Том 4. Приключения доктора Скальпеля и фабзавука Николки

Жизнь невидимая

Известно ли вам, что кроме мира видимого, существует мир невидимый? И не какой-нибудь сверхъестественный или чудесный… Нет. В наше время чудесного ничего не происходит, – не потому, что мы не удостоены от бога этой благодати, а потому, что мы стали культурней, умней, и все чудесное умеем объяснять научно: просто естественно.

Мы сумели обойтись без богов, существование которых нужно было нашим предкам для того, чтобы божественной тайной объяснять себе те вопросы, что не поддавались их разуму… Да разве еще попам, чтобы дурачить простой народ.

Мы отбросили веру в богов, как ненужный и вредный хлам, мы во всем положились на свой разум, и если у нас есть еще стороны жизни, до сих пор непонятые нами и не-объясненные, то это лишь потому, что или сама наука недостаточно окрепла, или же наши технические, вспомогательные к науке средства не успевают достаточно быстро развиваться, отстают от движения современной теоретической науки.

Поясним на примере. Существует болезнь, известная каждому, – сыпной тиф. Это – зло большой руки. И человечество долго ломало себе голову, пока уяснило причины, вызывающие его. Узнали, что сыпной тиф – передается вшами от больного человека здоровому. Додумались, что зараза тифа – это мельчайшие существа, невидимые простым глазом. Додумались, что они находятся в крови больного, и что их можно увидеть только через микроскоп. – Это теоретическое завоевание науки. – А когда взяли микроскоп, да впустили на его предметное стеклышко каплю крови сыпнотифозного больного, – жестоко разочаровались… Никакой заразы не увидели…

Очевидно, зараза эта до того мелка, что современный микроскоп для нее слаб. Нужно найти возможность большего увеличения, нужно усовершенствовать микроскоп. – Техника отстала.

И до сих пор вопрос о сущности заразы сыпного тифа стоит открытым. Мы не знаем возбудителя этой злой болезни.

Но мы не отчаиваемся и богов не призываем… Порешили: всеми возможными способами разыскать-таки виновника сыпного тифа, обойдя или преодолев затруднения, а пока, не полагаясь на милость божью, от которой толку всегда было мало, заняться просвещением народа, так как можно и с теми знаниями, что у нас есть, стереть с лица земли заразу сыпного тифа.

На самом деле, без вшей нет тифа, уничтожить вшей – значит, уничтожить тиф. Как видите, исход найден. Пускай возбудитель тифа в настоящее время еще не обнаружен, пускай он совсем невидим, – придет время, и его увидят. Это так же верно, как дважды два – четыре.

Мы говорим так твердо потому, что верим в науку. Раз она сумела открыть тысячу одних мелких существ, тоже сильно заразных, как холерного вибриона, брюшнотифозную палочку и пр., она откроет и тысячу первое.

Вот про этот-то «невидимый мир» и будет речь впереди. Причем здесь будет говориться и о тех «невидимых», что уже стали видимы при помощи микроскопа, и о тех, которые еще стоят на очереди.

Действие происходит под микроскопом. Капля воды на предметном стеклышке микроскопа – это целое море для наших «невидимых» врагов.

Представьте себе, что в такую каплю попали: холерный вибрион, дизентерийная и брюшнотифозная палочки, туберкулезная палочка, сифилитическая спирохета, спирилла возвратного тифа и некоторые другие, и вообразите, что все они наделены человеческой речью.

Мы увидели бы занятное зрелище и услыхали бы много интересного. Но сначала необходимо познакомить вас с их наружным видом и со свойствами каждого из них.

Холерный вибрион – лицо весьма оригинальное – вызывает у человека холеру, – небольшое, сравнительно со всеми остальными, непоседливое и вечно болящее существо в виде согнутой сосиски или запятой, на одном конце имеет хвостик – жгутик, шевеля которым, довольно быстро передвигается, местом для своей жизнедеятельности избирает сырую воду и кишечник человека.

