Тень с Севера

Глава 10 Медведица

Ветер поменялся – тянуло не дымом и хлевом, а речной свежестью, – и сразу стало легче дышать. Нойда открыл глаза. Над ним плыли облака и шелестели метелки высокой травы. День клонился к вечеру.

«Вроде оклемался», – взбодрившись, подумал саами.

Тело уже не так отчаянно зудело, как после бани, и голова не полыхала жаром. Осталось лишь смутное ощущение нездоровья.

«Будто всю кожу сняли… Чтоб всем моим врагам после смерти навек в баню попасть!»

Нойда уже не раз изругал себя за то, что повелся на подколки, согласился принять вызов и попариться. Вышло развлечение всей деревне. Мужики бились об заклад, насколько быстро лопарь выскочит наружу. А Морока все подбавлял и подбавлял жару: «Для тебя же, колдун, стараюсь!» У нойды голова быстро пошла кругом. Горячий пар пропитывал тело, душил, выпивал силы… Теперь саами казалось, что он сам, по своей воле, лишил себя защиты и открылся всем недобрым духам.

Под конец Морока затащил его на полок, да еще и веничком прошелся. После чего вытащил почти беспамятного лопаря окунаться в речке. Оттуда сомлевшего нойду вынимали в шесть рук. Он лишь попросил уложить его под дерево в тенек. Там и отлеживался почти весь день, напитываясь земной силой взамен той, что забрала баня. Потом оделся и вновь пошел на реку. И теперь, на закате, чувствовал себя почти живым человеком…

Но все еще никуда не годным чародеем.

Нойда сел и огляделся. Вокруг тихо шумела березовая рощица на пригорке – березы всегда успокаивали его, помогали вернуться в ровное расположение духа. Склон плавно спускался к неширокой извилистой речке Висшоре. Слева в отдалении виднелись деревенские избы, ближе к воде выстроились приземистые баньки с поросшими травой крышами и серые лодочные сараи.

На реке маячили плоскодонки рыбаков. С мостков, где стирали местные бабы, неслись вопли и визгливая ругань. Нойда узнал голос жены пастуха и утомленно отвел глаза. Уйти бы в лес и не видеть людей – долго-долго!

«Все равно я теперь, похоже, несколько дней не смогу камлать…»

За бубен даже браться было страшно. А при одной мысли о шаманском поясе по коже начинали бегать противные мурашки.

Немного подумав, нойда открыл кожаный кошель с малыми сейдами. Расстелил на земле особый кожаный лоскут и высыпал на него пригоршню камешков. Гладкие окатыши со Змеева моря: побольше и поменьше, серые, черные, синеватые, с красными прожилками, мутно-белые…

– Может, вы мне что скажете?

Собрал снова все окатыши в горсть, встряхнул, прикрыл глаза.

– О атче Каврай, выправляющий пути…

Не глядя, разложил малые сейды на три равные кучки: прошлое, настоящее, будущее.

Опустил взгляд – и невольно рассмеялся.

– Не бывает так! Что за шутки!

Все три кучки были совершенно одинаковыми.

– Ну и что это означает?

Нойда задумался. Усмешка постепенно сползла с его губ. Он, кажется, понял.

«Для кого прошлое, нынешнее и грядущее едино? Для кого времени уже нет. Для мертвых… И для богов».

В подозрительную историю с двумя коровами, медведем и чародеем в ельнике замешаны мертвые… или боги?

Ну а что в ельнике сидел чародей, нойда даже не сомневался.

Ругань и вопли на реке наконец затихли. Только тишина стояла недолго. Из рыбацкой лодки полилась звонкая трель дудочки.

«Опять Морока, – рассеянно подумал нойда. – Что это он не со стадом, а на реке бездельничает?»

Зевнул, потянулся, ссыпал камни в сумку… И застыл с кошелем в руках. Веселое пение дудочки вызвало у саами какую-то смутную тревогу. Откуда, почему?

«Проклятая баня, совсем ослепли из-за нее очи души! Скорее бы отпустило…»

С реки снова раздались крики. Нойда поморщился было – но потом вскинулся, забыв о гадании. Крики были полны ужаса.

– Ведун! – раздались вопли поблизости. – Скорее, помоги!

