ОСТАНОВИСЬ
ПОДОЖДИ, ПОКА НЕ ОТКРОЮТСЯ ВОРОТА
ПОВЕРНИ НАЛЕВО
ПОВЕРНИ НАПРАВО
ИДИ ДО СЛЕДУЮЩЕГО ПЕРЕСЕЧЕНИЯ
ПОВЕРНИ НАЛЕВО
ДЕРЖИСЬ ПРАВОЙ СТОРОНЫ
ПОВЕРНИ НАПРАВО
Он шел вдоль шоссе, один; вокруг ни души, лишь эхо его шагов да почерневшие дома.
Знаки были развешены исключительно ради него. Он миновал знаки, следуя их воле.
ПОДНИМИСЬ ПО ЭТОЙ ЛЕСТНИЦЕ
ЗДЕСЬ — ВХОДИ
Тяжело дыша, он пересек огромное здание. Наружная лестница была слишком большой для существа его размеров — и давалась ему с трудом.
Оказавшись внутри, он почувствовал некоторое облегчение: к нему больше не были прикованы глаза — или как они там назывались — тех, кто прятался где-то в спасительной темноте. Он выругался, а потом рассмеялся.
И продолжал следовать за знаками. Они привели его в громадную комнату, показали, куда нужно идти дальше.
Он послушно шагал сквозь разрушения и смерть, по почерневшим полам, мимо сцены, с которой никто не потрудился убрать декорации, пока не остановился возле чьих-то останков под надписью «ЗДЕСЬ» и стрелой, указывающей вниз.
Тогда он внимательно посмотрел себе под ноги, достал то, что принес с собой, и занялся телом умершего человека.
Она пошевелилась. Вдохнула ночной воздух, открыла глаза.
Она лежала на склоне холма, а усыпанное звездами небо висело у нее над головой роскошным покрывалом, изукрашенным самоцветами. В ее длинные темные волосы был вплетен цветок нарцисса. Окончательно придя в себя, она вскочила на ноги, собралась бежать.
— Пожалуйста, подождите, — произнес чей-то голос, и она повернулась, потому что голос принадлежал человеку.
— Да? — она заговорила на том же странном языке, на котором обратился к ней незнакомец.
— Я разбудил вас и не причиню вам вреда. Не убегайте, прошу вас.
Она разглядела фигуру невысокого человечка, чье лицо пряталось в тени.
Подождала, пока он подойдет поближе.
— Кто вы?
— Меня зовут Эрик. Эрик Вейсс[1], — ответил незнакомец. — Я помог вам бежать.
— Бежать?
— ...Из места, где вас держали в заточении, — закончил он.
— Вы говорите на их языке...
— И вы тоже, как и все мы.
— Все? Я не понимаю. Мне сказали, что я усну. Зачем вы меня разбудили?
— Мне было одиноко. У меня есть друзья, но мне все равно вдруг стало ужасно тоскливо. Ваше лицо показалось мне красивым и добрым.
— Понятно. А вы можете объяснить мне, что происходит и почему?
— Наверное, — ответил он. — Я попытаюсь.
Укутав саваном мертвого мужчину, Франсуа окинул взглядом громадную комнату. Здесь было великое множество трупов, но лишь одно человеческое существо — возле него он и стоял. Он не позволил своим глазам подолгу задерживаться на бесформенных останках остальных. Здесь было совершено невиданное до сих пор насилие.
Его передернуло, он постарался поскорее все сделать и убраться отсюда. Но, работая, продолжал удовлетворенно насвистывать.
Они перебрались через вершину холма и в лунном свете увидели целое поле людей, заключенных в башни, — будто муравьи, навеки застывшие в янтаре.
— Как вас зовут? — спросил он ее.
— Сапфо[2], — ответила она.
— Вы пишете стихи?
— Иногда.
— И живете на острове под названием Лесбос?
— Да.
— Я и понятия не имел, — проговорил он, — хотя догадывался, что все чем-то знамениты. Если вам будет приятно это узнать, кое-какие из ваших стихов были известны через тысячи лет после вашей смерти. Вы самая настоящая легенда. Хотите воды?
— Да, пожалуйста.
— Вот. У меня еще есть свежие фрукты. Я собрал их в роще, чуть севернее отсюда.
— Спасибо.
— Мне кажется, что приближается конец, — сказал он.
— Извините, я не понимаю.
