которое усваивается организмом приблизительно за десять часов после принятия внутрь.

— Еще раз для особо тупых работяг, навроде меня. — попросил Рашпиль. — Не могу представить, как эту жуть заглотить, но если всё-таки заглочу, что произойдёт-то?

— Старик утверждает, что в Мозг Зоны можно запихнуть сознания трехсот-четырехсот тысяч человек, хотя лучше — меньше. — ответил за меня Бобёр с непривычной для него серьёзностью. — И там они просуществуют около двух с половиной миллионов лет. Возможно, намного дольше. Просто два с половиной миллиона — гарантированный минимум.

Вот представь себе, Рашпиль, что ты сейчас проглатываешь ампулу. Она причинит никакого вреда, но приготовит твой организм к — дай бог! — неблизкой кончине. Когда почувствуешь, что идут последние дни или даже часы жизни, войдёшь в Порт и Переселение твоего сознания в Мозг Зоны пройдёт легко и незаметно. Но если — не дай бог! — ты скончаешься скоропостижно, контактное вещество тут же погрузит твой мозг в особое состояние и защитит от распада на несколько часов. Оцепенеешь в отключке и бессознанке. За это время тебя опять же доставят к Порту и поместят в него.

— Ну надо ж… — Рашпиль задумчиво поскреб пятидневную щетину. — Ишь ты…

— Мы их вымыли кипячёной водой. — добавил Ушастый. — Так что можно употреблять.

— А если, к примеру, откажусь? — с непонятной улыбкой спросил Боров.

— Старик сказал, что для всех живущих на сегодняшний день в Зоне — это дело сугубо добровольное. — ответил я. — Для каждого вновь прибывающего — обязательное.

— А сам-то лопать будешь? — ядовито поинтересовался Бармалей.

Я демонстративно взял верхний шарик, положил его в рот. Честно говоря, необычайно волновался, боялся поперхнуться на глазах у всех. И совершенно напрасно. Казалось, большой комок совершенно безвкусного желе, скользнув в горло, сам собою пополз вниз по пищеводу.

— И как?

— Кто хочет — может запить. — я как можно равнодушнее пожал плечами.

Бобёр ухватил капсулу двумя пальцами, сунул в страшно разинутую пасть и гулко глотнул. Тут же его примеру последовали Ушастый и Выхухоль. К кастрюле потянулись руки.

22 августа 2007 г., 00.10.

Туча упёрлась куда-то в центр Зоны, раздувшись от гордости за залитый „курорт“. Мы поднялись на чердак дома № 4, Выхухоль потрогал свой матрас и выразительно сморщился. Пришлось даже перед сном отправить Ушастого вниз, он сжёг в печи несколько поленьев из неприкосновенного запаса, чтобы с чердака дома ушла промозглая сырость. Мы наспех встряхнули матрасы, перевернули, упали на них, быстро закутались в одеяла. Я приказал себе: „Спать! Во что бы то ни стало!“ Но буквально через минуту рывком сел на своей жёсткой постели, едва не ударившись лбом о стреху.

— Чего ты? — встревожился Выхухоль.

— Зачесалось. — буркнул я.

Не объяснять же ему, что мне померещилось, будто на матрасе Старика кто-то поворачивается на бок, подтыкая под себя одеяло. Не хватало ещё спятить от переутомления и избытка впечатлений.

22 августа 2007 г., 14.10.

С утра объявили аврал. „Курортники“ сметали жгучий пух, который снова нанесло на Черново, и теперь почти заканчивали работу. Редька разжёг костёр и мы аккуратно бросали туда камышовые веники, обмотанные серебристыми лохмотьями. После поглощения „виноградины бессмертия“ я ожидал каких-либо невообразимых последствий, скорее всего — неприятных. Что-то вроде: „Фродо надел кольцо всевластья и его тут же бурно стошнило“. Но сколько ни прислушивался к тому, что творится с организмом, ничего, кроме лёгкого нытья пальца на правой ноге (вчера нечаянно наступил Ушастый) не чувствовал.

— Точно! — поддержал Редька. — И у меня ни в одном глазу! А мы ж теперь — вроде как супермены.

Тут же хором зазвонили КПК в наших карманах. Мы надели наушники.

— Доброго утра, супермены. — проскрипел Старик. — Хотя, какие там… Правильнее сказать — „вопиющие пофигисты“. Наверняка снаружи на частоколе остался пух, а вы даже не посмотрели. Как вас Боров за разгильдяйство до сих пор живьём не съел, просто удивляюсь.

— Ё-моё! — хором сказали мы с Редькой, и понеслись за заросли топинамбура. Озабоченно выглянули за частокол наружу.

— Нет тут ничего! — торжествующе сказал Редька и внезапно осёкся. По его выпученным глазам я понял, что бывшего фермера посетила та же мысль, что и меня.

— Старик, — сглотнув, спросил я, — что сейчас делает Редька?

— Торчит столбом и пялится на тебя, словно на новые ворота.

— А теперь?

— Откуда мне знать? — невинно ответил Старик с моими интонациями. — Ты ведь зажмурился.

У Редьки подкосились ноги.

— Э… — произнёс он. — А… Ооо?!

— Как-как? — спросил Старик.

— Перевожу. — кипя от ярости, сказал я. — Он сказал: „Ужасно хочется знать, что всё это значит?“

— Вот, думаю, поговорю-ка с вами…

— Не притворяйся! — потребовал пришедший в себя Редька. — Прекрасно представляешь, в чём дело. Как ты мог слышать разговор о суперменах? КПК же были отключены! И что значит „зажмурился“?

Старик выдержал тягостную паузу.

— Чего молчишь?

— Хорошо. — зазвучал в наушниках модулированный неживой голос робота. — Попробую объяснить. Хотя не уверен, что вы поймёте. Тем более, что, сам не понимаю совершенно точно и до конца.

— Попытайся. — подбодрил я.

Дело обстояло так. Как известно, те зелёные „виноградины“, которые были проглочены всеми желающими, в первую очередь должны облегчить переход в новое существование внутри Мозга Зоны. Но этим их функциональные особенности не исчерпывались. Инопланетное вещество служило своеобразным передатчиком. То есть, все, что я видел, слышал, обонял и осязал, тут же транслировалось… Матерь божья коровка! Транслировалось Старику! Каким образом это происходило, сам Старик пока не разобрался. Но, по его словам через некоторое время после потребления зелёного шарика ощущения потребившего становились ему доступными. В полном объёме!

— Вы даже не можете представить, ребята, — сказал он, насколько это здорово, когда к полутора сотням теперешних моих чувств, недоступных обычному живому человеку, добавляются ваши.

— То есть ты видишь моими глазами и слышишь моими ушами? — внезапным траурным баритоном осведомился Редька.

— Да. — просто подтвердил Старик. — Впрочем, это относится не только к тебе, но также ко всем, кто ввёл в организм…. (в наушниках послышался треск) …нет такого термина в человеческих языках… в общем это зелёное желе… контактное вещество, одним словом. В настоящий момент у меня сто сорок семь пар глаз и ушей. И на подходе еще сорок восемь человек с их органами чувств — те, кто только что в Красновской крепости приняли… (треск) зелёные ампулы. Но разве это вам мешает? Дискомфорт в желудке?

— Абсолютно никакого. — меня могло разорвать от злости. — Разве в этом дело?

— В чём же?

— Выходит, теперь Старик осведомлён о каждой секунде моей жизни?

— Да.

— Всезнающий и всемогущий? Где-то я уже это слышал… А я — под его неусыпным надзором? Так?

— Не так. — мягко ответил Старик моим голосом. — Ну, какой там надзор, какой всеведущий, Тихоня, тем более — всемогущий … Впрочем, может быть, в какой-то степени — и господь бог, надо обдумать этот перспективный тезис… Попробую пояснить.

Пункт А. Ни о каком всезнании и предвидении даже речи не может быть. По-моему, Марьинский Шаман уже тысячу раз повторял вам, что чужие мысли читать невозможно. Никому во Вселенной. Я не имею малейшего понятия, что вы думаете и о чём. Вот, допустим, Редька завтра с утра решит съесть полный с верхом банный таз салата из … хм… редьки, лука и капусты. Как я могу предвидеть это неосмотрительное деяние? Да никак. Если захочет предварительно спросить мнения Старика, позвонит мне, поделится замыслами, и я настоятельно посоветую не есть так много зелени натощак. Но Редька — мужик самоуверенный, не позвонит и совета не спросит. Через час его желудок бурно расстроится. Да, конечно, я прочувствую вместе с ним все пикантные подробности недомогания, но тут же сотру их из своей памяти. Так что, если думаете, что кто-либо ещё узнает от меня о его беготне в кусты, то глубоко заблуждаетесь. Сплетни совершенно и полностью исключены. Никогда и ни в каком виде ничто не будет ни с кем обсуждаться!

— Спасибочки хоть на этом. — Редька начинал успокаиваться. — А сны наши тоже смотреть станешь?

— И не надейтесь. — категорически отказался Старик. — Только кошмаров и эротических вожделений Тихони тут мне не хватало…

— Ещё одно спасибо. — ядовито поблагодарил и я. — Персонально от Тихони. Кстати, в какой мере эта трансляция ощущений изнашивает мой мозг?

— Ни в какой. — ответил Старик. — Передачу осуществляет не мозг, а контактное вещество. Да в чём, собственно, дело? Неприятно, что я в полном объёме воспринимаю ваши ощущения? Ну и что из того? Подумайте хорошенько, ребята, чего в этом плохого? Быть может, вы думаете, что всякий, хлебнувший контактного вещества, превращается в марионетку, куклу, которой управляет Старик, дергая за невидимые верёвочки? В бродящего по Зоне зомбя[16]? Бред, чушь, абсурд, бессмыслица! Ваши теперешние способности можно сравнить с постоянно включённой видеокамерой, вмонтированной в… ну, скажем, в капюшон комбинезона. Ну, вижу я то же, что видите вы. Ну, слышу вашими ушами. Ну, обоняю и осязаю. Так что с того? Помалкиваю себе. Запомните: при помощи этой видеокамеры ваших действий контролировать никак нельзя. Делайте, что сочтёте нужным. Свобода воли… гм… Однако, два весьма щекотливых аспекта всё же имеются.

— Валяй, выкладывай аспекты. — мрачно сказал Редька. — Гадостью больше, гадостью меньше, чего там. Снявши голову, по волосам не плачут.

— Хорошо. Раз так — пункт Б. О законах и праве. Ещё раз повторяю: Старик совершенно не собирается ни с кем обсуждать мелкие детали чужой биографии. От Старика никто и никогда ничего не услышит о слабостях, ошибках и личных недостатках характера соседей. Всё, что не должно касаться других, останется абсолютной тайной. Но! Как быть, если затевается нечто нехорошее. Допустим, Старик увидел глазами Редьки, как тот зарядил дробовик и кого-то поджидает в засаде в кустах. На полянке появляется Тихоня, мирно собирающий цветочки. Редька медленно поднимает ружьё, целится и… И тут Старик, безусловно, звонит Редьке и пытается отговорить его от нарушения закона Зоны. Отговорить, подчёркиваю, душеспасительная беседа — единственное, что Старик может сделать при таких обстоятельствах.

— Отговорить не получится. — мечтательно вздохнул бывший фермер. — Дробью в зад Тихоне? Да кто ж от такого откажется?

Я мстительно пихнул его локтем в бок.

— Действительно, отговорить от преступления не получилось. — Старик с ответным вздохом перешёл на голос Редьки. — Не дозвонился, КПК злодея Редьки был предусмотрительно отключён. Выстрел. Тихоня роняет цветочек, закатывает глазки и падает. Сию минуту о преступлении будет незамедлительно оповещена вся общественность Зоны. Обратите внимание: опять же в подобной ситуации я более ничего не могу сделать… Поразить злодея ударом молнии? Бред! Карать или миловать злодея за нарушение законов Зоны будете вы сами.

— А ведь в этом есть что-то привлекательное… — протянул я, начиная соображать. — Если только всё обстоит так, как ты говоришь.

— Поверь, исключительно так. Далее — пункт В. О морали и нравственности. Допустим, что Тихоня, в отличие от Редьки, формально не нарушал законов. Он никогда и никого не убивал — по крайней мере, лично. Не крал. Но он лгал и морочил головы, лицемерил и клеветничал, попрошайничал и мошенничал, тунеядствовал и захребетничал.

— Третье спасибо на сегодня! — благодарно сказал я. — Самое сердечное из всех. Никто кроме тебя не понял так глубоко моей гнусной сущности. Но ты забыл про алкоголизм, садизм, мародёрство, педофилию, зоофилию и некрофилию.

— Так вот, — невозмутимо продолжал Старик, — подобного типа вам вроде бы и покарать-то не за что. Законов Зоны не преступает, а что он аморальная фигура и отпетый мерзавец — так это ведь порицаемо, но ненаказуемо. В этом случае ему суждено жить и здравствовать до самой своей кончины. После каковой кончины — прошу внимания! — его неприглядная, уродливая, безобразная личность исчезнет вместе с бренным телом даже при том, что он в своё время проглатывал ампулу с контактным веществом. Переселять омерзительного аморала сюда, в Мозг Зоны, я никоим образом не намерен. Даже если его сунут в Шлюз. Ключ в рай даёт возможность открыть ворота снаружи, но не гарантирует, что их отворят изнутри.

Редьке вторично изменила сила ног и он опять плюхнулся на скрипучий ящик у плетня, причитая: — Матерь божья коровка! То есть ты, кроме всего прочего, берёшь на себя труд определять, кому сгинуть без следа, а кому просуществовать ещё два миллиона лет?!

— Редька, дорогой, — невероятно грустно произнёс Старик его голосом, — согласись, это не так уж трудно, ежесекундно получая отчёты о всех без исключения поступках человека.»

Зона

Стена, дом Белоснежки

06 часов 30 минут 18 сентября 2047 г.

Белоснежка поставила на столик тарелку с отварёнными макаронами. Секундно задумалась, положила маленький кусочек масла таять на переплетении макарон. Повернула защёлки, распахнула окно. Тут же влетела совка (уж не вчерашняя ли?), на лету заглянула в тарелку, порхнула к полке и начала по-хозяйски устраиваться там на дневной сон

— Подруга, или друг, уж не знаю, как обращаться. — озадаченно сказала Белоснежка, — А ты уверена, что не ошиблась (или не ошибся) адресом? Птица перестала чистить пёрышки и всем видом выразила полное, системное и комплексное непонимание вопроса.

— То есть ты решила свить здесь гнездо?

«М-да, наконец-то дошло!» — было написано на круглоглазой физиономии совки. — «Ничего, будем дрессировать, станет сообразительнее.» Птица потопталась по полке, устроилась в углу, помигала и погрузилась в безмятежный сон.

— В самом деле, — заключила Белоснежка, — живи здесь, чем я хуже других?

Взяла вилку, придвинула тарелку и кружку с чаем, и, пробормотав: «Очень вредно читать за едой…», открыла толстый том тихониного сочинения.

24 августа 2007 г., 15.20.

— Четыре человека на «курорте» не приняли ампулы с контактным веществом. В том числе — ты. Почему?

Боров закряхтел, повернулся на стуле от стола, заваленного тетрадями с бухгалтерскими подсчётами и образцами товара. Снял очки(!), взглянул на меня.

— Чего поражаешься? — буркнул он. — Ну, надеваю стёкла, когда сижу за бумажками и когда народ не видит. Зрение стало не очень-то, вот и заказал из-за Стены. Не знал? Да что вы вообще знаете о Борове?

Я изумлённо воззрился на «хозяина Курорта». Внешне он выглядел как обычно: уверенный в себе полный мужик с мешками под слегка выкаченными глазами. Розовенькая девичья футболка с вышивкой «Pussy-Cat» обтягивает глобусное брюшко. Поверх неё — камуфлированная безрукавка с множеством карманов и кольчужной титановой подкладкой. Широкие синие спортивные штаны заправлены в носки, так что не видны искалеченные много лет назад аномалией ноги.

А, в самом деле, что о нём известно, кроме легенд? Якобы, был спекулянтом чуть ли не с детсадовского возраста, в гнилые годы горбачёвской «катастройки» приноровился торговать наркотой в институте, влип, бежал в Зону, стал здесь главным коммерсантом. Хитёр, сварлив. Расчётливый эксплуататор. Вот и всё.

— Всем ты хорош, Тихоня. — продолжал Боров. — Сообразительный, честный. Не трус, вроде. Не случайно со Стариком сдружился. Вот только наивный какой-то, незатейливый. И весь мир полагаешь таким же наивным и незатейливым, несмотря на то, что Зона должна была бы тебя обломать.

Мою попытку возразить Боров пресек движением левой руки, кисть которой как всегда была затянута в старую беспалую перчатку.

— Больше всего на свете ценю свободу. — задумчиво протянул он. — Зона дала её мне. А свобода — это выбор. Понимаешь, о чём речь? Мне не нужны два миллиона лет отсрочки взаперти вот здесь (он поскрёб ногтем по крышке ноутбука). Вот и выбираю другое: протяну уж не знаю, сколько там жизни судьбой отпущено, а потом раз — и нет Борова. Зато эти немногие отпущенные мне дни буду жить, как хочу, без Стариковского надзора за собой. Ну, уразумел, сынок?

Я единственный раз в жизни увидел широко и искренне улыбающегося Борова. Старик, наблюдавший и слушавший эту беседу… как бы это выразиться… «из меня»?.. «через меня»?.. «мной»?.. позднее признался, что стал относиться к Борову с ещё большим уважением.

— Боров — вообще одна из самых любопытных и общественно полезных личностей. — скрипнул Старик. — Жаль, что для многих это незаметно за мелкими неприятными чертами его характера.

Зона

Дом Белоснежки, Стена

06 часов 45 минут 18 сентября 2047 г.

КПК в кармане лилового комбинезона Белоснежки прокурлыкал мелодию вызова. Она вложила в ухо наушник — Слушаю, Старик.

— Прости, что не вовремя. — зазвучала неживая модулированная речь. Удивительно, отчего за сорок лет Старик не озаботился созданием сколь-нибудь «очеловеченного» легко узнаваемого голоса. — Как тебе сочинение Тихони?

— Здорово! Необычайно интересно, даже во время завтрака не могу оторваться.

— Зря. Сама же говоришь: «Очень вредно читать за едой». Словно маленькая, право слово. Добавлю, что и в постели читать тоже не рекомендуется. Не забывай, что к книге прилагаются еще кое-какие видео-аудиозаписи. Сам Тихоня ещё не склонен к разговорам, хочет привыкнуть к… ну, к месту, где он теперь находится… А вот через день-другой вполне сможешь побеседовать с ним, спросить обо всём, что непонятно. Ну, кроме всего, и у Старика ведь также имеется мнение по поводу написанного. Я по многим проблемам дискутировал с Тихоней. Так что позванивай, поболтаем. Да, кстати, по поводу аудио и видео: советую сегодня вечером съездить на пункт электротоваров № 4. Там появились замечательные ноутбуки и масса полезных мелочей к ним. А к компьютерной сети твой домик подключили сразу же после установки.

— Спасибо!

— Как тебе у нас?

— Замечательно, Старик. Это здорово — спокойно жить в своём доме!

— Что ж, не буду больше отвлекать, а то тебя в семь тридцать Апельсинка ждёт. Надо класс к занятиям подготовить. Всего доброго! Белоснежка помыла посуду, посмотрелась в зеркало, поправила воротничок сиреневого комбинезона и вышла из дома. Её жилище на поставленных на тормоза колёсах стояло в ровном ряду прочих трейлеров у внутренней стороны бетонной дороги, проложенной по верху Стены. До построек КПП № 1 было четверть часа прогулочного шага и Белоснежка, не торопясь, двинулась в том направлении. День должен был выдаться ясным, восходящее солнце освещало Зону сквозь купол защитного поля, длинные тени, отбрасываемые Стеной, сокращались. Отсюда пространство, заключённое в овал Стены, казалась накрытым мохнатым зелёным одеялом. Ветерок доносил со стороны Зоны лесные ароматы, дышалось легко и свободно. Белоснежка тихо засмеялась.

Зона

Стена, КПП № 1

кабинет начальника службы перемещений

10 часов 50 минут 18 сентября 2047 г.

Старик: —Взаимно. Итак, сегодня у нас понедельник, четвёртая лунная фаза, день священномученика Вавилы Антиохийского и с ним трёх отроков: Урвана, Прилидиана, Епполония и матери их Христодулы.

Начальник: —Старик, да чего ты в самом деле… Что за чушь?..

Старик: —Ах, голова болит? Чувствую, чувствую. Задался вчера день рождения!

Начальник: —Ну, чего там, посидел немножко с соседями…

Старик: —Ладно, ладно, это я так, завидую. А насчёт понедельника напоминаю, потому что китайцы ждут запроса.

Начальник: —Да сделано всё. Вот смотри: за прошедшую неделю скончались двое мужчин и три женщины. У китайцев готовы к собеседованию сто сорок шесть мужчин от двадцати до тридцати трёх лет и сто семь женщин от пятнадцати до двадцати девяти лет.

Старик: —Значит, буду собеседовать. Теперь — внимание, Харон. Сообщи им, что в следующий раз мы готовы принять пять русскоговорящих китаянок.

Начальник: —П-понял… То есть, не понял… никогда же не принимали.

Старик: —Эксперимент. Появились тут у нас кое-какие соображения. Насчёт титанов не забыл?

Начальник: —Как же! Мне биологи все уши прозудели. Чрезвычайное происшествие — четыре штуки в вольере умерли. Что, эпидемию допустили?

Старик: —Нет, нелепая случайность. Перекормили. Так ты напомни китайцам, чтобы отправили четырёх приговорённых на переработку.

Начальник: —Конечно! Будет сделано!

Старик: —На сегодня, вроде всё. Лёгкого тебе похмелья, именинник! Конец связи.

Глава 3. Евангелие от Тихони: «…и увидел он, что это хорошо…»

Зона

Стена

19 часов 30 минут 19 сентября 2047 г.

По шоссе, проложенному наверху Стены, по кольцевому маршруту (и по часовой стрелке) постоянно двигались с постоянным пятнадцатиминутным интервалом восемь шестиместных электромобильчиков, которые тут уважительно именовали «автобусами». В один из них, бесшумно распахнувший дверь, уселась Белоснежка.

— До пункта бытовых товаров № 4 далеко? — спросила она водителя в оранжевом комбинезоне.

— До «компьютерной лавки», что ли? Порядком, пятая остановка. — ответил тот.

Электромобиль с тихим жужжанием покатил по бетонке. Справа (внутренний, вогнутый край Стены, сторона Зоны) тянулись ряды разнокалиберных домов на колёсах, того же типа, что был предоставлен Белоснежке. Слева (внешний, выпуклый край Стены, сторона внешнего пространства) имел место мощный парапет. За ним тянулся заунывный западносибирский пейзаж безлюдной полосы отчуждения, тщательно охраняемой китайцами от всех посторонних. Сколько Белоснежка ни присматривалась сквозь левое окошко, но не смогла заметить купола защитного поля, закрывавшего Зону. Странно, ведь снаружи он выглядит непроглядно перламутровым! Хотя нет, вот какой-то слабый блеск в воздухе всё-таки виден.

Знаменитая Стена… В детском саду новичкам рассказали историю её создания. Когда в 1956 г. после мощного воздействия из космоса возникла Усть-Хамская Аномальная Зона внеземного происхождения, хрущёвское руководство тут же приняло решение об изоляции её от остального мира[17]. Объявили о создании шестидесятикилометрового санитарного пояса вокруг Зоны. Оттуда стали без особых церемоний выселять жителей, а всё пространство было объявлено запретным. Доступ туда получали только обладатели трёх пропусков особого типа. К Зоне стянули практически все инженерно-строительные войска, за исключением воздвигавших особо важные стратегические генеральские дачи. Солдатики, вкалывая день и (в лучах прожекторов) ночь, вначале вырыли ров вокруг геометрически правильного овала Усть-Хамской Зоны. Он тут же заполнился грунтовыми водами. За рвом проложили кольцевое бетонное шоссе с толщиной покрытия в метр и шириной одиннадцать метров. (Остряки замечали, что только вторжение инопланетян заставило русских создать единственную приличную дорогу в стране, да и то замкнутое и не для гражданских целей). Охрану поручили специально сформированной дивизии. По шоссе круглосуточно с небольшими интервалами медленно ползли бронетранспортёры и грузовые автомобили, нафаршированные автоматчиками и овчарками. В шестидесятые годы, уже при Брежневе, с той стороны дороги, что была обращена к Зоне, начали строительство увенчанной колючей проволокой стены шестиметровой высоты и метровой толщины. Такую же стену возвели с внешней стороны шоссе. Получился гигантский кольцевой коридор. Постепенно его закрыли кровлей из толстенных армированных бетонных плит и заасфальтировали эту крышу. Теперь бронетранспортёры с патрулями двигались и внутри образовавшегося туннеля, и по кольцевой трассе на крыше. Пулемёты были всегда повёрнуты в сторону Зоны. Следующим этапом стало сооружение в семидесятых годах тридцатиметровых, а затем даже пятидесятиметровых башен наблюдения. С их конструкцией долго не мудрили, поступили просто и остроумно: использовали технологию строительства высотных фабричных дымовых труб из особо прочного огнеупорного кирпича. Внутри башен двигались лифты, а на верхних площадках, накрытых зелёными коническими крышами, также установили гроздья прожекторов и крупнокалиберные пулемёты. В тот же период выстроили три комплекса контрольно-пропускных пунктов (КПП). Так что возведение настоящего чуда света — Усть-Хамской кольцевой Стены общей длиной 78 километров 866 метров, охватывающей площадь в без малого пятьсот квадратных километров, было завершено к началу восьмидесятых.

«Зона начиналась в нескольких метрах от внутреннего обвода Стены. Так было до тех пор, пока Старик не расширил Зону и не включил Стену в наш мир. — сказал новичкам Морж во время очередной лекции в „детском саду“. — С тех пор практически всё население Зоны работает внутри Стены и проживает на ее поверхности. Для удобства Стена разделена на тридцать девять приблизительно двухкилометровых секторов, население каждого из которых колеблется от ста пятидесяти до двухсот пятидесяти человек»

— Вот здесь она, «Компьютерная лавка». — подсказал водитель. Белоснежка поблагодарила и вышла. Электромобильчик покатил дальше. Действительно, неподалёку красовался большой щит с яркими надписями:

Четвёртый сектор Стены:

1. Медицинский пункт.

2. Пункт электротоваров № 4 «Компьютерная лавка».

3. Пункт бытовых товаров № 4 «Всё тут».

4. Продуктовый пункт № 4 «Гляди, не объешься».

5. Прачечная самообслуживания № 4.

6. Тир и оружейная.

7. Гаражный комплекс.

8. Пожарная часть.

9. Биологические лаборатории «Дельта-1», «Дельта-2», «Дельта-3» «Дельта-4».

10. Электромонтажная команда «Разряд».

11. Строительная команда «Воздвижники»

Белоснежка по двухпролётной лестнице спустилась внутрь стены. Четвёртый сектор оказался оформлен скромно. Аскетически, скажем больше, оформлен. То есть вообще не оформлен. Гладкие стены, тщательно выкрашенные в белый цвет. Синий плиточный пол. Черные таблички-указатели, не оставляющие никаких шансов заблудиться. А вот и «Компьютерная лавка». Впрочем, за стеклянной дверью оказалось помещение, уставленное стеллажами, на которых до потолка громоздились разноцветные коробки не только с компьютерами. Здесь можно было выбрать детекторы аномалий и кондиционеры, звуковые колонки и фонари, кофеварки и КПК, лампочки и принтеры. В общем, имелось все, что как-то относилось к электричеству и электронике. Белоснежка беспомощно огляделась и принюхалась, пытаясь понять, откуда вдруг упоительно запахло кофе. В то же мгновение из-за глянцевых коробок выглянула девушка в оранжевом комбинезоне с надписью «Искра» на груди. В одной руке она держала надкушенный бутерброд, в другой — большую кружку.

— Привет! — невнятно сказала она, жуя. — Извини, перекусить наладилась.

— Да не отвлекайся, сестричка. — улыбнулась Белоснежка — Огляжусь пока. Вчера Старик посоветовал здесь ноутбук присмотреть. А опыта у меня — никакого.

— А, так ты недавно у нас? Новенькая? — девушка оживилась, отложила бутерброд, на ходу сунула кружку на полку. — Тогда вот, смотри, начнём с японских…

Искра вытаскивала из упаковок компьютеры, раскрывала их, включала в сеть, увлечённо объясняла характеристики. Закончилось всё тем, что Белоснежка вышла из «Лавки» с ворохом коробок и коробочек. Руки были настолько заняты, что в «Гляди, не объешься» пришлось взять только хлеб и консервированную фасоль.

В подъехавшем «автобусе» свободным оказалось только одно место, но пассажиры тут же разобрали груз Белоснежки к себе на колени и вернули ей на выходе. Когда Белоснежка, цепляясь за дверь разнокалиберными коробками, заходила в свой домик, проснувшаяся совка сидела на полке и скептически наблюдала за процессом.

— Доброго вечера, хозяюшка! — приветствовала её Белоснежка. — Держи подарок. Она положила рядом с птицей лоскутки разнообразных тканей, нарочно собранные сегодня в «детском саду». «А ничего себе зверёк, быстро приручается.» — одобрила совка и принялась конструировать из лоскутьев гнездо.


Зона

Дом Белоснежки, Стена

21 час 10 минут 19 сентября 2047 г.

После совместного с совкой ужина Белоснежка выпустила птицу в окно и уселась за подключенный компьютер. Она прочла в сочинении Тихони лаконичное: «См. аудиозапись 001 „Рассказ Борова“ на д. — карте „2007 год“». Порывшись в ворохе полученных от Эстета дата-карт, Белоснежка нашла нужную, вставила её в гнездо ноутбука и открыла нужный файл. В динамиках зашуршало, послышался хрипловатый мужской голос.

«1 сентября 2007 года. Вечер. Записываю всё это на диктофон по просьбе Тихони — пристал, словно банный лист к голому заду. Наговори, дескать, оставь звука для истории! Ладно, а то ведь не отвяжется…

Сегодня в полдень я сидел, сортируя товар. Подводил баланс торговли, хе-хе… Баланс получался очень даже утешительным, всегда бы так. Вдруг внезапной волной накатила духота, перехватило дыхание. Показалось, что воздух мягко заколыхался, словно молоко в полиэтиленовом пакете. Впрочем, всё тут же прошло. Я, грешным делом, списал всё на старость, наступающую в Зоне раньше времени. Однако всё оказалось куда интереснее. Через треть часа с вытаращенными глазами в избу влетел Баклажан.

— Сидишь? — рявкнул он с порога. — И ничего не знаешь?

Для Баклажана, кстати, вполне нормальная манера общения.

— Ну? — терпеливо спросил я. — Что, где и когда?

— Зона увеличилась!

— Отсюда — подробнее.

— Да чего там „подробнее“! — орал мой помощник. — Раз — и подошла вплотную к Стене.

Во, как?! Впрочем, долго удивляться не пришлось. Тренькнул мой КПК.

— Доброго утра, Боров. — услышал я скрежет искусственного голоса. — О расширении, вижу, уже доложили? Прости проклятого, почти всех заранее предупредил, а с тобой и с Баклажаном вовремя не связался. Сначала ваши КПК были отключены, потом я на другие дела отвлекся. Моя вина, каюсь. Впредь не повторится.

— Рад слышать. — соврал я, проглотив неожиданно образовавшийся комок в горле. После рассказов Тихони и его друзей о событиях у Антенны у меня никак не получалось думать о Старике, как о живом. Нет, беседовали мы с ним уже неоднократно, но я всякий раз воспринимал его вызовы, словно звонки с того света. — Какие там извинения? Бог не извиняется. По чину вам не положено, господи.

— А без подначек не можешь? — раздражённо осведомился Старик с моими же ворчливыми интонациями. — Мне-то простительно — божок ещё неумелый, стажёр на испытательном сроке. А вот тебе, как реальному царю всея Зоны, долго почивать на перинах непростительно. Положение, знаешь ли, обязывает.

— Кто почивает? — возмутился я. — С тобой започиваешься, жди. Когда позавчера мне звонил, а? В два ночи. Думаешь, с чего бы я КПК на ночь отключать стал?

Баклажан жизнерадостно захихикал.

— Еще раз — прости, Боров. — сказал Старик. — Объяснял же — ещё не уладил проблемы с восприятием внешнего времени, не сразу соображаю, что у вас ночь. Перехожу к сути дела: я совсем чуть-чуть уменьшил Зону в высоту. Вы у меня все, бесспорно, орлы, но на высоту одиннадцать километров вряд ли залетаете. Ни к чему вам такой потолок, дышать там нечем. Да и подземелье одиннадцатикилометровой глубины вроде без особой надобности, там также с дыханием проблемы. Правильно рассуждаю? То есть я как бы чуть-чуть прижал Зону сверху и подтянул снизу. В результате она… (пауза, треск в эфире)… приплюснулась, зато стала шире, а её граница упёрлась прямо во внутренний обвод Стены.

— Дело, конечно, славное. — осторожно ответил я. — Только вот не вижу особого прока от присоединения лишней пары метров по периметру. Грибы, что ли, будем под Стеной во рву собирать под самыми солдатскими пулемётами?

— Ну, во-первых, всё-таки, не пары метров, а доброго десятка. Во-вторых, грибы — предмет полезный, зря ты о них пренебрежительно отзываешься. Но, видишь ли, Боров, в-третьих, это всего лишь разминка и предупреждение тем, кто снаружи. Пусть убираются ко всем чертям. Через сутки Зона раздвинется так, что вся Стена окажется нашей.

— Матерь божья коровка! — только и смогли сказать хором мы с Баклажаном.

— Она самая. — подтвердил Старик и отключился.

Я тут же побежал к КПП. Ну, „побежал“, для моих искалеченных копыт — понятие, конечно, относительное, но добрался всё-таки быстро. Мои трудяги копошились в кустах на берегу ручья, вырубая кустарник. Пришло на днях в голову устроить тут наблюдательный пункт и посадить кого-нибудь с автоматом, чтобы следили за воротами КПП. А то мало ли что… Настроение какое-то… тревожное… А я привык доверять своему настроению. Может быть, поэтому и старожил Зоны, хе-хе… Неожиданно трудяги бросили топоры, рухнули рылами в траву и неистово замаячили мне: мол, чего-то происходит. Я подковылял к толстенной иве, осторожно выглянул из-за ствола и увидел, как из ворот выперло нечто напоминающее металлического человека. Нет, скорее уж человечища: невероятной ширины плечи, большая совершенно круглая башка, толстенные руки-ноги. Ну, и рост, соответственно около двух мэ тридцати сэмэ. Человечище неожиданно лёгкими прыжками понёсся в нашу сторону. В одной лапе у него была зажата непонятного вида винтовка, в другой — блестящий чемоданчик. Эх ты, матерь божья коровка, у меня ж кроме пистолета — ничего, а трудягам вообще остаётся в случае конфликта только ладошками отмахиваться вплоть до своей безвременной кончины. Великан, оставив просеку в кустах, играючи проломился левее того места, где залегли (и поди, обделались от страха) мои лесорубы, круто повернул и оказался передо мной. За пистолетом я, дело ясное, даже не подумал дёрнуться — один фиг бесполезно. Ну и ну! Как там в детской песенке? „Далеко шагнул прогресс в век технических чудес“… На примятой траве стоял, бронированный скафандр, едва слышно повизгивавший сервомеханизмами и сверкающий зеркальной поверхностью шлема[18]. Скафандр разжал пальцы металлической перчатки, бросил винтовку со снайперским прицелом мне под ноги и прикоснулся к чему-то на своём горле. Тихо шурша, шлем сполз назад и я увидел лицо владельца этого дива-дивного. Мужик лет сорока, седоватый, по внешности — южанин.

— Майор Махдиев. — устало представился он. — Если угодно — бывший майор. Подберите оружие. Другого нет, можете не обыскивать. Как поговорить с Иви… со Стариком? Срочно и безотлагательно.»

Белоснежка выключила компьютер, посидела с минуту в задумчивости и открыла рукопись Тихони на странице, заложенной сухим ивовым листком.

2 сентября 2007 г., 11.20.

Сегодня — очередной великий день в истории Зоны. Мы осваиваем присоединённые территории. «Мы» — это я, Бобёр, Ушастый, Штык, Романтик, Сивый, Ништяк и Пацюк. С нами хотели отправиться и другие, однако Боров и Баклажан рассвирепели и встали на дыбы: прибыл очередной караван с добром из Гремячьего, требовалось срочно разгрузить его и тут же отправить назад. Так что пришлось ограничиться девятью разведчиками. Девятым стал присоединившийся к нам старшина Хасан. Несмотря на острую нехватку подчинённых, майор Гром пока оставил Хасана у нас на «курорте». Полагаю, затем, чтобы тот информировал Грома обо всех событиях. Что ж, кто откажется от такого умелого бойца?

И вот мы у самого подножия Стены. Точнее, у ворот контрольно-пропускного пункта № 1, через которые я когда-то вышел в Зону. Честно говоря, предательская дрожь в коленках не унималась. Никто из нас никогда не приближался к Стене вплотную. Любого, осмелившегося это сделать, в мелкие клочья разнесли бы крупнокалиберные пулемёты зольдатен.

Как и следовало ожидать, в карманах у каждого из нас хором заныли КПК. Не глядя на экранчики (чего там, и так ясно, что вызывает Старик), мы надели наушники.

— Привет, парни.

— Здоровеньки були. — проворчал не выспавшийся Ушастый. — Гутен морген, фрау.

— Насколько возможно, я постарался проверить внутренности Стены. — скрежетнул Старик. — На предмет потенциально оставленных уходящими военными сюрпризов. Обнаружил семь крупных организмов, кажется, человеческих, но неподвижных, вероятнее всего — мёртвых. Провёл тест на радиацию. Чисто. Проверил воздух — чисто, содержание в атмосфере примесей — в норме, химических заражений нет, полное отсутствие признаков ядовитых или ртутных паров. Вероятность биологического заражения атмосферы…. (пауза) — менее полутора процентов.

— Спасибо. — Хасан снял респиратор и жестом позволил нам сделать то же. — Ну что ж, поехали, рядовые. Но не спеша и с умом. Ваши предложения?

Бобёр постучал ногой в ворота.

— Полагаешь, откроют? — съехидничал Ушастый. Хасан размотал бухту капронового каната с трёхлапой стальной «кошкой» на конце.

— Кто у нас самый тупой и сильный? — спросил он. — На шесть метров не доброшу, рана на плече не до конца зажила.

— А просто сильный не пригодится? — осведомился Ништяк. — Без тупости? Я, к примеру. Ну-ка, отойдите, чтоб не зацепить.

Он со свистом раскрутил «кошку» над головой, метнул. Она исчезла за орнаментом из спирали Бруно по верху парапета и за что-то зацепилась. Ништяк с силой подёргал тросик.

— Взяло. — сообщил он.

Альпинизмом у нас по понятным причинам никто не занимается. Какой бы ни была аномальной Матушка-Зона, всё-таки её рельеф как был западносибирским так и остался. Унылая плоская равнина. Так что взбираться на шестиметровую бетонную вертикаль нам пришлось бы долго и многотрудно, кабы не Хасан. Перебирая здоровой левой рукой, он проворно вскарабкался на Стену, с удивительной ловкостью перекусил ножнами штык-ножа сверкающие жуткими лезвиями кольца спирали Бруно, расчистил проход и перелез через парапет. Пару минут старшины не было видно, потом он выглянул гораздо левее и распорядился: — Привязывайте рюкзаки и оружие, втяну наверх. Потом взбирайтесь сами. Тут чисто.

Хорошо, что я полез последним и не было свидетелей этого похабного зрелища. Да-а циркач из Тихони… Впрочем, Ушастый втянул меня наверх, на этот раз милосердно удержавшись от обычных шуточек. Мы находились у левой башни, над воротами КПП № 1. По логике здесь не могло не быть выхода изнутри Стены на её крышу. И он обнаружился сразу за грибком часового и прищурившейся амбразурами зловещей будки. Хасан мимоходом заглянул в неё и кисло сморщился: — Вот сволочи, оба пулёмёта успели снять и уволочь. С патронами. Зря Старик дал им целые сутки на сборы, пусть бы в одних трусах драпали.

Мы спустились по лестнице и оказались перед бронированной дверью.

— Заперто?

— Вряд ли. — возразил старшина. — Перед обесточиванием по инструкции полагается открыть все замки. Навались!

И точно — дверь бесшумно подалась нашему дружному натиску. Мы сошли вниз. Стена была внутри абсолютно пуста. Освещение отсутствовало. Повсюду царила ничем не нарушаемая тишина.

— Ой, темно. — встревожился Бобёр, включая фонарь в капюшоне. — Только красные аварийные лампочки.

— Все хозяйство Стены снабжала электричеством Хамская ГРЭС. — пояснил Хасан. — Понятно, что перед эвакуацией отключили ток. Но если мы найдём генераторы и запустим их, то на пару суток проблем с энергией быть не должно. А дальше попросите Старика что-нибудь придумать.

— Уже придумал. — прозвучало в наушниках. — Подскажу, где найти супераккумуляторы … в смысле — полные пустышки. Ну, а как их подключить — это уж разберётесь сами.

— У нас в Околице вся крепость давно от пустышек питается. — заметил Хасан. — Удобно, кстати. Только эти штуки — большая редкость.

— Думаю, теперь — нет. — заметил Старик хасановым голосом.

— Уважаемые экскурсанты, перед вами ворота в Зону — вид изнутри. — сказал Бобёр.

Объявление было совершенно неуместным: каждый из нас был выпущен в Зону именно отсюда. За исключением Хасана, само собой разумеется, его выкинули через КПП № 3.

— Отворим? — спросил Штык. — Должен же быть где-то механизм ручного раскрывания.

— Конечно, должен. — вмешался Старик. — Только не вздумайте им воспользоваться.

— Почему?

— Не одни вы захотите пошарить в Стене. Представьте себе, что через открытые ворота проникнут бандиты из Лукьяновки. А уж кровососу здесь точно понравится: темно и тихо. Вообразите, что где-то за поворотом вы нос к носу столкнётесь с мозгоедом. Или с суперкотом? Или…

— Всё-всё. Поняли. — поспешил заверить Пацюк. — Не отпираем.

— Не экономьте, — попросил Старик, — включите фонари на полную мощность. Плохо вижу.

— Это восемнадцатью-то нашими глазами? — невинно удивился Ушастый.

— Цыц. — тут же отреагировал на его выходку Старик и мне опять сделалось не по себе. Показалось, что он стоит где-то рядом, такой же, каким был в Черново — в старой куртке, камуфляже и с древним автоматом ППШ наперевес. — Не экономьте, говорю!

Славная в наших учреждениях привычка — вывешивать везде, где только можно, планы эвакуации при пожаре. Один из таких красочных чертежей Хасан вытащил из застеклённой рамочки и ориентироваться в лабиринте контрольно-пропускного пункта № 1 Стены стало гораздо легче.

С той стороны, где мы вошли в КПП, находились солдатские казармы и офицерские общежития, спортзал и кухонно-столовые комплексы, административно-хозяйственные объекты и кабинеты. Мимоходом я отметил достойный уровень комфорта: непривычно высокие потолки, качественная отделка стен и пола, современная на вид мебель, обилие разнообразной электроники, отключенной, но, кажется, не поврежденной.

Мы быстро обошли несколько помещений, благо запертых дверей здесь практически не оказалось, но, по счастью, ни души не обнаружили: ни живой, ни мертвой. Обстановка на кухне доказывала, что повара внезапно покинули свою обитель: на столе лежала нарезанная и уже припахивающая свинина, на включенной, но не греющей из-за отсутствия электричества плите стояла тридцатилитровая кастрюля с водой. Центральные коридоры довольно широкие, к слову, блестели металлическими дверями лабораторий. Наличествовали также туалеты, курилки и холлы общего пользования, в каковых холлах стояли диваны и кадки с пальмами. Везде всё тот же беспорядок: брошенные вещи, не выключенная, но не работающие бытовая техника, и даже разбросанная по полу одежда. Перед тем, как начать детальный осмотр, мы заглянули туда, где не было заперто, и в очередной раз убедились в полном отсутствии зольдатен.

— О-па, — сказал Бобёр, — глядите-ка, малыши: вывеска «Биологический отдел». Как бы нам тут какую-нибудь чуму не подхватить. Фиг его знает, чем околоармейские природоведы баловались.

— Маловероятно. — невнимательно ответил Ушастый, рассматривая содержимое брошенного второпях ящика. — Старик же сказал: чисто… Эге-ге, компакт-диски. Чего тут на вкладышах? Медицинский почерк, не разобрать… не могли на принтере напечатать… Так: «Данные по серии опытов „Homo Superior — 2007\А2“» Гм… Надо бы сохранить, вдруг кто разберётся. Думаю, можно для консультации пригласить деповских ребят, они там головастые.

Я попробовал открыть металлическую дверь с большими белыми цифрами «07». Справиться с кодовым замком не получилось. Тогда, решив не церемониться, ударом приклада сбил коробку замка и с автоматом наперевес вошел в лабораторию. Там имел место тот же кавардак, что и везде. На кафельном полу валялись листы бумаги, пробирки и шприцы, блестели осколки колб и пробирок. На полу за столом обнаружился скорчившийся седой человек в белом халате. Не нужно было вызывать Шерлока Холмса, чтобы определить причину его полной неподвижности: багровая лужа натекла из маленького черного отверстия (калибр 5,45) в выпуклом лбу на задравшийся рукав халата и кафельный пол. «Профессор Рувим Соломонович Штаерман» — сообщала нашивка на нагрудном кармане халата. Я собрался было позвать ребят, чтобы вытащить труп в коридор, но прикусил язык. Рядом с телом учёного валялась папка с надписью «Личное дело Глеба Вадимовича Ивина». Мало ли какой там Ивин, если бы с фотографии на обложке папки не смотрел… Старик! Я сунул папку в сумку.

— Вот как! — тут же прозвучало в наушниках. — Значит, избавились от академика, гиены… Что ж, следовало ожидать. Жаль-жаль, лучше бы деду сбежать к нам. Такая голова не помешала бы. А сейчас — большая личная просьба к тебе Тихоня.

— М?

— Вон та большая цинковая кювета…

— М-м?

— Переложи в неё, пожалуйста, папочку из своей поясной сумки и сожги, не читая. Уж будь любезен.

Я мысленно чертыхнулся и язвительно заметил — А обещал, что не собираешься контролировать.

— Да какой контроль?! Кто же лезет в твою-то жизнь? — возмутился Старик. — Наоборот, попросил не лезть в мою… бывшую… подчёркиваю: скромно по-про-сил.