– Медведь!

– Где медведь? – нойда вскочил на ноги, забыв о своей банной немощи.

– У реки! Бабу ломает!

На берегу и впрямь творилось нечто невообразимое. Люди метались, со всех сторон бежали мужики, бабы орали, созывая ребятишек…

– У реки? – озадаченно пробормотал нойда, спеша вниз по склону.

Вскоре шаман был уже на берегу. Толпа перед ним расступилась, пропуская к телу на траве. Женщина лежала простоволосая, смятая, нелепо и стыдно раскинувшись. Платок с головы был сорван, встрепанные волосы пропитались кровью. А только что была полная жизни, шустрая, языкатая…

– Где медведь-то? – спросил нойда.

– Нету! – послышалось со всех сторон. – Исчез!

– А был ли?

– Был, был! – закричали разом несколько женщин. – Как заревет, как даст лапой!

– Тогда ищите, а я погляжу, что с бабой…

Нойда склонился возле раненой – или убитой – женщины. Кажется, это была довольно молодая баба, но понять это сейчас было трудно – голова то ли размозжена, то ли попросту ободрана когтями. Нойда быстро ощупал череп, проверяя, не проломлен ли… Баба дышала, но была без сознания.

– Ну что там, ведун?!

– Кости целы… Кожа сорвана глубоко, много крови… Да, вот они, следы когтей. Сзади ударил, – пробормотал нойда, осматривая женщину.

Затем опустил веки и вытянул ладонь над грудиной женщины – тем местом, где у живых обитала душа.

– Все еще здесь, – прошептал он, потом добавил громче: – Сейчас я промою и перевяжу рану. Затем отнесите женщину в избу, чтобы ей побыть в тишине и покое. Ее душу из нижних миров пока никто не истребовал. Она скоро очнется.

– Нет нигде медведя! – раздался позади толпы чей-то запыхавшийся голос. – Как в воду канул!

– Может, за реку уплыл?

– Уплыл? Удрал!

– Да любой медведь уже давно сбежал бы от такого крика!

Нойда поднял голову, отрываясь от перевязки:

– Никто больше не пропал?

Все тут же начали переглядываться, окликать друг друга. Вскоре выяснилось – ни в деревне, ни на берегу никто больше не пропал и не пострадал. Конечно, оставались еще те, кто работал в лесу и на кулигах, малых лесных пашнях. И те, кто ловил рыбу на реке. И кузнец. И пасечник. И пастух…

Понемногу все успокоились. Послышались голоса: а может, и не было никакого медведя? Кто его видел-то? Бабы, кричавшие «медведь!», уже засомневались. Вроде видели, а вроде и нет…

Но вот женщина, лежащая в крови…

– Может, сама упала? – предположил кто-то.

– Ага, и сама себе кожу с головы спустила…

Нойда слушал разговоры, хмурясь.

– Кто последний говорил с этой женщиной? – спросил он.

– Я, вестимо, – вперед выступила круглощекая Бояна, жена Ворошилы.

Нойда внимательно поглядел на нее.

– Это вы так на реке собачились?

– Мы, – хмыкнула та. – На мостках белье полоскали, а потом поцапались малость с Душанкой.

– Как всегда! – ехидно заметил кто-то. – Любо-дорого послушать вашу брань!

Толпа загудела. Судя по всему, обе бабы и раньше не отличались мирным нравом.

– Потом Душана собрала белье и пошла к себе, а я за ней. Вон дотуда дошли вместе, – махнула рукой Бояна, – а дальше я направо, она налево. Я и десятка шагов не отошла, тут она как заорет! Оборачиваюсь – она уж вся в крови лежит…

Нойда нахмурился.

– Медведя не видела?

– Нет…

Саами протянул руки, чтобы на них полили водой, отер обрывком тряпья.

– Готово, – сказал он, поднимаясь. – Несите ее в избу. Рану я перевязал, зельем от огневицы смазал, а дальше как боги решат…

Женщину унесли. Нойда повернулся к жене Ворошилы:

– Где ты была, когда закричала Душана? Покажи.

Они спустились на десяток шагов вниз. Крутой травянистый склон, серые бревна и замшелые крыши сараев и бань… А вот и то место… Но как понять, что здесь случилось?