— Один раз меня разбудили, вынули из моей башни, заполненной желе, и попросили сделать одну работенку для наших... хозяев. Какая-то составляющая, присутствующая в этом желе, — ДНК[3], кажется так это назвал мой приятель, — позволяет нам всем разговаривать на одном языке, который заодно понятен и им тоже. Прежде чем меня разбудить, они завладели целым миром, но не сумели его открыть.
— Открыть?
— Да, это была искусственная планета, служившая исполинским склепом. Они не могли туда проникнуть, несмотря на все свои хитрые машины и гениальных ученых, поэтому разбудили меня и попросили сделать это для них. Я справился всего лишь при помощи небольшой пилочки, воска и куска медной проволоки. А потом они вернули меня сюда, поскольку я им был больше не нужен. Только я решил от них сбежать, и сбежал. Вас они когда-нибудь использовали подобным образом?
— Да. Разбудили и сказали: «Сапфо, мы хотим, чтобы ты соблазнила матриархат своей песней». И я сделала, как они приказали, потому что считала их богами. Я ошиблась?
— Да, — ответил Вейсс, — они не имеют к богам никакого отношения. В свое время я занимался поисками того, что находится за порогом смерти, и точно знаю, что они не боги. Это раса существ, обладающих высокоразвитой межзвездной культурой, намного превосходящей достижения человечества. Они получили нас в наследство и делают с нами что хотят.
— В каком смысле?
— Сначала нас прибрала к рукам другая раса, но недавно они проиграли в войне этим нашим новым хозяевам; те нашли нас здесь и решили воспользоваться на полную катушку своими военными трофеями. Мне кажется, они многого не понимают из научных достижений наших предыдущих господ.
— А почему мы позволяем им так с собой обращаться?
— Мадам, людей больше не существует.
— Как такое может быть? Мы же здесь. Я не понимаю...
— Я тоже до конца не понимаю. Но мне сказали, что человечество погибло в чудовищной атомной катастрофе. Я совсем недавно узнал, что значит «атомный»...
— Извините, я не поспеваю за ходом ваших рассуждений.
— Мы умерли, вот что я пытаюсь вам сказать. Каждое живое существо, жившее на планете Земля, умерло, если не считать образцов. Мы были среди них, и нас оживили.
Вейсс махнул рукой в сторону остальных людей, заключенных в желе, которое питало и поддерживало в них жизнь.
— А вы знаете, что, если бы вы снова умерли, сегодня ночью, и после этого прошли многие века, а потом кто-нибудь нашел бы на вершине этого холма косточку и засунул ее в одну из башен, она возродила бы вас молекула за молекулой, клетка за клеткой, — и в один прекрасный день вы бы проснулись, обладая всем, чем обладаете сейчас, точно такая, как сегодня, включая последнюю мысль, промелькнувшую в вашей голове перед тем, как вы умерли? Они умеют регенерировать существа даже из крошечной частички тела!.. Мне пришлось снова сорвать цветок, который украшает ваши волосы, потому что, когда я вас освободил, рядом с вами выросло целое растение. Они каким-то образом получили кусочки наших трупов, а потом восстановили нас.
— Я помню, — воскликнула она, — как я умирала. Я плакала и стонала. И испытала очень странные чувства, когда пришла в себя на борту одного из их кораблей. Значит, они сохраняют мертвых и заставляют их жить снова...
— Нет, не они. Нас сохранила та раса, которую они уничтожили. Сомневаюсь, что эти понимают, какие тут задействованы процессы. Возможно, наши спасители думали, что нас имеет смысл изучить — когда-нибудь, только у них руки не дошли. Впрочем, это всего лишь предположение. Они прочесали могилы и засунули в башни, заполненные желе, тех, кто, по их мнению, являлся достойным представителем нашей расы и обладал какими-нибудь особыми качествами. Вне всякого сомнения, они наблюдали за нами на протяжении нескольких тысячелетий.
— И посчитали, что я достойна возрождения?
— Тот факт, что вы находитесь здесь, является ответом на ваш вопрос. Мне кажется, они неплохо потрудились.
— Во все это трудно поверить, — проговорила Сапфо, — несмотря на мой опыт жизни в мире женщин. Я никогда не пользовалась чрезмерной популярностью.
Он пожал плечами:
— А я пользовался. Но и представить себе не мог, что кому-нибудь придет в голову спасать меня таким способом.