Крыть было нечем, всё логично. Я извлёк папку, с сожалением распушил проколотые скоросшивателем листы, чтобы лучше горели, и щёлкнул зажигалкой.

— Чего тут? — заглянул испуганный Сивый. — Где горит? Кого палят?

— Всё в норме. — успокоил я. — За исключением того, что тут покойник, надо бы убрать.

3 сентября 2007 г., 15.00.

Переночевали в комнатах офицерского общежития. Матерь божья коровка, какое же это наслаждение — спокойно спать в настоящей кровати, а не на матрасе под чердачными стрехами или на сгнившем полу полуразвалившейся избы с рюкзаком под головой вместо подушки! Давно забытые ощущения оказались настолько сладостными, что я бессовестно продрых до восьми утра. Проснулся, когда в глаза брызнул яркий свет электрической лампочки, которая включилась сама собой. Я подпрыгнул, сбросив одеяло и инстинктивно схватившись за автомат. Выяснилось, что Хасан в соседней комнате встал гораздо раньше, безжалостно стащил с постелей Бобра и Ушастого, отыскал с ними генераторную и подал ток в сеть.

Результаты осмотра генераторов вполне удовлетворили Старика, он пообещал сегодня к вечеру указать, где находятся полные пустышки[19], энергией от которых было можно питать электроборудование Стены.

У меня возникло странное ощущение нереальности происходящего, словно я перешагнул за киноэкран во время показа какой-то сказки. Всё время пробирало нервное хихиканье. Впрочем, не один я был «на взводе».

Мы пригласили «курортников» посетить Стену. Подождали, пока не послышался условленный стук в ворота КПП, открыли створки. Так началось освоение аннексированной Стариком территории. Жилые помещения солдатских казарм, кабинеты администрации и всякие-разные помывочно-гигиенические узлы показались «курортникам» раем. Вспоминаю, как Гематоген, войдя в туалет, чуть ли не со слезами переводил умилённые взоры с раковины на унитаз. Даже Боров не выдержал, при всех завалился на кровать в комнатушке офицерского общежития и издал одобрительное уханье сытого филина. Мы затеяли распределение завоеванного «жизненного пространства. Боров присмотрел себе небольшую комнатушку рядом со складскими помещениями. Хрыч и Баклажан облюбовали кабинеты какого-то начальства. Надо отметить, что, не все оказались жадными до чужого захватчиками. Последний из прибывших на черновский „курорт“ новичков всего лишь вернулся в собственную же резиденцию. Вспоминаю, как мы, собравшись там, подбирали ему имя.

— …Давайте, будет Берией. — жизнерадостно предложил Баклажан. — Красиво! А чего такого, родом с Кавказа и опять же — Старик усиленно рекомендует его в главные штирлицы Зоны.

— Не пори чушь. — кисло сморщился Боров. — Пусть выбирает сам. Может он хочет взять что-то нежное. Зайчик там, или Ландыш. Чекист по имени Тюльпан, хе-хе… Или пусть обзовётся по скафандру, в котором явился — Терминатор. Хотя нет, Терминатор уже имеется, разведчик такой на востоке бродит.

— Да и Изверг тоже есть. — заметил Бобёр. — Как насчёт „Окаянный“? „Треклятый“? „Живодёр“? „Изувер“? „Истязатель“? „Кровопивец“?

— Как понимаю, — задумчиво сказал бывший майор госбезопасности Махдиев, — хотите окрестить меня в соответствии с прошлой и будущей профессией?

— Ну! — подтвердил Ушастый. — Чтоб даже мутантов от ужаса трясло. Чтоб общественности на каждом шагу мерещились застенки гестапо и подвалы Лубянки. Чтоб самые жуткие аномалии по сравнению с твоим кабинетом казались раем земным.

— Тогда, если не возражаете, буду зваться Инквизитором. — кротко предложил Махдиев. — Без обидного подтекста, а выговаривается смачно…

4 сентября 2007 г., 8.00.

Казалось бы, обретение Стены разом решило все наши проблемы. Старые — да. Но появились новые. Первыми, кто выразили сомнения, оказались фермеры.

— Вот рассуди, — втолковывал Борову лучший огородник „курорта“ Шпинат, — какой у меня выбор? Вариант первый: допустим, я живу, как человек, здесь, внутри Стены. Слов нет — удобства и всё такое. Поесть-помыться, выспаться по-человечески, в тапочках по чистому полу походить. Но тогда каждое утро придётся чёрт знает как ковылять до своего участка и столько же сил и времени тратить вечером на возвращение. Притом, заметь, часто до восхода и после заката, то есть в темноте. А сколько раз может случиться так, что сил на обратный путь не останется, так что я вообще на участке спать завалюсь? А?

— Э-э-э… — ответил Боров. Я, сидевший за составлением описи найденных в Стене трофеев, хмыкнул.

— Теперь вариант номер два: обитаю в прежней развалюхе при саде-огороде. Инструмент под рукой, грядки и погреб под присмотром. На крыльцо вышел — и уже на месте. Но тогда скажи „прощай“ человеческим условиям жизни. Избушке-то уже семьдесят лет! Ставить нормальный новый дом вместо развалюхи? Кто и когда будет это делать? Я сам? Ха! Никаких сил и времени не хватит. Да и, опять же, специалистом надо быть: каменщиком, плотником, печником. И ко всему прочему — не один я такой, у всех фермеров те же проблемы. Что же, теперь целый посёлок строить? А если новые земли освоим (надеюсь, что так и будет)? А если моя мечта сбудется — кур из-за стены выписать и развести?

— Ммм… — сказал Боров. — Ну, да… Яичница — это вещь, а если с колбасой, так вообще…

Одновременно зазвучали сигналы вызова КПК обоих собеседников. Я, Боров и Шпинат прочли на экранчике „Старик вызывает“ прижали кнопки ответа и сунули наушники в уши: — Да.

— Вмешаюсь в разговор. — сказал Старик. — Есть неплохое решение жилищного вопроса. Пусть немцы обеспечат наших аграриев жилплощадью. Или голландцы. Или американцы.

— ??? — одновременно среагировали мы.

— Поясняю. — монотонно скрипел Старик. — Строительные бригады из Таджикистана, Мюнхена или Амстердама, разумеется, выписывать не будем. Особняки под черепичными крышами из привозного мрамора вручную возводить — тоже. Всё гораздо проще и лучше. Во многих странах выпускают автоприцепы, настоящие дома на колёсах со всеми удобствами.

Шпинат звонко хлопнул себя по лбу: — Точно! Делов-то, матерь божья коровка!

— Боров, — продолжал Старик, — запроси снаружи каталоги, выбери по ним десяток образцов. Не скупись, заказывай как можно лучше и комфортнее, рассчитаемся разными штуками. С каждого эталона делайте в репликаторах нужное количество копий — десять, пятьдесят, сто… Фермеры пусть сносят свои древние хатки до основания, притаскивают на их места комфортабельные автодома и устанавливают рядом с огородами. Подключить их к электросети и канализации, думаю, сможете. Кстати, почему мы говорим только о фермерах? Ведь все прочие не собирается же всё время обитать в солдатских казармах без окон? Наверное, хочется отдельного жилья? Такие колёсные дома можно устанавливать для всех желающих на свежем воздухе под солнцем, на верхней площадке Стены… ну, расставлять правильными рядами на дороге!

— Не понял насчёт копий. — сказал Боров. — Ну, закажем образцы, ну, доставим в Гремячье к размножалке, в смысле к репликатору твоему. Но, во-первых, он может воспроизводить только небольшие предметы, ящик с патронами там, коробку с одеждой или мылом, к примеру. А автодом — предмет огромный. И, во-вторых, даже если бы его было можно скопировать, как а)доставить его в Гремячье? бэ)спустить в подвал? вэ)выволакивать копии из подвала и растаскивать из Гремячьего по местам установки? Не-е, Старик, совсем нереально.

— Не-е, Боров, всё реально — Старик перешел на голос собеседника. — Кто тебе сказал, что гремячьевский репликатор — единственный в Зоне? Я нащупал еще два на поверхности — маленький и большой — и, как минимум, семь крупных под землей. Постараюсь выволочь их на свет божий, хотя пока плохо представляю, как это можно сделать.

Боров онемел. Я — тоже. Шпинат, как менее осведомлённый, озадаченно переводил взгляды с меня на Борова.

— Где большой? — только и смог вымолвить Боров.

— В Усть-Хамске, покажу место. Снаряжайте экспедицию. Двигайтесь по Стене к КПП № 3. Оттуда попытаюсь помочь вам добраться до цели. Заодно поможете деповским учёным освоить тот участок Стены. Тамошняя публика — интеллектуальная, однако малопрактичная, со вчерашнего вечера пытается проникнуть на КПП, да всё безрезультатно.»

Зона

Дом Белоснежки, Стена

22 часа 45 минут 19 сентября 2047 г.

Белоснежка на минуту оторвалась от книги Тихони и задумчиво посмотрела на звёздное небо в окне. Завтрашний день у неё оказался свободным, так что можно было почитать подольше, а завтра проснуться позднее обычного. Здесь выходные дни были «плавающими» и их выпадение на воскресенье было явлением абсолютно случайным. Например, целых два дня Ещё в «детском саду» Плюс рассказал их группе, что вот уже четвёртый десяток лет идут разговоры об отказе от «внешнего» календаря из двенадцати месяцев с разным числом дней в каждом. В 2009 г. «деповец» Угрюмый, отец-создатель компьютерной сети Зоны и Компьютерного Узла предложил «Новый месяцеслов». По его мнению, следовало вести отсчёт лет либо с «сотворения Нашего Мира», то есть с16 августа 1956 года, когда возникла Зона, либо с «Переселения Старика», значит — с 18 августа 2007 г. при этом год подразделялся на десять «разноцветных» месяцев, разделённых пятью праздничными днями. В каждый месяц вмещалось по шесть шестидневных недель. То есть это должно было выглядеть так:

Новый год — однодневный (в високосный год — двухдневный) праздник

Красный месяц

Оранжевый месяц

День жителей Нашего Мира — однодневный праздник

Жёлтый месяц

Зелёный месяц

День Устоев Нашего Мира — однодневный праздник

Голубой месяц

Синий месяц

День Природы Нашего Мира — однодневный праздник

Фиолетовый месяц

Чёрный месяц

День Переселившихся — однодневный праздник

Серый месяц

Белый месяц

Сторонники «календарной реформы» указывали на несомненное удобство и простоту новой системы. Противники исходили в основном из эмоциональных и эстетических соображений: во-первых, Новый год без ёлки — нонсенс, а украшать лесную красавицу в середине августа — извращение. Во-вторых, Зелёный месяц выпадает на зимнюю слякоть, а Белый — на разгар лета и иначе как издевательство расценить эти названия нельзя. Ну, а поскольку сторонников и противников «Нового месяцеслова» всё время было поровну, дискуссии шли до сих пор. Попытки привлечь Старика на сторону одной из фракций неизменно проваливались: он отвечал и новаторам, и традиционалистам одними и теми же словами раввина из старинного еврейского анекдота: «Ты прав, Абрам. И ты права, Сара».

Белоснежка подумала, что её всё-таки больше привлекает новый календарь и она сразу после выходного поставит свою подпись в списках его сторонников, как вчера ей предложила сделать Апельсинка.

Спать Белоснежке совершенно не хотелось, и она продолжила чтение.

5 сентября 2007 г., 14.00.

Первый раз за те несколько лет, что живу в Зоне, я передвигался не на своих двоих. На широкой асфальтированной дороге, которую представляла собой крыша Стены, был обнаружен бронетранспортёр патруля. Он оказался в полном порядке, горючки — полный бак, даже пулемёты, развёрнутые в сторону Зоны, не были сняты и боекомплект присутствовал.

— Чего лучше? — одобрил Старик. — Не пешком же сорок километров топать. Лезьте внутрь.

Мы (я, Хасан, Боров, Бобёр, Ушастый, Баклажан, Редька, Штык, Романтик, Ништяк и Пацюк) влезли в бронированное чрево. Тесновато и жарковато, но интересно. Старшина Хасан уселся за руль, с наслаждением вдохнул ароматы бензина, машинного масла и тёплого железа.

— Соскучился по технике. — с лёгким смущением признался он. — Ну, что — понеслись?

— Эй-эй, поаккуратнее насчёт «понеслись»! — встревожился Боров. — Не вздумай гонки «формулы один» устраивать!

— Насколько помню инструкцию, — мечтательно сказал старшина, — «…при движении любого вида транспорта по дорожному полотну на верхней поверхности защитных сооружений предельной устанавливается скорость двадцать километров в час». Вот и поедем на пределе. Пара часов — и на месте.

— А вдруг в аномалию влетим? — обеспокоился Пацюк.

— Никаких аномалий на Стене и внутри неё не появилось. — сообщил Старик. — Так что двигайтесь смело, только смотрите не свалитесь.

Заурчал двигатель и мы поехали.

— Надо было снаружи устроиться. — заёрзал Романтик. — Посмотрели бы, как со Стены выглядит Зона. А самое главное — что снаружи творится.

— Насмотритесь еще, какие ваши годы. — успокоил Старик. — Вы теперь здесь полные хозяева.

— Хорошо-то как на колёсах. — пропыхтел довольный Боров. — А что, может скоро и по Зоне будем на таких машинках разъезжать?

— Нет. — мгновенно сказал Старик. — На этот счёт у меня другие планы.

Признаюсь честно: слегка покоробило это категорическое «у меня». Кажется, и Боров отметил оговорку Старика, едва заметно усмехнувшись уголком рта.

Почти двухчасовая поездка прошла практически незаметно. Но, почти подъехав к КПП № 3, Хасан внезапно затормозил.

— Что там? — Баклажан настороженно схватился за «калашников». Хасан вместо ответа энергично замахал рукой: заткнитесь, мол. И тогда мы все услышали. По броне прошла негромкая дробь. Будто кто-то сверху сыпал маленькие подшипниковые шарики. Нет, скорее постукивал чем-то металлическим. И в этом постукивании было что-то такое… Да ведь это же «морзянка»!

— «…гите, — забубнил, уставившись в одну точку старшина, — есть кто живой помогите что случилось я спрятался здесь в подвале со мной два ребёнка что случилось не могу выйти помогите без сознания что случилось помогите есть кто живой помо…»

Стук прекратился, Хасан замолк. Баклажан сделал знак Бобру и Ушастому. Те осторожно открыли люки. Высунулись.

— Никого. — доложили они.

— Следовало ожидать. — заметил я. — Старик, можешь объяснить?

— Нет. — так же коротко ответил Старик и на этот раз Боров не удержался.

— А я-то думал, господи, что тебе всё известно. — слащаво-льстиво сказал он. Старик проигнорировал шпильку.

— Откуда знаешь азбуку Морзе? — поинтересовался я у Хасана.

— Стрелок-радист класса «мастер» и механик-водитель первого класса. — суховато и с лёгкой обидой отрекомендовался «звёздный». — К вашим услугам!

Ему не пришлось ждать повода, чтобы доказать ещё и водительское мастерство. После небольшого, но ювелирного, манёвра между разбросанными на дороге ящиками старшина Хасан остановил бронетранспортёр между двумя башнями контрольно-пропускного пункта № 3, то есть на крыше-дороге Стены, как раз над воротами в Зону. Мы подошли к парапету.

— Город… — с непонятной интонацией сказал Боров. — Надо же, довелось всё-таки лицезреть. Когда образовывалась Зона, её геометрически идеальный эллипс отхватил меньшую часть районного центра. Из оставшейся вне пределов Аномальной Зоны части Усть-Хамска незамедлительно выселили всех жителей, здания взорвали, а развалины старательно сравняли с землёй. За полвека с той, внешней стороны Стены утоптанная бульдозерными гусеницами пустошь на месте бывшего райцентра поросла травой, кустарником и хилыми редкими березками, пробившимися сквозь кирпичную крошку. А с этой, внутренней стороны виднелись кварталы одно-, двух- и даже трёхэтажных домов под обомшелыми шиферными и ржавыми железными крышами. Постройки имели вполне сносный вид. Но что показалось самым неприятным — в большинстве окон стёкла уцелели, покрылись пылью и теперь казались выпученными невидящими бельмастыми глазами.

— Там есть что-то особо опасное? — поинтересовался Боров.

— Не знаю. — бесстрастно скрежетал Старик. — Вероятнее всего — да. И вероятность — десять против одного. Например, Марьинский Шаман полагает, что Усть-Хамск не случайно был полностью недоступен как извне, так и изнутри Зоны. По его мнению, в городе — повышенная концентрация аномалий, абсолютно неизвестные мутагенные факторы и, как следствие — масса невиданной живности… и не совсем живности… С аномалиями мне проще — о чём-то предупрежу, что-то постараюсь убрать с вашего пути. А вот зверьё и мутанты мне не подотчётны, они, как и люди творят, что хотят. Возможно, за эти дни в Усть-Хамск успели проникнуть бандиты. Допускаю также, что на улицах уже сможете встретить учёных из Депо, «звёздных» армейцев, или зонопоклонников из Красного. Понятно, что этих бояться нечего, но по недоразумению они могут стрелять начать, что называется «на шум». Так что будьте осторожны.

— Безусловно. — прошелестело сзади. — Бдительность никогда не бывает лишней.

Мы так и подпрыгнули от неожиданности, и стремительно повернулись. Хотя, впрочем, давно пора было бы привыкнуть к появлениям Шамана и не реагировать так нервно. Он сидел на башенке бронетранспортёра, поигрывая неизменной тросточкой-шпагой.

— Добрый день. Позволите к вам примкнуть?

— Чёрта только назовут, а он сразу тут как тут! — вырвалось у Бобра.

— Джентльмен. — невозмутимо констатировал Шаман. — Как всегда деликатен и тактичен.

— А как ты оказался здесь? — восхищением я постарался сгладить ляп Бобра.

Шаман легко спрыгнул с транспортёра и одним движением оказался рядом с нами.

— Старик сообщил, что вы собираетесь на КПП № 3. Я влез на Стену и пошёл навстречу, благо мой путь оказался вшестеро короче.

— Милости просим. — сказал Боров, забрасывая дробовик устрашающего вида за спину. — Лишним не будешь. Если здесь есть что лишнее, так это мои перебитые копыта. То ли мне остаться броневик покараулить, да в бинокль сверху на вас поглазеть?

— Гораздо разумнее будет, если ты и, допустим, Пацюк подежурите у самых ворот. — серьёзно сказал Шаман. — Это не каждому можно доверить. Выпустите нас, потом впустите. Кроме того, по моим следам идут учёные друзья из Депо. Хотят занять здешние помещения. Так что, когда прибудут, встретьте их как можно радушнее, договорились?

Боров кивнул. Мы спустились внутрь Стены. КПП № 3 оказался близнецовой копией уже освоенного нами первого контрольно-пропускного пункта, так что заблудиться было невозможно. Не обращая внимания на царивший и здесь кавардак, прошли прямо к воротам.

Вращая колесо ручного открывания, Боров и Пацюк осторожно оттянули створки, мы по одному проскользнули в образовавшуюся узкую щель.

И оказались в самом загадочном месте нашей Зоны.

Глава 4. Евангелие от Тихони: «…благословенны дела его…»

Зона

Дом Белоснежки, Стена

19 часов 20 сентября 2047 г.

Совка проснулась раньше обычного, смотрела в тёмную серость за окном и не выражала ни малейшего желания покидать полку.

— А ещё ночная хищница! — упрекнула её Белоснежка. Птица перестала чистить пёрышки. По недоумённому выражению её круглых глаз стало ясно, что она не только не отказывается от этого статуса, но и не собирается переходить в категорию водоплавающих: по металлической крыше белоснежкиного дома гулко барабанил ливень.

— Да ладно уж, сиди, раз погода нелётная. Есть хочешь?

Совка продемонстрировала полное одобрение, и тут же перед ней появилось блюдце с мелко нарезанными кусочками свежего мяса.

— Завтракай, плотоядная, и оцени заботу — специально из-за тебя в продуктовый пункт заходила. А я почитаю. Могу даже громко и с выражением, в целях просвещения совьего населения. Не хочешь? А зря, кроме телесной пищи еще и духовная требуется. На чём мы остановились? Итак, Шаман, Хасан, Тихоня, Бобёр, Ушастый, Баклажан, Редька, Штык, Романтик и Ништяк оказались в самом загадочном месте нашей Зоны. А значит — всех Зон на планете. А значит — всей планеты. На улице Усть-Хамска, бывшего районного центра Хамской области… Ага, вот эта страница! Слушай, лупоглазая.

5 сентября 2007 г., 15.00.

Посмотреть на улицу им. Молотова — так ничего особенного. Облупленные дома, потрескавшийся асфальт. Утешает, что не видно никакого движения метров на сто по курсу. Значит, ни мутантов, ни монстров вплоть вон до того клубящегося тумана быть вроде бы не должно. Магазин «Булочная» основательный, тяжёлая дверь висит на одной петле, рядом грузовичок-полуторка с надписью «Хлеб» на зелёном боку. Зона есть Зона: полвека стоит автомобиль с распахнутой кабиной, а даже пыли на потёртом кожаном сидении нет. Причем, в метре от него магазинные витрины до того покрылись сизыми разводами грязи, что внутри совершенно ничего не просматривалось. Хасан и Шаман, медленно шедшие впереди, перебросились парой тихих фраз, остановились и стали осторожно выбираться на середину мостовой. Правильно, всё по азбуке перемещений: не суйся между стеной и предметом рядом с ней, машину надо стороной обходить. Вот глубокая трещина в асфальте, оттуда розовый парок выбивается. Непонятный какой-то, подозрительно невинный. Шаман остановился, смотрит. Присел, бросил в пар сухую веточку. Нет, вроде всё в порядке, ничего опасного. Что же Старик-то молчит, обещал ведь советами помогать!

— Обещал. — прозвучало в наушниках и я спохватился — матерь божья коровка! — оказывается уже начал думать вслух. Вот так шизофрения и подкрадывается. — Однако посулов мешать с моей стороны не было. Пока что вы в моих консультациях не нуждаетесь. Наоборот, сейчас получаю от вас информацию чрезвычайно занимательного характера, так что глазки — нараспашку и ушки — на макушке, старайтесь увидеть и услышать побольше.

Марьинский Шаман сухо подтвердил, что, действительно, пока не видит необходимости в Стариковых рекомендациях, а остановка произошла по сугубо техническим причинам. Из трещины, по его словам выбивалось газообразное вещество, сходное по своему составу с кровавым дождём. Я выслушал и промолчал. Остальные — тоже. Все мы недолюбливаем и побаиваемся Шамана. Любой экзоген, пообщавшись с ним, через считанные минуты начинает его недолюбливать и побаиваться. Хотя рациональных причин для этого совершенно никаких нет, не знаю ни одного факта или даже простой сплетни о том, что Шаман причинил кому-либо вред. Но вместе с тем, как ни парадоксально, мы, прекрасно ощущая чудовищное интеллектуальное превосходство над собою Шамана, не можем относиться к эндогену иначе как к нечеловеку. Ну, всякие там невероятно удачные мутации, одна на миллион, то да сё…

Я осторожно подцепил стволом автомата старую дверь и потянул на себя.

— Далеко собрался? — тут же ехидно осведомился Старик. Но я и сам заметил, как дышит из подъезда «ведьмин студень», как он зловеще светится, будто зелёно-голубоватыми язычками горит спирт. Да, сюда лезть не стоит…

Шаман настойчиво бубнил в микрофон. В чём-то они там со Стариком не сошлись во мнениях. Старшина Хасан неожиданно начал отступать. Вопиющий непорядок: в Зоне не принято оставлять спину напарника неприкрытой, даже если напарник этот — всемогущий Шаман. Я оцепенело стоял под мелкой моросью, которая густела и норовила превратиться в такой же туман, как там, впереди. Смотрел и никак не мог скинуть с себя непонятное одеревенение. Мерещилось, что всё вокруг — невообразимо идиотский спектакль абсурда, с бесконечным, замкнутым в кольцо, сценарием. Мало того, ещё и актеры не выучили ролей и несли ахинею только для того, чтобы тянуть время. И всё это исключительно для единственного зрителя, для любимого Тихони, который должен торчать посреди улицы в полном ступоре и завороженно внимать всей этой белиберде. С колоссальным трудом заставил себя помотать головой, опомниться и пощелкать ногтем по наушнику. Всё в порядке, работает.

— …Ты что, заснул на ходу? — возмущался Старик моим голосом. — Или оглох?

Оказывается, он мне что-то говорил…

— Туман тут. — невпопад объяснил я. — И сыро…

— Иди к Шаману и подмени старшину, он будет прикрывать группу с тыла. И осторожнее — впереди комариная плешь[20]. Маленькая, но сплющит в армянский лаваш.

Осторожно прошёл во главу колонны, остановившись только для того, чтобы кинуть щепку на тротуар справа. Щепка с громким треском врезалась в старый асфальт. Вот она, комариная плешь. Ребята покивали в знак того, что тоже видят аномалию. Шаман на полуслове прервал радиодискуссии со Стариком и осторожно двинулся дальше. Я с автоматом наперевес страховал его слева и сзади.

— Всё выяснил? — тихо спросил я Шамана. Тот, не оборачиваясь, раздражённо фыркнул.

— Посмотри, — сказал он через минуту, — это, случайно, не лягушки?

— Ух ты, а ведь вправду! — поразился я. — Никогда в Зоне их не видел, даже на болотах и на речке! Что им делать здесь, в городе? Сыро тут, это точно, но чем питаться?

— Ишь какие… — задумчиво пробормотал Марьинский Шаман. — Ну, я-то вообще их представлял только по картинкам и фотографиям. Кстати, симпатичные.

Экспедиция приблизилась к стене тумана. Именно к стене, ровной и гладкой, словно обрезанной гигантским ножом. И стена эта перегораживала улицу. Из тумана отчетливо и остро несет гнилостным смрадом.

— Ну? — с энтузиазмом спросил сзади Баклажан. — В вонищу попрёмся, что ли?

— Думаю, лучше свернуть налево. — предположил Старик. — Кажется, там проходной дворик. Во всяком случае, если верить карте пятьдесят третьего года.

Мы свернули. Под ногами чернел круглый зев канализации. Рядом лежало то, что осталось от толстенной железной крышки: куча мелких рваных ржавых кусочков. Я поёжился, представив, как кто-то легко вынул крышку, потом от нечего делать двумя пальцами расщипал её в клочья, словно булочку. В шахте канализации щёлкало и посвистывало. В дворике царил чудовищный кавардак. Валялись истлевшие чемоданы, битые банки и бутылки, разнообразный сгнивший и разложившийся домашний скарб. Всё давным-давно сопрело, сгнило, проржавело. Вот с трудом распознаваемые останки детской коляски, а это — бывший велосипед, распадающиеся от лёгкого прикосновения к ним носком сапога. Я присел на корточки и стал рассматривать брошенный хлам. Вот что-то пухлое, поросшее разноцветной плесенью, осклизлое, словно давно брошенная в подвале подушка. Ковырнул ножом и вытащил из-под этой гадости остатки наручных часов.

— Они пытались убежать. — медленно произнёс Шаман со странным выражением своего странного лица. — Когда всё началось.

Я встал и мы, наступая на мягкое и склизкое, пошли к противоположному концу дворика. Он действительно оказался проходным. За обугленным деревом в углу уютно расположилась сонно потрескивающая электра[21]. Казалось бы, Зона своими жестокими чудесами должна обламывать излишнее воображение и впечатлительность у любого, кто в ней выживает. Но со мной у Матушки не получилось. Я ясно представлял, как люди выбегали из домов, когда начался весь этот инопланетный ужас. При этом представляли себе самое худшее, но это худшее было своим, земным, вообразимым: атомный удар американцев, авария на засекреченном оборонном заводе… Роняли скромное добро, что пытались спасти от неведомой беды, спотыкались, падали сами под ноги таких же мечущихся в панике и не могли подняться. А всё, что падало, и всех, кто падал, затаптывали, затаптывали, затаптывали. Только отчего-то это видится мне цветным, но немым, без единого звука, фильмом.

Строения и в этом дворике Усть-Хамска, конечно, облезлые, безжизненные, требуют ремонта, а вот оконные стекла почти везде целёхоньки и непроглядно грязны. Поэтом всё время чудятся за ними какие-то движения, будто бесшумно приближаются изнутри к окну и удаляются от него бледные неподвижные слепые лица. Неприятно это.

— Когда началась паника, — заскрипел Старик, — толпы бросились из этих кварталов, естественно, не в центр города, а к ближайшей окраине. То есть на юг и запад. Они ведь не знали, что уходить надо как раз на северо-восток, именно через центр. И, вместо того, чтобы покидать образующуюся Зону, люди устремились прямо в её середину. Не уцелел никто. Очевидно, с этим и следует связывать подавляющее большинство смертей. Впрочем, считанным единицам, которые решили отсидеться в подвалах и затем осторожно двинулись в нужном направлении, повезло ещё меньше. Там их уже ждали войска. Потом были сочинены и растиражированы пропагандой душещипательные легенды о том, как доблестные советские военнослужащие, жертвуя жизнями, помогали спастись жителям Усть-Хамска. Мягко говоря, всё это — циничная ложь.

— Можно догадаться. — проворчал Ништяк.

— Знаете об «эпидемии слепоты»? — спросил Старик.

— Так-сяк. — ответил Штык.

— Со стороны Лескова на стоявших в оцеплении солдат, вышли двое незрячих мужчин и одна женщина. Солдаты бросились было им помогать, но всякий, кто подбегал ближе, чем на три метра, также терял зрение. В том хаосе сразу понять, в чём дело, конечно, было невозможно, вот и пострадало более десятка армейцев. Грешно так говорить, но к счастью для остальных какой-то солдатик с ручным пулемётом ополоумел от страха и… Вспышку «эпидемии слепоты» предотвратили ценой пятнадцати жертв и коробки патронов. Дворняга, кинувшаяся с жалобным визгом под гусеницы, вызвала детонацию снарядов в башне танка. С собакой, понятное дело, не церемонились. Но если бы только с собакой… Решение было принято скорое и бескомпромиссное: все, кто выходят из Зоны — носители непонятной и страшной угрозы. Их надо либо загонять назад, либо уничтожать. Девочка лет семи чудом выбралась под Лебедевкой из Зоны и поразила встретившийся патруль неизлечимым параличом. По ней открыли огонь. Следы ветхого деда, что ковылял по трамвайным рельсам Усть-Хамска, искрились, от них поднимались и взрывались мелкие шаровые молнии. Снайпер уложил несчастного с первого выстрела.

Вот так единицы, выжившие в райцентре, и осторожно направившиеся к выходу из Зоны были встречены пулями и отогнаны назад. А чуть позже включилась телеантенна и накрыла город смертоносным излучением, начисто лишив возможности проникнуть туда как извне, так и изнутри Зоны.

— Выходит, мы — первооткрыватели? — полюбопытствовал Романтик.

— Да.

— А город должен быть стопроцентно пуст? — спросил Бобёр.

— Да.

Мне категоричность Старика показалась сомнительной. Бобру тоже. Я оглянулся и включил фонарь в шлеме. Насколько хватало света, дворик засветился неисчислимыми блеклыми огоньками люминесцирующей плесени, а впереди сразу за воротами жирно сереет гладкий асфальт. За двориком оказалась улица ген. Толбухина, о чём оповестила облезлая жестяная табличка. Мы увидели крохотный кинотеатрик, разумеется, называвшийся «Луч». Дома по обе стороны ул. ген. Толбухина совершенно скрылись в тумане, но даже я чувствовал перед собой открытое пространство. А уж Шаман, тот вообще двигался уверенно. Еще несколько шагов, и справа из тумана возникает литой силуэт. Это бронетранспортер старой конструкции, брошенный еще в пятьдесят шестом. Машина просела и как бы вросла в истрескавшийся асфальт.

— Ни фига не видно. — ворчал Редька.

Это точно, туман на этой улице необычный, ненормально плотный, будто он стоял тут все полвека, густея до консистенции сметаны. Масла. Плавленого сыра.

— Надо спрятаться. — внезапно сказал Шаман. — Немедленно. Попробуем в этом доме.

— Почему? — спросил Старик шамановым шелестящим голосом. Впервые я уловил в его интонациях нотки растерянности.

— Движется. — сказал Марьинский Шаман

— Что движется? — обеспокоился старшина Хасан. — Не умею объяснить. Нет таких слов. Расстояние. Длина. Размер. Они не могут перемещаться, это условные понятия. Но движутся.

Меня прошибло мелким ознобом: никогда и ничего эндоген не вещал таким мёртвым голосом, уставившись остекленевшими глазами в одному ему видную точку. Наверное, на других подействовало тоже, потому что Хасан заглянул в микроскопическое фойе кинотеатрика и втянул туда Баклажана. За ними втиснулись и остальные, на ходу включая фонари. Я хотел было спросить, что дальше, но тут снаружи донёслись звенящий свист и шорох. Возникло устойчивое ощущение, что воздух на улице кристаллизовался в мелкие песчинки, они сами собой ссыпались в мешки и теперь кто-то медленно-премедленно тащит миллионы этих мешков по асфальту, задевая за стены и двери. В пыльном фойе «Луча» стало горячо и душно, запахло включённым утюгом.

— Что же это такое? — спросил Старик.

— Вообще-то, хотелось у тебя поинтересоваться. — заметил Ушастый.

Снаружи стихло. Замерший в немыслимом извороте Шаман ожил, ткнул дверь своей тросточкой-шпагой.

— Может, подождём? — неуверенно предложил Бобёр.

— Зачем? Угрозы уже нет. Совершенно. Ушло.

— Надолго ли? — буркнул я. Старик молчал. Объясняя очередной феномен, Бобёр и Ушастый затеяли дискуссию на любительско-балаганном уровне. Шаман косил на них желтым глазом с вертикальным зрачком и в раздумье покусывал губу. Наконец он пресёк галдеж и распорядился продолжать движение, предварительно расставив Бобра и Ушастого в разных местах нашей небольшой колонны. Все, кроме неразлучной парочки друзей, охотно подчинились. Правильно, давно пора их растащить.

И тут «Луч» преподнёс нам сюрприз.

Пока все строились и выходили, я рассматривал надпись «Зрительный зал» на облупленной морёно-лакированной двери, потом потянул на себя медную ручку. Хватило двух секунд, чтобы увиденное навсегда отпечаталось в моей памяти во всех подробностях. В маленьком — не более полусотне мест — полутёмном зале россыпью сидела добрая дюжина мозгоедов[22]. Они восседали, чинно сложив руки на коленях, и не отрывая взглядов от экрана. На котором, само собой, ничего не было. Старик свидетель — я не испугался. Охранительный рефлекс на совершенно непредсказуемое сработал раньше страха. Долей секунды спустя, я уже навалился всем телом на дверь, ноги, которыми упёрся в землю, превратились в железобетонные столбики. А по спине потекли струйки ледяного пота. Шаман мгновенно оказался рядом с совершенно бесполезной шпагой наизготовку. Он пристально рассматривал меня прищуренными глазами, слегка оскаливал мелкие острые зубы и, наконец, соизволил полюбопытствовать: —Что случилось?

Я отщёлкнул непослушным пальцем переключатель в режим стрельбы очередями, навёл ствол на дверь зрительного зала и попятился к выходу из фойе.

— Кажется, тебя спросили, что произошло?

— Матерь божья коровка! — зашипел я. — Мотаем отсюда! А дверь надо чем-то подпереть.

— Галлюцинации? — снисходительно справился Марьинский Шаман. Я продолжал отступать с автоматом наизготовку. И тут Шаман с тем же выражением чуть презрительного превосходства широко распахнул дверь в зрительный зал. Возможно, с этого мгновения я и начал седеть. Шаман нескончаемо долго (как потом оказалось — три секунды) смотрел в полутьму. Потом осторожно закрыл дверь, заложил ручку обломком какой-то ржавой трубы, и, потянув меня за рукав, беззвучно выскользнул наружу.

Ребята вопросительно смотрели на нас. Мы безмолвствовали. Я просто не мог выносить эту Марьинскую образину. Дышал сквозь зубы, чувствовал, как стремительно высыхает и оттого мёрзнет спина, как начинают запоздало дрожать колени. В этот момент я воспринимал эндогена как самого настоящего человека, такого же, как сам, как все парни. И больше всего на свете мне хотелось с с разворота дать ему крепкого пинка. От души и по-человечески. Кажется, он это понял и в рыжих глазах неожиданно блеснула… признательность.

— Странно. — сказал он. — Чем они так увлечены?

— Комедию смотрят! Под названием «Два придурка»! — наконец-то объявился в моём эфире Старик, язвительный, словно гибрид кобры со скорпионом. Я смолчал: крыть было нечем. Обалдевшая экспедиция потребовала было от нас объяснений, но вместо меня и Шамана ситуацию обрисовал Старик. Причём, настолько беспощадно, в таких выражениях и с такими подробностями, что группа незамедлительно углубилась в туман подальше от «Луча». Шаман и я по-прежнему шли впереди. Я невольно ухмыльнулся при мысли о том, что будь я на его месте, обязательно терзался бы стыдом от допущенного промаха и выволочки Старика. Но, похоже, у Марьинца всё-таки, другое самоощущение. Он не закомплексован: да, допустил ляп, но никто ведь не пострадал, ничего исправлять не надо. Пройдено, учтено, сделаны выводы на будущее, списано в архив. Он негромко размышлял вслух — Похоже, что у гипнотизёров в Усть-Хамске нечто вроде логова, куда они собираются для спячки, и откуда выходят для охоты.

— Почему они не среагировали на нас?

— Твоего молниеносного появления, вероятно, просто не заметили. А я для них — не охотничья добыча. Гипнозу не поддаюсь, прямую атаку отражу играючи.

Тут Шаман замер, жестом остановил всех и опять объявил, что чует опасность. Не очень большую, заурядную. Не успел он договорить, как позади нас с гулким буханьем образовалась крематорка[23].

— Извините, парни. — скрежетнул Старик. — Неудачная попытка. Хотел перенести аномалию на другое место, но не удержал, выронил.

— Плохо целился! — жизнерадостно объявил Бобёр. — Мы целы и невредимы.

— Шутка юмора? — осведомился Старик. — Ха. Ха. Ха.

Я содрогнулся. Асфальт тротуара давным-давно полопался, трещины проросли нашей обычной земной травой. Киоск «Союзпечать» стоял на углу, стеклянный, словно вчера построенный и газеты не пожелтели. Бельё на балконе вроде бы даже чистое. Слева за кованой ажурной решёткой обнаружился полукруглый скверик, заросший диким кустарником и корявыми клёнами. Туман стал гораздо жиже, за сквериком серело массивное строение с облезлым фасадом, подпёртым толстыми фальшивыми колоннами. Что-то вроде детской больницы, к которой я был давным-давно приписан. Фасад-то серый, зато растительность в сквере вызывающе сочная, сытая и развратно зелёная. Разведчик Мыльница, помнится, что-то рассказывал про такую зелень, странно, дескать, но совершенно безобидно. Из-за этой-то буйной растительности, наверное, мы не сразу заметили посередине скверика золотой шар[24]. На этот раз он блестел как новенький в полуразрушенном бетонном фонтанчике, словно его только что вынули из промасленной упаковки и уложили среди зелени. Я, Бобёр и Ушастый видели это обросшее легендами порождение Зоны второй раз, Шаман тоже смотрел на шар абсолютно равнодушно, а вот остальные выпучили глаза чуть ли не до стёкол шлемов. Я опасался вспышки алчного интереса к шару, но, кажется, предостерегающие рассказы о нём не пропали напрасно. Никто не вознамерился обратиться к «исполнителю желаний» с потаенными мечтами. Авантюрист Ништяк и тот не предложил попробовать вытащить шар, доставить на Курорт и втридорога продать за Стену. Экспедиция молча разглядела здоровенное матово блестящее ядро, Романтик сфотографировал его и мы перешли на противоположную сторону улицы, потому что черная колючка заняла весь тротуар слева. Она не токсична, однако прочна и одновременно хрупка, словно алмаз. Впившись в одежду, чёрные шипы тут же обламываются, вытащить их не остаётся никакой возможности, так что комбинезон приходится выбрасывать.

— Кхгрм… Старик, — вежливо напомнил в микрофон Бобёр, — надеюсь, ты не забыл, что присутствующие здесь товарищи направляются исключительно твоими наводками? Далеко еще? Куда дальше?

— Совсем рядом. — скрипнуло в наушниках у каждого. — Не пропустите где-то рядом должно быть большое здание с вышкой на крыше. Что могут значить буквы «п.к.» на карте? А, ну конечно же! Пожарная команда! Остановились? Молодцы, крутите головами по сторонам, осматривайтесь. Где-то здесь должно торчать нечто вроде каланчи.

«Нечто вроде»… Хорошо сказано! Да в таком тумане рядом с египетской пирамидой будешь барахтаться, словно в манной каше, и ничего не различишь. Разве что на ощупь. Кстати, в таких условиях никто из нормальных людей пока что по Зоне не шарахался. Ой, обнаглели мы, братцы! Вот влетим всем сплочённым коллективом в аномалию…

— Стоп! — скомандовал Шаман. Все мгновенно замерли. Эндоген ощупал шпагой асфальт перед собой, озадаченно хмыкнул. Присел. Все терпеливо ждали.

— Всё в норме. — объявил он. — Идём дальше.

В наушниках зашуршало.

— Очевидцы, которые в пятьдесят шестом наблюдали катастрофу с безопасного расстояния, то есть из не затронутых кварталов Усть-Хамска, рассказывали, что над этими улицами возник синий звук. — сообщил Старик. — Учёные, опрашивавшие их, буквально свирепели: что ещё за «синий звук», вспомните хорошенько на что похоже, низкие тона были слышны, или высокие, басовитые или писклявые. Нет, свидетели стояли на своем, дескать, звук густо синего цвета.

— Вполне возможно. — кивнул Шаман. — Как-то раз…

Он оборвал самого себя и указал шпагой наверх. Молодец, туман ему не помеха: заметил мочалу[25]. Прицепилась, зараза такая, к балкону, свесилась, в тумане её плохо видно. Учёные из-за Стены, помнится всё заказывали пучок-другой, да только дураков не было с такой дрянью связываться. Добытчик Скряга, правда, польстился на обещанное вознаграждение и попробовал загарпунить мочалу. В буквальном смысле: метнул в косматый клубок зазубренный наконечник с металлическим тросиком. Только потянул, как услышал — ц-ц-ц! Глядит: от мочала пошёл густой белый дым, от наконечника дым, а тросик не просто дымится, а со злобным таким свистящим сипением, будто болотная гадюка. Ну, Скряга, тут же забыл про жадность, за которую получил прозвище, смекнул, что к чему, тросик отбросил и давай бог ноги. Вот только где это, по его словам, было? Запамятовал…

— А не каланча ли там темнеет? — с подозрением спросил Ушастый.

— По моим расчётам почти дошли. — сказал Старик. — Здесь.

— Гараж пожарного расчёта. — подтвердил Хасан. — Ворота распахнуты

Мы принялись всматриваться в раскрытые ворота. Сначала сквозь белёсую пелену почти ничего не было видно, темно и всё тут, потом не то туман немного развеялся, не то глаза привыкли, но мы увидели красный пожарный автомобиль. Еще несколько осторожных шагов и стали заметны разбросанные на бетонном полу инструменты, канистры в самой глубине гаража.

— По-моему, надо пройти через гараж во двор. — предположил я.

— Ага. — кивнул Бобёр. — Там что-то синее желтеется.

— Жёлтое синеется. — не согласился Ушастый.

— Не суетитесь. — осадил их Шаман. — Двигаться за мной цепочкой след в след, интервал — метр, смотреть на пятки впереди идущего, не зевать. Разумеется, ничего не трогать. Да, и ещё — меньше пылите и пыхтите.

В гараже тумана не было, глаза быстро привыкли к сумраку, мы быстро и без приключений переместились к двери в противоположной стене, вышли через неё во двор пожарной части.

Почти всё его пространство занимал гигантский репликатор[26], подобие уложенных на бок исполинских песочных часов. На небольшой высоте над асфальтом висели вершинами друг к другу два просвечивающих конуса из лаково-блестящего воздуха. Их ничто не поддерживало. Репликатор был втрое больше захваченного нами в Гремячьем, основание желтоватого и бледно-голубого конусов было диаметром не менее шести метров. Между нацеленными друг на друга вершинами конусов было свободное пространство, достаточное для помещения очень крупного копируемого объекта.

— Вот это да! — восхитился Бобёр. — Тут и вправду можно хоть крейсеры штамповать, не говоря уж о домах на колёсах!

— Тебе нужен крейсер? — мгновенно осведомился Старик.

— А авианосец не подойдёт? — одновременно с ним поинтересовался Ушастый.

Крейсер — не крейсер, но экскаваторы здесь точно можно было бы тиражировать. Разумеется, эту мысль я озвучивать не стал, не желая провоцировать Ушастого и Старика. Шаман с любопытством рассматривал аномалию. Странно, что нового он обнаружил? Ведь он не раз бывал у Кузнеца в Гремячьем и наверняка в подробностях ознакомился с тамошним репликатором. Шаман что-то сказал шёпотом Хасану, тот удивлённо поднял брови, потом протянул Марьинскому выщелкнутый из магазина автоматный патрон. Шаман с крайними предосторожностями вбросил патрон в пространство между вершинами конусов. Патрон повис в воздухе и раздалось тихое сиплое гудение. Шаман принёс несколько пустых канистр, охапку ржавых гаечных ключей и, широко размахнувшись, по очереди вбросил их в воронкообразное хайло желтого конуса. Практически сразу канистры исчезли. А из голубой воронки сразу посыпались патроны. Да, надо признать этот репликатор-гигант был не только крупнее гремячьевского, но и работал в разы быстрее. Шаману, мне, Бобру и Ушастому такое зрелище было не в диковинку, а вот остальные заворожено уставились на сыплющиеся звонкой струйкой боеприпасы. Когда струйка иссякла, Шаман выбил эталонный патрон на ладонь и вернул его Хасану.

— А те тоже можно в автомат заряжать? — спросил старшина, указывая пальцем на скопированные боеприпасы.

— Да что с ними еще делать-то? — удивился Бобёр. — Не варенье же варить!

— Ну, дела-а… — глубокомысленно подытожил старшина.

— Борову я уже рассказал о нашей находке, он созванивается с «курортом» и уже готовит бригаду для обслуживания репликатора — сказал Старик. — Но обнаружить репликатор — не главное и не самое сложное. Следует проложить к нему путь, обдумать, как доставлять сюда со Стены мобильные жилища и как возвращать на Стену их растиражированные копии.

Зона

Гремячьевский репликатор,

24 часа 20 сентября 2047 г.

