Тетрадь с обидами

Часть I

Однажды мальчик Костя, живший в соседней комнате и имевший привычку разговаривать во сне, открыл Полине тайну про себя: для того, чтобы уснуть, ему приходилось сочинять легенды. Стоило маме выключить свет, он укрывался одеялом с головой и представлял, что прячется в пещере: снаружи бушует тропическая гроза, кругом раскинулись дикие джунгли, и только хищные глаза птиц сверкают в листве.

Когда же Костя заболевал — что случалось довольно часто — он укутывался в плед и целыми днями лежал в постели, воображая себя колдуном, сторожащим древнюю библиотеку.

Полина с мамой снимали одну из трёх комнат в старой квартирке на пересечении улиц Олимпийской и Речной. Почему Речная имела такое название, никто не знал — река находилась на другом конце города, где поднималось в небо серое дыхание заводских труб. Поля была там раз или два в жизни, когда мама еще работала на проходной. Она наблюдала за машинами — большими и не очень — которые выезжали с промзоны и сворачивали на трассу. Ей было любопытно, куда это они так спешат и почему дорога, ведущая прочь из города, такая ровная.

В реку поблизости сбрасывались отходы, но Полина об том не знала. Ей казалось, что можно лечь на воду, раскинуть руки и уснуть в ожидании, что поток унесет тебя неведомо куда.

Последняя остановка на выезде из города называлась «Полевая», и Полине казалось, что дальше начинается мир, где никаких остановок нет.

Квартира была разделена на Земли, и у каждой Земли был свой правитель. Комната, которая находилась через стенку от полининой, была «дружественным государством»: долгое время там жили две студентки, которые помогали ей с уроками. Когда они съехали, власть над страной захватил одинокий старик — он был настолько худым и бледным, что казалось, будто по коридору движется не человек, а тень, состоящая из сигаретного дыма, запаха сала, спирта и чего-то еще. Он ходил в дырявой майке, имел привычку курить в уборной и засыпать под звуки телевизора. Полина просыпалась от его криков по ночам, слушала его неразборчивую болтовню на кухне, находила окурки там, где он сидел, стоял, ходил. При нём комната превратилась в «пустыню», с удушливым ветром, скорпионами и колючими растениями по углам.

Всякий раз, когда старик выходил из запоя, он принимался усердно читать. И не какую-нибудь дешевую литературу — это всегда были серьезные и сложные книги, бог весть откуда у него взявшиеся. Он словно бы каждый раз начинал мыслить и жить заново, говорил себе: «теперь я стану жить по-новому, буду думать, буду читать». Кажется, у него были дети. Он часто разговаривал с ними, когда думал, что соседи уже спят. Без конца извинялся и что-то обещал перед тем, как опустить лохматую голову на липкую скатерть кухонного стола.

Окно в комнате Полины выходило на парк аттракционов, сверкающий огнями, точно огромный круизный лайнер посреди города. На этом же окне стоял единственный цветок, который они с мамой неделями забывали поливать. Когда Поля обнаруживала его увядшим, она в отчаянии заливала горшок до краёв и просила у цветка прощения.

Женщина, которая сдавала комнаты в квартире на пересечении улиц Олимпийской и Речной, приходила в последний день месяца, каждый раз в одно и то же время, после шестичасовых новостей. Несмотря на регулярность, ее приход всегда был неожиданным. Ей было около сорока, она любила лакированную обувь и фразу «таким образом». График своих посещений она нарушила только однажды — когда пропал старик. Тогда хозяйка явилась в квартиру в сопровождении двух мужчин, резкая, быстрая, собранная. Полина наблюдала, как они спешно выносят вещи пустынника из комнаты, как рассматривают их и распределяют в две стопки по одним только им ведомым признакам. Когда всё было закончено, хозяйка о чём-то долго и шёпотом разговаривала с полининой мамой, а потом скрылась — вместе с лакированными туфлями, вещами и мужчинами. Поля спросила у мамы, куда подевался их сосед, и услышала, что он вернулся в семью, к тем самым детям, с которыми разговаривал по ночам на кухне. Полина обрадовалась — но не за старика-пустынника, а своей возможности подумать о хорошем.