Их окутала холодная, безмолвная ночь.
Франсуа отнес останки вниз по огромной лестнице, потом вернулся вдоль шоссе туда, откуда пришел. Даже роботы не явились к нему на помощь. Он должен был сделать все сам, мог надеяться только на себя. Они держались от него в стороне и наблюдали, как он покинул почерневший город.
Вдалеке он увидел корабль.
На востоке занялся рассвет, и звезды на небе начали бледнеть.
— Победив в войне, — сказал ей Вейсс, — они обнаружили нас. Сначала они не имели ни малейшего представления о том, что мы такое, но им в руки попали какие-то документы, из которых они узнали, на что мы способны. Ведь нас всех тщательно зарегистрировали и хранили в определенном порядке. Поэтому новые хозяева начали нас будить и просить о самых разнообразных услугах — надо сказать, очень вежливо.
— А кем вы были — если вам удалось открыть целый мир? — спросила Сапфо.
В утреннем призрачном свете сверкнула его улыбка.
— Эрик Вейсс, — сказал он. — Я могу сбежать отовсюду, куда бы меня ни поместили, включая кучу живого желатина. К вашим услугам, миледи. — И он церемонно поклонился. — Они знали, что я способен распахнуть для них дверь в мир, дверь, которая не пожелала поддаться им, но совершили ошибку, посчитав, что им удастся снова отправить меня в заключение.
— А почему вы думаете, что конец близок? Вы сказали мне об этом немного раньше.
— Я чувствую, что скоро может произойти какая-то катастрофа. Я могу погрузить вас в сон, если пожелаете. Я подумал...
— Нет, — быстро проговорила она. — Я хочу остаться. Расскажите мне.
— Ладно. Недавно они послали одного из наших на свою родную планету, чтобы он там выступил, развлекая их правителей. Я спрятался неподалеку от его корабля. Мне удалось поговорить с ним, и я выяснил, чего они от него хотели; в свою очередь, я поведал ему многое из того, что сам знал про расу наших хозяев. Его решение основывалось на том, что я ему сказал, — хотя я и пытался его отговорить. Видите ли, за этим высоким горным хребтом, к северу, находится небольшая колония, где живут те, кого мне удалось освободить, — господа про нее ничего не знают. Таким образом мне удалось получить совет многих, а также дополнительную информацию от тех, кого будили и вынуждали выполнять то или иное задание. Сейчас мы послали за другим человеком. Макиавелли[4] проанализировал ситуацию и думает, что мы обречены.
— Почему?
— Ну, — сказал Вейсс, — если политическая ситуация и в самом деле такова, как он предполагает, и человек, с которым я разговаривал, мертв...
Франсуа взошел на борт корабля и произнес слова, которым его научили. Люки у него за спиной закрылись, и корабль поднялся в воздух. Он оставил свой груз в одной из кают.
Его окружала абсолютная тишина.
Всю дорогу он сидел и смотрел в иллюминатор.
— Видите ли, первая раса — та, что все это затеяла, — мертва, — сказал Вейсс. — Если Макиавелли прав и случится то, что, по его предположению, должно случиться, они уничтожат все оставшиеся образцы — иными словами, нас.
— Что это? — Сапфо показала рукой наверх.
Он поднял голову. Огромный клиновидный корабль безмолвно проплывал над долиной, его киль разрезал утренний воздух. Судно опускалось, вот оно уже совсем близко...
— Это, — ответил Вейсс, — корабль, на борту которого находится последний человек, который покинул эти места. Он, по всей видимости, возвращается с останками игрока и сможет рассказать нам, какая нас ждет судьба, — если сам не находится в заточении или вообще не погиб.
Франсуа выбрался наружу; люки безмолвно закрылись у него за спиной, и корабль взлетел. Он положил труп на землю и принялся наблюдать, как корабль начал набирать скорость, неожиданно превратился в огромный золотистый шар, а через несколько мгновений раздался звук, похожий на раскаты грома.
Франсуа увидел, что издалека к нему приближаются двое, и стал ждать, когда они подойдут.
— Ну, каков приговор? — крикнул Вейсс.
— Мы будем жить, — ответил Франсуа. — Они рассказали мне о своих опасениях и попросили прощения. Похоже, слухи, ходившие здесь, оказались правдой. Их последний глава государства убил своего генетического брата, чтобы захватить власть. Заодно он еще и прибрал к рукам его жен. Сын убитого правителя это подозревал, но у него не было фактов. Он прикончил своего отчима после того, как увидел, как тот отреагировал на пьесу. Весь двор погиб во время последовавшего восстания.