Выложенное белоснежным кафелем подвальное помещение скорее напоминало ослепительно чистую, безукоризненно стерильную операционную. Однако вместо стола в центре подвала висели полупрозрачные жёлтый приёмный и голубой выдающий конусы репликатора, освещенные вмонтированными в стену лампами. Одетые в оранжевые комбинезоны рабочие вытаскивали последние коробки, ящики и контейнеры с произведенной продукцией.

— Работа окончена. — объявил Интеграл. — Благословен творец всего сущего, и в первую очередь — ужина! Аллилуйя! Готов к процессу питания, стажёр? Тогда сдаём смену «первобригадовцам», мчимся в душ, в столовую и по домам баю-баюшки!

Кактус хмыкнул. К аппетиту бригадира он относился, как и вся пятая бригада репликаторщиков — с благоговением. Сегодня им выпало работать во вторую смену, то есть с 16.00 до полуночи. Так что, строго говоря, ужин имел место в перерыв между 19.30 и 20.30. Но говорить об этом Интегралу — значило надругаться над святым. «Работа прерывается для перекуса, подкрепления, восстановления сил. — внушал он. — А настоящий полноценный ужин — по окончании смены». Любые возражения на тему «есть на ночь вредно» могли привести лишь к обстоятельному опровержению Интегралом этого кощунственного тезиса. Однажды Кактус убедился в этом и больше проверять не хотел.

Десять «пятибригадовцев» (на местном жаргоне — «пятачков») поднялись на первый этаж и вошли в душевую. Кактус, как и все, разделся, уложил рабочий комбинезон в полиэтиленовый пакет, приготовил чистую одежду и с наслаждением встал под горячие струи.

— Что планируешь на завтрашний, то есть теперь уже сегодняшний, выходной? — громко, перекрывая шум душей, спросил Интеграл. — Как в прошлый раз плотские наслаждения: диван, бутерброды, ноутбук?

Расписание работ пятой бригады выглядело следующим образом: выходной день, вторая смена (16.00–24.00), выходной, первая смена (8.00–16.00), третья смена (00.00-8.00), затем всё сначала.

— Что, есть идеи? — полюбопытствовал Кактус. — Тьфу, не вижу, куда мыло подевалось…

— Да вот же, на полочке. А насчет идей — у «звёздных», кажется, после обеда намечается стрелковый турнир. Кстати, может принять участие любой желающий. А уж посмотреть сам бог велел.

— Гм… — сказал Кактус. Они оделись и, приглаживая на ходу влажные волосы, проследовали в столовую.

Из тетради с конспектами, сделанными Кактусом во время обучения в «детском саду»

«Экономика» Зоны состоит из пяти репликаторов. Это особые аномалии, способные воспроизводить практически любой нужный предмет в практически любых количествах.

Буквально накануне образования Зоны в Гремячьем торжественно открыли трёхэтажную поликлинику. Именно в её подвале и был в 1966(?) году обнаружен разведчиками самый первый репликатор. Потом аномалией завладели Кузнецы и монопольно использовали её. Каждый Кузнец ревниво охранял от посторонних глаз уникальное явление, размножал с его помощью оружие и боеприпасы, снаряжение и одежду, медикаменты и продовольствие и исключительно выгодно торговал всем этим. Тайну репликатора Кузнец открывал только своему тщательно подбираемому преемнику, передавая тому «бизнес» и имя. (Дальше — неразборчиво)

Гремячьевский репликатор был захвачен экспедицией «курортников» 7 августа 2007 года, после того, как чудом спасшийся Старик, убив Стрелка и последнего Кузнеца, раскрыл тайну подвала в бывшей больнице.

Впоследствии, уже после Переселения, Старик сообщил, что имеются еще два репликатора на поверхности Зоны и семь — под землей. Четыре из числа подземных были извлечены Стариком и тоже освоены. Таким образом, общая численность освоенных достигла семи.

Со временем сложилась своеобразная специализация: каждый из репликаторов начал производить определенные виды продукции. По убывающей:

Первый, Усть-Хамский. Самый большой (диаметр основания воронок — 6.32 м.). Расположен на дворе бывшей пожарной части Усть-Хамска. К нему проложена дорога от КПП № 3. Используется для тиражирования крупногабаритных объектов (в основном передвижных жилищ, электромобилей, дрезин и пр.). Работает в две смены. Обслуживается ста двадцатью восемью работниками, живущими в Стене и сменяющими друг друга вахтовым способом, поскольку создать условия для их проживания рядом с репликатором оказалось трудно.

Второй, поменьше, близ хутора Близнецы (диаметр основания воронок — 4.14 м.), производит почти исключительно строительные и отделочные материалы (цемент, плитку, краску, окна и двери и т. п.). Также трёхсменный круглосуточный режим. При репликаторе образовался посёлок из комфортабельных домиков на колёсах, где проживают сто пятнадцать человек.

Третий, находящийся в Сырой Лощинке к северу от Глузинского свинокомплекса (диаметр основания воронок — 3.84 м.) предназначен для реплицирования всего, что требуется жителям Зоны, то есть одежды и обуви, электроники и бытовой техники, лекарств и бытовой утвари. В поселке при репликаторе живёт работающий в три смены персонал из ста семи экзогенов.

Четвёртый, Гремячьевский (диаметр основания воронок — 3.05 м.) находится в подвале бывшей больницы. Здесь работают в три смены ровно сто человек, разделённых на десять бригад: пять рабочих (репликаторщики), две обслуживающих (уборка и уход за помещением), две строительно-ремонтных (поддержание здания в надлежащем виде) и одна управленческая (сбор и учёт заказов, составление расписания работ). Рядом с больницей находится посёлок из передвижных домов для рабочих. Здесь так же, как на репликаторе номер три производят «товары народного потребления». (Пометка на полях: Почему так подробно? Мне предлагают поработать стажёром в пятой рабочей бригаде, заняв затем место ушедшего на заслуженный отдых пожилого рабочего Болта. Надо поразмыслить.)

Пятый был вытащен Стариком из-под земли на окраине Блохино (диаметр основания воронок — 2.81 м.). Здесь налажено «производство на экспорт». Китайцы присылают в Зону образцы продукции, с которых просят сделать некоторое количество неотличимых копий. За это они, в свою очередь поставляют в Зону кое-какое сырьё и эталонные предметы для реплицирования. При Блохинской «фабрике» живут и трудятся в две смены восемьдесят три работника, считающихся наиболее квалифицированными.

Шестой, что в двух километрах от Лукьяновки (диаметр основания воронок — 2.22 м.), используют для выполнения индивидуальных заказов жителей Зоны. Производство штучное, не серийное. У семидесяти работников — двусменное расписание. (Дальше — неразборчиво)

Седьмой, самый маленький (диаметр основания воронок — 1.37 м.) и самый быстро действующий. Находится южнее Лебедевки на территории бывшего дачного посёлка почти впритык к Стене. Поэтому шестьдесят четыре работника просто спускаются вниз к репликатору, находящемуся в здании бывшего правления дачного кооператива. Их называют кормильцами, за то, что именно тут производятся пищепродукты и кулинарные полуфабрикаты, которые транспортники тут же развозят по всем продовольственным пунктам Стены. Тут мне…(Дальше — неразборчиво).

Репликация… Жителям Зоны достаточно иметь в своём распоряжении всего неповторимый эталонный образец, чтобы обеспечить этим предметом всех и в практически неограниченных объёмах. Допустим, фермер вырастил удивительно сладкий, красивый и большой помидор. Один. Уникальную ягоду доставят к Лебедевскому репликатору и в продуктовых пунктах появятся ящики с удивительно сладкими, красивыми и большими помидорами-близнецами. Единственной банки вишневого варенья, сваренного мастерицей-хозяюшкой хватит, чтобы уставить её абсолютными копиями все полки вышеупомянутых пунктов. Амазонке достаточно подстрелить по охотничьей лицензии одного кабана, для того, чтобы все десять тысяч жителей Зоны смогли отведать копченого сала с чесночком. Эталонные комбинезон и рубашку от лучшей швеи Зоны после их тиражирования сможет надеть любой, кому они придутся по размеру.

Поскольку проблема количества легко и успешно решается бригадами репликаторщиков, главной задачей производителей становится борьба за высочайшее качество. Тот же фермер высаживает не целое поле картофеля, а всего лишь десяток холимых и лелеемых кустиков, содержит не птицеферму, а полдюжины живущих в барской роскоши и пресыщенности кур, несущих отборные яйца. Швея может позволить себе сооружение комплекта постельного белья в течение месяца, скрупулёзно прострачивая каждый миллиметр шва. А уж выпечка на первый взгляд заурядных булочек превращается в настоящее таинство. (Рисунок на полях, густо зачёркнуто).

На первый взгляд хозяйство внешнего мира может только желчно завидовать «экономике» Зоны. Но именно «на первый взгляд». Потому что уже второй выявляет её ахиллесову пяту. Всё держится исключительно на репликации, то есть на практически неограниченном воспроизводстве конкретного образца материальных благ. Но не на производстве! Население Зоны способно создать далеко не все потребные ему «конкретные образцы», эталоны для репликации. Одежду и пищу? Элементарно. Картину, вышивку, красивое ремесленное изделие? Не исключено и вполне возможно. А вот уже простенькую дешёвенькую шариковую ручку — не сможет. Ноутбук — тем более. Что уж говорить о выстроившихся на Стене рядах домов на колёсах! Образцы сложных вещественных благ создаются и ввозятся извне. Их импорт совершенно смехотворен: «Мы тут просмотрели ваши каталоги и выбрали. Пришлите, пожалуйста один ноутбук такой-то, одну пару кроссовок таких-то, одну упаковку лекарства такого-то…» Так что без изделий из внешнего мира не обойтись. То есть никак.

Из тетради с конспектами, сделанными Кактусом во время обучения в «детском саду»

Мусорщик — одна из почётнейших профессий в Зоне. Так они сами иронично называют себя. Прочие же уважительно именуют их экологами, чистильщиками, искателями сырья и пр. Главная задача мусорщиков — отыскать и отправить всё ненужное для последующей репликаторной переработки. Они разъезжают по Стене на грузовых электромобильчиках, а по Зоне — на дрезинах небесного цвета. Собирают всё, что пришло в негодность, ежедневно заменяют заполненные мусорные контейнеры рядом с жилищами на новенькие, пустые и чистые, вывозят сломанную технику и отходы из лабораторий и мастерских. Синие пластиковые контейнеры, набитые отходами, мусорщики грузят на дрезины и отвозят к репликаторам, где взамен получают точно такую же, но пустую тару. Мусорщики — народ азартный, между ними идёт настоящее соревнование: кто соберёт за месяц больше сырья. Морж, смеясь, рассказал, что вот уже два года остаётся непобитым легендарный рекорд чистильщиков Барсука и Угрюмого. Они с тремя титанами разобрали пролёт древнего железнодорожного моста через Норку, угрожающего обвалом, и перевёзли к Усть-Хамскому репликатору триста тонн ржавого железа. Впоследствии… (Дальше — неразборчиво)

Зона

Гремячье, репликатор,

Дом Кактуса

00 часов 25 минут 21 сентября 2047 г.

Кактус стоял на мокрой после недавнего дождя бетонной плитке рядом со своим домиком, с наслаждением дышал прохладным чистым воздухом и смотрел на зелёные сполохи в небе. Интеграл рассказывал, что после Переселения Старика появилось сказание, будто эти изумрудные зарницы — его мысли. Сам Старик сначала возмущался, высмеивал мифы, потом убедился в безнадёжности борьбы с фольклором. Кактус ещё раз вдохнул полной грудью запах сырой травы и сосновой хвои и вошел в домик. Спать не особо-то и хотелось, но если, действительно, бригадир собрался вытащить его на стрелковые состязания… Кактус аккуратно развесил комбинезон в шкафчике, снял покрывало с постели, однако повалиться на жёлтую в горошек простыню не успел — тренькнул КПК. На экранчике появилось изображение вызывающего — лысый, сероглазый, с жёстко очерченным тонкогубым ртом.

— Прости, что беспокою. Только хотел пожелать спокойной ночи. Как настроение, новичок? По-моему, тебе у нас нравится.

— Ещё бы, Старик! — искренне сказал Кактус. — Ведь я же сам рвался в Зону.

— Очень рад. Нет ли каких-то особых пожеланий?

— Всё замечательно. Единственно… Кота бы завести… чтобы нас связывала настоящая мужская дружба, суровая и скупая на эмоции.

— Однако, запросы у вас, сударь… — хмыкнул Старик. — А нельзя ли чего попроще? Например, бельгийскую принцессу в жёны. Слышал же в «детском саду» на занятиях по биологии: с котами проблема. Пытались ввозить, да вот… Сам не могу понять, отчего не приживаются здесь. Биологи тоже сорок лет беспомощно разводят руками. Кроликов ведь успешно адаптировали, медведей, уток, ежей… Марьинский зоопарк восстанавливаем потихоньку. А вот мурки с мурзиками… Тут уж пока — извини. Впрочем… быть может, усыновишь что-нибудь местное, суперкотёнка[27], например?

— Нет уж, боюсь, тогда усыновителю на диване не хватит места. — усмехнулся Кактус. — И яичницы на завтрак не достанется.

— Что да, то да, поесть ягуары любят. Ладно, доброй ночи.

Кактус завернулся в одеяло, сладко, с мычанием, зевнул. Вяло попробовал представить себе, что сейчас может твориться за Стеной, например, в городе Саньду. С некоторым удивлением убедился, что это ему совершенно неинтересно. И уснул.

По алюминиевой крыше мелко стучал дождик.

Глава 5. Евангелие от Тихони: «…благословенны дела наши…»

Зона

Стена, 17-й сектор

«Ателье Иглы»

10 часов 22 сентября 2047 г.

Игла старательно разложила оранжевые комбинезоны в большие полиэтиленовые пакеты. Вложила в пакеты большие, отпечатанные на принтере, этикетки с указанием размеров. На каждой этикетке красовался красный кружок с белой надписью: «Ателье Иглы». Запаяла пакеты и задумчиво осмотрела каждый. Полтора года назад она предложила Сообществу Созидателей новый покрой одежды. Около месяца заняло обсуждение, еще пара недель ушли на внесение изменений. Потом состоялись встречи с другими швеями, новый показ, еще одно обсуждение. Создатели приняли модель комбинезона с восторгом и заявили, что будут с нетерпением ждать его массового выпуска. Игла тщательно пролистала китайские каталоги, составила заявку на две новые швейные машинки, образцы тканей, ниток и разнообразной фурнитуры.

— Да у вас в мастерских и без этого всего полно. — вяло возразил заместитель начальника службы обмена, читая её заявку.

— Лишним не будет. — неумолимо ответила Игла. Зам. нач.с.о. с большим сомнением пожал плечами, но пообещал включить заявленное в список заказов. Уже через месяц Игла опробовала прибывшие машинки, осталась очень довольна, засела за работу.

И вот эталонные образцы разного размера были пошиты и отглажены, теперь оставалось отправить их на репликацию в Сырую Лощинку, а оттуда в самом скором времени партии одежды поступят в распределительные пункты по всей Стене.

КПК сыграл весёленькую мелодию вызова.

— Добрый день. Это Игла?

— Да, слушаю.

— Соловей беспокоит, транспортник из девятого сектора. Собираю эталоны для репликатора номер три. Сообщили, что у тебя что-то имеется.

— Одежда.

— Отлично. Моя колымага уже на подъезде. Успеешь доставить свои вещи к выходу минут… эээ… через пятнадцать?

— Разумеется.

— Вот и отлично.

Из тетради с конспектами, сделанными Кактусом во время обучения в «детском саду»

Транспортники Зоны делятся на водителей и кучеров.

Первые водят по крыше-шоссе Стены электромобили: автобусы и маленькие грузовички, движущиеся по часовой стрелке. От водителей-электромобильщиков требуются высочайшая квалификация и железная дисциплина при соблюдении графика движения и правил перевозки пассажиров. Они должны быть осторожны и внимательны, поскольку именно на поверхности Стены довольно людно, а у ее внутренней кромки рядами стоят колёсные домики жителей Зоны.

Вторые управляют дрезинами, ездящими по дорогам и бездорожью Зоны и приводимыми в движение титанами. Кучеры в основном заняты подвозкой к репликаторам сырья и развозкой готовой продукции по распределительным пунктам Стены. Но иногда перевозят и людей.

Зона

Стена, 17-й сектор

«Ателье Иглы»

10 часов 20 минут 22 сентября 2047 г.

У распахнутых железных ворот семнадцатого сектора Стены стояла крытая дрезина — фургончик. Титан, серой глыбой восседавший на крепкой скамье, сосредоточенно хрустел сырой репой, периодически выуживая жёлтые корнеплоды из-под сиденья. Кучер Соловей принимал у Иглы пакеты с одеждой и бережно укладывал их на полки внутри фургончика. Там уже находились упаковки с различными изделиями мастеров Зоны, предназначенными к массовому тиражированию.

— Сегодня с утра собрал образцы, сейчас отвезу репликаторщикам и до обеда мы с Мурлыном свободны. — рассказывал словоохотливый извозчик. — Это я титана Мурлыном назвал, видишь, откликается. А после обеда будем готовое развозить по пунктам. Тут уж придётся попотеть. Говорят, новых микроволновок и посуды наделали.

Соловей закрыл дверцу фургона.

— Слышала про вчерашнее? — хихикнул он. — Да как же, в новостях с утра обсуждают! Какая-то из наших хозяюшек вчера испёкла невообразимый пирог. Большой, красивый, вкусный, ароматный. Ну, его лебедевские пищевики-репликаторщики размножили, транспортники по всем продуктовым пунктам развезли. Всё честь по чести, как полагается. Так вот, дружок мой, Прыгун, отвозил продукты эндогенам в Марьино. А по дороге припёрло ему на минутку остановиться, ну, мы же все — живые люди. Титану тоже понадобилось сойти. Но, как оказалось, совсем по другой причине. Когда Прыгун вышел из-за куста, то увидел, что его серый торопливо вытаскивает из фургона пироги и лопает. Начинка-то была морковная, ароматы до бедолаги всю дорогу долетали. Представляешь, как мучился?! Вот и не выдержал. В общем, Прыгуну пришлось возвращаться к пекарям за добавочной партией пирогов.

— Смешно. — улыбнулась Игла. А твой Мурлын оранжевые комбинезоны не спутает с морковкой?

— Обижаешь! — Соловей приветливо кивнул Игле, тщательно закрыл дверцу, легко вспрыгнул на подножку, сел за руль и похлопал титана по боку. Тот гулко сглотнул репу и вцепился в рычаги. Дрезина с шорохом покатилась по рыже-коричневой в мелкую поперечную полоску дороге.

Игла помахала вслед рукой.


Зона

Дом Белоснежки, Стена

20 часов 22 сентября 2047 г.

Белоснежка с наслаждением вытянула гудящие ноги и прижала босые ступни к тёплому радиатору. Открыла сочинение Тихони и с раскаянием подумала, что следовало бы, наконец, поговорить с автором. Кажется, он уже может отвечать вызывающим. Вопросов к Тихоне накопилось много, но она сегодня так устала. В «детском саду» оказалось много работы: начался ремонт во втором учебном помещении, пришлось готовить его к приходу строительной бригады.

7 сентября 2007 г., 15.00.

Старик (голосом Ушастого, назидательно): — «Пример из учебника по зоологии, Ушастый. Если вылупившийся из яйца утёнок первым предметом в своей жизни увидит резиновый мяч, кем он будет считать его? Правильно, своей матерью. Если новорожденный титан[28] примет пищу от вас, диким он уже не будет. Так что давайте, приручайте. Вам же нужна рабочая сила, а? Один титан наворочает больше бульдозера. Правда и кормить его придётся соответствующе. Соответствующе, парни, значит — много».

Ушастый: (вкрадчиво): — А ты всех в Зоне теперь утятами считать будешь? Со мной, например, как? Когда потребуется, тоже превратишь в какого-нибудь утёнка?

Старик: — «Ушастых утят не бывает. Даже тут … (пауза) у нас… в Зоне… так не мутируют. Так что успокойся: никто без твоего согласия ничего с тобой не сделает. И уж во всяком случае — я. Не ставь знак равенства между собой и лукьяновскими отморозками. (голосом Ушастого, с сарказмом) Или вас, сударь мой, терзают приступы гуманизма? Ну да, конечно, откуда же гуманизму теперь взяться у жуткого нелюдя-Старика! (Снова скрипящим голосом робота) Считаете, человечнее было бы позволить вооружённым головорезам свободно разгуливать по Зоне?»

Мы промолчали. Крыть было нечем. Он был как всегда беспощадно прав.

Уже на следующий день после перевоплощения Старика лукьяновские бандюки интуитивно почуяли тревогу и зашевелились. Однако, первое, что в новом состоянии успешно освоил Старик — умение переносить аномалии с места на место. Совсем немного времени заняло у него окружение Лукьяновки сплошным непроходимым кольцом крематорок, комариных плешей, электр и прочих прелестей. Ошалевшие отморозки в панике заметались по своему логову, превратившемся в безвыходную западню. Тогда Старик разослал тамошним Тузам на КПК предложения о переговорах. Он предложил вожакам мастей: всем сложить оружие и выходить по десяткам с поднятыми руками. Их должны были поджидать «звёздные», обыскивать, формировать бригады и распределять на трудовое перевоспитание по заявкам Борова. — «Шо, блин, опять под конвой?! — взъярились блатари. — Зону в Зоне устраиваете, волки позорные? Дык, всех уродов порвём и зароем! Пахать на вас, гады? Горбатиться? Да ни в жисть!» Сутки в Лукьяновке шла пальба, слышались зверские вопли. Когда Старик открыл было для пробы выход, оттуда вместо вереницы готовых нравственно переродиться послушников, ринулась толпа палящих во все стороны осатанелых бандитов. Старик, опять захлопнув ловушку, еще раз предложил уголовникам подумать. А затем, так и не дождавшись ответа, словно паркетом устелил всю площадь Лукьяновки каким-то перламутровым колебанием воздуха — аномалиями, превращавшими человеческий организм в титана. Бррр!

В Зоне загадок хватало и до этого. Но подобной леденящей мистической жути я ещё не видывал. Прошли ещё одни сутки. Жемчужное дрожание над Лукьяновкой растаяло и в непроходимом заградительном кольце с громким жужжанием исчезли три уложенных бок о бок крематорки. В образовавшийся проход заковыляли, спотыкаясь, бывшие лукьяновцы, будущие титаны… Серый цвет кожи под чёрными обрывками одежды, странно укоротившиеся босые ноги и удлинившиеся руки, одинаковые лица с маленькими носами. «Звёздные» держали их под прицелами автоматов, но лукьяновцы не обращали на это ни малейшего внимания. Они тянулись к привезённой нами пище: к размноженным на репликаторе пачкам «Геркулеса», к доставленной с «курорта» свекле, к копнам накошенной одичавшей пшеницы. Самые нетерпеливые получали по пальцам хворостинами и обиженно хныкали. Получившие свою порцию тут же жадно съедали её и усаживались, терпеливо ожидая добавки. Бобёр опасливо подходил к ним и белой эмалью рисовал на спинах порядковые номера, по которым их предстояло поделить на рабочие группы. Серые существа только слегка поёживались от прикосновения самодельной кисти, жадно втягивая маленькими ноздрями ароматы свекольной ботвы. Пять дней они прожили в спортзале бывшей лукьяновской школы. Их усиленно кормили, трижды в день выводили для отправления естественных потребностей. За это время произошла полная и окончательная трансформация их организмов в титанские.

Замечу, что выбирать варианты бывшим бандюкам не приходилось. Снайперши-амазонки уже начали плотоядно описывать круги на лукьяновской орбите. Не могу утверждать определённо, но мне показалось, что гордые девы Зоны были разочарованы таким оборотом дела. Их явно насладила бы лицензия Старика на тотальный отстрел блатарей в Лукьяновке. Неторопливый, обстоятельный, со вкусом и наслаждением. Нет, всё-таки, несмотря на все метаморфозы, боевые сёстрички сохранили главные женские качества — мстительность и бессердечность.

Впрочем кое-что им всё же досталось. Кое-кто…

В Лукьяновке была превращена в титанов бóльшая часть тамошних обитателей. Но не все — около трёх десятков уголовников находились в это время вне посёлка «в свободном полёте». Из них только двое добровольно сдались «звёздным» и заявили о согласии начать новую жизнь. Остальные представляли несомненную опасность. После нескольких случаев обстрела деповских учёных Старик заявил, что следует покончить с бродячими бандюками. Майор Гром вызвался было помочь, но Старик ответил решительным отказом.

— Если твои бойцы справятся к кровососами и наведут порядок в Усть-Хамске, — сказал он, — это уже будет настоящим героизмом и подвигом. А с блатарями есть кому разобраться.

У меня, оказавшегося нечаянным свидетелем разговора, мурашки пошли по коже. Я-то отлично понял, кого имел в виду Старик. Боевых сестрёнок. И точно, амазонки с восторгом приняли приглашение к охоте.

— Всякого в Зоне навидался, — рассказывал мне впоследствии разведчик Скипидар, — но чтобы такое! В карьере у Гремячьего наткнулся на груду черного шмотья. Порыл осторожно стволом: штаны, ботинки, куртка. Здесь же вещмешок вывернутый валяется. То есть что получается — шёл бандюк, вдруг остановился посреди дороги, разделся догола и попёр дальше? Такой себе нудист с автоматом, да? Что дальше, спрашиваешь? Не подгоняй, дай чайку хлебнуть. Матерь божья коровка, даже рассказывать трудно, тошнит… В общем понял я, что его и раздели, и разделали… Всё сняли — и одёжу, и кожу. Лужа кровищи и вбитые в землю колышки по очертаниям человечьей фигуры… Нет, соображаешь, Тихоня?! Завалили лукьяновца, содрали с него татуированную шкуру и выделали! Будем надеяться, хоть пристрелили перед этим. Ну, а сама тушка уголовника… Там следов суперкотяр полным-полно, на тот раз проблем с ужином у них не было. И есть у меня глубокое подозрение, кто именно охотится за шкурками бандюков.

— А я так вообще уверен. — мрачно сказал я.

11 сентября 2007 г., 11.00.

Рашпиль оказался на редкость безучастным к происходящим бурным переменам. По-моему, он даже их и не заметил. «Мастер Золотые Руки» отказался переселяться в Стену и остался жить в Черновском «курорте». Он по-прежнему дневал и ночевал в своей мастерской внутри полуобрушенной кирпичной трубы котельной рядом со столяркой. Прежде там, в котельной, были расположены склады и арсенал «курортников», но теперь по распоряжению Борова их перемещали в Стену. Рука некого умельца синей масляной краской намалевала над дверью мастерской удачный шарж на самого Рашпиля.

Я, Бобёр и Ушастый вошли в круглое помещение внутри бывшей трубы. Всё внутри было уставлено самодельными верстаками, штабелями ящиков и коробок, на вбитых в кирпичные стены крючках висели полки с инструментами, связки гаек. Горели лампочки под самодельными жестяными коническими колпаками. Деловито пахло горячим металлом, бензином, машинным маслом и тушёнкой. Рашпиль подкреплялся прямо из открытой консервной банки. Еще две разогревались на печи.

— Здоровьичка! — пожелал за всех Ушастый. — И приятного аппетитца!

Мастер приветственно помахал самодельной латунной ложкой.

— Будете? — спросил он с набитым ртом.

— Благодарствуем, уже откушамши. — отвечал Ушастый. — Мы по делу. Глянь-ка.

Рашпиль долго рассматривал рисунок.

— Красиво. Это что за Айвазовский старался?

— Видишь ли, — начал Бобёр. — надоело по Зоне ковылять на своих двоих. Да и грузов теперь появляется столько, что на хребте в рюкзаке не упрёшь. Помнишь наш опыт с самодельной тележкой? Так вот, мы решили, что нужно сработать что-то вроде вот такой железнодорожной дрезины, только двигающейся не по рельсам, а по земле.

Рашпиль презрительно фыркнул: —Изобретатели! Она же у вас не поедет.

— За тем и пришли. — пояснил я. — Принесли совершенно безграмотный набросок, что-то вроде пожеланий, а уж тебе, как умельцу, все карты в руки.

Рашпиль отставил банку и задумался, покусывая конец карандаша.

— Во-первых, колёс должно быть не меньше шести. — решил он. — Лучше — восемь и на подвесках. Широких, прочных, но лёгких. Как у «Лунохода». Во-вторых, вот здесь и здесь надо укреплять раму. Только, в-третьих, всё это напрасно, потому что никакой силы не хватит, чтобы при помощи рычагов заставить эту штуку двигаться по рыхлой почве, да еще с грузом. Нужен двигатель. И не простой, а мощный.

— Предусмотрен. — успокоил Ушастый. — Смотри, тут — сидение для титана. Он-то и будет ворочать рычагами.

— Во как? — без особого удивления сказал Рашпиль. — Тогда ладно. Подумаем. К вечеру вычертим.

— А сделать такое сможешь? В одном экземпляре, но чтобы идеально.

— Отчего нет? Кстати, Боров грозился из-за Стены заказать новые станки: сверлильный, токарный и фрезеровочный. И сварочный аппарат бы ещё… И резцов. И…

— Раз обещал, значит, сделает, это же Боров.

— Ну тогда — вообще никаких проблем. — пожал плечами Рашпиль. — А ещё сталь нужна. Хорошо бы — рельсовая.

— Доставим.

Зона

Лукьяновский вольер титанов,

9 часов 23 сентября 2047 г.

Погонщик Лопотуй наблюдал за тем, как титан № 107, облачённый в ярко синюю робу (с утра было прохладно) завершает уборку в камере трансформации. Большая швабра так и мелькала в могучих лапищах. Титан согнал мыльную воду в сток, перевернул железную бочку с чистой водой и еще раз промыл ровный бетонный пол.

— Молодец, сто седьмой. — одобрил Лопотуй. — Вытаскивай бочку и иди на кормёжку.

Чудодейственное слово «кормежка» заставило старательного великана ускориться. Он поставил перевёрнутую бочку под навес и, потешно переваливаясь на коротеньких ногах, устремился в сторону стойл.

— Э, погоди, — окликнул погонщик, — а морковки разве не хочешь? Полагается премия!

Титан круто развернулся на полпути и подковылял к Лопотую. Тот протянул трёхметровой громадине коробку с мытой морковью. Титан издал утробное урчание и торопливо захрустел вожделенным лакомством.

— Вот теперь можешь идти на завтрак.

Проводив титана взглядом, Лопотуй вздохнул. Недавно в Лукьяновском вольере произошло чрезвычайное происшествие. Четыре оставленных без присмотра молодых титана случайно оказались на складе у ящиков с овсяной крупой. Будь трансформаты постарше, дисциплина и дрессировка взяли бы верх, они не поддались бы искушению и не заработали тягчайшего несварения желудка. Но, увы, невоздержанных обжор не удалось вовремя заметить и спасти. Их тела отправили на переработку в репликатор, так что теперь предстояло пополнить ряды «живых тракторов» Зоны.

— Лопотуй, что там у тебя? — спросил из кармана комбинезона КПК голосом старшего смены.

— Всё в норме, везите клиентов.

Из-за поворота показалась дрезина. Описала полукруг по заросшему двору, въехала в камеру и остановилась. Кучер соскочил с водительского места, жестом приказал слезть со скамьи титану и оба удалились. Лопотуй приблизился к дрезине и потянул на себя синее брезентовое полотнище с большими белыми буквами «Лукьяновский вольер». Под грубой тканью оказалась объёмистая клетка, в которой сидела четвёрка смуглокожих голых и бритоголовых молодых мужчин. Один из них вцепился в толстые нержавеющей стали прутья и принялся что-то угрожающе-гортанно выкрикивать. Остальные сидели, обхватив колени и с ненавистью оглядывались вокруг.

— Во бу минь бай. — безмятежно сказал Лопотуй. — Моя-твоя не понимай. Да не волнуйтесь, смертнички, это не больно. Во всяком случае, никто после трансформации ни разу не жаловался. Приступаем к процессу. Динь жи цоу.

Погонщик вышел из камеры, тщательно запер двери на засов, вытащил из кармана КПК, нажал кнопку и поднёс к уху.

— Старик, это Лопотуй. Готово. Клиенты с нетерпением ожидают сеанса, можно приступать. Ага, конечно, спасибо. Понял, сию минуту, только отойду подальше.

Он проворно отбежал к почти растерявшим желтую листву кустам сирени, повернулся и увидел, как перламутровое облако проявляется в воздухе над камерой трансформации (бывшей сто лет назад спортивным залом Лукьяновской восьмилетней школы), сгущается, теряет прозрачность и медленно оседает на здание.


Зона

Стена, КПП № 1

кабинет начальника службы безопасности

10 часов 23 сентября 2047 г.

Опричник с наслаждением прихлёбывал горячий чай из большой керамической кружки. «Интересно всё-таки складывается судьба. — с благодушной иронией философствовал он. — Для всех, кто был как-то связан с Зоной — как живущих в ней, так и отгораживающих мир от неё — сорок лет назад жизнь перевернулась с ног на голову. Для всех, кроме самого первого моего предшественника. Ему разве что ярлычок на двери пришлось поменять: вместо „Уполномоченный по КПП № 1 майор ФСБ А.И.Махдиев“ появилось „Инквизитор. Начальник службы безопасности Зоны. 2007–2013“. А сидеть Махдиев-Инквизитор остался в этом же кабинете, хотя, между прочим, мог бы выбрать любой другой. С тех пор на двери добавились еще четыре жёлтых прямоугольничка с аккуратными чёрными буквами: „Надзиратель. Начальник службы безопасности Зоны. 2013–2022“. „Жандарм. Начальник службы безопасности Зоны. 2022–2031“. „Волкодав. Начальник службы безопасности Зоны. 2031–2040“. „Опричник. Начальник службы безопасности Зоны. 2040“. Каждый занимающий должность и кабинет, не заменял таблички предтеч, а вывешивал рядом собственную, демонстрируя таким образом уважение и преемственность методов работы».

Послышались короткие ровные гудки. Опричник вздрогнул, на ощупь нажал кнопку ответа. Телефон поперхнулся на середине сигнала.

— Слушаю. — дежурно сказал шеф службы безопасности Зоны.

— Чай пьём? — прогремело в динамике громкоговорящей связи. Опричник вторично вздрогнул, сморщился, перебросил переключатель в режим «Личная связь» и снял трубку.

— Как видишь. — подтвердил он. — И как чувствуешь — очень крепкий и сладкий — три ложечки сахара. Привожу себя в норму: вчера допоздна сидел с материалами по шестьсот пятому делу. А я ведь — «жаворонок», бдения за полночь переношу плохо, так что сейчас плохо соображаю

— Завидую. — заметил Старик. — То есть не плохой сообразительности, само собой, а чаепитию. В принципе, мог бы тут у себя «прокрутить» ощущения хорошо заваренного юньнаньского чая, но… Виртуальный чай, да ещё через восприятие твоих слабо развитых вкусовых пупырышков — это как-то… Ладно, к делу. Только что мне из-за Стены сообщили, что прибыл вагон со стройматериалами. Можем принимать. Не забыл, мы заказывали?

— Помню. — сказал Опричник. — Образцы. Как всегда, по одному экземпляру пластиковых окон, дверей, плитки, древесины разных пород, краски с замазкой и всё такое. Заказ от двадцать третьего прошлого месяца. — Именно.

— А в чём дело?

— Мне не нравится вес вагона на въезде. — проскрипел Старик. — Возможен сюрприз по-китайски. Сейчас просканирую, всё выяснится. Так что пошли своих парней в бокс приёмки. Может быть, есть смысл вызвать отряд «звёздных». Автоматчиков там, или пулемётчиков, тебе виднее.

И связь прервалась. Начальник СБ вяло чертыхнулся про себя. Как это бывало чаще всего, Старик не стал обременять себя подробными разъяснениями. Но при этом его обращение означало, что Опричнику лучше всего лично взять под контроль намечавшееся дело. Он, вздохнул, вдавил клавишу общего сбора и внушительно произнёс в микрофон: — Готовность номер два. Место сбора — бокс приёмки грузов. И захватите с собой смерть-лампу[29].

От его кабинета до бокса приёмки было метров триста, то есть минут шесть ходьбы по внутреннему коридору Стены, так что Опричник решил не пользоваться велосипедом. Выйдя, привычно закрыл железную дверь кабинета на четыре оборота ключа, спустился по лестнице и зашагал к боксу приёмки грузов по залитому неоновым светом коридору. Народу с утра было немного, дважды его обгоняли электрокары, груженые картонными коробками, встретились пяток велосипедистов и пешеходов.

Бокс в давнем прошлом служил спортзалом для «зольдатен», как обитатели Зоны именовали военнослужащих гарнизона охраны Стены. Через год после захвата Стены здесь затеяли активную перестройку, из просторного помещения удалили физкультурную начинку. Потом Старик организовал появление рядом с КПП № 1 маленького озерца с красной массой, поразительно напоминавшей по виду клюквенный кисель.

— На вкус не пробовать. — иронично предостерёг Старик. — Попадания на кожу не допускать!

Массу заливали в бидоны, втаскивали в бывший спортзал и покрывали ей стены и потолок. Через пару дней их поверхность покрылась глянцевой коркой, которую не желал обрабатывать ни один инструмент.

— Я же предупреждал, что электропроводку следовало заранее вывести наружу. И вентиляцию не надо было заделывать. — терпеливо в втолковывал Старик рассвирепевшему Термиту, который неподражаемо виртуозно сквернословил в адрес шестой сломанной дрели, обещая подвергнуть всем видам самого извращённого насилия дрель, стену, мать дрели, мать конструктора дрели и мать стены.

На пол уложили снятые у моста через Норку рельсы, закрепив их галькой и залив тем же затвердевающим «киселём».

После чего Старик втянул «клюквенное озерцо» под землю, оставив плешь, через месяц заросшую молоденькой травкой. Всё было готово к налаживанию широкого обмена с внешним миром, но… Но обмен не наладился. В 2008 г.-2015 гг. марионеточные расеянецкие «правительства» были заняты лихорадочной распродажей жалких остатков сырьевых ресурсов, разворовыванием последних крох советского богатства и вылизыванием задов заокеанским хозяевам. «Президентам», поочередно и последовательно, словно в кадрили, сменявшим друг друга в кремлёвском кресле, Усть-Хамская Зона не казалась чем-либо лакомым и потому её отдали на откуп мафии. Криминальные паханы и новорасеянецкие скоробогатеи, правда, заказывали через охранявших Зону военных различные «штуки», в уплату за которые переправляли в Зону ширпотреб и людей. Но такие контакты были крайне неустойчивыми и неровными, по принципу: «То густо, то пусто».

Положение изменилось, когда Сибирь стала китайской. Старик уже в 2021 году заключил договор о товарообмене между Зоной и властями КНР. По рельсам в бокс приёмки грузов стали часто вкатываться вагоны и платформы с заказанными товарами. Китайцы на своей стороне спускали их с горки, вагоны по инерции пересекали зеркальную поверхность защитно-силового купола, приоткрываемого в этом месте Стариком. Неторопливо проезжали сквозь звездопадную штору сканера. Через пару секунд после сканирования Старик сообщал, что именно находится в вагоне. Начиналась разгрузка. Потом в опустевший вагон помещали товар, произведённый в Зоне. Приходил приёмщик грузов, занудливо-скрупулёзно проверял, всё ли соответствует и наличествует. Вытаскивал из коробочки печати, опечатывал двери и люки. После этого зудящий электрокар выталкивал вагон наружу.

Настоящий переворот в товарообмене произошёл после того, как Старик предложил китайцам прислать на время какой-либо антикварный объект и дал гарантии его возврата в полной сохранности. Через двенадцать дней ящик с тщательно упакованной в нём фарфоровой вазой эпохи Минской династии был переправлен в Зону. Старик прожужжал все уши обслуживающему персоналу репликатора № 5 предупреждениями об исключительно бережном обращении с хрупким объектом. Он придирчиво наблюдал за тем, как репликаторщики с немыслимыми предосторожностями поместили эталонную упаковку между конусами множителя и принялись лопатами забрасывать в приёмную воронку обычный суглинок, доставленный из ближайшего овражка. Из выдающей воронки полезла готовая продукция. Утром следующего дня сто восемьдесят четыре абсолютно неотличимых друг от друга ящика были погружены на железнодорожную платформу и отправлены наружу. Старик с ехидной иронией дал китайцам неделю на то, чтобы те отыскали эталонную вазу среди полученного добра. Когда шок у ханьцев прошёл, сметливые жители Поднебесной тут же сообразили, какие многомиллиардные выгоды сулит им торговля с заграничными коллекционерами размноженными в полной тайне музейными раритетами и реликвиями, копии которых ничем не отличаются от оригиналов. В Зону стали поступать ювелирные изделия и посуда, шелка и ковры, старинные книги и оружие. Разумеется, часть скопированного оседала в Зоне, причём иногда это сопровождалось сарказмом, доходящим до издёвки. Так коридоры в штабе «звёздных» устлали пурпурно-золотыми императорскими коврами, а в коллекционных минских вазах высаживали герань и петуньи и устанавливали их рядом с жилищами. Вероятно, это объяснялось не всегда добрыми воспоминаниями большинства экзогенов об их прежней жизни в Китайской Сибири. Впрочем, китайская сторона обращалась не только с предложениями, увеличивавшими количество культурных ценностей на планете. Намекали на то, что неплохо было бы наладить массовое копирование образцов оружия массового уничтожения для Народно-Освободительной Армии Китая, военно-космической техники. Выражали также надежду на приобретение наиболее ужасных «штук» Зоны — ведьминого студня, смерть-ламп и др. и пр. Разумеется, Старик отвечал на это решительнейшими и категоричнейшими отказами. Но через некоторое время вкрадчивые уговоры властей КНР возобновлялись. Экспорт же из Зоны безобидных «штук», массово порождавшихся аномалиями (этаков, рачьих глаз, вертячек и пр.) был постоянным. Объективности ради следует отметить: китайская сторона безукоризненно — точно и в срок — исполняла заказы, поступавшие от Старика. В первую очередь и главным образом это касалось отправки в Зону «человеческого материала». Но с неменьшей аккуратностью китайцы исполняли и другие обязательства. Они отправляли в Зону специально издаваемые для этой цели на русском языке каталоги китайских и зарубежных товаров. По этим каталогам жители Зоны выбирали понравившиеся им образцы. Поставки образцов домов на колёсах, строительных материалов, бытовой техники, электроники стали обильными и постоянными.

Казалось бы, китайцы должны были сообразить, что содержимое вагонов и находящихся в них контейнеров становится известным до их раскрывания и распаковывания. Сразу и тотчас. Но торговые партнёры из Поднебесной оказались неутомимыми экспериментаторами, действующими по принципу: «…а что будет, если?..»

Однажды (в 2026 г.?) Старик еще до окончания сканирования категорически распорядился немедленно выпихнуть вагон назад.

— А в чём дело? — удивился приёмщик. — Не то отправили?

— То. — лаконично проскрипел Старик. — Только внутри всё радиоактивно. Крайне и чрезвычайно, просто до безобразия. Хиросима и Чернобыль иззавидовались.

— А я-то думал, чего нам не хватало. — фыркнул приёмщик. — Назад, назад, к чёртовой бабушке!

На жёлтой полосе, окаймлявшей вагонные бока, тут же написали: «Радиация! Смертельно опасно!» и, распахнув двери вагона, тут же отправили его назад. Потом приёмщик, похохатывая, рассказывал, какие суета и переполох начались по ту сторону купола: — Забегали, словно муравьи! Я в бинокль с башни смотрел, чуть со смеху не лопнул!

Случаи, когда китайцы пытались пристроить в укромные уголки транспортных средств звукозаписывающие и подглядывающие устройства, вообще в расчёт не брались. Даже самые сложные «жучки» обезвреживались уже в в ходе сканирования. Это выглядело довольно забавно: когда микроаппаратик, упрятанный где-то в укромной щелке вагона пересекал плоскость сканирования, он лопался с яркой вспышкой и трескучим хлопком. Был случай, когда въезд вагона с заурядным текстилем был сопровождён чуть ли не новогодним фейерверком.

— Понимает ведь нация толк в пиротехнике! — благоговейно заметил тогдашний начальник службы безопасности Жандарм. — Вот что значит исторические традиции — словно в Пекине на их Новый год!

Старик никогда не закатывал по этим поводам никаких дипломатических скандалов китайской стороне. Более того — будто даже ничего и не замечал. Однако не отказывал себе в сомнительном удовольствии порезвиться за счёт экспериментаторов. Как-то раз он выявил адскую машину, дистанционно перепрограммировал её и распорядился вернуть убийственный груз. Через несколько секунд после того, как платформа с контейнерами выехала за пределы Зоны, взрыв разнёс подъездные пути, которые китайцы хлопотливо восстанавливали целую неделю.

— У вас что-то произошло? — ежечасно сочувственно осведомлялся у них Старик оперным баритоном. Надо отметить, что опыты ханьцев всё же были исключениями, а не правилом. После неизбежно заканчивающихся провалом попыток китайцев испытать границы Зоны на прочность, торговый обмен продолжался словно ни в чём ни бывало. К примеру, последние полгода, подданные Поднебесной не пытались озадачить жителей Зоны ничем особенным. Прибывали вполне обычные грузы, которые Старик с одному ему понятным юмором называл «народно-хозяйственными»..

И вот теперешнее беспокойство, проявленное Стариком… А он никогда не ошибается.

— Стало быть, сегодня очередной праздник. — кисло заметил Опричник. — Чем же порадует нас пылающий алой зарёю Восток? Мэйгэ жэнь бэйпочжэ фачу цзуйхоудэ хоушэн. Цилай! Цилай! Цилай!

В боксе приёмки стоял новенький металлический грузовой вагон. Он уже был окружён оцеплением «звёздных» в зелёных комбинезонах с автоматами наперевес. «Молодцы ребята! — мысленно одобрил начальник службы безопасности. — Быстро работают, чётко». Метрах в десяти от входа пара молчаливых коротко стриженых крепышей с перекрещенными молниями на шевронах крайне осторожно расчехляла нечто продолговатое.

Опричник пожал руку приёмщику грузов: —Привет, Хомяк. Что там?

— Привет. Да вот, сам посмотри, кого Старик обнаружил.

На экране ноутбука медленно вращалась трёхмерная картинка — результат сканирования, произведенного при въезде вагона. Опричник присвистнул: —Ух ты, матерь божья коровка! Бонусы, бесплатные приложения! Сколько же их там?

— Двенадцать особей. Притаились за ящиками. Все увешаны оружием, словно новогодняя ёлка — гирляндами. Автономное дыхание, броня, радиошлемы. Очевидно, спецназовцы. — Который раз своих на убой посылают, тупые уроды. Одно и то же… Как не надоест? — вздохнул Опричник. — Что у вас там, бойцы, готово?

