Тот, кто посылает подарки

Впервые я увидел ее, когда малышке исполнилось три года. Да, это тот самый возраст, когда человек может назвать, какой подарок он хотел бы получить на Рождество. Она мечтала о котенке. Живом. Плакала и топала ногами, пока ей терпеливо объясняли, что живого мурлыку Санта Клаус прислать не сможет, что зверьку будет страшно в темной коробке, уложенной в душный мешок, который сначала повезут на санях, запряженных девятью оленями во главе с Рудольфом, а потом спустят в узкий дымоход.

Я с интересом наблюдал, какие еще доказательства приведут люди, чтобы отказать девочке в ее первой мечте.

Они нашли выход. Папа Малышки Брит, так звали моего белокурого ангела (ровно до тех пор ангела, пока она не открывала в требовательном крике рот), принес большую коробку и сказал:

— Давай посмотрим, сумеешь ли ты весь день (а ровно столько Санта Клаус добирается до нашего города) просидеть в коробке. Я очень надеюсь, что тогда ты пожалеешь несчастного котенка и согласишься на игрушечного.

— Пит, не надо, — мама не верила, что он говорит всерьез.

— Отчего же? — папа по-деловому расправлял картонку.

Упрямства у девочки было не занимать, и через минуту она лежала в коробке, в которую заботливая мама постелила кукольный матрас, чтобы «ее котеночку» было мягко. Для чистоты эксперимента папа запечатал крышку скотчем, оставив свободными два боковых отверстия, через которые Брит могла смотреть на мир.

А за окном тихо падал снег. В углу в ожидании Рождества замерла елка, в золотых шарах которой отражались и три пустых сапожка, висящих над каминной полкой, и пара канделябров с красными свечами, и зеленая гирлянда с бантами, оплетающая перила лестницы. Пахло хвоей и апельсинами.

— Дорогой, может, хватит опытов? Ты разве не знаешь свою дочь? Она высидит хоть неделю, лишь бы добиться своего.

Папа переключал каналы, сурово сдвинув брови, рядом с ним на диване сидела мама и время от времени вздыхала, наблюдая, как в полукруглой дырке показывались то глаз ее дочери, то нос, а то и пять пальчиков, хватающихся за край, когда девочка поворачивалась с боку на бок, сотрясая хлипкую картонку.

— Маргарет, это ты избаловала ее своими уступками. Я не хочу растить взбалмошную особу, которой желаемое вынь да положь. Счастье должно быть выстрадано, тогда оно ценится.

— Она настрадается и получит в подарок кошку?

— Если Брит пройдет испытание. Но я уверен, что малышка очень скоро откажется от своей затеи.

— Пит, неужели нужно перенести ряд лишений, чтобы получить награду? Просто так, без условностей счастливым быть нельзя? Она ребенок…

Твердолобый папа еще больше хмурил брови и смотрел спортивную передачу. Но спроси Маргарет, с каким счетом закончился матч, Пит не смог бы ответить.

— Мама, я хочу пить, — в дырке показались губы дочери, сложенные трубочкой.

— Котенку никто не даст, — отрезал отец. — Санта Клаус не возит с собой ни бутылок с водой, ни еды.

Маргарет удивленно посмотрела на Пита.

— Что? Совсем?

— Совсем, — и опять уткнулся в телевизор.

За край дырки ухватились пять пухлых пальчиков и коробку тряхнуло. Брит улеглась, подтянув коленки к лицу, вздохнула и зашептала:

— Ничего, я потерплю.

Настала пора обеда, из кухни доносились вкусные запахи пирога, шумно закипал чайник, радостно позвякивали чашки, уставшие сидеть в закрытом шкафу. Сейчас в них нальют ароматный чай, а ложечки исполнят волнительный танец, разгоняя по кругу сахарные крупинки.

Пока папа мыл руки, мама подкралась к коробке и сунула в дырку кусок пирога. Пухлая ладошка ухватила добычу, но грозный окрик мужчины, застукавшего своих дам на нарушении эксперимента, заставил их вздрогнуть.

