Свет луны, будто копье, бил в узкое окошко-продух братской избы на мерянском подворье. Этот свет раздражал хуже, чем назойливый писк комаров и нестройный храп спящих в той же избе мерян – арбуев и тех, кто пришел поклониться Волозь-Шкаю.
Нойда уже полночи пытался уснуть, но сон не шел. В голову лезли мрачные мысли, одолевало недовольство собой. Не помогала даже теплая сумка – хранительница души, что грела живот. Смутная тревога была сильнее. После встречи с Лютым Зверем она не отпускала…
С купцом Кофой нойда распрощался еще вчера, наотрез отказавшись от награды. Вместе с молодым арбуем они продолжили свой путь в Медвежий Угор и к полудню пришли на мерянское подворье. Там нойда рухнул на лежанку и до ночи проспал как убитый.
И вот пожалуйста – все спят, а он бодрствует. И лунный луч медленно ползет по избе, будто пытается учуять его…
«Ну конечно! – Нойда распахнул глаза. – Меня кто-то ищет!»
Молодой саами резко сел.
«Недаром мне показалось, что правая коса стала короче! Кто-то отхватил у меня клок волос!»
А он так устал, что даже не понял, кто… и наяву или во сне…
Тревога, мучившая нойду, становилась все сильнее и определеннее. Вместе с ней саами ощутил странное желание, которое довольно быстро опознал как насланное.
Его тянуло вон из избы – к воде.
Нойда усмехнулся, бесшумно встал и зашарил в темноте, ища котомку с бубном и шаманской шапкой.
– Ты чего там? – сонно поднял голову с соседней лавки молодой арбуй.
– Ничего, спи…
Сдвинув на затылок шапку-птицу, нойда взял бубен, спустился во двор и, выйдя через заднюю калитку, отправился на берег к чернеющей Волхе.
Огромная мерцающая река несла свои воды на юг, словно звездный Гусиный путь в самом деле решил сойти с неба и растечься по земле…
Нойда скользнул взглядом по темным просторам… И едва поверил своим глазам, когда увидел быстро приближающийся к берегу треугольный плавник.
«Что? Здесь?!»
Он мгновенно узнал этот плавник. И понял, что сейчас будет. Именно так, с разгону выпрыгивая на берег или на лед, в его родных краях косатки охотятся на тюленей. Только сейчас этим тюленем был он сам.
Нойда отбросил бубен и выхватил зачарованный против диких сайво железный нож.
Плавник стремительно приближался. Громкий всплеск – и в туче брызг из воды вырвался черный волк. Увидев бездонную пасть, летящую прямо в лицо, саами пригнулся и кинулся навстречу зверю, целя ножом в левый бок. Черная туша снесла его с ног, над ухом лязгнули зубы. Нож вырвало из руки. Волк, взвизгнув, отскочил, развернулся на месте и пригнулся, вздыбив загривок.
– Во имя Каврая! Да это же аклут, – пробормотал нойда, выпрямляясь.
Острый плавник на волчьей спине никаких сомнений не оставлял.
Об аклутах нойда только слышал, сам же не сталкивался ни разу. Косатка-оборотень – так далеко от берегов Змеева моря?!
«Кому я настолько перешел дорогу?»
Нойда кинул взгляд в сторону лежащего на песке бубна. Сейчас бы воззвать к боевым сайво!
Но аклут, разумеется, не даст ему этого сделать.
Вновь раздалось рычание. У зверя хищно вздернулись брыли, обнажая белые клыки. Рука нойды метнулась к поясу…
«Проклятие! Он меня совсем обезоружил…»
Позади раздалось резкое лязганье, бряканье и нестройный звон.
Нойда оглянулся. Тучка, босой, в нижней рубахе и портах, стоял на косогоре, у калитки подворья. Он ударил в землю жреческим посохом, увешанным кольцами, и запел молитву, зовя Волозь-Шкая.
Кольца вновь громко зазвенели. На створке калитки проступило и засветилось, извиваясь, огненное змеиное тело.
Черный волк громко зарычал. Нойде вдруг почудилось, что над рекой, над Медвежьим Угором, с северной стороны наклонилась огромная ледяная тень с синими звездами-глазами…
Тут же откуда-то сверху вдруг дохнуло жаром. Горячий ветер пронесся над берегом Волхи, и у нойды сразу резко прибыло сил. На облака упал золотистый отсвет. Луна выглянула? Нет! Это наливались светом рога на вершине холма, в святилище Перуна.
Могучее тепло накатывалось волна за волной.
Синие звезды в небе погасли. Ледяная тень на севере медленно, досадливо развеялась.