Им повезло. На тропинке чуть ниже вскоре нашелся след. Глубокий отпечаток медвежьей лапы…

– Вон оттуда шел, от бань, – загомонили деревенские. – И как это Бояна не заметила?

У реки снова поднялся гул голосов.

– Откуда косолапый взялся?

– Как из воздуха возник!

– Эй, охотники? Ищите, откуда зверь пришел!

– Душана очнется, расскажет…

– Не расскажет, ударили-то ее сзади. Она ничего не видела.

Нойда слушал и мрачнел.

– Вот что, венья, – громко проговорил он. – Как стемнеет, ступайте все по домам. Запритесь покрепче и сидите тихо.

Все вокруг сразу замолкли. Множество подозрительных взглядов впилось в невысокого лопаря.

– Ты на что намекаешь, ведун? – насупясь, спросила Бояна.

– Пока ни на что…

Как зашло солнце, Вишера будто вымерла. Только изредка перелаивались собаки во дворах. Нойда, поужинав у Ворошилы, снова ушел ночевать в сенник. Там устроился неподалеку от входа, оставив приоткрытыми ворота, положил рядом котомку с бубном, закинул руки за голову и принялся любоваться закатом.

Вечер был теплый, как парное молоко. Светлые летние ночи уже убывали. Однако сумерки все еще тянулись и никак не переходили в ночь. В темно-синем небе возникали одна за другой звезды. Вдалеке за рекой горела – не догорала розовая полоса.

Когда сумрак все же окутал сенник, послышались тихие шаги, и в ворота проскользнула тень. Нойда быстро протянул руку к бубну, однако тут же отпустил котомку, узнав пастуха.

– Эй, ведун, спишь? – послышался знакомый гулкий голос.

– Не сплю, живу.

– Это хорошо. Поговорить надо.

Ворошила, мрачнее тучи, тяжело сел в сено рядом с лопарем.

– Народ волнуется, – начал он без лишних слов. – Всем страшно!

– Чего боятся-то?

– Известно чего. Душана, говорят, к закату очнулась. Ничего не помнит! И медведя не видала. Теперь шрам будет на полголовы…

– Так боятся-то чего? – повторил нойда, зевая.

– Никогда такого не бывало, чтобы прямо в деревне зверь на людей нападал! Зимой еще шатун зайти может, не приведи боги, но летом… Сколько живу, о таком не слыхал!

– А я слыхал, – холодно ответил шаман.

– И что скажешь? – пастух приблизил голову к лопарю и очень тихо произнес: – Молчишь? Тогда я скажу. Мы тут не дураки… Это не настоящий медведь. Это оборотень!

Нойда молчал.

– Откуда он взялся? За что наказание?! Может, мы в самом деле лешего обидели? Или самого батюшку Велеса? Так ведь мы богов чтим. На все пиры честь честью зовем, куда нельзя – не заходим…

Нойда вдруг вспомнил свое гадание на малых сейдах.

– Чужих богов не обижали? – спросил он.

Ворошила почесал бороду.

– Тут чужих богов вроде нет. Ушли вместе с чудью. Изорянский звериный камень у болота стоит, да брошен давно… Откуда же напасть, ведун?

– Вы меня позвали, чтобы я разобрался, – как-то сонно отозвался нойда. – Вот я и разбираюсь.

– Разбираешься? Да ты на боковую собрался!

– Вовсе нет.

Ворошила озадаченно замолк. Потом с уважением поглядел на собеседника.

– А! Понял! Вот ты зачем ворота сенника открытыми оставил, а всем велел запереться… Думаешь, медведь снова придет?

Нойда пожал плечами.

– Смелый ты! Даже Бояна моя сказала: лопарь-то хоть и мозгляк, а духом могуч…

Нойда удивленно взглянул на него и хмыкнул.

– Так и сказала? Аж похвалила?

– Ты ей сперва не глянулся. Важничаешь, говорит, не по росту. На вид – соплей перешибешь… Но теперь, вижу, зауважала тебя. Мужик, говорит. Хоть и мелкий, и косорылый…

Нойда внимательно слушал. Потом неожиданно спросил:

– Почему твой подпасок вечером на реке болтался?

Ворошила моргнул.