Вскоре в «пустыне» поселилась молодая пара. Они появлялись дома поздними вечерами, полные красоты, любви и пьяной радости. Поля присматривалась к ним, украдкой ловила их взгляды, обрывки разговоров, а по ночам прислушивалась к звукам в соседней комнате. От того, что она слышала, у нее замирало сердце, а руки крепко сжимали подушку — Полина представляла, что обнимает возлюбленного. В то время ее стали одолевать неясные мысли: глядя на мальчиков в школьных коридорах, она мечтала, чтобы все они разом влюбились в нее. Если же она видела на улице парочку, то невольно представляла их вместе, и от таких мыслей ей становилось неловко и смешно.

Но проходя мимо соседней комнаты, Полине по-прежнему чувствовала тяжёлое знойное дыхание барханов: жаркий ветер проникал в щель между дверью и косяком и оставлял на ее коже налёт светлой песчаной пыли. Пустыня оставалась пустыней, несмотря на то, что в ней появилась жизнь.

Песок развеяло по ветру, и комната превратилась в «логово шпионов», когда туда заехали Костя с матерью. Случилось это сразу после того, как молодая пара сбежала, не заплатив хозяйке.

Поначалу Костя не разговаривал — он писал письма. Возвращаясь домой из школы, Полина находила у себя под дверью крохотные записки, сложенные треугольником. В них были разные странные истории — о соседях, о школе и парке аттракционов. Поля всякий раз улыбалась, когда находила в письме новую интересную подробность о знакомом учителе, директоре или однокласснике, пару раз она встречала упоминания и о себе. Полина стала отвечать Косте — ровно в восемь вечера она оставляла записку в третьем ящике старого комода в прихожей. Секретность, в которой происходила передача послания, нравилась ей — она стала специально раньше возвращаться из школы, боясь, что кто-то посторонний может прочитать её письмо. Не содержание записок, но тайна, которая отныне связывала её и соседского мальчика, казалась ей очень важной. Как истинные шпионы, они ничем себя не выдавали: встречаясь на кухне или в коридоре, они не разговаривали и отчего-то пытались даже не смотреть друг на друга.

Как выяснилось позже, Костя стеснялся своего голоса, поэтому старался говорить как можно реже. Из-за этого он часто попадал в неприятности в школе — одноклассники и учителя думали, что ему просто нечего сказать.

В комнате, что находилась ближе к кухне, никогда ничего не менялось. Посередине стоял огромный стол, на котором в беспорядке были разбросаны бумаги и чертежи, рядом компьютер, не заправленная постель в дальнем углу и платяной шкаф, дверки которого ели держались на петлях. Здесь на протяжении пяти лет обитал студент инженерной академии. Он всегда ходил в мятой клетчатой рубашке навыпуск и имел вид усталый и озадаченный, словно не спал пять ночей кряду. Полина заметила, что окна в комнате студента даже в самый ясный день плотно зашторены багровым — про себя она называла эту часть квартиры «Тёмным перевалом». Поле отчего-то казалось, что ее сосед — никудышный инженер, раз так боится показывать свои чертежи, что даже занавешивает окно.

Житель тёмного перевала всегда был в кого-то влюблен, и эти кто-то курили с ним на лестничных площадках, украдкой целовались у порога, оставались ночевать. Они всякий раз оставляли его, а он, страдая, принимался играть на губной гармошке. Но и это у него выходило не важно. Когда он сочинял свои мелодии, Полина представляла, что это — музыкальное сопровождение к фильмам ужасов, которые не снял еще ни один режиссер.

Первая записка, адресованная Полине Костей, была совсем короткой:

Косте было одиннадцать, а его отцу около сорока. В квартиру на пересечении улиц Олимпийской и Речной он наведывался редко, но когда делал это, всегда приносил в барсетке мармеладные конфеты для сына, а для матери — ничего. Его красивая тёмная голова была чуть наклонена, походка была быстрой, а взгляд нервным и немного смущённым, словно он случайно зашёл в чужой дом. Иногда он приходил навеселе, говорил чуть громче обычного, ругался через каждое слово. Костины родители громко и подолгу о чём-то спорили за закрытыми дверями спальной, а сам Костя в это время сидел на кухне и от нечего делать кружками пил чай и рассказывал Полине, что так было не всегда и всё еще наладится.

— Сколько ни ссорься — до конца не поссоришься, — Костя наливал себе в чашку кипятка и разворачивал очередную конфету. — И как ни прощайся — не распрощаешься окончательно.