Шаман быстро подхватил с земли бубен, ударил в него, не отрывая глаз от аклута, и завел длинную протяжную песнь. Заклинание, прогоняющее хищных сайво обратно в море, само прыгнуло на язык.
Арбуй тоже пел, мерно ударяя посохом в землю. Звенели кольца, полыхал огненный змей на калитке. Грозно гудел бубен нойды.
Вождь косаток дыбился и рычал, но будто становился все меньше… «Нет! Не почудилось!» – с ликованием понял нойда.
Черный волк в самом деле уменьшался прямо на глазах! Вот он размером с оленя… с теленка… С большую собаку…
Наконец рычание сменилось жалким повизгиванием. На песке съежился, скуля, черный щенок с маленьким, как у окуня, плавничком на спине. Оставив бубен, нойда шагнул вперед, протянул руку, схватил щенка за горло и поднял в воздух. Визг сменился хрипом…
Подержав оборотня в воздухе, нойда вдруг разжал руку. Щенок упал на землю и припал к ней, не осмеливаясь даже сбежать.
– Ты побежден, – негромко сказал нойда, наклонившись к нему. – А теперь, аклут, иди к тому, кто натравил тебя на меня. Ты знаешь, что делать.
Умолкший Тучка застывшим взглядом смотрел на нойду и щенка. Образ огненного змея на створке калитки медленно угасал. Черный волчонок, поджав хвост и оглядываясь на нойду, потрусил к реке, отплыл от берега, перебирая лапами, и вскоре исчез под водой.
– Брат-жрец, кто это был? – послышался голос ошарашенного арбуя. – Зачем ты отпустил его?
– Кто бы ни был, – отозвался нойда, глядя, как меркнут над Медвежьим Угором золотые рога, – он больше никогда не посмеет вернуться…
Ночь тянулась бесконечно. Гейда Кэрр даже не пыталась уснуть. Она сидела на поляне у костра, пока от него не остались лишь багровые рдеющие угли. Бродила по лесу, снова возвращалась к кострищу. В веже беспокойно ворочалась Кайя. Наставница отправила ее спать, но девушка тоже бодрствовала.
Как заснешь в такую ночь?!
Наконец гейда внутренним чутьем поняла: аклут возвращается. Она вскочила, поспешно подбросила хвороста на угли. Затем щелкнула пальцами, усыпляя Кайю. Гейда частенько так делала, поскольку творила много такого, чего ученице видеть пока не следовало.
– Где же ты? – прошептала она с нетерпением. – Ты несешь мне сердце врага?
Но нигде не было видно ни великана с черной рыбьей кожей, ни страшного волка с плавником на спине…
Наконец из черничника, окружавшего поляну, послышался жалобный писк.
Гейда завертела головой:
– Что? Кто здесь?!
Черный щенок, хромая, выбрался на поляну и подполз к ногам Кэрр. Гейда недоверчиво присела над ним – и увидела железный нож, глубоко засевший в боку.
– О, бедный! Иди скорее ко мне! – она поспешно закатала рукав: – На, кусай!
Черный щенок не заставил себя упрашивать. Уткнувшись мордочкой в руку гейды, он тут же впился в нее острыми молочными зубами. Гейда невольно застонала, когда волчьи челюсти, с каждым мгновением становясь все больше, глубоко въелись в ее плоть. «Этак он мне руку откусит!» – испугалась она в какой-то миг. Но зверь сам выпустил руку. Он был уже с большую собаку ростом. Аклут облизнулся, фыркнул – и плавно перетек в черного человека, ростом не выше самой Кэрр.
– Женщина, выслушай, – раздался низкий голос из-под личины.
Холодок пробежал по коже гейды. Аклут говорил с ней редко. Слова, звучавшие между ними, почти всегда оставались заклинаниями.
– Ты была мне хорошей женой, – произнес вождь косаток. – Знай, теперь я должен тебя съесть.
– Почему? – опешила гейда.
– Нойда без имени одолел меня в бою.
– А-а, – протянула гейда. – И отправил обратно ко мне. Ну конечно…
Как же она сразу не сообразила! Она, не раз точно так же поступавшая со своими врагами!
Привыкнув не знать поражений, можно доискаться беды…
– Что ж, так заведено у шаманов, – кивнула гейда, овладевая собой. – Только сейчас тебе не съесть меня, дружок. Ты еще слишком слаб.
– Я знаю, – кивнула личина. – Поэтому я вернусь завтра ночью.
Гейда бросила на него взгляд, полный горечи и бессильного гнева.
– А ведь я могла бы добить тебя, когда ты раненый скулил у костра!