Крепыш кивнул: —Всё в норме, покидаем помещение.

Он чем-то звонко щёлкнул на торце матового металлического цилиндра и внезапно рявкнул: —Все слышали? Включается смерть-лампа. Удаляемся оптимистической трусцой.

Когда все уже находились за тщательно закрытой металлической дверью, рядовые «звёздные» Айсберг и Вирус переглянулись.

— Занятно, что там сейчас происходит? — спросил Айсберг, подтягивая ремень автомата. Вирус пожал плечами.

— Да чего занятного? — хмыкнул стоявший рядом сержант Фугас. — Слышали же — работает смерть-лампа. Через семнадцать секунд в боксе ни одного микроба не останется, не говоря уж о диверсантах.

При слове «микроб» Вирус зябко поёжился.

Некоторое время все молча переглядывались.

— Аминь. — наконец подытожил Опричник, взглянув на часы. — Или ещё подождать для верности?

— Чего ради? — удивился один из «скрещённых молний» — У нас — как в аптеке.

— Тогда мои бригады приступят к разгрузке, — решил Хомяк, — а твой народ, Опричник, пусть займётся самым увлекательным, то есть покойным китайским спецназом. Опять будете обыскивать мертвецов перед возвращением наружу? — Всенепременно. — твердо сказал Опричник. — Сверхнаитщательнейшим образом. Спасибо за службу, бойцы, можете быть свободными.

«Звёздные», забрасывая за спину оружие, направились к выходу.

— Эй, Вирус, Айсберг! — окликнул подчинённых сержант Фугас. — Забыл вчера спросить, вы будете участвовать в стрелковом турнире?

— Когда и где?

— Как, даже не знаете?! Ну, даёте, бойцы! Стыдно. Ладно, не краснейте, сейчас объясню…


Зона

Крепость Околица

14 часов 23 сентября 2047 г.

Они стояли на наблюдательной вышке.

— Здесь, в Околице, — рассказывал Фугас, — на момент образования Зоны располагалась МТС.

— Что такое МТС? — спросил Вирус.

— Машинно-тракторная станция. — пояснил Фугас.

— Что такое машинно-тракторная станция? — спросил Айсберг.

— Не знаю. — ответил Фугас. — По-моему обслуживала колхозы всякими тракторами и комбайнами. Не важно. Как видите, тут построили общежитие, клуб, склад, три мастерские и администрацию. Ну, куда смотрите? Левее, дом под шиферной крышей. А во-он в той стороне за лесом находилась кадрированная войсковая часть. Надо объяснять, что это такое?

— Склады с вооружением, амуницией и боеприпасами, которые в мирное время охраняют пара-тройка взводов, и на базе которых в военную пору разворачивается полноценное армейское подразделение. — отбарабанил Вирус.

— Молодец! — восхитился Фугас. — Благодарность от лица генералитета.

— Настоящая крепость! — с уважением признал Айсберг, крутя головой. — С ума сойти!

Он вспомнил то, что ему и Вирусу рассказывали об истории Околицы в самые первые дни после выпуска из «детского сада», при присвоении званий рядовых. Они узнали, что в пятьдесят шестом командиры мотострелков и танкистов, брошенных «на борьбу» с Зоной, решили молодецки прорваться к эпицентру, чтобы уничтожить рассадник гибельных аномалий или хотя бы разведать, отчего те возникают. Пара взводов каким-то чудом добралась дошли до МТС «Околица», надеясь соединиться здесь с солдатами той самой кадрированной войсковой части № 20222. однако выяснилось, что соединяться-то не с кем — все полегли! Измученные и израненные остатки отряда попытались возвратиться. И тут по ним открыли бешеный огонь, загоняя назад в Зону, словно заразных и прокажённых. Взбешенные военные отступили в Околицу. Никакой надежды на возвращение у них не было, но они решили, что уцелеют назло всем и любой ценой. Началась каторжная и смертельно опасная работа. Оружие и боезапас, обмундирование и консервы из складов кадрированной части перетащили в Околицу. Затем начали отчаянное укрепление посёлка. Все бульдозеры и тракторы превратились в искорёженный лом. Но потери не были напрасными. Вырыли глубокий ров, куда быстро набралась слабо светящаяся болотная вода. Насыпали из вынутой земли высокий вал и густо заминирован его внешний откос. По гребню вала уложили спираль Бруно, устроили пулемётные гнёзда и долговременные огневые точки. Через каждые десять метров в вал вкопали танки Т-34. Непрестанные работы по укреплению посёлка шли пятьдесят лет изо дня в день, пока МТС «Околица» не превратилась в подлинную цитадель, куда не могли ворваться ни зверьё, ни монстры. Все постройки превратили в бастионы с узкими окнами-бойницами. Раздобыли в Марьино полные пустышки, соединили их в электростанцию, обеспечившую крепость энергией. Каждый укреплённый дом оснастили автономным водоснабжением, неприкосновенным запасом продовольствия, вентиляцией, освещением.

С КПП № 3 постоянно высылали «отмеченных» Зоной военнослужащих, считавшихся носителями опасности неопределённого характера. Вначале ссыльные оседали в депо вместе с учёными, но проводники из Околицы регулярно посещали депо и предлагали присоединиться к ним. Не удивительно, что все армейцы, по разным причинам оказавшиеся в Зоне, стали поселяться в Околице. Так возникла военизированная группировка «Звезда» со строжайшей уставной дисциплиной, которой мучительно позавидовала бы любая армия прошлого и настоящего. Причём держался идеальный порядок никак не на принуждении и наказаниях. Каждый «звёздный» полагал смыслом своей новой жизни бескомпромиссную войну с жуткими порождениями Зоны. Ликвидировать аномалии обитатели Околицы, разумеется не могли, а вот мутантов и хищников истребляли весьма результативно, зачищая иногда целых районы от монстров (до следующего размножения последних). Шла также непрекращающаяся война с уголовниками из Лукьяновки, в которой блатари неизменно несли большие потери. «Звездные» первоначально подчёркнуто и демонстративно не брали никаких прозвищ, кроме как образованных от фамилий, добавляя к ним воинские звания (майор Гром, капитан Мирон, старшина Хасан), но понемногу этот обычай исчез. В разговорах «звездные» чаще всего обращались друг к другу по званиям, прибавляя в официальных случаях уставное «товарищ». До 2020 г. жители Околицы носили полевое обмундирование Советской Армии образца пятидесятых годов прошлого века, танкистские комбинезоны и шлемы. «Звездные» категорически отвергали погоны и крепили на воротничковые петлицы «кубики» и «шпалы», как у красноармейцев предвоенной поры. Когда бережно сохраняемые складские запасы иссякли, Старик предложил перейти на зелёные комбинезоны современного покроя и высокие шнурованные ботинки. «Звездные» долго бурчали по поводу клоунских покроя и раскраски нового обмундирования, убеждали, что прежнюю униформу можно в неограниченных количествах реплицировать без всяких проблем. Наконец, рассердившийся Старик в сердцах посоветовал им нарядиться в стрелецкие кафтаны и лапти, после чего ворчание постепенно стихло.

В 2044 году китайцы предложили Старику сверхсекретное сотрудничество. В Зону в немыслимо тайном режиме был переправлен облепленный пломбами и печатями металлический контейнер. В нём оказался «Ши-хуан во бу» — набор снаряжения для суперсолдата. В сверхпрочный комплект, усиленный титановыми пластинами с бериллиевым покрытием было встроено воздушно-компенсационное устройство, позволяющее снизить вред от падений, а также пуль и осколков. При помощи реактивного ранца боец мог преодолеть до пяти препятствий трехметровой высоты. Наличествовал агрегат фильтрации воздуха и кондиционирования. Комплект был феноменально стоек к химически агрессивным средам, великолепно защищал бойца от термического воздействия. За счет наличия системы подавления электромагнитных воздействий шлем хорошо снижал отрицательное влияние психоцидного оружия на сознание. Встроенный компьютер выдавал массу необходимой для быстрого принятия решения информации. Стоимость этого шедевра в добрый десяток раз превосходила цену наисовременнейшего космического скафандра. Понятно, что во внешнем мире это уникальное изделие ни при каких обстоятельствах не могло быть запущено в серийное конвейерное производство. Технологии ни одной страны не позволяли этого сделать. Само собой, для Зоны тиражирование образца не составляло никакой сложности. Старик распорядился начать репликацию, запросив в свою очередь от китайской стороны в качестве оплаты услуги большие партии слитков чугуна, алюминия, меди и других металлов. За две недели репликатор № 5 произвел, а транспортники отвезли в бокс отправки более полутора тысяч копий «Ши-хуан вобу». Китайцы впали в восторженный экстаз и предлагали продолжать плодотворное сотрудничество в неограниченных масштабах. Однако, Старик, к их глубокому разочарованию, выразился в смысле: «Хорошего — понемножку. Хватит.» Тем не менее, он обещал в обмен на сырьё тиражировать любые более совершенные образцы по мере их появления. Причины подобного поведения Старика были очевидны: «Ши-хуан вобу» не только шли из Зоны на экспорт, но и в необходимом количестве поступили в арсеналы «звёздных». Так что мини-армия Зоны тут же принялась усердно осваивать новую экипировку. А китайцы вскоре предоставили модернизированный вариант суперснаряжения, потом ещё один, и ещё…

Точно таким же образом Старик обеспечил «звёздных» самым современным оружием: автоматическими винтовками FN-2000M, скопированными с похищенного китайцами в США образца, переносными ракетомётами с электронной системой наведения на цель и др. и пр.

За сорок лет, прошедших с Переселения Старика, произошли изменения в размещении армейцев. После присоединения и освоения Стены военные постепенно переместились в казармы при трёх КПП, а крепость Околица по выражению майора Грома превратилась в «музей боевой славы». Там как раз и хранились все образцы оружия и экипировки за почти вековую историю клана «звёздных».

— Строиться! — послышалось со двора. Фугас, Айсберг и Вирус проворно слезли с вышки.


Зона

Полигон у озера Дивное, Околица

18 часов 23 сентября 2047 г.

— Поздравляю с бронзой! — сказал Вирус Фугасу. — Третье место — это здорово.

Только что закончились проводимые «звёздными» раз в полгода состязания. Они посвящались Старику и гвоздём соревнований была стрельба из антикварных пистолетов-пулемётов Шпагина образца 1944 г. Именно с таким оружием Старик совершил своё первое путешествие по Зоне. Участники турнира обычными пулями и одиночными выстрелами поражали неподвижные мишени, очередями сбивали движущиеся силуэты легендарных монстров: кровососов, мозгоедов и зомбей. Разрывными пулями с вмонтированными в них зудами разрушали бетонные блоки. Действо завершалось разборкой и чисткой оружия на скорость. Теперь организаторы, призёры, участники и зрители разъезжались на пассажирских дрезинах по домам. Сентябрьское солнышко опускалось за Стену, розовато-оранжевые оттенки на небе сменялись жемчужно-серыми.

Фугас как-то поблек.

— Ну да, с бронзой… Третье… — сказал он сквозь зубы, уставившись в мерно колышущуюся серую спину титана. — Рады стараться. Будьте готовы — всегда готовы. «Книга о вкусной и здоровой пище для невоюющих военных». Нет, отчего же, я вовсе не против всяких там состязаний. Пострелять из ископаемых мушкетов времён штурма Берлина… В целях поддержания боеспособности, так сказать, и для демонстрации готовности к никогда не происходящим инцидентам.

Фугас раздражённо ударил кулаком по скамье. Титан послушно остановил дрезину, кучер похлопал его по плечу, великан опять ритмично задвигал рычагами.

Сержант проворчал: —Где хорошо, там и Родина, так что ли, Айсберг? Так вот, у нашей Родины с обороноспособностью все хорошо. Просто замечательно. Последнего мозгоеда убили в девятом году. Из последнего кровососа сделали чучело в восьмом. Лукьяновских урок прикончили в седьмом. Теперь вот по их раскрашенным силуэтикам палим. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает монстрик мой. А если из зверья кто сверх нормы размножится, так санитарным отстрелом занимаются исключительно амазонки, лесничихи и егерши наши. Не Зона, а парк культуры и отдыха.

— Так ты недоволен…

— Да всем я доволен. — фыркнул Фугас. — Вот и Старик тоже… Я вообще удивляюсь, что он меня сейчас слышит, а к разговору не подключается. Обычно спрашивает то же самое, что и ты: «Чем не удовлетворён, сержант? Плохо, когда в Зоне не идёт война, да? Перчику в жизни хочется, а? Запомни, Фугас, армия нужна для того, чтобы не было повода её применять.»

— Он не прав?

— Прав, прав! — досадливо потряс головой сержант. — Старик всегда прав. Просто думаю: зачем мы в Зоне? Армия? Тьфу! Милиция, чумеющая от безделья. Вот что утром произошло, а? Пришли аладдины с волшебными лампами, продезинфицировали вагон с китайскими десантниками. Служба безопасности обследовала трупы и вернула за Стену. Всё.

— Эгммм… — неопределённо заметил Вирус. — Ну…

— Плановые учения. — продолжал Фугас. — Учебные тревоги, невзаправдашние готовности номер один. Марши-броски по пересеченной местности по картам, где с точностью до метра указана каждая аномалия. Изучение материальной части. Лекции Старика: «Вы даже представить себе не можете, парни, какие сокрушительные средства массового уничтожения имеются в нашем подземном Арсенале».

Айсберг и Вирус озадаченно выпучились на сержанта.

Глава 6. Евангелие от Тихони: «…иначе и быть не могло…»

Зона

Дом Белоснежки, Стена

20 часов 1 ноября 2047 г.

Белоснежка покосилась на отопительную панель, которая автоматически включилась, когда хозяйка открывала окно, выпуская совку «в ночное».

Когда Белоснежка вместе с другими новичками была выпущена из «детского сада», ей вручили толстые глянцевые каталоги передвижных жилищ и предложили выбрать понравившуюся модель. Через сутки Морж привел её в полдень на тот участок тридцать девятого сектора Стены, куда уже подруливал электромобиль, тянущий за собой будущее жилище Белоснежки. Бригада бытовиков уже поджидала там же. Они в считанные минуты установили новенький жёлто-красный дом на колёсах задней стенкой к внутреннему парапету Стены, подключили электропроводку и антенну компьютерной сети, привинтили трубы горячего и холодного водоснабжения и канализации, весело поздравили с новосельем и укатили. А уж настраивать внутренний режим (температуру влажность и освещённость) в доме пришлось самостоятельно. И тут Белоснежке пришлось столкнуться с немецкой дотошностью и педантичностью: настройки компьютера на создание внутреннего микроклимата заняли целый час. Одна только шкала озонирования воздуха была градуирована на двадцать делений. А вышеупомянутая отопительная панель вообще жила какой-то сложной жизнью и её внутренний мир, судя по её хлопотливым включениям-выключениям был особенно многогранен и замысловат.

Белоснежка поудобнее устроилась на диване, подняла крышку ноутбука, нажала клавишу запуска. Экран окрасился синим, забавный пингвин при загрузке отбил традиционную залихватскую ирландскую чечётку на фоне карты Зоны. Поисковая система «Нашего Мира» предложила выбрать необходимые действия…

Из сочинения Тихони

(дата записи неизвестна, предположительно 2009 г,

выполнена на отдельном листке, вложенном в рукопись)

Да-а создавать «компьютерный парк» нам придётся практически с ничего. В спешке покидая Стену, когда Старик присоединял ее к Зоне, армейцы и учёные извлекли из всех компьютеров жёсткие диски и вывезли их, многое привели в полную негодность. Мы посещали лаборатории, кабинеты, центры связи и везде видели одно и то же: следы торопливого бегства.

— Хлам. — монотонно скрежетал Старик, когда нашими глазами осматривал валяющиеся на боку серые корпуса системных блоков, разбитые мониторы и дырявые плазменные панели. — Рухлядь. Всё это барахло никуда не годится. Металлолом. В переплавку его, в смысле — в репликатор!

Во время первых же переговоров с опомнившейся от шока расеянецкой стороной Старик предложил в обмен на проведение в Зоне экспериментов и снабжение внешнего мира различными полезными порождениями Зоны поставлять самую современную вычислительную технику. Кривясь и морщась, американские марионетки из «правительства» РФ согласились. Но первые образцы стационарных компьютеров и ноутбуков Старик после сканирования приказал тут же вернуть назад.

— Даже не смешно. — пояснил он. — Набили коробки устаревшим железом, запихали в каждую по пригоршне подслушивающих и передающих микроустройств и думают, будто хитрее всех.

В конце концов, при обследовании не то пятого, не то шестого предложенного извне мощного сервера, Старик выразил сдержанное удовлетворение.

— Образумилися. — ядовито изрёк он голосом Ушастого. — Угомонилися. Перестали играть в шпионов. Суперменишки в мокрых ползунках, право слово. Что ж, эта… (пауза)… машина — чистая, ребята. Жучков нет. Годится к работе, хотя и не бог весть что. Волоките её в репликатор, множьте. А я к следующему разу договорюсь о современных и мощных ноутбуках и о новых карманниках. Буду делать из вас респектабельных людей. А то шляетесь, словно бродяги, с дешёвым ширпотребом, смотреть стыдно и слушать неудобно.

Белоснежка хмыкнула. Ей уже рассказывали ставшую легендой историю о том, как, как в марте 2010 года в Зону бежал Угрюмый. Бежал шумно, провожаемый стрельбой охраны и погоней с овчарками. Старик приоткрыл перед ним защитное поле, тут же захлопнул завесу и трижды раненый перебежчик без сознания повалился под Стеной. Из него выковыряли автоматные пули, заштопали дыры, отпоили и отмыли целебной водичкой из амазонских озёр, угостили капсулой с зелёным контактным желе. О причинах бегства Угрюмый наотрез отказался говорить, заявив лишь, что возвращению во внешний мир предпочтет даже медленное прокручивание его в мясорубке с последующей прожаркой фарша на медленном огне. Безусловно, никто не собирался ни возвращать беглеца за Стену, ни изготавливать из него начинку для беляшей: дезертир оказался ценнейшим приобретением. Угрюмый был, что называется, компьютерщиком от бога, прирожденным программистом и техником. Он быстро освоился с реалиями обновляемой Зоны и сколотил бригаду из шести помощников, таких же фанатичных поклонников компьютерной техники. Вначале он предполагал использовать Усть-Хамскую Антенну, но Старик отсоветовал это делать: «Зачем же усложнять жизнь себе и другим? Конечно чуть дольше, зато гораздо надёжнее будет наладить проводную связь». В здании бывшей телерадиостудии на окраине Усть-Хамска Угрюмый устроил свой компьютерный центр и узел электронной связи. Самой сложной проблемой для него и Старика оказалось наладить цифровую связь с Мозгом Зоны. Это была целая эпопея, заслуживающая отдельного описания. Несколько десятков компьютеров при этих попытках просто сгорели зеленым пламенем. В буквальном смысле. При опытах и экспериментах за спиной Угрюмого постоянно торчал кто-то из его помощников с огнетушителем наготове. Наконец, Старик заявил, что видит память подключенного к Мозгу Зоны компьютера.

— Примитив, естественно. — кратко констатировал он. — Микроб рядом с китом. Но не беда, будем совершенствовать.

(Конец записи)

Через пару недель совместной работы команда Угрюмого и Старик превратили операционную систему Linux Chinese 2009 в совершенно новый и вполне работоспособный «Наш Мир», символом которого стал сохранённый в память о предке пингвинёнок Линукс. А в новогоднюю ночь с 2010-го года на 2011-й открылась информационная сеть Зоны под тем же названием — «Наш Мир». Она предоставила каждому возможность общаться как при помощи электронной почты, так и в режиме видеотелефона, обеспечила доступ к начавшимся формироваться электронным библиотеке и видеотеке. В общем, было сделано, вне всякого сомнения, великое дело.

И пунктом № 1 в меню «Нашего Мира» значилось — «Старик».

Белоснежка ткнула стилом в первую строку меню на экране ноутбука. Прозвучал мелодичный сигнал, ровный синий фон сменился пейзажем: белый дом под черепичной крышей, окружённый густой зеленью, стоял на возвышенности на берегу круглого озерца. Из дома вышел босой человек в светлых льняных штанах и такой же, длинной, просторной рубахе без пояса. Лысый, сероглазый, с жёстко очерченным тонкогубым ртом. Он приветливо взмахнул рукой, приблизился, сел на песчаный бережок и с наслаждением поелозил пятками в прозрачной воде. Изображение приблизилось.

— Здравствуй, Старик.

— Привет, Белоснежка. Желаешь побеседовать? — из динамиков доносился нормальный человеческий голос, не имевший ничего общего со скрипучей речью, раздававшейся в наушниках КПК.

— Если не отвлеку.

Старик от души рассмеялся, наморщив лоб.

— Не отвлечёшь. Да в настоящий момент я ничем особенным и не занят. Разговариваю более чем с двумя тысячами жителей Зоны и с половиной Переселившихся, а это еще полторы тысячи. Ну, и попутно выполняю около сорока тысяч различных операций по управлению объектами Зоны. Режим практически полного и безмятежного отдыха.

— Ой! — только и сказала Белоснежка.

— Конечно, хочешь что-то узнать. — вздохнул Старик. — Просто так поболтать желающих мало…

— Да в общем… это… — Ладно, чего уж там, не мямли, выкладывай свои вопросы. Наверное, что-то связанное с рукописью Тихони?

— Да.

— Отчего прямо к нему не обратилась?

— Чуть позже. Добралась до страниц, где говорится о тебе.

— А, вот в чём дело. И?

— И остановилась на них. Хочу узнать кое-что, но боюсь показаться назойливой… Наверное, нет в Зоне существа, которое не поинтересовалось бы, каково тебе пришлось сразу же после Переселения. Первому из людей шагнувшему… туда…

Старик поднял бровь и задумчиво пошлёпал ногой по воде. За его спиной ветерок с шуршанием тронул камыши.

— Наоборот. — сказал он. — Мало кто проявлял такую похвальную… назойливость. Считанные единицы. Кстати, это твоё качество и было одной из причин, по которой я предложил продолжать рукопись Тихони именно тебе. Что ж, попробую кое-что рассказать. Как вижу, включила видеозапись?

— Разве нельзя?

— Отчего же, запиши. Но лучше если потом ты перескажешь наш разговор письменно, а записанное сотрёшь. Начинаю…

Сразу после Переселения я горько пожалел, что в той, прошлой «телесной», жизни всерьёз не занимался философией. Всё не хватало времени, да, честно говоря, и желания тоже. Само собой подготовка к обязательным вузовским и кандидатским экзаменам — не в счёт. А когда оказался здесь, стали меня посещать мысли (чуть не скатился до чёрного юмора — «стали приходить в голову», где у меня голова?), что были правы те мыслители, которые утверждали: мир — не более, чем совокупность разнообразных ощущений личности. Кстати, совершенно невозможно доказать: ощущений самозарождающихся внутри этой личности, либо переданных извне. Жил и творил столетие тому назад в Польше такой замечательный писатель, фантаст-коммунист Станислав Лем. Слышала о таком? Зря, стоит почитать. К сожалению, всё никак не удаётся собрать здесь полного собрания его сочинений. Поэтому не помню названия его рассказа, в котором главный персонаж заподозрил, что он — всего-навсего комочек живой плоти, плавающий в банке с питательным раствором и утыканный электродами. Сигналы, подаваемые неведомым экспериментатором, создают ощущения якобы окружающей комочек Вселенной. Таким образом, с точки зрения экспериментатора Вселенная комочка — виртуальна, она не более чем отлично наведенная иллюзия. А поскольку вырваться за пределы этой иллюзии нет совершенно никакой возможности, поскольку она для подопытного самодостаточна, неизбыточна, внутренне непротиворечива и подкрепляется транслируемыми извне же «доказательствами», то и является для комочка «настоящей» реальностью.

— Сознаюсь: мелькала у меня такая идейка, мелькала. — хмыкнул Старик. — Нет, до полного солипсизма (весь мир — существует исключительно как продукт моего воображения) мне теперь скатиться никак невозможно. Видишь ли, Мозг, в пространствах которого находятся моё и прочих Переселившихся сознания, начисто исключает возможность подобных допущений. Но всё же…

Очень трудно рассказывать о том, что такое Мозг и каково в нём находиться. Где, как и какие найти подходящие слова в человеческом языке для описания того, как себя самочувствую… самоощущаю… самосознаю? Видишь, даже сейчас, спустя десятки лет по вашему человеческому счёту, запинаюсь, а ведь это простейшее.

Отдаю должное твоей деликатности, девочка: вежливо помалкиваешь. Хотя яснее ясного, что вопрос: «Ну и каково там, Старик?» источил тебя, словно короед старую осину. Наиболее лёгким было бы в ответ на тактично не заданные тобой вопросы бестактно отговориться: дескать, придёт время, сама Переселишься и ощутишь.

Но не буду этого делать. Всё-таки попробую по порядку. Для начала должен сказать, что время для находящихся здесь, в Мозге Зоны, и для всех вас, пока сюда не попавших, время — совершенно не одно и то же. Стремительность перемещения и обработки информации в Мозге в десятки миллионов раз превышают быстроту процессов в коре человеческого головного мозга. Тихоня, к примеру, поражался тому, что я начал разговаривать с ним и с компанией менее чем через половину суток после Переселения. Какое там «половина суток»! Мне-то показалось, что прошли годы. Или десятилетия и века? Не знаю…

Как бы то ни было, я понемногу стал осваиваться. Что такое Зона для Старика? Стоило лишь мне задаться этим вопросом, как возник зрительный образ чего-то похожего на большую продолговатую дыню, или гигантскую маслину. В общем, та самая «фигура, образованная вращением эллипса вдоль большой оси», в виде которой представляют Зону в научных описаниях. Экваториальное сечение этой дыни явно представляло собой поверхность земли, нижняя половина — подземную часть, а верхняя часть — воздушное пространство. Сначала об этом «экваториальном сечении»… Вот как, оказывается, выглядит карта Зоны в образах и представлениях созданного инопланетянами Мозга! Правильный овал, залитый невообразимой смесью цветов и оттенков, всевозможной интенсивности мерцания и свечения. Да-а-а… Но позвольте! Ведь в своё время, в человеческом прошлом, ещё при подготовке похода в Зону, я заучивал наизусть топографическую карту окрестностей Усть-Хамска. О, вот и она тут же нелепо повисла рядом с полыхающей многоцветьем «дыней». Карта 1953 года издания, безусловно, устарела в деталях, но, скажем, очертания Озёр, течение реки Норки и расположение кварталов Усть-Хамска остались прежними. Я аккуратно наложил карту на соответствующую ей плоскость внутри «дыни». Вот оно как! Многое стало понятным! Вместо колючего оранжевого и шуршащего ежа появилось Большое озеро. Следовательно, сделаем всё колючее и оранжевое зеркально-голубым — раз! — и все водоёмы сразу стали удобосмотримыми. Вот эти зудящие и пульсирующие лоскутья соответствуют лесам? Два — превратим их в шершаво-зелёные участки. («И увидел он, что это хорошо. Он — это я!» Из кукольного спектакля театра С.Образцова «Божественная Комедия») В общем, мне удалось превратить часть территории Зоны в какое-то подобие привычного человеческому глазу плана.

Воздушное пространство над Зоной выглядело попроще, хотя и было пронизано дрожащими радужными нитями электромагнитного и еще бог весть каких полей, запятнано кляксами облаков и пестрело звёздами аномалий. Зато с подземельем пришлось помучиться. Не знаю даже, с чем это можно сравнить… Слабая-преслабая аналогия: представьте, что смотрите на снимок вашего собственного пищевода. Цветной. Стереоскопический. Рельефный. Ну, и многое ли будет тебе понятно? Вот подобное потрясение испытал и я. Оказалось, что целый мир находится под ногами не подозревающих об этом жителей Зоны. Энергетические улитки. Гравитационные узлы. Переплетение напоминающих пульсирующие артерии и вены туннелей, по которым движутся массы непонятного вещества. Невесть чем заполненные полости. Да, в конце концов, еще масса того, что я бессилен описать и чего никогда не увидит ни один человек. Не увидит, поскольку проще выжить, пройдя через топку и дымовую трубу работающего паровоза, чем преодолеть хотя бы один из лабиринтов подземного «кишечника» Зоны.

К слову, дорогие моя, те аномалии, которыми испещрена обитаемая территория Зоны, через которые первопроходцы Зоны пробивались с таким трудом, платя потом, кровью и жизнями — это всего лишь ничтожные отголоски тех чудовищных процессов, что происходят в Подземелье Зоны. Например, то ужасное место под Блохино, где погибли Динамит и Ниндзя, где едва не полегла вся наша экспедиция. Читала об этом в воспоминаниях Тихони? Так вот, это — всего лишь маленькое вентиляционное отверстие для проветривания Подземелья.

К чему это я? Да к тому, что как раз под Марьино на километровой глубине находится идеальной формы сфера километрового же диаметра. К ней подходят десятки миллионов энергопроводов, информационных каналов, а также… ммм… канатов и струн элекромагнитного поля… и …эээ… других полей. Это и есть Мозг Зоны. Место, где я сейчас существую, куда Переселяются. Каково оно? (Старик снова комично наморщил лоб.) Нет, пожалуй, никогда не смогу описать человеческими словами очень многое, что происходит со мной тут, внутри Мозга Зоны! Вот как ты описала бы внезапно пришедшее со стороны видение мною мира сразу десятком тысяч ваших взглядов? С разных точек обзора, с неповторимыми индивидуальными особенностями зрения…

— И одной-то парой чужих глаз взглянуть не могу. — проворчала Белоснежка.

— Именно- именно! — подхватил Старик и, кряхтя, уселся по-турецки. Белоснежка ни за что не сказала бы, что перед ней виртуальный образ. Иллюзия того, что она разговаривает по видеотелефону с отдалённым живым собеседником была абсолютной. — А ведь это всего-навсего один аспект, причём не самый существенный. Так как же мне обрисовать другие, более… (пауза) …сложные ощущения от Мозга Зоны? Но постараюсь…

Во-первых, объём Мозга. Он чудовищен. Моё сознание в нём — горошина в пустом трюме гигантского океанского танкера. Часть Мозга занята… ммм… ну, чем-то вроде установленной инопланетными создателями Зоны операционной системы.

— Microsoft Windows 2045? — съехидничала Белоснежка.

— Боже сохрани! — ужаснулся Старик с таким театральным закатыванием глаз и воздеванием рук, что Белоснежка невольно рассмеялась. Довольный произведённым впечатлением Старик тоже улыбнулся.

— А вот несравненно бóльшая доля Мозга Зоны оказалась совершенно свободной. — продолжал он. — Туда-то и перекачиваются сознания Переселившихся. Ты понимаешь, разумеется, что самой главной составляющей человеческого сознания является память. Но, наверное, даже не представляешь себе, девочка, сколько в человеческие головы напихано всего самого разного. Есть такое забитое и затасканное сравнение: «подводная часть айсберга», то есть нечто невидимое, многократно превышающее видимое. Так вот, это как раз о памяти. О твоей. О моей.

Остановимся на моей. Так вот, оказалось, что у меня (как типичного представителя вида Номо) упомянутая подводная часть делилась на две… ммм… подчасти, что ли.

В одной хранится то, что когда-то помнилось, но потом нечаянно забылось. В обычном «телесном» состоянии, до Переселения, оно представлялось забытым навсегда. Но вот, уже находясь здесь, я попытался осторожно обследовать собственное сознание, перелившееся в Мозг Зоны и обнаружил, что воспоминания, например, детсадовской поры никуда не делись. С невозможной прежде отчётливостью возникали лица воспитательниц, игрушки, красные в белый горошек чайные чашки, вешалка и ряды тапочек. Сколько же всего! Но стоило ли всё это хранить? Зачем? Ностальгировать? Хм… Я попытался пометить некоторые воспоминания детства чем-то вроде «галочек». Кажется, получилось. Теперь сотрём-ка вот этот помеченный эпизодик без возможности восстановления. Так, проверим. Что именно я стёр? Понятия не имею. Но, что было нечто стёрто — помню. Значит, удалось, убираем остальное. Ага, вот еще воспоминание: к двенадцатилетию мама подарила мой первый фотоаппарат. Мы жили тогда небогато, так что я чуть с ума не сошёл от радости. И тут же «Чайка» возникла передо мной. Матово поблескивающая алюминиевой спинкой, упоительно пахнущая новенькой пластмассой. Потрясающе, совсем настоящая! Я ощутил её вес, раскрыл, вынул кассету, щёлкнул кнопкой. Нет, это пусть останется. Вот тут. На внезапно возникшей старенькой тумбочке.

Но есть у подводной части айсберга человеческой памяти и вторая половина. Она намёрзла из того, чего мы вспоминать не хотим, рады были бы забыть навсегда, да не получается. Нет-нет, а вдруг вылезет что-нибудь до слёз горькое, либо до горящих щёк стыдное. Разумеется, не могу сказать тебе, Белоснежка, что именно я отметил, а затем без всякого сожаления стёр. Подчеркиваю: не «не хочу», а именно «не могу», поскольку теперь совершенно невозможно восстановить уничтоженную информацию.

Так произошла «генеральная уборка» памяти, раскладка нужного по ящичкам и удаление лишнего и бесполезного.

— Обалдеть. — Белоснежка непроизвольно поёжилась. — Выходит, от компьютера я отличаюсь тем, что не способна эффективно контролировать содержащуюся в нём информацию?

— Да. — просто подтвердил Старик и продолжил: —А каждый Переселившийся — способен. Но продолжу. Затем началось сотворение собственного виртуального мира, эдакой личной опричнины. Я выделил под него часть свободного пространства в Мозге Зоны, показавшегося мне бесконечным, хотя конечно у него есть свои пределы. Вначале появился плоский круг площадью примерно с пару гектаров, поросший зелёной травой и накрытый голубой чашей неба. В центре я вздул холмик, на котором решил поставить дом, а рядом с ним поместил озеро. Да-да, это самое. Чисто тебе бог творец, в естестве, не меньше! Однако богом я поначалу оказался никудышным. Выглядел созданный мною мирок убого и постыдно. И травка и небо были «пластмассовыми», неестественными, словно в компьютерной игре. А уж первый «выращенный» куст выглядел настолько похабно, что… Мда… Но вот, передо мной возник дом, который построила мама. (Он слегка повернулся и указал на постройку у озерца.) Тогда мы жили в маленьком городке на юге Украины, почти у моря. Я вошёл в дом прямо сквозь стену, некоторое время бродил по превращающимся в комнаты кубическим пустотам и обращивал появлявшиеся предметы деталями. Вот тут стояла тумбочка с чёрно-белым телевизором «Рекорд». И она тут же появилась на месте неопределённо серой размытости. Представь, Белоснежка, я снова оказался в своей комнате! Вот письменный стол, за которым выучено столько уроков, прочитано столько книг и напечатана куча фотографий. Вот диван, а на нём верный старый плюшевый друг — улыбающийся мишка. Странно, беру его в отсутствующие руки и чувствую шероховатость потёртого плюша, запах ткани и соломы, которой он набит. И всё это пряталось в моей памяти?!

— Не сказала бы, что вокруг тебя что-то выглядит ненатурально. — заметила Белоснежка. — Наоборот! Вот, даже воробей купаться прилетел к лужице. Как настоящий!

— Где? А, ну да, пусть его плещется. А натурализмом я обязан исключительно вам. Что происходит, когда вы принимаете ампулы с контактным веществом? Ваши ощущения начинают поступать ко мне. Вот, к примеру, ты рассмотривала сирень под Стеной. Я пользуюсь возникшими у тебя зрительными и слуховыми образами и делаю листики во-он, того куста гораздо реалистичнее. Детализирую их цвет, структуру, запах и издаваемый ими шелест, совершенствую треск ломаемых веточек и шероховатость серой коры. А поскольку такие пакеты ощущений идут ко мне от всех жителей Зоны нескончаемым потоком, то возможности для детализации — практически неограниченные. Даже при том, что мною отбирается лишь ничтожная часть поступающей информации — около одной миллиардной — отобранного с лихвой хватило для создания мокрого песка, трещинок на досках старого мостика, привядших васильков и всего прочего.

— И что, участок под собственный мир выделяется в Мозге любому Переселившемуся?

— Безусловно, выделяю. — подчеркнул Старик последнее слово. — Но меньше, чем у меня, размерами в огородные пять аров. На этих участках Переселившийся волен созидать себе всё что угодно: от скромного уютного дома в маленьком густом садике до мраморных апартаментов. И не раз навсегда, а менять виртуальную резиденцию, как и когда заблагорассудится. Строго в объеме отпущенной под это памяти, разумеется, то есть пяти виртуальных аров. В дела домашние Переселившихся я совершенно не вмешиваюсь, как и в ваши, впрочем. Инквизитор, например, в последнее время вообще превратил свой изысканный особнячок в какую-то первобытную пещеру с костром на заплёванном полу и сомнительными росписями на закопчённых стенах. Мне теперь не нравится бывать у него в гостях, но интерьер жилья Инквизитора — дело сугубо его вкуса и прихотей. Кстати, можешь заглянуть, посмотреть на экране ноутбука. Летучие мыши у него там под потолком висят вниз головами…

— Пять виртуальных дачных соток. — задумчиво сказала Белоснежка. — Не тесновата ли камера для заключения? Срок-то немалый! Сидеть, словно медведю в клетке два с лишним миллиона лет? Понятно, отчего некоторые отказываются от Переселения.

— «Камера»! — сердито фыркнул Старик. Воробей испуганно упорхнул из лужи. — «Клетка»! «Заключение»! Не ожидал от тебя, признаться. Такая умница-разумница и вдруг… Понятно ей, видите ли! А ну-ка, смотри.

Он легко поднялся и, не оглядываясь, зашагал к постройкам на холме. Невидимая видеокамера послушно последовала за Стариком. Раздвинув кусты орешника, тот повернулся и насмешливо глянул, подняв бровь:

— Прошу! Как полагаешь, зачем здесь это?

Белоснежка озадаченно рассматривала на экране чистенькую, аккуратную, и, в целом, вполне обычную дощатую будочку туалета.

— Н-не знаю… Разве Переселившиеся едят? Но как? Зачем? Что? И неужели они… вы… пищеварение после еды…

— Нет, конечно. — Старик явно и откровенно забавлялся. — Ни символического сна, ни цифровой еды, ни виртуальных расстройств желудка. В «камерах» Переселившихся нет ни кухонь, ни спален, ни… санитарных узлов. Просто я решил этаким манером оформить вход-выход к Переселившимся друзьям и добрым соседям. Например…

Старик постучал в дверь уборной и возгласил: —Инквизитор, будь добр, выйди на минутку, представься Белоснежке.

Дверь, широко распахиваясь, скрипнула, из уборной выперло рослое широкоплечее существо. Копна длинных и нечёсаных вороных волос и густая бородища до пояса по цвету почти неотличимо сливались с черной овчинной безрукавкой до колен, перепоясанной волосяной веревкой.

— Угу. — хмуро сказал он, скребя подмышкой. — Ну, представляюсь.

— Спасибо. — поблагодарил Старик. — Возможно, Белоснежка в качестве теперешнего народного летописца Зоны впоследствии захочет задать тебе ряд вопросов, так что уж, будь любезен, не игнорируй.

— Да кого ж я игнорировал, завсегда пожалуйста. — прогудел Инквизитор, небрежно отсалютовал мозолистой лопатообразной ладонью и снова исчез в туалете.

— Нет, каков, а? — сморщился Старик.

Белоснежка потрясённо пробормотала: —Представляла его совершенно другим.

— Так он и был совершенно другим! — вскричал Старик. — И до Переселения, и здесь! До недавних пор выглядел вполне респектабельно. Но внезапно преобразовался в какого-то пещерного троглодита. Поди, догадайся, с чего это ему взбрело изменить образ? Но, повторюсь, перемена внешности и домашней обстановки — его абсолютное право. Хотя, облик Инквизитора — это ещё что! Обратила внимание, в сочинении Тихони постоянно упоминаются неразлучные друзья?

— Бобёр и Ушастый?

— Они. — загадочно улыбнулся Старик. — К Бобру еще не заглядывала?

— Пока нет.

— Тогда смотри.

Старик вновь постучал в дверь туалета, она вторично приоткрылась, на этот раз осторожно и деликатно. Белоснежка вторично тихо ойкнула. Ей приветливо махал одной лапой, держась другой за дверную ручку-скобу, упитанный, в человеческий рост бобрище с бархатным галстуком-бантом на шее. Он уморительно растянул в улыбке рот с двумя большими передними резцами.

— Бобёр, — сказал Старик, — вот рекомендую Белоснежке свести с тобой знакомство.

— Ах! — ответил зверь оперным баритоном. — Свидетельствую свое почтение, сударыня.

Склонил голову, церемонно шаркнул задней лапой по порогу: —Если будет благоугодно, хотел бы откланяться до посещения моей скромной хатки у плотины. Буду ожидать визита с трепетным нетерпением.

Бобёр еще раз чопорно поклонился, блесну роскошной шубой, и скрылся за дверью. Старик беззвучно хохотал, пока его собеседница приходила в себя.

— Правда, — наконец смогла спросить Белоснежка, — что он в самом деле живёт в виртуальной норе под водой?!

— Как можно! Тропический садик, особняк в несколько комнат, стиль продуман, всё оформлено с изысканнейшим вкусом. И сам Бобёр, валяющийся с книгой на белом диване. А под водой у нас живёт Ольха. Захотелось ей, понимаешь, русалочьего быта… Но надо бы показать еще кое-что.

Старик вошел в туалет. Тут же изображение на экране изменилось. Камера, плавно поворачиваясь вокруг своей оси, показывала просторный идеально круглый зал, в середине которого она находилась. Чем-то помещение напоминало цирк, но было оформлено в классическом древнеримском стиле — со строгой роскошью и в безукоризненной цветовой гамме: пурпурно-бело-золотой. Белые мраморные скамьи спускались рядами к центральной площадке (арене?). Стены украшал ряд ровных коринфских колонн, поддерживающих купольный потолок. Промежутки между колоннами были закрыты тёмно-пурпурными занавесями с золотым шитьём. Одна из занавесей колыхнулась.

— Сенат. — пояснил Старик, выходя из-за тяжёлого шёлка. — Переселившиеся не только посещают друг друга, не только постоянно выходят на связь с вами и наблюдают за жизнью Зоны. Здесь мы собираемся для того, чтобы совместно посовещаться по самым важным вопросам, быть может, предложить что-то на обсуждение. Секретов нет, жители Зоны могут смотреть заседания Сената на экранах своих компьютеров. Замечу, кстати, что здесь никто не оригинальничает, все появляются в человеческом обличье, чаще всего в том, какое было до Переселения.

Он сел в последнем ряду у одной из колонн: —Моё место.

— Честно говоря, думала, где-то в центре должен стоять трон.

Старик опустил голову, вздохнул, звонко пошлёпал ладонью по полированному мрамору скамьи.

— У каждого жителя Зоны — новосёла и старожила, эндогена и экзогена, мужчины и женщины — есть право на собственное мнение. — терпеливо объяснил он. — У Переселившихся — также. Высказывайся, если есть, что сказать. Настаивай, если уверена в своей правоте. Убеждай, если с тобой не согласны. Все личные суждения, так и коллективные соображения Сената Переселившихся имеют совещательную силу. Часто соглашаюсь с ними. Бывает, отвергаю. Но в любом случае окончательное решение остаётся за мной… Где трон, спрашиваешь? Э-хе-хе…

Он выдержал паузу, пристально глядя с экрана в глаза Белоснежке.

— Очень-очень хотелось бы, чтобы ты, девочка, даже не поняла, нет, а осознала, прочувствовала самое главное. Старик — не господь бог, не самодержец всея Усть-Хамской аномальной Зоны внеземного происхождения. Кто же?

Многие заученно повторяют: Мозг Зоны — фантастически большой компьютер космической мощности. Всё так, всё правильно. Но одно дело твердить, другое — уразуметь, что Старик оказался всего-навсего земной зверушкой, добравшейся до кнопки запуска компьютера и до его клавиатуры. Знаешь, шустрый такой, любознательный енот с пальчиками, достаточно развитыми, чтобы нажать кнопку и способный запомнить, что нажатие вон той кнопки приведёт к появлению сладкой морковки в чашке, эта — «вкл» и «выкл» душ, а во-он ту лучше вообще не трогать. Но это — всё! Я никогда не постигну до конца, что за механизм — Зона, никогда не смогу управлять ею так, как это делали её хозяева. Не для человеческого разума такое понимание и такие умения.

И никогда, наверное не смогу развеять почти всеобщее заблуждение во всемогуществе Старика. Ну, как же, до его Переселения жизнь протекала в смертельно опасной и непредсказуемо жестокой Зоне. Свирепые мутанты, притаившиеся аномалии и всё такое. А теперь в Нашем Мире всё прилизано и благоустроено, жизнь в Стене вполне комфортна, куда лучше, чем снаружи, интереснее и спокойнее. Ах, ты хочешь прогуляться по внутреннему пространству? Да пожалуйста! И будет тебя ждать именно прогулка. Моцион. Променад. Экскурсия! Старик поминутно подсказывает, где находятся аномалии, пострадать можно лишь по феноменальной рассеянности. Сзади сопит титан-охранник, который не даст тебя в обиду суперкоту или кабану. Красота и благолепие!

А то, что девяносто девять процентов всего объёма Зоны живет по своим собственным законам и вне моего контроля — это как? То, что я никоим образом не умею задействовать совершенно непонятные мне чудовищные мощности, которыми оперирует Мозг, приютивший меня и прочих Переселившихся — как? Однако, это, наверное, к лучшему, девочка. Пусть енот, забравшийся в инопланетный трейлер, нажимает себе и другим зверушкам на здоровье на кнопки включения кондиционера и выдачи морковки. Пусть перекладывает аномалии с места на место, словно фолианты на полке, даже не подозревая, что их, книги, вообще-то положено читать. Всё это разрешается, пожалуйста. Но вот сломать вентиль газового баллона, чиркнуть спичкой и взорвать дом — тут, извините, у енота лапки коротки. Не выйдет. Даже устроить короткого замыкания не получится, потому что к предохранителям подход заказан.

Вот тебе и «трон». Не трон это, а крутящееся кресло у компьютера. Я уселся в него первым, а остальные Переселившиеся рассаживаются уже рядом, без доступа к клавиатуре. Вот всё мое преимущество над ними. Хотя какое там, к лешему, преимущество. — печально покачал головой Старик. — Куча обязанностей и огромная ответственность. Без права на ошибку. Так то вот, девочка.


Зона

Стена у дома Белоснежки,

19 часов 30 минут 3 ноября 2047 г.