Туберкулезная палочка – вызывает туберкулез, а иначе – чахотку, поэтому и сама длинна, чахоточна и даже немного согнута, как бы под бременем собственных злодеяний. Палочка – неподвижная, поэтому больше предпочитает носиться в воздухе вместе с пылью, чем в какой либо другой среде. С воздухом и пылью обыкновенно и попадает в организм человека.

Брюшнотифозная палочка – вызывает брюшной тиф – нечто солидное, похожа больше на колбаску, чем на палочку. Толста, обрамлена кругом – целым рядом хвостиков – жгутиков, из-за них предпочитает больше воду, вообще жидкости, не брезгует сырым молоком, квасом, пивом и прочими прохладительными напитками, приготовленными на сырой воде. Подвижна, но с известной солидностью. Кипячения не любит так же, как и все предыдущие и последующие, ибо более склонна жить, чем умирать.

Дизентерийная палочка – вызывает дизентерию, иначе кровавый понос, похожа наружностью на брюшнотифозную, и хотя не имеет жгутиков, жидкости обожает. Собственным движением не обладает.

Сифилитическая спирохета – вызывает сифилис, нитевидное существо, изогнутое, в форме пробочника; размерами превышает всех вышеописанных, но грациозности не теряет и довольно миловидна. На каждом заостренном конце имеет по жгутику и, как бы кивая ими приветливо, движется очень быстро. Собственно, ни вода, ни воздух, ни почва не являются средой ее жизни и деятельности. Она живет и размножается только в человеке, вызывая у него разрушительную болезнь, да еще в обезьяне, чем подтверждает близкое родство по крови того и другого.

Возвратно-тифозная спирилла – вызывает возвратный тиф; по извилистости строения похожа на сифилитическую спирохету, но больше ее, неотесанней и грубей… Грации совсем не имеет, не имеет и приветливых жгутиков; движется, извиваясь всем корпусом, как змея. Живет лишь в крови человека да во вше. Почему она избрала таких непохожих друг на друга хозяев, – оставляем на ее совести.

И вот вся эта компания собралась вместе, предположим, – для обсуждения каких-либо жизненно важных вопросов в связи с укреплением Советской власти в России и в других республиках. Эта власть им ничего хорошего не сулит, почему – увидим ниже. Будет вполне естественным, когда наши «невидимые» враги, обеспокоенные таким положением вещей, устроят, скажем, мировой слет, или конференцию, как теперь говорят. Предположим, что они ее уже устроили в капле воды под микроскопом.

В том количестве, что мы описали, конечно, участники конференции не представляют собой представителей всех эпидемий и болезней. Далеко нет. Их должно быть гораздо больше, судя по числу существующих зараз. Но обойдемся пока с этими: может, остальные со временем подлетят.

Прежде всего, в собрании под микроскопом поднялся ожесточенный спор – кому быть председателем. Каждый выставлял свою кандидатуру и каждый с яростью защищал ее. Согласия не было.

Холерный вибрион, помахивая задорно хвостиком и юля между собравшимися, лепетал:

– Граждане, граждане, я вызываю самую страшную болезнь, я вызываю корчи, судороги, рвоту, понос… Я заставляю человека в час так похудеть, что от него остаются кожа до кости… Он в час может потерять чуть не пуд своего веса… Граждане, послушайте, вы должны меня избрать председателем…

Но его никто не слушал: каждому хотелось быть председателем, каждому лестно было занять этот пост, и все горланили, восхваляя себя, свои силы, свою ядовитость и смертоносность… Трудно было разобраться в их гвалте. И лишь когда спирилла возвратного тифа, превышающая всех своим ростом, возвысила свой и без того громовой голос, собрание притихло и воцарился некоторый порядок. Спирилла говорила:

– Граждане, потрудитесь замолчать и ведите себя благородней, иначе я вас отхлещу каждого по очереди, а то и всех зараз, своим хвостом… Рук марать вами я не стану, тем более, что их у меня нет… Кто желает что-либо возразить?