– Могла бы, – подтвердил аклут. – Но не добила. А сейчас уже не сумеешь. Прощай, Зимняя Буря! Завтра мы увидимся в последний раз.
И, обернувшись черным волком, исчез в темноте.
Гейда еще долго стояла на поляне, опустив голову и сжимая кулаки. Ярость, страх и ненависть бурлили в ней, словно ядовитое зелье в котле.
«Побежал в море, – думала она, скрипя зубами. – Спешит набраться сил! Сейчас обернется косаткой, и все его племя потащит ему добычу. Весь завтрашний день он будет жрать тюленей, рыбу, белух – всех, кого ему принесут… А к ночи придет за мной. Безымянный нойда, будь ты проклят! Нет! Еще поглядим, кто кого…»
Заставив себя успокоиться, Кэрр села у костра и обхватила голову руками.
«У меня еще сутки… Что ж, не будем зря терять время! Первым делом – набраться сил самой и хорошенько накормить боевых сайво! Так, кто у нас есть под рукой?..»
Она уселась поудобнее и начала считать.
– Давно ли ты была в гостях у родичей, Кайя?
– Да не так чтобы очень давно, акка. В последний раз ты меня отпускала к моим на праздник Громовика. У дядьки Вига как раз родился четвертый сын, был большой пир…
– Как у них дела? – с улыбкой спросила гейда. – Давненько сихиртя не бегали ко мне за помощью! Видно, никто не болеет, не голодает. Сытые, довольные женщины рожают, едва откормив… Много ли детей прибыло в твоем племени за последний год?
– Немало, – удивленно глядя на гейду, ответила Кайя. – Я уже всех малышей и по именам-то не знаю. Как ни приду в гости к дяде, так новая мелюзга навстречу бежит…
– Это хорошо, – промурлыкала гейда.
И глубоко задумалась.
Знать бы Кайе, о чем размышляла наставница!
«Наслать мор? – прикидывала Кэрр. – Слишком долго! Нет болезни, уносящей всех в один день, а мне нужны их жизни к закату…
Призвать хищного зверя?.. Ледяной медведь мог бы убить три дюжины сихиртя, не притомившись. Хорошая гибель… Много боли, страха, криков, крови – дикие сайво любят полакомиться!»
Гейда досадливо засопела. И поиск медведя, и его призывание требовали немалого времени. И сил… А сил у гейды, после того как ею подкрепился аклут, осталось не слишком много.
«Я даже видение толком навести не смогу! Чтобы они со страху сами попрыгали с обрыва… Или перебили друг друга, приняв за врагов… Проклятый аклут, проклятый хитрец! Все мужчины – предатели, даже если они духи морские!»
Нет, был еще способ. Прибегнуть к Силе Моря, обитающей в великой короне, – и позвать большую волну. Морскую черную стену. Гейда такое уже разок проделала, потопив одного строптивого шамана вместе со всем его племенем…
Вот только почему-то в последнее время Кэрр ловила себя на том, что начала бояться великой короны. Это было очень странное, неприятное чувство. Каждый раз, надевая рогатый венец, шаманка испытывала пугающую неуверенность. Как будто корона только и ждет мига слабости, готовая впиться ей в череп…
«А я сейчас слаба… – гейда прислушалась к себе, гоня подползающий страх. – Сейчас ли? Может, просто минуется мое время силы?»
Неужели началось угасание, ждущее каждого, даже самых великих? Может, это старость подкрадывается незаметно?
«И самые сильные сайво уже огрызаются на меня, словно злобные псы на немощного хозяина…»
Гейда вздохнула. Оставался еще способ. Грубый, недостойный могучей гейды – но вполне действенный.
– Кайя, не хочешь ли сегодня проведать родню? – ласково спросила она.
– Э-э… если прикажешь, акка, – вновь удивленно и даже подозрительно взглянув на нее, ответила Кайя.
– Тогда ступай, дочь Чайки. Ты мне сегодня не понадобишься – будут кое-какие дела, в которых тебе еще рано участвовать… А теперь заберись-ка в вежу и возьми с полочки над очагом куклу о двух ртах…
Кайя убежала и вернулась, с опаской держа страшную с виду кожаную куклу, сильно пахнущую желтым рябинником. Один зубастый рот у куклы был на лице – вернее, он-то и был лицом, – а второй, широко распахнутый, зиял на животе.
– Передай вашим почтенным аккам-старейшинам от меня подарочек…
– Что это? Какая зубастая!