Белоснежка стояла у парапета Стены и задумчиво смотрела на вниз на освещенные прожектором мокрые ветви. Домой пока идти не хотелось, она решила подышать пахнущим опавшей листвой воздухом и поразмышлять над позавчерашним разговором со Стариком и вчерашней беседой с Тихоней.

«Трон бога»? Н-нет… пожалуй, отношение к Старику у жителей Зоны всё-таки выходило за рамки вполне объяснимого уважения и почтения. Атеисты до мозга костей, они были склонны перекладывать на него решение многих проблем и обращаться за безошибочным советом в весьма частых ситуациях. Подсознательно полагали Старика всемогущим, всеведущим и чуть ли не вездесущим?

Строго говоря, корни таких настроений были давними, прочными и глубокими. Возникли они задолго до Переселения Старика. Не у каждого новосёла психика выдерживала непосредственное соприкосновение с реалиями тогдашней Зоны. А что удивительного — среди мутантов и аномалий было не мудрено тронуться умом. Кое-кто начинал всерьёз считать Зону насыщенной сверхъестественной сущностью. Отсюда один шаг до религиозного культа. И этот шаг сделали обитатели Красново.

Ещё в 1970-е годы в этом чудом сохранившемся посёлке с церквухой на центральной площади обосновалась весьма странная группировка, отдалённо напоминавшая церковно-рыцарский орден. Она принимала в свои ряды любого, кто не сомневался в божественности Матушки-Зоны. Прошлым новообращенного там не интересовались. Поэтому неудивительно, что среди красновцев встречались и татуированные бандиты, «завязавшие» с криминальным прошлым, и ополоумевшие учёные из Депо, и чудом уцелевшие в схватке с мутантами вояки «звёздного» клана, и смертельно уставшие в опасных скитаниях разведчики-одиночки. Красновцы считали, что Зона — дарованный космическим Сверхразумом образец гармоничного и целесообразного мироустройства. Нужно только понять это и приобщиться к вселенскому совершенству. Кроме молитвенных восхвалений мудрости Матушки-Зоны красновцы усердно защищали матушкину гармонию от посягательств на неё. Их посты и заслоны вежливо заворачивали каждого, кто пытался пробраться в Усть-Хамск. Если нарушитель не внимал проповедям и продолжал настаивать, то мог схлопотать по шее — исключительно из заботы о нём, несмышлёном. По особо наглым искателям приключений, пытавшимся силой пробиться в Усть-Хамскую сокровищницу нетронутых диковинок, открывали огонь.

Отношение к красновцам у остальных жителей Зоны сложилось тройственное. С одной стороны было общеизвестно, что встреченный красновец всегда поделится бинтом-йодом и куском хлеба, обязательно выручит в беде. С другой — притчей во языцех была неудержимая склонность зонопоклонников к занудливым, снотворным проповедям. — «Они меня, аномалией изломанного, сначала с того света вытащили. — нервно хихикая, рассказывал как-то охотник Арбалет, — Выходили, спасибо им сердечное. А потом, матерь божья коровка, опять чуть в могилу не загнали своими откровениями и наставлениями на путь истинный». И, в-третьих, каждый знал, что только самоубийца, заработав у красновцев репутацию врага Матушки-Зоны, рискнет появиться в тамошних краях. Высказывались предположения, что странное поведение фанатиков вызвано вполне объективными причинами, прежде всего излучением Антенны, на окраине района действия которой они и жили. Во всяком случае, Старик склонялся именно к этой точке зрения.

— Вообще-то мы всерьёз опасались крупных проблем с истово верующей братией, — рассказывал вчера с экрана ноутбука Тихоня. — Взбредёт им невесть что в одурманенные головы, взъярятся, объявят надругавшимся над их Матушкой джихад или там крестовый поход, да как начнут гвоздить из всех стволов… Одна надежда — «звёздные» их удержат.

Однако, всё сложилось на изумление замечательно. То есть без эмоционального взрыва, разумеется, не обошлось, только он, по счастью, оказался направлен в совершенно противоположную сторону. Узнав о Переселении сознания Старика в Мозг Зоны, красновцы закатили трёхдневные восторженные моления и объявили его кем-то вроде мессии, избранного Матушкой и призванного к себе. («Гм, а так ли уж это нелепо, а?» — подумала внезапно Белоснежка.) Нажгли извести, в три слоя выбелили церковь и расписали стены аллегорическими картинами на тему грядущих преображений Зоны. Нас, сопровождавших Старика в походе к Антенне, красновцы возвели в ранг его апостолов, что довело Бобра и Ушастого до смеховой истерики. Я оказался в Красново приблизительно через три месяца, был торжественно препровождён в Храм Старика и имел счастье одним из первых лицезреть еще не завершённые настенные росписи. Старик сравнительно легко опознавался по лысине, обрамлённой колючими лучами, пристальному взгляду и величавой позе. А вот себя я узнал только после многословных восторженных комментариев Иконописца. — «Если бы индюки умели чихать, — доверительно сообщил мне потом Ушастый, — то в момент чиха они выглядели бы, как ты на фреске: надутые и философски озабоченные.»

Белоснежка тихо посмеялась и дала себе слово в ближайший выходной обязательно съездить в Красново.

Она узнала от Тихони, что дальнейшая судьба красновской компании сложилась неплохо. Условия жизни в Зоне улучшались с каждым месяцем, работы становилось всё больше, а сирых и несчастных — всё меньше. Так что новообращённых среди зонопоклонников больше не было. Но они по этому поводу особенно не расстраивались. Главной задачей они теперь считали увековечивание памяти Старика. В Епископе внезапно проснулся талант скульптора, он изготовил из бетона стелу: раскрытая в виде чаши ладонь, на которой лежит блестящий ключ из нержавеющей стали. На репликаторе изготовили десятка три таких стел, а Епископ вместе с единоверцами за год расставил их во всех местах, в которых побывал Старик. В Лукьяновке, где Старик едва не погиб, вырастающая из битого кирпича рука обкручена толстой ржавой цепью. В Гремячьем — стела поднимается из воды небольшого бассейна. А у Антенны памятник стоит посреди зеленой лужайки и оплетен плющом.

Боров не уставал занудливо бухтеть по тому поводу, что красновцы не заняты производительным трудом, а кормить их приходится. Старик так же неизменно возражал: — «Проблемы с продовольствием? Нет проблем: хлеба с картошкой и тушёнкой теперь хватает, кофе с сахаром — тоже. Вот и перестань приставать к людям, пусть делают, что хотят.» Однажды Тихоня не вытерпел и прямо спросил Старика: — «Неужели тебе нравится, что в твою честь ставят алтари?» Сначала он услышал в ответ свой собственный заливистый смех. Усладив друга и апостола этим аудиоупражнением, Старик повторил: — «Не трогайте их, пусть занимаются, что считают нужным.»

Внизу раздался треск сухого камыша, кто-то возмущенно рявкнул. Белоснежка всмотрелась, но ничего в рано наступившей осенней темноте не разглядела.

Зонопоклонники со временем достигали пожилого возраста, Переселялись, так что красновская группа растаяла сама собой. Уход же за созданными ими памятниками взяли на себя так называемые служители. Кроме того, они реставрируют некоторые здания в Зоне, заботятся о пополнении Большой Библиотеки и вообще занимаются всем, что касается сбора, обработки и хранения информации. В том числе — по истории Зоны и, так сказать, по краеведению. Служители носят фиолетовую одежду с изображением папирусного свитка на нарукавном шевроне. Возглавляет их Эстет, тот самый, который передал Белоснежке рукопись Тихони. Кстати, Эстет уже дважды звонил и обещал заехать. — «Хочу незаметно переманить тебя в служители. — признался он. — Нам люди нужны — ну позарез! Так что буду искусно охмурять и осторожно соблазнять. Ну что, действительно, за расточительство: такая умница-разумница новичкам сопли в „детском саду“ подтирает. А у нас так интересно, что даже представить себе не можешь! Вот сейчас собственный документальный сериал снимать собрались. Только ты ничего Апельсинке не говори, а то она меня съест.» Белоснежка улыбнулась и обещала подумать. «—Пират он, а не Эстет, а исправляться не собирается. — заметил потом Старик по поводу этого разговора. — И съесть его за сманивание работников не одна Апельсинка мечтает. Но здесь это вечная проблема: каждый полагает своё занятие самым важным и интересным, и везде нужны люди.»

Большая Библиотека и библиотекари Зоны (тоже из служителей) заслуживают особого упоминания. После присоединения Китаем областей бывшего СССР новые хозяева Сибири на изумление бережно отнеслись к культурным ценностям вымирающего русского населения. Они сохранили фильмохранилища и библиотеки в областных центрах, многое перевели и дублировали на китайский. По запросу Старика в Зону был направлен список печатных изданий и фильмов, насчитывающий более трехсот тысяч наименований. Почти две трети пунктов были отмечены Стариком, китайцы отправили в Зону дата-карты с электронными копиями книг и кинокартин. С тех пор пополнение Большой Библиотеки идёт непрерывно. Многочисленные заказы на технические, медицинские и естественнонаучные издания на разных языках делают, безусловно, эндогены, «научный корпус» Зоны. Переводят, помещают в виде компьютерных файлов в фонд. А вот с художественными фильмами и беллетристикой — хуже. Русскоязычная культура благополучно погибла вместе с Советским Союзом еще в 1991 г., а из океана бездарной писанины и тупых киносмотрелок западного производства удаётся отвести в Зону тонюсенькую струйку действительно стóящих внимания произведений. Большая Библиотека Нашего Мира виртуальна, порывшись в двухмиллионном каталоге, можно выбрать нужные книгу или фильм и вывести на экран ноутбука. Но у некоторых появилось своеобразное хобби: распечатывать любимые книги на бумаге, переплетать, обмениваться ими и дарить. Бывает, в Зоне появляется свой писатель, поэт или даже кинематографист. К их талантам, как правило, достаточно скромным, здесь относятся с огромным уважением.

— Привет, Белоснежка! — послышался за её спиной голос Молнии. Она вместе с мужем, Зигзагом, жила в соседнем трейлере.

— Добрый вечер. — оглянулась младшая наставница «детсада».

— Хотела спросить, у тебя нет баночки кофе? Хватилась — нет, оказывается, мой заварил остаток ещё утром. Если бы знала — зашла после работы в наш продпункт и взяла.

— Какие проблемы? Конечно, есть. Заходи.

Женщины вошли в жилище Белоснежки. Автоматически включилось отопление. Совка тут же выпорхнула в открытую дверь.

— На ночь? Не боишься прогнать сон? — улыбнулась Белоснежка, протягивая ярко-красную металлическую банку.

— Как раз хотела посидеть подольше. — вздохнула Молния. — А насчёт сна… У меня другая беда: хоть бадью кофе выпей, а всё равно в одиннадцать вечера баиньки подкрадываются. Так что…

— Что-то срочное?

— Хотелось подумать, как в зимний рацион для столовой заложить побольше витаминов. Как ни крути, а январская зелень всё же… какая-то не такая… Вчера Серебряная предложила в Черново организовать вторую теплицу.

— Замечательно!

— Еще бы. Вот и надо всё просчитать. Спасибо за кофе. Спокойной ночи!

— Тебе тоже. — рассмеялась Белоснежка.


Зона

Дом Белоснежки,

22 часа 35 минут 3 ноября 2047 г.

Белоснежка выключила лампу в изголовье. На полке рядом с компьютером зеркально поблёскивала чешуйчатыми боками подаренная ей сегодня утром Малышом золотая рыбка, одна из самых красивых и довольно редких «штук», образующихся в аномалии под названием «воронка». Она рождается из видоизменённых неизвестным полем, нарушенной гравитацией и низкой температурой остатков растений и почвы. Золотая рыбка служит владельцам не только прекрасным ночником, чарующе освещая пространство вокруг себя в радиусе до двух метров. Она благотворно влияет на глаза владельца, предохраняя от близорукости и дальнозоркости. Эта «штука» занесена Стариком в список редкостей и продаётся за Стену в исключительных случаях и по баснословным ценам. Говорят, что во внешнем мире эта необычайно популярная у ювелиров «штукa» часто становится предметом женской зависти и причиной мужских смертей. Обо всём этом Белоснежке сразу после подарка не преминул поведать Старик.

— С подобными находками не принято просто так расставаться. — сообщил он. — Возможно, ты очень понравилась Малышу и он начал строить далеко идущие планы.

Белоснежка сконфуженно покраснела.

— Но может быть это — знак простого дружеского расположения. — раздумчиво продолжал Старик, словно не замечая нарастающего замешательства Белоснежки. — Ведь комнатным, семейным, существом я бы Малыша не назвал. Бродить по Зоне — вот его любимое занятие. Ладно, там будет видно.

И Старик отключился. Пунцовая от смущения Белоснежка мысленно поблагодарила его за это.

Шторы на окне изменили оттенок: над заснувшей Зоной прокатилась волна зеленоватого свечения. Белоснежка не видела этого: она уже спала.

Глава 7. Евангелие от Тихони: «…поскольку Наш Мир был отдан нам…»

Зона

Стена, общежития «Звезды»

4 часа 35 минут 4 ноября 2047 г.

Так называемых «средств массовой информации» в Зоне, разумеется, не было. Их с успехом заменяла общая компьютерная сеть «Наш мир». В разделе «Новости» каждый житель Зоны, включая Переселившихся, мог разместить любую с его точки зрения значимую информацию, включая прямой самодеятельный репортаж с места события. Включив компьютер и пролистав раздел, каждый мог быть в курсе происходящего. Ну, и, наконец, Старик мог в экстренном и чрезвычайном случае одновременно связаться со всеми, позвонив на личные КПК.

Всё это было отлично известно Айсбергу, однако сегодня ему пришлось еще раз убедиться во всём этом воочию.

В 4.34 в общежитии второй роты визгливо заныла сирена. Айсберг вскочил, отбросив одеяло. Под потолком его комнаты ярко мигала белая сигнальная лампочка. Тускло-синяя в сочетании с басовитым гудением обозначала бы обычный тренировочный сбор, а вот комбинация белых сполохов с высокими тонами могла применяться только в случае действительно чрезвычайной ситуации. Одеваясь на ходу, Айсберг выскочил в коридор, уже заполненный бегущими «звёздными», где на него налетел ефрейтор Гильза.

— Это чего ж, матерь божья коровка, творится-то? — обеспокоенно пропыхтел ефрейтор. — Первый раз на моей памяти так визжит!

«Звёздные» построились в коридоре.

— Равняйсь! — скомандовал дежурный сержант. — Смирно! Товарищ капитан…

— Отставить! — оборвал капитан Хмара. — Роте поставлена боевая задача: выдвинуться в район севернее Марьино и оцепить участок, который будет указан по прибытии. Форма одежды — вторая, полевые комбинезоны средней степени защиты. Три минуты — на получение оружия и сухих пайков, минута — для погрузки в транспорт. Всем включить КПК на приём и надеть наушники: Старик лично объяснит обстановку. Разойтись!

На плаце в лучах прожекторов мокро блестела брезентовыми крышами дюжина дрезин-фургонов. Кучеры сидели под навесами рядом с облачёнными в брезентовые робы титанами. Первая дрезина выехала за ворота, посадка взвода во вторую уже заканчивалась, место Айсберга было в третьей. Он устроился между Гильзой и Вирусом. Дрезина колыхнулась, хрустнула колёсами по мокрому коричнево-оранжевому покрытию плаца, описала разворотный круг и покатила вслед за двумя первыми.

— Темнотиш-ша, хоть глаз выколи. — прошептал Вирус. — Вероятно, и впрямь что-то серьёзное.

— Разговорчики! — тут же среагировал с первой скамьи сержант Фугас. — Приказ не помните? Для забывчивых повторяю: КПК включить на приём, молча ждать инструкций Старика.

— Спасибо, Фугас. — заскрипел у каждого из сидящих в фургоне в наушниках под капюшонами хорошо знакомый искусственный голос. — Здравствуйте, первый взвод. Молодцы, ребята, быстро собрались. Попытаюсь в общих чертах обрисовать положение. В районе Марьино под землёй происходит непонятный мне процесс. Вероятно, нечто, связанное с мощными гравитационными узлами. Вообще говоря, похожее также наблюдалось в других Зонах. В Мармонтской, например, то есть той, что в Канаде. Там это явление получило у учёных названия «заводной медвежонок» и «бродяга Дик». Но у нас, кажется, будет гораздо более интересно и куда менее приятно. Наверх движется сферическая аномалия метров пятидесяти в диаметре.

Вирус невольно присвистнул, спохватился, но замечания Фугаса не последовало. Тот сам был явно поражён.

— Вероятны неприятные последствия, характер которых предсказать не берусь. Но вполне возможно, что вообще ничего нехорошего для… нас… не произойдет. Как бы то ни было, когда аномалия достигнет поверхности, потребуется окружить место её появления, беспрепятственно выпускать за кольцо оцепления всю живность. Включая всякую мелочь вроде мышкарей и тушканцев. Но при этом никого не пропускать внутрь. Во избежание и на всякий случай, так сказать. Задача ясна?

— Так точно. — ответил Фугас. — Разреши спросить.

— Да?

— Амазонки тоже будут участвовать?

— Это не для них, здесь нужна армия. Еще вопросы есть?

— Никак нет!

— Спасибо, ребята. — сказал Старик. — Дальнейшие инструкции — по прибытии. Пока же настоятельно советую перекусить. Неизвестно когда сегодня поедите по-человечески, а вы, всё-таки, привыкли к режиму. Война — войной, а обед — по расписанию. Приятного аппетита, мешать не буду, свяжусь с вами на месте.

Дрезины, освещающие дорогу фарами двигались по дороге № 16, ведущей к Марьино. На прозрачные пластиковые окна оседала мелкая ноябрьская морось. Микроклимат Зоны очень отличается от внешнего, сибирского. Осени и зимы тут тёплые, температуратура никогда не опускается ниже нуля. но вот что касается промозглости и сырости — традиции сохранены.

— Дрянь у меня термос. — пожаловался Гильза. — По возвращении обязательно сменю. Кофе совсем остыл.

— Зато у меня — кипяток, язык сварился. — сказал Айсберг. — Давай смешивать.

— Давай.

Они сосредоточенно жевали бутерброды с сыром. Сквозь окошки на задней стенке фургона пробивался свет фар следующей за ними дрезины.

Через полтора часа скрипнули тормоза.

— Бойцы, к машине! — прозвучала уставная команда Фугаса и взвод посыпался из фургона. Сержант построил подчинённых.

— Светает потихоньку. — заметил Вирус.

— Очень потихоньку. — буркнул Гильза. — Не мешало бы добавить ясности

— Добавляю. — тут же откликнулся Старик. — Нужно оцепить вон тот сухостой. Аномалий нет, я всё убрал. Так что — действуйте, герои.

Сержанты быстро расставили личный состав. В десяти метрах слева от Айсберга стоял Гильза с автоматом наперевес, справа на таком же расстоянии — Вирус. Шло время. На востоке серело небо. Сухие деревья уже не темнели неясной массой, их корявые ветки вырисовывались всё чётче.

— Показалось мне или нет? — негромко произнёс Вирус во вшитый в капюшон микрофон.

— Р-рядовой Вирус! — рявкнул Фугас. — Изволь докладывать по-уставному! Чётко и точно!

— Вроде, под ногами земля дрогнула. — сообщил Вирус.

— И под моими колыхнулась.

— Такое же чувство.

Со стороны оцепленного участка донесся стонущий скрип и шелест. Казалось, что просыпаются и потягиваются, мелко тряся ветвями, засохшие лет пять назад осины. Ощущения были очень неприятными.

— Привидения. — хмыкнул Гильза. — Массовое самозарождение.

— Приготовьтесь, ребята. — предупредил Старик. — Лезет.

— Кто лезет?

— Не «кто» а «что». Аномалия, о которой я говорил.

Впрочем, ничего объяснять не потребовалось. Айсберг с внутренним содроганием заметил, как сухостой внезапно зашатался, стволы раскачивались в разные стороны с разной амплитудой, хрустя и ломаясь при ударах друг о друга. Из кустов вынеслась ополоумевшая динго[30] и с поджатым хвостом стрелой понеслась прочь по дороге. Испуг-испугом, а соображает тявкало рыжее, чистым полем через аномалии не удирает.

— Пропустили пёсика-то? — благодушно осведомился Старик. — Правильно. Вот так всех и выпускайте. А туда — никого! Ни-ни!

Да кто же попрётся-то в такой ужас?! Окруженный «звездными» участок стал медленно вспухать, словно под ним просыпался исполин и медленно вставал на колени, приподнимая сгорбленной спиной сырую осеннюю почву.

— Матерь божья коровка! — ужаснулся кто-то. — Вот это да! Ну и ну!

— Трепотня в эфире! — рыкнул в микрофонах сержантский бас. Земля ходила ходуном, перед изумленными «звездными» вырастал правильной формы — в виде идеального полушария — холм. На его вершине и боках осыпались пласты чернозёма, грязь и мокрый суглинок перемешивались с падающими деревьями, оттуда в ужасе прыскали прочь какие-то мелкие зверьки. Через час экватор лезущей наружу сферы сравнялся с поверхностью земли, движение прекратилось, сотрясения под подошвами армейских ботинок затихли.

— Кажется, всё. — скрипнул Старик. — Вроде, никто не пострадал…

— Так что же это было?

— Не имею понятия. — отрезал Старик. — Прыщик на лице матушки-Зоны.

— Дык, ни фига себе — «прыщик»! — возмутился Гильза. — Полсотни метров в высоту!

— Осядет. Приглажу аномалиями, а зеленью само со временем покроется. Амазонки новый лес вырастят.

— Да? — усомнился Фугас, разглядывая ужасающее месиво. — А много таких волдыриков собирается вскакивать?

— Пока не могу ответить. Надо понаблюдать, поразмыслить. — ответил Старик. — Для меня это — неожиданность.

— Во всяком случае, всё какое-то разнообразие. — заметил Фугас. — А то у нас ландшафт плоский до отвращения. Пара-другая высоток не помешала бы. Ну что, по домам?

— Да, само собой, большая благодарность всем, бойцы! — в наушниках щёлкнуло, Старик покинул общий эфир.


Зона

Стена, «Детский сад»

11 часов 4 ноября 2047 г.

Плюс нажал кнопку «пауза», изображение на экране остановилось. На фоне серого утреннего неба возвышались гряно-бурые склоны большого холма.

— Да-а… — протянул Морж, морща лоб. — Знатно выпятилось. Монблан. Объявляю запись в клуб альпинистов.

Воспитатели «детского сада», а также пять новоприбывших девушек-китаянок смотрели видеозапись утренних событий.

— Старик, ты понаблюдал, поразмыслил? — спросила Апельсинка.

Плюс ткнул пальцев в клавишу и экран, мигнув, отобразил пустое помещение Сената. Старик медленно спускался по мраморным ступеням.

— Насколько смог. — вздохнул он. — Только вряд ли мои объяснения кого-нибудь обрадуют. У сегодняшнего аттракциона — внешняя причина.

— Что это значит?

— Только одно. На планете нет силы, воздействие которой заставило бы Зону откликнуться таким образом. Выход наружу столь мощной аномалии — реакция Зоны на хозяев. Настоящих хозяев, понимаете?


Зона

Усть-Хамский информационный центр

16 часов 45 минут 4 ноября 2047 г.

Сборщик «штук» Малыш проголосовал на дороге и подсел в дрезину, направлявшуюся на окраину развалин Усть-Хамска. Там в здании бывшей телерадиостудии был оборудован центр электронной связи. Еще тридцать лет назад Угрюмый и его бригада из шести помощников впервые соединили компьютерную сеть Зоны с её Мозгом. Потом строители ремонтировали одно помещение студии за другим, а команда Угрюмого расставляла всё новое оборудование. На сегодня в пятнадцати комнатах белостенного дома под красной крышей из металлокерамики работал десяток связистов, обеспечивавших практически весь информационный обмен в Нашем Мире. Их возглавлял эндоген Радий. Там же проходил стажировку Электроник, с которым Малыш познакомился на днях.

— Медведица, понимаешь, уже в печёнках сидит. — жаловался Малышу подвозивший его кучер Соловей. — Матёрая, скажу тебе, зверюга! Поселилась рядом с центром и повадилась тут разгуливать. Едешь-едешь, вдруг видишь: сидит эта толстомордая посреди дороги, задумчиво так чешется. И ведь не сдвинешь! Подачку кинешь — съест, а сама ни с места. Я было Мурлына посылал её сгонять (титан покосился, услышав свою кличку), так она только рычит и скалится. Ну, не убивать же дуру! Вызвали как-то амазонок, те всадили ей под лопатку ампулу со снотворным, отвезли на противоположную сторону Зоны. Берлогу в лесу под Лукьяновкой устроили со всеми удобствами. Так нет же! Через месяц опять сюда вернулась, шляется здесь, попрошайничает. Ей ребята из центра сгущёнку таскают, а амазонки Старику жалуются, что у животного от сладкого печень может заболеть. О, слышишь, опять ревёт в лесу — это ж матерь божья коровка что такое! Замуж, что ли хочет? Так не орала бы, а ведьмедюгу какого-никакого себе искала. Правда, худа без добра не бывает: своими воплями она всех кабанов из округи разогнала.

Малыш от души посмеялся. Дрезина подкатила к орешнику, окружавшему центр электронной связи. Сквозь его голые ветви виднелись остатки кирпичных зданий, которые не стали восстанавливать. Из какой-то развалины поднимались сизые клубы пара: там образовалась крематорка, температурная аномалия, испарявшая падающую в неё дождевую морось.

— Приехали. Давай разгружаться, Мурлын.

— Благодарствую. — сказал Малыш кучеру, выбрался из кучерской кабинки и зашагал по мощеной бетонной плиткой дорожке к стеклянному вестибюлю центра, где его уже поджидал Электроник. Сборщик обменялся с ним крепким рукопожатием, стажер жестом пригласил войти.

— Ну, в точности — космонавт! — восхитился Электроник. — Скафандр, ранец… Вот только автомат из общего стиля выбивается.

— Да с удовольствием гулял бы по Зоне налегке. — вздохнул Малыш. — Но разве Старика переубедишь? «Нет ничего дороже здоровья. Лучше сто раз перестраховаться, чем остаток жизни провести инвалидом.» — и всё в том же духе.

Он поставил автомат в угол, расстегнул ворот зелёного скафандра, бросил сферический шлем с зеркальным забралом на диван и ловко вывернулся из лямок ранца.

— Э, что ж мы здесь-то, словно цыгане, табором расположились? — заметил Электроник. — Давай ко мне в лабораторию.

— Нет, тороплюсь, кучер обещал подбросить на обратном пути. — отмахнулся Малыш — Сразу от вас поеду в тридцать девятый сектор Стены, санитары своего барахла ждут. Ну, и еще хочу там кое-кого повидать…

Он осторожно открыл герметический ранец. Там были аккуратно уложены блестящие фарфоровые контейнеры, на крышках которых фломастером были написаны названия собранных Малышом «штук»

— Шевелящийся магнит заказывали, правильно? Ага, вот он, держи.

Один из контейнеров был вручён Электронику.

— Поосторожнее с ним. — предупредил Малыш. — Название-то не случайное. Словно живую мышь в руках держишь.

— Ладно, учтём.

— Удачных опытов! Если еще что понадобится — сигнальте, добуду.

Малыш вновь закинул ранец за спину, взял шлем и винтовку и направился к стеклянной двери вестибюля.

— Дикая природа вокруг, а окна чуть не во весь фасад! Не боитесь, что побьют? — спросил он.

— Кто? — удивился Электроник.

— Ваша горластая медведица хотя бы. Вот вломится…

— Машка что ли? — улыбнулся Электроник. — Не-е, она шумная, но смирная, постоянно обедать приходит. Видишь под березой миску? Мы ей туда рисовую кашу со сгущенным молоком подкладываем.

— Смотрите, бдительности не теряйте, медведеводы-любители. Зверь всё-таки. До скорого.

Малыш вышел наружу, посмотрел на нарукавный термометр.

— Плюс девять. — констатировал он. — Ветер. Моросит. Нет, летом всё-таки не в пример лучше.

Из тетради с конспектами, сделанными Электроником во время обучения в «детском саду»

На обложке написано его рукой: «К зачёту по физике Зоны»

…ки, однако, это неизвестно.

Белым обручем называют кольцо из легкого материала, напоминающего алюминий. Находят по периметру аномалии под названием трамплин. Напоминает «браслет» (см. выше), однако светлее и больше по весу и диаметру. Если эту «штуку» насадить на тонкий горизонтальный стержень и слегка раскрутить, обруч будет двигаться до тех пор, пока его не остановят, приложив серьёзное усилие. Когда белый обруч был найден в Канадской (Мармонтской) Зоне его назвали «вечным двигателем». На людей не оказывает ни положительного, ни отрицательного воздействия, практического применения в жизни обитателей Зоны не получил. Старик называет обручи отходом энергетической сети Зоны и разрешает продавать за Стену в неограниченном количестве: —«Пусть их ученые забавляются, надо же им на чём-то диссертации защищать.»

Медуза также образуется в трамплине. В этом полупрозрачном красно-буром бесформенном образовании, словно в янтаре, можно различить сжатые и затейливо выгнутые мощной гравитацией остатки растений и почвы. Помещенная на теле между лопатками, позволяет странствующему по Зоне чувствовать приближение к гравитационным аномалиям, таким как воронка и карусель. По этой причине в прежние времена медуз вшивали в комбинезоны собиратели «штук». Теперь Старик выкладывает на КПК каждого, кто выходит в Зону подробнейшую карту аномалий и предупреждает о приближении к ним. Так что медуза потеряла своё значение. Эти «штуки» также массово продают за Стену, но их цена невысока.

Булавки. Они же — «устройства стержневого типа». При определенных условиях (например, если сильно потереть их пальцами) начинают «говорить» — отображать последовательность спектрально чистых цветов видимого спектра. Выбрасываются на большое расстояние аномалиями машины времени. Их категорически запрещено не только продавать, но и вообще собирать. Старик утверждает, что булавки поддерживают феноменальную устойчивость радиосвязи в Зоне и полную защиту от прослушивания нашего эфира извне.

Саррочка-золотце. Давший название этой штуке определённо обладал чувством юмора. Красивое образование с с золотисто-глянцевой поверхностью и оранжево-красными вкраплениями действительно отдалённо напоминает фигурку упитанной дамы. Эту «штуку» порождает в виде отхода своей деятельности аномалия жемчужное одеяло. Та самая, превращающая человеческий организм в титанский. Гуляла в своё время зловещая легенда, будто саррочки-золотца — высосанные и сплюнутые аномалией души ставших титанами. Оказывают благотворное действие на хранящиеся продуты, великолепно предохраняя их от порчи. По каковой причине их вмонтируют в задние стенки холодильников. За Стену практически не продают.

Зуда — устройство неизвестной фактуры, возникающее в аномалии, называемой лентой. Старик до сих пор отказывается определённо объяснить её природу, мотивируя это тем, что в человеческом языке нет соответствующих понятий. Крайне неточно говоря, внутри крохотной зуды элементарные частицы постоянно превращаются в энергию и наоборот. «Расшевелённая» зуда испускает некие волны и/или звук на некой частоте. Это вызывает чувства страха и дискомфорта у всех живых организмов, включая флегматичных титанов. Старик додумался встраивать зуды в обычные винтовочные пули, что придало им поражающую силу снаряда гаубицы.

Ночная звезда — редкая и красивая «штука» с зеркальной поверхностью и цветными фосфоресцирующими жилками на ней. Ночью освещает зеленоватым светом все вокруг себя в радиусе 1–2 метра, за что и получила своё название. Появляются в потоках зелёнки. Совсем недавно лучший хирург Зоны Потрошитель открыл удивительное свойство ночной звезды мобилизовать все силы оперируемого человека. После чего отделал звёздами потолок операционной. Однако поправляющемуся и тем более здоровому человеку лучше держаться от неё подальше, поскольку «форсажный режим», в который она вводит человеческий организм в чрезвычайных ситуациях, быстро изнашивает живые ткани. Вероятность появления ночной звезды в аномалии кисель — низкая. Поэтому в основном ими интересуются местные медики-эндогены, а на экспорт эти «штуки» идут редко.

Чёрные брызги, выбрасываемые аномалией чертов котёл, весом и формой напоминают шарики для подшипника. До неузнаваемости искажают попадающий в них пучок света (выходит с задержкой и более низкой частотой). Кроме как в ювелирном деле, никакого применения не нашли. Влияние на человека не изучено. Существует также предположение, согласно которому эти образования являются гигантскими областями пространства с иной метрикой, принявшими под воздействием нашего пространства компактную трехмерную форму.

Лунный орех производится аномалией невесомка. Полупрозрачен. Со светящейся сердцевиной, изредка сыплет маленькие молнии-искры. «Штука», которую в Зоне никогда не ценили и без всяких сожалений сбывали за Стену. Впрочем, не забывая спросить за неё соответствующую плату. Единственная выясненная особенность ореха заключается в том, что поднесенная к нему электронная техника перестаёт работать. Выключаются карманные компьютеры, глохнут и слепнут детекторы, объявляют забастовку цифровые бинокли и прицелы. Говорят, что именно орехи, вшитые в Тихоней в одежду Старика, позволили тому пробиться сквозь излучение Антенны. В последние годы китайский военно-промышленный комлекс охотно скупает орехи в любом количестве.

Этак (или «вечная батарейка» у западных учёных). Ребристое блестящее образование. При определенных условиях размножается делением. Одного «этака» достаточно, чтобы заменить аккумулятор автомобиля. Своеобразное инопланетное «растение», Старик в шутку сравнивает его с геранью на подоконнике Зоны. Продавался и продаётся вовне в неограниченных количествах: несмотря на то, что этаки давно научились размножать по всей планете, выросшие внутри Зон отличаются повышенной мощностью и надёжностью.

Бенгальский огонь находят рядом с аномалиями электра. Отлича…

Зона

Дом Белоснежки,

20 часов 30 минут 7 ноября 2047 г.

— С праздником! — сказал Старик с экрана ноутбука. — Хотя он имеет большее значение для внешнего пространства, а не для нас, но не будь событий семнадцатого года, не появились бы на свет ни я, ни ты. Найди как-нибудь в свободную минутку в Большой Библиотеке забавный фильм, называется «Ленин в октябре», посмотри. Повеселишься… Впрочем, это лирическое отступление, а вообще-то хочу спросить: как рука?

Белоснежка машинально спрятала забинтованную кисть за спину.

— Спасибо, ничего. Пустяки, не болит…

— Не пустяки, а разгильдяйство и безалаберность. — рассердился Старик. — Что такое жгучий пух, учила? Учила. Сама про него рассказывала «детсадовцам»? Рассказывала. О том, что от него ожоговые волдыри образуются на коже, объясняла? И сама в него вляпалась! Восхитительно. Чудесно. Бесподобно.

— Больше не повторится.

— Очень надеюсь. Завтра опять покажешь свои болячки Сверчку. И не смей отговариваться! «Пустяки» ей, видите ли…

— Хорошо. Обязательно зайду в медпункт.

— Что-то смущает? — спросил Старик.

— Смущает. — твёрдо ответила Белоснежка. — Как я поняла, врачи в Зоне — эндогены.

— Ну, не одни они…

— Практически все. Из ста четырёх — девяносто семь. Почему?

— На то два объяснения. Во-первых, как ты знаешь лучше меня, остатки русского населения не получают никакого высшего образования. В том числе — медицинского. Ни здесь, в китайской Сибири, ни в марионеточных «республиках» европейской части бывшего СССР. Так что медики к нам не попадают. Выучиться врачебному делу здесь, в Нашем Мире, невозможно по очевидным причинам: не каждое большое государство с медицинскими институтами с этим справляется. А уж нам-то… Во-вторых, эндогены по сравнению с переселенцами-экзогенами обладают буквально сверхъестественными способностями к самообразованию и гипертрофированной чувствительностью. Достаточно им осмотреть больного, чтобы понять, где и что в его организме не в порядке. Достаточно почитать медицинские справочники и учебники (а читают они невероятно много), чтобы понять, в каком лечении нуждается пациент. И, кстати, медицинских ошибок практически не бывает. Даже при принятии врачом-эндогеном единоличного решения. А уж если созывается консилиум, такая возможность совершенно исключена. Поверь, за подобного эскулапа с жадным урчанием ухватилась бы любая из клиник для богатеев там, за Стеной.

— Охотно верю. — вздохнула Белоснежка.

— И всё-таки что-то по-прежнему беспокоит?

— Видишь ли, Старик… — Белоснежка замялась. — Прости, конечно… Может показаться неэтичным… Но я, разумеется, ни с кем сомнениями на эту тему больше не делилась…

— Смелее. — подбодрил Старик. — Знаешь ведь: всё останется между нами.

— Мне кажется, что эндогены… не совсем люди.

— Боишься, что впала в наказуемую ересь? — мягко спросил Старик, переходя на её голос. — В расизм? Гм… порассуждаем. По существу всё верно, родившиеся в Зоне отличаются от перебравшихся сюда. Весьма и весьма. Это очевидно. Никто и не притворяется, что различий нет. Так что же?

— Такое ощущение, — наконец решившись, выпалила Белоснежка, — что медики-эндогены относятся к нам, пациентам-экзогенам, словно ветеринары к животным. К существам другого вида.

— Повторяю, вы для них — именно существа другого вида. Хотя слово «животные» я бы всё-таки не употреблял: сами они меньше всего считают, что рождены животными. «Ветеринары»? Гм… Так что из того? Плохие «ветеринары»? Неумелые?

— Гениальные. — твёрдо сказала Белоснежка. — По моему, тот же Сверчок может вылечить любую хворь.

— То есть помощь от плохого врача с такой же, как у тебя внешностью, но с сомнительным результатом примешь без колебаний? А гарантированное исцеление тебя гениальным эндогеном-«ветеринаром» Сверчком будешь считать чем-то унизительным? Только оттого, что у него вертикальные зрачки посреди оранжевой радужки?

— Как-то нехорошо получается… — смутилась Белоснежка. — В самом деле — расизм…

— Нехорошо. — подтвердил Старик. — Но, напомню, никто никогда не узнает об этом разговоре. И постоянно помни: если, не приведи судьба, снова потребуется помощь врача, то убедишься, что наши «ветеринары» в лепёшку разобьются, а вылечат.

Белоснежка тяжело вздохнула.

— Вижу, читаешь Тихонино сочинение. Когда закончишь, обязательно посмотри сегодняшние новости. Имею в виду заседание Сената. Информация, обязательная к ознакомлению для всех экзогенов.

— Обязательно. — пообещала Белоснежка.

Старик кивнул, экран компьютера окрасился синим. Белоснежка подцепила закладку, открывая страницу в рукописи, на которой остановилась вчера.

Без даты и времени. Предположительно — между 11 и 14 января 2012 г.

Эндогены. Дословно — «рождённые внутри» Зоны. За полвека от появления Зоны до Переселения Старика в Мозг Зоны их появилось всего пятеро. Нет, у женщин, тем или иным путём попавших в Зону, дети рождались. Но практически все либо были мертворожденными, либо умирали в первые же дни. Немудрено — самые причудливые мутации делали их организмы совершенно нежизнеспособными, в уцелевших ожидали невообразимые лишения. Полдесятка выживших получили за их сверхъестественные в сравнении с обычными людьми, способности прозвища Шаманов. Каждый из них обладал качествами, невероятными с точки зрения обычного, родившегося вне Зоны, человека. Гиперчувствительность, удивительная память, сверхобучаемость, гибкий интеллект, идеальная приспособленность к условиям Зоны и прочее и прочее… Но при всём том, у Шаманов не могло быть никакого будущего. Во-первых, все дети-эндогены рождаются исключительно мужского пола. Ни одной девочки за всю историю Зоны! Во-вторых, даже если бы эндоген подыскал себе подругу (эндогенку или экзогенку — безразлично) потомства у них всё равно не появилось бы. Их отличия от переселившихся в Зону экзогенов и друг от друга непреодолимы. Генетический набор каждого из Шаманов уникален и несовместим ни с чьим другим, да и внешне они, кстати, весьма непохожи. Отмечу к слову, что эндогены отдают себе отчёт в этом и не делают никаких попыток искать брачного партнёра.

К моменту Переселения Старика (август 2007 г.) в Зоне проживало лишь два Шамана — Марьинский и Глузинский.

Впоследствии Старик сумел договориться с марионеточным росиянецким и сменившим их китайским режимами о переселении в Зону женщин. Уже к 2009 г. соотношение полов выровнялось, а с 2011 г. женщин среди нас даже чуть больше (амазонки, разумеется, не учитываются). Стали образовываться семьи. Рождение детей перестало быть редким явлением.[31]

У меня возникло подозрение, что Старик не просто одобрительно относился к складыванию семейных пар в Зоне, но и негласно проводил какие-то свои эксперименты. (Впрочем, когда я напрямую спросил его об этом, он с бурным негодованием отверг все догадки.) Во всяком случае, с каждым образующимся семейством он проводил собеседование и призывал стократно обдумать рождение ребёнка-эндогена. Но если муж и жена всё же, невзирая на предупреждения Старика о неминуемых последствиях, принимали такое решение, то отношение Старика к ним становилось заботливым и предупредительным до назойливости. Он опекал беременную женщину вплоть до напоминаний вовремя принимать витаминные смеси, а молодые мамы получали подробные консультации в любое время суток. И опять же подозреваю, что он подкрутил-таки какие-то регуляторы в механизме Зоны: смертность среди новорожденных эндогенов упала практически до нуля. К настоящему времени население Зоны состоит из 4480 переселенцев-экзогенов, 259 туземцев-эндогенов и 106 амазонок.[32]

Роды у женщин принимали врачи, которыми в подавляющем большинстве опять же становились эндогены. До трёх лет поведение малыша-эндогена ничем (с моей, разумеется, дилетантской точки зрения) не отличалось от поведения обычных ребятишек. Зато дальше… Свободно читать, писать и решать математические задачи. Запоминать большие объёмы информации. Тонко чувствовать Зону и свободно ориентироваться в ней. Всё это для четырёхлетнего эндогена не было проблемой. Ему быстро наскучивали игры и общение с родителями. Отношение к отцу и матери становилось почтительно-ровным, не обременённым эмоциями. И, как правило в четырёхлетнем возрасте маленький эндоген деликатно покидал семью. Его воспитанием и образованием занимались взрослые эндогены, к которым он примыкал. В их сообществе происходили стремительная социализация и выбор будущей профессии, в которой юноша достигал блистательных высот. Обычно в пятнадцати-шестнадцатилетнем возрасте эндогены уже заявляли себя как превосходные медики, инженеры, ученые-исследователи.

Традиционно подавляющее большинство эндогенов проводит большую часть времени у Марьино. Само собой, живут они не в восстановлённых зданиях. На окраине густо заросших березняком развалин бывшего поселка расчищены, выровнены и залиты дорожной массой несколько площадок. На них стоят разнообразные дома на колёсах с тарелкообразными антеннами на крышах — эндогены не признают проводной связи, поскольку в любой момент могут переместиться вместе с жилищем в любой другой уголок Зоны. Ежедневно можно наблюдать, как к какому-нибудь трейлеру подъезжает дрезина, берет передвижной дом на прицеп и буксирует куда-нибудь в сторону Лукьяновки или Депо. Пожив там и проведя свои исследования, эндоген просит кого-то из кучеров вернуть его в Марьино. Дома-прицепы врачей, как правило, перетаскивают по Стене, из сектора в сектор, где их хозяева оказывают помощь всем, кому она требуется.

Белоснежка задумчиво покачала головой и пролистала рукопись Тихони назад. Там на страницах, датированных концом 2009 года, говорилось об амазонках.

2 декабря 2009 г.

После Переселения Старика амазонки совершенно не изменили своего замкнутого образа жизни. Старик в начале прошлого года оповестил всех, что боевые сестрёнки попросили у него разрешения превратить бывшую исправительно — трудовую колонию в своеобразную резервацию, куда был бы закрыт доступ всем, кроме них самих. Старик, разумеется, согласился, с присущим ему академическим юмором окрестив это место «гинекеем». К «гинекею» и раньше никто не приближался, а теперь и подавно. Но если всё же кто-либо нечаянно подступит ближе, чем на сто метров к высокой облупленной кирпичной стене бывшей колонии, тут же, словно призраки из-под земли вынырнут патрули амазонок. Пострадавшему, разумеется, окажут на месте первую помощь и, не проронив ни слова, доставят в безопасное место. Неосторожному страннику холодно укажут, как безопаснее обойти «гинекей» стороной. Любопытствующего (каковых пока, к слову, не находилось) молча и без церемоний выпроводят прочь.

Старик рассказывал мне, Бобру и Ушастому, что образ жизни амазонок в «гинекее» очень оригинален.

— А ты-то откуда знаешь? — не удержался я.

Поскольку амазонки рождены в Зоне, контактное вещество они принять и усвоить не могут. По этой причине Старик ничего не может видеть глазами и слышать ушами боевых подружек.

Старик, словно не слыша вопроса, сообщил, что все здания в «гинекее» давно пришли в полную негодность, а амазонки активно помогают их разрушению и обрастанию травой, кустарником и деревьями. В этом деле они изрядно преуспели, исключением является лишь прямоугольник внешней кирпичной стены в два человеческих роста высотой, да входные ворота. Их подруги кое — как ремонтируют и обновляют предостерегающие надписи. Живут же амазонки на деревьях.

— Как мартышки?! — томно восхитился Ушастый.

Нет, как эльфы в фэнтезийных романах, игнорируя восторг Ушастого, продолжал рассказывать Старик. Вся территория бывшей колонии за полвека поросла соснами. Их толстые стволы поддерживают крепкие и ровные настилы из бревен. На настилах, соединённых переходами, устроены брезентовые шатры. На настил можно взобраться по лестнице.

— Так они же должны дико мерзнуть зимой, а бабам это противопоказано. Плюс десять градусов, да под дождями… — хмыкнул Бобёр. — Хотя, какие там бабы: в озёрах размножаются, мужиков не хотят, бегущих кабанов с одной пули бьют.

Над шатрами с октября по апрель постоянно вьются дымки. Но очаги ли, печи ли отапливают жильё — неизвестно. Во всяком случае, Старик был твёрдо убеждён в том, что с комфортом у амазонок всё в порядке. Они совершенно не заинтересовались возможностью заказать у репликаторщиков мебель, электронику и хотя бы простейшую бытовую технику вроде портативных газовых плит. А вот продуктов, медикаментов, керамической и фарфоровой посуды, тёплых одеял, рулонов брезента, натуральных и синтетических тканей пожелали получить немало. И даже ковров.

— Как цыганки? — деловито уточнил Ушастый.

А еще девы затребовали новейшее снайперское оружие, а также боеприпасы к нему.