— В таком случае, почему?..
— Трудно постичь расу, настолько развитую, что она смогла захватить межзвездную империю, но которая при этом отличается такой беспредельной доверчивостью. Однако они обосновали свои выводы какими-то законами логики. Каждый из тех, кого они будили, продемонстрировал выдающиеся способности в той или иной области. Теперь они считают, что тут не обошлось без божества. Первая раса его беспокоила, и она погибла. Их правитель тоже вызывал у божества опасения, и поэтому оно решило разобраться с ним, а заодно и со всеми придворными. Теперь они убеждены, что мы — боги старой расы, и боятся нашего гнева. Они изолировали дворец, пока не нашли одного из нас, чтобы он забрал тело. Они больше не хотят иметь с нами ничего общего. Вы же видели, они даже уничтожили корабль, который использовался для этих целей.
— Если бы меня занимали проблемы жизни и смерти, я бы и сам испугался проклятия, — сказал Франсуа, а потом, насвистывая себе под нос, поднял тело и понес его в сторону долины, где стояли башни.
Через некоторое время Сапфо прикоснулась к руке Вейсса. Он улыбнулся и заглянул в ее темные глаза.
— А что это за маленькие тарелочки, стоящие перед каждой башней? — спросила она.
— Не знаю. Мне так и не удалось это выяснить.
— Они похожи, — заявила она, — на подношения, которые мой народ делал богам, давным-давно, на Земле.
— Вы хотите сказать?..
— Я думаю, что мы на самом деле были богами той первой расы. По какой-то причине они поклонялись самым великим представителям человечества и оберегали здесь их вечный сон. Я знаю вон того человека, у вас за спиной, — с ожерельем и боевой раскраской на теле. Это Агамемнон[5].
Франсуа снял с тела саван и начал убирать его в башню с питательной жидкостью.
— Раса, которая искала богов среди представителей другой расы?
— Это не глупее, чем пытаться найти их где-либо еще.
Они наблюдали за трудящимся Франсуа.
— Тот бедняжка... — проговорила Сапфо. — Он спас нас. — И в ее глазах появились слезы.
— Если первая раса считала его богом, они очень рисковали, когда перенесли его тело, — заметил Франсуа.
— Может быть, — сказал Вейсс, — они надеялись таким образом избежать проклятия, которое он обещал на них наслать.
— А захватчики не верили в богов расы, которую стерли с лица земли, — до сих пор, — предположил Франсуа. — Мы свободны. Этот мир принадлежит нам. Больше нас не побеспокоят. Я... Проклятье!
Вейсс бросился к нему, но было слишком поздно. Он поскользнулся на желатиновой кляксе и ударился виском о единственный камень, имеющийся в долине. Он упал и остался неподвижно лежать на земле.
Они подняли его и положили внутрь другой башни.
— Не верю, что это простое совпадение, — сказал Вейсс. — Так должно было случиться.
— Его ведь можно оживить, правда?
— Думаю, да. До тех пор пока существует эта субстанция, нам не грозят ни смерть, ни ранения. А ее хватит на то, чтобы привести в чувство все человечество.
— А что означают слова на камне, о который он ударился? Они написаны на твоем языке?
— Да, — ответил он и прочитал про себя:
ДОБРЫЙ ДРУГ, РАДИ ВСЕХ СВЯТЫХ,
ОСТЕРЕГАЙСЯ ТРЕВОЖИТЬ ПРАХ,
ЛЕЖАЩИЙ ЗДЕСЬ!
БУДЬ БЛАГОСЛОВЕН ТОТ,
КТО ПОЩАДИТ ЭТИ КАМНИ,
И БУДЬ ПРОКЛЯТ ТОТ,
КТО ТРОНЕТ МОИ КОСТИ.
— Здесь говорится, что он не хочет, чтобы его беспокоили.
— У него такое доброе лицо, — сказала она. — Кем он был?
— Никто не знает точно, — ответил Вейсс.
Сапфо вынула цветок из волос и положила его к ногам только что умершего человека, заключенного в целительную капсулу.
Эрик Вейсс отвернулся, чтобы не видеть ее чудных, грустных глаз, он снова стал пленником в клетке своей души.