Но никто не желал. Внушительные размеры спириллы заставили всех проникнуться к ее словам должным уважением, и собрание совсем притихло. А спирилла продолжала:

– Граждане, я выступила со своею примирительной речью в ваших же интересах… Вряд ли мы добьемся большого толку, говоря все вместе. Мы потеряем лишь драгоценное время… А нам дорога каждая минута. Ведь Советская власть не спит, она придумывает и проводит в жизнь все новые и новые мероприятия против нас. И поэтому я предлагаю: каждому из участников настоящего собрания выступать с речью по очереди и говорить спокойно, не крича (потому что у меня слабые нервы) и дать свою краткую характеристику! А всем остальным сдержанно и вполне прилично вести себя: не перебивать оратора, даже если он заврется, не вставлять в его речь своих пояснений и т. п. Впрочем, я сама буду следить за порядком и при случае энергично вмешаюсь… Согласны?

– У-гу!.. – ответило собрание, а холерный вибрион постарался-таки пролезть вперед, чтобы попасть на глаза спирилле. Уж очень ему не терпелось – наступали теплые деньки, и он заранее чувствовал себя героем, имея намерение сейчас же после собрания пробраться в городской водопровод, а своих братьев и сестриц разослать по колодцам, водоемам и речкам, чтобы вместе с водой проникнуть в человеческий желудок. И вот он юлил и суетился от нетерпения, но в то же время мечтал и о председательском звании. Спирилла, наконец, его заметила:

– Что ты, малыш, вертишься под ногами?.. Тоже в председатели хочешь? Ишь ты! Ну-ну, рассказывай, чем ты особенно замечателен?

– Я, тетенька, – залепетал вибрион, – страшную болезнь вызываю: корчи, судороги…

– Слышали!.. Слышали!.. – прервали его недовольные голоса. – Скажи что-нибудь посвежей!..

Вибрион замялся, но быстро оправился, забрав нос кверху:

– Я всесильное существо: я могу в 2 часа так скрутить человека, что от него только холодный и иссохший труп останется… Мало вам этого? Ну-тка, кто из вас способен на это?

Все угрюмо молчали, так как ясно видели, что вибрион воспользовался случаем; на съезде отсутствовала чумная палочка, лишь она могла равняться с ним в смертности. И всем стало горько и обидно… Помилуйте, этакий несчастный виб-рионишка, какая-то жалкая не то сосиска, не то запятая с какой-то закорючкой вместо хвоста и, пожалуй, еще в председатели попадет! Попадет благодаря тому, что сумел вовремя вспомнить о своей смертноспособности…

Но спирилла нарушила гнетущее молчание своим внушительным голосом:

– Ты, сынок, не задавайся! Скажи-ка лучше, много ли ты смертей вносишь в человечество? И имеешь ли ты теперь такой успех, как, скажем, я?

Вибрион, покрутив нагло хвостиком, постарался уклониться от прямого ответа:

– Я, тетенька, даже во льду выживаю и, хотя могу действовать без перерыва лишь в теплых странах, как например, в Индии – моей родине, но благодаря своей живучести и в России большой успех имею… я…

– Прямо, прямо, детеныш, нужно отвечать на вопрос: какая заболеваемость холерой в России и какая смертность?

– Я, тетенька, прямо и отвечаю… Вот смотрите: например, с 1823 года по 1895-й от меня в России заболело 5,030,632 человека, а умерло 2,076,957… Вот…

– Эка невидаль! – перебила его туберкулезная палочка, – прежде всего, это было при царе горохе… Да и циферку ты привел, почитаю, за целых 72 года… Теперь-то тебя советская власть уже прихлопнула! Большое ли тебе раздолье было прошлую твою эпидемию в 1922 году, скажем, здесь в Тифлисе? А?

Вибрион виновато потупился и незаметно постарался очутиться в задних рядах, где и замер.