— Как Терминатор? — деланно ужаснулся Ушастый.

Тут даже Старик не выдержал и потребовал от него заткнуться.

«…как эльфы в фэнтезийных романах…» — сказал Старик. Белоснежка задумалась. Что ж, сходство есть, и немалое. Амазонки разумеют и чуют удивительную природу Зоны как никто другой. Они почти невидимыми тенями скользят по Зоне, никому не попадаясь на глаза, искусно обходя аномалии, появляясь, где им заблагорассудится и когда захочется. Боевые сестрёнки пересаживают молодые деревца из загущённых участков на пустоши, расчищают застрявшие на пути к озёрцам и заболачивающиеся ручьи. При чрезмерном увеличении численности зверья берут у Старика лицензию на выборочный единичный отстрел. Охота, кстати, служащая для жителей Зоны основным источником мясопродуктов, является абсолютной и нерушимой монополией амазонок. Даже «звёздным», несмотря на их непрекращающееся нытье «насчёт поохотиться», Старик неумолимо отказывает: «По мишеням палите хоть из гаубиц!» Раз в десять дней сестрёнки доставляют на продуктовый репликатор № кабанью тушу, а уже оттуда парное мясо попадает во все столовые, а также в продуктовые пункты Стены на радость всем любителям домашней кулинарии.

Прошло почти восемьдесят лет с времени возведения Стены и несколько её башен пришли в негодность. Поскольку они всё равно пустовали, было решено разобрать их, а полученный стройматериал пустить на укрепление остальных. Амазонки облюбовали смотровые площадки на верхушках оставшихся башен для наблюдения как за природой Зоны, так и за ближайшими внешними окрестностями. Старик с очень большой похвалой отзывается о зоркости и внимательности ратных подруг. Так, по его словам нет ни одного движения китайцев на их базе, которое не отследили бы амазонки с башен и «звёздные» с КПП.

Амазонки несут постоянное дежурство в «детском саду». Боевых сестёр никто не видит, но они, находясь в специальных помещениях, зорко наблюдают за новичками, чтобы в случае неадекватного поведения кого-либо из них применить самые решительные меры. Белоснежка вспомнила поразивший в своё время их группу трюк со стаканом, разбитым амазонской пулей на лету, и усмехнулась.

Как и для любого живого существа рожденного в Зоне, контактное вещество для амазонок — смертельный яд. Они не способны принять и усвоить его. Поэтому для боевых сестрёнок невозможно Переселение по окончании их телесной жизни. Но, кажется, никаких переживаний по сему поводу у гордых дев Зоны нет. Когда умирает амазонка, подруги относят её тело в крематорку. Затем добавляют горсть легкого пепла в вырытую рядом с «гинекеем» лунку, куда высаживают сосну. Что ж, далеко не худший вариант памятника.

«…какие они бабы: в озёрах размножаются, мужиков не хотят…» — сказал Ушастый. Грубо, но точно. Смерть боевой сестры либо приводит к принятию в ряды амазонок новой желающей присоединиться к ним, либо даёт право одной из подруг стать матерью. Новых в свои стройные шеренги подруги принимают крайне редко, неохотно и, как правило, по рекомендации Старика. Вот недавно он решил по одному ему понятным причинам отправить к амазонкам двух пятнадцатилетних китаянок из числа недавно прибывших. Девчонок, вроде бы, приняли. Однако, это исключение, в большинстве случаев — партеногенез.

Когда образовывалась Зона в Глузинской женской исправительно-трудовой колонии находилось около тысячи заключённых женщин. Погибли все, за исключением трёх. От уцелевших и происходит весь нынешний род амазонок. Впоследствии в Зону за десятилетия её существования попадало очень мало женщин. И только двум удалось достигнуть Глузино. Организмы «матерей-прародительниц» испытали мутационные изменения до сих пор не известного характера. Важнейшей из перемен стала способность к партеногенезу.

Строго говоря, размножение, при котором женская половая клетка развивается без соединения с мужской — не порождение Зоны, оно свойственно многим растениям и даже беспозвоночным животным Земли. (К слову — с бесполым способом размножения партеногенез ничего общего не имеет!). На такую форму размножения следует смотреть, как на приспособление к борьбе за существование. Партеногенез в огромной степени увеличивает продуктивность женщины без риска остаться неоплодотворенной и, следовательно, бесплодной. Именно это позволило трём праматерям амазонок дать начало целому виду эндогенных обитателей Зоны. Но! При таком размножении у амазонки всегда будет рождаться только дочь, притом внешне являющаяся почти полной копией матери. Вот вам и объяснение феноменального сходства амазонок — потомков общей прародительницы.

Итак, когда умирает амазонка, собирается общее собрание всех желающих родить дочь. Боевые подруги выбирают с их точки зрения наиболее достойную и та проводит у Жизнетворящего озера летнюю неделю, трижды в день купаясь в его водах. Старик утверждает, что до сих пор не разобрался в природе воздействия озера на женский организм, после которого партеногенез становится единственно возможной для женщины формой размножения. «Но, по-моему, тут Старик темнит… О чём-то он, кажется, всё-таки догадывается и отчего-то помалкивает.» — заметил Тихоня на полях своего сочинения. Беременность и роды протекают у амазонок так же, как и обычных женщин: через девять месяцев на свет появляется ребенок, вырастающий впоследствии в почти абсолютную копию матери.

Вероятно, образ размножения, а, следовательно, обусловленный этим образ жизни наложили отпечаток на психику амазонок. Мужчины в качестве половых партнёров ими совершенно не рассматриваются. Быть может, мужчины для боевых подруг — вообще иной биологический вид, с которым в исключительных случаях допускается только обусловленный интересами дела кратковременный симбиоз?

В младенческом и раннем возрасте дочь находится при матери, но когда выучится ходить и говорить[33], её воспитанием занимается вся община: старшие девочки, девушки, взрослые и пожилые женщины.

Думается, Старик совершенно прав, утверждая, что перед нами — самые первые шаги по формированию нового вида Homo Sapiens Sapiens. Точнее — Femini Sapiens AmaZones. Пока что эти шаги не завели слишком далеко в сторону, амазонки по многим чертам близки нам, экзогенам, но обольщаться не стоит: они — биологически другие существа. Вероятно, есть смысл упомянуть об отношении амазонок к Старику. Оно сродни отношению к солнцу, луне, ветру и другим природным силам, непреодолимо могучим и безукоризненно рациональным. Любую просьбу Старика девы выполняют мгновенно и без малейших раздумий. И, кажется, Старик относится с ним с большой симпатией, если такое чувство вообще возможно у Переселившегося.

Из конспектов, сделанными Белоснежкой для лекции воспитанницам «детского сада»

Здесь — Наш Мир. Иногда мы называем его Зоной.

Вот Устои Нашего Мира:

Устой 1. Устои Нашего Мира учреждаются только нами и никем не нарушаются.

Устой 2. В Нашем Мире живём мы:

— экзогены («родившиеся вовне»), то есть люди, переселившиеся из внешнего пространства. Любой, кто попадает в Наш Мир, получает выбор: быть одним из нас, или перестать быть. Желающий стать экзогеном проходит курс ознакомления с основами жизни в Нашем Мире и принимает ампулу с контактным веществом. Она, вступив в контакт с организмом, даёт возможность при приближении или наступлении телесной смерти совершить Переселение сознания в Мозг Нашего Мира. Не пожелавшему стать одним из нас, гарантируется мгновенная и безболезненная смерть;

— эндогены («родившиеся внутри»), то есть амазонки и сыновья экзогенов, рожденные в Нашем Мире. Для них Переселение невозможно.

— Переселившиеся.

(Далее — несколько густо зачёркнутых строк)

Устой 3. Все жители Нашего Мира, независимо от места рождения и биологических отличий, равны в их правах, даже если не равны в возможностях.

Наши общие права:

— на жизнь. Никто из нас не вправе отбирать ничью жизнь иначе как по доказанному обвинению в преступлении и по последующему приговору, выносимому общим судом. Старик и Переселившиеся не принимают участия в работе суда;

— на труд в соответствии со своими склонностями, возможностями, а также рекомендациями Старика и Переселившихся, не являющимися обязательными;

— на обеспечение всеми богатствами и благами Нашего Мира в оптимальном количестве и качестве;

— на (с разрешения Старика) создание и воспитание потомства (рождение сына-эндогена в семье экзогенов, клонирование члена семьи экзогенов, рождение дочери амазонкой, клонирование эндогена);

— на неприкосновенность жилища. Никто не смеет войти в него иначе как с разрешения хозяина или (в чрезвычайной ситуации) по особому распоряжению Старика;

— на личную тайну. Все сведения о чьей-либо частной жизни могут быть получены исключительно из первых уст.

Особые права экзогенов:

— на Переселение или отказ от него. Когда земное существование каждого экзогена подходит к концу, или в любой иной определенный экзогеном момент, его тело — если на то будут его согласие и недвусмысленно выраженная экзогеном воля — помещается в Порт для Переселения сознания в Мозг Нашего Мира для дальнейшего существования там.

Особые права эндогенов:

— на определённые места Нашего мира (гинекей амазонок), куда категорически воспрещён доступ всем остальным;

Особые права Переселившихся:

— на выбор любых форм существования в Мозге Нашего Мира;

— на… (Далее поверх текста — рисунок улитки с вопросительным знаком на раковине)

Устой 4. Все жители Нашего Мира, равны в объёме их обязанностей, даже если качественно обязанности различны в зависимости от места рождения, биологических, половых и возрастных отличий.

Наши обязанности:

— неукоснительное соблюдение Устоев;

— труд на общую пользу в соответствии со своими склонностями, своими возможностями и с рекомендациями Старика.

Особые обязанности Старика:

— сохранение Зоны;

Устой 6. Права Старика и Переселившихся

Старик имеет право:

— нарушать тайну личности любого жителя Нашего Мира, совершившего преступление, незамедлительно сообщая всем о факте преступления;

— отказывать в Переселении, не объясняя причин;

Обязанности Старика и Переселившихся

Старик обязан:

— нарушать тайну личности любого жителя Нашего Мира, совершившего преступление, незамедлительно сообщая всем о факте преступления;

Устой 9. Мы, независимо от места рождения и биологических отличий, в соответствии со своими биосоциальными особенностями, делимся на три сообщества: Искателей, Созидателей и Хранителей. Распределение экзогенов по сообществам является обязательным и производится Стариком или Сенатом в соответствии с биосоциальными качествами экзогена. Вступление эндогенов в сообщества — добровольное.

Сообщества избрали для себя отличительные цвета: Искатели — фиолетовый, Созидатели — оранжевый, Хранители — зелёный. Цвет сообщества может быть изменён решением сообщества. Сообщества подразделяются на отряды, имеющие собственную символику (нашивки, шевроны, эмблемы и др.). Количество отрядов и их символика определяются сообществом. (Далее поверх текста — рисунок улитки с восклицательным знаком на раковине)

Устой 29. Внешнее пространство.

Всё, что существует за пределами Нашего мира интересует нас лишь в том смысле и в той мере, в каких может быть для нас полезным. У нас нет никаких обязательств по отношению к внешнему пространству

Попытки покинуть Наш Мир никому не запрещаются. Но каждый должен осознавать, что при пересечении границы Нашего Мира (купола защитного поля) он погибнет.

(Далее — несколько густо зачёркнутых строк, следующая страница вырвана)

Зона

Дом Зигзага и Молнии, Стена

21 час 7 ноября 2047 г.

Ноутбуки Зигзага и Молнии одновременно мелодично тренькнули сигналами вызова.

— Старик на связи. Старик на связи. — хором сообщили они хозяевам. — Личный вызов. Личный вызов.

Супруги переглянулись и, подсев к столику у окна, коснулись стилами экранов.

— Доброго вечера. — пожелал Старик, сидящий на скамье под большой яблоней. — Еще раз поздравляю с праздником. Хочу вернуться к нашему позавчерашнему разговору.

Молния и Зигзаг вторично обменялись взглядами.

— Мысль о ребенке не оставили?

— Нет. — сказала Молния.

— Несмотря на то, что позавчера — заметьте, вовсе не собираясь вас отговаривать! — я еще раз напомнил о последствиях этой задумки, и без того хорошо известных вам?

— Несмотря.

— Отлично. Только что прошло экстренное и чрезвычайное заседание Сената. С моим выступлением обязаны ознакомиться все экзогены без исключения. А уж вас это касается в первую очередь. Но это совершенно случайное совпадение. — заверил Старик. Итак, смотрите заседание, после этого продолжим разговор.

Зигзаг запустил видеозапись, Молния, выключив свой ноутбук, села на диванчик рядом с мужем и прижалась к его плечу.

На экране компьютера развернулось изображение зала Сената. На скамьях сидели Переселившиеся в одинаковых одеждах: таких же, как у Старика белых свободных рубахах и широких льняных штанах.

Старик, заложив руки за спину и глядя под ноги, медленно расхаживал по круглой мраморной площадке в центре помещения.

— Все, что сейчас сообщу вам, мои уважаемые сенаторы, следует обязательно знать не только Переселившимся, но и каждому жителю Зоны. — говорил Старик, — Поэтому всех без исключения обяжем просмотреть видеозапись нашего заседания. Причём, прямо и непосредственно это будет касаться тех экзогенов, кто решит образовать семью и обзавестись потомством.

Зигзаг и Молния переглянулись.

— Общеизвестно, что с самых первых дней независимого существования Нашего Мира главной трудностью стало воспроизводство населения. То есть, для амазонок это, конечно, проблемой не являлось, а вот для экзогенов до недавних пор обзаведение потомством оставалось очень болезненным вопросом. Не буду бередить раны и сыпать на них соль — каждому понятно, что я имею в виду. Эндогены же вообще не могли мечтать о продолжении рода.

Так вот, должен информировать всех, что, если проблема и не разрешена в прямом её понимании, то найден альтернативный вариант. Кстати, весьма и весьма удовлетворительный… с моей личной точки зрения, естественно…

Ещё в 2010 году мною был обнаружен на глубине около ста метров под Глузино некий небольшой объект, который можно условно назвать «инкубатором». Но название появилось позднее, а тогда возможности использования объекта с пользой для Нашего Мира были совершенно неясны. Для чего «инкубатор» нужен в системе Зоны, не могу до конца определить и по сей день.

Тем не менее, в 2027 г. возникла гипотеза: в ста пятидесяти капсулах «инкубаторa» можно успешно клонировать живые организмы Зоны. Мне удалось подвести к объекту две шахты и доставить к капсулам исходный материал — клетки организмов млекопитающих. Начался долгий цикл изучения возможностей «инкубаторa». Работа велась не то, чтобы секретно… Но без афиширования, так скажем. К чему шум и декларации обширных намерений, если не было известно, чем всё завершится.

В биолаборатории Синего и его помощников было установлено, что появившиеся на свет из капсул щенки динго, суперкотята, детёныши тушканцев и крысюков совершенно ничем не отличаются от их собратьев, появившихся на свет при обычных обстоятельствах. Мои личные наблюдения и эксперименты привели к выводам, полностью совпадающим с мнением Синего. Смертность выпущенных на волю животных не превышала норму, они оставляли нормальное потомство и вели себя абсолютно так же, как и прочие их собратья.

В 2038 году в две капсулы поместили клетки экзогенов Ласки и Слитка, которые согласились принять участие в длительном эксперименте. Через девять месяцев, с разницей в три дня, четвёртого и седьмого ноября… родились… гм, наверное, можно так сказать… дочь Ласки и сын Слитка. Младенцы сразу же после… рождения из вытолкнувших их и тут же распавшихся капсул были переданы отцу и матери. Для семьи был оборудован домик в укромном уголке за густой вербовой рощей на берегу Камышового озера. Этот участок объявили, как некоторые знают, опасным и запретным и доверили попечительству амазонок, которые десять лет охраняли его и не пропускали туда ни любопытствующих, ни зверьё. Амазонки же доставляли всё необходимое для семьи. Все годы оба родителя занимались только одним: заботились о детях, следили за их развитием, воспитывали, обучали. Я старался помогать, насколько возможно. Ну, и наблюдал, конечно. И вот итог.

Старик указал пальцем на мраморный пол рядом с собой. Тут же на этом месте возникли трёхмерные изображения мальчика и девочки, держащихся за руки.

— Клён и Ива. — представил Старик. Он впервые поднял голову и обвёл ряды сенаторов внимательным взглядом. — Как видите — ни малейших ненормальностей в физическом развитии по сравнению с их сверстниками там, за Стеной. Никаких отклонений от нормы в психическом и умственном созревании. Состояние здоровья — хорошее, несколько обычных для детворы простудных недомоганий, синяки и царапины в играх — не в счёт.

Тайны из их обстоятельств появления на свет не делали, но и не акцентировали на этом внимания детей. И, похоже, на упомянутые обстоятельства ребята не обращают ни малейшего внимания. Родители объясняли Иве и Клёну, что живописное приозёрье было выбрано как наиболее благоприятное для детского здоровья место. Дети рассматривали в бинокли Стену, слушали рассказы о том, как в ней живёт население Зоны. Просматривали… гм… в рамках начального домашнего образования информационные странички нашей компьютерной сети: природоведение, история и Устои Нашего мира. Полагаю, дети психологически вполне подготовлены к вхождению в общество Нашего Мира. Они с нетерпением ожидают переезда на Стену, который, думаю, вполне может стать подарком к их дню рождения. Пора.

Вот, уважаемые сенаторы, вкратце то, что хотел сообщить. Полагаю, теперь следует ответить на вопросы. Уверен, их окажется много.

Старик присел на край скамьи первого ряда.

Зигзаг выключил компьютер и ошеломлённо посмотрел на Молнию.

Глава 8. Евангелие от Тихони: «…но сердце его исполнилось забот и тревог…»

Мозг Зоны,

Дом Тихони.

Запись беседы Старика и Тихони

(зашифрована, доступ к записи закрыт всем, кроме участников беседы),

21 час 01 минута 44,31 сек. 7 ноября 2047 г.

— Клонирование, значит. — скорее утверждающе, чем вопросительно произнёс Тихоня. — Ну-ну… Характерно, что не только я не удивился, но и никто другой тоже. Привыкли к твоим выходкам Старик… Секретные эксперименты, значит… «Я вам никогда не лгу, просто не всё рассказываю.» Интересно, что там у тебя ещё припасено за пазухой? Ну-ну… Вот только отчего никто, похоже, кроме меня, не испуган и не озабочен возможными опасными последствиями?

— Боюсь, Тихоня, что опасностей гораздо больше, чем те, которыми ты озабочен. — заметил Старик. — А в перспективе они могут множиться в геометрической прогрессии.

— Тебе, конечно, виднее. А можно подробнее?

— Конечно. — Старик усмехнулся в только ему свойственной манере, уголками губ. — Ведь наш разговор я заблокировал, кроме нас никто и никогда о нём не узнает.

— Шпионский роман… — пробормотал Тихоня. — Тайны Мадридского двора.

— Это как угодно. — Старик присел на гранитный валун, подержал ладонь в журчащем ручье.

— Славно приусадебный участок оформляешь. Красиво придумано. — заметил он. — С уютом и вкусом. Был я как-то в прошлой жизни в Италии, в Тиволи, видел там что-то похожее. Но вернёмся к грядущим проблемам. Первая и главная из них — крайне вероятный раскол наших подданных на изолированные группы. А то и на биологические виды.

— В смысле?

— Да чего тут непонятного? Раньше только у амазонок была реальная возможность воспроизводить себе подобных. Она ограничивалась только одним: элементарным вписыванием в экологические рамки Зоны. То есть, достигнув оптимальной численности, популяция амазонок перестала разрастаться и продолжала специализироваться в выбранном направлении, постепенно, но неуклонно отдаляясь в эволюции как от эндогенов, так и от экзогенов. Всего-то навсего за век, то есть за три-четыре поколения поразительно преуспели, а? Согласись Тихоня, ведь не напрасно большинство жителей Зоны считает амазонок даже не новой расой, а именно иным биологическим видом. Помалкивают из тактичности, но твёрдо убеждены в этом.

— Можно и не помалкивать: по-моему, сами амазонки полагают так же. — хмыкнул Тихоня. — И ничего, особых беспокойств не испытывают.

— Кажется, да. Но вот теперь экзогены получают практически такую же способность воспроизводить себя. До сего дня в Нашем Мире близкие отношения между мужчинами и женщинами были делом обычным, а вот семейные пары складывались далеко не во всех возможных случаях. Последствия — общеизвестны. В числе прочих причин от семейной жизни удерживала невозможность рождения «настоящих детей». А если всё-таки семья возникала, то была бездетной. Только в одном случае из пятидесяти муж и жена решались на рождение ребенка-экзогена. Осознавать, что в ближайшие годы сын превратится даже не в чужого человека, а в иное существо — нагрузка на психику преизрядная…

— Погоди, попробую угадать, чего ты опасаешься.

— Валяй. — разрешил Старик. Он сел в тени кипариса и прислонился к известняковой стене.

— Так мыслю, что теперь как резко увеличится количество экзогенных семейных пар, так и возрастёт их желание завести детей. И дело не только в том, что это будут «настоящие» дети, а не эндогены. — рассуждал, жестикулируя, Тихоня. — Ты снял с женщин библейское проклятие рожать в муках, а это немалый стимул. Попробуем просчитать последствия, как положительные, так и отрицательные.

Раз: о количестве. При новом раскладе мы оказываемся полностью независимыми от притока населения извне. Это хорошо. Демографические проблемы нас теперь волновать не будут, численность экзогенного населения не упадёт. Что ж, и это славно.

Два: о качестве. Клонирование даёт семье сына, являющегося почти точным повторением отца и дочь, которая копирует мать. На амазонках мы это уже проходили. Следовательно, генетическое комбинирование и изменчивость катастрофически падают. Это плохо.

Три: о детишках. Клёна и Иву уж как-нибудь выучим, а вот дальше… Мы столкнёмся лет эдак через семь с необходимостью создавать и оснащать школы. Но это еще полдела, справимся. Примем это как данность, без наклейки ярлыков «хорошо» или «плохо». А вот подготовка учителей меня, признаться, тревожит. Кроме того, очевидно, что потребуются совершенно новые учебники, отличающиеся от тех, по которым некогда учились мы. Привлекать наших интеллектуалов-эндогенов?

Четыре: о только что помянутых интеллектуалax. Предполагаю, что с началом массового клонирования экзогенного населения даже твоего многотонного авторитета не хватит, чтобы уговорить женщину рожать эндогена «естественным способом». В связи с чем Наш Мир может лишиться бóльшей части медиков, инженеров-проектировщиков, исследователей. Если вообще эндогенное население не исчезнет полностью. А равноценной замены им из числа людей-экзогенов не найти. Из нашей среды — тоже. Нет, мы, Переселившиеся, конечно, могли бы взять на себя часть функций эндогенов. Малую часть. Например, врачебную консультацию с грехом пополам могли бы дать дистанционно, по компьютерной сети, но как виртуально удалить аппендикс или запломбировать зуб? Плохо! Скверно! Жирный знак минуса!

— Прости, Тихоня, перебью. — сказал Старик. — Повторяю, ситуация куда неприятнее. Если мне всё же удастся обязать женщин производить на свет необходимое количество эндогенов, всё будет в относительном порядке. Ну, скажем, если какая-то семья очень захочет завести «обычных» детей, пусть до клонирования в обязательном порядке родят сына-эндогена.

Однако, дело в другом. Практически сразу после трансляции заседания Сената, со мной стали связываться эндогены. Многие. И всех волновал один и тот же вопрос.

— Могут ли клонироваться их организмы?!

— Да. — не сразу выговорил Старик.

— И что же? Могут?

— Да. — тяжело повторил Старик. — Естественно я солгал, что пока не рассматривал такой возможности. Но ведь ты их хорошо знаешь, Тихоня. Они самостоятельно начнут исследования в этом направлении и попросят разрешить опыты с «инкубатором». Если я откажу им, моя ложь станет совершенно очевидной. «Старик не позволяет нам создавать себе подобных!» А мотивы запрета они легко вычислят. И что тогда? Какова будет их реакция? Лично я не берусь предполагать. Ведь, если мне известно буквально всё о каждом мгновении из жизни любого экзогена, то у меня нет никакой возможности наблюдать за эндогенами их же глазами. Однако, если допущу к «инкубатору», к примеру, ту же группу учеников Синего, то они достигнут положительного результата за считанные недели. Вот тут-то и возникнет самая серьёзная угроза обществу Зоны за всё время её существования.

— Угроза?!

— Разве нет? — Старик поднялся с каменной скамьи, ещё раз перебрал пальцами в ручье. — Рассуди сам, будут ли эндогены нужны людям, даже перестав быть человеческими детьми? Безусловно. Как врачи, программисты, изобретатели и вообще высококвалифицированные специалисты-интеллектуалы эндогены стократно превосходят самых одаренных людей, которым никогда не достичь таких высот. Следовательно, уже простые соображения необходимости и пользы обеспечат хорошие отношения людей к эндогенам. Мешают ли людям амазонки? Отнюдь, их интересны никогда не пересекаются. Вывод: за людей можно быть спокойными, с их стороны разрушающих Наш Мир воздействий не должно последовать.

С амазонками ещё определенней. Всё предельно ясно, никаких проблем и претензий с их стороны не предвидится. Давно живут своей самобытной жизнью в полном единении с природой, в большинстве случаев просто не замечая ни людей, ни эндогенов, и дальше будут жить так же.

А вот эндогены…

Как думаешь, что произойдёт с их сообществом?

— Сейчас эндогены относятся к людям-экзогенам, наверное, как дети-вундеркинды к незатейливым сереньким родителям. — быстро заговорил Тихоня. — Возможно даже — со специфической привязанностью, если это понятие вообще применимо к безэмоциональным Шаманам: — «Рождены мы экзогенами, какие они никакие, а всё-таки папы с мамами». Старательно возвращают сыновний долг. Хотя, по-моему, и тут куда больше трезвого расчёта: сознают, что если не делать этого, то их ряды пополняться не будут. А какими бы холодными индивидуалистами и расчётливыми одиночками ни были экзогены, очевидно, что без общения с себе подобными им не обойтись. Но вот, что получится, когда чувства долга не станет? Когда эндогены примутся взращивать себя в коконах «инкубаторa» и ничем не будут обязаны экзогенам? Скорее всего — замкнутся и обособятся, займутся вопросами, интересующими только их самих. Кто знает, как это их изменит? Вполне возможно, что постепенно они станут смотреть на людей-экзогенов как на обслуживающие их элементы Зоны. Такие себе живые и обладающие зачатками разума придатки к репликаторам, производители пищи, одежды, жилья и прочих материальных благ.

— «Говорящие орудия»… — пробормотал Старик.

— Именно, именно! Каковые упомянутые придатки следует ремонтировать, должно относиться к ним по-хозяйски, но не более того. Возможно, я увлёкся, Старик, ты часто меня этим попрекаешь, но что-то мне не нравится такая перспектива. Муравейник, в котором роль боевых муравьёв станут выполняют амазонки, функции чернорабочих и разнорабочих — экзогены, а мыслящими, изобретающими и творящими суждено быть Шаманам. Симбиоз… нет, даже не каст, а специализированных биологических групп? «Первые люди на Луне», сочинение сэра Герберта Уэллса, мир насекомых-селенитов? Бррр!

— Друг мой Тихоня, как обычно, слишком оптимистичен. — Старик грустно покивал кипарисовому кусту. Тот покрылся мелкими фиолетовыми цветочками. — Не будет никакого симбиоза. Мы с тобой, как и все Переселившиеся, представляем собой по большому счёту всего лишь движение электромагнитных импульсов в Мозге Зоны. Компьютерные программы. Но даже мы, бесплотные и оцифрованные, более… эмоциональны и чувствительны, что ли, чем эндогены с их алгебраической рассудительностью и сухой беспощадной логикой. Боюсь, что с обретением возможности клонирования первой, придёт в голову нашим Шаманам мысль: «Зачем нам люди? Для чего нам амазонки?» И они дадут себе единственно возможный ответ: «Незачем. Ни для чего. Совершенно бесполезны» Что, разве эндогены не смогут самостоятельно обслуживать репликаторы? Изготавливать для репликации эталонные изделия? Маслом, подлитым в огонь станет воспоминание о том, что какие-то там заурядные люди имеют возможность по окончании земной жизни Переселиться в Мозг Зоны, а для них, блистательных эндогенов, это абсолютно исключено.

Тихоня беспокойно прошёлся по сырым от водяной пыли плиткам, досадливо поморщился и ручей мгновенно смолк.

— Зря. — заметил Старик. — Приятно журчало.

— Ну его. Надоело, что-нибудь другое сочиню. Так что же — ты предсказываешь неизбежный и неразрешимый конфликт с эндогенами? Вплоть до устранения ими людей и амазонок? — спросил Тихоня.

— Ну, этого допустить никак нельзя. Будем думать. Есть у нас некоторый запас времени, поскольку тут в Мозге оно течёт куда быстрее. Но ещё накапливаются все эти проблемы за Стеной… Ах, до чего они некстати! — Старик озабоченно потёр лоб.

— С китайцами?

— Если бы только.

— Глобальные?

— Если бы только.

— Прости, Старик, не понимаю.

— Мне кажется, возвращаются хозяева Зоны.


Зона

Дом Белоснежки,

20 часов 30 минут 9 ноября 2047 г.

Белоснежка читала сочинение Тихони.

2 декабря 2012 г.

Вчера умер Боров. Если бы я был писателем, мог бы назвать эту часть рукописи «Две смерти». Нет, нравоучительнее звучало бы: «Две жизни — две смерти». По назидательному совпадению ровно за пять лет до того, день в день сгинул Бармалей.

Он исчез как-то вечером, когда мы осваивали Стену. Все черновские «курортники» перетаскивали нехитрые пожитки на новые места обитания, что называется, трудились в поте лица. Под шумок Бармалей нагрузил одну из тележек доверху продовольствием, патронами, медикаментами и прочим добром. Поднялся на второй этаж «мэрии» (бывшего столярного цеха) и вывел из «рая» Райку. Затем угнал тележку и увёл Райку в неизвестном направлении.

— С-сволочь! — злобно шипел Баклажан. — Товарищей в Зоне обворовать — распоследнее дело! Даже крысюки, наверное, так крысятно не крысятничают!

— Точно! — поддерживал его фермер Фунтик. — А уж общенародную бабу спереть, так это ж вообще! Это ж совсем никак! Это ж дальше некуда!

Боров отнёсся к инциденту на редкость спокойно, только посмеялся и махнул рукой в беспалой перчатке.

— Знать бы, куда он подался! — со злобной мечтательностью рассуждал Баклажан. — Времени бы не пожалел, башкой бы рискнул, а догнал! И — одной очередью полмагазина трассирующих гаду в затылок … Старик, а ты случаем не в курсе, куда это дерьмо поплыло?

— Откуда же мне знать? — резонно возразил тут же вышедший на связь Старик. — Бармалей контактного вещества не принимал, я изнутри него не смотрю и не слушаю. Да успокойся ты и забудь обо всём, береги нервную систему и вырабатывай адекватное отношение к объективной реальности, данной нам в ощущениях. («Чего-чего?» — возмутился Баклажан) Рассуждай спокойно: что такое особенное вы потеряли? Сколько-то барахла? Снаряжение и патроны? Так их вам на репликаторе наделают, сколько хочешь? Райку украли? Не беда, недели две-три без плотского греха потерпите, усерднее делом займётесь. А при первом же контакте с внешним миром потребую прислать в Зону через КПП № 1 группу в десятка два женщин. Пора каждому постоянную подругу жизни заводить.

— Воистину пора! — горячо поддержал Фунтик.

— Ээээ… — содержательно выразился по этому поводу Бобёр. — Ммм… Нууу…

— Во-во! Это ты точно сказал, я именно такого же мнения. — ввернул его неразлучный дружок Ушастый.

На этом всё вроде бы и закончилось. Однако история получила неожиданное продолжение через пару недель. Разведчик Попрыгун, вернувшийся из рейда на северо-запад рассказал, что на пустоши, бывшей в старину опытным полем кукурузоводов обнаружил разбитую и исковерканную повозку с помятыми велосипедными колёсами без шин. Вокруг валялись раздавленные консервные банки и подозрительные по виду ошметья, забрызганные кровью и втоптанные в грязь кабаньими копытами.

— Это он в Лукьяновку лыжи навострял. — мстительно ухмыляясь, предположил Баклажан. — Странно… Зачем? Знал ведь, что Старик всех бандюков прикончил. Но, как бы ни было, не дошёл, хрюшки его схарчили. Что ж, правильно, самое место падали в свином брюхе. Охотник, матерь божья коровка… Тьфу!

— А Райка?

— Кто знает? Возможно, раньше её потерял, может статься — амазонки отбили. А быть может вместе с Бармалеем кабаны задрали.

После этого о Бармалее не вспоминали. Его у нас никто особенно не любил. Охотником он, вне сомнений, был отличным, регулярно и в нужном количестве снабжал кабанятиной и прочей мутировавшей дичью наш Черновский «ресторан». Но притом был на редкость неприятным типом: хамоватым, наглым, мелочно-расчётливым, эгоистичным жёлчным. Кое-кто на этом основании сравнивал его с Боровом. Старик, кстати, против таких параллелей категорически возражал, и время показало, что он оказался прав… как всегда…

Похоже, Боров почувствовал приближение кончины ещё в ноябре. Девятого числа он вызвал из Гремячьего моего знакомца Ташкента и объявил ошеломлённому парню, что, уходя на покой, оставляет того своим преемником, заведующим хозяйством Стены, а в перспективе — и всей Зоны.

— Да ты что, спятил? — не на шутку перепугался Ташкент. — Я считать-то толком не умею! Образования никакого: десять классов астраханской школы номер шесть и год армии. А здесь под твоим началом вообще в судомойках бегал.

— Мытьё посуды под моим началом — лучшая практика. — успокоил его Боров. — После неё вообще стыдно быть меньше чем министром экономики. Кроме всего прочего, ты у нас от рождения хозяйственник. Талант-самородок. Гляди, как с гремячьинским репликатором управляешься!

— Сравнил! Там одно, а здесь…

— То же самое. — веско сказал Боров. — Завтрашний день тебе даю на обустройство жилья в Стене, а потом буду вводить в курс дел.

КПК Ташкента мяукнул сигналом вызова.

— Поздравляю с назначением. — послышалась в его наушниках скрипучая речь Старика. — Боров абсолютно прав. Кому, как не тебе?

Боров передавал дела Тихоне дней десять. Потом столько же времени наблюдал за действиями преемника, никогда не хваля того и немилосердно ругая, когда считал необходимым. Наконец объявил: —Хватит. Созрел. Теперь будешь работать самостоятельно. Сработаешь правильно — Старик одобрит, неправильно — намылит холку. Счастливо!

Последняя для Борова зима 2012 г. выдалась снаружи Зоны малоснежной, ветреной и зверски морозной. А у нас под куполом она была, наоборот, на редкость тёплой, ясной и сухой. Температура редко падала ниже нуля. Боров с утра выходил на Стену и поднимался на лифте на одну из двух башен КПП № 1. Там по его просьбе поставили кресло. Боров усаживался в него, закрывал искалеченные ноги одеялом, ставил рядом на столик чашку, термос с крепким, горячим кофе и доставал мощный бинокль. О чём он думал в полном одиночестве, часами рассматривая Зону с почти пятидесятиметровой высоты? Старик сказал, что Боров очень редко отвечал на его звонки. В этом же кресле мы вчера и нашли его. Казалось, старожил Зоны спокойно улыбается в безмятежном сне.

Он ушёл навсегда, отказавшись от Переселения.

«Две жизни — две смерти».

Зона

Берег озера Длинное,

12 часов 11 ноября 2047 г.

Старик: —Доброго здоровья, Малыш.

Малыш: —Привет! А я уж беспокоиться начал: что-то давненько Стариковых выволочек не получал.

Старик: —Давненько? Гм… С позавчерашней выходки, когда вздумал через аномалию прыгать? Суперменом себя возомнил? Человеком-кенгуру, или еще каким-нибудь голливудским уродом?

Малыш: —Дважды за одно не казнят, за прошлые грехи мной уже получено полностью сразу после их совершения. А сегодня за что станешь холку чистить?

Старик: —Вообще-то есть за что. Только тебе чисть, не чисть — без толку. Хотя… вот если, допустим, Белоснежка проведает о твоих художествах…

Малыш: —Эй, эй! Запрещённый приём! Сам без конца твердишь: тайна личной жизни — неприкосновенна!

Старик: —Абсолютно. Это была нехорошая шутка, приношу извинения. А теперь состоится серьёзный разговор.

Малыш: —Слушаю.

Старик: —Знаю, ты у нас всегда работаешь в одиночку. Мне такие традиции никогда не нравились, но, согласись, никаких препон в одиночных рейдах тебе не чинил, запретов не ставил.

Малыш: —Какие там препоны! Ну, если не считать того, что в каждом рейде опекаешь, словно слюнявого младенца…

Старик: —Так ты у нас Малыш и есть. Но сейчас речь не о том. Прошу поработать недолгое время в бригаде. Дело предстоит крайне срочное и предельно ответственное. Задание следует выполнить быстро, крайне аккуратно, при двух непременных условиях…

Малыш: —Раз?

Старик: —Раз: без потерь. Ни ты, ни те, кто будут работать с тобой не должны пострадать.

Малыш: —Даже так? А два?

Старик: —Исключительно так. А два: знать об этом будете только вы и я. Всё. Точка.

Малыш: —Ого! Даже ого-го! Это что же такое намечается?

Старик: —Для начала — твоя встреча с собирателями Шнырьком, Юлой и Белым.

Малыш: —Знаю таких. Умелые ребята, особенно Юла.

Старик: —Знаю, что знаешь. Умелые, согласен. Вот с этими ребятами тебе и предстоит добраться до Балакино. В подвале тамошнего магазина находится много ведьминого студня. Это самая спокойная и тихая из всех залежей, практически не парит и не булькает. Нужно заполнить студнем пятилитровые фарфоровые контейнеры и доставить груз до места назначения так, чтобы ни капли не упало по дороге.

Малыш: —Ну, «ни капли» — это само собой. Да, Старик, заданьице, конечно, у тебя… редкостную гадость тащить…

Старик: —Ещё не всё, Малыш. Не «тащить», а «таскать». За раз не управитесь, так как нужно переместить почти тонну студня.

Малыш: —Ско… Сколько?!

Старик: — Тысячу литров. Вчетвером, даже перенося по паре контейнеров каждому, придётся сделать двадцать пять рейсов. Недели две работы без выходных.

Малыш: —Не тебе объяснять, насколько это рискованно. Никто еще ничего подобного не делал.

Старик: —В таких масштабах — никто. Никогда и нигде. Вы будете первыми и единственными, надеюсь.

Малыш: —Не представляю, кому из экспериментаторов понадобилось столько студня? И потом — ты же сам категорически запрещал с ним работать.

Старик: —Наши и не собираются ставить опыты на студне, с ним и так всё ясно. Будете доставлять контейнеры в Стену, конкретно: в бокс приёмки-отправки грузов.

Малыш: —Не понял… Старик, ты что, собираешься весь Китай выморить?

Старик: —Не весь… пока что… Продадим им тонну студня. Давно нас упрашивали.

Малыш: —Но зачем?!

Старик: —Обстоятельства вынуждают. Итак, ты согласен?

Малыш: —Не уверен, что это стоит делать, но сделаю.

Старик: —Отлично. Свяжись сейчас же со Шнырьком, Белым и Юлой, обговори детали. Да, и обязательно возьмите у «звёздных» запасные скафандры. Не распространяясь, естественно о задании.

Малыш: —Понял.

Старик: —Удачи! Буду всегда с вами.


Зона

Дом Зигзага и Молнии, Стена

6 час 15 минут 12 ноября 2047 г.

Старик: —Раннее утро, а вам поговорить не терпится. Уж после работы, за ужином бы, что ли… Ладно, давайте. Как понимаю, вы твёрдо и бесповоротно решили — мальчик?

Молния: —Сын.

Зигзаг: —Для начала. А через полтора-два года подумаем о дочке.

Старик: —Достохвально, мои дорогие. Тогда перехожу к деталям, записывайте. Вам следует…


Зона

Стена, КПП № 1

кабинет начальника службы приёмки-отправки грузов

10 часов 12 ноября 2047 г.

Старик: —Как было обещано накануне, вам повезло: сладкая начальническая жизнь временно прекращается. За работу, товарищи администраторы!

Харон: —Что-то не упомню, чтобы у нас жизнь до сих пор была сладкой.

Старик: —По сравнению с тем, что намечается — просто приторной.

Опричник: —Обнадёжил. Спасибо. Увольняюсь и перехожу в кучеры.

Старик: —Отставка не принята, функционируй дальше. С четырнадцатого объявляю в Нашем Мире чрезвычайное хозяйственное положение.

Гуманист: —Это как, матерь божья коровка?!

Старик: —Правильно опасаешься, Гуманист, прежде всего придётся страдать именно тебе. Мои августовские переговоры с китайской стороной завершились соглашением о резком увеличении товарообмена. Вчера наши уважаемые партнеры сообщили о прибытии первых поездов с грузами.

Опричник: —Именно «поездов», а не «вагонов»? Да ещё во множественном числе?

Старик: —Ежедневно предстоит принимать по эшелону.

Гуманист: —Прости, Старик, не расслышал, ты сказал…

Старик: —По двадцать — двадцать четыре вагона в сутки.

Харон: —Но это же… Сам понимаешь, мы никак…

Старик: —Бесспорно, никак. Своими теперешними силами вы ровным счётом ничего не сделаете. Поэтому я и говорил о мобилизации всех сил, о чрезвычайном положении. С четырнадцатого все работы на Стене и Зоне, которые можно отложить, откладываются на неопределенное время. Имею в виду, строительство и ремонт, бытовое обслуживание и прочее. Команды электриков, водопроводчиков-канализаторов, связистов и иже с ними временно сокращаются вдвое, причём оставшимся придётся работать за себя и за снятых со службы. Число транспортников также урезается наполовину для того, чтобы перебросить снятых с маршрутов кучеров и водителей к боксу приёмки-отправки грузов. Таким образом, по моим и сенаторов подсчётам к КПП № 1 будет подтянуто более половины населения — пять тысяч четыреста тридцать семь рабочих единиц. Бóльшая часть титанов будет работать там же.

Гуманист: —Матерь божья коровка!

Старик: —Это точно. В общем я уже распределил всех. Мужчин — на разгрузку габаритных и тяжёлых грузов, женщин — на приёмку и размещение лёгких. Каждый будет сегодня вечером оповещён о месте размещения и бригаде, в которой будет трудиться. Ваша задача, начальники, разместить прибывающих во всех пригодных для ночлега помещениях КПП и Стены. Сегодня начнётся монтаж временных умывален и душевых. Сегодня же в полдень начнут подвозить спальные мешки, к сожалению бóльшего комфорта обеспечить не сможем. Но придётся потерпеть.

Гуманист: —Чего же ждать из-за Стены?

Старик: —Всего, друг мой, всего. Новейших образцов техники и лекарств, продуктов и стройматериалов, мебели и тканей, труб и двигателей. В общем, повторяю — всего. Но больше всего заказано сырья. Прибудет много разных металлов.

Харон: —А по моему профилю?

Старик: —Пингвины.

Харон: —Что-что?

Старик: —И кенгуру. Жди большого пополнения для Марьинского зоопарка. Китов не обещаю, но трёх слонов и трёх носорогов точно придётся принять, довезти, разместить и устроить.

Харон: —Об-балдеть!

Старик: —Да на здоровье. Но только после окончания работ.

Буран: —На какой же срок вводишь военное положение?

Старик: —«Военное», говоришь? Гм… Чутьё… Полагаю, почти до новогодних праздников. Повторяю, придётся потерпеть. Полагаю, один раз за сорок лет — можно.

Опричник: —Но мы-то с Бураном не напрасно приглашены?

Старик: —Ещё бы! Всё богатство — не в подарок. Китайцам придётся платить, как всегда, «штуками» и копированием по их заказу военных космических спутников. Операции по ввозу-вывозу объектов потребуют пристального внимания ваших ребят. Но теперь дело не только в стандартных процедурах. На этот раз «звёздным» и твоим бравым контрразведчикам придётся тщательнейшим образом проследить за благополучной отправкой из Нашего Мира особо опасных объектов.

Буран: —Например?

Старик: — Например, кубического метра ведьмина студня.

Опричник: —?!


Зона

Дом Белоснежки,

10 час 10 минут 12 ноября 2047 г.

У Белоснежки был выходной. Она встретила совку, вернувшуюся из ночных полётов, накормила мелко рубленым мясом, посадила сонную птицу в гнездо на шкафу. Помыла посуду, сложенную в раковину после завтрака, включила тихую музыку и поджав ноги, устроилась в кресле с рукописью Тихони.

13 января 2013 г.

Сплошные некрологи: не выдержало сердце Инквизитора.

Хотя… насчёт некрологов, пожалуй, зря. Основатель нашей службы безопасности в своё время принял контактное вещество и сейчас всё обошлось настолько благополучно, насколько вообще возможно в подобной ситуации. Когда ранним утром Инквизитор потерял сознание в своём кабинете, Старик тут же поднял на ноги всех, кто был рядом, включая меня. Мы — пять человек — доставили Инквизитора на указанное место, в развалины Усть-Хамска, улица Молотова 16, это почти под Стеной. Там, посреди приёмной бывшего отдела социального обеспечения, взломав трухлявый деревянный пол, выдвинулся Порт. Мы, вытаращив глаза, разглядывали овальную линзу, полутора метров в большом диаметре, на вид состоящую из ярко-зелёного светящегося желе.

— Чего ждём? — осведомился Старик. — Раздевайте. Нет-нет, догола. Осторожно кладите тело в Порт и можете быть свободными. Молодцы, оперативно действовали, спасибо.

Сделали, как было сказано, вышли, вернулись в Стену.

— Буднично как-то… — проворчал Фикус. — Не по-человечески. Сунули в кисель, убежали. Добрым словом не помянули.

— Зачем поминать, не возьму в толк? — скрипнул в наушниках Старик. — Всё в порядке, Переселение проходит отлично, вечером сможете разговаривать с Инквизитором сколько захотите.

А жизнь продолжается. Сегодня у нашего министра экономики появилась семья: Капля переехала к Тихоне.

Зона

Окраина Балакино

10 час 10 минут 12 ноября 2047 г.

Собиратели Малыш, Шнырёк, Белый и Юла стояли на пороге развалин балакинского сельмага. От самого посёлка за прошедший со времени образования Зоны век практически ничего не осталось. Бревенчатые избы сгнили полностью, несколько последовательно сменившихся поколений кустарника и березняка корнями сравняли гнилые срубы с землей, трава и мох окончательно довершили разрушение. Но кирпичная коробка магазина наполовину сохранилась. Обрушенная шиферная крыша завалила левую сторону, подвал справа оставался доступным. И в нём, безмятежно, словно вода в бассейне, мерцал призрачным зелёным светом ведьмин студень.