– Морока? Попросился рыбу половить на вечерней зоре, я его и отпустил. Хотел один со стадом побыть, подумать спокойно, без дудки его проклятущей над ухом…

– А у тебя ведь дудки нет, – отметил нойда.

– Я – пастух кнута, – пояснил Ворошила. – Это особое, большое искусство… Еще есть пастухи рожка, дудочники-игрецы. Я таких не слишком уважаю. Все равно что вот ты – ведун, духами повелевающий. А они так, знахаришки…

– Морока, стало быть, пастух рожка? – с любопытством спросил нойда.

– Похоже на то, – поморщившись, ответил Ворошила. – Говорю же, не повезло мне с ним! Помню, увидел сироту, сразу понял: дар у него большой! Он слышит зверей, а они – его… Обрадовался, взял в семью. Начал обращению с кнутом вразумлять, а он ни в какую! Не могу, говорит, скотину пугать. Мне по сердцу, когда животины радуются, а не боятся… Под мои песенки, говорит, коровы обильнее доятся, чем под хлопанье твоего кнута… А по мне – хуже стало! Вона две коровы в лес удрали… Может, дудения перенести не смогли…

– Из-за чего твоя жена с Душаной поссорилась? – прервал нойда.

– Да из-за Мороки и поссорились. На реке стирали рядом, Бояна увидела, что тот рыбу ловит, и принялась его крыть за безделье. Душана из вредности вступилась, ну слово за слово…

– Ты говорил, Морока усыновленный. Почему с вами не живет?

Ворошила взглянул на него с удивлением.

– Зимой живет. Сейчас старается дома не появляться. Тепло, можно и под кустом ночевать…

– Почему?

– Вот пристал, почему да почему! Бояны боится. Не любит она мальчишку. Знаешь, как люди говорят? Из лесу гонит медведь, а из дому – мачеха…

Нойда невольно вздрогнул. Ему померещился ехидный смешок равка в бубне.

– Ступай, хозяин, – сказал он. – Иди спать… Мне надо подумать.

Хотел что-то добавить, но удержался. Лишь нахмурился.

Ворошила осерчал было – чего это тут шаман распоряжается? Но, видно, что-то увидел в его лице, поскольку без лишних слов встал и вышел за ворота. Еще и прикрыл их за собой.

Нойда тут же протянул руку к котомке и вытащил бубен. Взял его в руки, глубоко вздохнул, закрыл глаза…

«Черствеешь, нойда! – вскоре услышал он голос Вархо. – Затеял ловить оборотня на живца?»

– О чем ты?

«Почему пастуха-то не предупредил?»

– О чем я должен его предупредить?

«Как о чем? Медведица глаза откроет, а рядом мужик! Вкусный!»

– Не смеши, равк. Я тебя не за тем призвал… Что знаешь об изорянах?

«Действительно – зачем ей старый костлявый муж? – не унимался Вархо. – Хотела бы, давно бы сожрала… Тут вон нойда! Сперва не понравился – мелкий да косорылый, но теперь-то… О! А вот и она…»

Нойда распахнул глаза. Резко сел.

Кто-то темный, косматый скреб когтями створку ворот сенника, пытаясь открыть ее снаружи.

Нойда вскочил на ноги, схватил бубен и колотушку. Его глаза сузились, будто прицеливаясь. Он смотрел, как со скрипом отодвигается створка ворот, и в сенник, подняв морду и принюхиваясь, вразвалочку заходит лесной зверь.

«А вот и медведица! – послышалось из бубна. – Ого, какие мощные чары! Брат, тебе с ними не сладить!»

– Помолчи! Вижу!

«Ты знаешь что делать?»

Удар в бубен заглушил голос равка.

– О Каврай, отец волшебства, – запел нойда, не сводя взгляда с приближающейся медведицы. – Созидатель и разрушитель чар, отец правды, враг лжи! Развей вражий морок, атче! Дай победу твоему младшему сыну!

Ничего не происходило. Каврай не отзывался. Не открывались двери между мирами, не вытягивались незримые тропы… С тем же успехом нойда мог бы колотить в крышку от бочки. И его сайво-звери молчали, словно мертвые.

Только Вархо надрывался:

«Беги! Бросай бубен, беги!!!»