А туберкулезная палочка продолжала:

– И чего он здесь нам головы морочил? Совсем ему нечего задаваться!.. Что он с водой может попасть в желудок человека?.. Или с пищей через мух?.. Так, небось, не один он эдак пробирается!.. Какая-нибудь брюшнотифозная палочка и дизентерийная того же пути придерживаются…

– Вы, мадам, потише, – вставили свое слово задетые палочки, – а то мы не посмотрим, что вы такая длинная…

Задремавшая спирилла очнулась и внесла порядок:

– Да, да, потише, по очереди, пожалуйста, и не горланьте!..

– Я – ничего, мадам спирилла, – невинно продолжала туберкулезная палочка, – я вот говорю, что нечего вибриону кичиться, а председателем, конечно, быть мне… Вы спросите – почему? Извольте. Прежде всего, я имею на себе такую шкурку, какую никто из вас не имеет, – восковая она – и благодаря ей я выживаю при таких обстоятельствах, при которых вам никогда не выжить. Я могу вынести 10-ти градусный мороз…

– А солнышко как на вас действует, мадам? – вынырнул из-за спины холерный вибрион.

– Гм… Что? Солнышко? – сконфузилась было туберкулезная палочка, но сейчас же оправилась. – Солнышко, правда, на меня плохо действует: оно может убить меня в несколько минут… Но я этого легко избегаю – я не показываюсь на солнышке… Я селюсь всегда в темных, сырых квартирах, у бедняков преимущественно. У них редко встретишь солнечный свет… Вы вот ответьте: кто из вас дает такую заболеваемость и смертность, как я?..

– А я-то? – не унимался холерный вибрион.

– Ну, уж ты! – презрительно фыркнула туберкулезная палочка, – помолчал бы лучше, когда старшие говорят…

– Прошли те времена, тетенька, когда вы нам рты-то зажимали, – начал было холерный вибрион, но подоспевшая спирилла таким подзатыльником угостила его, что он от боли свернулся в точку.

– Продолжайте, мадам, – вежливо промолвила спирилла, и мадам, вынув из кармана записную книжку, продолжала:

– В России туберкулезом болеет в настоящее время более 3,000,000 человек… Запомните. И это по самым приблизительным и скромным подсчетам. Из них я ежегодно уношу в могилу свыше 500,000 человеческих жизней… В один год, заметьте, граждане?!. А сколько это будет в 73 года? Где он, этот хвастливый вибрионишка? Спрятался? Ну, и ладно, без него обойдемся!.. Только за 10 лет я уношу из России свыше 5-ти миллионов человеческих жизней… На всем земном шаре ежегодно умирает от меня более 3,000,000 человек.

Конечно, цифры, приведенные туберкулезной палочкой, заставили общество тоскливо призадуматься, и уже ни у кого не оставалось сомнения в том, что председателем съезда будет она. Все угрюмо молчали – ждали, что скажет спирилла… Но та опять задремала. Не дожидаясь ее пробуждения, выступила перед собранием сифилитическая спирохета и, ехидно хихикая, загнусавила:

– Товарищи, хи-хи!.. Мне странно – вы молчите… Вы забываете, что между вами есть еще более могущественные, чем уважаемая туберкулезная палочка… К примеру, возьмем меня… хи-хи… Если принять население всех федеративных советских республик в 131,500,000 человек, то знаете ли вы, что из них пораженных мною, или, как их называют на земле, сифилитиков… хи-хи, будет, пожалуй, больше 13 000,000 человек… Что? Какие у меня данные? Данные – хорошие… Вон, в Германии считают, что из каждых 1000 человек населения 100 больны сифилисом… Может быть, вы предполагаете, что Россия отстала от Германии в этом отношении? Напрасно, не предполагайте этого… В России есть целые деревни, села и аулы, пораженные вашим покорнейшим докладчиком… Хи-хи!.. А на всем земном шаре… право, я боюсь говорить – как бы с вами чего не случилось… Ну, да бог с ней, с цифрой… Надеюсь, вы мне поверите, что моими верноподданными сифилитиками можно заселить целую страну такой площади, как, скажем, Германия, а может, и большую…

Пока сифилитическая спирохета поражала публику своей декларацией, увлекаясь цифрами и делая невероятные выводы относительно связи цивилизации с сифилизацией, – холерный вибрион не дремал и, конечно, не слушал излияний азартного оратора, считая свои притязания на председательский пост неудачными. Отыскав дизентерийную и брюшнотифозную палочку и оттащив их в самый дальний угол, он, как хороший делец, развивал перед ними свой план объединения водных зараз для совместного действия.