У Кости было много разных тетрадей и записных книжек, которые он хранил втайне от матери в специальной коробке за диваном. Содержание большинства из них так и осталось для Полины загадкой, но кое-что он всё же ей доверил. Так, в одной толстой тетради с замусоленными листами хранились все обиды, когда-либо нанесённые Косте. Страницы были аккуратно разделены на три колонки: в первой — дата и время нанесения обиды, во второй — её суть, а в третьей, самой широкой — способ мести. Осуществившиеся наказания были красиво перечёркнуты красной пастой. Полина долго и с удивлением разглядывала неожиданно попавшее ей в руки сокровище: оказалось, что Костя планировал отомстить почти всем учителям, одноклассникам и ребятам во дворе. Особенно часто в записях упоминалось имя девочки, которая сидела с ним за одной партой. Казалось, она только и делала, что обижала его, а он никогда ей не отвечал, хоть всегда тщательно продумывал план мести. Когда Поля спросила Костю, отчего так выходит, он потупился и буркнул себе под нос что-то про красоту.

— Почему, интересно, так получается, если человек тебе никто, ты ему можешь что угодно…. А если он сидит с тобой за одной партой, если даёт списывать, если у него красивые глаза и руки — так ты ему никогда ничего хорошего сказать не можешь, язык не слушается, — Костя взял тетрадь из рук Полины и убрал обратно в коробку. — А если скажешь одной, что она красивая, это что же получается, все остальные — уродины? Я ведь никого не хочу обижать….

Полина завидовала Косте — у того был отец, такой красивый и заботливый, а самое главное — всегда помнящий о важности конфет. О своём отце Поля знала немного — кажется, он носил очки в роговой оправе и любил персиковый сок. Она ненавидела персики, но всегда пила этот сок вместе с ним, боясь обидеть. В детстве Полина часто специально притворялась спящей, чтобы отец осторожно укрыл её одеялом и немного посидел на краю кровати, наблюдая, как она спит. Поля не верила, будто этот тихий добрый человек в очках с роговой оправой мог вот так просто уйти. Да и куда уйти? Разве можно уходить, когда столько всего было хорошего и столько хорошего, казалось, еще ждало впереди? Когда Поля спрашивала об этом маму, та только отворачивалась, будто разговор шёл о чём-то неприличном: «Вырастешь — поймёшь».

Полина воображала, что её отец на самом деле не ушёл, а просто ненадолго уехал. Например, на Север — она где-то слышала, что именно там люди много зарабатывают. Она писала ему письма каждую неделю — и прятала их под ковром, чтобы мама случайно не нашла. Всем своим одноклассникам Поля рассказывала, что ее отец очень занят и не может приехать к ним, зато он каждый месяц высылает им деньги по почте. После Севера папа отправился в Москву — тоже на время. Поля придумала ему целую жизнь, с происшествиями, трудовыми буднями и увлечениями. Она знала, что по выходным он катается на лыжах, смотрит телевизор по вечерам, иногда ходит в кино, но не часто и непременно один.

К тому времени, когда Полина закончила четвёртый класс, отец так и не вернулся с заработков, и история зашла в тупик. В то время по телевизору то и дело мелькали сюжеты о какой-то войне, в которых смуглые люди с автоматами и повязкам на головах непрерывно чего-то требовали своими охрипшими от крика голосами, а за их спиной белыми волнами поднимался песок. Эти люди отчего-то пугали Полину, ей казалось, что, чего бы они ни требовали своими голосами, требуют они всегда смерти. Мама говорила, что в тёплых странах люди воюют каждый день, и продолжается это уже много лет, словно война стала часть их жизни и уже никогда не сможет прекратиться.

С тех пор, если кто-то в классе спрашивал Полину об отце, она отвечала одно — он теперь солдат в тёплой стране, и вернётся только тогда, когда война будет окончена.

Еще у Кости был бинокль. Когда он оставался в комнате один, любимым его занятием было подглядывать за прохожими из окна. В специальном блокноте он простым карандашом записывал все свои наблюдения: «Дворовые мальчишки дерутся. Один стоит в стороне и смотрит», «Листва на первом от подъезда клёне стала опадать», «Девушка с телефоном и красной сумкой выбегает на улицу и садится в такси». Иной раз записи были более подробными, например: «Женщина из третьего дома вместе с детьми направляется в парк. На ней синее платье — видимо, новое. Сегодня муж не сопровождает ее. Это уже третьи выходные, которые она проводит без него. Она прошла мимо мороженщика и не угостила детей — видимо, не хватает денег».

Однажды вечером Костя доверил Полине свой бинокль, чтобы та тоже почувствовала себя шпионом. Поля смотрела на соседний дом и диктовала Косте всё, что видела. За светлыми уютными окнами (чаще всего кухонными) текла размеренная жизнь, сновали из комнаты в комнату люди, работали телевизоры.