— У, мерзость какая! — с отвращением фыркнул Юла. — Как брать будем, мужики?

— А что, есть варианты? — осведомился Малыш. — Щипцы у тебя?

— Ага.

— Давай сюда. Вкладывайте контейнер. Зажимаю. Так, держит прочно… Значит так, повторим для верности: Шнырёк страхует, я наклоняюсь, черпаю, жду, пока стечёт с боков, ставлю на край вон той остекленевшей бетонной плиты. Ждём. Если всё нормально, поднимаю фарфор, Шнырёк опять на подстраховке, Белый и Юла осторожно подхватывают, запечатывают крышкой и укладывают в ранец.

— И так восьмижды. — мрачно напомнил Шнырёк. — Игры с костлявой, матерь божья коровка!

— «Bосьмижды». — подтверждение Старика тут же прозвучало в наушниках их шлемов. — Красивое слово. Вводим в словарь, авторство Шнырька указывается. Только не забывайте: для вас всё удовольствие — многосерийное: двадцатипятерижды по восьмижды. Приступайте со всевозможной осторожностью. Игры с костлявой, подтверждаю. Успеете, не торопясь и без аварий, доносить груз до места за день?

— Обижаешь. — сказал Белый. — Мы промерили путь, прикинули скорость: с рассвета до заката будем делать по два рейса. До обеда и после.

— Лишь бы не «вместо».

— Обижаешь, Старик. — пробурчал Юла. — Обед — это святое.

— Отчего не вызвать сюда кучера? — спросил, ни к кому не адресуясь, Белый. — Загрузили бы все банки в повозку, да в две поездки управились.

— Надышался мужик ведьмина студня! — встревожился Шнырёк. — Эк, ему мозги-то разъело, вовсе соображать перестал.

— Это точно. — вздохнул Малыш. — Даже Старик не подключается, чтоб втолковать, какую глупость ты сморозил. Попей молочка, может прояснение наступит.

— Да перестаньте вы. — возмутился Белый. — Чего такого?

— Поясняю доступно для уставших и отупевших. — терпеливо сказал Юла. — Вот таскаем мы студень за раз по две банки каждый. Ежели, сохрани нас от этого Матушка-Зона, кто споткнётся и в фарфоре образуется хоть малюсенькая трещинка — всё, заупокойная по страдальцу. А на том месте, куда повалится его тушка, возникнет целый пруд из студня.

Шнырёк скорбно вздохнул и закатил глаза.

— Зато у остальных трёх, умных и осторожных, идущих с положенной дистанцией, будет шанс уцелеть. — не обращая внимания, продолжал Юла. — Старик, конечно, постарается этот жуткий пруд куда-нибудь спрятать, а изуродованное место лет эдак через пять зарастёт чахлой травкой. Скверно, конечно, но с большим трудом поправимо. А вот теперь напряги фантазию и вообрази, что не один контейнер накрылся, а гробанулась целая повозка с сотней банок.

— Даже представлять такого не собираюсь. — пробурчал Малыш. — Нет, всё-таки страшная штука этот студень. Ума не приложу, зачем Старику вздумалось больше кубометра отправлять за Стену. Ведь за сто лет ни грамма наружу не выносили.

— А спроси самого Старика. — посоветовал Юла, закуривая. — Только сомневаюсь, что ответит, ведь слышит нас сейчас, а в разговор не вступает.

— Ведьмин студень китайцы будут добавлять в сигареты. Чтобы курящих становилось меньше. Надо бы и нам о чём-то похожем подумать, а то коптят тут всякие. — тут же ехидно отреагировал Старик и вновь со звонким щелчком в наушниках отключился.

— Бросаю, бросаю. — досадливо буркнул Юла. — С первого числа. Обещал, значит сделаю.

— Всё, хватит болтать, пора за дело, орлы. — подвёл итог Малыш. — Щипцы у тебя, Юла?

— У меня, в сто первый раз повторяю. Начали!


Зона

Стена, КПП № 1

временная столовая рядом с боксом приёмки-отправки грузов

04 часа 4 декабря 2047 г.

Объявленное Стариком чрезвычайное положение длилось третью неделю. По проложенным с небольшим уклоном рельсам в камеру приёмки грузов «самоходом» въезжали поштучно китайские грузовые вагоны и платформы. Днем и ночью. Круглосуточно. Ежечасно. Они медленно прокатывались сквозь прозрачно-искрящуюся завесу сканера и останавливались.

— Сканирование завершено. Внутри чисто. — раздавался из динамиков под потолком ржавый голос Старика. — Приступайте.

Разгрузочные команды начинали работу. Люди переносили пакеты, ящики и коробки из вагонов в электромобильчики, которые тут же исчезали в туннелях Стены, развозя полученные грузы по складам.

— Главное — не пропустите ничего, описывайте каждый предмет и не перепутайте место назначения. — поминутно напоминал Старик.

Затем, как правило, титаны приступали к разборке вагона. Они сноровисто снимали крышу, демонтировали стенки, растаскивали рамы и колёса. Полученный металлолом и доски кучеры тут же вывозили на хранилища под навесами, наспех смонтированными внутри Зоны близ Стены.

Но изредка для большинства грузчиков объявляли внеочередной перерыв. Титанов отводили к кормушкам с вожделенной овсяной кашей. «Звёздные» оцепляли подходы к рельсам, а спецкоманда со всевозможными предосторожностями грузила в вагон металлические контейнеры с «штуками» и явно опасными субстанциями, отправляемыми в оплату за полученный товар. После чего титаны упирались столбообразными ручищами в торец вагона и выкатывали его назад в открывающийся в защитном поле проход.

А вот самые частые поставки — платформы со слитками алюминия и меди, свинцовыми и чугунными «чушками» — сразу после прибытия становились добычей титанов. Серые великаны с лязгом выгружали металл на тележки, впрягались в них и волокли в склады. Другие тут же переворачивали несчастную платформу и начинали её безжалостно потрошить. Сначала титанам выдали было кувалды «для ускорения процесса», но производимые ими сокрушительные удары создавали такой невыносимый гул, что от молотов пришлось отказаться.

Приёмкой грузов и их развозкой были заняты пять с половиной тысяч человек. Они разделились на четыре отряда, сменявшие друг друга каждые восемь часов. Обеденный перерыв проходил на месте работы: еще двести человек были мобилизованы для быстрой раздачи горячей пищи, уборки и мытья посуды.

— Зачем столько железа? — недоумевал Зигзаг, допивая добавочную кружку яблочно-рябинового компота и морщась от скрежета, с которым титан волок колёсную пару на тележку. — Скоро всю Стену забьём, свободного места не останется.

Сразу же щёлкнул сигнал включения его карманного ПК.

— Места пока что полно. — успокоил Старик. — А зачем… К сожалению, полагаю, что скоро китайцы, как, впрочем, и другие земляне окажутся неплатёжеспособными. Нам следует загодя принять меры. Запас кармана не тянет. И чем больше будет запас — тем лучше

— Кризиса у них ждешь?

— Много хуже. — лаконично ответил Старик и отключился.


Зона

Стена, КПП № 1

временная спальня рядом с боксом приёмки-отправки грузов

22 часа 4 декабря 2047 г.

Электронику не спалось. То ли день сегодня выдался хлопотный (его смене досталось восемь вагонов), то ли горячий душ взбодрил некстати. Он лежал в спальном мешке, слушал мерное сопение сразу же уснувшего Граммофона и смотрел на тускло освещенный потолок спортзала, служившего временной спальней почти двум сотням «мобилизованных в трудовую армию», как выразился Старик. Всё-таки специфическое у него чувство юмора… гм… если вообще можно так выразиться.

Когда пришло распоряжение Старика отправить на КПП № 1 в качестве грузчиков половину персонала центра электронной связи, все были несказанно изумлены и встревожены. Это было невиданно и беспримерно. А если принять во внимание внезапно лезущие из-под земли холмы, северные сияния умопомрачительной красоты и силы под куполом Зоны, беспокойное поведение животных и прочие странности, то… Однако, лаборанты воздерживались от мучавших их вопросов к Старику: —«Он знает, что делает».

Наверняка, знает. Правда, мог бы и растолковать смысл происходящего. Под навесами с внутренней стороны Стены уже громоздились огромные залежи колёсных пар, вагонных рам и прочих транспортно-металлических обломков. Коридоры и склады были уставлены ящиками, коробками, термосами и контейнерами. В самых неподходящих местах до потолка возвышались баррикады из тюков и мешков. Очумевшие переписчицы листали многостраничные описи и привешивали ярлыки. Санитарки смазывали йодом расцарапанные руки усталых грузчиков и лапы хнычущих титанов. Приписанные к столовым судомойки и официантки носились с подносами. А Старик, не разъясняя смысла гонки и чрезвычайщины, только поторапливал, указывал на ошибки, советовал, утешал, и постоянно повторял что всё закончится числу эдак к двадцать пятому декабря и, скорее всего, более не повторится.

Ему верили без тени сомнения. «Старик знает, что делает». Надо — значит, надо. Электроник закрыл глаза и пошевелил уставшими за день ногами. Всем и каждому было известно, с каким раздражением Старик воспринимает любую попытку приписать ему сверхъестественные всесилие и всеведение. Любой мог отбарабанить наизусть сделанное Стариком сравнение Зоны с трейлером, забытым пришельцами на обочине их космической дороги, а самого Старика — с программой в памяти бортового компьютера упомянутого трейлера. Не более того! И чтобы никаких молебствий Всемогущему!

Но цитату воспроизводили, так сказать, на уровне абстрактном, отвлеченном. На уровне же повседневно-бытовом всё обстояло «с точностью до наоборот». Старик в сознании каждого экзогена со временем перевоплощался в терпеливого и мудрого покровителя, что всегда рядом. В ангела-хранителя, к которому в любое время можно обратиться с любым вопросом, раскрыв самое сокровенное. Бывало так, что Старик категорически отказывался давать совет, заявлял, что не может взять на себя такой ответственности, но после беседы с ним проблема как-то сама собою рассасывалась и мучившая неопределенность пропадала.

Ко всему прочему, Старик превращался в постоянно бодрствующую совесть, удерживающую от дурных поступков, даже самых мелких. Электроник, словно кадр из давным-давно виденного чёрно-белого фильма, вспомнил заплёванный жвачкой и залитый пивной пеной московский асфальт, валяющиеся повсюду давленые пластиковые бутылки, изрисованные похабщиной и смердящие мочой подъезды с воткнутыми в лестничные перила шприцами. Даже самого слабого подобия этой безысходно-тоскливой жути в Нашем Мире просто не могло быть! Потому, что не могло быть никогда.

Во-первых, сразу на входе практически исключалась возможность проникновения под купол Зоны переселенца с отклонениями в поведенческих нормах. Стариком проводил в течение нескольких часов собеседование с будущим жителем Зоны. Незаметно простые вопросы Старика и ответы на них превращались в исповедь кандидата на перемещение в Зону. Собеседование в сочетании с пристальным наблюдением позволяло достаточно точно нарисовать психологический портрет человека ещё в камере собеседований китайского пропускного комплекса. После «исповеди» шансы быть впущенным в Зону оставались лишь у одного из двадцати пяти кандидатов, способного вписаться в социум Зоны.

Во-вторых, В Нашем Мире полностью исключалась возможность вести себя не соответствующим образом. Небрежно выполнять свою работу. Причинять даже не боль и страдания, а простые неудобства окружающим. К примеру: нечаянно бросить скомканный конфетный фантик мимо урны, забыть выключить воду над раковиной, натоптать на только что вымытом полу. Старик смотрел твоими глазами, слышал твоими ушами, осязал твоими пальцами. Старик знал о тебе всё, кроме твоих мыслей. За каждую нечаянно допущенную ошибку тут же делалось мягкое, тактичное замечание. В конце концов, кто не промахивается! Ошибся? Тебе указали, ты спохватился, торопливо поправил — всё в порядке, пройдено и забыто. Больше не повторится.

Однако, если бы это были не непроизвольные оплошности, а осознаваемое нарушение норм морали, и осмысленно-нарочитое отклонение от норм поведения, Старик сообщил бы об этом окружающим. И тогда… Что было бы тогда, Электроник представить не мог, так как, судя по всему прецедентов ближайшем обозримом прошлом не было. А если оные когда-то и имели место, то служба безопасности Нашего Мира предпочитала не муссировать тему. По крайней мере было ясно, что, как минимум, Старик может отказать нарушителю моральных норм в Переселении. «Не соблюдающим заповедей моих, нет пути в царствие небесное»…

Электроник беззвучно усмехнулся при воспоминании о самом первом впечатлении от Нашего Мира. Его поразили приветливая открытость и деликатное дружелюбие здешних жителей, не имевшие, вместе с тем, ничего общего с праздной беспечностью и беззащитной наивностью. Постоянная атмосфера дружелюбия, готовность разделить твою радость и помочь в трудной ситуации. И главное — стремление понять и поддержать. Кстати, почему Наш Мир до сих пор не имеет герба? Электроник мог бы предложить девиз: «Здесь все — свои».

Именно так: все — свои. Не случайно всеобщее обращение на «ты». Нет казённых взаимоотношений, иерархических официальностей и ритуалов. (Кстати, скорее всего именно по этой причине жители Нашего Мира и не помышляли придумывать и развешивать гербы и флаги Нашего Мира). Директивы, распоряжения, печати и штампы отсутствуют как таковые. Нашивки на комбинезонах указывают не на статус их носителя, а на принадлежность к профессиональной группе. Любые деловые отношения складываются на основе естественной подчинённости более компетентному, словно внутри большой семьи.

Но неужели главная причина гармонии — внутренний жандарм, осознание каждым неусыпного надзора со стороны Старика, мысленно спросил себя Электроник? Дрессировка? Нет-нет, всё не так. Но если бы даже было так, ответил он себе, что плохого? Какая разница, что стоит на страже? Что не допускает появления в людских душах грязной накипи? Что устраняет в себе ту смрадную гнусь, которая старательно взращивается и культивируется в душах по ту сторону Стены? Какая разница, чем бережно поддерживаются лучшие традиции, которые возникли за долгие и трудные годы существования Зоны?

Ни-ка-кой, рассудил Электроник. И тут же уснул. «Пришёл сон, тревожный и призрачный. Снилась маленькая Людмилка. Вот она, сидя на диване, протягивает ему розового зайца. Такую забавную куклу-перчатку. „На уку… На уку одеть… Заесь…“ — лепетала ему во сне дочка, прося надеть зайца на руку и поиграть с ней»[34].


Зона

Стена, КПП № 1

13 часов 29 декабря 2047 г.

Вот уже третий день, как контрольно-пропускной пункт № 1 покинули разгрузочные отряды. Остались только бригады уборщиков, завершавшие уборку помещений. Последние полтысячи спальных мешков, скрученных в тугие рулоны уже отвезли к репликаторам на переработку вместе с изготовленной на время чрезвычайного положения посудой. Туда же отправили забитые в синие пластиковые контейнеры центнеры бытового мусора, демонтированные кабины временных душей и умывален.

— Нет, Гуманист, решительно не вижу смысла вылизывать вторую платформу. — говорил в микрофон КПК Кактус. — Ну, какая тут очистка: титаны всё поразбивали железками, когда волокли. Все поручни вообще пришлось спилить. Потрескались бордюры. Давай лучше заново всё зальём бетоном и выложим плиткой.

— Сколько же времени понадобится?

— Строители просчитали: за две послепраздничных недели управятся. — пообещал Зигзаг. — Если конечно дизайнеры подготовят проект, а транспортники завезут стройматериалы.

— М-м-м… Может быть, на самом деле… Серой облицовкой, либо чёрной, гранитом или там базальтом… Добро, надо обдумать, после обеда созвонимся, посоветуемся и решим.


Зона

Лукьяновский вольер титанов,

15 часов 29 декабря 2047 г.

— Праздники будут у всех. Как написано в одной книге: «Счастье для всех даром и пусть никто не уйдёт обиженным». — сказал Старик, сидящий в тени абрикосового дерева. Оранжевые плоды размером с кулак соблазнительно выглядывали тёмно-зелёной сочной зелени и вызывали у погонщика Лопотуя неодолимое желание протянуть руку сквозь экран ноутбука и сорвать пару-другую. «Надо будет спросить в продуктовом пункте, — подумал Лопотуй, стараясь не сглотнуть слюну, — а если не будет — обязательно оформить заказ у репликаторщиков. Хочу полведра абрикосов. Килограммов эдак с пять. Или больше.»

— Не только вы, но и титаны работали целый месяц. Ёлку с иллюминацией можете серым не устанавливать, подарков не дарить, но дайте отдохнуть. Кучерам выделяйте только тех, которые не были заняты на разгрузке. Работавших на КПП как следует помойте, пускай отсыпаются в тепле и едят вволю. Я просил, чтобы для них наделали побольше овсянки и моркови. Проследите только за тем, чтобы ваши подопечные не заработали несварения.

— Разумеется. — сказал погонщик. — Сделаем, Старик.


Мозг Зоны,

Дом Тихони.

Запись беседы Старика и Тихони

(зашифрована, доступ к записи закрыт всем, кроме участников беседы),

15 час 03 минуты 17,98 сек. 29 декабря 2047 г.

Тихоня: —И что же?

Старик: —А то же, что намечаются ещё две крайне трудно решаемых проблемы. Вот и подумай над ними. Тихоня же у нас главный моралист.

Тихоня: —А если без подковырок?

Старик: —Тогда раз: титаны. Пока я не уверен, можно ли их клонировать. Но если нельзя, то что мы будем делать без притока исходного материала извне? Допустим, китайцы перестанут присылать исходный материал для трансформации — как быть с многочисленными работами, для которых требуется грубая физическая сила? Ты сам прекрасно понимаешь, почему у нас невозможна какая-нибудь там роботизация.

Тихоня: —По-моему, с челове… эээ… с этической точки зрения вопрос вообще не решаем. Что, в таком случае — жителям Зоны бросать жребий, кому превращаться в титана? Сделать это мерой наказания? Или создавать тайные питомники, где будут выращиваться дети, специально клонированные для последующей трансформации в титанов?

Старик: —Заметь — не я это предложил.

Тихоня: —Да-а, задачка на сообразительность для выпускного класса… А вторая проблема?

Старик: —Вот тебе два: по всей вероятности клонированные внутри Зоны живые существа приобретут возможность совершенно свободно покидать Зону и вновь возвращаться без последствий, роковых для себя и для окружающих.

Тихоня: —Озадачил. Надеюсь, обе новости еще не опубликованы?

Старик: —И не будут… в ближайшее время по крайней мере.

Тихоня: —А эндогены не докопаются? Они же — головастые.

Старик: —Вот и продумай необходимые меры. Для этого, собственно, я к тебе и заглянул.


Зона

Стена, КПП № 2

кабинет начальника службы снабжения и доставки

15 часов 10 минут 29 декабря 2047 г.

Старик: —Что расчихался? Будь здоров!

Вундеркинд: —Всегда здоров! Продуло вчера на Стене.

Старик: —Не запускай, обратись к лекарям. А то на новогоднем балу распугаешь всех распухшим носом.

Вундеркинд: —Зато маски не понадобится…

Старик: —Скорее всего: ты уже хорош, вылитый вурдалак из сказки. Ладно, к делу: напоминаю как раз по поводу бала: амазонки заготовили сосенки. Как всегда, с великой скорбью, оцени. Для них каждое деревце — часть их самих. Даже если оно подлежит санитарной вырубке.

Вундеркинд: —Р-р-апчхымм! Оценил. Можно развозить?

Старик: —Будь здоров. Конечно, можно. Устанавливайте, украшайте.

Вундеркинд: —Посылаю бригады.

Старик: —Отлично. Давай, лечись.

Глава 9. Евангелие от Тихони: «…ибо путь не окончен»

Зона

Стена, КПП № 1

22 часа 31 декабря 2047 г.

До наступления нового 2048 года оставалось два часа. Белоснежка внимательно глядела себя в зеркало и осталась довольна: белое шёлковое платье выглядело великолепно, она и Апельсинка только что смастерили друг другу умопомрачительные причёски.

— Готова? — спросила Апельсинка.

— Да, можно идти.

Белоснежка, Апельсинка, Игла и Молния вышли из учебного класса «детского сада», который послужил им комнатой для переодевания: не добираться же в лёгких праздничных платьях до КПП № 1 по Стене по декабрьскому пронизывающему ветерку. Несомненно, соседний класс мужчины использовали в тех же целях: оттуда вывалила дюжина оживлённо беседующих ряженых. В толпе клоунов, кровососов, богатырей и привидений выделялся атлетического сложения зайчик с покачивающимися на макушке ушками. Он оглянулся в их сторону, и Апельсинка прыснула: в трогательный плюшевый костюмчик с куцым хвостиком был упакован лучший искатель Зоны — Малыш. Его загорелая грубоватая физиономия в овале длинноухого капюшона выглядела настолько комично, что Апельсинка рассмеялась в голос.

— Здорово! — искренне одобрила она. — Именно то, что надо! Просто неотразим!

— А я? — с надеждой спросил Морж, поправляя полосатый халат и чалму.

— Ты тоже. А танцевать в этом будет удобно?

— Только бы ты согласилась. — вздохнул Морж.

Малыш приблизился, церемонно склонил голову, колыхнув заячьими ушами, отчего женщины еще раз засмеялись. Смутившись и покраснев, Белоснежка взяла его под руку. Пара проследовала в актовый зал.

— Кажется, у них налаживается. — вполголоса отметила Молния. — Замечательно! Малыш, конечно, парень непоседливый, но в остальном отличный во всех смыслах. Надёжный, отзывчивый, порядочный.

— Рада за них. — сказала Апельсинка. — Лишь бы Снежку не увёл из «детского сада». Еще немного и она у нас будет лучшей наставницей.

— Не хочу лезть в твои личные дела, — осторожно начала Молния, — но Морж…

— Самый добрый приятель. — твёрдо ответила Апельсинка. — Отношения на-и-за-ме-ча-тель-ней-шие!

— Ясно. — вздохнула Молния. — Перевожу с женского языка на русский: бедолаге ничего не светит. Смотри, подруга, не просчитайся. Лучше меня знаешь — на каждую из нас четырёх — три мужика.

— Знаю, конечно. На этот счёт у меня особые соображения. Подала заявку Старику на дочку.

— Ну да?! И что же он? Вот когда мы с мужем попросили сына, Старик немедленно ответил, что в середине января Зигзагу будет нужно сдать микрообразцы тканей: — «Готовьтесь в сентябре принять ребёнка». Но с тобой-то получается дело другое…

— Ну разумеется. Старик меня обрабатывал два дня без передышки, всё доказывал, что неполная семья — плохо, что негоже воспитывать дочь без отца. Даже в сердцах посоветовал вообще к амазонкам податься и рожать без всякого клонирования. Но потом, кажется, смягчился.

— Ну и новости! Ладно, удачи тебе, пойду к своему поросёнку, видишь, уже рукой машет. Да куда смотришь, во-он же, с пятачком и в штанишках с лямочками! Иду, иду!

Молния помахала Зигзагу в ответ и устремилась к нему.

— Ну а мы с тобой? — спросила Игла. — Устроимся рядом за холостяцким столиком?

— Почему нет? — ответила Апельсинка.

— Правда, отчего нет? Идём!

Когда-то, еще до Переселения Старика и присоединения Стены в этом большом помещении был клуб для военнослужащих и учёных. Потом ряды привинченных к полу казённых кресел убрали, покрыли пол паркетной плиткой, отделали стены мрамором и зеркалами. Здесь отмечали праздники, в том числе и новогодние, жители близлежащих секторов Стены. Здесь проводили важнейшие общие собрания, смотрели любительские спектакли и фильмы. Сейчас посреди зала красовалась пышная сосна, убранная игрушками и гирляндами. Электрики постарались на славу: разноцветная подсветка, мерцающие огоньки многочисленных гирлянд, тихая музыка. На сцене желтел тщательно вырисованный эмалью круг непонятного предназначения.

— Как тебе первый Новый год в Нашем Мире? — гордо спросил Малыш.

— Никогда не было такого хорошего настроения. — ответила Белоснежка. — Разве что в детстве, когда еще были живы родители. Тогда всё казалось таким же лёгким и радостным, как сейчас. И подарки…

— Кгрхм… — откашлялся Малыш и неловко запустил руку куда-то за пазуху заячьего наряда. — Насчёт подарков… Видишь ли, тут у нас со всякими ювелирными изделиями не особенно-то возятся. И колец девушкам не преподносят, потому что на репликаторах можно тоннами производить самые-самые дорогие украшения со всякими там бриллиантами. Их никто и не носит. Чаще всего вместо них дарят вот такие браслеты здоровья…

Он осторожно положил на столик обруч белого матового металла.

— Это вроде бы как в знак… Ну, в общем, что-то вроде помолвки…

— Я подумаю. — тихо сказала Белоснежка.

— Долго?

— До следующего года.

— Тогда не страшно.


Зона

Стена, КПП № 1

23 часа 50 минут 31 декабря 2047 г.

К микрофону, установленному на подставке в углу сцены, подошёл Морж.

— Друзья! — обратился он к присутствующим. — Как ведущий нашего вечера требую внимания! До наступления Нового Года по нашему времени остаются считанные минуты. Сюрприз! Перед тем, как зазвучит наша традиционная песня, мне хотелось бы выполнить просьбу одного из присутствующих здесь. Нет, не так, не «присутствующего», а постоянно находящегося среди нас и рядом с каждым. Предоставляю слово сами-знаете-кому. Внимание!

Зал ахнул: на сцене коротко мигнуло и возник… Старик. Он стоял в привычных всем белоснежной льняной рубахе и штанах, но на этот раз с золотистой вышивкой на рукавах и вороте и с бокалом шампанского в руке.

— Кое-кто гадал, зачем жёлтый круг на полу сцены? — улыбнулся он. — Я по секрету попросил Моржа нарисовать и проследить, чтобы при появлении изображения никто не оказался на этом месте. Всё-таки — первая проба, вдруг чего-то не учёл. Но, кажется, эксперимент удался и скоро не только я, но и каждый Переселившийся таким образом сможет изредка появляться среди вас. Если пригласите, конечно…

Сейчас я стою одновременно в пятидесяти двух местах, где вы собрались, чтобы отметить приход нового года. Однако, несмотря на это, обращаюсь и ко всем, и к каждому. А самое главное, что хочу сказать…

Старик опустил голову. Наступила короткая пауза. Наступила такая тишина, что шелест кондиционера полез в уши наждачной бумагой. Старик вновь посмотрел в зал.

— Кое-кто из вас считает, что Переселившиеся превращаются в бездушные компьютерные программы. В бестелесные, лишенные эмоций сознания. Не так. Совсем не так. Да, мы не можем многого переживать, как раньше, когда наши разумы находились в живых телах. Но находящиеся здесь, в Мозге Зоны, вовсе не лишены чувств. Хотите знать, что чувствует Старик? Ну, да, разумеется, — то, что ощущает каждый из вас… Но вот в целом, в сумме, так сказать? Так знайте же — главное моё чувство — безмерное счастье. Отчего? Потому, что есть ты, ты, ты и ты… Все, кто сидят здесь за столиками и слушает. Те, кто решили встретить Новый Год в тишине и одиночестве и сейчас, стоя на Стене, смотрят на звёздное небо. Разговорчивые и молчаливые, решительные оптимисты и сомневающиеся скептики, непоседы и флегматики, одетые зелёные, фиолетовые и оранжевые комбинезоны. Бесконечно дорогие мне! Спасибо за то, что вы есть, за то, что слова «Наш Мир» для вас — не пустой звук. Спасибо за работу и досуг, за радости и даже за ссоры. Спасибо за жизнь!

Старик улыбнулся.

— Прошлый год выдался богатым на события, даже быть может излишне беспокойным. — продолжал он. — Многое произошло. Один только марафон по приёмке и разгрузке поездов чего стоил! Ничего подобного в прошлом не было. Умывание «по-кошачьи», сон в спальных мешках, питание второпях утомили донельзя, знаю. Но теперь всё позади. Вы отнеслись ко всему с пониманием и в итоге сделали великое дело: на некоторое время обеспечили себя сырьём и эталонами для репликации.

Началась новая пора нашего развития — для экзогенов успешно решена проблема обзаведения детьми. Об этом можно было бы говорить долго, но к чему слова, важность прорыва очевидна. У меня уже больше тысячи заявок на ребятню. Правда, почему-то большинство хотят сыновей… О девчонках не забывайте, друзья!

Пополнился Марьинский зоопарк. Биологи успешно приспособили к Зоне несколько видов новых животных и растений. Вот-вот будет постигнута «кошачья тайна» и в ваших домах в ближайшее время появятся Мурзики и Мурки. В теплицах всеной взойдут новые растения.

Могут заслуженно гордиться своими делами транспортники и репликаторщики, строители и чистильщики, повары и швеи, фермеры и погонщики титанов, связисты и компьютерщики. Низкий благодарный поклон делающим жизнь благоустроенной и поддерживающим её такой.

«Звёздные» и служба безопасности порою ворчат, что для них нет настоящего дела, а я постоянно отвечаю, что как раз это и хорошо. Главное, что мы убедились: они всегда готовы к «настоящему делу».

В общем, можно уверенно сказать, что Наш Мир вполне может существовать в автономном от внешнего окружения режиме, сам в себе и для себя. И это очень важно. Почему? Не буду скрывать друзья: по всей видимости, наступающий год окажется для планеты крайне непростым. Возможны любые, самые неприятные события. Но как бы всё там, за Стеной, не обернулось, мы постарались защититься и обезопаситься. Не думаю, что нам есть о чём тревожиться в новогоднюю ночь. Будем уверенно ждать только хорошего! Поэтому давайте выпьем за наше будущее! За всех нас! С наступающим!

Зал оживлённо зашумел, зашипело шампанское, зазвенело тонкое стекло бокалов. Изображение Старика незаметно исчезло, наряженная сосна брызнула разноцветными огоньками гирлянд, послышалась старинная песня: —«Пять минут, пять минут…»

— Вот это да! Здорово получилось! — уважительно признал Малыш. — Молодец, Старик, словно настоящий.

— Пойдём танцевать. — предложила Белоснежка.

— Не умею. — испугался Малыш. — Совсем.

— Научу.

Белоснежка надела браслет и потянула Малыша за руку в зал.

Старик не упомянул про эндогенов и амазонок, отметил про себя Электроник. Ничего странного тут не было. Эндогены просто-напросто не понимали смысла праздников и неизменно уклонялись от участия в них, равнодушно-деликатно и решительно. Поздравляли отцов и матерей с днём рождения и Новым Годом, выражая уважение и благодарность родителям, но не более того. Сам смысл весёлых посиделок оставался для эндогенов чем-то непостижимым. Вероятно, сейчас обитатели Мариино в большинстве своём просто спали. У амазонок же, по слухам были какие-то свои ритуалы и знаменательные дни, связанные с природными циклами Зоны, но это никак не было связано с празднованиями экзогенов.

— Попробуй салата. — заботливо предложил Молнии Зигзаг. — Ты теперь у нас будущая мама, нуждаешься в сбалансированном питании.

Молния поперхнулась шампанским и, прижимая салфетку к губам, укоризненно посмотрела на мужа.

— «Но пока я песню пела,

Пять мнут уж пролетело!

Новый Год!

Часы двенадцать бьют!»

Зона

Стена, КПП № 1

11 часов 05 минут 11 января 2048 г.

— Боюсь. — созналась Молния, откладывая в сторону размноженную на репликаторе копию книги «Молодая мама и её дитя» (Москва, Детгиз, 1988). — Пока читаю, вроде бы всё в порядке, а как представлю себе, что в сентябре у нас будет сын … Боюсь!

— Утешайся тем, что твоя виртуальная беременность началась нормально. — хмыкнул Зигзаг. — А токсикация случится только если книжек перечитаешь сверх меры, так что тошнить начнёт.

— Ну, как не понимаешь! А питание малыша, а режим дня, а закаливание, а…

— Да успокойся! Лучше поговори с Лаской и Слитком. Не откажут в совете, своих двоих экспериментальных выкормили-вырастили и воспитали.

— Сравнил! Им Старик помогал.

— А нам не будет? — резонно возразил Зигзаг. Молния длинно вздохнула и потянулась к брошюре «Искусственное вскармливание».


Зона

Берег оз. Хлебное

15 часов 14 января 2048 г.

— Вон там течёт зелёнка[35], видишь? — показывал Малыш. — Это крематорка горит. А в трёх метрах от нас спит маленькая электра. Сейчас я в неё брошу камешек. О, как растрещалась-то, как заискрила.

Он вывез Белоснежку на экскурсионную поездку по Малой Диаметральной дороге Зоны. Кучера приглашать не стали, Малыш сам правил дрезиной.

— Зимой здесь тоже красиво. — оживлённо говорил искатель. — Но летом мне всё равно нравится больше.

Он уже рассказывал Белоснежке о том, как были построены знаменитые дороги Нашего Мира — Диаметры.

После освоения Стены со временем наладилось движение электромобилей по ее крыше-дороге. Однако их скорость по очевидным причинам была очень низкой. Добираться до противоположной стороны Стены приходилось за четыре- пять часов. А если еще требовалось сразу же возвратиться…

Тогда Ташкент весной 2014 года предложил Старику проложить дороги с севера на юг и с запада на восток, которые пересеклись бы в центре Зоны.

— Большой и Малый Диаметры? — уточнил Старик.

— Чего? — оторопел второй «министр экономики» Зоны. — В смысле — а, ну, да. Их самые.

Старик в ближайшем же заказе затребовал от внешних поставщиков гранитный монолит. Отшлифованный рыже-коричневый параллелепипед длиной в три метра, шириной — в полтора и высотой в тридцать сантиметров доставили к строительному репликатору № 2 близ хутора Близнецы. — «Дорогой камень. — подчеркнул Старик. — Сорт называется „Джупарано Дорато“, Италия». — «Свыкайтесь с папо-римской роскошью, босяки» — прокомментировал Ушастый, руководивший строительством Большого Диаметра. Размноженные на репликаторе каменные глыбы титаны укладывали на дрезины усиленной конструкции и доставляли на место укладки. Там другая бригада титанов под руководством инженеров из депо выравнивала полотно будущей дороги, насыпала подушку из щебня и укладывала плиты. Старик убирал с маршрута аномалии и предупреждал о возможных неожиданностях. Неспешное, плановое строительство затянулось на одиннадцать лет и только в ноябре 2025 года Диаметры упёрлись в противолежащие точки Стены.

— Всем шоссе хороши. — говорил Малыш. — Четыре с половиной метра в ширину, гладенькие и ровненькие. Ни одной аномалии ближе метра к обочины. Одна заковыка: зверьё мгновенно сообразило, что Диаметры совершенно безопасны и повадилось по ним мигрировать. Представь себе: едешь-едешь, а навстречу — семейство кабанов, Ну, свинство еще ладно, оно хотя бы дорогу дисциплинированно уступает. А вот когда навстречу орда ополоумевших крысюков прёт, это скажу тебе, зрелище не для слабонервных. Даже титаны волноваться начинают, хотя дрезине никакая тварь ничего не сделает. Смотри, смотри, только помянули, а зверь тут как тут! Во-он динго куда-то галопом несётся. Ну что, Снежка, поехали дальше?


Зона

Стена, КПП № 3

Штаб «звёздных»

15 часов 45 минут 22 января 2048 г.

— Теперь — о нормативах по физподготовке. — драконьим голосом начал майор Буран. — Если вы думаете, что…

Подчинённые виновато потупились. В то же мгновение вспыхнула лампочка тревожной сигнализации, замяукала сирена, а стоящий на столике ноутбук включился и приятным баритоном сообщил, что Старик требует связи.

КПК командующего вооружёнными силами Зоны истошно заверещал в его нагрудном кармане: «Старик вызывает! Старик вызывает!». Вопль портативного компьютера мог бы поднять спящего мертвецким сном, а майор вовсе не спал. Имел место плановый разнос майором подчинённых, посвященный недостаточно высоким, по мнению Бурана показателям боевой подготовки.

— Слушаю! — рявкнул Буран, держа КПК левой рукой у уха, а правой включая режим громкоговорящей связи. — У меня всё сработало одновременно, просто бедлам какой-то… Что случилось?

— Майор, пришло ваше время. — скрежетнул Старик в потолочных динамиках. — Сначала выслушай, а ваши вопросы и мои разъяснения — потом. Поднимай всех «звёздных» до последнего. Это не учебная тревога и не проверка, а готовность номер ноль, «катастрофа». Времени мало, не более сорока пяти минут. Занимайте места по росписи чрезвычайного положения и ждите дальнейших распоряжений.

— Есть!

Майора словно катапультой выкинуло из кресла.

— Слышали? — свирепо осведомился он у командиров подразделений. — Ноль! А всё еще сидите?! Марш по местам! Живо!

Те с топотом вылетели в коридор, капитан Динамит на ходу крикнул дневальному: —Готовность ноль! Всеобщий сбор!

Дневальный на секунду замер, потом заученным движением выбил стекло в маленьком ящичке на кафельной стене и вдавил кнопку. Взвыла и тут же замолкла сирена, из динамиков послышалось монотонное: «Готовность номер ноль, ситуация — „катастрофа“! Готовность номер ноль, ситуация — „катастрофа“!»

Всё в казармах пришло в сосредоточенное движение. «Звёздные», бледные и сосредоточенные мчались в оружейные комнаты, облачались в сьютелуны, получали оружие, по лестницам и в лифтах поднимались на Стену, занимали места в электромобилях и быстро отбывали в заранее определенные места. Суеты не было, хотя всё делалось быстро. «Молодцы, ребята!» — мысленно одобрил майор Буран.

Сержант Фугас расставлял бойцов своего отделения в переходах «детского сада» на КПП № 1.

Айсберг с автоматом наперевес перегородил лестницу с первого этажа на второй. К нему приближалась взволнованная Апельсинка. Белоснежка с испуганным лицом стояла в дверном проёме классной комнаты.

— В чём дело? — спросила она. — Старик пообещал всё объяснить, а мы…

— Вот Старик и растолкует. — мягко сказал Айсберг. — Пока всем следует находиться на своих местах, любые перемещения временно категорически воспрещены. Не волнуйся, думаю, ненадолго. Возвращайся к классу, продолжай занятия.

Он, разумеется, не мог сказать старшей воспитательнице, что в наизусть заученной каждым «звёздным» инструкции о готовности «ноль» его теперешние действия были обозначены буквой «а». Пункт «б» предусматривал применение силы в случае отказа подчиняться. А литера «в» без обиняков обязывала применить оружие в случае возникновения паники, угрожающей жизни и здоровью людей.

— Старик выступает! — воскликнула Белоснежка. — Иди скорей, мы включили трансляцию!

Апельсинка вбежала в класс, дверь закрылась. Айсберг с досадой крякнул: он рассчитывал уголком глаза посматривать на большой экран учебного помещения «детсада». Но рядовой ничего не потерял. Заработала общая связь, в наушниках его шлема послышались мерные, лишённые интонации фразы:

— Внимание! Обращаюсь ко всем и к каждому! Жители Нашего Мира, где бы вы ни были, что бы ни делали, будьте бдительны и в точности выполните все дальнейшие распоряжения! Сохраняйте полное спокойствие! На время приостановите работу!

Если вы находитесь внутри Стены — включите все источники света во всех рядом находящихся помещениях: лампы, световые панели и тому подобное. Работающие на Стене, включите прожекторы, дорожные указатели и знаки. Кучеры и водители, остановите транспорт и зажгите фары. Находящиеся в Зоне, ваши нарукавные и нашлемные фонари должны светить в полную силу.

Айсберг покрутил головой, увидел выключатели и ткнул в кнопки пальцем в бронеперчатке. Едва слышно зашумели круглые неоновые плафоны. На залитой солнечным светом лестничной площадке почти ничего не изменилось.

— Хорошо. Теперь, — продолжал Старик, — всем, кто пребывает на открытом пространстве, следует не спеша направиться к ближайшему укрытию. Спуститесь внутрь Стены, спрячьтесь в любом помещении. Для кучеров и водителей, для их пассажиров достаточно просто оставаться в кабинах и салонах.

Внимание! Через две минуты сорок секунд купол Зоны станет на какое-то время совершенно непрозрачным. Повторяю: сохраняйте абсолютное спокойствие! Рассматривайте это как внезапно и преждевременно наступившую ночь и действуйте согласно моим распоряжениям. В целом ритм жизни останется неизменным, разумеется, с учётом некоторых новых… обстоятельств.

Внимание! Вряд ли животные сейчас вслушиваются в мои слова, поэтому возможно их встревоженное поведение, некоторый рост беспокойства и даже агрессивности. Обращаю на это внимание всех, кто находится на дорогах и в Зоне. Кучеры, постарайтесь не допустить отклонений в поведении титанов, лучше всего дайте им еды.

Повторяю сообщение! Обращаюсь ко всем и к каждому! Жители Нашего Мира, где бы вы ни были …

Айсберг вздохнул. Происходящее ему определённо не нравилось.

Окна в пластикатовых рамах мгновенно стали чёрными, с отблеском света прожекторов на стекле. Пол под толстыми подошвами сьютелуна Айсберга едва заметно дрогнул, словно где-то рядом уронили тяжёлое. Ещё раз. Ещё. Из-за дверей классной комнаты послышался лёгкий шум.

— Матерь божья коровка! — пробормотал Айсберг. — Что же это?

— Самоубийство. — ответил его голосом в наушниках Старик. — Но не наше.


Зона

Дом Белоснежки, Стена

20 часов 15 минут 23 января 2048 г.

Белоснежка открыла толстую трёхсотлистовую книгу на сорок седьмой странице, разлинеенной и девственно чистой. Впрочем, так же нетронуто белели все следующие страницы, предыдущие были заполнены мелким аккуратным почерком Белоснежки. Бывшая младшая воспитательница «детского сада» сняла колпачок с ручки, задумчиво сделала несколько росчерков на клочке бумаги и принялась писать.

22-01-2048 г.

Продолжаю дело Тихони. История Нашего Мира глазами одной из жительниц. Зачем? Ведь сохраняются дневники других людей, наверняка, более интересные. А есть еще архивы видеохроник. Но Старик неумолим и говорит, что моя работа крайне важна. Не пойму, кому и отчего… Впрочем, ему видней.

О настроении писать нечего, оно у каждого одинаково похоронное. В буквальном смысле. Никто не спит, хотя уже за полночь. Во всех домах светятся окна. Причём не только в нашем секторе Стены, в других тоже. Я посмотрела в бинокль на Зону, светлые точки видны в стороне Марьяновки, значит эндогенам тоже не до сна. Ко мне заглянул Зигзаг, присел у электрической плиты. От печенья с чаем решительно отказался, пару минут монотонно поболтал ни о чём, перескакивая с темы на тему. По-моему, от него пахло коньяком. Заглянула обеспокоенная Молния, извинилась за мужа, уволокла того домой.

Но вернусь назад… Итак, вчера после объявления чрезвычайного положения мы просидели в классе еще два часа. Воспитанники пытались читать и конспектировать. Но какие там занятия, когда все взвинчены, когда в голову лезет всякая чертовщина! Морж сидел, уставясь в карту Нашего Мира и машинально барабанил пальцами по столу, пока Апельсинка не погладила его по руке. После чего сама взялась точить карандаш и сточила его до сантиметрового огрызка. Позвонил Малыш, сообщил, что всё в порядке, за него беспокоиться не надо. Затмение застигло его у одной из аномалий, он с включенными фонарями благополучно добрался до дороги. Там стоял фургон, гружёный овощами, Малыш отсидел всё это тревожное время с кучером в кабине. Титан флегматично хрустел внеплановой подачкой моркови и, кажется, вообще не обращал внимания на внезапно наступившую ночь. Малыш с кучером строили самые фантастические гипотезы и догадки. Потом фургон на самой малой скорости доехал до Депо. Оттуда Малыш позвонил еще раз и сказал, что останется на ночь у Шнырька, потому что устал и до Стены вряд ли получится добраться.

А Старик молчал. Потом он разрешил «звёздным» снять караулы и возвращаться в казармы, но по-прежнему не отвечал на вызовы. Ни один из Переселившихся и сенаторов — тоже. При попытке выйти в сеть Зоны на экранах ноутбуков красовался только текст обращения Старика.

В 18.30 купол над Зоной начал плавно светлеть.

— Снимаю дополнительные защитные поля. — объявил Старик. — Купол Зоны вернёт прозрачность. Но не сразу, а постепенно и какое-то время будет напоминать матовое стекло, сквозь которое вам будет невозможно разглядеть окрестности. Затрудняюсь сказать, насколько долго это продлится, но, во всяком случае, времена суток вернулись. Сейчас вечер.

Я стояла на Стене у наружного парапета, словно заворожённая смотря вверх. На западе небо должно было быть чуточку светлее из-за последних лучей закатного солнца. С восточной стороны полагалось быть ночной тьме. Однако купол изобиловал всеми оттенками красной гаммы, от чёрно-бурого с красными прожилками на противоположной стороне Зоны до малинового у КПП № 1. По поверхности небосвода Нашего Мира медленно стекали размытые багряные полосы, пробегали алые сполохи.

— Страшно. — неожиданно вырвалось у меня.

— Страшно. — согласился Старик.

— Что же произошло, в конце концов?!

— Через десять минут — новости. Запись экстренного заседания Сената. Извини, девочка, но на этот раз будет лучше если я не стану разговаривать с каждым отдельно. Более того, не рекомендую усаживаться за ноутбук в одиночестве. Собирайтесь группами и смотрите. Скорее всего, вам очень потребуется поддержка друг друга.

— Старик, прекрати, все мы, конечно, взвинчены, но… Что там?

— Война, Снежка. Мировая ядерная война.

Зона

Дом Белоснежки, Стена

12 часов 15 минут 24 января 2048 г.

Малыш и Белоснежка в четвёртый раз просматривал видеозапись вчерашнего заседания Сената. На экране ноутбука блестели колонны виртуального зала заседаний.

— …Должен признаться, — говорил Старик, — что конец света произошёл по самому маловероятному из всех предполагаемых нами сценариев. По почти невероятному. Мы считали, что НАТО, США и Евросоюз не решатся на войну на два фронта, против Исламской Конфедерации и Китая одновременно. Более того, для каждой из трёх сторон самым выгодным вариантом было стравить в смертельной схватке две других и умудриться остаться временно нейтральной, чтобы потом добить израненных врагов. На протяжении последних десятилетий мир держался только на том, что и НАТО, и КНР, и конфедераты стремились оказаться в положении «мудрой обезьяны, сидящей на горе и наблюдающей за схваткой двух тигров».