– Товарищи, я вам говорю, – убедительно напевал вибрион, – так как мы заражаем людей одним общим путем, мы должны поэтому тесно сплотиться…

В самом деле, вы, гражданка дизентерия, так же, как и я, заражаете через посредство питьевой воды, сырых овощей, – фруктов, молока и через съестные припасы, загрязненные мухами. Не исключается возможность и прямого переноса заразы: через соприкосновение с больными…

Вы, вроде меня и в отличие от брюшнотифозной палочки, имеете обыкновение селиться лишь в кишечнике человека – и то не на всем его протяжении. И обыкновенно так же, как и я, из кишечника выходите с испражнениями, для дальнейшего заражения… Верно я освещаю вопрос?

– Совершенно верно! – подтвердили слушатели, очарованные обходительностью и галантностью вибриона, а тот продолжал, польщенный вниманием:

– Таким образом, испражнения человека становятся заразными и заражают все, куда только попадают… В последнем нам энергично помогают бескорыстные мухи… Не так ли?

Слушатели любезно согласились.

– Видите, сколько у нас одинаковых свойств, – обрадовался своему выбору вибрион. – Теперь, что касается уважаемой брюшнотифозной палочки, то мы и с ней имеем много одинаковых черт… она тоже выводится наружу, главным образом, с человеческими испражнениями… Но – не в укор нам будь сказано, – брюшнотифозная гражданка имеет и некоторые преимущества…

– Большие преимущества, очень большие… – перебила брюшнотифозная палочка.

– Конечно, большие, – угодливо поспешил согласиться вибрион. – И ваше главное преимущество в том, что вы, кроме кишечника, умеете пробираться и в кровь человека, и в мочу, и в печень, и в желчь, даже в костный мозг, не говоря о том, что вас можно встретить и во рту больного – на зубах… Не правда ли?

Брюшнотифозная палочка захлебнулась от восторга:

– Д-да-да!..

– Все-таки, главные источники заражения, – клонил к своему вибрион, – остаются у нас общими: это – испражнения, а отсюда – вода, молоко, мухи, съестные припасы и прочее…

– Извините, гражданин вибрион, – капризно прервала брюшнотифозная палочка, – вы забываете, что я могу заражать еще через мочу и слюну!..

– Нет, нет… – залепетал вибрион, пугаясь, что достигнутое согласие вдруг нарушится, – я это имел в виду… Как же. Имел! Только я хотел упомянуть об этом после! Ведь это же второстепенные ваши пути распространения…

Пользуясь своей обаятельностью и красноречием, вибрион в короткое время уговорил собеседников на образование тройственного союза в целях истребления человеческого рода. И они даже решили скрепить свой союз наименованием: «Лига водных инфекций».

Но в конце соглашение чуть-чуть не сорвалось: брюшнотифозная палочка не могла проявить себя во всей своей силе с началом теплых дней, как того хотели вибрион и дизентерийная палочка; она больше любила осеннее и зимнее время, чего как раз недолюбливали первые. Но холерный вибрион и тут уладил дело. Согласились на том, что в теплое и жаркое время года будут действовать вибрион и дизентерийная палочка, а затем, когда их деятельность ослабнет, с наступлением холодов начнет проявлять себя вовсю брюшнотифозная палочка. На том и ударили по рукам.