— Ну-ка верни пирог назад! — папа втиснул свою большую руку в отверстие. — Повторяю для тех леди, которые плохо слышат, — он недовольно посмотрел в сторону мамы, нервно комкающей фартук. — Котенка в дороге никто не кормит! — но вдруг взвыл и быстро отдернул ладонь, на которой белел след укуса, украшенный крошками от пирога.

— Котенок не отдаст добычу! — донеслось из коробки. Мама прикрыла улыбку ладонью.

После обеда папа опять смотрел телевизор, нервно потирая место укуса. Он делал вид, что не замечает еще одно нарушение: мама, проходя мимо коробки, тайно забросила в нее бутылочку с чаем.

Через несколько минут из заточения донеслось:

— Я хочу писать…

— Ага! — папа торжествующе потряс пальцем, подскакивая на диване. — Я знал, что водичка найдет свою дырочку!

— Неужели нельзя сунуть котенку горшок? — ужаснулась мама, понимая, какая проблема появилась у дочери.

— Ты можешь себе представить Санту, путешествующего с горшком для котят?

— Но наш котенок особенный, понимаешь? Он НАШ.

— Папа, мама, не ругайтесь. Уже не надо, — донеслось из коробки. Один из ее углов прямо на глазах возбужденных ссорой родителей сделался влажным.

— Все. Я так не могу, — Маргарет решительно направилась к коробке и на мгновение стала похожа на Самсона, раздирающего пасть льву. Коробка не выдержала материнского напора и явила миру чумазую девочку в мокрых штанишках. Та крепко обняла маму за шею и, всхлипывая, произнесла:

— Не надо живого котенка. Никакого не надо.

Поймав укоризненный взгляд жены, Пит обескураженно чесал затылок, понимая бесчеловечность (Брит бы сказала бескотятность) своего эксперимента. Выстраданное счастье его малышке оказалось ненужным.

— Марго, ну ты же понимаешь, что живой котенок — это грязь, шерсть, испорченная мебель? — Пит подсел к жене, пьющей в одиночестве на кухне чай. — И потом, Брит еще слишком мала, чтобы ухаживать за таким же беспомощным существом.

— Значит, ты с самого начала не собирался дарить ей кошку? — жена горько усмехнулась. — Зачем тогда устраивать эксперименты?

— А как ты хотела? Чтобы я исполнял всякий ее каприз? А так Брит получила наглядный урок.

Маргарет устало поднялась, подошла к мойке и включила воду. Долго смотрела на нее, прежде чем вспомнила, зачем открыла кран. Ополоснула чашку и поставила ее в сушилку.

— Ну что же. Ты победил. Мы с дочкой измучились, но счастья так и не дождались.

— Маргарет, зачем ты так? Коробка — это всего лишь игра.

— Значит, ты не умеешь играть. Или забыл, что такое игра.

«Эх, люди, люди, — думал я, наблюдая, как супруги разошлись по разным комнатам. — Впереди Рождество, и в этом году оно будет иметь горький привкус».

Такого я допустить не мог.

Кто я?

Я тот, кто посылает подарки. Люди называют нас по-разному: помощники Санты, эльфы, духи Рождества, иногда — ангелы хранители. И мы никогда не признаемся, что мы и есть Санта Клаусы. Да, нас много. Вы же догадываетесь, что Санта не смог бы за один день исполнить мечты всех детей?

Каждый ребенок, в сердце которого просыпается ожидание волшебства, привлекает внимание одного из нас, и мы ведем человеческого детеныша по жизни до тех пор, пока его вера в чудо не иссякнет. В этот печальный момент наша миссия считается законченной, и мы отводим взгляд от повзрослевшего подопечного.

Пит шел, высоко подняв воротник кашемирового пальто, помогающего укрыть шею от ледяного ветра, порывами налетающего с залива. Он забыл дома шарф и перчатки, и это еще больше ухудшило испорченное настроение. До стоянки, где он обычно оставлял автомобиль, нужно было пройти целый квартал.