Медведица подошла к нойде, заворчала, встала на дыбы. Пахнуло тошнотворным запахом хищника… Прежде чем когтистая лапа обрушилась на саами, тот успел отбросить в сторону бубен.

Могучий удар швырнул его в сено. Нойда обнаружил, что лежит на спине. Успел мельком удивиться, что жив. А потом косматая туша навалилась на него, выдавливая остатки воздуха.

«Что ей надо?» – думал нойда, изо всех сил отбиваясь. Почему-то медведица не пыталась оглушить или задрать его, только подгребала под себя, хрипло урча.

«Что ей надо?!»

Наконец он понял и едва не расхохотался, несмотря на свое отчаянное положение. Медведица вовсе не пыталась его убить. Скорее совсем наоборот! Когти скребли кожаную парку шамана, стараясь содрать с него одежду.

– Пусти, дура! – придушенно хрипел нойда, силясь вывернуться из железных объятий.

Медведица недовольно зафырчала и стиснула шамана так, что у того затрещали кости, а воздуха в легких не осталось совсем. «Задушит и не заметит! – испугался саами, чувствуя, что не может вдохнуть. – Спокойно, спокойно! У меня еще есть немного времени… совсем немного…»

Усилием воли он унял страх удушья и заставил себя перестать бестолково отбиваться. Рука поползла к поясу, нашарила рукоять ножа. Нойда не понял какого – железного, зачарованного от нечисти, или обычного костяного, – да ему было и не до того. В глазах темнело, в ушах стоял звон, в голове уже мутилось… Слабеющей рукой шаман вытащил нож и ткнул медведицу в бок. Удар вышел совсем слабый – клинок воткнулся едва ли на четверть. Обычная зверюга и не заметила бы царапины…

В сеннике раздался женский вскрик. Тяжесть, навалившаяся на нойду, внезапно исчезла. Он жадно глотнул воздуха, закашлялся… Перед глазами плавали круги, горло жгло огнем. Когда он перестал разевать рот, словно вытащенная из воды рыба, медведица – или та, что пришла в ее облике, – уже исчезла.

«Эй, ты жив там?» – прозвучал в ушах нойды осторожный оклик Вархо.

– Да… Проклятие, что это было?!

«Тебе еще и объяснять надо?»

– Да нет! Кто это был, я знаю. Почему она ушла?

«Ты ранил ее, и морок развеялся. Теперь ищи бабу со свежей раной в боку!»

Нойда со стоном сел. Он чувствовал себя так, словно угодил под камнепад.

– И сдается мне, далеко искать не надо…

Во дворе послышался шум, за воротами сенника мелькали огни. Возня и женский крик разбудили семейство Ворошилы. Вскоре в сенный сарай ворвался полуодетый пастух, за ним Бояна. Нойда тут же уставился на хозяйку – зареванную, простоволосую, в одной рубахе…

Где же рана? Где кровавый след на боку?!

– Беда, ведун! – орал Ворошила. – Медведь Нежку унес!

Нойда, забыв о помятых костях, вскочил на ноги.

– Нежку?!

– Доченьку, красавицу нашу! – рыдала Бояна. – Со двора утащил! Куда ты смотрел, ведун?! Ты же сторожил?

– Нежку, – непонимающе повторил саами. – Унес медведь…

– Ей нынче не спалось. Я слышу, ночью пошла куда-то. – Пастух в отчаянии вцепился в седые волосы. – Спрашиваю: куда? А она: в сени, водички попить… Затем на крыльцо вышла. Шептала там вроде что-то… Потом тихо стало… А потом – крики, рычание!

– Я слышал рык, – подтвердил нойда, пока еще не совсем понимая, что происходит. – Но дочку вашу не видал. И медведя – тоже…

– Эх ты, сторож! – горестно махнул рукой пастух. – А еще ведун!

– Кто-то наше семейство проклял! – взвыла Бояна. – Кто-то на нас порчу навел! Сперва коровы, теперь Нежка! Ворошила, скликай мужиков, пошли за медведем в погоню! Может, еще жива доченька! А ты, ведун, стучи в свой бубен, ищи ее скорее! Зачем тебя нанимали?!

