— Выходные блок-фильтры — ужасно интересная вещь, — сказал Максим, приподнимаясь на подушке, — Новая конструкция служит не более двух-трех лет. Потом машина ее разгадывает и конструкция уже никуда не годится.
Наши кровати стояли рядом. Было около десяти утра, но в доме царила тишина. На стену и на пол падали косматые тени еловых лап. Вскоре из-под кровати выкатились две серые мягкие тележки, похожие на огромных мышей, и принесли туфли.
— Машина опаздывает, туфли не нагреты, — со странным удовольствием проговорил Максим. — Конечно, хлопот у нее теперь немало… А вот и завтрак готов, я чувствую аромат кофе. Слышишь — и душ зашумел. Пойдем.
Мы с хозяином дома еще не успели подняться, как мыши, стуча стальными коготками, принялись вытаскивать из-под нас простыни.
— Ими управляет по радио машина, — объяснил Максим. — Видишь, как все путает… сбилась с ног. Раньше она никогда не начинала уборку, пока люди не вышли из спальни. Правда, тогда она была слишком назойлива.
Под прозрачными мощными струями воды, которые то теплели, то становилась ледяными, Максим начал рассказ о том, с чего началось его увлечение блок-фильтрами.
— Обычная домашняя машина, которая управляет хозяйством, — ты, наверное, о них знаешь, — это просто электронный вычислительный блок, связанный с помощью проводов или радио со всеми механизмами квартиры. Машина встроена в стену. Главный критерий ее самообучающейся программы — польза и удовольствие хозяина, который, сам того не замечая, подает ей сигналы: доволен он или нет, плюс или минус. Этого достаточно. Машина изучает его привычки и желания, а потом управляет "мышами", включает и выключает кухню, стирально-гладильный блок, то есть делает все, что нужно и когда нужно. Поскольку домашнее хозяйство сложнее любой вычислительной работы, самообучение здесь неизбежно. Но оно имеет и свою отрицательную сторону: машина не может оставаться без работы, потому что тогда у нее начинается информационный голод и она в основном пытается разгадать секрет блок-фильтра. Понимаешь, электроэнергия подается по проводам ко всем машинам поселка, и если фильтры не блокируют сигналы, между машинами начинается обмен информацией.
— Сплетни? — попытался догадаться я.
…Хотя мы не прикоснулись ни к одной кнопке, поток воды оборвался, загудело электрополотенце. Теплый воздух быстро высушил нас, а мыши притащили на себе хрустящие пакеты с одеждой. Как только мы взяли пакеты, они опрометью бросились прочь — за дверями, ведущими в столовую, послышался звон разбитого стекла.
Мы вошли в столовую, окрашенную в бледно-зеленый цвет. Оказалось, что упала чашка с манной кашей, которая выпала из слабеньких ручонок самого младшего члена семьи — похожей на куклу двухлетней девочки. Мыши озабоченно суетились возле стульчика, собирали осколки и вытирали пол. Симпатичная молодая хозяйка и двое мальчишек не обращали на них никакого внимания. Мальчишки бесцеремонно уставились на меня, а хозяйка, привстав, жестом пригласила к столу.
— Когда я здесь поселился, еще не было ни Ирины, ни всей нашей вольницы, — рассказывал Максим, садясь. — Моей машине совсем нечего было делать. В школе меня научили быть педантичным и аккуратным, по вечерам я работал, был влюблен в Ирину и пытался покорить ее сердце успехами в спорте. Вы представляете себе: машина дошла до того, что сама посылала мышей бить посуду и разбрасывать вещи. Она устраивала в комнатах страшный беспорядок, чтобы потом было что убирать…
Неожиданно девочка нахмурилась. Я увидел, что она вот-вот заплачет. Но мышь ловко вскарабкалась по стульчику к ней на колени и тихонько зажужжала. Девочка вцепилась в серую шкурку и, улыбнувшись, начала трясти забавную игрушку.
— Раза два я заставал дома невероятный кавардак, — жаловался Максим, — хотел было вызвать аварийную службу, но машина, будто устыдившись, исправилась. Я не знал, чем она утешилась: пробила фильтр, наладила дружеские отношения со всеми домашними машинами поселка, взламывала их шифры, вмешивалась в работу, в чем-то помогала, что-то выведывала. А затем с новой энергией начала заботиться обо мне. Дело было, как вы, конечно, понимаете, не в энергии, а в информации: машина уже очень много знала и повсюду, как говорили в древности, имела руку.
Ирина, вспомнив что-то веселое из тех романтичных дней, громко засмеялась. Максим посмотрел на нее как заговорщик.