А на собрании ораторствовала проснувшаяся спирилла:

– Итак, граждане, последнее слово остается за мной… Насколько я помню, говорил здесь вибрион, много говорил – все уши прожужжал, говорила туберкулезная палочка, говорила сифилитическая спирохета… Будто слышала я, как бормотали что-то дизентерийная и брюшнотифозная палочки… Но все, что здесь говорилось и бормоталось, для меня недостаточно губительно… По крайней мере, для того, чтобы кому-нибудь из вас быть председателем… А время уже позднее… И я даже, кажется, успела задремать под вашу однообразную музыку…

– Вы даже всхрапнули, тетенька, изрядно, – пояснил холерный вибрион.

– Ну, положим, не всхрапнула… – возразила спирилла, – впрочем, не в этом дело… Председателем собрания все-таки буду я… Так я решила. Кто против, прошу высказаться!

Высказываться никто не пожелал, и быть бы спирилле председателем, если бы не случилось следующего:

Бурно рассекая воду, увлекая в водяной круговорот всех малорослых и даже великорослых участников съезда, извне под микроскоп ввалилось какое-то существо…

Кто это был – никто не знал.

И, главное, никто не мог определить, что это была за личность – так умело напустила она в глаза всем туману, – какую форму она имела, и чем, собственно, была так замечательна, что вела себя столь развязно и даже, пожалуй, неприлично.

Прежде всего «оно» (ввалившееся под микроскоп существо), конечно, отдавило хвост беспокойному вибриону; тот даже не успел взвизгнуть в виде протеста… Затем, верчением своего собственного тела, оно, как уже было замечено, образовало круговорот, в который втянулись многие участники съезда. С некоторыми вследствие этого случилась неприятная история. Так, у дизентерийной палочки, не обладавшей особенно большими размерами, закружилась голова от чересчур быстрого вращения и произошло нечто вроде морской болезни.

Но все в мире движется вперед, следовательно, все проходит, меняется и успокаивается. Улеглась и вода под микроскопом, успокоилось и собрание; и хотя дрожь перед таинственным существом продолжала трясти некоторых, спирилла, которой досталось меньше всего, чтобы не потерять окончательно авторитета, сумела выдавить из себя пару-другую слов:

– Кто вы, милостивый государь?

Милостивый государь сделал попытку повторить волнение воды, волчком закрутясь на месте, но этот номер у него уже не прошел, так как участники съезда плотным кольцом сгрудились вокруг него, чем не позволили производить дальнейшие эксперименты над своими телами.

И существу осталась одно – заговорить. Он, к немалому удивлению всех, так и сделал, причем речь повел с самого начала довольно странную:

– Кто я?.. Меня никто не знает! Я – никто! Меня еще нет! Нет, по крайней мере для человечества… Вы-то, наверняка, догадываетесь, видя мою необъятную мощь и силу, что я вам не пара, что я вызываю самую свирепую из всех свирепых болезней, и в этом смысле стою далеко впереди вас.

– Хи-хи-хихи! – раздался вдруг звонкий, ядовитый смешок, который, как вы уже догадались, принадлежал холерному вибриону.

– Хи-хи-хи!.. Да это наш старый друг, сыпнячок! Смотрите, как он ловко пускает в глаза пыль… Подумаешь бог весть что!..

– Позвольте, – оскорбленным тоном прервал жизнерадостность вибриона тот, которого назвали сыпнячком, – что это за фамильярность? Прежде всего – какой я вам друг, да еще старый? А затем – что такое: сыпнячок? Правда, я возбудитель сыпного тифа, но это не дает никому права назвать меня «сыпнячком»! Людьми я еще не открыт, поэтому имени не имею, о чем, конечно, не жалею; наоборот, – в этом моя гордость!

– Позвольте, уважаемый товарищ, – решилась вставить свое слово спирилла, – ввиду того, что мы с вами орудовали всегда рядом, по одним и тем же странам, как Россия, Галиция, Венгрия, Испания и Ирландия…

– К чему это вы? – возразил надменным тоном возбудитель сыпного тифа. – Не хотите ли вы сказать, что вы мне сродни?