– Я… э… не могу, – отведя глаза, сказал нойда. – Я болен. Из-за этой вашей бани я всю силу растерял. Раньше, чем завтра-послезавтра, ворожить не сумею…

– Тьфу на тебя, сопля! – Бояна дернула за собой Ворошилу. – Иди зови мужиков! Не медли!

Пастух бросил на ведуна тяжелый взгляд и ушел, увлекаемый плачущей Бояной. Нойда проводил супругов ошеломленным взглядом. Затем выдохнул и навзничь упал в сено.

– Ну, что скажешь? – не открывая глаз, обратился он к бывшему равку.

«Вот дела! Это не та медведица!»

– Угу.

«А у реки-то Нежки не было!»

– Именно…

«Я вообще не понимаю, что тут творится!»

– А я, кажется, начинаю понимать…

Когда стихла суета, умолкли возбужденные голоса и огни факелов растворились в ночной тьме, нойда вышел за ворота сенника, на опустевший двор. Высмотрел в предутреннем сумраке подходящую колоду, уселся на нее, кинул в рот катышек травяной смеси и принялся задумчиво жевать, глядя на медленно светлеющий край неба вдалеке.

Спустя недолгое время появился тот, кого нойда и поджидал.

– О, ведун! – из-за угла дома неспешным шагом вышел белобрысый подпасок. – А чего в лес не пошел?

– От меня сейчас толку нет, – равнодушно ответил нойда. – После твоей бани чародей из меня никакой. А по лесу за медведем бегать мужики получше меня справятся…

Морока довольно хихикнул. Уселся на корточках неподалеку от ведуна и принялся разглядывать его.

– То-то, лопарь! Всю скверну из тебя повывели!

Нойда кинул косой взгляд на паренька. Во дворе было еще совсем темно, но для саами ночная тьма никогда не была помехой. «В семье Ворошилы он остался чужаком, – думал шаман. – И он не словенин…»

– А ты почему не пошел с мужиками медведя искать? – спросил он парня.

Морока неопределенно пожал плечами.

– Неужели за красную девицу не тревожишься?

– Тревожиться? С чего бы мне?

– Сестрица твоя, как-никак.

– Да ну, сестрица! Они с ее матерью меня за родню никогда не считали!

– А, – кивнул нойда, – ну тогда ясно, почему Нежка так на тебя смотрела. И для кого наряжалась…

Морока ничего не ответил. Нойде показалось, что отрок смутился. Или разозлился – он не понял. Впрочем, ответ подпаска прозвучал спокойно и насмешливо:

– Уж очень ты приметлив, ведун!

– Добрый помощник и должен быть приметлив.

– Следил я вчера за тобой на реке, – помолчав, произнес подпасок. – Много видишь, лопарь. Куда больше, чем прочие… А с бубном небось еще больше увидеть сможешь?

– Непременно, – подтвердил нойда. – Пара дней, ко мне вернется сила, и вот тогда!

– Гм-м…

Морока снова умолк. В темноте виднелся лишь длинный острый нос и насупленные русые брови.

– Давеча твой батюшка приемный сказал, – неторопливо, выверяя каждое слово, заговорил нойда, – что есть тут поблизости некое болото. А на краю его стоит изорянский звериный камень…

Морока вздрогнул, словно его ударили.

– Есть такой, – недоверчиво ответил он. – А тебе зачем?

– Хочу поглядеть на него. Я еще в силу не вошел, так для начала разведаю…

– Что разведаешь? – затаил дыхание отрок.

– Все, – загадочно ответил нойда. – Чтобы найти того, кто виноват.

Подпасок молчал. Думал.

– Медведя, что ли? – наконец спросил он.

– Медведя пусть твои родичи ловят, – усмехнулся шаман. – Тут ведь не в звере дело…

Морока даже отвернулся, чтобы скрыть лицо и все, что на нем отражалось. Нойда изо всех сил старался дышать ровно. Так бывает на рыбалке, когда еле-еле заметно начинает подергиваться поплавок…

– Когда собираешься на болото? – сдавленным голосом спросил Морока.

– Да хоть сегодня, пока все твою сестрицу ищут…

– Хочешь, провожу до камня?

– Сделай милость. – Нойда потянулся, поглядел на восток. – Вот край солнца над лесом взойдет – и в путь!