— Разве можно поверить, что там, за этими окнами, живут такие же, как мы? — удивлялся Костя. — Посмотри: все они чем-то заняты, что-то их беспокоит, они думают о чём-то, и у каждого есть любимые книги и еще много чего…. Они тоже могут чувствовать, и каждый из них кого-то любит и ненавидит прямо сейчас, когда мы на них смотрим. Мне всегда казалось, что все остальные вокруг какие-то другие, и только я один — настоящий. Разве это не странно, Полина? Не смешно, по-твоему?

Были и постоянные герои наблюдений — мороженщик у входа в парк, старый дворник, сутулый человек, каждый вечер выгуливающий своего кокер-спаниеля и другие, — жители соседних подъездов и домов — которых Костя и Полина всегда рады были видеть из окна. Отчего-то им нравилось думать, что есть нечто, что не меняется изо дня в день. Есть люди, которые ходят по одним и тем же дорогам, заводят свои машины во дворе, по выходным посещают парк аттракционов, покупают детям мороженое, а вечером выгуливают собак.

Но упоминания об одном персонаже Полина чаще других встречала в костиной тетради — это был человек в костюме огромного кота, работавший в парке аттракционов. Костя говорил, что он — герой какого-то мультфильма и называл его «Великаном». Тело его было светло-коричневым, с ушей свисали тёмные кисточки, а на мультяшном кошачьем лице застыла широкая улыбка. Глаза огромной куклы были круглыми и чёрными, словно их прорезали ножницами. Костя и Полина отчего-то придумывали про него только страшные истории, будто он ходит по ночам и стучится в окна первых этажей, а иногда проходит через стены прямиком в детские и похищает малышей во сне.

С тех пор ранним утром, в промежутке между сном и явью, Полине чудилось, что в окно комнаты кто-то заглядывает. Этот кто-то был ростом выше человека, и она боялась пошевелиться, боялась встать с постели. Порой по ночам ей казалось, что нечто склоняется над ней и тяжело дышит сквозь плотную ткань костюма. В конце концов Полина не выдержала и сказала об этом Косте, а тот только пожал плечами и словно бы ничуть не удивился.

— Нам нужно узнать про него, иначе я так и буду бояться. А если я пойму, что он обычный, то страшно не будет, — упрашивала Поля.

Она долго уговаривала Костю прогулять школу, пойти с ней в парк аттракционов и поговорить с человеком в костюме. Костя долгое время ничего на это не отвечал, а когда ответил, Полине навсегда расхотелось заводить этот разговор.

— Как ты не понимаешь! Ведь пока мы сидим здесь и смотрим, мы как будто чужие. Нас вся эта история не касается. А стоит нам узнать, кто он такой и где прячет детей, обратной дороги не будет. Нам придётся всех спасать, вызволять, придётся что-то делать. Как в книгах, понимаешь? И мы уже не сможем ничего придумать от себя — нам придётся мириться с тем, как оно есть на самом деле.

Это случилось в тот день, когда житель Тёмного перевала, студент инженерной Академии, сдал первую в своей жизни сессию и с размахом отмечал это событие вместе с друзьями. В комнате возле кухни играла музыка, громко смеялись молодые голоса, без конца открывалась и закрывалась дверь. Словно не замечая всего этого, на пороге уже с полминуты в задумчивости стоял костин отец. В правой руке он держал букет тюльпанов, ярко-жёлтых и немного замерзших на зимнем ветру. Полина наблюдала за ним из кухни — он топтался на пороге, потом, не снимая ботинок, прошёл в «логово шпионов» и скрылся там. Поля ждала, что Костя как всегда выйдет пить чай, пока его родители ругаются, но этого не случилось.

В последний вечер перед костиным отъездом Полина написала прощальное письмо и впервые передала ему лично в руки — мама мальчика, собиравшая чемоданы и сумки с вещами, ничего не заметила. В письме Поля написала все самые глупые секреты про себя: и о том, как она в детстве ела блёстки, чтобы светиться, как фея, и о том, что была влюблена в дровосека из «Волшебника Изумрудного города», и о том, что до сих пор не умеет целоваться и ужасно боится сделать что-то не так, потому никого никогда не целует. Было там еще много чего странного, смешного и стыдного. Ответ она получила очень быстро, через несколько коротких минут, словно Костя заранее написал его и хранил для удобного случая. Последнее письмо было по привычке сложено треугольником, а текст написан непривычно аккуратно и убористо.