Широкий шаг, ритмичные взмахи портфелем, невидящий взгляд.

Пит страдал. Дочка, нарушив привычный ритуал, не выбежала из своей комнаты, чтобы поцеловать его, жена молча поставила на стол тарелку с яичницей и беконом, кофе неожиданно сильно обжег язык. Утро не задалось.

Как не заладился и весь день. Сорванные переговоры, опять слишком горячий кофе и пятно от соуса на пиджаке.

А все из-за вчерашнего эксперимента с рождественским подарком. Чертова кошка. Она еще не появилась в их доме, а Пит ее уже ненавидел.

В детстве он жил с бабушкой, большой любительницей пушистых мурок, и Пита передергивало, когда он находил в своей тарелке с жареным картофелем или чашке с соком кошачью шерсть, особенно сильно клубящуюся по углам в период линьки. Ему не забыть мордастого Полдо, мстящего за нелюбовь к себе. Как-то рыжий гад справил нужду прямо в его новые кроссовки, а вечером, упав в кровать после устроенной проныре трепки, Пит нащупал под своей спиной дохлую мышь.

Ветер обжег холодом лицо.

— Мяу.

Пит поежился, отвлекаясь от неприятных воспоминаний. Он даже сбился с шага, неожиданно услышав на респектабельной улице, среди дорогих бутиков и первоклассных отелей, ненавистное «мяу», прозвучавшее как издевательство над ним. Яркий свет витрин магазина дамского белья позволил разглядеть котенка непонятной масти, прижавшегося к водосточной трубе.

— Мяу, — робко повторил он.

— Не смотреть, не смотреть, — пробормотал мужчина, отводя глаза от беззащитного малыша.

Пит, словно ставя щиты между собой и умоляющим, как ему показалось, взглядом животного, поднял выше воротник пальто покрасневшими от холода пальцами.

Кто бы знал, что секундная задержка позволит Питу избежать смерти!

Если бы он не оглянулся на трясущееся существо, лежал бы сейчас под тяжелой, увитой гирляндами пятиметровой елкой, рухнувшей с постамента на тротуар. Ангел, украшающий верхушку этой махины, замер в сантиметре от носа Пита, тряхнув от удара целлулоидными крыльями.

Тут же сбежались прохожие, выскочили продавцы из ближайших магазинов. Какая-то постоялица отеля сварливо выговаривала швейцару, а тот, ошеломленный случившимся, завороженно смотрел на елочные лампочки, продолжающие весело подмигивать и переливаться всеми цветами.

Раздался хлопок, заплакал испуганный ребенок, и гирлянда погасла. Лишь один красный огонек продолжал светить, нарушая все законы физики.

Сделав шаг назад, Пит выдохнул. Растерянно обернулся, поискал глазами заморыша, но, не разглядев его между ног столпившихся людей, спустился на проезжую часть и на автомате перешел на другую сторону дороги.

Оставшиеся полквартала Пит находился под впечатлением от крутящихся в голове картин возможного трагического исхода. Дойдя до пересечения улиц, он уже было занес ногу, чтобы ступить на пешеходную полосу, как опять услышал жалобное «мяу».

Пит резко развернулся и в этот момент за его спиной раздался визг тормозов. Какая-то машина пронеслась мимо, взметнув полы пальто воздушным потоком.

Пот выступил на лбу мужчины, когда он понял, что опять едва избежал смерти. Не отреагируй он на «мяу», Маргарет и Малышка Брит встречали бы Рождество без него.

— Киса? Кис-кис-кис, — Пит наклонился, пытаясь в бликах света рассмотреть котенка, но тот серой тенью прошмыгнул между ногами спешащих людей и скрылся в подворотне.

— Ну уж нет! — произнес Пит и решительно двинулся следом. В узком проулке плохо пахло. Вскоре появился и источник запаха — мусорные баки. Из ресторана неслась громкая музыка и свое «кис-кис-кис» не слышал даже сам Пит.