— Однажды, связавшись с Центральной диспетчерской машиной, она пригнала ко мне утром не меньше десяти разноцветных роллеров. За полчаса по всему маршруту от моего дома до университета движение было перекрыто, люди опаздывали на работу. Друзья рассказывали, как пустые роллеры, ускользали от них и мчались к моему подъезду. Вечером, когда я, навздыхавшись по Ирине, ложился спать, во всем доме сразу выключался свет и стихала музыка. А через месяц она начала хозяйничать в университете, как влюбленная королева. Даже если на лифте поднимался сам директор, кабина с полдороги возвращалась, потому что, видите ли, я подошел к двери шахты. Чихала она на все правила поведения…
— Мы считали Максима невероятным хитрецом, а кое-кто, напротив, уверял, что он просто ничтожество, — вспоминала Ирина, выпроваживая детей из-за стола. — Мы же не знали, что все это проделки машины!
Через личную университетскую машину она так бессовестно завышали ему итоговые оценки, что Академия наук заинтересовалась новоявленным гением. Через управляющую машину стадиона она проделывала различные фокусы с часами, измерительными линейками и другим автоматическим судейским инвентарем. С Максимом уже никто не хотел соревноваться или играть в одной команде.
— Она упрямо, словно маньяк, следила за мной, куда бы я ни пошел, — добавил Максим. — Снабженные оптикой придорожные автоматы, регистрирующие нарушения правил движения, доносили ей все. Вскоре машина поняла, что самое главное в моей жизни — свидание с Ириной. Почти полгода она водила за нос бедную девушку. Переставляла стрелки уличных часов, задерживала ее роллер перед светофором, пока я случайно не оказывался рядом. Теперь даже трудно вспомнить все штучки, которые она придумывала, чтобы свести нас. Баскетболист, который тенью маячил между нами, поминутно рисковал жизнью, его били и защемляли автоматические двери. Он просиживал по полчаса в лифте между этажами. Автоуборщики улиц будто нечаянно сталкивали его в кювет, и он неделями валялся в больнице. Парню пришлось перевестись в другой университет.
— И я решила положить конец этому безобразию, — сказала Ирина, — решила во чтобы то ни стало все выяснить и просить, чтобы меня не преследовали. «Между нами все кончено», — шептала я, с опаской садясь в роллер и направляя его к дому Максима. Тогда я даже не могла себе представить, какое опасное дело затеяла. Странно, но светофоры никак не препятствовали мне. Я преспокойно добралась до подъезда и неожиданно увидела… Вокруг дома лежали трубы со штуцерами, автоматические цистерны заправляли их маслом для всех механизмов дома. Когда я подошла к двери, один штуцер открылся, и меня окатило желтой маслянистой дрянью. Вы думаете, случайно? Ну, да… Я хотела вернуться, но, ехать в открытом роллере через весь поселок, имея такой ужасный вид, не решилась. Ни одна девушка такого не сделает.
Дверь квартиры гостеприимно распахнулась. Жалкая, несчастная, я побежала в душевую. Масло капало с меня, а мыши ползали сзади и вытирали капли на паркете.
Как только я забралась в ванну, мыши забрали мою одежду и унесли ее прочь… Я думала, они положат ее в стиральный блок и вернут, как положено, минут через десять… Но, как потом выяснилось, проклятые животные засунули ее в измельчитель мусора и всю перемололи.
Я вытаращил глаза.
— Да-да, — грустно сказала Ирина, — даже туфли перемололи. У меня остались только часы. А я, глупая, плавала, как утка, и ждала, что вот-вот мне подадут чистое, теплое после утюга платье. И белье. И чулки.
Прошло полчаса, час. И вдруг я услышала голос Максима. «Не заходите! — крикнула я. — Принесите мне что-нибудь надеть». Сначала он долго ничего не мог понять. Потом я слышала, как он пыхтел, пытаясь взломать автоматический шкаф для одежды, потому что мерзавка машина позаботилась, чтобы он не открывался. Кажется, Максим страшно рассердился, хотел перебить мышей, но те заползли в недосягаемые щели. Я навзрыд рыдала в душевой и он бросил мне наспех сорванную шторку. Как видите, я осталась здесь надолго. Насовсем.
Ирина наклонилась ко мне, поблескивая смеющимися глазами.
— Слово чести, я не жалею, — прошептала она.
— Все рассказала? — спросил Максим.
— Почти все, — слегка покраснела женщина.
— С тех пор я и занимаюсь этими фильтрами, — подытожил Максим. — Машины должны знать свое место. Иначе получится, как в старых научно-фантастических рассказах: тирания машин. Это нам, в принципе, ни к чему. Хотя я лично не против такой тирании.
Перевод по тексту сборника "Химерні пригоди", К.: Молодь, 1964.