– Это особый сайво – живоглот. Я назвала его пожирателем бед – потому он и страшен. Сихиртя давно просили меня сделать оберег рода – вот он. Возьми, не бойся, он не укусит… Передай аккам – пусть соберут нынче всех на общую трапезу. Каждый в роду, не исключая малых детей, пусть возьмет куклу в руки и прошепчет имя своего страха или болезни – всего, от чего хочет избавиться. А потом живоглота пусть непременно бросят в очаг. В миг, когда он вспыхнет, всякая порча покинет сихиртя навсегда…
Кайя была тронута.
– Как ты заботишься о нашем племени, акка! Прости, я думала, что тебе до нас и дела-то нет!
– Я давно уже приготовила эту куклу, – добродушно улыбнулась гейда. – Все берегла до особого случая. Вот он и настал…
Кайя уже спускалась по тропинке с горы, радуясь внезапной доброте гейды и предвкушая встречу с родичами, когда услышала сзади топот и треск. Ее нагонял пыхтящий Зуйко.
– Сестрица… Выбрось куклу-кусаку! – задыхаясь, выпалил он.
– Почему?
– Эта кукла ест души.
– Не души, а порчу!
– Нет, души! Я не спал и слышал, что пела акка, когда шила ее у огня. В кукле сидит прожорливый морской сайво… Он съест всех, когда в огне лопнет кожа и выгорит рябинник…
– Да ты, верно, шутишь!..
Кайя внимательно поглядела на Зуйко. Потом вытащила из сумки живоглота и принялась рассматривать. Зря ли эта кукла сразу ей не понравилась? Что, если она не просто так кажется угрожающей и опасной? Кайя несла ее родичам, отметая подозрения, мечтая побывать у дяди Вига, обнять малышей… Неужели Зуйко прав?
– Зачем бы гейде убивать сихиртя? – подумала она вслух.
– Защити, сестрица, – жалобно ныл Зуйко. – Я боюсь! Акка созывает хищных сайво…
– Что ты несешь?
– Ты разве сама их не чуешь? Они летят и летят… Со всех сторон, из леса, из моря, из болота… И все страх как голодны! Они хотят крови!
– Акке служат хищные духи?
– Еще какие!
Кайя нахмурилась. Она знала: гейде подчиняется множество сайво. Кое-кого она сама видела – примером, сайво-разведчиков. Но лишь сейчас осознала, сколь мало ей на самом деле показывала наставница…
– Она их созывает на кровь?
– Да! – задрожал Зуйко. – Из нижних миров, с самого дна… Из преисподних огненной грязи, из подземного моря, из гнойного болота, где правит Бабушка-Паучиха…
Кайе вдруг вспомнился предок-червь, которого она не осмелилась призвать. И мурашки побежали по коже.
– Паучиха? – попыталась усмехнуться она. – Где ты такого наслушался?
– Я видел своими глазами, – понизил голос Зуйко. – Я следовал за высохшим морем…
– Что за высохшее море ты без конца поминаешь?
– Сестрица, – вздохнул Зуйко. – Ты уже почти гейда! Но совсем не такая, как акка. Защити меня от нее, не дай растерзать…
– Да как же я тебя отстою? – всплеснула руками Кайя. – Что я могу?
Про себя она отметила, что Зуйко говорит куда более связно и разумно, чем прежде. Неужели он притворялся полоумным при гейде?
«Похоже, тут все не то, что кажется! А я… просто птенец-слепыш!»
Зуйко же понял ее вопрос по-своему.
– Тебе тоже плата нужна? – спросил он печально. – Хочешь, скажу, где прячется ее самый сильный сайво?
– Аклут?
– Нет, муж-косатка и сам боится Силы Моря…
– Сила Моря? Дух, обитающий в великой короне?
– Нет, не в короне… Иди сюда, сестрица… Не удивляйся. Я много лет прожил у Кэрр и кое-чему научился…
Зуйко наклонился, протягивая к девушке длинные руки. Схватил ее за плечи, прижался лбом к ее лбу и забормотал непонятное.
«Наверно, говорит на своем языке, на словенском…» – подумала Кайя.
А потом будто твердая скорлупа лопнула между ними.
И она увидела…
…Широко раскинулась серая гладь моря. Бегут к северу низкие померклые тучи.
Ветер предзимья свистит, завывает, пронизывает до костей. Снег еще не выпал, но все уже или мертво, или уснуло…
Впрочем, нет – не все.
На пустынном берегу залива стоит ветхая рыбачья избушка. Крыша провалилась, дверь нараспашку. На пороге избушки сидит худой парень. Подперев ладонями голову, он смотрит в море, тяжело вздыхая.
«Да это же Зуйко!» – узнала вдруг парня Кайя.
Еще не заросший, не обезумевший… Только отчаяние тлеет в глазах.