Безусловно, мир не может долго основываться на подобных расчётах. Раньше или позже неразрешимые внутренние проблемы вынудили бы одну из мировых сил броситься на другую.

Наиболее вероятным нам представлялось то, что давления кризисных процессов первыми не выдержат американцы. У них не было главного ресурса — которым обладали китайцы и мусульмане, а именно: народного терпения. Так и произошло. Свыкшиеся со скромной жизнью граждане Поднебесной и жившие в откровенной бедности подданные Исламской Конфедерации привычно затягивали пояса всё туже и туже, а вот перспектива потреблять меньше жизненно необходимых бензина, поп-корна, гамбургеров, арахисового масла и ароматизированной туалетной бумаги вызывала в США панические настроения и ощущение близкого конца света.

У КНР и Исламской Конфедерации было слишком мало точек конфликтного сопротивления. Мусульманская лига оскаливалась через Средиземное море на Европу, тогда как Китай облизывался на тихоокеанский бассейн и Австралию. Более того, возникла даже слабая возможность их взаимного нейтралитета, направленного против США и Евросоюза.

Тогда западные страны в экспромтом разыграли резервный козырь — «индийскую карту». Они сознательно сдали свои позиции в Казахстане, Средней Азии и Бирме. Туда и метнулась стремительно усиливающаяся Индия. Однако индийской экспансией на территории бывшего СССР оказался возмущен её родной брат и, по совместительству, злейший враг Пакистан. В Бирме же индийские интересы пересеклись с амбициями рвущегося к океанскому побережью Китая. Американцам оставалось произвести ряд подстрекательских диверсий, которые заставят Исламскую Конфедерацию и Китай вступить в войну против лишённой союзников Индии. Была бы причина, предлог найти не трудно.

По экспертной оценке американцев, такая война могла продлиться чуть меньше месяца. Этого хватило бы для полного уничтожения Индии, поскольку у мусульман предполагалось более мощное оружие, подробных данных о котором нет.

Расстреляв свои ракеты по Индии, которая так просто не сдастся, конфедераты и китайцы, независимо от исхода войны, окажутся беззащитными перед Америкой. Это, во-первых, полагали американские эксперты. Кроме того, они, скорее всего, столкнутся лбами при дележе «индийского наследства». Это, во-вторых, подразумевалось НАТОвцами.

Ответ, почему мусульмане проиграют столкновение с КНР, — прост. Если у конфедератов останутся возможности для серийного производства ядерного оружия, то максимум, на что будет способна Конфедерация, — создать заряды не мощнее ста килотонн. Эти боеголовки смогут нанести куда меньший ущерб по сравнению с мощными бомбами, которые, скорее всего, сбережёт Китай. Также у Исламской Конфедерации окажется на порядок меньше мишеней, чем у её более сильного соперника. Более того, наличие у мусульман ядерного оружия отнюдь не гарантирует им его эффективного применения. В американских исследованиях с неприязнью описывалась китайская противоракетная система «Великая Стена», которая считалась труднопреодолимым барьером для вражеских ракет. Конечно, конфедерация могла бы применить химическое и бактериологическое оружие, которого накопила огромное количество. Однако ответный удар КНР в этом случае был бы чудовищен, поскольку у китайцев после этого не осталось бы никаких ограничивающих обязательств по отношению к потенциальному противнику.

Вот тогда-то Штаты и планировали вступить в «миротворческую миссию». По такому же сценарию, как это было в двух мировых войнах. Только теперь США планировали добивать и побежденного, и победителя, прикончив последнего своим ядерным оружием. Даже если у КНР и ИК останутся «ракеты возмездия», то им не преодолеть противоракетную оборону США. Наземную же завершающую операцию американским войскам провести будет не трудно, так как НАТО продвинулось на восток до Урала и Кавказа.

Американцы будут героями, спасшими «свободный» западный мир от ядерной катастрофы. После войны США предложат своими силами «бескорыстно и самоотверженно восстанавливать» огромные регионы, с самым большим населением на Земле. Всё! Ресурсы будут принадлежать США, разрабатывать их придётся, безусловно, туземцам. Восток, поделенный по примеру бывшего СССР на крохотные псевдогосударства и протектораты, уже никогда не сможет оправиться и станет рабом Запада, обречённым навечно влачить жалкое существование.

Такими были планы НАТОвцев. — медленно сказал Старик. — Однако реалии оказались иными. Индо-пакистанский конфликт перерос в изматывающую манёвренную неядерную войну от Балхаша до низовьев Инда. Затянулось также китайско-индийское столкновение в Бирме, осложнённое яростной борьбой бирманских партизан с захватчиками. Присоединение Индонезии к Исламской Конфедерации и размещение на Филиппинах американских войск окончательно сделали ситуацию патовой.

Нервы американцев не выдержали, они приняли самоубийственное решение о ядерном ударе сразу по Исламской Конфедерации и Китаю. Чего, повторяю, мы всерьёз не рассматривали и считали практически невероятным.

Слово Инквизитору. Он обработал информацию, которую удалось получить из радио и телеэфира.

— Катастрофа произошла с промежуток с 14.00 по 15.00 по нашему поясному времени. — поднялся с мраморной скамьи крепкий сухощавый мужчина средних лет в ладно сидящей на нём льняной одежде, и поражённая Белоснежка не сразу узнала в нём лохматого бородача, которого в своё время ей представил Старик. — Уверен, расчёт дня и часа массовой ядерной атаки — тщательно просчитан. Так, к примеру, атомный удар по северному Китаю, Багдаду, Тегерану и Каиру, агрессоры осуществили посреди недели. Вечером рабочего дня все виды городской и междугородной связи, как и следовало ожидать, оказались перегружены, внимание дежурных служб снизилось, организация экстренных оборонительных мер была затруднена. Ядерный удар застал большинство населения на пути с работы домой, что исключило возможность быстро найти хотя бы какое-то укрытие. Дороги были мгновенно парализованы чудовищными пробками, в которых жертвы либо погибли сразу, либо получили тяжелейшие увечья и их агония затянулась на часы.

— Вот сволочи! — не выдержал сидевший рядом с Белоснежкой Малыш.

— В то же время со стороны как Исламской Конфедерации, так и Китайской Народной Республики оружие массового поражения всех видов было применено против США, европейских стран НАТО, а также их марионеточных режимов на территории бывшего СССР. Пострадала, как кажется, даже Австралия.

Один из городов, полностью уничтоженный американцами — Саньду, он же бывший русский Хамск, находившийся неподалёку от Нашего Мира.

Многие горожане видели перед смертью приближение снижающейся боеголовки. Это был белый инверсионный след, похожий на след самолета, летящего на большей высоте и с большой скоростью.

Потом их ослепила вспышка, затмившая свет неяркого сибирского солнца. За доли секунды вспышка превратилась в ослепительный светящийся шар двухкилометрового диаметра, с температурой около двадцати миллионов градусов. Центр большого города мгновенно исчез, став плазмой. В остальной его части мгновенно испарилось и испепелилось всё живое: люди, животные, растения. Плавились, испарялись, асфальтовые дорожные покрытия, металлические ограды, крыши, конструкции зданий, бетонные и кирпичные стены, даже с каменной и керамической облицовкой. Горело всё, как открытое тепловому излучению взрыва, так зарытое на глубину до двух метров. Скорость воздушной ударной волны достигла четырёх тысяч метров в секунду. Всё, что сгорело и расплавилось, понеслось от эпицентра к периферии. Образовался так называемый «огненный ковер» в котором раскалённые осколки неслись со скоростями артиллерийских снарядов, снося всё, что ещё хоть как-то возвышалось над поверхностью. Почти сразу после прохода «прямой ударной волны» покатилась к эпицентру «возвратная». Её скорость была меньшей, сопоставимой со скоростью обычного урагана, но она вдавила в полыхающий ад новые массы свежего кислорода. Начался «огненный шторм» на всей площади поражения.

На окраинах города оплавлялись бетон, кирпич, стекло, металл, камень, испарялись стекла и провода. За пределами бывшего Хамска забушевали кольцевые лесные и степные пожары, вскипели воды рек Хами и Кизяк-Чая.

Не может быть и речи о живых существах, оставшихся в внутри города. Уничтожение открытого и укрытого населения, техники и строений следует считать стопроцентным. Мегаполис Хамск-Саньду уничтожен безвозвратно, какое-либо использование его территории в ближайшие полтора века абсолютно невозможно.

— Господи! — беззвучно прошептала Белоснежка.

— Теперь — о нас, любимых. — продолжал Инквизитор. — По китайской базе рядом с Зоной ударил один заряд. Противоракетная оборона здесь вообще отсутствовала, так что не рекомендую рассматривать пейзажи сразу за стеной. Во избежание психологических потрясений. Кстати, о потрясениях: сейсмическое воздействие взрыва вызвало «эффект землетрясения». Поверхностные слои уплотнились и сдвинулись. Все подземные сооружения китайской базы полностью разрушены и завалены. Воронка в эпицентре взрыва представляет собой кратер диаметром около полукилометра и глубиной в центре до пятидесяти метров. Его поверхность — стекловидная кора толщиной до семи метров. Безусловно, ничего живого там не осталось.

Через двадцать одну минуту сорок три секунды прямой атаке подвергся Наш Мир. О том, что предназначалось непосредственно Зоне, полагаю, лучше расскажет Старик.

Белоснежка судорожно вздохнула, не отрывая взгляда от экрана.

— Сколько ракет было выпущено по Зоне, затрудняюсь сказать. Цели достигли практически одновременно четыре боеголовки. Вероятная мощность термоядерных боеприпасов применённых НАТОвцами по Нашему Миру — от четырёх до одиннадцати мегатонн. Такая большая мощность, полагаю, была обусловлена большой площадью Зоны, а также убеждённостью западных агрессоров в высокой прочности нашего защитного купола. Есть ли смысл говорить, что они всё-таки ошиблись? — Старик изобразил улыбку уголками тонких губ. — Купол защитного поля Зоны может без заметных последствий выдержать в сравнении с этой… царапиной… тысячекратную нагрузку. Или даже больше. Затемнение было включено мной за несколько секунд до первого удара, так что абсолютно никакого светового или термического воздействия Зона не испытала. Жесткое излучение также не проникло сквозь защитное поле. Как вы убедились, практически никакого губительного влияния ударной волны также не было. Нам абсолютно ничто не угрожает, если не считать дискомфорта, вызванного внезапно наступившей трёхчасовой темнотой. А вот вне Нашего Мира…

Характерного для ядерного взрыва «гриба» над куполом образоваться не могло. Плазменное «одеяло», окутавшее купол силового поля после четвёртого взрыва, через несколько секунд потускнело, превратилось в багровую огненно-дымную пелену и стало стекать вниз. Так что теперь ближайшие окрестности Нашего Мира — бугристая поверхность, покрытая дымящейся стекловидной спекшейся корой. Радиационный фон снаружи исключает любую возможность выживания какого-либо живого существа рядом с Зоной.

Теперь немного об озоне, то есть о модификации атмосферного кислорода. Образование озонового слоя около шестисот миллионов лет назад как раз и позволило возникнуть жизни на нашей планете. Почему? Озоновый слой предохранял Землю от ультрафиолетовых лучей, в избытке смертельных для всего живого. Так вот, тучи дыма после ядерных ударов поднялись над горящими городами. По не очень точным подсчётам которые произвели я, Тихоня, Академик и Косинус, уже после первых взрывов около пятидесяти миллионов тонн сажи взметнулось в стратосферу на высоту до восьмидесяти километров. Стратосфера забурлила, озон смешался с окислами азота и фреонами. Усиленно поглощая солнечные лучи, нагретая сажа согрела атмосферные газы, отчего распад стратосферного озона еще больше ускорился. В целом по планете осталась пятая часть от довоенного количества озона, в широтах Саньду (бывшего Хамска) — около 30 %, севернее по Сибири — 60 %. Стремительно появились и разрослись чудовищные озоновые дыры. На таком уровне озоновый слой будет оставаться на протяжении пяти лет. А это означает смертный приговор для каждого двадцатого выжившего человека. — бесстрастно докладывал Старик.

— Как справедливо заметил Инквизитор, выбор времени ядерного удара западными союзниками был не случаен. Зима — пора, когда уцелевшие после бомбёжки, но лишенные крова остатки населения просто вымерзнут. Кроме того — это время когда запасы скоропортящихся продуктов, таких как картофель и овощи большей частью потреблены, а новые посадки произведены, понятно, не будут. Значит, в перспективе обеспечен всемирный голод. Города как планеты вообще, так и бывшего СССР, в частности, всё-таки сохранили остатки материальных благ. Но их губит повышенная плотность населения, отсутствие систем жизнеобеспечения, неподготовленность инфраструктуры (теплоснабжение, водоснабжение, и т. д.) и населения к кризисным ситуациям. Некоторые историки полагают, что Великую Отечественную войну советский народ пережил благодаря печке и колодцу, то есть автономным системам тепло- и водообеспечения. Ничего этого сейчас нет. А остановка теплоэлектростанций, прекращение электроснабжения, и, как следствие, исчезновение связи, привели к полному крушению общественных структур. Когда перестали работать электроплиты для готовки, холодильники, микроволновые печи и прочие бытовые приборы, подавляющее большинство обитателей городов попыталось готовить пищу и согреваться при помощи открытого огня. Это привело к массовому распространению взрывов и пожаров. Но поскольку служба пожаротушения, равно как и остальные муниципальные службы исчезли, то пожары распространяются с ужасающей скоростью. Поскольку и водоснабжение парализовано (воды не хватает даже для питья), борьба с пожарами невозможна, так что участь оставшихся в городе людей весьма незавидна.

Преимущество в катастрофической ситуации получили те, кто был лучше организован и кто имел план действий (не важно, формализованный или нет). Это полицейские формирования, а также преступные группировки. Более того, члены этих структур были вооружены в отличие от простых обывателей, поэтому у них оказались развязаны руки по отношению к паникующему населению. Таким образом, обывательские массы превратились в «корм» для вооружённых мародёров в мундирах и без. Уже сейчас, видимо, парализованы транспортные сети, общественный транспорт в первую очередь захвачен и угнан упомянутыми мародёрами, массовый и организованный исход из города стал невозможным. Личные автомашины горожан забили все транспортные артерии и выезды из городов их также захватывают мародёры и уничтожают обезумевшие от невозможности бежать толпы. Горожане поставлены в условия зверинца — законов нет, власти нет. Вот население и превратилось в озверелых в своем стремлении выжить зверей. Те, кто первыми осознали невозможность бегства из городов, ставших ловушками, вымели из магазинов и со складов всё, что можно унести.

Белоснежка зажмурилась и в ужасе помотала головой.

— Но голодные бунты, — монотонно говорил Старик, опустив веки, — далеко не самое страшное, что ждёт впереди территорию бывшего Советского союза…

В связи с общим кризисом и отсутствием санитарно-эпидемиологических служб возникнет угроза со стороны диких животных и одичавших домашних, выкинутых на улицу хозяевами. Первое время угроза будет достаточно серьёзной, особенно со стороны собак, которые, сбиваясь в стаи, могут начать настоящую охоту на ослабевших и растерявшихся людей. Впрочем, собаки всё же проиграют, их скорее всего просто съедят… А вот крысиная опасность окажется куда более серьёзной. Феноменальная живучесть крыс и их успешная приспосабливаемость даже к радиации создадут идеальные условия для массового и быстрого распространения инфекционных болезней. Отходы жизнедеятельности уцелевшего населения, будут скапливаться около мест их обитания и подстегнут распространение заболеваний, особенно весной и летом.

Денежные системы в любом их виде, включая монеты из драгоценных металлов потеряли всякий смысл. Уже сейчас вовсю идёт обмен бензина на патроны и еды на обувь. Разумеется, остатки прежних ресурсов будут исчезать с ускорением, и перед выжившими землянами уже в ближайшие месяцы встанет вопрос: «Что делать?»

Естественно, уцелевшие люди устремятся в удалённые от развалин крупных городов населённые пункты, где сохранилось аграрное производство. Все преимущества окажутся на стороне вооружённых банд из молодых и энергичных людей, не отягощённых моральными нормами. Они будут захватывать как отдельные сёла, так и группы поселений и устанавливать порядки средние между феодальным социумом и иерархией уголовных сообществ. Но они не просто будут обирать надрывающихся в непосильном труде общины закрепощённых крестьян, но и защищать свои участки от конкурирующих банд. Запасы огнестрельного оружия, боеприпасов и медикаментов быстро исчезнут и непрекращающиеся войны всех против всех превратятся в ужасающую рукопашную резню с последующим диким грабежом и жутким насилием, вплоть до каннибализма.

Вот пожалуй, вкратце всё о бывшей территории СССР. Теперь об остальном мире.

В настоящее время я принимаю сигналы более чем ста мелких радиостанций и отслеживаю нерегулярные выходы в эфир полутора десятков телевизионных центров. В основном они расположены в мало пострадавших странах Африки, в Новой Зеландии и Аргентине. Ни одной точки вещания с территории Европы, США и Канады — нет. Причиной тому — ответ на агрессию Китая и мусульман. Он оказался страшным.

Неизвестно, каким образом, но китайцам удалось поднять в воздух некоторое количество ракет средней дальности. Можно только строить предположения, как это произошло. Инквизитор, например, полагает, что буквально за несколько недель до апокалипсиса, предвидя возможную катастрофу, КНР тайно разместила на своих грузовых и рыболовных судах пусковые установки, по одной на корабле. По его мнению, рассеянные у Тихоокеанского побережья Соединённых Штатов, они успели дать дружный залп до того, как были потоплены. Не знаю, насколько это вероятно… Во всяком случае нагло уверенные в собственной безнаказанности американцы перехватили все китайские «гостинцы» над своей страной. Они-то полагали, что вражеские ракеты несут сравнительно небольшие заряды обычной взрывчатки и нацелены на жизненно важные объекты вроде плотин водохранилищ и атомных электростанций. Но из боеголовок, уничтожаемых в стратосфере китайских ракет, рассеялся ведьмин студень.

Старик сделал секундную паузу.

— Да, добытый в Нашем Мире. Да, проданный мною. — жёстко сказал он, глядя с экрана прямо в глаза. — Тот самый, за который с нами рассчитались обильными декабрьско-январскими поставками. И, заметьте, не собираюсь за это ни перед кем оправдываться. Даже перед вами, хотя ваше мнение для меня всегда является определяющим.

— А кто, где и от кого требует оправданий? — пробурчал Малыш. — Я, хоть и не Старик, а вот тоже не намерен каяться.

Белоснежка посмотрела на него с недоумением. Что он имел в виду?

— Мельчайшие капельки ведьмина студня осели на облака, превращая пар в тот же студень. На территорию Штатов от Лос-Анжелеса до Нью-Йорка обрушились зелёные, разъедающие всё и вся дожди. Одного миллиграмма студня хватало для поражения квадратного километра. Он испарялся и смертоносные туманы накрывали целые графства. Не думаю, чтобы в этой стране уцелело более десяти процентов населения, да и то — в горных, промышленно неразвитых регионах Запада. Полагаю, что у этих процентов есть все основания желчно завидовать китайцам, уцелевшим на радиоактивном пепелище.

В первый же день войны в странах Европы активизировались отряды «воинов джихада», «братьев-мусульман» и «утра псового лая». Несмотря на превентивные аресты выходцев с Ближнего Востока, Евросоюз не смог защитить себя. Как оказалось, в Евросоюз под видом лекарственных средств было тайно завезено огромное количество бактериологического оружия. Его применение оказалось невообразимо простым и ужасающе эффективным. Смертник из «утра псового лая» заражал себя бубонной чумой или мраморной болезнью, для чего хватало крохотной ампулки, и проводил как можно больше времени в местах массового скопления населения. Ампулы разбивали в общественных туалетах универмагов и вокзалов, у киосков с мороженым и в поездах. Даже будучи арестованным и помещенным в тюрьму, заражённый камикадзе продолжал истреблять «неверных». Как и следовало ожидать, старая респектабельная, демократичная и толерантная Европа оказалась совершенно не готовой к такому повороту событий. А когда с ужасом сообразила в чём дело, её накрыла волна слепой и дикой паники. Для европейца-индивидуалиста и в благополучное мирное время присказки «Каждый за себя» и «Мой дом — моя крепость» были образом жизни, а теперь стали единственным правилом выживания. После массовых погромов магазинов некогда законопослушные обыватели забаррикадировались с награбленными консервами и фильтрами для очистки воды и воздуха в своих коттеджах и без предупреждения стреляют в каждого, кто пытается вступить с ними в контакт. Полагаю, это не спасёт их, разве что ненадолго отсрочит почти полное вымирание.

Вооружённых сил как таковых не осталось ни у одного участника конфликта. Американские войска за границей и флот уцелели, но совершенно деморализованы. Их командования, их правительства, их страны нет. Армии Евросоюза превратились в толпы, рвущиеся домой, чтобы спасти погибающих родственников. Китайские дивизии в основном оседают по всей планете радиоактивным пеплом. В несколько лучшем состоянии войска Мусульманской Лиги, но у них и до катастрофы боеспособность была весьма относительной, а теперь они вряд ли способны на что-то большее, чем распасться на враждующие банды и сцепиться в междоусобной грызне. Так что второго акта марлезонского балета не будет.

Теперь о наших перспективах, ближних и отдалённых.

Начну с того, что меня беспокоит меньше. Имею в виду то, что контакты Нашего Мира и мира внешнего прекращены навсегда.

Во-первых, оборвётся приток населения. Почему? В ближайшие два века никому на Земле в голову даже не придёт мысль о каких-то там аномальных Зонах. (В скобках замечу, что сейчас не наш мир аномален, а вся остальная планета.) Уцелевшее население будут отчаянно волновать проблемы простого выживания. Но даже если кто-то когда-то и зачем-то решит проникнуть к нам, то просто никто не сможет приблизиться к Зоне живым по окружающему её радиоактивному аду. А если даже проберется — что нам делать с изъеденным радиоактивными язвами полутрупом? Впускать к себе и пытаться исцелить? Хорошо, а что изменится два столетия спустя? К подножию Купола проберётся группа лохматых, одетых во вшивое тряпьё и шкуры, вооружённых самодельными топорами и копьями каннибалов, хорошо если не мутировавших. Что нам с ними делать? Открывать вход с радостными воплями: «Добро пожаловать!» Вы уверены, что приток таких переселенцев скажется благотворно на населении Нашего Мира? Нет, дорогие мои, теперь у нас в распоряжении только и исключительно наш собственный генофонд: живущие на данный момент экзогены, эндогены, амазонки. Правда, замечу, что среди поставок, произведенных китайцами незадолго до катастрофы, есть образцы тканей двадцати одной тысячи особей Homo Sapiens Sapiens европеоидной расы и ста особей — монголоидной. Будем считать это неприкосновенным запасом для клонирования. По моим расчётам этого вполне должно хватить для постепенного добавления в течение первых пятидесяти тысяч лет, а дальше — посмотрим.

Во-вторых, полностью прекратится приток товаров извне. Земной экономики, науки и культуры более не существует. К такому повороту событий мы постарались подготовиться, когда неизбежность катастрофы стала очевидной. Вот вам и ответ на ваши недоуменные вопросы: — «Зачем Старик заставил всех нас, не разгибая спин, работать на разгрузке вагонов всю осень и зиму?» Мы постарались получить максимально возможное количество металлов, редкоземельных элементов, а также образцов тканей, обуви, электротранспорта, стройматериалов, станков и инструментов, научного оборудования, бытовой техники. Словом, всего, что нам может пригодиться для производства на репликаторах. Ничего подобного от разгромленной и дичающей планеты нам теперь не получить. Полагаю, никогда. Но у себя уровень развития середины двадцать первого века мы, если не превзойдём, то, по крайней мере, сохраним.

Однако гораздо больше меня тревожит другое. Вернулись хозяева Зоны.

Часть 4. Исход

Зона

Усть-Хамский информационный центр

00 часов 02 минуты 9 февраля 2048 г.

Лаборант центра электронной связи вышел в холл. Перед окном во всю стену между китайскими вазами с кривыми и призёмистыми карликовыми соснами стояло мягкое коричневое кресло с высокой спинкой. Электроник любил отдыхать в нём в перерывах между работой. Вот и сейчас, не включая света, он опустился в мягкие, пушистые объятия кресла и зевнул. Сегодня засиделись за отладкой программы из пакета, составленного Радием. Эндоген писал составлявшие пакет программы полгода, отлаживал с придирчивой дотошностью и беспощадно гонял ассистентов на тестовых испытаниях. С утра Электроник нашёл уязвимый фрагмент в кодах, сидел чуть ли не до полуночи, исправляя оплошность Радия и теперь с наслаждением предвкушал, как тот, быстро пробежавшись взглядом по распечатанным синим строчкам, неохотно буркнет:

— Поздравляю, коллега, неплохая работа.

Похвала одного из лучших асов электронной сети Зоны, скупого на восторги и одобрения, многого значила.

Электроник ещё раз с наслаждением зевнул, вытянул ноги, с силой, до боли в веках, зажмурился и вдохнул полной грудью свежий мартовский воздух, лившийся из полуоткрытого окна. Воздух пах молодой свежей зеленью и грозой.

Внезапно Электронику показалось, что пол плавно колыхнулся вверх-вниз, наклонился и снова принял прежнее положение. Пришло и тут же ушло неприятное чувство спуска в скоростном лифте.

— Перетрудился. — сделал вывод лаборант и открыл глаза. — Нет, спать, спать и ещё раз спать.

Перед глазами плыли медленно исчезающие разноцветные круги, обычные после того, как долго пробудешь с плотно сжатыми веками. Но что-то было теперь по-другому, не так, как раньше. Электроник внимательно оглядел погружённую в темноту комнату и понял. Её едва освещали блики света от лампы, горящей снаружи над входом, а высвеченного сквозь окно лунным светом квадрата на ковре не было вовсе. Электроник подошёл к окну и оторопело уставился в угольно- чёрное небо, лишившееся луны и звёзд.


Зона

Гремячьевский репликатор,

08 часов 9 февраля 2048 г.

Бледный до синевы Интеграл глухо произнёс: — Какая, к лешему работа, останавливайте репликатор! Все собираемся в актовом зале и смотрим заседание Сената и обращение Старика.

Зал был полон. На первых рядах мест не было, поэтому Кактус уселся прямо в проходе между креслами. Впрочем, так поступил не только он один. Репликаторщики тревожно молчали, затаив дыхание, поэтому щелчок, с которым учётчица Астра включила большую видеопанель на сцене, заставил Кактуса вздрогнуть.

На панели появилось изображение виртуального здания Сената Сенаторы размещались не как обычно, по кругу. Они заняли ряды только с одной стороны. А на первом ряду напротив сидел Старик. Он сутулился, тяжело опирался руками на колени.

— Вижу, Переселившиеся уже поняли, в чём дело. — Старик со свинцовой отчётливостью выговаривал каждый звук. — Полагаю, многие эндогены также догадываются, что произошло. Так что я обращаюсь в основном к экзогенам и амазонкам.

Сегодня, в ноль часов две минуты минуты, четырнадцать целых и четыреста семь тысячных секунды по внутреннему времени Нашего Мира защитный купол вновь стал непрозрачным. Опять были «опущены шторы», то есть активизированы мощные защитные поля, предохраняющие нас от губительного воздействия извне. Именно так я и сообщил тем, кто отметил необычные явления уже ночью и ощутил при этом тошноту, головокружение, звон в ушах, тяжесть и боль в конечностях.

Но это не вся правда. Она оказалась чересчур… гм… неправдоподобной, для того, чтобы её можно было изложить сразу, целиком. Это я сделаю сейчас, когда положено было бы наступить рассвету, но он не наступил. Вы тревожитесь, ждёте объяснений, предполагаете, как вам кажется, самое худшее, вплоть до повторения ядерной атаки на Наш Мир. Но не подозреваете, насколько было бы проще, если бы всё обстояло действительно таким образом.

Чудовищной силы защитные поля создал не я. «Шторы» опущены снаружи не мной. А потому поднять их я не могу…

Многие из вас помнят, как Старик осторожно проговаривался, что чувствует приближение настоящих хозяев Зоны. Тех самых, которые в 1956 году на этой планете забыли свой трейлер (то есть нашу Усть-Хамскую аномальную зону внеземного происхождения). Тех самых, которые oставили места своих «пикников на обочине» (другие Зоны). В забытый ими прицепной дом на колёсах набились мы, местные зверушки. Так вот, владельцы трейлера вернулись за ним…

Последовала тяжёлая пауза. Репликаторщики, не отрываясь смотрели на экран. Кактус непроизвольно облизывал внезапно пересохшие губы.

— Близость хозяев я почувствовал достаточно давно. — говорил Старик. — Да, впрочем, и вы — также. Реакцию Зоны невозможно было не почувствовать. Все эти непонятности, творившиеся в Нашем Мире: вырастание холмов, самопроизвольная активизация аномалий и так далее и тому подобное. Очень наглядно, надо признаться…

Но о кое-чем скрытом я вас не хотел беспокоить, хотя сам был озабочен необычайно. Например, в ночь с второго на третье февраля на шесть секунд по вашему времени был дистанционно отключён Мозг Зоны. Никто из Переселившихся при этом не пострадал, все мы в полном порядке. Честно говоря, никто этого даже не заметил бы, кабы не скачок внутренних часов Мозга. Так вот, за это, по меркам обычного человека — ничтожное, время космические создатели Зоны убрали из Мозга некие программы, установили новые и на четверть увеличили объём общей памяти. В последующие дни в недрах Нашего Мира появились новые энергетические установки, полеобразующие полости, исчезли объекты, в предназначении которых я до сих пор не мог разобраться. Перемены сопровождались тем самым гулким подземным бурчанием, о котором вы меня постоянно спрашивали, «северными сияниями под куполом», перемещениями аномалий.

Зачем всё это космическому разуму? Надо отдать ему должное: заметив набившихся в трейлер зверушек, то есть нас, хозяева прицепа не стали никого истреблять и даже выгонять. Иномиряне не только оставили трейлер в полном зверушечьем распоряжении, но даже постаравшись максимально деликатно приспособить его к зверушечьему образу жизни. Каковой образ, кажется, они изучили досконально.

И вот, когда в ядерном пламени вокруг трейлера сгорел тот самый лес, из которого вышли зверушки и куда отныне совершенно исключено их возвращение, иномиряне решили перевезти прицеп вместе со всей живностью в другое место.

Чем они в настоящий момент и заняты.

— Как — «в другое место», матерь божья коровка? Куда? — оторопело прошептал Кактус. А у сидевшего рядом с ним Кривича, похоже, вообще исчез дар речи, он лишь беззвучно шевелил губами.

Старик провёл ладонью по лысине.

— Сейчас в уме и вслух хором прозвучало десять тысяч вопросов: «Как?!», «Куда?!», «Зачем?!» — криво улыбнулся он. — Уместнее всего было бы задать их хозяевам Зоны. Только сомневаюсь, что они ответят. Попробую высказать собственные догадки. Подчёркиваю: всего лишь предположения и гипотезы.

«Зачем?» Чтобы мы продолжили своё существование.

«Куда?» Не имею ни малейшего понятия. В момент образования аномальных Зон в 1956 году астрономы утверждали, что инопланетяне прибыли откуда-то из созвездия Лебедя. Потом общепринятым научным мнением стало убеждение в «цыганском» характере пришельцев — кочуют, дескать, по Вселенной, не имея постоянного пристанища. Их даже стали называть Странниками. Как бы там ни было, будь даже у хозяев нашей Зоны космический дом, крайне сомневаюсь, что он пригоден для нас и что нас везут именно туда. Сейчас мы несёмся в космосе в направлении, которое я решительно отказываюсь угадывать. Зверьки не могут выглянуть, окна в трейлере наглухо закрыты снаружи. Кстати, для их же пользы и безопасности.

«Как?». Не знаю. Перемещаемся в каких-то фантастических «подпространственных туннелях»? Несемся в пустоте со скоростью выше скорости света? Крайне маловероятно — вряд ли бы вы это перенесли так легко.

— Легко? — возмутился Интеграл. — Да у меня башка, словно у плюшевого медведя: распухла и ватных мозгах ни одна мысль не ворочается.

На него яростно зашикали.

— «Надолго ли?» — продолжал Старик. — Да что толку гадать? Никто, кроме буксирующих нас Странников не сможет ответить, сколько продлится полёт в темноте. Но, повторяю, вряд ли они снизойдут до объяснений. А у нас просто-напросто нет иного выбора, кроме как ждать.

Теперь главный вопрос: «Что делать?». Жить. Так, словно ничего не произошло.

Репликаторщики, наделайте как можно больше прожекторов. Сотни, тысячи. Электрики, устанавливайте их на Стене и круглосуточно освещайте Зону, «днём» — сильнее, «ночью» — вполсилы. Энергию не экономьте, пока что она в избытке. Животным приходится хуже, чем людям, надо им помочь. И вообще, включайте все лампы, которые не мешают спать, пусть света будет как можно больше.

Понимаю, что ваше самочувствие ухудшилось. Производите и ешьте как можно больше овощей и фруктов. Ни в коем случае не отказывайтесь совсем от работы! Работа — главное для поддержания душевных сил. Плохой самочувствие? Сократите рабочий день, больше отдыхайте. Ходите в гости, читайте. Берегите себя, друзей и близких, поддерживайте соседей. Пока длится «полярная ночь» возможны приступы хандры, уныния. Не поддавайтесь плохому настроению. Не надо фальшивого бодрячества и искусственного веселья, просто будьте спокойны и терпеливы.

Ещё одно… Прошу понять меня правильно. У некоторых есть оружие. Избавьтесь от него на время. Ну, просто выбросьте в урны для металлолома. Потом, когда всё уладится, для тренировок в тирах заведёте новые пистолеты.

— «Нет слов, какой молодец Старик, — думала Астра. — Говорил сдержанно и рассудительно, с каждым его словом тоска уменьшалась, становилось легче на душе. Отодвигалось жуткое, удушающее осознание того, что я уже не на родной Земле, пусть даже сгоревшей в атомном огне, а в ледяной пустоте космоса. К слову, мужчинам всё-таки проще, их психика покрепче нашей. Взять хотя бы Интеграла. Мне бы его проблемы: башка, у него, видите ли, словно у плюшевого медведя, всего-то навсего… По-моему, он воспринял всё происходящее, как „рядовое чрезвычайное происшествие“, которое в диковинном Нашем Мире может произойти в любое время. Ну, космос, ну инопланетяне какие-то, Старик посоветует — мы переживём».


Мозг Зоны,

Лужайка у дома Старика.

Запись беседы Старика и Тихони

(зашифрована, доступ к записи закрыт всем, кроме участников беседы),

08 час 23 минуты 27,051 сек. 12 февраля 2048 г.

Старик: —Да, я испуган. Настолько, насколько вообще могут быть испуганы все мы, Переселившиеся — бесплотные и бесчувственные компьютерные программы в Мозге Зоны.

Тихоня: — Старик, да что ты заводишься! Все прекрасно понимают, что тебе труднее, чем всем остальным, вместе взятым. Но и ты пойми других-прочих. (Садится на траву под большой куст сирени)

Старик: —Стараюсь.

Тихоня: —Неодинаково стараешься. Вот, к примеру у меня сложилось сугубо личное мнение — которого никому не высказывал, но и от тебя не скрывал — что ты куда больше, чем остальным, благоволишь амазонкам.

Старик: — Да, я симпатизирую им. Настолько, насколько вообще могут…

Тихоня: — «…симпатизировать мы, Переселившиеся — бесчувственные и бесплотные …», ну и так далее, тирьям-пам-пам строго по тексту. Угу… Ага… Однако…

Старик: —Что, «однако»? Видишь ли, в боевых сестрёнках я уверен полностью. Обрати внимание, друг мой, как себя ведут амазонки? Феноменально устойчивая психика: никакой не то, чтобы паники, но даже тревоги. Их Старшие Матери сдержанно попросили инструкций, невозмутимо выслушали и… И всё! Зажгли костры и факелы, установили дополнительное дежурство по «гинекею». Кстати, поставили видеокамеры и сами просили, чтобы я понаблюдал за их жизнью. Принимают витамины и пьют минеральную воду. Ухаживают за дочерями. Продолжают рейды по Зоне и куда тщательнее, чем обычно, присматривают за жизнью зверья. Кстати, именно благодаря им в Марьинском зоопарке царит полный порядок.

Нет, за сестрёнок можно беспокоиться лишь в последнюю очередь. Зато экзогены…

Тихоня: —Ну, здесь я с тобой согласен. Самочувствие людей ухудшилось не более, чем у амазонок, но они гораздо нервознее восприняли все события.

Старик: —Несравненно болезненнее, Тихоня. Несравненно! Не без причин, понятное дело. Бессонница, общая слабость, вялость. Подавленность, депрессия, уныние. Страх, наконец. Единственное, что удерживает людей на плаву — моя поддержка каждого в отдельности. Беседую с глазу на глаз, снимаю, насколько могу, напряжённость, внушаю каждому, что, дескать, только он так хандрит, прочие держатся молодцами. «Да что же, ты хуже других, соберись, возьми себя в руки!» И остальное в том же духе. Пока помогает. Пока. Насколько хватит, не знаю, по их времени прошло всего трое суток.

«Звёздные», кстати, держатся лучше остальных, сказывается подготовка. Если среди экзогенов начнутся срывы придётся ввести чрезвычайное положение и, соответственно, просить «звёздных» применять силу.

Тихоня: —А когда не выдержат «звёздные»? (Ложится)

Старик: —Отчаянно надеюсь, что до этого не дойдёт. А если всё же… Придётся поручать наведение порядка амазонкам.

Тихоня: —Ну, девы его наведут! А что эндогены?

Старик: —Любит Тихоня по больной мозоли потоптаться. Чего развалился тут, встань, скамьи что ли нет? За все время со мной связалось всего четверо из наших марьяновских интеллектуалов. Все — исключительно по делу. Кто-то просил помочь рассчитать колебания гравитации. У кого-то были вопросы по замерам магнитного поля. Кому-то была нужна статистика ревматических заболеваний в Зоне за сорок лет.

Тихоня: —Значит, всё замечательно: трудятся себе, заняты полезным делом.

Старик: —Ничего замечательного. Экзогены не просто бешено работают, они осмысливают происходящее. И не просто осмысливают, а пытаются ответить на вопрос, как им себя вести в сложившейся ситуации. И не просто boen ответ, но, как мне кажутся, строят модель своего поведения.

Тихоня: —Что в этом плохого?

Старик: —А то, что они никак не информируют о результатах своих размышлений. Экзогены вообще вне моего восприятия. И даже я не берусь предсказать, к каким выводам придут остроухие мыслители. А если в их концепциях, допустим, вообще не найдётся места для людей и амазонок?

Тихоня: —Ну, мы всегда сможем устранить неадекватное поведение.

Старик: —Да, вместе с его носителями.

Тихоня: —К слову, Старик, что там с гравитацией? Нашёл какие-то объяснения?

Старик: —Никаких. Даже догадок нет. Сила тяжести в Нашем Мире несколько раз то падала до 0,9 от земной, то возрастала до 1,1. Причины совершенно неизвестны — снаружи не проникает никакой информации. То есть вообще. Нас запаковали наглухо.

Тихоня: —Везут в зоопарк?

Старик: —Утешает, что не на бойню. Забой могли бы произвести мгновенно и на месте.

Тихоня: —Знаешь, после каждой нашей беседы я просто захлёбываюсь густым оптимизмом.

Старик: — Рад услужить.


Зона

Дом Белоснежки, Стена

19 часов 20 февраля 2048 г.

Из летописи Белоснежки

21-02-48

Только что вместе с Малышом помогали электрикам устанавливать и подключать прожекторы на парапете внутренней стороны Стены. За всю «полярную ночь» (уже двенадцать суток!) на Стене разместили больше двадцати тысяч осветителей. Мощные лучи прожекторов нацелены на Зону, рассекают туман, упираются в темнеющий лес, отражаются от поверхности озёр и болот. Часть светового потока направили на низкие облака и он отраженным, рассеянным сиянием освещает землю. Когда идёт дождь, слабосветящийся шлейф опускается вниз.

В другое время обязательно бы залюбовалась фееричным зрелищем. В другое… Но сейчас, зная его причины, любоваться не хочется.

Утешает то, что всё это стряслось зимой, когда природа Нашего мира дремлет. Деревья не распустились, им не нужен пока что солнечный свет. Часть животных находится в спячке, жизненная активность других понижена. В общем, флора и фауна Зоны переживают происходящее с ничтожными потерями. Пока что. А дальше?

Малыш держится молодцом. Подъём строго в 6.00. Гимнастика. Душ. Плотный завтрак. Говорит, что чувствует себя великолепно. Заботится обо мне ежеминутно. Но вчера вечером заметила, как он украдкой выбросил что-то жёлто-красное в мусоропровод. Всё понятно, упаковку от сильного обезболивающего. Внезапно приходящие головные боли мучают почти каждого мужчину. Зигзаг снимает их коньяком, зарабатывая всякий раз выволочку от Старика. У женщин другое — сонливость и апатия сменяются внезапными всплесками раздражительности. Я — не исключение. Но когда накатывает беспричинное раздражение, говорю Малышу, что хочу подремать, ложусь носом к спинке дивана и начинаю мысленно пересказывать сама себе прочитанные книги, пока не успокаиваюсь. Старик мной восхищается, ставит другим в пример. Малыш восторгается: «Ты у меня не такая, как все! Не вспыхиваешь, словно зажигалка!» Знал бы, чего стоит сдержаться. Он заказал для нас новый большой дом, рассчитанный на четверых. Выразительно пожал плечами в ответ на мой донельзя глупый вопрос: —«Почему для четверых?». Транспортники обещали через день доставить заказанный трейлер и отвезти на утилизацию этот. Ну вот, только-только мы с совкой обжилась в нём…

«Детский сад» сам собой прекратил существование. Теперь ждать пополнения неоткуда. Морж и Плюс подумывают о переводе в библиотекари. Апельсинка занялась проектом школы для детворы, которая через шесть лет должна пойти в первый класс. Я ей помогаю. Но в глазах бывшей наставницы читаю терзающий её вопрос: «Что будет даже не через шесть лет, а завтра?»

В самом деле, будет ли вообще это завтра?

Зона

Дом Белоснежки и Малыша, Стена

04 часа 01 минута 23 февраля 2048 г.

Ноутбук Малыша был настроен соответственно его эстетическим представлениям: сигналом вызова служило душераздирающее хрюканье матёрого кабана. Когда оно раздалось, Малыш, мысленно чертыхаясь, зашарил в темноте левой рукой.

— Да не сплю я. — сонно сказала Белоснежка. — Попробуй тут не проснуться при таких воплях. Когда, наконец, установишь нормальные звуки?

Малыш благоразумно промолчал, продолжая производить отыскивающие движения.

— Справа. — сказала Белоснежка. — Столик теперь справа. Забыл спросонья? С новосельем, дорогой.

Они переехали вчера вечером в новое жильё, допоздна раскладывали вещи по местам, бросили это занятие на половине и легли спать, когда у обоих внезапно закружились головы.

— Спасибо. — вздохнул Малыш. — Можно включить свет?

— Конечно.

Малыш щёлкнул выключателем. Совка сердито завозилась на полке. Вчера её перенесли в новое жильё и не выпустили на ночь, чтобы лучше привыкла к изменившемуся дому.

— Как спала, Снежка? Как самочувствие?

— Знаешь, — удивленно ответила Белоснежка, прислушиваясь к чему-то внутри себя, — давно не было так хорошо. Пожалуй, с начала затмения.

— Аналогично. — сообщил Малыш.

— Старик вызывает. — изрек компьютер Белоснежки. — Старик вызывает.

— И какая же хреновость на этот раз? — пробурчал Малыш, влезая в комбинезон. — Спозаранку — значит, подождать нельзя … Что понадобится делать теперь? Зарываться в землю? Прыгать с разбегу в крематорку?

— Зачем же столь радикально? — возразил Старик с экрана включенного Малышом ноутбука. — Чего разворчался, искатель? Прошу всего лишь выключить освещение, где можно.

— Зачем?

— Скоро восход, хочу, чтобы ваши глаза постепенно привыкли к свету.

— Это как, матерь божья коровка?!

— Так. Видишь ли, мы приехали.


Зона

Гремячьевский репликатор,

04 часа 12 минут 23 февраля 2048 г.

— Что значит «приехали»? — проглотив шершавый комок, внезапно образовавшийся в горле, спросил Кактус. — Куда?

Он стоял у стола со стоящим на нём компьютером, как был из постели: в трусах до колена и длинной майке.

— Не могу ответить. Вы сами дадите название этой планете, после того, как я расскажу о ней то, что успел узнать. Хотя, честно признаться, узнал пока что не так уж много.

Странники привезли нас, разместили на поверхности и сняли все внешние защитные поля, оставив только установленные мной. И вот сейчас я, не торопясь, возвращу Куполу сначала матовую прозрачность, потом полную. Одевайся, выходи смотреть.


Зона

Усть-Хамский информационный центр

04 часа 22 минуты 23 февраля 2048 г.

Электроник, застёгиваясь на ходу, выбрался на плоскую крышу центра. Там уже стояли и смотрели вверх Радий и его бригада.

— Завяжи шнурки, не то шлёпнешься. — заметил эндоген.

Не отрывая взгляда от медленно сереющего неба, Электроник завязал шнурки.

— Гляньте-ка, Машка! — воскликнул кто-то.

Электроник осторожно приблизился к краю крыши и посмотрел вниз. На лужайке у энергетической будки темнел силуэт медведицы. Она замерла, заворожено задрав лобастую башку к небу.


Зона

Стена

04 часа 32 минуты 23 февраля 2048 г.

Купол приобрёл ровный серовато-голубой цвет и продолжал светлеть. Прожекторы на стене отключались один за другим. Молния зажмурилась и потёрла веки пальцами.

— Неужели? — прошептала она.

Зигзаг вытащил из кармана до половины выпитую плоскую бутылочку с бурой жидкостью и золотой этикеткой, опустил её в мусорный контейнер и беззвучно засмеялся. Он смеялся, глядя со Стены на просторы Зоны, где всё явственнее проступали тёмные лохмотья лесов, рыжие ниточки Диаметров, блестящие зеркала озёр. Смеялся и не замечал, что по щекам текут слёзы.

— Ну-ну, дорогой, не надо. — тихо сказала Молния. — Теперь всё будет хорошо.

— Всё будет хорошо. — эхом откликнулся Старик из её КПК.


Наш Мир

00 часов 00 минут первого года Новой Эры

Купол становился всё прозрачнее и всё большей ослепительной яркостью наливались вверху диски — большой и поменьше — двух Солнц.

Загрузка...