– Да, да! Именно это я имела в виду, – невозмутимо продолжала спирилла. – Конечно, я не настаиваю на том, что у нас папаша и мамаша были общие, но мы ведем себя почти как два близнеца.

– Гм! – промычал неопределенно возбудитель сыпного тифа.

– В самом деле, – продолжала спирилла, – мы имеем распространение в одних и тех же странах, мы царствуем одинаково в зимние и весенние месяцы, мы поражаем, главным образом, некультурные страны и некультурных людей.

– Ну! – перебил возмущенный возбудитель сыпного тифа. – Против этого я должен возразить самым энергичным образом!.. Скажите, уважаемая спирилла: Францию вы считаете тоже некультурной страной? А?

– И не думаю, – спокойно ответствовала спирилла.

– Ага, – злорадно подхватил возбудитель сыпного тифа. – Так позвольте вам доложить, что и во Франции (очень культурной стране!) я имел поле для своей деятельности. Так, в 1838–1899 гг. там было отмечено 3 случая сыпного тифа, а в 1902 г. – целых 7 случаев, а в 1905–1906 – даже 14! Что вы на это скажете?

– Скажу, – ответила спирилла, – что эти исключения лишний раз подтверждают правило. Правило все-таки остается правилом: сыпной тиф, возбудителем которого являетесь вы, и возвратный, который вызываю я, все-таки – болезни некультурных стран…

– А Франция!? – не унимался возбудитель сыпного тифа.

– Невежливо, милостивый государь, перебивать чужую речь, – отвечала уже вполне овладевшая собой спирилла, – я дала вам понять, что сыпной тиф во Франции – явление чисто случайное… Что же вам еще?..

Итак, я продолжаю далее: мы поражаем некультурные страны, мы селимся в беднейших городских кварталах и деревнях, мы свирепствуем там, где царствует бедность, теснота, скученность, грязь, а главное, вшивость… Вот наша главная и наиболее важная общая черта – мы попадаем в кровь человека через вошь. Так?

– Ну-ну, что вы этим хотите сказать? – тихо и скромно отвечал сбитый с толку противник.

– Этим я хочу сказать, – отвечала спирилла, – что вам не приходится особенно высоко поднимать носа…

– Я и не поднимаю. А теперь позвольте немного сказать и мне… – уже совсем скромно начал возбудитель сыпного тифа. – Конечно, у нас с гражданкой спириллой много, очень много общего, но есть и кое-какие различия, которые, смею думать, дают мне известный перевес над нею.

Начну с того, что разве можно, скажем, сравнивать границы наших распространений?! Всегда это было и всегда будет, что сыпной тиф в 3 раза больше поражал людей, чем возвратный. Не так ли?

Собрание молчало, и даже спирилла не могла ничего ответить.

– Это – первое, – более бодро и уверенно продолжал возбудитель сыпного тифа.

Второе: – ответьте, кто дает большую смертность, я или уважаемая спирилла? Конечно, я! На это тоже никто не будет возражать?

И – третье, – почти торжественно закончил он, – это то, что я еще не открыт, меня никто не знает.

Последняя отповедь произвела на публику такое впечатление, что уже через несколько минут возбудитель сыпного тифа сидел на председательском месте и вел собрание… Какие вопросы на нем поднимались? Чем оно кончилось?

А вот что: единогласно порешили соединенными силами сделать набег на многострадальную землю, и так как самое слабое сопротивление эпидемиям могла оказать Россия, ввиду общей разрухи, царящей там, порешили главный свой удар направить на нее.

Товарищи, дело серьезное! Следует призадуматься. Следует сорганизоваться и пойти общим фронтом, дружным и могучим союзом против этого врага – эпидемий.

Нашим оружием против них будет знание. Чем больше мы будем знать о «невидимом мире», тем легче будет для нас борьба, тем скорее мы займем место в ряду культурных стран; а с нашим строем это очень возможно и легко.

1923 г.