Тень нырнула под бак и мужчине пришлось встать на колени. Брюки тут же намокли. Освободив руки от портфеля, Пит потянулся к трясущемуся комочку. Только обхватив пальцами кота, Питер Сомерсби понял, до чего мал и тщедушен был ангел, дважды спасший его.

— Не бойся, там тепло, — шептал мужчина, пряча найденыша под пальто. Питу было наплевать, что испачканный костюм не возьмется чистить ни одна химчистка, портфель промок в зловонной луже, а дорогие туфли хлюпали от воды. Он нес домой существо, испытавшее за свою крохотную жизнь столько, сколько не снилось ни одному котенку Санты, путешествующему к какому-нибудь малышу в тесной коробке и душном мешке.

Мужчина и в машине не стал укладывать найденыша в коробку, в которой хранил теннисные туфли. Хватит, и без того бедняга настрадался. Он завернул его в собственный шарф и усадил на переднее сиденье, время от времени поглядывая, чтобы котенок не свалился. Но тот лежал смирно, жмуря от нежданного тепла голубые глазки. Остальное Пит не сумел рассмотреть: уж больно грязной была шерстка.

— Потерпи, — попросил он, задним ходом выводя машину со стоянки. Телефон быстро выдал список ближайших ветеринарных клиник, и теперь навигатор безэмоционально бубнил «через сто метров сверните налево, езжайте прямо».

«Лапки и хвосты» — так называлась клиника, в которой в столь поздний час заморыш был единственным пациентом, порадовала не только тем, что его осмотрели и оказали медицинскую помощь, но и направили в находящийся тут же салон, где выкупали и расчесали.

— Ваш мальчик здоров, — сообщил местный мистер Дулитл, распечатывая лист назначений и рекомендаций по уходу. — Видимо, он совсем недавно попал на улицу.

Пит молча смотрел на белоснежного котенка и думал о том, как встретят его дома, что скажет Маргарет, и как объяснить дочке, откуда взялся рождественский подарок.

Служащая салона помогла уложить на заднее сиденье специальную корзину, пакет с кормами, лоток, чашечки, расчески и прочую дребедень, которую просто необходимо иметь питомцам. Багажник заняла объемная коробка, в которой дожидался своего часа разобранный кошачий городок.

Подъехав к крыльцу двухэтажного дома, а не как обычно к гаражу, Пит взял переноску, в которой свернулся клубочком найденыш, поднялся по украшенным гирляндой ступеням и замер у двери. Он услышал, как поют знакомую с детства рождественскую песню его любимые девочки: приятный слуху голос жены и тоненький, не всегда правильно выводящий мелодию, голос дочери. Он и прежде слышал их пение, но в этот раз оно особенно тронуло его.

Он увидел себя маленьким.

Грустная улыбка осветила лицо Пита. Он вспомнил, как писал письмо Санте, а потом караулил его, спрятавшись под лестницей, с каким нетерпением и восторгом разворачивал подарки, которые находил под елкой. Тогда он верил в чудо!

Как он мог забыть это прекрасное чувство?

Тронув кнопку звонка, Пит вслушался в привычные звуки родного дома: торопливый топот маленьких ножек, мягкий шаг Маргарет, едва поспевающей за дочерью, привычный вопрос «Кто там?» и озадаченное молчание после непривычного ответа.

— Это мы с ангелом. Сегодня с нами произошло чудо, и мы хотим поделиться им с вами.

А я надолго приклеился к этой семье. Я до сих пор остаюсь с ними, хотя Малышка Брит давно не ребенок. Ибо как уйти от людей, которые верят в чудо? Немыслимо.

P.S.

— Спасибо, Рудольф. Только когда в следующий раз я попрошу тебя об одолжении, не надо пикировать вместе с елкой вниз. Ты сильно меня напугал.

— Что со мной сделается? — засмеялся олень, отличающийся от остальных оленей Санты светящимся в темноте красным носом.

Тем зимним вечером, когда мы творили с ним чудо, нос Рудольфа мог не заметить только слепой. Так ярко он горел между елочными огнями. Особенно, когда гирлянда на упавшей елке потухла.